— И что все это значит?! — с возмущением спросила Анабел, когда Майкл счел за благо удалиться и они с Жилем остались одни.
Тот сохранял завидное спокойствие: щелкнул дорогой золотой зажигалкой, поднес огонек к тонкой манильской сигаре…
— Кажется, это и так ясно. Ты никогда не страдала недостатком сообразительности и должна была заметить, что Луиза сильно переоценивает свою роль в моей жизни.
Анабел ахнула от подобной дерзости. Ох, эти самоуверенные, высокомерные мужчины! Как он смел использовать меня, чтобы избавиться от надоевшей любовницы!
— Как будто ты не дал ей для этого повода! — выпалила она, забыв об осторожности.
— Луиза знала правила игры, — пожал плечами Жиль. — Если она решила, что быть графиней Шовиньи предпочтительнее, чем просто любовницей графа, вполне естественно, что я должен был исправить ошибочно сложившееся у нее впечатление, будто она может по собственному капризу сменить одну роль на другую.
— Хочешь сказать, что ее место в постели? — вскипела Анабел. — С ней можно спать, но…
— Ты говоришь о том, о чем не имеешь ни малейшего представления, — холодно перебил Жиль. — Во Франции брак чрезвычайно серьезное дело, которое требует тщательной подготовки. Первый муж Луизы был автогонщиком и разбился на ралли. Она много лет пользовалась… э-э-э… преимуществами своего вдовства, однако тридцатилетняя женщина обязана смотреть в будущее, вот Луиза по ошибке и решила, что это будущее связано со мной. Но Шовиньи не берут бракованный товар. Может, ты считаешь, что женщина, готовая отдаться первому встречному, достойна быть хозяйкой этого замка?
— Она была достойна того, чтобы стать твоей! — ледяным тоном отрезала Анабел.
Глаза Жиля потемнели.
— Любовницей, но не женой и не матерью моих детей! Луиза прекрасно знала, чего хочет. Думаешь, она связалась бы со мной, если бы не титул и этот замок?
— Может, и связалась бы.
Господи, что я говорю! Анабел увидела, что глаза Жиля полыхают гневом. Но какая женщина в здравом уме и твердой памяти не влюбилась бы в Жиля, даже если бы у него рубашки за душой не было?
Какая женщина? Да какая угодно, только не я, прекрасно знающая его жестокость и черствость!
— Жиль, меня не интересуют твои матримониальные проблемы, — резко ответила Анабел. — Я хочу знать только одно: как ты посмел втянуть меня в эту историю? Неужели тебе все еще нравится причинять боль " другим ради собственного удовольствия?
Наступила мертвая тишина. С каждой секундой молчание становилось все невыносимее. Хотя Анабел приказала себе не бояться, она невольно затаила дыхание, глядя на неумолимое лицо Жиля.
— Твоей последней фразы я не слышал. А что касается первой… — Он пожал плечами. — Посмел, потому что ты оказалась здесь, потому что мы знаем друг друга и потому что на твоем пальце было обручальное кольцо, это сильно упростило дело.
— Ну если так, — сквозь зубы процедила Анабел, — наша помолвка подошла к концу!
— Она закончится завтра, — высокомерно возразил Жиль. — Когда мы поженимся.
— Поженимся? — ошалело уставилась на него Анабел. — Ты сошел с ума? Я бы не вышла за тебя даже в том случае, если бы ты был единственным мужчиной на свете! Ты забыл, что я обручена с другим? С человеком, которого я люблю и который любит меня…
— Но не доверяет ни на грош, — лаконично закончил Жиль. — Иначе он не позвонил бы мне сегодня утром. Его интересовало, не общая ли у тебя спальня с Майклом Робертсом. Признаюсь, предстоящая встреча меня заинтриговала. Ты должна была сильно измениться, чтобы вызвать такую ревность.
Анабел пропустила насмешку мимо ушей Так значит, Жиль знал, что я приеду! Следовательно, сцена с Луизой была отрепетирована заранее? Верить не хотелось, но такой спектакль в стиле Макиавелли вполне мог доставить Жилю удовольствие.
— Садись, — холодно велел он, схватил девушку за плечи и заставил опуститься в кресло с парчовой обивкой, стоившее дороже, чем вся обстановка в лондонской квартире Анабел. Его прохладные загорелые пальцы были такими сильными, что на коже наверняка остались синяки. — Прекрати истерику и слушай. Отец Луизы мой близкий друг и сосед, к которому я отношусь с большим уважением. Бернар понятия не имеет о том, что на самом деле представляет собой Луиза, а его друзья молчат из деликатности. Его великолепные виноградники, граничащие с моими, станут приданым Луизы, когда та снова выйдет замуж. У Бернара слабое здоровье, и он больше не может сам управлять ими. Я бы с удовольствием купил их…
— Почему бы тебе не жениться на Луизе? — со злостью перебила Анабел. — Тогда ты получил бы эти земли даром!
