Вечная любовь

Глава 20

— Хок! — С бешено колотящимся сердцем Авриль быстро закрепила руль и подбежала к нему.

Хок осел на палубу, вид у него был потрясенный, правая рука безжизненно повисла.

Авриль опустилась перед ним на колени и, дрожа всем телом, обняла:

— Слава Богу, ты жив!

Здоровой рукой Хок прижал ее к груди. Лишь свист ветра да плеск волн заполняли тишину. Авриль судорожно стискивала его — страх все еще сотрясал ее тело. Она страшно испугалась за Хока и теперь была безгранично благодарна Богу за то, что он спас его.

Она во второй раз едва не потеряла мужчину, которого любила.

Спустя некоторое время Хок отстранил ее от себя и внимательно осмотрел:

— С тобой все в порядке, Авриль? Он не причинил тебе… — Нет-нет, со мной все нормально! — Как ни старалась она гнать от себя мысль о том, что намеревался сделать с нею Торолф, что случилось бы, не останови его Хок, ей не удавалось унять дрожь. — Это ты ранен. — Из глубокого пореза на руке Хока продолжала хлестать кровь. Авриль вытянула из-за пояса заправленную в штаны тунику и оторвала от подола край, стараясь не смотреть на разрез, сделанный Торолфом в ее наряде.

Хок даже не поморщился, когда она осторожно ощупывала рану, похоже, почти не чувствовал боли. Повернув голову, он уставился на черную поверхность океана, по которой скользили лунные блики.

— Не могу поверить, что я лишил человека жизни. — сказал он наконец пустым, бесцветным голосом. — Не могу поверить, что я убил его.

— А ты… — Авриль запнулась и тяжело сглотнула, — ты уверен, что он мертв?

— Да, — с окаменевшим лицом выдавил Хок. — Есть вещи, губительные и для иннфодт. — Он закрыл глаза. — Я убил его.

— Хок, это он пытался убить тебя, — напомнила Авриль, осторожно забинтовывая ему руку. — И я не заметила угрызений совести на его лице, когда он хотел перекинуть тебя через борт и готов был вот-вот… — Голос ее задрожал, она не закончила фразу, лишь закрепила повязку на ране, завязав узлом концы самодельного бинта. — И ты спас меня, — мягко добавила она. — Еще раз.

Хок кивнул, однако выглядел по-прежнему расстроенным и виноватым.

Авриль погладила его по щеке, мучаясь оттого, что не может утишить его душевную боль. Торолф был безжалостен, он без малейших колебаний убил бы Хока, Келдана с Жозетт и, возможно, многих других, но Хок не считал это для себя оправданием.

Воин по воспитанию и долгу, он был в душе сугубо мирным человеком. Даже ради того, чтобы спасти ее, себя, защитить свой народ, он считал недопустимым отнимать чужую жизнь.

— Хок, почему Торолф был так решительно настроен покинуть Асгард? — осторожно спросила она. — Что было в флаконе? Кажется, его содержимое доставляло ему большую радость.

— Торолф считал, что открыл тайну Асгарда, создал эликсир вечной молодости, основываясь на трудах моего отца. — Хок протянул руку и взялся за поручень. — Он сказал, что испытал его на Жозетт, когда похитил ее.

— Боже милосердный, должно быть, он сошел с ума!

— Может быть, но я не уверен. Ведь его раны действительно мгновенно зажили, Авриль. Зажили здесь, за пределами Асгарда. А Жозетт… — Хок тряхнул головой. — Торолф сказал, что сделал ее одной из нас, что теперь она — иннфодт.

— Но неужели это возможно?

— Не знаю. Если Торолф и открыл секрет на самом деле, то секрет этот умер вместе с ним. — Хок стиснул зубы. Авриль склонилась и положила голову ему на плечо.

— Хок, мы должны вернуться на Асгард, — тихо сказала она. — Нужно залечить твою рану.

Запустив пальцы здоровой руки в волосы Авриль, он прижался щекой к ее голове. Она почувствовала, как напряжено все его тело, и поняла, что он страдает от раны гораздо сильнее, чем позволяет себе выказать.

Затем Хок медленно отстранил ее от себя, встал, подошел к мачте и, завязав канат, закрепил парус.

— Мы не поплывем обратно, — сказал он ласково, но твердо.

— Что?! — задохнувшись, воскликнула Авриль. — Что ты хочешь этим сказать? Мы должны вернуться! Если, конечно, ты не можешь погрузиться в исцеляющий сон здесь.

