Веселья ради

Эпилог

— Ты же знаешь, что сегодня за день?

— Хммм. — Я стучу кончиками пальцев по голой груди Гейба. — Среда? — угадываю, откидывая голову назад, чтобы взглянуть на него.

— Нет. Ну, да, но я не об этом.

— Сегодня двадцать третье марта? — пытаюсь снова.

— Опять же, верно, но не то.

Хмурюсь и поворачиваю голову, упирая подбородок в его грудь.

— Как что-то может быть одновременно правильным, но неверным?

— Фактически твои ответы верны, но я не это хочу услышать.

— Ладно. — Я пожимаю плечами. — А что сегодня?

— Наш юбилей, — говорит он с усмешкой.

Гм, правда? Я роюсь в памяти, пытаясь понять от какого события он отталкивается. Первого раза, когда мы занимались сексом? Нашего первого настоящего свидания? Не улавливаю сути.

— Ежеквартальная встреча сегодня, — заявляет Гейб, хитро подмигивая и смеясь.

Я хлопаю рукой по лицу и стону.

— Это не наш юбилей. Ни за что.

— Конечно же, так. Тот секс-опросник заслуживает того, чтобы отмечать его появление на свет ежеквартально, — говорит он, пока поднимает и прижимает мои руку у меня над головой. Ему нравится так делать, когда знает, что я покраснею, потому что так не смогу прикрыть лицо ладонями.

— Прекрати. — Смеюсь, отворачиваясь.

— Не могу поверить, что ты все еще краснеешь, вспоминая ту записку, — говорит он, передвигая обе мои руки в свою одну, так, чтобы у него появилась возможность схватить мой подбородок другой рукой и повернуть лицом к себе.

Я зажмуриваю глаза.

— Ты же знаешь, что я все еще могу тебя видеть? — Он отпускает мой подбородок, чтобы провести рукой ниже, пока прижимается губами к моей шее.

— Не ставь мне еще один засос. Я убью тебя.

Он смеется, его губы вибрируют напротив моей кожи.

— Я серьезно. Погода больше не располагает к ношению гольфов, Гейб. Я не могу ходить на работу с засосами на шее. Не могу. Это не профессионально. По-детски. И… — И я не могу подобрать еще одно слово, так как Гейб накрывает мои губы своими.

— Ты знаешь, что твоя грудь тоже краснеет, — произносит он после того, как отрывает свои губы от моих.

— Извращенец.

— Но ты все равно меня любишь.

Люблю, но закатываю глаза и высовываю руки из его захвата, отрывая его голову от своей груди.

— Нам надо собираться на работу.

— Еще пять минут, — уговаривает он. И я сдаюсь, потому что Гейб доказывает, что это стоит моего времени, которое обычно трачу на утреннюю рутину.

Он подвозит нас к офису, моя машина все еще на парковке со вчерашнего вечера. Я привыкла держать несколько нарядов у Гейба, так как «давай поужинаем после работы» превращается в импровизированные ночевки хотя бы раз в неделю. Мы проводим вместе почти все выходные в его квартире или моей. А в прошлом месяце он возил меня в Саванну, знакомиться с его родителями. Они только вышли на пенсию, и было мило развеяться. Великолепный город, большие дубы в Фарсайт парке я вряд ли забуду. Весь город оказался очень милым, как и его родители. Его мама не могла сдержать улыбки всякий раз, как Гейб обнимал меня или брал за руку.

Мы приезжаем на работу, и Гейб паркуется в гараже, затем мы направляемся в здание. Останавливаемся в кафе по дороге, и я покупаю чай-латте и овсянку на вынос, а Гейб берет кофе с утренним буритто, а также черничный маффин для Престона.

Мы расходимся в разные стороны, когда выходим из лифта. Все знают, что мы встречаемся, или мне стоит сказать, что знают все, кому до этого есть дело. Это не секрет, но и не великое дело. Я работаю на Сойера, так что, в любом случае, не должна много пересекаться с Гейбом каждый день.

Думаю, Гейб беспокоился о том, как Сойер воспримет, что мы встречаемся. Он пытался подготовить меня на выходных, когда проходила свадьба Мариссы, к тому, что Сойер может не хорошо отреагировать в понедельник. Но Сойер был абсолютно спокоен. На самом деле, он даже широко усмехался. Сказал Гейбу не проебать все, потому что он в команде Сандры, — именно так он и сказал. Не уверена, почему Гейб так волновался об этом, но мужчины иногда бывают загадочными.

Ежеквартальное заседание начинается в десять, так что у меня не остается много времени на утреннюю рутину по очистке голосовой почти и писем до совещания. Я поглощена всем, что нужно сделать, когда Престон плюхается на край моего стола, сияя.

— Сегодня ваш юбилей! — поет он.

— О, нет, и ты туда же, — отвечаю я, смеясь.

— Гейб уже пошутил на эту тему? Черт. — Выражение лица Престона становится удрученным.

— Прости.

— По крайней мере, я получил черничный маффин. Ты хорошо на него влияешь.

— Маффин — это его инициатива. Думаю, у него к тебе теплые чувства с тех пор, как ты назвал его идиотом в лицо.

— Пойдем. — Престон подмигивает, и я смеюсь.

Проверяю время на своем рабочем столе, видя, что у нас осталось достаточно времени, чтобы забежать в кафетерий для сотрудников до начала совещания. Мне нравится быть всецело сконцентрированной на встрече, и так я смогу использовать еще одну дозу кофеина до того, как мы пойдем в конференц-зал.

