Венок любви

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Спустившись к обеду, Диона почувствовала себя так, словно принимала участие в какой-то пьесе.

Хотя мать часто рассказывала ей о прекрасных домах, которые посещала в девичестве, а также о тех, где останавливалась, уже будучи замужем, это было совсем не то, что самой очутиться в таком удивительном, полном великолепия месте, как Ирчестер-парк.

Отведенная Дионе спальня хотя и не принадлежала к числу парадных покоев замка, тем не менее была очень удобна и красива.

Над кроватью возвышался круглый балдахин, а спускавшиеся с него занавеси были прикреплены к каждому из четырех столбиков серебряными шнурками.

Пока Диона в восхищении озиралась, пораженная представшим перед ней великолепием, пожилая домоправительница, явно не одобряя появления нежданной гостьи, произнесла недовольным тоном:

– Насколько я понимаю, мисс, ваш багаж состоит лишь из этого узелка.

Обернувшись, Диона увидела, как лакей внес в комнату упомянутый узелок и передал его младшей горничной, миловидной девушке в отделанном кружевами чепце и прелестном фартучке.

– К сожалению, я пустилась в путь налегке, – пояснила Диона, – и не смогла взять с собой сундучка.

Миссис Фильдинг, услышав это, поджала губы, и Диона добавила, как бы извиняясь:

– Дело в том, что мне пришлось уезжать в спешке.

Но тут девушке пришло в голову, что вообще-то домоправительнице не должно быть до этого никакого дела. Она решительно вздернула подбородок и уже другим тоном – таким, как ей казалось, разговаривала бы со служанкой ее мать, – добавила:

– С вашей стороны было очень мило уделить мне столько внимания. Я еще ни разу в жизни не была в таком красивом доме!

Ей показалось, что миссис Фильдинг немного размякла, услышав эти слова. Следующий свой вопрос она произнесла уже совершенно другим тоном:

– Вы хотите, чтобы ваша собака спала рядом с вами, мисс?

– Да, конечно, – отозвалась Диона. – Обещаю, что Сириус не причинит никакого беспокойства. Он совершенно домашний.

Домоправительница фыркнула, давая понять, что лично она в этом сильно сомневается, а Диона поспешила пояснить:

– Мне подарили его еще щенком. Он ни на шаг от меня не отходит, а если в комнату вдруг вломятся разбойники, я уверена, что Сириус сумеет меня защитить!

Домоправительница удивленно посмотрела на девушку. Как видно, мысль о том, что в Ирчестер-парк могут вломиться разбойники, поразила ее. Однако в следующую минуту пожилая женщина улыбнулась и сказала:

– Очень разумно с вашей стороны, мисс, иметь такого защитника. А сейчас я вас покину. Все, что нужно, сделает Эмили. Обращайтесь к ней с любой просьбой!

С этими словами миссис Фильдинг величественно выплыла из комнаты – ни дать ни взять королева, – а Диона от души расхохоталась.

Пока Эмили помогала Дионе переодеться, то есть сменить то платье, что было на ней, на муслиновое, лежавшее в узелке, девушка думала, как было бы хорошо, если бы сейчас рядом с ней была мать. Они могли бы вместе посмеяться над чопорной домоправительницей и восхититься великолепным убранством Ирчестер-парка.

«Надеюсь, мне удастся посмотреть картины и другие достопримечательности особняка», – рассуждала Диона. Во многом это зависело от того, возьмет ли маркиз ее к себе на службу. «Господи, сделай так, чтобы он мне не отказал!» – мысленно вознесла молитву девушка.

Тут ей вспомнилось предложение мистера Нейрна, и настроение Дионы сразу ухудшилось.

Ну как она может отправиться в Лондон и принять участие в этом сомнительном предприятии?

Хотя Диона очень смутно представляла себе, как все это будет выглядеть, она ни минуты не сомневалась в том, что ее мать, узнай она о готовившемся состязании, наверняка не позволила бы ей участвовать в нем.

«Как некстати возникла эта затея!» – с досадой подумала девушка.

Все, что ей нужно, – это работать на псарне у маркиза. Здесь дядя Хереворд наверняка ее не найдет.

А в Лондоне ее ожидает масса ловушек. Что если кто-нибудь из приятелей отца узнает ее? Даже подумать страшно!

Нет, этот конкурс – затея не только нелепая, но и крайне опасная!

В то же время для Дионы было большим облегчением сознавать, что, по крайней мере сегодня, у нее есть крыша над головой и что и она, и Сириус будут вдоволь накормлены, и притом это не будет стоить им ни гроша.

Объяснив Эмили, что приготовить псу на ужин, Диона осталась в комнате приводить себя в порядок, а горничная спустилась вниз на кухню и вскоре возвратилась с миской свежего мяса, при виде которой Сириус возбужденно залаял.

Опасаясь, как бы ненароком не вызвать неудовольствия неприступной миссис Фильдинг, Диона аккуратно расстелила на ковре полотенце и лишь потом поставила туда миску.

Впрочем, она была уверена, что Сириус настолько аккуратен, что у домоправительницы не будет никакого повода пожаловаться на его поведение.

Отдохнув немного и облачившись в простенькое белое платье, Диона вдруг с ужасом осознала, что, вероятнее всего, маркиз и мистер Нейрн спустятся к обеду в вечерних костюмах.

И хотя ее муслиновое платье было, без сомнения, очень милым, оно никак не вязалось с обстановкой парадного обеда в таком старинном особняке, как Ирчестер-парк. Вряд ли миссис Грантли была бы довольна, узнай она, что ее дочь обедает в обществе маркиза в таком наряде.

