2

Присоединившись к Джорджу и Вуди, в ожидании багажа, Элисон чувствовала, что несмотря на влажную жару, встретившую их в Белизе, ее нервы постепенно приходят в порядок. Они проследовали на таможенный и иммиграционный пункт. Ее сосед по самолету стоял в очереди рядом. В сравнении с Джейком он был не особенно привлекательным, однако в нем было что-то необычное, трудно выразимое словами. «От него исходила опасность», — решила она. По его загорелому, обветренному лицу жителя Майями было видно, что он страстный курильщик и много пьет; у него был жесткий рот и темные волосы, слегка тронутые сединой, заметно нуждавшиеся в услугах парикмахера. Алкоголь не испортил его подтянутой фигуры.

Без сомнения этот человек привык тянуть нелегкую лямку. Без всякого усилия он подхватил объемистый пакет, помогая одной из пассажирок — маленькой индейской женщине. Элисон заметила его нетерпение, когда таможенный служащий попросил раскрыть пакет для досмотра. Он копался уже в вещах женщины, перебирая детскую и женскую одежду, вертя в руках плюшевого игрушечного мишку, обувь и осматривая огромный кувшин с арахисовым маслом. Откровенное нетерпение Зекери, казалось, побудило таможенного офицера поторопиться, и вскоре уже индейская женщина завязывала свой пакет и укладывала вещи назад в чемодан.

Живое, подвижное лицо Вуди выразило полное одобрение действиям Зекери. А Элисон, на удивление самой себе, вдруг затараторила:

— Это мой сосед по самолету, он будет вместе с нами работать на раскопках, у него очень трудный характер…

После того как Зекери незаметно для окружающих предъявил таможеннику свой знак полицейского, его вещи были осмотрены самым поверхностным образом, и он скоро был свободен. Закинув рюкзак на плечо, Зекери подошел к окошку иммиграционной службы и здесь до его слуха донеслись слова служащего, обращенные к молодой индейской женщине:

— Надеюсь, вы знаете, что разрешение на ваше возвращение в Соединенные Штаты истекает ровно через две недели.

— Я приехала повидать сестру, всего лишь на четыре — пять дней.

Служащий поставил штамп на ее документах и занялся следующим пассажиром.

Чувствуя себя неуютно без привычной кобуры под мышкой левой руки, Зекери даже передернул плечами: такое ощущение, как будто ты не совсем одет. После того как служащий отметил его паспорт, он зашагал по вестибюлю, высматривая, где тут может находиться хоть какой-нибудь бар. Действие виски, принятого им на борту самолета, от такой жары постепенно улетучивалось, и теперь он хотел хорошенько выпить.


В здании маленького аэропорта Элисон, Джордж и Вуди встретили пятого члена их команды — Гарольда Нольса. Это был тип маленького человека, описанный в классической литературе — песочного цвета волосы, стриженные ежиком, худое и веснушчатое лицо, линзы на глазах, свидетельствующие о плохом зрении, которое когда-то помешало его карьере профессионального бейсболиста. Было заметно, что Гарольд играет под героя фильма «Рэмбо». Вживаясь в образ, он был разодет сейчас в самую настоящую армейскую маскировочную робу, дополненную плетеной шляпой.

Вуди скептически оглядела его снаряжение.

— Если бы у вас был еще и пастуший хлыст, вы могли бы запросто сниматься в ковбойских фильмах.

Услышав подобного рода мнение, Гарольд мгновенно переменился в лице, но тут же смирился со своим новым имиджем.

— А знаете, Вуди, вы совершенно правы, — и развеселившись, он заключил миниатюрную женщину в свои крепкие объятия, которых Элисон счастливо избежала, покинув в это время своих новых приятелей в поисках дамской комнаты.

