Величайший рыцарь

Глава 14

Во Франции появился новый молодой король. Четырнадцатилетнего сына Людовика французского звали Филиппом Богоданным, потому что он родился, когда его отец уже потерял все надежды зачать наследника. Его короновали в Реймсе в День Всех Святых, и в честь этого события проводился грандиозный турнир. Все вельможи и лорды, присутствовавшие на коронации, пришли на поле со свитами. Везде, куда ни глянь, возвышались шатры и полосатые навесы. Стояла холодная, но ясная погода, горизонт тонул в дымке. Поскольку в последнее время было сухо, почва оказалась твердой и прекрасно подходила для лошадей.

Вильгельм взглянул на недавно взошедшее солнце и глубоко вздохнул. От походных костров тянуло запахом хлеба, бекона и похлебки. Люди набивали животы перед предстоящим днем напряженных сражений, и владельцы палаток, в которых торговали едой, хорошо заработали.

Ансель поправил накидку, надеваемую поверх доспехов, и вышел из шатра Вильгельма. В одежде молодого человека сочетались зеленый и желтый цвета. Ее украшал выбранный Вильгельмом символ – красный лев на задних лапах и с оскаленной пастью. Этот герб украшал накидки и щиты нескольких рыцарей. Как и Вильгельм с Анселем, они родились в Англии, и их содержание обеспечивал молодой король из денег, выданных ему представителем отца, который присутствовал на коронации молодого Филиппа… Эти деньги исчезали быстрее, чем вода из бассейна в бане, если вынуть затычку.

Вильгельм восхищался братом.

– Ты выглядишь как настоящий победитель, – сказал он.

Ансель нервно улыбнулся ему.

– Давай наадеяться, что я и выступлю как победитель.

– В этом я не сомневаюсь.

Вильгельм не лгал. Ансель все лето участвовал в турнирах вместе с братом. Вначале он нервничал, не был уверен в себе, но его мастерство росло. Он никогда не станет блистать, но из него получился хороший боец. Молодой человек всегда помнил, где находятся другие и что делают.

Адам Икебеф и Томас де Кулаис проходили мимо и услышали обмен братьев репликами. Икебеф ухмыльнулся.

– Тебя считают Ланселотом, Маршал, разве ты не знал?

Вильгельм прищурился.

– Что это значит?

В последнее время неприязнь между двумя рыцарями усилилась. Со стороны Вильгельма она подогревалась словами Икебефа о Маргарите. Враждебность Икебефа объяснялась завистью к положению Вильгельма при дворе. Чем выше поднимался Вильгельм, тем больше его ненавидел Адам. Он не стал бы сравнивать Вильгельма с лучшим рыцарем короля Артура, если бы в этом не заключалось какого-то оскорбления.

– Это же очевидно! Ты заслуживаешь все похвальные отзывы, как защитник короля и первый его воин.

Рыцари продолжили путь. Когда они оказались вне пределов слышимости, Куланс склонился к Икебефу и что-то сказал. Они оба рассмеялись и посмотрели назад.

– Как жаль, что они выступают не против нас, – заметил Ансель, упершись руками в бока. – Я бы получил удовольствие, заставив их подавиться собственными зубами.

Он внимательно посмотрел на Вильгельма. Только вчера вечером в покоях Генриха один трубадур пересказывал историю Ланселота, написанную Кретьеном де Труа[12] о величайшем рыцаре короля Артура, который предал своего господина, переспав с его женой.

– Ты думаешь, что они намекают, будто ты и королева Маргарита…

Вильгельм поднял руку, чтобы перебить брата.

– Больше ничего не говори. – Лицо у него исказилось от отвращения. – Я не допущу подобной мерзости.

– Нет, но они могут распустить слух.

– У них нет оснований. Я никогда не остаюсь вдвоем с королевой. Если я разговариваю с ней или танцую при дворе, я не задерживаюсь рядом с ней, и я с ней не флиртую.