— Напротив, — непринужденно ответил Жиль, — цена оказалась бы слишком высока. Вся округа была бы в курсе, что графиня готова переспать с первым встречным, а я не знал бы, кто настоящий отец детей, которые считались бы моими. Кроме того, я только что услышал местные сплетни обо мне и Луизе. Сплетни, нарочно распространяемые ею же. Она ни перед чем не остановится, лишь бы стать графиней де Шовиньи.
Его цинизм снова заставил Анабел ахнуть. Но Жиль, не обращая на это внимания, бесстрастно продолжил:
— У меня было два выхода: либо поддаться на шантаж Луизы, либо причинить боль старому другу.
— Выбрав второе, ты рисковал лишиться богатых земель, — буркнула себе под нос Анабел, но Жиль пропустил эту шпильку мимо ушей.
— и тут мне представилась третья возможность, намного более предпочтительная. Брак с кем-нибудь другим. Брак, который усыпит подозрения Бернара, заставит умолкнуть болтливый язык Луизы и, что важнее всего, который можно будет расторгнуть после достижения цели. Короче говоря, моя дорогая, я говорю о временном браке с тобой.
Анабел лишилась дара речи и уставилась на Жиля во все глаза.
— Ни за что! — решительно заявила девушка, когда к ней вернулся голос. — Ты не можешь меня заставить!
— Еще как могу, — вкрадчиво ответил он. Жиль пересек комнату, извлек из кармана связку ключей и отпер красивый резной секретер восемнадцатого века.
— Ты помнишь это. Анабел?
Голос его звучал непринужденно и казался лишенным эмоций, но чуткое ухо Анабел уловило нотку триумфа. Она с отчаянием увидела листки розовой линованной бумаги из бювара, подаренного ей на шестнадцатилетие крестной. Однако не прошло и шести недель, как весь бювар был предан огню. За исключением двух листков бумаги и одного конверта.
— Интересно, что скажет об этом твой ревнивый жених? — издевательски улыбнулся Жиль. — Даже сегодня, когда нравы куда более терпимы, это все еще нечто… выдающееся, ты не находишь? Или нужно освежить твою память?
Анабел вздрогнула всем телом и отвернулась. Она не могла видеть это письмо, не то что взять его в руки.
— Увы, ты слишком поздно вспомнила о скромности! — хмыкнул Жиль. — Прочитав это, я усомнился, что ты вообще когда-нибудь была скромной. Сегодня утром я снова перечитал письмо. Хотя его стиль оставляет желать лучшего, никто не усомнится в истинной природе твоих чувств. Едва ли я ошибусь, предположив, что даже твой любимый жених никогда не получал от тебя такого письма…
— Неужели ты думаешь… — невольно выр, валось у Анабел, но Жиль жестом остановил ее.
— Может быть, и нет. Твое внешнее хладнокровие не слишком сочетается с недвусмысленно страстным тоном этого письма. Позволь все же зачитать пару пассажей. Только для того чтобы освежить воспоминания…
— Не-е-т! — простонала Анабел и, заткнув уши, затряслась как в лихорадке, глаза ее наполнились невыносимой болью.
— Значит, договорились, — удовлетворенно подытожил Жиль, на которого не произвели ни малейшего впечатления ее ссутулившиеся плечи и побелевшее лицо. — Либо ты выходишь за меня замуж — конечно, временно, — либо я отсылаю копию этого письма твоему жениху. У тебя будет ночь на раздумье, — ледяным тоном добавил он. — И не вздумай бежать, иначе твой жених непременно получит этот очаровательный образчик эпистолярного жанра.
Каким-то чудом она сумела встать и на дрожащих ногах добраться до двери. Жиль остановил ее на пороге и беспощадно заглянул в лицо.
— Как ни странно, в тебе действительно чувствуется порода. Такой красотой обладают только невинные девочки, воспитывавшиеся в стенах монастыря. Слава Богу, я знаю, что ты собой представляешь, иначе мог бы… Будь ты такой холодной и невинной, какой кажешься, было бы любопытно пробудить в тебе любовь.