Внутри уборной она сняла куртку Джейка — ах, как не хватало ей сейчас его ободряющей поддержки! Она с трудом могла вспомнить свою жизнь без присутствия Джейка. Он со своей семьей переселился в соседнюю квартиру, когда ему и ей было по тринадцать лет. Они вместе росли, вместе ходили в школу. За ним всегда увивались девчонки. На зависть им в пятнадцать лет она впервые поцеловалась с Джейком. В следующие два года их юношеская влюбленность то вспыхивала, то угасала, пока, наконец не переросла — на семнадцатом году их жизни — в физическую близость, первую для обоих. И вот до сего дня ни один соперник — будь то мужского или женского пола — не встал между ними.

Родители Джейка погибли в автокатастрофе за полтора месяца до окончания им школы. И мать Элисон заботилась о нем на первых порах: укладывала спать, утешала, разделяла с ним его скорбь. Но уже через четыре месяца он был принят в ночное шоу в качестве манекенщика и имел бешеный успех. Он и сейчас — в свои тридцать три года — пользовался большим спросом и был популярен.

В тот вечер, когда Элисон праздновала свое двадцатилетие, один из агентов Джейка сделал ее снимок, и вскоре она получила приглашение работать фотомоделью. Затем последовал эксклюзивный контракт с Галле, но они с Джейком слишком хорошо смотрелись вместе и потому продолжали позировать вдвоем. Ее мать, с неослабевающей со временем настойчивостью, не уставала повторять, что такой идеальный союз должен принести ей, наконец, идеальных внуков.

Верный себе, Джейк ни на минуту не оставил ее в трудное время. Следствие, допросы, шантаж, адвокаты, судебный процесс, — и наконец, смерть матери… Она бы не выжила без него.

Элисон помедлила у зеркала, ей хотелось побыть одной.


Зекери шагал легкой поступью, осматривая все закоулки цементно-блочного здания аэропорта. Скоро ему попалось на глаза тесное помещение, в котором располагалось маленькое кафе на четыре столика, где согласно меню подавалась горячая жирная пища. Напротив стоял стеклянный сувенирный киоск, в котором кроме всего прочего была выставлена разделанная рыба, облепленная мухами, и коробки с ввозимыми беспошлинно товарами.

В очереди за билетами на автобус Зекери увидел молодую индианку, которой он недавно помогал поднести багаж.

Деревянные, крепко сбитые скамейки, слишком короткие, чтобы можно было прилечь на них, стояли в ряд вдоль стены напротив офиса мексиканского аэрофлота и касс продажи билетов в западном направлении, а за ними была цель его поисков: маленький бар рядом с выходом на улицу. Громкие звуки старых мелодий наполняли небольшое помещение, перегороженное стойкой. Бросив свои вещи на пол, Зекери уселся на высокий табурет и уставился на внушительный ряд бутылок, пытаясь отыскать хотя бы одну знакомую этикетку. Напрасно.

— Попробуй местное пиво, сынок, — Вуди восседала на соседнем табурете. — Оно стоит того.

— По правде говоря, я выпил бы что-нибудь покрепче.

Они познакомились, и Зекери снова сосредоточился на изучении бутылок выставленных на витрине за стойкой.

Вуди заказала себе пива, и, наконец сдавшись, Зекери присоединился к ней.

— Элисон утверждает, что вы тоже один из наших. Это так?

— По всей видимости. Не слишком ли далеко вы обе забрались от Чикаго?

— Не знаю, как она. Я лично далеко забралась от штата Мэн, — ответила Вуди.

Итак, та из Чикаго, вместе со своим обручальным кольцом прилетела одна. Наверняка ее кольцо — только бутафория. Хотя неплохая идея для женщины, путешествующей в одиночестве. Он подозвал бармена.

— Как тебя зовут?

— Марио, — парень широко осклабился.

— Марио, принеси-ка нам еще пару пива.

— Мне не надо, сынок, с меня достаточно.

Подошел Гарольд, неся багаж Вуди, и Зекери был поражен его живописным костюмом. Что-то подобное можно было видеть только в предместьях Майями вечером накануне уик-энда.

— Марио, неси три пива.

Марио радостно ухмыльнулся: вот это повезло! Он знал, что все американцы — пьяницы. И пьяницы щедрые. Сегодня выдался отличный денек.


Выйдя из уборной, Элисон увидела, что Джордж поджидает ее.