«Мне, наверное, следовало бы отказаться от приглашения, – с запоздалым сожалением подумала девушка, – и попросить, чтобы поднос с едой принесли ко мне в комнату».

Впрочем, как тут же призналась себе Диона, есть одной было бы ужасно скучно. Куда как приятнее обедать с маркизом и его племянником! Девушка не без основания предполагала, что этот обед будет разительно отличаться от тех, к которым она привыкла в доме дяди.

Сэр Хереворд, следуя своим привычкам, присвоил себе монополию на ведение застольной беседы, при этом мало заботясь о том, интересуют ли слушателей затрагиваемые им темы.

Обычно он в самом начале трапезы заводил разговор о промахах в ведении хозяйства в собственных поместьях или в графстве в целом. Так продолжалось на протяжении всего обеда, а от остальных присутствовавших за столом требовалось лишь время от времени произносить что-нибудь себе под нос, давая понять, что монолог хозяина внимательно слушают.

По контрасту с этими унылыми застольями Дионе вспомнились обеды в родном доме, когда ее родители шутили и спорили друг с другом не ради самого спора, а чтобы отточить свое остроумие.

Отец старался с малых лет вовлекать и Диону в эти словесные упражнения.

– Чего я терпеть не могу, – как-то сказал он, – так это надутых пустоголовых девиц, которые словечка за весь вечер не вымолвят, а только бессмысленно жуют, стараясь съесть как можно больше!

– Но твоя дочь никогда не была такой! – запротестовала мать Дионы.

– Я хотел бы, чтобы она во всем походила на тебя, дорогая, – любовно глядя на жену, промолвил Гарри Грантли. – Чтобы была такая же хорошенькая и остроумная, как и ты… В этом ни одна женщина на свете с тобой не сравнится!

– Мне очень приятно это слышать, – отозвалась миссис Грантли, – но ты слишком торопишься и требуешь от Дионы невозможного. Всему свое время! Твоя дочь еще очень молода, она совсем не видела света, в отличие от тебя, вспомни, сколько ты путешествовал в молодости! Наша девочка еще по-настоящему и жить-то не начала…

– Да, я уверен, что она всему научится, – убежденно произнес отец Дионы. – А пока будем разговаривать! Я ненавижу колокольчики, которые не звонят, птиц, которые не поют, и женщин, которые не могут связать двух слов!

И оба весело рассмеялись.

Так проходили семейные трапезы в родительском доме. Поселившись у дяди, Диона поначалу жестоко страдала от утомительно однообразных обедов и ужинов, во время которых никто, кроме сэра Хереворда, не произносил ни слова.

Впрочем, в этом была и светлая сторона – зная, что от нее не ждут ни умного слова, ни веселого замечания, девушка могла отвлечься от того, что происходило за столом, и погрузиться в собственные мысли. Чаще всего она вспоминала своих покойных родителей и вела воображаемые беседы с отцом. В свое время оба они получали от этого большое удовольствие.

«Ну что же, – сказала себе Диона, готовясь спуститься к столу, – даже если мне не удастся самой изречь что-нибудь умное, у меня по крайней мере будут интересные собеседники».

Впрочем, она напрасно употребила множественное число, мысленно поправилась Диона. Вряд ли из уст мистера Нейрна можно будет услышать что-нибудь стоящее.

Вот маркиз – другое дело… И хотя Диона немного побаивалась этого человека, она чувствовала, что каждое сказанное им слово – это кладезь ума и остроумия.

У подножия лестницы, по которой спустилась Диона, стоял в ожидании величественный Доусон. Ей показалось, что он несколько пренебрежительно взглянул на ее простое муслиновое платье.

Правда, на нем было сделанное со вкусом украшение. Дело в том, что вскоре после того, как Диона купила это платье, оно показалось ей уж слишком непритязательным, и она попросила белошвейку, служившую в Грантли-холле, пришить к нему оборку из французских кружев, которые в свое время принадлежали миссис Грантли.

Так и было сделано, и теперь кружевная оборка с лентами из голубого сатина, которые в свое время были выписаны из Парижа для матери Дионы, обвивала плечи девушки.

Из остатка кружев Дионе сделали широкие рюши по подолу, и хотя платье мало походило на изысканные вечерние туалеты, изображения которых можно было встретить в «Дамском журнале», все же, на взгляд девушки, оно было очень милым.

С потолка голубой гостиной, куда дворецкий проводил Диону, свисала хрустальная люстра, на которой горели огни сотен свечей.

Комната была залита мягким, уютным светом. Все сверкало и переливалось. Диона почувствовала, как сердце ее радостно забилось в ожидании чего-то приятного и волнующего.

Ступая по роскошному обюссоновскому ковру в глубь гостиной, Диона увидела, что у камина, который по случаю лета не горел, а был украшен цветами, стоят маркиз и Родерик Нейрн с бокалами шампанского в руках.

Заслышав шаги девушки, они обернулись, и Диона с восхищением отметила, как элегантно выглядит маркиз.

Он показался ей гораздо величественнее, чем ее отец, когда, облачившись в вечерний туалет, он отправлялся на охотничий бал или на обед к кому-нибудь из знатных людей графства.

Галстук маркиза был завязан, согласно новой моде, весьма изысканным узлом. На фоне загорелого лица его светлости он казался снежно-белым.

Длинный сюртук, панталоны нового типа «трубочки» облегали стройное тело маркиза, не образуя ни единой морщинки.

Эту моду ввел принц-регент, чтобы избавить джентльменов от необходимости возиться с шелковыми чулками и атласными штанами до колен. Правда, подобная вольность допускалась лишь на непарадных приемах.

Родерик Нейрн тоже выглядел весьма элегантно, но ему было далеко до маркиза, который носил свою одежду так, словно она была частью его самого, и не испытывал при этом никаких затруднений.

