Ведьма из серебряного леса. Книга 2

Глава 4. Испытание

Шли недели, они сложились в месяц и наступила осень. Подготовка к осаде, как это ни странно, преобразила мое пребывание во дворце к лучшему: мое положение во дворце укрепилось, как и положение Рик. Вытягивая друг друга, мы постепенно завоевали себе место под солнцем и наконец-то могли ходить по собственному дому на правах хозяек.

Отношение дворцовых ко мне переменилось. Слухи об Эдвине ходили по всей стране, каждый второй солдат рассказывал либо о том, как колдун спас его лично, либо о том, как помогал их взводу. Люди в замке так же видели, на что я способна, когда я помогала укреплять стены. Магия перестает казаться чем-то опасным, кода встает на твою сторону в трудное время: я уже видела эту перемену в людях после того, как Эдвин спас нас шесть лет назад. Тогда я и сама стала жертвой этого чувства признательности, и теперь не обманывалась, ловя на себя благоговейные взгляды тетушек, которые еще месяц назад плевали мне в след. Война закончится и все их страхи могут вернутся.

Если не укрепляла стены, я проводила время в кабинетах, где помогала Рик принимать решения и растолковывала ей смысл докладов. Чувствовала я себя при этом неожиданно опытной и до ужаса важной, хотя последний раз отдавала приказы почти четверть жизни назад.

– … Не смей соглашаться, он же просто ленивый дурень! Ты сказала, он сделал, и думать нечего! А раз это его вина, пусть исправляет, и ни гроша он от тебя за это не получит…

– Приятно видеть тебя прежней, Одри, – усмехнулся проходящий мимо Вильям, министр иностранных дел. Он занимал это место еще со времен, когда мы отправились в Вайтенберг, но в замок вернулся только теперь, когда нам снова грозила осада. – Похоже, даже бродяжничество не выбило из тебя хватку.

– Не бродяжничество, а путешествие в исследовательских целях, – я пригрозила ему пальцем, улыбаясь.

– Как ни назови, а здесь ты на своем месте. Ты рождена управлять людьми, – убежденно сказал он. – Без тебя было туговато, все держалось на Томасе, но и ему иной раз не хватало твоего пламени.

От его слов я опешила и лишь молча вскинула руки, чтобы потом бессильно их опустить. Он просто не понимал, о чем говорил!…

– Подумай об этом хорошенько, девочка. Подумай о том, что тебе пора бы вернуться на свое место, – он подмигнул мне и удалился, самодовольно улыбаясь.

Разве я могла объяснить ему? Помогая Рик справляться с делами, я чувствовала себя нужной, вина, нахлынувшая на меня в стенах замка, отступала, мне казалось, будто я вовсе не бросила королевство на произвол судьбы. Но, по правде, я ведь бросила. И не осталось во мне прежней хватки, я была все тем же беспомощным существом, каким покинула эти стены шесть лет назад. Иначе я могла смотреться только на фоне Рик, которая в силу природной скромности и, как мне казалось, материнства, выглядела куда более кроткой и послушной.

Нет, я не могла и не собиралась оставаться, и, возможно, только понимание того, что все временно, давало мне силы вести Рик дальше.

По вечерам, отдыхая от забот, мы часто гуляли по осеннему саду вместе с Нилсом, сплетничали о мужьях и знакомых слугах. В одну из таких прогулок мы услышали тяжелые хлопки крыльев, я посмотрела вверх на закатное небо и увидела, что к нам приближается птица-гонец.

– Это от Эдвина? – спросила Рик с опасением в голосе: к сожалению, в письмах от братьев в последнее время хороших новостей не приходило.

– Нет.

Я выставила руку вперед, и сова села мне на локоть. Это была Альба, сипуха Уммы, моей знакомой колдуньи.

С Уммой я познакомилась на первом собрании, куда меня привел Эдвин. Тогда мы обе еще были ученицами, и сразу приметили друг друга в кругу молодых и самоуверенных колдунов. Позже мы еще не раз виделись на похожих сборищах, и бывало выручали друг друга, если кто-то попадал в передрягу. Присланное письмо было просьбой о помощи: Умма вляпалась, и на этот раз дело было серьезным.

Наше сообщество на самом деле было не больше, чем стайка старых друзей, которые собирались раз в год и могли помочь друг другу в трудную минуту, – а могли и не помогать. Но существовали и другие, целые кланы колдунов со своими правилами и методами, и они, как водится, не жаловали ни друг друга, ни одиночек вроде нас.

Умма уже пару лет как упорхнула из-под крыла наставницы и развлекалась, бродя по странам. Не так давно она встретила парня и влюбилась в него по уши, хотя он был из клана, о котором ходили дурные слухи. Мы с Эдвином долгое время о ней не слышали и решили, что она бросила это увлечение, как и прошлые, но по этому письму я поняла, что нет, не бросила.

Он убедил ее присоединиться к клану, и теперь она не могла оттуда выбраться. Она не писала прямо, что именно там происходит, – разглашение каралось смертью и, если письмо перехватили бы, ей бы пришлось еще хуже, – но по намекам, разбросанным по тексту, я поняла, что Умме грозит серьезная опасность. Она умоляла меня и Эдвина вытащить ее оттуда.

– И ты собираешься уйти? – обеспокоенно спросила Рик, когда я поделилась с ней произошедшим. Мы сидели в моей комнате, я на подоконнике, а она на моей кровати. – В последнем письме Томас и Эдвин писали, что нужно быть особенно осторожными. Они всего в неделе пути отсюда, ситуация может переломиться в любой момент.

– Мне сложно принять это решение, – призналась я, рассматривая письмо Уммы, которое еще держала в руках.

Передо мной стояла непростая задача. Я обещала Эдвину, что не покину стен замка, однако и Умму бросить не могла. Что-то подсказывало мне, что, если я не приду ей на помощь, это письмо станет последним, что я о ней услышу.

Я металась между двух огней, но на самом деле знала, что сделаю, еще до того, как я закончила читать письмо. Мне отчаянно не хватало причин, чтобы оправдать его даже перед самой собой – я просто знала, что должна ехать. Должна бросить замок ради подруги, которая доверила мне свою жизнь.