— Нет, вне пределов Асгарда лангвариг совн к нам не приходит. В настоящий момент я так же смертен, как и ты. В течение шести дней. После этого я…

— Значит, мы должны немедленно вернуться на Асгард! — Авриль оглянулась, но они были теперь так далеко, что в лунном свете разглядеть берег острова оказалось уже невозможно.

— Авриль, я не повезу тебя назад, — сказал Хок тем же ласковым, но непреклонным тоном. Пройдя на корму, он взялся за руль и развернул корабль. Развернул на юг, в сторону, противоположную Асгарду. — Отсюда до Антверпена два дня ходу и два дня обратно. Я успею вернуться до истечения рокового срока.

Сердце Авриль заколотилось, словно птица в клетке.

— Что ты сказал? — воскликнула она, потрясенная. Потом вскочила на ноги и подошла к Хоку.

— Я отвезу тебя домой. — Он прямо посмотрел ей в глаза. — Я отпускаю тебя, Авриль, не могу больше держать тебя на Асгарде насильно. Ты рождена свободной, так же, как и твоя дочь, и я не хочу быть виновником вашей разлуки.

В душе Авриль одновременно всколыхнулось множество разных чувств. Удивление, недоверие, горькое сожаление бушевали в ней. Он отпускает ее! Делает то, чего она добивалась от него с самого начала.

Почему же она чувствует себя такой несчастной, почему ей так больно?

— Но почему именно сейчас? Хок, ты же сказал, что никогда… Ты ведь нарушаешь этим ваши законы!

— Ты значишь для меня больше, чем законы, маленькая моя валькирия, — надтреснутым голосом ответил Хок. — Я уверен, что ты не выдашь нашей тайны.

Всхлипнув, Авриль обхватила его и прижалась к его груди. Её сердце рвалось на части.

Обняв Авриль за плечи, Хок сказал тихим шепотом, почти неслышным в шуме ветра:

— К тому же я уже нарушил гораздо более серьезный закон. Вернувшись на Асгард, я буду обязан признаться перед советом старейшин, что убил Торолфа… — запнулся он, — и заплатить за это.

Авриль подняла на него встревоженный взгляд:

— Но ты выполнял свой долг. Рисковал жизнью, чтобы не дать ему увести твой корабль и покинуть остров. Это твой долг! Ты боролся за свою жизнь. У тебя не было выбора…

— Когда я бросился на него, Авриль, я не думал о долге. И то, что сделал Торолф, не оправдывает того, что сделал я. Я убил его! Я нарушил нашу самую священную заповедь.

Авриль почувствовала, будто холодный стальной клинок вонзился ей в сердце:

— Что сделают старейшины?

— Не знаю. За всю мою жизнь ни один иннфодт еще не убивал другого.

Авриль уткнулась лицом ему в грудь, не в силах произнести ни слова. Мысль о том, как сильно он страдает, была для нее невыносима. Он прижал ее к себе одной рукой, другой продолжал править рулем.

— Ты замерзла, — нежно сказал он. — Там, в центре палубы, под полом, у меня есть плащ и другая одежда. А также съестные припасы и пресная вода.

Авриль молча прошла туда, куда он указал, нашла чуть выступавшую над полом доску, подняла ее и увидела маленький трюм; Хок всегда держал корабль наготове для своих разведывательных вылазок. Она достала теплый плащ на меховой подкладке, бутыль с водой и мазь. Все еще дрожа от холодного ветра, вернулась на корму, смазала его рану. Там, в райском климате Асгарда, трудно было помнить, что за его пределами холодная осень.

Снова забинтовав руку Хока, Авриль хотела набросить плащ ему на плечи, но он решительно отстранил ее руки и сам нежно укутал ее плащом. Авриль обессиленно села у его ног. Ей казалось, что она уже никогда в жизни не согреется. Хок продолжал вести корабль на юг.

Рассвет занимался на востоке, обозначив серую линию горизонта.

Ей следовало бы петь от счастья. Ведь она наконец-то возвращалась домой, к Жизели!

Но внутри у нее все болезненно сжималось и дрожало, словно она вот-вот должна была рассыпаться на куски. Авриль протянула руку и коснулась ладони Хока:

— Я не хочу оставлять тебя.

— Знаю, — тихо ответил он, сжимая ее пальцы. — А я не хочу, чтобы ты уезжала. Но так нужно. Какое-то время они молчали.