Оба джентльмена молча стояли, пока Диона направлялась к ним. Подойдя, девушка присела в реверансе, а маркиз сказал:

– Добрый вечер, Диона! Надеюсь, вам оказали должное внимание?

– Да, благодарю вас, ваша светлость. Все были очень добры, а Сириус просил сказать спасибо за прекрасный обед!

Услышав свое имя, умный пес завилял хвостом. Он ни на шаг не отходил от Дионы, словно полагая, что, коль скоро они очутились в незнакомом месте, его долг – всячески оберегать свою юную хозяйку.

– Сириус? Довольно странное имя для собаки, – заметил маркиз.

– Почему странное? – в свою очередь удивилась Диона. – Вашей светлости, должно быть, известно, что так звали собаку Ориона. Он всегда сопровождал хозяина во время охоты.

Маркиз удивленно поднял брови.

Для него самого, разумеется, не было тайной греческое происхождение этого имени, но вот то, что оно знакомо и Дионе, явилось для маркиза полной неожиданностью.

– А я уже позабыл всю эту древнегреческую чепуху, которой нас пичкали в Оксфорде! – со смехом признался Родерик.

При этом у него был такой вид, будто подобная забывчивость делает ему честь.

– А жаль, – наставительно заметил маркиз. – Значит, ты не понимаешь и того, что имя «Диона» – это несколько измененная форма имени «Дайоне».

Родерик в изумлении уставился на дядю, а Диона рассмеялась.

– Вы правильно догадались, – с уважением глядя на маркиза, промолвила она. – Мама хотела назвать меня Дайоне, потому что, как она говорила, я – дочь Неба и Земли, под которыми она, конечно, подразумевала себя и моего отца.

Девушка снова улыбнулась и добавила:

– Однако отец сказал, что это имя англичанам трудно произнести и они наверняка будут его коверкать. Так я и стала Дионой!

Глаза маркиза блеснули.

– Теперь ты видишь, Родерик, – сказал он, обращаясь к племяннику, – что нам предстоит высокоинтеллектуальная беседа. Жаль, что судьи, которых сэр Мортимер намерен пригласить на состязание, нас не услышат!

– Хорошо бы мисс Диона произнесла все то, что она только что сказала, в их присутствии, – предложил молодой человек.

Дионе не хотелось портить вечер, напоминая, что не собирается участвовать в конкурсе, и поспешила перевести разговор на другую тему.

– Я хотела назвать Сириуса «Тиштрия» в честь небесного пса, почитаемого в Персии, но папа воспротивился, говоря, что это имя слишком сложно для запоминания.

Она сделала паузу, заметив, что маркиз смотрит на нее несколько иронически, и все же продолжала:

– Потом я решила дать щенку имя другого небесного пса, Тьен-кона. Китайцы верят, что он отгоняет злых духов!

«Как было бы хорошо, – неожиданно пришло в голову Дионе, – если бы Тьен-кон мог убрать с моего пути дядю Хереворда!»

– Ну, а мои собаки все носят английские имена, – сказал маркиз, – по той простой причине, что давал их мой главный псарь.

– А есть ли у вас далматинцы? – ревниво поинтересовалась Диона.

– Целых два, но они уже порядком стары, – ответил маркиз. – Впрочем, они отлично выдрессированы. Посмотрим, сможет ли Сириус составить им конкуренцию!

– Если он проиграет, – заметила Диона, – я буду очень разочарована.

– А я, в свою очередь, буду очень раздосадован, если он выиграет, – парировал маркиз.

В ответ на эти слова Диона рассмеялась так искренне, что маркиз невольно подумал, что этот простодушный смех разительно отличается от искусственного веселья светских женщин, с которыми он встречается в Лондоне.

В ту же минуту Диона вспомнила о том, что волновало ее, когда она переодевалась к обеду, и она смущенно заметила:

– Вы должны извинить меня за то, что мой наряд не соответствует вашему роскошному жилищу, ваша светлость, и всей обстановке парадного обеда, но, как я уже говорила, я уезжала в страшной спешке и смогла захватить с собой только те вещи, которые поместились в моем узелке.

На губах маркиза появилась усмешка. Казалось, он не совсем удовлетворен таким объяснением. Однако он не задал прямого вопроса, а спросил совсем о другом:

– И вы полагаете, что ваше прелестное платье подойдет для работы на псарне?

Диона вспыхнула, и маркиз подумал, что его слова, пожалуй, прозвучали излишне резко.

Поколебавшись, девушка сказала:

– Дело в том, что только в дороге мне пришло в голову… просить места… Вот тогда я и подумала о псарне… Но, если ваша светлость и в самом деле даст мне работу… я, конечно, позабочусь о приобретении более подходящего наряда!

На это маркиз не успел ничего ответить, так как вошел Доусон и доложил, что обед подан.

Родерик подошел к Дионе и подал ей руку со словами:

– По-моему, вы и в этом платье выглядите прелестно. Сомневаюсь, чтобы собаки дяди Ленокса расточали вам столь же красноречивые комплименты, как я!

Диона, рассмеявшись, заметила:

– Не советую вам быть слишком красноречивым, а то Сириус будет ревновать. Вы увидите, что, защищая меня, он может быть весьма грозным!

– Заранее трепещу, – улыбнулся Родерик.

Он подумал, что когда Диона смеется, то выглядит просто обворожительно. Да какая француженка, будь она хоть сто раз куртизанка, может сравниться с такой очаровательной девушкой!

Однако сейчас главная задача, напомнил себе молодой человек, – ничем не спугнуть Диону, иначе она откажется участвовать в состязании.

