ЧАСТЬ ВТОРАЯ 1970 год

Глава 15

Диана одолела на «ягуаре» поворот на скорости в тридцать миль в час, а когда перед ней оказалась прямая аллея, обсаженная дубами, нажала на газ.

Впереди виднелся Уилмингтон-Холл, его старинные стены, возведенные во времена королевы Анны, купались в лучах яркого утреннего солнца. Провисший шатер и мусор на газонах свидетельствовали о том, что накануне здесь проходил шумный праздник с фейерверком. На террасе были разбросаны стулья, скатерти на столах забрызганы. Словом, обычный разгром после веселья.

Диана приехала сюда впервые за последние пятнадцать лет. Она заставила себя решиться на эту поездку и тем самым доказать себе, что прошлые страхи больше не довлеют над ней. Пятнадцать лет прошло с того времени, когда она устроила детский праздник, чтобы отметить четырехлетие Майлза, и обнаружила нечто столь ужасное, что это коренным образом изменило ее жизнь.

Праздник начался так радостно. Просторная столовая была украшена воздушными шарами и флажками, на стол были поданы любимые детьми блюда, а после чая должно было быть разыграно представление о Панче и Джуди. Двадцать три малыша пришли в самых лучших своих нарядах в сопровождении мам и нянь, и Майлз торжественно и важно, демонстрируя хорошие манеры, приветствовал их, когда они подносили ему подарки. Катрин в светло-желтом платьице из кисеи с интересом наблюдала за происходящим, пытаясь в то же время затолкать шоколадное пирожное в свой крохотный ротик.

– Просто не представляю, как вам удалось все это организовать! – восхищенно воскликнула одна из матерей, обращаясь к Диане.

– Диана все делает потрясающе, – откликнулась другая мать. – Вы не устаете от организации вечеров, ведь вы постоянно их устраиваете?

– Я получаю удовольствие от этого, – просто сказала Диана. – Ни один вечер не похож на другой, а детские праздники доставляют самую большую радость, особенно если в них принимают участие мои дети.

– Вы молодец. Я не смогла бы взять на себя такие заботы, – заметила третья.

Диана была рада, что день рождения Майлза пришелся на четверг, так что у Гая не было повода для того, чтобы уклониться. Возможно, он был плохим мужем, но когда видел детей… даже Катрин, то превосходно исполнял роль любящего отца, в особенности в присутствии других людей. Это как бы давало Диане ощущение надежности. Со временем оба – и Майлз, и Катрин – поймут, что представляет собой Гай, но чем позже это произойдет, тем лучше. Пусть они вырастут счастливыми и спокойными.

В то утро Гай приехал из Лондона вместе с Джоном, привез в подарок игрушечный поезд, цветные кубики и роликовые коньки. Майлз был потрясен и восхищен. Пока Диана занималась организацией чаепития, Гай готовил гостиную для представления с участием Панча и Джуди.

Зазвучала музыка «Праздник плюшевого медвежонка», чаепитие закончилось, все личики и испачканные ручки были вымыты и вытерты, дети и родители потянулись занимать места в гостиной.

Диана облегченно вздохнула. По крайней мере еще в течение получаса будут царить мир и покой. Выйдя в холл, она села на дубовую резную скамью, чтобы без помех выпить чашку чая. Черно-белый мраморный пол блестел под лучами солнца, которые врывались через окно наверху. На столике в центре стояла ваза с желтыми розами – маленькие ручонки не добрались до нее.

«Это хороший дом, – рассеянно подумала Диана, – но это не мой дом. Не то что Стэнтон-Корт. Это убежище Гая – отличная декорация для его политической деятельности, для его имиджа местного помещика, члена парламента, приверженца старинных английских традиций и респектабельного семьянина».

В этот момент Диана заметила, что обитая дубовыми панелями дверь под лестницей на пару дюймов приоткрыта. Эта дверь должна быть заперта, тем более сейчас, когда дом полон детей, потому что это был вход в винный подвал, и крутые ступеньки представляли для детей немалую опасность. Диана хотела было просто закрыть ее, когда услышала доносящийся из подвала шум, похожий на скрежет. Она прислушалась. Звук повторился, за ним последовал приглушенный стон. Диана посмотрела вниз и увидела свет.

– О Господи! – вполголоса проговорила она. Если кто-то из детей решил исследовать подвал, он мог оказаться там в западне. Пол и ступеньки из старинного камня были неровными, полки, где стояли сосуды с вином, выступали под разными, иногда острыми углами, и о них можно было ушибиться. Наконец, бутылки с вином могли свалиться на ребенка.

Придерживаясь одной рукой за неровные каменные стены, Диана стала осторожно спускаться вниз, не обращая внимания на противную паутину. Сверху, из гостиной, долетали фразы из представления: «Отправь его в тюрьму!» – пронзительно требовала кукла. «Правильно, правильно!» – поддерживали куклу юные зрители.

Диана продолжала со всеми предосторожностями спускаться в подвал. Стоны снизу становились все громче. А в это время в гостиной куклы и дети скандировали: «Отправь его в тюрьму! Отправь его в тюрьму!»

Диана на минуту остановилась, давая возможность глазам привыкнуть к темноте, и вгляделась туда, откуда доносились стоны. Она с ужасом подумала о том, что сейчас может обнаружить пострадавшего от ушиба или падения ребенка. И вдруг в шоке застыла. Это были вовсе не дети, играющие в прятки. Это были Гай и Джон, прижавшиеся к стене. Первое впечатление было, что они борются друг с другом. Оба издавали громкие стоны, заглушавшие голоса кукол и детей. И Диана поняла, что оказалась свидетельницей приближающегося к финальной фазе полового акта.

Приступ ужаса и тошноты накатил на нее, когда она стала подниматься вверх по лестнице. Впрочем, Гай успел повернуться и увидеть ее. Диана побежала в свою спальню, моля Бога, чтобы ее никто не увидел. Когда праздник закончился и дети вместе с родителями собрались в зале, желая от всей души поблагодарить ее, Диане потребовалась вся ее воля, чтобы никто не заметил, какие чувства и какое отчаяние владеют ею. Она едва не сломалась в тот момент, когда один из отцов приехал в Уилмингтон-Холл, чтобы забрать жену и ребенка. Это был очень добрый, искренний и даже простоватый мужчина, и Диане от всей души захотелось, чтобы именно он был ее мужем.

В эту ночь она вместе с детьми покинула Уилмингтон-Холл. Она хотела лишь одного – защитить детей от влияния Гая и дяди и от возможных последствий. И только по этой причине она дала обещание Гаю и Джону, что никому не расскажет о том, что ей довелось увидеть.

Сейчас, спустя пятнадцать лет, она была рада, что молчала об этом. Закон изменился, и через двенадцать лет гомосексуальные отношения между взрослыми на добровольной основе признаны легальными. Майлз и Катрин выросли и считают, что причиной отдаления родителей была несовместимость характеров. Развода не было. Гай купил себе квартиру на Кинг-Чарлз-стрит, недалеко от парламента, а Диана с детьми осталась в доме на Итон-террас. Ради соблюдения приличий Джон снял квартиру в Челси, в которой фактически никогда не жил. Официально он считался секретарем Гая, и это не вызывало никаких подозрений в обществе. В то же время их интимные отношения продолжались.

Уилмингтон-Холл оставался для Гая местом, где он вел работу в избирательном участке – скорее рассчитанную на эффект, нежели полезную, однако же вполне достаточную для того, чтобы за ним оставалось место в парламенте на каждых выборах. К нему надежно пристал имидж благодетеля, приверженца закона и порядка, и Гай благоденствовал и процветал в его лучах, как цветет и благоденствует сад под мягким теплым дождем. Тот факт, что их характеры оказались несовместимыми, способен был вызвать скорее симпатию к нему, нежели осуждение. Всем было известно, как любит Гай своих детей, и даже наиболее критически настроенные к нему люди отмечали, что отношения между леди Дианой и ее мужем вполне дружеские и цивилизованные.

С понедельника по пятницу Гай заседал в палате общин, умело попадал в поле зрения спикера, если хотел что-то сказать, а его речи относительно образовательной реформы отличались ясностью и четкостью. Каждое воскресенье он присутствовал на заутрене в деревенской церкви неподалеку от Уилмингтон-Холла, каждое Рождество устраивал вечер для мэра, членов местного совета и всех тех, кто поддерживал его в Восточном Уэссексе, каждое лето предоставлял свой сад для местного праздника. Раз в год он давал бал для поддержания нужных связей с полезными парламентскими или финансовыми кругами, и по иронии судьбы организацией подобных мероприятий занималась компания Дианы. Правда, сама Диана этим не занималась. Это возлагалось на ее высококвалифицированного заместителя Патрицию, которая отвечала буквально за все – от аренды шатров и оркестров до найма обслуживающего персонала, флористов и печатания приглашений. Излишне говорить, что компания по организации мероприятий не давала Гаю ни малейшей скидки.

Вчера вечером у Гая проходил ежегодный бал на четыреста гостей, и по этому поводу Майлз и Катрин приехали сюда из Лондона. Поскольку Майлз пока еще не сдал экзамен на право вождения, Диана решила забрать их сама. Она знала, что Гай и Джон должны были рано утром отправиться в Лондон для участия в весьма важных дебатах в палате общин. Диана надеялась, что еще один взгляд на Уилмингтон-Холл сотрет все еще не выветрившееся воспоминание о том дне, которое до сих пор иной раз терзало ее среди ночи.

– Здравствуй, мама! – Катрин сбежала по ступенькам, едва Диана припарковала машину. Катрин уже исполнилось семнадцать. Она внешностью напоминала цыганку: черные волосы, черные глаза, смуглая кожа. Ростом она была выше матери, отличалась весьма соблазнительной фигурой и выглядела старше своих лет, хотя щеки и рот еще оставались по-детски пухлыми. Пока она обнимала мать, в дверях дома появилась высокая поджарая фигура Майлза. Сильный, красивый, смуглолицый, он унаследовал от матери прирожденное умение держаться с достоинством, а также хорошие манеры. Сейчас, когда сын и дочь оказались рядом, Диане вдруг пришло в голову сравнение: сына – с породистой скаковой лошадью, дочери – с горячим шотландским пони.

– Здравствуй, мама! – Майлз также обнял Диану, как бы желая подчеркнуть свое особое расположение к ней.

– Здравствуйте, дорогие мои! Ну как, хорошо провели время? Вечер был веселый? – спросила Диана, когда они входили в дом. Сунув руки в карманы, она незаметно сжала пальцы в кулаки, заставляя себя не смотреть в сторону двери, ведущей в подвал.

– Потрясающий! – заявила Катрин. – Жаль, что тебя не было. Был премьер-министр, уйма фотографов. Министр внутренних дел приглашал меня танцевать.

– Ладно, ладно, перестань хвастаться, Катрин, – шутливо одернул сестру Майлз. – Ты бы только видела, мама, как она флиртовала тут со всеми старыми и занудными членами парламента.

Катрин повернулась, глаза ее негодующе сверкнули.

– А ты-то сам! Раскланивался и расшаркивался и всем говорил «сэр»! Знаешь, мама, он даже бармена по инерции назвал сэром!

Диана рассмеялась и любовно положила руки на плечи обоих.

– Ладно, перестаньте вы оба. Вы уже упаковались? Я хочу сейчас же двинуться в Лондон.

– А ты не собираешься здесь хоть немножко побыть? Ты ведь не была в Уилмингтон-Холле целую вечность, – сказала Катрин.

Диана остановилась в центре зала, решительно повернулась спиной к двери в подвал. В распахнутые двери она заглянула в столовую, где слуги были заняты уборкой, но увидела там лишь двадцать детишек в бумажных шляпках, смеющихся и весело поющих «Счастливого дня рождения тебе», и четырехлетнего Майлза, пытающегося задуть свечи на торте.

– Нет, я должна срочно возвращаться, – сказала она как можно более непринужденным тоном. – У меня для вас дома сюрприз, и он не может долго ждать. Захватите свои чемоданы, а я подожду вас в машине.

Диана повернулась и быстрым шагом прошла к двери, высоко подняв подбородок и глядя в сад.

Бывают такие события, которые даже время не способно вытравить из памяти.


Франческа ждала родных в гостиной квартиры на Итон-террас, листая журнал «Кантри лайф». Кого из представителей высших классов Англии могли интересовать разрушенные коровники, даже если они были построены в 1700 году? Или тот факт, что если разговаривать с коровами, то это приведет к увеличению надоя молока? Франческа перешла к разделу мод, где доминировали изделия из твида и шерсти, и наконец закрыла журнал. «Калински джуэлри» явно не была частью деревенской жизни.

Взглянув на наручные часы из золота и ляпис-лазури (великолепный дизайн Сержа!), Франческа сообразила, что Диана с детьми возвратится из Уилмингтон-Холла через несколько минут. Времени достаточно, для того чтобы собраться и предстать перед ними с привычной для них веселой улыбкой в полном соответствии с имиджем процветающей особы. Достаточно времени, для того чтобы решить, что она скажет, когда ее спросят о Серже. Диана, как обычно, вежливо справится о нем, и Франческа должна будет бодро ответить, что все отлично. Она вдруг подумала, что, к счастью, они с Дианой никогда не были по-настоящему откровенны друг с другом, и, стало быть, ее золовка не станет спрашивать об этом более подробно. Их дружба за годы укрепилась, но она основывалась на взаимном уважении и симпатии. Диана восхищалась целеустремленностью и напористостью Франчески – качествами, благодаря которым она стала самым молодым вице-президентом крупнейшей ювелирной компании в мире. Франческа восхищалась Дианой, потому что та стала владелицей процветающей фирмы. «Ивент Органайзинг Лтд.» была несравнимо меньше «Калински джуэлри». Однако Диана достигла многого, если учесть, что начинала она с нуля. А кроме этого, единственным, что их связывало, был Гай, о котором они никогда не разговаривали, как если бы договорились игнорировать сей предмет. Диана никогда не говорила Франческе, почему они с Гаем разъехались, а Франческа никогда об этом не спрашивала. Аналогично Диана никогда не спрашивала, почему Франческа не выходит замуж за Сержа, хотя они давно живут вместе. Обе уважали право другого на тайну, и это лишь еще больше укрепляло их доверие друг к другу. Дядя Генри как-то сказал Франческе, что самый верный способ разрушить дружбу – это знать слишком много о другом человеке. А вообще, размышляла Франческа, поднявшись с дивана и подходя к окну, все так или иначе образуется в их отношениях с Сержем.

Вся беда заключалась в том, что по работе ей часто приходилось уезжать, посещать филиалы в крупнейших городах. Когда Серж услышал, что она собирается в Европу на две недели, он не на шутку рассердился. В какой-то степени Франческа могла его понять: он был привязан к мастерской и находился в ней каждый день, в то время как Франческа перемещалась с места на место, и со стороны могло показаться, что она весьма приятно проводит время. Франческа скорчила гримасу. Быть постоянно в пути, держать все время свои вещи в чемоданах, просыпаться каждые несколько дней в незнакомой комнате отеля – вряд ли это можно считать шикарным образом жизни. С другой стороны, сказала она себе, Серж должен уже понять, что это часть ее работы – следить за тем, чтобы филиалы компании по всему миру работали четко и надежно. И сердиться – значит вести себя по-детски. Франческа пожала плечами. Вернувшись в Нью-Йорк, она предложит отдохнуть вместе, они посетят театры, побывают на званых обедах, наберутся сил. Раньше это срабатывало. Сработает ли теперь? Франческа хотела на это надеяться.

В этот момент хлопнула входная дверь, и Франческа услышала в вестибюле голоса. А через несколько секунд в гостиную вошли Майлз и Катрин, предводительствуемые Дианой.

– Тетя Франческа! – радостно вскрикнула Катрин. – Мама говорила, что нас ожидает сюрприз, но я не догадалась, что это будете вы! – Она бросилась обнимать Франческу.

– Какой приятный сюрприз! – сказал Майлз, целуя тетю в щечку.

– Привет, ребятки! Привет, Диана!

– Прошу прощения, что мы несколько задержались. На дороге были пробки. Ты давно нас ожидаешь?

– Нет, недавно. Я тут увлеклась журналом «Кантри лайф».

Обе засмеялись. Жизнь в деревне определенно имела мало общего с образом жизни Франчески.

– Кто хочет выпить до завтрака? – спросила Диана.

– У меня есть для вас подарки, – объявила Франческа несколько минут спустя.

– Вот здорово! – Черные глаза Катрин радостно сверкнули. Майлз изо всех сил старался сохранить невозмутимый вид.

Франческа расстегнула большую сумку от Гуччи и вынула несколько пакетов. Как и все изделия «Калински джуэлри», они были завернуты в бледно-голубую бумагу с кремовой печатью в виде вытесненной золотой буквы «К».

– Ваша бабушка была в весьма экстравагантном настроении, когда выбрала для вас эти вещи, – смеясь, сказала Франческа. – Хотелось бы, чтобы они вам понравились. – Она передала один пакет Майлзу, второй – Катрин, а третий, едва заметно при этом подмигнув, – Диане. Они обе знали, что это подарок от Франчески, потому что Сара после разъезда Дианы и Гая считала своим долгом игнорировать невестку. По молчаливому согласию они решили, что Майлзу и Катрин совершенно ни к чему об этом знать.

Катрин получила пару сережек – изумительной красоты цветков из бриллиантов и сапфиров в центре, а Майлз – жемчужные запонки. Открыв свой пакет, Диана обнаружила книгу в переплете из змеиной кожи для записи деловых встреч, совмещенную с адресной книгой и бумажником. Углы ее были из золота, на шелковом форзаце была вытеснена буква «К».

– Какая красота! – воскликнула Диана.

– Надеюсь, тебе понравится, – сказала Франческа. – С недавнего времени мы расширили наш ассортимент. Выпускаем журналы регистраций, сигаретницы, сумочки. Я решила, что нам нужно расширять круг выпускаемых изделий. В будущем мы хотим вторгнуться в парфюмерный бизнес. На стеклянных флакончиках и пробках появится золотая буква «К».

– Здорово! – снова восхитилась Катрин.

– У матери родились всякие фантастические идеи на этот счет.

Диана засмеялась:

– Это несмотря на сенсационный успех Сержа в дизайне? Его концепция совершила настоящую революцию в ювелирном деле.

– Да, – лаконично согласилась Франческа. – Но ты ведь знаешь мать.

За завтраком Франческа с интересом слушала Майлза, который делился впечатлениями об Оксфорде, где он изучал экономику.

– Я закончу расширенный курс школы через три месяца, – бодро сказала Катрин. – Пока что я не имею понятия, чем буду заниматься. Вообще-то я хочу пойти работать, академическая карьера меня не привлекает.

– У меня есть идея, но я не знаю, согласится ли твоя мама, – сказала Франческа. Диана вопросительно подняла брови, веря в то, что ее золовка не предложит чего-то совсем уж неприемлемого. – Как ты посмотришь на то, чтобы приехать в Штаты на летние каникулы после окончания школы? Ты можешь остановиться у меня. И я знаю, что твоя бабушка с удовольствием слетает с тобой на некоторое время в Палм-Бич, когда у нее будет отпуск. Там множество молодых людей, и ты можешь побывать на балу.

– Ой, как здорово! Мама, мне это очень нравится! Можно я поеду? – Лицо Катрин порозовело, она едва не дрожала от возбуждения.

– Ну… – Диана выдержала паузу и, увидев, как погрустнело лицо Катрин, засмеялась. – Конечно, ты можешь поехать, дорогая. Я думаю, ты получишь большое удовольствие.

– Договорились. Мать будет в восторге, что ее очаровательная внучка побудет с ней, – сказала Франческа.

– А мне можно будет посетить мастерские и посмотреть, как Серж создает свои шедевры? – с живостью спросила Катрин. – И еще мне хочется побывать в вашем офисе и увидеть все ювелирные изделия.

Франческа снисходительно улыбнулась:

– Твой отец совершенно равнодушен к ювелирному делу, но эта черта, очевидно, тебе не передалась. Ты напоминаешь меня, когда я была в таком же возрасте.

Диана почувствовала, что краснеет, и отвела взгляд. Если какие-то качества в самом деле передаются по наследству, то у Катрин должен бы уже прорезаться писательский талант.

Когда в середине дня зазвонил телефон, Бентли, уже основательно постаревший, объявил, что мистер Гай Эндрюс просит к телефону молодого мистера Эндрюса.

– Интересно, чего он хочет, – сказал Майлз, устремляясь в кабинет.

Он вернулся через несколько минут с сияющим лицом.

– Вы можете себе представить? Отца только что назначили министром государственных предприятий. Премьер-министр объявил о назначении сегодня, и отец по этому случаю устраивает прием вечером в своей квартире. Он приглашает меня. – Майлз запнулся и смущенно добавил: – Но он не пригласил Китти. – Майлз назвал сестру именем, которым называл ее в детстве и которое употреблял лишь тогда, когда жалел ее.

– Я не в обиде, – твердо заявила Катрин. – Я останусь с мамой.

Когда Майлз и Катрин отправились в парк, чтобы поиграть в теннис, Франческа вернулась к этой теме.

– У Гая есть любимчики? – напрямик спросила она. – Выходит, история повторяется, если это так. Мать всегда отдавала ему предпочтение передо мной. Я и по сей день считаю, что это несправедливо, когда родители кого-то из детей любят больше.

– Думаю, что любимчики у него есть, – глухо сказала Диана. – Но Катрин искренне не возражает. Она никогда не была так близка Гаю, как Майлз, и в целом она считает его весьма утомительным. – Диане хотелось надеяться, что ее объяснение прозвучало убедительно. Впрочем, Франческа весьма проницательна, и ее на мякине не проведешь. Они никогда не обсуждали поведение Гая, но скорее всего Франческа догадывалась, что Гай гомосексуалист. Однако Диана совсем не хотела, чтобы Франческа знала, что Марк Рейвен, всемирно известный писатель и в настоящее время мультимиллионер, отец Катрин.


В квартире Франчески было темно и пусто, когда она после двухнедельной поездки в Европу вернулась домой. И она вдруг сердцем поняла, что Серж ушел.

Страх и отчаяние овладели Франческой. Как безумная она бегала из комнаты в комнату, надеясь на какое-то чудо. Вдруг он где-то спит? Или нежится в ванне. Может, он что-то готовит себе на кухне? Но тут из своей комнаты появилась экономка и, угрюмо поприветствовав Франческу, заикаясь, подтвердила, что мистер Буано в самом деле упаковал свои вещи и съехал с квартиры на прошлой неделе.

Охваченная паникой, Франческа не знала, что же делать. Ей вспомнилась та ужасная ночь, когда сгинул Марк. О Господи, неужели Серж нашел другую женщину? Или ему окончательно надоело, что она постоянно ставит интересы компании выше их отношений? Она посмотрела на часы. Было почти десять часов вечера, так что позвонить ему на работу она не могла. Что можно сделать? Не звонить же матери.

Франческа налила себе водки с тоником. Горькие слезы катились по ее лицу, и она отчаянно ругала себя за то, что сама довела дело до такого исхода.


Сапфиры были разложены на листе белой вощеной бумаги: бледные – с Цейлона, потемнее – из Бирмы, а темно-голубые и самые ценные – из Кашмира. Здесь находилось также небольшое количество почти совсем черных сапфиров, привезенных из Австралии и Бангкока и не столь ценных. Серж поочередно укладывал их пинцетом на рисунок, сделанный на броши, и прикреплял при помощи пластилина. Демонстрируя величайшее терпение, он твердой рукой прикрепил один за другим два совсем крошечных камешка, затем откинулся назад и полюбовался сделанным. Когда он закончит работу, брошь будет напоминать изумительной красоты голубой ирис, оправленный в золото. При этом будет достигнут стереоскопический эффект, и поддерживаемые крохотными пружинками лепестки станут покачиваться при каждом движении владельца.

– Можно приступать к изготовлению, Джим, – сказал Серж, обращаясь к мастеру. – Я бы поручил это Филу.

– О’кей. – Джим подошел к рабочему столу Сержа, и в течение нескольких минут они обсуждали технические проблемы предстоящей работы.

– Фаберже, будь я проклят! – восхитился Джим, с величайшей осторожностью беря эскиз в руки. – А ты сегодня сделаешь мне рисунок для кораллового ожерелья?

– Нет! – сказал Серж, решительно поднимаясь из-за стола. – На сегодня хватит. Я чувствую себя паршиво.

– Надеюсь, ничего серьезного?

– Ничего такого, с чем бы я не справился, – бросил Серж, медленно вышел из мастерской и направился в свой кабинет в конце коридора. Сняв телефонную трубку, он набрал личный номер Сары.

– Сара, хочу попросить вас о любезности, – без предисловий начал он. – Я хочу на какое-то время отвлечься от работы. Вы не возражаете, если я отправлюсь в Европу?

Возникла непродолжительная пауза, после чего Сара сказала:

– Если вы хотите в Европу, почему не отправились вместе с Франческой? Разве она не вернулась вчера? Я надеюсь, что вернулась, поскольку ожидаю ее появления в офисе сегодня. Накопилось много дел.

– Это никак не связано с Франческой, – ровным голосом возразил Серж. – Просто я чувствую потребность отвлечься.

– Господи, на какой срок?

– Не знаю. О работе не беспокойтесь. Я буду посылать свои проекты с подробными инструкциями. Джим и Фил за всем проследят.

– А в чем дело, Серж? – В ее голосе послышалось раздражение. – Я должна предупредить вас, что в вашем контракте есть пункт о том, что если вы уйдете из «Калински джуэлри», то не имеете права выполнять работу для другой компании в течение пяти лет.

Серж внезапно ощутил страшную усталость.

– Это личное дело, Сара. У некоторых людей бывает личная жизнь, как вы знаете. Мы не такие, как вы и ваша дочь, которая ставит свою работу превыше всего.

– Не нужно грубить. Некоторые из нас профессионалы. Мы не идем на поводу у капризов, если нужно делать дело. Вы обсудили все это с Франческой?

Серж уклонился от ответа. Пусть Франческа сама все объяснит матери, если пожелает.

– Из уважения к вам, как президенту компании, я звоню, чтобы информировать вас, что на какое-то время уеду, но отдел дизайна не понесет никакого ущерба из-за моего отсутствия. Хорошо?

Раздался щелчок, и телефон отключился. Серж медленно положил трубку на рычаг. Ну и сука, подумал он, и если до этого испытывал небольшие угрызения совести, злясь на Франческу за то, что она становилась все больше похожей на мать, то теперь сразу от них освободился. Даже если Франческа не может не быть такой твердой и независимой, если она не понимает, что идет по стопам Сары… Как бы там ни было, но мириться с этим он более не в состоянии…


Не часто такое случалось, чтобы Франческа явилась в офис с опозданием. Нарушение временного ритма в связи с перелетом из Европы в Америку стало причиной бессонницы, лишь в пять утра она забылась беспокойным сном и проснулась только в десять, когда обеспокоенная экономка принесла ей кофе. Франческа медленно пила кофе в постели, болезненно чувствуя пустоту рядом с собой, не слыша привычного шума воды, когда Серж принимал душ, или его разговора по телефону. Она пыталась настроиться на философский лад и успокаивала себя тем, что это временная размолвка. Она придет к нему в мастерскую во второй половине дня и убедит его, что он ведет себя по-детски, что они вполне счастливы. Кому нужен брак?

Первое, что Франческа увидела на своем письменном столе, была записка матери, очень лаконичная и весьма актуальная:

«Ты в курсе, что Серж улетел в Европу? Как только ты появишься, хочу с тобой поговорить».

Подпись отсутствовала. Записка была написана на бланке президента.

Франческа в смятении отложила записку в сторону. Затем позвонила в мастерскую, и ей сказали, что Серж уже уехал и не сообщил, когда вернется. Вот так-то. Она откинулась в кресле. Ей нужно немного прийти в себя, прежде чем идти к Саре – единственному человеку, которого она не хотела видеть в этот момент. Франческа быстро открыла свой портфель и затолкала в него те документы, которые ей оставила для изучения секретарша. Она возьмет их домой и поработает с ними там. Сегодня такой день, когда она должна побыть одна.


Вечером Франческа продолжала заниматься изучением принесенных отчетов. Предварительно она сказала секретарше, что поработает дома, чтобы подогнать дела, и что ее не следует беспокоить. Экономке она велела говорить по телефону, что ее нет дома. Это в равной степени относилось и к ее матери. Пока Франческа была погружена в работу, она могла отбросить мысли о Серже. За время ее отсутствия произошло немало событий. Нужно усилить меры безопасности в мадридском филиале. Существует твердое правило, что двери выставочных залов должны быть заперты всегда, независимо от того, есть внутри клиенты или нет. Телевизионные камеры при входе должны фиксировать всех входящих и выходящих. Клиенту не показывают более одного изделия за один раз. И тем не менее на прошлой неделе человек, назвавшийся промышленником из Германии, ушел, прихватив с собой браслет, два кольца и серьги общей стоимостью сто тысяч долларов, раньше, чем персонал магазина успел это осознать. Франческа сделала себе пометку позвонить менеджеру Паоло Родригесу и задать ему пару неприятных вопросов.

Кроме того, возникла проблема поддельных копий наручных часов, изготовленных в Токио и Гонконге. Подделки почти невозможно было отличить от оригиналов, даже знаменитая золотая буква «К» на циферблате была безупречна. Китай и Япония в огромных количествах экспортировали часы в различные страны мира, продавая их всего за двести долларов. Кому нужны подлинные часы за шестьсот долларов?

Внезапно Франческа пожалела о том, что дядя Генри ушел в отставку. Он всегда находил выход из сложных ситуаций, и ей захотелось поговорить с ним прямо сейчас. И не только о делах компании, но и о Серже. Она импульсивно схватилась за телефонную трубку в надежде, что он еще не лег спать. Жил он сейчас в новом доме в Стокбридже.

– Здравствуй, золотко! – ответил Генри, когда она дозвонилась. – Очень приятно слышать твой голос.

– Дядя Генри, прошу прощения за поздний звонок, но мне очень нужно повидаться с вами. Можно я прилечу завтра в Стокбридж? Мне потребуется ваш совет.

– Ну конечно, буду рад повидаться с тобой. Как идут дела?

– Не очень хорошо. Проблемы на работе… и к тому же Серж ушел от меня.

– Ушел от тебя? – удивленно переспросил Генри. – Ты хочешь сказать – насовсем ушел?

Франческа заколебалась:

– Я не уверена… Он улетел в Европу. Похоже, никто не знает, когда он собирается вернуться.

– Милые поссорились?

– Вроде того.

– Не беспокойся, золотко. Он вернется. Небольшое путешествие может пойти ему на пользу. Помнишь пословицу: «Разлука только раздувает любовь»?

– Дядя Генри, я люблю вас, – сказала, улыбаясь, Франческа. – Мне уже стало легче.

В эту ночь Франческа долго не могла заснуть и думала о Серже и «Калински джуэлри». После ухода Генри она стала единственным вице-президентом. Мать крепко держалась за президентство, не позволяя никому принимать важные решения без ее ведома, и зачастую отменяла решения Франчески. Такое положение становилось все более нетерпимым. Возрастала конкуренция с другими ювелирными компаниями, появлялись дешевые подделки изделий из их ассортимента, а вот сейчас канул в неизвестность Серж…

Необходима сильная рука для управления компанией. По-настоящему сильная. Сила Сары сосредоточивалась преимущественно на мелочах – скорее на качестве витрин магазина на Пятой авеню, чем на случае ограбления в Мадриде. Подобно маленькой птичке в элегантных платьях и блеске бриллиантов, она клевала по зернышку, продолжая до сих пор винить Франческу в том, что Гай так и не вернулся домой, и все еще испытывая горечь оттого, что дочь решила занять его место.

Франческа села в постели и включила лампу. Мозг ее лихорадочно работал. В настоящее время она владела пятьюдесятью пятью процентами акций – Генри продал ей свои пять процентов, когда шесть месяцев назад уходил в отставку. Она может взять управление на себя в любое время, когда захочет, хотя Сара этого не осознает. Вопрос лишь в том, решится ли она вытеснить мать с ее поста?