– Сплетни могут разрушить даже самую незапятнанную репутацию, – сказал Ансель.

Вильгельм в ярости застонал сквозь стиснутые губы. Он явно сдерживался, чтобы не взорваться.

– Что еще я должен сделать? Чего от меня ждут? Все, включая Маргариту и Генриха, знают, что у меня есть любовница и нет желания бегать за другими женщинами.

Ансель пожал плечами.

– Просто будет разумно проявлять осторожность, – сказал он, затем хитро улыбнулся: – Я знаю, что учу курицу высиживать яйца.

Вильгельм усмехнулся:

– И кто скажет, что ты не прав? Я подумаю об этом и все учту.

Он хлопнул Анселя по плечу и отправился надевать доспехи.

Хотя Вильгельм и не забыл про ревнивые и завистливые слона Адама Икебефа и Томаса де Куланса, он загнал их в дальний уголок памяти. Его занимали дела более насущные, чем их мелкие интриги. Рис подвел к шатру Вильгельма нового коня. Бланкарт был уже не первой молодости, не мог участвовать в турнирах, и его у Вильгельма купил граф Филипп из Фландрии. Он собирался использовать его на одной из своих племенных ферм. Бланкарта сменил жеребец из Ломбардии, красновато-золотистого окраса со светлой, соломенного цвета гривой и хвостом. Шкура казалась атласной. Вигайн заметил, что она напоминает золотые кружки на щитах, с которыми крестоносцы возвращались из крестовых походов, поэтому его и назвали Византин[13].

– Он разогрет, – весело сообщил Рис. – Я сам его размял. Отличный конь! Спокойный.

Вильгельм благодарно кивнул, запрыгнул в седло и поехал к другим английским рыцарям, которые собирались под его знаменем, готовясь к сегодняшним состязаниям. Он с радостью отметил, что все участники постарались выглядеть достойно. Гарри Норрейс, герольд Вильгельма, вплел в гриву коня зеленые и желтые ленты, а на узде позвякивали маленькие серебряные колокольчики.

– Он выглядит как конь менестреля, – заметил Вильгельм, весело качая головой. – А ты – как бродячий певец.

– Так будет удобнее тебя воспевать!

Норрейсу никогда не удавалось пригладить копну яркорыжих волос, и теперь они опять торчали во все стороны. Он достал меч и потряс им в воздухе, как сделал бы жонглер или фокусник перед выступлением, потом снова убрал в ножны. Вильгельм с трудом сдержал смех, отвернулся и увидел пажа из окружения королевы Маргариты. Паж ждал, когда он обратит на него внимание.

– Сэр Вильгельм, королева просит, чтобы вы вышли на поле с ее лентой, которую она посылает вам на удачу, – сказал мальчик и вручил Вильгельму красную шелковую ленту, которую надо было привязать к копью.

Вильгельм был вынужден принять подарок. Если бы он отказался, это стало бы оскорблением и поводом для еще большего количества разговоров. Обычно принятие таких подарков ничего не значило, но у него во рту всееще оставался неприятный привкус слухов, и поэтому он задумался, не поймут ли другие превратно то, что увидели.

– Передай королеве, что я благодарю ее и горжусь тем, что ношу ее подарок.

Он привязал яркий кусочек шелка к концу копья. Паж поклонился и убежал. Появился молодой король во главе двухсот нормандских и анжуйских рыцарей, которых нанял на время этого турнира. Они двигались сомкнутыми рядами, одетые в красные и золотистые цвета, и выглядели великолепно. От их вида захватывало дух. Шелковая накидка Генриха, надетая поверх доспехов, была кроваво-красного цвета, и два льва оскалили пасти, глядя друг на друга у него на груди, вышитые золотой нитью, с гагатовыми бусинками вместо глаз и хрустальными лапами. Ремень, с которого свисал меч, украшали львы из эмали, фигурки львов были и на узде – на лбу коня, на груди и на каждой пряжке. Вильгельм с облегчением увидел, что точно такая же шелковая лента, как и подаренная ему, развевается на конце копья Генриха. По крайней мере, Маргарите хватило ума сделать такой же подарок и мужу. За рыцарями в красно-золотых цветах Анжу находились другие в одеждах разнообразных оттенков. Их Генрих привлек в последний момент. Были и небольшие группы, вроде отряда Вильгельма, которые имели собственные эмблемы, но сражались под знаменем Генриха.