– Я еду к ней, – в конце концов произнесла я, найдя в себе силы признаться в своем решении Рик.

Однако мои слова служили для нее слабым утешением.

– Но, Одри, ты уверена? Что если ты не справишься? Все это выглядит очень опасным и…

Рик закусила губу, опустив взгляд на письмо в моих руках. «И безрассудным» – я слышала эти слова в ее молчании.

– Прежде, чем уйти, я проверю все окрестности вокруг через зеркало. И я оставлю тебе амулет, такой, какой был у Томаса. Ты сможешь позвать меня в случае опасности.

Рик не просто привязалась ко мне, как к подруге, я была ее защитницей, и она боялась остаться одна в такое неспокойное время. Но Умма тоже была моей подругой, и у нее, в отличие от Рик, не имелось ни высоких стен, за которыми можно было спрятаться, ни личной стражи.

Я уходила ночью, никто не должен был знать о том, что замок остался без придворной ведьмы: своим Рик будет говорить, будто я заболела и отсиживаюсь в комнате. Я не могла знать, сколько времени проведу, вытаскивая Умму, но на первое время этой легенды должно было хватить.

Рик обняла меня на прощание и, словно принцесса, провожающая своего рыцаря, вручила в дорогу теплую шерстяную шаль, которую сама связала. Я засмеялась и обняла ее в ответ, сунув в руку наскоро сплетенный амулет.

– Я скоро вернусь, – пообещала я, улыбаясь. – Обещаю.

Тогда мне сложно было ответить даже самой себе, почему же я приняла решение уйти из замка. Я не хотела бросать Умму, но я оставляла Рик, а вместе с ней и свой долг перед Томасом и королевством, где-то на задворках я это понимала, но сильный внутренний порыв гнал меня прочь из замка.

Позже мыслями я часто возвращалась к этому решению, и однажды поняла, что на самом деле я отправилась вовсе не за Уммой – я умчалась в лес сломя голову за самой собой. Я справилась со своей тьмой в замке, почувствовала себя сильной, – рядом с Рик даже котята могли ощутить себя пустынными тиграми, – и мне понадобилось доказать себе, что я вернулась. Что смогу справиться и без Эдвина, что я не боюсь всего на свете. Что я Одри Кровавая Роза, в конце концов, а не сломанная девчонка, предавшая все свои ценности.

Что ж, ищущий получает желаемое. Судьба сполна наградила меня испытаниями, которых мне тогда так хотелось, путь я этого и не осознавала, когда мчалась прочь от замка, чувствуя на плечах тепло от шали, подаренной Рик.

До места, где держали Умму, было всего четыре дня пути, еще день или два там, и четыре на обратный путь. В лучшем случае я укладывалась в две недели, оставалось только надеяться, что усилий Эдвина и Томаса хватит, чтобы отсрочить осаду хотя бы на месяц. Я искренне надеялась, что им это удастся и моя отлучка останется незамеченной.

В письме Умма указывало место, где оставит еще одно послание для меня и Эдвина. Спустя три с половиной дня бешеной скачки я оказалась почти у самых границ и отыскала вторую часть ее послания на путевом столбе.

Осень стояла в самом разгаре, сильно похолодало, но я была мокрая от пота. Облокотившись на седло не менее измотанной лошади, я утерла влажный лоб рукавом и стала читать.

– Во что же ты вляпалась?… – вздохнула я, пробежавшись взглядом по едва различимым строкам. С прошлого письма почерк стал почти неузнаваем, возможно, что-то случилось с рукой Уммы.

Я узнала, что она и еще несколько колдунов собиралась бежать перед началом ежегодного ритуала клана. Она была почти уверена, что их магию высушат подчистую, что бы это ни значило, так что никто из них не сможет сражаться, и мы с Эдвином были нужны для прикрытия в случае неминуемой погони.

Прочтя подробности предприятия, я впервые засомневалась в своей затее помочь Умме в одиночку. Однако отступать было поздно. Побег планировался следующим вечером, и времени, чтобы дожидаться подмогу, не оставалось, так что все, что я могла, это следовать предложенному плану и просто встретить беглецов в указанном месте. Мысленно я пожелала себя и беглецам удачи – она должна была нам понадобиться.

Однако в удачу я верила слабо, и, хотя собственная смелость уже сильно затуманила мне голову, в голове еще осталась капля здравомыслия: я отправила Эдвину посланника с подробным письмом о том, где я и зачем. Мне не хотелось, чтобы он оставлял Томаса, не хотелось заставлять его выбирать между моей безопасностью и безопасностью Томаса, однако, если побегом все пойдет не по плану, у меня хотя бы будет надежда. Или у тех, кто выживет.

В назначенную ночь я ждала их, забравшись на дерево. В небе взошла полная луна, она напоминала мне сырое тесто для пирога, а звезды вокруг нее сияли как рассыпанная мука, – наверное, после дворцовых обедов походная еда для меня уже не годилась, раз я видела на небе пироги.

Мои размышления оборвались, когда в темноте среди деревьев послышались шаги, сопровождаемые тихими голосами. Мечты о пирогах тут же развеялись, опомнившись от забытья, я прислушалась и почти сразу узнала среди голосов Умму. Сердце тревожно забилось, я поспешно спустилась с дерева и кинулась ей навстречу.

– Одри! Слава небу! – взмолилась колдунья, бросившись ко мне в объятия.

Она и остальные были одеты в старые балахоны, обнимая Умму, я почувствовала под пальцами обтянутые кожей кости и содрогнулась: она никогда не была худышкой.

– Где Эдвин? – спросила она, отстраняясь от меня и испуганно оглядываясь. Ее светлые волосы спадали на лицо сухой соломой. – Он ждет дальше, да?

– Он был занят, – проговорила я, от чего-то чувствуя себя виноватой. – Здесь только я, так что…

Распахнув глаза, Умма помотала головой.

– Подожди… как занят? Что случилось?

– Он на войне, – объяснила я. Мне хотелось сказать больше, но я подозревала, что времени у нас нет. – Идем, я расскажу по дороге.