— Мы все в баре, — подхватив ее поклажу, он проводил Элисон через вестибюль и у входа в бар сгрузил ее вещи на выросшую груду их общего багажа. Гарольд уступил ей место рядом с Вуди.

— Пиво для дамы, — крикнул Джордж бармену.

Зекери подтолкнул в ее направлении одну из заказанных им бутылок: «От меня».

Это был ничего не значащий жест с его стороны. Она взглянула на него и мгновение поколебавшись, пробормотала: «Спасибо».

В такую жару холодное пиво было кстати. Она сделала глоток из бутылки и задумчиво поглядела на этикетку, потом бросила взгляд на стойку, на бармена, на других посетителей бара, на витрину с бутылками, наконец, на сувенирный киоск в глубине вестибюля, ее взгляд поочередно останавливался на всем и на всех — на всех, кроме него, Зекери Кросса.

Он увидел, что без куртки она выглядит еще более худой, чем ему показалось сначала. Это старательное избегание его взгляда, по-видимому, означало, что она все еще дуется на него из-за пролитого виски. «Ну и пусть, — решил он. — Сколько можно извиняться!»

— Холодное пиво — роскошь в этой стране, — рассказывала между тем Вуди. — Вы это поймете, когда мы доберемся до места. Там-то вы не раздобудете ничего, кроме теплого пива и теплой кока-колы.

— Да, я слышал, — сказал Гарольд, — что компания Кока-Колы установила здесь монополию, а Пепси уступила ей. Болтают, что Пепси заполучила Россию в качестве рынка сбыта, когда во главе администрации стоял Картер, зато Кока-Коле достался Китай, благодаря поддержке Никсона.

Голос Гарольда и весь разговор журчал как бы в стороне от Зекери, который вновь погрузился в мучительные воспоминания. Пиво не помогло ему. Он все-таки заказал Марио двойной виски и невидящим взглядом уставился в пространство. Он зажег сигарету, бессознательно сделал глубокую затяжку и только тогда понял, что курит… Намять опять перенесла его в недавнее прошлое. В канун похорон он хотел позвонить Сью. Но ему не хватало решимости сказать это своей бывшей жене, а особенно их восьмилетней дочери — ведь дядя Джерри был ее кумиром.

Он и Сью были достаточно давно в разводе, чтобы не питать тайной вражды друг к другу, но все-таки подспудно между ними сохранялась какая-то связь. Она собиралась снова выйти замуж. Парень был в полном порядке, с баксами, владелец целой сети хлебопекарен, но Зекери был отцом Стеффи и поэтому хотел поговорить с будущим муженьком. «Если только ты поднимешь руку на моего ребенка, я разорву тебя на части», — это была главная мысль, которую он хотел внушить парню. Как бы уверяя в искренности своих намерений, парень долго и пристально глядел Зекери в глаза, пока тот не понял, что с ним у него не будет никаких проблем.

Сью была тоже не подарок. Поэтому он от всего сердца желал парню удачи. Зекери развелся со Сью четыре года назад. И не пожалел об этом ни на мгновение, тоскуя только о своей маленькой дочери. Может быть, этот парень справится со Сью, удержит ее вечерами дома. У Зекери не получилось…

В конце концов он рассказал Сью, что случилось с Джерри, и она решила не присутствовать на его похоронах. Зекери до сих пор так и не понял, расстроился ли он по этому поводу или почувствовал облегчение. Он слишком устал, чтобы долго размышлять о чем бы то ни было. Сильно набравшись виски, одетый в зимнее пальто брата поверх синего костюма, который он обычно носил дома, в Майями, Зекери чувствовал изнутри леденящий холод. Джереми Джеймс Кросс. Двадцать два года. Любимец всех окрестных девушек, с вечной улыбкой на устах. Мать, объясняя разницу между ними в восемнадцать лет, рассказывала, что забеременела чудом — у нее уже наступил климакс. Джерри был поистине чудесное дитя. Слава Богу, что мать не дожила до этих страшных дней.