Сара всегда клятвенно заверяла, что только смерть оторвет ее руки от руля. Тем более сейчас, когда Гай определенно не вернется в компанию. Временами Франческа готова была поверить в то, что мать согласна скорее увидеть компанию тонущей, нежели передать управление дочери.

И еще был вопрос с Сержем. Она должна убедить его вернуться. Он был такой же неотъемлемой частью компании, как и она сама. Вместе они создали и выпестовали отдел дизайна. Неужели он не хочет, чтобы все это жило и развивалось, и только потому, что она не желает выходить замуж?

Обе эти проблемы необходимо решить, подумала она, выключая свет. Взять управление на себя и добиться возвращения Сержа.

Сейчас она верила, что способна этого добиться.


Спустя три дня Франческа вернулась в свой офис, чувствуя, что обрела душевное равновесие и уверенность после здравых высказываний Генри, его прибауток, пословиц и наставлений. В нем было нечто такое, что успокаивало. На Франческу особенно подействовала его уверенность в том, что Серж скоро вернется.

– Золотко, да ведь он любит тебя больше пятнадцати лет, а раз так, то хочет на тебе жениться. Нельзя осуждать парня за это, черт возьми! – сказал Генри, все так же молодо, как и раньше, сверкнув глазами. – Я подозреваю, он уже понял, что сделал ошибку, что нельзя на тебя давить. Он скоро вернется с таким видом, будто ничего не случилось.

– Надеюсь, что вы правы. Я по-настоящему люблю его и не могу представить свою жизнь без него. А вот мысль о браке меня пугает, я боюсь оказаться в западне. Боюсь, что потеряю свою индивидуальность.

– Ты никогда не потеряешь индивидуальность, Франческа, какие бы события в твоей жизни ни происходили. Я думаю, что твои страхи объясняются теми страданиями, которые тебе причинил этот писатель, Марк Рейвен. Он был твоей первой любовью, а это всегда переживается очень болезненно. Где-то на подсознательном уровне ты боишься, что тебя снова обидят, хотя, видит Бог, Серж не такой мужик. Ты никогда не найдешь никого лучше.

Франческа тихонько засмеялась:

– Кажется, я приехала к вам, чтобы получить сеанс психотерапии, дядя Генри. Ну а теперь, что мне делать с матерью?

И снова, как и в предыдущие годы, они разработали стратегический план. Пришло время, когда Франческа должна была взять власть в свои руки.

Сейчас, сидя за письменным столом, она позвонила секретарше и попросила принести почту. На одном из конвертов было помечено: «Лично и конфиденциально». Этот почерк Франческе был знаком не хуже ее собственного.

– Пока что все, Рита, – резко сказала Франческа, чувствуя, что у нее задрожали руки. Секретарша бесшумно удалилась, не понимая, что она сделала не так.

Письмо Сержа было кратким. Он решил совершить турне по Европе, так что с ним невозможно будет связаться. Свои проекты он станет регулярно присылать в мастерскую, так что производство ни в коей мере не пострадает. Он даже не пожелал ей благополучия и не передал привета. Глаза Франчески наполнились слезами, и она затолкала письмо в свою сумочку.


Заседание совета директоров было самым коротким из всех, какие Франческа могла припомнить. Сработал элемент неожиданности и застал Сару врасплох. Сара ошибочно полагала, что Франческа располагает пятьюдесятью процентами акций с учетом купленных у Гая. Ее собственные тридцать пять процентов, оставленные отцом, не столь впечатляли, однако оберегали ее от того, что при голосовании у кого-то окажется более пятидесяти процентов. Оставшиеся пятнадцать процентов принадлежали Генри Лэнгхэму, Максу Дицлеру и Клинту Фридману. Так что она сохранит полный контроль столько времени, сколько пожелает.

– Боюсь, что твои цифры не точны, – сказала Франческа как можно более ровным тоном. – В течение последних шести месяцев я владею пятьюдесятью пятью процентами акций. Когда Генри Лэнгхэм уходил в отставку, он продал мне свои пять процентов, сказав, что я могу их использовать как хочу и когда хочу, – добавила она тихо.

Лицо Сары посерело. Плотно сжав губы, она уставилась на свои руки в перстнях, лежащие у нее на коленях. В зале установилась напряженная тишина, и на миг Франческе показалось, что мать разрыдается. Франческа почувствовала укол совести: она собирается совершить нечто ужасное – отнять у Сары то, что было смыслом ее жизни почти сорок лет. Ей вдруг подумалось, что подобное может когда-нибудь произойти и с ней. Она будет сидеть в президентском кресле, думая, что способна находиться у руля еще долго, но кто-то более молодой и более подготовленный неожиданно выдернет из-под нее это кресло. И она также будет вынуждена отдать бразды правления, отдать компанию, которая станет смыслом ее жизни, оставить все, что ей близко и дорого.

Сара встала – с достоинством, с гордо поднятой головой, руками она сжала края стола.

– Я думаю, что нам не следует продолжать заседание, – тихо сказала она. – Джентльмены, я была счастлива руководить «Калински джуэлри» и сделать из маленькой компании, какую мне оставил отец, гигантскую корпорацию, каковой она является сейчас. Всю жизнь я отдала компании, но, может быть, сейчас мне следует передать ее кому-то другому. Я не стану смущать вас своим присутствием во время голосования по вопросу, кто должен стать следующим президентом. С этого момента я ухожу в отставку.

После этих слов она повернулась и медленно вышла из зала, навсегда оставив все то, что было ей так дорого.

И это был самый ужасный момент в жизни Франчески.

Глава 16

Лучи солнца отражались от крыльев аэробуса, мчавшегося из аэропорта Кеннеди. Находящаяся в нем Катрин, вцепившись в свою ручную кладь, едва сдерживала нетерпение. Впереди целых два месяца пребывания в Штатах. Тетя Франческа собирается показать ей все достопримечательности Нью-Йорка, а потом будет Палм-Бич. Катрин недавно получила письмо от бабушки, в котором говорилось, что, хотя сама бабушка чувствует себя не совсем хорошо, здесь много друзей и молодых людей и она сможет побывать на многих вечерах и приемах. Бабушка выражала надежду, что Катрин хорошо проведет время. Да она уже сейчас в полном восторге, хотя только сошла с самолета!

– Катрин, дорогая! – подлетела к ней Франческа, едва девушка вошла в зал аэропорта, и заключила ее в объятия.

– Ой, тетя Франческа, все так здорово! – И без того большие глаза Катрин стали еще больше, когда Франческа подвела ее к ожидающему их «линкольну».

– Я хочу попросить тебя об одной любезности, – лукаво улыбаясь, сказала Франческа.

– Пожалуйста! Все что угодно!

– Ты не могла бы называть меня просто «Франческа»? Ты уже ростом догнала меня и похожа на молодую и вполне самостоятельную леди, поэтому я кажусь себе страшно старой, когда слышу твое обращение «тетя Франческа».

Катрин захохотала:

– Это все мама! Она настаивает, чтобы я называла вас тетей. Я до сих пор Чарльзу, Софи и Джону говорю «дядя» или «тетя».

Губы Франчески слегка дрогнули. Может быть, называть Джона тетей как раз вполне уместно, о чем Катрин, естественно, не догадывается.

– Едем прямо ко мне, – быстро сказала Франческа. – Возможно, уже сегодня во второй половине дня ты сможешь побывать со мной в мастерской. Во всяком случае, я должна быть там обязательно, и у тебя есть шанс попасть туда.

Щеки Катрин вспыхнули от удовольствия.

– Ой, я бы очень хотела! И я увижу, как Серж изготавливает какое-нибудь изделие?

– Боюсь, что нет. – Франческа мгновенно посерьезнела. – Серж сейчас в Европе.

– О! – Катрин несколько секунд молчала, затем импульсивно спросила: – А вы больше не вместе?

Последовала пауза, во время которой Франческа тщательно подбирала слова для ответа.

– Я думаю, ему требуется отдых. Он очень много работал все это время. Я ожидаю, что он вернется… в свое время.

– Вот беда! Должно быть, вы скучаете по нему. – Катрин сочувственно посмотрела на тетю, и Франческа вдруг поняла, насколько наивна ее племянница.

– Да, я действительно скучаю, – согласилась Франческа. – Но мы были настолько заняты, что у нас не было времени остановиться и подумать. С того времени как я стала президентом, я буквально падаю от усталости. Скоро будет выставка в Париже. У меня сейчас дел невпроворот.

– Вам можно позавидовать, – сказала Катрин. – У вас такая интересная жизнь! Мне бы тоже хотелось делать то, что делаете вы.

– Серьезно? – Франческа с интересом посмотрела на племянницу.

– Да, на самом деле! Как вы думаете, я смогу получить работу в вашем филиале на Бонд-стрит? Я готова пылесосить полы, протирать стеклянные витрины и делать все, что понадобится.

– Если тебя это интересует, я думаю, мы можем найти для тебя что-нибудь поинтереснее, чем уборка! – воскликнула Франческа. – Вот интересно, какие чувства ты испытаешь, когда узнаешь побольше о ювелирном деле. Недостаточно просто любить красивые ювелирные изделия. Это очень серьезное дело, очень нелегкое и даже опасное.

– Могу себе представить! – возбужденно проговорила Катрин. – А ваш офис я тоже смогу увидеть? Обещаю, что не буду вам мешать.

Франческа пристально посмотрела на Катрин и вспомнила маленькую девочку в красных туфельках, которая просила разрешения остаться в офисе, чтобы увидеть, как идет работа.

– Разумеется, дорогая, – дружелюбно ответила Франческа. – Буду очень рада, если ты станешь находиться поблизости, а если позволит время, готова дать кое-какие пояснения.

– Просто фантастика! – восторженно проговорила Катрин. – Не могу дождаться!

Катрин осматривала мастерскую с большим интересом. Ей позволили взвешивать бриллианты на электронных весах и наблюдать за тем, как золото для часов трансформируется в белое золото после нанесения гальванического покрытия. Она собственноручно включала гигантский винтовой пресс, который развивает давление до пяти тонн и способен расплющивать металлы. Ей позволили сравнить между собой сиамские рубины – красные с черным оттенком и бирманские – тоже красные, но уже с голубоватым оттенком.

– Я готова вообще не уходить отсюда, – призналась Катрин, не в силах оторвать взгляд от изысканной формы кольца с сапфиром, которое Франческа собиралась забрать и отвезти в магазин на Парк-авеню. – Потрясающий сапфир!

– Действительно, потрясающий, – согласилась Франческа и стала рассказывать о его особенностях.

– Ну и ну! Вот как много нужно знать! – воскликнула Катрин.

Франческа резко поднялась, вспомнив, что в офисе ее ждет масса дел.

– Ладно, поехали! Ты можешь снова все здесь осмотреть, когда мы опять приедем.

Катрин было позволено остаток дня провести в выставочном зале и осмотреть множество изделий. Правда, в соответствии с правилами безопасности одновременно можно было осматривать только одно изделие. Катрин никогда в жизни не получала такого удовольствия. Огненно-черные опалы, голубые бриллианты, бледно-серый жемчуг, желтые сапфиры и сделанные из них ожерелья, браслеты, серьги, кольца лежали на черных бархатных подушечках. Племянница президента осмотрела все. Ближе к вечеру менеджера позвали к телефону. Вернувшись, он подошел к Катрин и с улыбкой сказал:

– Сейчас звонила из офиса мисс Эндрюс. Ваша тетя хочет подарить вам что-нибудь особенное. Она предположила, что вам может понравиться вот это.

Он открыл ящик, извлек оттуда большое кольцо и положил перед Катрин.

Кольцо представляло собой квадратной формы изумруд, закрепленный на холмике из маленьких бриллиантов. Катрин, ошеломленная щедростью Франчески, благоговейно взяла его в руки, заглянула в прохладную и в то же время блестящую глубину.

– Попробуйте нажать на эту маленькую золотую кнопку сбоку, – предложил менеджер, продолжая улыбаться.

Катрин осторожно нажала на золотую кнопку, изумруд вдруг раскрылся, как открывается крышка шкатулки, и Катрин увидела внутри крохотные часики с римскими цифрами на циферблате.

– Ой! – вскрикнула она. – Никогда не видела ничего подобного!

Менеджер кивнул:

– Эта идея пришла в голову мисс Эндрюс пару лет назад. Изделие пользуется большим успехом.

– У женщин, у которых есть все, как я понимаю?

– У молодых леди, у которых есть все, – согласился менеджер, которому Катрин нравилась все больше.

– Благодарю вас! А сейчас я должна пойти и поблагодарить ее лично. Как мне добраться до офиса? – Катрин собрала свои вещи, раскрасневшись от волнения.

– Я скажу, чтобы кто-нибудь вас подбросил.

Таким было первое впечатление Катрин о том, что представляет собой день в ювелирном бизнесе. Ей настолько все понравилось, что в последующие недели она постоянно просила позволения посетить либо мастерскую, либо различные офисы.

Когда Катрин наконец улетела в Палм-Бич, чтобы провести с Сарой остаток каникул, Франческа позвонила Диане.

– Я думаю, что Катрин пойдет по стопам моей матери и моим, – пошутила Франческа. – Ее очень привлекает наше дело, не в пример Гаю. Она проявляет к нему интерес даже больший, чем я в ее возрасте. Кто знает, Диана? Возможно, «Калински джуэлри» окажется в руках молодой Эндрюс, когда я уйду. В конце концов, это у нее в крови.

Диана на другом конце провода ничего не сказала. Если семья Гая так любит Катрин, намерена дать ей шанс сделать отличную карьеру и получить наследство, то Диана не станет раскрывать тайну, которая может этому помешать.


– Как твой отец, Катрин? – Это были первые слова Сары, когда она появилась. – Он здоров? Я очень скучаю по нему. Расскажи мне, чем он занимается.

После ухода из «Калински джуэлри» Сара заметно постарела. В ее некогда ясных пронзительных глазах появилась некая дымка, походка стала чуточку неровная. Руки ее, играющие золотой цепочкой, слегка дрожали, когда она расспрашивала о своем любимом сыне. Катрин никогда не испытывала особенно теплых чувств к Гаю и не была готова к тому, чтобы проводить все дни в душном, заставленном мебелью помещении и выслушивать ностальгические вопросы бабушки, на которые ей было трудно ответить.

– Он чувствует себя хорошо, – нейтральным тоном ответила Катрин, желая переменить тему разговора.

– Мне хочется, чтобы он приехал повидаться со мной, – продолжала Сара. – Скажи ему, чтобы он написал мне, дорогая. Я иногда звоню ему, но его никогда не бывает дома.

– Я скажу ему… Бабушка, можно я пойду поплаваю? Ужасно жарко…

Сара была явно разочарована. «Ну конечно, – думала она, – девочка слишком молода. Вечером я покажу ей фотографии Гая, когда он был мальчиком».

– Пойди искупайся, дорогая. Все необходимое ты найдешь в купальне. Там сейчас могут быть молодые люди. К моему соседу приехали друзья его сына, и я сказала, что они могут пользоваться моим бассейном, поскольку он больше, чем у них.

– Спасибо, бабушка. – Катрин быстро поцеловала ее в нарумяненную морщинистую щеку и выбежала в сад, где большой голубоватый бассейн манил желанной прохладой.

– Привет! Меня зовут Оливер. А ты, должно быть, Катрин?

Катрин вздрогнула от неожиданности, увидев молодого человека с черными глазами и загорелым лицом. Он стоял у самой кромки бассейна, ручейки воды струились по его атлетически сложенному, мускулистому телу. Ребята в Англии были бледными и хилыми в смысле комплекции.

– Д-да, верно, я Катрин, – промямлила она, чуть заикаясь.

– Я вычислил, что это должна быть ты. – Он на американский лад слегка растягивал слова и широко улыбался, демонстрируя ровные белые зубы. – Я остановился у Розенталей, это рядом, и пришел сюда, чтобы охладиться после тенниса. Здесь поспокойнее. Я не помешаю тебе?

– Разумеется, нет. Бабушка предупредила меня, что я могу встретиться здесь с молодыми людьми. Погоди секунду, пока я переоденусь.

Через пять минут она вышла из раздевалки в небесно-голубом бикини, которое подчеркивало длину и стройность ее ног, остроконечные груди и тонкую талию. Оливер окинул ее ладную фигурку оценивающим взглядом. Красиво нырнув в воду, она подплыла к нему, наслаждаясь прохладой и счастливо улыбаясь.

– Уф, как здорово! – воскликнула она, встряхивая головой и откидывая назад длинные черные волосы.

– Поплывем до конца, – предложил Оливер.

– Идет.

Они плыли рядом почти все время, Оливер коснулся стенки на секунду раньше.

– Теперь назад?

– О’кей.

Назад было гораздо труднее плыть, и, финишировав, Катрин припала к мраморному бордюру тяжело и часто дыша.

– У меня больше нет сил, – хватая ртом воздух и смеясь, сказала она. – Давай выйдем и посидим. – Катрин вышла из бассейна и направилась к полосатым бело-голубым лежакам.

– Расскажи о себе, – попросил Оливер, глядя на девушку внимательным взглядом, который словно ласкал ее тело. Катрин понравились его полные губы, чуть приподнятые по краям.

– Особенно нечего рассказывать. Мне скоро восемнадцать. Живу я в Лондоне и надеюсь в будущем заняться ювелирным делом. Бабушка попросила меня побыть несколько недель здесь, а последнюю неделю я проведу в Нью-Йорке с тетей, после чего уеду домой. А что ты можешь рассказать о себе?

– Я пытаюсь попасть в кино или на телевидение. Сейчас я на каникулах, потому что в Голливуде в это время года мертвый сезон.

– Так ты, стало быть, живешь в Голливуде? – Катрин с еще большим интересом посмотрела на Оливера. Ну конечно, ей следовало догадаться. Он выглядел как кинозвезда. – Я не могла слышать о тебе? Как твоя фамилия?

– Пауэр. Нет, я ничего такого не совершил, чтобы ты могла обо мне слышать. Я лишь надеюсь, что когда-нибудь такой день придет.

– Оливер Пауэр, – медленно повторила Катрин. – Буду следить за твоими успехами! Послушай, а ведь жарко! Я хочу чего-нибудь выпить. Тебе что захватить?

– Кока-колу, пожалуйста.

Когда она шла в бар, у нее появилось предчувствие, что пребывание в Палм-Бич будет даже более интересным, чем в Нью-Йорке.


Миновали две недели. Две недели долгих, жарких, ленивых дней, переходящих в полные истомы, душистые, звездные ночи. Катрин передвигалась медленно и смотрела вокруг чуть изумленно, ее чувства были обострены, а тело испытывало незнакомые, странные ощущения. Оливер стал своего рода стержнем ее жизни, и когда его не было рядом, она испытывала тоскливое чувство и какое-то нервное напряжение, что служило причиной бессонницы. Они оба испытывали какие-то сладостно-горестные чувства, когда встречались и расставались. Катрин должна была какое-то время проводить с Сарой, а Оливеру, продлившему свое пребывание у Розенталей, приходилось исполнять роль вежливого и благодарного гостя. Однако при первой же возможности они оказывались вместе, плавали или совершали прогулки либо просто сидели на берегу океана и тихо разговаривали под шум прибоя и шелест пальм.

Было так радостно узнавать, что в том или ином их интересы сходятся. Беседа между ними текла легко и непринужденно. Робко держа друг друга за руки, они говорили о любимых музыкальных произведениях, фильмах и книгах, обнаруживая такое удивительное сходство во вкусах, что это вряд ли можно было назвать случайностью.

– Только не говори, что ты без ума от Джона Донна! – воскликнула Катрин, когда они шли однажды по пляжу. – Он определенно мой любимый поэт, хотя в школе его терпеть не могли!

Оливер улыбнулся и процитировал:

Дважды и трижды тебя я любил

Еще до того, как увидел тебя

И узнал твое имя…

Неожиданно он густо покраснел и устремил взор вдаль.

– Это из стихотворения «Воздух и ангелы», да? – подхватила разговор Катрин. – А дальше идет:

Голосом и бесформенным пламенем

Ангелы действуют на нас

И заставляют поклоняться…

Оливер кивнул и сжал руку Катрин. Она искоса посмотрела на него, и ей вдруг отчаянно захотелось поцеловать его в загорелую щеку. Оливер обнял ее за талию и притянул к себе, их бедра соприкоснулись. Жаркое пламя разлилось по венам Катрин, и до боли сильно заколотилось в груди сердце.

В этот вечер она разговаривала по телефону с Дианой.

– Я мечтаю о том, чтобы ты познакомилась с ним, – сказала она матери. – Ты не можешь представить, какой он замечательный.

– А ты расскажи мне о нем, девочка моя, – попросила Диана, испытывая легкую тревогу. Ей тоже было восемнадцать лет, когда она влюбилась в Гая.

– Его зовут Оливер Пауэр, он актер, а не какой-нибудь там безнадежный неудачник. Я думаю, что его семья богата. Ему двадцать два года.

– А что у него за семья?

– Семья Пауэр, наверное! – хихикнула Катрин. – Мама, я надеюсь, ты не будешь вести себя как сноб.

– Разумеется, нет, – возмутилась Диана. – Я просто проявляю естественный интерес. Значит, ты еще одну неделю пробудешь с бабушкой и после этого отправишься в Нью-Йорк?

– Может быть… Но я хочу спросить бабушку, не смогу ли я остаться чуть подольше, пока Оливер здесь. Ему не нужно ехать в Голливуд раньше чем через две недели.

– Если ты считаешь, что не злоупотребляешь гостеприимством, то все в порядке.

– Спасибо, мама. Я вскоре позвоню тебе.

– До свидания, девочка. – Диана в задумчивости повесила трубку. Как быстро растут дети, с грустью подумала она, вспомнив Катрин совсем маленькой. Скоро она и Майлз навсегда покинут дом. И на миг Диане стало жаль, что дни их невинности и юности подходят к концу.

Поздним вечером, когда Оливер и Катрин медленно прогуливались по пляжу, девушка почувствовала, что в их отношениях друг к другу появилась какая-то особая деликатная нежность. И еще между ними впервые возникла некая напряженность, какая-то непонятная тяжесть. Катрин ощущала дискомфорт в теле, была взвинчена, груди ее ныли. Дойдя до укромной части пляжа, они остановились под кроной развесистого дерева. Они стояли рядом и смотрели на отражение месяца на спокойной глади моря.

Оливер наклонился и поцеловал Катрин. Она не успела повернуться, и поцелуй пришелся в угол рта. Поцелуй поначалу был деликатный и нежный, затем язык Оливера проник в глубину ее рта, встретился с ее языком, и она ответила ему тем же. Их обвевал бриз, они оставались в этой позе долго, пока Катрин не начала дрожать от все возрастающего желания.

– Катрин, – вырвался хриплый стон из груди Оливера. Он продолжал крепко ее обнимать.

– О, Оливер… Оливер… – Ее голос напоминал ропот моря, которое тихо плескалось о берег.

– Я люблю тебя, я очень тебя люблю! – порывисто проговорил он.

Вместо ответа Катрин спрятала лицо у Оливера на груди и стала гладить волосы, которые курчавились у него на затылке. Ее переполняли неведомые чувства и желания, у нее взмокло между ног, ей страшно хотелось, чтобы Оливер прикоснулся рукой к этому ноющему месту. Она чувствовала, как твердое естество его прижималось к ее животу, чувствовала, что он тоже дрожит. Переполнявшее Катрин желание одолело ее застенчивость и смущение.

– Может быть, мы ляжем? – хриплым голосом проговорила она.

Не говоря ни слова, Оливер осторожно опустил ее на колени. Они стояли друг перед другом в мягком песке. Он медленно стянул с плеч бретельки ее платья. Робкие деликатные пальцы дотронулись до остроконечных грудок Катрин и стали их ощупывать, словно это было редчайшее произведение искусства. Он гладил и ласкал нежную девичью плоть и соски, лишая Катрин последних сил. Затем он медленно опустил ее на песок, накрыв своим телом. Ее бедра были податливы и раздвинулись при первом прикосновении к ним его руки. На какое-то время Оливер замер, словно не решаясь сделать окончательный шаг, который соединит их в одно целое. Катрин подняла голову, чтобы увидеть его лицо.

– Я хочу тебя, – сказала она, и в ее голосе прозвучало нетерпение.

– О Господи, я тоже хочу, только… ты уверена?

– Я уверена, – шепотом ответила Катрин.

Луна спряталась за одинокое облачко, словно желая скрыть любовников и дать им возможность обрести уверенность. Рука Оливера раздвинула влажные горячие складки – и он вошел в нее быстрым движением, поцелуем заглушив вскрик боли. Его руки крепко обняли Катрин, помогая приспособиться к ритму его движений, которые в конце концов завершились прерывистым стоном и судорогой тел. Продолжая находиться сверху, он замер.

Спустя некоторое время Оливер спросил:

– У тебя все в порядке, сладкая моя девочка?

Катрин прижала голову к его плечу.

– У меня все чудесно, – пробормотала она и после паузы добавила: – Мне хочется, чтобы мы всю ночь были вместе… всю ночь напролет…

– Когда-нибудь так и будет, – пообещал он. – Нас ничто не может разлучить, Катрин. Мы всегда будем вместе.

В эту ночь Катрин приснилось, что огромный черный дракон слетел с неба, схватил Оливера и унес с собой.


Франческа работала в своем кабинете допоздна, пытаясь управиться с делами перед отлетом в Париж, где в Музее изящных искусств должна была состояться широко разрекламированная выставка ювелирных изделий. Планировалось выставить около сотни произведений ювелирного искусства, которые должны отразить шестидесятилетнюю историю «Калински джуэлри». Перед ней лежали богато иллюстрированные каталоги на английском и французском языках. Выставка должна быть впечатляющей. Несколько лет пришлось потратить на приобретение на различных аукционах оригинальных изделий. Удалось даже обнаружить самую первую драгоценность, изготовленную компанией, – золотую пряжку, украшенную дымчато-зеленым хризопразом, светлым лунным камнем и рубинами, заказанную последним русским царем. Кроме того, будут выставлены элегантные украшения для волос в стиле Эдуарда VII, отделанные драгоценностями, ожерелья в духе нового искусства, свободно свисающие серьги из нефрита и блестящего агата и стилизованные бриллиантовые клипсы, столь любимые и модные в пятидесятые годы. Семидесятые годы были представлены изысканными образцами изделий Сержа – ожерельями, браслетами, брошками, выглядевшими настолько естественно, что казались частью природы.

Журналы всего мира, имеющие отношение к искусству, опубликовали материалы, посвященные предстоящему событию, которое должно иметь продолжение в Лондоне, прежде чем выставка триумфально возвратится в Нью-Йорк. Отдел рекламы «Калински джуэлри» не жалел денег и усилий на рекламирование и раскрутку выставки, и Франческа была удовлетворена результатами. Картье, Ван Клиф и Арпельс могут рыдать и пребывать в тоске, думала Франческа, снова и снова просматривая каталоги. Эта выставка фактически делала «Калински джуэлри» лидером ювелирного дела. В настоящее время компания имела филиалы в девятнадцати странах – от Токио до Монте-Карло, Сан-Франциско и Марбеллы. У них работало по всему миру более двух тысяч служащих, и только на рекламу тратилось свыше трех миллионов долларов.

Франческа удовлетворенно покачивалась в кожаном вращающемся кресле, оглядывая кабинет, который некогда принадлежал Саре, а теперь был ее. Из кабинета были вынесены письменный стол в духе Людовика XV, непрочные французские стулья, тяжелые шторы и хрупкие статуэтки. Вместо них появились привезенные из Рима письменный стол, пристенный и кофейный столики, колонны с каннелюрами, хрустальные и позолоченные лампы в форме миниатюрных пальм, голубой ковер. Обитые белым шелком стены, украшенные произведениями выдающихся представителей модерна, как нельзя лучше гармонировали с мебелью.

Франческа еще раз просмотрела подписанные письма и документы, методично проверила содержимое своего элегантного портфеля, на месте ли паспорт и билеты на самолет, заказанные секретаршей. Она улетает завтра рейсом № 847 компании «Пан-Америкэн» из аэропорта Кеннеди в 14 часов ровно, назначение – Париж, место 3Д, первый класс. Франческа поблагодарила Бога за то, что у нее такая расторопная секретарша. Теперь до отъезда оставалось сделать лишь одну вещь.

– Свяжите меня с миссис Эндрюс в Палм-Бич, – сказала она девушке на коммутаторе. До этого ей звонила Диана и спрашивала, что представляет собой молодой человек, с которым встречается Катрин. Поскольку Франческа ничего о нем не знала, она ответила, что спросит об этом Сару, хотя и полагала, что ее невестка поднимает шум из-за пустяков. У Катрин появился приятель, ну и что? Не станет же Диана вести себя так, как старая графиня Саттонская, которая, по мнению Франчески, вела себя как настоящий сноб.

– Привет, мама, – бодро поздоровалась Франческа, когда ее соединили с Сарой. – Как дела?

– Отлично. – Голос Сары звучал как обычно, холодно и отчужденно.

– А как Катрин?

– Она, похоже, хорошо проводит время, я вижу ее очень мало, но это типично для молодых, – нехотя ответила мать.

– Как у нее дела с молодым человеком, о котором я слышала? Ты о нем что-нибудь знаешь? Диана спрашивала меня о нем, но я ничего не могла сказать.

Сара не скрывала негодования:

– Я не думаю, что следует беспокоиться из-за Оливера Пауэра. В конце концов, он остановился у моих друзей Розенталей, а они не из числа тех, кто принимает сомнительных молодых людей.

– Нет, я имею в виду вовсе не это. Я думаю, Диана хотела узнать, что у него за семья.

– Вероятно, ее интересует, чего стоит его семья, – поправила дочь Сара. – Он очень славный, вежливый молодой человек, и можешь сказать Диане, что Катрин ничто не угрожает, пока она находится под моей крышей.

– Разумеется. – Франческа вдруг почувствовала себя слишком уставшей, чтобы затевать бой. – Я завтра утром вылетаю в Париж, – примирительно сказала она.

– Я так и поняла, судя по тому, что читала. Надеюсь, ты не слишком много денег истратила на рекламу.

– Это не… – начала Франческа и затем оборвала себя. К чему все это? Она позвонила, чтобы спросить о Катрин – и только. – Я позвоню тебе, когда вернусь на следующей неделе, мама. Береги себя.

– До свидания, Франческа.

Собирая сумку, она поняла, что в их отношениях ничего не изменилось.

* * *

В Дакоте Карлотта Рейвен в последний раз осмотрела свой багаж, радуясь, что скоро выберется из города. Марк уже целых десять дней находился на борту «Санни II», совершающей круиз по Средиземному морю, пока она следила за переоборудованием их апартаментов. Сейчас она спешила присоединиться к нему. Он был не прочь бросить взгляд на женщину, но на борту яхты это было исключено. Команда была подобрана весьма тщательно, имела указания сообщать о каждой женщине, которая может быть приглашена на борт, и Марк знал об этом. И если не считать нескольких мелких грешков, ей удалось уберечь Марка от серьезных романов после того знаменательного круиза с леди Дианой Эндрюс.

Сейчас, когда Карлосу было двадцать два года и он переехал в Голливуд, Карлотта могла жить собственными интересами, а именно – крепко держаться за Марка и тратить его деньги. Марк называл ее магазиноголичкой. Карлотта же считала, что покупает лишь самое необходимое. Он говорил, что она никогда не может удовольствоваться тем, что у нее есть. Она утверждала, что он зануда и педант и что она обязана хорошо одеваться ради него же. Марк говорил, что она рабыня дома и вещей. Она решительно отвергала это обвинение и заявляла, что в их положении они должны иметь солидный дом.

Карлотта иногда приходила в бешенство. Марк должен был бы ее благодарить за то, что она сделала для него, однако, кроме негодования, она от него ничего не слышала. Ну что ж, завтра она будет в Париже, чтобы обновить свой гардероб у Ива Сен-Лорана, Диора и Шанель, и ничего с этим поделать ему не удастся. Если бы не она, он бы давно уже вышел в тираж и все про него забыли.

