4

С утра слонялась по дому, не зная, чем заняться. Я не привыкла бездельничать, и сейчас мое положение угнетало. Трэвор уехал на свои виноградники, и мне, если честно, без его общества было немного легче. Я его не видела, и могла не думать о том, в какую странную ситуацию попала.

Я немного поболтала с мисс Куинн, предложила помочь с уборкой. Экономка посмотрела на меня, как на умалишенную, и ответила, что госпоже не пристало вмешиваться в домашние дела. Тогда я попросила у нее что-нибудь для рукоделия, чтобы хоть чем-то занять себя. В этом женщина мне не отказала. Отвела в свою комнату, выдала швейные принадлежности, обрезки тканей, ленточки. Я устроилась в гостиной за столом и погрузилась в творческий процесс. В голове уже возник образ легкой летней накидки…

За работой время летело незаметно.

— Очень красиво.

Я вздрогнула от неожиданности и чуть не укололась иглой. Трэвор незаметно подкрался сзади и разглядывал мое творение.

— Бабушка научила шить? — спросил мужчина, присаживаясь рядом.

— Нет, шить она не умела совсем, — ответила я, улыбаясь воспоминаниям. — Отдала меня в детстве на обучение.

— Давно ее не стало?

— Уже год…

— Прости, что напомнил, Стэфани, мне очень жаль.

Я промолчала. Мне отчего-то хотелось сделать вид, что я по-прежнему на него дуюсь, хотя это было не так. Взглянув на мужчину, отметила, что сегодня он выглядит гораздо лучше.

— Стэфани, давай пообедаем вместе, — предложил он. — Предлагаю заключить перемирие, и начать уже нормально общаться. И ты перестанешь уже обвинять меня во всех грехах.

Я отложила шитье, и мы отправились в столовую, где уже во всю суетилась мисс Куинн. Надо признать, что готовила она просто чудесно. Некоторое время мы молча наслаждались изысканными блюдами, но вскоре тишина мне надоела. Я вообще привыкла за столом вести неспешную беседу, как бывало в то время, когда бабуля была жива. Я первой нарушила молчание и спросила Трэвора о его работе. Мужчина был не против поговорить, и с видимым удовольствием рассказал мне о своих виноградниках, и о вине, которым снабжал самые крупные города Империи. На этом его семья и сколотила состояние. Теперь же, когда он остался совсем один, то чувствовал большую ответственность за семейное дело и во что бы то ни стало стремился поддерживать его и развивать. А еще мне хотелось спросить его о личном.

— Трэвор, а ты был женат?

Мужчина как-то странно посмотрел на меня и ответил после некоторой паузы:

— Нет, не был.

— А что так?

— Все сбегали, — ответил Трэвор и усмехнулся.

Видимо, это их общая с экономкой присказка.

— Трэвор, зачем ты живешь в этой глуши? — вкрадчиво спросила я, откладывая столовые приборы. — У тебя ведь прекрасный дом в городе. Там и балы, и приемы, и полно красивых незамужних девушек.

— Похоже, мне суждено скончаться в этих стенах, — тихо произнес Трэвор, вздохнув.

В его голосе было столько горечи, что у меня сердце сжалось. Если отбросить все обстоятельства, Трэвор ведь неплохой, я точно знаю. Уж наверняка знаю лучше, чем все те, кто сбежал.

— Вилли, раньше ты был более жизнерадостным, — произнесла я, чтобы хоть как-то разрядить обстановку.

Услышав свое детское прозвище, которое я сама и придумала, Трэвор улыбнулся. А я вдруг невольно залюбовалась им.

Вечером Трэвор уехал в город навестить приятеля, у которого недавно родился сын, и обещал вернуться утром. Перед сном я отправилась в купальню. Закончив все свои дела, подошла к зеркалу, чтобы причесаться, и вдруг опять увидела ту самую девушку с белоснежными волосами.

От неожиданности отпрянула, сдавленно вскрикнув, но видение и не думало исчезать на этот раз. Я, словно завороженная, смотрела в ее огромные черные глаза, которые не выражали эмоций. Кожа у нее была неестественно бледная, сероватая. А тело укрыто легкой полупрозрачной тканью. Призрак? Девушка вдруг широко раскрыла рот, и я услышала сдавленный хрип. Наваждение будто растворилось, и меня затопил ужас. А из зеркала ко мне уже тянулись бледные руки. Я отскочила, поскользнулась и упала, больно приложившись.

А призрачная фигура медленно выбиралась из зеркала, вставая на четвереньки. Она медленно подползла ко мне. Ужас просто сковал меня. Хотела закричать, но голос пропал начисто. Я чувствовала, что задыхаюсь, и судорожно ловила ртом воздух, не отводя глаз от ужасного призрака. Его черные глаза будто прожигали меня насквозь, а из черного провала, в который превратился рот, доносились противные хрипы и бульканье.

Очнулась я, когда ощутила ледяное прикосновение к коже. Истошно закричав, вскочила и кинулась в коридор, кутаясь в полотенце. Я бежала по лестнице босиком, боясь снова упасть, и слышала за спиной хрипы, и представляла, как ужасный призрак преследует меня, быстро-быстро передвигаясь на четвереньках, стремясь добраться до меня, дотянуться ледяными руками…

У кухни я наткнулась на мисс Куинн и вцепилась в нее, как в единственное спасение.

— Милая, что с вами? — удивилась она. — Почему вы в таком виде?

— Она… преследует меня, — хрипло прошептала я, чувствуя, будто ком в горле встал.

— Да кто же?

