Вик

Глаза моего брата сверкнули.

— Почему он не отвечает на звонки, Аника?

Лев хмуро посмотрел на Сашу, опустив бровь.

— Полегче.

В то же время Мина нахмурилась и выпалила:

— Как насчет того, чтобы следить за своим тоном?

Но, как бы редко это ни было, Саша позволил своему раздражению взять верх. Он подошел вплотную, вынудив Анику с широко открытыми глазами сделать шаг назад, и когда она врезалась в стойку, он тихо заговорил:

— Если с ним что-то случится, а ты прикусишь язык… — Он позволил угрозе исчезнуть, но его смысл был ясен.

Услышав это, мои брови нахмурились.

— Что это должно значить? — Я повернулась лицом к Анике и повторила то же самое, мой тон стал выше, чем прежде. — Что, черт возьми, это должно значать?

Аника молча стояла рядом, защитно обхватив себя руками, и губы Саши скривились, когда его взгляд скользнул по ней:

— Да будет так.

Мой брат повернулся и пошел прочь, но в тот момент, когда он скрылся из вида, Аника прерывисто вздохнула, и ее лицо исказилось. Я сразу же пошла к своей подруге, положила руку на ее плечо в утешении и наклонилась, чтобы посмотреть ей в глаза.

— Все в порядке.

— Не в порядке. — Она огляделась, запаниковала, и ее дыхание сбилось. — Это не нормально, Настасья.

О, нет.

У меня внутри все сжалось.

Что происходит? У Вика были какие-то неприятности?

— Ани. — Я наклонилась и взяла ее руки в свои, нежно сжимая. — Мне нужно, чтобы ты поговорила со мной, детка. С Виком все в порядке?

— Не знаю, — выдохнула она, и я почувствовала, как дрожат ее руки. Широко раскрыв глаза, она опустила лицо и сказала, казалось, самой себе: — Он уже должен был позвонить. Он должен был позвонить.

— Куда он делся? — спросила я как можно спокойнее, хотя у меня внутри был бардак.

Отведя глаза вдаль, она пробормотала:

— Он не стал рассказывать мне подробности, просто сказал, что ему нужно идти. — Она моргнула, как будто увидела меня в первый раз, ее страх был очевиден. — Почему я не задала больше вопросов? Почему я отпустила его?

И поскольку эти вопросы были обоснованными и в равной степени пугающими, я решила полностью проигнорировать их и вместо этого слегка улыбнулась своей подруге, солгав сквозь зубы:

— Знаешь, он, наверное, просто потерял счет времени или что-то в этом роде. — Хватка Аники на моей руке усилилась, как будто она ухватилась за брошенный мной спасательный круг. Итак, я продолжила: — Я не беспокоюсь. Он присматривал за нами с тех пор, как мы были детьми. Он может позаботиться о себе.

Но когда я натянула улыбку, у меня внутри что-то сжалось.

— Да, — произнесла она, нахмурив брови, и голос ее дрожал. — Он может.

Я выдавила себя широко улыбнуться и отпустила одну из ее рук, чтобы погладить ее по щеке.

— Он просто потерял счет времени.

Она быстро и с тревогой кивнула:

— Верно.

— Он появится, — заверила я ее.

— Он придет, — тихо произнесла она, нахмурившись.

И чуть позже трех ночи он это сделал.

Я сидела на краю своей кровати, мое колено бешено подергивалось, в одной руке я держала мобильник, а на другой кусала ноготь большого пальца.

Широко раскрыв глаза, я попыталась еще раз, набрав номер только для того, чтобы записанный женский голос произнес:

— Номер, на который вы пытаетесь дозвониться, недоступен. Пожалуйста, попробуйте позднее.

Еще раз.

Вновь и вновь.

Снова и снова я пыталась, но не получалось.

Не знаю, как долго я просидела там при свете лампы, но звук приближающейся машины заставил меня поднять голову. Вспышка света залила мои окна, и я встала. Пробежав босиком, я выглянула из окна и хмуро посмотрела на неизвестный серебристый седан. Этот хмурый взгляд усилился, когда я увидела, как он выбрался наружу, тихо закрыл дверь и подошел к моей входной двери, держась за ребра.

Ритм сердца ускорился.

Держась потными ладонями за перила, я полетела вниз по лестнице, делая два шага за раз, и, прежде чем он успел воспользоваться ключами, болтающимися в его пальцах, я распахнула дверь, моргая на его залитую лунным светом фигуру, и воскликнула:

— Иисус Христос. Ты хоть представляешь, как все волновались? Как я волновалась? Что ты здесь делаешь?

