Часть III Изабелла 1803

Глава 15


Майским утром Изабелла стояла у окна гостиной и смотрела на Арлингтон-стрит. Только что прошел дождь, и умытое солнышко отражалось в лужах и свежей зелени деревьев на противоположной стороне улицы. Было непривычно спокойно для начала дня, не слышалось грохота экипажей. По улице прошел индеец в черном тюрбане, неся поднос с экзотическими пряностями, цыганка, в ярких лохмотьях, продавала белый вереск на счастье, появился шарманщик со своей трогательной обезьянкой, при виде которой Рори обычно заливался бешеным лаем. Казалось, что после недавних событий все сидят по домам. Всего несколько дней тому назад ненадежный мир окончательно рухнул, и Британия снова перешла в состояние войны с Францией.

Несколько месяцев сохранялось относительное равновесие, но потом Бонапарт разозлился на упрямого британца, который отказывался удовлетворить некоторые его требования. Говорили, что он в ярости кричал на посла, даже грозил ему тростью. И все это лорд Уитворт выдержал с флегматичным спокойствием, прикидывая, что бы он делал, если бы этот необузданный корсиканец действительно напал на него. Прошла уже почти неделя с тех пор, как он благополучно выехал из Парижа и вернулся в Англию со всей делегацией. Однако Роберт не приехал вместе с ним.

Роберт отправился в Париж в начале апреля по указанию главы Министерства и с личным поручением от Генри Дандаса, который недвусмысленно высказывался о беспомощности правительства.

— Ради Бога, возьмись за это, Роберт, — просил он. — Нужно узнать истинное положение вещей. Выясни точно, что происходит. Пойдет ли народ за Бонапартом, если он поведет их на войну, или вся эта история не более, чем дань тщеславию в последней попытке добиться своего.

Изабелла умоляла мужа не уезжать.

— Это слишком опасно, — настаивала она. — Они пытались убить тебя несколько месяцев тому назад, в следующий раз им может повезти больше.

— Но сейчас все будет иначе, моя дорогая. Это политика. Я поеду не как частное лицо. У меня будет дипломатическая неприкосновенность. И если я могу выяснить что-нибудь полезное, то должен сделать это.

— Это все, о чем ты думаешь? — горячо протестовала Изабелла. — Что ты можешь сделать для Британии? А мы? Что будет с Мэриан и со мной, если тебя там убьют?

— История не повторяется, а ты будешь хорошо обеспечена, — улыбаясь ответил Роберт. — Я буду чрезвычайно осторожен, обещаю тебе. — Он нежным движением повернул Изабеллу лицом к себе. — Ведь ты не хочешь, чтобы я отказался, забился в конуру, как побитая собака, потому что однажды со мной случилось несчастье. Я не солдат, Изабелла, и никогда не воображал себя таковым, но кое-что я могу сделать, хотя бы для самоуспокоения.

— О, Роберт, — прильнула Изабелла к нему, — у меня не будет ни минуты покоя, пока ты не вернешься.

И он не вернулся с посольством, и от него не было ни слова. Так где же он? Изабелла не находила себе места от беспокойства. Роберт был бы недоволен, если бы она пошла ныть в Министерство иностранных дел или плакалась бы Генри Дандасу. Жены людей, подобных Роберту, таких вещей не делают, как и жены армейских и морских офицеров, когда остаются дома без мужей. Считается, что они должны проявлять больше стойкости, чем остальные. Воспоминание о той ужасной ночи в Париже, когда на них напал убийца, мучило Изабеллу постоянно.

Она чувствовала себя беспомощной в этом большом доме, одна со слугами и тремя собаками. Мэриан уехала на несколько недель в Оксфордшир навестить престарелую больную родственницу. Такие шумные собаки, как Роланд и Оливер, были бы там помехой, поэтому их оставили на попечение Изабеллы.

Слезы брызнули из глаз, и она сердито смахнула их рукой. Нечего стоять здесь и хныкать. Надо одеться и взять собак на прогулку в Сент-Джеймс-парк. Это поможет прогнать тревогу и вернет ясность мысли.

Она отвернулась от окна. Лакей постучал и вошел в комнату.

— В чем дело, Хоук? — спросила Изабелла с некоторым удивлением.

— Вас хочет видеть какой-то джентльмен, джентльмен из военно-морского флота.

— Из военно-морского флота! — Изабелла взяла визитную карточку с серебряного подноса и удивленно вскрикнула: — Капитан Конвей! Должно быть, это Перри. Пригласите его, Хоук, сейчас же.

Изабелла не виделась с Перри уже несколько месяцев, и когда он появился в дверях во всем великолепии морской формы, она подумала, что Перри приобрел больше достоинства. Он больше не был порывистым юношей и очень возмужал за минувший год. Изабелла подошла, протянула к нему руки.

— Перри! Это замечательно. Ты получил повышение. Теперь у тебя есть свой корабль. Ты доволен?

— Да, разумеется, очень доволен. Хотя не следует особенно радоваться, ведь это благодаря тому, что мы снова воюем. Вот я и пригодился, а повысили меня совсем незначительно. Правда, это только начало. Конечно, это не линейный корабль, а один из сторожевых шлюпов, но это первый корабль под моим командованием, и все благодаря рекомендации лорда Нельсона. Он помнит меня по Копенгагену и по флотилии на Ла-Манше. Тогда заключение мира положило конец карьере, но теперь, когда срочно призвали всех моряков, о моих заслугах вспомнили, и вот я стал капитаном «Сириуса».

— Ты этого достоин, — с теплотой в голосе сказала Изабелла. — Твоя тетя довольна? Расскажи мне обо всем. Жаль, Роберта нет дома. Он еще в Париже.

— В Париже? Разве вы не слышали?

— Что?

— В первом же морском бою были захвачены два французских корабля, и Бонапарт так разъярился, что приказал арестовать всех англичан, оказавшихся во Франции.

— Нет, не может быть! — в ужасе воскликнула она. — Неужели он сделал Такую подлость? Ты точно знаешь?

— Точно. Я только что из Адмиралтейства. Там только об этом и говорят. Такое варварское обращение с гражданскими лицами противоречит всем правилам, а война может затянуться.

— Роберт в тюрьме! — Изабелла опустилась на диван, ей показалось, что земля ушла вдруг из-под ног. — Не могу поверить.

Перри сел рядом.

— Вы не должны так беспокоиться. Роберт хорошо знает страну, так хорошо говорит по-французски, что я уверен, он найдет способ избежать самого худшего.

— Да, да, конечно, найдет. У него там повсюду друзья. — Изабелла попыталась взять себя в руки. — Выпьешь что-нибудь бодрящее?

— Спасибо, нет. Не могу задерживаться. Я должен отправляться в Чатем, где готовят к отплытию мой корабль. У меня много дел. — Он помолчал, потом продолжил, сделав над собой усилие: — Изабелла, я пришел просить вас об одной услуге.

— О какой услуге?

— Это касается Венеции.

— Венеции? Но, Перри, она выходит замуж в сентябре.

— Я все знаю. — Он встал и начал мерить комнату шагами, потом повернулся к Изабелле. — Боюсь, я очень плохо вел себя, когда она сказала мне о сэре Хьюго. Я был так обижен, расстроен, рассержен — и я написал ей ужасное письмо. Вскоре я пожалел, что отправил его. Написал еще одно, в котором извинился. Я писал несколько раз. Все письма возвращались не распечатанными. Я пришел с визитом, но дверь передо мной закрыли. Но теперь произошли эти события… Я уезжаю на месяцы, может быть, годы, и должен повидать ее снова. Хочу ей сказать, что жалею о том своем письме и должен извиниться, но как бы я ни старался, нигде не могу увидеться с нею.

— Так что же я должна сделать?

— Вы с нею дружны, — с жаром продолжал он. — Не могли бы вы пригласить ее к себе и дать мне знать, когда она будет у вас, чтобы я мог неожиданно прийти с визитом?

— Перри, но как я могу?

— Если она повернется ко мне спиной, я приму это как должное, а если нет, если она согласится встретиться со мной и немного поговорить, то мы сможем расстаться друзьями, а не врагами. Это все, о чем я прошу, больше ничего.

— Не знаю, — с сомнением сказала Изабелла. — Не знаю. Тетя будет очень недовольна, и дядя Джошуа тоже.

— Им об этом не нужно знать. Пожалуйста, Изабелла. Это очень важно, а вы всегда были добрым другом для нас обоих.

Изабелла взглянула на расстроенного молодого человека.

— Я не могу обещать, но попробую. Оставь свой адрес, чтобы я могла сообщить тебе.

— Спасибо, — сказал Перри, с благодарностью пожимая ей руку. — Тысячу раз спасибо. — Он вынул одну из своих визитных карточек и написал адрес на обратной стороне. — Здесь меня всегда можно найти.

Перри попрощался, не переставая благодарить, и Изабелла с грустью посмотрела ему вслед, не зная, правильно ли поступила. Она была почти уверена, что Венеция еще любила Перри, но достаточно ли сильна эта любовь, чтобы разорвать помолвку с преуспевающим сэром Хьюго и противостоять тому, что неминуемо последует: скандалу, родительскому гневу? Для этого потребуется большое мужество. Изабелла прекрасно понимала, что если они встретятся, Перри постарается убедить Венецию выйти за него замуж, но ответственность ляжет на Изабеллу. Хотя между нею и Венецией сохранились дружеские отношения, по-настоящему близки они никогда не были. Ну что ж, Перри имеет право попытать счастье, как всякий влюбленный. Она вздохнула и пошла наверх одеваться и собирать собак на прогулку.


Если бы Мэриан была дома, она бы непременно настояла, чтобы Изабелла не гуляла одна в парке. По крайней мере следовало взять с собой Гвенни, но Изабелла презирала условности. Она привыкла переживать все свои горести в одиночестве. Когда-то она одна убегала на берег моря… Изабелла шла по парку узкими улочками, держа собак на поводках, слишком погруженная в свои мрачные мысли, чтобы замечать удивленные взгляды прохожих. Гуляющие прохаживались по аллеям, поросшим травой. Здесь были и няни со своими маленькими подопечными, и когда три собаки, освобожденные от поводков, радостно помчались в разные стороны, один из малышей засеменил вслед за ними и упал на мокрую траву. Изабелла подбежала, чтобы поднять его, но ребенок уже сам встал и важно смотрел на нее, размышляя, стоит ли плакать. Потом он вдруг одарил ее беззубой улыбкой и снова насупился. Изабелла задумалась: не разочарован ли Роберт, что до сих пор она не забеременела? Он никогда не говорил о детях, но Изабелла знала, что отец не раз упоминал об этом. Она случайно видела одно из его писем: «Что же твоя кухарка-жена все еще никого не принесла? Принимайся за работу, парень, а то Джинни вас опередит». Тогда она посмеялась, но все-таки почувствовала, что она его подводит.

Зима прошла очень спокойно. Выздоровление Роберта после ножевого ранения затянулось на более долгое время, чем они думали. Рана оказалась глубже и причинила больше вреда, чем предполагал доктор Ренье. Как человек, редко болевший, разве что простудой, Роберт оказался исключительно плохим пациентом: отказывался заботиться о себе и отмахивался от добрых советов врача. А теперь он мог находиться в тюрьме или неизвестно где, может быть, до самого конца войны. Но так ли это? Его могли послать с секретной миссией. Изабеллу охватил гнев при мысли о всех этих политиках, что сидят в Уайтхолле в удобных креслах и посылают таких, как Роберт, подвергаться опасности, туда, где их ждут коварные ловушки и удары ножом в спину.

Изабелла перешла парк и подошла к красивому декоративному мостику через пруд Розамунды. Она оперлась о перила и несколько минут смотрела на Утиный остров. Пеликаны, массивные и неуклюжие, бродили по берегу. Здесь была и изящная, в сером оперении, птица-секретарь и зеленые дикие утки, несколько крикливых чаек прилетели с реки в поисках корма, с полдюжины лебедей, величественных, как галеоны под парусами, напомнили ей о Перри и его корабле. Может быть, они с Венецией съездят в Чатем, чтобы повидать его до отплытия. С какой гордостью показал бы Перри им свой любимый «Сириус».

Размышления Изабеллы были неожиданно прерваны громким шипением, отчаянным собачьи визгом и хлопаньем сильных крыльев. Она с ужасом увидела, что Оливер, самый смелый из всей троицы, отважился кинуться в воду за пролетавшей низко чайкой, и теперь на него накинулся лебедь, защищая трех своих птенцов. Изабелла сбежала с мостика на берег пруда и стала громко звать Оливера. Но тот, испугавшись грозной птицы с ее распростертыми крыльями и злобно вытянутой шеей, плыл вперед и не думал отступать. Изабелла подобрала юбки и собралась войти в воду, но тут ее отстранили, и какой-то молодой человек шагнул в воду, ловко отогнал сердитую птицу хлыстом и взял за шкирку бешено сопротивлявшегося пса. Потом поставил Оливера у ног хозяйки.

— Вот он, испачканный, но целый и невредимый, — сказал он, смеясь.

Собака стала отряхиваться, разбрасывая вокруг грязь и кровь, так как жестокий клюв все-таки настиг ее. Изабелла схватила пса на руки и, прижав к себе, повернулась, чтобы поблагодарить за спасение. С ужасом она увидела, что перед нею стоит Люсьен. Тот самый, что сводил ее с ума, очаровывал, лгал. Это его она так старательно избегала с того ужасного вечера в садах Ваукс-холла.

Магия прежнего очарования подействовала — Изабелла задрожала. Потом вдруг успокоилась. Люсьен был двуличным, поняла теперь Изабелла. За приятной внешностью улыбающегося юноши скрывался человек темный и опасный. В течение этих зимних месяцев она приняла все меры, чтобы держать его на расстоянии. Сначала это было легко сделать, так как до Рождества они редко выезжали, потом светская молва донесла, что Люсьен и его так называемый дядя уехали в Париж, и она от души надеялась, что там они и останутся.

— Я вам очень благодарна, — сдержанно сказала Изабелла, взяв себя в руки, — тем более, что пострадал ваш костюм.

Люсьен, должно быть, ехал верхом, так как был в бриджах и сапогах, но его красивый сюртук оказался забрызганным грязью.

— N'importe[19], — весело сказал он. — Был рад помочь. — Изабелла собралась отойти, но Люсьен, остановил ее. — Не уходите, пожалуйста, не уходите, одну минуту. Я хочу знать, почему вы избегали меня все это время?

— Избегала вас? Ничего подобного у меня и в мыслях не было, — быстро ответила Изабелла. — Конечно, мой муж был нездоров, и мы вели очень спокойную жизнь зимой, но я, действительно, не могу стоять здесь и разговаривать. Оливер дрожит и ранен. Бедняжка простудится, если я сейчас же не отнесу его домой.

— Вы пешком? Я пройдусь с вами.

— В этом нет необходимости.

Она уходила прочь, но Люсьен не отставал, а когда у ворот понадобилось прикрепить поводки к ошейникам двух других собак, он спокойно сделал это вместо Изабеллы и продолжал идти рядом.

— Прошел достоверный слух, что, несмотря на нелады со здоровьем, ваш муж оказался в Париже, когда снова объявили войну, и был задержан вместе с остальными англичанами, которые на беду замешкались во Франции. Это верно?

— Может быть, — осторожно ответила Изабелла.

— Вы, конечно, что-нибудь знаете о нем?

— Почему вы задаете все эти вопросы?

Люсьен пожал плечами.

— Без всякой причины, просто из дружеского интереса.


Они пробирались по узким улочкам из парка на Арлингтон-стрит мимо грязных извозчичьих дворов, осторожно обходя лужи и кучи конского помета. Изабелла чувствовала, что Люсьен идет след в след за нею, его дыхание обжигало ей шею.

— Почему вы все еще сердитесь на меня, Изабелла? — шептал он. — Разве такое уж большое преступление — любить вас? Все эти долгие месяцы вы не выходили у меня из ума, хотя я знал, что отвергнут. Неужели вы не можете мне простить безумие того вечера в Вауксхолле? Буду ли я за это лишен вашей дружбы, вашего расположения?

Когда-то этот медоточивый голос воодушевлял ее, даже теперь он заставлял ее сердце биться быстрее, но на этот раз лишь от страха. Люсьен считал, что ее так легко обмануть, так быстро можно покорить? Туман очарования и иллюзии рассеялись. Как могла она быть такой доверчивой, такой глупой, чтобы не распознать фальшь? Изабелла ни на мгновение не верила его клятвам в любви, но почему он так настаивал? Что за этим кроется?

К сожалению, по чистой случайности, Мэриан приехала из Оксфордшира почти в то же самое время, как они подошли к дому. Мэриан вышла из кареты и увидела жену своего брата на ступеньках так близко стоящей рядом с этим ужасным французом, что это можно было принять за объятие.

— Вы не собираетесь пригласить меня войти? — говорил в это время Люсьен. — Предложить мне бокал вина и помочь привести в порядок костюм? — Он наклонился к ней, одной рукой поглаживая собачку, которую Изабелла прижимала к груди.

— Сожалею, но нет. Прошу извинить меня. Нужно немедленно вымыть бедняжку Оливера и посмотреть его рану.

— Извините, — Мэриан поднималась по ступенькам и лакей уже открывал ей дверь.

— Мэриан! — удивленно воскликнула Изабелла. — А я вас еще не ждала.

— Оно и видно. Добрый день, месье де Вож.

Мэриан скользнула по Люсьену ледяным взглядом. Эдуард спустился к карете за багажом.

— Я получил отставку в полном смысле слова, — грустно заметил Люсьен. — Леди Мэриан меня недолюбливает, как мне кажется. Но я зайду, Изабелла, узнать о пострадавшем.

Он потрепал Оливера по голове и сбежал вниз по ступенькам, весело махнув рукой.

«О Боже, — подумала Изабелла, входя в дом. — Ну почему все это должно было случиться именно так? Бог знает, что вообразит себе Мэриан».


Очень скоро Изабелла узнала это. Она стояла на коленях возле таза, засучив рукава, с помощью Гвенни мыла возмущенного и дурно пахнущего Оливера, в то время как две другие собаки смотрели на эту процедуру с самодовольными мордами: им не грозили такие неприятности, как мыло в глазах и в носу. Изабелла знала, что Мэриан вошла в комнату, но предпочла не замечать ее.

— Гвенни, дай мне, пожалуйста, большое полотенце.

Изабелла вынула из таза мокрого Оливера и стала усиленно вытирать его.

— Может быть, ты соизволишь объяснить мне, что все это значит? — грозно спросила Мэриан.

— Все очень просто. Я гуляла с собаками в парке Сент-Джеймс, а глупый маленький Оливер стал охотиться за чайкой на озере. Один из лебедей напал на него. Он, наверное, убил бы его, если бы не Люсьен.

— А месье де Вож, вероятно, сопровождал тебя во время утренней прогулки?

— Нет, конечно, и вы это прекрасно знаете. Я встретила его случайно и очень кстати, как оказалось. Гвенни, кажется, мы с тобой закончили. Позови горничных, надо все убрать. Что привело вас домой раньше времени, Мэриан? Я думала вы пробудете там еще около месяца.

— Ах, все это было бурей в стакане воды. Тетушка решила, что умирает, но у нее был всего лишь приступ несварения желудка, — результат потакания своим слабостям. Я больше не могла там оставаться, когда услышала новости. Где Роберт?

— Он уехал в Париж вскоре после вашего отъезда в Оксфордшир и еще не вернулся.

— Он не приехал назад с лордом Уитвортом?

— Нет, поговаривают, что его могли арестовать вместе с другими англичанами, оставшимися во Франции. Пойдемте в мою гостиную, Мэриан, я расскажу вам, что знаю.

Беспокоясь за брата, Мэриан, казалось, забыла о той случайной встрече с Люсьеном. По настоянию Роберта он и Изабелла очень мало рассказывали о нападении в Париже, и Мэриан всегда ревновала в тех случаях, когда Роберт доверял своей жене больше, чем сестре.

По мере того как шло время, но они не получали никаких известий, Изабелла беспокоилась все сильнее, пока однажды утром она не решила, что больше не может этого выносить. Она набралась смелости и отправилась с визитом к Генри Дандасу в его прекрасный новый дом, в котором он поселился с тех пор, как стал лордом Мелвильским. После нескольких минут ожидания ее впустили в кабинет великого человека. Здесь находился великолепный письменный стол, красивые книжные шкафы и роскошный ковер.

Государственный деятель, еще более полный и румяный, чем на их свадьбе, встал, чтобы поприветствовать Изабеллу.

— Моя дорогая юная леди, вы принесли в мою пыльную комнату дуновение весны. Чем могу быть полезен?

— Думаю, вы догадываетесь, лорд, — прямо сказала Изабелла. — Я хочу знать, что вы сделали с моим мужем.

— Ах да, конечно, — Генри Дандас ретировался за свой письменный стол. — Проходите и садитесь, моя дорогая. Позвольте предложить вам что-нибудь. Чай, кофе?

— Нет, спасибо, — продолжала Изабелла, твердо удерживая свои позиции. — Я только хочу узнать о Роберте. Был ли он арестован? Он в тюрьме? Или где он тогда?

Генри посмотрел на очаровательное лицо, обрамленное темными кудрями под поистине обворожительной шляпкой, и подумал: какой счастливец этот Роберт. И тут же другие мысли пришли к нему в голову: а не совершил ли Роберт глупость и не доверился ли своей юной жене? А вдруг она сама обо всем догадалась?

— Только одно я могу сказать вам определенно, — медленно проговорил он, — его нет среди тех, кого арестовал Бонапарт. Опасность ему не грозит, и, может быть, скоро он вернется. А пока что, моя дорогая леди, я бы посоветовал вам соблюдать крайнюю осторожность, и, если большинство ваших знакомых придерживаются определенного мнения, не нужно разубеждать их. Вы меня понимаете?

— Думаю, что да. Я не такая уж глупая, лорд. И я понимаю, что, по-вашему, все должны думать. Роберт мне ничего не говорил, но все-таки я поняла, что тот человек, который напал на него в Париже в прошлом году, не был обыкновенным грабителем, так ведь?

Дандас уклончиво улыбнулся.

— Чем меньше об этом говорить, тем лучше.

— Это я тоже понимаю. Когда он вернется, лорд?

— Если бы я знал, то сказал бы вам. Скоро, очень скоро. Вот все, что я могу вам обещать.

Он был сама любезность. Проводил Изабеллу до двери, тепло пожал руку, улыбнулся, сказав:

— Осторожнее с вашими друзьями, дорогая. Всюду есть чуткие уши. И случайно оброненные слова — словечко здесь, словечко там — могут сильно навредить вашему мужу.

— Так шпионы собирают информацию? Это вы пытаетесь объяснить мне?

— Может быть. Еще кое-что я хотел бы вам сказать. Предупредите своего юного брата, чтобы он держался подальше от одного роскошного игорного клуба. Он может потерять не только деньги.

Встревоженная Изабелла поспешила спросить:

— В чем провинился Ги?

— Ни в чем, насколько мне известно. Но своевременный совет лишним не будет. Знаете, эти молодые люди, легкомысленные, неразумные. А я знаю многое о компании, которая имеет обыкновение там собираться. Уверен, что нет необходимости что-либо добавлять.

Генри Дандас был осторожным человеком, сказал немного, но Изабелла задумалась: не предостерегал ли он ее умышленно о Люсьене и шевалье, хотя в течение зимы она совсем мало встречалась с ними. У Изабеллы были и глаза и уши. Она слышала последние политические сплетни и догадалась, что теперь, когда война разразилась снова, оппозиция, во главе с Дандасом и Уильямом Питтом, использует любую возможность, чтобы дискредитировать нынешнее правительство и снова прийти к власти. Любые секретные сведения, которые доставит им Роберт, станут мощным оружием в их руках.

В течение зимы все внимание Изабеллы было сосредоточено на муже, и она не подумала, что стоит расспросить Ги, как он проводит время, но теперь вспомнила предупреждение Венеции. Что происходило в уединенных дорогих комнатах Лейлы Вернон? Поздние ужины для джентльменов под прикрытием игры в карты? У Изабеллы возникло чувство, что она может быть вовлечена во что-то темное и непонятное, пока с ней рядом нет Роберта, который мог бы дать ей совет и защитить.

После того случая в Париже, внезапное озарение, открывшее ей, что Роберт стал для нее целым миром, не оставляло ее, но Изабелла стеснялась сказать мужу об этом. Вместо словесных излияний она пыталась показать свое чувство нежностью и заботой и делала это так искренне, что даже Мэриан стала подумывать, не ошибалась ли она относительно своей невестки. Изабелла воспользовалась первой же возможностью, чтобы поговорить с Ги насчет его игорных дел, и он легко развеял ее опасения.

— Ради Бога, Белла, за кого ты меня принимаешь? Иногда я хожу туда с другими парнями из Министерства. Что в этом может быть плохого? Лейла Вернон чертовски приятная женщина, и, конечно, ужины у нее великолепные.

— Чем вы там занимаетесь? — с любопытством спросила Изабелла.

— Едим, пьем, разговариваем, играем понемногу в вист, фаро. Шевалье обычно держит банк.

— И это все?

— А чего ты ожидала? Оргий? Все очень респектабельно.

— Разве? У Лейлы Вернон определенная репутация.

— Если ты имеешь в виду то, что я предполагаю, то могу тебя заверить, действует она очень осторожно. — Ги по-мальчишески улыбнулся ей. — Молокососу, вроде меня, не добиться от нее милостей.

Изабелла нахмурилась.

— Надеюсь, что нет. — Может быть, он и прав, но сомнения у нее остались. Судя по слухам, Лейла Вернон спокойно раздаривала свои милости. — Ты мог бы взять меня туда с собой? — продолжала она.

— Боже милостивый, конечно, нет! Это место не для тебя. Роберт меня убьет за это.

— Ладно, будь осторожен.

— Не будь же такой гусыней, сестренка, — нежно сказал Ги. — Я знаю, что делаю.

— Надеюсь, что это так.

Наверное, ей следовало поиграть немного с Люсьеном, попытаться выяснить, почему он был таким настойчивым, кто он на самом деле и чего шевалье хотел от нее и Роберта. Когда Люсьен пришел, как и обещал, с визитом, она была любезна, предложила ему освежающие напитки и приняла приглашение прокатиться в его красивом новом фаэтоне. Она была награждена мрачным взглядом Мэриан, когда спустилась вниз в своей хорошенькой шляпке и весеннем платье, которого Мэриан не видела раньше, но Изабелла не стала обращать на это внимание, радуясь, что помогает Роберту в его секретной работе, и не задумываясь, что ее поведение может быть истолковано неправильно.

Случайная встреча с Венецией в магазине, недавно открытом неким мистером Свенном, где обе выбирали перчатки, напомнила ей об обещании, данном Перри, о котором Изабелла едва не забыла.

— Мама настаивает, что я должна выбрать себе подвенечное платье, — равнодушно сказала Венеция, раздумывая, купить ли перчатки из кожи бледно-лавандового цвета с крохотными жемчужными пуговками.

— Но свадьба состоится через несколько месяцев, не так ли?

— Да, в начале октября.

— Я привезла несколько восхитительных эскизов одежды из Парижа в прошлом году. Не хочешь ли ты выпить со мной чаю и посмотреть их? Там много новых идей, а некоторые модели были созданы специально для Жозефины. Я видела ее на приеме в Тюильри, она выглядела обворожительно.

Договорились, что Венеция навестит Изабеллу в следующий вторник, и, вернувшись домой, она послала Эдуарда с запиской к Перри. Изабелла выполнила свое обещание. Теперь дело было за ним.

Наступил вторник, они пили чай и рассматривали рисунки модных фасонов, когда раздался стук во входную дверь, и вдруг Изабелла испугалась. А если Венеция рассердится, выбежит или устроит сцену?

Вошел Хоук.

— Капитан Конвей спрашивает, можете ли вы принять его, леди, — сказал он, и прежде, чем она могла сделать замечание о таком странном совпадении, Перри уже был в комнате, красивый и великолепный в своей новой капитанской форме. Венеция встала, листки выпали из ее рук. Оба они смотрели друг на друга, не отводя глаз, еще минута — и они обнимутся. Изабелла пробормотала какое-то извинение и выскользнула из комнаты. Больше она ничего не могла сделать, только оставить их разбираться между собой. Она пошла в свою гостиную и оставалась там, пока не услышала, как хлопнула входная дверь, и увидела Перри, удалявшегося от дома быстрой пружинящей походкой, не знакомой ей раньше. Потом Изабелла вернулась в гостиную. Венеция стояла у окна, глядя ему вслед. Она повернулась к Изабелле.

— Зачем ты это сделала? Почему? Почему? — с упреком повторяла она.

— Я ничего не сделала. Не думала, что так получится.

— Нет, ты это сделала нарочно. О, Изабелла, я так безумно счастлива и так одновременно расстроена. Но все-таки спасибо тебе огромное, — и она обняла свою кузину.

— Что случилось?

— Я еще не знаю. Но все это время, когда я думала, что он ненавидит меня, он искал со мной встречи. — Венеция прижала руки к своим горячим щекам. — Я должна идти. Больше не могу задерживаться.

— Что ты теперь собираешься делать?

— Не спрашивай, но это чудесно и страшно. А ты ведь останешься нашим другом, правда? Если он станет писать мне и посылать письма сюда, ты позаботишься, чтобы я их получала, ладно?

— Не знаю, — с сомнением начала Изабелла.

— Но ты ведь не можешь отвернуться от нас теперь, не можешь? Ну, пожалуйста, Изабелла.

— Хорошо, — вздохнула она, — если я должна…

— Я знала, что ты согласишься. Так и сказала Перри. А теперь мне действительно пора идти.

Венеция вдруг стала настолько другой, что Изабелла удивилась: неужели любовь оказала свое магическое действие, и они осмелятся бросить вызов родителям, условностям и справедливому негодованию сэра Хьюго Декстера, в последнюю минуту оставленного молодой невестой. Изабелла не ожидала, что будет участвовать в заговоре. Но если она должна это сделать? Она на мгновение испугалась при мысли, что сказал бы Роберт о ее необдуманном решении быть почтальоном для влюбленных.

Май сменился июнем, а Изабелла, скрывая всепоглощающее беспокойство о Роберте, старалась выглядеть веселой, начала принимать некоторые приглашения, от которых до сих пор категорически отказывалась. Британию захлестнула военная лихорадка. Генри Дандас убедил Уильяма Питта снова занять место в Парламенте. Он произнес речь, получившую отклик по всей стране, эта речь вдохновила его друзей и привела в ярость врагов. Добровольно вступить в армию выразило желание столько людей, что проводить рекрутский набор не потребовалось. Каждый день утром в парке они проходили обучение, прежде чем разойтись по своим конторам, театрам или клубам, а звуки горнов и барабанов перекрывали уличный шум. Поговаривали о вторжении, но никто, казалось, больше не волновался. Вызов носился в воздухе: «Пусть Бони творит свое злодейство, Британия готова ко всему».

Несмотря на все эти лихорадочные приготовления, жизнь продолжалась. Изабелла продолжала бывать в обществе Люсьена, и он с тревогой обнаружил, что простая деревенская девушка, которая так быстро теряла голову от его обаяния, сама научилась обольщать и дразнить ложными обещаниями и оказалась гораздо умнее, чем он ожидал. Казалось, она вроде бы отвечает на его настойчивое ухаживание, но всегда держала его на расстоянии, так что временами он в полном отчаянии забывал о своем задании и о том, насколько оно важно.

— Она играет с тобой, друг мой, — сказал ему шевалье однажды, — заставляет тебя бегать кругами, а ты не можешь вытянуть из нее ни слова. Она отлично знает, чем занимается ее муж, но нет ни единого шанса, что она тебе об этом расскажет.

— Расскажет, расскажет, дайте мне только время, и она упадет мне в руки, как спелая слива.

— Ты уже говорил это в прошлом году и посмотри, где мы сейчас! Ни на шаг вперед не продвинулись. Ты, что же, так быстро забыл? Тот, кто нам платит, хочет как можно быстрее получить и девушку, и парня, а больше всего — этого драгоценного Роберта Эрмитейджа, лорда Килгоура, и без всяких политических осложнений. Им не удалось заполучить его в Париже в прошлом году, и где бы он ни скрывался сейчас во Франции, дотянуться до него невозможно.

— Знаю, знаю, — нетерпеливо сказал Люсьен.

Нелегко было забыть, как этот неприятный ледяной голос в полумраке комнаты отдает ему приказания, не слушая оправданий. На мгновение лицо его покрылось потом, как это было месяца два назад. Какая странная причуда судьбы, что отец, которого он искал так страстно, с такой надеждой, оказался чудовищем и одаривал дружбой сына, только чтобы использовать его в своих целях.

Шевалье с интересом взглянул на него, и Люсьен поспешил ответить:

— Думаю, парень у меня на крючке. С Ги я справлюсь легко, если мой маленький заговор удастся.

— Смотри, чтобы удался, — мрачно заметил его собеседник.

Однако Люсьен недооценил глубокой привязанности, которая существовала между братом и сестрой.

Наступил день рождения Изабеллы, ей исполнялся двадцать один год. Роберта до сих пор не было. Она была слишком расстроена, чтобы праздновать. Приемы, опера, театр — все казалось неинтересным, если Роберта не было рядом с нею. Однажды вечером в конце июня она лежала на диване с Рори. Под боком и с книгой в руке, когда в ее гостиную вошел Ги и рухнул в одно из кресел.

— Ты сегодня раньше обычного, — с улыбкой сказала она, радуясь приходу брата.

— Знаю, — расстроенный Ги посмотрел на сестру. — Извини, Белла, я так хотел принести тебе что-нибудь особенное в твой день рождения, раз Роберт еще не вернулся. Но, к сожалению, меня обчистили. Ни единого пенни.

— О, Ги, ведь я тебя предупреждала.

— Конечно, я знаю. Как последний дурак я поставил на цифру, с которой мне всегда везло, и проиграл.

Он выглядел таким огорченным, его обычная легкомысленная веселость исчезла. Встревоженная Изабелла села на диване.

— Это так серьезно?

— Да, боюсь, что так. — Он помолчал. — Не могла бы ты одолжить мне пару тысяч, а?

— Две тысячи фунтов! — в ужасе воскликнула она. — Ги, что же это? Ты их должен? Это долг чести и подождать нельзя?

— Не совсем.

— Что значит — не совсем?

— Ну, это не карточный долг. Думаю, это можно было бы назвать шантажом.

— Шантаж!

Он встал, прошел к окну и остановился спиной к Изабелле, всматриваясь в сумеречную мглу.

Изабелла сразу же вспомнила все, на что намекал Дандас, и вдруг испугалась.

— Ги, не лучше ли рассказать мне обо всем?

— Думаю, я должен рассказать. Гордиться мне нечем. Я вел себя как дурак. Изабелла, но это всего лишь случайность, просто несчастный случай… Ну вот, лучше тебе знать самое худшее. Понимаешь, я пошел в Дункан-Хаус вместе с приятелями, мы вместе работаем, и прихватил с собой папку, кое-какие документы и письма, которые нужно было перевести. Они не были важными, клянусь тебе, не были. Ничего сверхсекретного, но нам запрещают выносить что-либо из Уайтхолла…

— Тогда почему ты сделал это?

— Ну, знаешь, так бывает. Я торопился уйти с остальными и подумал, что смогу поработать над документами позже. — Он замолчал и продолжал с видимым усилием: — Мы провели веселый вечер и продолжили его в другом месте…

— Где?

— В доме, известном одному парню из нашей компании, с девушками, ты понимаешь…

— Ты имеешь в виду бордель?

— Вероятно, можно назвать его так. Так или иначе, но дело в том, что я забыл папку, а когда вернулся за ней, то не нашел.

Изабелла похолодела, понимая, что это значит.

— Ты спрашивал, куда она могла исчезнуть?

— Конечно, и Лейла ответила, что кое-кто нашел ее и обещал вернуть мне.

— Кто это такой?

— Ты его не знаешь, некто по имени Скетчард. Он работал клерком в нашем отделе и был уволен несколько месяцев назад. Лейла как-то использует его. Он там у нее свой человек. Дело в том, Белла, — продолжал подавленный Ги, — что он вернет папку со всеми бумагами, но хочет получить за это две тысячи. А если я откажусь заплатить, он скажет кому нужно, где нашел эту папку и почему. Ты понимаешь, что это значит? Меня вышвырнут вон, как не оправдавшего доверие. Для меня это будет конец, и самое худшее — я так ужасно подведу Роберта.

— Этот бесчестный человек может взять твои деньги и все равно рассказать об этом.

— Может, но не думаю, чтобы он так поступил. А как только я получу бумаги, то могу все отрицать. Изабелла, ты должна мне помочь, должна.

— У меня нет таких денег. Я могу обратиться в банк Роберта, мои счета оплачивают без вопросов, но не такую сумму. Нужно будет объяснить Роберту.

— Он еще не вернулся, и я как-нибудь все верну. Я верну, Белла, клянусь, я верну.

— Как? Играя на деньги, взятые в долг, и теряя больше, чем у тебя есть.

Но она всегда ему помогала. Ги был ее маленьким братом, которого она любила, о котором заботилась с тех пор, как помнила себя. У нее были кое-какие драгоценности, наверное, можно заложить их или продать. Ее мысль усиленно работала.

— Когда он хочет получить деньги?

— Очень скоро, через пару дней.

— Времени мало. Я попытаюсь, Ги. Я могу только попробовать.

— О, Изабелла, ты мне спасла жизнь. — Он упал на колени и обвил руками ее талию. — Что бы я делал без тебя?

— Просто не знаю, — резко ответила она. — О, Ги, ну почему ты такой дурачок? — Однако она обняла его и потом слегка оттолкнула от себя.

— Я для тебя это сделаю, но при одном условии.

— Каком условии?

— Что ты больше никогда не пойдешь в этот подозрительный притон Лейлы Вернон.

— Ну, скажу я тебе, не слишком ли строгое наказание? Дункан-Хаус вовсе не притон.

— Обещай, — сурово потребовала Изабелла. — Я это имею в виду.

— Хорошо, обещаю.

— И помни, что должен сдержать обещание. У меня такое впечатление, что это шпионский притон.

— Где ты могла слышать это?

— Тебе ни к чему знать. Но в дальнейшем держись от них подальше.

Хотя имя Люсьена не было упомянуто, Изабелла вспомнила предупреждение Дандаса и задумалась: не имел ли он отношения к этому делу, но потом выбросила эти мысли из головы. Вряд ли он пал так низко, что готов использовать шантаж.

Вечером в спальне она открыла шкатулку, в которой хранила драгоценности, подаренные Робертом. Здесь уже собралась масса прелестных безделушек, но ожерелье из бриллиантов и подобранные к нему серьги и браслет были самыми ценными. Она имела смутное представление об их реальной стоимости и о том, как можно было бы продать или заложить эти вещицы. Изабелла не знала, существуют ли такие места или где их можно найти, и не у кого было спросить, не объясняя, зачем ей это понадобилось. Но она помнила ювелиров — очень известная фирма на Бонд-стрит, партнеры — мистер Караутерс и мистер Абернети.

Изабелла улыбнулась, вспомнив эти имена. Однажды Роберт взял ее с собой, когда наведался к ним. Купят ли они ее браслет? Она могла бы сказать, что ей не нравится форма браслета и она хочет выбрать другой, когда вернется муж. Звучит не очень убедительно, но можно было бы попробовать. Ей так не хотелось расставаться с браслетом! Она помнила, Роберт застегнул его у нее на запястье в прошлый ее день рождения перед тем, как они пошли на крикетный матч. Но так важно, чтобы Ги получил обратно свои бумаги, прежде чем их потеря обнаружится и он будет опозорен. Может быть, при определенном везении, Роберт никогда об этом не узнает.


Нельзя было терять время, и уже на следующий день Изабелла отправилась на Бонд-стрит в карете. Она попросила Яна подождать, сказав, что долго не задержится. Изабеллу начала бить нервная дрожь, когда мистер Абернети вышел, чтобы приветствовать, улыбаясь и кланяясь, жену виконта Килгоура, и спросил, чем он может помочь ей. Только мысль о брате заставила ее вынуть браслет и еле слышно спросить, не могли ли они купить этот браслет, так как ей никогда не нравилась форма, а когда ее муж вернется из-за границы, она выберет другой по своему вкусу. Если мистер Абернети и был удивлен, то ему удалось скрыть это.

— К сожалению, это не в правилах нашей фирмы, леди, — осторожно начал он. Не следовало обижать благородных дам. — Думаю, будет лучше, если вы пройдете в нашу контору и поговорите с мистером Караутерсом, так как, в конечном счете, решение принимает он.

— Если это необходимо, — выдавила из себя Изабелла и проследовала в святилище, где обычно мистер Караутерс разговаривал со своими самыми знатными клиентами. Это был высокий худой человек, одетый по моде двадцатилетней давности, в аккуратном парике на лысой голове. Он предложил даме сесть и вежливо выслушал, отметив про себя, что она нервничает. Он взглянул на хорошо ему знакомый браслет.

— Как мистер Абернети вам уже сказал, мадам, не в наших правилах покупать драгоценные изделия, мы только продаем их. Однако, ради таких уважаемых клиентов, как вы и ваш муж, думаю, мы могли бы сделать исключение.

Ему было любопытно узнать, что же натворила молодая женщина в отсутствие своего мужа, зачем ей срочно потребовались две тысячи фунтов наличными. Скорее всего она проиграла их в одном из этих игорных домов, как это случалось со многими знатными дамами, и теперь боится, что ее проигрыш обнаружится, когда вернется муж. Или нужно было заплатить какому-нибудь негодяю, который угрожал раскрыть ее связь с любовником? Его пуританская душа совершенно не одобряла такое поведение, но, имея дело с аристократами, привыкаешь ко всему, а браслет стоил больше, чем она просила. Вероятно, ей было неизвестно, что ожерелье попало к ним из Парижа. Несчастному владельцу пришлось продать его во времена террора. По просьбе ее мужа им пришлось похлопотать, и они понесли при этом существенные затраты, подбирая подходящие серьги и браслет. Но они считали, что обязаны оказать услугу клиенту, который, без сомнения, будет полезен в будущем. Наконец, мистер Караутерс произнес:

— Думаю, мы сможем помочь вам, леди, в виде исключения, конечно. Я попрошу мистера Абернети заняться этим, и он пришлет вам оговоренную сумму с посыльным в течение дня, если вас это устроит.

При этих словах Изабелла испытала такое облегчение, что едва не лишилась чувств. Мистер Абернети проводил ее до кареты, помог подняться и улыбнулся сам себе, когда Ян отъехал.

— Эта молодая женщина попала в беду, — заметил мистер Абернети, вернувшись в магазин. — Бог знает, какую сказку она сочинит, когда лорд Килгоур вернется домой.