Лицо Джерри всплыло в его памяти из небытия. Зекери быстро опрокинул в себя виски и постарался прислушаться к разговору за стойкой. «…потому что электричество, необходимое для охлаждения этих напитков, стоит здесь очень дорого», — Вуди все еще рассказывала о проблемах холодных напитков.

Элисон тоже едва ли слышала общий разговор. Внутренний голос внушал ей беспрерывно: «Все идет не так уж плохо. Я могу держать ситуацию в руках. Кроме него, этого типа. Он злой. Он меня нервирует». Она отвела взгляд в сторону.

Между тем Джордж и Гарольд откровенно соперничали друг с другом, претендуя на ее внимание и ее симпатию. Но когда выпив пива, Элисон почувствовала тепло, шедшее изнутри, она вклинилась в беседу и спросила Вуди:

— А на чем здесь передвигаются по городу?

— Да в основном на такси.

Это звучало обнадеживающе, и она решила отправиться на прогулку.


Выйдя из аэропорта, Луизита уселась на деревянную скамейку в ожидании автобуса местного сообщения. Звуки доносившегося до нее разговора, громкого и шумного, были типично американские. Достаточно долго живя в Майями, она до сих пор не могла привыкнуть к уличному гаму. Люди племени майя подходят ко всем жизненно важным вопросам спокойно и сдержанно. Американцы же всегда действуют с энергией, напором и определенной долей развязности. Однако в нынешней ситуации знакомые звуки американской речи даже успокаивали ее. Ее сердце гулко билось в груди. Ей удалось сделать задуманное. И никто ничего не заметил.

Не выпуская из поля зрения свои вещи, она подошла к уличному торговцу, старому креолу, и купила сладкое мороженое. Лицо старика, похожее на изношенный кусочек кожи, расплылось в улыбке, когда она тщательно отсчитывала плату за одно, апельсиновое, в мелкой местной монете. Никто не должен видеть, что она тратит много денег.

Луизита старалась никому не бросаться в глаза. Сейчас ее нет здесь, и поэтому никто не должен ее запомнить. Тяжелее всего ей давалось ожидание. Каждую минуту к ней мог подойти один из представителей власти и снова потребовать документы. «Луизита Чан, пройдемте со мной». Вернувшись назад к скамье, она отхлебнула растаявший верхний слой мороженого. Ее ощущения раздваивались: с одной стороны, она тосковала по дому, по своим «хеч виник» — Верному Народу; с другой стороны, звуки и картины этой чудесной страны, песни пожилых крестьян, их улыбающиеся глаза и мудрые лица доставляли ей наслаждение.

Застигнутая невообразимыми по своей жестокости военными столкновениями в Гватемале, осиротевшая в двенадцать лет, Луизита вместе с семилетней сестренкой, хрупкой маленькой Сарой, нашла приют в деревне на территории Британского Гондураса, у самой границы, теперь эта деревня называется Белиз. В тринадцать лет она вышла замуж за Хосе Гуэро, и ее жизнь пошла своим чередом, так, как она шла на этой земле в течение многих столетий — она замачивала крупу, молола зерно на целый день, встав рано по утру, таскала бесконечные ведра воды, отбивала до белизны на речных камнях рубашки Хосе, работала в саду и в поле. Весь ритм ее жизни был подчинен вечному ритму сменявшихся времен года и воле богов. Хотя у нее не было детей, Хосе не развелся с ней. Так она жила — и была довольна жизнью — на протяжении семи лет.

А затем Хосе заболел лихорадкой и умер, и она решила навсегда уехать в Америку. Старейшина их деревни разгадал ее намерения и согласился на отъезд Луизиты. Она знала, что больше никогда не вернется. Потому что страх поселился в деревне, здесь стало неспокойно, и жизнь не казалась больше такой простой и понятной, как прежде. Она не должна делать ошибок. Одна маленькая ошибка могла испортить все. Одна ошибка могла помешать ей забрать Сару в Америку. Разрешение на въезд, действительное в течение ближайших двух недель, было надежно спрятано за подкладку ее сумочки. Как-нибудь за это время она найдет сестру и поможет ей выпутаться из беды.