– Нет! – она остановила остальных, вскинув руки. Ее взгляд бегал по земле. – Эдвин один из сильнейших, только он может им противостоять. Если нас поймают, не пощадят никого!… Без него у нас нет шансов!

– Мы должны попробовать, – возразила я.

– Ты не понимаешь! – Умма подняла на меня одичалый взгляд. – Лучше вернуться…. Вернуться сейчас же, может они нас пощадят!

– Я лучше сдохну в бегах, чем снова окажусь в яме, – выпалил один из колдунов, выступая вперед. – Я иду с рыжей.

За ним последовали остальные. Колдуна звали Дэв и он был среди них негласным лидером, это он организовал побег, как я узнала позже.

Мы устремились сквозь чащу, стараясь идти как можно быстрее, но не успело взойти солнце, и нас настигли. Они появились, словно вампиры из страшных историй, выплыли из-за деревьев бесшумными лесными тенями и атаковали без предупреждения, двое беглецов упало замертво и только по удару их тел о землю мы поняли, что нас догнали.

Я вцепилась в пространство и отправило в воздух мощнейшие волны, на которые была способна. Этот прием отлично сработал бы с воинами, но в этот раз мне противостояли маги, причем куда более опытные, чем я сама. Они погасили мои нелепые попытки сбить их с ног и атаковали во всей красе своего искусства.

Их магия была стремительной и резкой, она лишала жизни за секунды, пролетая фиолетовой стрелой от колдуна к жертве и обратно, заключив в себе крупицу сил убитого. Я знала эту технику, Эдвин учил меня защищаться от нее, и держалась позади бегущих, чтобы отражать атаки.

Где-то в темноте воздух разрезал новый свист, затем я увидела фиолетовую искру, и первая фиолетовая молния настигла меня. Руки вспомнили движение сами: когда она была у моей груди, и рассекла ее руками, словно разрубая на части. Эдвин тренировал меня до изнеможения, зная, что, если когда-нибудь я окажусь не готова к этому приему, это будет стоить мне жизни.

По отсветам я поняла, что наших врагов всего двое, но работали они со слаженностью близнецов. Вторая, третья молния, четвертую пришлось гасить в воздухе: она была предназначена одному из бегущих.

Наше отступление напоминало бутафорию, спектакль, мы двигались спинами вперед, медленно отступая за деревья и внимательно следя за преследователями. Те же проводили в движении лишь две из десяти секунд, отправляя в нас новые проклятия.

И все в тишине, ни слова, ни звука, ни вскрика. Вот, один из беглецов побежал от дерева к дереву, вампир вскинул руки, и между ними расцвела фиолетовая вспышка, на миг осветив его одежду и лицо. Еще секунда, стрела летит к нам… И второй, я успела это увидеть, начал плести искрящееся холодным зеленым светом заклинание. Они пожертвовали секундами, когда могли защищаться от меня, чтобы напасть вместе.

Я не боялась – пока еще не успела испугаться, все происходило слишком быстро, – и соображала лучше, чем могла от себя ожидать. Сосредоточившись, я подняла обе руки и танцующим движением перевела вытянутые указательные пальцы от своего лба по спирали в направление обоих колдунов. Мутные потоки незнакомой на этих землях магии, которой научил меня Тью, размылись в воздухе, и один из преследователей, тот, что собирался атаковать смертью, упал замертво.

Но мое ликование было недолгим.

Второй закончил плести заклинание и выпустил его по направлению к нам. Среагировать я не успела. Последнее, что я запомнила о том дне, это вспыхнувшие перед глазами зеленые огни.

Я очнулась на земле, воздух вокруг был ледяной, как в могиле, в обступившей тьме я смутно различала призрачные стены и слабые тени фигур. Они то исчезали во мраке, то появлялись вновь, я слушала чье-то умолкающее дыхание. Все было смазано, даже холод казался ненастоящим – задубевшие пальцы скребли земли, почти не чувствуя боли.

Вокруг меня образовался непроницаемый и неосязаемый кокон, толстый, как пеленальное одеяло, – ерзая и покачиваясь, я не сразу поняла, что окутавшие меня ощущения реальны. В теле не оставалось ни капли магии, вот в чем было дело.

Наткнувшись на чей-то балахон, я извинилась и попробовала позвать Умму. К счастью, она откликнулась и смогла добраться до моего угла, гремя цепями.

– Ты жива! – всхлипнула она, обнимая меня. – Одри, они убили всех, в ком оставалось хоть что-то…

Я прижалась к ней, стараясь согреться. Сознание работало урывками, в нем горела только одна мыль: согреться, скорей бы согреться.

– Что?…

Умма обняла меня крепче, кутая в свои лохмотья. Даже сквозь забитый нос я почувствовала исходящий от них жуткий гнилостный запах, но запретила себе думать об этом.

– Я идиотка, – проговорила она, всхлипывая. – Из беглецов они оставили только тех, кто уже давно пуст, и тебя… я не знаю, почему они не убили тебя, но я так рада!… Прости меня за это… лучше бы они убили тебя сразу… лучше бы тебе вообще было не приходить!

Я провела рукой по костлявой спине, успокаивая Умму и частично чтобы успокоиться самой. Плечи пробила дрожь, но уже не от холода.

Развязав свою перекинутую крест-накрест шаль, я укутала ей себя и Умму. Так мы и сидели небо знает сколько времени, один из выживших колдунов, тот, что еще мог говорить, рассказал мне, что здесь происходит.

Мы находились в темнице клана Жизни, как они себя называли. Старшие его члены бродят по окрестностям и заманивают новичков, обещая им великое могущество, но на деле они, разумеется, никого не учили. Всех тех, кому хватило глупости последовать за ними в чащу, немедленно опустошали и отправляли сюда, в яму, где держали, как дойных коров.

Маги этого клана в совершенстве умели управляться с жизненными силами, они вытягивали ее из своих пленников и насыщались, это и был секрет их могущества. Стоило силе забрезжить хотя бы в одном из пленных, его тут же выпивали. Такая жизнь была настолько невыносимой, что люди сознательно отрекаются от сил – они не желали быть выпитыми, и магия покидала их. Тогда вампиры забирали последнее, что у тех еще оставалось. Когда магия уходила из тела и взять больше было нечего, они забирали жизнь.

