Входя в дом, оглянись

– Так уж и не заметил?

– Вот крест, начальник. Нинка пьяная, я тоже приблизительно… Стала махать этой котлетой… ну, пачкой бабла… вроде того, чтоб похвастаться. Меня вот и заело!

Капитан помолчал, сложил бумаги, глянул на настенные часы.

– Ладно, поздно уже. Продолжим завтра.

– А мне куда?

– Привычное дело, в обезьянник, – усмехнулся Муромов, нажал на кнопку вызова. – Дежурного в десятый кабинет!

На улице было совсем темно. По пути к автомобилю полицейский вынул из кармана мобильный телефон, нашел нужный номер.

– Нина Петровна, привет. Муромов. Не отвлекаю? Ну нашелся твой дружок. Как какой? Тот самый, что тиснул у тебя сто тысяч. Сидит в каталажке, ждет нашего с тобой решения. Давай завтра часикам к девяти подгребай, прямиком в мой кабинет. Будем соображать, в какую сторону повернуть дело. Ты что, Нинель? Не дай бог! Никому ни слова. А Савостиной тем более. Это наш клиент, нужно с ним как следует поработать.

Антонина какое-то время наблюдала из окна своей комнаты за мужем, который во дворе таскал за собой шланг, поливая газон, любовно подбирал упавшие на землю созревшие яблоки и бросал их в корзину, потом прикрыла окно и достала из сумки мобильник.

– Доброе утро, – сказала, не сводя глаз с мужа во дворе. – Товарищ капитан, это Савостина. Антонина Савостина. Ничего, что я беспокою? Вы вчера звонили по поводу нашего работника. Да, Артура Гордеева. Новостей никаких? У нас тоже. Нет, не звонил и не появлялся. Товарищ капитан, у меня просьба. У меня муж немолодой уже, часто болеет… Да, сердце… Поэтому лучше его не беспокоить. Если какие-то новости, звоните мне. Спасибо, что понимаете. Я отблагодарю, товарищ офицер, не беспокойтесь.

Она спрятала телефон обратно, поправила перед зеркалом волосы, покинула комнату, стала спускаться вниз.

Михаил повернулся к ней, принялся торопливо сворачивать шланг.

– Подожди, вместе пойдем!

– Одна пройдусь, – отмахнулась Антонина. – Голова болит.

– Перенервничала, что ли?

– Наверное. Или вчера выпила лишнее.

– Я рабочих на стройке караоке отпустил, пока Артур не объявится! – уже в спину ей крикнул Михаил. – Должен же парень объявиться?

Антонина не ответила, отмахнулась, вышла со двора и направилась в сторону своего кафе. Увидела выезжающую из ворот Нину, поспешила к ней.

Та, бодрая, накрашенная, выглянула из окна машины, крикнула:

– Ну, чего? Никаких новостей?

– Мне нет. А тебе? – ответила Антонина.

– Были б, первая узнала!

– А куда в такую рань?

– Как это? За товаром. Через час народ пойдет, а торговать нечем.

Нинка захлопнула дверцу, круто и ловко развернулась, понеслась к трассе. Антонина постояла какое-то время, глядя ей вслед, и зашагала дальше.

Машин возле кафе было немного. Кто-то завтракал на веранде, кто-то крепко спал в машине, высунул из кабины ноги. А кто-то играл в шашки на траве.

Утреннюю свежесть убаюкивала заунывная восточная музыка.

Помещение для караоке стояло незаконченным, рабочих возле него не было, только Хамид старательно работал метлой, приводя площадку в порядок.

Увидел хозяйку, приостановил работу.

– Доброе утро, Антонина Григорьевна!.. Какие новости?

– А какие тебе нужны?

– Хорошие, – улыбнулся азиат. – Например, про Артура. Не вернулся еще?

– Еще не вернулся.

– Думаете, когда?

– Думаю, скоро.

– Очень жалко, если не вернется. Стройка стоит, работа тоже не идет, людей хозяин отпустил. Хорошее дело может не получиться.

– Получится, Хамид. Все получится, – улыбнулась Антонина и попросила: – Ты свою музыку выключи. Дай что-нибудь другое.

– Не нравится? – искренне удивился Хамид.

– Сильно печальная, плакать хочется. – Антонина чему-то рассмеялась и скрылась в кафе.

Нина быстро и уверенно прошагала по коридору второго этажа отделения полиции, с ходу постучала в нужную дверь.

– Войдите! – послышалось из кабинета.