Покончив с пивом, Элисон пошла прогуляться и осмотреться в новой обстановке. Нагретые нещадным солнцем такси были припаркованы в полутени, которую отбрасывало здание аэропорта. Водители в рубашках навыпуск дремали, прислонившись к капотам машин.

— Вас подвезти, мисс? — в голосах их слышалась надежда, но ни один при этом не тронулся с места. Было очень жарко.

Элисон покачала головой. Ее ботинки взбивали пыль, когда она шла по самому солнцепеку, направляясь к старому креолу, продававшему в это время мороженое местным ребятишкам.

Элисон села в тени великолепного мангового дерева и лизнула апельсиновое мороженое. Отсюда она наблюдала, как к зданию аэропорта подъехал пыльный изношенный автобус, похожий на школьный устаревшего образца, и из него высыпала толпа заметно изнуренных трудной дорогой пассажиров, направившихся сразу же в аэровокзал. Водитель снял белую картонную табличку, на которой печатными буквами от руки было написано «Белиз-Сити» и заменил ее другой с надписью «Манго-Крик». Индианка, летевшая с Элисон одним рейсом, предъявила водителю билет, и вошла в автобус, погрузив предварительно свой чемодан и большой пакет.

В это мгновение рядом с автобусом остановились два видавших вид автофургона с заляпанными грязью колесами; шесть загорелых человек решительным шагом направились в здание аэропорта. Элисон заметила на мелькнувшем рюкзаке одного из них эмблему «Одна Земля» и поспешила за водителем второго фургона в бар, куда тот вошел и представился. Это был профессор Иллинойского университета Том Райдер.

— Привет, Вуди, — Райдер крепко поцеловал ее в щеку. — Добро пожаловать снова в наши края!

Профессору, насколько могла судить Элисон, было где-то около сорока лет, свежий загар, красивая русая шевелюра, начинающая седеть. Он был чуть ниже шести футов и походил на отпущенного на каникулы школьника, с видимым удовольствием наслаждаясь своей работой вдали от профессорской кафедры. Одет он был небрежно: в довольно мешковатую робу.

— Я рад приветствовать всех вас, — обратился он к вновь прибывшим. — Я ценю ваше желание в осуществлении моих планов. Сейчас Ив проверит вас по списку, а я пока пойду проводить отъезжающую группу добровольцев. Мы скоро увидимся, — с этими словами Том Райдер покинул их.

— Он внушает доверие, — сказала Элисон Вуди, которая в знак согласия подняла свои выразительные брови. Ободренная ее высокой оценкой личных качеств профессора, Элисон осмелилась бросить украдкой взгляд ему вслед и тут же заметила, что из глубины вестибюля, полуобернувшись, он пристально смотрит на нее.

От Зекери Кросса не укрылось внимание, проявленное Элисон к Тому Райдеру, впрочем, как и подчеркнутый интерес последнего к его бывшей соседке по самолету. «В добрый путь, профессор. Удачи вам обоим», — молча напутствовал он их. Неожиданно почувствовав чью-то ладонь, опустившуюся на его плечо, он обернулся. Перед ним стояла девушка лет двадцати двух, среднего роста, смуглая от загара. Взгляд ее синих, самоуверенных и одновременно приветливых глаз был устремлен на Зекери.

— Привет, — сказала она. — Меня зовут Ив Келси.

Она сверилась со списком в своей руке: «А вы или Джордж или… — Зекери Кросс».

— Нет, Зекери Кросса нет в моем списке. Значит, вы — та самая замена из Майями, — она трещала без умолку, посылая ему лучистые улыбки. — Я ассистентка профессора Райдера на археологических раскопках.

Когда она с такой ослепительной непосредственностью назвала его «заменой из Майями», Зекери на минуту растерялся. Не то, чтобы его смутило особое внимание к нему со стороны Ив. Он никогда не питал иллюзий по поводу своей привлекательности и хорошо знал, что далеко не красавец, но в свое время он имел достаточный успех среди хорошеньких женщин, прежде всего за счет того, что не робел перед ними.