— Точнее, похоть! — с отвращением поправила Анабел. — Такие мужчины, как ты, не имеют представления о настоящей любви!
— Что ж, в таком случае мы составим прекрасную пару, верно? — Жиль издевательски усмехнулся и открыл для нее дверь.
Оказавшись в своей спальне, Анабел не стала раздеваться. Она села у окна и уставилась на освещенный луной двор ничего не видящими глазами, из которых ручьями лились слезы. Настоящее исчезло, она превратилась в шестнадцатилетнюю девочку, трепещущую от любви.
Все началось с шутки. У соседки тети Кэролайн была дочка Салли, на несколько месяцев старше Анабел. Когда Анабел приезжала к крестной, девочки неизменно весело проводили время.
По прошествии времени Анабел стала подозревать, что Салли и сама была влюблена в Жиля, но какой смысл ломать голову над тем, что кануло в Лету? Правда заключалась в том, что Анабел по уши влюбилась в Жиля, но Салли разгадала ее тайну и начала дразнить подругу.
Тот роковой день выдался очень жарким. Девочки лежали на травке в дальнем конце сада тети Кэролайн. Жиль подстригал газон,; под его гладкой смуглой кожей с неанглийским загаром играли мускулы. Анабел следила за ним с замиранием сердца. Скоро Жилю предстояло вернуться во Францию, и девочка чуть не плакала.
Угадав ее мысли, Салли с видом змея, предлагающего Еве вкусить запретный плод, сказала:
— Спорим, ты не посмеешь признаться ему в своем чувстве?
Анабел пришла в ужас: что бы подумал надменный и неприступный Жиль, сделай она такую глупость?!
— Тогда это сделаю я, — пригрозила Салли.
Разумеется, простодушная Анабел сдуру принялась умолять подружку не делать этого, и Салли неохотно согласилась.
Позднее Салли, гордо вскинув голову, заявила, что не нарушила данного слова: написать письмо — не значит говорить. Подруга искусно подделала почерк Анабел, подписалась ее именем и воспользовалась той самой линованной бумагой из подаренного тетей Кэролайн бювара.
При наличии стольких улик глупо надеяться убедить Жиля в моей невиновности, мрачно размышляла Анабел. Но жестокость и черствость, с которыми он отверг мое чувство, я не забуду никогда.
Шесть лет назад, когда Жиль вошел в ее спальню, Анабел вспыхнула как маков цвет. Белая рубашка и зауженные черные брюки делали его еще выше и красивее. Просвечивавшая сквозь тонкий шелк загорелая мускулистая грудь заставила девочку задрожать от не испытанного ранее чувства, от страха, смешанного с возбуждением, по спине побежали мурашки. Но прежде чем Жиль покинул ее комнату, вуаль невинности была сорвана с Анабел раз и навсегда.
Его присутствие лишило девочку дара речи, однако выражение глаз Анабел говорило само за себя.
— Очень приятно, — саркастически улыбнулся он, глядя на Анабел, которая сидела на кровати, скрестив ноги. — К сожалению, мадемуазель, я пришел не для того, чтобы удовлетворить ваши нимфоманские прихоти, но чтобы посоветовать не говорить ничего подобного другому мужчине, которому может не хватить порядочности, чтобы защитить вас от самой себя.
— Я…
— Молчи! — велел он. — Эти похотливые излияния достаточно красноречивы!
Не выпуская розовых листков из дрожавших от негодования пальцев, Жиль сунул письмо под нос Анабел, и зеленые глаза девочки расширились от ужаса. Некоторые слова были ей незнакомы, но и того, что поняла Анабел, было достаточно, чтобы вспыхнуть до корней волос.
— Ох, но ты же не думаешь… Я не писала этого! — взмолилась она, но лицо Жиля осталось чужим и холодным.
— Это ведь твой почерк, не так ли? Я видел твои тетради. Школьные тетради! Что бы сказали учившие тебя добрые монахини, если бы прочитали эту… мерзость?
— Я не писала его!
Из ложно понимаемого товарищества девочка не могла выдать истинную виновницу.
Анабел чувствовала себя так, словно упала в грязный, заросший пруд и теперь никогда не сможет очиститься от вонючей тины. Осуждающий взгляд Жиля заставил ее содрогнуться. Вглядевшись в его гневное лицо, она забыла о своей любви и ощущала теперь только страх.