«Впрочем, я уверен, что дядя Ленокс сумеет уговорить ее!» – мысленно подумал Родерик.

Войдя в столовую, Диона не смогла сдержать возглас восхищения, так поразила ее эта комната.

Выдержанная в светло-голубых тонах – отличительная черта Роберта Адама, известного английского мастера, – голубая столовая и впрямь выглядела очень изящно. В стенах ее располагались ниши, в которых стояли статуи греческих богов и богинь.

В противоположных углах располагались ионические колонны, поддерживавшие потолок, на котором с большим мастерством была изображена Венера в окружении хоровода маленьких толстеньких херувимов. Они приветствовали Нептуна, встающего вместе со своими неизменными спутницами-русалками из морской пучины.

Освещали комнату огромные белые свечи в резных деревянных канделябрах. Диона сразу поняла, что эти изящные вещицы были сделаны в Италии или Испании.

На столе стояли серебряные подсвечники, а сам стол, как отметила про себя Диона, не был накрыт скатертью. Этот обычай тоже пошел от принца-регента.

Не в силах сдержать своего восхищения от всего увиденного, девушка воскликнула, садясь по правую руку от маркиза:

– Папа рассказывал мне, что недавно вошло в моду не накрывать полированный стол белой скатертью, но мне еще ни разу не доводилось видеть такое! В самом деле, серебро выглядит гораздо эффектнее! Ведь это, если не ошибаюсь, канделябры времен Георга I?

– Именно так, – подтвердил маркиз. – Но мне любопытно, откуда вам это известно?

– Что же тут удивительного? – в свою очередь изумилась Диона.

Маркиз подумал, что прямой ответ на этот вопрос прозвучал бы слишком грубо, и вместо этого сказал:

– Нередко бывает, что люди не всегда различают серебряные изделия, сделанные во времена одного Георга, от тех, что относятся к эпохе царствования другого.

– Но ведь серебро времен Георга I отличается своей простотой, – как нечто само собой разумеющееся, заметила Диона. – На мой взгляд, оно прекрасно сочетается с вашими изумительными ионическими колоннами.

После этих слов у маркиза больше не осталось никаких сомнений, что его незваная гостья заткнет за пояс любую куртизанку, представленную сэром Мортимером.

Однако в данный момент его не интересовал ни сэр Мортимер, ни племянник Родерик, ни затеянный ими нелепый конкурс. Маркиз бился над загадкой Дионы и с жадностью ловил любой намек, который помог бы ему проникнуть в тайну девушки.

Родерик, чувствуя, что ему никак не удается принять участие в общем разговоре, тоже решил вставить слово и заговорил о предмете хорошо ему знакомом – лошадях и королевских скачках, только что прошедших в Аскоте.

Дионе стало известно – впрочем, это ее ничуть не удивило, – что маркиз выиграл золотой кубок. По словам Родерика, это было потрясающее зрелище – финиш коня маркиза Ирчестера, на корпус обошедшего признанного фаворита скачек.

– Как жаль, что я этого не видела! – искренне огорчилась Диона. – Мне всегда хотелось побывать в Аскоте, но боюсь, теперь у меня уже никогда не будет такой возможности…

Из этих слов маркиз справедливо заключил, что девушка не надеется больше посетить знаменитые состязания. Очевидно, что-то в ее жизни произошло.

Диона не стала развивать эту тему, но маркиз, и так достаточно заинтригованный, почувствовал, что его интерес к гостье еще больше возрос, впрочем, как и желание проникнуть все-таки в ее тайну.

Вне всякого сомнения, Диона выглядела настоящей леди, но какой же леди столь юного возраста, задал резонный вопрос маркиз, позволят уйти так далеко от дома в сопровождении одной лишь собаки?

Да и какая благовоспитанная леди рискнет одна, без пенни в кармане, отправиться в большой мир с намерением самостоятельно зарабатывать себе на жизнь? Ее родственники – а они, конечно, но у нее имеются – наверняка не дали бы девушке совершить такой безрассудный поступок.

Словом, тут крылась какая-то загадка, и маркиз был полон решимости разгадать ее.

Самым легким путем к этому, как представлялось его светлости, было вызвать Диону на разговор. Столь юная и неискушенная особа наверняка чем-нибудь себя выдаст во время беседы.

Будучи человеком умудренным жизненным опытом да к тому же привыкшим на войне допрашивать солдат, случайно оказывавшихся в расположении его части, маркиз решил придерживаться своей излюбленной тактики – задавать поменьше вопросов.

Вместо этого он ловко провоцировал Диону на спор, изрекая заведомо ложное утверждение. Девушке не оставалось ничего другого, как опровергать маркиза и отстаивать собственную точку зрения, а уж тут надо было держать ухо востро. Иногда ее ответы были весьма простодушны.

– Глупо спрашивать, любите ли вы верховую езду – это и так ясно, – сказал маркиз, в упор глядя на Диону. – Но позвольте все же поинтересоваться, вы считаете себя опытной наездницей?

– Папа говорил, что я неплохо держусь в седле, а поскольку сам он был непревзойденным наездником, я полагаю, с моей стороны не будет нескромностью ответить на ваш вопрос утвердительно.

– А участвовал ли ваш отец в скачках? – задал следующий вопрос маркиз.

Он сразу почувствовал, что Диона заколебалась, прежде чем ответить, очевидно, опасаясь, что и так рассказала о себе слишком много.

Но потом, видимо, решив, что вряд ли маркиз слышал об ее отце, ответила:

– Да, он часто принимал в них участие, но в основном это были местные стипл-чейзы.