Положив футляр с драгоценностями рядом с багажом, чтобы не забыть его утром, Карлотта села на застеленную атласным покрывалом кровать и проверила билеты. Из Нью-Йорка в Париж. Среда, 18 июня. Рейс № 847 компании «Пан-Америкэн». Отправление в 14 часов ровно. Место в салоне первого класса, 4Д.

Карлотта устало потянулась и стала думать, удастся ли ей купить новую приличную меховую шубу. В конце концов, если ты летишь в Париж специально с этой целью, то должен сделать все должным образом.


Катрин проснулась рано и решила до завтрака искупаться.

Бледное утреннее солнце висело совсем низко, тени от деревьев были длинные, воздух свежий и вкусный. Катрин проплыла отрезок, дыша глубоко и наслаждаясь тем, как вода омывает ее тело. Затем она вылезла на украшенный мозаикой бордюр и села, болтая в воде ногами. Этой ночью она снова видела кошмарный сон и до сих пор не могла успокоиться. На сей раз огромный черный дракон, слетев с неба, схватил длинными острыми когтями ее и понес высоко над садом бабушки. Катрин попыталась закричать и внизу, на земле, увидела Оливера, который кричал ей, чтобы она возвращалась назад. Но она не могла ответить, слова не шли из ее груди, а дракон поднимался все выше и выше, Оливер становился все меньше и меньше, пока не превратился в маленькую точку.

Катрин закрыла глаза – она все еще была под впечатлением этого явственного сна. Что он может означать? Как правило, она спала без сновидений, и не было никаких причин для подобных кошмаров. На самом деле она никогда в своей жизни не чувствовала себя более счастливой. После завтрака придет Оливер, и они снова отправятся на яхте. А вечером оба встретятся на приеме, который устраивают Розентали.

Пружинисто поднявшись на ноги и запахнув халат, Катрин направилась домой. С кухни долетал пьянящий аромат кофе, который смешивался с запахом лилий, росших в огромных горшках. Жизнь была хороша, самочувствие отличное, и Катрин, вместо того чтобы идти шагом, бегом преодолела пространство зала. И вдруг, ахнув, остановилась как вкопанная. Сара сидела на лестнице, прислонясь к перилам, с бледным как полотно лицом.

– Бабушка! – Катрин бросилась к ней и, наклонясь, с ужасом увидела, что у бабушки не только лицо, но и руки были неестественно белыми, с голубым оттенком. Похоже, ей трудно было дышать, в ее глазах светился страх. – Бабушка… О Боже! Дороти, Дороти, быстрее сюда! – закричала Катрин, и через минуту по лестнице к Саре бежала горничная.

– Мадам! – крикнула перепуганная горничная. Сара закрыла глаза и завалилась набок.

Глава 17

Первой мыслью, которая обожгла Франческу, было то, что она летит в Париж без Сержа. Большие путешествия они всегда совершали вместе, совмещая приятное с полезным. На сей же раз она летела одна.

Ее охватило тоскливое чувство. Париж без Сержа будет совершенно иным, подумала она, вставая с постели и накидывая белый атласный халат. Обычно они снимали люкс в «Ритце» и умудрялись находить время, чтобы пообедать в нескольких шикарных ресторанах и посетить Лувр, когда выдавался свободный час.

Когда Франческа принимала душ, чувство беспокойства и уныния лишь возросло. Чего это она вдруг так испугалась? «За последние несколько месяцев я привыкла обходиться без Сержа», – сердито сказала себе Франческа, намыливая ноги мочалкой из люффы. Если разобраться, жизнь ее складывалась так, как она и хотела. Она превратила «Калински джуэлри» в компанию, оборот которой составляет миллиард долларов. Она стала ее президентом. У нее великолепный дом, вышколенная прислуга, изумительные наряды и меха и, разумеется, самые изысканные драгоценности. Она была самой уважаемой деловой женщиной, на нее именно так все и смотрели, и она работала в поте лица своего, чтобы достичь подобного положения. А сейчас она отправляется в Париж, чтобы открыть потрясающую, умопомрачительную выставку, которая еще больше укрепит репутацию ее компании. «Так какого черта я расхлюпалась? – пробормотала себе под нос Франческа, энергично растирая тело полотенцем. – Какого черта распустила нюни и дрожу, словно мне двадцать лет и я в первый раз отправляюсь одна в летний лагерь?»

В десять часов пришел парикмахер, чтобы сделать ей прическу. Горничная закончила паковать вещи и сложила их у двери комнаты к одиннадцати часам. В полдень подъехала машина и повезла ее в аэропорт Кеннеди.

Двадцать минут первого раздался телефонный звонок, и горничная Франчески взяла трубку.

– Могу я поговорить с Франческой Эндрюс? – раздался возбужденный женский голос.

– Она уже уехала в аэропорт, мадам.

– О Боже… – На другом конце провода женщина, похоже, всхлипнула от отчаяния. – Я должна связаться с ней! Это вопрос жизни и смерти!

– Возможно, в ее офисе с ней смогут связаться в аэропорту, мадам. Я даже не знаю, каким рейсом она летит.

– О’кей, я попробую. Если она вдруг позвонит, не могли бы вы сказать ей, что звонила ее племянница, Катрин. Скажите ей, чтобы она связалась со своей матерью в Палм-Бич… Там произошло ужасное…


Карлотта вошла в VIP-зал в аэропорту Кеннеди и заказала себе водки с тоником. Полеты на самолете всегда нервировали ее. А из Нью-Йорка в Париж лететь было довольно долго. Она бросила взгляд на свои золотые часы от Картье. Двенадцать часов тридцать пять минут. Она приехала слишком рано, но если она посидит здесь спокойно, полистает новый номер «Таунд энд кантри» и выпьет пару порций водки, а может, и примет транквилизатор, то сможет успокоиться к тому моменту, когда нужно будет садиться в самолет.

Ее мысли были нарушены объявлением по радио, произнесенным загробным женским голосом:

– Вызываем мисс Франческу Эндрюс! Вызываем мисс Франческу Эндрюс! Просим мисс Эндрюс немедленно обратиться в справочное бюро «Пан-Америкэн»!

Карлотта несколько мгновений прислушивалась к объявлению, затем пожала плечами. Она не видела Франческу более двадцати лет, и у нее не было ни малейшего желания увидеть ее снова.


– Я пытаюсь связаться с Франческой! – Лицо Катрин покрылось красными пятнами. – Ах, Оливер, я в панике! Если бы я знала, что мне делать!

Оливер обнял ее и притянул к себе.

– Все будет в порядке, милая. Ее перехватят в аэропорту. Ты сделала все что могла.

Приехали врачи, Сару уложили на носилки, подключили к кислородному баллону, сделали несколько уколов и осторожно внесли в поджидающую машину «скорой помощи».

– Не беспокойтесь, – обнадежил Катрин доктор. – Мы отвезем ее в больницу, и она пройдет там курс лечения. У нее инфаркт.

Включив сирену, машина «скорой помощи» уехала.

Даже спустя два часа Катрин все еще так и не получила никаких вестей от Франчески.

– Наверное, мне следует связаться с папой, – вдруг решила она. – Он может прилететь сюда уже завтра, и если бабушка… – Катрин не смогла закончить предложения.

– Ну вот, у множества людей случаются приступы сердечной недостаточности, но потом все проходит, – сказал Оливер, гладя ее по плечам. – Она поправится, девочка моя.

– Если бы Франческа была здесь…

– Не переживай. Она приедет. Кстати, почему бы тебе не позвонить своим родителям?

Катрин вытерла глаза.

– Правильно. Я позвоню сейчас маме и скажу, чтобы она связалась с отцом.

– А не лучше ли тебе самой позвонить отцу?

Катрин покачала головой:

– Я не очень-то лажу с отцом. Уж лучше я скажу маме.

Когда Катрин шла к телефону, он отчаянно зазвонил сам, здорово напугав ее.

«Господи, только бы звонили не из больницы, только бы не сказали, что бабушка умерла!» – подумала она.

Катрин схватила телефонную трубку и, чувствуя, как гулко колотится сердце, прижала ее к уху. Через несколько секунд величайшая радость отразилась на ее лице, и она облегченно вздохнула.

– Ой, слава Богу, что с вами успели связаться до вылета, Франческа! Вы можете приехать сюда как можно скорее? Бабушка заболела. У нее что-то с сердцем, – выпалила Катрин.

– Где она? – напряженным голосом спросила Франческа.

– Ее увезли в больницу Бэртона. Я думаю, это где-то близко.

– Я знаю. Я вылетаю в Палм-Бич сейчас же. Ты можешь с шофером Сары встретить меня в аэропорту, чтобы я сразу же отправилась в больницу?

– О’кей. Я так рада, что мы вовремя дозвонились до вас… пока вы не улетели в Париж, – лихорадочно повторяла Катрин.

– Я тоже, дорогая девочка. Я позвоню тебе из больницы, после того как навещу маму. Ты там одна?

– Оливер здесь. – Катрин почувствовала, что у нее отлегло от сердца. Франческа появится здесь и будет контролировать ситуацию, а Оливер держит ее за руку и ни за что не отпустит.

Когда Катрин положила трубку, Оливер обнял ее и привлек к себе.

– Ну вот, я же говорил, что все образуется. Разве нет? – мягко проговорил он.

Катрин кивнула:

– Сейчас, когда прилетает Франческа, я чувствую себя гораздо спокойнее. Думаю, что теперь все будет в порядке.

Однако этот долгий день был еще далек от завершения.


Карлотта поняла, что происходит нечто из ряда вон выходящее. Минутой позже привычная рутина на борту «Боинга-747» была нарушена шумом мужских голосов и женским криком. Карлотта и одиннадцать других пассажиров первого класса повернули головы, пытаясь разглядеть, что происходит позади, в салоне для туристов, однако стюардесса блокировала проход, стоя непоколебимо, как стена. Хриплые мужские голоса стали слышнее, выкрики раздавались на языке, непонятном Карлотте. А затем она увидела, как стюардессу грубо оттолкнули в сторону, и в проходе появился мужчина со зловеще сверкающими черными глазами. Он был одет в элегантный хлопчатобумажный костюм и бледно-голубую рубашку с распахнутым воротом. В одной руке он держал револьвер, другой рукой с деланным спокойствием поигрывал ручной гранатой.

– Вы остаться свое место! – на ломаном английском языке приказал он.

Карлотта расправила плечи, приподняла подбородок и вызывающе взглянула на него.

– Ты, женщина! – крикнул бандит. – Наклоняться вперед, руки на щиколотка… Остаться так!

Онемевшие от ужаса пассажиры тупо смотрели на мужчину. Но Карлотта уже все поняла, и волна леденящего страха пробежала по ее телу и сдавила горло. Не было сомнений, что этот мужчина – террорист, угонщик самолетов.

Террорист быстро сунул гранату в левый карман пиджака и схватил сидевшую в первом ряду пожилую женщину за волосы.

– Вниз! – завопил он, пытаясь пригнуть ей голову к коленям.

Один за другим пассажиры наклонялись вперед, опуская руки к ногам. До смерти перепуганные, они не способны были даже пикнуть. Превозмогая свое нежелание, Карлотта сделала то же самое.

– Ты! – Теперь террорист обратил свое внимание на стюардессу, которая стояла, бледная и растрепанная, у входа. – Кто есть Франческа Эндрюс?


Диана в тот вечер оставалась за письменным столом допоздна, проверяя и перепроверяя то, что она подготовила к следующему дню. Она занималась организацией спонсорского матча в поло в «Гардс-клубе» в Виндзоре, куда должны были прийти не менее тысячи людей. Играл принц Чарльз, и ожидалось, что его игру придут посмотреть несколько членов королевской семьи. Матчу предшествовал завтрак в шатре, а после окончания будет чаепитие и прием с шампанским. По такому случаю выпустили значки, оборудовали стоянки для машин. Были задействованы поставщики продуктов, приглашены флористы, фотографы, духовой оркестр, напечатаны десятки и сотни визитных карточек. Сейчас Диана молила Бога об одном – чтобы выдался ясный день. Но если все-таки погода подведет, то на этот случай она организовала прокат пятисот зонтиков.

Диана посмотрела на часы и включила телевизор, чтобы послушать прогноз погоды на следующий день. А через минуту она ссутулившись сидела на диване, приложив ладонь ко рту, и в ужасе смотрела на экран.

Принадлежащий компании «Пан-Америкэн» «Боинг-747», направлявшийся в Париж из Нью-Йорка, был захвачен в воздухе террористами, которые предположительно являются членами Фронта арабского освобождения, известного своей антиамериканской направленностью. В течение двух часов террористы, среди которых четыре мужчины и одна женщина, держат под дулами револьверов триста пятьдесят пассажиров и экипаж в количестве тринадцати человек.

Диктор Би-би-си, глядя в свои заметки, продолжал:

– Капитан Дон Килрой, с которым была установлена радиосвязь, подтверждает, что террористы требуют, чтобы самолет изменил курс и приземлился на острове Мальта, хотя есть опасность, что на борту недостаточно горючего. Среди пассажиров находится Франческа Эндрюс, президент компании «Калински джуэлри, Инк.». Считают, что она главный заложник, и мы слышали из арабских источников, что террористы требуют пять миллионов долларов в обмен на благополучную доставку мисс Эндрюс и других пассажиров. Состояние находящихся на борту людей пока неизвестно, но они находятся в воздухе уже четыре часа и будут лететь еще несколько часов, пока не достигнут пункта назначения. Как сообщают, среди пассажиров шесть граждан Англии. Мы станем оперативно сообщать все новости, которыми будем располагать.

Диана не могла больше слушать. Дрожащими руками она схватила трубку и стала набирать номер телефона дома Сары в Палм-Бич.


– Боюсь, что положение вашей матери достаточно серьезное, – сказал доктор Франческе. – Мы все время наблюдаем за ней, конечно же, она под непрерывным контролем, но пройдет по крайней мере несколько дней, пока можно будет говорить об улучшении.

– Я могу ее увидеть?

– Только на минуту. И пусть вас не пугают все эти трубки и капельницы – это обычное дело.

Желудок у Франчески судорожно сжимался, когда она шла по коридору в палату матери. Больничные запахи всегда вызывали у нее чувства, близкие к ужасу, и сейчас она со страхом подходила к палате.

«Мама такая маленькая!» – это была первая мысль Франчески, когда она увидела Сару. Крошечное хрупкое тело, опутанное проводами и трубками, с кислородной маской на бледном, цвета слоновой кости, лице. Она казалась маленькой и беспомощной – и тем не менее именно эта женщина деспотически управляла гигантской компанией всего лишь около года назад. Франческа испытала острое чувство жалости. «Калински джуэлри» была всей жизнью ее матери, как теперь – ее жизнью. Казалось бы, должны были существовать взаимные привязанности и взаимная любовь, однако же между ними не было ничего, кроме враждебности и глубокой ревности. Глаза Франчески наполнились горючими слезами, и ей страшно захотелось верить, что мать оправится от этой болезни и что в один прекрасный день они смогут понять друг друга.

– Ей сейчас нужен отдых, – сочувственно шепнула сестра.

Франческа кивнула, не имея сил что-либо сказать.

Когда она подошла к ожидающей ее машине, шофер слушал негромкую музыку по радио. Внезапно мелодия оборвалась, и раздался голос диктора:

– Передаем важное сообщение.

Через минуту Франческа побледнела, и у нее закружилась голова. Она не могла до конца поверить в то, что услышала. Поглощенная мыслями о болезни матери, она была не в курсе событий, которые произошли за последние несколько часов.

Сообщалось о том, что Франческа Эндрюс стала заложницей на захваченном воздушными террористами самолете, летящем в Париж, но, как только что выяснилось, она в последнюю минуту аннулировала заказ на этот рейс.

Сообщалось также, что террористы в настоящий момент держат в заложницах Карлотту Рейвен, жену богатого и знаменитого писателя, которая теперь стала главным заложником.


Вонь в салоне самолета становилась все сильнее. Карлотта сдвинулась на своем сиденье в сторону, устав от позы, в которой пребывала, пытаясь как-то справиться с овладевающим ужасом. Она скоро умрет. Это всего лишь вопрос времени. Когда террористы поняли, что Франчески в самолете нет, они обратили все внимание на нее.

– Ты жена Марка Рейвена? – спросила молодая террористка Рива, охранявшая пассажиров первого класса. У нее были длинные прямые жирные волосы, лицо фанатички и пистолет, который она крепко сжимала в костлявой руке. Она повернулась к одному из вооруженных мужчин, и те в течение нескольких минут о чем-то тараторили на своем языке. Карлотта со все возрастающим страхом украдкой наблюдала за ними. Ей не нужно было понимать их язык, чтобы сообразить, что они собираются использовать ее в той роли, в какой планировали использовать Франческу.

Молодая женщина снова повернулась к Карлотте.

– Твой муж сильно много деньги! – выкрикнула она. – Он дает деньги нашему делу! – Глаза Ривы сверкали, и в этот момент Карлотта подумала, что обречена, поскольку Марк не даст денег на ее освобождение. Он проигнорирует ее просьбы, и ирония заключается в том, что американское правительство принудит его это сделать, поскольку никогда не уступает требованиям подобного рода. Наверняка он будет рад наконец-то избавиться от нее.

Ирония номер два заключалась в том, что она заменяла собой женщину, которая некогда была ее подругой. Кажется, как много времени прошло с того момента, когда она отняла у нее Марка. «Что ж, – думала Карлотта со все возрастающей паникой, – я хотела денег и респектабельности, положения и власти, и я много чего получила, хотя для этого мне пришлось перешагнуть через подругу и с помощью шантажа принудить Марка дать мне то, что я хотела».

Сдавленные рыдания вырвались из ее груди. «Я не хочу умирать. Я хочу увидеть своего дорогого Карлоса снова. Я хочу поехать к маме и папе в Испанию!» – кричало все у нее внутри.

Самолет приземлился, и пока один из террористов оставался в кабине с экипажем, пытаясь обговорить условия по радио, другие охраняли выходы. Напряжение все возрастало. Время от времени террористы выкрикивали какие-то команды. Затем раздался выстрел, за ним последовал пронзительный крик, и один из пассажиров упал в проход. Из его головы текла кровь.

Террористы начали выполнять свою угрозу – расстреливать одного пассажира каждый час до тех пор, пока их требования не будут удовлетворены.


На следующее утро, перед тем как отправиться на матч по поло, Диана включила радио в своей спальне. Правда, теперь она знала, что Франческа не летела этим рейсом, но ее интересовали последние новости, связанные с ужасной трагедией – захватом террористами «Боинга-747».

Голос диктора был сдержанным и суровым: «…захваченный террористами самолет вынужден был рано утром приземлиться на Мальте. Террористы, которые, как полагают, хорошо вооружены, удерживают триста пятьдесят пассажиров в качестве заложников. Условия, в которых они находятся, по всей видимости, весьма тяжелые. Как сообщила служба безопасности на земле, пилот просигналил из своей кабины, что никто не должен подходить к самолету. Были слышны несколько выстрелов внутри самолета, террористы выдвигают новые требования. Согласно их первоначальному плану, они собирались удерживать Франческу Эндрюс, президента компании «Калински джуэлри», оборот которой составляет много миллионов долларов, с целью получения выкупа. Когда было обнаружено, что Франческа Эндрюс не летит этим рейсом, они переключили свое внимание на другую пассажирку – миссис Карлотту Рейвен, жену знаменитого писателя, автора бестселлеров Марка Рейвена, чье состояние, по оценкам специалистов, составляет двадцать миллионов долларов. Террористы осуществили свою угрозу – расстреливать одного пассажира каждый час, пока их требования не будут выполнены, и к настоящему времени несколько тел уже было выброшено из самолета на бетонное поле. Понятно, что…»

Сидящая перед туалетным столиком Диана оцепенела, услышав о новом повороте событий.


«Санни II» плавно скользила по подернутой рябью поверхности Средиземного моря. Марк лежал на палубе, подставив тело солнцу. Утро прошло плохо. Он проснулся после похмелья с головной болью и, когда сел за машинку, чтобы завершить последнюю главу «Голубой луны», был не в состоянии связать даже двух слов. Раздраженный и отчаявшийся, он поднялся на палубу и заказал себе виски с содовой. Может, это немного успокоит его и улучшит настроение. Карлотта присоединится к нему на Капри через пару дней, и он подозревал, что это и было причиной его внезапной депрессии. По крайней мере она не звонила ему без конца по телефону с того момента, как покинула Нью-Йорк. Этот телефон – словно пуповина, удерживающая их вместе, с раздражением и злостью подумал Марк. Он ненавидел то, как она отслеживала и прятала его под крыло, и он никак не мог выбраться наружу, заполучить глоток свободы.

Марк не заметил, как задремал, и очнулся оттого, что чья-то рука легонько похлопала его по плечу. Подняв голову, он увидел стоявшего над ним капитана.

– Боюсь, что у меня плохие новости для вас, – без каких-либо эмоций сказал капитан. – Ваша жена взята заложницей арабскими террористами на борту самолета на Мальте. Они требуют, чтобы вы внесли пять миллионов долларов за ее освобождение.

– Господи Иисусе! – Марк вскочил на ноги и недоверчиво уставился на капитана. – Не верю. Что все-таки произошло, черт возьми?

– Я знаю лишь то, что сказало мне руководство аэропорта на Мальте, сэр. Триста пятьдесят пассажиров удерживаются на борту самолета, который стоит на бетонной полосе, и террористы не выпустят ни вашу жену, ни других пассажиров, пока вы не дадите им денег.

Продолжая смотреть на капитана, Марк медленно покачал головой:

– У меня нет выбора, не так ли? Сообщите по радио, что я согласен, и спросите, когда и как они хотят получить деньги. И смените курс. Нам лучше поспешить в сторону Мальты.

– Да, сэр.

Триста пятьдесят пассажиров… включая Карлотту! Марк опустился на стул и сделал глубокий вдох. Лишь сейчас до него дошла вся трагичность ситуации. Одновременно он осознал, что американское правительство не позволит ему оказать помощь. Оно не пойдет навстречу требованиям террористов, но, во всяком случае, его согласие заплатить пять миллионов долларов даст возможность выиграть время для организации операции спасения.


Катрин и Оливер, обняв друг друга, медленным шагом возвращались домой с теннисного корта.

– Давай искупаемся перед завтраком, – предложил Оливер.

– Хорошая идея. – Катрин чувствовала себя размягченной и счастливой. Новости о здоровье Сары были в это утро гораздо более обнадеживающими, и Франческа пообещала, что они позавтракают возле бассейна, как только она вернется из больницы после посещения матери.

– Хотелось бы знать последние новости о захваченном «Боинге». Какое чудо, что Франческа не полетела этим рейсом! Это было бы так ужасно для всех!

– Да. – Катрин покачала головой, представив себе, какой это ужас – находиться под дулом автомата много часов в душном переполненном самолете.

– Может, мы быстренько посмотрим последние новости по телевизору?

– Давай.

Они вошли в прохладный вестибюль красивого здания и включили стоявший в углу гостиной телевизор.

Показывали какое-то шоу, участники истерически аплодировали и подпрыгивали, словно группа дрессированных тюленей.

– Я переключу канал, – сказала Катрин.

Прежняя картинка исчезла – и вот он, «Боинг-747», безжизненно стоящий на горячей бетонной полосе. Вокруг не было заметно никаких признаков жизни, и если бы не виднеющееся вдалеке здание аэропорта, можно было бы подумать, что дело происходит в жаркой пустыне Сахаре. Телевизионные камеры, должно быть, находятся очень далеко, подумала Катрин. От этого зрелища становилось как-то не по себе. А что это за темные свертки на земле недалеко от колес? Едва Катрин успела об этом подумать, как ровный голос диктора нарушил тишину гостиной:

– Террористы приводят в исполнение свою угрозу убивать каждый час по одному пассажиру до тех пор, пока не согласятся на их требования. К настоящему времени из самолета уже выброшены три тела, и вы можете их увидеть в левой части кадра. Террористы заявляют, что расстреляют каждого, кто приблизится к самолету, чтобы убрать трупы.

– Господи Иисусе! – пробормотал Оливер.

– Как можно вести себя таким образом! – охнула Катрин. – Наверняка они могли бы действовать иначе…

– Тс-с-с! – вдруг перебил ее Оливер, напрягая слух.

– Террористы требуют пять миллионов долларов за освобождение их главного заложника – Карлотты Рейвен, жены Марка Рейвена…

– О Боже! – вскричал Оливер, вскакивая на ноги. Он выпучил глаза, вокруг его рта появилась белая пена.

– Что случилось? – ошеломленно спросила Катрин.

Оливер ткнул дрожащим пальцем в телевизор, где в кадре все еще находился «Боинг-747».

– Карлотта Рейвен! – задыхаясь, проговорил он. – Это моя мать!


Власти аэропорта на Мальте устроили в главном здании срочное совещание. По телефону поддерживалась связь с Белым домом в Вашингтоне и министерством иностранных дел в Лондоне. Решался вопрос, какие предпринять шаги. Марк Рейвен связался с руководством и сказал, что готов заплатить выкуп, однако ему ответили, что правительство не может соглашаться с требованиями террористов – это противоречит его принципам.

– Мы должны дождаться темноты и затем организовать штурм самолета, – сказал старший представитель власти. – В Валлетте стоят корабли британского флота, у них есть специально обученные люди для борьбы с террористами. Они уже предложили свои услуги. Это единственный способ.

Среди участников совещания возникло замешательство.

– Это может вылиться в кровавую бойню, – сказал один.

– Не выльется, если нам удастся обмануть террористов, – сказал другой. – Мы скажем им, что согласились на их требования. Мы можем через пилота связать их по радио лично с Марком Рейвеном. Он пока что еще на яхте, но направляется сюда. Мы пока не сказали, что ему не разрешено отдать террористам денежный выкуп. Это может их удовлетворить, если они решат, что деньги на пути к ним.

– А если все пойдет не так, как нужно?

– Все и без того уже идет не так, как нужно. Они застрелили троих.

На том и порешили. В десять часов вечера антитеррористическая группа Британского Королевского флота должна будет ворваться в самолет и разоружить террористов.


– Что ты имеешь в виду, говоря, что это твоя мать?

Оливер пытался связаться с Марком. Он уже заказал себе билет на самолет в Европу, надеясь, что тот приземлится в Гозо, а оттуда на вертолете или на теплоходе он доберется до Мальты. Оливер в смятении схватил Катрин за руку.

– Мои родители – Марк и Карлотта Рейвен. Мое настоящее имя – Карлос Рейвен, но я не хотел пробиваться в кино с помощью имени отца, – торопливо объяснил он. – Я всегда находился в тени его имени. Сменить имя был единственный способ выйти из-под его тени.

– Почему ты не сказал мне об этом раньше? – Катрин была по-настоящему заинтригована. Во время учебы в школе она прочитала множество книг Марка Рейвена, и, хотя учителя это не слишком одобряли, она считала, что его романы с описанием скандалов и приключений весьма увлекательны.

– Я не думал, что это столь важно, хотя в свое время я бы тебе сказал об этом… Например, в том случае, если бы попросил твоей руки, – застенчиво закончил он.

– Ой, Оливер! – Щеки Катрин стали пунцовыми от удовольствия.

Оливер поцеловал ее.

– Я попрошу тебя об этом по всей форме, когда этот кошмар закончится. Сейчас мне нужно пробиться к моей матери. Господи, надеюсь, все закончится благополучно. Знаешь, любимая, я должен спешить, иначе не успею на пересадку в Нью-Йорке. Ты можешь связаться вместо меня с моим отцом? Я дам тебе номер яхты. Скажи ему, что я уже в пути.

Она ощущала его нежность и одновременно его тревогу и даже ужас.

– Конечно, любимый.

Оливер бросился в дом Розенталей, упаковал небольшой чемодан, объяснил хозяевам, что произошло, и вернулся к Катрин, чтобы попрощаться. Все произошло настолько быстро, что вся драма казалась какой-то неестественной. Он поцеловал Катрин и исчез раньше, чем она успела сообразить, что может не увидеть его снова в течение многих дней.

Поскольку Франческа еще находилась в больнице у Сары, Катрин устроилась перед телевизором и стала наблюдать за дальнейшим развитием событий, которые ввергли в ужас все Соединенные Штаты. И подумать только, это оказалась мать Оливера… Или ей следует теперь называть его Карлосом? Его мать в качестве главного заложника!

По телевизору стали показывать мыльную оперу, и Катрин от скуки решила позвонить Диане в Англию. Мама наверняка будет поражена, когда узнает, что друг ее дочери – сын одного из самых знаменитых во всем мире писателей!


Хрупкая, похожая на птицу Сара пребывала в глубоком сне. Врачи сказали Франческе, что, если все пойдет должным образом, Сара выздоровеет, хотя для этого понадобится длительное время, а в будущем ей нужно будет проявлять чрезвычайную осторожность.

Сидя у изголовья постели, Франческа смотрела на спящую мать. Ей хотелось поговорить с ней, установить близкий контакт. Но глаза матери оставались закрытыми, лицо – отрешенным.

– Ей нужен покой, – говорил врач. – Никаких разговоров. Но я уверен, ей покойно, когда вы здесь, даже если она большую часть времени спит.

Франческа надеялась, что это так и есть. Дважды в день она приходила в больницу и сидела у постели Сары, слушая, как приборы методично отмеряют ритм.

Приближалось время, когда ей нужно будет уходить. Франческа потянулась – у нее побаливала спина от неудобного больничного стула, и вообще она испытывала сильную усталость. Два последних дня принесли большие потрясения. Вначале это было связано с неожиданной болезнью Сары, а затем – с осознанием того факта, что если бы она полетела этим рейсом в Париж, то сейчас находилась бы под дулами автоматов озверевших террористов. Франческа чувствовала себя страшно опустошенной и с трудом могла поверить в то, что ее место заняла Карлотта. Франческа не решалась признаться в этом себе, но все выглядело так, будто судьба нарочно подстроила этот невероятный кровавый инцидент.

Внезапно тень упала на приборы над кроватью Сары. Полагая, что это сестра или врач, Франческа подняла голову – у нее отчаянно заколотилось сердце при виде знакомого, дорогого, любимого лица.

– Серж! – шепотом сказала она.

– Привет, Франческа. – Он положил сильную, крепкую руку ей на плечо, и голубые глаза его встретились с ее глазами. – Как у тебя дела?

– Ой, Серж! – Она поднялась и бросилась ему в объятия, выплеснув все скопившиеся за два дня тревоги и переживания. Она беззвучно плакала, уткнувшись ему в плечо, осознав, как скучала по нему все эти месяцы. – Я… я думала, что больше никогда тебя не увижу.

– Я ожидал тебя в Париже, – негромко сказал Серж, гладя ее по волосам. – Я собирался сказать, что не могу жить без тебя и что я был дураком, уйдя от тебя.

– Нет, нет, дорогой! Ты не был никаким дураком! Это я была дурой, позволив тебе уйти! – Франческа прильнула к нему, чувствуя, как привычно, знакомо обнимают ее его руки, испытывая удивительный комфорт от его присутствия.

– Сожалею, что такое случилось с Сарой. Как она сейчас? – Он посмотрел на хрупкую фигурку и понизил голос: – Я думаю, она одолеет болезнь.

– Надеюсь.

– Послушай, а этот захват самолета! Я чуть с ума не сошел, когда услышал вначале, что ты летишь этим рейсом.

– Я знаю. Эти последние дни – какой-то кошмар! Пойдем, Серж. Время посещения истекло. – Франческа быстро вытерла слезы и собрала свои вещи. – Ты знаешь, у меня остановилась Катрин. Она была в гостях у матери, когда все это произошло.

– Да, я слышал об этом. В газетах подробно описано все, что произошло в твоей семье за последние несколько дней.

– Разве? Я и не знала. Сейчас такое горячее время, что я не слежу ни за чем.

Они вышли из больницы и сели в машину. На пути к дому Сары они молчали. Это было доброе молчание, когда слова не требуются. Они снова были вместе, и, когда Саре станет лучше, они вернутся в Нью-Йорк, будут жить, любить друг друга и вместе работать. Франческа задумалась, поднимет ли Серж снова вопрос о браке. В глубине души она надеялась, что он не станет его поднимать. Ей до сих пор нравилось нынешнее положение дел. Она положила руку на бедро Сержа. Он повернул голову и ласково улыбнулся. Франческа ответила ему такой же улыбкой.