Вошла, улыбнулась широко и обворожительно.

– Здраа-асте!

– Здрасте, Нина Петровна. – Муромов был не один, с сотрудником.

– Вижу, помешала?

– Присядьте на минуту.

Нинка выбрала подходящий стул, уселась вальяжно, раскованно, понимая собственную привлекательность и глядя на мужчин с интересом и женским вызовом.

Сотрудник ушел, капитан покинул стол, расположился напротив посетительницы.

– Ну что, подруга? В твоих руках жизнь. Молодая, сильная, даже симпатичная. Но наглая.

– Где он?

– Отдыхает.

– Могу на него глянуть?

– Зачем? Сначала поговорим.

– Давай. – Нинка, устроившись поудобнее, спросила: – Какие предложения?

– Пока никаких. Есть соображения. – Капитан взял со стола жвачку, кинул подушечку в рот. – Но сначала вопрос. Только начистоту. Он тебе нравится?

Нинка подумала, пожала плечами:

– Временами… Точнее, местами.

– Жалко будет, если потеряешь?

– Хочешь посадить?

– Если посажу, то только с твоего согласия.

Нинка снова задумалась:

– А какой интерес, если посадим?

– Молодец. Это как раз мое первое соображение. Посадить не проблема, а вот зачем?

– Согласна, навара никакого. Голый. Что с него возьмешь?

– Наводящий вопрос. Ведет себя хлопчик нормально? Не выпивает, не безобразничает? Не таскает телок?

– Вроде ничего такого не замечала. Ровный как шпала. А вот Савостина, по-моему, на него глаз положила.

– А он?

– Он?.. По-моему, по барабану.

– Что такое муж Савостиной? – спросил капитан.

– Алконавт. Либо пьет, либо кается перед Тонькой. Любит ее, идиот, до осатанения.

– Старше жены?

– В этом как раз и проблема. Машинка от переживаний почти не работает.

Муромов подумал, цокнул языком.

– В чужое болото лезть себе дороже, – почесал он затылок. Потом достал из ящика стола пакет с деньгами. – Здесь семьдесят три тысячи.

– Сучонок. Неплохо погулял. Двадцать семь успел спустить. Как думаешь, сколько можно с Савостиной срубить? Если пол-лимона?

– Не-е, Нинок, – поднял руки Муромов. – Не втягивай меня в эту бодягу. Разбирайся сама. Пареньку и без того годика три-четыре светит.

– Сколько? – вскинула брови Нинка. – Чего так круто?

– Во-первых, рецидив. Он же только недавно освободился.

– Иди ты?!

– Ты иди, а я посижу, – засмеялся Муромов. – Почти полтора года.

– Е-мое… А я, дура, губы раскатала. Чуть было не втюхалась. – Нинка внимательно посмотрела на мента, попросила: – Давай не будем сажать. Хороший мужичок. Может, выправится.

– Решай, – развел руками капитан. – По старой дружбе дело пока могу придержать. Оно еще не пошло на регистрацию.

– Придержи. Если Антонину нагну на что-то серьезное, скажу тебе.

Капитан раздраженно глянул на нее, повторно предупредил:

– Сказал же, бабки с этого дела брать не буду! – Он принялся быстро собирать бумаги. – Ладно, свободна.

– А эти? – Нинка попыталась дотянуться до пакета с деньгами. – Это ж мои.

Он отвел ее руку.

– Аккуратно, пожалуйста. Это вещдок! Остается в отделении, – поднялся, глянул на часы. – Беседа окончена, у начальника через пять минут планерка.

– А мне с Артуром как поговорить?

– Сейчас дам команду. – Муромов вернулся к столу, взял какие-то бумаги, предупредил: – Только так… Поменьше языком мельтеши.

– Паш, ты чего? Когда такое бывало? Я ж как тот железный забор – двадцать в длину, три в вышину. Глухо.

– Я предупредил, – капитан нажал кнопку вызова. – Дежурный, приведите в десятый кабинет задержанного Гордеева. – Он подмигнул приятельнице. – Тут вам никто мешать не будет. Поворкуйте.

В «обезьяннике» Артур сидел не один. По углам расположились два мужика бомжеватого вида, три гастарбайтера и один щеголевато одетый парень чуть за двадцать. Когда в коридоре появился лейтенант, щеголь первым покинул скамейку, нервно вцепился в решетки.

– Товарищ лейтенант! Я сын Георгия Петровича Остапчука. Он банкир. Соедините меня с ним. Пожалуйста, я все объясню. Это ошибка. Недоразумение. Посмотрите на меня, разве я похож на кого-нибудь из этих?

