Веселый Роджер

Глава 1 Отчеты непотопляемого Пирата. Запись 1

Выходить из машины не хочется, потому что красное пальто снова ждет у подъезда. Не одно пальто, разумеется. Само по себе несчастное проблем доставить не может. А вот его обладательница – вполне. Стройная блондинка кутается в белый вязаный шарфик, мерит шагами дорожку перед десятиэтажным домом, с надеждой озирается по сторонам. Ждет. Угадайте кого.

Интересно, какой предлог она придумает сегодня.

Хорошенькая, что ни говори, девица. Теперь понятно, почему она одиноко грустила в том самом баре «Бегемоты и павлины». Странное название, безумный вечер, много пряного виски. Как результат – податливая любовница. Которую следующим утром едва удалось выпихнуть из квартиры. Вот же неугомонная! Ее бывший сказал при расставании, что задыхается рядом с ней. Что ж, неглупый мужик оказался, точно подобрал выражение.

Сиденья в «Кашкае» удобные. Сползти бы вниз, спрятаться за рулем. Когда-нибудь же она должна уйти. Как бы поступил в этой ситуации обычный среднестатистический мужчина? Сбежал на неделю к матери или другу? Ха. Пираты так не поступают. Но и пленных не берут. А обладательница красного пальто размахивает белым шарфом у подъезда третий вечер подряд, мечтая сдаться по собственной воле. Что же с ней делать?

Проблема в том, что девка, в общем-то, неплохая. Смазливая, добрая, в сексе чувственная и раскованная. Но удели ей больше времени, и невинное создание наверняка решит, что впереди свадьба, и, прости Господи, сменит пальто на белое платье. Красный цвет хотя бы издалека заметен. Ладно, делать нечего. В прошлый раз она забыла в квартире сережку. Становится даже интересно, как выкрутится на этот.

Черные ботинки коснулись асфальта, пальцы метнулись к воротнику и приподняли его, закрывая шею. Как же холодно! Порывистый ледяной ветер успел скользнуть за шиворот и пробежаться по позвоночнику. Брр-р. С каждым шагом яркое пальто становится все ближе. Девица стоит, ждет преданно, в глаза смотрит. Где ж ее родители? Сдать бы с рук на руки, была бы помладше.

– Вик, привет! – Она смущается.

Ага, дескать, случайно поблизости проходила. Тридцать пять раз в час мимо подъезда.

– Привет. А что ты здесь делаешь?

– Если бы у меня был твой номер, не пришлось бы каждый раз приезжать. А так – не накатаешься. Далеко мы живем друг от друга.

Первая хорошая новость за день.

– Что случилось-то, Алиса?

– Стыдно признаться, но… нигде не могу найти свои трусики. Как считаешь, я могла забыть их у тебя? Они очень дорогие и любимые.

– Ты уходила от меня без трусов?

– Не помню. Мы так быстро собирались в тот раз.

– Я поищу. Давай свой номер. Если найду, перезвоню.

Она быстро диктует номер.

– Сделаешь дозвон?

– Позже. Ты извини, что не приглашаю на чай, у меня много работы.

Почему-то язык не поворачивается обидеть ее. Пара грубых фраз, и девчонка бы убежала, рыдая. Но я так не поступлю с ней. О нет, опять этот наивный коровий взгляд из-под опущенных век. Что ж делать?

– Да, я понимаю. Вот, возьми, – протягивает она сверток.

– Что это?

– Там лифчик из набора. Ну, чтобы убедиться, что это именно то белье.

– Хитро придумала. Ну что ж, пока.

– Позвони, хорошо? Вик, у меня такого никогда не было, слышишь? Я бы хотела повторить.

– Возьми такси, Алиса, уже темнеет, а до метро идти далековато. – Приходится сунуть несколько купюр в красный карман красного пальто.

Щеки в момент вспыхивают румянцем. У нее, разумеется. Предупреждающего цвета сейчас на девушке слишком много.

– Не стоило. Но спасибо за заботу.

– Удачи, малышка.

Не слишком вежливо оставлять ее вот так у подъезда. С другой стороны, переживать по этому поводу точно не стоит, потому что девице двадцать четыре года. Пришлось заглянуть в паспорт – больно молодо она выглядит. Не такая уж, в общем-то, и малышка. Сама разберется. Тем более что дела есть и поважнее.

В квартире чувствуется привычный дубачок. Отопление я не люблю и серьезно считаю, что прохладный влажный воздух – основа уюта. С этим заключением редко кто соглашается, поэтому для друзей приходится включать радиатор. Любовницы же потерпят. Ближе прижмутся.

Ботинки остались у порога, куртка – в шкафу. Скорее в душ – смыть с себя крики Марата Эльдаровича, запахи стройки и избавиться от цемента в волосах. Сложно быть вежливым с клиентом, если искренне считаешь его оленем. Он хочет получить прибыльный отель – он получит свой гребаный прибыльный отель, пусть даже придется переругаться в пух и прах. Для его же блага. Аминь.

Тепло одевшись после душа, я некоторое время отдыхаю в кресле, читаю почту, обдумываю планы на завтра. Затем сажусь за компьютер, открываю «3D-Софт» и погружаюсь в очередной проект. Работа кипит, время пролетает незаметно. Из колонок звучит Hollywood undead. Идеально для творчества. Сотовый вдруг пищит, отвлекая. Тянусь к карману, но там непривычно пусто. Ага, вот же он, в прихожей на комоде остался. Взгляд тут же цепляется за белый пакет, брошенный рядом. Чужой. Откуда взялся? Ах да.

– Алле?

Верчу в руках премилый розовый кружевной лифчик. Зачем Алиса его притащила? Что я с ним должен сделать, по ее мнению? Фетишистка недоделанная.

– Что будешь родителям дарить на годовщину? Привет.

– Привет, Тём. Пока в планах красиво подписанный конверт.

– Не хочешь поучаствовать в покупке нового телика? Арина в доле.

– Хочу. Давай закину деньги на карту, вы с Верой только сами выберете. Мне некогда.

– Уже выбрали, но тебе придется заехать купить. У тебя в соседнем доме «Электромаркет» с нужной моделью.

– Ладно, тогда жду деньги и название.

Внезапно посещает дикая, безумная идея устроить музей интимных вещей подруг. Это ж надо, насколько сильно, оказывается, съехала крыша. Johnny 3 Tears громко поет о том, что мы молоды, сильны и созданы не для этого мира. Как символично.

А надушила-то! Несколько секунд я рассматриваю лифчик, поворачивая голову то влево, то вправо. Белье приличного размера – у Алисы хорошая тройка. Воображаю себе потайной шкаф, где за стеклом разложены трофеи под номерками. Фу, нет, противоестественно и отвратительно, безумные фантазии! Лиф выскальзывает из рук, падает на пол. Пусть полежит тут. Пока что.

Перешагнув через неожиданный подарок, я отправляюсь на кухню. Достаю из шкафа любимые транки, нарезаю хлеб, сыр, щедро поливаю руколу лимонным соком. Отличный бутерброд получается. Пожалуй, стоит сделать еще один, но уже без малых транквилизаторов, разумеется. С такими девицами, как Алиса, следует быть осторожнее. Одна неудачная ночь – и я снова на таблетках. Или удачная? Стоила ли она того?

Ответа на этот вопрос не существует.

Зато теперь у меня есть трофей. Выбросить или сохранить на память? Вернуть хозяйке? Вдруг вспоминаю: тогда в баре Алиса позволила снять с себя трусики прямо за столиком. Куда мы их дели? Запихали ей в сумочку. Точно. Это без вариантов. Вот хитрая какая. Теперь еще и за лифчиком припрется. Сам дал повод – нечего жаловаться.

Студия встречает толпой незнакомых людей. В действительности у камер суетятся около десяти человек, половина из которых здешние работники, но общаются они настолько шумно, что кажется – не менее полусотни.

– А вот и он! Знакомьтесь, Виктор Белов, владелец студии «ФотоПираты», – представляет меня Тома, наш администратор.

– Очень приятно, Вик! Мы столько о вас слышали!

Как и обычно, после этой фразы неприятный холодок пробегает по спине. Короткие крепкие объятия и легкие поцелуи в щеки поднимают настроение. Девочки улыбчивы, раскованны, ветрены. И восхитительно молоды. Гормоны кипят, глаза блестят от предвкушения удовольствий, которые поджидают впереди. А они поджидают, еще как. В восемнадцать лет о политике и экономике думается плохо. А вот о любви – легко, в любое время, в любом месте. О чем же красоткам еще думать? Тела только-только сформировались, не терпится их сравнить с идеалом, похвастаться. Для этого они все и пришли сегодня ко мне.

– Привет, рад всех видеть. Как настроение?

– Отличное! Боевое!

– Супер. Думаю, через полчаса можно начинать. Тома, сваришь мне кофе? Здесь слишком жарко. Может, выключим радиатор?

– Виктор Станиславович, так девочки же обнаженными будут фотографироваться. – Тома пораженно смотрит, поправляет стильные квадратные очки в красной оправе, моргает. – Замерзнут.

Тома всегда печется о моделях так, словно все они – ее близкие родственницы. Смешная и добрая тетка. Если вам понадобится идеальный честный управляющий – смотрите и завидуйте. Не отдам ни за какие деньги. Сам буду работать только на нее, но не пущу!

– Меньше льда уйдет, – усмехаюсь я, но больше не настаиваю.

Между тем вешаю куртку на крючок, остаюсь в свободных джинсах и светлой рубашке с закатанными рукавами, спереди застегнутой на все пуговицы. Достаю из чехла любимый Canon, настраиваю объектив. Площадку с направленным освещением постепенно заполняют тощие смущенные девицы в количестве пяти человек. Их совершенные, не знающие фитнеса, но упругие и гибкие тела украшены потрясающими замысловатыми рисунками. Бедняги, всем им, включая художника, пришлось встать около шести, чтобы успеть подготовиться. На часах – начало одиннадцатого.

Марина суетится вокруг моделей, поправляет волосы. Девочки балуются, пританцовывают под «Город-призрак» Адама Ламберта. Хороший диджей, приятная атмосфера, мои поощряющие улыбки – обычно этого хватает, чтобы окончательно раскрепоститься.

– Работаем, – говорю, подходя ближе с камерой. Командую девчонками, иногда сам ставлю позы. – Смотрим на Тому. Тома, покажи им язык… Да-да, улыбайтесь. Тома, покажи еще что-нибудь.

Тома многозначительно оттопыривает щеку языком, и модели прыскают, откидывают волосы, скользят ладонями по телам друг друга.

Я говорил, что обожаю свою работу? Уже полчаса, как я на коленях перемещаюсь по площадке с тяжелым фотоаппаратом в руках, не ощущая его веса и нытья этих самых коленей.

– Алёнка, повтори то, что только что сделала. Нет, это уже порно. Эротика, девочки, никакой пошлятины. Не переигрываем. Вы ж не в баре снимаете мальчиков, а делаете моду. Марина, займись сосками девчонок. Хей, где Марина? Ладно, сделаю сам. Не двигайтесь. Замрите вот так, да!

В помещении слишком тепло, чтобы модели долго выглядели хорошо. А так как наш стилист куда-то слиняла, приходится лично помогать… поддерживать форму. Я беру лед из вазочки, оборачиваю салфеткой, провожу круговыми движениями по груди Милы. Работу и личные отношения не смешивать просто во всех случаях, кроме тех, когда ты лично натираешь соски льдом сексапильной обнаженной девице.

– Ш-ш, – шипит она, смотрит в упор, кусает губы, отчего те краснеют, сияют.

Крайне соблазнительно делает это. Глаза на мгновение встречаются, через секунду зрительный контакт прерывается, оставляя после себя сотни мыслей.

Работа продолжается.

– А когда будут фотографии? – Мила топчется рядом, не отходит.

Остальные девочки умываются, одеваются. Она лишь накинула халатик.

– Как только обработаю.

Вот незадача, три часа пролетели незаметно, а впереди еще магазин и вечеринка родителей. Нужно поспешить.

– А сколько на это уходит времени обычно?

Она настойчива. Будь постарше, опытнее – уже поняла бы, что заинтересовала. Но в силу юности или слишком сильного желания понравиться, продолжает подавать сигналы. Один за другим. Еще немного, и радар начнет плавиться.

– Тебе, должно быть, холодно, – говорю, улыбаясь.

– Совсем немного. Не терпится первой увидеть, что получилось. Хотя бы одним глазком.

Почему бы и нет.

Я показываю несколько фотографий на экране фотоаппарата, приближая на каждом кадре лицо Милы.

– Неплохо получилось, кажется.

– Виктор Станиславович, что насчет фотосессии в следующую пятницу? – отвлекает меня Тома.

– А что будет в пятницу?

– Артём бронировал для своих.

– Хорошо, а при чем тут я?

– Ну, он в долг. Так и не оплатил.

– В долг пусть фотографирует в собственной квартире, – произношу резко, быстро, громко.

Народ вздрагивает, испуганно смотрит на меня. Тома довольно кивает:

– Какое замечательное решение. Наконец-то. Как же не терпится Артёму его озвучить. Пусть только позвонит. – Она потирает руки, не скрывая восторга.

Перед тем как отправиться на праздник, следует переодеться, сменить удобную одежду на парадную. Сегодня это белая рубашка навыпуск, черные брюки, синий длинный галстук.

Что ж, первая, приятная половина дня позади. Если успеть быстро разочаровать родственников, подтвердив, что жениться я по-прежнему не собираюсь, то можно управиться к восьми. Тогда останется время доделать проект сегодня и получится выспаться завтра. Недурной план.

Быстрым шагом пробираюсь к выходу, в котором замерла Мила. Она почти покинула студию, но вдруг обернулась. Забыла что-то? Стоит прямо посреди дверного проема. Приходится протискиваться мимо. Вот незадача, какой же узкий проход. Наши тела соприкасаются, как и взгляды. Рука невольно тянется к ее руке. Чуть сжимаю ее пальцы, Мила делает так же с моими. Смотрит серьезно. Мгновение – и я в коридоре, нехотя отпускаю холодную ладошку.

– Замерзла все-таки, – вдруг говорю.

Мила несколько раз кивает. Она так и не смыла яркий вызывающий макияж, волосы раскрашены специальной пастелью в половину цветов радуги. Русалка, не иначе.

– Ундина, – шепчу ей напоследок.

На самом деле, я никогда не связываюсь с женщинами, которых фотографирую. На мой взгляд, это нечестно. Об этом знают многие. И кажется, со временем появилось что-то вроде соревнований: кто сможет соблазнить «Пирата Вика» после фотосессии.

Никогда не пойму, что они во мне находят. Личность, скажу прямо, не таясь, престранная и не перспективная. Жилистый, не слишком высокий мужик, покрытый с головы до ног жуткими татуировками, по карманам которого распиханы кучи комплексов и проблем. А также пилочка для ногтей. Я еще не представился?

Виктор Белов – размалеванный хренов аккуратист с идеальным маникюром. Очень приятно.

– Буду ждать фотографий, – говорит Мила вслед.

Может, к черту сон? Что я, не спал никогда, что ли?

Любопытство разбирает по пути к ресторану «Русалка и дельфин», в котором назначено празднование. В одной руке сжимаю все ту же пилку, на светофорах продолжая совершенствовать края ногтей. Вы когда-нибудь видели, как в салоне красоты куча женщин делают маникюр, и среди них затесался один подозрительный тип? Так вот, этот тип нередко я. Впрочем, мы уже успели познакомиться.

Впереди сложный регулируемый перекресток. Светофор уверенно горит зеленым, снижать скорость необходимости нет: успеваю проскочить. Сотовый трезвонит – должно быть, Тёма хочет узнать, почему опаздываю. Педантичная скотина, ни разу в жизни не опоздал и бесится, если другие пытаются жить иначе. Умом-то понимает, что родственничка, то есть меня, не изменить, но каждый раз звонит и злится. Ничего, подождешь. Тем более что опаздываю я всего минут на двадцать.

Жму на газ, но вдруг замираю. Мать вашу! Нога резко переключается на соседнюю педаль, руки крепче сжимают руль. Женщина вылетела на середину дороги и замерла, таращится на летящий автомобиль. Оцепенела. Справа никого – руль резко в эту сторону. Шины с визгом тормозят по асфальту, судя по звуку, оставляя часть себя черным следом. Людей и машин справа действительно нет, зато есть фонарный столб, который мужественно принимает удар на себя. Ремни безопасности врезаются в кожу, мягкая подушка неслабо бьет по лицу, затылок ударяется о подголовник. Резкая головная боль пронзает, головокружение подключается как по команде. Тошнит. Кое-как нащупав нужную кнопку и убрав ремень, я не без труда открываю дверь и вываливаюсь на улицу. Ноги предательски подкашиваются, падаю на колени. Резкое падение только усиливает весь спектр пойманных ощущений.