На этот момент было достаточно уже того, что он вернулся.


Катрин услышала шум подъезжающей машины Франчески и выбежала из дома, чтобы поприветствовать ее и срочно поделиться новостями. Увидев Сержа, она резко остановилась, и на ее лице появилась радостная улыбка.

– Привет! – весело крикнула она.

– Привет, дорогая! – Франческа вышла из машины, и Катрин определила, что она выглядит довольной. – Как дела? Где Оливер? – Она огляделась вокруг, рассчитывая увидеть Оливера где-то неподалеку от Катрин.

Лицо Катрин помрачнело, в глазах появилась тревога.

– Произошла совершенно невероятная вещь, – выпалила она.

Они двинулись в дом, при этом Серж не выпускал руку Франчески, а Катрин в это время пыталась им объяснить, что Оливер на самом деле Карлос Рейвен и что его мать была главным заложником в самолете.

– Господи Боже мой! – Франческа от неожиданности села на стул. Именно по причине того, что должен был появиться на свет Карлос, Марк вынужден был бросить ее и жениться на Карлотте, а сейчас его сын – вполне взрослый человек и влюблен в ее племянницу. Серж обеспокоенно посмотрел на Франческу – он был в курсе всей истории. – Просто невероятно! – наконец проговорила она.

– Да, действительно! – простодушно согласилась Катрин. – Представляете, он был здесь со мной, а в это время его мать взяли вместо вас в заложники. – Она покачала головой, затем нахмурилась. – Но кроме этого, произошла и другая неприятная и непонятная вещь.

– Что именно? – спросила Франческа.

– Вы же знаете, что мама всегда хочет знать, кто есть кто. И сейчас, когда у меня появился новый друг, она первым делом стала спрашивать, из какой он семьи. Лично я считаю, что это немного отдает снобизмом. Ну, так или иначе она и бабушку, и меня несколько раз спрашивала, кто такой Оливер. И сегодня, когда он сказал мне, что он сын Марка Рейвена, я подумала, что маме будет приятно это узнать. Я позвонила в Лондон, чтобы сказать ей об этом.

– И что же? – Франческа выглядела несколько озадаченной. Какое это могло иметь значение! Диана не имела понятия о ее романе с Марком. Поначалу об этом было больно говорить, а позже это потеряло актуальность.

– Она просто пришла в ужас! – воскликнула Катрин. – Она словно обезумела! Сказала, что я должна немедленно ехать домой и что я еще слишком молода, чтобы крутить романы.

Франческа непонимающе смотрела на Катрин. У Дианы не должно быть оснований для того, чтобы запрещать Катрин общаться с сыном такого богатого и знаменитого человека!

– Честное слово, я не понимаю, – сказала наконец Франческа. – Оливер по-настоящему приятный молодой человек.

– Вы могли бы с ней поговорить, Франческа? – умоляющим тоном попросила расстроенная Катрин. – Скажите ей, какой он приятный. И она должна была слышать о его отце. Все знают Марка Рейвена.

– Посмотрю, что мне удастся сделать, – пообещала Франческа. – А какие последние новости о захвате самолета? – Она повернулась к телевизору, который оставался включенным.

– Террористы продолжают удерживать заложников. Самолет находится на поле уже тридцать шесть часов, – сказала Катрин. – Уже убили пятерых.

* * *

Внутри самолета было совершенно темно, и лишь отдаленные огни здания аэровокзала чуть-чуть очерчивали силуэты согнувшихся пассажиров. Воздух был пропитан запахами пота, мочи и фекалий. Абсолютная тишина была, казалось, начинена напряжением. Днем в самолет проникли мухи, привлеченные запахом подсыхающей крови, и сейчас они злобно гудели в темноте. Легкое дуновение воздуха долетело от выходной двери в передней части самолета. Измученные пассажиры потянули носами и приоткрыли рты, пытаясь вдохнуть благотворный свежий воздух, который совсем не ценили раньше.

Пассажиры первого класса были согнаны в туристический класс. Здесь все, как привилегированные, так и лишенные привилегий, находились под прицелами автоматов, спаянные в единое целое общим желанием выжить.

В то время как один из террористов оставался в кабине, где находились капитан и экипаж, и пытался вести переговоры по радио, требуя пять миллионов долларов, трое других наблюдали за пассажирами и стюардессами.

Держа наготове автоматы, они не спускали глаз с людей. Только Рива, единственная девушка среди террористов, кажется, была вполне довольна ситуацией. Она стояла с автоматом в темно-коричневых тонких руках, надменно подняв голову, фанатично сверкая черными глазами. С полным сознанием своей правоты. Только великая цель могла иметь значение, и она, Рива, готова за нее умереть. Пассажиров она считала мусором, отбросами, особенно Карлотту, которая заслуживает того, чтобы умереть. Всякий, кто живет как паразит, заслуживает смерти. Рива смотрела на драгоценности и дорогой костюм Карлотты с презрением и ненавистью. Она с радостью убьет ее собственноручно, даже если ее муж-капиталист придет с деньгами.

Карлотта, зажатая в ряду между тучным бизнесменом из Чикаго и старой девой средних лет, всячески избегала взгляда Ривы, потому что в этой молодой женщине она угадывала собственные черты – жестокость и безжалостность, способность выжать из жизни все что можно. Правда, у Ривы была идея, в которую она верила, которой она служила и за которую готова была умереть. С неким угрызением совести Карлотта вдруг подумала, какая она эгоистка. Она хотела, чтобы мир был у ее ног. И сейчас Марк отнюдь не намерен торопиться спасать ее. Он собирается бросить ее вместе со всеми другими подыхать в этой вонючей металлической коробке.

Карлотта закрыла глаза, чувствуя, что ею овладевает отчаяние. Она не хотела видеть даже темные силуэты других пассажиров. Внезапно она услышала, как кто-то позади нее тихонько ругается. Напряжение, страх и неопределенность ввергли большинство людей в оцепенение. Некоторые же пытались одолеть панику злостью.

Один из террористов, услышав шепот, не на шутку разволновался. Нервно сглотнув слюну, он закричал, не обращаясь ни к кому персонально:

– Молчать!

И стал закуривать сигарету. Руки его дрожали, глаза запали от бессонницы. Другой террорист с проклятием бросился на него, выхватил горящую сигарету изо рта и затоптал ее пяткой на полу. Они отчаянно заспорили.

Хорошо бы они поубивали друг друга, подумала Карлотта.

На окраину аэродрома под прикрытием черной средиземноморской ночи подтягивались пожарные машины и машины «скорой помощи». Все разговаривали шепотом, боясь, что их слова могут долететь до захваченного самолета через пустынное поле. Не было никаких прожекторов или фонарей. Моторы были сразу же выключены, едва машины заняли намеченную позицию.

Антитеррористическая группа с присущей военным точностью готова была начать штурм.

По одному, на животе коммандос подползали к самолету сзади, откуда их нельзя было увидеть с борта. На их лицах были черные маски. Руки выкрашены в черный цвет. Они ползли медленно, внимательно наблюдая за тем, нет ли каких-либо признаков движения на борту погруженного в молчание самолета. Фут за футом они приближались к самолету, пока наконец не оказались под серебристым хвостовым стабилизатором, который возвышался над ними наподобие гигантской рыбы. Затем они достигли лопасти винта под брюхом самолета. Каждое их движение было отработано до мелочей и производилось совершенно бесшумно.

У коммандос были канаты, бомбы с нервно-паралитическим газом, а также ножи и револьверы. Они подползли к тому месту, откуда были видны открытые двери. План заключался в том, чтобы очень точно бросить бомбы в двери, которые охраняли два террориста. Террористы будут сбиты с ног взрывами и на две минуты оглушены. За это время коммандос должны подняться по канатам, которые они набросят на крылья, ворваться внутрь самолета и одолеть пятерых террористов.

План не идеальный, но должен был сработать.

Карлотта вздрогнула и проснулась. Она на какой-то момент задремала, сморенная усталостью и духотой, но внезапно очнулась. Рядом что-то происходило. Осторожно приоткрыв глаза, она посмотрела вокруг. В салоне было все так же темно и тихо. Однако эта тишина чем-то отличалась от прежней. Эта тишина предвещала беду. Карлотта почувствовала, что ею овладевает страх. Бросив взгляд на Риву, которая приподняла автомат, она по повороту ее головы поняла, что террористка также учуяла неизвестную опасность, как ее чует животное. А через секунду в самолете ярко вспыхнули огни, ослепив всех, кто находился внутри.

Карлотта заморгала, пытаясь приучить глаза к яркому свету, но в этот момент раздалась автоматная очередь. Дым и пламя наполнили салон – в него были заброшены бомбы с нервно-паралитическим газом. Кричали обезумевшие от страха и раненые пассажиры. Некоторые повалились на пол, другие, наоборот, в панике бросились к выходу.

Карлотта услышала, как завыли сирены, и звуки их приближались, становились все громче, но затем стаккато выстрелов в салоне совершенно ее оглушило. Группа пассажиров пыталась пробиться к выходу, но была скошена градом пуль. Карлотта увидела, как пуля попала мужчине в шею. Брызнул фонтан крови и разлетелся тысячью рубиновых капель по сторонам, забрызгав Карлотте лицо, руки и платье. Женщины визжали, перепрыгивая через тело лежащей у выхода стюардессы. Сзади напирали, группа пассажиров, пытавшаяся освободить запасной трап, не успела это сделать, и люди посыпались вниз с высоты двадцать футов на бетонную дорожку. Их стоны и крики заглушили все остальные шумы.

Рива с решительным и сосредоточенным выражением лица, которое, казалось, было высечено из мрамора, нажимала на спусковой крючок более расчетливо, нежели ее соотечественники. Она выбирала шикарно одетых, богатых, привилегированных. Среди всего этого хаоса и дыма она поймала взгляд Карлотты – и они несколько долгих секунд смотрели друг на друга. Черные глаза встретились с черными глазами. В глазах Ривы светилась ненависть. Подняв автомат, она выстрелила.

Карлотта почувствовала, что ей обожгло грудь, посмотрела вниз и увидела, что из ее груди хлынул поток крови.

* * *

Весь мир был в шоке, услышав об исходе операции, связанной с освобождением захваченного «Боинга». Были спасены двести пассажиров и сто пятьдесят убиты в бойне, которая произошла на борту самолета, когда террорист в кабине внезапно запаниковал. Ему показалось, что он заметил какое-то движение на земле со стороны здания аэровокзала, и тогда он приказал капитану включить все огни. Эта иллюзия была вызвана долгими часами, проведенными без отдыха и сна. Так или иначе, другие террористы запаниковали и стали расстреливать пассажиров до того, как коммандос смогли начать запланированный штурм.

Все террористы погибли, а вместе с ними и их главный заложник – Карлотта Рейвен.

Глава 18

На сей раз Диана и Гай были единодушны – Катрин должна немедленно вернуться в Лондон.

– Однако мы не должны сообщать ей настоящую причину, – высокопарно заявил Гай. – Мы все окажемся в дерьме, если она узнает, что ее святая мать – на самом деле ординарная проститутка.

– Не смей говорить подобные слова! – с холодной яростью проговорила Диана. – Я любила Марка. Это не было какой-то грязной интрижкой, как у тебя. Со сколькими мужчинами ты переспал за эти годы? С двумястами? С пятьюстами? С тысячью? Не говоря уж о моем брате Джоне, который по какой-то идиотской причине, кажется, продолжает тебя любить! – Она вся тряслась, и не только от гнева на Гая, но и от ужаса из-за романа Катрин с сыном Марка – ее единокровным братом.

– По крайней мере я не плодил детей по всему свету! – огрызнулся Гай. – Быть геем – узаконенный образ жизни, и никто не вправе осуждать его в наши дни.

– Я не думаю, что подробности твоей интимной жизни будут способствовать твоей политической карьере, – саркастически заметила Диана.

– Тем больше оснований не распространяться о том, что Катрин не моя дочь. И не надо мне этих нравоучений, Диана. В том, что мы оказались в такой переделке, – твоя вина, а не моя.

– Если бы ты был настоящим мужем, я, возможно, даже не посмотрела бы на Марка Рейвена, – ответила Диана. Эта реплика оказалась решающей.

– Диана, так мы ни о чем не договоримся. – Чувствовалось, что Гай признал свое поражение. Для него важнейшее значение имел имидж респектабельного члена парламента и министра государственных предприятий. До настоящего времени, несмотря на то что они жили порознь, никакого скандала не разразилось, и Гай хотел, чтобы все так и оставалось.

– Мы должны обдумать, что мы собираемся сказать Катрин, – сказала Диана, перебивая ход его мыслей. – Никто из нас не безупречен, но какую причину мы выдвинем, когда запретим ей встречаться с Карлосом?

Гай пожал плечами. Майлз и Катрин были заботой Дианы. Она отвечала за их воспитание, так что пусть сама выпутывается из этой ситуации. Лишь бы он не пострадал!

– Я думаю, мы должны сказать, что она слишком молода для того, чтобы крутить романы, – продолжала Диана. – И, откровенно говоря, так оно и есть. Ей только восемнадцать лет, пусть немного узнает жизнь. Я подумаю, чем ее занять.

– Как насчет того, чтобы вывести ее в свет? Почему бы тебе не дать бал в ее честь в Уилмингтон-Холле?

Диана видела, что его ум, как всегда, работал только в одном направлении – лишь бы он сам извлек из этого выгоду. Светский бал в честь дебютирующей дочери привлечет внимание средств массовой информации и даст Гаю возможность показать себя не только как облеченного большой властью политика, но и как любящего отца.

– Я подумаю об этом, – коротко ответила Диана. – А сейчас главное – срочно связаться с Франческой и сказать ей, чтобы она отправила Катрин домой ближайшим рейсом.


– Сожалею, дорогая девочка, но и твоя мать, и даже Гай непреклонны и требуют твоего возвращения домой, – сказала Франческа, полная сочувствия к племяннице.

Катрин выглядела совершенно убитой. Она хотела остаться, чтобы дождаться возвращения Карлоса. Он звонил ей и сообщил, что они с Марком собираются доставить тело матери в Испанию и похоронить в Линаресе на семейном кладбище, а после этого он намерен вернуться в Палм-Бич, чтобы повидаться с ней. Чувствовалось, что он глубоко потрясен смертью матери, и Катрин было очень жаль его. Она пообещала, что дождется его приезда, зная, что Франческа не будет возражать, если она задержится подольше.

Никто не мог предположить, что Гай и Диана запретят им продолжать знакомство.

– Послушай, Катрин, – мягко сказал Серж, ибо понимал, что творится сейчас в ее душе, и считал поведение Дианы неразумным. – Почему бы тебе не слетать домой и не поговорить со своими родителями? Эти звонки через океан не помогут. Объясни им, что ты чувствуешь, расскажи, что не собираешься делать никаких опрометчивых шагов и не намерена сию минуту выходить замуж за Карлоса, и, возможно, они тебя поймут. После этого они, может быть, позволят тебе вернуться сюда.

– Мне так хотелось быть здесь, когда Карлос вернется.

– Я хорошо тебя понимаю, девочка, но Карлос вполне разумный молодой человек. Он все поймет. В сущности, это вполне естественно, когда мать и отец хотят тебя защитить. Тебе всего восемнадцать, и ты влюбилась в молодого человека, которого они никогда не видели. Они просто обязаны обеспокоиться, во всяком случае, до того момента, пока не увидят его и не узнают, что он собой представляет.

Франческа бросила на Сержа благодарный взгляд и улыбнулась про себя. Она относилась к Катрин так же по-доброму и тактично, как к ней относился Генри Лэнгхэм, когда ей было столько же лет.

– Наверное, вы правы, – неохотно согласилась Катрин. – Хотя это так не похоже на маму. Я не могу даже предположить, что именно она имеет против Карлоса.

В душе Франческа была с ней согласна. Но Диана не знала отца Карлоса так, как знала она. «Вероятно, – подумала Франческа, – я должна позвонить Диане и рассказать, что значил для меня Марк, когда я была девушкой». Однако затем она передумала. Это только осложнит дело, к тому же Диана станет задаваться вопросом, почему она никогда не говорила об этом раньше. Лучше всего, если Гай и Диана сами придут к выводу, что не стоит бояться отношений Катрин и Карлоса.

Опечаленная Катрин вечером паковала вещи и гадала, когда она снова увидит Карлоса. Сцены бойни на захваченном самолете еще были свежи в памяти. И Катрин испытывала чувство жалости к Карлосу и его отцу. Телевизионные репортеры сообщили, что Марк Рейвен был готов отдать пять миллионов долларов, которые требовали террористы за освобождение его жены и других заложников, но увы! На экранах появлялись фотографии улыбающейся Карлотты, сделанные на одном из приемов год назад. А затем Катрин посмотрела клип о Марке Рейвене, которого интервьюировали на яхте на следующий день после трагедии. Она обратила внимание, каким мрачным был взгляд и как хрипло звучал его голос, словно он был страшно рассержен. Затем рядом появился Карлос со скорбно опущенной головой. Голос его был напряжен, словно он задыхался.

В этот момент Катрин хотелось лишь одного – быть рядом с Карлосом. Его ссутулившиеся плечи, крепко стиснутые челюсти свидетельствовали о глубокой скорби. И в то же время можно было сказать, что держался он с достоинством. Да, Катрин утром улетает в Англию, но ничто и никто не сможет надолго разлучить ее с Карлосом.


Марк налил себе виски из судового графина с широким основанием и бросил взгляд в сторону салона, где в глубоком кресле сидел, вытянув длинные ноги, Карлос. За бортом плескалось Средиземное море, поблескивающее в иллюминаторах «Санни».

– Выпить не хочешь?

– Нет, спасибо, папа.

Марк медленно подошел к креслу напротив и тяжело в него опустился, размышляя о том, что следует рассказать Карлосу и нужно ли вообще что-то рассказывать. Они никогда не были особенно близки, и когда Карлосу исполнилось восемнадцать, он ушел из дому, сменил имя и фамилию, став Оливером Пауэром, и отправился в Голливуд искать счастья в кино. Неведение – великое счастье, думал Марк, потягивая виски, так почему Карлосу не остаться в этом неведении? Прошлое умерло вместе с Карлоттой. Нет никаких причин его ворошить.

Пауза затягивалась, каждый из них был погружен в свои собственные мысли. Они бросили якорь у северного побережья Мальты и завтра с телом Карлотты улетают в Испанию. Затем Марк снова вернется на «Санни» и продолжит свой круиз еще в течение нескольких недель, а Карлос, очевидно, вернется в Штаты.

– Что мы теперь, без мамы, будем делать? – с затаенной болью спросил вдруг Карлос.

Марк некоторое время пристально смотрел на сына. Вопрос был как соль на рану, хотя вовсе не по той причине, о какой мог думать Карлос.

– Сейчас мне нужно закончить новую книгу «Голубая луна», – ответил Марк. – Ну а там посмотрим. Я, вероятно, совершу круиз на юг Франции, сделаю перерыв в работе, приглашу на борт яхты нескольких своих друзей.

Голос Марка звучал устало. Он вдруг подумал, что его новообретенная свобода будет висеть на нем неким непривычным бременем, пока он к этому не привыкнет. Он был на побегушках у Карлотты двадцать три года, и внезапно обретенная свобода была тем блюдом, к которому он не знал, как приступить. Марк вздохнул, и Карлос принял это за свидетельство печали.

– Мне очень жаль, отец, – сказал Карлос. – Тебе хуже, чем мне. Мама была для тебя всей жизнью. У меня по крайней мере есть своя карьера, свое место, есть друзья. Я понимаю, как тебе будет ее не хватать. – Он с сочувствием посмотрел на отца.

Марк отвернул лицо, чувствуя себя отъявленным лицемером. В эту минуту он понял, что никогда не откроет Карлосу правды.

– Ты собираешься снова в Штаты после похорон, насколько я понимаю? – негромко спросил он.

– Да. Мой агент предлагает мне участие в двух фильмах. И потом там девушка. Я хочу повидать ее.

Марк бросил взгляд на Карлоса. Он был рад, что у сына есть девушка. Он вспомнил собственную юность и улыбнулся. Юношеская любовь – дело весьма сокровенное, и Марк решил не задавать Карлосу вопросов. Он внезапно почувствовал себя чрезвычайно старым. Сможет ли он когда-нибудь ощутить душевный подъем, который приносит любовь? Весьма сомнительно. Женщина, которую он ненавидел, но в которой нуждался, умерла в кровавой бойне два дня назад. Из-за нее он дважды был ограблен и лишен любви. И тем не менее она дала ему взамен нечто такое, что для него значило очень много.

Но стоило ли это тех жертв?


Диана решила, что Стэнтон-Корт будет наилучшим местом для проведения семейного совета. С момента возвращения в Лондон Катрин замкнулась в себе, ходила несчастная и потерянная, неспособная понять точку зрения матери и не желающая ни в чем принимать участие. Впервые за многие годы Диана стала в тупик. Между ней и дочерью возникла все углубляющаяся трещина. Катрин нельзя было рассказать правду. Если она узнает, что имела связь с единокровным братом, то получит моральную травму, даже более тяжелую, чем в том случае, если ей станет известно, что Гай не является ее отцом. Единственный способ положить конец нежелательным отношениям – это не дать ей снова увидеть Карлоса. Но Диана чувствовала, что для этого она должна заручиться советом и поддержкой Чарли и Софи.

Как только они приехали в пятницу в середине дня в Стэнтон-Корт, достопочтенный Филипп Стэнтон, леди Шарлотта и леди Люси Стэнтон утащили Катрин играть в теннис, оставив Диану наедине с Чарльзом и Софи.

– Что стряслось, сестра? – спросил Чарльз, увидев расстроенное лицо Дианы. – Опять Гай выкинул какой-то номер?

За эти годы Чарльз стал шаркать еще больше. Его волосы поредели, морщинки на обветренном лице еще больше углубились. Одежда на нем, какой бы дорогой ни была, всегда выглядела мешковатой и, как правило, на ней видны были следы штопки и латки.

– Я собираюсь вам кое-что рассказать и попросить вашего совета. Думаю, вам это вряд ли понравится, – мрачно сказала Диана.

Софи предложила Диане и Чарльзу пройти в гостиную. Чарльз закрыл дверь, чувствуя, что речь пойдет о вещах, которые не предназначены для посторонних ушей.

– Ты как-то говорила, что Катрин в кого-то влюбилась в Америке, – начала Софи. – Не слишком ли она молода для этого?

И хотя на душе у Дианы скребли кошки, она улыбнулась. Как Софи может так деловито и прозаично говорить об этом?! Тем не менее подобная позиция Софи в какой-то степени успокоила Диану.

– Это как раз то, во что мы должны заставить ее поверить, – ответила Диана. – Что она еще слишком юна для любовных романов. Беда в том, что все не так просто. Я надеюсь, что вы не станете возражать: я пригласила Гая сюда в этот уик-энд, чтобы он тоже с ней переговорил.

– При чем здесь Гай? – без обиняков высказалась Софи. – Он всегда был гадким отцом для обоих детей и демонстрировал свою любовь к ним лишь для того, чтобы делать карьеру. И я не думаю, что Катрин станет прислушиваться к его словам.

– Мы должны испробовать все, – в отчаянии проговорила Диана. – Ситуация гораздо более серьезная, чем вы думаете. – И после этого она медленно и четко ровным тоном рассказала им все, не взывая к их сочувствию, да и не ожидая его. Чарльз слушал широко раскрыв голубые глаза и, кажется, не веря тому, что слышал. Ошеломленная Софи лишь молча втягивала в себя воздух.

– Таким образом мы решили записать ее как ребенка Гая, – заключила Диана. – Он грозился тем, что развод втянет нас в грандиозный скандал. Это было еще до того, как я поняла, что он гомосексуалист. Если бы все всплыло, для Майлза и Катрин это было бы еще хуже. Помните, что гомосексуализм был легализован несколькими годами позже. – Диана пожала плечами. А Чарльз и Софи не могли поверить, что выдержанная, хладнокровная Диана, которую они знали много лет, могла страстно любить, глубоко страдать и хранить все это в себе долгие годы.

– Из всех молодых людей на земле, в которых можно влюбиться, Катрин выбрала именно его… – Чарльз сокрушенно и даже несколько недоверчиво покачал головой.

– Именно, – с несчастным видом подтвердила Диана. – Когда она говорила мне об Оливере Пауэре, у меня и в мыслях не было, что это сын Марка. Не знали об этом ни Сара, ни Франческа. Похоже, парень хочет сам пробиться в кино и по этой причине изменил имя.

– Ты права в одном, – поддержала ее Софи. – Катрин не должна больше видеться с ним, даже если для этого нам придется выдумать причину.

Глядя сейчас на Диану, Чарльз вспомнил, как она когда-то влюбилась в Гая и как все они пытались отговорить ее от этого брака. Если Катрин пошла упрямством в мать, то, может быть, в конце концов ей придется сказать правду. Дай Бог, чтобы этого удалось избежать. Ради Дианы.

– Так когда приедет Гай? – спросила Софи.

– Завтра утром.

– Что из всего этого мы скажем матери, если вообще должны что-то сказать? – спросил Чарльз.

Диана надолго задумалась. Мэри Саттон сильно сдала за последнее время, в проблемы особенно не вникала, ухаживала за розами и наслаждалась обществом внуков. Вряд ли имеет смысл разрушать те иллюзии, которые у нее остались.

– Я не думаю, что есть резон говорить ей обо всем в подробностях, – сказала Диана. – Просто скажем, что Катрин в кого-то влюбилась, но, поскольку ей только восемнадцать, мы хотим удержать ее от поспешных действий.

– Твоя мать вышла замуж в восемнадцать, так же как и ты, – заметила Софи. – Так что вряд ли это убедительно.

– Тем больше оснований для того, чтобы удержать Катрин, – вспыхнула Диана.

Гай приехал на следующий день к завтраку. Выглядел он неважно и, очевидно, испытывал раздражение по поводу того, что не может провести уик-энд в Уилмингтон-Холле.

– Я не понимаю, зачем мы все здесь собрались, – не очень любезно сказал он, когда Чарльз подал ему бокал хереса перед завтраком. – Диана по своему обыкновению все излишне драматизирует, – добавил он так, как если бы ее вообще не было сейчас в комнате.

– Дело весьма серьезное, – пробормотал Чарльз. – Мы должны подумать о том, как его нейтрализовать, пока еще не поздно.

– Надо направить Катрин в школу в Швейцарию, – сказал Гай.

– Я думала об этом, – отозвалась Диана, – но можем ли мы быть уверены в том, что она тайно не будет с ним встречаться?

– Ты же не можешь запереть ее в своей комнате и сторожить день и ночь, – огрызнулся Гай. – Ради Бога, Диана, будь благоразумной. Мы просто должны запретить ей видеться с ним! И она обязана нам повиноваться!

Все с сожалением посмотрели на него и стали потягивать херес.

– У меня есть идея! – сказала Софи, и лицо у нее просветлело. – Очевидно, этот мальчик – как его зовут? – Карлос не имеет понятия, что Катрин – его единокровная сестра. Что, если нам связаться с Марком Рейвеном и сказать ему, что произошло? Может, он сам сумеет поговорить с Карлосом, расскажет ему правду – и тот наверняка не станет встречаться с Катрин.

– Может, сейчас не время втягивать его в это дело, когда убита его жена и произошла такая трагедия? – усомнился Чарльз.

Софи вдруг повернулась к Диане:

– Надеюсь, Марк Рейвен знает, что Катрин – его дочь?

– Он не имеет об этом понятия. Мы расстались еще до того, как я поняла, что беременна, – с явной горечью проговорила Диана, досадуя, что вынуждена говорить о своих отношениях с Марком. Это было самое красивое и самое сокровенное в ее жизни, и она хранила в себе воспоминания о проведенном вместе с ним времени. А сейчас то благословенное время становилось как бы общественным достоянием!

Гай насмешливо хмыкнул.

– Диана, ты все опять норовишь усложнить! – воскликнул он. – Ты ни одного пустяка не можешь решить без осложнений! Говорю тебе опять и опять: это дело с Катрин ни в коем случае не должно привести к скандалу! Нам нужно все замять, а если понадобится – отправить Катрин за границу. Если пресса разнюхает эту историю, это повредит мне. – Он обвел всех присутствующих взглядом, как бы ища сочувствия. – Я по крайней мере всегда был осторожен, – с вызовом добавил он, – чего не могу сказать о тебе.

– Ближе к делу! – взорвался Чарльз, и лицо его побагровело.

Лицо Дианы закаменело, когда она услышала слова Гая. Его откровенное лицемерие лишний раз напомнило, до какой степени он ей противен. Броский шикарный костюм, тщательно уложенные волосы – крашеные, как полагала она, – высокопарная речь и напыщенные манеры – он воплощал в себе все то, что Диана ненавидела в мужчинах.

– Ты думаешь только о себе, – холодно сказала она. – Мы говорим о двух молодых людях, жизни которых могут быть загублены, если мы не предотвратим их встречи. Карлос до сих пор пишет Катрин, и я подозреваю, что и она ему пишет. Мы хотим, чтобы они прекратили общение, не посвящая их в истинное положение дел.

– Ну так, ради Бога, давай делать все тихо, – нетерпеливо сказал Гай. – Просто скажи ей, что она больше не должна его видеть. Кстати говоря, где она сейчас? Я приехал, чтобы поговорить с ней и вбить ей в голову несколько разумных мыслей, а вовсе не для того, чтобы разглагольствовать с тобой до бесконечности.

Чарльз бросил на Гая сердитый взгляд, Софи поджала губы. Лишь Диана осталась, как всегда, сдержанной и холодной, и во взгляде ее читались насмешливость и презрение.

– В таком случае давай приступим к этому, – сказала она спокойно.

В этот момент в комнату ворвалась младшая дочь Чарльза и Софи одиннадцатилетняя леди Шарлотта. Лицо ее горело от возбуждения.

– Вы можете себе представить?! – воскликнула она.

Софи любовно провела рукой по длинным белокурым волосам девочки, которые удерживались сзади с помощью синей бархатной ленты.

– Что, дорогая?

– Катрин только что звонили из самого Голливуда! Представляете? И знаете еще что? Там сейчас середина ночи! Вот здорово! Как ей везет! – По голосу девочки чувствовалось, что она завидует кузине, которой выпало такое счастье. – Я хочу, чтобы мне тоже кто-нибудь позвонил из Голливуда, – мечтательно добавила она.

– Я думаю, что следующий звонок позовет нас всех на завтрак, – быстро отреагировала Софи. – Давайте завтракать. Шарлотта, девочка моя, позови Катрин, Филиппа и Люси.

– Хорошо! – Шарлотта убежала, и за дверью послышался ее голос – она всех поименно звала в столовую.

– Мы должны поговорить с Катрин сегодня вечером, – сказала Диана, когда они шли через зал в столовую.

– Не беспокойся. Я все улажу, – небрежным тоном проговорил Гай. – Нужно лишь быть построже с девочкой.

Диана бросила на него уничтожающий взгляд.

– Как же, у тебя богатый опыт общения с женщинами, – заметила она.

Завтрак проходил в напряженной атмосфере. Катрин сидела между своими кузенами – Филиппом и Люси, глаза ее были опущены, щеки пылали. Звонок Карлоса ее основательно приободрил. Это было так чудесно – слушать слова о том, как он ее любит. Однако она ощущала явное неудовольствие со стороны членов семьи, и это добавляло горечи в ту безмерную радость, которую она испытывала всего лишь несколько минут назад. Все было страшно несправедливо. Катрин бросила взгляд на Гая, который с важным видом распространялся о росте количества разводов в стране.

– Люди вступают в брак, поддаваясь какой-то прихоти, поэтому неудивительно, что так много браков разрушаются.

