Глава 3. Приют "Глемт"

Нина Эверинд. «Глемт»

Забегая в обветшавший холл первого этажа нашего приюта, отряхивая шляпку от листьев, я направилась к своему кабинету. Предстоит столько дел, а я не знаю с чего начать. Я просто верю, что решение найдется, и я справлюсь. Но на самом деле, я просто буду шагать в неизвестность с закрытыми глазами, с напрочь отсутствующим шестым чувством…

— Мисс Эверинд, вы нашли Анну? — раздался тонкий голосок самой младшей мышки-гимназистки Эллы.

— Пока нет, милая, но я обязательно ее верну, — как же тяжело мне даются эти слова.

Я пожала протянутые ручки маленькой воспитанницы, глядя в большие серые глаза. Малышке ни к чему видеть меня растроенной, я просто должна найти Анну.

Анна… Анне только восемнадцать.

Когда я появилась в стенах этого приюта, в новом мире, напуганная, растерянная, среди пыльной тусклой комнаты, в центре магического круга, в свете от коричневых ламп, — меня рассматривали как товар, рассуждая в слух о вариантах «использования иномирки», а я была скована ужасом. Я боялась представить, какая участь ждет меня. Ощущая в полной мере покорное и такое ненавистное смирение от давящей безысходности. Я молилась, чтобы мой конец был быстрым и не мучительным. Тоже самое, наверное, чувствовали узники в концлагерях. Только вот, изучая в школе на уроках Отечественной истории времена Великой Отечественной войны, я верила, что никогда не окажусь в ситуации, когда буду далеко от дома, во власти жестоких людей, которые будут распоряжаться моей жизнью, как вещью.

В тот миг, длинною в вечность, я не понимала, где я. Грань между нереальностью и сумасшествием стерлась. А после, я думала, что столкнусь с жестокостью, но Слаг отложил «мою участь», оставив на время в приюте, чтобы позже найти подходящего клиента и продать меня подороже. Затем, я думала, что буду изгоем. Но реальностью оказалось большое скопление юных и совсем маленьких девочек, которые были не нужны и для своего мира. Мое сердце обливалось кровью, видя эту жестокую несправедливость, но это же и придало мне сил для борьбы. Я, во что бы то ни стало, пообещала, что отстою этих девочек. Я хотела их защитить на подсознательном уровне. Мне пришлось быстро взять себя в руки… Хотя, это я сейчас так думаю. Ведь спустя год от своего появления в этом мире, я попыталась сбежать, когда узнала, что Слаг вознамерен все-таки меня продать.

Первая сбежавшая из-под надзора «сестер»… Когда меня вернули после побега…А, если быть еще более точной, когда меня вернул один очень «правильный» блюститель закона, который не внимал моим доводам, что мне нельзя возвращаться, что лучше я попытаю судьбу, но не попаду обратно в приют, в лапы Слага. Я не хотела быть проданной игрушкой. Вернее, я так и не смогла расскзать ему всего ужаса, что мог случиться. Просто была напугана и просила отпустить…

Вернув меня, Джон думал, что делает все правильно. Это читалось на его лице. Он держался так строго, что я не могла ему ничего возразить. А просто покорно слушала его, не переча.

А что было после… Одна из «сестер» отхлестала меня по щекам, оставив фиолетовые ссадины, и отрезала мне волосы до плеч, чтобы меня, "взъерошенную", было видно, среди других девушек, с аккуратными прическами. Она знала, что я любила свои длинные волосы, что заплетала их в косу. К слову, эту косу повесили на стенде у входа, как напоминание, что будет с теми, кто посмеет злить «сестер».

В тот вечер, меня заключили в «комнату осмысления», оставив без еды…

Анна, будучи маленькой одиннадцатилетней девочкой, носила мне рафинад из столовой, чтобы, как говорила малышка, у «храброй узницы Нины были силы», и просовывала его под дверь… Вернее, это были они, Анна и Эмили. Они не оставляли меня, прячась от «сестер» и директора, рискуя нарваться на наказание и оставляя себя без сладкого рафинада, который берегли для меня.

«Не бойся, Нина, пусть мои волосы тоже отрезают и сажают потом в темную комнату без еды! Зато не увижу мерзкого Слага несколько дней», — хихикала Эмили, подбадривая меня.

Эмили, еще ведь и ты. Где же ты?

Эмили — моя ровесница, мы сдружились с ней. Болтали, мечтали. В день когда меня похитили в этот мир, ее привезли в «Глемт» из столичного Института благородных леди, ее отец был известным в узких кругах ученым. Он умер, через некоторое время после проведения какого-то опасного эксперимента, во время которого погибла его ассистентка. И пусть его не обвинили в смерти подчинённой, Эмили осталась без родственников, знакомых и средств, и ее через полгода, когда подошел срок оплаты за семестр, «отослали» в гимназию-приют для сироток «Глемт».

Эмили мечтала стать доктором, она рассказывала, что с одиннадцати лет каждые каникулы обучалась медицинскому делу у талантливого целителя, знакомого ее отца.

Я потеряла Эмили шесть лет назад. Нам было тогда по 18, и я решила сбежать. Я просила ее бежать со мной, но Эмили не смогла бросить Анну, хоть я и говорила, что заберем ее позже. Тогда мы сильно поругались, и я ушла одна. Но, за те дни, пока я была в изоляции, Эмили исчезла. «Сестры» сказали, что она неожиданно заболела и ее отправили в городскую больницу, но потом, она не вернулась, даже спустя месяц. На все вопросы о ней «сестры» огрызались, что это не мое дело.

Эмили, как я надеюсь, что у тебя все хорошо… Хотя, ты сообщила бы мне о себе, нашла бы способ. Значит ты тогда попала в беду…

Но может, тебе удалось сбежать …

Вопросы…

Эмили и Анна — были моими лучиками света в темном царстве тюрьмы-приюта.