– Твою мать, – вырывается стон. Вытираю тыльной стороной ладони кровь с губы. Откуда она взялась? Язык онемел и не шевелится. Я что, откусил кусочек? От этого понимания тошнит, и завтрак мгновенно оказывается за пределами желудка.

– Вам плохо? – взволнованный женский голос рядом и сверху.

Чувствую, как меня начинают оттаскивать в сторону. Хочется крикнуть, чтобы не трогали. Нужно дождаться скорой. Вдруг сломаны ребра? После аварии двигаться нельзя. Тем более в открытой машине осталась сумка с кредитками и документами. Но язык по-прежнему не слушается, а темнота не позволяет вырваться. Она сгущается перед глазами, откуда-то появляются яркие вспышки. Рядом словно врубили двигатели самолета. Как же громко. Кто-нибудь, уведите меня со взлетной полосы! Хорошо, что я не пошел в летчики. Хотя мысли были. Да что там мысли, вступительные даже сдавал.

Глава 2 Вера

«Русалка и дельфин» находится в неудачном месте. Вера долго смотрит в одну точку, молча слушая проклятия, которыми сыплет Артём, проезжая квартал за кварталом в поисках парковки. Глупо открывать ресторан, не продумав стоянку для машин. Люди, ездящие на метро, не ходят по таким заведениям. Или предполагалось, что гости прибудут исключительно на такси? Стоило предупредить заранее.

– Милый, не ругайся.

Вера терпелива, как никогда раньше. За прошлую неделю они поссорились восемь раз. Многовато для семи дней, не так ли? Она дала себе слово, что спасет сегодняшний день. Поэтому упорно молчит и кивает, поджимая губы.

Артём и раньше не особенно подбирал выражения, когда вел машину. Разумеется, он один лишь в мире знает, как крутить баранку, остальные водители права купили, насосали, получили в подарок. Но раньше он при ней сдерживался.

А теперь, наоборот, старается изо всех сил. Расходится в потоке матерных ругательств, как подвыпивший баянист на празднике. И уже неважно, слушает ли его кто-нибудь – наяривает так, что уши вянут. Вера мнет клатч, терпит. Если сегодняшний семейный праздник не получится пережить вместе, то настанет время главных решений.

Артёмка интересный, симпатичный, умный мужчина. Он всегда ей нравился, с первого курса. Густые темные волосы оттеняют идеальную кожу, длинные ресницы очерчивают голубые глаза, придавая выразительности. Его полные губы кривятся в гримасе ярости. Господи, пожалуйста, пусть в следующем дворе найдется местечко. Вера – атеистка, но сейчас почему-то смотрит в небо. Оно серое, затянутое мрачными тучами. Если есть хоть маленькая надежда сохранить их с Артёмом союз, пусть отыщется это чертово место.

– Неужели, мать вашу! – рычит Артём, заруливая за очередной дом. – Нашлось, родимое! За сто километров от ресторана. Может, к черту этот праздник, поедем домой?

– Твои родители нас ждут. – Вера кладет ладонь на его руку.

Артём дергается, отстраняется. Она его раздражает, не иначе. Чем только заслужила такое отношение? Утро началось неплохо: она сварила кофе, пожарила сырники. Новое платье очень идет Вере, она ухожена от кончиков пальцев на ногах до кончиков прекрасно уложенных темно-русых волос. Она очень старается соответствовать своему безупречному жениху. Соберутся его родственники, друзья семьи. Артёму будет приятно смотреть на нее весь вечер. Возможно, ей удастся его соблазнить, как придут домой. Хочется верить.

– Да знаю я! Всё, идем. Уже опаздываем! Ненавижу опаздывать.

Он снова звонит брату.

– Ну, получит он у меня. Телик-то в его тачке. Как мы зайдем без подарка? Белов может появиться и через час, и через два. Зачем опять с ним связались? Почему ты не переубедила меня?

– Уверена, Вик появится вовремя.

За последние два года, что Вера встречается с Артёмом и бывает на семейных праздниках, Вик еще ни разу не появился вовремя. Весьма разболтанный парень. Творческий человек, что с него взять.

– Это ты виновата.

– Как и обычно.

– Что?

– Поспешим, Артём. Хоть кто-то должен явиться к назначенному времени.

– Значит, ты допускаешь, что он опять задержится? Черт, возьми же ты трубку!

Артём без устали набирает номер брата, пока звонок не сбрасывают. Далее телефон Вика недоступен.

Вера решает ускориться, пока Артём еще к чему-нибудь не придрался. Она выходит из машины, оглядывается.

– Вот куда ты, а? Мы разговариваем, она вышла из машины и пошла в сторону. Стой!

– Может, Вик уже внутри? Нам идти не меньше пятнадцати минут.

– А кто в этом виноват? Ты видела, что по пути ни одного свободного места? По-твоему, я спецом припарковался так далеко? Мне в кайф шлепать по грязи полчаса?

– Я ничего такого не думаю. – Вера сжимает кулаки.

Артём ростом метр девяносто, она – метр шестьдесят пять в кепке. Еще и на каблуках, в узком платье. Он делает шаг – Вера за это время вынуждена выдать пять. Попросить сбавить темп?

Она бросает быстрый взгляд на недовольное, некогда такое любимое лицо и решает промолчать. Туфли поджимают. Они прекрасно идут к этому темно-синему вечернему платью, но созданы скорее для того, чтобы красиво стоять или сидеть. Ну, недолго танцевать. Но никак не бежать кросс на всех парах. С досадой Вера отмечает, что дезодорант не справляется. Только не это. Запах пота и мокрые подмышки – что может быть ужаснее? А ведь вечер еще даже не начался.

Она сбавляет шаг, но Артём делает вид, что не замечает этого. Тянет за руку.

– Милый, чуть медленнее, хорошо? Я не поспеваю за тобой.

– Мать твою, Вера! Мы опаздываем, если ты не заметила своей тупой головой!

– Что ты сказал? – Она замирает, вырывая ладонь.

Это слишком. Никто никогда не имеет права в таком тоне и такими словами с ней разговаривать. Глаза мгновенно влажнеют. Нет, не от обиды. От досады и разочарования. Вера так старалась сегодня. Хотела спасти этот вечер, их отношения, которыми по-прежнему сильно дорожила, помня первый счастливый год.

– Какого черта ты опять в этих туфлях? Что за мода покупать обувь, в которой невозможно ходить? Когда я выбираю туфли, в первую очередь обращаю внимание на удобство. Бабье! К сумочке они тебе подходят, да? – Артём бесцеремонно пихает ее клатч. – Еще и дорогие, наверное? Только баба может потратить столько денег на тапки, в которых невозможно ходить!

Вера честно пыталась сдержаться. Она видела цель, ради которой стоит бороться. Помнила их общие вечера под одеялом, душевные разговоры за бокалом вина, шутки и смех до боли в животе. Артём любил ее смешить. Раньше. И фотографировать. С тех пор прошло мало времени, но оно принесло с собой фатальные изменения. Его слова становятся последней каплей. Да, у нее здесь никого нет из родных, мало друзей, но, если он считает, что Вера без него не справится – пусть подавится своим самомнением.

– А пошел ты знаешь куда, Артём?! Я терпела всю дорогу твое поведение ради твоей мамы, но теперь…

Его сотовый звонит.

– Да? – отвечает он на звонок, словно не замечая, что Вера на грани. Как будто не понимая, что еще мгновение, и она его бросит. Навсегда. – Что? Как такое возможно? Ты уверена? Господи, мама, я еду! – тон Артёма в мгновение меняется, становится испуганным.

– Что случилось?

Его взгляд другой, мечется в панике. Ей кажется или его руки дрожат?

– Артём, да что произошло? Не молчи! – голос срывается.

– Вик в больнице. Попал в аварию.

– О нет.

– Вера, мама сказала, что он без сознания.

– Какой ужас. Поехали в больницу скорее!

Артём нуждается в поддержке. Смотрит так, что Вера закрывает рот, вновь затыкая в себе слова, которые рвутся наружу. Обиды подождут. У них еще будет время разобраться в отношениях. Она больше не жалуется, бежит с удвоенной скоростью, превозмогая боль от мозолей. Не до этого сейчас. Вера гладит его по плечу, пока он за рулем, и Артём благодарно кивает. Смотрит как раньше.

– Даже не смей думать о плохом. Не смей! Слышишь?

По дороге они подбирают Арину, сестру Артёма и Вика.

– Есть новости? – спрашивает Артём.

– Известно только, что он в реанимации. Вот идиот! Как только поправится, шею сверну. Вечно вляпывается в передряги. Что с ним делать-то а?

Артём пожимает плечами и благоразумно молчит. Со сводным братом он общается исключительно по делу. Образ жизни Вика его злит, но Тёма предпочитает попридержать язык, хотя никаких сомнений: добавить к словам сестры может много чего.

Все знают, что с Ариной разговор о брате лучше не заводить. Они вечно ругаются, подкалывают друг друга, редко видятся. Но, если кто-то о Белове при ней выскажется грубо или насмешливо – лучше ему бежать вприпрыжку. За брата Арина горой. Они привыкли любить друг друга на расстоянии. А теперь одному из них угрожает опасность.

У больницы, к счастью, обширная парковка. Вера с Артёмом и Ариной приезжают раньше всех, затем подтягиваются родители и некоторые близкие родственники. Врачи и другие пациенты косо поглядывают на их вечернюю, праздничную одежду.

Полина Сергеевна обнимает по очереди детей, затем Веру, утыкается в ее плечо. Если бы не эта добрая женщина, бросить Артёма было бы намного легче. В любом случае сегодняшний день слишком неудачный для подобных решений. Скорее бы вышел врач и сказал что-нибудь.

Вера переживает за Вика, но не более чем можно переживать за чужого человека. Она искренне хочет, чтобы все обошлось, но сердце не щемит, не рвется на части. Мыслями она по-прежнему с Артёмом на той злополучной улице, в душе кипит обида. А мозг хаотично подбирает новые и новые слова, чтобы высказать ему все, что накипело, обоснованно послать куда подальше.

Приходится одернуть себя и ободряюще улыбнуться Тёме, когда к ним направляется врач. Артём сжимает ее ладонь, шепчет «спасибо» на ухо.

– Все будет хорошо, – говорит Вера.

– Ты так уверена в этом?! – опять дергается он.

И она снова спускает это на тормозах, убеждая себя, что не время и не место.

– Вы родственники Виктора Белова? Он в сознании, можете пройти в палату, поговорить. У него несильное сотрясение и два сломанных ребра. Можно с кем-то переговорить подробнее насчет старых шрамов?

– Конечно. – Вперед выходит Полина Сергеевна. – Сразу после того, как повидаю сына.

– Неприятно, но не смертельно, так? – вставляет слово Арина.

Врач оценивает ее взглядом. В длинном черном платье и с высокой прической Арина выглядит безупречно и представительно.

– Не смертельно, – соглашается он. – Остальные анализы в норме. Мы понаблюдаем за ним до завтра. Если состояние не ухудшится, отпустим домой под расписку. Палаты сейчас переполнены.

– Слава Богу! – выдыхает одна из незнакомых Вере родственниц Артёма. – Я думала, не доживу до этого известия.

– А вы вообще кто? – спрашивает Арина, поставив Веру в тупик.

Арина точно обязана знать всех приглашенных на юбилей гостей. Между тем, Полина Сергеевна тоже заинтересовалась девушкой, Артём выглядит не менее удивленным.

– Добрый день, – не теряется та.

На вид ей можно дать чуть за двадцать. Довольно высокая, милая, светловолосая. Очень симпатичная. Подробнее рассмотреть пока не получается, не до этого.

– Меня зовут Алиса. Я была свидетельницей ДТП и вызвала скорую.

– Что ж вы сразу не сказали! – всплескивает руками Полина Сергеевна. – Расскажите, как это случилось?

Алиса мнется, скомканно сообщает о том, что «Кашкай» Вика на перекрестке вдруг резко двинул в сторону и на полном ходу влетел в столб.

– Он был один?

– Да.

– Что же его отвлекло? По телефону разговаривал, что ли?

– Да какая теперь разница, – смущается Артём. – Доктор сказал, что можно увидеть его.

Глава 3 Отчеты непотопляемого пирата. Запись 2

Снова тот же матрас. Я ощущаю его жесткость лопатками, позвоночником, поясницей, провожу пальцами по простыне – не ошибся. Простыня всегда одинаковая: грубая, выбеленная, однотипная. Даже открывать глаза не нужно, чтобы догадаться, куда попал. В больницу. А запах? Смесь лекарств и хлорки… Раз я его чувствую, значит, недавно здесь, не успел привыкнуть. То есть самое интересное впереди. Вот бы поспать подольше. Врачи слишком редко используют искусственную кому, пора бы предоставить пациентам право выбирать. Это всё, разумеется, шутки.

А если серьезно: вам интересно, куда уходят ваши налоги? На таких больницезависимых людей, как я. Полис мой затаскан до дыр и походит на промокашку. Куда бы ни шел, ни ехал, в итоге оказываюсь в одном из подобных бюджетных заведений. Ну да ладно, это я тоже шучу.

Я попал в аварию, судя по последним ощущениям – не слишком опасную. Главное, что кроме меня больше никто не пострадал. Легко отделался, можно сказать. Впрочем, врача еще не видел, так что придется ждать вердикта. Врачи… сколько же раз они спасали мою задницу? Когда уже я достану их так сильно, что дадут спокойно отмучаться?

Увидев лицо матери, вдруг понимаю, что доктор меня обманул и на самом деле в ближайшее время все же придется отчаливать на тот свет. Я что, действительно умираю? Добрая улыбчивая медсестра не пожалела обезболивающих, и до этого момента казалось, будто авария – это лучшее, что могло случиться в жизни. Но сейчас впервые стало по-настоящему страшно.

– Как ты, сынок? – Мать берет меня за руку, смотрит в глаза.

Она неприлично обильно нарумянена для посещения больницы, но я подозреваю, что под слоем макияжа бледная, как ватман. Как же хорошо, что она тут. Не подумайте, что я из тех самых, которые до старости держатся за материнский подол. С двадцати лет живу отдельно, между прочим. И о моей личной жизни мама знает, как и положено мамам взрослых мужиков, скудно и урывками. Но сейчас, лежа на больничной койке, думается лишь о том, какое же облегчение, что она приехала. Затем просыпается совесть.

– Всё в порядке. Честно. Вы зачем все тут? Праздник же. Давайте, дуйте в ресторан и зажгите хорошенько за меня тоже. Е-е-е.

– Ага, в порядке, – фыркает Арина, поджимает губы так, что они белеют.

Злится, как и всегда. Если мое хладное тело когда-нибудь обнаружат где-нибудь закопанное, знайте: во всем виновата безграничная сестринская любовь. Чтоб ее.

– У тебя какой стаж вождения? Врезаться на прямой дороге в столб!

– В руках он сжимал пилочку для ногтей, – раздается робкий, смутно знакомый голос из-за спины родственников.

Это еще кто?

Девица прорывается вперед, улыбается и машет.

– Алиса? – Вот теперь мне действительно плохо. Эй, кто-нибудь, плесните морфия! – Погоди-ка… – Прищуриваюсь, вглядываясь в ее лицо. – Так это ты, что ли, выскочила на дорогу? Зачем?!

– Горел зеленый.

– Мне да. Тебе – красный! Вот кто виноват в аварии! О нет, как там моя машина? Ты вообще понимаешь, что ей и полгода не исполнилось?

– Ты что, пилил ногти за рулем? – хмурится Арина.

Она что, не слышит, о чем я тут говорю? Впрочем, после ее слов становится как-то некомфортно. Мать опускает глаза, отчим усмехается. В общем-то, мне плевать, что они думают о моих привычках и пристрастиях, но раздражение вдруг оживляется и цапает чувство собственного достоинства больно и основательно. Прям накричать хочется на кого-нибудь.

– Какая сейчас разница, кто виноват? – жалобно произносит Алиса.