– Вы готовы встретить всех противников со своими доблестными англичанами, Маршал? – поддразнил Генрих.

В том, как он произнес слова «доблестные англичане», слышалась насмешка, потому что их считали менее цивилизованными, чем нормандских и анжуйских противников, – пьющими болванами, у которых есть только половина ума нормандца или анжуйца на всех. Такие предубеждения только усиливали смелость и твердость англичан, когда дело касалось схваток. Они участвовали в шумных ссорах и скандалах и были готовы доказать, чегона самом деле стоят.

– Как никогда раньше, – Вильгельм уверенно улыбнулся Генриху.

За спиной молодого короля он увидели пару друзей – Адама Икебефа и Томаса де Куланса. Последний сделал Вильгельму неприличный жест, но тот никак не отреагировал на него, зная, что его безразличие раздражает врага больше, чем ответ. У англичан для таких людей, как Икебеф и Куланс, имелось очень подходящее слово – мерзавцы[14]. Именно так Вильгельм и называл их про себя.

На турнирное поле выезжали другие отряды. Фламандцы выступали под предводительством Фила, графа Фландрии, и его брата Мэтью из Булони. Представители Бургундии ехали за своим герцогом, появился граф Хантингдон с шотландцами, собралось огромное количество французов, вышедших на парад в честь своего нового короля. Это было великолепное и устрашающее зрелище, и Вильгельм упивался им, предвкушая то, что последует за парадом, и наливался гордостью. У него даже перехватило дыхание. Вероятно, Генрих испытывал те же чувства, потому что у него в глазах сверкнули слезы. Он остановился, чтобы взять огромный шлем из рук оруженосца.

– Никогда не будет более великого момента за все дни нашего участия в турнирах, – сказал он голосом, дрожащим от переполнявших его чувств. – Никогда.

Более великого момента может никогда и не быть, но состязание получилось трудным и напряженным. Люди получили много травм, и в нем участвовало столько рыцарей, что порой создавалось впечатление настоящего сражения, а не состязания на арене. Шум был оглушительный, и временами совсем не оставалось места для маневров и даже разворота боевых коней. Когда появлялось место для атаки, люди и кони бросались вперед с такой силой, были так взвинчены и напряжены, что врезались друг в друга с грохотом, подобным раскатам грома. Копья разлетались на части, рыцарей выбрасывало из седла, боевые кони падали – и некоторые больше не вставали. Виноградники, рядом с которыми проходило состязание, вытоптали и перепахали. Звучали боевые кличи и крики проигравших. Гарри Норрейс оказался верен слову и выкрикивал имя Вильгельма так громко, что его слышали все.

– Господь с Маршалом! – орал он, размахивая копьем, а колокольчики у него на узде звенели и звенели.

На поле все крутилось и вертелось, картина постоянно менялась, движение не прекращалось, и в какое-то мгновение Вильгельма с отрядом отделила от Генриха группа фламандцев. Ругаясь, Вильгельм пробил путь сквозь них и оказался рядом с королем как раз вовремя. Телохранители его господина, включая Икебефа и де Куланса, погнались за какими-то богато одетыми французскими рыцарями, в то время как Генрих, ничего не замечавший в пылу битвы, бросился в гущу бургундцев всего лишь с несколькими рыцарями. Вильгельм увидел, как копье Генриха разбивается, словно стекло, от удара о щит противника, а его куски далеко разлетаются в разные стороны. Противник закачался в седле, но не свалился, а его товарищи окружили молодого короля, схватили коня за узду и попытались выбить всадника из седла.

