Глава двадцать вторая

Сначала казалось, что экстремальное утро и жуткие дневные приключения прошли и остались где-то там, как говорят, за перевёрнутой страницей книги. Если и вспоминалось что-то, то мельком и даже где-то с усмешкой: «Хорошо, что я такая… твердолобая. Другая бы на моём месте рыдала и вопила, и её приходилось бы отпаивать успокаивающим!» Иногда она трогала висок, чуть вспухший от уходящего синяка (спасибо целителям за то, что они есть на свете!), и только качала головой. Вспоминала, как очнулась слепой, связанной и сидящей на стуле в чужом доме, свой страх до дрожи — и хмыкала: надо же — такое только в кино видела, а оно — вон, с нею произошло…

Но к вечеру, когда Анюта совершенно вернулась к привычному бытию в своей квартире, с ней (она почуяла не сразу) почему-то начало твориться что-то странное. Нет, сначала и в самом деле всё было спокойно. Она посидела с «детками», обсуждая их колдовское «домашнее задание». Потом пришёл Викентий, и они поужинали. Она замечала бесстрастные взгляды бывшего, словно невзначай останавливающиеся на ней, понимала, что ему хочется обсудить то, что сегодня произошло. Но он же помалкивал, и она не собиралась обговаривать происшествие при Вере и Пашке, хоть они и были самыми активными участниками всех событий.

Потом «детки» снова занялись практическим усвоением того, что записали: они серьёзно читали что-то, а потом чуть не хихикали, когда прочитанное переходило в нечто видимое им, — дверь в их комнату была открыта, и слышно было всё. Викентий устроился у окна, в раскладном кресле, — привычно по прежней жизни, то есть с деловыми бумагами, а Анюта вымыла посуду и уединилась в спальне, чтобы перебрать постельное бельё и отсортировать его так, чтобы в скором времени для себя, для гостей ли сразу взять его с полки, а не искать, какое пригодится. Когда сортировку закончила, Вера с порога сказала:

— Ух ты, как тут у тебя ярко!

Не сразу сообразив, что девушка имеет в виду, Анюта обвела недоумённым взглядом комнату. Люстра сияла всеми четырьмя лампочками, а ближе к шкафу с бельём она, оказывается, подтащила старенький, но всё ещё действующий торшер.

— Темнеет, — сказала она, невольно улыбаясь, — Не хочется глаза напрягать.

Тихий, почти семейный вечер. Анюта, глядя на читающего бывшего, вынуждена была признать, что Викентий неплохо вписался в её квартиру. Одной или даже с «детками» ей как-то было не по себе с наступлением позднего вечера. Так что, закрыв дверь к себе, она позвонила к матери и вволю наболталась с Лёлькой, а потом и с самой матерью, которая настолько умирала от любопытства, что набивалась в гости, чтобы посмотреть на такое чудо, как принятые дочерью «детки» и бывший. Анюта посмеивалась и обещала, что однажды она сама пригласит родителей и Лёльку к себе, на торжественный обед. Потом трубку взяла Ленка, и сёстры с удовольствием поболтали обо всём на свете.

Больше тянуть нельзя. Время — к одиннадцати.

Как будто услышав её мысли, «детки» вдруг резко и тревожно загомонили, так же резко замолчали (по впечатлению Анюты — опасливо затаились, как бы хозяйка не вовремя не услышала чего не надо), а потом в квартире жёстко запахло горечью сожжённого предмета. На едкий запах горелого Анюта из своей комнаты вылетела мгновенно и чуть не ворвалась в гостевую комнату, обеспокоенным взглядом обшаривая комнату в поисках огня и дыма.

— Народ, вы что тут делаете?

«Детки» разогнулись от стола и виновато глянули на хозяйку.

— Да ты не бойся, ладно? — сбивчиво заговорил Пашка. — Это я промахнулся немножко, но мы… Мы уберём всё, ладно?

Быстро приблизившись к столу, Анюта увидела новёхонькую, с белым фитилём свечу в подсвечнике, а рядом — чёрные хлопья явно скомканной бумажки. Из-под этих хлопьев до сих пор курился чёрный дымок.