– Кстати, – оживился маркиз, – ваши слова напомнили мне о том, что я сам скоро собираюсь устроить стипл-чейз у себя в поместье. Я уже приказал привести в порядок беговые дорожки, правда, сам еще их не опробовал. Думаю, нам удастся возвести препятствия не хуже, чем на скачках «Грэнд нэшнл».

– Грандиозная идея, дядя Ленокс! – оживился Родерик. – Если вы позволите мне взять одну из ваших лошадей, держу пари, что у меня есть шанс выиграть!

Маркиз рассмеялся.

– Если ты будешь выступать под своими цветами, это сочтут неспортивным!

– В таком случае, – рискнул предложить Родерик, нерешительно взглянув на дядю, – я мог бы нанять собственных жокеев…

– Судя по нынешнему состоянию твоего банковского счета, – сухо изрек маркиз, – я полагаю, что это было бы серьезной ошибкой.

– Увы! Ничего не поделаешь… Если вы не дадите мне вашу лошадь, мне придется довольствоваться ролью зрителя, – со вздохом промолвил Родерик.

Желая подбодрить молодого человека, Диона улыбнулась ему через стол.

– Если вы тоже намерены участвовать в стипл-чейзе, – глядя на девушку, произнес Родерик, – советую стать на колени перед дядей Леноксом и попросить какого-нибудь из его скакунов. Они считаются самыми лучшими во всем графстве!

– Нисколько в этом не сомневаюсь, – с уважением посмотрев на маркиза, промолвила Диона. – Надеюсь, мне будет позволено ухаживать за ними, если его светлость решит взять меня на работу.

Маркиз откинулся на спинку кресла.

– Так вы всерьез рассчитываете стать женщиной-конюхом или работать на псарне? – спросил он с сомнением в голосе.

– А почему бы и нет? – с вызовом воскликнула Диона. – Лошади любят женскую руку. Иногда только нам, женщинам, удается превратить норовистую лошадь в послушную и тихую. Видимо, мы обладаем каким-то секретом… Я слышала, что цыгане весьма искусны в обращении с конями. Вероятно, в этом таится некое волшебство…

Маркиз, не ожидая такого поворота в беседе, с любопытством посмотрел на свою гостью.

– А я слышал, что цыгане могут заставить своих лошадей делать все, что угодно, – сказал он. – Вы случайно не знаете, как они этого добиваются? В чем секрет такого успеха? Некая магическая формула или заклинание?

Диона поспешно отвела глаза. Маркиз понял, что она знает ответ на этот вопрос и сейчас прикидывает, что лучше – ответить честно или сделать вид, что ей ничего не известно.

Надо сказать, что маркиз обладал неким даром – он мог заставить людей поступать согласно его желанию, сконцентрировав свою волю на том или ином субъекте.

Вот и сейчас, заметив колебания Дионы, маркиз направил свою энергию в сторону девушки и мгновенно добился успеха. Диона обернулась к нему и, словно повинуясь неведомой силе, которой она не могла противостоять, начала, запинаясь, говорить:

– Я действительно… немного знакома с их секретами… Цыгане на самом деле могут полностью подчинять себе лошадей и собак, и те послушно следуют туда, куда надо их хозяевам… – еле слышно пролепетала девушка.

– И они поделились этими секретами с вами? – лукаво сверкнув глазами, полюбопытствовал маркиз.

На этот раз Диона не ответила улыбкой на улыбку. Посерьезнев, она сказала:

– Они очень доверяли моему отцу… И он был дружен с ними. Собираясь продать особо ценного коня, они всегда первым делом предлагали его отцу…

– И никогда не обманывали?

– Ну что вы! Конечно, нет. Цыгане никогда не обманывают своих друзей, а нас они считали друзьями…

– Почему?

Он произнес это короткое слово так требовательно, что Диона почувствовала, что уклониться от ответа ей не удастся, и послушно начала:

– Цыгане из года в год останавливались на наших землях и – представьте себе – ни разу ничего не украли!

Она взглянула на маркиза, ожидая увидеть на его лице недоверчивую улыбку, но, как ни странно, похоже, что маркиз поверил ей. И тогда Диона продолжала:

– Ни разу не было так, чтобы мы не досчитались курицы или яйца, а когда цыгане уезжали, на месте их лагеря все было в идеальном порядке и лишь пепел костров напоминал о том, что они действительно были здесь!

Рассказывая об этом, Диона мыслями вернулась в прошлое. Она с нежностью вспоминала, что все, кто сталкивался с ее отцом и матерью, относились к ним с неизменной симпатией.

Очевидно, ее родители были так счастливы, их окружала такая аура, которая делала счастливыми всех, кто был с ними рядом.

Как разительно отличалась эта жизнь от того, что ей пришлось пережить в доме дяди Хереворда! Мрачность унылого Грантли-холла с первой минуты, как девушка переступила его порог, окутала ее душной пеленой и уже не оставляла все то время, что Диона провела под не слишком гостеприимным кровом сэра Хереворда.

Глаза девушки против воли отражали все, что она в этот момент чувствовала, и маркиз, внимательно наблюдавший за ней, понял, что, кажется, разгадка ее тайны близка.

Диона подняла глаза на маркиза, и, когда их взгляды встретились, ей показалось, что некие волшебные токи соединяют ее и маркиза.

Эта таинственная связь не имела никакого отношения к тому, где они в данный момент находились, а была частью вечности, откуда все мы пришли в этот мир и куда в конце концов уйдем.

И вдруг Родерик нарушил это очарование, вернув их на землю своим вполне прозаическим замечанием:

– Давайте еще поговорим о стипл-чейзе. Каковы будут призы, дядя Ленокс, и кого вы предполагаете пригласить участвовать в скачках?