– Очень большая! – возмущаемся мы с Ариной хором. Потом смотрим друг на друга, пытаясь изо всех сил умертвить любимого родственника взглядом.

– Позже разберемся. Главное, что с Виком всё в порядке, – разрешает наш спор Вера, вечная невеста моего сводного брата.

Кстати, где он? А, вон стоит, в окно смотрит.

– Телик-то в порядке? – вдруг спрашиваю.

Артём заметно оживляется, подходит ближе:

– Машину должны были эвакуировать. Если хочешь, я займусь этим вопросом.

– Вик, честное слово, это случайно получилось. Совпадение! – стонет Алиса. Зареванная, милая и жалкая.

Именно такой я ее и подобрал в том баре. Себе на голову.

– Исчезни с глаз, Алиса, – тихо говорит Арина и поворачивается ко мне: – О машине не волнуйся, Вик, отдыхай. Завтра мы тебя доставим домой.

Вера смотрит с сочувствием. У нее такой вид, будто вот-вот разрыдается. Невольно хмурюсь, вглядываясь в серьезное лицо этой малознакомой девушки. Неужто из-за меня печалится? Да быть не может. Красивая, интересная девка, зря Артём не ценит ее. Вера достаточно умная для того, чтобы с ней не скучно было коротать вечера, и вполне хозяйственная, чтобы не бояться, женившись, умереть от голода и задохнуться в пыли. Уникальное сочетание. Артём сказал, что в постели она бревно. Я снова морщусь, то ли от очередного головокружения, то ли от воспоминаний о словах брата. Не то чтобы у меня были когда-то длительные отношения, но полагаю, так не стоит говорить о женщине, с которой живешь.

Наконец все эти люди уходят, и я остаюсь один. Насладиться тишиной не выходит: я тут же засыпаю. А утром Арина с Верой и Алисой отвозят меня домой. Такой вот женский десант по спасению одинокого раненого пирата.

В моей квартире редко бывает столько женщин одновременно. Поймите меня правильно, время эротических экспериментов осталось в прошлом. Шучу. Конечно же, оно у меня впереди. Двадцать шесть, какие мои годы.

Пока я осторожно и медленно разуваюсь, снимаю куртку и аккуратно-незаметно запинываю трофейный лифчик Алисы за комод, его хозяйка сидит на диване с дикой счастливой улыбкой. Вера листает здоровенную пачку фотографий, забытых на столе. А Арина ходит вокруг, причитая:

– У тебя, как и всегда, пустой холодильник. Один увядший укроп!

– Это рукола.

– Вот что ты за человек-то такой? Ну как так можно? Ты хоть иногда в магазин ходишь? Когда снимешь этот дурацкий пиратский флаг со стены?

На этом моменте я ей отсалютовал безымянным пальцем.

– Как тебе не стыдно фотографировать всех этих голых девиц? – Арина поглядывает на фотографии из-за плеча Веры.

– Это искусство, сестра.

– Чужие сиськи-письки – это разврат.

Дальше верхней одежды при других я не раздеваюсь, поэтому приходится залезть под одеяло прямо в рубашке и брюках со стрелками. Конечно, можно было взять одежду попроще из шкафа, пойти в ванную и там спокойно переодеться, но в данный момент это не кажется возможным, потому что при каждом резком движении меня тошнит, а показывать больничный завтрак всем этим милым дамам не хочется. Не настолько он был хорош, в общем-то.

– Я сбегаю за продуктами, – воодушевляется идеей Алиса.

Арина покровительственно ей кивает, разрешая. Как у сестры это получается? Она на всех действует подобным образом: заставляет ее слушаться.

– Пойду хоть кофе сварю, – с этими словами Арина покидает комнату, оставляя нас с Верой и эрофотографиями наедине.

Невеста Артёма, видимо, ухода подруги даже не заметила. Рассматривает мои работы с интересом, я бы даже сказал: жадно.

– А эту я видела в В соцсетях! – вдруг радостно восклицает Вера. – Она повсюду, во всех постах про нежность и любовь. Не знала, что это ты снимал.

Я пожимаю плечами. Как-то неуютно находиться с ней наедине. Зачем она вообще пришла? С какой стати ей помогать мне добираться домой из больницы? Заменяет собой Артёма? Так я бы не обиделся, что у него нашлись дела поважнее. Странно это.

Вера уходит на кухню. Через полчаса появляется Алиса, – не забыла же дорогу – и мы все вместе едим пиццу и смотрим «V значит Вендетта». К счастью, я вырубаюсь в начале фильма. А когда просыпаюсь, рядом лежит только Арина, уткнувшись лицом в подушку. За окном начинает светать. Вот чего мне не спится? А я скажу чего: действие таблеток закончилось.

– Арина. Хей, вставай, – осторожно толкаю сестру в плечо.

– Отстань.

– Принеси воды. – Я переворачиваю ей на шею стакан, из которого падает несколько капель прямо на открытую кожу.

– Ай! Холодно! Спятил?

– Ты осталась, чтобы заботиться обо мне, не так ли?

– Я спать хочу. – Она отворачивается и снова засыпает.

Проходит несколько мучительно-длинных минут, во время которых ребра и язык начинают привлекать к себе внимание сначала редкой пульсирующей болью, затем – монотонной и режущей. В конце концов сестра, кряхтя и постанывая, как старая бабка, поднимается и плетется на кухню.

– Вот спасибо. – Выпиваю воду залпом.

– Вот какого черта, Вик, а? – Арина садится рядом, смотрит в упор. Ее рвано остриженные волосы спутались и торчат в разные стороны, лицо слегка припухло после сна.

Я рассматриваю ее и как будто вижу себя в отражении. У нас разные отцы, но с Аришей мы поразительно похожи, в отличие от Артёма. Он совсем другой: высокий, черноволосый, крупный. С ней же мы ростом метр семьдесят пять и метр восемьдесят три соответственно, зеленоглазы и русоволосы. Конечно, она хрупкая и красивая, а я коротко стриженный небритый мужик с пиратскими флагами на стене и груди, а также цветными рисунками по рукам и торсу. Да, бить тату больно. Нет, ни о чем не жалею.

– Что ты хочешь услышать?

– Почему с тобой вечно случается что-то опасное?

– Чтобы ты поседела раньше времени.

– Я и так уже вся седая. – Арина тянет себя за волосы. – Хорошо, что придумали краску для волос. У вас с Алисой что-то есть?

– Не-а.

– Она думает иначе.

– Понятия не имею, с какой стати.

– Может, дать ей шанс? Кажется, она добрая.

Я оттягиваю горловину футболки и показываю сестре кусочек «Веселого Роджера». Остальная часть черного флага с черепом и песочными часами прячется за повязкой.

– Забыла? – усмехаюсь.

Она кидается мне на шею и начинает рыдать. Трындец, этого еще не хватало.

Вера появляется в моей квартире следующим утром, через полчаса после ухода Ариши. Это очень странно, учитывая, что ушла она прошлым вечером. А еще потому, что она без пяти минут жена моего брата. Ну и ко всему прочему, сегодня воскресенье. О чем Вера думала? «Не провести ли мне свой редкий выходной в компании сводного брата жениха, которого до этого дня я видела раз пять в общей сложности? А почему бы и нет?»

Немалых усилий стоит добраться до входной двери и открыть ее. Меня шатает, мутит, тошнит и плющит. Все-таки головой я припечатался прилично. Напади на нашу планету зомби сейчас, вряд ли бы я смог спасти мир, подобно киногероям. Впрочем, адреналин умеет творить чудеса. Жаль, правда, что дурь из головы не вылетела при столкновении с подголовником. Тем не менее стараюсь бодро улыбаться, когда гостья переступает порог. Надеюсь незаметно, что я изо всех сил сжимаю ручку за спиной, силясь не спикировать вниз и отбить себе не только затылок, но и лобную кость. На мне футболка с короткими рукавами и спортивные штаны. Вера на секунду задерживает взгляд на руках, затем смотрит в глаза.

Улыбка дается легко. Отчасти из-за обезболивающих, отчасти потому, что Вера значительно облегчает этот процесс, так как вымокла она, без шуток, до нитки. С нее на самом деле капает, лужица на ламинате растет с каждой секундой.

– Тебе подарить зонтик?

– Лучше кирпич, чтобы запустить в кое-кого, – бурчит она и, скинув туфли, проходит в комнату, по пути начиная раздеваться. – Или полотенце.

Мое приглашение Вере не требуется. Кажется, между нами имеется какое-то недопонимание. Иначе как объяснить то, что она… Я, держась за стеночку, ковыляю до спальни и замираю в дверях. Вера стягивает с себя кофту, затем джинсы, оставаясь в одном нижнем белье. Черном, если вам интересно. На ее лице разводы от туши, волосы липнут к вискам и плечам, кусочки грязи «украшают» щеки и ключицы.

– Как же мне холодно! Как холодно! – причитает она, стуча зубами и дрожа всем телом. – На улице плюс десять, я сейчас околею!

Затем видит меня. Смотрит в глаза так уверенно, словно не стоит почти голая перед чужим мужчиной.

– Ничего, что я разделась? Не терпелось с себя снять все это грязное, вонючее и ледяное! Можно в душ? И полотенце? И сменку?

– Да нет, ничего. – Кажется, я вновь обрел дар речи. Не каждый день невеста твоего брата разгуливает перед тобой в нижнем белье.

Добираюсь до шкафа, достаю полотенце, футболку и протягиваю Вере.

– Мои брюки будут тебе велики, полагаю.

– Слушай, это будет слишком ужасно, если я попрошу твои трусы?

– Чего?

– Пока мои не высохнут. Хотя, честно, я бы их выбросила. Просто я действительно искупалась в грязной луже! Пожалуйста. Я потом куплю тебе новые.

– Да ладно, бери. Не жалко этого добра. – Выуживаю из шкафа пару боксеров.

Вера кивает и на цыпочках скрывается в ванной. А я добираюсь до кровати и пытаюсь переосмыслить случившееся. Первый вывод, к которому удается прийти: у невесты моего брата красивое тело. Оно в меру спортивное, округлое, гладкое и дико привлекательное. Как я и говорил раньше, я не снимаю порно. Никогда. Если хотите посмотреть на притягательные женские образы – добро пожаловать на сайт моей фотостудии. Если подрочить – проходите мимо. Так вот, у Веры как раз такое тело, при взгляде на которое думаешь вовсе не об искусстве. Если бы она бросила вызов снять ее в стиле ню, пришлось бы попотеть.

У нее аккуратная небольшая грудь и полные бедра и ноги, на которых акцентирует внимание слишком тонкая талия. Удивительно женственные пропорции. Такие сейчас редкость.

Моется Вера долго. За это время я успеваю перебрать в голове все известные мне ракурсы и виды освещений, чтобы она смотрелась гармонично и утонченно. Нужно будет что-то сделать с ее длинными темными волосами. Возможно, уложить холодной волной в стиле двадцатых-сороковых годов прошлого века. Точно, ей пойдет ретро-фетиш. Уложенные в идеальную прическу волосы, каблуки, корсеты, нейлон, капрон…

Вы действительно считаете, что это вульгарно? Дайте мне Веру, камеру и понятливого стилиста – результат вас поразит. Хотя именно с ней не скатиться в порно будет крайне трудно. Какой бы ни была мода на красоту, женщины с ее типом фигуры всегда будут будоражить и возбуждать мужчин особенно остро.

Вера выходит из ванной минут через тридцать. Чем она там так долго занималась? Раскрасневшаяся, распаренная, пахнущая моим шампунем, в моих футболке и трусах. Смотрю на нее, а сам воображаю на своем лице удары кулаков Артёма.

– Меня впервые так сильно облили. Просто с ног до головы. В довершение всего, я еще и упала в сточную канаву. Благо это случилось у твоего дома. Я здесь работаю недалеко, ты знаешь?

– Сегодня выходной.

– Да я ж посменно.

Она ходит по комнате, протирает полотенцем волосы. Мои боксеры ей как шорты. Почему-то думается о том, что, когда она уйдет, у меня появится еще один трофей. Невероятно странный, не находите?

– Неприятная ситуация, – растягиваю слова, рассматривая Веру с ног до головы и понимая, что хочу фотографировать ее неидеальную фигуру.

Хочу акцентировать внимание на ее недостатках так, чтобы она выглядела потрясающе. Нет, я не ошибаюсь, говорю именно то, что хочу. Идеальные тела и лица не запоминаются. Из них не получится шедевр. А вот из Веры… Почему я раньше не замечал в ней потенциал? Может, потому что не видел в ее взгляде столько бесстыдства, как сегодня, когда она разделась передо мной так, будто делает это регулярно?

– Неприятная?! – срывается она. – Ситуация кошмарная! Твой брат чудовище!

– Артём?

– У тебя их много? Слушай, Вик, ты извини, что я на тебя набросилась. Просто сложно вести себя адекватно в этой ситуации. А ты с ним связан.

– Мы не кровные родственники. У нас даже фамилии разные.

– Ну и что. Все равно связан.

– Это он тебя так?

– Вытащил из машины, швырнул в лужу. Специально сделал круг и вернулся, проехался на полной скорости так, что меня окатило волной с ног до головы. В довершение я оступилась и упала!

Вера подходит ко мне, задирает футболку, показывая большую красную ссадину на боку на уровне груди. Какая же белая и гладкая у нее кожа. Совершенная. Вот бы прикоснуться.

Что я и делаю. Осторожно, костяшками пальцев. Она вздрагивает и отшатывается.

– Извини.

– Руки холодные. Кстати, у тебя довольно прохладно. Я включу радиатор?

– Поверни кран батареи. И еще, у меня есть аптечка в комоде. Да, во втором ящике.

Она идет к комоду, и я прикрываю глаза, вспомнив, что помимо аптечки в этом ящике у меня пачки презервативов, одноразовых перчаток, наручники, ленты, ремни, еще пара забавных «игрушек» и пилки для ногтей. Уже можно начинать делать ставки, о чем Вера подумает.

Отдать ей должное, и бровью не ведет. Достает аптечку, оттуда перекись, ватные диски. Поворачивается ко мне спиной, приподнимает майку, пытаясь в этом положении обработать рану, – Вере жутко неудобно. Понятия не имею, что она себе там решила, но я лежу в кровати и с удовольствием рассматриваю ее красивую спину с выделяющимися в этой позе ребрами и рядком позвонков. Если чуть наклониться влево, вполне можно увидеть грудь, что я и делаю.

– Ничего не хочешь мне сказать? – говорит Вера, не поворачиваясь.

Заметила, как я пялюсь? Тяжело вздыхаю, поправляя одеяло и пряча результат воздействия ее наготы. Черт, не знаю, чего хочу больше – фотографировать ее или трогать.

Я бы сделал пару снимков прямо сейчас, будь фотик под рукой. Пусть бы даже пришлось их сразу удалить. У меня же есть мобильный!

– Чего молчишь?

Хм, с чего бы начать…

– Только предупреждаю сразу: захочешь начать оправдывать Артёма, я развернусь и уйду.

Эмм…

– Между нами точно все кончено. Я больше никогда не позволю ему к себе прикоснуться. Пусть исполняет свои песни другим дурочкам, пусть они им восхищаются. Ты знаешь, как он любит, чтобы им восхищались? О-о-о, это нечто.

– Избавь меня от подробностей.

– Ну, так что скажешь о нем?

– Да мне на него плевать.

– Что? – Вера даже оборачивается.

– Мне плевать на Артёма и на то, будете ли вы вместе.

– Вы с ним не ладите?

– Я ни с кем не лажу.

– Звучит как построение баррикады. Обороняешься?

– Да вроде бы не от кого сейчас. Я, может, что-то не то говорю, но это обезболивающие и тошнота влияют. И еще мне сложно понять, как так сложились звезды, что ты стоишь в моей спальне в моих трусах и с голыми сиськами.

– Арина сказала, что тебе можно доверять.

– Да неужели.

– И попросила за тобой присмотреть, пока она занята. Тем более работать сегодня все равно не выйдет. Куда я в таком виде?

– Спасибо, конечно, но это необязательно. Может, вызвать тебе такси?

– А в чем я пойду? Арина обещала заехать к Артёму и взять что-то для меня. Но приедет она после учебы. Так что будем делать? Ты хочешь поспать, может?

– Вряд ли усну.

Давненько у меня не было дней, которые так долго тянутся. Некоторое время Вера ходит по квартире. Судя по звукам и запахам – варит кофе в кофемашине. Приносит мне чашку терпкого и сладкого напитка. И хотя сахар я ем редко, выпиваю с удовольствием.