— Вполне возможно, но не стоит об этом распространяться, — строго заметил его компаньон. — Молчание, когда вы имеете дело с аристократией, мистер Абернети, молчание и сдержанность, не забывайте держать рот на замке. Отложите браслет. Мы не будем продавать его. Было бы жаль разбивать такой ценный комплект. Подождем возвращения мужа этой леди. Могут произойти интересные события.

На следующий день Ги пришел к Изабелле, торжествующий и глубоко благодарный.

— Я получил все бумаги и положил их обратно, никто даже не заметил, что они отсутствовали. Слишком много суматохи и снова паника: дескать, Бони приготовил три тысячи барж, они сосредоточены в Кале и готовы к переправе через Ла-Манш.

— Это правда?

— Такая же правда, как то, что он собирался перебросить свою армию на воздушном шаре или что начали копать туннель под Ла-Маншем, — рассмеялся Ги. — Каждый день приносит новые слухи. Ты ангел, Белла. Я твой вечный должник. Все хорошо, что хорошо кончается, верно?

— Если хорошо кончается.

Она не чувствовала такой уверенности. Обещание Ги вернуть деньги было искренним, но главное затруднение состояло в том, что сказать Роберту, если он заметит отсутствие браслета. Солгать ему? Сказать, что потеряла браслет? Она постаралась отогнать неприятные мысли.


— Черт бы побрал эту жадную до денег крысу, этого Скетчарда! — в ярости кричал Люсьен перед шевалье, когда, наконец, выяснилось, что произошло. — Ему было сказано угрожать этому идиоту, этому мальчишке бесчестием, пока тот не будет делать все, абсолютно все, чтобы спасти свою шкуру, и что же случилось? Ухватился за возможность урвать деньжат, а потом исчез. Боже, если бы я мог достать его, то свернул бы ему шею!


Глава 16


Роберт высадился на южном побережье в конце июля после трудного путешествия в маленькой лодке, которую жестоко потрепал летний шторм. Затем он добрался до Райя. Мистер Лэмб, владелец гостиницы «Святое Спасение», совсем не удивился, увидев лорда Килгоура в одежде бретонского моряка, с загорелым лицом, спутанными волосами, темной щетиной на лице. Запах, исходивший от него, угадывался безошибочно: от Роберта несло тухлой рыбой. Скоро была готова ванна и смена белья. Роберт всегда держал здесь одежду для экстренных случаев.

Вымывшись, побрившись, уже более похожий на себя, Роберт неплохо поел, подкрепился несколькими стаканами отличного французского кларета из запасов мистера Лэмба и отправился в Лондон.

Позади остались тяжелейшие, измотавшие его вконец месяцы ответственной работы. Часть этого времени он провел со своим кузеном Жаком де Морнеем во Франции, прилагая неимоверные усилия, чтобы реорганизовать группы противников режима, которые существовали здесь с первых дней революции и потерялись во время короткого мирного периода. Эти группы оказывали помощь Британии, не только собирая сведения, но и причиняя беспокойство сторонникам Бонапарта в тылу, особенно в районах, сохранивших республиканский дух и враждебно настроенных к деспотической власти одного человека над всем государством. Однако старания Роберта не увенчались успехом, вопреки его надеждам. Он обнаружил, что некоторые группы превратились в банды террористов, в результате активно преследовались тайной полицией Фуше, увлекая за собой при провале и немногих честных патриотов. «Грабеж, предательство и убийства стали обычным явлением для обеих сторон, — рассказывал ему Жак. — Это погасило пламя чистого патриотизма, горевшее когда-то так ярко».

Последние несколько недель Роберт провел на побережье, пытаясь составить представление о подготовке к вторжению, и обнаружил, что они гораздо менее существенны, чем считали в Британии. Он не видел сил, способных прорвать блокаду британского флота, по крайней мере, в текущем году, учитывая опасность переправы через пролив в зимнее время.

Ему довелось увидеть мельком самого Бонапарта, когда тот посещал порты, откуда собирались начинать вторжение. Тот впал в неистовую ярость, что его программа постройки судов так затягивается. Он немедленно отдал приказ подготовить еще четырнадцать сотен барж, но одно дело приказать, другое дело — выполнять. Это не значило, конечно, что Англии не нужно было принимать соответствующие меры. Может быть, стоило вернуться к уже предлагавшемуся проекту строительства канала вдоль полосы болот. Роберт решил усиленно продвигать эту идею, когда вернется.

На этот раз передвигаться по стране было гораздо труднее, несмотря на то, что его переодевания были успешными, а документы настолько не отличались от подлинных, насколько этого мог добиться искусный специалист в своем деле. Еще со времени нападения в Париже Роберт задумывался, не раскрыт ли он тайной полицией и не пущена ли по его следу одна из ищеек Фуше? Случалось, он оказывался лишь на волосок от провала. А ведь он решил, что когда женится, оставит эту опасную работу. Сначала он занимался ею неохотно, но работа эта, как он вынужден был признать, приносила глубокое удовлетворение, отвечая потаенным чувствам в его душе, желанию выразить себя, победить, преодолев все препятствия, подвергаясь опасности. Последнее задание он взялся выполнять под большим давлением. Теперь, когда все было позади, он надеялся, что его способности могут быть использованы на благо страны иным образом.

На Арлингтон-стрит Роберт приехал в десятом часу вечера, усталый, голодный и очень грязный, так как ехал верхом от Райя и попал под летний дождь.

Эдуард открыл дверь, приветствуя хозяина широкой улыбкой, а Мэриан, увидевшая брата из окна верхнего этажа, помчалась вниз по лестнице в сопровождении трех чрезвычайно взволнованных собак и бросилась в его объятия, не зная, то ли плакать, то ли смеяться от радости, что видит его невредимым после долгих недель беспокойства.

— Не верится, что ты здесь, Роберт. Мы чуть с ума не сошли, думая, что ты в тюрьме, и гадая, как с тобой обращаются в этом гадком месте. Что случилось? Как тебе удалось выбраться? Это было очень опасно?

— Достаточно опасно, — небрежно ответил он, — но я здесь, и остальное не имеет значения. — Роберт поцеловал Мэриан в щеку и наклонился, чтобы приласкать прыгающих у его ног собачек. — А где Изабелла?

— Ее нет дома, — тон Мэриан был крайне неодобрительным. — Какой-то музыкальный вечер.

— В самом деле? И где же он состоится?

— В Дункан-Хаус. Как тебе это нравится?

Роберт нахмурился.

— Это ведь заведение Лейлы Вернон? Я и не знал, что она устраивает музыкальные вечера.

— Я прямо сказала Изабелле, что это неприличное место. Сомнительная компания, совсем не подходящая для людей нашего круга, но она поступила по-своему. «Будут исполнять музыку из итальянских опер, и поет мадам Антонетти, — сказала она, — и это такое редкое удовольствие, я не могу от него отказаться». Надо же, какая любовь к музыке! Этот француз, Люсьен де Вож, заехал за ней в своей карете.

— Понятно. Я поеду попозже и заберу ее.

— Но ты, должно быть, смертельно устал, — возразила Мэриан, — и надо поесть. Насколько я тебя знаю, ты не ел весь день.

— Все, что мне нужно, это что-нибудь из холодной закуски и стакан вина. Позаботься об этом, пожалуйста, Мэриан, пока я сниму мокрую одежду.

Через час с небольшим, когда Роберт побрился и надел элегантный черный вечерний сюртук и жестко накрахмаленный шейный платок, трудно было бы предположить, что он слонялся по побережью Франции и пил прокисшее вино в тавернах под видом французского виноторговца или обожженного солнцем рыбака. Роберт присел, чтобы перекусить.

— Изабелла просила прислать за ней карету?

— Нет. Она сказала, месье де Вож привезет ее домой.

— Очень хорошо. Скажи Яну, чтобы запрягал лошадей и был готов через полчаса.

— Будь осторожен, остерегайся, — со вздохом сказала Мэриан, вдруг испугавшись за него.

— Чего остерегаться? Я ведь не на бой ухожу, моя дорогая, а всего лишь забираю свою жену после светского вечера, — шутливо ответил он.

Все-таки, хотя Роберт и старался скрыть от Мэриан, он был недоволен. Он знал обо всем, что происходит в Дункан-Хаус и считал, что это неподходящее место для его жены. Ей следовало это понимать. Конечно, по своей неискушенности, она могла отправиться туда, но почему с этим проходимцем французом? Если Ги имеет к этому отношение, нужно с ним поговорить. Этот юнец бывает иногда безответственным, он должен был проявить осмотрительность насчет своей сестры.

Концерт подходил к концу, когда Роберт приехал в Дункан-Хаус. Лакей взял его шляпу и плащ, Роберт прошел и остановился у входа в гостиную в то время, как мадам Антонетти изливала душу в заключительной арии. Роберт оглядел собравшихся, многие из которых были ему знакомы. Изабелла сидела впереди, рядом с нею Люсьен. Он бесцеремонно наклонился над спинкой ее стула и шептал что-то, от чего она ему улыбалась.

Музыка замолкла. Люди заговорили друг с другом и поднялись со стульев. Роберта узнали двое-трое знакомых и подошли поздравить со счастливым возвращением из стана врага. Подплыла Лейла Вернон, расточая приветливые улыбки.

— Роберт, как чудесно! А мы-то думали, ты томишься в какой-нибудь мрачной темнице.

Он что-то вежливо ответил, ища глазами Изабеллу. Роберт увидел ее изумленное лицо, потом она подбежала к нему, отбрасывая в сторону позолоченные стулья. Забыв все правила приличия, Изабелла закинула руки ему за шею и обняла как девчонка-школьница.

— О Роберт, любимый! — радостно шептала она. — Если бы ты только знал, как я волновалась все эти недели.

— Правда, любовь моя? Сомневаюсь, что это так, раз у тебя много светских развлечений. Ладно, все уже позади. — Он мягко освободился от ее объятий. — Попрощайся со своими друзьями. Я приехал, чтобы отвезти тебя домой.

— Простите меня, — сказала Изабелла, улыбаясь окружающим сквозь слезы. — Это было так неожиданно. Я совсем забыла о приличиях.

— Как тебе предана жена, — прошептала Лейла Вернон. — Ты счастливый человек, Роберт.

— Да, я знаю, — холодно ответил он, слегка поклонился Лейле и всем остальным и взял Изабеллу под руку. — Пойдем, моя дорогая.

Изабелла засылала его вопросами, по дороге домой, но Роберт говорил мало, пока они не оказались наедине в своей комнате и Гвенни не была отослана спать. Роберт вышел из своей гардеробной и остановился, глядя на жену. Изабелла выглядела такой юной, такой трогательно невинной, но была ли она невинна перед ним? Роберт почувствовал себя усталым и несчастным, увидев ее среди посетителей Дункан-Хаус. И поэтому он заговорил с нею в довольно резком тоне.

— Чего ради, скажи на милость, ты решила провести вечер в Дункан-Хаус? — спросил Роберт.

Изабелла, которая отправилась туда только ради него, чтобы попытаться выяснить, что же в действительности там происходит, вспыхнула от несправедливого упрека.

— А почему мне нельзя там бывать? Мне было интересно, а Ги всегда описывал Лейлу Вернон как очень достойную особу.

— Вот как? Но ты должна знать отныне, что это совсем не подходящее место для моей жены.

— О, Роберт, не будь таким ханжой. Ты говоришь, как Мэриан. Люсьен рассказал мне, что в свое время ты очень любил посещать Дункан-Хаус.

— А что еще доверительно сообщает тебе Люсьен де Вож во время ваших встреч тет-а-тет? — спросил Роберт ледяным голосом. — Какими еще признаниями вы обмениваетесь?

— Никакими. У нас нет встреч тет-а-тет, как ты их называешь. Просто он случайно упомянул об этом однажды. — Она говорила шутя, не особенно задумываясь, и его реакция рассердила Изабеллу. Она обернулась к мужу. — Не только он говорил мне об этом. Ведь ты был ее любовником, Роберт?

— Какое отношение это имеет к происходящему?

Они пристально смотрели друг на друга. Такого раньше никогда не бывало, и вдруг Изабелла поняла, что больше не выдержит. Она отвела глаза в сторону.

— Если хочешь знать, Генри Дандас предупредил меня насчет Люсьена и шевалье, и я подумала, что если буду поддерживать дружеские отношения с ними, то смогу узнать о них что-нибудь, и это поможет тебе в твоей работе.

— Дандас! — повторил за нею Роберт. — Ты бегала к Дандасу спрашивать обо мне?

— Только потому, что я ужасно беспокоилась. Я чувствовала, что все это время ты работал на него, а вовсе не был в тюрьме. Я постоянно думала о том, что случилось с тобой в Париже, и хотела знать правду. Я имею на это право. Я твоя Роберт схватил Изабеллу за плечи, повернул к себе. Никогда Изабелла не видела его таким рассерженным.

— Что сказал тебе Дандас обо мне и что ты выболтала этому проклятому французу? Отвечай, Изабелла! Что ты говорила ему?

— Нет, конечно, ничего. Почему ты так обращаешься со мной? Что я сделала?

— Ради Бога, как ты могла поступить так глупо? Разве ты не понимаешь, что могла причинить много вреда мне и другим?

— Я ему ничего об этом не сказала, совсем ничего. Клянусь, не говорила.

— Просто позволила ему любить себя, пока меня не было рядом?

— Нет, Роберт, нет. Как ты можешь так думать обо мне, как ты можешь? Ты мне больше не доверяешь?

Он сильно сжимал ее плечи и смотрел в большие глаза, бестрепетно ответившие на его взгляд. Потом вдруг он отпустил ее, почувствовав отвращение к самому себе.

— Боже мой, что я делаю! Столько времени в разлуке и ссоримся из-за пустяка.

— Я не хочу ссориться, — дрожащим голосом сказала она.

— Послушай меня, Изабелла, я когда-то был влюблен в Лейлу Вернон, но это было много, много лет тому назад и ничего не значило, ничего, по сравнению с тем, что я чувствую к тебе. Ты должна это понимать.

— Да, я понимаю, но ты все-таки не хочешь доверять мне, Роберт. Ты мне ничего не рассказываешь, даже после того, что случилось в Париже. Получается, что ты живешь двумя жизнями, и я только в одной из них.

— Я ничего не рассказываю ни тебе, ни Мэриан, потому что это может быть опасно для вас, — устало сказал он. — Лучше, если вы ничего не будете знать.

— Словечко здесь, словечко там, а там глядишь, их можно собрать, как звенья одной цепи.

— Это Дандас тебе сказал? — Роберт слабо улыбнулся. — Осторожность никогда не помешает.

— Извини, я не подумала… Я больше никогда не пойду в Дункан-Хаус.

Изабелла повернулась к туалетному столику, ее руки так дрожали, что она едва могла расстегнуть застежку ожерелья из бриллиантов и изумрудов. Роберт смотрел, как она кладет в шкатулку ожерелье и серьги.

— Разве я не дарил тебе браслет вместе с серьгами? — спросил Роберт просто, чтобы не молчать. — Почему ты его не носишь?

Вопрос застиг ее врасплох, и все вылетело из головы, и тогда Изабелла прибегла к глупой лжи, о которой почти сразу же пожалела.

— Застежка была слабой. Я боялась потерять его и отнесла назад ювелирам.

Роберт нахмурился.

— Я должен поговорить об этом с мистером Караутерсом.

— Нет, Роберт, не надо. Это не имеет значения. Скоро я получу его обратно. Я совсем не сержусь и не беспокоюсь из-за этого.

— Хорошо.

Изабелла провела гребнем по распущенным волосам, и от этого жеста ее грудь напряглась под низко вырезанным сатиновым пеньюаром. Затаенный гнев в душе Роберта прорвался во всепоглощающем желании, и внезапно он схватил Изабеллу и обнял, сильно прижимая к себе, испытывая жгучий огонь страсти. Изабелла замерла в его объятиях, но он взял ее на руки и, освобождая ее плечи из ночной рубашки, отнес на кровать. Изабелла хотела наказать Роберта холодностью, но не смогла сопротивляться, забыв о ссоре. И волна страсти унесла их обоих в заоблачную даль.

Позже, когда Изабелла лежала в объятиях мужа, прижавшись к нему, Роберт долго не мог сомкнуть глаз. Прошлой зимой ему показалось, что они стали ближе друг к другу, что Изабелла больше не была испуганной, несчастной девушкой, которой он посочувствовал, а стала женщиной, полюбившей его ради него самого, а не из-за того, что он мог дать ей. Тогда Роберт уверился в этом полностью. Теперь же он сожалел о приступе гнева и ревности. Скоро, когда заслушают и обсудят отчет о его работе, Роберт освободится на какое-то время и преподнесет Изабелле подарок, о котором давно думал. Изабелла пошевелилась рядом, Роберт повернулся, чтобы поцеловать жену.

— Ты больше не сердишься на меня, — сонно пробормотала она.

— Должен бы сердиться, глупенькая девочка, но нет сил сердиться.

— Я не глупенькая девочка. А ты будешь рассказывать мне о своих делах? Не заставишь меня терзаться догадками?

— Я тебе буду рассказывать только то, что тебе можно знать, не более того.

Изабелла приподнялась.

— Это нечестно.

— Спи. Завтра у меня долгий трудный день, но потом у меня для тебя приготовлен сюрприз.

— Какой? Он мне понравится?

— Надеюсь.

Руки Роберта пробежали по стройному телу Изабеллы, и она задрожала. Ее губы нашли его рот, желание вспыхнуло в них обоих, полнокровное, сладостное и всепоглощающее.


В течение следующих нескольких дней Изабелла почти не видала Роберта. Все время он проводил в Министерстве иностранных дел в дискуссиях, касающихся того, что он видел и слышал во Франции.

Стояло удивительно красивое лето. Солнце сияло каждый день, и все наслаждались теплом. Трудно было поверить в угрозу войны, хотя в стратегических пунктах были расставлены сигнальщики, как во времена Армады, чтобы предупредить о приближении врага. Пленные французы в Дувре утверждали, что Бонапарт собрался праздновать Рождество в Уайтхолле. Британский флот в это время нес сторожевую службу в проливе Ла-Манш, а Нельсон отплыл в Средиземное море, блокировав французский флот в Тулоне.

В один из вечеров Генри Дандас ужинал у них, а потом удалился с Робертом в его кабинет. То, что они обсуждали в тот вечер, никто кроме них и Уильяма Питта не должен был знать.

— Существует заговор с целью убийства Бонапарта, — сказал Роберт. — От осведомленных лиц мне известно, что если сейчас ему захотелось стать Первым Консулом пожизненно, то в следующем году он намерен короноваться как император. Это вызвало большое возмущение республиканцев, но я мало что смог выяснить на этот счет.

— Увенчается ли покушение успехом?

— Сомневаюсь. Замешано слишком много глупцов, слишком много тех, кто не умеет держать язык за зубами. Однако я знаю точно, что если в заговор будут вовлечены роялисты и члены наших групп и Фуше разнюхает об этом, то последует шквал арестов и казней, и самое худшее — все эти противники Бонапарта объединятся против нас. Они могут ненавидеть и бояться жесткого правления Бонапарта, но он многое сделал для восстановления порядка после хаоса и ужасов революции, и они за это ему благодарны. Если Бонапарт будет убит, снова наступит анархия.

— А последний дьявол еще хуже, чем первый, а? Не поехать ли вам туда еще раз, попозже? Выяснить еще что-нибудь с помощью преданных вам людей?

— Нет, не сейчас, — твердо сказал Роберт. — По той причине, что, кажется, мне грозит разоблачение. В этот раз слишком много было ситуаций, когда лишь ничтожная случайность спасала меня от разоблачения. И, кроме того, повторяю вам снова, я женатый человек, лорд, надеюсь иметь детей, это было бы несправедливо по отношению к моей жене. Я был бы рад послужить своей стране иным образом. Это вы вправе потребовать от меня.

— И вы думаете, что такая жизнь принесет вам удовлетворение, мой друг? — недовольно спросил Дандас.

— Почему нет?

— Я знаю вас, знал вашего отца и когда-то деда. В вас есть некое качество, Роберт. При всем вашем спокойствии вас не удовлетворяет то, что нравится большинству мужчин. Вы не созданы для тихого семейного счастья, к которому стремятся другие.

— Вы ошибаетесь, сэр. На этот раз я принял решение. Я нашел то, что искал, и счастлив этим.

— Хорошо, посмотрим. А сейчас, к сожалению, мне пора идти. Не следует злоупотреблять гостеприимством вашей жены и сестры.

— Есть еще один вопрос, который надо обсудить, прежде чем вы уйдете. У меня есть основания полагать, что этот безумный заговор направляется и поддерживается с Даунинг-стрит.

— О Боже мой! — взорвался Дандас. — Я всегда думал, что премьер-министр не совсем идиот. Но стоит только представить, как французы воспользуются этим фактом, если он всплывет на поверхность! И король все еще отказывается вернуть Питта к власти! Мы можем только молить Бога, чтобы его постиг очередной приступ безумия, прежде чем станет слишком поздно!

Государственный муж был очень любезен, прощаясь. Он взял руку Изабеллы и сказал с улыбкой:

— Вот видите, моя дорогая, я сдержал свое обещание. Он к вам вернулся целым и невредимым.

— До следующего раза, — сухо заметила Изабелла. — Я не совсем верю вашим обещаниям, лорд, я слишком хорошо знаю Роберта.

— Может быть, следующего раза и не будет, — весело ответил он. — Вполне вероятно, что мы даже выиграем эту войну.


На этой же неделе, когда Роберт был так занят, принесли толстый пакет, адресованный Изабелле, и она сразу же догадалась, что это от Перри для Венеции. Она уже не раз выполняла роль почтальона, и теперь отправила пакет с Эдуардом, сопроводив запиской к Венеции, и тот вернулся с письмом. Изабелла переправила его Перри, не без беспокойства, размышляя, что могли задумать влюбленные.


Наконец, Роберт покончил с делами в Уайтхолле и освободился на некоторое время, как и надеялся.

— Оденься соответствующим образом, — сказал он однажды утром, — мы проведем день за городом.

— Правда? Куда мы едем? — с любопытством спросила Изабелла. — Это далеко?

— Нет, не далеко. Там есть река. Мы поедем в фаэтоне, я сам буду править.

— Можно я возьму Рори?

— Возьми, если хочешь, но постарайся проследить, чтобы он не упал в воду. Я отказываюсь нырять и вылавливать его.

— Я и не подумала бы просить об этом, — с шутливым высокомерием заметила Изабелла. — Я нырну сама.

— В таком случае мне придется спасать вас обоих. Нет, спасибо.

Они посмотрели друг на друга и рассмеялись, живо вспомнив то тревожное утро в Гленмуре.

— Не заставляй меня ждать слишком долго, любовь моя. Это не светский прием. Там не будет никого, кроме нас с тобой.

Изабелла оделась очень быстро, выбрав простое платье из ситца с цветочным рисунком, широкополую шляпу, завязывающуюся под подбородком, и кашемировую шаль мягких сочных тонов — последний крик моды летнего сезона.

Роберт поджидал жену. Он помог ей подняться на высокое сиденье, водрузил Рори ей на колени и сам устроился рядом. Ян отвязал лошадей, и они отъехали быстрым аллюром.

К полудню проехали через Мэйденхед, а затем свернули на дорогу к небольшому городку Хенли на берегу реки с его красивой церковью и богадельнями. Старики и старушки вышли посмотреть на них. Роберт остановился у постоялого двора, чтобы дать отдохнуть лошадям, и принес Изабелле лимонад, а себе домашнего пива. Потом они снова двинулись в путь. Осторожно проехав по узкой извилистой улочке, выбрались на оксфордскую дорогу. Проехав примерно милю, Роберт свернул на узкую дорогу, поросшую травой, а потом въехал в чугунные кованые ворота. Они проскакали рысью по длинной, посыпанной песком, подъездной аллее, окаймленной лесом с обеих сторон, и оказались перед белым домом, одна стена которого была увита розами.

— Мы приехали к кому-то в гости? — спросила заинтригованная Изабелла.

— Нет.

Появился пожилой человек, с уважением притронулся к краю шляпы и подошел взять поводья.

— Очень рады вас видеть, лорд, — сказал он с сильным шотландским акцентом.

— Все в порядке, Ангус?

— Да, лорд, вполне, хотя в саду многовато работы для одной пары рук.

— Подумаем, что можно сделать.

Роберт помог Изабелле спуститься, лошадей увели, и они поднялись по широким ступеням. Дверь открылась, экономка, в опрятном темном платье, приветствовала их реверансом.

— Добро пожаловать, лорд, — сказала она, — все готово, как вы приказывали.

— Спасибо, Мораг. Я знал, что могу вам довериться. Изабелла, это миссис Мораг Кинси, она много лет назад была моей няней в Гленмуре и потом занималась хозяйством в этом доме.

— Вы выбрали хорошую жену, мистер Роберт, — сказала старая женщина, разглядывая Изабеллу. — Добро пожаловать в Сабрина-Хаус, леди.

— Вы приготовили что-нибудь поесть? — спросил Роберт. — Мы умираем с голода после долгой дороги.

— Да, в столовой накрыто, сэр. Может быть, леди хочет освежиться, привести себя в порядок?

— Пока нет, — ответила Изабелла. — Сначала я хочу все посмотреть. Что это за дом, Роберт? Почему ты никогда не говорил мне о нем?

Рори уже бегал по большому холлу. Он исчез в дальнем конце, а Изабелла пошла вслед за ним.

— Мы поедим немного позже, — торопливо сказал Роберт и присоединился к Изабелле. Она уже входила в гостиную, расположенную в задней части дома. Отсюда открывался вид на лужайку, вдали блестела серебристая лента реки.

Дом был построен примерно сто лет назад. В нем было просторно и прохладно. Он был изящным, даже изысканным, но еще не полностью меблированным. Изабелла вышла через стеклянную дверь и оглянулась.

— Как красиво. Это твой дом, Роберт?

— Нет. — Роберт улыбнулся, глядя на Изабеллу. — Он твой.

— Мой? — Она удивленно смотрела на мужа. — Мой, но этого не может быть!

— Почему?

— Не знаю. Это кажется невозможным.

— Дом станет твоим, как только стряпчие оформят все бумаги. Вот только он не полностью обставлен. Но я подумал, ты сама захочешь придать ему окончательный облик.

— Я еще не могу поверить в это, — удивленно сказала Изабелла. — Ты его купил специально для меня?

— Не совсем так. — Роберт обнял ее за плечи. — Я умираю от голода. Пойдем поедим и я тебе все расскажу об этом доме.

Мораг подала простой завтрак: холодный цыпленок, говядина и ветчина, немного свежего салата, только что испеченный хлеб и деревенское масло, творожный сыр и несколько свежих персиков, последних этих летом. Роберт наполнил бокалы вином и рассказал всю историю, пока они ели:

— Этот дом принадлежал нашей двоюродной бабушке, старой фурии. Помню, как мы ненавидели ее визиты в Гленмур. Она готова была драть нам уши за малейшую провинность. Бабушка дожила до очень преклонного возраста, становясь все более сварливой, а когда умерла несколько лет назад, то, к моему большому удивлению, оставила этот дом и все, что имела, мне. Сначала я подумывал, не продать ли его. Спросил Мэриан, хотелось бы ей жить здесь, и она сразу же отказалась. У нее предубеждение: она не хочет жить рядом с водоемом. Верно, конечно, что временами Темза выходит из берегов, но, насколько мне известно, вода никогда не достигала дома. Долгое время за домом не следили, поэтому я решил привести его в порядок, поселил здесь Ангуса и Мораг, а потом был слишком занят, чтобы уделять дому внимание, пока не женился на тебе.

— Ты мне об этом никогда не рассказывал, — с упреком заметила Изабелла.

— Потому что вопрос с домом был еще не решен, но прошлой зимой я кое-что понял. С Мэриан все-таки трудно ужиться.

— Я никогда не жаловалась, — быстро вставила Изабелла.

— Нет, но я подумал, что до Гленмура ехать далеко, и посещать замок мы можем лишь время от времени, тогда как Сабрина-Хаус может стать очень приятным убежищем от городской жизни для нас обоих.

«И для наших детей». Изабелла догадалась, что Роберт подумал это, но не произнес вслух.

— Что ты об этом думаешь? — спросил Роберт, очищая персик и кладя ей на тарелку. — Тебе хотелось бы проводить здесь время?

— Думаю, что это самый чудесный дом, который я когда-нибудь видела, и хотела бы обойти его весь, от кухни до чердака.

— Мораг тебе все покажет, ей это доставит удовольствие, а я пока допью вино и вздремну в саду.

— Предупреждаю тебя, я начинаю составлять список.

— Очень хорошо. Потом мы посмотрим его вместе.

Изабелла помолчала, хмуро поглядывая на мужа.

— Роберт, ты уверен, что Мэриан не захочет жить здесь? Она будет… ревновать, что ты отдал мне этот дом?

— Разумеется, не будет, — непринужденно ответил он. — Ей был дан шанс, и она отказалась. С тех пор она никогда не упомянула о нем.

Изабелла далеко не была так уверена, но чувствовала себя слишком счастливой, чтобы беспокоиться об этом. Поэтому пока Роберт прохлаждался в саду, поглядывая на Рори, шнырявшего в тростнике на берегу реки в поисках крысы, Изабелла исследовала каждый уголок дома. Она обнаружила, что дом гораздо больше, чем ей показалось. Здесь была и довольно большая комната для гостей, и комната, которая вполне могла бы служить детской. Большинство комнат еще не были обставлены. Только в хозяйской спальне уже была застелена красивая кровать под пологом на четырех столбиках с вышитыми льняными занавесками.

— Мы всегда держим ее наготове, — объяснила Мораг. — Иногда, когда мистер Роберт приезжал сюда проследить, как продвигаются работы, он ночевал здесь.

Пожилая женщина, с большим житейским опытом в ведении хозяйства, и Изабелла сразу же нашли общий язык. Изабелла прошла хорошую школу у миссис Бедфорд и задавала разумные вопросы.

— Она не похожа на этих хорошеньких молодых леди, у которых в голове только танцы да красивые платья, — одобрительно говорила потом Мораг, беседуя с Ангусом. — Мистер Роберт выбрал себе подходящую девушку, хоть и долго искал.

Роберт лежал на коврике недалеко от берега. Изабелла села рядом.

— Ну, — лениво спросил он, — тебе нравится?

— Да, очень. Идеи во мне прямо кипят.

— Пусть немного поостынут.

Изабелла опустила в холодную воду руку, слегка похлопала по скамье, стоявшей у зеленой ивы, нависшей над рекой.

— Я вспоминаю эти строки из «Космоса», ты их помнишь? Мистер Холланд заставил меня выучить их наизусть…


Сабрина, мне

Внемли и явись скорее

Сюда из волн, где смоль своих кудрей

Рукою белой, как лилея,

Расчесываешь ты в тиши на дне[20].


— Сабрина, милая моя, была рекой Северн, а не Темзой.

— О, не будь таким педантом. Обе они реки, правда ведь? Поэтому дом назвали Сабрина-Хаус?

— У бабушки Эстер были всякие причуды, но вряд ли в их число входило чтение стихов Мильтона. Она не одобряла поэзию. Она вообще ничего и никого не одобряла.

— Кроме тебя. Роберт рассмеялся.

— Может быть, меня она не одобряла чуть меньше, чем всех остальных. — Тени начали удлиняться, над рекой повеял свежий ветерок. Роберт сел на коврике. — Пора нам собираться домой, а то стемнеет до того, как мы доберемся до Лондона.

— Роберт, а не могли бы мы остаться здесь?

— Моя дорогая, это будет не очень удобно. И бедная Мораг окажется в затруднительном положении, ломая голову, как обеспечить нас всем необходимым.

— Нет, не окажется. Ей это понравится. Она всегда держит постель для тебя наготове, и, кажется, есть запас продуктов для ужина. Мы могли бы устроить пикник. — Изабелла встала на колени рядом с мужем и обвила руками его шею. Он снял сюртук, его рубашка была влажной и теплой от дневной жары. — Пожалуйста, Роберт, это мой дом. Ты ведь только что подарил его мне и будешь моим первым гостем…

— Твой муж и твой любовник. — Он обнял и нежно поцеловал Изабеллу в губы.

Она засмеялась.

— Из-за этого я чувствую себя безнадежно безнравственной.

— Мы будем безнадежно безнравственными вместе. — Он поднял ее на ноги. — По крайней мере, избежим встречи с разбойниками с большой дороги.

— Это было бы так интересно.

— Для кого? Моя дорогая, они вовсе не красавцы-повесы, которые рады станцевать куранту с прекрасной леди на полянке у дороги.

Изабелла рассмеялась, и они пошли к дому, держась за руки.

Мораг с честью вышла из положения, устроив для них прекрасный ужин. Она вытащила устроившегося в кресле перед кухонным очагом Ангуса.

— Отправляйся на ферму, — сказала она, — там в кладовой есть пара куропаток и фазан, и не забудь прихватить пинту сливок.

Они великолепно поужинали, а потом поседели у камина, где горели поленья, издающие запах яблок и сосновых шишек, поднялись наверх и легли в большую старомодную кровать.


Изабелла проснулась рано, разбуженная непривычной тишиной после непрерывного шума лондонских улиц. Слышался лишь щебет птиц, да тихо напевал что-то красивый женский голос. Это напомнило ей Гвенни и те далекие утренние часы в Хай-Уиллоуз. Как все теперь изменилось. На душе у Изабеллы было так спокойно, и откуда-то появилась уверенность, что проведенная ночь любви даст ей ребенка, о котором она так мечтала.

Роберт еще спал, его волосы разметались, он казался по-мальчишески трогательным и беззащитным. Изабелла наклонилась и поцеловала мужа.

— Я люблю тебя, — прошептала она и знала, что это правда. Теперь она узнала экстаз страсти, но она испытывала к мужу и глубокое осознанное чувство. Упиваясь удивительным чувством любви, не думала о том, что добравшимся до вершины нельзя забывать про осторожность, потому что рок, управляющий человеческими жизнями, так и норовит столкнуть беспечных в пропасть.


Глава 17


Почти сразу же начались неприятности с Мэриан. Ей не нужен был дом у реки, но она затаила обиду на Роберта, потратившего целое состояние на то, чтобы превосходно отремонтировать дом и потом подарить его со всем содержимым своей молодой жене.

— Ты мог бы хотя бы посоветоваться со мной, — едко заметила она.

— Я не думал, что тебя это интересует. Когда я возил тебя туда, ты мне ясно дала понять, что ни за какие блага мира не станешь жить в таком месте.

— Это было давно, вскоре после смерти бабушки Эстер. Дом был в ужасающем состоянии. Теперь же все иначе.

— Он все так же расположен недалеко от реки и все еще подвержен наводнениям, — сухо заметил Роберт. — Изабеллу это не останавливает. Она готова утонуть, не так ли, любовь моя?

— Сейчас ты просто смешон, — сдавленным голосом сказала Мэриан.

— Может быть, тебе захочется помочь Изабелле с подбором мебели и прочего, — довольно бестактно продолжал он. — Я уверен, она будет рада.

— Очень сомневаюсь в этом, — все еще сердилась Мэриан. — У нас слишком разные вкусы.

Все это было весьма банально, но испортило радость Изабеллы и вызвало чувство неловкости.

Но самое худшее было впереди. Облегченно вздохнув после приезда Роберта и радуясь вновь вернувшемуся счастью, Изабелла совершенно забыла о браслете и о том, что случилось с Ги, пока неделю спустя на нее не обрушилось разоблачение.

В то утро Роберт оказался на Бонд-стрит и зашел к ювелирам, собираясь купить какую-нибудь безделушку для Мэриан, чтобы загладить неприятное впечатление от их досадной размолвки. Он выбрал бриллиантовое украшение в виде бабочки, которое можно было носить в волосах или прикалывать на платье, и вдруг вспомнил, что говорила ему Изабелла о браслете.

— Кстати, кажется, моя жена оставила у вас свой браслет, потому что застежка была не исправна. Если браслет починили, я мог бы заодно забрать и его.

Почтенные компаньоны обменялись удивленными взглядами.

— С браслетом все было в порядке, лорд, — осторожно заметил мистер Караутерс, — вообще-то леди Изабелла сказала нам, что ей не нравится форма браслета, и попросила взять его обратно.

— Взять обратно? — удивленно переспросил Роберт. — Боюсь, я чего-то не понимаю.

— Вероятно, пока вы были в отъезде, вашей жене потребовалась крупная сумма денег наличными. Вы знаете, не в наших правилах принимать назад купленные у нас изделия или выступать в качестве ростовщиков, — с достоинством продолжал мистер Караутерс, не сводя неподвижного взгляда с лица клиента. — Однако вы и ваша семья всегда были нашими уважаемыми покупателями, поэтому мы согласились выполнить просьбу вашей жены в виде исключения.

— Сколько она просила?

— Две тысячи фунтов.

— Боже милостивый, это немало…

— Гораздо меньше, чем стоит браслет, лорд. Это часть очень редкого комплекта, поэтому мы его и сохранили. Нам казалось, что браслет снова может понадобиться.

Роберт нахмурился.

— Понимаю. В таком случае, верните мне браслет, а я дам указание моим банкирам выплатить вам две тысячи фунтов.

— Разумеется, — с некоторым облегчением сказал мистер Караутерс. — Будьте любезны, мистер Абернети, принесите браслет его светлости.

— Сию минуту.

Его компаньон вернулся почти сразу же и передал Роберту футляр с браслетом.

— Спасибо. Я позабочусь, чтобы вы не понесли потерь из-за этого случая.

— Весьма благодарны, лорд. Всегда рады оказать услугу клиенту, и уверяю вас, вы можете рассчитывать на нашу порядочность.

Мистер Караутерс поклонился, а Роберт вышел из магазина в чрезвычайно удрученном состоянии духа из-за неловкого положения, в которое его поставила жена, ничего не сказав и предоставив узнать правду таким неприятным и унизительным образом. Зачем же ей потребовалось так срочно две тысячи фунтов?

В тот же день он зашел в спальню, когда Изабелла одевалась к ужину, и положил открытый футляр на ее туалетный столик. На лице Изабеллы отразилось удивление.

— Откуда он у тебя? — спросила она сдавленным голосом.

— Мистер Караутерс отдал мне его за две тысячи фунтов. Зачем тебе понадобились эти деньги, Изабелла?

— Я… Я… — она жалобно смотрела на мужа. — Роберт, ты очень сердишься?

— Пока нет. Я еще пребываю в неизвестности. Ну, Изабелла, что все это значит? Почему ты мне ничего не сказала? Зачем придумала всю эту глупую ложь? Ты ведь понимаешь, что рано или поздно я бы узнал об этом. Что ты натворила? Проигралась в Дункан-Хаус и тебе было стыдно признаться?

— Нет, нет, — возмутилась Изабелла. — Нет, я не играла. Никогда я не стала бы делать таких вещей. Я считаю, это глупо.

— Хорошо, но тогда что же? Должно быть, что-то срочное, раз тебе так спешно потребовались деньги. — Потом у него мелькнула мысль, и он с облегчением ухватился за нее. — Это из-за Ги, так ведь? Что этот дуралей натворил? Увяз глубоко, надо думать. Мне казалось, у него больше здравого смысла.

— Нет, это был не карточный долг, — выпалила Изабелла и сразу же пожалела об этом. Лучше было бы, чтобы Роберт думал именно так.

— Тогда что же? — спросил Роберт с раздражением. — Он спутался с какой-нибудь… — он чуть не сказал «шлюхой», но выразился более мягко, — с какой-нибудь вертихвосткой и был вынужден заплатить большие деньги, чтобы отвязаться от нее?

Наверное, это предположение было лучше правды.

— Что-то вроде этого.

— Пора бы ему уже повзрослеть и научиться отвечать за себя. Ну ладно, не расстраивайся. — Роберт повернул Изабеллу к себе лицом. — Единственная ссора у меня с тобой произошла, потому что ты еще не до конца доверяешь мне, так ведь? Почему ты мне не сказала об этом, когда я вернулся? Я такой страшный людоед?

— Нет, нет. Это просто…

— Ги все еще твой маленький братик? — Она кивнула с несчастным видом. — Так я и думал. Если бы не война, я бы отправил его за границу с постоянным содержанием и сказал бы, что он должен умерять свои запросы. Только так можно продержаться на плаву в житейском море. Я думал, ему нравится работа в Министерстве.

— Да, нравится. Это потому…

— Что потому?

— Ничего, я только подумала, что он хотел бы получать более ответственные задания.

— Если докажет, что сможет справляться с серьезными вопросами, ему начнут поручать и более ответственные, — сказал Роберт. — Если он будет у нас сегодня вечером, я с ним поговорю. А ты береги этот браслет. Мистер Караутерс с большим трудом подобрал его по моей просьбе. Даже если тебе не нравится форма.

— Мне нравится. Я люблю его, а сказала так только потому, что…

— Не могла придумать другой причины, чтобы продать браслет. Боюсь, тебе не стать похитительницей драгоценностей, дорогая.

— Ах, Роберт, не смейся надо мной.

— Если я и смеюсь, то стоит мне это недешево, — грустно заметил Роберт.

— Извини…

— Это Ги должен извиняться, и он сделает это, когда я поговорю с ним.

— Не будь слишком суров, — поспешно попросила она.

— Ну, он уже не школьник. Вряд ли я могу прописать ему розги. Перестань беспокоиться о нем и предоставь все мне.

Они поужинали по-домашнему. В тот вечер к ним присоединился Дэвид. Он зашел повидать их, и его уговорили остаться. Когда мужчины перешли в гостиную, выпив вина в столовой, и подали чай, Роберт встал, кивнул Ги и прошел в другую комнату. Юноша бросил на сестру умоляющий взгляд и последовал за Робертом.

Считая, что Изабелла рассказала мужу всю печальную историю, Ги порывисто произнес вдохновенную защитную речь, Роберт выслушал ее молча.

— Я рад, что ты не настолько лжец, насколько глуп, — сказал он, когда Ги совсем выдохся. — Изабелла ведь ничего этого мне не рассказывала. Она всегда старается найти для тебя оправдание. — Затем Роберт сказал Ги в самых язвительных выражениях, что о нем думает. Это было тем более неприятно, что Ги понимал, насколько заслужил порицание.

— В будущем, если попадешь в переделку, уж будь любезен, приходи сразу ко мне, а сестру не беспокой.

— Вас здесь не было, и я собираюсь вернуть долг, — протестующе воскликнул Ги.

— Правда? Каким образом? Ты собираешься ограбить банк или стать разбойником с большой дороги? — сухо заметил Роберт. Он опустился в кресло и с минуту задумчиво рассматривал молодого человека, прежде чем продолжить. — Я полагаю, ты понимаешь, что бумаги, которые ты взял с собой были тщательно изучены людьми, враждебно относящимися к этой стране?

Ги удивленно посмотрел на Роберта.

— Но кем? Вы имеете в виду де Вожа и шевалье?

— Может быть. Мы не можем быть уверены. С некоторых пор что-то происходит, но нам пока не удалось выяснить.