До этого момента ему в голову не приходило, что в поездке придется общаться и налаживать контакты с другими людьми. Единственное, что в этом плане приходило ему в голову — он на какое-то время избавится от общества своего лейтенанта.

Он смотрел, как Ив работает с группой и наблюдал за молчаливой, чудаковатой леди из Чикаго, в которой странным образом сочетались самообладание и внутренняя неуверенность. На его взгляд, это была в высшей степени неподходящая кандидатура для подобного рода экспедиции. Если она ожидает найти Чикагский комфорт и хороший стол в этой глуши, она будет жестоко разочарована.

Наконец очередь дошла до Вуди.

— Я помню вас по прошлому году. Вы Эллен Вудроу, не так ли? — в голосе Ив не было особого тепла.

— Да-а, — протяжно ответила Вуди, — привет, Ив!

— Таким образом, вы — Элисон Шрив, — Ив оглядела ее с ног до головы. Она заметила шрамы на усталом лице, дорогую стрижку, обручальное кольцо. Затем она быстро завершила свою работу знакомством с Джорджем и Гарольдом, каждому из них была подарена широкая ослепительная улыбка.

Через три часа, после того, как все туристы выпили еще по паре пива, прибыли наконец остальные участники экспедиции самолетом из Хьюстона. Это были Пол и Мэдлайн Миллер и полковник Уильям Шарп, отставник ВВС США.

Сдав свою смену, Марио поспешил домой, чувствуя себя богатым человеком и предвкушая, как он сейчас обрадует свою жену.

Съев обед, обильно сдобренный жиром, в кафе аэропорта — жареная рыба, пиво и еще что-то похожее на ямс — группа путешественников заняла места в двух старых автофургонах, готовых проделать путь в сто пятьдесят миль до Манго-Крика.

Элисон разморило от выпитого пива. Она сидела во второй машине, тесно зажатая, — между Вуди, расположившейся у окна, с одной стороны, и Зекери Кроссом, державшим бутылку пива в руке, с другой.

— Похоже, мы опять вместе, — сказал он примирительно, потягивая пиво, в то время как она пыталась устроиться рядом — ей мешали его длинные ноги.

По продавленной подушке сидения она все больше соскальзывала на его сторону, чувствуя потный жар мужского тела. Ее голая рука коснулась его руки и моментально покрылась влажной испариной. Ее нога упиралась в его бедро.

Машина тронулась со стоянки и покатила по усыпанной гравием дороге.

— Погода, как у нас в Майями, — Зекери был настроен добродушно. Сам того не желая, он с удовольствием вдыхал легкий запах дорогих духов, шедший от ее волос. Он чувствовал напряженность ее позы и испытываемую ею неловкость от невольного тесного соприкосновения их тел.

«Если она и дальше будет такой натянутой в общении с людьми, — резонно подумал он, — ей, пожалуй, не дотянуть до конца поездки».

Он допил пиво и поставил бутылку вниз, на пол машины. За окном уже сгущались сумерки. Когда-нибудь он хотел бы встретить женщину, подобную этой, только без ее комплексов.

Время медленно тянулось, уже спускалась влажная ночь. На каждом ухабе, на каждом повороте разбитой дороги, ее ногу вдавливало в его бедро и она, вся внутренне сжавшись, ощущала тепло его тела сквозь поношенную ткань джинсов. Ее льняные измятые брюки, влажные в местах соприкосновения их тел, липли к коже. У нее кружилась голова от запаха мужского пота и табака. Дорога была бесконечной. Элисон трудно дышала, мысли ее, казалось, тонули во мраке сгустившейся ночи. Наконец, обессиленная, она заснула.

Ее голова упала на его плечо. Прядь белокурых волос, отливающих платиной в неверном мерцании лунного света, коснулась щеки Зекери. Он взглянул на ее руки, сложенные на коленях, как у спящего ребенка, — ухоженные, красивые, тонкие кисти, и это старомодное кольцо на изящном пальце так не вязалось со всем обликом Элисон. «Она наверняка не выбрала бы такое кольцо, — решил он. — А если она в самом деле замужем, то, вероятно, это кольцо перешло к ней по наследству от одной из семей в качестве сентиментального свадебного подарка».