— А объяснить? — предложила она, с трудом удерживаясь от желания немедленно схватить полотенце и потушить им то, что ещё явно тлело.

— Ну, я хотел поджечь свечу, — заторопился Пашка, а Вера, которая торопливо принялась спахивать сгоревшую бумагу на какую-то картонку, закивала, подтверждая. — Но не просто посмотреть на свечу, а махнуть на неё рукой. И промахнулся, — мрачно закончил он. — Но я потренируюсь — и всё будет хоккей, ага?

Скептически глядя на чёрное пятно, образовавшееся на лакированной поверхности стола, Анюта сказала:

— Так, с огнём опыты прекращаем, а завтра идём покупать школьный набор юного мага огня. Идёт?

Удивлённый Пашка открыл рот. Вера — тоже, но вовремя спохватилась.

— А что за набор?

— Пошутила, — буркнула Анюта. — Пойдём покупать стекло на стол, чтобы лак в следующий раз не испортили.

Мальчишка смутился и низким голосом сказал:

— Я могу убрать этот след. Ну, ошкурить его, а потом снова залакировать.

— Замечательно! — обрадовалась Анюта. — А ещё неплохо бы в следующий раз заранее продумать правила безопасности. Ну, когда будете проводить ещё один опыт.

«Детки» повздыхали и согласились быть более предусмотрительными. Воспользовавшись их послушанием из чувства вины и насмешливо вспомнив, как сегодня приезжала Агния с сумкой продуктов, а заодно с деньгами за испорченную ею штору, Анюта немедленно погнала их умываться перед сном, а потом лично убедилась, что в их комнате не только темно, но и тихо. Закрыв дверь к ним и усмехаясь, она быстро постелила Викентию, благо он уже разложил кресло. Кивнув ей в знак благодарности, бывший пробормотал:

— Я ещё немного — и тоже спать.

— Спокойной ночи, — улыбнулась Анюта.

Когда она выходила из гостиной в свою спальню, он выключил верхний свет и зажёг настольную лампу, которую Анюта заранее вынесла ему из кладовки.

В своей спальне она быстро приготовилась ко сну и, выключив свет, легла, уже сонно таща на себя одеяло. Из окна мягко лился отсвет дальнего фонаря… Она закрыла глаза — и, резко сев, отшвырнула одеяло.

Она снова ослепла!

Едва только закрыла глаза, темнота оглушила не легче удара по голове…

Широко распахнув глаза, она чуть не вывернула шею, суматошно обернувшись к окну. Но глаза видели всё тот же приглушённый, дремотный отсвет фонаря.

Отдышавшись, ошеломлённая Анюта боязливо встала и шагнула к стене. Палец на выключатель — люстра ярко осветила комнату. Прикусив губу и чуть не плача, она постояла некоторое время у стены, лихорадочно соображая, что делать. Успокоилась и кивнула себе: «Ты дома. В квартире есть те, кто поможет, попроси ты о помощи. Так что выключай — и ложись спать!»

Вдохнув, она выключила люстру и, привыкнув к темноте, добралась до кровати. Легла. Пару минут бездумно смотрела в потолок и осторожно закрыла глаза…

… Через пять минут она зажгла все свечи, какие только нашла. Все они были либо в подсвечниках, либо в маленьких шандалах, но все же отличались главным: будут гореть, пока не растают в своих тарелочках-подставках. Уверенная, что теперь-то она сумеет заснуть без страха, она уже с опаской легла и натянула одеяло, закрывая замёрзшие плечи. Долго смотрела в шкаф напротив, на его медовый при свечах отблик… Насторожённо закрыла глаза… Стало не так страшно, но… Сон сбежал!

Она ворочалась и так и этак, переворачивалась с боку на бок. Прочитала заклинание на сон, а потом молитву. Всё зря… Захотелось воды. Вспомнив, что не однажды ей помогала заснуть тёплая вода — хотя бы полчашки! — она тихо встала.