Сотрудник молча отомкнул клетку, с силой оттолкнул парня.

– Отошел.

– Но я ведь прошу только позвонить отцу. Товарищ лейтенант!..

– Отошел, сказал! – лейтенант снова оттолкнул его. Махнул Артуру: – Гордеев?

– Гордеев, – неуверенно кивнул Артур, поднимаясь. – Так точно.

– На выход.

Запер за ним дверь, и они вместе зашагали по лестнице на второй этаж.

При виде Артура Нинка не выразила никаких эмоций: смотрела на исхудавшего и мятого парня спокойно, с бабьим неуважением, не сразу указала на стул.

– Ну, садись, кавалер.

Лейтенант ушел, плотно закрыв за собой дверь. Гордеев остался стоять, слегка раскачиваясь с пятки на носок.

– В ментуре служишь?

– По совместительству, – ухмыльнулась Нинка и повторила: – Сядь, говорю!

Артур нехотя выполнил приказ.

– Ну?

– Подкову гну. Будешь рогом переть, вообще разговор не получится.

– С тобой разговор?

– Со мной. Считай, теперь я тут главная.

– Ну давай, – ухмыльнулся Артур, закинув ногу на ногу. – Только без морали.

– Ты мне никто, чтоб мораль читать. И про украденные бабки тоже пытать не буду.

– Про чего тогда?

– Про чего? – Нинка исподлобья внимательно посмотрела на него. – Про тебя, милый. Будем думать, как из этого веретена выкручиваться.

– Душа за меня болит, что ли?

– А представь!.. Было б тебе годков сорок, наплевать и забыть. Поздно переделывать. А тут совсем зеленый мурцовник. Жалко, если второй раз по шпалам погонят. Обратной дороги может и не быть.

– Судьба, – пожал плечами Гордеев.

– Слышь, давай без этого, ладно?! Я зачем сюда приперлась? Все побросала и приперлась. Зачем?

– Меня выручать, – нагловато усмехнулся Артур.

– Вот именно.

– Опять же не вижу твоего смысла!

– Человеческий смысл! Людской! – Нинка поднялась, подошла к нему. – Я с ментом почти все уже обговорила. Он готов закрыть дело и выпустить тебя. Теперь все дело в бабках. Нужно добыть их.

– Я вот добыл, теперь в ментуре.

– Слушай, кончай. Тут другая сумма. Серьезная.

– Какая?

– Скажу, плохо станет.

– Ну?

– Тебе лучше не знать! Нужно найти дуболома, кто мог бы отвалить такие деньги. Причем сегодня. Сейчас. Иначе завтра будет поздно.

– Даже не представляю. Нет таких.

Нинка с загадочным взглядом посмотрела на него:

– А если Савостину дернуть? Антонину.

– Не даст. С чего это вдруг? Во-первых, она мне никто. А во-вторых, я ушел от них.

Нинка встала, подошла ближе, заговорила потише:

– Во-первых, она тебе родня…

– Какая там родня?

– Молчи. Ни слова больше. Почти родня. А во-вторых… во-вторых, разве не замечал, как она шарит тебя глазами? Замечал или не замечал?

– Ну, замечал, – не сразу ответил Артур.

– И не просто шарит, а сожрать, проглотить готова! – продолжала наступать Нинка. – Разве тебе это ни о чем не говорит?

– У нее муж.

– Послушай, парень! Давай не будем, а? Не дети, сами все понимаем.

– Ну, не совсем же она дура, чтоб за меня деньги платить.

– Дура. Полная. Она втюханная. Понимаешь, втюханная. А в таком состоянии с бабой можно делать что угодно, не говоря уже про бабки! Эта ж корова потом гордиться будет, что спасла тебя от тюрьмы.

– Она в курсе, что я у тебя… это? – спросил Артур.

– В курсе. Я сказала.

– А Михаил?

– Не дай боже!.. Тот вообще за рубль в церкви повесится! – Нинка вернулась на место, сдула волосы с вспотевшего лба. – Значит, действуем так. Я сейчас еду к себе, нахожу Антонину, все ей излагаю.

– А мне чего делать?

– Ждать. Тебя куда засунули? В обезьянник?

– А куда ж еще?

– Вот там кукуй. А будет результат, капитан доложит и выпустит на все четыре стороны.

Нинка подошла к двери, резко открыла ее, приказала стоявшему в коридоре лейтенанту:

– Можете увести задержанного.