Я с трудом заставила себя обернуться, все еще видя перед глазами призрачную фигуру, но моя преследовательница растворилась без следа.

— Мисс Куинн, я видела нечто ужасное! — зашептала я, все еще не отпуская руку женщины. — Фигуру с белыми волосами и страшными черными глазами…

Мой рассказ ничуть не впечатлил пожилую экономку. Она пожала плечами и равнодушно ответила:

— Ничего страшного, это Мадлен расшалилась.

— Кто? — потрясенно переспросила я.

— Не волнуйтесь, милая, она не причинит вам вреда. Это всего лишь призрак.

Всего лишь? По-моему, эта самая Мадлен хотела добраться до меня с вполне определенными целями.

— Но кто она такая? — продолжала я расспросы.

— Прабабка господина Трэвора. Вам лучше у него спросить.

Экономка скрылась в кухне, оставив меня наедине со страхом. Уж не Мадлен ли выгоняла всех девушек Трэвора. Признаться, и я была почти готова бежать из этого дома, куда глаза глядят. Теперь я точно в ту купальню не ногой!

Я, наверное, полчаса топталась в гостиной босиком, никак не решаясь подняться в свою комнату, чтобы одеться. Мне казалось, что ужасный призрак поджидает меня там, и от этого кожа покрывалась мурашками, а внутри все скручивалось. Наконец, мне удалось взять себя в руки. Поспешно поднявшись в спальню, я оделась, а потом снова вернулась в гостиную. Почему-то мне казалось, что там безопаснее. Я зажгла все свечи и просидела без сна у камина до самого рассвета. Вздрагивала от каждого шороха. А в ушах стоял противный хрип и бульканье.

Трэвор вернулся рано и очень удивился, обнаружив меня в гостиной. Я тут же накинулась на него с расспросами, рассказав о ночном происшествии. Мужчина отреагировал на это также спокойно, как и экономка, только заметил, что раньше Мадлен не проявляла такой активности по отношению к гостям. Бывало, появлялась то здесь, то там, и домочадцы уже не обращали на нее внимания. Видимо, я чем-то успела ей насолить.

А Трэвор взял меня за руку и повел в подвал. Я удивилась, но пошла за ним, потому что меня снедало любопытство. Может быть, Трэвор сейчас поведает мне увлекательную семейную историю. Наверняка у его рода немало скелетов в шкафу.

В подвале было темно, и одна единственная свеча в руках у Трэвора не способна была разогнать мрак. Я то и дело спотыкалась, но мужчина крепко держал меня за руку, не давая упасть. Он подвел меня к стене и приблизил свечу. Я увидела большой старинный портрет в золотой раме. Краски уже потускнели от времени, и кое-где виднелись царапины. Разглядев, кто изображен на портрете, я не поверила глазам.

— Трэвор, это что, ты? — спросила я, и тут же поняла, какая это глупость.

Картина, несомненно, была очень старой, поэтому на ней не мог быть изображен мой друг. Хотя сходство поражало. Только у мужчины на портрете были русые кудрявые волосы до плеч.

— Это мой прадед, Гарри Вилланд.

— Ты просто его копия, — прошептала я, вглядываясь в портрет.

— Мне с детства говорили об этом. Он построил этот дом для своей жены, Мадлен.

Трэвор перевел свечу в сторону, и я увидела следующий портрет в такой же золотой раме. Девушка невероятной, дивной красоты, которую неведомому художнику удалось передать с поразительной точностью. Ее черты лица были тонкими и нежными, как у ребенка. Большие голубые глаза, пухлые губы, белоснежные волосы, спускающиеся по плечам мягкими волнами.

— Какая она красивая, — прошептала я, заворожено разглядывая портрет. — Просто прелесть.

— Да, мой прадед был просто сражен, когда повстречал ее на одном из балов. Он сделал все, чтобы добиться ее благосклонности, разогнал всех ее воздыхателей. Он был на седьмом небе от счастья, когда она все-таки ответила ему взаимностью. Они поженились, и родился мой дед…

Трэвор замолчал, будто собираясь с мыслями.

— Обычно, подобные светлые истории заканчиваются плохо, — заметила я.

Не зря ведь Мадлен до сих пор не обрела покоя и остается в этом доме духом.

— Гарри узнал, что его обожаемая жена была ведьмой. С их сыном ночью случился приступ, прадед бросился за лекарем, но жена остановила его. Мадлен сама вылечила сына. Собственными средствами…

— Ведьма? Как странно… Я думала, их уже не существует.

— Сейчас возможно, а тогда… Прадед сделал ужасную вещь. Он сдал жену охотникам на ведьм. Ее заперли в городской тюрьме, а через два дня повесили.

Я была так потрясена рассказом Трэвора, что даже руки задрожали. Я смотрела на прекрасную юную девушку, и сердце заполняла жалость. Быть преданной собственным мужем…

— Но как? — прошептала я. — Как Гарри мог так поступить с любимой женщиной? Это же… это…

Я не смогла подобрать слов, чтобы описать немыслимый поступок прадеда Трэвора.

— Он был своеобразным человеком. К тому же, вхожим ко двору. А ты, верно, слышала, как правители всегда относились к ведьмам. Охотники до сих пор существуют, представляешь? Видимо, Гарри с детства внушали ненависть к колдовству.

— Какая страшная история…

— Но это еще не все. Давай вернемся наверх, а то мне здесь трудно дышать.

Трэвор вновь взял меня за руку и повел обратно. А я просто изнывала от желания услышать историю до конца.

Загрузка...