– В основном моих друзей, – ответил маркиз, – ну и, конечно, всех соседей, у кого найдутся приличные лошади.

Из этого ответа Диона сделала не слишком приятный для себя вывод, что единственным человеком, кому не доведется ни участвовать в стипл-чейзе, ни даже наблюдать за ним в качестве зрителя, будет она сама.

Среди владельцев приличных лошадей наверняка будут знакомые ее родителей, а значит, может возникнуть опасность, что, увидев Диону, они ее узнают.

Наверняка там будут и те, кто приезжал погостить в Грантли-холл за то время, что она жила у дяди. А многие из этих людей, как вспоминала сейчас Диона, смотрели на нее с явным удовольствием.

Правда, ей чаще не удавалось побеседовать с гостями, ибо дядя не позволял племяннице участвовать в разговоре, считая, вероятно, слишком глупой для этого, но ее внешность они могли запомнить.

Значит, если Диона всерьез намерена сохранить инкогнито, ей ни в коем случае нельзя допустить, чтобы кто-нибудь из друзей маркиза или его соседей ее увидел.

Она ничего не сказала, но маркиз мгновенно почувствовал, что таинственная связь, только что установившаяся между ними, разрушена. Девушка снова спряталась в свою раковину, куда ему хода нет.

Однако это не остановило, а еще больше раззадорило маркиза. Ему еще сильнее захотелось проникнуть в эту тайну.

Некоторое время он обдумывал и такую вполне вероятную идею – а не сбежала ли Диона от немилого жениха?

Впрочем, обладая богатым опытом по части женщин, маркиз был готов поклясться, что эта девушка слишком чиста и невинна, чтобы быть чьей-то невестой. Наверняка ни один мужчина еще не целовал ее. Ее чувства еще дремлют.

Он был уверен, что вначале Диона взирала на него с некоторым страхом, который затем сменился уважением и даже благоговением, но за все время девушка не сделала ни единой попытки увлечь его как мужчину.

Маркиз был уверен и в том, что не сделала она этого по одной простой причине: она просто не знает, как это делается.

То же относилось и к Родерику. Молодой человек, явно пораженный красотой и изяществом неожиданной гостьи, наверняка был не прочь пофлиртовать с ней, заметь он хоть какие-нибудь намеки с ее стороны.

Но то, как держалась Диона, говорило о том, что ей и в голову не приходит усмотреть какую-то странность в том, что она обедает одна в обществе двух молодых привлекательных мужчин.

Было очевидно – эта девушка совершенно не знает жизни и ведет себя просто и искренне, как ребенок, не испорченный светскими условностями.

Восхищение, высказанное Дионой при виде великолепной столовой и дорогого серебра, возросло еще больше, когда подали кушанья.

– Ни разу в жизни я не ела ничего столь изысканного! – воскликнула она, когда обед закончился. – Но я одного не понимаю…

– Чего же? – осведомился маркиз.

– Если и здесь, и в Лондоне у вас такие замечательные повара и вы каждый день едите столь обильную и вкусную пищу, как вам удается сохранить стройность?

Вопрос этот прозвучал как детское любопытство, а вовсе не желание сделать комплимент хозяину. Маркиз, которого позабавила такая непосредственность, улыбнулся и ответил:

– Я много двигаюсь.

– Наверное, в этом и заключается разгадка, – с готовностью согласилась Диона. – Помню, папа всегда жаловался, когда наш повар готовил слишком вкусные и питательные блюда. Он говорил, что так легко набрать вес, а это мешает верховой езде.

– Я тоже предпочитаю оставаться в форме, – сказал маркиз. – А кроме того, проведя много лет на войне, я так привык к скудному армейскому рациону, что не страдаю обжорством и в мирной жизни!

– А вот я, похоже, сегодня явно переборщила, – смущенно призналась Диона. – Обычно я ем гораздо меньше. Но невозможно было удержаться!

Она рассмеялась, вспоминая, как с готовностью пробовала каждое из подаваемых блюд, и Родерик тоже улыбнулся.

Затем все трое перешли в гостиную, так как маркиз сказал, что ни он, ни Родерик не намерены пить послеобеденный портвейн. Подойдя к французскому окну, которое в этот теплый вечер было открыто, Диона выглянула в сад.

Ее прелестный профиль четко выделялся на фоне звездного неба, а белое муслиновое платье казалось ярким пятном в темном прямоугольнике окна.

Глядя на девушку, маркиз вдруг подумал, что она напоминает ему неземное существо, спустившееся сюда, на грешную землю, чтобы искушать простых смертных, подобно тому, как в древности это делали греческие и римские боги.

На мгновение ему даже показалось, что она может исчезнуть так же внезапно, как и появилась, и ни он, ни Родерик не сумеют помешать ей.

Родерик вместе с Сириусом отправились на прогулку по саду, а маркиз подошел к окну и встал рядом с Дионой.

Заметив, что глаза девушки устремлены на звезды, он шутливо спросил:

– Очевидно, вы умоляете Ориона – а именно это созвездие сейчас у нас над головой – не забирать у вас любимого пса?

И был поражен, когда Диона с глубоким чувством проговорила:

– Никто никогда не сможет забрать у меня Сириуса! Он мой, только мой… Я никому не позволю причинить ему зло!..

Эта вспышка показалась маркизу столь неожиданной, что у него невольно сорвалось с языка:

– Вы говорите так, словно кто-то уже грозился сделать это…

Диона поспешно отвернулась. Внизу, в саду, радостно бегал Сириус, не подозревая, какую бурю эмоций вызвала у хозяйки его скромная особа. Его белая шерсть, украшенная черными пятнами, контрастно выделялась на фоне темных кустов.

