Вельвет

Глава 5

Трейси

Наш учитель литературы мистер Гриффитс неравнодушен ко мне. Конечно, не в том самом смысле, я надеюсь. Но когда он рассказывает о чем-то на уроках, он смотрит на меня. Когда я сдаю работу, он улыбается мне и, если у меня сырой материал, он всегда мягко указывает на это и дает шанс все исправить.

Все в классе за это меня ненавидят. А я ничего не могу с этим сделать.

Мистер Гриффитс окончил Оксфордский университет, и сейчас ему примерно около шестидесяти. Быть может, я напоминаю ему его родную дочь, с которой он мало общается. Или первую любовь, которую он все еще не может забыть.

Причин может быть много и все они не так важны. Благодаря его урокам я заинтересовалась классической литературой и поэзией. Меня приняли в университет Виктории на писательский факультет, и я понятия не имею, что из этого выйдет. Ведь меня не могли принять просто так только из-за приличного среднего балла. В письме указали, что мое стихотворение произвело на них впечатление. В нем хороший слог и не примитивная рифма. И если я продолжу оттачивать навыки, но меня ждет успех. Какой мне пока непонятно, но в письме с моим зачислением было написано именно так.

Когда я села писать это стихотворение, я разложила на полу в спальне все свои черновики, старые записи еще со средней школы. Стихотворение получилось небольшим, всего пять строф. Но я так много в него вложила.

Я не дала ему названия, но думаю, если его прочтет тот, кто хорошо меня знает, без труда догадается о ком оно. Моя любовь мне кажется слишком сильной и возвышенной, и именно поэтому это стихотворение я не показала даже своим близким друзьям. Никто о нем не знает.

Даже тот, кому оно посвящено.

Узнав о том, на какой именно факультет я подала заявку, папа заявил, что это несерьезно. Мама сказала, что я должна изменить решение, пока есть время.

Просто отличная поддержка. Но я не жалуюсь. У бизнесмена и юриста должен быть еще один юрист или бизнесмен. Но я решила пойти по более спокойному пути.

Возможно, я и передумаю, но только если решу это сама.

Мистер Гриффитс продолжает свою лекцию, оглядывая класс. Его взгляд останавливается на мне и на моих руках, в одной из которых черная ручка. Вторая моя рука покрыта чернилами. Мне нравится рисовать на своих руках и писать мелким шрифтом на пальцах какие-нибудь мысли.

Я виновато поджимаю губы, и мистер Гриффитс едва заметно качает головой и продолжает говорить. Это один из углубленных курсов литературы, которые входят в мое расписание в этом году. Сегодняшний урок посвящен творчеству Эдгара Аллана По. Но все знают его историю и легенды, которыми порочили его великое имя завистники и враги.

– Ребята, я прошу вас к следующему уроку написать небольшой анализ любого стихотворения XX века. Любого, на ваш выбор. И постарайтесь вдаваться в каждую деталь. Вы знаете, я не люблю халтуры, – объявляет на весь класс мистер Гриффитс.

По классу разносится дружный стон, но он это игнорирует.

– Мы уже говорили о том, что для читателей XX века Эдгар Аллан По был прежде всего новеллистом и поэтом. Современники же знали его как одного из самых бескомпромиссных критиков. Он не переносил любительство, бездарность и пошлость.

– Но именно такой и была литература в Штатах в ту эпоху, – говорит Терри Уилмор, в сотый раз за урок убирая волосы со лба.

– Не вся, конечно, но да, – соглашается мистер Гриффитс. – Было множество подражателей. И в эту эпоху, когда в национальную литературу США только-только начали вдыхать жизнь и вся писательская деятельность не считалась еще профессией, мало кто мог оценить честного критика. Постарайтесь на какое-то время побыть таким критиком, как Эдгар А. По. Честным и справедливым. Имейте в виду, это задание обязательно.

Я быстро печатаю домашнее задание на компьютере в специальную колонку напротив нужного предмета и возвращаюсь к своей правой руке. На внутренней стороне среднего пальца я нарисовала миниатюрную звезду, а рядом полумесяц, почти заключивший ее в свой полукруг. Мне нравится ассоциировать себя и Кайдена с чем-то подобным.