Катрин обвела глазами всех сидящих за столом и поняла, что Гай подводит разговор к ней и Карлосу. Она глотнула белого вина и в этот момент поймала взгляд Дианы. Секунду мать смотрела на нее сочувственно, вспомнив, что она сама чувствовала за этим же столом, когда много лет назад Чарльз и Софи пытались отговорить ее от брака с Гаем. Но затем на ее лице появилось выражение муки, и она поспешила отвернуться. Сердце Катрин упало. Все были против нее. Абсолютно все, даже мать.

Гай продолжал излагать причины, порождающие рост разводов, словно находился в палате общин, а Чарльз кивал и часто мигал глазами. Софи выглядела суровой, что-то бормотала о важности воспитания молодых людей, а Диана с рассеянным видом отщипывала кусочки от булки.

Горькое чувство Катрин постепенно уступило место нарастающему гневу. «Я непременно снова увижу Карлоса, – сказала она себе. – Я позвоню ему сразу же, как только после этого противного уик-энда приеду в Лондон. Я никому не позволю нас разлучить и постараюсь как можно скорее улететь в Штаты, чтобы снова быть с ним. Франческа мне поможет. Она не такая чопорная и не сноб, как мать и отец». Гнев Катрин все возрастал, поскольку она видела несправедливость подобного отношения семьи к Карлосу. Мало-помалу у нее в голове стал складываться план действий.


Франческа и Серж и после отъезда Катрин оставались в доме Сары в Палм-Бич. Сара все еще находилась в больнице, но ее самочувствие улучшилось до такой степени, что врачи разрешили через пару недель отправить ее в Нью-Йорк. Вернувшись к себе, Франческа сможет нанять медсестер для присмотра за Сарой, а сама будет навещать ее вечерами после работы.

Сейчас, лежа у бассейна вместе с Сержем, Франческа пыталась расслабиться и восстановить силы перед возвращением на работу. Однако сделать это оказалось труднее, чем она полагала. Франческа еще не успела освободиться от напряжения и потрясения, связанного с захватом террористами самолета. Загорая на солнце и глядя на ясное, василькового цвета небо, она вдруг подумала, что не должна была встретить этот день. Ее должны были убить, как убили Карлотту, жизнь ее оборвалась бы в той кровавой бойне, которая потрясла весь мир. Испытывая благодарность за то, что осталась жива, чувствуя, как легкий бриз ласкает ее загорелые ноги, ощущая аромат цветов и тепло солнечных лучей, Франческа повернулась к Сержу. В ее глазах блестели слезы. Если бы она умерла, то никогда больше не увидела бы Сержа, и это было бы самой большой из потерь. Проходили годы, наполненные работой, амбициозными планами и кружащим голову успехом, и она никогда ни на минуту не усомнилась в том, что жизнь удивительна и прекрасна. Она забыла, как красиво восходит солнце над океаном; не слышала пения птиц; сменялись времена года, наступал Новый год, и зима переходила в весну, весна – в лето, чтобы затем смениться золотой осенью, – а она перестала это замечать. Или же замечала лишь применительно к тому, что нужно покупать соответствующую сезону одежду.

Размышляя обо всем этом, Франческа исподволь наблюдала за читающим книгу Сержем. Она переводила глаза с его бородатого лица, оживляемого проницательными голубыми глазами, на тонкие артистические руки. Она была так благодарна ему за все и в то же время всегда относилась к нему слишком буднично. И сейчас в ней проснулось чувство вины за это. Она отказывалась выйти за него замуж и иметь от него детей. Не соглашалась отдать ему предпочтение перед «Калински джуэлри». Серж заслуживал гораздо большего. Она хотела этого, – видит Бог, хотела! – но что-то ее сдерживало. Страх? Да, разного рода страхи: страх, что ей вновь будет нанесен удар, как это сделал Марк; страх, что замужество и дети станут на пути ее карьеры, осуществления ее планов и целей. Внезапно до нее дошло, что, если бы ее убили террористы, ей нечего было бы предъявить в качестве итога своей жизни, кроме компании, сердце которой было столь же холодным, как и бриллианты, которыми она торговала. Наверное, в жизни должно быть что-то, кроме работы? И тут еще это соперничество между нею и Сарой, которое нависало над ней, словно черная тень. Возможно, если бы Сара была более благожелательна к ней, помогала бы ей реализовать свои амбиции, она не стала бы такой своекорыстной и безжалостной, имела бы больше времени для личной жизни, для любви, для того, чтобы выйти замуж. «Если бы у меня была дочь, – размышляла Франческа, зная, что этого уже никогда не будет, – я бы относилась к ней совсем иначе». Конечно, была Катрин. Франческе пришлась по душе эта девушка, она была в восторге, когда та проявила такой интерес к ювелирному делу. У Франчески даже родилась мысль, что было бы хорошо обучить Катрин, чтобы в будущем она стала во главе компании и продолжила дело Эндрюсов.

Франческа резко села, и Серж оторвался от книги.

– Что такое, родная? – нежно спросил он.

Франческа напряженно улыбнулась:

– Я размышляла кое о чем… и вдруг поняла, что я такая же плохая, как и моя мать.

Серж комично вздернул брови:

– Это практически невозможно! Но о чем ты все-таки думала?

– Я думала о том, как было бы здорово, если бы Катрин приехала жить в Америку и стала бы работать в «Калински джуэлри». Она просто в восторге от ювелирного дела. Я бы могла обучить ее, и поскольку у меня нет наследника… – Голос ее прервался, она быстро отвернулась и перевела дыхание. – И тогда я поняла, что я такая же плохая, как Сара. Планирую чью-то чужую жизнь и пытаюсь ее вписать в свою собственную. Это то же самое, что она хотела сделать с Гаем… Ты знаешь, что из всего этого получилось.

Серж пожал плечами:

– Проблема с Гаем заключалась в том, что его не интересовало это дело. Если же Катрин проявляет искренний интерес, то это, я думаю, очень неплохая идея.

– Не уверена. – Франческа озабоченно свела брови. – Знаешь, я только сейчас поняла кое-что о своих страхах. Самый большой мой страх заключается в том, что я в чем-то очень сильно похожа на мать. – Она повернулась к Сержу, широко раскрыв глаза. – Я никогда раньше не думала об этом, Серж. Это очень пугает меня… Как ты считаешь, я похожа на Сару?

Уголки рта Сержа изумленно-насмешливо приподнялись.

– Лишь в том плане, что вы обе умные, трудолюбивые женщины. На этом сходство кончается. Ты деликатна там, где Сара резка. Ты способна проявить сочувствие там, где она безжалостна.

– Я была безжалостна, выжив ее из компании, – с горечью возразила Франческа.

– Она сама напрашивалась на это, – спокойно сказал Серж. – Именно так. Если бы у нее было больше воображения и если бы она поддерживала тебя в течение многих лет, этого не потребовалось бы.

– Надеюсь, что ты прав. – Франческа нервно вырвала пучок травы, пробивающейся между плиток, которыми была выложена площадка возле бассейна. – Я прихожу в ужас при мысли, что всю жизнь пыталась быть не такой, как мать, но в конце концов оказалось, что ничем от нее не отличаюсь.

– У тебя нет никаких оснований так считать, дорогая, – твердо заявил Серж и, потянувшись к ней, погладил ее загорелое плечо. – Могу сказать, что я никоим образом не смог бы жить с твоей матерью целых шестнадцать лет, в этот нет никаких сомнений.

Франческа улыбнулась, его твердая уверенность успокоила ее. «Что бы я делала без Сержа?» – подумала она, снова порадовавшись тому, что он вернулся к ней.

День был солнечный, жаркий, и Франческа поднялась рано, искупалась в бассейне до завтрака. Чуть позже она планировала навестить Сару, а после обеда они с Сержем собирались отдохнуть на яхте.

В семь часов зазвонил телефон. Это была Сара. Она говорила взволнованно, и в первый момент у Франчески возникло опасение, не обострилась ли болезнь.

– Со мной все в порядке, – раздраженно оборвала Сара Франческу. – Приезжай сюда. Я хочу заказать разговор с ним.

– Да что может случиться с Гаем? Или ты что-нибудь слышала о нем? Он что, заболел?

– Я не знаю. У меня какое-то дурное предчувствие… вроде того, что я больше никогда его не увижу. – Голос Сары дрогнул, и Франческа поняла, что мать близка к истерике.

– О’кей, мама, – покорно сказала Франческа. – Я сейчас оденусь и сразу же выезжаю.

Серж еще нежился в постели, когда Франческа вошла в спальню, чтобы одеться.

– Прости, дорогой. Я должна ехать в больницу. Мать хочет меня срочно видеть, – объяснила она, надевая белое кружевное белье и белое полотняное платье.

Приподнявшись на локте, Серж с любовью во взгляде наблюдал за ней.

– Какие-нибудь проблемы?

– Она забрала себе в голову, что с Гаем что-то произошло, и хочет, чтобы я с ним связалась. Говорит, у нее такое предчувствие, будто она никогда больше его не увидит.

Серж нахмурился:

– А может быть, она просто-напросто боится, что с ней самой что-нибудь случится и по этой причине она не сможет увидеть Гая? После инфаркта люди очень опасаются за свою жизнь. Может, она боится умереть?

Франческа обулась в белые босоножки на высоких каблуках и застегнула на шее золотое колье.

– Возможно, ты прав. Не могу себе даже представить, что может случиться с Гаем. К тому же мать не относится к числу тех людей, которые верят в предчувствия.

Однако чем ближе Франческа подъезжала к больнице, тем большее беспокойство испытывала. А что, если у Сары случится новый инфаркт?

Солнце источало жар с безоблачного неба, воздух струился от зноя. «Господи, – подумала Франческа, – до чего же я не люблю Палм-Бич! Как мне опротивело это кошмарное лето!» А все началось с того, что от нее ушел Серж, потом заболела Сара, потом был захват террористами самолета, а когда все уже вроде стало входить в нормальное русло, Диана так странно прореагировала на роман Катрин с Карлосом Рейвеном.

Добравшись до больницы, Франческа застала Сару сидящей в кровати. На впавших щеках ее полыхали красные пятна, руки нервно вздрагивали.

– Почему ты так долго не шла? – нелюбезно спросила она. – Который сейчас час в Англии?

Франческа бросила взгляд на элегантные фирменные часы и быстро прикинула.

– Сейчас там около семи вечера. Вероятно, у них сейчас коктейль.

– Свяжи меня с ним немедленно. Я знаю, там что-то случилось. Я должна поговорить с ним.

– Должно быть, он сейчас в Уилмингтон-Холле, поскольку сегодня воскресенье. – Франческа открыла адресную книгу, чтобы посмотреть номер телефона. – Не беспокойся, мама. С Гаем наверняка все в полном порядке. Он никогда в жизни ничем не болел, и я уверена, что ты зря поддаешься страхам.

– Франческа, я знаю, что там что-то произошло! – строптиво повысила голос Сара, и Франческа обеспокоенно посмотрела на мать. Так и до рецидива недалеко.

Слуга в Уилмингтон-Холле, ответивший на звонок, сообщил, что мистер Гай Эндрюс в этот уик-энд находится в Стэнтон-Корте у графа и графини Саттонских.

– Благодарю вас. – Франческа несколько удивленно повесила трубку и стала листать адресную книгу в поисках телефона Чарльза. – Кажется, Гай у Саттонов, – сообщила она Саре и принялась снова набирать номер.

– О Господи! Я так и знала, что с ним что-то случилось! – простонала Сара.

– Мама, перестань! Эдак ты снова заболеешь! Ты говоришь вздор. С какой стати с Гаем должно что-то случиться? – Кончив набирать номер Стэнтон-Корта, Франческа нажала на кнопку вызова сестры. Сара металась по подушке и тихонько хныкала, словно испытывая физическую боль.

Франческе не удалось связаться с Саттонами. Линия была занята.

Она решила повторить звонок через несколько минут.


Утро воскресного дня в Оксфордшире выдалось серым и туманным. Газоны Стэнтон-Корта были мокрыми от росы, и расцветшие растрепавшиеся розы опустили головки, усеяв траву лепестками.

Чарльз вышел из дома, как всегда, рано, посетил ферму, осмотрел заболевшего теленка. Он был рад уйти из дома хоть на несколько часов. Он ненавидел скандалы, а вчера вечером было много препирательств, в основном между Катрин и ее родителями, но естественно, и он и Софи так или иначе оказались в это втянутыми. Чарльз покачал головой, снимая соломинку с шеи теленка. Сегодня, судя по всему, атмосфера в доме может только еще больше накалиться, в этом не было никаких сомнений, и он ломал голову, какой предлог выдумать, чтобы уйти из дома после обеда. Слава Богу, Гай собирался отбыть вечером в Лондон, но оставались Диана и Катрин, которые смотрели друг на друга волками и не разговаривали. Даже его дети определились, чью сторону занять, и считали, что Катрин может дружить с Карлосом, если ей так хочется. Чарльз прислонился к двери коровника и любовно разглядывал теленка. Насколько животные симпатичнее людей, подумал он.

Диана проснулась с головной болью и искренне пожалела, что попросила Гая приехать в Стэнтон-Корт на уик-энд. Никакой пользы от его приезда не было, он только еще больше настроил Катрин против них. Испытывая усталость и тревогу, Диана обеспокоенно подумала, как ей удастся пережить этот день.

Гай в своей комнате, которая находилась дальше по коридору, лежа в постели, сочинял речь, которую планировал произнести в палате общин через три дня. Он собирался предложить внести изменения в закон о нарушениях правил пьяными водителями и знал, что может рассчитывать на поддержку премьер-министра. Гай потянулся в постели и мысленно горделиво ухмыльнулся. Через несколько месяцев, в этом нет сомнений, его пригласят в кабинет министров. Наконец-то он занял свое место в обществе. Для этого ему понадобилась почти вся взрослая жизнь, но сейчас он знает, что добился того, чего хотел. Надежное место в политике, уважение со стороны друзей, к тому же с помощью Дианы он сумел создать и поддерживать имидж весьма респектабельного человека. И никто до сего времени не заподозрил, с какой целью он порой исчезал на несколько часов, никто не догадывался, какие желания он удовлетворял. Поистине странно и смешно устроен мир!

Затем он встал с кровати и пошел принимать ванну.

О проблеме взаимоотношений Катрин и Карлоса он в это утро даже не вспомнил.


Катрин сидела за небольшим письменным столом в своей комнате, которая некогда была комнатой ее матери, и писала письмо Карлосу.

«Мой любимый Карлос…» – так начиналось это письмо. Как-нибудь она найдет способ увидеться с ним. Вчера он был таким любящим, когда говорил с ней по телефону. Несмотря на свое горе, вызванное смертью Карлотты, его голос просто звенел от любви к ней. Сердце Катрин готово было выпрыгнуть из груди, когда он сказал, как он нуждается в ней. Сейчас, когда Катрин писала Карлосу, ее сердце переполняла любовь к нему. «Я должна снова быть с ним, – думала она в отчаянии. – Должна видеть его лицо, слышать его голос, чувствовать, как он обнимает меня. Мы подходим, мы принадлежим друг другу».

Она услышала, как тетя Софи разговаривает с собаками, с ее кузенами Филиппом, Люси и Шарлоттой и спорит по поводу того, на каких лошадях они поедут кататься после завтрака.

Это было начало очень долгого воскресного дня.

Все семейство собралось к завтраку точно в час дня. Мэри Саттон приехала из своего дома, чтобы присоединиться к ним, и Чарльз усадил ее справа, откуда она наблюдала за всеми сидящими за круглым столом и дипломатично помалкивала. Разговор шел на общие темы – никто не хотел повторения горячих споров вчерашнего вечера. Так или иначе Гай через несколько часов уезжает в Лондон, так что они могут в течение этого времени говорить и вести себя цивилизованно, что всегда и рекомендовала делать Мэри. Скандалы в семье болезненны и бесполезны, во время скандалов часто говорят такие вещи, о которых впоследствии сожалеют, наставляла она.

Катрин же казалось, будто все приняли как само собой разумеющееся, что она никогда впредь не станет встречаться с Карлосом. Она будет умненькой и послушной девочкой и начнет посещать курсы стенографии и машинописи в школе Констанции Спрай в Уинкфильде, неподалеку от Эскота, а затем Диана организует ее первый бал и выезд в свет. А Карлос тем временем будет забыт, и она выйдет замуж за сына одного из друзей матери, у которого симпатичный особняк в деревне и небольшая сумма денег. И весь остаток жизни она будет носить твидовые костюмы, выгуливать собак и выращивать розы.

Катрин содрогнулась. Это совсем не та жизнь, о которой она мечтала. В ней не было того, чего ей хотелось. А хотела она снова поехать в Америку, работать в «Калински джуэлри» и быть вместе с Карлосом. Из-под густых ресниц Катрин враждебным взглядом поглядывала на сидящих за столом.

– То ли со мной что-то творится, то ли здесь душно? – вдруг спросила Софи, обмахиваясь салфеткой.

– Я открою окно, здесь душновато, – сказал Чарльз и направился к застекленной двери, которая выходила на террасу, окружавшую три стороны дома.

– Думаю, собирается гроза. Я обратила внимание, когда шла сюда, что атмосфера становится гнетущей, – заметила Мэри Саттон.

– Саду скорее всего не помешает небольшой дождь, – бодро подхватила Диана.

– С запада движутся свинцовые тучи, – сказал Чарльз, возвращаясь к столу. – Буря может быть нешуточной.

Когда обсуждение погоды закончилось, за столом установилась тягостная тишина. Все молчали. Было такое впечатление, что каждый к чему-то прислушивался.

Чарльз взглянул на свои часы.

– Ну вот! Двадцать минут третьего. Ангел пролетает над домом. Правда, мама? – Он улыбнулся Мэри.

– Да, так говорят. Ангелы пролетают через двадцать минут после начала часа и за двадцать минут до его окончания. Я всегда замечала, что в это время на минуту устанавливается тишина, даже если вместе собрались несколько человек.

– Что за дурацкие старушечьи сказки, – пробормотал Гай.

Диана вздрогнула. Ей скорее показалось, что над домом пролетел демон зла.

Когда завтрак наконец кое-как завершился, Софи предложила попить кофе на террасе. Все еще было жарко, не было даже малейшего дуновения ветра, однако буря, похоже, отступила. У Люси, Филиппа и Шарлотты появились свои идеи.

– Пойдем поплаваем, я сварилась вкрутую, – сказала Люси.

– Ты не можешь плавать сразу после завтрака, – наставительно сказала Софи.

– Не беспокойся, мы сперва просто посидим возле бассейна. Пошли, Катрин?

Катрин покачала головой:

– Не сейчас. Может, чуть позже. Мне нужно написать несколько писем.

– А как насчет стрельбы по глиняным голубям? – предложил Чарльз. – Это хорошая практика перед началом сезона.

– Отличная идея, – отозвался Гай. – Жалко, что я не захватил с собой ружье.

– Я могу тебе одолжить. Пошли в комнату для хранения ружей. Там есть несколько штук, и ты можешь выбрать по своему вкусу.

Мужчины отправились, чтобы заняться спортом: Чарльз – потому что был в этом духе воспитан, а Гай – потому что знал, что это модное времяпрепровождение в деревне.

Софи, Мэри и Диана расположились на террасе, довольные тем, что на какое-то время их оставили в покое.

Они не слышали телефонного звонка. Чарльз высунул голову из окна библиотеки и сказал, что ему звонили с фермы и сообщили, что заболевшему теленку стало хуже, поэтому он отправится взглянуть на него.

Они не знали, что Катрин присоединилась к Гаю в комнате, где хранились охотничьи ружья. Но до террасы долетали разгоряченные голоса, и у Дианы упало сердце. Гай и Катрин снова затеяли перепалку.

– Я запрещаю тебе с ним встречаться, разве я неясно сказал?! – услышала она крик Гая.

Рокот грома вдали заглушил ответ Катрин, но затем до Дианы долетел ее возбужденный, на грани истерики, голос:

– Если бы ты хоть кого-нибудь в жизни любил, то понял бы это! Ты даже понятия не имеешь, что такое любовь…

И новый, уже более близкий рокот грома заглушил дальнейшие слова.

Диана вскочила, но Софи удержала ее за руку:

– Оставь их, Диана.

– Я должна их остановить, это не доведет до добра…

Ей не дал договорить новый удар грома, который был настолько оглушительным, что, кажется, задрожала терраса, и все на какой-то момент оглохли. Диана ошеломленно посмотрела на Мэри, которая медленно встала.

– Кажется, нам лучше войти в помещение, – сказала, поежившись, Мэри.

В этот момент все услышали душераздирающий вопль, долетевший из зала. Захлопали двери, затем снова раздался продолжительный раскат грома, заглушивший все и вся. За ним последовали напоминающие выстрелы хлопки. Создавалось такое впечатление, что буря разразилась прямо над домом. И тут же отчаянно забарабанили по террасе крупные капли дождя. Укрывшись в библиотеке, три женщины наблюдали за тем, как поток дождевой воды захлестнул террасу и устремился на газоны. Молнии одна за другой раскалывали небо, удары грома сотрясали стекла в окнах.

По крайней мере, подумала Диана, ураган вынудил Гая и Катрин прекратить перепалку.

Во всяком случае, внутри дома больше ничего не было слышно. Все источники шума находились за его пределами.

Гроза утихла через полчаса, пройдясь разрушительным катком по газонам и розарию. Именно тогда они нашли Гая. Он лежал на полу в комнате для хранения охотничьих ружей в луже крови, лицо его было искажено от ужаса.

Катрин исчезла. Как и машина Дианы.


Франческа целый час тщетно пыталась связаться со Стэнтон-Кортом. В Англии был вечер, и она не могла понять, почему линия все время занята. Может быть, кто-то не положил трубку? Франческа не стала бы беспокоиться по этому поводу, но Сара закатила такую истерику, что доктору пришлось сделать ей успокоительный укол, и сейчас мать пребывала в легкой дреме. Очнувшись от дремы, она задавала один и тот же вопрос:

– Ты еще не связалась с Гаем?

Франческа досадливо вздохнула. Черт возьми, что вселилось в мать? Она никогда еще такой не была. Однако Франческа знала, что Сара не успокоится до тех пор, пока не удостоверится, что с Гаем все в порядке.

Подошло время завтрака, и Франческа покинула больницу, твердо пообещав Саре, что немедленно сообщит ей, как только свяжется с Гаем. Серж ждал ее дома. Один лишь взгляд на его лицо сказал ей, что произошло нечто неприятное.

– Что случилось, любимый? – Франческа остановилась, глядя ему в глаза.

– Боюсь, плохие новости, – сдержанно ответил Серж. – Звонила Диана. Гай убит.

– Гай… что?! О Господи! – Франческа ошеломленно смотрела на Сержа, не в силах что-либо сказать.

– Но есть и еще более плохие новости, гораздо худшие, – проговорил Серж.

Франческа почувствовала, что у нее закружилась голова, мысли смешались и превратились в какие-то клочки.

– Гораздо худшие? – хрипло переспросила она.

– Да. – Серж положил руки ей на плечи, словно пытаясь поддержать ее, нанося окончательный удар. – Катрин обвиняется в убийстве.

Глава 19

Сара была безутешна. Гай мертв, и она не знала, как ей пережить эту боль. В какую-то долю секунды пуля вошла в его тело, и она потеряла человека, которого любила больше всех на свете. Гай был ее жизнью. Все, что она делала, она делала ради него. Трагедия заключалась в том, что ничего из этого он не хотел. Кроме денег.

Слезы катились по ее морщинистым щекам, губы дрожали. Ей хотелось быть благодарной за то, что у нее была возможность сорок пять лет так горячо любить его, однако она способна была думать лишь о том, что темные силы навсегда забрали у нее сына.

По крайней мере она заставила Франческу пообещать, что тело Гая будет отправлено самолетом в Штаты сразу же, как только английские власти это позволят, и она сможет увидеть величественные похороны. Он будет похоронен рядом с ее отцом на семейном участке Вудлоунского кладбища.

Пришел врач, чтобы сделать ей очередной укол. Саре хотелось послать всех к чертям, хотелось, чтобы ее оставили в покое. И вообще ей тоже хотелось умереть.


Франческа встала после второй бессонной ночи. Ужас от случившегося все не проходил. Она не могла, не хотела верить в то, что Гая убила Катрин. Катрин мягкая, деликатная девушка, в ней совершенно не было злобы. А тут было дикое убийство, выстрел из ружья с близкого расстояния, который свалил Гая и едва не разнес его надвое. Утром она и Серж собирались вылететь в Англию, чтобы выяснить на месте, что произошло, и предложить помощь Диане, которая пребывала в полном смятении. Катрин, как ей сказали, взяли под стражу.

Состояние Сары также вызывало беспокойство. Врачи предупреждали, что перенесенное ею горе может стать причиной нового инфаркта. В первое время Франческа старалась постоянно быть при ней, но затем стала понимать, что ее присутствие вряд ли поможет. Сара не хотела ее видеть. Во время ее первого посещения после случившегося Сара сказала сквозь рыдания:

– Ну почему это должно было произойти с Гаем? Он мой самый любимый ребенок… Я любила его больше, чем это можно себе представить.

Франческа была глубоко уязвлена и тихонько удалилась.

Вернувшись домой, она позвонила Генри Лэнгхэму.

– Мне очень неловко вас просить об этом, дядя Генри, – без предисловий сказала она, – но не могли бы вы приехать в Палм-Бич и побыть с матерью? Я должна лететь в Англию, чтобы забрать тело Гая, и, хотя уход за ней самый лучший, я боюсь оставлять ее одну.

– Считай, что дело сделано, золотко.

Генри разговаривал с ней накануне и знал, какую драму пережила Франческа. Дело было даже не в смерти брата и не в шоке от чудовищного обвинения, предъявленного Катрин; дело было в том, что Франческа окончательно прозрела относительно того, насколько Сара любила Гая и насколько неприязненно относилась к ней. Генри хорошо понимал болезненные повороты мыслей Сары. Она злилась из-за того, что Франческа осталась жить, а Гай умер.

– Чем еще могу тебе помочь? – спросил Генри.

– Не могли бы вы поддерживать постоянную связь с офисом в Нью-Йорке? Насколько я знаю, там все под контролем, но я могу сейчас в чем-то и ошибаться. И вообще, если что-то понадобится…

– Нет проблем. Предоставь это мне. Я с удовольствием прерву на какое-то время свой отдых. И не беспокойся о Саре. Она стреляный воробей. Выкарабкается непременно.

– Хочу надеяться, – не без сомнений проговорила Франческа.


– Нет сомнений в том, что она виновна, – сказал Артур Килгур, главный суперинтендант полиции, изучив дело в своем офисе на Нью-Скотленд-Ярд. – Дело совершенно ясное.

Это был суровый мужчина сорока с лишним лет, который вышел из низов и питал глубокую неприязнь к высшему обществу.

– Правда, как завершится это дело – вопрос совсем другой, – загадочно добавил он.

– Как это понимать? – Один из его коллег, Боб Бриджес, также изучивший заявления всех свидетелей по делу мистера Гая Эндрюса, члена парламента от Восточного Уэссекса, выглядел озадаченным. – Поблизости больше не было никого, кто мог бы его убить.

Артур Килгур искоса взглянул на Боба Бриджеса, чуть приподняв песочного цвета брови.

– Вы когда-нибудь имели дело с людьми вроде семейства Саттон? – спросил он.

Боб Бриджес напряг память и в конце концов признал:

– Нет… Пожалуй, что нет.

Артур Килгур сухо пояснил:

– Должен сказать, что эти люди держатся друг за друга прочнее, чем ракушки за скалу. Они ни перед чем не остановятся, чтобы защитить своих. Очень уж они ранимы.

– Ранимы? – Боб Бриджес выглядел искренне удивленным. – С чего им быть ранимыми? У них огромный клан, мешки денег, высокое положение.

– В том-то и дело! Эти привилегированные семьи представляют собой вымирающую породу. Они из последних сил держатся за свой образ жизни. Вы обратили внимание, пресса сделала из них котлету за последние несколько дней? Они не могут позволить себе подобной огласки. Позвольте мне кое-что вам сказать. – Артур Килгур стукнул кулаками по столу. – Они думают, что могут спрятаться за свои титулы, частные привилегированные школы и чертовски роскошные дома. Черта с два! Время этих лордов и леди кончилось! Но вы знаете, что может произойти? Вам сказать, чем все может обернуться? Они наймут самого дорогого адвоката и не дадут просочиться информации, которая доказывает виновность этой испорченной девчонки. Поверьте, Боб, она виновна, как тысяча чертей! До этого момента они не сумели даже придумать какую-нибудь крышу. Но они придумают. Готов биться об заклад.

Боб Бриджес выслушал диатрибу Артура Килгура и улыбнулся про себя. Все объясняется его обычной допотопной ревностью, подумал он и пожал плечами. К чему пускаться в споры. Повышение по службе более важно.

– Стало быть, что нам следует делать? – ровным тоном спросил он.

– Мы должны добиться, чтобы это доказательство было представлено в суде, вот что нам следует сделать во что бы то ни стало, – отрезал суперинтендант.


Диана сидела в обитом дубовыми панелями офисе своего адвоката мистера Джорджа Селвина и обсуждала план защиты. Мистер Селвин был одним из наиболее респектабельных и успешно практикующих королевских адвокатов. Чарльз сказал, что лучшей кандидатуры для защиты по этому делу просто нет.

– Мы должны доказать, что отец спровоцировал Катрин на выстрел в него, – заявил он, изучив материалы, разложенные перед ним на столе.

– Но она не делала этого! – воскликнула Диана. – Провокация, как и убийство из ревности, здесь совершенно не подходит! – Она сжала лежащие на коленях руки в кулаки, отчаявшись в том, что Джордж Селвин способен ее понять. Никто и ни при каких обстоятельствах не убедит ее в том, что Катрин взяла ружье и застрелила Гая.

Мистер Селвин тяжело вздохнул. Ему нравилась леди Диана, и он ей сочувствовал. Ему было жаль и ее дочь, но показания, которые дали независимо друг от друга свидетели, находившиеся в тот день в Стэнтон-Корте, были однозначно изобличающими.

Адвокат еще раз просмотрел их. Вот они, факты. Выводы очевидны. Больше не было никого, кто мог бы стрелять в Гая.

Джордж Селвин снова проанализировал каждое из свидетельских показаний, пытаясь найти хоть какую-то зацепку или лазейку. Но таковой не находилось.

Мэри Саттон, Софи и Диана были вместе на террасе и пили кофе; Чарльз оставил Гая одного в комнате для хранения охотничьих ружей, чтобы ответить на телефонный звонок, и тут же ушел на ферму, чтобы осмотреть заболевшего теленка. Люси, Филипп и Шарлотта находились возле бассейна и, когда начался дождь, ушли в купальню и стали играть в слова. Все слуги были на кухне и завтракали, после того как закончило завтракать семейство Саттон, и слышали ссору между Гаем и Катрин. У всех рабочих, садовников и работников фермы было алиби, подтверждающее их пребывание либо в своей семье, либо в местной гостинице.

Никто из них не видел ничего необычного.

Не было замечено, чтобы кто-то карабкался по двенадцатифутовой стене, окружающей усадьбу, хотя дождь мог смыть возможные следы. Никто не мог войти через ворота фермы, потому что Чарльз и управляющий фермы ковырялись во дворе. Факты однозначно свидетельствовали против Катрин.

Катрин, должно быть, пришла в комнату для хранения ружей после того, как Чарльз отправился на ферму, в пылу отчаянной ссоры из-за своего возлюбленного схватила ружье, выстрелила в отца, затем бросила его и выбежала из дома. Отпечатки ее пальцев были ясно видны на ружье.

Наконец полиция рассмотрела версию о возможном самоубийстве. Человек не мог выстрелить себе в живот, если длина его руки меньше шести футов.

– Видите ли, – мягко сказал, обращаясь к Диане, Джордж Селвин, – как прямые, так и косвенные улики однозначны и неопровержимы. Присяжные, без всякого сомнения, вынесут вердикт о виновности. Но если мы станем говорить, что она действовала под влиянием гнева, поскольку Гай Эндрюс запретил ей встречаться с возлюбленным, в состоянии аффекта схватила ружье и выстрелила, не соображая, что делает, то у нас есть хороший шанс, что ее осудят за убийство по неосторожности. А это означает, леди Эндрюс, гораздо более короткий срок осуждения.