– А что означает пиратский флаг на стене? – вдруг спрашивает она, поглядывая на огромный черный кусок ткани, прибитый над моей головой.

– «Веселый Роджер» не всегда был пиратским знаком, – отвечаю нехотя. У меня заготовлена уже порядком заезженная история для подобных вопросов, которую я вешаю на уши девицам, подобным Алисе. Рассказать ее и Вере?

Она подходит ближе и смотрит на меня. Волосы влажные, небрежно убраны за уши, глаза умные, взгляд серьезный. Обычно я специально создаю подозрительный антураж вокруг себя, чтобы нормальные, адекватные люди отпадали, отсеивались. Держались подальше. И сейчас собираюсь продолжать играть привычную роль. Но вот почему-то как-то нерадостно от этого. Вера смотрит на меня по-человечески, и мне хочется сказать ей правду.

– У тебя особенное отношение к этому символу? Обстановка квартиры говорит о том, что вкус у тебя есть. Но этот черный кусок ткани с жуткими черепом и костями явно не в тему.

Она разглядывает татуировки на моих руках. Их так много, что потребовалось бы не менее часа, чтобы рассмотреть каждую, хотя бы попытаться понять ее смысл. Роджер жжет грудь, его там не замазать, не стереть. Он навсегда.

– Знаешь, – медленно говорю я, следя за Вериной реакцией, – по одной из версий, этот флаг использовали моряки во время страшных эпидемий. С целью дать понять другим кораблям, чтобы не подплывали близко. Есть риск заразиться. Например, чумой или какой-нибудь лихорадкой. Потом уже пираты начали его поднимать для отпугивания более сильных кораблей или устрашения слабых.

– Ты с его помощью предупреждаешь о чем-то?

Черт, она слишком быстро схватывает.

– Неважно, что на том корабле. Пираты или чума. Ничем хорошим это не закончится.

Вера присаживается на край кровати, обдумывает мои слова. Молчит. Иногда становится жаль, что все в моей жизни так по-дурацки складывается. Передо мной женщина, которая мне действительно могла бы понравиться, но она спит с моим братом. А я даже не думаю о том, чтобы попытаться привлечь ее внимание. Потому что… да, все верно, пиратский фрегат – это не то место, куда стоит пригласить девушку. Гавани-то мне не видать. Так и буду дрейфовать по водам депрессии да уныния, пока не потону окончательно.

– Вера? – спрашиваю я, стараясь отвлечь ее от непонятных мне мыслей.

– Мм?

– А ты когда-нибудь работала моделью?

Глава 4 Вера

На его компьютере, наверное, миллион фотографий. Вере разрешили открыть папку «Закончено», но ей жутко хочется щелкнуть на ярлык «Срочно!» или «В работе на май!». Белов по-прежнему лежит в кровати с планшетом, хмурится, вглядываясь в экран. Кажется, его кто-то расстроил.

– Что-то не так?

– Да как сказать. Эта авария немного некстати, мягко говоря. У меня проект горит.

– Какой? Или это секрет?

– Памятку о неразглашении я не подписывал, так что, полагаю, не секрет. По улице Яблоневой скоро откроется отель. Фирма, в которой я работаю, его построила, я же занимаюсь дизайном спа-комплекса.

– Я думала, у тебя своя фотостудия.

– Она не настолько популярна, чтобы купить «Кашкай». Кстати, Артём обещал узнать, что там с машиной. И забрать мои документы.

Вера фыркает и отворачивается. Вот о ком, а об Артёме говорить сейчас точно не хочется.

Документы и наличные из-за падения в лужу непоправимо испорчены. Завтра придется ехать восстанавливать паспорт. Но это проблема десятая. На ее карточке сто тридцать три тысячи, наличкой было еще пять. Возможно, в банке обменяют промокшие деньги. Ближайшая зарплата двадцать пятого марта, сегодня четырнадцатое. Из основных расходов у Веры – поиск и съем квартиры, продукты, дорога на работу. Плюс новое пальто, если это не удастся очистить. Хорошо, что за последние месяцы удалось скопить немного денег. А ей еще было стыдно прятать их от семьи! Неловко смотреть в глаза Артёму, умалчивая премии и чаевые. Как только она снимет квартиру, нужно будет заняться переездом и отвоевать у Тёмы Марти – аквариумную рыбку.

Он заявил, что скоро Вера приползет на коленях. Она непроизвольно трет коленки, представляя себя униженной и умоляющей любимого принять и простить. Осознание неизбежности разрыва еще не пришло, рука то и дело тянется к сотовому – позвонить Тёме, спросить какую-нибудь ерунду: чем он занимается, что хочет на ужин, предложить вместе посмотреть фильм. Теперь все это в прошлом. Когда-нибудь должны пройти и чувства к нему.

– Ты в порядке? – спрашивает Вик. Смотрит на нее подозрительно.

– Конечно, как мне еще быть после случившегося?

– Просто это не наша с тобой неделя. Она сегодня в полночь заканчивается, к счастью.

Вера пожимает плечами. Он такой странный, этот Вик Белов. Во-первых, единственный из всех родственников с другой фамилией. Как будто он и с ними, но в то же время сам по себе. У Ариши и Артёма общий отец, они Кустовы. Артём говорил, что брат крайне скрытен и малообщителен, налицо – некоторые признаки социофобии. Опять же его пилки для ногтей и…хм, прочие игрушки из комода – вовсе не то, чем стоит хвастаться. Зря она вообще туда полезла. Слишком интимные вещи нашла. Неудобно.

Татуировки на руках, надписи на шее и за ухом; местами отросшие, местами сбритые волосы на голове – все это Вера относит к атрибутам мятежного образа. Все же Вик дизайнер и фотограф. А работы его, кстати, производят впечатление. В каждой из них чувствуется почерк автора. Белов умеет показать холодную, недоступную красоту. Ненастоящую, но вместе с тем завораживающую, нечеловеческую и отстраненную. Женщины с его работ словно с другой планеты, прилетели для того, чтобы ими полюбовались. В них нет души, только хрупкость и предупреждение: не подходи, не трогай, не мечтай. Эти женщины не любовницы, не жены и не матери.

– Ты вообще не фотографируешь мужчин?

– Фотографирую, почему ты так решила? А, ну обнаженными – только женщин.

– Почему?

– Я не вижу мужскую красоту.

– Это странно.

Вик пожимает плечами.

– Нет, я не отрицаю ее существование. Просто сам ее не чувствую. Для меня мужчина – это фон, чтобы оттенить женщину. Поэтому в общем-то у меня и не сложилось со свадьбами и лав-стори. Самое прибыльное дело, кстати. Ты странно смотришь. Удивлена?

– Немного. Мне понравились твои работы. Можно я какую-нибудь из них повешу в своей новой квартире? Первое время она будет пустой и жутко неуютной.

– Считаешь, мои фотографии добавят уюта?

– Мне бы хотелось рано утром пить кофе на кухне и смотреть на что-то подобное.

– Хорошо, как только станет лучше, я подберу тебе несколько на выбор.

Нет, этот жуткий холод невыносим. Кожа покрыта мурашками, волоски на теле дыбом, то и дело пробивает дрожь. И хотя Вера пьет горячий кофе и кутается в плед, согреться не получается. Она молча подходит к батарее и открывает кран на полную. Белов стреляет взглядом в ее сторону, но ничего не говорит. Терпит пока что.

Артём как-то рассказывал, что у Вика однажды был роман с девушкой, который закончился кошмарным разрывом. С тех пор за восемь лет Белов ни разу не был замечен в близких отношениях с противоположным полом. С мужчинами, впрочем, тоже, что и не удивительно: они же не в прогрессивной Европе живут. В любом случае его личная жизнь Веру не касается.

«Ты только больше ни о чем не спрашивай, ладно? – говорил ей прилично выпивший Артём в минуты откровения. – Просто поверь, что женщины его не привлекают. Мы никогда не говорим на эту тему, чтобы его не смущать, иначе парень совсем замкнется. Спрашивай о чем хочешь, но только не об этом. Белов – скелет в шкафу Кустовых».

Куда Вере теперь девать секреты Артёма? Она так много о нем знает. Разве можно забыть за полдня информацию, которую копила годами? Полина Сергеевна ее обожает, Аришка стала хорошей подругой. Вера знает слишком много о родных Тёмы, которые заменили ей семью в этом городе. Как жить-то без них теперь?

Зачем она весь день сидит в квартире Вика? Боится, что, если уйдет, между ней и Кустовыми все станет бесповоротно кончено? Слезы вновь наворачиваются на глаза, сердце болит, царапину на боку щиплет, а пальцы ног задубели. Но попросить еще и носки Вера не решается. Плохо ей здесь. Надо уходить. Но будет ли лучше в другом месте?

– Опять думаешь о нем? – спрашивает Вик.

Кажется, даже сидя неприметной мышкой в другом конце комнаты, у Веры получается постоянно отвлекать его от работы.

– Я о нем все время думала два года подряд, трудно в один миг перестать.

– Может, еще не все потеряно. Люди ссорятся, мирятся. Всякое бывает.

Она горько вздыхает и качает головой. Вера никогда не считала себя наивной. Смог один раз втоптать в грязь – запросто осмелится и во второй.

И все же ей хочется услышать хотя бы один довод в защиту Артёма. Она смотрит на Вика в ожидании, что тот наконец начнет оправдывать брата, но он лишь молчит. Никаких идей, о чем думает.

Как же они с Аришей похожи, сразу видно, что родственники. Симпатичный, крепкий молодой мужчина, Вик мог бы нравиться девушкам, если бы хотел.

В дверь звонят, прерывая поток мыслей. На пороге смутно знакомая женщина лет тридцати пяти в зеленом пальто и с недоверчивым взглядом. От нее веет холодом и ароматом сладких духов.

– Здрасте, – говорит она громко. – Пройти-то можно? – И оглядывает Веру с ног до головы, та следует ее примеру.

Гостья выглядит представительно: невысокая, но статная, с большой грудью и пышными, вьющимися светлыми волосами. В руках она сжимает объемную кожаную сумку. Возможно, женщине даже больше сорока, угадать точный возраст не представляется возможным.

– Вы к Вику? – на всякий случай уточняет Вера.

– К Виктору Станиславовичу, – поправляет женщина и шагает за порог. – Можно?

Она ловко пристраивает пальто в шкафу на вешалке, отчего создается впечатление, что гостья не первый раз в этой квартире. Разувается и уверенно проходит в спальню.

– Что ты здесь делаешь? – Вик старается говорить строго, но все равно выходит через улыбку.

– Мне сказали, что ты решил покончить с собой и влетел в столб на полной скорости.

– Пусть даже и не надеются. Я умру старым и пьяным где-нибудь на Багамах.

– Я тоже сказала, что если бы ты решил размозжить себе череп, то предупредил бы меня заранее. Не мог же ты вдруг оставить меня без работы в кризис.

– И то верно. Знакомьтесь: Тома, управляющая «ФотоПиратами».

Точно! Вера видела ее в студии как-то раз, когда заезжала за Артёмом.

– А это Вера, невеста Артёма.

– Бывшая невеста.

– Они в ссоре.

– Передай своему Артёму, что он должен нам кучу денег. У меня все записано.

– У нее правда все записано, – подмигивает Вере Вик.

– Я тебе пирожков привезла. – Тома лезет в сумку и достает оттуда объемный пакет. – С луком-яйцом, картофелем-грибами и яблоками. Похудел-то как сильно.

– Тома, мы виделись позавчера.

– Всего за два дня-то! Это и настораживает. Пойду разогрею. – Она суетится со своими пакетами и скрывается на кухне.

Вера следит за Томой взглядом, с каждой минутой острее чувствуя, что лишняя. Скорее бы Арина приехала с вещами.

Чуть позже Вера жует пирог на кухне, гадая, какие отношения между Томой и Виком. Явно между ними нечто большее, чем официальные «начальник-подчиненная». Своему боссу она бы точно не стала стряпать. Кстати, Томины пирожки превосходны.

– Ладно, дамы, покину вас на минуту. Общайтесь. – Вик осторожно поднимается и идет в сторону ванной, одной рукой держась за туго перемотанную бинтами грудь.

– Вам, должно быть, интересно, почему я в таком виде? – неловко улыбается Вера Томе, как только Вик скрывается в ванной комнате. Она оглядывает себя с ног до головы, усмехнувшись.

Тома отрицательно качает головой:

– Не мне вас судить.

После ее слов, а главное, осуждающего тона, хочется провалиться сквозь землю.

– Да, с любым другим мужчиной это было бы крайне неловко, – мямлит Вера.

Тома хмурится, глядя на собеседницу, но в этот момент в дверь снова звонят. Арина залетает как ураган, с ходу вручает Вере огромный пакет с вещами и принимается долбиться в ванную, пока Вик из нее не выходит.

– Имей терпение, у меня болят ребра, я не могу двигаться быстро.

– Мне срочно нужно помыть руки, потому что пахнет Томиными пирожками!

– Родная, я на всех напекла. – Тома сияет, приобнимая Арину, чмокает в висок.

Переодевшись в джинсы и свитшот, Вера аккуратно складывает стопочкой вещи Вика и, приготовив свои, все еще мокрые, у входной двери, возвращается в комнату. К ее сожалению, Тома еще не ушла. Она сидит рядом с Ариной. Увидев Веру, Кустова резко переводит тему разговора:

– Короче, его не было дома. Я спокойно собрала твои вещи и ушла.

– Спасибо. Я, пожалуй, поеду. Завтра рано вставать.

– Домой?

– Нет, у меня здесь подруга живет. Мы уже созванивались, она ждет меня, – лжет Вера по заранее продуманному сценарию.

– Как хочешь. В любом случае ты можешь переночевать у нас. Мама тебе всегда рада, да и папа не будет против. Ну, пока вы с Тёмой не помиритесь… или окончательно не разойдетесь. Вот идиот же он! Вик, ты в курсе? Он пытался задавить Веру, пока она не упала в лужу!

– На Артёма это не похоже, – отзывается Белов.

– Ладно, мне тоже пора, – говорит Тома, поднимаясь с места.

Вера следует ее примеру. Подходит к комоду, чтобы снять телефон с зарядки, но неудачно роняет его на пол, тот закатывается под ящики. Приходится хорошенько поискать, пошарить рукой вслепую. Что-то мешается, какой-то кусок ткани. Следуя порыву, Вера вытаскивает это что-то и наконец находит сотовый. Переводит взгляд на находку – перед ней женский розовый лифчик.

– Ой, кажется, я что-то обнаружила, – признается она, чувствуя, как бросает в жар.

Откуда в квартире Вика женское нижнее белье? Нет, это слишком интимно. Что ж ей так не везет-то! Полдня в гостях, а уже столько открытий, от которых вновь пылают щеки и уши.

– Ого, приличный размерчик. – Арина забирает лифчик, крутит в руках, вопросительно уставившись на брата.

– Это Алисы, – отвечает он и морщится. – Нужно будет отдать ей при встрече.

Арина громко смеется:

– Что у вас за игрища с этой грудастой девицей, если белье по всей квартире летит?

– Она весьма активна, – усмехается Белов. – Положи обратно, под комод. Я потом решу, что с ним сделать.

Вера переводит пораженный взгляд на Белова, затем на лифчик и снова на Вика.

«Я была уверена, что ты гей», – ошарашенно думает она, а потом понимает, что произнесла это вслух. Только что. Все смотрят на Веру, она на Белова.

– Я? – округляет он глаза.

– Он?! – восклицают хором Тома с Аришей.

– С какой это стати? – смеется Арина.

И правда, с какой стати Вера это решила? Никто ей прямо не сказал, она просто сопоставила намеки и некоторые факты. Сама сделала выводы, которые оказались ошибочными! О нет, она разделась перед Беловым, попросила белье, вела себя так, словно ему все равно. Вера вспыхивает, должно быть, еще ярче и на миг задыхается от стыда. Затем бормочет:

– Ладно, мне пора. Вик, спасибо, что приютил. И за вещи спасибо. И вам, Тома, за пирожки. Ариша, ты знаешь, что лучше всех. Всё, убежала.

Она бросается в коридор, хватает сумку, натягивает ботинки, которые принесла Кустова, и выскакивает в подъезд. Бегом вниз по лестнице. Какая же идиотка! Что Вик о ней подумал? Не успела расстаться с Артёмом, как крутит задницей перед его братом? Причем голой! Вера же в стрингах была. Она стонет и морщится. Надеется, что больше никогда не увидит Вика Белова. Как ему в глаза-то теперь смотреть?