Звонок волшебным образом заставляет учеников двигаться со скоростью флэша. За пару секунд парты становятся чистыми, а еще через пару класс пустеет.

Я выхожу одной из первых и иду по оживленному коридору на втором этаже, который заполнен учениками в одинаковых темно-синих пиджаках, юбки девчонок в серо-синюю клетку и полосатые галстуки парней той же расцветки слились в единое пятно из цветов Эшборо Флэйм.

Поднимаясь на третий этаж, я киваю нескольким знакомым. Почти в самом конце длинного коридора, я останавливаюсь возле нужной двери и смотрю в небольшое окошко.

Терри уже там.

– Эй, как ты быстро убежал. – Я захожу внутрь и закрываю за собой дверь.

Здесь темно, жалюзи закрыты, по всем стенам развешаны различные макеты газет, а в самой середине стены слева большими бумажными буквами приклеены слова «Искры пламени»³.

Терри вертится на стуле напротив компьютера, стаскивая с шеи галстук.

– Я ничего не успеваю, черт возьми, – бормочет он, привычным взмахом головы отбрасывая длинную черную челку со лба.

Я сажусь на край стола и вынимаю из сумки сложенный листок. Терри смотрит, как я двумя пальцами двигаю его по столу.

– Снова? – с хитрой улыбкой интересуется он, беря листок в руки. Я не позволяю ему развернуть. – Трейси, я все равно прочту.

– Знаю. Но не при мне.

– Знаешь, а это довольно мило…

Фыркнув, я спрыгиваю со стола.

– Мы договорились не говорить об этом.

– Ладно. – Вздохнув, Терри кладет мой листок в папку с приклеенной надписью «свежий номер».

– Спасибо, – едва слышно бормочу я, идя к двери.

– Ты ничего не забыла? – вопрос Терри останавливает меня.

На моем лице появляется ироничная улыбка, когда я поворачиваюсь.

– Терри, – качаю головой. – Я думала, мы друзья.

Он тоже улыбается, невинно пожав плечами.

– Мы друзья, но знаешь, как говорят…

– Счет дружбе не помеха, – говорим вместе мы.

Я вынимаю из пиджака несколько купюр и протягиваю Терри.

– Держи, друг.

Он смеется и убирает деньги в карман.

– Обращайся, Трейси.

Махнув, я выхожу из редакции. На этом этаже под широкой лестницей есть одно уединенное место, куда мы с Кайденом приходим во время перерывов. Я знаю, что его сейчас там нет, но все же…

Завернув под лестницу, я немного нагибаюсь, чтобы подойти к широкому каркасному пуфику. Мы виделись лишь утром на совместном уроке истории. Во время ланча мы сидели за разными столиками и обменивались жадными взглядами, так как еще утром договорились подождать вечера и держать руки подальше друг от друга.

Сев на пуфик, я наклоняюсь, чтобы подтянуть черные чулки, и вдруг замечаю небольшой клочок бумаги. Он придавлен железной ножкой пуфика. Приподняв его, я вынимаю клочок и читаю три слова:

Ровно год назад.

Обожаю такого Кайдена. Я его любого обожаю, но такого особенно.

Прошел год. Целых двенадцать месяцев с того самого дня, когда он впервые оказался на пороге моего летнего домика и поцеловал меня. Год назад я и помыслить не могла, что Кайден Арчер будет встречаться со мной.

Это случилось не сразу. Тогда он поцеловал меня дважды. Затем мы болтали всю ночь, и на рассвете он ушел. Следующей ночью я снова оставила на окне зажженную свечу и ждала его. И он прошел. И на следующую ночь тоже.

Так длилось чуть больше недели, пока Вив прямо меня не спросила о нас. Я не знала, что ответить, потому что сама не понимала, что между нами. Но когда однажды утром, когда я стояла у шкафчиков, Кайден подошел и поцеловал меня при всех, все вопросы испарились.

С каким же большим трудом мне удавалось игнорировать самодовольную улыбку Вивиан. Я потребовала, чтобы она ничего не говорила, но ее горящие голубые глаза почти целую неделю изводили меня непроизнесенными фразами: «Я так и знала!», «Я же говорила!», «Не ты ли говорила, что Кайден – придурок?», «А кто говорил, что вы никогда не будете вместе?»