— Помни: ты никогда никому не должна рассказывать, где была, Авриль, никому ни слова об Асгарде. — Авриль заплакала.

— И я… — У Хока перехватило горло. Когда он заговорил снова, голос звучал хрипло и сдавленно. — Я хочу, чтобы та еще кое-что пообещала мне. — Он потянул ее за руку, Авриль встала.

Она старалась казаться храброй и сильной, но у нее ничего не получалось:

— Я пообещаю тебе все, о чем ты попросишь.

— Тогда найди себе любящего мужа, который будет тебя беречь, холить, и лелеять и подарит много детей, которых ты будешь любить.

Авриль подняла на него взор, затуманенный слезами.

— Но мой муж — ты, — прошептала она. — Ты, Хок Вэлбренд, мой муж.

Хок закрыл глаза, сжал зубы так, что вокруг рта обозначились глубокие морщины, и опустил голову. Авриль протянула руку, притронулась к его щеке и ощутила под пальцами влагу.

— Это не должно было случиться, маленькая моя валькирия, — сказал он, проклиная злую судьбу. — Но боги оказались слишком жестоки.

Авриль протестующе затрясла головой, она не могла в это поверить.

— Нет, Бог не хочет, чтобы мы жили без любви — воскликнула, она, гладя его по щеке. — Именно любовь составляет смысл жизни и делает се бесценной независимо от того, долгий срок отпущен человеку или… — последние слова потонули в рыданиях, — или всего несколько дней.

Хок крепче обнял ее за плечи, а она отчаянно прильнула к нему и зарылась лицом в его плечо. Мысль была невыносимо мучительна: всего несколько дней! Как несправедливо, что судьба дарит им лишь два последних дня, которые предстоит провести в открытом море, на холоде. И таким будет ее последнее воспоминание о нем.

Нет, она не хочет, чтобы это было ее последним воспоминанием о нем. Она не может навек расстаться с ним в тот самый миг, когда только начала по-настоящему узнавать его. Не может посмотреть на него в последний раз, в то время как еще по-настоящему не видела его, не знала, не любила.

И Авриль приняла решение. Теперь это оказалось удивительно просто. С бешено бьющимся сердцем она потянулась Хоку и поцеловала в губы.

Они не сказали больше ни слова — их губы слились бесконечно долгом поцелуе. Авриль провела пальцами по его груди, по ребрам и почувствовала, как все напряглось у него внутри, как отвердели под ее руками его мускулы. Стон сорвался с его губ — стон, исполненный муки и страстного желания. Он быстро, на ощупь закрепил руль.

А потом они опустились на палубу, и в мире остались лишь твердые доски, покрытые мягким меховым плащом, — снизу, звезды на небе, уже уступающие дорогу утру, — сверху, а между ними — их томительная жажда друг друга. Безумство страсти и нежной любви. Авриль желала полностью раствориться в нем, отдаться ему целиком — пусть даже им отпущен всего лишь короткий миг счастья. Один последний, вечный миг.

Руки Хока скользнули под одежду и нащупали мягкое, податливое тело Авриль, глаза — небесно-голубые глаза, которые она видела во сне, — потемнели от страсти.

Непрошеная слеза выкатилась из-под ее ресниц, Хок вытер ее кончиком пальца.

— Авриль, — хрипло пробормотал он, проводя языком по ее щеке, — ты уверена, что хочешь этого?

Прижавшись к нему, она, почти касаясь губами его рта, прошептала ответ. Она страстно желала ласкать его и ощущать его ласки, обнимать и чувствовать его объятия, отдать ему всю ту нежность, что переполняла ее, всю себя.

Не отрывая взгляда от ее мерцающего то ли в лунном, то ли уже в утреннем свете тела, Хок раздел ее. Под его горячими поцелуями, под жаром его кожи, соприкасающейся с ее собственным разгоряченным телом, Авриль не замечала уже ни холодного воздуха, ни ледяных брызг. Чувствуя, как скользят по ней его ладони, она выгнулась, он постепенно возбуждал ее с таким искусством, с такой нежностью, что казалось — сердце вот-вот разорвется.