И уже потом, в дешевом гостиничном номере Вера лежит на жесткой кровати и гадает, почему Артём сказал, что у брата не стоит на женщин, если Вик не гей? Почему просил ни о чем не спрашивать? Раньше она думала, что дело в ориентации Белова, которой стесняются родственники. Ни одна новая идея не посещает. Впрочем, это не Верино дело. Утром она возьмет такси, съездит за необходимым и займется поиском квартиры. Затем перевезет оставшиеся вещи и забудет об этой семье навсегда. Может, только Арину и Полину Сергеевну будет поздравлять с праздниками.

Следующее утро у Веры начинается в семь тридцать. Это как раз то время, когда Артём уезжает в ресторан. Следовательно, она прибудет в квартиру сразу после его ухода, затем заедет в паспортный стол и успеет на работу к одиннадцати.

Зайдя в знакомый подъезд, она чувствует, как сильно щемит сердце от тоски. Полтора года Вера жила в этом доме с Артёмом, возвращалась каждый день с работы, относилась к двушке на пятом этаже как к родной. Вдруг становится предельно ясно, что она здесь никто. Все вещи были куплены Артёмом или на их общие деньги: большую часть зарплаты Вера отдавала ему, так как он не признавал совместное ведение бюджета. В итоге она как пришла сюда полтора года назад с двумя сумками, так и уйдет с ними же. Как будто и не было этой жизни. И общих планов на будущее.

Вера не старается двигаться тихо: она ведь здесь одна. Провернув ключ в замке, заходит в квартиру, включает свет в прихожей и испуганно замирает: ботинки Артёма небрежно брошены у порога, а рядом валяются туфли на высоком каблуке. Не Верины. Чужие. На всякий случай она проверяет – сороковой размер, у нее тридцать восьмой.

Ей требуется несколько секунд, чтобы вспомнить, зачем пришла сюда. Ощущение, что Вера попала в другую реальность, какой-нибудь 2Q15 год, где в ее квартире с ее мужчиной живет другая женщина. Вот только Мураками пишет сказки, а реальность бьет наотмашь, не жалея, не предупреждая заранее. Что ж, хватит стоять и любоваться на ношеную обувь.

Прижав ладонь к груди, Вера делает несколько глубоких вздохов и, двигаясь максимально тихо, на цыпочках, крадется к спальне. Она должна увидеть их своими глазами. Она не убежит сейчас, делая выводы только по туфлям, не даст ему и шанса для маневра.

Вера идет беззвучно, как тень, едва дышит, чтобы ничем не выдать свое присутствие, но у нее есть проблема: сердце колотится, норовит вырваться наружу. Его биение отдается в ушах, звенит в голове, рвет дыхание. Ей действительно больно. Кажется, что чертов стук слышат даже соседи. По пути приходится перешагнуть объемную коричневую и очень красивую сумку «Прада», доверху набитую вещами.

Итак, Верина с Тёмой спальня. Та же обстановка, мебель, шторы, общие фотографии в рамках – все, как она помнит. Каждая вещь на своем месте, куда Вера ее положила накануне. То же постельное белье на кровати, которое она еще три дня назад гладила: темно-синее, в крупные геометрические цветы. Тот же большой, красивый, в меру волосатый мужчина в постели раскинулся в удобной позе, спит. Голый. Но рядом с ним другая женщина. А на тумбочке пепельница, окурки от его «Кента» и каких-то длинных тонких сигарет. Два бокала, пустая бутылка из-под вина, запечатанная пачка презервативов. «Почему не вскрытая? Уже вторая, что ли?» – равнодушно отмечает про себя Вера.

Ну, вот она и увидела все, что требовалось. Эмоции вдруг исчезают – не остается даже одной-единственной. Либо Вера прямо сейчас умрет на месте, либо выйдет отсюда с гордо поднятой головой. Что ж делать с сердцем, как унять его?

Наверное, есть на свете женщины, которые смогли бы простить вчерашний поступок Артёма. Возможно, есть даже те, кто закроет глаза на измену в супружеской спальне. Может, Вера и относится к первым, но точно не ко вторым.

Она тихо выскальзывает из комнаты, а они так и продолжают спать, не замечая ее присутствия. Закрывается в ванной, несколько раз умывается холодной водой. Вере уже все равно: пусть услышат. Проснутся так проснутся, скандал так скандал. Надо собрать вещи и бежать.

Некоторое время она ходит по квартире, прощаясь с любимыми стенами. Многое здесь было выбрано ею лично – они вместе с Артёмом делали ремонт. Кучу денег Вера убила на его жилье, наивная влюбленная дура. Хочется взять что-то на память.

А сумка девицы выглядит потрясающе. Видно, что новая, даже леска от ценника болтается, а этикетки с ценником в боковом кармашке. Неужто Артёмка разорился? Осторожно Вера выкладывает вещи любовницы бывшего жениха на пол, складывает в нее свои собственные. Затем нагружает старую спортивную сумку одеждой так, что едва удается застегнуть. Она делает по меньшей мере пять ходок из коридора до шкафа в спальне и обратно, а эти двое даже не шевелятся. Видимо, уснули только под утро, всю ночь предавались разврату. Вера пытается вспомнить, когда они с Артёмом в последний раз занимались сексом. Недели две назад? Или три? Стоил ли тот секс вообще того, чтобы запоминать его?

Интересно, Артём давно ей изменяет? Не мог же он за день найти себе подружку с сумкой «Прада»? На проститутку не похожа, хотя откуда Вере знать наверняка?

Что ж, вещи собраны, пора отчаливать. В ванной Вера снова умывается и немного плачет, заметив незнакомую косметичку. Видимо, девица знала, что может ей пригодиться в Вериной с Тёмой квартире, осознанно собиралась. Это не случайная встреча в баре, которая закончилась бурным перепихом. Впрочем, правды не хочется.

А потом Вера малодушничает. Берет его и ее зубные щетки и хорошенько чистит ими унитаз, затем аккуратно ставит в стаканчик и выходит в коридор. Потом в подъезд, тихонько прикрыв за собой дверь. Она надеется, Артём поймет, что Вера приходила, уже после того, как почистит зубы.

Глава 5 Отчеты непотопляемого Пирата. Запись 3

Я же, как ошалелый, бросился за ней тогда, два месяца назад. Вскочил с кровати и побежал. С сотрясением и сломанными ребрами, ага. Целых два метра преодолел, прежде чем меня согнуло пополам и едва не вывернуло наизнанку прямо при зрительницах. Что нашло – неясно. Просто понял, что она уходит навсегда, обозвав при этом педиком и хлопнув дверью, а осознание того, что надо отпустить – запоздало.

Представьте себе, сегодня во сне я ее целовал. Нежно, осторожно, проводя по лицу и плечам ладонями. Проснулся в агонии и опомнился только в душе, отбивая зубами чечетку так, что они, казалось, раскрошатся к чертовой матери. Тушил фантомный пожар ледяной водой снова. Придурок припадочный. Вы, должно быть, заметили: сегодня я красноречив как никогда.

Давненько такого не было. Алиса не считается, она мне не снилась, а нарушила правило. О правилах позже. Сейчас главное – уяснить, что мне стоит держаться от Веры подальше. Эта женщина будит желания, которым нет места на тонущих пиратских кораблях.

Хорошо, что она ушла навсегда. Скорее бы вслед за ней ушли воспоминания.

Нужно допить остывший крепкий кофе и сесть за проект. В следующие выходные я лечу в Сочи к заказчику, будем делать замеры базы отдыха «Васильки». Судя по количеству комнат отдыха в сауне, лучше бы ее переименовать в «Трахельки», но решать, увы, не мне.

Я почти справляюсь с первым пунктом повестки вечера, как звонит мобильный. Без пяти десять на часах. Хм, Тома уложилась в разрешенное ей время. Придется ответить:

– Да?

– Виктор Станиславович, не разбудила?

– Я работаю. А что ты хотела?

– Да это, тут такое дело… Не знаю даже, может, не стоило вам и звонить так поздно. Вы как себя чувствуете?

– Хорошо чувствую. Раз позвонила, рассказывай.

– Девушка та… Вера. Мы у вас познакомились. Пироги мои уплетала, как в последний раз в жизни, я думала, вам с Аришкой не хватит… Поняли, про кого я?

– Невеста Артёма. Ну?

– Так на лавочке сидит в парке.

– И?

– Долго сидит, часов шесть уже. Я к подруге шла мимо – она сидела. Музыку слушала, взгляд отрешенный. Обратно сейчас возвращаюсь – она все еще сидит на том же месте, в той же позе. Как будто и не живая. Я подошла, она попросила не трогать ее. Это не мое дело… но стемнело давно. А ночью в парке лучше молоденьким девочкам не тусоваться. Да и холодно уже, а она раздетая. В одной кожанке да юбке. А я в штанах, пальто, быстрым шагом иду, и то кутаюсь в платок.

– Эмм. Ты уверена, что шесть часов так и сидит на одном месте?

– Иначе бы не стала вас беспокоить. Может, позвонить кому? Артёму, например. Я его набирала, но мой номер у этого… нехорошего человека в бане, оказывается. Вот мерзкая личность. Мне денег должен, и я же заблокирована у него!

– Всё, я понял. В каком парке, говоришь? Как ее найти?

Не вовремя. Но съездить нужно. Номеров подружек Вериных я не знаю, Арину ночью в парк не пошлю сто процентов. Артёму звонить не стану принципиально после его остроумной шутки искупать невесту в канаве.

Дорога занимает минут двадцать, парк встречает слабым освещением, попсовой музыкой отдаленных кафешек, прохладным порывистым ветром. Интересно, весна в этом году вообще будет?

Действительно, девица сидит на лавочке, правда уже не одна, а в компании. Один вопрос: знакомой, желанной или новой, навязанной?

– Нет, я с вами никуда не пойду. Оставьте меня в покое, – тихий испуганный голос.

Выводы я сделал, подхожу ближе.

– Привет, родная. Заждалась? Опоздал, прости. – Хватаю Веру за локоть. – Мужики, привет, девушка со мной.

Оглядываю присутствующих: пацаны лет по двадцать, выпившие, разочарованные моим появлением.

Надеюсь, я не выгляжу сейчас в ваших глазах благородным спасителем? Есть один секрет, который знают все мужчины и очень мало женщин: парни редко дерутся из-за чужих баб. Никогда не поверю, будто телочка так зацепила, что чувак кинулся мочить по морде ее родного мужа. Другое дело, если охота подраться. Тогда девушка – это отличный повод, но не более того.

У меня есть примерно секунд десять, чтобы понять, чего ищут эти ребятки: драки или развлечений. Мне везет, им нужно второе. Никто не сопротивляется моим действиям по спасению, кроме одной дуры. Я практически волочу ее за руку к выходу. Упирается, вырывается.

– Пусти меня! Я не хочу уходить! Зачем ты пришел? Отстань!

Я двигаюсь быстро, чтобы не искушать судьбу. Нет времени рассматривать невесту Артёма хорошенько, уловил только, что ее волосы распущены, пышные, закрывают лицо и плечи. В этом освещении они кажутся практически черными. Вера действительно противится моим действиям! Приходится прилагать все силы, чтобы удержать на месте.

– Куда пустить? К ним? Хочешь, чтобы тебя по кругу пустили? Острых ощущений не хватает?! – срываюсь на нее.

Она продолжает упираться. Вертится, норовит щипаться. Я хватаю ее за плечи и хорошенько встряхиваю.

– Мать твою, что происходит?!

– Я не хочу так жить, – рыдает Вера.

Идиотка. Это ж надо, так убиваться из-за мужика. Жить она не хочет. Один плюс: моя симпатия испаряется мгновенно, как вода Марка Уотни на Марсе, уступая место презрению и брезгливости. Терпеть не могу тупых баб. Существует так много действительно страшных вещей, из-за которых следует переживать, что разбитое сердце, простите, ну никак не конкурирует. Вероятно, я сильно ошибся насчет Веры, а вот Артём оказался прав. Хоть и жесток. Я не такой, как брат, поэтому не могу бросить ее здесь одну при всем своем отвращении.

– Куда тебя отвезти? – спрашиваю. Почти подтащил уже к машине. – Где ты живешь?

– Не хочу домой. Дома этаж высокий, я выпрыгну. Мне страшно.

Трындец. Я стону, не понимая, за что мне это. То Алиса пасется под дверью, то Вера планирует суицид.

– Хорошо, пошли жахнем чего-нибудь. В бар пойдешь? Ну?

– Пойду.

Ближайший бар обнаруживается в квартале от входа в парк. Я сразу заказываю себе кофе, – ночь обещает быть длинной – а Вере два больших глинтвейна. Официант работает быстро: через десять минут у нас в руках по обжигающему напитку.

Скудное освещение все же лучше уличного, поэтому удается разглядеть девицу тщательнее. Зареванная, растрепанная. Как будто раненая, умирающая без крыла птица. Да что ж такое-то. Что в Артёме настолько особенного, раз бабы жизни не представляют без его члена? У других мужиков, можно подумать, там все иначе устроено.

– Пей давай.

Она пьет горячее пряное вино мелкими частыми глотками, давится, кашляет, снова пьет. Дрожит, синяя вся от холода. Жалкая. Скорее бы пришла в себя, и отвезти домой. Избавиться.

– Да нормально все будет. Может, и перебесится твой Артём. Я с трех лет его знаю, и поверь, таких длительных отношений, как с тобой, у него не было. Если любишь так сильно, может, стоит попробовать поговорить?

Вера замирает, поднимает на меня ошарашенный взгляд. Вдруг начинает трястись, как флаг на ветру, и прижимает ко рту ладонь, будто затыкая рвущиеся рыдания. Тяжело вздыхает полной грудью.

– Ты думаешь, я из-за него тут с ума схожу? – невнятно шепчет она.

Девица так сильно замерзла в парке, что до сих пор с трудом разговаривает. Кажется, в безумных глазах начинают мелькать искры интеллекта. Я облегченно выдыхаю. Может, удастся поскорее вернуться к работе.

– Ну, вы ж с Артёмом расстались не так давно. Разве нет?

– Да пусть твой Артём катится ко всем чертям! Видеть не хочу твоего Артёма, да поздно уже! – Она с энтузиазмом принимается за второй бокал, вытирая пальцами слезы.

Я машу официанту повторить, сам же приближаюсь к ней. Вера обхватила горячий стакан двумя дрожащими руками, греется. Следуя порыву, кладу свои ладони на ее и вздрагиваю – они как лед.

– Что случилось тогда? – говорю уже без раздражения.

Наши лица близко, ее темно-карие глаза так широко открыты, что кажутся огромными, бездонными. На бледном лице выделяются только они: живые, яркие, влажные и обреченные.

– Ну же, не молчи.

Она приоткрывает рот, смотрит на меня в упор. А мой взгляд мечется с губ на глаза и обратно. Ее уязвимость почему-то ранит, и это ощущение мне не нравится.

Глава 6 Вера

Вера смотрит на Вика, все еще не понимая, как так сложилось, что он сидит рядом. Откуда взялся? Чудо, не иначе. Она такая трусиха! Так сильно боялась в том парке, но не уходила. Потому что страх остаться наедине со своими мыслями сильнее. Вот бы всё прекратить одним разом, легкой, быстрой смертью, да решиться на нее непросто. В кино женщины могут, а в жизни – совершить роковой поступок намного сложнее. Инстинкт самосохранения зашкаливает так, что искры летят. Жить хочется! Выть впору, как хочется. Что она и делает – закатывается в слезах. Перед Виком. Позорище. Без сомнений, он бы многое отдал, чтобы оказаться сейчас в другом месте.

Вик кладет руку ей на шею, осторожно поглаживает. Вера замирает под этими едва ощутимыми касаниями.

– Вера, дело ведь в мужчине? В моем брате, да? – осторожно спрашивает он. – У тебя горе, я вижу, но ты ведь умный человек, не будешь пускаться во все тяжкие, даже если что-то страшное случилось с близкими. Ты бы не искала приключений в парке. Что за тяга к саморазрушению?

Его голос низкий, глубокий, будто бархатный. Он подхватывает ее, несет теплым потоком. Становится легче, впервые за неделю. Сил хватает только кивнуть Вику. Потом еще раз. И еще.