Тьма хорошо скрыла его, но это не помешало мне наблюдать, как тени на его лице сгущаются, и, когда он издал напряженный вздох, его плечи поникли. Его грубый ответ опалил каждое мое нервное окончание.

— Я не знаю. Я только сел за руль, и следующее, что понял, это то, что я приехал сюда.

О Господи. Это был хороший ответ. На самом деле очень хороший. Но так сложились обстоятельства, что мне пришлось игнорировать бабочек, порхавших у меня в животе, и разобраться с ним.

Мои дикие глаза смягчились, когда человек передо мной прислонился к открытому дверному косяку, издал короткий вздох и вздрогнул. Его лицо на мгновение скривилось от боли, и потребность позаботиться о нем была слишком велика, чтобы я могла сопротивляться. Я протянула руку и позволила своим пальцам обвить его свободную руку, нежно притягивая его, и когда его ноги начали двигаться, я спросила в ярости:

— Где ты был?

Его молчание казалось громче реального ответа.

К тому времени, как я наполовину затащила его в полутемную кухню, я уже вытащила телефон и набрала номер. Держа мобильник между шеей и плечом, я быстро подошла к выключателю. Она ответила до того, как я успела включить свет.

Дрожащий голос Аники прозвучал у меня в ухе. Было ясно, что она превратилась из испуганной в окаменевшую.

— По-прежнему ничего. Я не знаю, что делать, Нас. Что мне делать?

— Он здесь.

— Что? — Я услышала, как она пошаркала, чтобы сесть. — Где он был?

— Не знаю, но он здесь. Он в порядке. — Но когда я повернулась, чтобы посмотреть на него при включенном свете, внутри у меня скрутило желудок, и я тихо выдохнула: — Дерьмо.

— Дерьмо?

Быстро соображая, я моргнула при виде его окровавленного и покрытого синяками лица и бросила:

— Я, э-э-э, ушибла палец на ноге. Все в порядке. С ним все в порядке.

— Ты уверена? — робко спросила она.

Я закрыла глаза, больше не в силах смотреть на глубокую рану на его лбу или кровавую дорожку, засыхающую на его подбородке.

— Ага.

И тут Аника разозлилась.

— Я надеру ему задницу! Скажи ему это. Ты скажешь ему: Аника сказала, что надерет тебе задницу. Скажи ему сейчас!

Поджав губы, я перевела на него сочувственный взгляд и передала ее сообщение.

— Аника надерет тебе задницу.

Его пальцы скользнули по его щеке, и мой живот скрутило, когда он вздрогнул.

— Конечно.

Аника судорожно выдохнула.

— Я испытываю такое облегчение. — Звенящий смех прорезал ее страх. — Боже. Меня трясет, такое облегчение я испытываю.

— Ага, — пробормотала я, следя глазами за повреждениями на его и без того суровом лице. — Я тоже. — Я прочистила горло. — Теперь можешь спать спокойно. Он у меня.

Вик встал, подошел к моей кухонной раковине и наклонился над ней. Он зажал одну ноздрю и сильно выдохнул. Мой желудок перевернулся, когда липкие куски свернувшейся крови с легким звоном упали в раковину.

Аника облегченно усмехнулась.

— Ага. Спасибо, что дала мне знать.

Я не стала заморачиваться с любезностями. Повесила трубку, убрала от уха свой телефон и держала его свободно, позволив ему упасть рядом с собой, в то время как мое сердце сжалось от состояния Вика.

Положив руки на край, его высокая фигура возвышалась над раковиной, и он пророкотал:

— Я не мог пойти домой в таком виде.

— Домой. — Моя бровь изогнулась. — С твоими мамой и папой. С Аникой. Вот где ты живешь, верно? — Я сделала паузу. — Туда домой.

То, как его глаза сузились, заставило меня покачать головой, зная, что у меня есть ответ. Когда стало ясно, что он не в настроении откровенничать, я выдохнула, затем провела рукой по лицу, прежде чем мои глаза окинули всего его, осматривая повреждения.

— Нет. Я не думаю, что ты мог пойти туда.

— Я подумал, может быть… — Он остановился на секунду, прежде чем продолжить: — Я думал, что у тебя все еще может быть здесь есть что-то из моего дерьма.

Может.

О, я собиралась отпустить его, но что-то пошло не так, как предполагалось, и, выбросив мешок с его одеждой в свой мусорный бак, я поймала себя на том, что забрала его назад несколько часов спустя, в слезах, крайне стыдясь того, что не могла расстаться даже с чем-то таким несущественным, как пара его спортивных штанов и простая черная футболка. Но они пахли им, и иногда ночами, когда я действительно скучала по нему, я натягивала эту футболку на наволочку и вдыхала ее запах, пока не засыпала беспокойным сном.