Вильгельм пришпорил коня и бросился в центр схватки. В воздухе звенел крик Норрейса:

– Маршал! Маршал! Господь с Маршалом!

Работая мечом, Вильгельм пробивался к Генриху. Молодой человек потерял шлем и нижнюю мягкую шапочку, каштановые волосы торчали в разные стороны, часть прядей прилипла к раскрасневшемуся лицу. Его рука поднималась и опускалась, Генрих сжимал зубы, уверенно продолжая схватку. Он не позволит взять себя в плен во время такого важного турнира, когда на него смотрит столько людей. Однако бургундцы очень не хотели отпускать свой приз. Генрих не мог управлять конем, а поэтому становился беспомощным в их руках. Вильгельм протянул руку, ухватился за ремешок, проходивший по лбу боевого коня Генриха, и потянул. Жеребец начал сопротивляться и потом резко дернулся. Бургундцы набросились на Вильгельма, но он упорно держался, и ему помогал Ансель, который галопом прискакал справа. Вильгельму удалось сорвать узду с головы коня, и противникам теперь стало не за что держаться. Генриху тоже было не за что держаться, разве только за гриву, но этого оказалось достаточно, и он смог ударами пяток вывести боевого коня из схватки.

– Осторожно! – заорал Ансель и показал на группу фламандских рыцарей, которые увидели, в каком трудном положении оказался Генрих, и скакали к нему, чтобы этим воспользоваться.

Ругаясь, Вильгельм наклонился, схватил упавшее копье и бросился в атаку на перехват их предводителя. Он еще плотнее сжал бока Византина, направил копье в шит рыцаря и почувствовал, как у него от удара содрогнулась рука. Византина словно отбросило назад, и он слегка присел на задние ноги, хотя это был очень крепкий конь. Древко копья из ясеня сломалось, щепки полетели во все стороны. Вильгельм понял, что сжимает в руках обрубок. На мгновение он испытал ужас и подумал, что Византти сейчас упадет, но боевой конь с невероятными усилиями выпрямился. Вильгельм выхватил меч, надеясь, что обеспечил Генриху достаточно времени для побега в одну из безопасных точек. Вильгельм мог только отражать уверенные удары противника. Только так можно было не попасть в плен самому. Он с огромным облегчением услышал голос Гарри Норрейса и боевой клич Маршала. Норрейс собирал его отряд. Каким-то чудом Вильгельм нашел в себе силы выкрикнуть ответ. Ансель отразил удар, который пришелся бы в бок Вильгельму. Появился Болдвин де Бетюн в разорванной и грязной накидке. Вильгельм утроил усилия, и его противник предпочел отступить, но не попасть в плен и не платить выкуп. Когда противники отступили, Вильгельм склонился над лукой седла, хватая ртом воздух. Глаза у него щипало от пота, но он изучал ситуацию на поле сквозь прорези шлема и в ярости увидел сливающиеся перед глазами красные и золотистые цвета в одном из мест отдыха.

Он пришпорил Византина и понесся к ним. Прискакав к заграждению, он снял шлем и бросил королевскому оруженосцу.

– Очень мило с вашей стороны, господа, что вы снова присоединились к нам, – рявкнул он группе нормандских рыцарей, среди которых находились Икебеф и де Куланс. – Где вы были, когда вашего господина чуть не взяли в плен, чтобы потребовать за него выкуп? В банде крестьянских ублюдков и то больше дисциплины!

Икебеф широкими шагами подошел к боевому коню Вильгельма с потемневшим от гнева лицом.

Насколько нам известно, именно ты и твоя банда английских болванов следовала по пятам за нашим господином. Мы не виноваты, что вы не справились.

Вильгельм спрыгнул с седла и схватил Икебефа за горло.

