Жизнь снова вошла в ритм. В привычный, но такой нелюбимый ритм «дня сурка»: мы готовились к воскрешению Кетайро, мерфольк проводил какие-то одному ему понятные манипуляции, я и Канто обменивались язвительными письмами с Керой. В работу Ллахэ никто не вмешивался — хватило заглянуть один раз. Я даже не стала спрашивать, откуда взялись эти литры крови и килограммы мяса и костей — очевидно, что дракона нужно во что-то вселять.
Тон писем Тэреш с каждым разом становился все более нервозным, я все ждала, когда же она сорвется. Матриарх этого семейства выдержкой не отличалась, а вот взращенные ею змеи вполне могли укусить. Оставлять их в живых было бы поразительной глупостью, Сайлут их хоть как-то сдерживала, но Карден отправилась к предкам, а остальных повырезали во время бойни на Вээре. Канто явно ждал от меня каких-то действий в пользу восстановления фамильного статуса, но…
Но будем честны, вешать на себя такое ярмо не хотелось. Разгребать за поколениями аристократического правления навоз или вешать весь этот мрак на свою потенциальную дочь? Ищите идиотку. Забираю свою тушку, гружу весь этот «мальчишник» на корабль — а особо буйных можно усыпить — и вперед, в дикие миры. Думаю, там найдется пара планет с некротическими источниками, так что все будут при деле. А здесь пусть сами разбираются и с эльфами, и с драконами, и между собой.
Звучит эгоистично, но я и не должна радеть об общем благе. Я вообще в общее благо не верю! И если в борьба за благо семейное мне придется проредить количество «добродетелей» — я это сделаю и мне даже не будет стыдно.
Мой настрой был настолько решительным, что я даже перестала обращать внимание на мелкие бытовые неудобства и постоянный запах крови, витавший в пещерах. И зелья Саахши безропотно хлебала литрами. Надо так надо. Змеелюд тихо радовался, что его забота наконец-то нашла отклик, и на этом фоне лекарства перестали выходить такими гадостными на вкус. Все-таки действительно многое зависит от настроения изготовителя.
В ночь, перед проведением обряда, вернее даже одновременно с ним, мне впервые приснилась Мирена. Тетушка ласково улыбалась, попивая крепкий черный кофе, который так любила при жизни. Вид у нее был самый довольный жизнью, пусть и эта жизнь была весьма условна. Женщина кивнула на кресло напротив:
— Садись, успеешь еще набегаться, — дождавшись, пока я устроюсь, продолжила. — Честно говоря, я не ожидала, что все закончится так… оригинально. Жаль, что остальные предки с той стороны не могут тебе поаплодировать лично, но передают искреннее восхищение, цитирую, «чужачке, оказавшейся большей Вальц, чем урожденная Элина», конец цитаты.
— Ты ведь мертва, так? — она кивает с самым радостным видом. — Тогда как ты оказалась здесь?
— Милая моя, скажи своему некросу спасибо — пока он собирает твоему красноволосому дружку тело и пришивает к нему душу — я могу провести несколько часов с тобой. Или ты мне не рада?
Дергаю головой, мол, рада, рада, еще как рада. Мирена полушутя-полугрозя качает пальцем. Смеемся уже вполне искренно — все-таки я рада ее видеть, даже несмотря на то, что она не моя родная тетка. Вальц-старшая сделала для меня больше многих в тот момент, когда позволила жить вместо настоящей Элины. Поэтому я просто благодарно кивнула, принимая чашку с чем-то кофейным, но не таким ядреным как у нее.
— Надо сказать, я удивлена, что всплыла эта грязь тысячелетней давности. Да ты еще и пережить принятие умудрилась… Надеялась, что тебя это не коснется.
— Ты знала?! — чашка с дребезгом опускается, почти падает на блюде. — Знала и молчала?!
— Знала, — она кивает и одним взглядом наводит порядок на столе. — А молчала — тебя берегла. И от Тэреш с Сайлут, и от этих белобрысых.
— Только вот ищут меня теперь и те, и другие…
Богиня, если ты там все-таки существуешь, ответь мне, почему едва жизнь начинает налаживаться, тут же всплывает какая-нибудь дрянь? Почему я не могу просто и спокойно жить себе где-нибудь в живописном местечке и растить ребенка? Или «не было семьи, нечего и не заводить»? Что это за великий замысел такой?
— Лин, ты… ты плачешь? — такой растерянности в голосе этой железной леди я ни разу не слышала, да и оригинальная Вальц тоже.
Кажется, слезы пугают не только мужчин, но и суровых глав семейств. Неловкие попытки утешить вызывают новый залп рыданий и выливаются в поток слов. И про приютское детство, и про приемную мать, которая хоть и заботилась, но было видно, что ребенок ей нужен «чтобы быть как все». Хотя, справедливости ради, скажу, что к моему поступлению в универ у нас развилось какое-то подобие хорошего товарищества, но и только.
— Дела… Я с трудом представляю, как можно бросить ребенка. В одаренных семьях их рождается мало, даже бастардов принимают в семью. Не знаю, правда, какая ситуация в низах общества…
— Что мне делать? — все еще всхлипываю, но уже начинаю успокаиваться.
— Я могу дать совет, но ты с ним не согласишься.
— Озвучь хоть сначала.
— Сдайся Онирэлу.
— Кому? — не могу вспомнить, где я слышала это имя.
— Тому самому «остроухому мяснику».
Она пытается еще что-то сказать, но я уже с шипением вырываюсь из объятий и, размахивая руками, начинаю нарезать круги по помещению. Это такое изящное самоубийство? Хотя, скорее извращенное! Этому… этому… психу! Да по нему же мозгоправ плачет кровавыми слезами!