Возле двери в гостиную прислушалась. Бывший спит. Наверняка. Значит, можно тихонько пройти в кухню. Слава Богу, пол не скрипучий… Дверь бесшумно открылась. Анюта снова прислушалась. Викентий спал. Она расслышала его тихое сопение даже от порога своей комнаты. А может, ей показалось, что он сопит… Она быстро пробежала босыми ногами по тканой дорожке к прихожей и свернула к кухне. Здесь, как и в гостиной, светил тот самый фонарь. То есть свет был таков, что Анюта легко нашла чайник и поставила его греться на газовую плиту.

Вернулась она в комнату успокоенной и сразу нырнула под одеяло. Снова прочитала и заклинание, и молитву. На этот раз сработало, хоть и с небольшим, не очень приятным привеском. Она задремала, и в её личное пространство медленно вползли события дня… Кошмары обрушивались таким непрерывным, страшным скопом, словно с огромным нетерпением дожидались мгновения, когда она, наконец, уплывёт в тёмные воды сна. Задыхаясь, она бежала от догоняющих её собак. Вскрикивала, когда на неё бросалась змея Людмилы. А где-то в стороне невидимый старик Нил с сарказмом комментировал эти ужасы, будто именно он и насылал их на Анюту. И ехидно добавлял, что в следующий момент будет угрожать ей…

… Постель заколыхалась вместе с собаками, которые нагоняли ей. И неожиданно свирепый собачий лай стал тише, и в нём появились странные интонации растерянности и даже бессильной злости, а Анюта будто влетела в тёплую, а главное — защищённую нору, маленькую, но очень уютную. Минуты она приноравливалась к этой норе, как бы поудобней в ней уместиться. Нора сонно и странно ворчала: «Засыпай уже. Мне завтра с утра…» и обнимала её. И в одну секундочку Анюта вдруг поняла, что надо не засыпать, а просыпаться, потому что…

— Вик?..

— Мм?

— Ты… откуда здесь?!

— Не кричи… Я спать хочу.

— Но…

— Ты плакала, и я понял, что тебе снится что-то плохое. Аня, давай спать.

— А-а… — Она всё-таки подняла голову с его горячего плеча (ну-ну — тёплая нора!), основательно ошарашенная, и оглядела комнату.

Горела только одна свеча — на комоде в углу. Изумлённая, Анюта спросила:

— Это ты потушил свечи?

— Угу…

Она взглянула на него, который, недовольно сопя, натягивал на плечо край одеяла.

— Зачем?!

— Мне мешают.

Она хотела сказать: «Эгоист!», но вместо этого легла и, чувствуя, что сон опять сбежал, некоторое время разглядывала бывшего, пока он, с закрытыми глазами, не сказал:

— Нарвёшься.

Вспомнилось, как он приехал, как призрак не пустил его в дом… И как она тогда отчаянно помечтала хотя бы об одной, последней ночи с ним, даже если он после неё уедет навсегда из её жизни. Хочет ли он её сейчас? Вроде сказал одно только слово, но… Это ведь не… А если спросить в лоб?

— А если мне этого хочется? — прошептала она, и он мгновенно взглянул на неё. Глаза — совсем не сонные, заблестели в свете единственной свечи. Но ей показалось — он не понял, чего она хочет, и тогда она заторопилась: — Может, мне хочется — нарваться? Что тогда?

— Тогда…

Он мягко приподнялся на локте, а Анюта, наоборот, легла и с наслаждением запустила пальцы в его взъерошенные со сна волосы. Она ещё помнила, как он реагировал на это прикосновение! Викентий охнул, втянул воздух сквозь зубы и, склонившись, прильнул к её губам…

… Они лежали на спине, взявшись за руки — тоже привычка из прошлого, и Анюта, стараясь успокоить дыхание, раздумывала: почему же, если им всегда было так хорошо, они расстались? Неужели только из-за его родителей? Но думать было лень. Приятней было слушать, не глядя, взбудораженное дыхание Викентия и ощущать его горячие пальцы, которые крепко сжимали её ладошку.

— Ты… — начал он и замолк, всё ещё тяжело дыша. Она промолчала, выжидая. Он попробовал снова: — Тебе… правда хотелось?

— Правда. — Говорить было тоже лень. Горячая истома требовала долго и вкусно быть изнеженной и разомлевшей.

Но тут бывший сказал такое, отчего Анюта озадаченно заморгала глазами.