– Я… я не хотела бы говорить об этом…

Наступило молчание, и вдруг Диона с умоляющим тоном обратилась к маркизу:

– Могу я попросить вас об одной услуге?

– Разумеется, – ответил тот, несколько удивленный.

– Вы обещаете никому не рассказывать, что я здесь и что со мной собака-далматинец?

– Вы считаете, это может оказаться опасным для Сириуса?

– О да! Очень опасным… Так вы обещаете?

– Вы, надеюсь, понимаете, что меня интересует, чем вызвана такая необычная просьба?

– Простите… Наверное, я напускаю на себя излишнюю таинственность, но поверьте, мне очень важно сохранить инкогнито…

– Я, разумеется, уважаю ваши желания, – промолвил маркиз. – Позвольте, в свою очередь, попросить вас исполнить мою просьбу, если я исполню вашу.

Диона перевела свой взор на маркиза, и он заметил, что ее глаза снова полны страха.

Он догадался, что она боится, как бы он опять не стал настаивать на ее участии в состязании, о котором говорил Родерик.

Однако вместо этого маркиз сказал:

– Если вам когда-нибудь понадобится помощь, обещайте обратиться ко мне. Могу я попросить вас об этом?

– Вы действительно хотите мне помочь?

– Разумеется, – коротко бросил маркиз. – Не только хочу, но и помогу. Сделаю все, что в моих силах!

Из груди Дионы вырвался вздох облегчения. Она снова робко подняла глаза на маркиза и проговорила:

– Благодарю вас, от всего сердца благодарю! Я знала, что поступаю правильно, решившись обратиться за помощью именно к вам…

– Что вы хотите этим сказать?

На мгновение маркизу показалось, что Диона не станет отвечать. Однако после минутного колебания она, подняв глаза к небу, вдохновенно проговорила:

– Моя «интуиция», как называл ее мой отец, подсказала мне, что только вы один можете мне помочь… И, как видно, я не ошиблась!

Маркиз сразу понял, что хотела сказать Диона. Он сам испытывал подобное чувство на войне в минуту опасности, когда его разум отказывался найти нужное решение.

Именно в такие мгновения на помощь маркизу приходил инстинкт – чувство сильное, всепоглощающее. Его нельзя было описать словами, но он ни разу его не подвел.

– Итак, вы были уверены, что я сумею вам помочь?

Диона кивнула.

– И все же я… очень боялась! – призналась девушка еле слышным шепотом.

– А теперь?

– Тоже боюсь… но уже не вас…

– Позвольте мне отогнать ваши страхи, – искренне предложил маркиз.

Диона покачала головой.

– Этого никто сделать не в силах! Но если бы я могла остаться здесь, у вас… хотя бы ненадолго… мы с Сириусом были бы вам очень признательны…

– Я уже обещал вам, что приложу все силы, чтобы помочь вам. Я не склонен к поспешным решениям и пока ничего положительного не придумал, вы, разумеется, остаетесь моей гостьей.

Глаза Дионы радостно блеснули в лунном свете. Облегченно вздохнув, она сказала:

– Спасибо вам еще раз! Какое счастье, что сегодняшнюю ночь я смогу провести в вашем доме, а не где-нибудь в стогу или под забором… А ведь я боялась, что именно это мне предстоит!

Маркиз рассмеялся.

– Я надеюсь, что постель в дельфинной спальне покажется вам более удобной!

Диона молча отвела взгляд и посмотрела за окно, но у маркиза было такое чувство, что она не замечает ни Родерика с Сириусом, по-прежнему гулявших в саду, ни звезд, отражавшихся в озере в дальнем его конце.

Как будто обращаясь к самой себе, девушка тихо произнесла:

– Наверное, мама была бы шокирована, узнай она, где я собираюсь провести ночь… Но, странное дело – мне кажется, что я поступаю правильно… Это сам Господь Бог, не иначе, привел меня сюда!

Когда Родерик вернулся с прогулки и вошел в гостиную, Диона, к изумлению маркиза, сказала:

– Надеюсь, милорд, вы не сочтете невежливостью с моей стороны, если мы с Сириусом отправимся спать, поскольку я очень устала. День был таким длинным… Кроме того, мне пришлось изрядно поволноваться, и теперь я чувствую себя так, словно весь день не слезала с лошади!

Маркиза крайне удивили эти слова. Он привык к тому, что женщины пользуются любым предлогом, лишь бы подольше остаться в его обществе, и готовы не спать всю ночь, наслаждаясь флиртом. Как правило, быстро уходила к себе только та дама, которая была уверена, что маркиз сам вскоре последует за ней. Но, ничем не выдав своих чувств, его светлость просто сказал:

– Это очень разумное решение, Диона. Надеюсь, в вашем огромном багаже найдется что-нибудь, в чем вы могли бы отправиться на верховую прогулку? Предлагаю вам завтра утром присоединиться к нам с Родериком, а затем вы можете начать объезжать моих лошадей.

Диона во все глаза глядела на маркиза. Ей показалось, что она ослышалась.

И вдруг, с восхищенным возгласом, она захлопала в ладоши от радости.

– Неужели вы действительно меня приглашаете? – не веря своим ушам, переспросила девушка. – У меня есть с собой амазонка, но боюсь, это не совсем то, что нужно…

– Вас никто не увидит, кроме лошадей, – возразил маркиз, – а они, я уверен, не будут возражать против вашего костюма.

Диона улыбнулась и спросила:

– В котором часу вы завтракаете? Обещаю, что не просплю!

– В восемь, – ответил маркиз. – Ну, а если проспите – пеняйте на себя! Мы с Родериком вынуждены будем уехать без вас.