— Зачем? — резко успокаиваюсь и сажусь.
— Он лично заинтересован в рождении химеры и ее выживании. А в идеале — восхождении на трон, — Мирена тяжело вздыхает. — Ты ведь знаешь эту историю с Риссой, последней королевой?
— А причем тут Рег? — рука машинально накрывает живот, хотя я даже не беремена.
— Ты ей уже и имя дала? — женщина не стала выслушивать ответ. — Он был буквально одержим последней Миррол. Боготворил ее. Говорят, когда пришел в себя после взрыва, чуть ли не на крови поклялся найти и посадить на трон ее потомка. И дождаться реинкарнации невесты.
— Пытаться выжечь меня это ему не мешало, — буркнула, вспоминая пребывание в плену.
— Полагаю, что причина в банальном незнании. Даже прожившие тысячелетия эльфы не всеведущи. Попробуй договориться с ним. После воскрешения Кетайро у драконов будет повод выйти из войны, а люди… они смертны, мы смертны, наша жизнь коротка, мало кому хочется все отмеренные сто лет провести под вспышками заклинаний.
— Но особенно идейных все равно придется вырезать. Я не хочу ввязываться во все это, понимаешь? Не хочу каждый миг ждать удара.
— Именно поэтому он тебе и нужен.
— Страшно представить реакцию Дженталя…
Подумать о том, как мой эльф отреагирует на появление поблизости своего одиозного соплеменника, было страшно. Они же переубивают друг друга в первый месяц, и это при самом хорошем раскладе. А с учетом опыта Онирэла, в том числе и боевого, исход достаточно очевиден… Так, оставим этот вариант на самый крайний случай. Я откинулась на спинку кресла, размышляя.
Мирена неспеша тянула кофе. Мир постепенно погружался в темноту, окутываясь могильным холодом. Вальц-старшая улыбнулась:
— Мне пора. Подумай над моими словами. Поймешь, что это — единственный вариант.
Я с тоской посмотрела на исчезающий силуэт, вновь ощущая под ногами запыленный ковер. Здравствуй милый тронный зал, как давно я тут не была. Уже привычно начинаю искать коридор, портрет или еще что-то, через что можно связаться. И только осмотревшись, понимаю, что что-то не так. Зал слишком чист, вернее, слишком цел. Да, все покрыто пылью, но витражи и люстры уцелели. А пыль, лежащая всюду, выглядит слишком знакомо…
Это не пыль. Прах. «Закатный час»…
Сбоку раздается стон. Разворачиваюсь к трону и зажимаю рот рукой — зрелище не для слабонервных. Но невольно проникаешься уважением к магам, собравшим из этого месива живое и даже весьма бодрое существо.
— Я знаю, что ты здесь, что это твой сон. И если ты думаешь, что мне удобно разговаривать, заново переживая худшие часы в своей жизни, то ты страшно ошибаешься. Покажись, как тебя зовут?
— Кто ты? — намеренно искажаю голос, но это его не обманывает.
— А ты не так глупа… Но не меня тебе надо бояться, девочка. Видишь ли, у меня в твоем выживании шкурный интерес. Подойди.
Отшатываюсь от говорящего. Тот невесело усмехается, вновь пытается меня убедить. Я отступаю в глубокую тень, ощущая, как тело начинает скручивать от боли — контраст ледяной магии некротического слоя и обжигающего по связи драконьего огня не дает вздохнуть. Распахиваю глаза уже наяву, отбрасывая вопросы о том, как эльф меня нашел. Потом.
По стене, а потом и с помощью Канто, двигаюсь к основной пещере. Саахаши встает перед дверью, отказываясь пускать. Звенит очередными склянками, закатываю глаза, но выпиваю, выдыхая от облегчения.
Дверь распахивается. Магия, витающая в помещении, почти видима и отчетливо ощутима. Но меня это волнует в последнюю очередь — на каменной плите лежит, мелко подрагивая, мужская фигура, укрытая ярко-алыми волосами.
— Кей…
Дракон пытается повернуться на голос, но сил не хватает. Собираюсь снять «ошейник» с дракона — новую жизнь надо жить иначе, но змеелюд сжал мое запястье:
— Пока лучше оставить так, это будет подпитывать его…
Киваю, опускаясь рядом с ним на колени. Бледная кожа тонкая, от легкого прикосновения Кей вздрагивает, как от удара, и я спешно отдергиваю руку. Дрожащие пальцы цепляются за нее:
— Ради такого взгляда стоило умереть и пережить муки рождения еще раз…
Он прикрывает глаза и бессильно обмякает. Канто оттягивает меня в сторону, пока Саахаши заклинанием перемещает красноволосого в спальню. Устраиваюсь там же, на краю кровати, с другого края ложится рыжий. Нам даже нет смысла о чем-то говорить, по глазам понятно, что для обоих возвращение дракона в мир живых — символ того, что светлое будущее возможно.
Плещется вода, в комнате оказывается мерфольк. Ллахэ устало устраивается на камне:
— Если вы не против, я тут проведу ночь. Вы так фоните эмоциями…
Вскакиваю, кидаясь русалу на шею. Тот замирает в удивлении, но отвечает на объятия. Сейчас его магия не бьет по восприятию — вполне может быть, что я просто к этому привыкла. Ледяные ладони скользят по спине, а я к своему удивлению впервые нащупываю на словно высеченной из мрамора шее пульс.
Блондин улыбается:
— Да, я все-таки живое существо.