— Не могу ли я помочь? — горячо вызвался Ги.

— Думаю, что можешь. Раз тебя знают в Дункан-Хаус, ходи туда время от времени, разыгрывай из себя простачка, у тебя это здорово получается, а сам смотри и слушай. Если что-то тебя удивит, сообщи мне. Только ради Бога, будь осторожен.

Чувства Ги были обострены, он горел желанием оправдаться. Боже, он докажет мужу своей сестры, что тот имеет дело не с зеленым юнцом. Ги болезненно воспринял урок и собирался извлечь из него пользу. Именно это решение приведет впоследствии к результату, которого никто из них не предвидел.


Все еще держалась хорошая погода. Жители южного побережья с беспокойством всматривались по утрам в морскую даль, но армия Бонапарта не появлялась. И наступил сентябрь, залитый солнечным светом. Изабелла радостно занималась поисками подходящей мебели, подбирала краски, выбирала шелка и бархат и даже преуспела в том, что заставила Мэриан заинтересоваться ее проектами. Роберт с головой ушел в изучение чертежей и планов строительства оборонительного канала через Ромнейские болота. Работу собирались доверить полковнику Джону Брауну, опытному шотландскому инженеру. В начале месяца Роберт поехал с ним в Кент, чтобы осмотреть местность и, на этот раз, составить подробные чертежи. Когда он вернулся, Изабелла спросила, не заезжал ли он в Хай-Уиллоуз.

— Конечно, заезжал. Твоего дяди, такого крупного землевладельца, это непосредственно касается. Сейчас там назревает кризис. Кажется, Венеция взбунтовалась и отказывается выходить замуж за сэра Хьюго.

— Но, насколько я понимаю, свадьба только через месяц.

— Вот именно, и, боюсь, твоя тетя в большом волнении по этому поводу.

— Что же будет? Ты видел Венецию?

— Нет. Она закрылась и никого не желала видеть. Было очень неловко. Я ретировался, как только позволили приличия. Она тебе что-нибудь рассказывала?

— Я знаю, что они с Перри любят друг друга, и он еще в Англии, — осторожно сказала Изабелла, с сочувствием думая о многочисленных письмах, прошедших через ее руки в обоих направлениях за последние недели. — Были какие-то затруднения с ремонтом «Сириуса», и он задержался в порту, но теперь, наверное, скоро уйдет в море.

— Кажется, тебе многое известно.

— Перри все время сообщал новости.

— Все-таки я не стал бы порицать девушку. Уж очень велика разница между красивым молодым капитаном военно-морского флота и пожилым вдовцом с двумя дочерьми, почти ее ровесницами, как бы ни был он богат, — заметил Роберт. — Благодарение небесам, я не имею к этому отношения.

Но его это касалось, и в гораздо большей степени, чем ему хотелось бы, как выяснилось позже. Две недели спустя прибыла разгневанная леди Бриджез и, промчавшись мимо возмущенного лакея, заявила, что хочет немедленно видеть Изабеллу.

— Я выясню, сможет ли ее светлость принять вас, мадам, — ледяным тоном сказал Хоук и провел Августу в салон.

Через несколько минут он вернулся, проводил даму наверх в маленькую гостиную, но она не стала дожидаться, пока о ней доложат, оттолкнула лакея и появилась перед удивленной Изабеллой.

— Она убежала! — трагическим голосом объявила леди Бриджез. — Убежала, удрала с этим нищим, никчемным Перри Конвеем. И это все ты виновата.

— Я… но что я сделала? — начала Изабелла, чувствуя себя страшно виноватой.

Но тетя Августа налетела, как вихрь.

— Не пытайся отрицать. Я знаю, ты устроила их встречу здесь, ты помогала им переписываться. О, Венеция отрицала это, но я все равно все из нее вытянула. Я подумала, что она осознала свою ошибку, свое безумие, бесчестье. То, что проклятие пало бы на сэра Джошуа, вздумай она оскорбить своего будущего мужа таким бессовестным образом! Я оставила ее плачущей, умоляющей о прощении, обещающей повиноваться, но она солгала. Она пренебрегла мною. Когда сегодня утром я пришла в ее комнату, ее там уже не было. Осталось только это.

Августа протянула письмо.

— Читай, читай и пойми, что ты наделала. Ты, гадкая, гадкая девчонка!

Леди Бриджез переводила дыхание, в то время как Изабелла взяла дрожащими руками письмо, нацарапанное, явно, в спешке и закапанное слезами.

Спускаясь по лестнице, Роберт услышал громкие голоса и вернулся назад. Он вошел в гостиную жены и увидел бледную, дрожащую Изабеллу и леди Бриджез, стоящую, как ангел мщения, со вздымающейся грудью, пышущую огнем и жаждой крови, как рассказывал он об этом позднее Дэвиду. Роберт сразу же овладел ситуацией.

— Доброе утро, — вежливо сказал он. — Мне показалось, что я услышал ваш голос. Что мы можем для вас сделать?

— Прочтите это, — снова сказала тетя Августа, — прочтите и вы поймете, какое лицемерное, коварное, лживое существо вы взяли в жены.

— Позволь мне, дорогая.

Роберт взял письмо из рук Изабеллы и взглянул на него.

— Не вижу ничего страшного, — спокойно сказал он. — Кажется, Венеция и капитан Конвей поженились по специальному разрешению в городской церкви Сент-Брайд неделю тому назад, и теперь Венеция поехала к своему мужу в Чатем.

— Поженились, поженились! — пронзительным голосом повторяла леди Бриджез. — Как вы не понимаете, что меньше чем через две недели должно было состояться венчание с сэром Хьюго! Уже разосланы приглашения, получены подарки, сделаны приготовления. Боже мой! Когда я думаю об этом позоре, о скандале! Что скажут о ней, что скажут о нас!

— Я понимаю, что это большое несчастье и сочувствую жениху, покинутому почти на ступенях алтаря, — рассудил Роберт, — но подумайте, насколько хуже было бы, если бы они просто убежали вместе. Перри Конвей — многообещающий молодой человек и, без сомнения, быстро продвинется по службе. В ближайшие несколько месяцев для этого предоставится множество возможностей. И, разумеется, леди Равенсвуд будет счастлива взять под свой кров жену ее любимого племянника.

— Полагаю, я должна поблагодарить за это вас и вашу жену, — горячо говорила леди Бриджез, — за то, что вы подстрекали Венецию противиться тому будущему, которое планировали для нее мы с отцом.

— Нет, — поспешила возразить Изабелла. — Нет, вы не правы. Роберт об этом ничего не знал, как и я. Я не знала об их женитьбе. Все, что я сделала, это позволила им пересылать с моей помощью письма друг другу. Ведь вы запретили им встречаться или переписываться. Я не знала об их планах. Клянусь, не знала. Но теперь, когда это произошло, я рада, — отважно продолжала она. — Я всегда знала, что Венеция очень несчастна, и все равно она не хотела выходить замуж за сэра Хьюго.

— Она была вполне счастлива этим, пока ты не стала поощрять ее, — с горечью заявила тетя Августа. — Все это чушь насчет любви. Сколько продлится эта любовь в грязных квартирах военных моряков в Портсмуте или Чатеме? А выйди она замуж за сэра Хьюго, так попала бы в высшее общество!

— А может быть, Венеция этого вовсе не хотела, — сказала Изабелла.

— Хотела, пока ты не переубедила ее. Так-то ты отплатила мне, отплатила твоему дяде, который взял тебя с братом в свой дом, вырастил вас, кормил вас, заботился о вас. Если бы не мы, вы могли бы просить милостыню на улицах!

— Моя жена действовала, как ей казалось, в интересах Венеции, — попытался прекратить поток слов Роберт, но тетю Августу не так легко было заставить замолчать.

— Все знают, что вы без ума от своей жены и не видите, что она из себя представляет. Спросите вашу сестру, спросите любого. Она всегда была своенравной, непослушной и распутной. Спросите ее, с кем она встречалась на болотах, пока сэр Джошуа не привел ее в чувство и не положил этому конец. Спросите, как она и ее брат связались с самыми презренными контрабандистами, навлекая позор на наше имя. Спросите ее, что здесь происходило, пока вас не было. Ее всюду видели с неким молодым французом. Он сейчас, без сомнения, посмеивается у вас за спиной над вами. Не думайте, будто мне неизвестно…

— Тихо! — прогремел голос Роберта, перекрывающий поток злобы и желчи. — Вы что, ума лишились? Я не собираюсь слушать всякие грязные обвинения. Если вы будете клеветать на мою жену подобным образом, я буду вынужден просить вас оставить мой дом.

Гнев, выраженный так энергично, заставил Августу затихнуть. Она переводила глаза с Роберта на Изабеллу.

— Не бойтесь, я ухожу. Скажу только одно. Когда увидишь Венецию, а я не сомневаюсь, что увидишь, передай ей, что у нас больше нет дочери. Ни ее отец, ни я не примем ее или ее мужа. Она будет забыта, как будто и не существовала. А если этот никчемный молодой человек думает выиграть что-то от этой необдуманной женитьбы, то пусть знает, что не получит ни пенни ни сейчас, ни в будущем.

— Ах, нет, — воскликнула Изабелла. — Нет, вы не можете быть так жестоки, так бесчувственны! Венеция всегда очень любила своего отца.

— Она выбрала странный способ доказать это, — едко заметила тетя Августа. — Ничего, кроме неблагодарности, я не ожидала ни от тебя, ни от твоего брата, а теперь ты еще сбила с пути мою дочь. Что касается вас, лорд, — продолжала она, поворачиваясь к Роберту, — вы еще вспомните мои слова.

Леди Бриджез окинула их высокомерным взглядом и величественно удалилась.

— Слава Богу, ушла! — с облегчением сказал Роберт. — В какой-то момент я подумал, что придется звать слуг и выгонять ее силой.

На мгновение Изабелле показалось, что она вот-вот лишится чувств. Все закружилось перед ней, и она упала на диван, закрыв глаза, и лежала, пока головокружение не прекратилось. Когда Изабелла вновь открыла глаза, она увидела, что Роберт озабоченно смотрит на нее.

— С тобой все в порядке, Изабелла? Ты бледна, как призрак. Ты не должна так расстраиваться из-за этой твоей чертовой тетки.

— Ничего, я вполне пришла в себя. Это от потрясения. Ты ведь… Ты не веришь всем этим ужасным вещам, которые она тут наговорила?

— Нет, конечно, нет. Ей некого винить, кроме самой себя, вот она и выпускала пар, осыпая тебя ругательствами. — Роберт нахмурился. — Ты уверена, что не надо позвать доктора Мерридрю? Ты все еще очень бледна.

— Нет, конечно, нет. — Изабелла постаралась улыбнуться. — Он бы подумал, что я одна из тех глупых молодых женщин, всегда готовых хлопнуться в обморок. Кажется, у тебя была назначена встреча сегодня утром.

— Да, назначена, и я уже опаздываю. Полковник Браун разработал действительно замечательные проекты нового канала и земляных работ на болотах, и сегодня мы их подробно рассмотрим. Все, конечно, сверхсекретно на этом этапе, и, думаю, Бонапарт дорого бы дал, чтобы взглянуть на них. А сейчас позаботься о себе. В последнее время ты слишком много хлопотала со всей этой суетой вокруг Сабрина-Хаус.

Роберт поцеловал жену в лоб и торопливо вышел. Изабелла немного посидела, потом медленно прошла в свою спальню. Известие о Венеции и злобное нападение тети Августы потрясли ее, вернув воспоминание о тех нескольких днях романтического увлечения Люсьеном и ярости дяди Джошуа, что она считала давно погребенными. Почему она не рассказала Роберту о том своем безумии, не посмеялась вместе с ним над этим? Не потому ли, что в течение всего прошлого лета она еще находилась под влиянием того наваждения, пока Люсьен сам не разрушил его. Пелена иллюзий упала с ее глаз в Париже в те ужасные моменты, когда Роберт казался ей потерянным навсегда, и тогда она поняла, кому принадлежит ее сердце. Теперь было что-то еще, нечто гораздо более важное, если это подтвердится: в последние недели ей стало казаться, что она беременна. В последний раз у нее не было обычного недомогания, и произошли некоторые изменения в ее состоянии, но до сих пор она чувствовала себя прекрасно, не было неприятных симптомов, на которые жаловались в таких случаях другие молодые женщины. Изабелла посмотрела в зеркало, все еще не в силах оправиться от потрясения. Наверное, следует посоветоваться с доктором Мерридрю. Этот приятный человек, средних лет проявил столько здравомыслия и компетентности, когда лечил Роберта по возвращении из Парижа прошлой зимой.

Но, если он придет домой, все будут спрашивать, почему, зачем. Если предположение окажется верным, она хотела бы все рассказать Роберту сама и в свое время. Только Гвенни будет знать об этом. Можно послать ее к доктору и попросить назначить ей время, чтобы зайти к нему завтра. Тогда, если она ошибается, Мэриан и Роберт ничего не узнают. Лучше заняться этим прямо сейчас. Она позвонила горничной и сказала ей о своем решении. Глаза Гвенни заблестели.

— О, мисс Изабелла, вы ведь всегда так этого хотели. И уж как его светлость будет рад!

— Да, если это подтвердиться, — сказала Изабелла. — Но пока никому ни слова, Гвенни, ни слугам, никому. Иди к доктору Мерридрю и спроси, не могу ли я прийти к нему завтра в удобное для него время.

— Я схожу, не волнуйтесь, леди. И никому не скажу ни словечка. Раскаленными щипцами ничего из меня не вытащат.


Доктор Мерридрю сказал:

— Я бы с удовольствием сам нанес визит, леди Изабелла. Вам не нужно было приходить сюда.

— Я знаю, но мне не хотелось, чтобы в доме кто-то задавал вопросы.

Доктор кивнул. Нелегко молодой женщине жить в одном доме с властной сестрой мужа.

— Вы здоровая молодая женщина, — сказал он ей с доброй улыбкой. — Нет причин для беспокойства. Я уверен, что ваш муж будет в восторге.

— Я знаю, что мой свекор будет в восторге, — грустно сказала Изабелла. — Каждое письмо из Шотландии содержит один и тот же вопрос.

Доктор улыбнулся.

— Без сомнения, граф мечтает о внуке. Ведь леди Мэриан не замужем. — Он проводил Изабеллу до ожидавшей ее кареты. — Немедленно вызывайте меня, если плохо себя почувствуете.

— Вызову, и спасибо вам.

Гвенни поджидала ее. Она с любопытством посмотрела на хозяйку, и та утвердительно кивнула.

— Но молчи, Гвенни, пока я не сказала мужу.

— Вы можете быть в этом уверены, — сказала Гвенни, гордая и счастливая, оттого что мисс Изабелла поделилась с ней секретом, о котором не имеют понятия ни эта чопорная леди Мэриан, ни высокомерные слуги.


Глава 18


Пришел октябрь, но погода еще стояла по-летнему теплая. Дни были солнечными, и хотя ночи становились все прохладнее, ни заморозков, ни резких ветров, ломающих в садах цветы, еще и в помине не было. Листья на деревьях продолжали пламенеть золотом и пурпуром.

Сабрина-Хаус был готов, и Изабелла очень гордилась этим.

— Давай проведем там несколько дней, — сказала она Роберту однажды утром. — Я хочу тебе все показать. В последний раз ты приезжал со мной, когда дом еще был готов только наполовину.

— Почему бы и нет, — снисходительно ответил Роберт. — Вряд ли это пагубно отразится на военных действиях, если я возьму несколько дней отдыха. — Он улыбнулся жене. — В конце этой недели, договорились? Пусть Ян отвезет тебя в карете, а я приеду на следующий день.

Мэриан сказала:

— Смотрите, как бы не было дождя. Позаботьтесь, чтобы не подхватить простуду. Я никогда не доверяла рекам. Одно удовольствие: сырые туманы да грязь, прилипающая к подошвам ботинок.

— Ничего подобного, — возмутилась Изабелла. — Дом совершенно сухой и очень удобный. Вы должны приехать и пожить там некоторое время.

— Там видно будет. Но не раньше следующего лета.

Изабелла все предусмотрела. Они с Мораг убедились, что еды у них достаточно, и прекрасной. Можно будет погулять по саду с Робертом и пройтись по живописным деревенским местам. Они будут разговаривать и смеяться. Роберт будет принадлежать только ей, и она скажет ему радостную весть о малыше, а предчувствие несчастья, что еще таилось в ее душе, уйдет окончательно. Изабелла села в кресло с Рори на коленях, радуясь, что тут нет Мэриан с ее вечно недовольным видом, всегда готовой высказывать критические замечания, и стала ждать, когда же она сможет показать Роберту, как она преобразила красивый дом, дом, который он подарил ей.


На следующий день рано утром Люсьен де Вож ехал по этой же дороге. Накануне он затеял спор: следовало ли ехать верхом или взять сверкающий новый экипаж, покупка которого пагубно сказалась на его денежных ресурсах.


Шевалье выразил недовольство его экстравагантностью и легко отмел в сторону его аргументы.

— Если хочешь узнать, что думает аристократия Британии, над чем работает или какие у нее планы, то нужно встречаться с ней на ее территории, — говорил Люсьен в защиту своего плана.

— И к чему это приведет тебя? Абсолютно ни к чему, — упрямился старик. — Время уходит, позволь мне напомнить тебе: те, на кого мы работаем, теряют терпение.

— Знаю, знаю, но я должен работать сам, а не получать указания от тех, чья нога не ступала даже на этот непонятный остров с его чертовски упрямыми и тупыми жителями.


Люсьен страдал от горького разочарования. Он считал Изабеллу чрезвычайно обворожительной. Вначале между ними существовало притяжение, но завоевание представлялось неожиданно трудным. Он боялся обмануться в своих надеждах. Его мужская гордость была задета. Что притягивало ее в этом скучном рассудительном интеллектуале Роберте Эрмитейдже, если она так упорно хранила верность ему? Другие женщины легко попадали под влияние Люсьена, уступая его обаянию и напористой сексуальности. И не только легкомысленные женщины, но и некоторые дамы из общества, разочаровавшиеся в своих мужьях, провели с ним не один час в сильнейшем возбуждении в домах свиданий, страшась разоблачения, но трепеща от экстаза, который звал их к новым наслаждениям. Но не Изабелла. Она могла вскружить ему голову, а потом повернуться спиной и при встрече обращаться с ним небрежно и безразлично, как с простым знакомым. От такого пренебрежения он скрежетал зубами.

Люсьен все разузнал о Сабрина-Хаус. Лучше места для rendez-vous[21], которое он замыслил, и быть не могло. Люсьен знал, что Изабелла находилась там, а мужа задержали в Министерстве, как донесли ему его шпионы. Итак, путь был свободен. Этим прохладным октябрьским утром он ехал верхом, полный упоительного, приятно возбуждающего ожидания. Это не имело ничего общего с заданием французских хозяев, о котором Рауль де Сен-Джордж так часто напоминал.

— А вы, — парировал в таких случаях Люсьен, — со своими нытиками шпионами, добывающими лишь обрывки информации, топчетесь на месте. У меня более широкий кругозор, — с этими словами Люсьен и оставил квартиру шевалье. Хотя, конечно, он понимал, что шевалье прав. Но было и что-то личное, невыносимо раздражавшее его и требовавшее удовлетворения.


Изабелла провела утро в хлопотах, расхаживая по дому, радуясь результатам своего труда. Она немного постояла в просторной комнате на втором этаже, глядя на сады и реку. В этой комнате она решила устроить детскую для ребенка и няни, когда придет время.

Она съела легкий завтрак и посоветовалась с Мораг насчет ужина. Решили приготовить свежего лосося, утку на вертеле, а также фазана. Потом будут поданы свежие сливочные сыры с фермы и фрукты. Роберт ел мало, но был очень разборчивым, и Изабелла постаралась не забыть, чтобы его любимое вино принесли из погреба, а сухое «Шабли» остудили в ведерке со льдом. Теперь, в середине дня, она лежала на софе в гостиной, Рори вытянулся на полу, после утомительного утра, проведенного в попытках приструнить здешнюю кошку, считавшую себя хозяйкой: была одержана лишь небольшая сомнительная победа, о чем свидетельствовала глубокая царапина на его носу. Изабелла дремала, когда в дверь постучала Мораг и вошла с обеспокоенным видом.

— Там вас спрашивает какой-то джентльмен, леди.

— Джентльмен? — Изабелла не могла себе представить, кто из ее друзей знал, что она находится здесь. — Кто это, Мораг?

— Это иностранный джентльмен, и он говорит…

Прежде чем она успела вымолвить слово, на пороге появился Люсьен и твердой рукой отстранил женщину. Выглядел он чрезвычайно привлекательно и добродушно.

— Нет необходимости объявлять обо мне, старушка, леди меня хорошо знает.

Изабелла встала, оцепенев от ужаса.

— Почему вы приехали, Люсьен? Откуда вы узнали, где я нахожусь?

— Так-то вы встречаете старого друга? — Люсьен прошел в комнату, с живым интересом оглядываясь кругом. — Очень мило, должен сказать. Я слышал о вашей вилле на берегу реки, но это же — дворец. Не напоминает ли он вам о Совиньи? Там, кажется, тоже есть река.

— Что вы знаете о Совиньи?

Мораг, нахмурившись, переводила взгляд с одного на другого.

— Я позову Ангуса, леди?

Если он не уедет сам, так и придется поступить. Он застал Изабеллу врасплох, и она не могла собраться с мыслями.

— Все в порядке, Мораг. Я поговорю с этим джентльменом.

Как только дверь закрылась за старой служанкой, Люсьен шутливо сказал:

— Она ваш сторож? Интересно, приставил Роберт стражу к своей жене или нет?

Изабелла не стала обращать внимание на его остроту.

— Не знаю, зачем вы приехали сюда, но вы здесь нежелательны, Люсьен. Я здесь одна. Это совершенно неприлично. Я была бы вам благодарна, если бы вы сейчас же ушли.

— О, дорогая, вдруг мы стали очень comme il faut[22], вам не кажется? Не глупите, Изабелла. Мне интересно. Разве вы не покажете мне ваш прелестный дом? Вы знаете, о нем столько разговоров. Любовное гнездышко. Но кажется, только для мужа. Как жаль! Может быть, пора изменить это положение?

Ей была знакома его манера поддразнивать. Когда-то это представлялось восхитительным, теперь же она подумала, что оказалась в ситуации, которой не могла управлять.

— Я не расположена проводить время в вашем обществе, — холодно сказала Изабелла, — развлекать незваного гостя. Я удалюсь, закроюсь в своей комнате, пока вы не уйдете из дома.

— О нет, вы этого не сделаете, я не позволю. — Он схватил Изабеллу за руки, когда она направилась к двери, и прижал ее спину к себе. — Я долго этого ждал, и теперь вы не избежите…

— Чего мне избегать? Вы говорите чепуху, — сказала Изабелла, — и вы это знаете. Вы пришли сюда без приглашения, и я прошу вас уйти. Любому джентльмену этого было бы достаточно.

— Но ведь я не джентльмен, а обольстительный француз-распутник, — сказал Люсьен. — Я не собираюсь уходить, по крайней мере, сейчас. Давайте, Изабелла, сядем и насладимся обществом друг друга. Поболтаем, как болтали в те милые дни на Ромнейских болотах. Это я тогда потерпел кораблекрушение… вы помните? Потерпевший кораблекрушение, чью жизнь вы спасли.

Он подошел к ней, взял за руки и притянул к себе, но Изабелла вырвалась и оттолкнула Люсьена.

— Все кончено. С этим давно покончено.

— Неужели? — насмешливо спросил он.

— Вы и сами это понимаете. Так вы уйдете, Люсьен, или я должна позвать слуг и выставить вас отсюда?

Он рассмеялся и сказал с неприятной усмешкой, от которой у Изабеллы по телу пробежала дрожь.

— Кто меня выставит? Служанка или старик, скрюченный от ревматизма? Не будьте занудой, Изабелла. Вам так легко от меня не избавиться.

Это было верно. Ян вернулся в Лондон, и кроме старого Ангуса, мужчин в доме не было. Как ей избавиться от человека, который упорно отказывается оставить ее дом? Роберт скоро приедет. Поймет ли он, что этого гостя не приглашали? Конечно, поймет, но все равно это было неприятно из-за насмешливых, мучительных намеков Люсьена. Зачем он пришел сюда? Что у него на уме? Изабелла могла лишь догадываться, и это приводило ее в ужас. Глупо, конечно, но она чувствовала себя такой беспомощной. Была ли это ее собственная вина? Играла с огнем? Но ведь она ясно дала понять… не мог же он подумать, что она хочет… Люсьен стоял между нею и дверью с этой своей, доводящей до бешенства, улыбочкой. Если бы она смогла метнуться к двери, ведущей в сад, то обежала бы вокруг дома и спаслась на кухне. Не успела эта мысль промелькнуть у нее в голове, как она уже оказалась возле двери, пытаясь справиться с замком, но задвижка была новой, слишком тугой, и в следующее мгновение Люсьен уже стоял рядом, положив сильные руки ей на плечи.

— О нет, моя дорогая, на этот раз вы от меня не убежите.

Изабелла стала бороться с ним, а он пытался оттащить ее от двери. Рори, маленький и храбрый, примчался ей на помощь и вцепился зубами в элегантно обутую ногу, и, получив пинок, отлетел, жалобно скуля, в другой конец комнаты.

Изабелла поняла, что совершила ошибку, сопротивляясь ему: от этого он только больше распалялся. Люсьен полунес, полутащил ее по комнате. Изабелла закричала, но слуги были далеко, и сквозь толстые стены ничего не было слышно. Люсьен грубо бросил ее на софу и опустился рядом. Столько месяцев он мечтал об этом моменте, и вот теперь Изабелла была здесь, и он собирался насладится ею. Будет знать, как мучить и дразнить Люсьена де Вожа.

Изабелла сопротивлялась изо всех сил, но, несмотря на хрупкое с виду телосложение, он был гораздо сильнее, чем она. Люсьен придавил ее всем своим телом, и одна рука уже рванула тонкий шелк платья у ворота. Его пальцы сомкнулись на ее груди. Изабелла закричала от боли и страха, глядя в его горячие карие глаза, но потом его рот закрыл ее губы с сокрушительной силой. Он вдавил ее спину в изогнутый конец софы, и ужас охватил Изабеллу. Это не должно случиться с нею, не должно. В отчаянной попытке сбросить Люсьена, она, собрав последние силы, попыталась оттолкнуть его коленом, но он еще больше навалился на нее. Руки Люсьена ощупывали ее, Изабелла открыла рот, чтобы снова закричать, но крик застыл у нее в горле, так как холодный язвительный голос прорвался до ее сознания сквозь страх и отчаяние.

— Могу я спросить, что здесь происходит?

Это не могло быть правдой, и все же это случилось. Роберт стоял в дверях, все еще держа хлыст в руке. Постороннему наблюдателю это показалось бы любовными объятиями расположившейся на софе парочки. Изабелла со страхом подумала, что Роберт, наверное, так и решил. Но в тот момент она испытывала лишь несказанное облегчение.

— Слава Богу, ты здесь, слава Богу! — все, что она могла вымолвить, пока Люсьен медленно поднимался.

Роберт, казалось, не обратил на жену внимания.

— Какого черта вы здесь делаете, месье де Вож?

Он еще владел своим голосом, но Изабелла, которая хорошо знала мужа, поняла, какая большая ярость бушует в нем сейчас.

— Думаю, и так понятно, — сказал Люсьен, вновь обретая свое остроумие и нахальство, — и это было весьма приятно. Как жаль, что вы приехали так быстро, лорд. Еще бы несколько минут, и все было бы кончено.

Его наглость ему дорого стоила. Роберт поднял хлыст и дважды ударил молодого человека по лицу с такой силой, что тот чуть не упал в камин.

— Вон отсюда, — сказал Роберт, — убирайся, пока я не прибил тебя.

Люсьен пришел в себя. Кровь текла по его щеке.

— Ты дурак, слепой дурак, — прошептал он. — Ты что, не знаешь свою собственную жену? Расскажи ему, Изабелла, расскажи про лачугу на болотах, расскажи обо всех возможностях, что нам представлялись прошлым летом… — Роберт угрожающе двинулся к нему, но Люсьен продолжал, злобно повышая голос: — Ты бы хотел уничтожить меня, не правда ли? Как ты уничтожил того, другого, однажды ночью, и теперь не можешь забыть. И девочка, погибшая страшной смертью, крича в агонии, а ты, с твоей неуклюжестью, не смог ее спасти… все это тебе доставляет неприятные моменты, а?

Роберт пристально смотрел на Люсьена. Как он мог узнать? Как еще он мог узнать, если бы Изабелла не сказала ему? Внезапно Робертом овладела слепая ярость, красный туман поплыл перед его глазами. Он позволил этому чувству овладеть собой и так яростно ударил Люсьена в подбородок, что молодой человек пролетел через всю комнату и упал на колени. Он попытался встать на ноги, все его обаяние исчезло, лицо казалось мертвенно-бледной маской с гримасой злобы и уязвленной гордости.

— Видит Бог, я убью тебя за это, — проговорил Люсьен разбитыми губами. — Клянусь, убью.

— Не сомневаюсь, что попытаешься, — сказал Роберт с неожиданно ледяным спокойствием. — Когда и как тебе угодно. Чем скорее, тем лучше. А теперь — иди, убирайся!

Изабелла забилась в уголок софы. Она нашла здесь шаль, которую днем набрасывала на плечи, и прикрыла разорванное платье.

Рори, несчастный и дрожащий, приполз к ее ногам, все еще поскуливая.

Дверь захлопнулась за Люсьеном, и она умоляюще посмотрела на Роберта.

— Я не приглашала его сюда, Роберт, ты должен мне поверить. Он приехал и не хотел уходить… а потом… а потом… — Слова повисли в воздухе. С каменным лицом Роберт смотрел на Изабеллу. Она, все еще надеясь на понимание, продолжала, путаясь в словах: — Я не знаю, как он узнал о… о том, что случилось с тобой той ночью… не знаю… — рыдание перехватило ей горло.

Роберт смотрел на жену сверху вниз в смятении чувств, где переплелись любовь, гнев и отчаяние. Его любовь к этой девушке была всепоглощающей. Он никогда не позволял себе сомневаться. Все сплетни, намеки, ядовитое анонимное письмо, которое он отбросил, расценив его, всего лишь, как проявление злобной ревности. Он был уверен, что когда-нибудь она сама расскажет ему все, и они посмеются вместе. В последние недели он считал себя невообразимо счастливым человеком, удивительно довольным жизнью, и теперь это — последнее предательство — самый мучительный и болезненный момент в его жизни, о котором она узнала, заставив рассказать его, ослабевшего от жара и боли. И она все выболтала этому лживому изменнику французу — как они наверное, веселились, находя чрезвычайно забавным, что взрослого, зрелого человека может мучить какой-то эпизод его прошлого.

Он безмерно любил ее и доверял ей, все еще любил… Но она предала его, не только как человека, но и в его тайной работе, которую он скрывал от всех. До чего же надо дойти, чтобы рассказать такую историю и испытывать при этом удовольствие? Он не мог больше оставаться здесь и выслушивать ложь и оправдания.

— Я возвращаюсь в Лондон, — резко сказал Роберт. — Тебе лучше вернуться завтра. Я пришлю Яна с каретой для тебя.

— Но, Роберт, пожалуйста, пожалуйста, ты должен выслушать меня.

— Не сейчас, может быть, потом.

— Что ты собираешься делать?

Он пожал плечами.

— То, что я должен сделать. Твой любовник, конечно, пришлет мне вызов.

— Он не мой любовник, — яростно возразила она.

— Он, кажется, думает иначе, — сухо ответил Роберт.

— Но ты не должен. Он убьет тебя.

— Я сделаю все, чтобы убить его первым.

И вдруг Роберт вспомнил садик, пахнущий травами, и самого себя, говорящего бабушке: «Если у нее появится любовник, я наверное, убью его». И вот этот отвратительный момент настал.

Через час он уехал, отказавшись от еды, хотя Мораг убеждала выпить хотя бы бокал вина. Прощаясь, он наклонился в седле и отрывисто сказал:

— Позаботьтесь о ней. Она очень расстроена. А потом умчался, прежде чем служанка успела что-нибудь спросить.

Ужин, приготовленный с такой заботой, был съеден слугами. Уже поздно вечером Мораг принесла поднос с едой в комнату Изабеллы. Та равнодушно посмотрела на него.

— Это очень мило с вашей стороны, но я, и правда, не хочу есть.

— Вы должны немного поесть, леди, особенно сейчас. — Изабелла ничего не говорила ей, но пожилая женщина догадалась о ее состоянии. — Я знаю мистера Роберта, — мягко продолжала она. — Его гнев не надолго.

— Хотела бы я, чтобы это было так.

Мораг не знала и половины того, что произошло. Чтобы доставить ей удовольствие, Изабелла попробовала немного поесть, но с первым же проглоченным куском подступила тошнота, и она оттолкнула поднос. Изабелла лежала на широкой кровати, вспоминая ту ночь, когда они были так счастливы здесь, когда она зачала ребенка, и ей хотелось рыдать от безысходности.

Почему Роберт отказался выслушать ее? Почему он обращался с нею так жестоко, так несправедливо? И лишь, успокаиваясь, постепенно она начала понимать, как сильно это должно было его ранить. Когда он мог поверить, что она способна выболтать моменты их близости Люсьену и еще… Она вдруг села… как мог Люсьен узнать так много? Здесь что-то таилось, и пока она не выяснит, в чем дело, пока не сможет убедить Роберта, что не она рассказала Люсьену ту историю, Роберт никогда не простит ее.

Мысли Изабеллы метались от одного факта к другому, пытаясь найти причины. Она чувствовала свое бессилие, понимала лишь, что оба они окутаны какой-то темной тайной.

Ночь тянулась мучительно медленно. Снова и снова Изабелла начинала дремать и сразу же просыпалась, вспомнив о мрачной действительности, простиравшейся впереди. Она встала рано и, спустившись вниз, вышла в сад. Было холодно, пронизывающий ветер срывал листья с деревьев и сдувал последние лепестки роз, а белый туман клубился у берега. Дом, который она так полюбила и обставляла с такой радостью и надеждой на будущее, стал ей ненавистен. Изабелла была рада, когда к полудню появился Ян в карете. Он, как всегда, был немногословен и себе на уме и не выразил никакого удивления по поводу изменившихся планов. Мораг попрощалась и порывисто обняла Изабеллу.

— Не беспокойтесь, леди. Скоро вы вернетесь к нам, я уверена в этом. И мистер Роберт тоже вернется с вами.

— Может быть.

Изабелла поцеловала щеку старой няни, Ян помог ей подняться в карету и подал Рори, больного и несчастного, и они отъехали.


Когда Изабелла вернулась в тот вечер домой, там царила зловещая тишина. Все слуги, вплоть до молоденькой посудомойки, чувствовали, что между хозяином и хозяйкой что-то произошло, пообсуждали это громким шепотом. Роберт поздно вернулся накануне, лошадь была в мыле, как будто он быстро скакал, и сразу же закрылся в своем кабинете. Он даже не вышел к ужину, только попросил, чтобы ему принесли поднос и добавили бутылку бренди. Леди Мэриан сидела в гостиной одна, сердито нахмурившись, и хотя она стучалась потом в его дверь, очевидно, не получила объяснений. Позднее в этот же вечер Эдуарда послали с запиской на квартиру Дэвида Фрэзера на Пикадилли, и Эдуард рассказывал на кухне, что мистера Фрэзера не было дома, и пришлось оставить записку его слуге.

А теперь вот вернулась молодая хозяйка, одна, непохожая на саму себя, прошла прямо в свою комнату с Рори под мышкой, сказав Гвенни мимоходом, что ничего не хочет есть. Слуги засыпали девушку вопросами, но та упорно молчала, хотя Изабелла ей ничего не объясняла, а только попросила взять Рори вниз и накормить его. Все это было очень странно и тревожно.

Когда Гвенни вышла, Изабелла сняла шляпу, дрожа от усталости и нервного напряжения. Так как никто не ожидал ее возвращения, огонь в спальне не разводили. Она стояла у окна, когда увидела, что подъехал кэб, из него легко выпрыгнул Дэвид и взбежал по ступенькам. Дэвид, очевидно, должен был стать секундантом Роберта, если дуэль состоится.

Дуэли были довольно частым явлением, особенно среди молодых армейских офицеров, нередко из-за какой-нибудь банальности, абсурдного понятия о чести и, большей частью, особых последствий не имели. Звучали выстрелы, честь была удовлетворена, и иногда дуэлянты шли вместе завтракать. Но Роберт не был задирой.

Он всегда презирал такую глупость, и с замиранием сердца Изабелла поняла, что теперь все будет иначе. То, что произошло между ним и Люсьеном, можно было смыть только кровью, и во всем была виновата только она. Ей следовало остановить дуэль, но как? Даже если она заставит Роберта понять, что он совершает ужасную ошибку, гордость никогда не позволила бы ему извиниться, а Люсьен все еще жаждал удовлетворения.

Вошла горничная, чтобы зажечь огонь в камине, а Гвенни принесла назад Рори и поднос с тонко нарезанным куриным мясом, хлебом, маслом и чаем. Изабелла жадно выпила чай, но ничего не смогла есть и грустно думала, что могут обсуждать сейчас Дэвид и Роберт.

— Шевалье де Сен-Джордж нанес мне визит сегодня утром, — говорил Дэвид. — Он мне сказал только, что его протеже, его герой племянник, был страшно оскорблен тобой и требует, чтобы ты за это поплатился. Если бы я не получил твою записку, то рассмеялся бы ему в лицо. Что, скажи на милость, произошло?

— Я застал Люсьена де Вожа с моей женой, — in flagrante delicto[23] — кажется, так это называется.

— Я не верю, — сказал Дэвид. — Я бы поставил свою жизнь на честность Изабеллы. Она любит тебя, Роберт, я в этом уверен.

— Я тоже так думал, но есть и другое… — Он встал и подошел к окну, вглядываясь в темноту невидящими глазами. — Он швырнул мне в лицо самые потаенные подробности, которые только она могла сообщить ему. К сожалению, выдержка мне отказала, и я ударил его.

— Да ты должен был выбросить его пинком из своего дома! — воскликнул Дэвид. — Роберт, ты не ошибаешься? Ты уверен, что не совершаешь какой-нибудь ужасной ошибки?

— Я хотел бы ошибиться, видит Бог, — ответил тот печально. Потом снова повернулся к другу. — О чем вы договорились?

— Как у оскорбленной стороны, у них преимущество в выборе условий. Через три дня на Уимблдонском выгоне в семь тридцать утра. Уже будет достаточно светло.

— Очень хорошо.

— Он выдвинул еще одно требование, которое я отказался принимать, пока не переговорю с тобой.

— Что за требование?

— Он просит право первого выстрела.

— Раз просит, пусть получит.

— Но, Роберт, это же безумие. Если он попадет, в тебя, то может вывести тебя из игры, прежде чем ты сможешь ответить.

— Это уж как повезет в игре, не так ли? Я ведь тоже могу попасть, — спокойно ответил Роберт.

— Почему ты так легкомысленно к этому относишься? Это так на тебя не похоже. Не понимаю.

— Не понимаешь? — Роберт посмотрел на него, потом пошел к своему столу. — Я женился на ней, Дэвид, зная, что она не любит меня. Для нее это был способ вырваться из несчастной, убогой жизни, и она была трогательно благодарна мне. Я могу подождать, сказал я сам себе. Я не желал слушать сплетни, безгранично доверял ей, а в эти последние месяцы после возвращения из Парижа я думал, что победил. Я верил, будто она… дорожит мною так же, как я дорожу ею. Но я ошибался, безнадежно ошибался. Она предала меня самым жестоким образом, не только меня лично, но и дело, которым я занимаюсь. Думаю, я принял бы почти все, но не это. Поэтому меня не очень заботит, чем все кончится. Лишь бы стереть самодовольную ухмылку с лица этого проклятого француза. Делай все, что полагается, Дэвид. Я верю тебе.

— Это самое худшее, что ты мог бы попросить меня сделать. Но я займусь этим, даже если должен буду потом сам пристрелить этого негодяя!

Дэвид уехал, когда уже стемнело. Изабелла услышала, как открылась входная дверь, раздался тихий голос Хоука на крыльце, увидела, как темная фигура сбежала вниз по ступенькам. Теперь-то уж, конечно, Роберт зайдет к ней. Не может же он совсем не обращать на нее внимания. Она еще была его женой. Она имеет право знать, что происходит. Изабелла присела у огня, все так же дрожа, ей казалось, что никогда не сможет согреться. Прошел час, потом другой, но он не появлялся. Вдруг Изабелла почувствовала, что больше не сможет выносить это отчуждение ни минуты больше. Она закуталась в шаль и, выйдя из своей комнаты, подошла и постучала в дверь его кабинета. Ответа не было, но она вошла. Роберт сидел в рубашке без сюртука, обхватив голову руками.

— Это ты, Хоук? — устало спросил он. — Можешь идти спать, сегодня мне ничего больше не понадобится.

Потом поднял голову и увидел жену. Он медленно встал.

— Что ты здесь делаешь, Изабелла? Я думал, ты уже в постели.

— Ты считаешь, я могу заснуть? Я знаю, здесь был Дэвид. Что происходит?

— Мы встречаемся на дуэли через три дня, вот и все. Тебе не стоит беспокоиться. Если я умру, что вполне вероятно, ты будешь хорошо обеспечена.

— Как ты можешь говорить мне это? — с горечью сказала Изабелла. — Как будто только это имеет значение. Ты думаешь, я не беспокоюсь? Как ты ошибаешься, Роберт, ужасно, ужасно ошибаешься. Люсьен никогда не был моим любовником, никогда, никогда, никогда!

Роберт долго смотрел на нее, потом отвернулся к угасающему огню в камине, поворошил сапогом угли, пока огонь не запылал снова.

— Почему ты не рассказала мне о той первой встрече с ним на берегу? Почему держала это в тайне? Я всегда знал, что между вами что-то было, Но не спрашивал. Ждал, что ты сама расскажешь мне.

— Не знаю, — грустно ответила Изабелла. — Не знаю. Это казалось такой глупостью, таким ребячеством. Мне было стыдно.

— А не потому ли, что это так много значило для тебя? И когда вы снова встретились в прошлом году, оказалось, что ты всегда об этом мечтала? Бог знает, сколько предупреждений я получил, но я полностью доверял тебе. А ты разрушила это доверие.

— Нет, нет, все было не так, клянусь. Сначала на меня как будто действовали какие-то чары — я не могу объяснить это — я спасла ему жизнь, и, казалось, что-то нас связало, — и только в Париже, когда тебя ранили, и я подумала, что могу потерять тебя… Будто пелена упала с глаз… — Она помолчала, хотела рассказать ему о ребенке, но опасалась, как он воспримет это, а пока она колебалась, Роберт продолжил с еще большей горечью.