Он сказал это в шутку, но Диона, приняв слова маркиза всерьез, горячо запротестовала:

– Да как вы можете! Я буду готова в шесть, лишь бы вы не уехали без меня…

– В этом нет никакой нужды, – заметил маркиз. – Просто предупредите миссис Фильдинг, в котором часу она должна вас разбудить.

– Ну конечно! – воскликнула Диона. – Я совсем о ней забыла. Дело в том, что дома мне самой приходилось себя будить…

Вот и еще один ключик к разгадке, с удовольствием отметил про себя маркиз. Значит, дома у нее было не так уж много слуг.

В то же время, вспоминая, как Диона вела себя за обедом, как ловко брала многочисленные блюда, которые подносил ей лакей, маркиз не мог не признать, что эта девушка явно привыкла к тому, чтобы ее обслуживали.

Выбирая то или иное вино, она делала это, не задумываясь, с таким видом, словно у нее есть свои излюбленные сорта, и ей не надо решать, что именно пить.

Эти и многие другие мелочи в поведении Дионы за обедом заставили маркиза провести остаток вечера погруженным в глубокое раздумье о том, кем на самом деле является его гостья.

Лежа в своей широкой постели и устремив сосредоточенный взгляд в потолок, маркиз был вынужден признать, что эта простая на вид, бесхитростная девушка задала ему загадку потруднее тех, с которыми он сталкивался до сих пор. И, надо признаться, загадка эта была не лишена очарования!

Одновременно маркиза мучила мысль, каким образом он может дать Дионе работу. Ведь это, в свою очередь, породит массу проблем, над которыми не худо было бы подумать заранее.

Не может же он в самом деле одновременно платить ей за то, что она ухаживает за его лошадьми и собаками, и в то же время приглашать к своему столу, как, например, сегодня!

Если Диона и в самом деле поступит к нему в услужение в качестве, как она выражается, «псарницы» (чему, наверное, был бы несказанно рад Родерик, поскольку таким образом он мог бы выиграть конкурс), она не сможет жить в «Большом доме», то есть здесь, в Ирчестер-парке.

Маркиз был убежден, что мысли об этом еще не приходили Дионе в голову, но они придут рано или поздно, и что она тогда будет делать?

Пока же маркиз был абсолютно уверен лишь в одном – все, что произошло с Дионой сегодня, так или иначе связано с Сириусом. Именно поэтому девушка очутилась здесь, в его доме.

До настоящего времени маркизу ни разу не случалось встречаться с женщиной, внимание которой во время беседы с ним было бы целиком поглощено ее любимой собакой. Напротив – все светские знакомые дамы маркиза с радостью дарили его этим вниманием, порой забывая об элементарной вежливости по отношению к другим мужчинам.

При этом они изредка прибегали к избитым приемам – придвигались поближе, потому что в таком положении их шеи выглядели наилучшим образом, закатывали глаза к небу – якобы для того, чтобы посмотреть на звезды, а на самом деле чтобы подчеркнуть свою утонченность и возвышенность чувств.

У Дионы же, напротив, все выходило естественно. Каждый ее жест был исполнен подлинного изящества и достоинства и вместе с тем вовсе не претендовал на то, чтобы привлечь внимание маркиза.

Объявив, что хотела бы пораньше лечь спать, девушка протянула руку маркизу со словами:

– От всего сердца благодарю вас, милорд, за вашу несказанную доброту! Я до конца своих дней не забуду сегодняшний вечер…

Маркиз ожидал, что она добавит «проведенный в вашем обществе» – на ее месте так поступила бы любая другая женщина. Однако, к его изумлению, Диона закончила фразу иначе:

– Я в восторге от вашего дома и надеюсь завтра познакомиться с ним поближе, а также от изысканного обеда, которым вы меня угостили!

– Рад слышать, что я смог доставить вам удовольствие, – как и подобает, ответил маркиз.

– Сириус тоже должен поблагодарить вас!

Она бросила собаке команду, и далматинец послушно присел на задние лапы.

– Скажи «спасибо», Сириус! – строго приказала Диона, и пес поклонился.

– Изумительно! – восхитился маркиз. – Я вижу, что ваша собака отменно воспитана, и ее благодарность, без сомнения, искренна.

– Так же, как и моя, – добавила Диона.

Она улыбнулась, но в этой улыбке не было и намека на флирт или желание понравиться – только безыскусственная простота, которая, казалось, унесла прочь страхи, снедавшие девушку в тот момент, когда она впервые переступила порог Ирчестер-парка.

Затем, обернувшись к Родерику, Диона присела в реверансе и пожелала молодому человеку спокойной ночи. Все трое вышли из гостиной в холл и у подножия лестницы остановились.

Здесь их маршрутам суждено было разделиться. Диона снова присела в реверансе перед джентльменами и, словно шаловливый ребенок, побежала вверх по лестнице в сопровождении Сириуса.

Достигнув верхней ступеньки, Диона обернулась и помахала рукой маркизу и Родерику. В этом жесте, как и во взгляде девушки, не было ничего интимного. Так обычно делают дети, прощаясь со взрослыми.

И вот она уже бежит по коридору, а верный Сириус трусит рядом со своей юной хозяйкой…

– Она – само совершенство! – воскликнул Родерик. – Ах, дядя Ленокс, я не могу дождаться той минуты, когда ее увидит сэр Мортимер. Представляю себе, как вытянется его физиономия!

Маркиз ничего не сказал в ответ.

Возвращаясь в гостиную, он недовольно хмурился.

По какой-то неведомой ему самому причине мысль о том, что существо столь юное и неискушенное, как Диона, предстанет перед пресыщенным взором сэра Мортимера Уотсона и его судей, вызывала у маркиза глухое раздражение.