За все время, что жила в мире Эдвина, я не сталкивалась ни с чем более жестоким.

– Несколько месяцев назад они бросили к нам Дэва, он у них был адептом, но попытался сбежать, – рассказывал мне один из выживших. – Он был почти пустышка, едва дышал, когда оказался тут, но выкарабкался и помог нам придумать план. Он научился нас обращаться с жизнью, и мы стали прятать силы от надсмотрщиков, потихоньку скапливая их. В день ритуала мы передали все крупицы Дэву, и он смог одолеть стражу… Но не вышло.

– Рыжая поработала на славу, – саркастически фыркнул кто-то из дальнего угла. – Спасибо, теперь я умру, зная, что хотя бы попыталась!

Умма сжала мою руку, но промолчала.

– Ты старалась, – вздохнул говоривший со мной маг. – Извини, ты рисковала ради нас жизнью, наверное, ты заслуживаешь благодарности.

Я помотала головой, хотя этого в темноте было и невидно.

– Ты просто не знаешь, каково это, сидеть тут месяцами. Мы больше, чем друзья, больше, чем родня друг другу. В худшие времена мы давали ослабевшим пить свою кровь, чтобы они дожили до дня побега.

Мне оставалось только съежится под шалью, вокруг стояла кромешная тьма, но я зажмурилась, словно это могло отогнать жуткие картины.

Когда нас нагнали, маги из клана убили всех, в ком еще оставались способности – поняли свою ошибку. Пока среди пленных есть хоть один, кто может управлять жизнью, они могли сбежать. Из-за меня эти люди потеряли своих близких, и, что еще хуже, лишились последней надежды.

– Эдвин придет за нами, как только у него будет такая возможность, – проговорила я. – Я отправила ему послание с местом, где мы встретились.

Умма только покачала головой.

– Нет времени. Через две недели молодая луна, и тогда они проведут ритуал, который мы сорвали. Никому больше не спастись, Одри…

– Он может успеть, – возразила я, но никому не было дело до моих слов.

Прошло много времени, может быть день. Согревшись, я попыталась выкарабкаться из ямы, пыталась прослушать землю с помощью магии, но она не откликалась, только голова начинала кружиться.

Принесли скудную еду. Меня оставили без обеда, но Умма разделила со мной свою порцию, когда стражи ушли, это было небольшим подкреплением.

Никто не стал говорить в слух, но все пленные это поняли, и я в том числе. Если они не стали кормить меня, значит, не собирались держать в яме. Что они будут делать? Убьют меня в отместку за погибшего товарища?… Если они не сделали этого сразу, должно быть, мне готовилось что-то особенное.

Когда колдуны появились вновь, уже никто не сомневался, что на этот раз они пришли за мной.

– Одри, Одри!.... – Умма звала меня и цеплялась за одежду, но ее руки были так слабы, это было похоже скорее на поглаживания. Она отпустила меня быстрее, чем ее успели отшвырнуть прочь, и тихо заплакала. – Прощай!… Прости меня, пожалуйста прости меня… прости…

– Куда меня ведут?…

Мой вопрос оставили без ответа, четверо рук вытянули меня из ямы, сильная боль в плечах и бросок на землю, так что дыхание выбило.

Двое подняли меня и повели, не давая сделать ни шагу в сторону, ни остановиться. На мои вопросы они не отвечали, и я замолчала, чтобы не унижаться. В голове все стучало, что нужно найти выход, понять, где мы оказались, зацепиться за что-то и спастись, но я лишь беспомощно шагала туда, куда меня вели, не видя, не слыша и не понимая, что происходит.

Наш путь сквозь гулкую пустоту продолжался полчаса, один раз мы поднялись на ярус выше, и в итоге оказались в большом помещении. Мои проводники вдруг исчезли, они растворились во мраке, и я слышала только эхо их удаляющихся шагов.

Я осталась одна. Сжав челюсти, чтобы не заскулить от ужаса, я беспомощно шарила руками в обступившем мраке и ждала, что будет дальше. Происходящее подводило меня к опасной грани.

Спустя время я начала различать слабое эхо, наполнявшее воздух. Шорохи подолов, звуки каблуков, неловкие вздохи: всюду вокруг меня сновали люди, но они были метрах в четырех-шести, и ближе не подходили. Их присутствие пугало, но вместе с тем успокаивало: что бы мне ни готовили, ждать придется недолго. Я судорожно вдохнула.

Вдруг темноту разрезала яркая фиолетовая вспышка. Она возникла медленно, и я успела ее заметить прежде, чем стало слишком поздно: скрестив руки, я развеяла ее, когда она была уже возле самой груди. За первой появилась вторая, лишь на миг осветив балахон своего создателя. Я резко развернулась и с надрывным криком разрубила рукой воздух, я едва не упала, но молния меня не коснулась. Третья, четвертая…

Магические стрелв летели в меня со всех сторон, а я металась по площади, спотыкаясь и падая, как животное, которое загнали в яму и забивали камнями. Действовали колдуны нарочито медленно, позволяя мне отражать атаки, пока хватит сил. Видимо, это и была моя казнь, медленное избиение.

После каждой новой вспышки хотелось сжаться на земле, и пусть добивают. Все равно я не жилец, так ради чего мучиться?… Но каждый раз зверь внутри поднимал меня с колен и заставлял защищаться. Тело не хотело погибать, пока еще могло стоять на ногах.

Поток стрел прекратился неожиданно, я еще продолжала озираться, как сумасшедшая, ища угрозу, но атаки не последовало. Надо мной засиял чей-то свет, он не резал глаза, привыкшие к темноте, и постепенно, как восход, осветил окружившие меня фигуры в темных балахонах.

Мы находились в большой пещере с гладкими стенами, хранившими старинные фрески, меня обступали одинаковые фигуры в черных одеяниях… небо, куда я попала?…

Один из колдунов, тот, что стоял за темнеющим в стенах выходом из зала, снял капюшон, и я увидела его бледное лицо, обрамленное длинными белыми волосами, тонкими, как паутина. Вслед за ним капюшоны сняли и остальные, но их лица закрывали маски.