— И все, что объединило нас в Париже, ты выложила ему. Все самое сокровенное.

Вот что мучило его, даже больше, чем все остальное, вот что он отказывался принять.

— Я не говорила Роберт. Клянусь, я никогда не говорила ничего о том, что произошло тогда. Ты должен поверить мне. Никогда я не говорила ни Люсьену, ни кому бы то ни было об этой стороне твоей жизни.

— Откуда же он узнал? Из воздуха? — устало спросил он.

— Я не знаю. Откуда мне знать? Люсьен мог услышать это от кого-нибудь еще, от кого-то во Франции.

— Только один человек знал, что случилось в ту ночь, и он мертв.

— О Боже мой, почему это случилось с нами именно сейчас? — у нее перехватило дыхание, и Роберт повернулся, чтобы взглянуть на Изабеллу, и заметил, какой измученной она выглядела, какими огромными казались ее глаза на бледном лице.

— Ты выглядишь усталой, — сказал он уже мягче. — Ложись спать, постарайся отдохнуть. — Он вздохнул. — Может быть, со временем мы сможем найти какой-то компромисс.

На следующий день весь лондонский свет был взбудоражен. Такие вещи в секрете держать было невозможно. Находились такие, что говорили: «Я всегда знал, что эта женитьба кончится катастрофой». А другие завидовали Люсьену, который, очевидно, добился своего от этой кокетливой молодой женщины. Роберту симпатизировали, особенно те женщины, которые осудили Изабеллу за распутство, а были и те, что презирали ее за то, что Изабелла так глупо позволила застать себя. Но жизнь продолжалась, хотя Изабелле и казалось, будто она опускается в преисподнюю. Ей пришлось выдержать упреки Мэриан. Та не знала всех подробностей, только то, что ее брат будет рисковать жизнью ради молодой женщины, которая не ценит его доброту и великодушие. Обманутый муж — всегда служит объектом для шуток, и это приводило Мэриан в бешенство.

Гордость Изабеллы, наконец, пришла ей на выручку. Она не опустила головы, продолжала выезжать верхом, наталкиваясь на один-два ледяных взгляда, и, что еще хуже, — на наглую фамильярность скандально известных людей. Потом она вернулась к своим обычным делам. В то утро "она обсудила с кухаркой меню на день, вымыла Рори, все еще страдавшего от ужасного пинка. Поехала на Бонд-стрит за кое-какими покупками и выяснила, что тетя Августа проводила время, распространяя ядовитые слухи от одного чайного столика к другому.

Роберта большую часть дня не было дома, он обращался с нею со своей обычной вежливостью. Изабелла предпочла бы, чтобы он накричал на нее, побил, сделал бы что-нибудь, чем обращался бы с нею, как с чужой. Еду подавали и съедали в тишине или с несколькими незначительными замечаниями, и она обнаружила, что ничего не может есть. Она почти не притрагивалась к тому, что было на ее тарелке. Никогда время не шло так медленно.


Роберт уже находился в своем кабинете, заканчивая некоторые дела, когда ему принесли поднос с кофе. Он отставил его в сторону и посмотрел на лежавший перед ним миниатюрный портрет Изабеллы, нарисованный в Париже. В дверях появился Хоук.

— Приехал мистер Фрэзер, лорд. Он ждет в карете.

— Хорошо, я иду.

Повинуясь внезапному порыву, он взял оправленную в серебро миниатюру, закрыл крышку и поместил на груди между рубашкой и жилетом. Потом надел плащ, шляпу, перчатки и спустился вниз.

Изабелла видела из окна, как вышел Роберт, весь в черном, вплоть до атласного шейного платка. «Наверное, чтобы не быть слишком заметной целью», — мрачно предположила она. Ужасная тоска томила душу Изабеллы. Хотелось побежать за мужем, удержать, остановить, чтобы он не рисковал попусту своей жизнью. Карета отъехала, и Изабелла почувствовала, что не может оставаться дома, сидеть и ждать, она просто сойдет с ума. Надев костюм для верховой езды, она торопливо прошла на конюшню. Было еще очень рано, но Том со скребницей и щеткой уже был на месте.

— Оседлай для меня Зару, — быстро попросила она.

— Но, леди, вы не можете выезжать сегодня утром одна.

— Почему не могу? Делай, что я тебе сказала и быстро, пожалуйста.

В любой момент могла появиться Мэриан и начать разговор о том, что ехать одной не подобает. Нет, Изабелла хотела убежать от самой себя, пока Дэвид не привез ее мужа домой, раненого, умирающего, может быть, мертвого… Том помог хозяйке сесть в седло, и она выехала из конюшни быстрой рысью. Он смотрел ей вслед, когда из кухни выбежала Гвенни и подбежала к нему.

— Я пытался остановить ее, но она все равно уехала. Да поможет ей Бог.

— Да поможет Бог им обоим, — горячо сказала Гвенни.

Когда Роберт и Дэвид добрались до Уимблдонского выгона, Люсьен и шевалье уже были там. Эту, поросшую травой, поляну часто выбирали для решения подобных вопросов: от проезжей дороги ее закрывали высокие деревья. Утро выдалось холодным, мороз уже слегка тронул траву и посеребрил паутину, свисавшую с кустов.

Роберт ходил взад и вперед, пока секунданты обсуждали подробности дуэли. Потом он и Люсьен встали друг против друга, а шевалье подбросил золотой соверен, затем наклонился посмотреть, как монета упала на траву.

— Орел. Мой племянник стреляет первым.

Значит так тому и быть. Все решила судьба или случай. Пока отмеряли расстояние, Роберт смотрел вокруг, любуясь свежим осенним утром. И вдруг, особенно живо, вспомнил тот день, когда они вместе проснулись в Сабрина-Хаус, и Изабелла широко распахнула окно, удивляясь чудесному утру, и побежала босиком по мокрой траве. Позвала его за собой, а, вернувшись, они смеялись и любили друг друга. Черт побери, он все еще любил ее и знал, что, несмотря ни на что, не хочет умирать.

Дэвид протянул ему пистолет, и они заняли исходные позиции. Где-то над головой пели птицы.

— Огонь! — скомандовал шевалье, и Роберт ощутил глухой удар в грудь, который отбросил его назад. Он упал на одно колено, но почему-то не был убит — ни раны, ни крови.

К нему подбежал Дэвид. Люсьен уже повернулся, чтобы уйти, пока Роберт, шатаясь, вставал на ноги и поднимал пистолет.

— Стой! — крикнул Дэвид противнику. — Стой! Еще не все.

Голова у Роберта еще немного кружилась, он тщательно прицелился, но чтобы стоять спокойно, пока в тебя целятся, нужна особая храбрость. Люсьен невольно пошевелился, и пуля попала ему в плечо.

Роберт опустил руку. Теперь Дэвид смог подойти к нему.

— Боже мой, я думал, ты погиб. Что случилось?

— Не знаю, пока не знаю. А он?..

— Только задет.

Сопровождавший их хирург уже подошел к Люсьену.

— Все кончено. С него хватит. — Он потянул друга к карете. — Поехали.

Когда карета тронулась с места, Роберт сунул руку за борт сюртука и вынул портрет Изабеллы. Пуля прошла сквозь серебряную крышку, расколола портрет и застряла в тяжелой серебряной рамке.

Дэвид с изумлением рассматривал миниатюру, потом перевел взгляд на лицо друга.

— Какую бы боль Изабелла не причинила тебе, одно ясно: она спасла тебе жизнь.

— Кажется, так оно и есть.

Роберт провел рукой по лицу. Он твердо решил убить, но это ему не удалось. Сам он был на волосок от смерти и вернулся к жизни обновленным. Однако подобный опыт ослабляет дух.


В этот ранний утренний час в парке было мало верховых, тем более женщин. Мимо проехала группа гвардейцев, и Изабелла послала Зару вперед, находя облегчение в бодром галопе, когда ветер свистит в ушах. Кое-кто из всадников узнал ее и подумал, что она совсем забыла о приличиях, если скачет сломя голову, в то время как муж защищает ее честь на дуэли. История, в значительной степени приукрашенная и искаженная, уже обошла все салоны.

Изабелла бесшабашно мчалась вперед, когда на последнем повороте ей встретился слуга, выгуливавший двух хозяйских овчарок, как раз в этот момент он спустил собак с поводка, и они бросились наперерез через тропу для верховых — будто серые молнии, промелькнули перед аристократическим носом Зары. Животное, пугливое и в спокойной обстановке, так шарахнулось в сторону, что Изабелла потеряла поводья, безуспешно пыталась удержаться в седле, но была сброшена на землю. Какое-то мгновение она лежала, задохнувшись от удара, а потом с удивлением увидела, что вокруг уже собралась небольшая толпа. Люди отпускали замечания, чего ей хотелось меньше всего.

Изабелла поднялась на ноги, оттолкнув пытавшихся помочь ей, наугад отвечая на вопросы, желая лишь скорее оказаться подальше от этого места.

— Я не пострадала, только ушиблась и все. Не мог бы кто-нибудь привести мою лошадь…

Здоровяк гвардеец уже поймал лошадь и держал поводья, широко улыбаясь Изабелле.

— Со мной все в порядке, уверяю вас. Не могли бы вы помочь мне сесть в седло?

— С удовольствием, мадам, если вы уверены…

Высокий гвардеец в сверкающем шлеме посадил ее на спину Зары. Изабелла ослепительно улыбнулась ему и помахала рукой остальным, расступившимся, чтобы она проехала.

— Мне плевать, что там говорят про нее, — заметил один пожилой джентльмен другому, — но эта французская девочка — редкая красотка, и лорд Килгоур просто дурак, если не понимает этого!

К тому времени, как Изабелла добралась до Арлингтон-стрит, боль в спине стала невыносимой. Она соскользнула с седла, увидев, что Том взял лошадь, и собралась с силами, чтобы пройти через двор. Она сама не знала, как поднялась по ступенькам. Гвенни была в ее спальне, убирая разбросанную одежду. Изабелла уцепилась за ручку двери, во рту у нее было так сухо, что слова прозвучали едва слышно.

— Он… Мой муж вернулся?

— Вернулся, леди, вернулся с мистером Фрэзером несколько минут тому назад и без единой царапины.

Изабелла хотела сказать: «Слава Богу», но почему-то слова не произносились. Пол стремительно приблизился к ней, и она провалилась в темноту.

Изабелла пришла в себя на своей кровати. Озабоченная Гвенни раздевала ее.

— Ты уверена, что он не ранен? — выдохнула она.

— Он в полном порядке, леди, сейчас завтракает в столовой вместе с мистером Фрэзером. Вся ваша одежда покрыта грязью, что-нибудь случилось с вами, мисс Изабелла?

— Я упала. Ничего страшного. — Однако все ее тело горело, как в огне, от боли, а в спине мучительно болело место ушиба.

— Послать за доктором?

— Не беспокойся, не надо. Это всего лишь ушиб.

Но Гвенни знала о состоянии Изабеллы и волновалась за нее. Она устроила свою молодую хозяйку поудобнее, положила ей за спину подушки и уговорила выпить горячего кофе. Потом по черной лестнице спустилась в кухню, чтобы поискать Тома. Гвенни не собиралась просить разрешения ни у леди Мэриан, ни у мистера Эрмитейджа. Что мужчины понимают в таких делах? Она пошлет Тома к доктору Мерридрю под свою личную ответственность.

Проводив Дэвида, Роберт возвращался от входной двери, когда с удивлением увидел доктора, спускающегося по лестнице.

— Кто-нибудь болен? Моя жена? — озабоченно спросил он.

— Да, действительно, лорд, и я хотел поговорить с вами.

— Ничего серьезного, надеюсь?

Они прошли в салон. Доктору Мерридрю было известно о происшедшем на Уимблдонском выгоне, и он с облегчением увидел, что один из дуэлянтов, судя по всему, не пострадал, хотя тактичнее было не упоминать об этом.

— Леди Изабелла неудачно упала с лошади сегодня утром. Сильный ушиб, но, надеюсь, не слишком серьезный. Подождем, посмотрим.

— Моя жена ездила верхом? Сегодня утром?

— Кажется, да. — Доктор помолчал. — Печально говорить это вам, но боюсь, ей придется расстаться с надеждой родить вам ребенка.

Роберт нахмурился.

— Я не знал, что моя жена беременна.

— Вы не знали? Ну, я знаю по опыту, что молодые дамы иногда стесняются таких вещей. Она, без сомнения, ждала подходящего момента.

— Она вне опасности?

— Молю Бога, чтобы это было так. Но советую вам обращаться с нею помягче. Она очень расстроена, и ее немного лихорадит. Судя по всему, всю эту неделю она испытывала большое нервное напряжение. Я зайду завтра.

— Да, конечно. Спасибо, доктор.

Роберт посмотрел вслед уходящему доктору и поспешно поднялся в спальню. Почему она не сказала ему о том, что было так важно для них обоих? Почему ему пришлось узнать об этом таким образом? Почему? Ответ мог быть только один, и в душе Роберта закипала ярость.

Роберт подошел к кровати и посмотрел на Изабеллу. Она лежала с закрытыми глазами, длинные ресницы темнели на ее щеках. Слова вырвались помимо его воли.

— Это мой ребенок или его?

Изабелла открыла глаза. Они так потемнели от невыносимого страдания, что Роберту стало стыдно. Изабелла не ответила, а только покачала головой.

— Извини, — пробормотал он. — Извини. Но почему ты мне не сказала? Почему? Почему?

— Я собиралась сказать тебе… в тот день… я все продумала…

Ее голос затих, и Роберт увидел, как слезы медленно покатились по щекам его жены, у которой уже не было сил сдерживать их.

Она не лгала, видит Бог, не могла лгать, и в таком случае, это меняло все. Он был не прав, совершенно не прав. Но тайна, но загадка, оставались.

Роберт хотел обнять жену, утешить, сказать ей, что не все еще потеряно, но не мог — сомнение, чувство, что его доверием злоупотребили, удержало его.

Изабелла повернула голову и посмотрела на мужа.

— Роберт, ты убил его?

— Нет.

— А ты и вправду не ранен?

— Нет.

— Не понимаю…

Столько мучений, и ничего не выяснилось. Изабелла беспокойно зашевелилась, и Роберт ласково прикоснулся к ее щеке.

— Пусть это тебя не волнует, отдыхай. Поправляйся.

Когда Роберт ушел, Изабелла стала думать об этом. Опий, который прописал ей доктор, уже затуманил ее сознание. Из-за собственной глупости она потеряла свою самую заветную надежду, а тайна, загадка, осталась. И пока не будет найден ответ, они так и не смогут снова жить в мире и согласии.


Глава 19


Шевалье де Сен-Джордж был в ярости. Леденящий его душу гнев нарастал в течение последних пяти месяцев, с тех пор как они с Люсьеном вернулись после поездки в Париж этой весной. Пару лет тому назад его жизнь протекала весьма приятно. Благодаря везению и хитроумному использованию нужных людей, ему удалось избежать гильотины, а изгнание в Англию смягчалось тайно получаемыми суммами за то, что он собирал и передавал во Францию различные сведения. Англичане были настолько глупы, особенно будучи навеселе, что шевалье мог без труда вытягивать из них подробности, а те даже не осознавали, что выдают секреты. Всегда находились такие, кому вечно не хватало денег для удовлетворения своих потребностей: они убеждали сами себя, что продаваемая ими информация никогда не причинит им вреда. А были и такие, как Скетчард, что охотно работали бы и для той, и для другой стороны, если бы представилась возможность, и никогда не гнушались взяться за грязное дело. Все эти детали, собранные в единое целое, как в головоломке, складывались в интересную картину, которую очень ценили в Париже. Потом в его жизнь ворвался Люсьен де Вож, навязанный ему этой темной личностью, имевшей большое влияние в тайной полиции Фуше, и с тех пор все пошло вкривь и вкось.

В Париже им обоим дали понять, что за праздное времяпрепровождение платить им больше не будут, и если к концу года они не добьются конкретных результатов, то и обычная плата, так скрашивавшая дни шевалье на чужбине, поступать перестанет. И что же в итоге? Полное крушение, потому что этот мальчишка, вместо того, чтобы умно и умело заниматься делом, стал волочиться за никчемной девицей и спровоцировал скандальную дуэль со взбешенным мужем, что стало предметом разговоров во всем Лондоне, а этого следовало всячески избегать.

Он бросил взгляд на Люсьена, лежавшего на софе с забинтованным плечом, и почувствовал, как праведный гнев снова поднимается у него в душе. Все пошло прахом. Сеть, осторожно создаваемая им последние шесть лет и так успешно действовавшая, похоже, была полностью разрушена. При одной только мысли об этом кровь закипала у шевалье в жилах.

— Боже мой, разве я не сделал для тебя все, что мог? Если бы Дэвид Фрэзер был попроворнее, то заметил бы, что монета поддельная. Я дал тебе возможность, и даже тогда ты не смог убить его, — повторил он в сотый раз.

— Знаю, знаю. Сколько можно об одном и том же? Что дал этот трюк с выстрелом? Он даже не был ранен. Может быть, он надел пуленепробиваемый жилет?

— Чушь! Эрмитейдж не дурак. Он никогда не стал бы рисковать тем, что бросило бы тень на его честь. Можешь считать, тебе очень повезло, что рука у него дрогнула, а то тебя тут не было бы. У него репутация меткого стрелка. Пора бы тебе взглянуть на себя со стороны, мой мальчик. Все, чего ты добился, это то, что стал посмешищем, ничтожеством.

— Думаете, я не понимаю? — Именно этот факт невыносимо изводил Люсьена. Он не успокоится, пока не отомстит им обоим. Ему хотелось видеть, как они будут ползать у его ног. Днем и ночью, мучимый жаром и болью, он не мог думать ни о чем другом, кроме как о своих планах возмездия. И теперь вдруг понял, как мог бы добиться этого. — Я придумал, — сказал он, вставая и принимаясь расхаживать по комнате. — У меня есть план.

— Избави меня Бог от твоих дурацких планов! — заворчал шевалье. — Нам был дан приказ доставить девчонку и мальчишку вместе с Эрмитейджем через пролив и передать в верные руки без липшего шума, но и сейчас нам до этого так же далеко, как до луны.

— Вы не верите? — в глазах Люсьена блеснули опасные огоньки. — Послушайте, я недавно узнал кое-что интересное. Вероятно, скоро Роберта Эрмитейджа пошлют с очередным поручением.

— Откуда, черт побери, тебе это известно?

— Эта крыса Скетчард еще приносит пользу. Он всегда держит нос по ветру. Иногда, мне кажется, у него есть чутье.

— Даже если это и правда, как это обстоятельство поможет нам? Он проскользнет у нас между пальцев, как бывало и раньше.

— Но не на этот раз и не так легко. Теперь мы многое знаем о его обычном маршруте. Предположим, мы возьмем вместе с ним Изабеллу и ее брата, подстроим им всем троим одну ловушку?

— Ты сошел с ума. Ты воображаешь, что такой умный черт, как Эрмитейдж, доверчиво пойдет в твою западню?

— У него есть свои слабости, как и у всех мужчин, и я начал понимать его. Великолепный план пришел мне в голову ночью.

Две головы сблизились. Люсьен говорил, а шевалье слушал. Наконец, шевалье выпрямился и заговорил, но в голосе его все еще звучало сомнение.

— Только если фортуна будет на нашей стороне, план может сработать, вполне может получиться. И вот что я должен тебе сказать, раз и навсегда: теперь ты будешь предоставлен самому себе. Это твое дело, и ты можешь использовать там, на болотах, своих молодцов. Но, предупреждаю тебя, некоторые из них не так уж доверчивы, как тебе кажется, а я не собираюсь рисковать своей драгоценной жизнью.

— Поступайте, как знаете. Чем выше риск, тем больше награда, — весело сказал Люсьен.

— Награда! Скорее веревка на шее. Ты ведь знаешь, британцы вешают шпионов, а не отрубают им головы!


Октябрь сменился ноябрем, и погода начала портиться. За дождливыми днями последовали первые зимние туманы, нависшие над Лондоном, как тяжелая черная завеса. В ней слился дым сотен каминов, топившихся углем во всей столице. Изабелле стало казаться, что туман прокрался и на Арлингтон-стрит. Она больше не лежала в постели, но все еще чувствовала себя разбитой и была подвержена приступам слезливости, которых стыдилась, но не могла контролировать. Доктор бодро уверял, что остается только подождать, и через несколько месяцев, когда она снова забеременеет, все эти печали забудутся, но он не знал, насколько недосягаемым было это счастливое состояние. Каждый день ей приходилось противостоять молчаливому упреку Мэриан не только за то, что она так недопустимо запятнала честь ее брата, но и за то, что потеряла ребенка вследствие своего безответственного поведения в утро дуэли. Иногда ей хотелось, чтобы Мэриан накричала на нее. Бурная ссора разрядила бы атмосферу.

Ги, вернувшийся из загородного дома своих друзей, обрушил праведный, как ему казалось, гнев на свою сестру.

— Роберт — замечательный человек, — говорил Ги, — он был так добр к тебе и ко мне. Тебе следовало бы быть более благоразумной и не позволять себя увлечься таким распутником, как Люсьен де Вож.

— Я вовсе не увлекалась им, как ты изволил галантно выразиться, — возмущенно возразила Изабелла. — А ведь совсем недавно ты сам восхвалял достоинства Люсьена.

— Да, но это совсем другое дело, — высокомерно заявил брат. — Замужняя женщина в твоем положении должна быть очень осторожна. Теперь все говорят об этом, что мне совсем не нравится, скажу я тебе. Хотя, на мой взгляд, Роберт держится слишком сурово. Он никогда не был таким раньше.

Но Ги не знал подлинной сути дела, и даже своему любимому брату Изабелла не могла рассказать, чем вызвана такая холодность между нею и мужем.

В те ужасные дни Дэвид помог ей больше всех. Он заезжал после обеда и сидел у нее час-другой, развлекая рассказами о последних скандальных случаях. Так, он рассказал ей о своей встрече в Чатеме с Перри. Перри всем с гордостью показывал свою жену и корабль.

Дэвид рассказал, как сэр Хьюго Декстер спасал свое достоинство, рассказывая повсюду, какое облегчение он испытал, когда эта ветреная Венеция Бриджез сбежала накануне свадьбы, а не после нее, тогда как его дочери не могли нарадоваться такому повороту дела. Да и кому понравится, если ваша мачеха моложе вас самих!

Именно Дэвид рассказал ей о портрете, неожиданным образом спасшим Роберту жизнь.

— Что он с ним сделал? — задумчиво спросила Изабелла.

— Отдал опытному ювелиру, чтобы отреставрировать, насколько я знаю. А почему бы тебе не спросить его об этом самой?

Но Изабелла лишь покачала головой.

— Он должен сказать это сам.

— Но разве то, что он взял твой портрет с собой в то утро, не доказывает, что он еще любит тебя? — пытался убедить ее Дэвид.

— Мне бы так хотелось, чтобы это было правдой, — сказала Изабелла и вздохнула.

Роберт и Изабелла были очень вежливы друг с другом. Они обсуждали обычные житейские вопросы, которые возникают в любой семье. Роберт рассказал ей и Мэриан, что Британия активно готовится к отражению возможного вторжения, что уже начались работы по прокладке канала на болотах и что однажды вечером представление театра Друри-Лейн пришлось отменить, потому что все актеры были на военной службе. Однако, казалось, между ними существовала преграда, которую Изабелла не могла преодолеть. Близость влюбленных, общие интересы, обмен мыслями, шутками — все исчезло. В те дни она отклоняла все приглашения, ссылаясь на плохое самочувствие, а Роберт постоянно находился в Министерстве, ужинал в Уайтхолле или ехал в Уолмер, чтобы повидать Уильяма Питта.

Изабелла удивила Мэриан, попросив однажды взять ее с собой в благотворительный центр. Мэриан была доброй женщиной, она была готова пожертвовать деньги и время, могла бы раздавать одежду, еду, лекарства и отличные советы, но мало сочувствовала или не сочувствовала вовсе людям, толпившимся под навесом центра; многие из них были голодающими женами и членами семей, кормильцы которых находились в армии или на флоте. У Мэриан не хватало терпения разговаривать с беспомощными особами, которые покупали ребенку красивую игрушку вместо того, чтобы накормить его, и поэтому удивилась, а скорее почувствовала раздражение от того, что ее невестку здесь сразу полюбили. Изабелла многое узнала о нищете, помогая Харриет Холланд заниматься благотворительностью среди деревенской бедноты. Изабелла умела, оказывая помощь, облегчить тяжесть лишений, улыбнувшись, поцеловав ребенка или спросив, как они управляются и когда видели в. последний раз мужа, брата или сына.

— Я хотела бы прийти снова, если можно, — сказала она Мэриан в карете, когда Ян вез их домой, но так получилось, что больше ей не представилась такая возможность. План Люсьена медленно, но верно созревал, и скоро все они оказались в его сетях.


— Вы посылали за мной, лорд, — сказал Роберт в один из ноябрьских дней, входя в красивый кабинет Генри Дандаса и, осторожно закрывая за собой дверь.

— Входите, входите, мой дорогой друг, располагайтесь поудобнее. Вы не очень хорошо выглядите. Не страдаете ли вы простудой, которая, кажется, охватила половину Лондона, с тех пор как появился этот грязный туман?

— Благодарю вас, со мной все в порядке, — сказал Роберт, очень прямо сидя в кресле. — Могу я узнать, из-за чего вы вызвали меня?

— Да, конечно, дело в том, что мы хотели бы кое о чем попросить вас. Выполнить поручение, и вам удастся справится с ним лучше других, так как вы уже свели много знакомств на Ромнейских болотах.

— Я уже рассказывал вам, лорд, что мне известно об этом, я бы предпочел…

— Вы бы предпочли не выполнять больше эти наши поручения. Да, да, я помню, что вы сказали. Но на этот раз вы не будете подвергаться опасности, и в сложившихся обстоятельствах вы, может быть, будете рады уехать на какое-то время из Лондона.

— Почему вы так думаете? — холодно спросил Роберт.

— Мой дорогой, в гостиных еще шушукаются на ваш счет. Нетрудно догадаться, что у вас возникли сложности с вашей хорошенькой женушкой. Такие вещи случаются, к сожалению, и если помните, я предупреждал вас. Нет, не возражайте, я не хочу ничего слышать. Это ваше дело. Единственное, о чем я сожалею, это, что вы не убили того подлого молодого француза, когда были так близки к этому.

— Я сделал, что мог, — недовольно сказал Роберт. — Почему вы так говорите? Мне нет дела до этого парня. Но не кажется ли вам, что он злоупотребляет правами, которыми пользуется здесь?

— Действуя в качестве шпиона, вы хотите сказать, — сухо заметил Дандас. — Подозрений более чем достаточно и на его счет, и на счет этого шевалье де Сен-Джорджа, но недостаточно доказательств, чтобы повесить мерзавца. Впрочем, я этим занимаюсь. Вполне возможно, что, наконец, в руки нам попадет козырная карта. Кажется, на болотах в Кентском графстве происходит что-то непонятное. Один из наших людей сообщил, что Люсьена де Вожа видели в окрестностях. Он якобы навещал друзей, но не думаю, что ноябрь, с его сильными ветрами и туманом, толстым, как одеяло, лучший месяц для увеселительных поездок. За этим что-то кроется. Находится ли он там из-за строительства канала или по какой-либо другой причине, мы не знаем, но вы как раз тот человек, который может выяснить это, и раз вы уже будете там, то, может быть, вам удастся пробраться через пролив и предупредить тех отчаянных парней, замышляющих покушение на Бонапарта, что здесь на Даунинг-стрит не все умеют держать язык за зубами. Хотя у меня нет желания видеть, как Первый Консул доживет до преклонного возраста, должен признать, что его внезапная смерть войны не остановит, а может привести к международному кризису, чреватому ужасными осложнениями. Я надеюсь, вы возьмете на себя это поручение.

Роберт собирался сказать, что отправляться сейчас во Францию, все равно что совать голову в клетку со львами, но потом подумал, что опасность его никогда не останавливала. Он спросил:

— Это приказ?

— Это между нами, но вам обеспечена наша поддержка. Вы пойдете?

— Если я должен…

— Молодец. Как только будете готовы, отправляйтесь. Свяжитесь с нами перед отъездом, ситуация меняется каждый день.

В тот вечер за ужином Роберт сказал как бы между прочим:

— Я уеду на несколько дней.

Мэриан подняла на него проницательный взгляд.

— Уезжаешь? Снова в Кент?

— И туда тоже. Там возникли некоторые проблемы. Потом я проеду по побережью, взгляну на наши укрепления.

Изабелла ничего не сказала, но потом, когда Мэриан вышла и они остались вдвоем на несколько минут, она остановила Роберта, когда он собирался уходить.

— Ты снова едешь во Францию, Роберт?

— Почему ты так решила?

— Я не дурочка. Они не стали бы использовать тебя для осмотра береговых укреплений.

— Ты слишком высокого мнения о моих способностях.

— Нет, а ты рад уехать, правда? Рад оставить меня и все остальное, даже зная, как опасно это может быть для тебя сейчас?

— Наверное. Но ведь это не удивительно?

— Боже, неужели так будет всегда? Как будто между нами кирпичная стена, и я безнадежно бьюсь о нее.

— Должен напомнить тебе, что эту стену ты создала сама.

— Если бы только ты поверил мне, — в отчаянии воскликнула она, — если бы попытался понять.

Роберт бросил на жену долгий взгляд.

— Думаю, что я слишком хорошо все понял. Я не собираюсь отсутствовать долго.

Он вышел, закрыв за собой дверь, а она рухнула на софу, с чувством, что находится в ловушке, из которой нет выхода. Сумасшедшие мысли проносились у нее в голове. Что, если она пойдет к Люсьену и потребует от него, чтобы он сказал, где и когда почерпнул свои опасные сведения и что стояло за этим неустанным преследованием. Ведь не ее тело он хотел завоевать, это была только часть его плана. У него были другие цели, но какие именно, она не могла догадаться. Но даже если она и попытается, ясно, что идти к нему, значит, неизбежно добавить масла в огонь, который уже начал затухать. Изабелла поежилась при мысли о гневе Роберта, если только она сделает такую попытку. Однако прежде чем Изабелла успела что-нибудь предпринять, все трое оказались вовлечены в «большой проект», как насмешливо называл шевалье план Люсьена.

Наступил день отъезда Роберта в Кент. Он ушел очень рано, когда Изабелла еще спала, и только слуги уже были на ногах. Едва рассвело, было мрачное ноябрьское утро, запах смога пропитал все вокруг. Роберт взял с собой лишь небольшой чемодан и был слишком погружен в свои мысли, чтобы заметить худого человека с лицом, напоминающим крысиную морду, который следил за ним из-за деревьев на противоположной стороне улицы. Несколько часов спустя этот же человек передал Хоуку записку, с просьбой немедленно вручить ее Изабелле.

Лакей взял записку, нахмурился и, не удостоив посланца взглядом, отдал ее Гвенни, та и отнесла записку в спальню к Изабелле. Изабелла была еще в утреннем платье, стоя на коленях на ковре, она распекала за что-то Рори. Изабелла сломала печать и развернула сложенный листок. Пробежав глазами написанное, сразу же вскочила на ноги. Лицо ее светилось удивлением и радостью.

— Гвенни, мистер Ги еще не ушел?

— Нет, мисс, он еще внизу, завтракает. И надо сказать, вид у него неважный, вчера он поздно вернулся домой.

— Пойди и скажи ему, я хочу его видеть, как только он поест. Это очень важно.

Девушка удивленно посмотрела на свою хозяйку. Давно она уже не видела ее такой счастливой.

— Это… это хорошие новости, мисс Изабелла?

— Самые лучшие, Гвенни, самые лучшие. Иди побыстрее, пока он не ушел.

Немного позже, когда Ги постучал и вошел, Изабелла уже сменила свой утренний наряд на теплое дорожное платье из темно-красной шерсти.

— Что за оживление, Белла? — спросил он, еще не вполне придя в себя после слишком веселой вечеринки с друзьями. — Бони напал на нас или мы выиграли войну?

— Лучше, гораздо лучше. Прочти это, — и она протянула ему письмо.

Это был грубый листок бумаги, вырванный из тетради. На нем, видимо в спешке, было написано рукой Роберта:

«Моя дорогая жена! Наша размолвка длилась слишком долго. Я понял это, когда оставил тебя сегодня утром. Тогда мне показалось, что это больше нельзя выносить. Как тебе известно, я должен провести несколько дней на побережье, где мы впервые встретились. Приезжай ко Мне сюда, и мы постараемся забыть все неприятности. Уверен, что Ги будет рад сопровождать тебя и, если в Уайтхолле у него возникнут какие-нибудь осложнения, я это улажу. До вечера, любовь моя».

Ги вертел в руках листок бумаги. Это был почерк Роберта, хотя и торопливый, печать была его — фамильная, с крестом, — и все-таки чувствовалась в этой записке какая-то фальшь.

— Ты уверена, Изабелла, ты вполне уверена, что это от Роберта?

Она повернулась к брату.

— Конечно, от него. Кто еще мог написать мне это? Наконец он захотел разделить со мной эту часть своей жизни, и это чудесно. Я знаю, где он всегда останавливается. В Райе, в гостинице «Святое Спасение». Ты ведь поедешь со мной, правда? Видишь, что он пишет?

Ее счастье, ее радость были такими явными, что Ги не мог испортить ей настроение. Конечно, если он поедет с сестрой, никакая опасность ей не грозит.

— Хорошо, поехали. Я пошлю в Уайтхолл записку, что болен и буду отсутствовать день или два. Если погода продержится, мы сможем быть там вечером. Возьмем карету. Ты собирайся, а я все улажу.

Он торопливо вышел, а Изабелла уже почти была готова, и Гвенни укладывала кое-какие необходимые вещи в небольшую сумку. Изабелла знала, что Мэриан нет дома, — она ушла на лекцию в Королевскую Академию в Сомерсет-Хаус, — поэтому написала ей записку. Как раз в это время вернулся Ги. Они решили путешествовать от гостиницы к гостинице, меняя лошадей. Это было дорого, но цель стоила того. Изабелла отбросила все мысли об усталости и холоде зимнего дня. Роберт будет ждать ее в конце пути, а все остальное было неважно.

День оказался утомительным. Каждый раз, когда они останавливались поменять лошадей, Изабелла сгорала от нетерпения, обуреваемая страхом, что случится нечто ужасное: Роберт подумает, что она не приедет, или его отзовут назад, прежде чем Изабелла до него доберется. Приехать и не найти его было бы невыносимо.

Том, которого недавно повысили в должности до второго кучера, ехал так скоро, как только позволяли лошади. Но темнело быстро, клочья тумана начали сгущаться в низинах. Все-таки они ехали быстро и к вечеру уже проезжали через деревушку Ламберхерст. Теперь они приближались к краю болот, и туман становился еще гуще, расползаясь, как толстая непроницаемая пелена, поэтому пришлось поехать медленно. Потом вдруг Том остановил карету так резко, что их обоих бросило вперед.

— Что за черт! — воскликнул Ги, опять взбираясь на сиденье и потирая ушибленное колено. Он повернулся к сестре. — С тобой все в порядке?

— Да. Что случилось? Почему Том так резко остановился?

— Не знаю. — Ги пытался что-нибудь рассмотреть сквозь запотевшее стекло. — Кажется, туман здесь очень густой. Наверное, там что-то случилось на дороге. Подожди здесь, не выходи, Изабелла, я выясню, в чем дело.

Он открыл дверцу, в карету ворвалось облако холодного тумана. Ги спрыгнул на землю. Изабелла видела, как он то появляется, то исчезает в тумане. Ей показалось, что на дороге стоит что-то вроде барьера, и она была почти уверена, что там стояла еще одна карета, а вокруг нее сновали люди. Вдруг она решила, что поняла, в чем дело. Должно быть, Роберт беспокоился, как она поедет вечером и решил встретить ее. Изабелла увидела, как от группы людей отделилась высокая фигура и направилась к ней. Она вышла из кареты, такая счастливая, что не могла ни о чем думать.

— Роберт! — крикнула она, — Роберт! Наконец-то, — и побежала к нему.

Но не руки Роберта сомкнулись вокруг нее. Не Роберт смотрел на Изабеллу такой насмешливой улыбкой. Это был Люсьен. Слишком поздно поняла Изабелла свою ошибку.

Теперь можно было что-то рассмотреть. Человек двенадцать суетились, разбирая завал на дороге. Том и Ги яростно бились в руках троих-четверых сильных парней. Она пыталась освободиться от рук Люсьена, но он держал ее еще крепче.

— Извините, леди, — крикнул Том, — но я не думал, что эти разбойники…

— Заткнись! — рыкнул один из нападавших и сильно ударил его по лицу.

Изабелла видела, как брызнула кровь из разбитого рта, ярость поднялась в ее душе.

— Где Роберт? — громко закричала она, пытаясь вырваться из рук Люсьена. — Что вы сделали с Робертом?

— Не волнуйся. Твой драгоценный Роберт скоро будет здесь. А сейчас, моя дорогая леди, нечего сопротивляться, а то хуже будет. В карету!

Завал разобрали. Несмотря на ее сопротивление, Изабеллу грубо швырнули в карету, затем туда же бросили Ги, и дверца захлопнулась за ними.

— Что это значит? — беспомощно повторяла она. — Чего они от нас хотят?

— Я знаю не больше твоего, — с трудом переведя дыхание сказал Ги, потирая ушибы. — Здесь их дюжина или даже больше, и мы совершенно беспомощны. Пока сопротивляться бесполезно. Нужно выяснить, с какой целью они нас захватили. Кажется, я узнал двоих-троих, — задумчиво продолжал он, — они из банды, с которой всегда соперничал Джонти. Наверное, им нужны деньги. Они знают, что у Роберта их полно. Может быть, запросят выкуп.

— Люсьен может использовать их, но ему не деньги нужны, — сказала Изабелла с замиранием сердца. — Думаю, дело обстоит гораздо хуже.

Ги тоже понимал, что это было больше похоже на правду. Им нужен был Роберт, а Изабелла служила лишь приманкой, за которой он бросится. Ги ругал себя, что с самого начала не заподозрил ловушку. Ведь было же у него предчувствие, что письмо какое-то подозрительное. Нельзя было позвонить провести себя. Он знал, как сильно страдала Изабелла из-за разлада с мужем, но, все-таки, нельзя было позволить этому обстоятельству повлиять на решение ехать. А теперь что они могут сделать? В данный момент — ничего. Ги положил свою руку на руку сестры, в то время как карета двинулась вперед.

— Мы найдем выход, клянусь, найдем, — прошептал он. — И Роберт не дурак. Он никогда не попадет в такую западню, в которой оказались мы.

Изабелла откинулась на подушки, не в силах простить себе, что поверила письму. Она слишком хотела поверить ему, а в результате подвергла всех троих немыслимой опасности. В чужой карете пахло конюшней из-за соломы на полу и неприятными запахами, оставшимися от прежних пассажиров. Сзади ехала их собственная карета, и она еще не знала, что бедного Тома бросили в канаву, избитого до потери сознания. А когда он придет в себя, доберется до Лондона и все расскажет, уже будет очень поздно посылать на помощь.

Дороги, по которым они теперь ехали, были так разбиты, что выматывали душу. Пленники не представляли себе, куда их везут, но утешало то, что они были вместе и могли снова и снова пытаться понять, какую роль играл Люсьен в их похищении и в чем состояла конечная цель его замысла.

Наконец карета остановилась. Дверца открылась, и грубые руки протянулись, чтобы вытащить их. Ночь была слишком темной, а туман таким густым, что первое время они ничего не видели, но Изабелла догадалась, что море было недалеко. В воздухе чувствовался запах смолы, а под ногами перекатывалась галька.

— Где мы? Куда вы нас привезли? — спросила она.

— Молчи, черт тебя побери! — сердито проворчал человек, схвативший ее за руку.

— Теперь пошли, пошевеливайся! — и он подтолкнул ее вперед, так что она споткнулась и упала на колени, вскрикнув от боли.

— А ну не трогай ее, слышишь? — крикнул Ги, но его утихомирили ударом в спину.

— Не петушись, парень, если хочешь помочь себе и своей сестре.

Вставая на ноги, Ги подумал, что этот человек, должно быть, знал его, и это подтвердило догадку, что для достижения своих целей Люсьен использовал самых отпетых негодяев среди контрабандистов.

Они шли, оскальзываясь на гальке, пока впереди не показалась одна из черных рыбацких хижин. Внутри было темно, хоть глаз выколи, ужасно, пахло тухлой рыбой и пронизывал ледяной холод. Их швырнули в крохотную заднюю комнатку, не больше кладовки. Ги попытался вставить ногу в дверной проем, чтобы дверь не закрылась, но его отбросили в сторону, а дверь захлопнули.

В комнате ничего не было, кроме деревянной скамьи. Изабелла упала на нее, слишком измученная, чтобы разговаривать в тот момент. Ги начал обследовать их тюрьму. Крохотное незастекленное оконце находилось так высоко и было таким маленьким, что нечего было и думать, чтобы выбраться через него. Он осмотрел каждый дюйм узкой комнатушки и помедлил перед дверью.

Изабелла собралась с силами.

— Ги, нам нужно что-то сделать. Надо выбраться отсюда.

— Чш-шш, — прошептал он и махнул рукой, чтобы она замолчала. Ги стоял рядом с дверью, прижав ухо к одной из длинных щелей между неоструганными досками. — Они разговаривают. Я кое-что слышу, немного, но это может нам помочь.

Не дыша, Изабелла приблизилась к брату. Голоса то появлялись, то исчезали. Происходило что-то вроде ссоры. Они улавливали только отдельные слова, смысл которых было нелегко понять.

— Анри Риваж, — пробормотал Ги, — ты слышишь, Изабелла? Не может ли он стоять за всем этим? Они что-то говорят о Совиньи. Как ты думаешь, они нас везут туда?

— Но зачем, зачем, Ги? Это же бессмысленно. Совиньи принадлежит теперь Риважу. Мы узнали об этом в Париже. Мы никогда не смогли бы требовать его назад, никогда. Мы для Риважа не представляем угрозы.

— Тихо. — Жестом Ги приказал ей замолчать и приник к двери. — Они говорят, что надо отплыть сегодня вечером. Это, наверное, капитан корабля. Он говорит, что не отплывет, пока не рассеется туман, но Люсьен боится, что его обнаружат. Он хочет, чтобы они вышли в море, как только рассветет. Что-то говорит о Роберте. О Боже, если бы я мог слышать побольше! Они все время расхаживают туда-сюда, и я почти ничего не слышу. Он в страшной ярости из-за чего-то.

— Роберт уехал очень рано. Он должен быть здесь. Может быть, он уже отплыл во Францию, я уверена, что он так и собирался сделать, — в отчаянии говорила Изабелла. — И ничего не узнает о том, что творится здесь. Пройдет несколько дней, прежде чем нас хватятся.