Нинка подрулила к «Бим-Бому», крикнула убиравшей грязную посуду на веранде Дильбар:

– Хозяйка у себя?

– Дома.

– А Михаил Иванович?

– Здесь. Позвать?

– Не нужно. – Нинка нажала на газ и понеслась по своей улице к дому Савостиных.

Антонина услышала шум подъехавшей машины, перестала развешивать на веревке постиранное белье, направилась к воротам.

Посигналили коротко и требовательно.

Открыла калитку, увидела выпрыгнувшую из кабины соседку, впустила во двор.

– Мишки нет? – спросила Нинка.

– В кафе.

– Слава богу, – перекрестилась Нинка, попросила: – Водички, только не холодной, чтоб горло не перехватило.

Антонина налила из графина, стоявшего на столе, передала Нинке. Та с удовольствием и до дна опорожнила стакан, пока Антонина следила за ней напряженным взглядом.

– Вот теперь все. Теперь буксы не горят. Можно передохнуть.

Антонина продолжала молча смотреть на Нинку.

– Чего молчишь? – спросила та.

– Жду.

– Думаешь, новость привезла?

– Надеюсь.

Нинка довольно хихикнула, погрозила наманикюренным пальчиком:

– Чует бабье сердечко! Чует!.. Или я не права?

– Права, – тихо ответила Антонина.

– Если права, то слушай. Нашла я твоего родственника. Точнее, не я, а наш капитан. Ну, который тебе звонил.

– Он где?.. В полиции?

– В полиции. И слава богу. Попади он не к моему Павлу Антоновичу, готовился бы уже баланду кушать.

– Спасибо. Спасибо и ему, и тебе, Нина!.. А позвонить Артуру можно?

– Во-первых, нельзя. А во-вторых, не вижу смысла. Что ты ему скажешь?

– Не знаю. Скажу, чтоб не падал духом. Буду думать, как помочь.

– Пока ты будешь думать, другие уже шариками повертели. Нужно будет колеса смазать, Тонька! Причем жирно!

– Много?

– Прилично. Но можешь отказаться, никто неволить не собирается.

– Сколько?

– Лимон! – выпалила Нинка.

– Лимон? – растерялась Савостина. – Лимон – это?..

– Миллион по-нашему. Но не зеленых, а наших, деревянных.

Антонина медленно отошла к скамейке, опустилась. Глядя на нее, Нинка рассмеялась:

– Прихватило, да? Не ожидала, что столько вывалит? – присела рядом. – Тут, Тонька, тебе решать. Или гуманизм в тебе срабатывает, или посылаешь всех на хутор бабочек ловить и продолжаешь жить своей прекрасной и счастливой жизнью.

– Может, поменьше?

– Не моя цена. Мента. Он же должен там поделиться.

– У меня нет таких денег.

– Возьми у Михаила. У него точно есть.

– Не даст. А потом нужно придумать, зачем такая сумма. А если узнает, вообще осатанеет. Он же не знает, что произошло.

– Догадываюсь. Но проблему решать придется. Родственник как-никак. Не чужая кровь.

– Понимаю. Но пока только голова кружится, и больше ничего.

Нинка поднялась:

– Вот что, соседка. Я старалась, вывернулась до внутренностей, остальное твои проблемы. Надумаешь – скажешь. Не надумаешь – забудем как про вино, которое прокисло.

Антонина тоже встала:

– Нина, нет у меня таких денег, клянусь!

– На «нет», как говорится, и картошка не жарится. Зря, значит, бензин жгла, в ментуру гоняла. Пусть хлопчик еще годков пять на нарах погреется. Ему это полезно.

Нинка решительно направилась к калитке. Антонина какое-то время смотрела ей вслед, окликнула:

– Нин! А когда нужно отдать деньги?

– Сегодня. Самый край – завтра.

– Не знаю…

– Я тоже не знаю. И помочь больше ничем не могу. Салют!

Антонина осталась посреди двора одна. Не слышала, как стукнула калитка, как отъехала машина. Стояла в оцепенении и полном непонимании.

Голова болела нестерпимо. Антонина лежала на диване, придерживала на лбу смоченный холодной водой платок, постанывала, скрипела зубами. Дотянулась до тумбочки, выковыряла из пластинки таблетку пирамидона, запила водой. Услышала шаги в коридоре, натянула на себя плед, стала ждать.

Михаил заглянул в комнату, вошел внутрь:

– Ты чего это?