– Твое имя, – произнес старейшина, пристально глядя на меня красноватыми впалыми глазами.

– Одри, – ответила я, поворачиваясь к нему и заставляя себя встать ровно. Лопатки вниз, затылок тянуть вверх… осанка особы королевской крови, и ты уже не перепуганная до смерти девчонка. Хочется верить, что хотя бы внешне.

– Кто научил тебя отражать гарпун жизни, Одри? – спросил колдун. Его голос не звучал ни угрожающе, ни предостерегающе. Он говорил со мной, как пограничник, пытающийся дознаться, из какой я страны и имею ли право пересекать охраняемые им ворота.

Меня еще трясло от пережитого, мысли туманил страх, но я все же додумалась, что не стоит говорить им об Эдвине.

– Не помню, – соврала я. – Я училась у десятков магов.

– Что ж, в таком случае покажи, что еще ты умеешь, – предложил он, улыбнувшись почти добродушно.

Старейшина сделал приглашающий жест рукой, и ко мне с разных концов пещеры двинулись трое колдунов. Бежать было некуда, и я осталась на месте: что бы они ни собирались делать со мной, я не смогу помешать им.

Они встали передо мной, один из них положил ладонь мне на грудь, двое других последовали его примеру, и в тот же миг я ощутила, как меня наполняет теплый поток. Каждая клетка тела оживала, возвращалось осязание, помогавшее мне чувствовать стихии.

Посчитав, что достаточно, двое из них отошли, а один остался, встав в двух метрах напротив меня. Бледнолицый выжидающе смотрел на меня.

– Ну же, – требовательно произнес он.

Я осмотрелась. Чего он ждал от меня?… В глубине души я знала, чего, но не хотела делать этого.

Главный сделал жест, и маг напротив меня напал первым. Он использовал несложное заклинание, которое я развеяла порывом воздуха. Прежде, чем он решился на второе, я опрокинула его новой волной, мысленно встряхивая пространство, как тяжелое старое одеяло, а затем использовала один из приемов Тью, самый слабый. Коснувшись своих плеч сложенным крест-накрест руками, я плавно выпрямила их перед собой, словно раскрывая невидимый мешок, и мой противник дернулся, как будто подвешенный на веревке, а затем потерял сознание.

Колдуны вокруг меня зашептались, их ряды дрогнули, но волнение утихло, как только один из них подошел к телу и объявил, что их товарищ еще жив.

Бледнолиций не обращал на суматоху внимания, он не сводил с меня жадного взгляда. Заметив это, я замерла, чувствуя себя олененком под прицелом охотника.

Его болезненно красные глаза горели, как у похотливого юнца, а рот расплылся от предвкушения: то, что он только что увидел, насквозь проняло его истлевшую душу. Встретив этот взгляд, я, наконец, поняла, что означало это представление.

Они и не думали убивать меня – более того, моя жизнь в куда большей безопасности, чем чья-либо в этой зале. Старейшина скорее бросит против меня еще пару-тройку своих людей просто чтобы посмотреть, как легко я вытряхну из них жизнь, чем позволит кому-то причинить мне вред – по крайней мере, пока я не научу его этим фокусам.

Он называл себя Салтр, это имя казалось слишком зловещим, чтобы быть настоящим. Я узнала, что он создал клан Хранителей Жизни и десятилетиями совершенствовал свою технику, обучая ей немногих последователей, вместе они пили силы из других колдунов ради обретения могущества, но все, на что они его тратили, это поддержание клана и собственного бессмертия.

Повелитель жизни и смерти, как ни странно, заинтересовался фокусом с магией воды, и со временем я поняла, почему. Нарушить любую стабильную систему с помощью магии было непросто, или ты подстраиваешься под природные процессы, или ломаешь их ценой своих жизненных сил. Убить человека заклинанием – не каждый маг был способен на это, и дело не в морали, а в колоссальных усилиях. Эдвин мог валяться без движения неделю, просто развеяв проклятье, ломавшее человеческую природу, при этом и я, и он могли останавливать вышедшие из берегов реки и гасить лесные пожары, чувствуя после этого не больше усталости, чем от физического труда.

Салтр и его клан обращали жизнь в могущество и обратно с легкостью ребенка, играющего с водой и парой ведерок, но ни один из них не мог умертвить за мгновения, как Тью. Их пугало и завораживало то, с какой легкостью простое колебание стихии способно развеять по ветру пылающую бесценной энергией жизнь.

Салтр предложил мне быть их гостей и потратить немного времени на то, чтобы обучить его странной иноземной магии. Он не запрещал мне уходить и не заставлял меня остаться, однако я не обманывалась этой вежливостью: стоило мне возразить хоть единожды, и меня ждала участь оказавшихся внизу. Я знала свое место и была послушной пленницей.

Мы занимались примерно по часу в день, – едва ли в пещерах можно было уследить за временем. Я придерживалась тактики, которую в свое время использовал Эдвин, чтобы проводить со мной побольше времени. Я начинала с простейшего, разбавляя полученные от Тью знания рассказами десятков других магов воды, и каждый раз оставляла урок незавершенными, чтобы спустя время Салтр звал меня снова. Тогда я заканчивала объяснять старый трюк, и переходила к новому, который так же не успевала закончить.

На мое счастье, Салтр уставал очень быстро, и я точно могла рассчитать время, на которое его хватит. Со временем я стала подозревать, что он может быть вдвое, а то и втрое старше обычного человека, и силы, поддерживающие в нем жизнь, давно ему не принадлежали. Вот почему он так быстро выматывался.

Выходить и спускаться к ямам с пленниками мне не позволяли, однако по пещерам я могла перемещаться, как и когда захочется. Мне выделили келью убитого мной мага, кормили, давали одежду. Не только Салтр заинтересовался моими умениями, остальные колдуны тоже хотели научиться, но им, в отличие от старейшины, я могла отказать, а им приходилось принимать мои отказы. Стоило мне рассказать старику, что его приближенные хотят научиться убивать одним жестом, это вызвало бы у него никому ненужные подозрения. В связи с этим я заняла в клане неоднозначное, почти забавное положение.