— Вот что я тебе скажу: ясно, что Люсьен хотел заполучить всех нас, но Роберт каким-то образом ускользнул от него. Но как, Изабелла? Как? И где он сейчас? То письмо было ловким трюком, им нужно, чтобы вы здесь оказались вместе, но план провалился. — Ги замолчал, потом снова придвинулся к двери. — Кажется, ушли. — Он с силой дернул дверь, но она даже не дрогнула. — Проклятие, должно быть, они заперли ее на засов.

Голоса за дверью затихли. Слышался только скрип гальки под ногами. Наверное, Люсьен и его подручные вышли.

— Ладно, что есть, то есть. Мы здесь торчим уже довольно долго, и я страшно проголодался, — сказал Ги, пытаясь шутить. Надо было нам прихватить сюда какую-нибудь провизию.

— Ах, Ги, меньше всего я думаю сейчас о еде, — вздохнула Изабелла.

— Я-то мечтал о вкуснейших блюдах, что подает мистер Лэмб в своей гостинице, а нам придется дышать тухлой рыбой, — грустно продолжал Ги. Он обнял сестру за плечи. — Не отчаивайся, старушка, мы как-нибудь выпутаемся. Клянусь, выпутаемся.

Прижавшись друг к другу, голодные и измученные, они ждали. Время тянулось невыносимо медленно. Вдруг они услышали, с облегчением, что кто-то приближается к хижине. Послышались голоса, и дверь открылась. Их вытолкнули наружу. Ледяной предрассветный холод пробирал до костей. Ночью налетел ветер и разогнал туман. Было еще темно, но они разглядели Люсьена, закутанного в длинный темный плащ. Поблизости не было никого из банды, захватившей их накануне, а двое мужчин, оставшихся с Люсьеном, в тяжелых сапогах, плотных морских куртках, бушлатах и шапках, обтягивающих голову, как чулок, были похожи на моряков. Один из них, догадались пленники, был капитаном судна.

— Прошу извинить, что вам пришлось провести ночь без удобств, — пробормотал Люсьен. — Потом будет легче.

Очевидно, он чувствовал себя неловко, но подошел прямо к Изабелле, которая отпрянула от него.

— Не прикасайтесь ко мне. Куда вы собираетесь везти нас?

— В Совиньи, куда же еще? Вы отправляетесь домой, и ваш брат с вами. Ведь вы всегда этого хотели?

В его голосе слышались леденящие душу нотки, а ведь они сейчас находились совсем рядом с тем местом на берегу, где, как она считала когда-то, этот человек так много значил для нее. Изабелла удивилась: как она могла думать, что любит его.

Ги пытался разобраться в ситуации и найти возможность бежать. Он понимал, что не справится со всеми тремя, но можно было попробовать затеять драку. Если он нападет на одного из них, это вызовет замешательство, и тогда, может быть, у Изабеллы появится шанс убежать. Теперь он видел, что место, в котором они находились, было не таким уж пустынным. Невдалеке стояли другие хижины. На берег за линией прилива были вытащены лодки. Как маленькие звездочки мелькали огоньки. Там жили люди, криков они бы не услышали, но Изабелла могла бы добежать до одной из этих хижин, постучать в дверь, позвать на помощь. Вероятность удачи была невелика, но попробовать стоило. Оба моряка пошли вперед, они явно нервничали и хотели поскорее отплыть.

Все это пронеслось у него в голове за несколько секунд. Вдруг Ги выкрикнул:

— Тебе не удастся удрать, я не допущу, — и бросился на Люсьена с такой силой, что застигнутый врасплох француз упал на гальку, а Ги оказался сверху.

— Беги, Изабелла, беги, — выпалил он. — Беги же!

Люсьен опомнился и пытался встать на ноги, скользя по осыпающейся гальке. Но Ги привык к дракам, а недавно, к тому же, начал заниматься боксом и уже участвовал в боях с чемпионами ринга. И сейчас он был рад выместить на Люсьене все волнения последних нескольких месяцев.

Изабелла была в нерешительности. Она беспокоилась, но и понимала необходимость спасаться. Моряки повернули назад и направились к ней. Она разглядела хижины невдалеке и побежала к ним, но ее тонкие козьи ботинки скользили по гальке, она спотыкалась на каждом шагу. Изабелла уже слышала тяжелые шаги догоняющего ее мужчины. Она побежала быстрее.

В одной из хижин вспыхнул свет, и она побежала к ней изо всех сил, пока не услышала выстрел. От неожиданности Изабелла вздрогнула. Что произошло? Пистолет, который Ги брал с собой, остался в карете. Мучительная тревога ножом вонзилась в сердце. Она споткнулась о какой-то выступ, оставшийся от старого мола, и растянулась на гальке. Бежавший за нею человек поднял ее на ноги. Она безуспешно пыталась освободиться. Человек потащил Изабеллу туда, где бесформенной грудой лежал Ги. Казалось, кровь была повсюду. Изабелла упала на колени рядом с братом.

Люсьен смотрел неподвижным взглядом, в то время как капитан засовывал за пояс дымящийся пистолет.

— Надо торопиться, — сказал он Люсьену. — Начинается прилив, ждать больше некого.

— A как же быть с ним? — спросил Люсьен дрогнувшим голосом.

— Бросьте его здесь. Он мертв, а мне на судне мертвецы не нужны. И без того хватает неудач в этом деле.

Изабелла пыталась приподнять Ги. Его голова бессильно упала.

— Вы не можете оставить его, — умоляла она, — не можете. А вдруг он жив?

— Он отошел в мир иной, леди, я уж повидал мертвецов на своем веку.

Он потянул ее за руку. Изабелла бешено сопротивлялась, но Люсьен стряхнул с себя оцепенение и присоединился к моряку, схватив ее за другую руку.

— Нет времени, — сказал он, — нет времени, если мы хотим отплыть сейчас.

— Лучше оттащить его поближе к морю, бессердечно заметил капитан. — Когда подступит прилив, с ним будет покончено.

Матрос взял Ги за плечи и поволок по берегу к морю.

— Нет, нет, вы не смеете оставлять его так! — закричала Изабелла, и Люсьен зажал ей рот, заглушая крики.

Люсьен и капитан то ли тащили, то ли несли Изабеллу к ожидавшей их лодке. Ее швырнули в лодку, мужчины прыгнули следом. Изабелла стояла, с отчаянием глядя на голый пустынный берег. Последнее, что она видела, это было безжизненное тело брата, брошенное рядом с набегавшими волнами, в то время как мощные удары весел несли ее к поджидавшей в море шхуне.


Глава 20


В тот же вечер Роберт вернулся на Арлингтон-стрит. Мэриан удивленно взглянула на него, когда он вошел в гостиную.

— А я думала, ты уехал в Кент сегодня рано утром.

— Собирался ехать, но мне нужно было зайти в Уайтхолл, и там меня задержали на весь день. Поеду завтра.

Мэриан нахмурилась.

— Ничего не понимаю. Изабелла поехала туда на встречу с тобой.

— Изабелла? Почему вдруг она решила туда ехать?

— Сегодня утром меня не было дома, я ходила на лекцию, а когда вернулась, обнаружила, что она оставила для меня записку, в которой говорилось, что ты прислал ей письмо с просьбой встретиться с тобой в гостинице «Святое Спасение» и, может быть, остаться там на несколько дней.

— Я никогда не писал такого письма. В любом случае это было бы совершенно неприемлемо. Она тебе его показала?

— Нет, я же сказала, меня здесь не было. Но Гвенни знает все об этом. Она ей паковала сумку.

— Попроси ее прийти сюда.

— Да, конечно. Я позвоню Хоуку.

Роберт беспокойно мерил шагами комнату, когда вошла встревоженная Гвенни.

— Вы хотели видеть меня, лорд?

— Да, Гвенни. Получала твоя хозяйка письмо сегодня утром?

— Да, сэр, письмо, которое, как она считала, пришло от вас. Его принес посыльный, и мистер Хоук сказал мне отнести его хозяйке. — Девушка растерянно смотрела на Роберта, не зная, в чем дело. Как он очутился здесь, если мисс Изабелла отправилась на встречу с ним. — Она так радовалась этому, — продолжала Гвенни, — и сразу же послала меня за мистером Ги. Она хотела, чтобы брат поехал с ней.

— Понятно. Ты читала это письмо, Гвенни?

— Нет, не читала. — Девушка засмущалась, но потом продолжила: — Мисс Изабелла в спешке забыла его. Оно осталось на туалетном столике…

— И ты его прочла?

— Я не думала, что… Извините, если…

— Неважно. Это не имеет значения. Оно еще там?

— О да, сэр. Я положила его в один из ящиков.

— Принеси его, пожалуйста, немедленно.

— Что все это значит? — спросила Мэриан, когда девушка торопливо вышла.

— Еще не знаю.

Гвенни вернулась с запиской.

— Надеюсь, я не допустила никакой оплошности, сэр.

— Нет, нет, Гвенни, ты все сделала правильно. Теперь, наверное, все. Можешь идти.

— Благодарю, вас, сэр.

Гвенни перевела взгляд с Мэриан на Роберта, чувствуя, что произошло какое-то недоразумение, потом присела в реверансе и вышла.

Роберт разглядывал торопливо написанную записку. Он был вынужден признать, что почерк был очень похож на его.

— Я никогда не писал этого, — медленно проговорил он.

— Кто же это тогда сделал?

— Не знаю, Мэриан, это-то меня и беспокоит. Похоже, это какой-то обманный трюк, чтобы выманить отсюда Изабеллу. И я начинаю сомневаться, что она когда-нибудь попадет в гостиницу «Святое Спасение». Но зачем? С какой целью?

— А не могла она убежать с этим ужасным Люсьеном де Вожем? — предположила Мэриан. — А эта записка просто должна была ввести в заблуждение.

— Нет, — твердо сказал Роберт. — Я в это не верю и никогда не поверю. — Он снова взглянул на письмо, пытаясь разгадать цель, с которой оно было написано. — Кто-то думал, что сегодня я уехал в Кент, но они не знали, что я задержался, потому что я сам не знал, что задержусь. Тот, кто писал это письмо, хотел, чтобы мы оказались там вместе.

Был ли это замысел, выношенный де Вожем в надежде отомстить за унижение, которому он подвергся в результате той дуэли? Но если так, зачем вытягивать Ги? Юноша не имел никакого отношения к тем прискорбным событиям.

— Они взяли вторую карету, Том поехал за кучера, — продолжала Мэриан. — Ян мне сказал об этом. Он сердился, что Том не попросил разрешения.

— Он, должно быть, еще там, в Кенте. Он не успел бы вернуться. Еще не знаю, что за этим кроется, но ясно одно: я должен ехать за ними, — решительно заявил Роберт. — И как можно скорее.

— Но не хотят ли они именно этого? Ты сыграешь им на руку.

— Я смогу защитить себя.

— Пусть она уезжает, — воскликнула Мэриан, которая все еще в глубине души питала неприязнь к своей невестке. — Разве мало ты страдал из-за нее?

— Она моя жена. Мэриан, и никто, никто, не отберет ее у меня, кто бы это ни был, и независимо от того, хочет она этого или нет.

В его голосе слышалась железная непреклонность, и, на мгновение, Мэриан увидела ту сторону его натуры, которая так редко открывалась ей и которая спасала его во многих опасных ситуациях.

— Но не можешь же ты ехать прямо сейчас, — возразила она. — Слишком поздно, оставь это до утра.

Она была права. За окном стелился туман, и, при всем своем желании, он далеко не уехал бы. Лучше уехать на рассвете. Полуодетый, всю ночь он пролежал без сна на постели, пытаясь найти объяснение. Может быть, Мэриан была права, а он глупец, что отверг ее предположение? Участвовала ли Изабелла в заговоре или была невинной жертвой? Он начал понимать, что это не просто злобная попытка со стороны Люсьена унизить его и Изабеллу. Это — часть более серьезного плана, связанного с угрозой, нависшей над ним во Франции во время его последней поездки. Тогда он лишь чувствовал приближение опасности, а теперь ощущал ее всем своим существом. Дандас предупреждал его: в тот раз он их перехитрил, должен перехитрить и сейчас. Но если Люсьен похитил Изабеллу и ее брата, то он и те, кто руководят им, вполне могут потребовать голову Роберта. Следует быть предельно осторожным.

Дом еще спал, когда Роберт встал, оделся потеплее и прошел на конюшню. Он возьмет одну из лучших лошадей и будет менять их на станциях. Дорогу он знал, поэтому мог рассчитывать, что доберется быстро. Имея деньги, можно было получить лошадей без задержки. Роберт вооружился парой пистолетов, оставив их наготове в седельных сумках. Дорога шла через леса и пустоши, а там частенько встречались грабители и бандиты. Когда он седлал лошадь, вышел Ян и предложил поехать вместе с ним, но Роберт отказался. Он никого не хотел вмешивать в это трудное и опасное дело.

Ночной ветер развеял почти весь туман, но за городом было еще жутко холодно. К счастью дорога была еще свободна от экипажей и всадников, поэтому можно было ехать быстро. Вскоре после полудня Роберт уже проезжал Пембери. Он остановился в знакомой гостинице, где закусил и выпил стакан вина. Как раз в это время на гостиничный двор въехала почтовая карета из Лондона. Из нее высыпали пассажиры, чтобы размять ноги и выпить что-нибудь подкрепляющее. Один из них, парнишка в деревенской куртке и круглой шапке, надвинутой на уши, заметил Роберта и не сводил с него глаз.

Конюх привел Роберту коня.

— Оседлан и готов в путь, ваша светлость.

— Спасибо.

Роберт взял поводья, опустил монету в протянутую руку и уже собрался сесть в седло, когда почувствовал, что кто-то дотронулся до его плаща.

— Извините, сэр, — заметно нервничая, сказал деревенский парень, — извините меня, но не вы ли лорд Килгоур?

Роберт нахмурился.

— Да, это я. Что тебе от меня нужно?

Парнишка широко улыбнулся.

— Я видел вас в Хай-Уиллоуз, когда вы туда приезжали. Год или два уж прошло. У меня для вас письмо от его преподобия.

— Письмо?

— Да, от мистера Холланда. Я работаю у него в саду, понимаете. И он дал его мне и сказал ехать как можно быстрее в Лондон в почтовой карете… А там найти вас… И я так рад, что увидел вас здесь, потому что я никогда не был Лондоне и…

— Так что же хочет от меня мистер Холланд? — нетерпеливо спросил Роберт. Мальчик запустил руку в карман и вытащил сложенный и запечатанный листок бумаги, уже изрядно истрепанный и испачканный.

— Это насчет того молодого джентльмена, который раньше жил в Хай-Уиллоуз, а потом уехал в Лондон. Сегодня рано утром его принесли к викарию в ужасном состоянии, кровь из него хлестала, как из зарезанного поросенка. Мисс Холланд как закричит… Она думала, он уже умер, но потом послала меня за доктором. А мистер Холланд сел и написал это письмо…

Во время этого бессвязного рассказа Роберт открыл письмо и пробежал его глазами.

Вдруг он резко оборвал рассказ парнишки.

— Благодари Бога за счастливый случай, что свел нас, парень. Это избавило тебя от длинного путешествия. — Пошарив в кармане, Роберт достал монету и положил ее в руку парня. Потом он вскочил в седло, оставив парня стоять с открытым ртом.


Роберт мчался так быстро, насколько быстро могла скакать его лошадь, и размышлял над новыми обстоятельствами, изложенными в письме викария. Должно быть, Ги пришлось побороться и, наверное, его бросили, считая, что он умер. Но куда они дели Изабеллу? Остается молить Бога, чтобы Ги не умер, не успев рассказать, что случилось. Вполне вероятно, что и сам Роберт подвергается опасности. Он переложил поближе пистолеты в седельных сумках и окинул окрестности острым взглядом, но никто не остановил его на пустынной дороге, поэтому вечером Роберт прибыл к викарию. Было темно. Туман развеялся и сменился дождем. Роберт спешился, привязал коня к столбику ворот и сразу же постучал в дверь.

Харриет Холланд открыла ему, несколько мгновений она внимательно рассматривала гостя, потом, узнав Роберта, чуть не упала ему в объятия от радости.

— Мы не ждали вас так рано, — запинаясь говорила она. — Как вам удалось добраться так быстро? Джо уехал только сегодня утром почтовой каретой.

— По счастливой случайности мы встретились в пути, и он отдал мне письмо вашего брата.

Не мог бы кто-нибудь позаботиться о моей лошади?

— Конечно. Гильберт! — позвала она. — Отведи лошадь мистера Эрмитейджа на конюшню и быстро возвращайся.

Мистер Холланд, который выглядел взволнованным и встревоженным, быстро вышел, а Харриет повела Роберта в гостиную.

— Как Ги? — спросил он. — Он не…

— Он жив, хотя Бог видит, в каком он состоянии! Он все время твердил, что мы должны найти вас и предупредить. Кажется, он думает, что вам грозит большая опасность. — Харриет озабоченно посмотрела на него. — Мы сделали, что считали нужным, но он мало что мог рассказать нам. В чем дело? Что случилось?

— Я расскажу вам все, что знаю, но попозже. Сначала я должен поговорить с Ги. Можно к нему пройти?

— Сейчас мы вам расскажем, как он попал к нам. Доктор дал ему успокоительное, и вроде бы теперь он так не мечется. Но не знаю, правда, не знаю… — она замолчала, горестно качая головой. Потом вынула носовой платок и отвернулась. — Простите мне мою слабость, но я так расстроилась.

— Конечно, я понимаю, поверьте. Не смущайтесь…

— Ничего, все в порядке, — решительно продолжала Харриет. — И вы ведь хотите узнать, что мы можем рассказать вам. Кажется, он пытался выручить сестру из рук тех негодяев, что их похитили. Но силы были неравны. У Ги было мало шансов на успех. Один из тех выстрелил в Ги, потом он получил удар по голове и, видимо, потерял сознание. Когда Ги пришел в себя, тех негодяев уже не было, а сам он лежал на берегу и волны прилива уже захлестывали его. Благодарение Богу, что он не утонул. Он попробовал выбраться, но сил не хватило, и он снова потерял сознание. Следующее, что он вспомнил, это рыбак, живущий по соседству, склонившийся над ним. Прежде всего парнишка подумал о моем брате и стал повторять его имя. Мистера Холланда знают рыбаки, самые бедные семьи часто получают здесь еду и одежду, когда им приходится совсем плохо. Поэтому они положили раненого на тележку, в которой перевозят рыбу, и доставили сюда. Шел седьмой час, я как раз встала. Ги был в ужасном состоянии, сначала я подумала, он вообще мертв. Но мы положили его в постель и сделали, что могли. Потом я послала Джо за доктором.

— Что тот сказал о Ги?

— Он не берет на себя ответственность. Мальчика ранили в бедро, и он умер бы от потери крови, если бы его не подобрали. Есть еще и другие раны, ребра сломаны. Его сильно ударили по голове. Здорово ему досталось. Видно, они подумали, что он мертв.

— И бросили его без особых угрызений совести, — в душе Роберта поднимался гнев. — Богом клянусь, я заставлю Люсьена заплатить за это, раз он мог так поступить. Мне очень нужно поговорить с Ги, — продолжал он. — Возможно это, как вы думаете?

— Не знаю. Пойдемте лучше со мной. Харриет отвела Роберта наверх в комнату, где лежал Ги. Лицо его было таким бледным и так заострилось, что, казалось, он мертв.

— Я вас оставлю с ним, — прошептала Харриет. — Посмотрю, как Гильберт позаботился о вашей лошади. Он тоже очень расстроен.

Она вышла, закрыв за собой дверь, а Роберт сел у кровати и взял руку юноши.

— Ты меня слышишь, Ги? — тихо спросил он. — Это Роберт.

В следующее мгновение глаза Ги открылись. Сначала взгляд их был бессмысленным, потом сознание вернулось к нему. Он сжал руку Роберта.

— Роберт, — прошептал Ги, — слава Богу, вы приехали. Вам нужно остерегаться. Это вы им нужны. Они будут охотиться за вами.

— Да, да, — успокаивая его, сказал Роберт. — Я это знаю и знаю, как тебя нашли на берегу. Ты можешь рассказать побольше о том, когда и где все это случилось с тобой и Изабеллой?

Медленно, с частыми остановками, Ги рассказал ему, как их с Изабеллой задержали на дороге, а потом привели в хижину на берегу моря.

— Там был Люсьен, и я узнал некоторых из его подручных. Это шайка головорезов, которые пойдут и на убийство, если им заплатить. Джонти всегда враждовал с ними.

— У тебя есть какие-нибудь соображения, с какой целью это было подстроено?

— Не думаю, что Люсьен догадался, что я мог слышать кое-что из их спора через щель в двери, — продолжал Ги, собираясь с силами. — Я знаю, за всем этим стоит Анри Риваж, доктор Риваж. Это тот самый человек, который…

— Который предал вас и вашего отца. Я догадался об этом. Я знаю также, что Риваж служит тайной полиции Фуше и что Совиньи теперь принадлежит ему.

— Думаю, туда они и повезли Изабеллу. И вас тоже прихватили бы, если бы смогли. Но зачем им это? Какую угрозу представляем сейчас для него мы с Изабеллой? У Риважа теперь все, что когда-то принадлежало нам. Люсьен был в ярости, что вы не появились, как должны были, — он на это надеялся. Они подстерегали вас весь день, лежа в засаде.

— К счастью для меня, пришлось задержаться.

— Я пытался спасти Изабеллу… Я пытался… — голос Ги затих, и Роберт успокаивающе погладил его по руке.

— Я знаю. Эти негодяи бросили тебя умирать на берегу. Благодарение Богу, что тебя нашли и привезли сюда.

— Поезжайте за Изабеллой, — поспешно сказал Ги. — Я знаю, между вами произошла размолвка, но она была так счастлива, когда поверила, что вы зовете ее к себе.

— Не беспокойся, Изабелла моя жена, и клянусь, я найду способ вернуть ее, — мрачно заверил Роберт. — Вот еще что. Мне известно, что Совиньи находится в долине Луары, но не мог бы ты рассказать мне подробнее о тех местах?

— Попытаюсь. Это в миле к северу от Анжера. Это был ближайший к нам город. — Ги устал, но пытался сосредоточиться, чтобы дать Роберту хоть какие-то сведения, сохранившиеся в его памяти с детства. — Вы должны быть осторожны, — лихорадочно продолжал он. — Риваж — это дьявол во плоти. Я был ребенком, когда нас вывезли из Франции, но помню, как боялся и ненавидел его…

— Не бойся. Я не зря провел так много времени во Франции и научился кое-каким трюкам. Твоя задача — поправиться. Изабелла станет думать, что ты умер, и будет очень горевать. Когда я снова увижу ее, то расскажу хорошие новости о тебе.

— Единственное, чего я хотел, это — успеть рассказать вам о случившемся.

— Это ты и сделал, и я тебе очень благодарен. Выполняй все, что говорит мисс Холланд. Она творит чудеса и поможет тебе выздороветь.

Ги откинулся на подушки, такой бледный и измученный, что Роберт испугался за него и стал молиться, чтобы молодость и хороший уход помогли ему выжить. Он тепло пожал Ги руку и спустился вниз, где ждали брат и сестра Холланды.

— Какой жестокий поступок, — негодовал мистер Холланд. — Только чудо спасло мальчика от ужасной смерти. Убить невинного таким образом — куда катится наш мир?

— Гильберт, дорогой, — сказала его сестра, ласково поглаживая брата по руке, — принеси бренди. Я уверена, мистеру Эрмитейджу это не повредит после утомительного пути, да и нам с тобой тоже. Вы поужинаете с нами, сэр?

— Я буду благодарен за бренди, но остаться дольше не могу. Я должен выяснить, кто виноват в похищении моей жены и кто пытался убить ее брата.

— Значит ли это, что вы отправитесь во Францию?

— Боюсь, придется, и еще я хочу попросить вас кое о чем. Это не обычное происшествие. Думаю, вы понимаете это. Все гораздо сложнее. На все расспросы вы можете отвечать, что на Ги напали грабители, что довольно часто случается в этих местах. Могу ли я вам полностью доверять?

— Безусловно, — твердо заверила его Харриет, протягивая стакан с бренди. — Я говорю это за нас обоих, не так ли, Гильберт?

— Есть еще один вопрос, — продолжал Роберт с некоторой нерешительностью, боясь ранить их гордость. — Вам придется потратиться, заботясь о Ги. Позвольте мне возместить расходы.

— Нет, нет, ни пенни! — мистер Холланд протестующе взмахнул рукой. — Какой же я буду слуга Господа, если не смогу оказать помощь ближнему в несчастье! С Божьей помощью мы вернем ему здоровье. Когда я думаю о том, что они могут сделать с этой невинной девочкой Изабеллой, кровь закипает в жилах. Хотел бы я поехать вместе с вами. Мне доставило бы величайшее удовольствие покарать злодеев. Но, увы, боюсь, вам придется одному снести всю тяжесть.

Роберт слегка улыбнулся отважному порыву мистера Холланда.

— Можете быть уверены, я сделаю все, что смогу. Молите Бога, чтобы мне сопутствовала удача.

— В этом можете быть уверены. Наши молитвы и добрые пожелания будут с вами постоянно.


Харриет Холланд снова взялась уговаривать его остаться, чтобы хоть немного отдохнуть и поесть, но Роберт был одержим мыслью о том, что нужно торопиться. С каждым часом Изабеллу увозили все дальше и дальше от него. Он не верил, что она добровольно пошла за Люсьеном, что могла участвовать в заговоре, чтобы отдать его в руки врагов. В любом случае действительность опровергала эти предположения. Роберт знал, что уже несколько лет так досаждал французской разведке, что его поимка и уничтожение послужили бы не только Люсьену в его желании отомстить, но и были бы на руку французским хозяевам шпионов. Направляясь сырой темной ночью в гостиницу «Святое Спасение», Роберт думал о злобной ненависти, щупальца которой протянулись за ним и Изабеллой. Предчувствие несчастья томило его.

Мистер Лэмб уже давно не удивлялся появлениям и исчезновениям Роберта. Услуги и молчание хозяина гостиницы хорошо оплачивались. Он приказал отнести в комнату Роберта наскоро приготовленный ужин, крепкий кофе и порцию бренди и вовсе не удивился, найдя там совсем другого человека: неприметно одетого в сюртук домотканого сукна немодного покроя, толстый шерстяной плащ и шляпу с низко опущенными полями. Ну ни дать ни взять — уважаемый торговец, направляющийся по своим делам. Мистер Лэмб сменил ему лошадь и увидел, как таинственный гость направился в сторону Рай-Харбора. Поднялся ветер, захлопал вывеской над головой хозяина. Если гость собирался плыть во Францию, то, вероятно, путешествие ему предстояло не из приятных.

Между Рай-Харбором и замком Камбер-Кастл, построенным когда-то давно Генрихом XIII для защиты от другого французского нашествия, а теперь превратившимся в руины, где обитали лишь птицы, простирался пустынный отрезок побережья. Это было исхлестанное штормами место, часто посещаемое контрабандистами и людьми, которые по какой-либо причине вынуждены были скрываться. Тишину нарушал лишь непрерывный шум моря и крики бесчисленных морских птиц.

К полуночи Роберт добрался до одной из черных хижин, стоявшей в стороне от остальных лачуг и отличавшейся от них только тем, что содержалась она в образцовом порядке, а рыбацкая снасть, веревки и прочие принадлежности были аккуратно сложены в сарайчике, а не валялись как попало.

Роберт привязал лошадь к железному крюку, вбитому в столб дверного проема, и постучал. Дверь открылась почти сразу же, и он проскользнул в хижину. Фонарь на грубом деревянном столе рядом с большой книгой едва освещал белые стены, несколько стульев, койку в одном углу с аккуратно сложенными одеялами и человека, державшегося в тени.

— Я догадался, что скоро вы появитесь здесь, когда отправлял вам последнее донесение, — сказал он, — хотя вы появились раньше, чем я ожидал.

— Мне нужна твоя помощь, Джек, — сказал Роберт, — прямо сейчас, сегодня, если это в пределах человеческих возможностей.

— Если вы насчет того, чтобы переплыть пролив, то ночка выдалась для этого тяжелая. Вы не голодны? Я могу с вами поделиться, правда, у меня мало что есть.

— Спасибо, я уже ел сегодня.

— Тогда посидите.

Говоривший ступил в круг света. Худому темноволосому Джеку Дарроу было от сорока до пятидесяти лет. Это был странный и таинственный человек. Он не был уроженцем здешних мест, и никто не знал, откуда он появился, этот образованный рыбак. Он мог читать, писать и грамотно изъясняться, обладал острым умом. Роберт завербовал его случайно несколько лет тому назад. Джек оказался полезным помощником, незаменимым во многих делах.

Он был равнодушен к деньгам и принимал те небольшие суммы, которые выделяло ему скупое правительство, просто потому, что они помогали ему поддерживать в порядке его скромное жилище и прокормиться, когда зимние штормы не позволяли выходить в море за рыбой. В свободное время он отдавался своей страсти — птицам, и единственное, о чем он когда-либо просил Роберта, это книги, в которых описывались виды птиц, что жили в этих местах.

Джек наклонился над столом.

— Ветер разогнал туман, но перед рассветом может подняться шторм. В какой части побережья вы хотите высадиться?

— Это нам предстоит обсудить. — Роберт опустился на один из стульев и взглянул на книгу, раскрытую на странице с яркими рисунками. — Все так же занимаешься птицами, я вижу.

— Просто невероятно, как много разных птиц обитает здесь на побережье. Некоторые из них дикие и пугливые, зато другие прилетают на мой зов и едят с моей руки.

Грубое лицо Джека на мгновение осветилось улыбкой.

— Это ты спас парня и доставил его к мисс Холланд?

— Да. Я слышал, что шайка, обосновавшаяся здесь на побережье, в настоящий момент при деньгах, что необычно для этого времени года, и насторожился. Сейчас здесь золотом не разживешься. Прошлой ночью я был на другой стороне Райя, а то бы увидел побольше. Я наткнулся на парнишку рано утром. Он был почти при смерти. Это один из тех людей?

— Брат моей жены, — коротко ответил Роберт. — И благодаря тебе есть надежда, что он поправится.

— А ваша жена, она была с ним?

— Француз, который замыслил все это дело, увез ее с собой.

— По ее воле?

— Почему ты так решил?

Его собеседник пожал плечами.

Кажется, благодаря стараниям тети Августы, скандальная история обсуждалась даже в этом захолустном местечке. Роберт почувствовал себя униженным — смешон обманутый муж, пустившийся вдогонку за неверной женой.

— По ее воле или против ее воли, я не собираюсь отдавать то, что мне принадлежит, — сказал Роберт с затаенным раздражением, что удивило наблюдавшего за выражением его лица человека. — В любом случае я даже собаку не оставил бы у них в руках. Теперь давай посмотрим, что и как. Твоя лодка в хорошем состоянии? Выдержит длинный переход?

— Выдержит, я уверен. Куда вы хотите попасть?

Они склонили головы над истрепанной картой, в пятнах от морской воды, на которую Джек нанес свои собственные пометки о ветрах и течениях.

— Сможем ли мы добраться до Сен-Мало завтра, как ты думаешь?

— Трудный вопрос. Путешествие будет тяжелым. Ветра сильные, и Ла-Манш ведет себя капризно, как женщина. Может, через Булонь или Дьеп?

— Нет. Тогда по суше пришлось бы добираться слишком долго, а они могут поджидать меня.

— Огибать этот утес у Шербура очень опасно. Здесь часто налетают шквалы. — Заскорузлый палец скользил вдоль линии побережья. — Рядом с Гавром есть небольшая бухточка, которую я хорошо знаю. Мы могли бы проскользнуть сюда, никто бы и не заметил.

Роберт проследил за перемещением пальца и подумал, что мог бы попробовать добраться через Нормандию, минуя большие города, попасть в долину Луары и отыскать Совиньи, руководствуясь описаниями Ги. Что предпринять, добравшись до места, — будет зависеть от обстоятельств. К тому же есть одна возможность, которую при необходимости он сможет использовать. Нормандия была центром недовольства и возмущения существующими в стране порядками. В Анжере также действовала одна группа. Это тоже могло бы сыграть ему на руку.

— Когда мы сможем отправиться? — спросил Роберт.

— Не раньше, чем на рассвете. Прилив начнется где-то около шести, тогда и отплывем. А потом окажемся во власти ветра и случая. Дело рискованное.

— Черт с ним, с риском. Раньше мы справлялись.

— Но не ходили так далеко да в такую ненастную погоду, — сухо заметил Джек. — Но раз надо, так надо. Теперь нам потребуется хорошенько подкрепиться. — Он принес квадратную тяжелую бутылку бренди и налил две порции.

Роберт медленно пил, глядя на красные угли очага и пытаясь умерить свое нетерпение из-за вынужденной задержки.

— Как вы будете возвращаться?

Голос Джека прервал размышления Роберта, и он поднял глаза. — Еще не знаю. Я пока не на все вопросы нашел ответы.

— На самый крайний случай есть местечко подальше, вдоль того берега, где у меня явка.

Спросите обо мне в «Черной Кошке», если буду нужен.

— Спасибо, но я не хочу впутывать тебя в дела с французской тайной полицией.

Джек пожал плечами.

— Для чего же тогда друзья?

На горизонте появилась лимонно-желтая полоска, когда они спустились на берег к маленькой лодке у причала. Здесь к ним присоединился Бен, крепкий парень лет двадцати. Ум у него был, как у десятилетнего ребенка, но в управлении лодкой равных ему не было. Он часто сопровождал Джека в море. В то мрачное ноябрьское утро они вместе пустились в рискованное путешествие по обманчиво спокойным серым водам Ла-Манша.

Плавание было слишком опасным, чтобы у Роберта оставалось время на размышления о причинах случившегося. Требовалось моментально выполнять указания и держать лодку по правильному курсу. На середине пролива их все же настиг шторм. После того как они почти совсем сбились с курса, Джеку потребовалось несколько часов, чтобы повернуть-таки лодку к побережью Франции. Им понадобилось почти двадцать четыре часа, чтобы добраться до цели, и было еще темно, когда они, наконец, попали в более спокойные воды и, пройдя вдоль извилистой береговой линии, вошли в бухточку, на которую тогда указывал Джек.

Это было пустынное место без всяких признаков жилья — берег, покрытый галькой, обсаженный кустарником. Дождя не было, но дул холодный ветер, и Роберту предстоял длительный переход до ближайшего места, где он мог бы нанять или купить лошадь, чтобы доехать до Анжера. Это путешествие заняло бы у него по крайней мере два дня, возможно, даже больше. Роберт вынул из внутреннего кармана деньги и вложил их в руку Джеку. Джек хотел было от них отказаться, но потом согласился.

— Возьми их. Ты заслужил даже большего.

— Удачи вам, Роберт, — хриплым голосом сказал Джек. — Она тебе понадобится. Через пару миль дальше по этому берегу есть деревушка, там живут в основном рыбаки, и находится погребок, о котором я говорил, «Черная Кошка». Женщина, которая его содержит, хорошо меня знает. Ее зовут мадам Гранне, я однажды оказал ей услугу. Спросите обо мне там, и вам помогут. Я вернусь, когда смогу, и когда позволит погода.

— Благодарю, — сказал Роберт, — я этого не забуду.

Джек хлопнул его по плечу, а Бен одарил широкой улыбкой и могучим рукопожатием, и оба моряка посмотрели ему вслед, когда он удалялся в слабых предрассветных сумерках. Потом вернулись к лодке, чтобы отвести ее в безопасное место и чтобы подождать прилива, который поможет им вернуться в Англию.


Глава 21


Когда-то замок Совиньи был, вероятно, красивым, подумал Роберт, стоя на краю небольшого леса и рассматривая замок, видневшийся за разоренным садом. Сейчас, когда ночь, милосердно скрывая шрамы, осветила его лунным светом, замок казался очаровательным, как мечта. Погода переменилась. Ночь была студеной, но сухой, с запахом морозца, а небо совсем чистым. Как странно, что этот Анри Риваж, который погубил своего друга, стремился разорить его детей и составил план, как завладеть его владениями, никогда не попытался использовать свои, без сомнения, большие средства и власть, чтобы вернуть замку его прежний блеск.

— Он сидит там, как чудовищный паук, и плетет паутину из насилия и убийств, — образно объяснил ему Жан Леруа. — Крестьяне, живущие вокруг замка Совиньи, говорят о нем с неприязнью и суеверным страхом, как мне кажется, потому что никогда по-настоящему не видят его. Он всегда приезжает и уезжает в закрытой карете.

— А сейчас Риваж там?

— Сомневаюсь, хотя как знать.

Три дня понадобилось Роберту, чтобы добраться до Анжера. Но потом ему повезло: Жан Леруа, сын старой служанки семьи его бабушки, еще жил в этом городе. Мальчиком он видел, как зверски убили его отца и старшую сестру, был вынужден служить в революционной армии и освободился от этой повинности после пулевого ранения. Он влачил жалкое существование, работая помощником аптекаря, а свободное время посвящал участию в подготовке к заговорам против Бонапарта, героя, превратившегося в тирана. Леруа доказал на деле, что является одним из самых преданных сотрудников Роберта.

— Когда Риваж находится там, — продолжал он, — то живет в нескольких комнатах с немногими слугами, но у него есть охрана. Вы должны быть очень осторожны, Морис.

Леруа отлично знал, кто такой Роберт на самом деле, но в целях конспирации всегда называл его Морисом Дюпоном.

— Случилось ли что-нибудь в замке за последние дни, Жан?

— Позавчера поздно вечером приехала карета, но кто в ней был, сказать вам на могу, занавески были задернуты. Все, что здесь происходит, хранится в большой тайне. Ни слуги, ни охрана не имеют дел с крестьянами.

— Можно ли подобраться к замку?

— В задней стене есть пролом. Крестьяне постоянно пользуются им, чтобы ставить силки на кроликов и браконьерствовать, когда Риваж отсутствует. И кто бы стал порицать их за это? Вам нужно быть предельно осторожным. Стража регулярно делает обход.

Роберт скрупулезно следовал указаниям Леруа и теперь стоял рядом с домом. Светилось только одно окно — желтый свет в темной ночи. Но, вероятно, это всего лишь означало, что остальные окна были закрыты ставнями, чтобы не впускать холод в замок. Роберт осторожно обошел кустарник. Трава на газоне была грубо скошена, кусты роз уже давно никто не обрезал, и они протягивали свои длинные ветки с шипами, чтобы вцепиться в него, когда он проскальзывал мимо. Две большие каменные вазы, стоящие по обе стороны лестницы перед высокими окнами, были расколоты и покрыты трещинами, купидон с отколотой головой упал со своего постамента, а статуя обнаженной богини, установленная в конце террасы, была испещрена следами от пуль. Должно быть, ее использовали для упражнений в стрельбе.

Приблизившись к замку, Роберт увидел, что дальнее крыло было повреждено огнем, почерневшие камни осели. Вероятно, эта часть здания была разрушена при первой атаке. Теперь вьющиеся растения и сорняки оплели обломки стен, но та часть дома, где он сейчас стоял, была еще в хорошем состоянии, хотя плющ вился по стенам и нависал над окнами. Роберт огляделся, встревоженный напряженной жуткой тишиной, а ведь он знал, что где-то за этими окнами находились Люсьен и Изабелла, и вполне возможно, сам Риваж. Что они делают с ней? Роберт дрожал то ли от холода, то ли от напряжения.

Освещенное окно находилось как раз там, где он стоял, и неодолимо притягивало. Вскарабкаться на стену не представляло труда для человека, который еще мальчишкой покорял пики шотландских гор. Наполовину скрытый вьющимися растениями, он осторожно продвигался вперед, упираясь в камни оконного проема. Затем осторожно поднял голову над подоконником. Свет ослепил на мгновение, но потом Роберт смог осмотреть комнату. Когда-то, должно быть, она была красивой, с атласными обоями в полоску, с бархатными гардинами. Теперь обои выцвели, а мебели почти не было. Напротив окна стояла софа, на ней лежала женщина, закрыв лицо руками. Он видел ее темные густые волосы, на ней было знакомое темно-красное платье. Вдруг Изабелла резко села, и на ее лице появилось выражение мольбы и ужаса, которое Роберт видел уже когда-то на лице Сесиль. Открылась дверь, и в комнату вошел Люсьен. Роберт мог все видеть, но ничего не слышал. Как будто перед ним разыгрывалась пантомима.

Изабелла вжалась в закругленный конец софы, когда Люсьен вошел и сел рядом с нею. Он говорил с серьезным грозным видом, бросая слова прямо ей в лицо, и Роберт многое отдал бы, чтобы услышать его. Когда ответа от Изабеллы не последовало, он схватил ее за плечи и встряхнул, притягивая к себе, но она отвернулась, выпалив слова, которые, видно, задели его за живое, потому что он так грубо отшвырнул ее от себя, что она упала на колени, свалившись с софы. Роберта переполняло желание разбить окно, прыгнуть в комнату и забрать ее оттуда. Неважно, что она говорила или думала, неважно, насколько она могла обмануть его доверие, он знал, что еще любит ее, безумно стремится к ней, страстно желает ее и никогда не позволит уйти. Слабость ли это или безумие, но Роберт не мог избавиться от этого и видеть ее во власти Люсьена было невыносимо, однако вмешиваться сейчас было бы безрассудно. В замке находились слуги и стража. За несколько секунд его бы схватили, и он стал бы таким же пленником, как она, а это никому бы не принесло пользы. Здесь требовались хитрость и собранность, а не безудержная удаль, которая ни к чему не приведет. Поэтому Роберт оставался у окна, хотя руки у него окоченели от холода, а тело деревенело от напряжения.

Люсьен встал. Он поднял Изабеллу, начал о чем-то умолять ее, но она резко повернулась к нему и ударила его по лицу. Мгновение они стояли, напряженно глядя друг на друга, потом Люсьен повернулся и вышел из комнаты, хлопнув дверью. Изабелла какое-то время смотрела на захлопнувшуюся дверь, потом снова опустилась на софу, закрыв лицо руками.

Это вполне могла бы быть сцена размолвки любовников, но Роберт не допускал даже мысли об этом. Он размышлял, что предпринять. Следовало ли позвать ее, дать ей знать, что он здесь? Это была возможность, ниспосланная небесами, если только он мог быть уверен в Изабелле. Он отдавал свою безопасность, саму свою жизнь в ее руки. Стоило ей только закричать, и он пропадет, а пока что… все было спокойно, не слышно ни стражи, ни лая собак, только возня ночных зверьков и насекомых в заброшенном саду да изредка крик птицы. Роберт решил рискнуть. Он постучал в створку окна и подождал. Изабелла подняла голову, но не пошевелилась. Он постучал снова, на этот раз громче. Изабелла встревоженно оглядела комнату и подошла к окну, пытаясь разглядеть что-нибудь сквозь запотевшее окно. Потянула вверх тугой болт и немного приоткрыла окно. Роберт поднялся повыше, прошептал ее имя. Мгновение она стояла без движения, не веря своим глазам.