Да, да это все я. Мои слова, но… для меня наши отношения действительно стали неожиданностью. Так что Вив терпеливо молчала, пока мы обе не привыкли к изменению в нашей троице.

И к изменению Кайдена.

***

– Привет, Сэди. – Я захожу в небольшой хозяйственный магазин на Эйдж-стрит.

– О, привет, Трейси. – Сэди появляется дверях подсобки с коробкой в руках.

Только ее небольшой магазинчик способен удовлетворить мою потребность в ароматических свечах. Есть еще специальный отдел в Ханни Плейс Молл и еще несколько сотен в Ванкувере, но я предпочитаю магазин Сэди. У нее всегда есть то, что мне нужно.

– Есть что-нибудь новое для меня? – с надеждой интересуюсь я, опираясь руками на прилавок.

– Сейчас посмотрим. – Сэди ставит коробку, которую держала в руках рядом с кассой, затем наклоняется за другой в углу.

– На прошлой неделе ты брала несколько, – говорит она, ловким движением вскрывая коробку канцелярским ножом. – И что ты с ними делаешь?

Я улыбаюсь, склоняясь над раскрытой коробкой так низко, что чувствую смешанный аромат свечей через толстую полиэтиленовую упаковку.

– Сегодня особенный день, – говорю я, помогая ей убрать всю лишнюю обертку.

– Нам с Кайденом год.

– Год? – Сэди округляет глаза. – Даже я со своим гражданским мужем прожила меньше.

– Правда? – Я беру в руки упакованную в пластик свечу и принюхиваюсь.

– Да, – отвечает Сэди, подавая мне другую. – Но это было несерьезно.

– Хм, гражданский муж и несерьезно? – удивляюсь я.

Она смеется.

– И такое бывает.

– А было что-нибудь серьезно?

Я не совсем близко ее знаю. Только то, что она владеет этим крохотным и универсальным магазинчиком. И на вид ей слегка за тридцать.

– Ну да, в школе и в колледже.

Когда слушаешь чужие истории, всегда кажется, что с тобой ничего подобного не произойдет. Но чем больше слушаешь и находишь между ними что-то общее, тем отчетливее понимаешь, истории могут повторяться.

– А что случилось с парнем из школы? – В ее небольшом рассказе меня больше всего волнует именно эта часть.

Сэди неопределенно пожимает плечами и вздыхает.

– Ничего, просто школа закончилась.

– Ну и что? Разве это важно, если вы любите друг друга?

Я уже жалею, что завела эту тему. Мой страх потерять Кайдена в калейдоскопе студенческой жизни приравнивается к страху перед концом света.

Точнее это почти синонимы для меня.

– Нет, конечно, нет, – видя мой обеспокоенный взгляд, спешит ответить Сэди. – Мы разъехались по разным колледжам и расстояние сделало свое дело. Но у всех бывает по-разному. И судя по твоим рассказам о Кайдене, я думаю тебе не о чем волноваться.

Я расслабляюсь и киваю с улыбкой.

– Да, это точно.

Мне нужно найти в себе больше уверенности. Мы с Кайденом не расстанемся, потому что собираемся вместе поехать в Викторию. Он любит меня, и я уверена в нем. За этот год столько всего было: ссор, клятв, компромиссов. Между нами есть химия, которую не спутаешь ни с чем. А выдержке Кайдена я должна поклоняться. Это не преувеличение. Ни один парень не справится с подобным.

У нас все будет хорошо.

– Советую тебе вот эту. – Сэди протягивает мне абсолютно черную баночку в прозрачной упаковке. – Ноты пачули, ванили и фиалки.

– Не слишком? – Я кручу свечу в руках. Она удачно контрастирует с моими длинными ногтями, покрытыми черным лаком.

– Нисколько, поверь мне, – отвечает Сэди. – Не желаешь еще несколько чайных, чтобы выложить романтическую дорожку к постели? – Она театрально вздыхает и обмахивается ладонью.

Я смеюсь и качаю головой.

– Нет, ни за что. Так банально. К тому же у Кайдена привычка бросать свои вещи. Что если случится пожар? Нет уж.

Сэди со смехом убирает коробку и пробивает мою покупку.

– Повеселись, – подмигнув, говорит мне она на прощанье.