Я была пленницей, нелепой ведьмой, играющейся со стихиями, в кругу вечноживущих вампиров. Они следили за каждым моим шагом из теней, но избегали преграждать мне дорогу. Их неиссякаемое высокомерие причудливым образом переплеталось с заискивающей улыбкой, а немая угроза с пугливой доброжелательностью. Никому из них не хотелось проверить мои таланты на себе, к тому же меня запрещалось трогать, пока я развлекаю Салтра. Но соверши я хоть один промах, и они разорвут меня без единого сожаления. Негласное перемирие, ненадежное, как водная гладь, но и я и колдуны делали все, чтобы не нарушать его.

Я избегала их попыток сблизиться, тем, кто пытался давить на меня, давала отпор, но только от одного из колдунов отделаться так и не смогла.

Его звали Сирил, бледный взъерошенный парень, чей облик, в отличие от остальных, еще хранил черты живого человека. Его кожа была не такой бледной, а глаза лучились мягкой зеленью южных болот. Единственный цвет, который выделялся из невыносимой серости пещер.

Он часто подкарауливал меня на пути к пещере, отведенную под столовую, или когда я бывала у подземного ручья. Возникая из ниоткуда, он усаживался рядом и делал вид, что хочет поддержать меня, помочь освоиться или вроде того. Он болтал со мной и неловко шутил, как будто мы были парой приятелей, встретившихся на прогулке. Его нелепые попытки вытянуть из меня секреты Тью ничем не отличались от хитростей остальных, но они в конце концов отступали, а он и не думал. Упорство, с которым он искал моего общества… в конце концов я увидела в нем возможность для будущего побега и решила принять его внимание.

– Ну что за нелепость! – смеялся Сирил, наблюдая, что я вытворяю с водой. По моему желанию струи отделялись от потока ручья, и носились по поверхности тройкой лошадей или обращались в дельфинов.

Я делала вид, что развлекаюсь, хотя на самом деле ходила к ручью, чтобы слушать воду. Чем дальше мне удавалось увидеть, тем ближе я была к тому, чтобы найти выход из пещер.

– Одри, это детские шалости, – говорил мой самопровозглашенный друг в черном балахоне. Он сидел рядом и болтал ногами, нелепо раскачиваясь всем телом. – С твоим талантом тратить время на стихии просто глупо! Настоящая магия намного интереснее и сложнее… Ты просто не захочешь возвращаться к такой ерунде, когда почувствуешь этот мир по-настоящему!

– Когда-то я тоже так считала, – проговорила я, вспоминая, как умоляла Эдвина научить меня чему-то серьезнее фокусов с водичкой. Позже мне впал шанс сполна ощутить металлический вкус «настоящей» магии, и больше она меня не прельщала. – Магия, о которой ты говоришь, не сложная и не интересная. Она беспощадна и жестока, и забирает волю, давая взамен лишь ложное чувство собственного превосходства над жизнью. Стихии – твои союзники, вы живете в одном мире и питаетесь силами одной природы, а то, о чем говоришь ты… это насильно вырванное из мироздания чудо. Оно противоестественно.

Я сама удивилась собственному красноречию, но Сирилу моя тирада, кажется, даже понравилась. Он глядел на меня, склонив голову на плечо, как любопытный звереныш, его глаза восторженно поблескивали в свете магических огней.

– Я готов согласиться со всем, что ты скажешь таким голосом, – проговорил он, озорно улыбаясь. – И все же огоньков и пузырьков слишком мало, чтобы жить в мире сильных, Одри. Ты многое знаешь, я восхищаюсь твоим талантом, но, смею допустить, что у тебя просто не было достойного учителя…

Он взял мою руку, и это было так неправильно, что меня пробрала дрожь. Однако отдергивать ладонь я не стала: чем крепче будет вера Сирила в мою заинтересованность, тем легче мне будет воспользоваться им, чтобы сбежать отсюда и увести остальных.

Он положил свою ладонь поверх моей, я чувствовала, как холодна его кожа, но стоило ему поднять руку чуть выше, и между нашим пальцами показалось фиолетовое пламя. Оно двигалось спокойно и плавно, словно языки костра, но намного медленнее. Блики на их гребнях были едва различимы, но их танец завораживал.

– Ну, и что в этом противоестественного? – спросил он, улыбаясь. Его пальцы дрогнули, и я почувствовала, как его силы переходят ко мне, затем отправила их обратно, подтолкнув навстречу легким импульсом. Вышло так легко, почти непринужденно… я удивлением попробовала перетянуть фиолетовый туман к себе, и обнаружила, что чувствую его ничуть не хуже, чем привычные стихии, и могу управлять этими силами с той же легкостью, пусть они мне и не принадлежат.

Эта игра продолжалась недолго, Сирил забрал собравшийся между нашими ладонями импульс и бережно поместил его на голубой мох, покрывающий стены пещеры густым ковром. Когда я пришла к ручью в следующий раз, на том месте растение выросло намного больше и образовало рисунок в виде сердца.

Наши встречи продолжались. После того, как я с головой нырнула в колодец с силами, с которыми не смогла справиться, я боялась даже чувствовать их, и Эдвин не мог помочь мне преодолеть эту стену, потому что и сам видел за ней угрозу. Сирил же обращался с опаснейшими потоками, как с игрушкой, восторгался своими умениями, как ребенок отцовским мечом, уговаривал меня проворачивать такое, на что я бы никогда не пошла раньше… Но теперь от того, как быстро я освоюсь, зависела моя жизнь и свобода, жизнь и свобода людей, которых я оставила в пещерах.

Я училась чувствовать наполняющие тело Сирила силы так же, как чувствовала природу. Он становился моим материалом, моей каплей воды или свечкой, отдавал в мои руки биение своего сердца, свое дыхание, и я орудовала ими, чтобы учиться.

Мы повторяли уроки снова и снова, пока в конце концов я не увидела, что на самом деле могу справиться даже с такой опасной магией, и мой страх перед ней не отступил.