— Меня перевели на более… оплачиваемую должность. У нас теперь есть деньги. Давай осенью отремонтируем эту квартиру? Лёльку сюда привезём.

Она повернулась набок, чтобы смотреть на него. Правда, свеча уже догорела, но Анюте темнота теперь не мешала. Тем более Викентий тоже повернулся к ней.

«У нас?» Деньги есть у нас? Викентий не ошибся в высказанном?

— Но… Вера с Пашкой…

— Я слышал их разговор. Они у тебя ненадолго. Ту комнату, в которой они сейчас живут, мы переделаем под детскую. — Он помолчал и немного смущённо сказал: — Я знаю, в какой садик ходит Лёлька. Мне по дороге. То есть по утрам я могу её завозить в детский сад, а ты вечером будешь забирать её.

Она открыла рот, чтобы спросить: «И как ты себе это представляешь? Ты везёшь Лёльку в детский сад, а потом испуганные воспитательницы мне звонят и говорят, что дочку привёз какой-то незнакомый им мужик, которого девочка почему-то называет папой?!» Но удержалась от язвительности и сказала другое:

— Я думала, тебе захочется иметь апартаменты побольше, чем эта квартира.

Он снова поднялся на локте, кажется уловив насмешку. Посмотрел встревоженно сверху вниз, как будто боясь, что она будет возражать против сказанного.

— Твоя квартира — уже апартаменты. Я чувствую себя здесь… более своим, чем в доме родителей. Если ты, конечно… — он запнулся и снова лёг, перед тем с горечью поморщившись — так сильно, что Анюта заметила.

Но что делать с его мечтами? Она недоумевала, не понимая, в качестве кого он видит себя в квартире прадеда Николая. Он-то разве не соображает, что в первую очередь её интересует именно это? Или он считает, что жить с ней в качестве бывшего — это нормально? Ну, типа, вырвался на свободу? И сможет себе позволить?

Она снова легла на спину. Не хочется думать плохо об этом Викентии, которого она узнала за последние дни. Вдали от родителей он перестал быть… роботом, которого интересует только работа и который лишь по ночам становился таким, каким она его полюбила. Неожиданно отзывчивым и ласковым… Поняв, что слишком долго молчит на его последние слова, Анюта осторожно сказала:

— Давай спать? Тебе вставать рано, не выспишься — будешь носом клевать на работе. Спокойной…

— Анюта…

— Что?

— Выходи за меня замуж.

Она лежала и бессмысленно смотрела в потолок, а потом беззвучно заплакала.

— Я думала… Я думала, ты мне никогда этого не скажешь!

— Но сказал. А ты не ответила.

— Вик, а ты снова… не бросишь меня? Вдруг приедут твои родители, снова скажут — она тебя недостойна?

Он лежал тихо и не двигаясь. Потом заговорил.

— Ты сама сказала — многое обо мне знаешь. Гадала. Родителям я верил всегда и во всём. То, что они со мной и с тобой сделали… Да, я был инфантилен и доверял им больше, чем… надо бы. Думаю, это заканчивается. Я… будто прошёл новый период взросления. До недавнего времени я не понимал, что я собой представляю для родителей. Сейчас на языке вертится только одно слово — марионетка. Отец знал, что я превосходный, как бы это сказать… Делец? Он прочил меня в будущем на своё место. — Викентий говорил медленно, с долгими остановками, будто высказывая вслух то, о чём много раз думал. — Он сделал так, что мой инфантилизм сыграл ему на руку. То есть… Он создал для меня среду, когда я комфортно чувствовал себя лишь на работе. Как человек общественный — я ноль. И я это знаю. Я не очень умею общаться с людьми — ты это тоже знаешь. Анюта, ты единственная, с кем я чувствую себя… уютно. Я могу болтать с тобой о разных вещах, о которых боюсь говорить с другими. А когда приехал сюда и познакомился с твоими подопечными… Потом я часто приезжал к Лёльке… Я сам себе удивился. Мне с ними тоже было комфортно. И я открыл для себя поразительную вещь: я могу быть отличным банкиром повсюду, но только рядом с тобой и твоим окружением я могу быть другим. Не деловым человеком.

