Когда я подъезжаю к ангару на зеленом снегоходе, который негласно стал моим, у него припаркован бордовый пикап Тоби. Теперь, когда рыболовный сезон закрыт, а гостиница Трапперс Кроссинг не принимает гостей, он может больше времени уделять ремонту старого самолета Фила и приезжает сюда с утра пораньше, пока в его мастерской, где он занимается техническим обслуживанием малолитражных двигателей, нет посетителей.
Когда я вхожу в боковую дверь, Тоби и Джона стоят возле бивера[2] 1959 года.
При моем появлении они синхронно оборачиваются.
– Ты забыл кофе. – Машу в воздухе термосом.
– Да. Я сообразил еще на полпути, но никак не мог заставить себя вернуться, чтобы снова возиться с ними.
Под «ними», я так понимаю, он имеет в виду Бьерна. Я бросаю на Джону неодобрительный взгляд, а затем переключаю внимание на грузного тридцатипятилетнего парня. Тоби стал моим самым первым приятелем здесь, когда мы только переехали в Трапперс Кроссинг в марте этого года, и я еще осваивалась в новом для меня месте.
– Не думала, что увижу тебя здесь, ведь сегодня рождественский ужин.
– Да. – Тоби почесывает коричневую щетину на подбородке.
В мае он снова побреется начисто, а пока та будет отрастать всю зиму.
– Я просто зашел проверить одну запчасть, которую ищу.
– Насколько длинный список поручений у тебя от Мюриэль?
Его лицо расплывается в широкой ухмылке, которая моментально придает его чертам мягкость.
– Две страницы. С обеих сторон.
И все же, я уверена, он не пожаловался бы, даже если его мать заслужила это. Он такой же добросердечный, как и его отец, и всегда готов прийти на помощь окружающим.
– Что ж, тогда удачи, – смеюсь я.
Он расплывается в улыбке.
– У нее есть список и для тебя, и он гораздо длиннее.
– Не напоминай мне, – стону я.
– Извини. Решил, что тебе нужно успеть подготовиться.
– Значит, к понедельнику она будет у тебя, да? – спрашивает Джона, возвращая разговор к теме самолетов.
– Сказали, что постараются доставить ее до начала бури. А как только получу этого малыша, сразу начну собирать. – Тоби похлопывает по разболтанному двигателю.
– Как думаешь, когда мы сможем снова поднять его в воздух?
Парень пожимает плечами.
– Трудно сказать. Насколько мне известно, кресла появятся только к концу января, но это, скорее, предположение, нежели факт. Но все остальное к тому времени уже должно быть готово, если не произойдет ничего неожиданного.
– Отлично. – Голубые глаза Джоны окидывают самолет: тот разобран на части и выглядит так, словно ему самое место на свалке. – А потом все, что ему потребуется, – свежий слой краски.
– Ты хочешь перекрасить его? – Тоби изучает корпус самолета, который, надо признать, в довольно приличном состоянии.
– В ярко-желтый, – без колебаний отвечает Джона. – Любимый цвет Рена. Не зря же нашего парня зовут именно так.
Если это не сентиментальность, то я не знаю, что. И это довольно нехарактерно для Джоны.
Я сокращаю расстояние между нами и обнимаю его за талию.
– Ему бы понравилось.
Он отвечает мне, крепко прижимая к своей груди.
В кармане Тоби пишит телефон. Он смотрит на сообщение, и по его тихому ворчанию понимаю, что это Мюриэль.
– Ну я пойду. Увидимся через несколько минут, да, Калла?
– Под звон колокольчиков. В буквальном смысле.
Волонтеры вечера в обязательном порядке должны надеть костюмы эльфов Санты. Свой я еще не видела, но Эмили предупредила, что звенеть он будет громко.
Выходя за дверь, Тоби посмеивается.
– Спасибо за термос. – Джона нежно целует меня в губы, а затем отстраняется. – Мне пора.
Но я обхватываю его руку, не давая сбежать.
– Не раньше, чем ты расскажешь, что это было в кухне. Почему они переезжают в комнату Агнес и Мейбл, если с гостевым домиком все в порядке?
Джона делает паузу.
– У моей мамы в прошлом году была тромбоэмболия легочной артерии. В августе.
– Это… плохо, да? – запинаюсь я.
На самом деле я даже не слышала о подобном заболевании.
– Это что-то связанное с легкими, верно?
– Да, закупорка. У мамы появились боли в груди, поэтому ее срочно отвезли в больницу и сделали все анализы. Нашли тромб. Довольно большой.
– Ей сделали операцию?
Джона качает головой.
– Я не знаю. Вроде бы в легкие ввели катетер, чтобы подавать лекарства для разрушения тромба. По-моему, это вполне смахивает на операцию, но мама сказала, что все время была в сознании. А затем назначили препараты для разжижения крови, поскольку она у нее быстро сворачивается. Так что разжижающие препараты ей, вероятно, придется принимать до конца жизни.
– Сейчас с ней все в порядке?
– Мама говорит, что да, но кто его знает. Она не сказала мне об этом, так что легко могла умолчать и о другом. – Джона мрачнеет. – Бьерн должен был мне позвонить.