– На чьей вы стороне? – не в силах сдержать гнев, спросила Диана. – Стало быть, вы верите, что это сделала она? Верите, что моя дочь убила его? – Лицо Дианы побагровело, глаза гневно сверкали.

– Я работаю с фактами. Голые факты, логика, никаких эмоций. Разумеется, вы верите, что она невиновна. Если бы она была моей дочерью, я тоже верил бы в ее невиновность. Но судья и присяжные не будут разбираться, кто верит и кто не верит. Они станут опираться на свидетельства и доказательства и в соответствии с этим принимать решение. Поверьте, леди Диана, если мы не представим доказательств того, что не Катрин убила отца, лучше говорить о непредумышленном убийстве или о том, что она в тот момент находилась в состоянии аффекта. Было бы, пожалуй, неплохо, если с ней поговорят психиатры.

Диана вскочила, трясущимися руками схватила сумочку и перчатки.

– Я больше не намерена все это выслушивать! – воскликнула она. – Мы наняли вас, чтобы доказать ее невиновность! Если вы не готовы приняться за это дело, я найду кого-нибудь другого, кто сможет это сделать. – Повернувшись, Диана быстро вышла из кабинета.

На улице она почувствовала, что ее колотит дрожь, а ноги подламываются. Диана на минуту привалилась к чугунному ограждению, сделала пару глубоких вдохов и выпрямилась. Даже если ей придется бороться в одиночку, она намерена доказать невиновность Катрин.


Когда на следующее утро Франческа и Серж появились в доме Дианы, в ее кабинете они увидели Майлза. Диана выглядела суровой и решительной, что касается Майлза, то он казался усталым и, похоже, пребывал в смятении.

– Привет, Франческа, Серж, – вяло поприветствовал он.

Франческа положила руки ему на плечи и притянула к себе. Было ясно, что он тяжело переживает смерть отца, а обвинение Катрин в убийстве окончательно доконало его.

– Вам обоим нужен хороший отдых, – сказала Франческа, увидев у Дианы темные круги под глазами и резкую складку у рта.

– Об этом не может быть и речи, мы должны найти способ доказать, что Катрин не убивала Гая, – заявила Диана.

– А мы знаем, что она не убивала, – поддержал ее Майлз. – Но кто, черт возьми, это сделал? Мы ломаем голову все эти дни и ничего не можем придумать. – Он понурился, сжимая и разжимая кулаки.

Серж сел на диван рядом – этакая сильная, несущая покой и уверенность фигура.

– Мы найдем ответ, Майлз. Он должен быть. – Серж повернулся к Диане. – Ты рассказала нам общепринятую версию того, что случилось в воскресенье. Но что говорит обо всем этом сама Катрин?

Диана в отчаянии махнула рукой.

– Все очень элементарно, – ответила она. – Катрин признает, что у нее с Гаем произошла ужасная ссора в комнате для хранения ружей. Она отправилась туда, чтобы попросить у него денег. Я думаю, что они понадобились ей для того, чтобы тайком от нас улететь в Америку и встретиться там с Карлосом. Очевидно, такой же вывод сделал и Гай. Катрин говорит, что он пришел в страшную ярость, угрожал, что как несовершеннолетняя она будет находиться под опекой и что он практически запрет ее в Уилмингтон-Холле. Она признает, что, пока он кричал и угрожал, она положила руку на ружье Чарли, которое находилось на столе, и рассеянно трогала его, не имея намерений брать его в руки или тем более воспользоваться им. В общем-то Катрин умеет обращаться с ружьями. Вместе с кузенами она ездила охотиться на кроликов с двенадцати лет. Ее обучал обращению с ружьем сам Чарли. Ружье это не тот предмет, которого она может испугаться. Вы понимаете, что я имею в виду? О Господи, лучше бы она его не трогала, потому что на нем есть ее отпечатки вместе с отпечатками многих других людей, потому что Чарли часто одалживает его гостям или членам семьи. – Переведя дыхание, Диана продолжила рассказ. – Гай возился с другим ружьем, и перепалка становилась все горячей. Он грубо обозвал ее, Катрин разрыдалась, выбежала из дома и решила на моей машине уехать в Лондон. Она решила взять паспорт, занять у подруги денег и улететь в Нью-Йорк, где надеялась увидеть Карлоса. Она паковала вещи, когда в квартире на Итон-террас появилась полиция и арестовала ее.

Последние слова Диана произносила уже шепотом. Круги под глазами стали сейчас еще заметнее.

– Ты не думала о том, чтобы нанять частного детектива? – спросила Франческа.

– Пока нет. Я разговаривала с Чарли. Он не очень одобряет эту идею, говорит, что это ухудшит наши отношения с полицией, – ответила Диана. – Знаете, они могут обозлиться из-за того, что мы усомнились в их способностях, и все обернется против Катрин.

– Вздор! – сказал Серж. – Если ваша полиция такая же, как наша, кому нужны дружеские отношения с ней? Найми перво-наперво частного сыщика, Диана. Мы должны докопаться до сути этого дела ради Катрин. Где она сейчас?

– Они держат ее в Холлоуэе. – Диана передернула плечами. – Я навещала ее вчера. Вы не представляете, какое ужасное это место! Тюрьма переполнена, впечатление самое мрачное, бедные дети в кошмарном состоянии. Я надеюсь вызволить Катрин оттуда завтра.

Майлз, внимательно слушавший мать, наклонился и положил ладонь ей на плечо, как бы пытаясь защитить ее.

– Не переживай, мама, все образуется. Мы вызволим Катрин, – сказал он.

Диана улыбнулась ему в ответ, оба понимающе посмотрели друг на друга. Затем она отвела взгляд. У нее не было сил сказать ему, что накануне вечером звонил Карлос Рейвен, тем самым добавив новых забот. Диана сказала Карлосу, чтобы он навсегда исчез с глаз. Воспоминание об этом рождало в ней чувство вины. Вины Карлоса ни в чем не было, но Диана не хотела лишних осложнений. Жизненно необходимо, чтобы он и Катрин больше никогда не встретились. Она не может объяснить ему, почему именно. Диана вынуждена будет лгать и Катрин, если она спросит о Карлосе.

Клубок обмана и лжи, который она и Гай намотали за многие годы, становился все туже и запутаннее и грозил погубить их всех.

Глава 20

– Прошу тишины. Встать для приветствия судьи, – произнес замогильный голос.

Судья Эдвард Хьюз-Литтон вошел в зал суда с достоинством человека, который знает свое место в обществе. Он величественно наклонил голову в парике, защитник обвиняемой и секретарь суда поднялись и уважительно ему поклонились. В суде номер один лондонского Олд-Бейли начинался один из самых скандальных процессов за всю историю – процесс над Катрин Эндрюс, обвиняемой в убийстве отца. Господин судья Хьюз-Литтон расположился на возвышении, разложил перед собой бумаги. Складки алой с черным мантии и белоснежное жабо скрывали его фигуру и угловатые плечи. Было десять часов утра, и он хотел обговорить в приватном порядке некоторые детали, прежде чем запускать в действие неотвратимые механизмы процедуры. Скоро просторный, отделанный дубовыми панелями зал со стеклянным потолком, через который лился дневной свет, и стульями с высокими спинками, на которых изображен герб Лондона, заполнится людьми, жаждущими не пропустить ни одного слова, сказанного обвиняемой или свидетелями. Справа от судьи располагалось жюри в составе двенадцати присяжных заседателей, занимающих два ряда мест на возвышении, место для дачи свидетельских показаний располагалось между ними и судьей. На противоположном конце зала, вверху, находились места для публики, которая стояла за ограждением с шести часов, горя желанием следить за всем происходящим в зале. Разного рода клерки, барристеры, адвокаты и полицейские, не говоря уж о представителях прессы, заполнят места, увеличив тем самым напряженность атмосферы, сопутствующую этому делу на протяжении последних нескольких недель.

Четырьмя часами ранее Катрин привели в Олд-Бейли, и сейчас она ожидала в отделанной белыми плитками камере под охраной трех полицейских – двух мужчин и одной женщины – того момента, когда будет вызвана. Лицо ее было похудевшим и бледным, время от времени дрожь волнения пробегала по ее телу, пока она сидела, сцепив руки перед собой. На ней было простенькое голубое платье с белым воротничком, длинные черные волосы зачесаны назад и перетянуты синей лентой.

В обширных коридорах этого внушительного здания, вмещавшего почти тридцать самостоятельных залов суда, беспокойно ожидали начала действа свидетели защиты. Их возглавляла Диана, которую много фотографировали, когда она появилась в Олд-Бейли. С ней были ее мать, Чарльз и Софи и их сын Филипп. Управляющий фермы и несколько слуг Саттонов также были вызваны в качестве свидетелей. От обвинения готовы были давать показания несколько полицейских и врач-психиатр, хотя время дачи показаний наступит еще очень нескоро.

Когда закончилось обсуждение между господином судьей Хьюз-Литтоном и защитником обвиняемой, они обратились к своим документам и справочникам, разложенным перед ними на длинных столах, кивая друг другу головами в париках, а их черные мантии еще больше усиливали впечатление того, что действие происходит в средние века. Секретарь суда, тоже в черной мантии и в парике, поднялся из-за стола, и по его сигналу восемнадцать потенциальных присяжных заседателей вошли в зал суда и заняли места сзади.

При полном молчании Катрин вывели из камеры, свели по ступенькам вниз и подвели к скамье подсудимых, где показали на жесткое деревянное сиденье в центре.

Открыв деревянную шкатулку, стоящую на столе, секретарь суда вынул наугад двенадцать из находящихся там восемнадцати карточек. На каждой карточке значилась фамилия потенциального присяжного.

Затем, когда присяжные заседатели были приведены к присяге, секретарь суда поднялся и зачитал предъявленное Катрин обвинение.

Судебный процесс Корона против Катрин Эндрюс наконец-то начался, спустя шесть месяцев после того фатального воскресенья, когда был убит Гай.


Марк Рейвен сидел на палубе своей 157-футовой яхты «Санни II» и потягивал свой любимый аперитив «булшот». Охлажденный мясной бульон и водка успокаивающе действовали на желудок, еще не оправившийся от выпитого накануне в неумеренном количестве бренди, и Марк слегка расслабился. Считалось, что он в отпуске, заслуженно отдыхает после написания сценария по одному из его романов – «Никогда не оглядывайся». На самом деле благодаря друзьям, которых он пригласил на борт для компании на время круиза по Средиземноморью, все превратилось в марафон, состоящий из еды, питья, развлечений и секса. Минувшей ночью он не спал ни минуты. Об этом позаботилась миниатюрная блондинка, разбросавшая руки и ноги на тиковой палубе рядом с ним. А в предыдущую ночь эту роль исполняла обольстительная Лиза, талия которой была украшена красивой золотой цепочкой с крохотными бриллиантами. Ей предшествовала Элли – жгучая брюнетка с мускулами, как у грузчика. А еще раньше была… О Господи, он устал! Марк попросил стюарда принести еще один «булшот».

Несмотря на наличие у него домов в разных концах мира, Марк смотрел на «Санни II» как на свой приют. Он называл яхту «кораблем спасения». «Когда случается катаклизм, – говаривал он друзьям, – нет более надежного места, чем «Санни». Марк не пояснял, какой именно катаклизм имел в виду – ядерную войну или внутренние бюджетные поступления. Главное заключалось в том, что он был свободен от Карлотты и намерен поразвлечься.

Сегодня они бросили якорь в Пуэрто-Банус. Марку нравилось здесь. Хосе Банус, дальновидный человек и старинный приятель Марка, спроектировал и построил небольшой порт всего шестнадцать лет назад, но сейчас сотни ослепительно белых зданий окружали бухту и красовались на фоне южных испанских гор. Удобство заключалось в том, что аэропорт Малаш находился всего в часе езды, а если ему нужно было повидать старых друзей, Марабелла находилась еще ближе. И еще лучше то, что здесь было полно ресторанов, шикарных магазинов женской одежды и лавок, а вечерами можно было пить вместе с молодыми в шикарных барах. Его яхта была одной из сотен, но она, без сомнения, была самой большой, лучше всех оснащенной и самой мощной. И это давало Марку чувство удовлетворения. В былые времена он предпочел бы отправиться в Сен-Тропез, но сейчас этот город превратился в один из самых шумных курортов. Можно не сомневаться, что рано или поздно то же самое произойдет и с Пуэрто-Банусом. Зато сейчас можно было лениво блуждать взглядом по водной глади, где парусные корабли бороздили море. Праздные мысли Марка были нарушены появлением двух стюардов со свежей спаржей, большой вазой икры, помещенной в измельченный лед, и горкой розовых лангустиков. Все это было поставлено на столик, защищенный от стоящего над головой солнца бело-желтым тентом. За этим последовали миски с экзотическим салатом и фруктами, после чего шеф-повар принес свою гордость – торт «Наполеон», тонкие слои которого были переложены клубничным кремом и взбитыми сливками. Он осторожно водрузил его на стол, проверил остальные блюда и посмотрел на шампанское, охлаждающееся в серебряном ведерке со льдом.

– Ты проголодался, милый? – послышался голос миниатюрной блондинки. – Угостить тебя чем-нибудь? – Ее рука скользнула по обнаженному бедру Марка.

– Попозже, – коротко ответил он. При виде ритуала, которым обставлялся предстоящий завтрак, им овладели раздражение и отвращение. Одно и то же каждый день. И хотя лица вокруг него менялись часто, в сущности, это были одни и те же люди. Глупые, льстивые, неискренние. Эти люди ничего не знали о нем. Не знали о его чувствах. Для них он был человеком, о котором они читали в журналах, – богатым, сексуальным сочинителем романов, который мог купить все и всех. И они дрались за тепленькое местечко. Что стоило этим девицам хотя бы недолго побыть с Марком Рейвеном, совершить с ним приятное путешествие на яхте и затем расстаться, унося какую-нибудь дорогую безделушку от Картье? Марк сделал еще глоток «булшота». Во всем он сам виновен. Но он работал как вол последние двадцать пять лет, выпуская книгу за книгой, по большинству из которых ставились фильмы, которые получали призы и награды. Он загребал миллионы долларов, пройдя огромный путь от своего полуголодного детства в Куинсе. Однако сейчас Марк не был уверен, что все это продолжает ему нравиться. Сейчас он был похож на богатого пожилого ловеласа. От этой мысли Марку стало тошно. Депрессия – старая, знакомая ему с детства спутница – вселилась в его душу, шевелится под ложечкой, заполняет голову черными мыслями! Он видел, как гости суетливо рассаживаются вокруг стола, словно они не ели по крайней мере неделю. Лиза и Митци – обняв друг друга (он нередко задавался вопросом относительно них); Элли Нэнси и Мери-Лу – выставляя свои коричневые титьки в ничтожно миниатюрных бикини; и Вик и Боб – относительно них у него не было никаких сомнений. И еще был одинокий Тони, бывший актер, если он вообще таковым был, готовый пойти на все из-за еды, который был весьма нечист на руку при игре в покер. Сплошное отребье и хлам. Господи, и это награда за мировую славу и то количество денег, которое он и потратить-то был не в состоянии? Марк мрачно заказал еще один «булшот», позволив себе впасть в еще более глубокую депрессию. Это было то, что никогда его не подводило, – ползучее отчаяние, которое, как некоторые говорили, и сделало его великим писателем и одновременно, в силу изученности, приносило определенный комфорт.

– Кто-нибудь слушал сегодня утром программу Би-би-си? – поставленным актерским голосом спросил Тони, стараясь четко произносить каждый слог, словно у него во рту находилась слива.

– Нет, а что там? – без особого интереса спросил Марк.

– Дорогие мои, вам непременно следует обратить внимание на это сенсационное дело об убийстве! Племянница герцога застрелила отца! – Тони выглядел настолько шокированным, словно Марк пропустил по крайней мере президентские выборы. – Все только и говорят об этом! Ее отец был наследником компании «Калински джуэлри». Должно быть, он владел миллионами. Ее мать – леди Диана Эндрюс – считалась первой красавицей в свое время. Неужели вы не следите за этим делом? Оно произвело настоящий фурор в Англии.

Марк выпрямился в кресле, потрясенный тем, что снова услышал имя Дианы. Прошло очень много времени с тех пор, но память об их романе не поблекла. Разумеется, за эти девятнадцать лет он ни разу ее не видел и даже ничего не слышал о ней. С тех пор как ее обнаружила Карлотта. Он и понятия не имел, что у нее есть дочь. Марк пожал плечами – все было настолько давно, что она скорее всего даже забыла о нем.


Господин судья Хьюз-Литтон начал заключительную речь, и в зале стало так тихо, что даже жужжание мухи показалось бы более громким, чем гудение самолета.

Сидящая на скамье подсудимых одетая в простой кремовый костюм Катрин смотрела прямо перед собой, не замечая высокого черноволосого молодого человека, который слушал речь судьи, озабоченно сведя к переносице красивые брови. Карлос Рейвен прилетел на суд несколько дней назад, надеясь, что само его присутствие способно помочь девушке на скамье подсудимых. Он узнал Франческу, сидевшую на одном из мест, предназначенных для свидетелей, которые уже дали показания. Рядом с ней была белокурая женщина, которую он определил как мать Катрин, и тут же находился, должно быть, Майлз – тихий и встревоженный. Не следовало бы прощать эту высокомерную леди Диану Эндрюс за то, что она запретила ему видеться с Катрин, однако он решил, что как только суд завершится…

Господин Хьюз-Литтон обращался к присяжным заседателям, выражая свое понимание и сочувствие по поводу того, что они попали в весьма затруднительное положение. Кто бы мог подумать, сказал он самому себе, что эта красивая, внешне совершенно невинная молоденькая девушка, каковой была Катрин, могла убить собственного отца? И тем не менее он боялся, что это именно так. За время его многолетней работы в качестве судьи он не встречал подобного дела: с одной стороны, ясного, но с другой – чрезвычайно трудного. Свидетельские показания лишь уточняли частности, но если жюри вынесет вердикт «невиновна», он будет удивлен. Его обязанность – наставить их, сказать, чтобы они обращали внимание на факты, а не поддавались эмоциям, и в этом был смысл его заключительной речи.


Тридцать шесть часов понадобилось присяжным для того, чтобы принять решение. Ожидать вердикта оставались лишь Франческа, Диана и Майлз. Диана настояла на том, чтобы мать вместе с Чарльзом и Софи возвратились с Стэнтон-Корт. Их постоянно осаждали фоторепортеры, газеты посвящали целые развороты Катрин Эндрюс и ее родственникам. Напряженность становилась поистине невыносимой. Казалось, весь мир ожидает исхода этого суда.

Наконец присяжные стали медленно возвращаться на свои места. Кошмар подходил к завершению, и через несколько минут станет известна участь Катрин.

Диана, которую подпирали с одной стороны Франческа, а с другой – Майлз, посмотрев на лица присяжных, почувствовала, что ею овладевает паника. На лицах членов жюри не было ни улыбок, ни сочувствия.

– Признаете вы обвиняемую виновной или невиновной в убийстве Гая Эндрюса? – спросил секретарь суда.

– Виновна, господин судья.

Услышав ответ, Диана покачнулась, словно от удара, из ее груди вырвался крик протеста, в который она вложила весь свой гнев и всю свою муку.

Сидевший на галерее Карлос Рейвен закрыл лицо руками, и по его щекам покатились слезы.


– О Господи! – Софи тяжело вздохнула. – Бедняжка Катрин! Это ужасно, Чарльз! Чем мы можем помочь? Что говорит Диана?

Чарльз уныло покачал головой:

– Диана, разумеется, в полном отчаянии. Когда она звонила мне из Олд-Бейли, она так рыдала, что я с трудом понял ее. – Он тяжело опустился в кресло. – А каково Катрин? О Боже, это ужасно. Наверное, я зря послушался Диану. Лучше бы мне сейчас находиться в Лондоне.

– Она просила нас уехать после того, как мы дали показания. Ничего больше мы сделать не могли. Диана боялась, что твое пребывание там привлечет слишком большое внимание прессы. Ты же знаешь, как она не любит, когда полощут имя семьи. – Софи говорила негромко и сочувственно, понимая, чего стоило Чарльзу оставаться в тени.

– Я знаю. – Он устало провел рукой по глазам. Если бы их фамилия была Смит или Джоунз, всей истории в газетах уделили бы пару колонок и очень скоро забыли бы. Но ведь это был граф Саттонский! Саттонов ни разу за всю четырехвековую историю семьи не затрагивали скандалы. До настоящего времени.

В этот момент в комнату медленно вошла Мэри Саттон. Можно сказать, что на ней не было лица. Вслед за ней появился Джон, который после смерти Гая вновь жил в ее доме.

Чарльз сразу же понял, что им все известно. Подхватив мать под локоть, он подвел ее к стулу и помог сесть.

Мэри заговорила первой, и, как ни странно, голос ее звучал спокойно и уверенно:

– Мы не можем с этим смириться, Чарльз. Мы должны немедленно подать на пересмотр дела. Это возмутительно и аморально, что Катрин будет наказана за то, чего она не совершала.

– Разумеется, ты права, мама. Диана мне уже сказала, что она разговаривала с адвокатом о подаче апелляции. Они встречаются утром, и это будет сделано.

– Бедная девочка. – Губы у Мэри дрогнули. – Я чувствую себя такой беспомощной.

– Мы тоже, – сказала Софи. – Мы все оказались в большой беде.

– Это точно, – глухим голосом провозгласил Джон.


Франческа и Диана сидели в гостиной на Итон-террас и молча смотрели друг на друга. Обе они еще не оправились от шока, чтобы говорить. Они вернулись из Олд-Бейли час назад и все еще не могли прийти в себя от вердикта присяжных.

– Я просто не в состоянии поверить, что все это происходит на самом деле, – сказала наконец Диана. За последнее время она основательно похудела, и некогда элегантное платье смотрелось на ней мешковато.

– Если бы нам удалось узнать, кто все-таки убил Гая! – в сотый раз повторила Франческа. – Я так понимаю, что самоубийство исключено.

– Совершенно исключено. И потом, с какой стати ему стреляться? Гай наслаждался каждой минутой своей грешной жизни. Полиция считает – и это, кстати, обернулось против Катрин, – что в Гая стрелял кто-то, кого он хорошо знал, потому что не было никаких следов борьбы.

– Но кто? – воскликнула Франческа. – Это какой-то кошмар! Ведь там никого не было!

Они обсуждали это, наверное, в тысячный раз. Искали ключ к разгадке, которой не было, ответа на вопрос, которого также не было. И тем не менее они обе были убеждены в невиновности Катрин.

– Знаешь, – сказала Франческа, наливая себе вина из графина, стоящего на серебряном подносе, – самое ужасное, что Гай всегда сам себе вредил. Первоначально у него все шло отлично, но в нем было нечто такое, что способно все испортить. Он словно сам пытался разорвать себя в клочья. У меня такое ощущение, что его смерть связана с тем, что он сам делал. Вопрос лишь в том, что именно и как. Я никогда не могла понять, почему ты лишь разъехалась с ним, а не добилась развода. Ты только посмотри, как гадко он с тобой обращался! Почему ты не послала его ко всем чертям?

– Ну, видишь ли, были дети… – Диана замолкла. Слишком о многом Франческа не знала. Она до сих пор продолжает хранить все в тайне ради блага Катрин и Майлза, а также ради своего собственного блага.

Самое важное сейчас – подать на пересмотр дела. Диана потянулась за адресной книгой. Существовал некий телефонный номер, по которому она хотела позвонить, и надеялась, что он у нее сохранился.


Когда рано утром в его каюте зазвонил телефон, Марк лениво взял трубку. Но уже через несколько мгновений он сидел на койке и, потрясенный, пытался понять, что от него хотят.

Оператор береговой связи подключил «Санни II» к радиотелефону, и Марк обнаружил, что разговаривает с Дианой.

– Разумеется, я понимаю, о чем ты говоришь, но какое это имеет отношение ко мне? – без обиняков спросил он.

Возникла пауза, Марк провел рукой по взъерошенным волосам.

– Ну хорошо, если это так срочно… Но почему ты не можешь мне объяснить, в чем тут дело?

Последовала еще более длительная пауза, после чего Марк услышал свой голос:

– О’кей. Я выезжаю немедленно.

Марк соскочил с койки и стал одеваться.

– Скажи капитану, чтобы он немедленно взял курс на Лондон. Мне нужна машина до Малаги, попроси его, чтобы он заказал мне билет на ближайший рейс.

– Слушаюсь, сэр.

Когда Марк вышел на палубу, то увидел, что его гости уже завтракают либо загорают. Он с неприязнью посмотрел на них. Это был букет дармоедов и прихлебателей, от которых он до чертиков устал.

– Прошу прощения, мальчики и девочки, но сегодня вы должны сойти на берег, – бодрым голосом проговорил Марк и увидел, как вытянулись их лица. – Я должен лететь в Лондон. Бал закончен. Благодарю, что почтили меня своим присутствием.

Через минуту он уже спускался по трапу на берег, где его поджидала машина. Внезапно его депрессию и тоску как рукой сняло, хотя где-то в глубине души таилась тревога. Уж не раскопала ли Диана темную тайну его жизни? Такое могло случиться лишь в том случае, если с ней поговорила Карлотта, но это маловероятно. И тем не менее с какой стати Диана пытается втянуть его в любовные дела своей дочери? Совершенно непонятно. Хотелось лишь надеяться, что он не попадет в какую-нибудь невероятную западню.


Катрин проснулась на заре своего второго дня в тюрьме от сильного запаха дыма и воплей в коридоре.

– Пожар! – завопил кто-то, но этот голос был тут же заглушен ругательствами. – Вонючие свиньи!

– Заткнись, ты, сука!

Две надзирательницы пытались погасить тлеющую кровать в соседней камере.

Перепуганная Катрин села на кровати, сердце у нее отчаянно колотилось. Она посмотрела на Дженни и Тину – двух молоденьких сокамерниц, к которым ее подселили накануне.

– Там пожар! – закричала Катрин, спрыгнув с кровати и пытаясь разбудить девушек.

– Ну и что? – пробормотала двадцатилетняя Дженни. Она отбывала срок за то, что пырнула своего дружка ножом. Девушка отвернулась и мгновенно заснула.

– Да ведь пожар! – в отчаянии крикнула Катрин. Не хватало только поджариться живьем в этой вонючей камере.

– Эти две засранки постоянно устраивают пожар, – сквозь сон сказала Тина. – Это уже третий за неделю.

Катрин бессильно опустилась на кровать. Она никогда не сможет привыкнуть к царящему здесь насилию. Хуже могла быть разве что психбольница. Она уже знала, что на Дженни набрасывались с ножом. Тина пыталась перерезать себе вены разбитой электрической лампочкой. Одна девчонка повесилась на шпингалете высоко расположенного окна, воспользовавшись полоской материи от юбки. Кто-то пальцами выдавил себе глаза в припадке ярости и отчаяния. Перечень ужасов постепенно возрастал, но о пожарах Катрин узнала впервые.

– Нам не разрешают держать спички, – обратилась Катрин к Дженни днем, – как же они устраивают пожар? Если кто-то хотел закурить сигарету, то зажигала-то ее надзирательница.

Дженни пожала плечами:

– Вещи так или иначе сюда попадают. Нам не положено иметь ножницы, но у кого-то они оказались, и она набросилась с ними на свою лучшую подружку на прошлой неделе.

Катрин понимала, что отбыть здесь срок – это не только находиться вдали от Карлоса и семьи. Это еще и пятнадцать лет выживания, когда на тебя могут наброситься твои же сокамерницы. Тлеющее недовольство может в считанные секунды превратиться в вспышку ярости и истерии. Надзирательницы, женщины, в общем, дюжие и крепкие, постоянно подвергались нападениям и получали немало синяков и шишек. В любое время дня и ночи могли раздасться крики и возникнуть потасовки. И причина могла быть любая, самая ничтожная. Катрин запирали в камере вместе с Дженни и Тиной на много часов, потому что не хватало надзирательниц, чтобы следить за всеми. Катрин сидела на кровати, стараясь не обращать внимания на непристойные выходки, сквернословие и грубость. Иногда заключенные с криками начинали биться головами о стену, и это приводило Катрин в ужас. Казалось, они сошли с ума. Катрин с опаской наблюдала за своими сокамерницами, прикидывая, когда они могут внезапно наброситься на нее. И еще эти кошмарные запахи. Запах мочи, экскрементов, немытых тел, на которые накладывались запахи дезинфицирующих веществ. Запахи впитывались в одежду, раздражали горло и были настоящим бичом для Катрин.

В этот день надзирательница с резкими чертами лица, одетая в синюю юбку и белую блузку с синими погонами, со связкой висящих у пояса ключей, сказала Катрин, что к ней пришел посетитель.

Катрин заправила рубашку в джинсы, провела ладонями по длинным волосам, с благодарностью подумав о том, что заключенным позволяют хотя бы носить собственную одежду. Если вдруг посетителем окажется Карлос, она хотела бы выглядеть поприличнее.

Ее повели по коридору, желтые стены которого были подсвечены флюоресцентными лампами. Линолеум на полу во многих местах покоробился и выглядел весьма изношенным. Катрин шла, а в глазки на нее смотрели заключенные из разных камер, обозленные тем, что посетитель пришел к ней, а не к ним. Катрин было известно, что на девушку, к которой в прошлый раз пришел посетитель, по возвращении набросились и избили разбитой чашкой. Ей после этого наложили двадцать шесть швов на шею.

Комната для посетителей была длинной, пустой и напоминала некую лавку, столы и стулья были прикреплены к полу и стояли в ряд. Катрин быстро огляделась, полная надежды и в то же время опасаясь, что ее вдруг в последний момент уведут отсюда.

Хорошо одетая женщина с густыми каштановыми волосами и приветливыми глазами поднялась ее поприветствовать.

– Франческа!

Они на мгновение обнялись под бдительным взглядом надзирательницы, затем уселись по разные стороны стола.

– Как ты здесь, дорогая? – мягко спросила Франческа. Лицо Катрин казалось бледным, почти белым, в больших глазах стоял едва сдерживаемый ужас.

– Я не могу вам передать, как здесь все плохо, – шепотом сказала Катрин. – Я думала, что плохо было раньше, когда я находилась в камере под арестом. Но здесь… – Она оглянулась, боясь, что ее могут услышать.

– Мы делаем все возможное, чтобы вызволить тебя отсюда, – быстро сказала Франческа. – Твоя мать и Чарли, словом, все мы подаем прошение о пересмотре дела. Попытайся держаться, дорогая. Я уверена, что-нибудь можно сделать.

– Я знаю, – сказала с отчаянием Катрин, – что в случае хорошего поведения с учетом времени, проведенного под стражей во время расследования, мне могут уменьшить срок. Но на сколько? До пяти лет? До десяти? Как я могу продержаться здесь десять лет? – Это был не вопрос, а отчаянная мольба о помощи.

До Франчески сейчас в полной мере дошла вся трагичность ситуации, и она снова почувствовала собственное бессилие. Никакие деньги, никакое влияние не могут освободить ее племянницу, хотя вплоть до нынешнего времени именно эти факторы доминировали в ее жизни.

Франческа схватила протянутую через стол руку Катрин и пристально посмотрела ей в глаза:

– Твоя мама завтра придет тебя навестить. Сегодня она весь день занята с адвокатами, они готовят обжалование приговора. Катрин, мы непременно вызволим тебя отсюда! Поверь мне! Это ужасная ошибка правосудия, и мы сделаем все, чтобы найти настоящего убийцу.

– Спасибо, – бесцветным голосом сказала Катрин, хотя глаза ее слегка повеселели. – Франческа, я даже не знаю, как вас просить об этом… Вы могли бы выполнить мою просьбу?

– Все, о чем ты попросишь.

– Вы могли бы выяснить, где находится Карлос? Как вы думаете, он знает, что произошло? Уже несколько месяцев, как я ничего о нем не слышала, но, может, сейчас, когда все это случилось… – Голос ее дрогнул, она замолчала, а у Франчески сжалось сердце от боли и сочувствия к ней.