Ладно, хватит. Надо брать себя в руки, Анну я просто обязано спасти. О ее побеге не было и речи, я готовила девочек к жизни как могла, я обучала их математике, биологии, физике, литературе, вспоминая писателей и поэтов своего мира, не уточняя, что ти произведения и знания я получила "дома". А еще, меня радовало, что в этом мире законы физики в приоритете и работают, как и в моем прежнем мире. Обнадеживало и то, что магия присутствует незначительно, только в зачарованных предметах — артефактах.

Воспитанниц было немного, и за всех, особенно старших, среди которых была Анна, я могла поручиться.

Они доверяли мне. И да, я говорила, наученная горьким опытом, что побег — это последнее дело, а еще гиблое и лишенное смысла…

Конечно же, я отдаю себе отчет, что Джон был прав, вернув тогда меня обратно. Но после того случая на него залегла горькая обида.

Он вернул меня, с видом важного и порядочного стража закона, читал морали о том, что мой поступок был глупым и опасным. И это в 23 года-то. Закончил академию понимаешь-ли, отличник, и весь такой беспринципный.

Ну и как он должен был поступить? Отпустить? Не найти меня?

Выслушать! Понять!

Я понимаю — он не мог поступить иначе, так за что я на него обиделась? И ведь не простила… Сколько еще наши дороги пересекались. Да, я изрядно обила порог управления, и мэрии, пытаясь улучшить жизнь воспитанниц, обратить внимание на плохие условия содержания приюта и найти Эмили. «Активистка, выскочка» — как сказали бы мне в моей Земной школе, так называли и здесь.

Мне было очень стыдно, когда Джона вызывали задержать «буйную гимназистку-активистку», которая не давала прохода мэру, терроризируя его. Джон был тогда таким уставшим, с разбитым глазом, после очередного задания, взял с меня объяснительную и обещание, что больше я сама не пойду к мэру, и он поможет мне сам. Только обещать и может. Зачем ты тогда вернул меня, почему… почему что? — интересный вопрос, который я задавала себе. Неужели мне хотелось, чтобы он тогда меня спас, и… не отдал. Но почему такие мысли вызывает именно он?

Я признаю, что той наивной девочке, которая верила в сказки и существование прекрасных принцев, очень хотелось, чтобы такой красивый, высокий и загадочный «принц» спас ее, защитил, а не вернул в лапы сотрудников приюта. И долгое время после, я все ждала, что он раскается в своем «жестоком» поступке и «спасет» меня. Это были какие-то «розовые» мечты маленькой девочки, которая верила в прекрасные истории.

Как же это все печально-смешно, ведь «принц» об этом даже не догадывался… он не знал, что его романтизируют, приписывают ему несуществующие черты и обижаются на него за то, что он это не почувствовал… Что его ждут. Что его жду я… В то время он работал, и день, и ночь, и до сих пор остался загадкой, что скрывается в сердце этого бесчувственного трудоголика. Нет все не так. Это слова обиженной девочки, той 18-летней, а сейчас прошло гбольше шести лет с того дня. И Джон очень много трудится… мне так стыдно сейчас перед ним, за свои мысли, стыдно за те моменты, когда его вызывали, и замученный, и уставший, он приезжал «спасать мэра» от назойливой девчонки… Но на самом деле, получается, спасал меня, не давая в обиду своим коллегам. И каждый раз я обещала ему не влезать больше никуда. Но вот, я опять берусь за старое.

— Мисс Эверинд! — окликнуло меня его директорское высочество, — Только не говорите, что вы опять были у законников, чего вы добиваетесь, чтобы приют закрыли, аваших горяче-любимыхгимназисток вышвырнули на улицу?

Надо же, я надеялась в свой выходной его не встретить. Теперь слушать его «переживания», которые, определенно, не касаются воспитанниц.

— Если вернуть время назад, я бы ни за что не купился на ваши жалкие просьбы и не дал бы вам место преподавателя, а в тот же день отдал бы вас замуж за ревизора Макзакграуфа, как и собирался, и была бы у меня сейчас безмятежная жизнь, — ну-ну, он хотел сказать «продал бы» и получил бы «блат», деньги и мои проклятья.

Слаг достал смятый носовой платок и протер им свое запотевшее раскрасневшееся лицо. Он подошел ближе, стараясь заглянуть мне в глаза, что на самом деле делал с трудом, ведь был ниже, а я, к слову, считалась в своем мире девушкой высокой. Слаг рядом со мной напоминал персонажа Весельчака из советского мультика. Это сравнение заставило меня предательски растянуть улыбку.

— Ухмыляетесь, — Слаг прищурил свои хитрые маленькие глазки, — вы тогда убедили меня, что я не пожалею, взяв вас в сотрудники, что вы наделены «талантами преподавания». Да я признаю, вас слушаются воспитанницы, — с некой завистью и долей презрения заявил директор. А я вспоминаю, что он взял меня на работу после того, как уволились две преподавательницы после его приставаний. И он, скрипя мелочным сердцем, дал мне несколько дисциплин и не платил ни гроша.

— Мисс Эверинд, то, что вы так рьяно разбазариваете секреты «Глемта» не делает вам чести. И, мне кажется, вы скоро добегаетесь. Что, этот ваш, как его, ищейка, вам не поможет!

Чести? Кто бы говорил. Я мысленно закатила глаза, улыбнулась или даже оскалилась:

— Не беспокойтесь… за честь! — я быстро отошла в сторону к своему кабинету, да и Слагу не было дела до гимназии.

Я заглянула в свой блокнот прочла: «12 воспитанниц»

Болью отозвалось «одиннадцать».

Загрузка...