Близился день ритуала, мое положение в клане становилось все более шатким. Я уже не могла растягивать уроки Салтра, а Сирил все настойчивее уговаривал меня стать одной из вампиров. Я понимала, что после того, как Салтр вытянет из меня все знания, для меня будет только один способ выжить, – остаться в клане на правах адепта, поэтому утроила свои усилия во время уроков с Сирилом.

Однажды старейшина вызвал меня к себе, хотя до нашего занятия оставалось еще много времени.

Когда я вошла в его келью, возле него стоял Сирил. Он выглядел сильно взволнованным и не сказал мне ни слова, однако этого было не нужно, я поняла, что дело серьезное.

– Сирил сказал, ты делаешь большие успехи, – проговорил Салтр, рассматривая меня, словно надеясь отыскать на моем лице хоть одно сомнение.

– Вряд ли мои успехи можно назвать большими, – проговорила я.

– Что ж, до сих пор ты играла роль наставницы и проверяла меня, – он протянул мне свои руки, обтянутые тонкой белой кожей, напоминающей скорее слой воска на кукольном теле. – Теперь я сам хочу испытать тебя. Покажи же, чему ты научилась.

Я взяла его длинные пальцы с острыми ногтями и прижала к своей груди, к точке под сердцем. Склонив голову, я сосредоточилась на самом ценном, что чувствовала внутри себя, и направила это к старейшине, не жалея.

Из его высохшего рта вырвался легкий вздох удивления: от своих слуг, не видящих солнца, он не мог получить подобного. Я же подарила ему звон ручьев и шуршание листьев, жаркое биение пламени и свободу ветров, все, что могла разделить с природой и что бесконечно любила. Моя магия, моя жизнь, я отдавала ему всю свою душу, и, воспользовавшись нашей связью и его восторгом, заглянула глубже в его собственное нутро.

Бездна, с которой я столкнулась, ошеломляла: в теле передо мной не было ничего живого, он был словно телега, которую чинили столько раз, что в ней не осталось ни одной изначальной детали. Запертые в его костях силы изнывали и бились, как в темнице, но старик крепко привязал их к себе.

– Ты способная девочка, – проговорил он, когда я отпустила его руку. Мне подурнело, но я знала, что сделала это не зря: я должна была стать хорошей приманкой. – Сирил рекомендовал тебя, и теперь я вижу, что в нем говорил не только пылкий юноша: твоя душа также богата, как и твоя красота, Одри.

Он коснулся длинными ногтями моих волос, затем моей щеки. Иссохший рот расплылся в улыбке.

– Я готов предложить тебе знания и кое-что куда большее, чем ты можешь представить. Жизнь не иссякает для тех, кто готов служить ей, но обходит стороной тех, кто пренебрегает ее тайнами. Скажи, готова ли ты занять свое место в этом круге, Одри?

Сирил говорил мне, что нужно отвечать, и я склонила голову.

– Я готова служить, – произнесла я с придыханием.

– Что ж, хорошо, – удовлетворенно проговорил Салтр, положив ладонь мне на затылок. – Вскоре я подарю тебе возможность доказать свою преданность и стать одной из нас. А пока ступай.

Я выдохнула вместе с очередным ударом сердца: если у меня и был шанс спастись из этого места, я только что его получила.

Когда мы вышли, Сирил крепко сжал мою руку.

– Я боялся, что тебя отправят к пустышкам, – тихо произнес он, но дрожь пробивалась даже в его шепоте. – Я не мог позволить им это сделать… это был единственный путь. Прости меня. Я знаю, как ты любишь солнце и леса, но когда-нибудь ты снова их увидишь, если будешь верна законам. В конце концов время больше не будет иметь над тобой власть.

Я сжала губы. Время все еще имело надо мной власть и куда большую, чем Сирил мог представить: в километрах отсюда шла война, и каждый час, что я провожу здесь, может стать последним для государства, которое построили мои предки. Все, кто мне дорог, в опасности, и я не могу ни защитить их, ни помочь в сражении, пока остаюсь в пещерах.

– Спасибо тебе, – ответила я, сжав его ладонь в ответ. – Я понимаю, что ты сделал для меня, и не знаю, как благодарить…

– Не стоит, – он яростно тряхнул головой. – Может быть ты когда-нибудь научишь меня фокусам, которые так прячешь ото всех. Считай, что я просто выбрал чуть более извилистый путь, чтобы утолить свое любопытство.

Он рисковал своим положением, чтобы спасти меня, и я знала, что дело не в магии Тью. Он надеялся, что я останусь с ним в клане, но будущего, которого он хотел, не существовало – не существовало даже девушки, ради которой он старался. Никого и никогда я еще так жестоко не обманывала, и тем больнее мне было думать о том, каких жертв придется потребовать от Сирила в будущем.

Время до ритуала тянулось невыносимо медленно, я почти не могла спать, в предвкушении свободы пещеры давили на меня все сильнее. Как я ни старалась скрыть свое беспокойство, его заметили, хотя и восприняли, как тревогу новичка перед первым ритуалом.

Они называли его «распитие», и говорили о нем, как о большом празднике, веселом застолье среди друзей, призванном укрепить тело и дух. Меня выворачивало от мысли, что придется в этом участвовать. Я знала, что не смогу завершить ритуал, и день новолуния станет последним в той маленькой жизни, которой обернулись для меня бесконечные недели в пещерах.

Сирил не отходил от меня, он полагал, что меня сдерживает волнение перед предстоящей церемонией, а не отсутствие ответных чувств, и терпеливо дожидался, пока я успокоюсь. Я позволяла ему надеяться, остальные колдуны уже не сомневались, что мы пара, – этого мне и было нужно.

В день церемонии мне выдали черную с серебром мантию, ритуальный кинжал и белую маску. Меня и остальных младших адептов вывели наверх, на поляну камней, где уже много десятилетий клан совершал свои кровавые ритуалы.

Свежий воздух вскружил голову, от обилия звуков и запахов сердце забилось чаще, я чувствовала себя запертой в клетке птицей, которую вынесли из темной комнаты на подоконник летним днем. Ветер и деревья были совсем близко, они манили и звали, но оставались все так же недосягаемы, как и в бездушной каменной темноте…

Людей из ямы уже вывели и поставили в центр поляны, луна освещала их худощавые фигуры, замершие в бессильном смирении. Они не смотрели на нас, они вообще ничего не замечали, словно стадо животных, выведенных на убой.