– Я сделаю все что смогу, дорогая девочка, – пообещала Франческа. – У меня нет никаких вестей о нем, но я и не ожидала. Твоя мама не изменила своего отношения к вашим встречам?

– Мы пока не говорили об этом. Я собиралась поговорить с ней, когда меня отпустят домой после суда… – Голос Катрин снова дрогнул, она судорожно сцепила лежащие на столе руки.

– Мы непременно найдем способ тебя вызволить, – твердо сказала Франческа. – Мы делаем все возможное. Не падай духом, Катрин. Мы вытащим тебя отсюда и сделаем это как можно скорее. А тем временем я поговорю с твоей матерью о Карлосе. Когда-то давно я знала его отца, – неожиданно призналась она.

Катрин широко раскрыла глаза, и на какое-то мгновение выражение счастья появилось на ее лице.

– Правда?!

– Он был очень хорошим человеком, Катрин, я уверена, что Карлос такой же. – Франческа решила пока что больше не распространяться на эту тему. Рассказать все Катрин – означало лишь еще больше запутать дело. Опять же, она ни с кем не говорила о Марке в течение двадцати лет.

– Время вышло, – услышала Франческа неприветливый, резкий голос. Подняв глаза, она увидела, что надзирательница презрительно ощупывает их глазами.

Свидание закончилось. Катрин отправили в камеру.

Франческа чувствовала себя потрясенной и угнетенной, когда отъезжала от старого викторианского здания из красного кирпича и пробиралась на своей машине через трущобы северного Лондона к Итон-террас.

Что будет, если жалоба не сработает?


Когда Франческа вернулась из тюрьмы, у дома Дианы крутилось несколько репортеров, нацеленных на то, чтобы получить еще хоть какую-то информацию, пока скандал не успел заглохнуть. Они набрасывались на каждого входящего, а в это время фоторепортеры непрестанно щелкали своими камерами.

– Посещали тюрьму? – без предисловия спросил один из них, едва Франческа вышла из машины.

– Простите, – сказала она, пытаясь обойти его и направляясь к входной двери.

– Как Катрин держится? У нее все в порядке? – с сочувствием в голосе спросил другой.

Франческе был знаком подобный тип репортеров. Они начинали разговор мягко и сочувственно, чтобы усыпить бдительность и в конечном итоге выведать все, что им нужно.

– Не ваше дело, – огрызнулась она. – Пожалуйста, отойдите. – Вспышка блица почти ослепила ее. В этот момент Бентли распахнул входную дверь, и Франческа ворвалась в дом.

– Господи, сколько тут болтается этих типов! – прокомментировала она.

– Ее светлость спустится через минуту, – ровным голосом сказал Бентли, проигнорировав ее реплику. – У нее посетитель в гостиной. Вы хотите подождать ее там, мадам?

Франческа миновала вестибюль и коридор и вошла в гостиную. Бентли опустил тяжелые шторы, и комната осталась освещенной мягким светом нескольких настольных ламп.

С кресла поднялся мужчина, фигура которого показалась Франческе смутно знакомой, некоторое время они изумленно смотрели друг на друга.

– Марк! – ахнула Франческа.

– Франческа… Дьявольщина, Франческа, что ты здесь делаешь? – Он был в не меньшем смятении.

– Как… я… – пробормотала она. Марк выглядел таким же, как и тогда, лишь седины прибавилось в черных волосах. Он оставался таким же крепким, мускулистым, и, несмотря на приобретенную импозантность, взгляд у него был по-прежнему живой и привлекательный.

– Вы знаете друг друга? – раздался голос в дверях, и в комнату вошла Диана, поправляя застежку одного из браслетов. Она переводила взгляд с Марка на Франческу, на лице ее было написано изумление.

– Мы знали друг друга много лет назад, – пробормотала Франческа, недоумевая, не связано ли появление Марка с тем, что террористы взяли Карлотту в качестве главного заложника вместо нее.

– О, я и не подозревала! – Диана, похоже, была заинтригована. – Просто удивительно! Что вам подать выпить?

Франческа попросила минеральной воды, Марк – виски со льдом. Более чем когда-либо раньше он был убежден, что попал в западню. Почему Диана ничего не сказала о Франческе? Да она вообще не сказала, зачем его пригласила. Они разговаривали всего несколько минут, разговор как-то не клеился, оба чувствовали себя неловко, а потом ее позвали к телефону. Спустя пять минут после этого в гостиную вошла Франческа.

– Что все это значит, Диана? – решил прояснить ситуацию Марк.

Франческа также посмотрела на Диану, ей тоже хотелось это знать.

Похоже, несколько мгновений Диана колебалась, как бы собираясь с силами, затем заговорила:

– Вероятно, ты слышал, что мою дочь осудили за убийство Гая? – медленно сказала она.

Марк кивнул.

– Мне нужна твоя помощь, Марк. Она невиновна. Это самая ужасная ошибка правосудия, и мне нужна помощь, чтобы доказать ее невиновность. Возможно, ты ничего не сможешь сделать, но я полагаю, что ты имеешь право знать, что происходит. Сюда также примешивается вопрос о романе Катрин с твоим сыном Карлосом.

Марк удивленно смотрел на нее, не вполне понимая, о чем идет речь.

– Погоди минутку, – перебил он Диану. – Какое отношение имеет к этому Карлос?

И тут в разговор вмешалась Франческа:

– Диана, я думаю, что ты должна позволить Катрин поговорить с Карлосом, если она этого желает. Она вспоминала о нем сегодня, и я обещала поговорить с тобой. Почему ты запрещаешь им видеться?

Диана колебалась, и Марк повернулся к ней.

– Твоя дочь – подружка Карлоса? – медленно спросил Марк. – Как-то сын говорил об этом, но не назвал имя.

– Да, и мы должны положить конец их связи. Даже сейчас, когда она в тюрьме, ему нельзя ее видеть.

Марк оторопел при виде такой решительности Дианы и вдруг рассердился.

– Но почему, черт возьми? – раздраженно спросил он.

– Действительно, Диана, ради Бога, из-за чего все это? – спросила Франческа.

Диана подняла глаза на Марка, набрала воздуха в легкие и выдохнула:

– Потому что так получилось, что Катрин – твоя дочь, Марк!

– Она – д-дочь? – вытаращил глаза пораженный Марк.

– Она ч-что? – ахнула Франческа.

Диана повернулась к побледневшей Франческе:

– Я никогда не говорила тебе об этом, потому что не могла подумать, что это может обнаружиться, но у нас с Марком был роман почти девятнадцать лет назад. Если бы я знала, что вы знакомы, то могла бы тебе довериться. В общем, все это пришлось сохранять в тайне.

Диана приложила руку ко лбу и снова повернулась к Марку.

– Я не могла рассказать тебе об этом, Марк. Я пыталась много раз связаться с тобой, но Карлотта… Ну, ты знаешь… Короче, это оказалось невозможным. К тому же ты сказал мне, что, если я попытаюсь с тобой связаться снова, это может тебя погубить… И вот Катрин родилась. Когда Гай понял, что она не может быть его дочерью, потому что мы не спали вместе около двух лет, то пригрозил затаскать меня по судам, если я скажу об этом. Скандал в те дни погубил бы и меня, и мою семью. Гай сказал, что готов считать Катрин своей дочерью, если я, в свою очередь, помогу ему сохранить имидж нормального мужчины. – Чувствовалось, чего стоили Диане все эти признания.

Марк не спуская глаз смотрел на Диану, веря всему, что она говорит, и одновременно не в силах смириться с услышанным.

Франческа выглядела потрясенной, у нее голова шла кругом при мысли о том, что Катрин спала со своим единокровным братом. А затем она посмотрела на Диану – и ее накрыла волна гнева и ревности. Да она в свое время отдала бы все, чтобы родить ребенка от Марка! И все это время Диана хранила свою тайну, чтобы защитить себя и Гая. Если бы правда вышла наружу, Катрин не оказалась бы в нынешнем положении. В ее жизни не осталось бы места Карлосу, и она не стала бы спорить о нем с Гаем. И в таком случае Гай, вполне возможно, не был бы убит. И Катрин не сидела бы в тюрьме по обвинению в его убийстве.

– Как ты могла? – набросилась Франческа на Диану. – Как могла допустить, чтобы заварилась вся эта каша? Почему ты не сказала правду хотя бы Катрин, когда она стала достаточно взрослой, чтобы многое понять? Это ужасно! После всего, что она перенесла, ей еще предстоит пережить и то, что она имела связь с единокровным братом!

– Был один шанс на миллион, что она может встретить сына Марка, – холодно ответила Диана. – За это мы должны благодарить твою мать.

Некоторое время две женщины смотрели друг на друга, затем Франческа резко повернулась к Марку:

– Посмотрим фактам в лицо. Что касается женщин, Марк, то ты несешь им только дурные новости…

– Перестань! – резко перебил ее Марк. – Помолчи, пока не сказала чего-нибудь такого, о чем будешь сожалеть. Я могу налить себе еще виски, Диана?

Диана кивнула, и он подошел к подносу и налил себе изрядную порцию виски со льдом.

– Я думаю, что обязан дать вам обеим объяснение, – медленно проговорил он, снова возвращаясь на свое место.

– Думаю, что именно так, – подтвердила Франческа.

Диана перевела взгляд с Марка на Франческу. У нее явно зародились кое-какие подозрения.

– Марк не имел понятия, что я забеременела, когда мы расстались, – сказала Диана, пытаясь как-то защитить его. – Я и сама об этом не подозревала. И все, что мы должны сделать сейчас, это предотвратить дальнейшие встречи Катрин и Карлоса.

– В этом нет никакой необходимости, – возразил Марк.

– Как это нет необходимости, что ты мелешь?! – выкрикнула Франческа. – Ведь это инцест, кровосмешение!

– Нет никакой необходимости, потому что Карлос не мой сын.

Обе женщины посмотрели на Марка как на сумасшедшего. Первой пришла в себя Франческа:

– О Боже мой! Ты бросил меня из-за того, что сделал Карлотту беременной!

– Бросил тебя? – ошеломленно повторила Диана.

Марк поднялся и стал спиной к камину. Лицо у него было суровым, глаза метали гневные искры. Франческа очень хорошо помнила это выражение лица Марка.

– Я должен рассказать вам всю историю, начиная с самого начала. – Казалось, голос его исходит из самой глубины груди, в тоне ощущалась горечь. – Если это выйдет наружу, если вы об этом кому-нибудь расскажете, я буду полностью дискредитирован в глазах моих читателей. Но поскольку я скорее всего не смогу больше написать ни одной книги, то это в общем-то и не имеет значения.

Слушая Марка, Диана все время мысленно повторяла: слава Богу, что Катрин и Карлос – не родственники. В этот момент для нее не было ничего более важного.

Франческа выжидающе наклонилась вперед. После долгих лет, в течение которых она задавала себе один и тот же вопрос, что же все-таки случилось в ту ночь на рождественском вечере у Сары, она, похоже, наконец-то получит ответ. И для нее очень важно было узнать правду.

– Ты помнишь, моя первая книга «Нечестивый призрак» имела феноменальный успех, – начал Марк. – Это сделало меня знаменитым, и меня стали называть великим писателем, своего рода новым Эрнестом Хемингуэем.

– Я помню, – откликнулась Франческа.

– Правда заключается в том, что я не писал этой книги. – Марк сделал паузу. По-видимому, ему было больно продолжать свой рассказ. – Ты должна вспомнить, Франческа, что одно время я снимал комнату вместе с группой писателей и артистов в деревне Гринвич. Среди них был умнейший молодой человек по имени Лэрри Фишер. Он обладал замечательным талантом. Таким талантом, которого никогда не было у меня. Во всяком случае, почти не было. Я немного помог ему в написании книги и нашел машинистку, чтобы перепечатать ее. Мне очень нравилась эта книга. Это был роман, о написании которого я всегда мечтал. Но Лэрри жил в вымышленном мире и всецело погрузился в следующую книгу. Когда я понял, что первая книга пролежала в ящике стола несколько месяцев, то сам отправил ее по почте в издательство. – Марк снова замолчал и сделал глоток виски. – Но я поставил на титуле свое имя. Возможно, я не думал, что книгу напечатают. Но я получил письмо, в котором сообщалось, что книга принята, что издатели в восторге от нее и предлагают мне кучу денег. Я внезапно оказался на вершине успеха, и они хотели получить от меня новую книгу!

– И что же сказал на это Лэрри Фишер? – спросила Франческа, внимательно глядя на Марка.

Марк с шумом втянул в себя воздух и на секунду закрыл глаза. Когда он их открыл, его лицо выражало муку.

– Он совершил самоубийство.

– О Господи! – пробормотала в шоке Диана.

– Он был потрясен, узнав о случившемся, и тот день, когда он покончил с собой, стал кошмаром всей моей жизни, – прерывающимся голосом сказал Марк. – Но дело уже было сделано. У меня не оставалось другого выбора, кроме как продолжать писать. Ты помнишь, Франческа, какие муки я испытывал, когда писал вторую книгу?

Она кивнула, затем ее осенила догадка, и она спросила:

– И никто не понял, что именно произошло?

– Кое-кто. Это была девушка, с которой встречался Лэрри. Иначе говоря – Карлотта.

– Карлотта! Значит, ты уже знал ее, когда…

– Нет. Впервые я увидел ее в квартире твоей матери, – ответил Марк.

– Тогда я не понимаю, – произнесла Франческа.

Марк стал нервно ходить по гостиной. Создалось впечатление, что комната вдруг уменьшилась, когда он заговорил, а все столы, стулья и безделушки как бы давили на него.

– Она уже была беременна, когда мы познакомились.

Диана с облегчением вздохнула. Значит, все правда. Карлос действительно не его ребенок. Марк сделал еще глоток виски и продолжил:

– Как ты знаешь, Франческа, Карлотта жила со своей тетей в невзрачной обветшалой квартире. Она была воспитана в строгом духе, и ее семья не могла бы вынести такого позора, чтобы их дочь оказалась с ребенком, без мужа, без денег. Карлотта знала, что именно Лэрри написал «Нечестивый призрак», поскольку она даже кое-что подсказала ему по части сюжета. Очевидно, он говорил ей и обо мне, а перед самоубийством рассказал, что я украл у него книгу. После его смерти она стала встречаться с одним художником, который сделал ей ребенка и вскоре бросил. Именно тогда и появились в кадре мы с тобой, Франческа. Когда Карлотта узнала, что мы знакомы, она встретилась с тобой на выставке живописи и подружилась. Очень скоро ты познакомила нас, и Карлотта получила возможность привести свой план в действие. Она знала о моем успехе, знала, что я вскоре разбогатею, а также понимала, что застанет меня врасплох, если предъявит ультиматум публично. Она рассчитывала на то, что я не захочу устраивать сцену на вечере твоей матери.

– Значит, это был шантаж? – спросила Франческа.

– Да. Она сказала, что, если я сбегу с ней в ту же ночь, женюсь на ней на следующий день в Лас-Вегасе и буду считать ее ребенка своим, она никому не скажет, что истинным автором книги «Нечестивый призрак» был Лэрри.

– О Господи! – Франческа откинулась назад, вспомнив ту кошмарную ночь многолетней давности. Можно было сделать весьма важные выводы из рассказанного Марком. Оказывается, он не был любовником Карлотты! Это означает, что он вовсе не бросал ее ради первой встречной. Он оказался жертвой шантажа из-за страха разрушить свою карьеру. Ни один издатель впредь не стал бы иметь с ним дело. Пресса, читающая публика ополчились бы против него. Кажется, впервые искорка понимания блеснула в глазах Франчески.

– Но если бы ты только сказал мне об этом! – вырвалось у нее. – Ты не можешь себе представить, через какие муки я прошла, пытаясь понять, что же произошло. Я обзвонила все больницы… Я сходила с ума, пытаясь понять, почему ты ушел так внезапно.

– Франческа, я всегда испытывал чувство стыда за то, как поступил с тобой. – Марк снова сел. – Мне страшно хотелось дозвониться до тебя, но эта сучка не выпускала меня из поля зрения. Мы улетели к ней в Испанию в день нашего бракосочетания. Стоило ей заметить, что я подхожу к телефону, как она начинала угрожать, что сию минуту позвонит в агентство новостей и расскажет о том, что я совершил. И кроме того, – Марк улыбнулся грустной улыбкой, – мне совсем не хотелось признаваться тебе, что не я автор «Нечестивого призрака». Ты всегда мной восхищалась, и это давало мне возможность полюбоваться собой. Я предпочел, чтобы ты считала меня последним дерьмом, чем узнала, что я обманул весь мир и заставил его поверить в свои способности.

Франческа улыбнулась ему. Она понимала, литература означала для Марка не меньше, чем для нее – «Калински джуэлри». Правда, кое-что оставалось непонятным.

– Но если не ты написал первую книгу, то как ты смог написать после этого дюжину отличных книг? Может быть, твоя доля в написании «Нечестивого призрака» больше, чем ты сам думаешь? – спросила Франческа.

– Что самое стоящее, самое ценное в этой книге?

Франческа колебалась лишь мгновение. Она вспомнила свое впечатление после прочтения первой книги.

– Сюжет, пожалуй, – медленно проговорила она. – Там в конце просто фантастический поворот событий.

– Совершенно верно. А ты знаешь, чья это была идея? Карлотты. Конечно, в то время Лэрри говорил мне, что это он придумал. У Карлотты очень богатое воображение. У нее от природы изощренный ум. Если сложить нас двоих вместе, то и получится лауреат. Все последующие книги я писал сам, но замыслы принадлежали ей.

– И что же ты будешь делать теперь?

Марк пожал плечами:

– Вообще брошу писать либо стану переделывать чужие книги в сценарии. Кто знает?

Пока Франческа и Марк разговаривали, Диана сидела молча, потрясенная тем, как многое в прошлом их связывало, а также открывшейся правдой о его женитьбе на Карлотте. Она смотрела на Марка, вспоминая свои отношения с ним и то, что ей пришлось пережить, когда он вернулся к Карлотте. Но было такое впечатление, что все это происходило с другим человеком в какой-то другой жизни. Даже трудно было вспомнить, как они занимались любовью.

Тем не менее Катрин была его дочерью, и именно по этой причине она попросила его прийти.

Все трое сидели в тот вечер допоздна, обсуждая дело Катрин, вновь и вновь возвращаясь к свидетельским показаниям. Кто-то убил Гая, и этот кто-то находился на свободе. Кто-то, у кого был мотив для убийства. Возможно, кто-то из тех, кто занимается политикой. Может быть, Гая убили из-за того, что он узнал нечто относящееся к разряду государственных секретов?

– Нельзя ли нам съездить в Стэнтон-Корт? – поинтересовался в конце концов Марк. – Мне хотелось бы увидеть место, где все произошло.

– Можно, разумеется. Я позвоню Чарли утром. Но что конкретно ты ожидаешь там найти?

Марк пожал плечами:

– Кто знает? Свежий глаз иногда в состоянии что-нибудь заметить. И еще я сведу тебя с блестящим адвокатом, который может взяться за пересмотр дела. Могу я сделать для своей дочери хотя бы это, – добавил он с кривой улыбкой.


В ту ночь никто из них толком не спал. Франческа лежала глядя в темноту, думала об исповеди Марка и испытывала удивительное облегчение. Марк не бросил ее ради другой женщины или по какой-то прихоти. Он не устраивал за ее спиной никаких игр. Впервые за долгое время она почувствовала, что способна простить, и чувство горечи таяло, отступало. И еще она чувствовала, что снова способна доверять. Доверять по-настоящему. Мысли ее вернулись к Сержу, и ей захотелось, чтобы он был сейчас с ней. Это было ее бедой, она никогда по-настоящему не верила, что он не уйдет от нее без всяких объяснений, не бросит, как это сделал Марк. Она оставалась незамужней, и это было для нее своего рода щитом, который делал ее неуязвимой. Возможно, когда все это останется позади… Мысли ее поплыли, и Франческа задремала.


Марк лежал без сна и думал о Катрин. Он всегда любил Карлоса, но то, что у него есть собственный ребенок, стало для него великим откровением. Ему всегда хотелось иметь детей, но Карлотта отказывала ему и в этом, как и во многом другом. Интересно, скажет ли теперь Диана правду Катрин?

* * *

Диана провела эту ночь, как и многие другие, вспоминая и перебирая подробности того фатального воскресенья. Она пыталась отыскать хоть какую-нибудь деталь, которая поможет найти настоящего убийцу, но все было тщетно.

Как при жизни, Гай и после смерти создал вокруг себя трясину зла и несчастья. И, как всегда, платить дорогую цену должны были другие.


Стэнтон-Корт был едва виден за густой пеленой дождя, когда Диана утром следующего дня въехала на своем «ягуаре» на подъездную аллею. С ней были Франческа и Марк. Странное трио, подумала она. С нависших веток на ветровое стекло посыпались крупные капли, когда налетел резкий порыв ветра.

«Двадцать лет назад мы не могли бы сидеть вместе в одной машине, – размышляла Диана. – Двадцать лет назад мы с Франческой скорее всего вцепились бы друг другу в горло, потому что каждая хотела, чтобы этот мужчина сидел рядом с ней, и каждая пылала бы ревностью. Это свидетельствует о том, что время способно заглушить страсти, заставить взглянуть на обстоятельства по-новому». Диана бросила взгляд на профиль Марка, который смотрел прямо перед собой, и, к своему удивлению, не почувствовала к нему ничего, кроме дружелюбия. Она была уверена, что то же самое испытывает и Франческа. Вчера вечером Диана наблюдала, как Франческа от настороженности и опаски переходила к пониманию. Конечно, у Франчески был Серж, а у нее не было никого. Причем не было никого очень долго, но Диана, занятая детьми и своим делом, почти не замечала этой пустоты. Инстинкт подсказывал ей, что лучше не иметь никого, чем иметь не того, кто действительно нужен. Именно так все и было. Она не испытывала чувственного влечения к Марку, хотя он и был свободен. Диана любила жизнь такой, какой она была.

* * *

Весь день шел сильный дождь, но часов в пять облака вдруг поредели, и в их разрывах проглянуло бледное солнце, слегка подсветив ландшафт.

С утра Диана прокатила Франческу и Марка на машине, сейчас же они прогуливались по поместью пешком. Марк расспрашивал Диану, какая тропа к какому выходу ведет, какие ворота всегда держат открытыми и какие – на запоре. Он расспрашивал ее буквально о каждом из слуг в отчаянной надежде найти какой-нибудь ключ, который выведет их на убийцу.

К семи часам они вынуждены были расписаться в полном своем бессилии. На их лицах можно было прочитать то, на чем изначально настаивала полиция: никто, кроме Катрин, не мог совершить это преступление.

Обед происходил в мрачной обстановке. Если Чарльз и Софи, сидевшие на разных концах длинного стола, изо всех сил пытались поддержать беседу, то Франческа, Диана и Марк, похоже, были всецело погружены в свои мысли. Мэри Саттон собиралась приехать, но в последний момент отговорилась усталостью, и Джон остался вместе с ней.

В конце концов долгий вечер подошел к своему завершению, и все с удрученным видом отправились спать. Они нисколько не приблизились к разгадке задачи.

Среди ночи, мучаясь от бессонницы, Франческа решила пойти в библиотеку и чего-нибудь выпить. Она пила не слишком много, но иногда стаканчик спиртного на ночь помогал заснуть, а это, она чувствовала, было менее вредно, чем снотворное.

Тихонько спустившись по длинной изогнутой лестнице, Франческа подошла к библиотеке и собиралась уже открыть дверь, как вдруг услышала леденящий душу плач. Приложив ухо к двери, она тут же отпрянула назад, чувствуя, как у нее пошел мороз по коже. Из комнаты доносились стенания и вопли, словно скулил раненый зверь. Или же обиженный судьбой призрак. Но кто там мог находиться среди ночи?

Глава 21

Франческа на дюйм приотворила тяжелую дверь и заглянула в библиотеку. На письменном столе возле окна горела одна лампа, бросавшая слабый свет на стеллажи вдоль стен и тяжелую дубовую мебель. Поначалу комната показалась пустой, и душераздирающие звуки прекратились, но затем они возобновились с новой силой. Осторожно шагнув вперед, Франческа увидела мужчину, лежащего на кожаном диване.

В то же мгновение, словно почувствовав ее присутствие, мужчина вскочил на ноги и повернулся к ней лицом.

Франческа, оцепенев, уставилась на него. Он настолько изменился, что его трудно было узнать. Некогда красивое лицо подурнело и покрылось красными пятнами, опухшие глаза лихорадочно блестели. Он выглядел сильно похудевшим, а судя по тому, как он покачивался, был изрядно пьян.

– Джон! – воскликнула она.

Он посмотрел на нее так, словно никогда в жизни не видел, затем, качаясь, подошел к письменному столу и взял несколько листков бумаги. Издали было видно, что они исписаны корявым почерком. Джон дрожащими руками разорвал листки на четыре части.

– Джон, с тобой все в порядке? Прости меня, если я побеспокоила тебя… – Заикаясь, не находя нужных слов и шокированная тем, что он снова стал рыдать, Франческа торопливо подошла к столику со спиртным в дальнем углу библиотеки и налила себе виски.

От грохота брошенного стула она вздрогнула и резко повернулась. Она не очень хорошо знала младшего брата Дианы. Возможно, он становится буйным, когда много выпьет. Франческа решила побыстрее выскочить из библиотеки и бежать к себе, когда Джон нетвердой походкой направился в ее сторону. Ноги его подкашивались, и казалось, могут в любую минуту подломиться. Франческа сделала шаг в сторону, Джон почти упал на столик со спиртным. Каким-то чудом ему удалось схватить графин с виски и наполнить стакан. Проделывая этот сложнейший трюк, он бубнил:

– Педераст хренов! Почему Гай был таким сраным педерастом? – Джон зарыдал. – Но я все равно тоскую по нему…

На момент Франческа забыла, что Джон в течение многих лет был личным секретарем Гая, так что вполне естественно, если он скучает, однако эта пьяная тоска озадачила Франческу, и ей стало не по себе.

– Ты лучше сядь, – негромко сказала она.

– Педераст хренов! – повторил Джон в промежутках между рыданиями. – Я любил его. С самого начала. Он был моей жизнью. – Джон снова бросился на диван. Ошеломленная Франческа молча наблюдала за ним. – Я отдал ему всю свою жизнь… Даже живопись забросил ради него! Он был для меня… всем…

Франческа опустилась в кресло, слова Джона били по ней, словно удары молота. Гай и Джон! Она никогда этого не понимала! Ей лишь сейчас до конца стали понятны печаль и боль Джона. Она попыталась успокоиться и переварить эти новые для нее впечатления.

Через несколько минут Джон, кажется, стал понемногу успокаиваться, но было такое ощущение, что он не догадывается о ее присутствии. Невидящим взором он смотрел на огонь догорающего камина.

– Я здесь все написал, – внезапно пробормотал Джон и бросил взгляд на письменный стол.

– Ты написал? – переспросила Франческа, полагая, что он описал историю их отношений.

– Все. Я должен был. Другого выхода нет. – Он сделал еще глоток виски.

– Это поможет?

– Поможет? – Джон посмотрел на Франческу с таким видом, словно лишь сейчас заметил ее присутствие. – Мне это не может помочь, – с горечью проговорил он.

– Я знаю, ничто не может его вернуть. Сара, моя мать, тоже тяжело это переживает. Но жизнь продолжается, Джон.

Он вскочил на ноги, словно ее слова внезапно разозлили его.

– А, сестра хренова, вот ты кто! Я только сейчас понял!

Его лицо исказилось от боли, и, похоже, он с огромным трудом произнес следующие слова:

– Он заслужил смерть!

На мгновение Франческа не на шутку испугалась. Кажется, он в самом деле не в себе, подумала она.

– Он заслужил смерть? – шепотом переспросила она.

– Да! Поэтому я его и убил.


Бледная и измученная Франческа на следующее утро вместе с другими сидела в гостиной и ожидала прихода полиции, чтобы сделать заявление. Она знала, что никогда больше, ни за что на свете не зайдет в библиотеку.

Все уже слышали ее рассказ о событиях минувшей кошмарной ночи, но ей предстояло повторить все это полиции. Отсутствовала лишь Мэри Саттон. Рано утром, когда она узнала о том, что произошло, к ней был вызван местный врач, и сейчас, напичканная успокоительными снадобьями, она лежала под присмотром срочно нанятой сиделки.

Диана, сидевшая на диване рядом с Софи, продолжала пребывать в состоянии шока. Чарльз, ссутулившись в глубоком кресле, рассеянно играл ниткой чехла. Только Марк оставался внешне невозмутимым, и Франческа, у которой на миг пробудилось чувство юмора, подумала, уж не считает ли он, что все произошедшее может стать сюжетом для новой книги?

Никто не разговаривал. Наконец слуга объявил о приходе инспектора полиции Алана Тимпкинса. Его сопровождали двое полицейских, у одного из которых в руках были блокнот и карандаш. Они кратко опросили других членов семьи. Но по-настоящему их интересовала Франческа, которую они намерены были допросить, так что ей предстояло еще раз пережить тот кошмар деградации и угрызений совести, свидетельницей которых она была.

Крепко обняв руками стиснутые колени, Франческа негромким голосом начала свой рассказ.

То, что ей поведал Джон, как раз и явилось недостающим звеном, которое они искали много месяцев.

В тот фатальный уик-энд Джон страшно рассердился, когда Гай настоял, что поедет в Стэнтон-Корт один, ссылаясь на то, что ему нужно поговорить с Дианой по личному вопросу. И Джон решил самостоятельно отправиться в воскресенье в Стэнтон-Корт, чтобы выяснить, в чем дело. Он приехал домой к матери к завтраку, надеясь что-нибудь у нее узнать, но не застал ее, и это навело его на размышления. Джон решил, что Гай что-то задумал, а поскольку он уже выпил, то воображение его разыгралось. Джон был уверен, что Гай хочет от него отделаться. За последний год их отношения становились все более прохладными, и Гай почти каждый вечер уезжал без него. Джон был убежден, что Гай отправился в Стэнтон-Корт для того, чтобы убедить членов семьи, будто для Джона лучше будет отказаться от работы в Лондоне, вернуться домой и снова заняться живописью.

Основания для возникновения этих подозрений, рассказывала Франческа, у Джона были. Не так давно он обнаружил, что у Гая есть романы на стороне. Гай даже платил молодым парням, чтобы они приезжали к нему, на его квартиру в Вестминстере. При этом предварительно под благовидными предлогами он отсылал Джона в Уилмингтон-Холл.

– Кажется, – продолжала Франческа, – Джон сохранял верность Гаю все эти годы, что весьма необычно для геев. Джон обнаружил, что у Гая буквально сотни любовников, а когда до него дошло, что Гай намерен от него отделаться, это стало последней каплей.

Полицейский с бесстрастным выражением лица все время записывал за Франческой.

– Я спросила его, как ему удалось проникнуть в этот дом, убить Гая, а затем уйти незамеченным, – продолжала рассказ Франческа.

Прошлой ночью Джон рассказал ей, как просто все было сделано. Он уже раньше планировал застрелить Гая во время прогулки и затем сказать, что произошел несчастный случай. Джон появился в этом доме пройдя через сад и сумел незаметно проникнуть через французское окно в библиотеку. Все завтракали в столовой, слуги находились на кухне. Согласно плану, он должен был попасть в комнату для хранения ружей, взять ружье и патроны и тем же путем удалиться. Едва он зарядил ружье, как услышал доносящиеся из столовой голоса. Чарльз предлагал Гаю идти стрелять глиняных голубей. Это Джона вспугнуло, он поставил заряженное ружье на место, юркнул в маленькую гардеробную, которая находилась рядом, и там заперся. Он рассчитывал, что как только Гай и Чарли уйдут, он схватит ружье и последует за ними. Тот факт, что они собирались стрелять голубей, еще в большей степени позволит ему представить все как несчастный случай.

Но после этого все пошло не так, как планировалось. Чарльза позвали к телефону, и он отправился на ферму. А после этого Джон услышал, как Гай и Катрин стали орать друг на друга, да притом так громко, что ему было слышно каждое слово.