Взяв у «Нэнси» напротив магазина Сэди, холодную закуску, я выезжаю с Эдж-стрит на Ханни Плэйс и проезжаю мимо торгового центра. Уже через десять-пятнадцать минут центр города и жилые дома остаются позади. Я осторожно веду «Аккорд» по дороге, над которой низко висят кроны деревьев. Выключаю музыку, предоставив птицам заполнять тишину. Через открытые окна по салону машины гуляет теплый весенний ветер. По моим ногам вдруг начинает нестись холодок, когда я представляю сегодняшний вечер.

Черт возьми, я словно в первый раз увижу его. Между нами столько всего было, что я не должна волноваться.

Но я волнуюсь.

На подъездной дорожке стоит папин черный «форд». Я паркуюсь рядом и выхожу из машины. Когда я уеду в колледж, то скорее всего, оставлю машину здесь. До Виктории можно добраться только на пароме, так что у меня нет ни желания и необходимости заморачиваться с машиной.

Дома меня встречает оглушающая тишина. Впрочем, как и всегда. Я больше не спрашиваю родителей, будем ли мы ужинать сегодня вместе, так как в большинстве случаев любой из них находит повод поужинать вне дома. К тому же сегодня я даже не думаю об ужине, потому что мысли заняты совершенно другим.

Я знаю, что мои родители меня любят. Я знаю, что им не все равно, что происходит в моей жизни. Но ту пропасть, которую они создали между друг другом, а затем и между собой и мной, очень сложно перепрыгнуть. И я сомневаюсь, что когда-нибудь на это решусь.

Так комфортнее. А комфорт не что иное как привычка.

В своей солнечной спальне я снимаю школьную форму и ненадолго проваливаюсь в дремоту. Сквозь сон слышу голос папы, затем звук отворяющейся двери.

– Трейс, ты дома?

Я с трудом отрываю голову от подушки.

– Нет, – сонно отвечаю я.

Папа игнорирует мой сарказм.

– Я уезжаю в город до завтра, тебе что-нибудь нужно?

Мне хочется улыбнуться. Он спрашивал так, когда я была маленькой.

– Нет, папочка, – меняю я тон.

Он все еще мнется у двери.

– Мы еще поговорим о твоем поступлении?

Я резко сажусь.

– Конечно, нет. С чего вдруг? Я уже поступила.

– Трейси, – папа качает головой.

– Я не хочу больше спорить, – устало говорю я. – Пожалуйста, не нужно.

Папа меняется в лице, когда видит, что у меня действительно нет сил на спор. Это бывает очень редко. В обычные дни я стою на своем до конца.

– Хорошо, – со вздохом произносит он. – Позвони, если тебе что-нибудь понадобится.

С этими словами он выходит, тихо прикрыв за собой дверь. Я смотрю на потолок, затем бросаю время на цифровые часы, стоящие на прикроватной тумбе.

Нужно принять душ.

После душа я пишу маме сообщение. Мне нужно знать, когда она приедет домой, чтобы сказать: «я утром приготовила салат, перекуси без меня, милая, я устала». Затем она закроется в своей спальне, а я спокойно уйду в летний домик.

Сомневаюсь, что родители догадываются, что минимум пять дней в неделю я провожу ночи там. И не одна.

Это очередная комфортная привычка, которая всех устраивает. В особенности меня.

Мама отвечает через пятнадцать минут, когда я уже роюсь в шкафу в поисках нижнего белья.

МАМА: Задержусь. Много работы. В холодильнике салат. Поужинай одна, милая.

Ну что я говорила?

Быстро печатаю ответ.

Я: Хорошо. Лягу пораньше. Увидимся утром.

Очень красивая и складная ложь. Со стороны кажется, что мы обычная семья, у которых сегодня просто не получилось поужинать всем вместе.

А это привычная и комфортная ложь.

Пока ищу белье, откладываю небольшую гору вещей для Вив. Многое из этого я даже не надевала. Вивиан немногое решится надеть из моих вещей, но от чулок она уж точно не откажется. Или от сарафана. Хотя на нем череп, так что наверняка она сморщится. Вкусы в одежде у нас слишком разные. Если я выбрала дерзость и броскую уверенность, то Вивиан более консервативна в этом плане. Жаль, что моя так называемая «броская уверенность» ограничивается только лишь одеждой.