– Голова болит, – тихо произнесла Антонина.

– На погоду, что ли?

– Не знаю. До тошноты болит.

– Таблетки пила?

– Вон, целая куча.

Михаил присел рядом, приложил ладонь ко лбу жены.

– Горячий… Может, доктора вызвать?

– Пройдет. – Антонина взяла его руку, поднесла к щеке. – Наверное, Миш, перенервничала.

– А ты меньше нервничай. Не дай бог, загнешься, вообще все повалится к чертям.

Антонина помолчала, вытерла выступившие на глазах слезы.

– Все, мать его через колено! – решительно заявил Михаил, поднимаясь. – Звоню доктору, пусть срочно едет.

– Подожди, – силой усадила его на место Антонина. – Не нужен доктор. Тут другое. Тетка из Владимира позвонила. Вера Дмитриевна. Наверное, из-за этого.

– А чего с ней?

– Заболела. Причем серьезно. Как бы не случилась беда.

– В больнице, что ли?

– В больнице. Увезли на «Скорой».

– Ну увезли. И чего дальше? Родных больше никого, кроме тебя, что ли? – пожал плечами Михаил.

– Деньги нужны, Миш.

– Какие деньги? – напрягся он.

– На лечение.

– Сколько?

– Много. Миллион, сказала.

– Чего-о?

– Рублей, не долларов. На операцию. Может помереть.

– У тебя голова варит?

– Болит голова, Миша. Вовсе не варит.

– Вот я и вижу. – Михаил снова поднялся. – Нет у меня денег. Тем более таких. Сам на воде экономлю, а тут какой-то тетке, которую в глаза не видел.

– Миша, она отдаст. Поднакопит и отдаст.

– Не поняла? Нет денег! Нам еще проклятое караоке довести до ума и крышу к зиме перекрыть. Поэтому про болящую тетку не слышал и тебе советую забыть. Вот голова и пройдет.

Михаил остановился возле порога:

– Доктора звать?

– Не нужно. Посплю, успокоюсь, – ответила Антонина.

– Я в город, на базу. Сама никуда не выходи. Жди, когда вернусь.

Антонина искала деньги быстро, лихорадочно. В комнате мужа перевернула матрац, пошарила под ним, обнаружила там тысяч сто, не больше. Залезла на самый верх шкафа, ладонью прошлась по пыльным доскам, заглянула под диван, проверила карманы костюмов и брюк.

Перешла в кабинет, выдвинула все до одного ящики стола, нашла связку незнакомых ключей, огляделась.

Сейфа здесь было два. Один большой и старый. Второй – длинный, новый, с загогулистыми замочками и колесиками.

Ключ к большому сейфу Анастасия подобрала сразу. Достала еще сто тысяч, прикинула, брать ли недорогие украшения, бросила их обратно.

Взялась за второй сейф. Ключ к верхнему замку вроде бы подошел сразу, а вот с колесиками предстояла серьезная возня. Антонина крутила их и так, и эдак, раздраженно смахивала лезущие в глаза волосы, тихо ругалась.

От неожиданного звонка мобильника вздрогнула. Глянула на экран – Михаил. Поколебалась, связь все-таки включила.

– Ты где? – донесся голос мужа.

– Дома, – севшим голосом ответила Антонина.

– Голова прошла?

– Почти.

– Приготовь поесть.

– Поешь в кафе.

– Не хочу. Не люблю, как чуреки готовят. Через полчаса буду.

Антонина отключила мобильник, снова взялась за сейф. Злилась, сдирала ногти, стучала по сейфу кулаком.

И, о чудо! Сейчас открылся. От неожиданности Антонина на миг замерла, затем запустила руку внутрь. Денег было здесь более чем достаточно. Отсчитав положенные пачки, Савостина засунула тоненькую часть оставшихся денег обратно, закрыла сейф и, прижимая к груди, поспешила в свою комнату. Нашла полиэтиленовый пакет, сложила в него пачки, выглянула в окно.

Тихо, спокойно, ни души.

Почти бегом навела в комнатах порядок, поставила мебель на место, вернула куда положено ненужные мелкие деньги, застелила диван, кровать, постель.

Оглядела комнаты, еще раз поправила мебель и занавески, взяла пакет с деньгами, сунула его в небольшую сумку и поспешила вниз.

Возле магазина Нинки Антонина притормозила, коротко посигналила. Ждать не стала, прыгнула на асфальт, быстро направилась к входу.