– Ты никогда никого не любил, кроме себя, ты не имеешь понятия, что такое любовь! – выкрикнула Катрин, и эти слова поразили Джона своей удивительной точностью. Он услышал оскорбительные слова, произнесенные в адрес Катрин, ее рыдания и топот ее ног, когда она через зал побежала к входной двери. Дальше все произошло в считанные секунды. Джон выскочил из гардеробной, вбежал в комнату для хранения ружей, схватил лежащее на столе ружье и выстрелил в Гая. В его воспаленном мозгу билась лишь одна мысль: Катрин была права – Гай не любил никого, кроме самого себя, а значит, заслужил смерть за причиненную другим боль.

Затем Джон выскользнул через окно столовой, которого не было видно с того места на террасе, где пили кофе, и садом добежал до дома матери, насквозь промокнув под страшным дождем. Вскочив в свою машину, он помчался в Лондон. Пятью минутами раньше его той же самой дорогой в город уехала Катрин.

– И ты позволил, чтобы Катрин обвинили в убийстве Гая? – спросила Франческа, когда Джон закончил свой рассказ и, глотнув виски, зарыдал.

– Я думал, что ее освободят, – промямлил он. – Но в этом нет никакого смысла. Пусть Гай обращался со мной плохо, но я не могу жить без него. Жизнь для меня сейчас ничего не значит. Катрин могут выпустить, но я не выйду на свободу до конца жизни.

Франческа почувствовала острую жалость к этому человеку, пусть слабому и беспутному. Еще одна жертва Гая, страдающая в течение многих лет из-за беспредельного эгоизма ее брата.

– Он написал целую исповедь, – напомнила Франческа инспектору. – Он только что закончил ее писать, когда я вошла ночью в библиотеку.

– Могу я ее увидеть?

– Вот она. – Чарльз поднялся с кресла, где до этого, сгорбившись, сидел и размышлял, как он мог быть таким слепым, и передал инспектору листы, украшенные гербом Саттонов и исписанные крупным неровным почерком Джона. Это был самый ужасный день в жизни Чарльза, и Софи, понимая это, подошла и положила руку ему на плечо.

Инспектор бегло прочитал написанное и кивнул.

– Есть подпись и дата. Очень хорошо, – заметил он.

В комнате воцарилась вязкая, гнетущая тишина. Инспектор поднялся и посмотрел на Чарльза.

– Лорд Саттон, – сурово спросил он, – где находится тело?

– Все еще в библиотеке, – угрюмо ответил Чарльз.

Франческа закрыла лицо руками, как бы пытаясь заслониться от того зрелища, которое запечатлелось в ее мозгу и сохранится в памяти на всю жизнь.

Когда Джон наконец закончил свой рассказ, он передал ей свою исповедь. Лицо его было бледным, словно окаменевшим.

– Ну вот, – с неожиданным спокойствием сказал он. Подойдя к окну, Джон отодвинул бархатную штору. Он долго смотрел в темноту ночи, погруженный в свои мысли, и на какой-то момент Франческа решила, что буря миновала. Затем, без предупреждения, Джон достал из-под пачки бумаги на столе револьвер, поднял дуло к открытому рту и выстрелил.

Выстрел прозвучал громко, отразился эхом от уставленных стеллажами стен и потолка. Оцепеневшая от ужаса Франческа видела, как пуля словно бы подбросила Джона вверх. Затем он рухнул на пол.

Франческа в шоке опустилась на колени, зажимая рот рукой, чувствуя, как подкатывает тошнота.

Отныне она никогда не сможет простить Гая.


Когда Франческа двумя неделями позже появилась в Нью-Йорке, у нее было такое ощущение, будто она отсутствовала лет десять. Серж встретил ее в аэропорту Кеннеди с ласковой, доброй улыбкой на лице и крепко обнял.

– Господи, я так рада, что приехала домой, – прошептала Франческа.

– Я счастлив, что ты вернулась, – целуя ее, сказал Серж. – Такое впечатление, что ты прошла через ад, а сейчас все позади.

Улыбнувшись, Франческа кивнула.

– Как мать?

Серж поднял брови, и лицо его изобразило удивление.

– Знаешь, это кажется невероятным. Она стала прямо-таки другим человеком. – Он недоуменно пожал плечами. – В прошлый уик-энд я летал в Палм-Бич, чтобы дать бедняжке Генри передохнуть, и, если честно, не понял, что произошло с твоей матерью.

– В каком смысле? – встревожилась Франческа. – Она что, впала в старческий маразм?

– Наоборот, она рассуждает более здраво и разумно, чем раньше. Она хочет, чтобы ты приехала к ней как можно скорее. Генри, разумеется, все еще с ней, но она уже вышла из больницы и находится дома.

– Она, конечно, слышала о Джоне?

– Да.

Франческа забралась в поджидающий их лимузин и устало опустилась на бледно-серое сиденье, пока Серж командовал погрузкой ее багажа. Когда он присоединился к ней, Франческа сунула руку в его ладонь, и ей стало тепло и комфортно.

– Мне нужно так много тебе рассказать, Серж. Столько событий произошло! – В голосе Франчески звучало волнение, чувствовалось, что события последних двух недель здорово ее потрясли.

Серж сжал ее руку:

– Всему свое время, любовь моя. Сейчас тебе прежде всего требуется отдых.

– По крайней мере Катрин выпустили из тюрьмы, – сказала Франческа. – Ты не можешь себе представить, какое мы испытали облегчение. Бедная девочка пережила страшное время в тюрьме, а когда ей сказали, что отпускают, она не поверила! Она думала, что это какой-то трюк. Понадобится немало времени, пока она придет в норму.

– Могу себе представить! А как дела с Карлосом? Диана стала добрее в этом плане, позволила Катрин с ним видеться?

Франческа улыбнулась и рассказала Сержу всю историю.

– Диана решила сказать Катрин, что настоящим ее отцом является Марк. Она сочла это своим долгом. Ну а поскольку Катрин и Карлос, как выяснилось, не родственники, отпали все причины для запретов. Почему бы им и не встречаться?

– Кто бы мог подумать, что Диана способна на такую страсть, – задумчиво проговорил Серж. – Глядя на нее, этого не скажешь.

– Типичная английская сдержанность, – заметила Франческа. – Я уверена, что на эту тему у Генри найдется какое-нибудь присловье.

– В тихом омуте черти водятся? – предположил Серж, подмигнув.

– Ах, родной, как здорово снова вернуться домой! – смеясь, сказала Франческа, прижимаясь к его руке.

Позже, когда они спокойно обедали дома, Франческа рассказала ему о Джоне.

– Был вынесен вердикт о его самоубийстве по причине умственного расстройства, – сказала она. – Хотя на самом деле, я думаю, Джон четко понимал, что делает, в особенности в самом конце.

– Кажется, это к лучшему.

– Без сомнения. Я не думаю, что он мог бы жить, зная, как страдает Катрин, а также без Гая.

– Можно сожалеть лишь о том, что он не сделал этого раньше. Это избавило бы всех от многих страданий.

Они с минуту молчали, а затем Франческа, словно для того, чтобы вытравить память о Джоне, попросила:

– Так расскажи мне про мать.

Серж таинственно улыбнулся.

– Навестишь ее – и увидишь все сама, – сказал он и не стал больше распространяться на эту тему.

На следующее утро, заглянув на пару часов в офис, Франческа вылетела в Палм-Бич.


Карлос прилетел в Англию спустя два дня после освобождения Катрин из тюрьмы. Марк встретил его в аэропорту, и на пути в Лондон он рассказал Карлосу правду о его рождении.

– Твой отец был художником, – пояснил Марк. – Я его не знал, но верю, что он был очень талантлив.

Карлос долго молчал, пытаясь переварить услышанное. Затем повернулся к Марку, в глазах его светилась благодарность.

– Значит, ты женился на маме и воспитал меня как родного сына, – тихо сказал он.

– Не делай из меня героя, Карлос. Существует много такого, чего ты не знаешь, а пока что пришло время объяснить тебе несколько вещей. Когда ты родился, я полюбил тебя, но так было не с самого начала, – сказал Марк.

И медленно, испытывая муку и боль, не щадя себя, Марк рассказал Карлосу историю своей жизни.

– Ты рассказываешь мне это теперь, потому что мать умерла?

– Вероятно, рано или поздно я рассказал бы тебе все, но пока Карлотта была жива, это было строго охраняемой тайной. Боюсь, что даже от тебя. Этого хотела она.

– Если мать снабжала тебя сюжетами для твоих книг, как ты будешь выходить из положения теперь?

Марк пожал плечами:

– Что-нибудь придумаю… Карлос, у меня есть еще одна причина рассказать тебе все. И она может повергнуть тебя в шок.

– Что за причина? – Карлос заметно распрямил плечи и сжал челюсти.

– Не могу сказать, что это такая уж плохая новость, сын, – сказал Марк, автоматически переходя на привычный для него любовно-ласковый тон. В конце концов, Карлос всегда останется для него сыном, что бы там ни случилось. – Ты ведь влюблен в Катрин, не так ли?

– Да. – Карлос с подозрением взглянул на Марка. – А что? Может, ее мать вдруг подобрела ко мне?

– Она считала, что у нее весьма веские основания держать тебя подальше от Катрин. Если бы Диана и я не были так безобразно стыдливы и нашли бы смелость сказать всю правду, ничего не случилось бы! Но мы оба слишком пеклись о самих себе, ну и отчасти о людях, с которыми состояли в браке, и это чуть не привело к разрыву между Катрин и тобой.

– Я не понимаю… Какое отношение ко всему этому имеет Катрин?

И второй раз за это утро Марк раскрыл правду, которую сам узнал лишь неделю назад.

– Ты хочешь сказать… Это значит… О черт! – воскликнул Карлос. – Значит, Катрин моя… единокровная сестра? – Он побледнел, капельки пота выступили на его лице.

– Это значит, что вы не родственники, – твердо проговорил Марк. – Твоя мать – Карлотта, а твой отец – художник. Диана – мать Катрин, а я ее отец. Вам ничто не мешает быть вместе.

– Боже мой! – Карлос покачал головой, которая пошла у него кругом от всего услышанного. – И значит, Диана думала… Господи, неудивительно, что она хотела нашего разрыва!.. А Катрин знает обо всем этом?

Марк улыбнулся, вспомнив тот вечер, когда они с Дианой все рассказали Катрин.

– Да. Разумеется, она была в шоке, но когда до нее дошло, что Гай не был ее отцом, она, похоже, даже испытала облегчение. У Катрин всегда были с ним прохладные отношения, и когда после самоубийства Джона стало общеизвестно, что Гай и Джон в течение многих лет состояли в интимной связи и что Гая убил Джон, она была потрясена. Слава Богу, сейчас с нее снято обвинение в убийстве, но потрясение пока не прошло. Но узнав, что я ее настоящий отец, она в некоторой степени успокоилась. Она также поняла, почему Диана препятствовала вашим встречам. – Марк замолчал и посмотрел на Карлоса.

– Бедная девочка! Она прошла через дьявольские испытания! Пожелает ли она снова видеть меня? Я хочу сказать, прошло столько месяцев с тех пор, как мы с ней разговаривали последний раз, – сказал Карлос.

– Уверен, что пожелает. – Машина достигла Челси. Через несколько минут они окажутся на Итон-террас. – А ты сам-то все так же к ней относишься?

Карлос выглядел расстроенным.

– Я не уверен, – с несчастным видом проговорил он. – Ведь она твоя дочь… а я тоже всегда буду считать тебя своим отцом… В общем, какие-то странные чувства. – В черных глазах Карлоса появились признаки паники. – Послушай, папа, нельзя ли прокатиться вокруг этого квартала?

– Пожалуйста. – Марк повернул налево, и они поехали по Слоан-сквер, а затем по Слоан-стрит. – Как насчет того, чтобы выпить?

Карлос издал вздох облегчения.

– Было бы здорово. Мне надо немного прийти в себя… А как же твои отношения с матерью Катрин? Ведь вы теперь оба свободны. Ты не собираешься жениться на ней?

– Это сложный вопрос, – сухо сказал Марк, загоняя «мерседес» в промежуток между машинами у отеля «Гайд-парк». – Мне тоже нужно прийти в себя.

Они вошли в вестибюль отеля и направились в бар. Марк заказал себе виски с содовой и перно для Карлоса.

– Диана сейчас изменилась, – размышлял вслух Марк, когда они потягивали напитки. – Тебе она понравится, Карлос. Она очень эффектная леди, хотя и совсем не та Диана, которую я знал.

– Девятнадцать лет – большой срок, – заметил Карлос.

– Боюсь, что слишком большой. Сейчас она сильная и совсем другая. Ты, конечно, не знал Гая, но пережить брак с ним – все равно что подвиг совершить. Он вынудил ее сохранить видимость брака, чтобы она стала для него ширмой респектабельности, и это сделало ее мужественной и независимой. У нее есть свое дело, которое процветает. Она устраивает всякие вечера и мероприятия.

– Катрин говорила мне.

– Мы не говорили о том, чтобы быть вместе, и я думаю, что повременю с подобным разговором. Диана пережила такую травму, в том числе связанную с ее братом Джоном. Думаю, что сейчас ей нужен просто друг.

– Хотел бы я знать, что нужно Катрин. – Голос Карлоса прозвучал неуверенно и смущенно, когда он подумал о предстоящей встрече с ней при столь изменившихся обстоятельствах.

Марк понимающе улыбнулся:

– То же самое, что и ее матери: доброта, дружелюбие, немного нежности. Все будет хорошо, сын. Допивай свое перно, и мы скоро их увидим.

– Я немного нервничаю, – сказал Карлос и, допив вино, поднялся.

– Мы вместе встретимся с ними? – Марк положил руку на плечо Карлоса.

– Конечно, отец.

Когда они приехали, Бентли открыл дверь и впустил Марка и Карлоса. Марк сразу понял, что Диана, привыкшая организовывать общественные мероприятия, и сейчас устроила небольшое представление. Она быстро вошла в зал с вытянутыми вперед руками и приветливой улыбкой на лице.

– Карлос, я так рада познакомиться с тобой!

– Здравствуйте. – Диана понравилась ему с первого взгляда. – Мне тоже очень приятно познакомиться с вами.

Диана вопросительно посмотрела на Марка, и он едва заметно кивнул.

– Ты найдешь Катрин в гостиной, это по коридору направо, – сказала Диана. – Она жаждет снова увидеться с тобой.

– О’кей. – Карлос нервно улыбнулся.

– Как все прошло? – тихо спросила Диана Марка, когда Карлос скрылся.

Марк с нежностью посмотрел на нее. Одна из самых привлекательных черт Дианы заключалась в том, что она всегда была готова посочувствовать другим.

– Кажется, он был слишком ошеломлен и нервничал из-за предстоящей встречи с Катрин, но, я думаю, все будет хорошо. – В глазах Марка сверкнула лукавая искорка. – Оставим их на некоторое время одних?

– Думаю, что это лучше всего. – Глаза Дианы сияли радостью, несмотря на сохраняющееся облачко беспокойства на ее лице. И Марк вдруг снова увидел тонкую красоту и прелесть той Дианы, какую давно знал. Как Марк уже сказал Карлосу, он не собирался пороть горячку. Тем не менее будущее виделось гораздо более привлекательным, чем все эти годы. Легким шагом Марк последовал в уютный кабинет Дианы и закрыл за собой дверь.


Сердце Катрин, сидевшей в гостиной, отчаянно заколотилось, когда она услышала в коридоре шаги Карлоса. Об этой минуте она мечтала даже в бессонные ночи в тюрьме, когда вокруг царило лишь насилие, грубость, сквернословие, а будущее рисовалось ей сплошным черным цветом.

– Карлос… – Она произнесла это шепотом.

На какую-то секунду ей показалось, что он уловил неуверенность в ее глазах, и у него появилось сомнение. Но уже в следующую секунду она оказалась в его объятиях. Сначала он поцеловал ее легко и нежно, затем принялся целовать, не выпуская из объятий, со все возрастающей страстью.

– Любимая… Моя любимая Катрин… Моя Кейт, – бормотал он, вдыхая душистый аромат ее волос, прижимаясь щекой к атласной коже. – Я боялся, что больше никогда не увижу тебя.

– Я тоже боялась… Я думала, что потеряла тебя навсегда… Не могу даже поверить, что ты здесь. – Катрин еще крепче прижалась к Карлосу, чтобы удостовериться, что все происходит наяву.

– Я в самом деле здесь, и мы больше никогда не расстанемся, – тихо прошептал Карлос.

Карлос подвел Катрин к дивану, не выпуская ее из объятий, и с этого момента лишь поцелуи и шепот нарушали тишину гостиной.

– Знаешь, я собираюсь жить в Америке, – сообщила наконец Катрин, радостно сверкнув глазами. – Франческа говорит, что я могу получить работу в «Калински джуэлри». Это то, о чем я мечтала, и это означает, что я буду близко от тебя.

– Даже ближе, чем ты можешь себе представить, радость моя! Ведь я тоже буду в Нью-Йорке. Я только что подписал контракт с телевизионной студией.

Катрин вскочила на ноги и потащила его за собой.

– Но ведь это просто здорово! – крикнула она. – Ой, Карлос, все складывается как нельзя лучше, правда же? А твой отец… то есть я имею в виду… – Она смущенно запнулась, затем рассмеялась. – Короче говоря, Марк знает?

Также засмеявшись, Карлос покачал головой:

– Нет еще! Может, пойдем и все скажем ему и твоей маме?

– Почему бы и нет? – Схватив Карлоса за руку, она потянула его за собой. – Вот только где они?

Придя в опустевший вестибюль, они услышали сквозь закрытую дверь кабинета бархатный смех Марка.

Карлос и Катрин вопросительно посмотрели друг на друга.

– Может, не станем их сейчас беспокоить? – весело спросил он.

Катрин на мгновение заколебалась, а затем улыбнулась.

– Возможно, так будет лучше. Им есть о чем поговорить, – сказала она.

– Так же как и нам, любовь моя, так же как и нам, – сказал Карлос, снова заключая ее в объятия.


Франческа застала Сару сидящей в тени деревьев в саду возле дома. На ней был пляжный хлопчатобумажный халат, волосы аккуратно причесаны, на лицо нанесен макияж. Рядом с ней сидел Генри, пил мятный чай и читал «Уолл-стрит джорнэл».

– Привет, мама! – Франческа чмокнула ее в щеку, удивляясь, насколько хорошо мать выглядит. – Глядя на тебя, я даже не могу поверить, что ты перенесла инфаркт, – пошутила она. – Можно подумать, что ты сделала себе подтяжку лица!

Сара засмеялась:

– Может, сделаю в следующем году. Когда долго лежишь в постели, все обвисает.

– Ты очень здорово смотришься. Привет, дядя Генри! Рада вас видеть.

Франческа села в один из шезлонгов напротив матери и вытянула ноги.

– Серж не с тобой?

– Он не смог вырваться. У него сейчас масса работы. Я сама приехала только на время уик-энда, мама. Дел накопилось много.

– Что ж, я очень рада, что ты приехала, дорогая. Я собираюсь в Нью-Йорк на следующей неделе. Здесь становится скучно, несмотря на компанию Генри. – Сара дружелюбно улыбнулась Генри и, наклонившись, погладила его по руке.

Беседа текла непринужденно и весело, пока слуги сервировали завтрак под светло-желтым навесом. Имя Гая не упоминалось вообще, как не говорилось и о самоубийстве Джона. Сара приветствовала сообщение о том, что Катрин через месяц начнет работу в «Калински джуэлри». Словно последних трех месяцев не было вообще. Должно быть, именно это имел в виду Серж, когда говорил, что Сара изменилась. Она словно отгородилась щитом, отсекла от себя всю неприятную информацию. Реплики ее были остроумными и непринужденными.

Франческа наблюдала за матерью, испытывая некоторое беспокойство и то и дело хмуря брови. Может быть, Сара становится настолько старой, что впадает в детство и живет лишь повседневными мелочами, не заглядывая в будущее?

После завтрака, когда они пили кофе возле бассейна, Генри поднялся, потянулся и заявил, что намерен устроить себе сиесту.

– А ты не хочешь отдохнуть, мама? – спросила Франческа.

– Пока что нет. Может быть, попозже, дорогая, – сказала Сара, обменявшись понимающим взглядом с Генри.

Он ушел, забрав с собой газету, провожаемый дружелюбным взглядом Сары.

– Ты не нальешь мне еще немного кофе, Франческа? – попросила она, подставляя чашку.

– Ты уверена, что это тебе будет полезно?

– Всего лишь разок. Завтра я буду вести себя как положено, – с шаловливой улыбкой сказала Сара.

Франческа наполнила матери и себе чашки, откинулась на спинку шезлонга и закрыла глаза. Ей очень хотелось поговорить с Генри, выяснить, как идут дела и что говорят врачи, но мать явно намеревалась поговорить с ней наедине. Возникла неловкая пауза, и Франческа лихорадочно соображала, о чем бы завести разговор. Тишину нарушило позвякивание чашки о блюдце – это Сара допила свой кофе. И тут же заговорила:

– Я бы хотела доверительно поговорить с тобой, Франческа.

Франческа открыла глаза и выпрямилась. Сара смотрела на нее прямо, и этот взгляд развеял все сомнения относительно того, что мать впала в старческий маразм. Перед ней была прежняя Сара, и Франческа приготовилась выслушать лавину обидных слов и обвинений.

– Да, мама? – настороженно сказала она.

– Когда я лежала в больнице и думала, что вот-вот умру, то поняла, насколько несправедлива была к тебе все эти годы, постоянно ставя на первое место Гая. – Она разгладила складки своего халата, при этом руки ее дрожали.

Франческа ошеломленно подняла на Сару глаза.

– Это было большой ошибкой с моей стороны – делать из Гая идола, – продолжила Сара, – но он был моим сыном, и я любила его. – Ее голос упал почти до шепота. – Но я всегда любила и тебя, моя девочка, и хочу, чтобы ты знала, насколько я ценю то, что ты сделала для компании.

Слезы подступили к глазам Франчески, от нахлынувших чувств у нее перехватило горло.

– Ой, мама, – только и смогла прошептать она.

– Ты знаешь, как много значила для меня во все времена компания, но сейчас я понимаю, что была совершенно не права в своем желании видеть преемником Гая. Боюсь, что его сердце никогда к ней не лежало, и мне следовало принять этот факт много лет назад. – Сара тяжело вздохнула и дрожащими губами закончила: – Мне не следовало отталкивать тебя ради него.

На мгновение Франческа снова почувствовала себя маленькой девочкой, которая ждет материнских слов, ищет похвалы и любви.

– «Калински джуэлри» для меня значит не меньше, чем для тебя. Я всегда хотела быть ее составной частью.

– Я помню. – Сара коротко улыбнулась. – Ты определилась начиная с шестилетнего возраста. Что ж, ты сделала что хотела, и сделала очень хорошо. Я составила новое завещание, и теперь ты моя наследница. Вот то, что я хотела сказать тебе, Франческа. Я горжусь тобой и надеюсь, что в будущем мы будем ближе, чем раньше.

Франческа почувствовала, что потеряла дар речи. Всхлипнув, она дотянулась до матери и пожала ей руку.

– Мне очень по душе твои слова, мама. Я всегда мечтала о твоем одобрении моей работы. А в детстве я мечтала быть такой, как ты.

– Надеюсь, не совсем такой. Я плохо обращалась с твоим отцом и наделала много ошибок как мать. Я превыше всего ставила компанию, и это плохо. Твой отец заслуживал большего, он был славным человеком. Знаешь, о чем я мечтаю сейчас? Чтобы ты вышла замуж за Сержа. Что тебя останавливает?

Франческа медленно встала и вытерла слезы. Она больше не та маленькая девчонка, ищущая внимания матери, которая старается оттолкнуть брата, чтобы получить свой шанс. Она зрелая женщина, мать воздала ей должное, и теперь она понимает, что значит быть любимой.

– Ты права, я должна выйти замуж за Сержа, и отныне я этого больше не боюсь. В прошлом я всегда чувствовала потребность покрепче держаться за дело. Вероятно, я боялась, что однажды Гай вернется домой и вырвет все из моих рук, боялась быть обиженной.

Франческа сделала несколько шагов и остановилась у самой кромки бассейна, устремив взор в его мерцающую глубину. Когда она обернулась и посмотрела на Сару, на ее лице сияла улыбка.

– А мать невесты достаточно здорова, чтобы организовать летом свадьбу для дочери? – спросила она.

– Франческа! – Лицо Сары светилось радостью, и она простерла вперед руки. – Никакие другие слова не сделали бы меня более счастливой! Девочка моя, я устрою тебе самую шикарную свадьбу и буду самой гордой матерью во всем Нью-Йорке!

Когда спустя некоторое время Генри вернулся, он увидел, что Франческа и Сара, сидя рядом, оживленно беседуют. Никогда раньше он не видел их такими счастливыми. Сев напротив, он широко улыбнулся.

– Верно говорят, – философски заметил он. – Все хорошо, что хорошо кончается.

– Генри, ты как всегда в своем репертуаре, – сказала Сара, и обе женщины рассмеялись.


Марк закрыл последний чемодан и обвел взглядом номер отеля, чтобы удостовериться, что ничего не забыл. Проверив, на месте ли паспорт и билеты, он позвонил в приемную и попросил отнести багаж. Его самолет вылетал из аэропорта в Сан-Франциско пятнадцать минут второго. Пора было выходить.

Спустившись в фойе, Марк заплатил по счету, купил «Геральд трибюн» и «Таймс», а также пачку «Мальборо». Затем, поддавшись внезапному импульсу, подошел к телефонной будке, звеня мелочью в кармане. Едва он набрал номер, как на другом конце ему ответили.

– Привет, Диана, – негромко сказал он. – Через несколько минут я уезжаю и решил поинтересоваться, не изменила ли ты свое решение?

Она ответила после довольно длительной паузы, но голос ее звучал тепло и мягко:

– Я не изменила своего решения, дорогой. Я все объяснила тебе вчера вечером. Я очень далеко ушла от той молодой женщины, которую ты знал. Ты сам это отметил. Не воспринимай это с обидой, Марк, прошу тебя. Я в самом деле хочу независимости, и сейчас, когда Майлз учится вдали от меня, в университете, а Катрин собирается в Соединенные Штаты, я намерена превратить свою компанию в нечто весьма значительное. Ты меня понимаешь, я надеюсь?

– Ты не боишься остаться одинокой?

Диана негромко засмеялась:

– Я привыкла к этому за долгие годы и думаю, что для меня это предпочтительнее. Дело не в тебе, дорогой, дело в том, что я вообще не желаю выходить замуж. Сейчас, без Гая, я чувствую такую свободу! Это удивительное ощущение. Мы не в силах перевести часы назад, Марк, даже если бы пожелали. Время и все, что произошло, слишком изменили нас.

– Что ж, дорогая, – с неохотой проговорил Марк. – Но если тебя когда-нибудь посетят другие мысли… Словом, я всегда готов откликнуться на твой зов и, разумеется, Катрин. Мне бы очень хотелось узнать ее получше.

– Спасибо, Марк. Очень приятно чувствовать, что мы навсегда останемся по крайней мере друзьями.

– Мне уже надо идти, иначе я опоздаю на самолет. Береги себя, Диана.

– Хорошо, – пообещала она.

Он положил трубку и вышел из отеля к ожидающей его машине. Если Марк и ощущал какую-то грусть, она была разбавлена неким чувством облегчения. Разве он был уверен в том, что хочет снова жениться и потерять недавно обретенную свободу?


Серж ожидал возвращения Франчески из Палм-Бич, преисполненный всевозможных предчувствий. Он знал, что Сара намеревалась поговорить с Франческой, ибо в прошлый уик-энд сама сообщила ему об этом, рассказав о своем чувстве вины, своих сожалениях и опасениях за будущее Франчески, об ужасе, который вызывает у нее прошлое Гая. Она обнажила перед ним душу, и Серж был потрясен тем, что Сара, обычно сдержанная и полная чувства собственного достоинства, позволила себе быть с ним столь откровенной. Похоже, что все ее иллюзии рассеялись после того, как она узнала, что Джон убил себя из-за Гая, и она оказалась перед неприглядной реальностью. По собственному признанию, Сара опасалась, что Франческа не простит ее и не пожелает принять ее извинений, но Серж знал Франческу лучше. Она не из тех, что затаивает обиду или гнев. Он был уверен, что Франческа пойдет на примирение с матерью. Сидя в вестибюле аэропорта, Серж посмотрел на часы. Ее самолет уже приземлился. Он нервно похлопал себя по карману. Серж успел сжиться с новыми надеждами и не хотел снова пережить разочарование.

Франческа увидела его едва войдя в вестибюль, и сердце ее радостно забилось.

– Серж! – крикнула она, бросаясь к нему. – Какой приятный сюрприз! Я думала, что ты будешь занят и не сумеешь встретить меня.

Он нежно и горячо поцеловал Франческу. Его руки крепко обняли ее.

– Я готов бросить все дела, чтобы встретить тебя. Как ты себя чувствуешь, любимая?

– Великолепно! – ответила она, с нежностью глядя ему в лицо.

В этот момент Франческе стало ясно, что мать права. Она должна выйти замуж за Сержа. Он был неотъемлемой частью ее жизни так долго, что сейчас можно лишь удивляться, почему она боялась этого замужества. Вероятно, встреча с Марком, его объяснения развеяли последние ее сомнения. Вероятно, отсутствие необходимости доказывать Саре, что ее дочь не менее твердая и деловая женщина, отбросило прочь все опасения. А может быть, она просто наконец-то повзрослела. Так или иначе, независимо от причин сомнения исчезли. И она надеялась, что еще не поздно.

Серж подвел ее к машине, рассказывая о всяких пустяках. И лишь когда они сели, он взглянул на нее вопрошающим взглядом. По выражению ее лица он понял, что этот уик-энд прошел так, как он и надеялся, и Серж тихонько сжал Франческе руку.

– Ты ведь знаешь, что я всегда ношу с собой образцы ювелирных изделий? – будничным тоном спросил он. Франческа, засмеявшись, кивнула. Временами Серж напоминал фокусника, вынимая откуда-то серьги, браслеты, порой еще недоделанные, без камней и кое-каких деталей. Ему словно было жаль расстаться с новым украшением, над которым он продолжал работать.

– Не иначе как ты сунул в какой-нибудь карман алмаз «Звезда Востока», – пошутила Франческа.

– Если ты залезешь в мой карман, то найдешь там мою последнюю работу, – ответил Серж. – Если понравится, она твоя.

– Моя? – Франческа постоянно носила различные ювелирные украшения, но это делалось исключительно для рекламы «Калински джуэлри». Через несколько дней они возвращались в фонд компании. И лишь несколько золотых цепочек да часы, украшенные бриллиантами, принадлежали ей лично. Заинтригованная, она пошарила в кармане, на который указал Серж, и извлекла оттуда небольшой кожаный футляр с хорошо знакомой буквой «К» на крышке. При нажатии на защелку крышка открылась. На синей бархатной подкладке покоилось кольцо с большим квадратным бриллиантом. Высота его была не меньше ширины. Он так играл и переливался, когда Франческа взяла кольцо в руки, что она не смогла сдержать вздоха восхищения. Все оказалось иллюзией. Это был не один камень, он состоял из восемнадцати бриллиантов, вырезанных и подогнанных столь точно, что взору представлялся совершенный куб. Технически сделано безупречно, поскольку линий соединения не было видно. Это вновь поставит «Калински джуэлри» впереди всех конкурентов. Изделие было новаторским и неподражаемо оригинальным. Но Франческа могла оценить не только эту сторону дела. Серж сотворил это произведение ювелирного искусства, вложив в него всю любовь и умение. Оно символизировало гармоничное соединение многих элементов – яркости, прочности, огня и чистоты. Оно было символом их любви.

– Возьмешь это себе? – спросил Серж, и Франческа услышала дрожь в его голосе.

– Да, но при одном условии, – шепотом ответила она.

– При каком? – Его голос прозвучал чуть хрипло.

– Если ты подаришь мне золотую без узора ленту, на которой я буду его носить.

Загрузка...