Отбрасывая в сторону футболки и майки из магазина KillStar, я нахожу свободное черное платье с длинными рукавами и натягиваю его на себя. Подойдя к зеркалу рядом со шкафом, осматриваю себя в отражении. Платье почти прозрачное, с неглубоким вырезом, но мелкие непонятные рисунки на нем скрывают большую часть. Оно короткое и едва прикрывает мне бедра. Но я думаю это более чем сексуально. Но не более, чем нижнее белье, которое я надела.

Мои длинные волосы мокрым прядями прилипают к платью, но я не каждый раз рискую использовать фен. Он сушит волосы, а я достаточно наношу им вред краской и без этого. Идея выкрасить волосы в тон к своим серым глазам мне пришла, когда мне было пятнадцать. Маму пришлось очень долго уговаривать, так как она не хотела «портить» мои каштановые длинные волосы. Но желаемого я добилась и теперь периодически посещаю салон или крашу волосы дома сама. Спустя столько времени мне уже кажется этот цвет родным. Ни за что не перекрашусь в другой и уж тем более не верну родной цвет.

Я слышу звук входной двери, когда пишу Кайдену сообщение. Свет в своей спальне я уже погасила и оставила только ночник. Окно, а точнее полностью стеклянная стена в моей спальне выходит на задний двор и освещает его, если не выключить свет. Если я хочу, чтобы мама думала, что я сплю, мне не стоит рисковать. Нет, я не волнуюсь о том, что она запрет меня или что-то подобное. Мне просто не хочется отвечать на вопросы, ответы на которые ей вряд ли понравятся.

Кайден все еще не отвечает, когда я слышу, что дверь в спальню в конце коридора закрылась.

Еще есть время. Он может быть занят или спустился на кухню перекусить. Наконец, выждав достаточное количество времени, я решаю выйти. Волосы все еще мокрые и макияжа на моем лице сегодня нет, но Кайден ни разу не сказал мне о том, как я выгляжу с толстым слоем подводки или без нее. И я это ценю. Значит, я нравлюсь ему любой.

С кроссовками в руках я босиком крадусь из спальни и спускаю вниз. В летний домик не проведен свет и это сделано умышленно. Здесь я иногда читаю, пишу и слушаю на телефоне музыку. Вечерами мне светом служит электрический камин или свеча. А также полная луна.

Бутылка дорогого шампанского, которое я взяла из маминого запаса у нас в подвале, и фруктовый салат, купленный в «Нэнси» – это все что я приготовила на сегодня. Я не хочу много пафоса. И готовка тоже ни к чему. Главное в этой ночи то, что мы вместе целый год. У нас не серебряная свадьба, поэтому все остальное я посчитала лишним.

Усевшись на диван, я ставлю на подоконник новую свечу и зажигаю фитиль. Приятный аромат уже через секунду разносится по комнате. Надеюсь, Кайден придет раньше, чем запах вызовет у меня головокружение. Но если он придет позже, нужно зажечь обычную свечу.

Почему он не отвечает?

Я вновь и вновь проверяю телефон, поджав колени к подбородку и продолжаю ждать.

Уже десять тридцать. Если у него получается прийти раньше, он приходит к одиннадцати.

***

Одиннадцать тридцать, и это мое пятое сообщение.

Я: Все хорошо, я пойму, просто мне хочется быть уверенной, что ничего не случилось.

Все НЕ хорошо. Я на грани и схожу с ума. Он делал так только однажды. Когда специально игнорировал меня после того, как я выгнала его из этого самого домика за то, что он заявил, что может переспать с любой если захочет.

Боже, я так рыдала тогда. Потому что это правда. Он мог это сделать и до сих пор может. Но то, что он сказал после, когда остыл, не оставило во мне никаких сомнений. Он любит меня и никакие слова, брошенные в гневе, не могут это изменить. Гнев – это эмоция, которая неразделима с любовью или страстью.

Я не стану плакать как маленькая девочка. Утром все станет понятно.

Перед глазами все плывет, когда я вижу цифры на экране телефона.

2:30.

Нет, он не забыл. Что-то пошло не так.

Но когда я звоню, он не отвечает.

Мои глаза слипаются. Я гашу уже обычную свечу, которую зажгла примерно час назад, закрываю глаза и моментально проваливаюсь в сон.