— Я слышал от друзей про таких девчонок, как ты, — презрительно сказал Жиль. — Про девчонок, которые пользуются своим малолетством, чтобы скрыть отсутствие невинности! — Он бросил какое-то французское словечко, которого Анабел не поняла, но не сомневалась, что это страшное оскорбление. Затем, не дав девочке опомниться, Жиль схватил ее, прижал к себе так крепко, что она тут же ощутила огромную разницу в анатомии женщины и мужчины, и прильнул к губам. — Надеюсь, ты запомнишь этот урок, — ухмыльнулся он, отпустив Анабел, — хотя верится с трудом. Скажи спасибо, что я не расскажу о твоей распущенности тете Кэролайн!
Как ни странно, этот случай пошел Анабел на пользу, ибо начисто отбил у нее охоту к сексуальным экспериментам: она была по горло сыта оскорблением Жиля и искренне полагала, что другие мужчины не лучше.
Девушка очнулась, когда кто-то негромко постучал в дверь ее комнаты. Жиль? — Анабел, это я. Она с облегчением вздохнула, услышав бодрый голос босса. Когда Анабел открыла дверь, Майкл, взглянув на нее, вопросительно поднял бровь.
— Одно из двух: либо ты искусно притворялась, либо объявление о помолвке стало для тебя таким же потрясением, как и для меня!
— Вы прекрасно знаете, что я обручена с Эндрю.
Ей ужасно хотелось пожаловаться Майклу, но… дружба дружбой, а служба службой. Они приехали сюда по делу. В двадцать два года пора научиться самостоятельно справляться с трудностями. Впрочем, Анабел понятия не имела, как выкарабкаться из этой ситуации.
— У меня сложилось впечатление, что вы вступили в заговор, чтобы избавиться от этой Луизы, — признался Майкл, когда Анабел промолчала. — Очень тонкий замысел!
— Тоньше, чем вы думаете. Жиль хочет, чтобы мы поженились, — естественно, на какой-то срок. Тем временем он купит земли у отца Луизы, но сама Луиза не станет частью этой сделки.
— И на правах старой дружбы он решил, что ты поможешь ему, — предположил Майкл. — Что ж, может получиться. Похоже, Эндрю пробудет в Канаде как минимум год, а этого времени тебе с лихвой хватит, чтобы развестись и снова быть готовой пойти под венец.
Теперь Анабел жалела, что не сказала Майклу всей правды, но момент был упущен. Разве можно признаться в том, что тебя шантажируют с помощью письма, которого ты никогда не писала? Эндрю обязательно поверит написанному. Да и чем Майкл лучше остальных?
— А знаешь, это нам на руку! — оживился вдруг Майкл. — Если Жиль станет твоим мужем, он продаст нам свои вина, мы с тобой получим от руководства фирмы прибавку к жалованью. Бьюсь об заклад, так и будет, если нам удастся заполучить вино «Замок Шовиньи»!
Надежда Анабел получить дельный совет рассеялась как дым. Осуждать Майкла нельзя: он уверен, что предложение Жиля всего лишь дружеский договор, кисло напомнила себе девушка.
— Ну, графиня, — с улыбкой заключил Майкл, — спокойной вам ночи. Кстати, когда регистрация?
— Я еще не дала согласия!
— Гм… Едва ли граф смирится с отказом. На твоем месте я был бы очень осторожен.
Когда забрезжил рассвет, Анабел уже проснулась. Она умылась, оделась и заторопилась вниз. Замок казался пустынным. Со двора доносилось воркование голубей. Внезапно по мосту застучали конские копыта, и Анабел поняла, что побыть наедине с собой ей не удастся.
Она едва успела спрятаться в тени, как во двор въехал Жиль на вороном жеребце. Всад ник и лошадь представляли собой живописную картину. Анабел затаила дыхание: не хватало только, чтобы Жиль заметил, что она исподтишка наблюдает за двумя великолепными самцами!
В вестибюле ее остановила экономка. Анабел невольно задумалась, как эта полная женщина умудряется двигаться с такой быстротой и появляться словно по мановению волшебной палочки.
— Легкий завтрак будет накрыт в малом салоне, — небрежно сообщила она Анабел, скользнув взглядом по ее розовым льняным брюкам, такой же безрукавке и тонкой белой блузке.
Анабел хотелось отказаться от завтрака, но это означало бы признать свое поражение, поэтому она согласно кивнула.
У портрета, замеченного накануне, Анабел невольно остановилась.