Он снова замолчал. Анюта слушала его, затаив дыхание. Он впервые, как она когда-то мечтала, заговорил именно о себе. Пусть деловыми, суховатыми фразами, но заговорил. Пусть и опосредованно, но о своих чувствах. Может, и правда, ничего не потеряно? Может, сейчас он и в самом деле предельно открыт ей?

— А как ты воспримешь, что твоя жена теперь ведьма? — усмехнувшись, не сразу спросила она. — Готов ли ты к такому повороту в судьбе? Ведь ко мне приходят люди — погадать, поговорить о будущем или настоящем. Правда, они будут приходить, пока тебя нет, но ведь ты будешь знать об этом. Скрывать свои занятия ведовством я не собираюсь.

— У меня была неделя на усвоение твоей новой профессии, — улыбнулся он и, нашарив её ладонь, вновь сжал ей пальцы — бережно и ласково. — Ещё немного времени — и я буду воспринимать твою работу как нечто само собой разумеющееся. Вот только…

— Что? — с интересом спросила Анюта. Она постепенно шалела от изумления: он знает, что завтра утром вставать! И этот-то когда-то педантичный Викентий сейчас готов разговаривать с ней, пока не расставит все точки над И!

— Какие у тебя отношения с Валерьяном?

Сначала она лежала, хлопая глазами на потолок. Потом затряслась от хихиканья. Затем резко закрылась одеялом и расхохоталась во весь голос — до слёз!

Он залез к ней под одеяло и обиженно спросил:

— Что я такого сказал?

Тяжело дыша и оттирая слёзы, Анюта выдохнула и призналась:

— Хочешь — я скажу тебе жуткую тайну? Так вот… о Валерьяне я узнала не далее, как сегодня!

— Как это? — шёпотом поразился Викентий.

— А вот так. Я знала про Димана. Это парень из соседнего подъезда. Он попал в аварию и впал почти в кому — не знаю, как это называется в медицинских терминах. Но я уж точно не знала, что в него вселяется призрак. Тот самый Валерьян, к которому ты меня почему-то приревновал. А кстати, почему?

Теперь затихарился Викентий. Он лежал рядом — такой тёплый и горячий, такой родной!.. И дышал, явно подбирая слова помягче.

— Он так по-хозяйски положил руку тебе на плечо. И твоих подопечных так взволновал, что они приехали ко мне, чтобы тебе помочь.

— Он привык помогать, — задумчиво сказала Анюта. — Прадед Николай умирал долго и болезненно. Но ходить к нему каждый день родные не могли. Но, когда бы ни пришли, в квартире всегда было чисто и опрятно. Не знаю, как это делал Валерьян до беды с Диманом, но после появления увечного парня ему стало легче помогать Николаю. Он убирался в квартире, готовил еду для деда и всё такое… Мне он поставил дверной замок и помогал с учёбой. Насколько я поняла, по словам Андрея Ефимовича, не будь Валерьяна, мне пришлось бы гораздо тяжелей принять колдовское наследство от деда Николая. Честно говоря, я-то очень рада, что он есть в моей жизни. И очень переживаю за него, как бы он не пропал.

— В каком смысле?

— Он боится, что Хароны его…

— Кто-о?

Пришлось объяснить, кто такие Хароны. Викентий признался, что он уже слышал от «деток» это определение магов, но, поскольку Анюта близко общалась с ними, ему интересно было бы узнать о них подробней. Пришлось рассказать.

— А кто такой Назарий? — спросил Викентий, и Анюта снова затряслась от смеха.

— Это такой оручий дядька, который отругал меня за тебя!

— Что-о?!

— Ты не представляешь, какой он сильный колдун! — успокоившись, объяснила она. — И знаешь, как он меня за тебя ругал!

— За меня?! Но я его не знаю!

— Зато он всё и всех знает, — вспоминая, усмехнулась Анюта.

— И как он тебя за меня ругал? — с мальчишеским любопытством спросил Викентий.

— Ругался, что я тебя на улице оставила, в дом не пригласила…

— А остался бы я дома… — пробормотал Викентий и отодвинул одеяло. — Мне жарко. Тебе — нет? Укутать тебя?