Мы встали вокруг них, и Салтр прочел речь о ценности жизни для тех, кто ей служит. Его слова царапали слух, теперь, когда до конца оставались минуты, я с трудом могла это выносить, хотелось крикнуть, чтобы он замолчал, заткнуть уши руками, но я лишь стояла на месте, сжимая кулаки, и ждала своей минуты: когда-нибудь она наступит, и это безумное ожидание, наконец, закончится.

– …Одри! – он выкрикнул мое имя после того, как сказал о новой крови в клане, и я очнулась, как ото сна. – Я даю тебе шанс доказать свою преданность. Опустоши сосуд и напои меня.

Я выступила вперед, держа в руке кинжал, сердце билось спокойно, но гулко, так что отдавало в уши. Толпа опустошенных магов дрогнула, все они, как один уставились на меня, и маска не могла защитить от их осуждающих взглядов.

– Одри… – воскликнула Умма, горько и бессильно, и я двинулась к ней.

Больше она ничего не сказала, жизнь в ямах вытянула из нее все, что можно. Она стояла, ожидая своей участи лишь с чуть большей горечью от того, что придется погибнуть от моей руки.

Подойдя к ней, я поднесла кинжал к ее лицу и начертила острием на лбу символ клана. После этого я отпустила кинжал на землю, и приложила пальцы к голове Уммы.

Что-то внутри противилось, но я заставила себя сосредоточиться. Как учил Сирил, я позволила внутренней жажде вести меня, и искала в ослабшем теле крупицы жизни, медленно притягивая их к себе. Когда их стало достаточно, между мной и Уммой возникла связь, я отдала подруге, сколько успела, чтобы мой маневр не заметили. Как только связь упрочнилась, я создала еще одну, между собой и Салтром, передавая ему то, что уходило из Уммы, добавив немалую долю от себя.

На меня было устремлено все внимание, соверши я хоть одно лишнее движение, и на меня бы немедленно бросились, однако я знала, что не смогу закончить – ведь я сделаю то, чего ждут от меня подозрительные взгляды. То, сколько времени останется до того, как на меня кинутся, зависит только от моей ловкости.

Шли секунды, отмеряемые импульсами исходящих из меня фиолетовых связей, звенящих в пространстве. Салтр с жадностью пил из созданного мной потока, и как только мне показалось, что он увлекся достаточно, я позвала все то, что в нем сидело, но не так, как это делали в клане.

Я не собиралась властвовать над силой, вместо этого я предложила ей себя, как сосуд, добровольно становилась ее марионеткой – то, чего раньше я так боялась, теперь было моим единственным шансом. Веками накопляемое могущество пылало ненавистью, почти как живое существо, оно не смогло устоять перед моим обещанием и устремилось к свободе. Искрящаяся магия обрушилась на меня, как водопад, заряжая не огнем, а безумными, хаотичными молниями.

Я вырвала из старейшины жизнь, как позвоночник из распаренной рыбьей тушки, и этого рывка хватило, чтобы лишить его воли сопротивляться. Оглушенный стремительностью, с которой я высасывала из него силы, он не сумел опомниться вовремя, и этого мига хватило, чтобы сделать процесс необратимым. Салтр стремился оборвать поток, но это уже было не в его власти: его силы сами искали выход из хрупкой оболочки, и ему было нечем им противостоять.

Мои глаза стремительно заволакивало синим, кожа пылала, но я не сопротивлялась этому пламени: в этот раз я не боялась последствий, они и были моей целью. Как я вселялась в воду и пламя, так теперь позволяла овладеть собой могуществу, что наполняло Салтра, становилась его телом, его мыслями.

Какое право они имели удерживать меня в заточении? Что значили эти муравьи в сравнении со мной? Вековая пыль – удел тех, кто смел пленить меня…

Безжалостная мощь рвалась наружу, и я позволила ей обрушиться на темные фигуры, собравшиеся вокруг. Она управляла моими движениями и моими мыслями, но не так, как когда-то: теперь я знала, какое место занимаю в происходящем, я словно находилась внутри огромного призрачного зверя, который терзал своих мучителей. Мы двигались синхронно, но не были ни едины, ни порознь, мы дополняли друг друга.

Колдуны атаковали, но их молний не хватало, чтобы причинить мне вред, они возвращались к колдунам, унося с собой не мою жизнь, а часть того, что выплеснулось из Салтра. Прежде, чем высвобожденная мною мощь истощилась, поляна опустела вполовину.

Умма и остальные сумели сбежать, старейшина лежал на земле неподвижной фигурой, а я осталась один на один с выжившими магами. Чужие силы покинули меня, они расплескались вокруг и обрели долгожданный покой, теперь я была уязвима, но еще могла колдовать. Теперь моя судьба зависела от Сирила.

За мгновение до того, как броситься на ближайшего колдуна, я нашла его взгляд в толпе. Он был в ужасе от произошедшего, но я кивнула ему, предлагая присоединиться.

«Ты был ближе всех ко мне и не мог не знать о моих намерениях. Тебе не поверят, и, даже если мне не удастся бежать, тебя убьют следующим. Беги со мной или умрешь от рук клана»

Больше я не смотрела в его сторону. Я должна была прорваться сквозь преградивших мне дорогу колдунов, догнать Умму и остальных, чего бы это ни стоило.

Словно спятивший танцор, я двинулась к ближайшему колдуну, и он упал замертво. В меня уже устремились две молнии, от одной я ушла, другую развеяла, припав на колени и чуть не упав на траву. Следующий выпад я бы не отразила, но тут моих врагов обрушилась их собственная кровожадная магия. Сирил ринулся на них, давая мне возможность подняться и вырваться, и я воспользовалась ей, ринувшись к деревьям.

Как только оказалась за стволами, я остановилась, чтоб помочь другу. Мне удалось попасть в нескольких магов, которые были к нему ближе остальных, и это дало ему несколько секунд, чтобы добраться до кромки леса. Схватившись за руки, мы рванули в чащу.