Пальцы Хока нашли заветную женскую сердцевину и ласкали ее до тех пор, пока томительное желание не исторгло тихого стона из груди Авриль. Казалось, прошла целая жизнь, вечность — и наконец они слились в единое существо: он так же всецело овладел ее телом, как уже владел ее сердцем. Ощущая, как его жаркая, твердая, как сталь, и нежная, как бархат, плоть медленно входит в нее и становится частью ее самой, Авриль не сдержала рвавшегося из глубины души стона, выражавшего страсть, томление и неизъяснимое, одновременно сладостное и горькое, наслаждение.

Бедра ее приподнялись, чтобы принять его еще глубже. Он начал мощно двигаться — у Авриль захватило дух. Ритм корабля, качающегося на волнах, стал и ритмом их движения, они слились воедино: взлет — падение. Плеск волн, шум ветра и их вздохи наполняли предутренний воздух так же, как Хок наполнял собою тело Авриль.

Авриль — словно приросла к нему, он стал частью ее, как раньше частью ее были воспоминания о разбитом прошлом. Она ощущала, как исцеляется от горечи этих воспоминаний, как возвращается к жизни. Больше, чем к жизни. К любви. Этот суровый воин с нежным сердцем доказал, как нужна ей еще, оказывается, любовь, как она еще способна любить. Он изменил всю ее жизнь. Изменил все!

Господи, ней! Прошу тебя, не отнимай его у меня!

Но даже небеса не могли сохранить их друг для друга. Им был дан лишь этот необыкновенный час. И все, что они могли, это не думать о завтрашнем дне.

Она отдавалась ему снова и снова, без остатка растворяясь в его всепоглощающей страсти.

Когда взошло солнце, осветив яркими лучами небо над их головами, Авриль с болью в сердце снова ощутила пронизывающий осенний холод, и тьма, которую не могло рассеять никакое солнце, заволокла се душу.

У причалов Антверпена теснились торговые и прочие корабли со всех концов света. Вдоль всех пристаней купцы торговались на десятках разных языков, придирчиво осматривали товары и пересчитывали деньги. Матросы — одни из них разгружали свои суда, другие, покончив с грузами, разбредались по тавернам, чтобы провести там всю мочь, — низкими, просоленными голосами распевали веселые песни.

Так много людей, подумал Хок. И все они утлендинг — чужеземцы из внешнего мира.

Ее мира.

Ветер, будь он проклят, все время был попутным и принес его кнорр в Антверпен очень быстро, менее чем за два дня. Когда родной берег Авриль показался на горизонте, Хок хотел было замедлить ход корабля. Но понял, что это лишь ненадолго отсрочит неизбежную разлуку.

А кроме того, хоть он и старался не показывать этого Авриль, чувствовал себя не лучшим образом. Болела рука, от усталости кружилась голова. Хок понимал, что ему нужно как можно скорее возвращаться на Асгард.

Что бы его там ни ожидало.

Когда он благополучно причалил к одному из пирсов, где уже теснилось немало кораблей, Авриль бросилась к нему. Они крепко обнялись в последний раз. Хок постарался навсегда запомнить этот миг: вечерние сумерки, аметистовые и серо-жемчужные звезды, зажигающиеся на небе, и Авриль, которую он нежно прижимает к сердцу.

Потом он помог ей сойти на пристань, но сам за ней не последовал.

— Подумай, еще раз предлагаю: давай я буду сопровождать тебя, пока ты не найдешь своего деверя, — сказал он. Авриль покачала головой и опустила глаза:

— Тебе нужно возвращаться домой. Не беспокойся обо мне. Люди Гастона наверняка ищут меня повсюду, а поскольку я исчезла в Антверпене, они сосредоточат свои усилия именно здесь. Так что их нетрудно будет найти.

Хок хотел многое еще сказать на прощание, но не смог. Авриль стояла, кутаясь в его плащ. Такая отважная. Такая красивая! Он никогда не встречал женщины, подобной ей. И никогда уже не встретит. Откуда-то из самой глубины, преодолевая печаль и сердечную боль, сами собой вырвались слова:

— Я люблю тебя, моя маленькая валькирия. — Ее глаза засияли изумрудным блеском.

— Я люблю тебя, муж мой!

Это будут последние слова, которыми они обменяются в жизни. Слова любви, а не прощания. Не сводя с нее горящего взора, Хок нехотя отвязал швартовы, веслом оттолкнулся от пирса и начал грести.

Авриль стояла неподвижно, провожая его взглядом. Так они смотрели друг на друга, пока… пока корабль не отплыл далеко-далеко… пока в вечерних сумерках не замаячил лишь отдаленный его силуэт.

Пока она совсем не исчезла из поля его зрения…