— Вик, ты совсем другой…

— Может быть, — уже проворчал он и сознался: — А спать хочется, как обычно.

— Спи уж.

Она думала, что будет долго переваривать всё то, что было сказано между ними. Но над всем преобладало одно: они не бывшие! И эта мысль оказалась лучше всякого снотворного. Через секунды она услышала спокойное дыхание будущего мужа, улыбнулась и тоже заснула.

… Утром она приготовила ему завтрак, пока он плескался в ванной комнате, а потом проводила до двери и, как маленькая девчонка, помчалась в кухню, а потом — в гостиную, чтобы помахать ему, если он обернётся. И загадала — тоже как маленькая: обернётся — она и впрямь выйдет за него замуж! Обернулся!! Помахал в ответ!! Анюта, смеясь над собой, ткнулась лицом в ладони.

«Ушёл на работу?» — прошелестело рядом.

— Ушёл, — прошептала она. — Доброго утра, Валерьян.

«Доброго… Скоро Димана выведут погулять. Не хочешь поговорить?»

— Но ты будешь не один. С тобой будет сидеть бабушка или мама. А вечером — брат.

«Ты так странно сказала. Не Диман. Ты. Как будто ты видишь в Димане только меня. Хароны скоро узнают обо мне».

— И ты боишься, что они заставят тебя уйти?

«Да».

— А ты? Чего хочешь ты?

«Вчерашнее происшествие заставило меня поверить, что я нужен здесь. Но не мне решать…»

— Почему бы тебе не поговорить с Назарием? Он тебе сочувствует. И он умный дядька. Поговори с ним. Мне кажется, он поможет тебе разобраться в самом себе, если ты до сих пор сомневаешься.

«Я попробую».

— Почему только — попробую?

«Я пробовал однажды войти в его подвал. Не получилось. Тамошние стены не пропускают призраков».

— Это потому, что Назарий часто уходит в магические подпространства, как мне объяснили. А давай я позвоню ему и договорюсь о вашей встрече?

«Захочешь ли он ради призрака?..»

— Разве призрак не личность? — Анюта задумалась и кивнула себе. — И потом… Я тут кое-что придумала. Вера-то у нас будущая ведьма с задатками Харона. И ей нужен тот, с кем она сумеет лучше развить свой дар.

«Спасибо, что не сказала — потренироваться на мне».

— Это был сарказм? — Она позволила себе ухмылку, а потом серьёзно сказала: — Валерьян, не забывай: чем больше людей тебя будут удерживать на земле, тем и тебе самому будет легче понять свою надобность в этом мире. Фу… Я из-за тебя заговорила, как премудрая, много пожившая старуха.

«Анюта, спасибо за всё».

— На здоровье. И не забудь, что вечером я звоню Назарию. Думаю, к этому времени он успеет разобраться с Нилом.

— Аня! — закричал Пашка, едва вывернувший из-за двери гостевой комнаты. — Помнишь, ты вчера говорила, что мы сегодня пойдём в лес — землянику есть! Мы сразу после завтрака? Или чуть позже?

— Между прочим, — вредным голосом сказала Вера, — Аня этого не говорила! Это ты предложил! А сейчас выдаёшь за Анино! Доброе утро, Аня!

— Ну и что? — расстроенно забурчал Пашка, уже плетясь в сторону ванной комнаты. — Ну и пусть… Плохо, что ли в лесу? И Ане там хорошо! Ведь ей надо обязательно сил набраться! К тополю подойдём! Потом с дубом обниматься будем! Здорово же! Ань, скажи, да?

— Почему бы и нет? — философски сказала Анюта. — Трав наберём. Я вам покажу другую полянку — проверим, не расцвела ли липа. Может, уже липового цвета наберём.

И «детки» заспешили умываться и приводить себя в порядок перед завтраком, чтобы потом рвануть из дома в поход по лесу. А Анюта думала о том, какая она меркантильная. Ведь теперь, когда под рукой есть Викентий с машиной, она может легко отослать его вечером, после работы, к любимой им дочери и передать ей банку со спелой земляникой.

Загрузка...