– Ты можешь рассказать мне, если хочешь. Я никому не скажу. Что тебя гложет? Ты так сильно любишь его?

Кажется, ей немного лучше. Алкоголь дурманит, но нервы потихоньку успокаиваются. Больше Вера не напряжена, не готова рассыпаться в пыль при любой встряске. Собирается с духом и произносит:

– Ты правда хочешь поговорить?

Вик кивает без тени улыбки. Понимание, что он принимает ее всерьез, бодрит. Вера убеждается, что они сидят достаточно далеко от других гостей бара и их разговор никто не сможет подслушать.

– Не знаю, можно ли об этом рассказывать. Я новичок. Но так как это касается и меня, думаю, имею право. Ты, должно быть, еще не в курсе. Я тебя сейчас ошарашу. Вик, Артём ВИЧ-положителен.

Вик отодвигается и мрачнеет. Откидывается на спинку дивана, тяжело вздыхает, скользит взглядом по бару, словно ища знакомых. Затем поворачивается к ней и задает абсолютно простой, но самый важный вопрос:

– А ты? – Он смотрит в упор.

Вера замирает, опускает взгляд на край стакана, который двоится, плывет, дергается.

– Наверное, тоже.

– Ты не знаешь наверняка?

– Женщинам заразиться проще, чем мужчинам.

– Вы не предохранялись?

Она качает головой:

– Мы пассивно планировали ребенка. Полгода назад он для санитарной книжки сдавал анализы, у них это добровольно-принудительно: ресторатор – настоящий псих по части болезней. Все было чисто. И за полгода до этого. А теперь вот он пересдал и такой результат.

– Кобелина. – Вик трет лоб, пораженно качая головой. Бормочет еще несколько невнятных жестких ругательств.

В иной бы момент Вера отшатнулась и покраснела, но сейчас лишь кивает.

Ей становится немного легче от того, что Белов не спрашивает, не могла ли она принести домой болезнь. Он даже не сомневается, что вина на Артёме. Он на ее стороне.

– Я узнала два месяца назад, что Артём мне изменяет. Они спали в моей кровати, когда я пришла. То есть в его кровати.

– Давно он тебе сказал?

– Неделю как. С тех пор я не живу, Вик. Я горю в аду, слышишь? Каждый день. Мне кажется, по моим венам течет зараженная кровь. Я отравлена, понимаешь? И никак не очиститься. Только если выпустить ее всю.

– Ты еще не знаешь наверняка.

– Я читала в интернете, что для женщин риск просто огромен. Я изгой. Сегодня на работе резала томаты и поранилась. Такое часто бывает. – Она показывает ему заклеенный пластырем указательный палец. – Так у меня закружилась голова. Показалось, что кровь другого цвета. Не такая, как обычно. Я вылетела из кухни, словно вирус может передаваться по воздуху. Наверное, мне стоит уволиться. И вообще не выходить из дома. Никогда.

– Ш-ш. Навыдумывала. Вера, нужно просто пойти сдать анализ.

– Я знаю! Сегодня хотела, но не смогла. Просто я никогда не думала, что так получится. Мне двадцать три, в моей жизни был только один партнер. Я не принимала наркотики, мне не переливали кровь. Если я получу положительный результат, то как жить-то дальше?

– Жить нужно столько, сколько отмерено.

– Я бы посмотрела, как бы ты заговорил на моем месте! – зло рявкает Вера. – Прости. Пожалуйста, прости. Я никому не могу рассказать об этом. Родителей жалко, друзья начнут шарахаться. А ты слушаешь и не убегаешь. И я же на тебя срываюсь. Просто я еще не осознала. Не смирилась, понимаешь? Как там в психологии… Период отрицания?

– Я хочу тебе кое-что сказать. Но сначала позволь кое-что сделать.

Вик приближается и убирает прядь ее волос за ухо. Банальное, простое движение получается привычным, словно он так делает часто. Проводит кончиками пальцев по ее лицу. А потом тянется и, прежде чем она успевает сделать что-либо, целует. Прямо в губы. В ее, вероятно, зараженные губы. Вера отшатывается.

– Нельзя, – шепчет она.

– Мы больше не будем говорить об этом сегодня. И вообще говорить. Мы будем целоваться.

– Ты вообще слушал меня?!

– У меня десны здоровые, ран во рту нет. А у тебя?

– Я не знаю, – обескураженно шепчет Вера.

– Кровью сплевываешь, когда чистишь зубы?

Она отрицательно качает головой, нахмурившись.

– Тогда расслабься.

Вик кидается на нее. Напористый, но осторожный. Мягкие горячие губы касаются ее все еще холодных, напряженных. При следующем движении его губы обхватывают ее. Она не отвечает, а он будто не обижается. Вера замирает, едва дышит, сраженная неожиданностью происходящего.

– Но… – шепчет.

Вик отрывается от нее и утыкается своим лбом в ее, дышит прерывисто:

– Чтобы заразиться через слюну, мне нужно выпить литра два-три. Обещаю, так далеко мы не зайдем. Держись за что-нибудь, Вера. Целоваться я люблю. И умею.

Вик на миг увеличивает расстояние между ними и широко улыбается, и она понимает, что это впервые с их знакомства. А потом он целует ее снова, но на этот раз Вера сдается, приоткрывает рот, и его язык тут же касается ее нижней губы. Быстрое, едва уловимое движение. Потом еще одно. От третьего она дрожит, сосредоточившись на ощущениях, капитулируя. Его напряженные руки упираются в диван по обе стороны от нее, Вик повсюду, а она как будто в безопасности. И еще Вера не ожидала, что он так потрясающе пахнет. Его губы и язык ласкают ее рот, с каждой минутой поцелуй становится глубже, чувственнее. Он идеальный: влажный, горячий, пронзительный.

На мгновение Вик отстраняется и смотрит ей в глаза своими расширенными, блестящими. Смотрит так, что сердце обрывается, а желудок скручивается узлом. Желание Вика настолько очевидно, что кожа начинает гореть, а дыхание рвется. Душа рвется прямо на его глазах. Но глядит Вера на губы. Такие знающие. Она смотрит и думает, что хочет еще. Ничего больше не нужно, только бы продолжать целоваться. И Вик исполняет ее желание, но теперь уже не спрашивая разрешения, а жадно. Как будто дорвался. Она забывается, дрожащими руками касается его волос на затылке, но опустить их на плечи не спешит. Пока так. Он ее не трогает, и она первая не станет. Вик сказал, что они будут только целоваться.

Ее не видно бармену и официантам, так как Вера практически лежит на диване в объятиях Вика. Стон срывается с губ, потому что тело хочет большего. Оно ведет себя так, словно не отравлено, оно откликается на ласку этого мужчины. Он отрывается от нее, дышит в шею, ведет по коже языком, оставляя след. Вера опять дрожит, и Вик сжимает крепче ее запястье. Шепчет во влажное ухо, отчего она слегка выгибается, подавая вперед грудь:

– Поехали ко мне.

И только на пассажирском сиденье его машины Вера понимает, глядя на напряженное лицо Белова, что ни за что не подвергнет его опасности.

– Мне нужно узнать результат, Вик. Иначе я не смогу. Что бы ты ни говорил, как бы ни убеждал, я не смогу, пока не поговорю с врачом.

Некоторое время он думает, потом кивает:

– В понедельник поедем вместе, ладно? Я давно не проверялся. Вдруг меня тоже ждет сюрприз?

Вик подмигивает ей.

– Куда ты меня тогда везешь? Не спросил адрес.

– К себе.

– Я же сказала тебе «нет».

– А я сказал, что сегодня мы будем целоваться. И «сегодня» только начинается.

Вера смотрит на часы – начало второго.

От стоянки они идут, держась за руки. В квартире немногим теплее, чем было в парке, но Вика это, кажется, ничуть не смущает. Мало того, что отопление выключено, еще и окна открыты настежь. Снежный человек этот Виктор Белов.

– У меня адски неудобный диван, поэтому спать будешь рядом. Но есть правила. Их следует соблюдать. – Он кидает Вере свежий темно-серый комплект постельного белья.

Она ловит и замирает с этим комплектом в дверях спальни, не веря, что снова находится в квартире, откуда не так давно уносила ноги, пылая от стыда. Вик закрывает окно, опускает жалюзи, ходит по комнате, убирая вещи, которые лежат не на месте.

– Ты хочешь уйти? – спрашивает он вдруг. Останавливается, смотрит на нее.

Хороший вопрос. Хочет ли она уйти? Если хочет, то куда? В крохотную студию без мебели, которую снимает, кстати, недалеко отсюда? Больше пойти некуда. Вера никогда не сможет попроситься к кому-то из подруг пожить: не хватит совести потеснить их. Тем более зная о своем предполагаемом новом статусе. Одиночество – это меньшее, что ей сейчас нужно, поэтому она отрицательно качает головой. Пиратский флаг висит на своем месте, предупреждая об опасности. Можно подумать, на свете есть дерьмо похуже того, в которое она вляпалась.

– Ты можешь уйти в любой момент, понимаешь это?

Вик подходит вплотную, поднимает ее лицо за подбородок и целует. На этот раз вкус, движения его губ кажутся знакомыми. Вера поражена осознанием того, что уже успела привыкнуть к ним.

– Я просто на грани. Кажется, веду себя не совсем адекватно, – осторожно говорит она. – Такое чувство, что голова воспалилась от мыслей и страха.

Он снова ее целует. С языком. Медленно, чувственно, пробуя и позволяя пробовать себя.

– Еще одно слово, и я велю тебе заткнуться, – шепчет, и эта фраза вызывает у Веры улыбку.

Он так близко, тоже улыбается. Целует ее и улыбается. Руками не трогает, но она тянется сама, не отходит, хотя может.

Должно быть, Вера спятила. Что она делает? Столько проблем, ужаса на нее свалилось, а она целуется с братом бывшего и улыбается. Их ничего не связывает. Они ни разу не были на свидании, она даже не знает, нравится ли ему… Да при чем тут это?! Белов и не предлагал ей встречаться. Просто привез к себе и целует. Бесстыдно облизывает ее язык своим, да так, что у нее ноги подкашиваются.

Он делает шаг вперед, на Веру, и приходится отступить. Еще раз и еще, пока она не упирается спиной в стену. Его ладони опять слева и справа от ее головы. Вера привстает на цыпочки, чтобы ему было удобнее целовать ее, и Вику это нравится. По крайней мере, он одобрительно кивает и улыбается:

– Вкусная.

Постельное падает на пол, руки тянутся к плечам Вика, но он их тут же убирает и прижимает к стене. Вера пытается прильнуть к нему, но получается плохо. Хочется большего контакта. Она стонет прямо в его рот, пробегает поцелуями по щеке, пока Вик ласкает ее шею, ухо, область за ним.

– Точно уверена, что «нет»? – шепчет. – Я знаю так много способов заняться безопасным сексом, ты и представить себе не можешь. Просто скажи, что хочешь так же сильно, как я хочу тебя. Я все сделаю. Сам. Тебе ничего не придется. Я хочу тебя давно, Вера. Совершенно не могу оторваться.

И ей хочется разрешить ему. Просто закрыть глаза и расслабиться, довериться. Каким-то образом ее ладонь вырывается на свободу. Следуя порыву, распаленная его ласками и словами, впервые за долгое время чувствующая себя желанной и сексуальной, Вера опускает ее и сжимает его ширинку, проводит по ней, замирая от ощущения твердости его эрекции. Но затем все резко прекращается.

Вик отстраняется и отходит, отворачиваясь. От неожиданности Вера едва не падает на пол, хватается за стенку. Что случилось? Он передумал? Она сделала что-то не так? Наконец осознал, зачем ему ненужный риск?

Почему он молчит? Еще миг, и ее колотящееся сердце разорвется.

Наконец Вик поворачивается, улыбается, но уже не так, как раньше. Наигранно. Не по-настоящему. Когда Вера успела научиться разбираться в его мимике? Ей снова больно. Не физически, а морально. От его отказа. Но она с этим справится.

– Слушай, мне нужна минута. Ты расправь кровать пока, хорошо?

– Что-то не так? Ты скажи, я не обижусь. Хочешь, я уйду? – Она не будет плакать и раздражать Вика этим.

– Нет. Всё отлично. Просто ты еще не знаешь правила. Я сейчас пойду в душ, вернусь через несколько минут. И хочу, чтобы ты постелила нам, разделась и легла. Ладно? Вера. – Он подходит, берет ее руки, смотрит в глаза. – Я хочу увидеть тебя после того, как выйду из ванной. Не выдумывай себе проблем, я знаю, вы, женщины, это умеете. Хорошо? Мне правда нужно отойти.

Глава 7 Отчеты непотопляемого Пирата. Запись 4

Как только я закрываю за собой дверь ванной, тут же хватаюсь за живот и стону. Включаю холодную воду на максимум. Руки не слушаются, пуговиц на рубашке так много… Наконец, с ней покончено. Джинсы, белье прочь. Быстрый взгляд на себя, а кожа снова горит, чешется. Вот и она, верная подружка моя, Прорывная. Интенсивность растет с каждым импульсом, а импульсы все чаще. Я уже в душе, струя направлена на живот, грудь, ноги, паховую область. Тело горит под рубцами, хотя не должно. Боль фантомная, но отсюда не менее сильная. Руки шарят по тумбочке: за бритвой всегда лежит упаковка опиоидов на всякий случай. Я продуманный наркоман. К сожалению, не слишком – упаковка пустая. Мать вашу! Боль нарастает, я уже знаю, что скоро пик. Не закричать бы… До кухни добежать не успею при всем желании. Страх горячими каплями ползет вдоль позвоночника.

А нет, вот одна таблетка, не заметил. Глотаю и запиваю водой прямо из душа. Теперь остается ждать, пока она подействует. Мне так холодно… Как же холодно. А кожа горит. При всем этом член по-прежнему стоит колом, что абсолютно не вовремя.

Ладно, кажется, меня отпускает. Делаю воду чуть теплее, но все равно до комфортной температуры далеко.

Вера не виновата, сам потерял голову. Сначала правила, потом ласки. Никогда наоборот. Она так сильно завела меня, что забыл о главном. Интересно почему. Она, конечно, очень хорошенькая, но я встречал женщин и шикарнее, и вполне себя контролировал. Длительное воздержание? Две недели – бывало и намного дольше. Я так долго представлял ее в разных образах для фотосессии, даже зарисовал некоторые из них, вспомнив художественную школу. Может, в этом дело? Или в том, что Вера, здоровый, нормальный человек, завелась с пол-оборота от моих ласк? Казалось, я чувствовал аромат ее возбуждения. Я хотел бы проверить пальцами, как она там, но не успел.

Похоже, я здесь засиделся. Понятия не имею, что она подумала. Впрочем, скорее всего, в квартире я снова один. А вы бы на ее месте остались? Любая бы сбежала. Напал, притащил, приставал и ушел. Только, пожалуйста, Вера, не подумай, что это из-за непроверенного диагноза. Остается только надеяться, что она не мнительная. Полагаю, что хочу слишком многого.

В выдвижных ящиках ванной лежит запасная домашняя одежда. Я же не впервые в припадке бьюсь. Продуманный наркоман, вы помните?

Кожа все еще розовая, болит, но боль с Прорывной меняется на Фоновую. Это терпимо. С ней я могу работать, спать, есть – в общем, жить.

Надеваю штаны, футболку, носки, выхожу в коридор. Так тихо. Жаль, что Вера ушла. Куда только? Позвонить? Скорее всего, не ответит. Я правда хотел помочь, поддержать, надеюсь, в итоге не сделал хуже.

Подумав минуту, прихожу к выводу, что позвонить все же стоит. Напишу сообщение, если не ответит. Иду в комнату за телефоном и замираю – Вера в моей майке крепко спит в кровати. Осталась. Быть не может!

Я выключаю свет и подхожу ближе, несколько минут смотрю на нее, не веря глазам. Осознаю, что ей удалось сильно удивить меня. Теперь можно лечь рядом и расслабиться. Вера так и не узнала правила поведения на пиратском фрегате. Что ж, придется отложить их до завтра. Тем более в крайнем случае новая пачка опиоидов лежит на кухне, рядом с краном и стаканами. А еще одна – в портмоне. Транки тоже стратегически распиханы по всей квартире.

Я закрываю глаза и засыпаю рядом с невестой своего брата, которую еще недавно так отчаянно целовал. Поправочка: бывшей невестой брата. А с ним, кстати, предстоит скорая встреча и серьезный разговор.