– Ты смеешь так со мной разговаривать, когда твоего ума и способностей не хватит даже для свинопаса!

Икебеф высвободился и оттолкнул Вильгельма, глаза у Адама горели.

– Ты относишься к нашему господину как к младенцу, которому все еще нужна кормилица, хотя на самом деле он опытный боец. Мы, по крайней мере, получили выкуп для сундуков нашего господина. А тебя только волнует, как еще больше самому прославиться. «Маршал! Маршал! Господь с Маршалом!» Ха! – Икебеф сплюнул под ноги Вильгельма и повернулся к Генриху, который напряженно следил за перепалкой. – Мы поступили неправильно, сир?

Генрих нахмурился.

– Нет, – заявил он. – Все произошло в пылу битвы и, как вы сказали, Адам, вы получили кое-какой выкуп, что полезно. Я ценю вас обоих, и я не позволю, чтобы вы позорили меня пубичными ссорами. Это оскорбительно для меня. Забудьте об этом. Впереди еще половина дня, и я хочу получить приз. Пожмите друг другу руки и забудьте о своих разногласиях.

Вильгельм проглотил свою злость. Вино у него в животе превратилось из пламени в пепел. Он был в ярости, но больше всего злился на самого себя. Он позволил Икебефу нанести удар ему под броню, а именно этого и добивался его соперник. Сжав зубы, Вильгельм протянул руку. Хорошо хоть Генрих не попросил их извиниться друг перед другом, только забыть о разногласиях. Икебеф с кислой миной пожал Вильгельму руку, причем сдавил пальцы гораздо сильнее, чем требовалось.

Удовлетворенный Генрих кивнул с напряженным видом и громко заговорил:

– Все, кому требуется свежий конь или новое оружие, немедленно этим займитесь. Мы скоро выезжаем!

Рыцари в отсеке задвигались, быстро подчиняясь приказу Генриха. Вильгельм проверил ноги Византина. Все было в порядке, если не считать маленькой царапины на левой передней. Сам Вильгельм в эти минуты пребывал в гораздо худшем состоянии, чем его конь. Где-то на поле валялись обломки копья с привязанной лентой королевы Маргариты, но он не собирался идти ее искать, Вильгельм взял новое копье у оруженосца и, вставая за спиной Генриха, заставил себя думать только о предстоящем деле. Молодой король сменил усталого коня на резвого чалого испанца.

– Оставайтесь со мной, если можете, кормилица! – прокричал Генрих, и шпоры его сапог вонзились в бока коня.

Вильгельм погнал Византина за господином, думая, не стар ли он уже для таких занятий.

Турнир продолжался три дня, и в последний вечер Генрих устраивал пир для рыцарей, которые сражались на его стороне. Тем, кого считали лучшими, раздавали призы. Гарри Норрейсу вручили серебряную трубу, как рыцарю с самым громким голосом. Вильгельм ле Грас получил копье с серебряным наконечником за то, что сломал больше всех копий за время турнира, Томасу де Кулансу вручили прекрасный серебряный кубок за то, что больше всех напился. Икебеф получил похожий приз – деревянную чашу с золотым ободком.

– Эта чаша любви, – взмахнув рукой, заявил Генрих. У него блестели глаза. – В вас столько человеческой доброты, что она переливается через край, словно молоко.

Икебеф поблагодарил Генриха с поклоном и натянутой улыбкой. Вильгельм получил серебряную с позолотой статуэтку – рыцаря на коне, а Ансель – плащ, подбитый мехом белки, с застежкой из золота и аметиста.

Ансель широко улыбался Вильгельму.

– Что обо всем этом скажет наш брат Иоанн? спросил он.

– Что я веду тебя вниз по скользкому склону к гибели, – усмехнувшись, ответил Вильгельм.