— Роберт, — выдохнула она, — не может быть… Роберт?

Пальцы Изабеллы дотронулись до его лица.

— Роберт, ты не должен был приходить. Они тебя ждут. О, Боже, если бы они увидели… тебя сейчас…

— Ч-ш-ш-ш! — сказал он, — слушай меня. Времени нет. Риваж в замке?

— Нет, но его ждут. Он скоро будет.

— Хорошо. — Роберт поднял руку, касаясь ее руки, чтобы внушить ей, насколько важны его слова. — Скоро я вернусь. Завтра вечером. Мне помогут друзья. У меня есть план. Веди себя естественно, делай, что они говорят. Я тебя отсюда вызволю. Верь мне.

Беспокоясь о нем, Изабелла едва слушала.

— Беги, беги, — отчаянно твердила она. — Здесь есть стража. Люсьен мне говорил.

— Часто стража делает обход?

— Около десяти часов и в полночь. Они держат меня взаперти в этой комнате, но я вижу, как проходят сторожа. Скоро они будут здесь. У них есть собаки, я слышала.

— Этот грубиян причинил тебе боль?

— Немного. Неважно. Я пыталась заставить их поверить, что ты не придешь, что ты на меня сердишься… Не знаю… Я подумала, что если скажу так, то, может быть, они отступятся. Я не думала… Ох, пожалуйста, уходи. Они убили Ги, убьют и тебя.

— Ги жив.

— Жив? — у Изабеллы перехватило дыхание.

— Да. Он рассказал мне, что случилось. Как ты могла представить себе, что я оставлю тебя в их руках? А теперь слушай, это очень важно. Проверь, хорошо ли открывается окно. Сделай это сегодня же, потому что мы будем уходить через окно. Ты понимаешь?

— Да, да, — шептала она. — Но будь осторожен, пожалуйста, пожалуйста, будь осторожен.

Их пальцы соприкоснулись, переплелись на мгновение. Она почувствовала пожатие руки Роберта, потом он отпустил ее руку и осторожно спустился вниз. Услышал, как наверху закрылось окно. Роберт спрыгнул на мягкую землю, усыпанную листьями, и постоял, прислушиваясь. Где-то в доме хлопнула дверь, послышались голоса, смех, и снова воцарилась тишина. Он застыл в неподвижности на несколько минут, но ни шагов, ни собачьего лая не было слышно. Роберт пошел вдоль стены под прикрытием разросшегося кустарника, потом тихо пробрался к лесу. Оставалось лишь несколько часов для осуществления плана. Предстояло сделать все самому и быстро. Лучше было не вовлекать Жана Леруа в этот опасный замысел, что мог стоить жизни и ему самому и его другу.

Изабелла стояла, прижавшись лицом к холодному стеклу, пытаясь разглядеть высокую тень, скользящую в темноте. Потом она вернулась на софу, воодушевленная надеждой, все еще не веря в случившееся, счастливая от сознания, что Ги остался жив. По крайней мере, хоть это злодейство им не удалось. С плеч ее упала тяжесть вины. И Роберт пришел за ней. Ее сердце пело при мысли о нем, хотя было полно и страха за него: он пришел, он ее еще любит. Изабелла прижала руки к щекам. Что бы ни случилось, у нее есть эта уверенность, которая будет ей защитой, какие бы новые унижения и позор ни готовили ей тюремщики.


— Вы не должны этого делать, — сказал Жан Леруа, когда Роберт рассказал ему о своем плане. — Это настоящее безумие. Выкрасть ее у них из-под носа таким образом, это же нелепо. У вас не получится.

— Иногда лучше всего срабатывают самые простые замыслы, — возразил Роберт. — А. сложные планы часто дают сбои, а сейчас как раз в замке нет Риважа. Я тебя привлекать не буду. Единственное, о чем я прошу, чтобы ты купил мне двух хороших лошадей и подвел их к лесу у задней стороны замка после десяти часов вечера. Тебе самому не стоит оставаться здесь, тебя могут обнаружить. Привяжи лошадей покрепче и уходи.

— Вы думаете, я трусливо сбегу при первых признаках опасности? — упрямо сказал Жан. — Я останусь и прослежу, удалось ли вам спастись. Но есть и другие проблемы. Потребуются документы для мадам, вашей жены. Сейчас мы живем в полицейском государстве, наводненном дотошными чиновниками, которые проверяют документы, куда бы вы ни поехали, и вам не всегда удастся избежать проверок. Вслед вам пошлют погоню. У Риваж а целая сеть шпионов, они передают сведения по цепочке.

— Мне об этом известно так же хорошо, как и тебе, и я понимаю, что риск увеличивается вдвойне, если нас будет двое. Ты сможешь достать необходимые документы?

— Постараюсь, но времени мало. К счастью, некоторые из этих новоявленных полицейских едва могут прочесть собственное имя.

Итак, они начали подготовку. Роберт с беспокойством ждал наступления вечера, не подозревая даже, что его посещение замка не осталось незамеченным.

Роже Дюфур, повар, как обычно, выпил больше, чем следовало, и вышел облегчиться. Он дышал холодным вечерним воздухом, когда заметил темную тень под освещенным окном. Тень скользнула к кустам. Роже улыбнулся сам себе. Он глубоко уважал доктора Анри Риважа, но не любил этого высокомерного молодого человека, который распоряжался в замке, как хозяин. Все в замке знали, что он неравнодушен к молодой женщине, которую держали взаперти вот уже несколько дней, и слуги потихоньку посмеивались над ним. Кажется, благосклонностью молодой дамы он не пользовался, судя по его виду, — как у побитой собаки, — когда он выходил из ее комнаты. Стало быть, у нее другой любовник, подумал Роже с пьяной ухмылкой, и решил помалкивать, пока не подвернется подходящий случай, чтобы ввернуть месье Люсьену пару шпилек.

Пока Роже смаковал свой маленький секрет, Изабелла с трудом дожидалась наступления утра. Ночные часы тянулись нескончаемо долго. Первая волна радостного возбуждения схлынула, и теперь, лежа на софе, она жалела, что не убежала с Робертом сегодня же вечером, хотя знала, как это трудно, почти невозможно, ведь нужно было пройти через парковые ворота. Снова и снова перебирала она мысленно тысячи опасностей, с которыми им придется столкнуться, так что к утру почти хотела, чтобы Роберт не рисковал, спасая ее, и не знала, как пережить день и дождаться вечера, когда он вернется за ней.

Обращались с нею неплохо. Приносили еду. Какая-то женщина приходила разжигать огонь в камине и приносила кувшин со свежей водой, убирала в комнате, но на вопросы не отвечала. Изабелле казалось, что она живет в каком-то кошмаре с тех пор, как судно доставило их к берегам Франции после трудного девятичасового плавания. Измученная, в одежде, влажной от морских брызг, чувствуя постоянную тошноту от качки, она не успела опомниться, как ее сунули в почтовую карету. Они ехали день и ночь, редко делая остановки, только чтобы сменить лошадей и заказать еду. И есть Изабелла не могла. Так они оказались в Совиньи чуть больше, чем за сутки. И все это время Люсьен сидел рядом с нею, странно молчаливый, не прикасаясь к ней, не отвечая на ее вопросы, делая все, чтобы карета ехала как можно быстрее, словно повинуясь строгому приказу.

Было темно, когда, наконец, карета въехала в ворота замка, проехала по длинной подъездной аллее. Изабелла мало что смогла рассмотреть, заметила только, что дом, который в ее воспоминаниях всегда был местом, полным света и красоты, стоял мрачный и разоренный. Холодный ветер швырял опавшие листья и мусор в закрытые окна.

Ослабевшая от бессонницы и недоедания, Изабелла едва узнала комнату, в которую ее поместили. Только когда принесли свечи и оставили ее одну, она огляделась и с болью в сердце поняла, что оказалась в гостиной ее матери, раньше красивой уютной комнате, где было полно вещей, которые любила мать: ее нот, книг, здесь стояли ее пяльцы для вышивания. Но теперь в комнате было грязно и пусто, обои клочьями свисали с сырой стены у окна. Исчезла красивая мебель, осталась только софа с подушками, обтянутыми бархатом, несколько стульев и старый ковер на полу. На ковре еще виднелось чернильное пятно, которое когда-то посадил Ги: разозлившись, швырнул в нее флакон с чернилами. Изабелле хотелось плакать, хотя она решила не показывать своей слабости, пока не узнает, чего от нее хотят.

Накануне вечером Люсьен впервые пришел в эту комнату с тех пор, как они приехали в Англию. Он снова обрел весь свой шарм, свои способности очаровывать. Пытался соблазнить ее обещаниями, дескать, когда Роберт поймет в чем дело, то непременно приедет сюда. Говорил, что она может разделить с Люсьеном блестящее будущее здесь, во Франции, которую она так любила. Тогда Изабелла вспылила, назвала его лжецом и негодяем, обвинила в предательстве, сказала, что скорее умрет, чем примет что-нибудь от него или от Риважа, который погубил ее отца и наполнил ужасом ее детство.

Роберт, наверное, видел их вместе, с досадой подумала Изабелла, хотя и ничего не слышал. От этих мыслей напряжение еще больше усилилось. Когда, наконец, наступило утро, она начала готовиться к побегу. С нею еще была сумка, которую она взяла с собой на Арлингтон-стрит. Изабелла вынула самые необходимые вещи и связала их в узелок. Вечером она стояла у окна, открывая и закрывая его створки на ржавых петлях, чтобы не было задержки, когда подойдет время. Звук внезапно открывшейся двери испугал ее. Она подняла глаза и увидела Люсьена, прислонившегося к косяку. Он пристально глядел на Изабеллу.

— Что ты делаешь? — спросил он.

— В комнате было душно, я просто задыхалась. Люсьен прошел к комнату.

— Оставь. Иди сюда, ко мне.

Он казался странным до безумия: полуодетый, в расстегнутой рубашке, будто только что проснулся. Но мгновение Изабелле показалось, что он снова стал тем Люсьеном, которого она спасла: обаятельным и бесцеремонным. Дрожь пробежала по ее телу. Изабелла закрыла окно наполовину, но не сдвинулась с места.

Он повторил:

— Иди сюда, ко мне.

— Нет.

Изабелла хотела повернуться к Люсьену спиной, но, шагнув вперед, Люсьен схватил ее за руку, повернул лицом к себе и посмотрел своими горящими карими глазами в ее глаза. Он немного ослабил пальцы.

— Раздевайся.

— Что? Нет!

Изабелла попятилась, но Люсьен не отступал от нее.

— Раздевайся.

— Ты сошел с ума.

Она отступила еще на шаг и оказалась за софой.

— Ты слышала, что я сказал, или мне это сделать за тебя?

Люсьен загнал ее в угол между изголовьем софы и стеной. Оставалось только бороться с ним, а она уже знала, как силен Люсьен. Очень медленно, чтобы выиграть время, она начала расстегивать ворот платья.

Люсьен нетерпеливо оттолкнул руки Изабеллы и расстегнул лиф платья до талии. Глаза его, казалось, пожирали ее белую шею, округлость груди над глубоким вырезом рубашки. Но он не дотрагивался до нее. Изабелла прижалась к стене, скованная ужасом. Что было у него на уме? Что он собирается делать? Потом Люсьен протянул руку и нежно, с задумчивым видом, провел по ее лицу, шее, груди.

— Ты принадлежишь мне, — шептал он. — Я никогда не отдам тебя, никогда. — Люсьен придвинулся ближе, и Изабелла почувствовала его дыхание на своей щеке, потом вдруг снаружи послышался какой-то шум и…

Люсьен резко поднял голову и отпрянул от Изабеллы. Перемена в его поведении была такой неожиданной, будто чья-то злая воля обрела над ним власть.

— Кто это? — спросила Изабелла. — Доктор Риваж?

— Да, он здесь, — прошептал Люсьен, — он вернулся. — Потом, словно стряхивая с себя наваждение, хрипло сказал: — Лучше застегнись. — И вышел, захлопнув за собой дверь.

С минуту она не могла пошевелиться, обессилевшая после схлынувшего напряжения. Потом подошла к умывальнику, намочила полотенце и вытерла лицо, шею и грудь, стирая прикосновение его рук, все еще подрагивая. Потом застегнула платье. Не помешает ли Роберту неожиданный приезд Риважа прийти за ней? Не придется ли ему изменить свои планы? Ей стало плохо при этой мысли, но она ничего не могла поделать, ей оставалось только ждать и надеяться.


Люсьен поспешно сбежал вниз по лестнице и столкнулся с Роже. Тот нес поднос в комнату Изабеллы. Горячий суп расплескался, а хлебец упал на ступеньку.

— Ты что, не видишь, куда идешь, чурбан неотесанный? — завопил Люсьен.

— Опять тебе дали от ворот поворот, а? — злобно пробормотал повар, поднимая хлебец. — Не надейся, у нее уже есть дружок.

Люсьен остановился и обернулся к повару.

— Что? Что ты говоришь?

— Я видел вчера поздно вечером, как он спускался из ее окна.

— Кого видел? Как он выглядел?

Роже пожал плечами.

— Откуда я знаю? Было темно. Просто мужчина, крестьянин с виду. Я не мог разглядеть.

Он проследовал мимо Люсьена со своим подносом, а Люсьен застыл на месте, глядя ему вслед. Мысли путались. Вот оно что! Теперь он уверен, Роберт Эрмитейдж все же явился под одной из своих личин, но на этот раз ему не удастся ускользнуть, и маскарадные переодевания не помогут. Роберт ведь еще вернется сюда, непременно вернется. Надо предупредить стражу, заставить их следить в оба. Люсьен воспрянул духом. Теперь-то Роберт от них не уйдет. Люсьен был прав. Удача все-таки сопутствует ему, и теперь он не откажет себе в удовольствии заставить доктора Анри Риважа забрать обратно свои оскорбительные, презрительные слова, которые тот бросил Люсьену, когда он приехал с одной лишь Изабеллой.

Люсьен был так доволен собой, что сразу же отправился искать Риважа, чтобы сообщить хорошие новости. Риваж находился в центральной комнате старого замка, где когда-то собиралась семья, где дети усаживались у ног отца, когда он читал им, где Изабелла научилась играть на клавикордах, где мать учила ее петь английские баллады. Теперь комната выглядела запущенной, большая часть красивой мебели исчезла, ставни были наполовину закрыты, будто нынешний хозяин предпочитал жить в полумраке, прячась от мира. Он сидел за огромным письменным столом, просматривая донесения, которые поступали к нему со всех концов страны. Свет затененной свечи поблескивал на двух лежащих у него под рукой серебряных пистолетах со взведенными курками.

Риваж не поднимал глаз, пока Люсьен с жаром рассказывал всю историю. Только когда молодой человек закончил, он отложил перо и откинулся в кресле.

— Кто рассказал тебе это?

— Роже Дюфур.

— Дюфур — дурак и слишком много пьет. Это ты сообразил? Если бы он не был отличным поваром, я бы уже давно выгнал его. К ночи он обычно пьян. Если бы он увидел гориллу с двумя головами, меня и это не удивило бы.

— Но вы не понимаете…

— Я понимаю, что Роберт Эрмитейдж умный человек и не должен вести себя так глупо. Ты знаешь, мой дорогой, — продолжал он в лениво-презрительной манере, — иногда я сомневаюсь, не сыграла ли со мной шутку та молодая женщина с Мартиники, имени которой я даже не помню, и не прислала ли ко мне одного из своих ублюдков, а я имел глупость ей поверить.

Румянец залил лицо Люсьена.

— Вы знаете, что это не так. Вы знаете, что моя мать не солгала.

— Знаю? Может быть. Иди, расставляй сторожей, если хочешь выставить себя дураком, и, ради Бога, оденься прилично, а то ходишь, как оборванец.

Риваж снова взял перо, а Люсьен продолжал смотреть на отца, которого разыскивал с такой надеждой. Да, он снабжал его деньгами, давал ему поручения, поощрял его честолюбие, но ни разу не признал, не показал ни словом, ни взглядом, что Люсьен для него значит больше, чем какой-то нищий попрошайка из далекого прошлого. А Люсьен страстно хотел заслужить его похвалу, проявить себя, услышать, как однажды тот с гордостью скажет: «Это мой сын». Люсьен посмотрел на Риважа со смешанным чувством любви и отчаяния и вышел из комнаты. Он пойдет своим путем, поступит, как считает нужным, и будет молиться, чтобы на этот раз его ожидания оправдались.


Надежно спрятавшись, Роберт лежал рядом с Жаном Леруа на некотором расстоянии от обрушившейся стены замка. Им были слышны шаги караульных, пробиравшихся по лесу. Кажется, их было двое, с собаками на поводках. Они спокойно переговаривались. Вдруг караульные вышли из-за деревьев и некоторое время стояли, поглядывая через пролом в стене на пустые поля и дорогу, которая вела к деревне, видневшейся в отдалении. Ночь была темной и очень холодной. Караульным не терпелось закончить обход, они были склонны поверить, что толстый дурак Роже Дюфур выдумал какую-то глупую историю, а этот нахальный молодой парень Люсьен де Вож в нее поверил. Им хотелось поскорее вернуться в игре в кости в теплом караульном помещении. Еще раз посмотрев по сторонам, они повернули к замку.

Роберт дал им отойти на приличное расстояние и выкарабкался из ямы, где прятался. Леруа пошел к лошадям, привязанным подальше, чтобы в случае чего они не испугались шума. Дождя не было, но тучи затянули небо, луна не светила, чему Роберт был очень рад. Роберт осторожно пробирался среди деревьев. Еще в детстве ему доводилось выслеживать оленей и других животных, и он научился двигаться неслышно. Золотистый свет окна виднелся впереди. Изабелла ждет его там. Как и накануне, все было спокойно, все было окутано тишиной, казавшейся почти сверхъестественной. Вдруг Роберта охватил страх от того, что все складывалось слишком легко и просто. Так и в ловушку можно попасть. Мелькнула недостойная мысль: вдруг Изабелла предала его, сказала им, что он придет, отдала Роберта в их руки? Нет, он не мог поверить в это. Если так, то и жить больше не стоит.

Несколько минут Роберт напряженно прислушивался, потом начал карабкаться к окну. Ему не пришлось стучать. С тех пор, как стемнело, Изабелла ждала его. Она открыла тугую створку и протянула узелок со своими немногочисленными вещами. Он бросил узелок на землю, нашел опору понадежнее, чтобы удержать Изабеллу, когда она выберется из окна. Дюйм за дюймом они стали продвигаться назад, его руки постоянно поддерживали жену. Наконец, они оказались на земле, не подозревая, что за ними следят. Люсьен наблюдал за ними, укрывшись в нижней комнате. Пусть считают, что находятся в безопасности, думал Люсьен, охваченный возбуждением от того, что оказался прав. Он уже отдал приказания. Сейчас же смотрел, как две тени слились на мгновение в одну, а затем двинулись к кустам и начали пробираться к лесу. Люсьен поднял руку и подал знак своим людям, спрятавшимся на одной из тропинок.

Роберт услышал лай собак, как только они вошли в лес.

— Сегодня вернулся доктор Риваж, — выдохнула Изабелла. — Как ты думаешь, они уже гонятся за нами?

— Не знаю, может быть, что-то их побеспокоило. Нужно торопиться. Беги, Изабелла, беги!

Но легко говорить, а вот сделать… Он привычно скользил между деревьев, а она спотыкалась о корни, цеплялась за ветви колючих кустарников. Роберт обхватил Изабеллу за талию. Увлекая ее вперед, он понимал, что преследователи вот-вот настигнут их. Один он бы ускользнул от них, но с Изабеллой об этом нечего было и думать. Если бы не собаки, еще можно было бы надеяться. Люди в темноте не видят, но собаки вывели своих хозяев на них как раз в тот момент, когда Роберт помогал Изабелле перебраться через стену. Огромный пес прыгнул на нее, увлекая вниз. Изабелла закричала от ужаса. Роберт схватил собаку за ошейник, и та повернулась к нему, свирепо рыча. Но было слишком поздно. Несколько человек появились из-за деревьев и окружили беглецов.

Даже если Роберт и дотянулся бы до внутреннего кармана, где был пистолет, воспользоваться им было бы невозможно. Слава Богу, Леруа был достаточно благоразумен, чтобы остаться в той яме, где они прятались раньше. Наверное, он услышал лай собак и понял, что их преследуют. Один из караульных связал руки Роберта сзади веревкой. Ничего другого не оставалось, как подчиниться. Не мог же он один драться в шестью стражниками. Ему и раньше приходилось бывать в затруднительных положениях, но он всегда выпутывался. Роберт улыбнулся жене, чтобы подбодрить ее, а она старалась держаться поближе к нему. Эти люди были грубыми, но не жестокими. Они вели своих пленников обратно в замок, помогая Изабелле подняться на ноги, когда она спотыкалась. Роберт слишком хорошо знал о яростной охоте Фуше за шпионами и осведомителями, поэтому не питал никаких надежд на свой счет, если только не удастся устроить побег. Вероятно, доктор Риваж, использовавший Изабеллу в качестве приманки, отпустит ее на свободу.

Они вошли в замок через боковую дверь, которая вела к комнатам слуг. Поднялись на один лестничный пролет и по коридору прошли в большой зал с колоннами. Затем распахнулась дверь, и они оказались в комнате, высокие закрытые ставнями окна которой выходили на террасу.

После темноты свет ослепил Роберта. Он не сразу смог рассмотреть Люсьена, стоявшего у большого письменного стола, заваленного бумагами. Рядом лежали два пистолета. В камине, выложенном камнем, горели толстые поленья. Перед огнем, спиной к вошедшим, стоял еще один человек.

— Вы все сделали правильно, — хрипло сказал он двум караульным, которые привели Роберта и Изабеллу. — Можете оставить пленных.

Караульные повернулись и вышли. Люсьен закрыл за ними дверь и остановился, глядя на пленников. На губах его играла улыбка.

Никто не пошевелился и не произнес ни слова, будто все ждали, что скажет тот, у камина. Потом тот медленно повернулся, и свет упал на его лицо. Изабелла издала сдавленный крик, а Роберт наконец все понял.

Одна сторона лица была совершенно нормальной, но на другой они увидели уродливый шрам, бугристый и глубокий, он прорезал лицо от подбородка до корней волос, так и не зарос полностью и проходил широкой серой полосой по голой коже головы. Глаз был полуприкрыт, рот искривлен на одну сторону. На это лицо невозможно было смотреть без содрогания, но Роберт сразу же узнал этого человека, и снова всплыли в памяти события той ночи. Человек, которого он считал мертвым, оказался жив. Он никогда не знал его настоящего имени, никогда не связывал его с Анри Риважем, этой тенью Фуше, и его, Роберта, личным злейшим врагом. Роберт понял также, как безнадежно ошибся в тот день в Сабрина-Хаус, — Изабелла никогда не предавала ни любви его, ни доверия. Историю, которую Люсьен злобно швырнул ему в лицо, он узнал, вероятно, от самого Риважа. Несмотря на опасность, которой они подвергались, Роберт испытал настоящее облегчение, почти счастье.

— Филин… — пробормотал он.

Искривленный шрамом рот улыбнулся.

— Так ты помнишь, Соловей? Долго ждал я этого момента.

Он прошел к столу и постоял там секунду, глядя на них, наслаждаясь своим триумфом, в то время как глаза Роберта спокойно обегали комнату, оценивая возможности для побега. В комнате было очень мало мебели и только одна дверь. Ставни закрывали окно, но не были заперты на засовы. Важно помнить об этом.

Изабелла, как завороженная, смотрела на это изуродованное лицо. Ей снова было двенадцать лет, как в тот проклятый день, и этот человек стоял, улыбаясь, и смотрел на нее и Ги, а тем временем их отца уводили навсегда.

— Почему? — прошептала она. — Почему вы привезли меня сюда?

Свет свечей не доходил до того места, где он стоял. Он слегка повернул голову, словно пряча свое ужасное лицо.

— Я вам скажу, почему. Жил когда-то человек, богатый, красивый. Придворный фаворит, он считал, что его предки происходят напрямую от Карла Великого, близкий друг короля Людовика…

— Мой дедушка, — прошептала Изабелла, не сводя с Риважа широко открытых глаз, полных страха.

— Ваш дедушка, — низкий голос выражал ледяное презрение. — И при том распутном дворе была девушка, которая любила его так страстно, так безоглядно, что родила от него сына в одиночестве и позоре, и умерла после этого. Мальчик вырос несчастным, ненавидел тех, кто называл его ублюдком, незаконнорожденным. Его отправили в школу, в университет, но так и не признали, заставили служить своему сводному брату, младше его на два года, наследнику, любимчику, который пользовался теми привилегиями, которые должны были принадлежать другому, старшему. Он ел хлеб унижения и презрения. Потом взбунтовался против этого и был отослан на Мартинику, где работал на заводе по очистке сахара, который принес столько благоденствия его семье. И здесь он начал вынашивать планы мщения, дожидаясь нужного момента. И это время наступило, это долгожданное время, когда Франция сбросила оковы, и он освободился, чтобы мстить человеку, который походя обездолил его. Он увидел его смерть, смерть своего сводного брата, который лишил его того, что должно было принадлежать ему, и был бы счастлив увидеть смерть его детей, но они ускользнули от него.

Анри Риваж помолчал, глядя на них горящими глазами, потом продолжал уже другим, более естественным голосом:

— Я служил революции, которая вернула мне мое имущество, пока человек, которого вы называете мужем, не сокрушил навсегда мои надежды. — Одной рукой он коснулся изуродованной щеки. — Мужчины стыдятся смотреть мне в лицо, женщины отворачиваются, их тошнит от отвращения. Он оставил меня ни с чем, только с жаждой власти над жизнью и смертью, со страхом и ненавистью.

— «Он сумасшедший, — подумал Роберт, — горечь, разъедающая душу, ревность, разрушили его ум, и да простит меня Бог, но это я привел его на край бездны. Просить такого человека о милосердии было бы бесполезно. Но должен же быть какой-то выход, и нужно искать его». — Караульный, связывая его руки веревкой, не затянул узел слишком сильно. Как можно более незаметно Роберт постарался освободить свои длинные тонкие руки, ведь ему это удавалось при подобных обстоятельствах раньше.

— Что вы собираетесь делать с нами? — слова вырвались у Изабеллы сами собой.

— Подумаем, — от его страшной улыбки по спине Изабеллы пробежал холодок. — У нас еще есть гильотина для шпионов и осведомителей, вы знаете. Но это слишком просто, слишком быстро. У меня есть более интересный, драматичный и забавный замысел, скажем так, а?

Люсьен все так же молча стоял перед дверью, Риваж дал знак и молодой человек, кивнув, подошел к камину, взял кочергу и сунул ее в самую середину углей.

«Боже милостивый, — подумал Роберт, — только не это. Если он дотронется до Изабеллы, я его убью, как-нибудь, но убью».

Анри Риваж повернулся к Роберту и заговорил низким, почти приятным голосом.

— Ну, а теперь, Морис Дюпон или Роберт Эрмитейдж, или лорд Киолгоур, или как вы предпочитаете себя называть в этих ваших маскарадных перевоплощениях, я должен задать вам несколько вопросов, ответы на которые очень бы хотел получить Первый Консул, будущий Император.

— Спрашивать вы можете, — сказал Роберт, хладнокровно выигрывая время, — но ответ дать не обещаю. Мне не доверяют секреты Министерства обороны.

— Ну, ну, — и снова он улыбнулся Роберту своей леденящей улыбкой, — вы же понимаете, что я этому не поверю. Брат вашей жены, дурачок, довольно часто выдавал секреты, ключ от которых был у вас.

— Чертов Ги, не мог держать язык за зубами! И за это вы убили его?

Изабелла сделала быстрое движение, мгновенно остановившись под взглядом Роберта: пусть они думают, что Ги мертв.

— Это был несчастный случай, иначе он стоял бы здесь со своей сестрой. Лично я сожалею об этом. Мне бы доставило удовольствие видеть, как последний наследник этого проклятого рода раболепствует передо мной.

— Ги никогда бы этого не сделал, никогда! — воскликнула возмущенная Изабелла.

Но Риваж только улыбнулся.

— Никто не знает, что будет делать, пока не придет час испытаний. — Он снова повернулся к Роберту. — Сначала пара легких вопросов. Мне нужно подробное описание уже построенных вдоль южного побережья оборонительных сооружений, расположение каждого опорного пункта, мы должны знать самые удобные места для высадки войск, и во-вторых: мы знаем, что существует заговор с целью покушения на Бонапарта, заговор, направляемый из Британии, в него вовлечены последние из этих чертовых Бурбонов. Я хочу знать имена участников, даже имеющих косвенное отношение.

— Вы уж извините, но боюсь, вы будете разочарованы, — сказал Роберт с легкомыслием, которое никак не вязалось с тем, что творилось у него в душе. — Что касается первого вопроса — я не разрабатывал план, не знаком с подробностями, а относительно второго — против вашего предводителя еще с тех пор, как он захватил власть, многие сумасшедшие замышляют заговоры. Но все они обречены на провал. Откуда же мне знать, кто выдумал последний безумный план?

— Но ты знаешь, я уверен. Может быть, это поможет тебе вспомнить?

Неожиданным резким движением он так сильно ударил Изабеллу по лицу, что та невольно подалась назад, не сдержав крика от страха и боли.

— Ты, подонок! — веревка впилась в руки Роберта, безуспешно пытавшегося освободиться от нее.

— Может быть, я и подонок, — сухо заметил Риваж, — но уверяю вас, это было только начало. Снова спрашиваю, и на этот раз хочу получить ответ.

Изабелла вытирала кровь, стекавшую изо рта.

— Нет, Роберт, не говори им ничего. Пусть делают свое грязное дело.

— Какая героиня, — усмехнулся Риваж. — Думаю, ваш муж считает иначе. — Он сделал знак Люсьену. Тот вынул из огня кочергу, конец которой раскалился докрасна и алел в темной комнате. — Вы же не хотите видеть, как пропадает эта красота? Вы же не хотите видеть ее, умирающей в агонии, как то бедное дитя? Я более милосерден, чем вы. Вы всего лишь дадите мне нужную информацию и, по крайней мере, умрете вместе чистыми и незапятнанными.

Люсьен нерешительно шагнул к ним, как будто опасаясь подойти ближе. В это время Роберт невероятным усилием освободил одну из своих рук. Он бросился к пистолетам, лежавшим на столе, схватил один, случайно отбросив второй к ногам Изабеллы. Не раздумывая, она подхватила его. Потом все произошло так быстро, что они ничего впоследствии не могли отчетливо вспомнить.

Роберт выстрелил в Риважа, который бросился на него. Пуля попала ему в грудь. Секунду он стоял прямо, с выражением удивления на своем обезображенном лице, потом свалился на стол, зацепив бумаги.

С горестным криком: «Отец!» Люсьен устремился к нему, все еще с раскаленной кочергой в руке. Роберт укрылся за столом и оперся о колено. Люсьен мчался прямо на него. Нужно остановить его, подумала Изабелла. Обеими руками она схватила пистолет и нажала на курок. На таком близком расстоянии она не могла промахнуться. Она попала Люсьену прямо в спину. Он рухнул на тело Риважа, пылающая кочерга вылетела из его руки и упала среди разлетевшихся бумаг. В одно мгновение все могло заняться огнем. Роберт вскочил на ноги, схватил кочергу и швырнул ее в камин.

Изабелла, дрожащая и взволнованная, все еще держа пистолет, смотрела на дело своих рук, не в силах поверить, что все могло произойти так быстро.

— Скорее, — торопил ее Роберт, — скорее, мы должны уходить. Караульные слышали выстрелы. Через минуту они будут здесь. Нельзя терять время.

Она склонилась над Люсьеном, дрожа, протянула руку и дотронулась до его щеки, обессилевшая от ужаса.

— Они мертвы? — прошептала она.

— Не будем оставаться, чтобы выяснять это. Пошли.

Роберт уже стоял у окна, открывая ставни и распахивая высокое окно.

Изабелла бросила взгляд на затемненную комнату, полную старых воспоминаний, на двух мужчин, лежащих вместе, ближе, чем когда-либо в жизни, потом положила пистолет и подбежала к Роберту. Он обхватил ее руками, и вот они уже выбрались из дома, постояли, прислушиваясь, а потом изо всех сил побежали к деревьям.

На опушке леса они остановились и оглянулись назад. Из открытых окон лился свет, но стены замка были толстыми, и караульные немного выпили, занялись игрой и, казалось, не слышали выстрелов. Беглецы не могли терять ни минуты. Они побежали через лес, падая и снова поднимаясь, пока не добрались до внешней стены. Роберт поднял Изабеллу на стену, она прильнула к нему, еще не опомнившись от пережитого ужаса.

— Куда мы пойдем? — прошептала она.

— Я должен встретиться с Леруа. Он поможет нам. Предстоит долгая прогулка, Изабелла.

Она попыталась улыбнуться.

— В таком случае, лучше начать прямо сейчас.

— Именно так, моя храбрая девочка.

Было очень темно, на небе ни луны, ни звезд. Две темные фигуры продвигались по грязному полю к рощице, где остались лошади, и удача, изменившая раньше, вдруг вернулась. Когда они подошли поближе, Роберт остановился.

— Послушай, — прошептал он.

— Что это?

Слышалось дыхание лошадей, постукивание их копыт, слабое ржание, и был виден силуэт человека, спрятавшегося под деревьями.

— Леруа! — воскликнул Роберт. — Ты ждал.

— Я видел, что случилось, но остерегся вмешиваться. Сделать я ничего не мог, но решил ждать до рассвета.

— Молодец.

— Я видел, как вы и раньше выбирались из всяких переделок, — заметил Леруа. — Что случилось?

— Можно сказать, что нам удалось вырваться, но скоро караульные обнаружат, что случилось.

— Риваж мертв?

— Не знаю. Мы не могли оставаться дольше, чтобы выяснить это. Прежде всего нужно убраться подальше отсюда, пока не поднимут тревогу.

— Уже за полночь, но у вас еще есть несколько часов до рассвета. В седельных сумках провизия и кое-какие необходимые вещи, как мы договаривались.

Он быстро взглянул на Изабеллу, устало прислонившуюся к дереву.

— Достаточно ли у мадам сил, чтобы ехать верхом? Наверное, надо было предусмотреть дамское седло.

Изабелла взяла себя в руки.

— Не имеет значения. Я умею ездить по-мужски.

— Не беспокойся за нее, Леруа, она смелый человек, — сказал Роберт, ободряюще улыбаясь Изабелле.

Леруа вынул два больших тяжелых шерстяных плаща.

— Вам нужно будет избегать городов и деревень, новости здесь летят по ветру. Я советую ехать ночами, если сможете.

— Я понимаю это, — сказал Роберт. — Спасибо, Леруа, огромное спасибо. Будь осторожнее.

Найди какую-нибудь причину, чтобы уехать отсюда на несколько недель, пока тревога не уляжется.

— Хорошо. Не беспокойтесь за меня.

— Чем раньше мы уедем, тем лучше. Пошли, Изабелла.

Изабелла подобрала свои юбки и села на одну из лошадей. Потом наклонилась, чтобы пожать руку Леруа, улыбнувшись ему так, что он подумал: да и кто бы не стал рисковать ради такой женщины?

— Что бы мы делали без вас, месье?

— Без сомнения, ваш муж что-нибудь придумал бы, леди, — и совершая поступок, противоречащий его радикальным принципам, поцеловал Изабелле руку.

— До свидания, друг мой, — Леруа и Роберт обнялись, потом Роберт поднялся в седло, и они вместе выехали на пока еще спокойную сельскую дорогу.

Леруа смотрел, как исчезают в темноте два силуэта. Зачем надо было его другу, богатому английскому милорду, рисковать своей жизнью, выполняя безумно опасные поручения, если у него такая жена? Никогда он не понимал до конца англичан, размышлял Леруа, направляясь в Анжер. Он доберется туда только к утру, а еще нужно оставить в аптеке записку, что его не будет несколько дней, и скрыться самому, до тех пор, пока не минуют неизбежная суматоха и разговоры.


Глава 22


Несмотря на неудобное седло, обжигающий холод, опасность и предстоящую утомительную дорогу, — ведь нужно было преодолеть по крайней мере две тысячи миль до моря, если они хотят избежать основных дорог, — у Изабеллы той ночью было приподнятое настроение. Черное облако, нависшее над нею со дня дуэли, развеялось. Роберт все-таки дорожил ею, несмотря ни на что. Разве стал бы он рисковать своей жизнью ради нее, если бы думал иначе, а теперь он знает, как и она сама, откуда у Люсьена подробности о той ужасной ночи, которая обезобразила Анри Риважа и заставила его устремиться по пути мщения.

Они ехали бок о бок. Роберт был настороже, когда они проезжали небольшие спящие деревушки или одинокие фермы. Он не хотел останавливаться, чтобы поесть и отдохнуть, пока они не отъедут от замка на значительное расстояние. Позднее найдется время и для отдыха.

— Нам придется нелегко, — предупредил он Изабеллу.

— Пока я с тобой, мне ничего не страшно. Если понадобится, я пойду пешком.

— Будем надеяться, этого не потребуется, — коротко ответил он. — Эти лошади большую скорость не разовьют, но они выносливые и должны нам хорошо послужить.

Останавливаться и менять лошадей на постоялых дворах значило бы привлекать к себе внимание. Полиция Фуше усиленно следила за этими сельскими районами, а что если Риваж остался жив?

Несмотря на присутствие духа, Изабеллу снова и снова пробирала дрожь при воспоминании о том, что они оставили позади. Однажды она спасла Люсьену жизнь, а теперь убила его. Почему-то она не сомневалась, что он был мертв. Она не могла забыть его отчаянного крика «Отец!», снова видела, как он падает, видела кровь. Но если бы она помедлила хоть секунду, Люсьен обрушился бы на Роберта с этим пылающим орудием смерти.

Какая странная и запутанная история. Когда он впервые рассказал ей о своей жизни на Мартинике, могла ли она знать, кто он такой и что человек, пославший его в Англию шпионить и собирать сведения от осведомителей, был тот же самый Анри Риваж, который погубил ее отца и искалечил ее жизнь? Все ли, что он говорил в те дни, было ложью? Несмотря на то, что произошло, она не хотела так думать, не хотела, чтобы память была отравлена. Изабелла пыталась связать разрозненные мысли, пыталась вспомнить, что теперь она разделяет с Робертом его тайную жизнь и переносит все с радостью, которая скрашивает тяготы пути.

В то утро тьма рассеялась поздно, так как небо было затянуто облаками. Это предвещало дождь. Они продолжали ехать быстрым шагом, но лошади выдохлись, и Роберт знал, что скоро придется искать пристанище. Они ехали по равнинной сельской местности вдоль небольшой реки. Поля были убраны, то тут то там виднелись фруктовые сады, деревья казались черными на фоне пасмурного неба. Как ни старалась Изабелла держаться, она начала сдавать. Она покачивалась в седле, полусонная, просыпаясь от толчков, когда спотыкалась ее лошадь, в то время как Роберт выискивал подходящее убежище.

Строение, которое попалось Роберту на глаза, могло быть когда-то маленькой фермой, но давно уже превратилось в развалюху без крыши. Четыре стены окружали то, что когда-то было жилой комнатой, а теперь заросло травой, было увито плющом, но каменный хлев, где когда-то держали скот, сохранился. Роберт огляделся. Насколько хватало глаз, простирались пустынные поля. Если и была новая ферма, то за пригорком, и ее отсюда не видно. Он спешился и открыл дверь, едва висевшую на сломанных петлях. Здесь стоял застарелый, но не неприятный запах яблок. Охапка соломы и куча сена, аккуратно оставленная в одном углу, свидетельствовала о том, что фермер использовал это место для хранения чего-либо летом, но зимой не бывал здесь. Пошел сильный дождь, и Роберт решил рискнуть. Им требовался небольшой отдых.

Изабелла помогла расседлать лошадей. Потом Роберт сбил сено наподобие гнезда и расстелил одеяло, которое Леруа скатал и привязал к седлу. Было очень холодно, но так они могли хотя бы уберечься от дождя и ветра.

— Оставайся здесь, Изабелла. Я попытаюсь найти воды для лошадей.

— Я пойду с тобой.

— В этом нет необходимости. Я старый путешественник. Если что-то надо найти, я нахожу.

Действительно, поблизости оказался болотистый ручей, впадавший в речку.

Роберт наполнил водой помятое ведро и отнес лошадям, потом нашел для них несколько горстей овса и сел рядом с Изабеллой. Он начал открывать седельные сумки, которые Леруа предусмотрительно заполнил мясом, хлебом и сыром. Это были не шибко какие деликатесы и есть их следовало экономно, так как неизвестно было, сколько дней они проведут в пути. Они выпили по глотку бренди, это взбодрило и согрело их, но все-таки было очень сыро и дули сквозняки. Роберт плотно укрыл Изабеллу двумя толстыми шерстяными плащами.

— Чего бы я ни дала сейчас за чашечку кофе, — вздохнула она.

— Я тоже. Бедняжка, несладко тебе пришлось. Но они вполне уже могли послать всюду сообщения, за несколько часов будет подана тревога, и не будем рисковать, — нельзя останавливаться там, где нас легко могут выдать. Попытайся немного отдохнуть. У нас впереди долгий путь.

Они легли рядом, чтобы согреться. Изабелла погрузилась в сон, но Роберт был начеку. Изабелла задремала, успокоенная тишиной, нарушаемой лишь звуками, которые издавали лошади, поглощая свой овес.

Часа два спустя Роберт вдруг пробудился от дремоты, увидев, что Изабелла сидит прямо и смотрит в пустоту глазами, потемневшими от страха, вытянув руки перед собой, словно отталкивая что-то или кого-то от себя.

— Нет, нет, нет, — пробормотала она, повышая голос, — не трогай меня, не подходи ко мне! — и откинулась назад, закрыла лицо руками и вся задрожала.

Роберт сел, обнял жену.

— Что такое? Что случилось? Тебе приснился сон?

— Это было ужасно, ужасно…

— Расскажи мне. Это поможет.

— Кажется, я была на берегу моря, и кто-то вышел ко мне из моря. Я думала, что это ты. Я побежала тебе навстречу, но оказалось, что это Люсьен, весь в крови, он сказал: — «Ты принадлежишь мне, я никогда не отдам тебя, никогда!» — Как раз это он мне говорил до того, как он… когда он… — она задрожала и отвернулась.

— Когда что? Что он тебе сделал?