Проснувшись, я первым делом, не открывая глаз, шарю рукой по простыне – Веры нет. Сажусь, оглядываюсь, отыскиваю сбоку от кровати сотовый – начало одиннадцатого.

В коридоре, ванной, на кухне моей гостьи тоже не оказывается. Зато на столе я нахожу записку: «Хотела приготовить тебе (и себе заодно) горячий завтрак, но из продуктов только хлеб, лимон и сыр». Точно, рукола закончилась. «Да и плита не работает». И ниже номер телефона. Вера думает, что у меня нет ее номера. На самом деле есть. Как-то, еще год назад, Артём звонил с ее телефона, и я зачем-то сохранил.

Но намек понят. Набираю эсэмэску, одновременно забивая кофейные зерна в кофемашину и запуская ее. «Куда убежала?»

Вера отвечает быстро: «Работаю».

Пью кофе, пишу: «Я тебя заберу» – и замираю, раздумывая, ставить точку или вопросительный знак. Во-первых, до двенадцати ночи я имею полное право ласкать Верины губы, так как сказал ей об этом накануне, и она не возразила. Во-вторых, записка с номером телефона на столе – ну не сигнал ли? Ставлю в итоге точку. В ответ приходит сообщение с адресом и пометкой: «Освобожусь в восемь».

Телефон Артёма недоступен, на работе брата нет, администратор сказал, что смена Кустова завтра. Мама и Арина тоже не знают, куда пропал, входную дверь квартиры мне никто не открывает. Что ж, подожду. Когда-то он появится.

Возвращаюсь домой и сажусь за проект. Вы, должно быть, помните, что в следующие выходные мне лететь в Сочи, сегодня уже воскресенье, а впереди еще море работы. Не стоит и мне забывать об этом. Вера-Вера-Вера. Что ж с ней делать-то? Она сейчас в таком беззащитном состоянии, что целиком и полностью зависит от мнения окружающих. Если захочет, я помогу скоротать время до результатов анализа. И когда он окажется отрицательным, уйду в сторону. Нужно ее предупредить, чтобы не строила никаких планов в отношении меня, но сделать это мягко. Не обидеть.

В семь двадцать я уже жду в припаркованной напротив ресторана «Веранда» машине, барабаня пальцами по рулю. Очень неплохое место, получить здесь работу официанта непросто, не говоря уж о поваре. Артём рассказывал, что Вера талантливая и не пройдет и десяти лет, как дослужится до шефа кухни, если, разумеется, научится быть жестче и требовательнее.

Нездоровая, конечно, ситуация. Все, что я знаю о девушке, за которой заехал, – когда-то услышано от брата, что жил с ней целых два года. Это смущает, когда Веры нет рядом. Когда же я с ней, то об Артёме не думается. Вообще ни о чем не думается, кроме как о том, чтобы затащить ее в кровать да раздеть.

Глава 8 Вера

В половине восьмого на сотовый приходит сообщение: «На месте. Жду». Почему-то руки дрожат, а сердце ускоряет биение. Вера ловит себя на мысли, что волнуется.

На кухне пользоваться телефонами запрещено, да и некогда, поэтому она весь день заглядывала в подсобку, проверяя, не написал ли Белов еще что-то. Странности Вика отвлекали от собственных проблем. Пока Вера думала о нем, она не думала о себе – на данный момент это все, что нужно. О большем и мечтать нечего.

Сдав смену и переодевшись, Вера выбегает через служебный вход и видит припаркованный неподалеку черный «Кашкай». Вчера было не до этого, а сегодня пришла мысль: быстро же ему починили машину, причем выглядит как новая. Может, специалисты и поняли бы, что авто битое, но, на Верин непрофессиональный взгляд, «Ниссан» будто из салона.

Вик стоит к ней спиной, опершись на капот, курит. Сигарету держит в левой руке, хотя он правша – почему-то Вера это запомнила. Еще она помнит, что левая рука покрыта рисунком вплоть до кончиков пальцев, которые сплошь в неясных черных, синих и красных символах. Вера воспитывалась в семье, где татуировки считаются чем-то неприемлемым, связанным с криминалом. Родители были бы в ужасе, узнав, что она провела ночь в кровати так сильно исколотого нательными художествами мужчины. И что сама дала ему свой номер, хоть он и не просил. А еще собирается сесть в его машину прямо сейчас.

В жизни Веры уже был идеальный по всем параметрам Артём. К черту Кустова со всей его перспективностью.

Чем ближе она подходит, тем медленнее становится шаг. Наконец, Вера останавливается возле машины. Белов будто не замечает ее присутствия, так и стоит спиной, между пальцами зажата сигарета, горящая ярким маячком. Что Вере сказать ему? Просто поздороваться? Подойти поцеловать в щеку? Или в губы? Непонятные у них отношения, неясно, как себя вести. Она надеется, что Вик лучше знает правила затеянной им же игры и вскоре поделится ими с ней.

Вера просто молча садится на пассажирское сиденье и закрывает за собой дверь. Вик оборачивается, тушит сигарету и занимает место рядом.

– Привет, – говорит ей, улыбаясь.

– Как дела? – спрашивает она, все еще понятия не имея, как себя вести.

Он тянется и целует в губы.

– Теперь хорошо. Такая же вкусная, как вчера.

– Ты меня смущаешь.

– С этого и планировалось начать вечер.

Вик заводит машину, выруливает на дорогу.

– Ты голодная? Не хочешь заехать куда-нибудь перекусить?

– Я приготовила нам ужин. – Вера показывает ему пакет, который принесла с собой из ресторана. – Не знаю, что ты любишь, поэтому решила сделать нейтральные блюда: «Цезарь» с курицей и птицу с овощами. Ой, только сейчас подумала, что слишком много курицы. Да?

– Обожаю курицу, – кивает Вик.

– Отлично. Я думала, ты не куришь.

– Редко. С этим у тебя проблемы?

– Нет, никаких проблем. А почему левой рукой?

– Я одинаково хорошо владею левой и правой. Ну, баловаться начал лет в десять-двенадцать, угадай с чьей подачи. Когда у тебя старший брат, пробуешь всякую дрянь рано.

Вера молчит, он продолжает говорить:

– Ну и чтобы мама не унюхала, мы курили левыми руками. Привычка осталась до сих пор. – И, не прерываясь, в том же шутливом тоне: – И я уже понял, что полный кретин, раз упоминаю при тебе Артёма, м?

Она кивает, выражая полное согласие с его словами.

– Ну же, скажи, что я кретин. Давай.

Белов вдруг хватает ее за колено, начинает стискивать, поглаживать, сжимать, отчего Вера дергается, пытается вырваться из захвата, против воли улыбается, а затем и вовсе смеется в голос. Потому что очень щекотно, невозможно терпеть.

– За дорогой смотри! Тебе и так, спорю, страховку увеличили, после того как врезался в столб! Прекрати, Вик! Мне не нравится! Аа!

– Скажи. Давай, скажи же вслух! – Он тоже смеется, не отпускает ее. Руки крепкие, большие, Вере не вырваться. Нужно было надеть джинсы, а не платье! Через колготки все точки прощупываются отлично. – Ну, я жду.

– Ты кретин! Полный, стопроцентный, абсолютный кретин! – хохочет она и поджимает ноги, стараясь уйти от атаки.

Вик прекращает, возвращает руку на руль.

– То-то же.

– Сегодня мы будем продолжать целоваться? – вдруг спрашивает она.

– Конечно. Я же обещал.

– А завтра?

– Еще не решил. Надеюсь уговорить тебя на что-нибудь большее.

Вера улыбается, понимая, что он полный придурок. Но в данный момент ей как раз и нужен придурок, которому плевать на собственную безопасность. В любом случае глупым Белов не выглядит, он прекрасно осознает, чем рискует рядом с ней. Она сразу предупредила, ее совесть чиста.

– Давай начнем с твоих правил, – предлагает Вера. – А то опять будет некогда, как окажемся в квартире.

Они уже почти приехали, Белов паркует машину на свободное место между другими автомобилями, внимательно следя по зеркалам.

– Правил три, – говорит серьезно, но не драматично. Обычным, будничным голосом. – Во-первых, меня нельзя трогать. Никогда и ни при каких обстоятельствах. Я это не люблю. В самом крайнем случае можно за руку, лицо или волосы, но лучше обойтись без этого. – Его голос звучит так, словно они обсуждают погоду.

Вера замирает, внимательно слушает, обдумывая его слова. Ей кажется, что она в шаге от важного открытия, даже дыхание задерживает в ожидании следующего пункта. Хорошо, что Вик следит за габаритами и не контролирует ее реакцию.

– Во-вторых, до десяти утра меня будить запрещено. Единственная причина – это угроза моей жизни или… чьей-нибудь другой жизни. Если я нужен до этого времени, то нужно предупредить накануне, я сам заведу будильник. Но даже в этом случае рано утром со мной лучше не разговаривать, ни о чем не спрашивать и уж точно не шутить. До десяти утра шуток я не понимаю. Вообще. И правило номер три. – Наконец он глушит двигатель, поворачивается к Вере. – Эти два пункта не обсуждаются, не оспариваются, не смакуются и не обжевываются. Вопросы?

– А если у тебя работа с утра? Клиент важный, например? – спрашивает она.

– Я делаю над собой нечеловеческое усилие. Ну что, идем?

Они заходят в подъезд, затем в лифт, поднимаются на восьмой этаж. Где-то в районе четвертого Вера понимает: нужно что-то сказать насчет первого пункта. Интуиция подсказывает, Вик ждет ее реакции. Хочется дать понять, что она готова его выслушать, если Белову понадобится ее помощь, но навязывать свое любопытство не собирается. Она всегда знала, что Вик странный. Зато предельно ясно, почему Белов вчера внезапно убежал: она нарушила правила. Что ж, хорошо, что он ей рассказал, теперь картина становится понятнее. Вера чувствует себя увереннее, она вполне готова вступить в игру.

Возможно, ей следует извиниться за вчерашнее. Конечно, распирает выяснить, что с ним случилось после ее атаки на его ширинку и чем Вик так долго занимался в ванной. За время его отсутствия Вера успела одеться-обуться, раздеться-разуться, постелить кровать, опять одеться-обуться, снова раздеться. Найти на подоконнике несколько листов А4 с нарисованной карандашами обнаженной девушкой, поразительно на нее похожей. Пошарить по его шкафам, – а она помнила, откуда Вик в прошлый раз доставал ей одежду, – переодеться в его белую майку, лечь в кровать и заснуть.

Но вместо извинений Вера подходит близко, одной рукой сжимает другую, чтобы не забыться и случайно не обнять его. Привстает на цыпочки и целует Вика в подбородок.

– Хочу еще, – говорит он.

Она повторяет свое действие, затем дотягивается до уголка его губ, внимательно следя за реакцией. Он улыбается, позволяя ей касаться его губами. Щетина покалывает, но Вере это нравится, придает остроты моменту. Из лифта они выходят едва ли не на ощупь, целуясь жадно, глубоко. Вик отрывается от ее губ лишь на миг, чтобы открыть дверь. Они едва успевают скинуть обувь, перед тем как завалиться на кровать прямо в верхней одежде. Он лежит на Вере, между ее ног, она сама убирает руки, сплетая их над головой. Надеется, по ее поведению очевидно, что правила игры приняты.

Около полуночи они наконец отрываются друг от друга и вспоминают об ужине. Ее губы и мышцы лица болят и горят, куртка валяется на полу, платье расстегнуто и спущено с плеч и груди. Ее лицо, шея, плечи, ключицы пахнут им, на этих частях тела не осталось и клеточки, которой бы не коснулся его язык. Кажется, ее кожа пропиталась его слюной.

Вера никогда в жизни столько не целовалась. Не сказать, что у нее разнообразный сексуальный опыт, но даже он подсказывал, что мужчины не слишком любят это дело. Все же длительные ласки – прерогатива женщин. Подумалось о лесбиянках. Всегда было загадкой, как они занимаются любовью, имея в своем распоряжении только губы, язык, пальцы. Сегодня ей казалось, что, если Вик просто коснется ее между ног, она кончит только от этого. Хорошо, что утром, заскочив перед работой домой переодеться, Вера взяла запасное белье. Стыдно признаться, но то, что на ней, вымокло насквозь.

– Всё, я хочу есть, – с этими словами Вик приподнимается над ней, чмокает еще раз в губы, встает с кровати и направляется в кухню.

Вера кое-как сползает с кровати, обескураженная, распаленная, с единственным желанием – закрыться в ванной и довести себя до финала. Мастурбировать в ванной комнате мужчины, который в это время шуршит пакетами на кухне?!

Через пару минут она все-таки добирается до ванной, но для того, чтобы умыться прохладной водой. Затем заходит на кухню.

– Просто скажи мне: «Можно», – говорит Вик, сервируя стол. – Дальше я все сделаю сам. Тебе понравится. Я умею это делать, Вера. Не хуже, чем целоваться. Не останавливай больше мою руку.

Вера садится за стол, он ставит перед ней пару бокалов, разливает красное вино, и она тут же делает несколько глотков. Оно холодное, к счастью, немного остужает пыл, остужает тело. В квартире-холодильнике Белова удается наконец согреться.

Он заканчивает греть ужин в микроволновке, раскладывает его по тарелкам. С энтузиазмом принимается за курицу. А Вера только и может, что смотреть на него, ковыряясь вилкой в салате. Ошарашенная, все еще не пришедшая в себя.

– Вкусно. Неужели правда сама готовила? – между тем поддерживает Вик разговор.

Как ему удалось так быстро справиться с возбуждением? Она вглядывается в его лицо: щеки розоватые, как и у нее – Вера видела себя в зеркале ванной. Волосы слегка взъерошены, губы красные, покусанные ею. Она не виновата: в первый раз это вышло случайно, честно, а потом Вик сам поощрял.

– Я дипломированный повар, – говорит она. – Людям нравится, как я готовлю. Если ты починишь плиту, я смогу готовить и для тебя. – А потом Вера понимает, как выглядят ее слова. Как будто она мысленно уже переехала в его квартиру! О нет, Белов об этом даже и не заикался.

Вик задумывается, хмурит брови. Кажется, она все испортила. Вера ведь и не думала о том, чтобы съезжаться с ним. Она вообще плохо думает в последнее время. Тем более о будущем, которого у нее, вероятно, нет.

– Вик, я не то хотела сказать. Не в смысле, что я потихоньку обживаюсь здесь. Просто хотелось сделать для тебя что-то приятное. Я правда хорошо готовлю. Могу диплом показать и награды с кулинарных конкурсов. Я еще под впечатлением от того, что только что было. Плохо соображаю.

Он все еще хмурится и говорит:

– Я подумаю.

И Вера понимает, что больше никогда не заговорит на эту тему первой. Если Белов еще когда-нибудь пригласит к себе на ужин, она вполне может поступить, как сегодня: привезти готовую еду из ресторана.

– Завтра после обеда у меня съемка, поэтому прямо с утра мы едем в клинику. Я записал нас в одну из очень хороших частных больниц – пробил по знакомым. За пару часов пройдем обследование с головы до ног. Разумеется, клиника гарантирует полную конфиденциальность. Только я не спросил, что у тебя с работой.

– Всё в порядке, я поменялась сменами. Обычно работаю два дня через два.

– Понял.

– Вик, тебе из-за меня придется рано встать. Нарушаешь собственное правило?

Он замирает и поднимает глаза. Качает головой, сверлит взглядом, выражение лица становится жестким. Вере не по себе, она невольно ежится.

– Правила нельзя нарушать никогда, ни при каких обстоятельствах, – произносит Вик отрывисто, затем возвращается к еде и уже другим, спокойным голосом добавляет: – Утро по-моему – это к одиннадцати. Так что будь готова к этому времени. – Он подмигивает ей.

Когда они заканчивают ужинать, на часах почти два ночи. Вера идет в душ, коря себя за то, что наелась перед сном. Не слишком полезно для фигуры, да и вообще для пищеварения. Но в последний раз она ела в обед, а ласки Белова вытянули всю душу вместе с силами. По пути она прихватывает его майку, в которой спала прошлой ночью и которая так и лежит, аккуратно свернутая, на диване, как Вера ее оставила утром, собираясь на работу.

Большой свет в комнате выключен, горит только монитор компьютера, за которым сидит Вик в наушниках, покачивает ногой в такт музыке. Увидев Веру, быстро улыбается одними уголками губ, давая понять, что рад ей, но сейчас его лучше не трогать. Снимает наушники.