Спустя еще один час фургоны, наконец, остановились в кромешной тьме. Не сообразив сразу, где она и что с ней, Элисон вздрогнула спросонья и в смущении отпрянула от Зекери, насколько это было возможно в тесноте кабины.

— Уже за полночь, — он лениво потянулся: ему и дела не было до ее смущения. — Кажется, приехали.

— Мы прибыли на пристань Манго-Крик, нам теперь нужна лодка, чтобы добраться до отеля, — прокомментировала Вуди.

Когда глаза Элисон привыкли к слепящему свету фар, прорезавшему окружающую тьму, она сначала разглядела тусклый месяц на небе и неяркие звезды, и, наконец, заметила неподалеку силуэты лодочников, стоявших в двух длинных узких рыбачьих лодках у берега реки.

Хотя из рекламных проспектов было известно, что до отеля надо добираться по воде, сейчас Элисон, не умевшая плавать, с сомнением глядела на эти утлые лодочки, похожие скорее на каноэ. О, Боже, она страшно боялась воды! «Если может Вуди, то я тем более могу», — как заклятье, повторяла она про себя одну и ту же фразу.

Стоя нетвердо на затекших ногах, Элисон надела рюкзак и поспешила подхватить Вуди под руку, освещая ей путь карманным фонариком. «Если может Вуди, то я тем более могу», — вертелось у нее в голове.

Зекери оценил заботливое отношение Элисон к пожилой женщине; он замыкал шествие, следуя за ними как телохранитель. На причале он погрузил их багаж, легко прыгнув в лодку, затем поднял на руки и перенес на борт худенькую Вуди, и помог Элисон, растерянной и неуклюжей, взойти туда же, удерживая в равновесии лодку на воде.

Лодочник протянул Элисон спасательный жилет, и та надела его, старательно затянув все до единой тесемки, затем она выбрала себе место в центре лодки рядом с Вуди.

— Так дело не пойдет, — распорядился лодочник, указывая на Зекери, — вы слишком тяжелый груз для кормы.

И он усадил его на скамейку в центре лодки между двумя женщинами. Элисон изо всех сил старалась хотя бы здесь не касаться его тела, отодвигаясь на самый краешек скамьи, и одновременно ее страшила близость воды.

— Вы не боитесь выпасть за борт? — сухо произнес Зекери, заметив ее усилия.

Она не успела ответить, лодки были уже готовы к отплытию, взревели моторы, и на полной скорости утлые суденышки, вырулив на середину реки, устремились вперед. К часу ночи лодочники рассчитывали попасть домой.

В неверном свете месяца лодки шумно проносились по безмолвной реке мимо затонов, речных рукавов и песчаных отмелей. На воде было холодно, и холод усиливался, пробирая до костей. Ветер бросал в лицо Элисон пригоршни тяжелых студеных капель. Ее волосы намокли. Зекери поднял со дна лодки брезентовую штормовку и набросил ее на плечи Элисон. Она закрыла глаза, спасая их от яростно хлещущих ледяных брызг, и, облизав мокрые губы, почувствовала вкус соли. Лодки вышли в океан.

Страх, который она испытывала перед открытым океаном, пересилил в ней, промокшей и дрожащей всем телом, страх перед Зекери. И она, наконец, в полном отчаянье укрывшись с головой под брезент штормовки, прижалась лицом к его плечу. Застыв, как в столбняке, она едва не лишилась чувств, когда их моторка начала крениться над бушующими волнами. Окончательно протрезвев, Зекери понял, что Элисон действительно полумертва от страха. Он обнял ее за талию, просунув руку под мокрую холодную штормовку, и крепко прижал к себе. «Что, черт возьми, делает здесь эта психопатка?» — не переставал изумляться он и с сожалением вспомнил свои безнадежно намокшие сигареты. Но все-таки он еще плотнее прижал ее ослабевшее тело к себе, согревая его своим теплом.

Загрузка...