На ступеньках чуть не налетела на саму Нинку, та придержала ее, отвела в сторонку:

– Ну, чего?

– Все в порядке. Скажи менту, чтоб ждал.

– А где деньги?

– В сумке.

– Давай сюда, – потребовала Нинка.

– Так это ж капитану! – удивилась Антонина.

– А ты хочешь ему прямо в ментуре всучить? Совсем больная? Неси, сама передам.

Антонина замялась:

– А точно… передашь?

– Нет, заныкаю! Чтоб Павел Антонович мне потом бошку оторвал.

– Позвони ему.

Нинка вздохнула, мотнула головой, набрала номер.

– Паш… Павел Антонович, привет. Ну, все в порядке. Сейчас Антонина прикатит, ты с ней все порешай. Хорошо, передам. Передам, говорю! – отключила связь. – Ну, что за народ? Как только мент, так черепок! – объяснила Нинка Антонине. – По дороге набери капитана, он скажет, где подберешь своего родственничка. В ментуру только не суйся, делать тебе там нечего.

Антонина открыла сумку, достала пакет с деньгами. Нинка пересчитывать не стала, по привычке погрозила:

– Гляди, Тонька, с тебя еще и магарыч!

Антонина придержала ее:

– А могу я сейчас переговорить с Артуром? Пару слов. Попроси, пусть соединит.

– Ага, по громкой связи! – засмеялась Нинка. – Будешь орать отсюда, он оттуда. Вот и побеседуете. – И уже направляясь в магазин, посоветовала: – Мобильник у капитана не забудь забрать. Чтоб у Михаила не было вопросов.

Антонина постояла в раздумье, набрала номер Артура. Механический голос ответил, Антонина ничего не сказала соседке и покинула магазин.

Нинка быстренько содрала с себя фартук и рабочее платье, в подсобке переоделась, в окно увидела спешно идущую к трассе Антонину, выбежала во двор и села в свою машину.

Антонина покинула салон машины. Направилась к небольшому фонтану, стала осматриваться. На всякий случай включила мобильник, обнаружила на экране несколько звонков от мужа, тут же выключила его.

Заметила вдруг, как поодаль остановился милицейский «козел», из него выбрались вначале два сотрудника, потом на асфальт спрыгнул Артур. Менты что-то сказали парню, он благодарно пожал им руки, не по уставу козырнул вслед.

Антонина, отяжелевшая и погрузневшая от напряженного ожидания, направилась в его сторону.

Гордеев лениво оглядывался, не видя ее.

Антонина отошла от фонтана, пару раз махнула рукой, потом позвала:

– Артур!

Он вздрогнул, повернулся сначала не в ту сторону, но потом заметил Антонину, зашагал к ней неторопливо, подчеркнуто спокойно.

Она стояла неподвижно, смотрела на Артура тяжелым взглядом, с непонятной злостью.

Артур остановился, с кривоватой усмешкой произнес:

– Ну привет.

– Привет, – ответила Антонина вдруг севшим голосом.

– И чего дальше?

– Предлагай.

– А чего я? Ты вызвала, вот сама и предлагай.

Антонина подошла почти вплотную, поднесла руку к его лицу, неожиданно сжала его подбородок с силой и злостью:

– Гаденыш.

– Ты чего? – отбросил ее ладонь Артур. – Совсем с кренделей? Может, мне того… уйти?

– Никуда не денешься. Пошли, есть о чем поговорить.

– Не, ну а в морду чего вцепилась?

– Объясню. Пошли. – Антонина неожиданно улыбнулась. – Голодный, небось? Есть хочешь?

– А то. Больше суток на баланде. Хуже, чем в любом таджмахале.

– Найдем какую-нибудь забегаловку, наешься. – Она взяла его под руку, почти силком повела за собой.

– Не, Тось, погоди, – все еще пытался выяснить отношения Гордеев. – Чего ты в момент озверела?

– Потом объясню, – ответила Антонина.

Нинка успела к скверу в самый раз. Резко тормознула, схватила с сиденья мобильник, опустила стекло, принялась торопливо фотографировать парочку.

Кафе находилось недалеко от сквера – небольшое, уютное, зеленое. Нашли столик подальше от публики, которой, в общем-то, было мало, стали ждать официанта. Антонина смотрела на Артура внимательно, как бы изучала.

– Что? – спросил он.

– Зачем деньги у Нинки спер?

– Спер, потому что дура. Стала перед мордой моей махать, демонстрировать, какая крутая. Вот я и не выдержал.