– Мне нужно закончить этап проекта и отправить заказчику до начала сегодняшнего рабочего дня. Ты ложись, надеюсь, я тебе не помешаю.

– Конечно, работай. Я буду как мышка.

Вера юркает под одеяло, утыкается в подушку, вдыхая оставшийся на наволочке запах его кожи, и улыбается, понимая, что он ей нравится. А еще очень нравится лежать в кровати Белова, пока он сидит за компьютером и работает. Вик говорит с ней мягко, она его не раздражает и не мешает. Он не против, чтобы она была здесь, у него дома, и от этого понимания хочется улыбаться.

Вера засыпает, украдкой поглядывая на его напряженное, хмурое лицо, очертания которого видны в свете монитора. Она старается подглядывать за Виком так, чтобы объект слежки не заметил, не почувствовал ее внимания. Она все еще слегка возбуждена от его бесстыдных ласк, вспоминает ощущение тяжести его тела на себе. Но делает вид, что спит, дабы не мешать. Вера не строит иллюзий насчет этого парня, который не собирается быть с ней долго и уж точно не влюбится в нее. Белов вообще не из тех, кто влюбляется. Но сейчас, в данную минуту, когда сам факт ее жизни находится под вопросом, Вере кажется, что нет места безопаснее, чем на этом импровизированном пиратском корабле, где над головой развевается устрашающий «Веселый Роджер». Пусть он отпугивает других от нее. От них обоих.

Глава 9 Отчеты непотопляемого пирата. Запись 5

Разумеется, она опять проснулась раньше. Я шарю по кровати – пусто. Приоткрываю один глаз – сидит на диване, поджав ноги, листает каталог саун и зон отдыха «Релакс».

– Какой выпуск? – спрашиваю, закрывая глаза и потягиваясь.

Я снова отлично выспался рядом с ней, Вера безукоризненно следует правилам. Молодец.

– Двадцать пятый, – отвечает она, к счастью, без всяких «доброе утро, котенок, зайчик, мусик-пусик, солнышко».

– На четырнадцатой странице моя работа.

Вера листает журнал.

– Тут написано: Ольга Орлова. Твой псевдоним?

Я смеюсь в голос, прячась под одеялом:

– Значит, на девятой.

– Точно, Виктор Белов. Красиво! Не представляю, как такое можно придумать. Ты гений.

– Это первый мой проект, который напечатали в журнале и который выиграл какой-то там конкурс. Не думай, что я помню все журналы и страницы, где размещены мои работы. Это было бы странно.

Поднимаюсь с кровати, смотрю в телефон: десять-десять, одно новое сообщение о том, что Кустов доступен. Ладно, сейчас не до него.

– Через двадцать минут выходим, – говорю я, направляясь в ванную.

– Я готова.

Вера и правда одета и собрана. Красивая, ухоженная, волосы заплетены в косу, темно-зеленое платье, которое вчера не удалось толком рассмотреть, эффектно облегает стройную фигуру. Выглядит полностью спокойной, уверенной в себе. Надеюсь, настрой удастся сохранить еще на несколько часов, пока будут длиться процедуры. В любом случае, я собираюсь быть рядом.

– Я бы предложила сварить тебе кофе, но кровь, скорее всего, требуется сдавать натощак.

В машине мы едем в основном молча, недолго обсуждая погоду, заторы на дорогах, музыку по радио.

Клиника не новая, но современная, светлая и просторная, выглядит как международный центр медицины – весьма представительно и пафосно. Что нравится, так это идеальная чистота, приятная атмосфера, небольничные запахи и улыбчивые девушки в регистратуре. Ну а на первом месте, разумеется, отсутствие очередей!

В кабинете врача Вера вдруг бледнеет, едва не синеет. Я беру ее за руку, когда мы сидим в креслах, и говорю сам. Она держится неплохо, но смотрит в пол. Отвечает на вопросы коротко, по сути. Я честно сообщаю, что мы решились на полную проверку потому, что ее бывший недавно нас ошарашил чудным сюрпризом. Кроме того, вероятно, ВИЧ может быть не единственным цветком в букете, так что неплохо бы сдать на все, что можно. Решаю, что информация о том, что мы с Верой не встречаемся и не спим, в данный момент не имеет значения. Пусть все выглядит так, будто мы в одной лодке. Денег эта клиника дерет немало, зато доктора абсолютно тактичны, безукоризненно вежливы.

Следующий час мы не пересекаемся, медсестры водят нас из кабинета в кабинет. Худенькая девушка, которой на вид лет восемнадцать и которая через минуту запихнет мне ватную палочку в мочеиспускательный канал, улыбается и задорно подмигивает, когда я приспускаю трусы. Она никак не выказывает шок, увидев мои шрамы на животе, левом боку и в паховой области, что говорит о высоком профессионализме. Произносит только:

– Старые раны не беспокоят?

– Нет, все функционирует довольно неплохо. На данный момент.

Она серьезно кивает.

– Готово, молодец. Можешь одеваться. Если будут какие-то проблемы, приходи. Обсудим. У нас, кстати, работают очень хорошие психологи.

– Спасибо, буду иметь в виду.

Она говорит без сочувствия в голосе, и мне это нравится. На будущее, на всякий случай, запоминаю ее фамилию и имя, напечатанные на бейдже.

Освобождаемся мы около часа дня. Вера выглядит неплохо, улыбается, хотя и заметно, что нервничает. Некоторые анализы будут готовы уже через пару часов, но большинство – самые важные – только через неделю, поэтому мы договорились с врачом о встрече в следующий понедельник.

– Нужно будет отметить вечером, – говорю я, следя за выражением Вериного лица.

– Хорошая идея.

– Поедешь со мной в студию? Представлю тебя как ученицу, – предлагаю, гадая, как взбодрить и развеселить ее. – Буду фотографировать разврат. Чужие сиськи-письки, как говорит Арина. Обычно на съемки я никого не пускаю, но сделаю исключение. Тебе понравится. Тем более что семьдесят процентов женщин бисексуальны.

– Что-о-о? Иди ты, Белов! – возмущается Вера до глубины души и смеется. Округляет глаза, упирает руки в бока.

– Ну а что? Я не шучу. Как раз проверим, относишься ты к задорному большинству или унылому меньшинству.

Мы садимся в машину.

– Не отношусь я никуда, – буркает она, а щеки пылают огнем.

Кажется, я кого-то случайно раскусил.

– Сегодня у меня Варвара Ради. Она очень хороша. – Подмигиваю. – Просто секс. Ну же, решайся. Больше приглашать не буду.

– Нет, нет и еще раз нет! Тем более у меня работа. Добрось до метро, пожалуйста.

– Я тебя подвезу до ресторана. Как хочешь, – делано тяжело вздыхаю. – Варя любит девочек, кстати. Мм?

– Прекрати!

– Тебе ее фото понравились, я заметил, как долго ты их рассматривала в прошлый раз.

– А тебе она как? – Вера сердится, хмурится, красная как рак.

Да что я такого сказал-то? Смеюсь. Она серьезна, будто даже злится, но заметно, что тоже едва сдерживает улыбку.

– Стояк не мешает работе?

– Я привык, – пожимаю плечами.

– И что, совсем-совсем не возбуждаешься во время съемок? Не встает даже? – Вера входит во вкус, развивает тему. Лучшая оборона – это нападение, ага. Полностью повернулась ко мне, глаза горят.

Такая она мне очень нравится. Пожалуй, слишком сильно.

– Ну-у. Я бы сказал, привстает, – снова смеюсь.

– Совсем чуть-чуть?

– Ага. Совсем слегка.

Я стискиваю ладонью ее колено, она тут же опускает руку на мою, но быстро отдергивает ее, кладет рядом.

– Фу, как непрофессионально, – тычет в меня пальцем.

– Только не сдавай никому.

Эту тему мы еще некоторое время мусолим, затем я высаживаю Веру у «Веранды», а сам направляюсь в студию.

Но на этот раз у меня не встает и даже не привстает. Съемка получается отвратной. Вряд ли удастся выбрать и пару фотографий спустя два часа каторжной работы. Нет, Варя прекрасна как обычно, каждое ее движение, взгляд идеальны и фанатично отрепетированы. Беда во мне.

Чем больше я думаю о предстоящей встрече с Артёмом, тем сильнее злюсь. На подъезде к студии я едва не отменил съемку вовсе, потому что от нетерпения увидеть брата дрожали руки. Но следовало это сделать раньше, так как Марина к двум часам уже убила на модель кучу времени, готовя образ. Впрочем, к концу фотосессии понимаю, что стоило все же перенести планы. Ладно, наконец я в машине. Честно, я себя контролирую. Понятия не имею, почему нарушаю скоростной режим.

«Ауди А5» Кустова брошена на служебной парковке у ресторана «Восток и Запад». Это очень дорогое и элитное место, поверьте на слово. Я знаю, кто делал дизайн: приглашенный француз с псевдонимом RoseF, весьма известная личность в определенных кругах. Его работы, которые попадались мне во время учебы, повергали в трепет и восторг. А когда «Восток и Запад» только открыли, я ходил туда как в музей на экскурсию, чтобы набраться вдохновения и почувствовать себя бездарностью.

Ладно, я веду этот мысленный монолог только для того, чтобы немного отвлечься от предстоящей встречи. Обстановка заведения сейчас не имеет никакого значения, я приехал с другой целью.

Выхожу из машины, включаю сигнализацию и иду к парадному, богато отделанному входу.

После армии Артём поступил на какого-то там менеджера, а потом резко свернул в сторону ресторанного дела. Учился на повара вместе с Верой, даже поработал по специальности какое-то время, но в нем быстро распознали нетривиальные организаторские способности, которые намного выше, чем кулинарные. Уж поверьте мне, я рос с этим парнем в одной семье и точно знаю: готовить он не умеет. Зато уже три года справляется с ролью управляющего в жутко дорогих заведениях.

Мой брат именно сейчас, в данную минуту, возможно, медленно умирает. И хоть он мне не кровный родственник и мы редко общаемся, да и раньше не особенно дружили, точнее, продрались все детство так, что у каждого имеется пара шрамов от стычек, но я действительно его люблю.

Артём полная скотина, которая не уважает женщин и менее успешных, чем он, мужчин. Самонадеянный жестокий придурок, который печется только о собственной заднице, прилично помотал нервы маме, принявшей его как своего и даже усыновившей. А занять место рядом с отцом шестилетнего ребенка ой как непросто. Я был слишком мал, чтобы что-то помнить о времени, когда мама ушла от отца к дяде Коле, но по обрывкам рассказов родственников кое о чем в курсе…

Захожу в просторный, искусно убранный зал, за столиками которого ведут неспешные беседы состоятельные люди. Ищу взглядом Артёма.

…Так вот, я люблю его как брата, несмотря на все косяки, и прямо сейчас продам все, что имею, если понадобятся деньги для спасения его шкуры. Не задумываясь. И мое сердце кровоточит от понимания того, через что Артёму предстоит пройти. Я не слишком хорошо осведомлен в вопросах борьбы с вирусом иммунодефицита, доктор сказал, что расскажет нам обо всем в следующий понедельник. Если будет необходимо. Но предполагаю, что дело это непростое. И полного излечения не существует.

Я бы отдал все, что только мог, если бы было возможно спасти этого любвеобильного идиота, через которого баб прошло столько, что, ручаюсь, сам он лиц и половины не вспомнит.

Но вместо этого я, обнаружив его выходящим из туалета в дальнем, огороженном конце зала, – нас здесь не видно ни работникам, ни гостям – подхожу близко и замахиваюсь. Артём улыбается (в кои-то веки рад меня видеть), но, прежде чем успевает открыть рот, получает по морде. Со всей силы. Я вкладываю в удар всю злость от его безалаберности, бездумности, глупости, поставившей под удар его жизнь, а также судьбу ни в чем не повинной хорошей девушки.

Он выше меня почти на голову, но так как не мог ожидать подвоха, падает, не способный устоять, еще и ударяется своей безмозглой башкой о кафель.

– Ты что натворил, придурок?! – срываюсь я, едва удерживая себя от желания хорошенько пнуть, пока он, беззащитный, лежит у ног, но уже начинает подниматься.

Артём занимался боксом, да и крупнее меня. Другой возможности побить его не будет.

Он вскакивает, толкает меня со всего маха, но я готов. Делаю шаг назад и сохраняю равновесие, бью в ответ ладонями по его груди, и чудо – он снова падает.

Прекрасно отдаю себе отчет, что камеры в углах закутка снимают каждое движение.

– Мать твою, ты чего творишь?

Пошатываясь, Артём вновь поднимается на ноги, готовый к обороне и атаке. Ладони сжаты в кулаки, тело мгновенно принимает стойку, но бить его я больше не собираюсь. Я ж не идиот, его руки длиннее моих. При равных условиях у меня нет ни единого шанса. Губа брата разбита, из носа течет кровь, щека быстро краснеет, распухает.

– Ты о существовании гондонов вообще в курсе?!

Я тоже в оборонительной позиции, наготове, если он кинется давать сдачи. Мы сверлим друг друга полными ненависти взглядами.

– Че, она уже поплакалась тебе? – Артём брезгливо поджимает верхнюю губу, морщится. – Побежала вприпрыжку жаловаться? Почему к тебе-то?! – Кажется, он поражен. – Вот шлюха, да еще и воровка! Советую пересчитать деньги после ее ухода!

– Черт, ты вообще осознаёшь, что натворил?!

– Еще не до конца, – рычит он, ощупывая лицо и сосредотачиваясь на ране. Видимо, понимает, что дальнейших нападений не планируется.

– Ладно, твоя жизнь, ты взрослый мужик, подыхай от чего выберешь сам. Но девка-то не виновата ни в чем! Любила тебя, детей от тебя хотела, ноги раздвигала, доверяя.

– Иди ты к черту, Белов. И так паршиво, ты еще с траханой претензией. Считаешь, я сейчас о Вере беспокоюсь? Ты вообще в курсе, чего мне навыписывали гребаные врачи и о чем рассказали? Какая жизнь мне теперь предстоит, какое будущее ждет? Да я об этой шалашовке думаю в последнюю очередь! – Артём выплевывает слова так, что слюни долетают до меня.

Качаю головой, отступая. Говорить с ним больше не о чем. Этот спор ни к чему не приведет, свое отношение я высказал, его мнение услышал.

– Мать бы пожалел, – бросаю через плечо.

– Подобрал ее, да? – кричит он мне вслед.

Я уже на середине зала. Замираю, но не оборачиваюсь. Люди в дорогих костюмах и платьях отрываются от своих дел, недовольно таращатся на нас. Охранник направляется в мою сторону.

– Ты вечно все за мной подбираешь: одежду донашиваешь, в игрушки доигрываешь, баб моих пользованных трахаешь. Сначала Настя, теперь Вера. Прешься, что ли, от этого?

Руки сжимаются в кулаки, тело напрягается так, что едва не болит. Я стискиваю зубы и губы, огромным усилием воли удерживая себя на месте. Да, я был с Артёмом жесток, но он ударил словами ниже пояса, наотмашь, без шанса достойно ответить. Понимаю, что я в бешенстве. До такой степени в бешенстве, что готов кинуться на него и бить, бить, пока не размозжу череп или пока не размозжат мой.

– Давай, трахай ее! – слова врезаются в спину, когда я открываю дверь на улицу. – Она мне больше не нужна. Бревно, оно и есть бревно!

И прежде чем официанты и охранники приходят в себя и добегают до меня и Артёма с целью прекратить эту душераздирающую и никому не нужную семейную сцену на глазах у дорогих гостей, я показываю ему средний палец и закрываю за собой дверь.

«Ему уже хватит, расплатится за всё сполна», – уговариваю себя по пути в машину, но чувствую, как трясет от желания вернуться немедленно. Хочу заткнуть ему рот, поставить на место, отомстить, причинить так много боли, как только смогу. Мне надо подраться, немедленно. Куда девать эту злость, от которой распирает, голова вот-вот лопнет?

Да, в этот момент я ненавижу Артёма всей душой. Рука онемела, болит, только сейчас замечаю кровь на костяшках пальцев. Давненько я не дрался. Возможно, выбил ему зуб или сломал нос. Левой рукой, уже в машине, набираю сообщение: «Если нужны деньги – помогу». Он отвечает не сразу, коротко: «Знаю».