— Сейчас я не могу сказать тебе, не сейчас. Я так боялась за тебя, так боялась… Он сказал мне однажды, что если спасаешь чью-то жизнь, то она принадлежит тебе, а я уничтожила эту жизнь…

— Кто бы это ни придумал, он был не в своем уме, — твердо сказал Роберт. — А теперь послушай меня, это всего лишь плохой сон, что неудивительно после всего, через что ты прошла. Я рядом, вполне живой и намерен таковым и оставаться.

Его здравомыслие немного успокоило Изабеллу. Она попыталась взять себя в руки.

— Я совсем глупая, правда? Но… но я никогда не убивала раньше. Это всегда так ужасно?

— В первый раз это ужасает, даже если это неизбежно, мы были бы хладнокровными дьяволами, если бы не переживали. Но наступает момент, когда нет другого выхода и ты должен смотреть правде в глаза. В любом случае, мы даже не знаем, умерли ли Люсьен и Риваж от наших выстрелов. Возможно, что они живы и послали кучу ищеек по нашему следу. Уж у них-то не будет угрызений совести по поводу смертельного выстрела, уверяю тебя.

— Мне стыдно, что я такая глупая. Роберт, может быть, мы поедем? Как ты считаешь, лошади достаточно отдохнули? — она еще немного дрожала. — Мне здесь не нравится.

— Если ты так считаешь, мы можем ехать. Сейчас уже первый час. Мы можем проехать дальше и поискать что-нибудь получше.

Когда Роберт поднялся на ноги, дверь широко открылась и показался маленький мальчик лет шести, стоявший в столбе солнечного света. Он смотрел на них глазами, округлившимися от удивления и тревоги. Роберт пошевелился, и малыш умчался, крича что-то на бегу.

— Ну вот, — мрачно проговорил Роберт, — он побежал звать папу. Мы должны уходить и поскорее. Помоги мне, Изабелла.

Она вскочила на ноги. Лошадей оседлали так быстро, как только могли. Потом Роберт подвел их к дверям и осторожно выглянул наружу. Двое мужчин шли через поле с охотничьими ружьями в руках, они приняли их за бродяг или грабителей. Без сомнения, нельзя было терять ни минуты.

— Быстро! — сказал он, радуясь, что они догадались упаковать седельные сумки после того, как поели. Роберт свернул одеяло, прикрепил к своему седлу, помог Изабелле сесть в седло, и они помчались галопом по дороге, когда двое крестьян уже подходили к межевому камню, потрясая кулаками и крича им вслед.

— Это была удачная развязка, — сказал Роберт, переводя дыхание и отпуская поводья, когда они отъехали на безопасное расстояние. — Если бы не твой кошмар, нас бы очень мило схватили и, наверное, швырнули бы в городскую тюрьму, обвинив в бродяжничестве или еще в чем-нибудь. С тобой все в порядке?

— Да, конечно. Куда мы теперь едем?

— Мы должны направляться на северо-запад. Примерно в восьми милях отсюда я знаю одну деревушку. Довольно бедное место, но там мы можем найти убежище. В это время года у них мало путешественников. — Роберт наклонился к ней и положил свою руку на ее руку. — Держись. Все не так плохо, вот только бы дождь прекратился.

В последующие три дня Роберту приходилось тщательно просчитывать время стоянок, ведь нужно было думать об Изабелле и о лошадях. Гостиницы, где они могли остановиться, были большей частью грязными, подозрительными местами, там подавали жидкий овощной суп с сухим хлебом, а в комнатах было множество клопов. Здесь они спали на жестких постелях, завернувшись в свои плащи, чтобы избежать прикосновения к грязным простыням, которыми до них пользовалась не меньше дюжины путешественников.

Изабелле приходилось подавлять отвращение. Роберт шутил, чтобы как-то скрасить неудобства. Хотя они путешествовали в добром согласии, души их еще не воссоединились. Все случилось так быстро и было так мало возможности поговорить, чтобы сблизиться после разлуки, вызванной непониманием. Изабелла все еще была напугана тем, что произошло в первые дни ее плена, еще дрожала, вспоминая Люсьена, его руки, изучающие ее тело, принадлежавшее Роберту, она все еще ругала себя за то, что так легко поверила тому лживому письму. Роберт, одолеваемый заботами об их безопасности, задумывался все же, насколько дорог Изабелле был этот негодяй, который волей случая стал ее первой любовью, а потом сам же безжалостно разбил ее, оставив Роберту собирать обломки.

Однажды вечером, когда они добрались до маленького городка, Роберт оставил Изабеллу в гостинице под названием «Золотой Баран», где была лишь одна комнатка на чердаке, а сам, не страшась, пошел на главную улицу выпить вина в кафе рядом с лучшей гостиницей в городке и послушать последние сплетни. Новость уже добралась и сюда. Судя по разговорам, здесь мало кто пожалел бы о смерти Риважа. Тайная полиция Фуше сильно досадила этому краю. Налоги были высокими, наказания суровыми, а сыновей забирали на военную службу как раз, когда они подрастали, чтобы начать работать на ферме в полную силу. Война против Британии и победы в Европе приветствовались, но, увы, это не помогало накормить детей. Только избавились от одного короля, а теперь того и гляди обзаведутся Императором — какая разница для простого человека из маленького городка?

— Говорят, убийца — англичанин, — сказал один торговец соседу.

— Удачи ему и Божьей помощи, они ему понадобятся. Я видел объявление на ратуше: высокий мужчина, хорошо говорит по-французски, хитер как лиса, и с ним женщина.

— Англичанин, который говорит по-французски, это же курам на смех, — презрительно заметил его друг. — Я слышал, эти твердолобые проклятые милорды считают ниже своего достоинства говорить на другом языке, кроме своего. А это описание подойдет кому угодно. И тебе тоже, старина, — хлопнул он приятеля по плечу и рассмеялся.

— У меня бы хватило ума не стрелять в полицейских, — ответил второй, — даже если иногда очень хочется.

Если они уже везде развешивают объявления, значит, сторожевые посты предупреждены. Придется быть предельно осторожными. Роберт вернулся к Изабелле обеспокоенным, но решил ничего ей не говорить. Не стоит понапрасну волновать ее. Они уедут на рассвете и при удачном стечении обстоятельств будут на побережье через два дня, а там нетрудно затаиться, пока не вернется Джек Дарроу, как обещал. Однако тут-то и начались неприятности.

В этой бедной гостинице хозяин и его неряха жена не особенно заботились о еде. Они ели свой безвкусный овощной суп, когда в дверь внизу постучали и раздались сердитые голоса. Роберт быстро вышел на лестничную площадку и прислушался. Хозяин с неискоренимым недоверием французского крестьянина к закону и, в частности, к полиции наотрез отказался впустить двоих людей, стоявших на пороге.

— Откуда я знаю, что вы те, за кого себя выдаете, — упрямо спорил он. — Вы можете оказаться грабителями, убийцами. У меня жена, дети. Вы говорите, он англичанин, — засмеялся хозяин, — нет никакого английского милорда у меня в задней комнате, говорю я вам. Всего лишь нищий парень и его жена, как посмотришь на нее, такая же горемыка, как и он.

Роберт вернулся в комнату и тихо закрыл дверь.

— Они ищут нас, да? — шепотом спросила Изабелла. — Что будем делать?

— Уберемся отсюда прямо сейчас, если сможем. Хотя уйти отсюда будет трудновато.

Роберт подошел к окну. Внизу находился сарай, где стояли их лошади. Можно было пробраться по наклонной крыше и спрыгнуть на землю. Он посмотрел на Изабеллу.

— Ты сможешь сделать это, если я пойду первым?

Она посмотрела в темноту. До земли, кажется, очень высоко. И она подавила страх.

— Если ты можешь, то и я смогу.

— Хорошо.

Роберт сложил пожитки в узел, завязал его и выбросил в окно. Потом пододвинул кровать к двери. Это ненамного задержит полицейских. Вскарабкался на подоконник, спустился по крыше, встал поустойчивей и протянул руку Изабелле. Ее нога соскользнула, но ей все же удалось зацепиться за кирпичный выступ.

— Не двигайся, — сказал Роберт. — Стой там, пока я не скажу тебе. Я пойду первым.

Он скатился на землю, упал на руки и колени, потом поднялся. Кажется, спор еще продолжался с противоположной стороны дома.

— Теперь ты, — шепнул он.

Изабелла еще цеплялась за кирпичи. Дул холодный ветер, у нее кружилась голова. Но она закрыла глаза и скатилась по крыше. Роберт поймал ее, прижал на мгновение к себе.

— Все в порядке?

— Да, — дрожа, прошептала она.

— Тогда к лошадям.

На лестнице уже слышался топот сапог. Полицейские победили в споре. Роберт вывел лошадей, к счастью, оставленных оседланными: он хотел прийти попозже напоить и накормить их. Подсадил Изабеллу в седло, и они скрылись в ночной темноте. К тому времени как полицейские ворвались в комнату, «птички уже упорхнули», и всякое преследование было невозможным. В любом случае, они пришли наудачу, вспомнив, как кто-то заметил, что в городе появились двое чужаков. Они не были уверены, что это те, кого они ищут, а люди могут избегать встреч с представителями закона по разным причинам. У полицейских не было никакого желания пускаться вдогонку за двумя подозрительными беглецами.

Несколько миль Роберт подгонял усталых лошадей, прежде чем осмелился остановиться и передохнуть.

— Поблизости нет ничего подходящего для ночлега, — сказал он, однако, бодрым голосом. — Жаль было бы провалиться, когда мы так близки к концу пути.

— Правда? — впервые Изабелла приободрилась, уныние улетучилось. Ей казалось, что она едет уже целую вечность. Усталая, немытая, испуганная и голодная. — А что, если твой друг не сможет переправиться на лодке через пролив?

— Не он, так другой. У меня еще есть золото, а это большой соблазн для рыбаков в зимнее время. Не отчаивайся, только не теперь, когда ты все проделала так замечательно.

— Замечательно? Но если бы не я, ты бы ехал в два раза быстрее. Ведь это я навлекла на тебя все эти неприятности, — с горечью сказала Изабелла. — Почему я не поняла сразу? Как я могла поверить?

Роберт услышал слезы в ее голосе и твердо заявил:

— Я тебе одно скажу. Никого больше не хотел бы иметь рядом, окажись я в трудной ситуации, а ты можешь мне поверить, я побывал во всяких переделках.

— Это правда?

— Клянусь честью. А теперь, никаких оглядок на прошлое, никаких сожалений. Сейчас нам нужно разработать план действий. Я знаю этот край. Если мы будем ехать окольными путями, как до сих пор, то можем попасть в трясину. И в сухую погоду местность здесь болотистая, а теперь так вовсе не пройти, особенно ночью. Если поедем по главной дороге, что было бы быстрее всего, нас могут остановить на этих проклятых сторожевых пунктах, и хотя документы при нас, кто-нибудь из них возьмет да и проявит особое рвение, что не исключено.

Они ехали всю ночь напролет, но усталые лошади не могли идти резво, и раннее утро застало их в нескольких милях от ближайшего городка, который им нужно было пересечь, чтобы добраться до побережья. Роберт и Изабелла остановились для короткого отдыха в маленькой гостинице, хозяйка которой, миловидная молодая женщина, объяснила, что ее муж в отъезде. Постояльцев было мало, и она была рада любому обществу. Хозяйка пожалела Изабеллу, бледную после бессонной ночи. Она позволила напоить и накормить лошадей и пригласила пообедать с нею. На обед был приготовлен кролик с приправами и овощами. Она даже отказалась от денег, которые предложил Роберт, когда они собрались уезжать, но он вложил золотую монету в ручонку пухлого малыша. Хозяйка держала его на руках, малыш засмеялся и сунул бы монету в рот, если бы мать не поспешила забрать ее, рассыпаясь в благодарностях. Они пустились в путь, отдохнувшие и воодушевленные таким проявлением симпатии к ним. Но предстояли еще рискованные неожиданные ситуации, и несчастье-таки обрушилось на них на выезде из этого маленького городка.

Роберт решил, что они тронутся в путь перед самым закрытием городских ворот, предположив, что усталые караульные последних путешественников задерживать не будут, но это решение оказалось роковым. Армейского ветерана на посту сменил молодой новобранец, полный служебного рвения. Он долго и тщательно рассматривал документы, сказал им подождать и пошел в караульное помещение. У Роберта было подозрение, что на этот раз их не пропустят. В окно он видел, как молодой человек снова склонился над их документами, а потом передал их своему начальнику. Даже если их задержат только для дальнейшего выяснения, это уже могло быть опасным. Он быстро огляделся: кажется, лошадей у караульных не было, так что был шанс ускользнуть.

Еле слышно он прошептал Изабелле:

— Скачи, Изабелла, скачи изо всех сил, не останавливайся ни за что.

— А ты?

— За меня не беспокойся. Я поскачу вслед за тобой.

Изабелла неохотно пустила свою лошадь рысью, потом галопом. Роберт вынул пистолет, который все еще носил в кармане. Когда вышел караульный, он угрожающе направил на него оружие и помчался вслед за Изабеллой.

— Стой! — закричал удивленный караульный. — Стойте оба!

Но Роберт уже догадался, что парень побежал за ружьем. Караульный почти сразу же вернулся, прицелился и выстрелил. Роберт почувствовал удар в плечо, и внезапно онемели пальцы правой руки. Каким-то образом ему удалось переложить пистолет в другую руку и скакать вперед, пока он не поравнялся с Изабеллой.

— Что случилось? — выдохнула она. — Я слышала выстрел. Ты ранен?

— Ничего. Скачи как можно быстрее. Скоро мы сможем выехать на дорогу и затеряться в перелесках. У них нет лошадей, чтобы преследовать нас.

Позднее, когда они выбрались из кустарника на дорогу, позади уже было несколько миль пути, и к счастью, не было заметно преследования. Стояла кромешная тьма, они ехали рядом, когда вдруг Роберт упал на шею своего коня.

— Что случилось? — встревоженно спросила Изабелла. — Ты ранен?

Он с усилием выпрямился.

— Кажется, рана серьезнее, чем я думал.

Роберт сунул руку за борт пальто и вынул ее, потемневшую от крови.

— Мы должны где-то остановиться. Я должна тебя осмотреть, — обеспокоенно сказала Изабелла.

— Осталось всего несколько миль, — пробормотал Роберт, — держа поводья в левой руке, а правую закладывая за борт пальто. — Я могу продержаться, пока мы не доедем до моря.

— Ты уверен? — беспокоилась она. — Задета мякоть или что-нибудь еще? По крайней мере, надо сделать перевязку, остановить кровотечение.

Роберт криво усмехнулся.

— Если я сойду с лошади, то сомневаюсь, что смогу подняться снова. Лучше продолжим путь.

Они поехали дальше. Изабелла не спускала глаз с мужа. До сих пор ее вел Роберт, решительный, собранный, всегда знающий, что делать. Но если он серьезно ранен, теперь она должна взять на себя все тяготы пути. Должна договориться с женщиной в «Черной Кошке», должна найти капитана, который перевезет их в Англию, если Джеку Дарроу не удастся приплыть.

Им показалось, что до моря они добирались страшно долго. Ветер переменился. Теперь он дул в лицо, холодный и влажный, с привкусом соли. Впереди Изабелла разглядела темные строения с мерцающими огоньками в окнах.

— Это, должно быть, деревня, о которой говорил Джек. Теперь вперед, к «Черной Кошке», к мадам Большой Нос, — сказал Роберт, пытаясь шутить.

Изабелле было не до смеха. Деревня оказалась дальше, чем они предполагали. Прошел еще час, прежде чем они выбрались на дорогу к морю и смогли отчетливо разглядеть домишки рыбацкой деревни. Среди них — один, побольше остальных, с фонарем, болтавшимся у входа. Из дома доносились голоса. Вероятно, это и была «Черная Кошка».

— Теперь нам представляется шанс испытать судьбу, — прошептал Роберт. — Джек говорил, что достаточно лишь назвать его имя. Будем надеяться, что он был прав.

Ветер гулял по пустынному берегу, напоминавшему Изабелле Данджнесс, с его лодками, вытащенными на сушу.

Роберт спешился, он почти упал, уцепившись за шею коня, но невероятным усилием воли заставил себя держаться прямо. Боль, последовавшая за онемением пальцев в сочетании с потерей крови начала оказывать действие. У стенки таверны стояла деревянная скамья и Роберт повалился на нее. Изабелла привязала лошадей и села рядом с мужем. В неровном свете фонаря она видела, как расплывается кровавое пятно.

— Мы должны найти пристанище. Нам нужен доктор, хирург, — поспешно сказала она.

— Сомневаюсь, чтобы в этом месте можно было найти и то и другое, — сухо заметил он, борясь со смертельной слабостью, готовой захлестнуть его. — Не думаю, что смогу держаться на ногах. На этот раз тебе придется говорить за нас обоих.

Изабелла испугалась, подумав об этом, но от нее теперь зависела жизнь Роберта. Он прислонился головой к каменной стене таверны и на мгновение закрыл глаза. Роберт выглядел таким бледным и изможденным, что сердце у Изабеллы сжалось. А что, если ему станет хуже и он умрет после всего, что сделал для нее и что они пережили вместе? Она отбросила страх, встала, отряхнула забрызганные грязью юбки и затянула на голове шелковый шарф.

— Побудь здесь, пока я поговорю с мадам. Может быть, она даст нам комнату или подскажет, где найти помощь.

— Извини, — прошептал Роберт, — извини, что так подвел тебя. Прости за все, что случилось.

— Ах, Роберт, не говори так, даже не думай так. После всего, что ты для меня сделал… — она присела рядом с мужем, рукой касаясь его щеки, в ответ он сжал ее пальцы своей левой рукой.

— Будь осторожна, моя дорогая, будь очень осторожна.

— Хорошо, — пообещала Изабелла.


Изабелла открыла дверь, и зловонное сочетание запаха тухлой рыбы, кислого вина, пота и немытых тел чуть не отбросило ее назад. В маленькой комнатке множество мужчин сидели, развалясь, за грубыми столами или стояли, прислонясь к замызганным стенам. Как только Изабелла закрыла за собой дверь, установилась внезапная тишина, и она почувствовала, как их глаза буравят ей спину, пока она шла в дальний угол комнаты, где уже поднялась ей навстречу высокая женщина, туго затянутая в черное платье, усыпанное блестками, с рыжими волосами, маленькими черными глазками на бледном лице и крючковатым носом. Сама мадам Большой Нос. Изабелла чуть было нервно не рассмеялась, но она взяла себя в руки и подошла, всем своим видом выражая гордость и достоинство. Мадам наклонилась через стойку и пристально глядела на Изабеллу.

— Таким женщинам, как вы, не место в «Черной Кошке».

— Я понимаю это, но я хотела узнать о Джеке Дарроу.

Маленькие черные глазки напряженно изучали Изабеллу.

— Не помню, чтобы Джек говорил о какой-либо леди.

— Наверное, не говорил. Он не знает меня. Но мой муж его друг.

— А сам за себя ваш муж не может сказать?

— Он на улице. Он болен.

— Болен? Что с ним? Слишком пьян, чтобы стоять на ногах?

Хриплый смех пробежал по комнате за спиной Изабеллы.

— Нет, не это. Изабелла понизила голос до шепота, понимая, что кругом посторонние уши. — Он… ранен.

— Ранен? — вопрос был задан тихо и осторожно.

Изабелла кивнула.

— Нам нужна комната, где он мог бы отдохнуть, нам нужен хирург.

— Вы много хотите, леди, — сказала женщина, повысив голос, — вот так. Можете убираться с этим вашим человеком. Нам тут такие не нужны в «Черной Кошке». Это приличное заведение.

— Мы можем заплатить, — неуверенно сказала Изабелла.

— Деньги это еще не все. — Очень тихо женщина добавила: — Он может идти сам, ваш муж?

— С трудом.

— Подведите его к задней двери. В наши дни осторожность не помешает. Ждите меня там. — И заявила во всеуслышание: — Слишком много слов. Отправляйтесь со своей хорошенькой мордашкой туда, где получите, что вам нужно. Здесь вам ловить нечего.

Раздался еще один взрыв издевательского смеха. Изабелла повернулась и пошла к двери. Здоровенный черноволосый парень выставил ногу, чтобы задержать ее. Она вовремя отступила, но бросила на него холодный взгляд, что пресекло грубые насмешки. Изабелла вышла за дверь и с облегчением вдохнула чистый ледяной воздух. Ветер с моря дул так сильно, что она с трудом обошла угол дома. Роберт, все так же обмякнув, сидел на скамье, где она оставила его. В призрачном свете качающегося фонаря его лицо было серым от усталости и боли. Изабелла опустилась рядом с ним и взяла его руку в свою.

— Она нам поможет, но боится, что другие могут заподозрить о нас что-нибудь плохое. Нужно пройти к задней двери дома. Она придет к нам туда.

Дом и хозяйственные пристройки оказались гораздо больше, чем можно было предположить. Здесь было стойло, куда помещали лошадей, и сарай с чердаком.

Боль в плече становилась невыносимой, каждое движение причиняло мучение, от потери крови в голове стоял звон. «Если она не придет в ближайшее время, я просто упаду в обморок», — думал Роберт, хватаясь за дверной косяк, чтобы передохнуть и собраться с силами. Потом, наконец, появилась женщина, закутанная в темный плащ с капюшоном, надвинутым на яркие волосы. Она долго и пристально всматривалась в лицо Роберта.

— Да, все верно. Джек говорил мне о вас в последний раз, когда был здесь. Он считает, что вы сумасшедший, и правда, посмотрите на себя, вы смертельно больны и просите помощи у бедной вдовы, которая пытается вести спокойную жизнь и честно зарабатывать кусок хлеба.

— Извините, мадам. Я не хотел бы подвергать вас опасности. Скажите нам, куда мы можем пойти, пока не вернется Джек.

— О, ради Бога, — резко возразила она, — да я бы и больную собаку не выгнала. Если бы я так поступила, Джек сказал бы мне тогда пару слов. Но надо быть осторожными. Уж вы-то знаете это, как никто. Можете вы взобраться на этот чердак? Это лучшее, что я могу предложить. Там сухо и безопасно, а я принесу вам одеяла и еду.

— Мы более чем благодарны. Вы не знаете, когда вернется Джек?

— Что за вопрос? Как вам должно быть известно, это зависит от ветра и погоды. А на прошлой неделе налетел такой шторм, будто из преисподней. Ни одна лодка не продержалась бы и часа. — Она быстро огляделась вокруг. — Теперь поднимайтесь, как будто вас здесь и не было.

Роберт посмотрел на сарай, не вполне уверенный, что справится, но потом с помощью Изабеллы взобрался наверх и упал, потеряв сознание, в душистое сено. Через несколько минут женщина принесла одеяла и небольшой фонарь.

— Теперь давайте взглянем на вас, — сказала она с неожиданной нежностью. Она помогла Изабелле стянуть с Роберта одежду и медленно освободила плечо от окровавленной рубашки. Осмотрела рану от пули, попавшей в плечо. Плечо уже воспалилось и опухло.

— Да, в хорошее состояние вы себя привели, ничего не скажешь. Когда это случилось?

— Пять-шесть часов тому назад, — сказала Изабелла. — Караульные пытались остановить нас. Один из них выстрелил.

— Ну что ж, здесь нужен хирург. Мы мало что можем сделать, только перевязку.

— Не беспокойтесь, — прошептал Роберт. — Я дождусь Джека.

— Но не с этой же пулей? Она же загнаивается у вас внутри. Пойдемте со мной, — сказала женщина Изабелле. — Я найду вам чистую простыню и мазь. Это вам пригодится.

— Вы так добры, мадам Гранне.

— Ах, оставьте церемонии, — нетерпеливо сказала она. — Мне никогда не нравилась эта фамилия. Зовите меня Гризеттой, как все здесь. По правде говоря, я вышла замуж за Гранне, чтобы завладеть этим заведением, и не расстроилась, когда прошлой зимой он ушел. То ли утонул, то ли решил сам убраться. Не знаю, да и знать не хочу. Это шокирует вас, моя дорогая?

— Нет, нет, — быстро заверила ее Изабелла, — нет, конечно, нет.

— Тогда пойдемте, посмотрим, что мы можем сделать для вашего мужа.

Мадам Гранне сделала все, что могла. Снабдила их мазью, материей для перевязок, принесла две миски хорошего прозрачного бульона со свежим хлебом, который издавал чудесный запах. Роберт мог съесть очень мало, но жадно выпил горячий черный кофе. Потом Изабелла помогла мадам поставить лошадей в стойло.

— Скажи ей, что потом она может продать лошадей, — прошептал Роберт. — Если немного подождет, то получит за них хорошую цену. В любом случае, мы ими не сможем больше воспользоваться. А мадам по-своему привлекательна, правда? Интересно, что такое сделал для нее Джек, если она с такой готовностью помогает нам?

— Не знаю, но для нас это замечательно, — призналась Изабелла.

Если бы кто-нибудь прежде сказал ей, что постель, устроенная из охапки сена и грубых черных одеял, покажется ей пуховыми перинами, она бы посмеялась. Но сейчас, когда каждая косточка ныла от усталости, Изабелла наслаждалась отдыхом. Чердак был чистым и свежим. Возможно, здесь водились мыши и даже крысы, но блох и клопов не было.

Роберт лежал рядом с нею, не в силах спать из-за боли и тревожных мыслей. Если Джек не появится в ближайшее время из-за этого проклятого шторма, то шансы на спасение у них будут невелики. Во-первых, их вполне может выследить полиция. Они обшарят все побережье, зная, что те, за кем они охотятся, наверняка постараются уйти морем; во-вторых, он достаточно много знал об огнестрельных ранениях и осознавал, как может осложниться положение, если появится жар: он ослабеет и не сможет действовать, если возникнет такая необходимость.

Ночью Изабелла проснулась, почувствовав, что Роберт беспокойно шевелится. Его знобило. Она придвинулась и обняла мужа, чтобы согреть его теплом своего тела.

Рано утром Изабелла услышала, как на чердак поднимается Гризетта, держа кофейник с горячим кофе.

— Как чувствует себя его светлость сегодня?

Удивленная Изабелла спросила:

— Почему вы его так называете?

— Моя дорогая, я не вчера родилась. Я знала мужчин самых разных и сразу вижу, кто есть кто. Кроме того, Джек мне намекал пару раз. Он им восхищается, а это кое-что значит, если так считает Джек. Не могу сказать, чтобы я испытывала почтение к титулам. Когда-то мы от них избавились и правильно сделали. Теперь, кажется, они возвращаются. — Было ясно, что мадам являлась примерной республиканкой. — Но не будем слишком долго рассуждать на эту тему, нашему больному это не поможет, не так ли?

— Боюсь, он очень болен. Могла попасть инфекция.

— Гм-м, ну ладно, тут в «Черную Кошку» иногда заходит один парень, вроде бы он когда-то был хирургом в британском флоте. Говорят, он чуть не убил своего капитана, и за это его хотели повесить. Но он человек надежный, правда, его надо долго уговаривать.

Это казалось рискованным, но попробовать стоило.

— Не могли бы вы поговорить с ним?

— Меня он может и не послушать, а вот вас… Это уж как ему в голову взбредет. Иногда он помогает. Вправил ногу одному из рыбаков, спас ребенка, который упал, проломил себе голову и чуть не умер. Они называют его «доктор Мак». Но однажды я видела имя на его документах — Торквилл Макфи.

— Торквилл? Это шотландское имя.

— Вот как? Звучит чудно. Бог знает, настоящее ли это имя. Я вам парня покажу, а вы уж сами говорите с ним.

Прошло два дня, а доктор Мак все не появлялся. Роберту стало гораздо хуже, его мучил жар. Он то горел, то дрожал от холода. Он совсем выбился из сил, поэтому Изабелла боялась оставить его одного. Но вот Гризетта пришла за ней.

— Он вернулся. Пошел на берег погулять. У него такая привычка. Наверное, вспоминает былые дни. Идите, поговорите с ним.

Теперь, когда пришел долгожданный момент, Изабеллу стали мучить сомнения. — «Станет ли он слушать ее, а если и послушает, можно ли ему доверять? А вдруг он выдаст их? И, самое главное, — хороший ли он хирург?» — Изабелла очень мало знала о военно-морском флоте. Требуется ли там большое умение или достаточно быть обыкновенным хирургом-цирюльником, коновалом? Не принесет ли он больше вреда, чем пользы? Потом она вспомнила, как ночью Роберт боролся с болью и жаром, который затуманивал ему сознание. Что-то нужно было делать.

День близился к вечеру, но было еще светло. Пока Изабелла шла по берегу, сильные порывы ветра растрепали ей волосы, прижали к ногам ее юбки. У одной из лодок стоял крупный мужчина и смотрел на вздымавшиеся волны с барашками белой пены. Изабелла, почему-то оробевшая, подошла к нему.

— Можно поговорить с вами, доктор Мак?

— Не называйте меня так, — резко сказал тот, — я давно отказался от права на это звание.

— Пожалуйста, выслушайте меня.

Он повернулся, чтобы взглянуть, и нахмурился. У него было волевое лицо с бородкой, на голове — копна густых рыжевато-каштановых волос.

— Кто вы? Чего от меня хотите?

— Вы доктор, не так ли?

Он окинул Изабеллу с ног до головы своими светлыми, удивительно яркими глазами.

— Был им когда-то.

— Доктора, как и священники, никогда не утрачивают навыков.

Это замечание застало его врасплох.

— Вы католичка?

— Меня воспитали в этой вере.

— И я верил когда-то, пока не обнаружил, что все религии — всего лишь подслащенная водичка для младенцев. Так кому же я нужен?

— Моему мужу.

— Что с ним случилось, с вашим мужем? Вот и наступил этот момент. Изабелла должна была попытать счастья.

— Три дня тому назад в него стреляли. Думаю, попала инфекция.

— Огнестрельное ранение? Давно уже я не занимался ничем подобным. Сомневаюсь, что рука у меня достаточно твердая.

— Но ведь у вас есть инструменты, знания, — поспешно возразила Изабелла.

— Может быть.

— Если вы не поможете, он умрет.

— Кто он, этот ваш раненый? — глаза его сузились. — Английский шпион?

— Почему вы так решили?

— Да так. Просто, чтобы иметь основание помогать англичанину.

— Он не англичанин, а шотландец, как и вы.

Мужчина пристально посмотрел на Изабеллу и засмеялся хриплым горьким смехом.

— Как это вы выяснили? Гризетта, я полагаю?

Он задумался на мгновение, мысленно вернувшись к долгим годам, проведенным на море, многие из которых были мирными, когда работы было немного, — лишь заботы о больных в команде — и он мог часами сидеть за книгами, и те ужасные, когда над головой у него шел ожесточенный бой, а он в чреве корабля извлекал пули, ампутировал руки и ноги, зашивал страшные раны, иногда невероятным образом спасал жизни, иногда продлевал агонию, хотя милосерднее было бы прекратить мучения, — кровь, вонь, ром, который заливали в глотки раненым, чтобы приглушить боль, и все-таки эту жизнь он любил…как он тосковал по всему этому. Внезапно доктор принял решение.

— Хорошо. Я приду. Где он, этот ваш муж?

— На чердаке, в «Черной Кошке».

— Прячется? Гризетта помогает, надо думать. Она добрая душа.

— Да.

— Я приду, как только стемнеет. Скажите ей, чтобы запасла много горячей воды. Это потребуется, и побольше света. Столько фонарей, сколько можно найти. Ничего не обещаю, но сделаю, что смогу.

— Спасибо, тысячу раз спасибо.

— Благодарить рано. Я не чудотворец, и никто лучше меня не знает, как быстро может умереть человек.

Он отвернулся и пошел прочь от Изабеллы по берегу к отдаленным домам. Правильно ли она сделала? Дай-то Бог, чтобы правильно. Почему-то она ему доверяла.

Торквилл Макфи пришел, как и обещал, с наступлением сумерек. Гризетта принесла еще один фонарь и свечей, а также большой чугунный котел горячей воды и таз. Роберт лежал на импровизированной кровати и смотрел на хирурга глазами, затуманенными лихорадкой. Он мало доверял этому странному грубоватому человеку, но знал, что следовало предпринять все возможное. Он терпеть не мог своей слабости, делавшей его зависимым от Изабеллы.

— Моя жена говорит, вы шотландец, — сказал он по-английски.

— Да. Если хотите знать, мой отец священник в Уллапуле.

— Вот как? А мой — Френсис Эрмитейдж Гленмурский.

Глаза доктора удивленно расширились. Изабелла даже не намекнула, кто они такие.

— Какого черта сын графа оказался в этом Богом забытом месте?

— То же самое я мог бы спросить у вас.

— Это мое дело.

— А это мое. Ну что, приступим?

— Для этого я сюда и пришел.

Доктор раскрыл чемоданчик с инструментами. В последние пять лет бывали дни, когда он испытывал искушение продать их, но они тяжело достались ему после долгих лет учения и полуголодного существования в Эдинбурге, и он все еще цеплялся за них, как за единственную надежду на спасение. Однажды, он верил, он снова обретет то, что потерял в минуту прискорбного безумия.

С помощью Изабеллы он снял повязки. Нахмурившись, осмотрел опухшие и помертвевшие ткани вокруг раны, но ничего не сказал, а просто снял сюртук и закатал обтрепанные рукава рубашки. Тщательно вымыл руки в тазу и открыл инструменты. Ножи, ланцеты, большие и маленькие пилы зловеще поблескивали в неровном свете.

— Вы будете помогать мне или позвать Гризетту?

— Она занята в «Черной Кошке», я буду помогать.

— Не упадете в обморок при виде крови, надеюсь? Мне двух пациентов не нужно.

— До сих пор еще не падала.

Он посмотрел на Изабеллу долгим взглядом. У нее крепкие нервы, у этой девочки. Интересно, понимал ли аристократ голубых кровей, что лежал здесь, как ему повезло?

— Будет очень больно, — отрывисто произнес доктор. — Не хотите немного бренди?

— Вы принимаете меня за ребенка? Ради Бога, давайте покончим с этим!

— Как угодно его светлости.

Между ними возникло что-то вроде неприязни. Для хирурга Роберт олицетворял класс, положивший конец его карьере, отбросив назад. Однажды он взбунтовался против одного из них, капитана, чьим единственным представлением о дисциплине была порка, порка и порка. Он не мог и вспомнить, сколько искалеченных, окровавленных тел пытался починить, часто безуспешно, пока однажды не смог больше этого терпеть и вырвал плетку у капитана, чтобы хлестнуть ею по ненавистному усмехающемуся лицу. Но все это лучше забыть. И он вернулся к своей работе.

Изабелла подумала, что до конца жизни будет помнить эти несколько минут — чердак с высоким потолком, мутный свет фонарей, дрожащее на сквозняке пламя свечей. Зеленовато-белое лицо Роберта, мокрое от пота, громоздкая темная фигура, склонившаяся над ним с блестящим ножом в руке, недовольное ворчание, с которым он погрузил нож в рану и взял салфетку, чтобы вытереть гной, длинный зонд, которым хирург искал пулю, осторожно и умело. Изабелла видела, как Роберт вдруг обмяк, его рука, цеплявшаяся за край матраса, ослабла. Она с тревогой посмотрела на доктора.

— Не беспокойтесь. Ваш муж потерял сознание и все, что неудивительно. Это позволит мне работать быстрее.

Прошло лишь несколько минут, которые показались часами, прежде чем хирург поднял голову и выпрямился.

— Вот она. Вот эта маленькая штучка, вызвавшая столько неприятностей. Она расплющилась о кость. Посмотрите. — Он протянул Изабелле пулю с прилипшим к ней кусочком материи.

У Изабеллы мелькнула мысль, что сейчас она упадет в обморок от величайшего облегчения, но впереди было еще много дел. Она принесла воду, протянула доктору куски полотна и смотрела, как он быстро и чётко сделал перевязку, потом с неожиданной силой поднял больного, уложил поудобнее и тщательно обследовал: сердце, дыхание, пульс.

Роберт открыл глаза.

— Все сделано? — тихо спросил он.

— Да, все позади. Будете жить, лорд.

В его голосе слышалась насмешка. Гризетта дала ему старую рубашку своего мужа. Он осторожно подложил ее Роберту под голову.

— Изабелла вам заплатит, сколько скажете… — пробормотал Роберт, еще не придя в себя полностью от боли.

— Оставьте свое золото для тех, кому оно нужно, — сказал доктор раздраженно.

— Извините… я подумал…

— Ничего.

Он нахмурился, привел в порядок свои инструменты и аккуратно уложил их в чемоданчик. Потом повернулся к Изабелле и отвел ее в сторону.

— Мой муж поправится? — прошептала она, дрожа от волнения.

— Почему бы и нет? У него есть сила воли и смелость, это много значит, но ему будет очень больно, а я мало что могу сделать, разве что прописать настойку опия. Вот все, что у меня осталось из моей аптечки. — Он горько усмехнулся. — Я сохранил их для себя, для тех случаев, когда ночи становятся невыносимыми, но ему они нужнее, чем мне. Пользуйтесь ими экономно, больше ничего нет. Завтра я снова зайду.

Он отмахнулся от горячих благодарностей и спустился с чердака. Изабелла посмотрела, как он исчезает в темноте, этот человек с незаурядной, цельной натурой, что скрывалась под внешней грубостью.


Глава 23


Роберт начал поправляться даже быстрее, чем ожидал доктор, но тот все равно рекомендовал соблюдать осторожность.

— Жар спал, но еще может быть инфекция, — предостерегал он. — Здесь отнюдь не идеальные условия для больного. Не спешите, если не хотите, чтобы пропали даром все заботы, которые ваша жена изливает на вас.

Роберт знал, что совет был разумным, но ему не терпелось избавиться от своей слабости, приковывающей его к чердаку, и стремился поскорее увезти Изабеллу из Франции. Он сознавал, что впервые в жизни личные интересы ставит выше общественных. Дандас дал ему поручение, которое он забросил, чтобы отправиться на поиски жены. Почти не оставалось сомнений, что он убил Анри Риважа, одного из самых ценных сотрудников Фуше, что может стать причиной серьезных политических осложнений, если его арестуют под его собственным именем. Он не мог этого допустить. Новости редко проникали в эту изолированную от внешнего мира деревушку. Ну а что, если по их следу идут? Обнаружить их здесь будет довольно просто. Казалось, прошло много дней со времени бегства из Совиньи, но на самом деле — всего две недели и поиски, конечно, еще не прекращены.

Погода не улучшалась. Ветры, взбаламутившие пролив, даже усилились. Ни один рыбак не рискнет вывести свою шхуну в море в такую погоду, даже опытный Джек Дарроу не предпримет такой безумной попытки, и Роберт это слишком хорошо знал. Не хотелось бы, ускользнув из широко раскинутой сети Фуше, утонуть на середине пролива.

Так он лежал и думал, а однажды днем, когда Изабеллы не было, попробовал встать на ноги, умудрился сделать несколько нетвердых шагов и тяжело свалился на пол, повредив раненое плечо, так что, вернувшись, Изабелла нашла его на полу с повязками, пропитанными свежей кровью.

Доктор Мак не встревожился.

— Иногда кровопускание приносит пользу. Кровь уносит с собой инфекцию. Не думаю, чтобы он сильно навредил себе.

За эти дни, в течение которых они вместе заботились о Роберте, Изабелла стала все больше доверять Торквиллу Макфи, и он все больше нравился ей. Выбравшись ненадолго с чердака, она шла на берег моря, с восторгом отдавалась на волю ветра, трепавшего ее волосы и одежду, и на своих одиноких прогулках иногда встречала его. К своему удивлению, она обнаружила, что грубость его — часто напускная, и он мог быть приятным спутником и собеседником.

Однажды Изабелла вернулась после одной из таких прогулок, с раскрасневшимися щеками, блестящими глазами, волосами, влажными от брызг морских волн, смеясь сняла мокрый плащ, и встряхнула его.

— Где ты была? — спросил Роберт.

— Гуляла по берегу. Мне там нравится. Ветер сильнее, чем когда бы то ни было, но мне нравится бороться с ним. Я едва держалась на ногах. Если бы не доктор Макфи, меня бы унесло.

— Тебе, кажется, нравится общество нашего угрюмого шотландца, — сказал Роберт с некоторым недовольством.

— Да, нравится. С ним бывает интересно поговорить. — Она пыталась расчесать волосы. — Не думаю, что он со многими беседует здесь. Ты знаешь, — повернулась она к Роберту, — девушка, на которой он собирался жениться, отказала ему после помолвки. Как она могла быть такой жестокой?

— Очень просто, могу себе представить. Большинство молодых женщин стремятся иметь дом, детей, защиту, а у него, кажется, ничего нет после того, что случилось. Откуда тебе это известно? Он поверял тебе свои сердечные огорчения?

— Нет, конечно, нет. Он только намекал. Я догадалась об остальном.

— И, разумеется, окружила его сочувствием. Счастливчик!

Изабелла быстро взглянула на Роберта, потом отложила гребень и подойдя к мужу, встала рядом с ним на колени.

— Роберт, ты ревнуешь?

— Да, ревную, жутко ревную, потому что ты можешь гулять и разговаривать с ним, а я привязан к этому ужасному месту. И с каждым днем опасность подступает все ближе и ближе.

— Но мы ничего не можем поделать, так ведь? — рассудительно заметила Изабелла. — Мы должны ждать, а пока мы…

— Ты развлекаешься с доктором Маком.

— Я больше не буду с ним гулять, если тебе это не нравится.

— Ох, ради Бога, Изабелла, разве я когда-нибудь запрещал тебе хоть что-то?

— Нет, ты всегда предоставлял мне свободу, и это привязывало меня к тебе все больше и больше.

— Правда?

— Ты знаешь, что это правда. — И она решила узнать, обрести полную уверенность. Изабелла протянула руку и повернула его лицом к себе. — Ведь ты доверяешь мне? Ты не думаешь больше о Люсьене?

— Это в прошлом. Забыто.

— Точно?

— Абсолютно точно.

Вдруг Роберт сел на своем ложе и притянул Изабеллу к себе, так что она упала ему прямо на грудь.

— Роберт, твое плечо!

— К черту мое плечо! Если бы ты знала, как я хочу стереть Люсьена из твоей памяти, выбросить из твоего сердца.

— Ты сделал это уже давно.

— Иногда я не уверен.

Потом он начал целовать ее, забыв о боли, целовать безудержно, пока не почувствовал ответный трепет, не почувствовал, как ее рука скользнула по его волосам, притягивая его к себе. В смятенные чувства Роберта ворвалась боль, заставив ослабить объятия, и Изабелла лукаво посмотрела на него, переводя дыхание и улыбаясь.

— Я совсем не уверена, что мы поступаем правильно.

— Может быть. — Он откинулся на подушки, улыбаясь ее вспыхнувшему лицу, радуясь новому доверию, возникшему между ними. — А твой шотландский друг целовал тебя там, в объятиях ветра?

— Нет, конечно, нет. Он бы не посмел.

— Ну уж не знаю. Если он хотя бы наполовину мужчина, в чем я не сомневаюсь, он уже, наверное, влюблен в тебя.