Пир после окончания турнира был мужским делом. Женщин не приглашали (за исключением вездесущих танцовщиц), и Вильгельм радовался этому. Он не смог бы этим вечером общаться с королевой и ее служанками. Кроме того, он устал после трех дней трудных и напряженных сражений и обильных пиров. Тело подсказывало, что ему больше не двадцать лет. Однако все говорило о том, что Генрих собирается праздновать всю ночь, хотя и только с избранными. В середине пира он внезапно объявил, что лишь мужчинам по имени Вильгельм дозволяется сидеть за его столом, и приказал всем остальным уйти. Пара здоровенных стражников помогла всем, кроме названных, покинуть занимаемые места.

Ансель посмеивался, застегивая новый плащ, хлопнул Вильгельма по плечу и отошел от скамьи.

– По крайней мере тебе не придется остаток ночи терпеть Икебефа и де Куланса.

Вильгельм поморщился. Икебеф гневно смотрел на Вильгельма и явно готов был его убить, покидая зал молодого короля вместе с де Кулансом. Очевидно, он считал, что эта шутка пришла в голову Вильгельма, который хотел изгнать их из окружения Генриха. Вильгельм ничего не мог с этим поделать. Он велел оруженосцу налить вина в кубок и решил напиться, как и его молодой господин. Оглядывая зал, он увидел, что тот далеко не пуст, потому что имя Вильгельм считалось самым популярным среди всех слоев знати. Генрих отправил посыльных на поиски других Вильгельмов, чтобы заполнить ими опустевшие скамьи.

– Теперь вы один среди многих таких же, Маршал, – заплетающимся языком заявил Генрих и больно ударил его локтем в бок. – Но я – единственный Генрих.

Уже почти рассвело, когда Вильгельм и рыцарь Вильгельм де Про вдвоем подняли молодого короля и понесли его из зала, где проходил пир, в его покои. Вильгельм нетвердо держался на ногах, хотя и умел пить лучше, чем Генрих. Де Про тоже шатало. К ним побежал оруженосец, чтобы открыть дверь, и Вильгельм услышал обеспокоенный шепот служанок молодой королевы, затем голос самой Маргариты. Ее каштановые волосы были заплетены в тяжелую косу, которая лежала на одном плече. Когда мужчины, шатаясь, вошли в комнату, у нее округлились глаза и она приложила руку к губам.

– С ним все в порядке, – сообщил Вильгельм. – Правда, он не будет так думать, когда проснется.

Два рыцаря дотащили Генриха до кровати и уложили лицом вниз, потом повернули голову в сторону, чтобы он мог дышать.

– Я рада, что это последний турнир в году, – с горечью призналась Маргарита. – Не думаю, что могла бы вынести еще один.

– Ты не можешь ничего выносить, – заплетающимся языком произнес Генрих, который, как выяснилось, все слышал и был не так пьян, как казалось. – А главное, ты не можешь выносить живого ребенка.

В горле Маргариты странно булькнуло. Вильгельм увидел боль в ее глазах.

– Госпожа, он пьян. Он не знает, что говорит.

– Он точно знает, что говорит, и именно это он думает, когда трезв. И это же думают все остальные, – Маргарита отвернулась, зажав ладонью рот.

– Госпожа…

Вильгельм умоляюще протянул к ней руку, но она этого не увидела, потому что повернулась к нему спиной и смотрела на темные тени в углу.

– Уходите, – сказала она дрожащим голосом. – И спасибо нам за то, что доставили моего мужа до кровати.

Вильгельм и де Про поклонились и вышли из комнаты.

– Я ни на миг не согласился бы поменяться местами ни с кем из них, – заявил де Про, качая головой.

Вильгельм ничего не сказал. Боль в голосе королевы отдавалась болью у него во всем теле. Жалость и сочувствие поднимались у него в груди. «Бедная девушка, – думал он. – Бедная, бедная девушка!» Он жалел, что не отправился назад на поле, чтобы поискать шелковую ленточку, которую она сегодня утром подарила ему, восхищаясь им как рыцарем.