— Рене де Шовиньи, — негромко прозвучало у нее за спиной. Жиль положил руку на перила, перекрыв Анабел путь к отступлению. — Он был безгранично предан Наполеону Бонапарту и даже как-то спас императору жизнь. В награду же получил это имение, принадлежавшее де Шовиньи до революции, но перешедшее в руки троюродного брата Рене, который настолько ненавидел своих аристократических родственников, что без зазрения совести послал их на гильотину. Человек, изображенный на этой картине, был не многим лучше. Он похитил дочь знатных родителей, изнасиловал, а затем женился на ней. Она так ненавидела своего мужа, что заперлась в одной из башен и отказалась выходить.
Судьба бедной девушки ужаснула Анабел.
— И что с ней случилось? Жиль издевательски расхохотался.
— Если ты сравниваешь себя с ней, то напрасно! Мой глупый предок имел несчастье по уши влюбиться в свою пленницу. Говорят, когда девушка узнала, что из-за этой любви Рене готов вернуть ее родителям, она отказалась уезжать и в свою очередь влюбилась в него. Но мне наиболее правдоподобной кажется другая версия: сидеть в башне ей наскучило, и она решила выбрать меньшее из зол. Впрочем, какова бы ни была истина, эта девушка родила Рене трех сыновей и двух дочерей.
— Наверное, в башне ей было очень одиноко и страшно.
Анабел тоже было страшно, хотя и по совсем другой причине. Разве удастся утаить от Эндрю мой временный брак? Придется во всем признаться. Если бы я с самого начала рассказала ему о письме, никакой шантаж мне был бы не страшен.
Но Анабел чувствовала, что Эндрю не поймет и осудит ее за то, в чем она не повинна. И тут девушка впервые засомневалась, что может рассчитывать на доверие жениха. А разве не взаимное доверие краеугольный камень любого брака?
— Не пытайся притворяться испуганной, — продолжал издеваться Жиль. — Уж не поэтому ли ты пряталась от меня в тени?
Так он видел?.. Анабел гневно обернулась… и оказалась прижатой к перилам. Близость Жиля заставила сердце девушки биться сильнее. Почти сразу же она вознегодовала на себя: неужели Жиль прав? неужели я отношусь к тому типу женщин, которых легко может возбудить великолепный самец?
— Кстати, я еще не слышал ответа. Эти нежные губки еще не сказали, что ты станешь моей женой, — насмешничал Жиль. — Но ведь мы оба знаем, что так и будет, правда, Анабел?
— Честно говоря, у меня нет выбора. Если я не…
— Да, я непременно сообщу твоему жениху, какого сорта женщину он хочет ввести в свою пуританскую семью. Анабел, ему действительно безразлично, сколько у тебя было мужчин, или он так влюблен, что сумел убедить себя, будто никто из них не затронул твое сердце?
— Далеко не все мужчины ищут себе в жены девственниц, — с вызовом парировала Анабел, которая была глубоко уязвлена, но сочла ниже своего достоинства показать это. — Ты станешь уважать академика, который выбирает для диспута тех, кто уступает ему в уровне интеллекта? Не поэтому ли некоторые мужчины предпочитают иметь дело с девушками, что женщина быстро обнаружила бы их несостоятельность?
— Анабел, ты что, хочешь бросить мне вызов? — негромко спросил Жиль. — У тебя очень соблазнительное тело. Куда более соблазнительное, чем шесть лет назад. — Он с оскорбительной тщательностью рассмотрел ее нежную грудь, обтянутую белой блузкой, узкие бедра и длинные стройные ноги. — И все же у меня нет желания оставаться с тобой всю жизнь. Может быть, заставить тебя подписать договор о том, что наш брак продлится столько, сколько нужно мне?
Анабел едва не задохнулась от возмущения.
— Ты всерьез полагаешь, что я захочу продлить этот брак?! Да я не могу придумать, как избежать его, и вынуждена согласиться против своей воли! Но, предупреждаю, не допусти ошибки! Мне больше не шестнадцать лет, твой мужской шовинизм не производит на меня никакого впечатления…
— Брак дело тонкое. Кто может поручиться, чего ты захочешь или не захочешь?
— Я люблю Эндрю, а тебя ненавижу! И буду с нетерпением ждать, когда закончится эта пародия на брак! Сейчас же верни мое обручальное кольцо!
— Верну… когда наш брак будет расторгнут. А пока ты будешь носить вот это.
Он надел на палец Анабел кольцо с изумрудом, и девушка ахнула, такое оно было красивое.
— Так я и думал! — возликовал Жиль. — Камень как раз в тон твоим глазам! Ну а теперь, раз уж мы обручились…
Не успела Анабел опомниться, как Жиль прильнул к ее губам. Этот поцелуй больше напоминал клеймение скота, чем проявление любви и ласки.