— Глупости! — решительно отрезала Изабелла. — Но я подумала, Роберт, не могли бы мы что-нибудь сделать для него?

— Опять ты за свое. Что ты хочешь, чтобы мы сделали? У меня нет связей во флоте, к сожалению. Он ведь не Рори, любовь моя. Нет людей более гордых, независимых и упрямых, чем уроженцы Высокогорья. Если бы я предложил ему врачебную практику, он бы швырнул мне это обратно в лицо. В любом случае, он презирает меня. В глубине души он радикал.

— Наверное, он бы так и поступил. — Я уверен, что это так.

— Я придумала. У меня есть идея. Ты знаешь, Мэриан всегда рассуждает о том, как было бы замечательно, если бы у нее в больнице Ист-Энда был постоянный врач. Мне кажется, ему это понравилось бы. Ведь одной из причин, почему он пошел на флот, было то, что он считал, будто медицинская помощь на судах оставляет желать лучшего.

— Рыцарь-одиночка, так что ли?

— Не смейся, Роберт. Это для него очень много значило.

— Я в этом уверен.

— А ты мог бы сделать так, чтобы ему казалось, что это он нам оказывает услугу, а не мы ему, — с жаром продолжала Изабелла.

Роберт улыбнулся и погладил ее по щеке.

— Умница. Конечно, это мысль. Только бы нам выбраться из этого проклятого места.

Когда в тот вечер доктор пришел на обычный осмотр, он недовольно взглянул на Роберта.

— Какого черта вы поднимались? Получилось воспаление. Наверное, пытались действовать рукой. Я предупреждал вас, чтобы вы были осторожны. Пуля задела кость. Для заживления такой раны времени требуется больше.

— Извините, — сказал Роберт, — но ждать уже нельзя. Мы уедем отсюда, как только представится возможность. Я должен встать на ноги.

— Это может случиться раньше, чем вы думаете, — заметил доктор Мак, усаживаясь на перевернутый бочонок, служивший стулом. — Я чувствую перемену в погоде. Сегодня вечером я заметил: ветер значительно ослабел и становится холоднее. Может подморозить.

— Чем скорее мы уберемся отсюда, тем лучше.

— Не совсем так. — Доктор посмотрел на Роберта и на Изабеллу и сказал серьезным тоном. — Послушайте меня. Я тут послушал разговоры. До сих пор, хоть и много было болтовни о вас, здешний народ еще не понимал, кто здесь скрывается. Последний слух прошел, что Гризетта прячет своего бывшего поклонника — отголосок прошлого. О да, у нее было прошлое, знаете ли, прежде чем она устремилась к респектабельности. И позвольте заметить, лорд, вы не избежали бы всеобщей участи, если бы не были слишком молоды. Ну а вдруг они сообразили, что здесь прячется английский шпион, за голову которого назначено вознаграждение. Тогда это уже другая история. И не пришел бы кто с неприятными вопросами.

— Уже приходили? — поспешно спросила Изабелла.

— Я не уверен. Направляясь сюда сегодня вечером, я видел какого-то человека, стучавшего в дверь «Черной Кошки» с просьбой о ночлеге, и вид у него был подозрительный. Гризетта отослала его прочь, но он мог и вернуться. Может быть, это и ничего не значит, но будьте осторожны, лорд. Оставайтесь здесь, на чердаке и не высовывайте носа наружу. И вы тоже, леди, — продолжал он, обращаясь к Изабелле. — Завтра, если позволите, я возьму одну из ваших лошадей и проедусь по дороге вдоль побережья. Я взгляну на место, куда Джек обычно ставит свою лодку, и заодно послушаю и посмотрю, что происходит в округе. Может быть, это вам поможет определиться.

— Это чрезвычайно кстати, вы окажете нам любезность, — сказал Роберт.

— Ну, мы же не враги, — коротко ответил он. — Мне бы совсем не хотелось видеть, как вы вдвоем отправляетесь во французскую тюрьму. Я знаю, что это такое, бывал в этих местах.

— Я ведь тебе говорила, что он хороший человек, — сказала Изабелла, когда доктор ушел. — Ты на самом деле веришь, что они могли выследить нас здесь?

— Это меня не удивило бы, — задумчиво ответил Роберт. — И я не хотел бы, чтобы у здешних добрых людей были из-за нас неприятности.

На следующий день доктор пришел рано утром, сообщил, что вроде бы все в порядке, оседлал лучшую из их лошадей и поехал вдоль по дороге к маленькой бухточке, где Джек высадил Роберта в то утро. Казалось, с того времени прошли годы, а на самом деле — всего месяц.

День прошел спокойно. Ветер прекратился, море успокоилось. Рыбаки осматривали свои лодки, перетряхивали снасти и опытным глазом определяли погоду на ближайшие дни.

Человек, замеченный доктором у «Черной Кошки», больше не появлялся, и Изабелла отважилась спуститься вниз, чтобы посоветоваться с Гризеттой. Вернулась она с сообщением, что в расположенной неподалеку роще стоит сарайчик для животных.

— Если тот человек снова придет, — продолжала Изабелла, — Гризетта постарается отвлечь его, чтобы мы успели убежать и спрятаться там, пока она не даст нам знать, что опасность миновала и мы можем вернуться на место.

— Если бы я был в норме, — мрачно сказал Роберт. — Как досадно все получилось. Я никогда не чувствовал себя более бесполезным.

Большую часть этого дня он не ложился, решительно отказываясь от помощи Изабеллы, пытаясь обрести былую силу и твердо стоять на ногах, упражняя правую руку, пока, наконец, не свалился от усталости. Потом он вытащил пистолет, тщательно почистил и положил на место, откуда мог легко достать его.

— Счастье, что я умею стрелять левой рукой почти так же хорошо, как правой, — сказал он.

— И уж, конечно, тебе он не потребуется.

— Нужно быть готовым ко всему.

В тот вечер доктор Мак не вернулся, но они и не ожидали его, так как он мог поехать куда-нибудь по своим делам. Изабелла и Роберт проснулись ранним утром. Ветви деревьев покрылись изморозью, Одна-две лодки отважились выйти в море, и беглецы стали готовиться: собрали свои вещи и спрятали их, спрятали лестницу, постарались скрыть все свои следы.

Весь день они провели в напряжении, но к вечеру все еще казалось спокойным, и Изабелла пошла на кухню взять ужин.

Гризетта уже поставила его на поднос. Изабелла подошла к двери, когда в комнату ввалился какой-то мужчина, на нем не было униформы, но весь властный и агрессивный вид его свидетельствовал о том, что это один из сыщиков тайной полиции Фуше.

— Стой! — приказал он. — Куда ты собираешься идти со всем этим?

Изабелла от неожиданности не знала, что ответить. Гризетта ответила вместо нее:

— Какое право вы имеете врываться в мою комнату и орать на моих служанок? Если хотите знать, она несет эту еду одному старому бродяге, которого я подкармливаю в последнее время. У меня тоже свои понятия о благотворительности, как и у остальных. Что в этом плохого?

— А где же этот так называемый бродяга? На конюшне?

— Нет, слишком уж он завшивел, чтобы находиться в моем чистеньком дворике. Он там, в поле, в хлеву. Хотите сходить туда и убедиться, а заодно и подцепить парочку вшей?

— Сказочка для детей, вот что я вам скажу! Я тут поговорил с народом и должен сказать, более упрямых дураков в жизни не встречал. Но я-то два плюс два могу сложить побыстрее некоторых. Я правду из вас вытряхну! Где-то здесь у вас прячется английский шпион. Так что нечего водить меня за нос всяким враньем. Убийца-англичанин и его шлюха. Клянусь, я повяжу его раньше, чем наступит утро.

— Да ну? И как же вы собираетесь сделать это, если его тут нет? — саркастически заметила Гризетта, размышляя, что ему было известно наверняка, а что нет.

Изабелла спокойно поставила поднос. Воспользовавшись случаем, хотела выйти во двор, но полицейский ее опередил. Он схватил ее за руку, грубо дернув назад, к стене дома.

— Может, ты мне что-нибудь расскажешь, красотка. Ты явно не из этих мест.

— Ясно, что не отсюда, а вам какое дело? — импровизировала Гризетта. Она моя племянница, дочка моей сестры, приличная девушка, так что убери от нее свои лапы, ты, тюфяк.

— Племянница, а? Это просто смешно. — Он вынул длинный узкий нож, лезвие которого зловеще сверкнуло в свете фонаря, висевшего над задней дверью. — Еще одно слово, мадам, и я порежу на кусочки вас обеих.

Этот здоровенный мужчина загнал их в угол на заднем дворе. Гризетта сделала быстрое движение, чтобы выскользнуть, и нож оставил длинный тонкий порез на ее обнаженной руке, откуда сразу же закапала кровь.

Изабелла, испугавшись, затаила дыхание, и мужчина повернулся к ней.

— Тебе не понравилось, а? Ну, это же просто мелочи, будет еще много чего, если не захочешь работать как надо. Ну где он? Где он прячется? Забился куда-нибудь, как жалкий трус. А ну-ка, рассказывай, не то возьмусь за тебя и за всех остальных в этом Богом забытом месте.

— Не знаю, о чем вы говорите, — храбро ответила Изабелла. — Я никогда не слышала ни о каком англичанине, не видела никаких пришельцев, ни я, ни моя тетя. Кто-то дал вам неверные сведения.

— Ну уж нет, сведения мне дали верные. Быстро отвечай, не то хуже будет.

— Я не знаю. Как я могу сказать то, чего не знаю?

Он приблизился к Изабелле на шаг.

— Я мог бы нарисовать хорошую картину на твоем симпатичном личике.

Нож коснулся щеки Изабеллы, поцарапал до крови и передвинулся к горлу. Изабелла почувствовала укол и вонзила ногти в ладони, чтобы не закричать. Он был так близко, что она видела капельки пота на его лице, знала, что он наслаждается ее ужасом, продлевая его.

— Говори, черт тебя побери, говори! — угрожающе прошипел он, и снова нож проколол нежную кожу. — Вот как выстроим всю деревню в одну линию да будем подстреливать по одному, посмотрим, как вы заговорите.

Звук выстрела так испугал Изабеллу, что она упала на ступеньки. На лице, находившемся так близко он нее, застыло выражение удивления, нож выпал из пальцев, и полицейский рухнул на камни двора.

На мгновение все застыли, потом Гризетта упала на колени рядом с трупом.

— Ох, Боже мой, он…

Она подняла голову и встретилась глазами с Изабеллой. Обе они подумали об одном и том же.

Двое-трое мужчин, услышавших выстрел, прошли через кухню из зала «Черной Кошки», другие пришли во двор с улицы. Все молча стояли и смотрели на лежащего человека.

Изабелла похолодела от ужаса. Зачем Роберт сделал это? Зачем? Зачем? Он подвергал себя страшной опасности.

Стояла неловкая тишина, никто не шевелился. Потом открылась дверь чердака, и Роберт спустился по лестнице. В старой рубашке, которую ему дала Гризетта, в грязных штанах, с волосами, небрежно упавшими на лоб, меньше всего походил он сейчас на английского милорда, который являлся также и шпионом. Левой рукой он обнял Изабеллу и прижал к себе. Искоса глянул на Гризетту.

— Он…?

Гризетта медленно встала на ноги.

— Мертвее некуда.

Роберт оглядел всех собравшихся.

— Это был единственный способ остановить его. Он бы выполнил свою угрозу, вы знаете. Мне приходилось видеть это раньше. Мужчин, женщин расстреливали одного за другим, пока не получали, что хотели. Я не мог этого допустить.

Но они вернутся его искать и потребуют расплаты.

Изабелла затаила дыхание. Роберт отдавал себя в руки этих людей. Испытывал судьбу. Снова тянулось молчание, потом один из мужчин сделал шаг вперед, и Изабелла узнала его, высокий парень с копной черных волос, один из тех, кто смеялся над ней в тот день, когда она впервые пришла в «Черную Кошку».

— Мы можем только поблагодарить вас за то, что вы сделали, месье, — лаконично сказал он. — Нечего голову ломать из-за этих ищеек, вечно они лезут к людям, суют нос в то, что их не касается, задают вопросы да мучают налогами, житья от них нет.

Оказывается, в этой деревушке существовали свои правила и законы, своя мораль. Они укрыли двух беглецов и не собирались отдавать их людям, которым не доверяли и которых боялись.

Старший выступил вперед и распорядился.

— Жак Мартель, ты поможешь мне оттащить эту падаль к лодкам. За скалой сейчас хорошая ловля, море спокойное. Пара камней утянет его на дно. Если кто спрашивать будет, мы ничего не знаем, ничего не видели, согласны? — Среди собравшихся пробежал шепот, и толстый человек вышел, чтобы встать рядом с первым. — Не один человек потерялся на этих берегах в штормовую погоду, так почему бы не он? А что касается вас, месье, — продолжал он, обращаясь к Роберту, — лучше вам не ждать, пока они явятся. Берите вашу женщину и отправляйтесь, пока ночь не кончилась, а?

— Спасибо вам, — сказал Роберт, — примите мою искреннюю и сердечную благодарность.

— Ну, что такое благодарность? Вот ее нужно благодарить, Гризетту, у нее сердце тигрицы и хитрость лисицы, не так ли, моя дорогая? — и он обнял мадам Гранне за плечи.

— Убери свои руки, Жан-Мариус! — сварливо сказала Гризетта. — И не стойте здесь, вы все. Быстренько уберите эту падаль с моего двора и окатите двор парой ведер воды.

Тело унесли, кто-то смыл кровь с камней дворика. Гризетта подошла к Роберту, устало прислонившемуся к стенке конюшни.

— Несколько минут я была из-за вас на острие ножа, — сказала она, — но, слава Богу, это сработало. Они грубые люди, но понимают вас правильно. Однако Жан-Мариус прав. Если они вернутся, вас здесь быть не должно.

— Я понимаю.

— У вас есть еще несколько часов. Пока мертвеца не хватились, они сюда не явятся, а он тем временем окажется глубоко в море. Доктор должен скоро вернуться. Поднимайтесь-ка опять наверх, и я принесу вам поесть.

— Не думаю, что я смогу что-нибудь съесть, — вздохнула Изабелла.

— Сможешь. В трудные времена всегда надо пользоваться случаем подкрепиться. Это вам каждый солдат скажет, — сурово заметила Гризетта.

Они снова вскарабкались на чердак, который казался им почти домом, а Гризетта принесла мясо и хлеб, сыр и яблоки.

— Холодное все, конечно, но сегодня мне нечего больше предложить. — Она поставила между ними бутылку вина. — Это хорошее вино. Я его берегу для друзей. Вы смелый человек, месье Роберт, дело могло бы обернуться совсем плохо.

— Я это понимал.

— Но обошлось, так что все хорошо. Пейте и будьте счастливы.

Изабелла порывисто обняла женщину.

— Мы так благодарны за все, что вы сделали.

— Ладно, ладно, что там говорить. Я рада вспомнить прежние денечки, приключения, опасности, это теперь я веду спокойную жизнь. Я буду настороже. Шторм прекратился. Я уверена, что Джек здесь, а если нет, то Жан-Мариус поможет — он мой должник и хороший моряк. Так что ешьте свой ужин и не беспокойтесь.

Они посмотрели, как Гризетта спускалась с чердака, потом втянули лестницу наверх.

— Как ты меня испугал, — произнесла Изабелла. — Я до сих пор дрожу, стоит подумать об этом.

— Не думаешь же ты, что я бы позволил этому мерзавцу причинить вред тебе или кому-то еще? Бывают случаи, когда надо действовать, даже рискуя свободой.

— Я знаю, — тихо сказала она.

Роберт наклонился, чтобы поцеловать ее, и это стало искрой, воспламенившей их страсть. Опасность, невероятное напряжение нескольких последних недель, начиная с той ночи раскрытия тайны в замке, захватили их в безумном желании и страсти, что удивило их обоих. Как будто они не могли больше ждать, чтобы оказаться рядом. Роберт забыл боль, скованность в плече. Все несчастья, сомнения и горести исчезли прочь, остались торжествующая радость и блаженство. Роберт коснулся пальцем засохшей струйки крови на щеке Изабеллы и поцеловал ее.

— Я убил бы каждого, кто посмел бы оцарапать твое лицо.

Изабелла села и начала наливать вино в чашки. Они торжественно выпили сначала друг за друга, потом за Гризетту, потом за жителей деревни, пока она не сказала: — Роберт, если я ничего не поем, то опьянею. — Они сидели за скромным ужином и были невероятно счастливы.

Позже появились доктор Мак и Джек Дарроу. Доктор подозрительно посмотрел на веселую парочку и полупустую бутылку, и Роберт рассмеялся.

— Гризетта подарила нам это вино, но мы совсем не пьяны. Оставили половину для вас. Боже, как я рад видеть тебя, Джек.

Роберт протянул левую руку, приветствуя друга. — Мы были уже на пределе сил. Твоя мадам Гранне оказалась настоящим сокровищем. Мы бы без нее пропали. Наполни чашки, Изабелла, и выпьем за нее.

Они допили остатки вина. Изабелла с любопытством смотрела на человека, которого Роберт назвал своим другом.

— Кажется, у вас хорошее настроение, — сказал доктор, ставя свою чашку и поглядывая на них обоих. — Что-нибудь случилось? Они прекратили поиски?

— До этого далеко, — хмуро ответил Роберт. — У нас был гость и чертовски неприятный. Изабелла может больше рассказать о нем.

Позабыв о веселье, они рассказали эту страшную историю. Доктор и Джек выслушали молча.

— Вы подвергались ужасному риску, — сказал доктор с невольным восхищением. — Ведь вы понимали, как плохо все могло обернуться?

— Да, я это отлично понимал, — признался Роберт. — Я нервничал, как кот на крыше, так как не был уверен, удастся ли выстрелить левой рукой так же метко, как правой, но выбора не оставалось. Если бы люди в деревне потребовали от меня сдаться, чтобы уберечь их от мести Фуше, а он ведь способен сжечь все дотла, я бы только попросил их спасти Изабеллу. К счастью для меня, они решили иначе, и хватит об этом. А теперь расскажите, какой счастливый случай свел вас вместе.

Оказалось, что доктор, прогуливаясь по береговой дороге, расспрашивал потихоньку жителей то тут, то там, а потом добрался до бухточки, где обычно Джек Дарроу держал свою лодку. Большую часть ночи он провел там и встретился с Джеком рано утром. Они, оставив Бена с лодкой, вернулись вместе и выбрали окольный путь, чтобы не вызывать подозрений.

— Одно я вам скажу точно, — продолжал он, обращаясь к Роберту, — из всего услышанного мною следует, что ваша жизнь гроша ломаного не стоит. Они сделают все возможное, лишь бы засадить вас за решетку. Так что нельзя терять время.

— Мне кажется, — сказал Джек Дарроу со своим обычным уверенным видом, впервые вступая в разговор, — чем скорее мы доставим на борт вас и вашу леди и отплывем от этих берегов, тем лучше. Есть только одно затруднение. Сейчас море достаточно спокойное, особенно у берегов, но на середине пролива картина уже меняется. Там поднимается волна. Не знаю, как мы с Беном будем вдвоем управлять лодкой, если налетит сильный шторм.

— Выбора у нас нет, — нахмурился Роберт. — Оставаться здесь, ждать, пока я окрепну, подвергаться опасности и оказаться во французской тюрьме или отплыть сейчас и иметь шанс утонуть в Ла-Манше. Тебе решать, Джек, речь идет и о твоей жизни тоже, твоей и Бена, но должен сказать, что я не совсем беспомощен. Моя левая рука действует нормально, а в случае крайней необходимости я могу пользоваться и правой.

Все молчали, потом доктор недовольно сказал:

— Работая правой рукой, вы можете причинить себе большой вред. У меня есть опыт в плавании под парусом, и я пока еще уверен в своем здоровье и силе. Я могу вам пригодиться.

— Вы хотите сказать, что отправляетесь с нами? — воскликнула Изабелла.

— Ничто меня здесь не держит, и не все ли равно, где подыхать с голода, в Лондоне или на побережье Франции, — сухо ответил он.

— Но… — начала Изабелла и сразу же умолкла под красноречивым взглядом Роберта, понимая, что намекать на награду доктору за великодушие, значило бы больно ранить его гордость и свободолюбие.

— Если вы такой же хороший моряк, как хирург, — продолжал Роберт в присущей ему непринужденной манере, — то, я знаю, Джек будет благодарен вам до конца жизни, как и все мы.

— Тогда решено. Не начать ли приготовления? Судя по тому, что я слышал, и по тому, что здесь сегодня случилось, не думаю, чтобы полицейские теряли время, — сказал доктор, поднимаясь на ноги.

Сборы заняли мало времени, в отличие от прощаний. Гризетта обняла Изабеллу и, нисколько не смущаясь, расцеловала Роберта в обе щеки. Он отдал ей большую часть оставшихся денег. Гризетта взяла, но очень неохотно.

— Я не из-за денег помогла вам, — протестовала она, — а ради Джека и вас обоих.

— Я знаю, но вы можете использовать эту сумму по своему усмотрению. Люди здесь бедны, видит Бог, а зима будет трудной.

Джек поцеловал Гризетту в щеку, и Изабелла не могла не заметить, как мадам на мгновение прижалась к нему, и подумала: — «Странно, эти двое так непохожи друг на друга. Неужели они когда-то были любовниками?»

Пора было отправляться в путь. Роберт и Изабелла сели на лошадей, прихватив свой багаж, а доктор и Джек шли рядом. В последний момент Гризетта вынесла пакет с едой и протянула его Изабелле.

— Как быть с лошадьми? — спросил Роберт у Гризетты, нетерпеливо отстраняя руку доктора, — тот хотел помочь Роберту сесть в седло. — Теперь они ваши.

— Привяжите их среди деревьев. Место там спокойное, и как только Жан-Мариус вернется со своей лодкой, я пошлю его забрать лошадей. Он хотел купить коня в прошлом году, но денег не удалось собрать. Теперь он сможет оставить себе одну лошадку как подарок от англичанина. — Она засмеялась и помахала рукой, глядя на маленькую кавалькаду, уходящую в ночь.


В шестом часу утра они добрались до бухты. Было еще темно, лишь слабо светилось небо над морем. Изабелла отыскала глазами лодку, что должна была отвезти их в безопасную Англию.

— Она гораздо больше, чем я ожидала, — воскликнула Изабелла.

Роберт улыбнулся.

— Что же ты ожидала увидеть? Шлюпку с веслами?

— Даже не знаю, что я себе представляла, наверное, что-то в этом роде, — призналась она.

— Никогда не рассказывай это Джеку. «Чайка» — его гордость и радость.

— Ты помог приобрести ее? — заинтересованно спросила Изабелла.

— Не только я. Министерство иностранных дел тоже помогло.

Бен сделал себе что-то вроде шалаша из куска парусины, устроившись в кустах. На небольшом костре грелся котелок с водой. Бен вскочил на ноги, широко улыбнулся от радости, что вся компания в сборе.

Роберт сполз с лошади, страдая от боли во всем теле. Он расстраивался, что не настолько здоров, как хотелось бы. Болезнь унесла силы, но он старался скрывать свою слабость от остальных.

Джек посмотрел на море опытным глазом.

— До прилива час или около того. Подождем и согреемся у огня.

— Хорошая мысль, — сказал доктор. — Надо бы и поесть. Впереди долгий путь. И к тому же, будет холодно.

— Гризетта нам дала еду, — сказала Изабелла.

— К сожалению, у меня нет ни кофе, ни чая, — извинился Джек, — зато есть шоколад. Разожги-ка огонь побольше, Бен, и налей воды в котелок.

— Да, хозяин, да, сейчас.

Все собрались вокруг костерка. Молока и сахара не было, но горячий горьковатый шоколад согрел и подкрепил, а хлеб и вкусная колбаса Гризетты пришлись очень кстати. Напряжение, вызванное боязнью погони, не проходило, и они пытались забыть его, смеясь, шутя, уговаривая доктора Мака рассказать им что-нибудь из своих приключений. Джека не удалось убедить поделиться воспоминаниями, тот утверждал, что в его жизни не было ничего примечательного. Эти двое, доктор Мак и Джек, объединенные любовью к морю и кораблям, уже подружились.

Темнота рассеивалась, пора было отправляться. Изабелла на прощание сберегла для лошадей два яблока. Оделила ими верных животных и поцеловала в нежные ноздри. Потом пошла вслед за остальными к морю.

Начался прилив. Изабелла стояла в нерешительности у кромки воды, в которую предстояло ступить, чтобы добраться до борта «Чайки». В другое время Роберт без промедления перенес бы Изабеллу на руках, но сейчас он ничего не мог сделать. Роберт был вынужден лишь проводить глазами жену, когда доктор Мак подошел к Изабелле и весело сказал: — Вы позволите, леди, — и перенес ее на борт лодки. Было глупо раздражаться по этому поводу, но все же Роберт сердито отстранил Бена, когда парень робко предложил ему помощь.


«Чайка» была готова к отплытию. Роскоши на шхуне не было, но она отличалась безупречной чистотой и порядком. Были даже предусмотрены кое-какие удобства. В крошечной каюте лежали одеяла и подушки, и Джек при поддержке доктора уговаривал Изабеллу укрыться здесь вместе с Робертом. Однако Роберт категорически отказался и упрямо оставался на палубе, делая левой рукой, что мог.

Первые несколько часов плаванья прошли хорошо, и они отлично шли вперед, несмотря на ветер, дувший в противоположном направлении. Он не был настолько сильным, чтобы сбить с курса, но все же замедлял ход, и требовалось искусное маневрирование, чтобы не отойти от намеченного маршрута.

Днем все же случилось то, чего так опасался Джек: налетел сильный шторм. Первый порыв оказался таким внезапным и мощным, что почти опрокинул шхуну. Вода хлынула через борт, чуть не сбив Изабеллу с ног. Она поскользнулась на мокрой палубе и упала на Роберта. Роберту удалось удержать ее у самого борта. Потом «Чайка» выправилась сама.

Следующие несколько часов они непрерывно боролись со стихией. Роберт упрашивал Изабеллу спуститься в каюту, но она не могла этого сделать из страха оказаться запертой там, если вдруг «Чайка» пойдет ко дну. Становилось досадно от мысли, что это могло случиться сейчас, когда они были почти рядом с домом. Джек все бы отдал, будь поблизости тихая гавань. Никогда он не встречал такого ветра. Ветер свистел и стонал в снастях шхуны, и, казалось, он дул со всех сторон.

И вдруг наступило затишье. Они перестали с тревогой поглядывать друг на друга, рассмеялись над самими собой, измученные, но торжествующие. Потом ветер налетел с новой силой, на этот раз он застиг врасплох даже Джека. Огромная волна обрушилась на палубу и увлекла Изабеллу вслед за собой.

На долю секунды все застыли, не веря своим глазам, а потрясенный доктор произнес: — Боже, я не умею плавать. — Однако Роберт, не обращая внимания на свое больное плечо, сбросил сапоги и кинулся с борта за Изабеллой. От ледяного холода захватило дыхание, но он видел Изабеллу в волнах и поплыл к ней, ведомый силой, способной заглушить боль и преодолеть беспомощность. Роберту удалось схватить Изабеллу за одежду.

— Не сопротивляйся, — выдохнул он, — я тебя держу.

Испуганная Изабелла услышала голос мужа, это придало ей силы, о которых она не подозревала, и она стала выполнять все, что просил Роберт.

Джек налег на руль, пытаясь выровнять «Чайку». Вода швырнула Роберта обратно к судну. Дружеские руки схватили Изабеллу за платье и втащили на палубу. Налетевший ветер снова отбросил судно, и море унесло Роберта прочь. Он безуспешно пытался дотянуться до брошенного ему каната, но силы убывали, боль и холод сковали движения, и он все больше и больше удалялся от «Чайки». Казалось, шхуна полностью находилась во власти ветра. Она больше не подчинялась людям. С содроганием Джек всматривался в темноту. Теперь Роберта могло нести в любом направлении. Найти его в бушующем море было невозможно, но они продолжали искать. Они кричали снова и снова, пока не охрипли, но не услышали ответного крика.

Нахлебавшаяся воды Изабелла находилась в бессознательном состоянии и сначала не поняла, что происходит. Доктор Мак отнес ее в каюту, снял мокрую одежду, завернул в одеяла.

Первая мысль была о Роберте. Изабелла села, лихорадочно оглядывая каюту.

— Где он? Где Роберт?

— Не беспокойтесь, — сказал доктор. — Джек и Бен найдут его.

— Найдут его? Что вы имеете в виду? Он ведь принес меня на борт, я помню. Что вы с ним сделали? — Она начала неистово метаться. — Вы позволили ему утонуть?

Доктор схватил Изабеллу за руки и стал держать.

— Нет, Изабелла, нет.

— Тогда где он? Я должна пойти и найти его. Он не должен умереть. Я не позволю ему умереть.

Одеяла мешали Изабелле встать, и доктор осторожно прижал ее к подушкам.

— Поверьте мне, мы ничего не можем поделать. Оставайтесь здесь. Я пойду посмотрю, может быть, они его уже вытащили. Я уверен, что вытащили.

Доктор вышел и поднялся на палубу. Ветер сразу же налетел на него и поставил на колени. Одного взгляда на лица моряков было достаточно, чтобы понять, насколько безнадежны поиски.

— Мы еще ищем, — сказал Джек.

— Боже мой, что мы ей скажем?

— Что есть надежда.

Но надежды не было, и они это знали. Знал и он сам. И Изабелла все поняла, когда доктор снова спустился к ней.

Посмотрев доктору в лицо, она отвернулась. В глазах Изабеллы застыла такая печаль, что сердце у доктора разрывалось.


Первой реакцией Роберта, когда он понял, что море уносит его все дальше и дальше от «Чайки», была злость, злость и ярость оттого, что после всего, что с ними произошло, когда спасение было всего в нескольких часах от них, слепой случай сыграл с ними злую шутку. Эти неприятные чувства и желание бороться помогли ему продержаться на волнах некоторое время, преодолевая холод, боль и слабость. Роберт повернулся на спину и отдал себя на волю волнам, чтобы отдохнуть от смертельной боли в плече. Сознание слегка помутилось, и он снова оказался в детстве, и они с Дэвидом плавали в ледяных шотландских озерах, где им нечего было бояться… Он что-то задел — канат, корабельный канат, и Роберт схватился за него левой рукой, это дало несколько минут передышки… Он понимал, что устает, стал прикидывать, сможет ли выбраться на берег, и понял, что никогда не доберется до него. Как нелепо было бы умереть, когда все выяснилось, когда они с Изабеллой достигли новых глубин понимания… Теперь его несло более быстрое течение, но тело немело от холода, и Роберт понял, что не сможет больше продержаться, как вдруг увидел свет, пляшущие огоньки впереди… Может быть, это «Чайка»? Он поплыл по направлению к свету. Но силы его быстро иссякли. Роберт подумал, что надо бы крикнуть, подождать, что ответят с судна… По-французски?! Этого не может быть. Ведь он убегал из Франции. В любом случае, сил отвечать у него не было. Под тяжестью усталости он погружался все больше и больше… Море сомкнулось у Роберта над головой, и он ушел в мягкую плотную темноту.


— Изабелла, моя дорогая, — сказала Харриет Холланд, постучав в дверь и входя в комнату, — здесь этот джентльмен, доктор Макфи. Он очень настаивает на том, чтобы видеть тебя.

Изабелла сидела у окна. Она быстро подняла голову.

— Он пришел с новостями?

— Он не сказал.

Свет надежды окрасил лицо Изабеллы.

— Нет, конечно, нет. Чудес не бывает. Прошло уже шесть дней. Безумием было бы надеяться… Пора посмотреть правде в лицо, признать, что он ушел от меня навсегда.

— О, моя дорогая, если бы ты знала, как я тебе сочувствую.

— Я знаю. Вы оба были так добры ко мне. Скажите ему, что я спущусь через несколько минут.

— Скажу и сделаю вам кофе.

— Спасибо.

Харриет заторопилась вниз. Сердце ее пронизывала боль.

— Если бы Изабелла могла поплакать, ей бы стало гораздо легче, — сказала она своему брату на кухне. — Я не могу понять ее. Как будто внутри у нее скручена пружина, ей будто не хочется больше жить. — Харриет поставила чайник на плиту и засыпала зерна кофе в кофемолку. — Так больше продолжаться не может, Гильберт.

— Дай ей время, дорогая, она еще не пришла в себя.

— Она даже не позволяет мне написать Ги или ее золовке. Ведь они очень волнуются. Когда сюда приезжала леди Мэриан и все расспрашивала, а мы ничего ей не могли толком рассказать, — она сказала, что сам граф приехал из Шотландии.

— Изабелле нужно дать время, — сказал Гильберт, похлопывая сестру по плечу. — Мы так мало знаем о случившемся, не нам вмешиваться, Харриет.

Сидя наверху в симпатичной спальне с полотняными занавесками в цветочек и лоскутным одеялом, сделанным самой мисс Холланд, Изабелла думала, что должна продолжать жить, выполнять свои обязанности, как бы это ни было тяжело. Завтра она вернется в Лондон. Больше здесь оставаться нельзя.

Изабелла встала и безразлично посмотрела в зеркало. Харриет одолжила ей платье из темно-серой шерсти с кружевом у ворота и на манжетах. Последние шесть дней, с той самой ночи, когда измученные и опечаленные, они, наконец, добрались до Рай-Харбора, прошли в безысходной тоске. Она знала, что Джек и доктор Мак вели себя более чем достойно. Они принесли Изабеллу в крошечную хижину. Джек развел большой огонь в очаге, а доктор растирал ее замерзшее тело, пока она не вернулась к жизни. Потом ее завернули в теплые одеяла, влили в рот бренди и горячий кофе и, как только представилась возможность, переправили в приход к мистеру Холланду. Брат и сестра Холланды приняли близко к сердцу ее несчастье. Изабелле казалось странным, что она так мало страдала физически. Мучило ужасное сознание, что она явилась причиной смерти Роберта, от этого она замыкалась в отчаянии, из которого не видела выхода.

Изабелла медленно спустилась по лестнице и вошла в гостиную, где ждал доктор Макфи. Он поднялся. Изабелла шла ему навстречу с протянутой рукой.

— Мисс Холланд сказала, что вы хотели видеть меня.

— Да, — доктор взял руку Изабеллы и подержал в своей, профессиональным взглядом изучая ее лицо. — Я приходил каждый день справляться о вас. Вы много страдали и от пребывания в холодной воде, и от волнений.

— Я прекрасно себя чувствую, я не простудилась, благодаря вам и Джеку. — Изабелла мягко убрала свою руку и подошла к маленькому столику. — Здесь есть кофе. Налить вам?

— Спасибо. — Доктор Макфи взял чашку и снова сел.

Они держались официально друг с другом, не в силах говорить о том, что тревожило обоих.

— Попробуйте лепешку, мистер Макфи, попробуйте. Мисс Холланд печет замечательные лепешки. Роберт всегда говорил… — она смешалась, не в силах продолжать.

Доктору хотелось обнять ее, утешить, но он не осмелился.

— Спасибо. Ничего не нужно. Я должен идти. Я ведь пришел попрощаться. Не могу больше злоупотреблять гостеприимством Джека. Надо ехать в Лондон, искать какую-нибудь работу. Раньше я не мог уехать, нужно было ждать…

— …Хороших новостей не пришло. Не знаю, как, но мне нужно научиться жить с этим. — Голос Изабеллы задрожал и оборвался. — Не могли бы вы навестить меня в Лондоне? Мы… с Робертом говорили кое о чем, что могло бы вам помочь.

— Я не хотел бы причинять неудобств, — сдержанно начал доктор.

— Никаких неудобств, скорее это была бы помощь нам — это касается сестры Роберта. Вы придете? Пожалуйста, приходите.

— Конечно, если желаете.

— Это Гленмур-Хаус на Арлингтон-стрит, рядом с Пикадилли.

— Я запомню.

Дольше он оставаться не стал. Когда вошла Харриет забрать поднос, Изабелла уже приняла решение.

— Я передумала. Я должна вернуться на Арлингтон-стрит уже завтра.

— Может быть, это самое лучшее. Как ты поедешь? Я пошлю Джо заказать тебе место в почтовой карете на Лондон.

— Да, пожалуйста, — Изабелла сделала беспомощный жест. — У меня нет денег. Придется занять у вас, пока не доберусь до дома.

— Не беспокойся об этом.

Изабелла подошла к окну.

— Какая сегодня погода? Хочется прогуляться к морю.

— О, моя дорогая, благоразумно ли это? Дождя нет, но очень холодно, и тебе не следует гулять одной.

— Почему? Прежде я всегда так делала.

— Ну, хорошо, иди. Только надень теплый плащ и мои новые ботинки.

— О, Харриет, — воскликнула Изабелла. — Что бы я без тебя делала? — она порывисто обняла мисс Холланд и пошла собираться.

Изабелла отправилась к морю. Воздух был ледяным, как и предупреждала Харриет, но небо было чистым. Она быстро шла по знакомой тропе. Изморозь покрывала каждую веточку. Ветер стихал. Тот роковой шторм сделал свое черное дело и умчался прочь. Изабелла прошла мимо гостиницы «Корабль на Якоре» и вышла к маяку. Дальше простирался пустынный берег, где она нашла Люсьена, где Роберт увидел, как она купалась полуобнаженная.

Изабелла прошла дальше и посидела немного, прислонившись к одной из рыбацких лодок, вытащенных на песок. Море, такое жестокое море, могло быть и обманчиво спокойным, серым, тихим. Может, если войти в него и идти, идти, то она тоже умрет… Это был бы выход. Она не знала, как рассказать о случившемся Мэриан, как вынести горький упрек в ее глазах. Потом был еще граф, этот невообразимый человек, он только-только примирился с женой-кухаркой своего сына, а теперь она должна признать, что утопила Роберта. Лучше бы ей убежать куда-нибудь и спрятаться, но это было бы трусостью. Холод стал пробираться по спине сквозь теплый плащ Харриет. Изабелла встала и запахнула его поплотнее.

В то утро берег был пустынным. Только один человек шел от гостиницы «Корабль на Якоре», судя по виду, рыбак: в толстой куртке, тяжелых сапогах и рыбацкой шапке. Но одежда была ему явно не по размеру. — «Наверное, один из контрабандистов», — машинально подумала Изабелла. Потом вдруг что-то в этом человеке привлекло ее внимание. Мужчина ускорил шаг, снял шапку, помахал ею над головой. Разлетелись его густые каштановые волосы… Изабелла затаила дыхание… это не он… не может быть… наверное, это сон, галлюцинация, вызванная страшными мыслями и горем. Потом она побежала, оба они бежали по осыпающейся гальке, пока не упали в объятия друг друга.

— Роберт!

Изабелла задыхалась, плача и обнимая мужа, чтобы никуда больше не отпустить. Слезы струились по ее щекам, но она их не замечала.

— Ну отличное приветствие, ничего не скажешь. Будто я и так не наглотался вдоволь соленой воды, — но Роберт крепко держал Изабеллу, прижимая к себе. Они стояли, обнявшись, пока не схлынуло удивление.

— Но откуда ты идешь? Из моря? Ветер принес тебя обратно ко мне? — спросила она, когда смогла говорить связно, все еще цепляясь за руку Роберта, словно тот мог исчезнуть в любой момент.

— Ничего романтичного, к сожалению, я иду из «Корабля на Якоре».

— Но как? Почему? Когда?

— Это длинная история.

— Я хочу услышать ее всю. Почему ты не пришел к нам? Мы так горевали о тебе.

— Я сюда пришел вскоре после полудня. Я шел к викарию, чтобы поискать тебя там, но Мэри-Хоуп сказала, что видела, как ты направлялась к морю, вот я и пришел сюда за тобой.

Теперь Изабелла рассмотрела Роберта получше. Он был очень бледен, с тенями под глазами, а правую руку все еще держал за бортом куртки.

— Расскажи мне, что случилось.

— Я должен как можно скорее увидеть Холландов.

— Расскажи мне дорогой.

— Меня подобрал французский люггер. Как тебе это нравится? Один из тех, что нелегально перевозят товары. Они перевернули меня вниз головой, вылили из меня морскую воду и лили в глотку контрабандный бренди до тех пор, пока я не пришел в себя. Через двадцать четыре часа я сообразил, что со мной. К тому времени они уже прочно стояли на якоре в бухте недалеко от Булони. Я лежал в каюте, укутанный в одеяла. Они спасли мне жизнь.

— Они знали, кто ты?

— Нет, слава Богу. У меня в кармане оказались документы на имя Мориса Дюпона. Я был еле живой, но у меня хватило сообразительности сочинить им историю о том, как я поссорился со своей шайкой, что в меня стреляли и выкинули за борт. Контрабандисты все это проглотили, потому что такое случается довольно часто. Они были даже симпатичными. Но, тем не менее, я остался голым, в чем мать родила, а сил — не больше, чем у больного кота, вряд ли я был способен защитить себя. Одежда моя исчезла, как и те деньги, что оставались у меня. Но они были так добры, что нашли мне вот эти довольно уродливые вещички, и время от времени приносили мне еду. Единственное, что не входило в их планы, так это совершить специальный рейс к берегам Англии ради моего спасения. Меня бы здесь не было, если бы одно срочное дело не заставило их снова переплыть Ла-Манш, пока море спокойное, и вот я здесь.

— Это невероятно, я все еще не могу поверить, — выговорила она.

— Знаешь, кто был первым, кого я встретил, ступив на берег вчера вечером и кто спорил с моими парнями по поводу контракта? Джонти собственной персоной! И он узнал меня даже в этом виде. Я тут же подумал, что погиб, что он меня выдаст. Но он хоть и нахмурился и забрюзжал, и глядел на меня волком, но держал рот на замке, иначе меня отправили бы обратно во Францию, потребовали бы выкуп, и мне страшно подумать, как высказалось бы по этому поводу Министерство иностранных дел.

— А что же ты расскажешь в Уайтхолле, Роберт?

— Все зависит от того, какие слухи туда просочились.

— А ты расскажешь им обо мне и Люсьене?

— Не хотелось бы. На все вопросы отвечай, что мы были в сверхсекретном отпуске эти последние шесть недель.

Изабелла рассмеялась, слишком счастливая, чтобы о чем-то беспокоится.

— Мэриан никогда не поверит этому, как и твой отец.

— О, Боже, а папа тут при чем?

— Мне сказали, что Мэриан послала за ним и он приехал из Гленмура.

— Ну вот, и эту проблему придется решать.

— Я собиралась заказать место на завтра в карете на Лондон. Я попрошу Джо заказать два места.

— К черту все! Я иду в гостиницу «Святое Спасение». Мистер Лэмб все для нас устроит. Мне не терпится избавиться от этих шмоток. Ты заметила, что они пропитаны запахом тухлой рыбы? Как по-твоему, не побежит ли викарий сразу мыться?


Загрузка...