– Похоже, она велела ему не беспокоить тебя.
– Да какая разница? Он должен был мне сказать. – Джона нервно расхаживает вокруг двигателя самолета. – Ведь я ее сын.
– Ты прав. Кто-то должен был сообщить тебе об этом. Но почему ты думаешь, что она решила скрыть от тебя операцию? Что бы ты сделал, если бы знал?
– Я бы поехал в Осло!
– Именно.
Джона останавливается, похоже, размышляя над моими словами.
– Я бы вылетел туда, как только мама сообщила мне об этом. Но тогда меня не было бы рядом с Реном в его последние дни. Или с тобой.
Не знаю, что сказать, чтобы смягчить отчаяние Джоны. Если бы на месте его матери оказалась моя мать или Саймон, я была бы в такой же ярости, как и он, узнав о случившемся более чем через год.
– А теперь этот чертов Бьерн, – он выплевывает имя отчима словно ругательство, – имеет наглость обвинять меня в том, что я заставил маму лететь сюда, чтобы увидеться со мной, когда я и понятия не имел, что происходит! Да, разумеется, я ни за что бы не согласился на это, если бы знал! Ей не стоило лететь сюда через полмира! Длительные перелеты для людей с таким заболеванием – всегда риск. Что, если разжижающие препараты перестанут действовать, и она окажется там посреди ночи с огромным тромбом в венах? Даже связи не будет, чтобы позвать на помощь!
– Так вот почему ты хочешь, чтобы они поселились в доме вместе с нами.
Кусочки пазла начинают складываться в единое целое.
– Если что-то пойдет не так, я по крайней мере буду рядом с ней.
Не знаю, насколько обосновано беспокойство Джоны, но знаю лишь то, что он глаз не сомкнет, если Астрид будет находиться по ту сторону озера.
– Это правильное решение. Я позвоню Агнес и предупрежу ее. Она не будет возражать. Все равно Мейбл только и говорила, что хочет остановиться в гостевом домике. Правда, это было до того, как она узнала, что там нет Wi-Fi.
– Спасибо, – медленно кивает Джона. – Эта новость застала меня врасплох. Я и не предполагал, что пора начинать беспокоиться о ее здоровье, ведь мама еще так молода.
– Похоже, у нее все под контролем. – Я протягиваю руку, чтобы пригладить его свежеподстриженную бороду кончиками пальцев. – С ней все будет в порядке.
– Думаешь? – В его голосе звучат нотки сомнения.
– Конечно! Вся компания – Сьюзан, Саймон, Астрид и Бьерн – под одной крышей. Что может пойти не так?
Джона со стоном откидывает голову назад.
– Кроме того, что Бьерн назовет Саймона шарлатаном?
– Ну, не считая этого.
Бьерн даже не скрывает, что считает психиатров ненастоящими врачами.
– Может, мы поселим Бьерна в гостевом домике одного?
– Прекрати, – смеюсь я, приподнимаясь на цыпочки, чтобы поцеловать его в губы.
В двадцать пять минут одиннадцатого я втискиваю свой джип в ряд припаркованных перед общественным центром Трапперс Кроссинг машин, готовясь к тому, что меня ждет неприятный разговор из-за опоздания. Мюриэль не делает различий между наемными рабочими и теми, кто жертвует своей свободной субботой перед Рождеством добровольно. В ее глазах работа – это работа, и ты должен отдавать ей все свои силы, несмотря ни на что.
По крайней мере сейчас хотя бы солнечно.
Собираю свои вещи и силы, поскольку чувствую, что, когда снова окажусь в этом джипе, буду совершенно вымотана. Выпрыгиваю на мороз. Меня отвлекает грохот слева, где на открытом катке с хоккейными клюшками в руках целая стайка детей отрабатывает удары по сетке.
Из дверей общественного центра выходит Мари. Следом за ней бежит Бонни Хэтчетт.
Внутри меня все будто сжимается, впрочем, как и всегда, когда я вижу красивую блондинку-ветеринара. Разница лишь в том, что моя реакция на нее уже не такая острая, как раньше.
– Что ты имеешь в виду? Ты видела, как это происходило? – спрашивает Мари.
– Не совсем… нет. – Бонни поджимает тонкие губы и хмурится. – Но мы все знаем, что с этими собаками плохо обращаются. Да и вообще, кем он себя возомнил? Появляется здесь, скупает землю, не обращая ни на кого внимания. – В ее тоне отчетливо сквозит горечь.
– То, что ты видишь в нем прямого конкурента бизнесу Гарри, не дает тебе права бросаться обвинениями в жестоком обращении с животными, – мягко возражает Мари. – Только если у тебя нет доказательств.
– А если мы найдем доказательства? Тогда ты поможешь нам, верно? – не отстает Бонни.
Вздох Мари свидетельствует о ее нечеловеческом терпении.
– Если у тебя будут доказательства, я попытаюсь что-нибудь сделать. Послушай, мне надо идти. У меня распланированы дела на всю вторую половину дня.
Похоже, Бонни не заметила неодобрения в голосе Мари, потому что энергично кивает головой и восклицает:
– Спасибо, доктор Лер. Спасибо за помощь.
Мари замечает меня и идет навстречу.