Через несколько часов я осознаю, что ежеквартальное совещание по-прежнему скучное, но оно движется в правильном направлении. Прошло всего три месяца с последней такой встречи, но Гейб уже внес несколько изменений, чтобы сделать это совещание более полезным для всех сотрудников. У нас нет сегодня никаких опросников для заполнения, — слава богу — так что я делаю свои обычные заметки и слежу за ходом событий. Даже Престон проснулся и весь во внимании. В некотором роде.

— Мне надо сходить пописать, Санди. Но я не стану этого делать до перерыва на обед, — шепчет Престон. Он суетится в течение десяти минут. Мне бы хотелось, чтобы он уже просто пошел в туалет.

— Так иди, — говорю я тихим шепотом. — Мы не пленники.

— Знаешь, я ненавижу ходить по аллее позора во время встречи, — шепчет он презрительно.

Я качаю головой.

— В сотый раз говорю тебе, что «аллея позора» подразумевает не это.

— Никто не должен стыдиться, пройтись на утро во вчерашней одежде, после ночи с горячим незнакомцем, Санди. Это не стыдно. — Он качает головой от отвращения. — Люди должны давать друг другу «пять» на утро и уходить домой с высоко поднятыми головами.

— Тогда что ты подразумеваешь под этим? Если мы, как общество, будем гордиться нашими интрижками, то должны придумать для этого термин.

— Я употребляю термин «аллея удовольствия», но его трудно сделать массовоупотребляемым.

— Угу.

Мы прерываемся на обед, и Престон удаляется в уборную. Комната становится пустой, и я направляюсь к лифтам, чтобы там подождать Престона. Я стою там, когда Гейб с Сойером тоже подходит к лифту, нажимая кнопку вызова, а затем сует руки в карманы и раскачивается на пятках, пока бросает мимолетные взгляды в моем направлении.

— Милый хвостик, мисс Адамс, — тихо комментирует Гейб.

Я молча киваю ему. Мы ведем себя очень профессионально на работе, потому что мы вообще профессионалы.

— Вы спешили сегодня утром?

— Что? — Мои глаза округляются, когда оглядываюсь, чтобы увидеть, слышал ли его еще кто-то. Рядом есть еще несколько человек, и они не обращают на нас внимания. Я напоминаю себе, что он фактически не сказал ничего такого, но знаю, что он подразумевает, так что чувствую, как мое лицо покрывает румянец. Он точно знает, почему я сегодня утром спешила.

Я снова смотрю на Гейба, собираясь одарить его взглядом, который подразумевает «тссс», но обнаруживаю, что он прикусил губу, чтобы не рассмеяться, так что вместо этого прищуриваю глаза. Кажись, ему никогда не надоест наблюдать за тем, как я краснею.

Приезжает лифт, и он входит в него, подмигивая мне как раз перед тем, как двери закрываются. И да, это все еще оживляет бабочек в моем животе.

Через мгновение возвращается Престон, и мы садимся в следующий лифт, направляясь в кафетерий. Престон только что вернулся после недели в Сент-Томас со своим мужем и рассказывает за обедом все детали их путешествия, в комплекте с его разочарование насчет того, что им не удалось украсть дельфинёнка.

Мы возвращаемся в конференц-зал на несколько минут раньше и занимаем свои места, те же, что и всегда — на два ряда выше и одно место дальше, чем Гейб.

Перед моим сидением лежит лист бумаги. Он перевернут лицом вниз, но уверена, что его не было здесь, когда мы уходили на обед. Быстрый взгляд на стол Престона говорит мне, что это не раздаточный материал для всех присутствующих. Поэтому я сажусь, выдвигая свой стул и усаживаюсь поудобнее до того, как перевернуть бумагу. Это написанный от руки опрос, и я узнаю почерк Гейба. Усмехаюсь, глядя в его направлении. Он повернулся вперед, а Сойер рядом с ним наклонился вперед и что-то ему рассказывает. Я поднимаю ручку и читаю.

О, мой бог. Он хочет, чтобы я переехала. Он хочет, чтобы я переехала!

Мое сердце вот-вот лопнет. Я стучу ручкой по улыбающимся губам, затем подношу ее к бумаге.

— Ты пойдешь по аллее стыда, чтобы отдать ему это прямо сейчас или заставишь его ждать до конца дня? — спрашивает Престон, не делая попыток скрыть, что прочитал все, подглядывая через мое плечо.

— Думаю, я воспользуюсь аллеей стыда прямо сейчас, — отвечаю, отталкиваясь от сидения и вставая.

— Вперед, распутница, — шепчет Престон, когда выскальзываю из нашего ряда и спускаюсь на три ступени в переднюю часть комнаты. Гейб сразу же меня замечает, так как сидит лишь в двух креслах от прохода. Его глаза опускаются от моего лица к листу и медленно на губах парня расплывается усмешка.

— Мисс Адамс? — спрашивает Гейб так, словно не представляет, зачем я здесь; Сойер фыркает на чрезмерно профессиональное использование моего имени. Но я ни на секунду не забываю, зачем я здесь. Внимание Гейба иногда отвлекает меня, но я прихожу в себя и улыбаюсь, располагая лист лицом вниз перед Гейбом перед тем, как вернуться на свое место.

Со своего кресла я наблюдаю, как он смотрит на лист, затем складывает его пополам и еще раз пополам перед тем, как подняться с кресла настолько, чтобы просунуть бумагу в задний карман брюк. Но в отличии ото дня, который был три месяца назад, он немного поворачивается, ловит мой взгляд и подмигивает.

И я влюблена. Вот как чувствуешь себя, когда влюблен.