— У меня может быть кое-что в шкафу. — В верхнем левом углу, за коробкой кремового цвета, спрятанной там, где ее никто не сможет найти. Я даже не могла скрыть своего разочарования, когда сосредоточилась на его изуродованном лице. — Это нужно обработать, и тебе нужно принять душ, так что иди наверх, и я буду там через минуту.

Вик не был безразличен. Его зоркие глаза должны были видеть охватившее меня опасение, но он оказал мне эту милость, оттолкнувшись от раковины, держась за ребра и оставив меня с моими мыслями.

Между неспособностью Вика поговорить со мной и странным поведением Аники я застряла где-то посередине, меня постоянно отталкивали оба, как будто я не могла их понять.

Неужели они забыли, что я сама прошла через некоторое дерьмо?

Между тайным, но частым издевательством моей матери надо Львом и потерей отца из-за сердечного приступа, когда мне было всего двадцать лет, одним братом, выступающим в роли босса мафии, в то время как особенности другого привлекли внимание тех, кто никогда не мог понять глубины его прекрасной души, я испытала свою долю трудностей и горя, у меня было разбито сердце.

Я не была хрупкой, но, когда они обращались со мной так, как будто я сделана из стекла, я чувствовала себя ничтожеством. Слабый. Жалкой. Бесполезной.

Я хотела, чтобы они позволили мне быть там для них, как они были для меня.

К тому времени, как я достала аптечку из-под холодильника и подняла коробку наверх, дверь в ванную была слегка приоткрыта, и из щели валил пар, пока Вик смывал с себя неприятности, к которым оказался каким-то образом причастен.

Поставив аптечку на край кровати, я вошла в шкаф и нашла одежду, которую он оставил. Я взяла всю стопку, осторожно поднося ее к носу и вдыхая его пряный мужской аромат, прежде чем неохотно опустить ее на место возле белой прямоугольной аптечки.

И пока он смывал свою дерьмовую ночь, я ждала. В этот момент ожидание Вика было второй натурой. Странно знакомая поза.

Глупая девчонка.

Слова были едва слышны, но я слышала их так ясно, словно она кричала мне прямо в ухо.

Струи душа прекратились, и вскоре он вышел из моей ванной, одетый только в коричневое полотенце, обернутое вокруг талии, его тело было покрыто каплями воды. Я тяжело сглотнула, глядя на портрет, которым он был. Но когда мой мягкий взгляд скользнул по большой красновато-фиолетовой отметине на его ребрах, я раздраженно вздохнула:

— Ты в полном беспорядке.

Вик поморщился, пытаясь опустить рассеченную бровь.

— Я не думал, прежде чем прийти. Я не должен вываливать это дерьмо на тебя. Не после того как…

Я не дала ему шанса закончить.

— Она ушла. — Затем я опустила подбородок и поправила: — Она уходит. С каждым днем я слышу ее все меньше и меньше. Я в порядке, клянусь.

Он был рядом со мной. Отказать мне в возможности ответить тем же было бы оскорблением.

Со своего места на кровати я отползла назад и скрестила ноги, откашлявшись, и мягко предложила:

— Ты можешь переночевать сегодня здесь.

Путь до моей кровати был недолгим, но он двигался медленно, и, хотя он пытался скрыть это, чуть прихрамывал. У меня болела грудь.

Ему было больно.

Ловкими пальцами он копался в куче одежды, поднимая, а затем осматривая каждый предмет, пока не наткнулся на то, что не было одеждой. Что-то, о чем я забыла.

Он поднял его и внимательно осмотрел.

— Что это?

Мои собственные брови нахмурилась, когда я наклонилась, чтобы взглянуть на предмет, и когда я сосредоточилась на нем, мои глаза расширились, а щеки покраснели, я попыталась выхватить предмет из его рук.

— Ничего такого.

Но Вик держал его вне досягаемости, продолжая осматривать предмет.

— Подожди. — Он держал в руках маленький пластиковый шарик, и в его тоне было легкое недоверие. — Я помню его.

Я думала о том, чтобы схватить его и бежать, но было слишком поздно. Его ловкие пальцы уже разломили шарик пополам, обнажив маленькое пластиковое кольцо в форме сердца.

Его стоическое лицо гармонировало с грубым голосом.

— Венис-Бич (прим. — один из самых знаменитых пляжей в Лос-Анджелесе). Пирс. — Когда он задумчиво наклонил голову, то пробормотал: — Какой это был год? Две тысячи десятый?

— Две тысячи восьмой, — поправила я.

— Ага, — выдохнул он с благоговением. — Иисус. Теперь я вспомнил. — Его губа дернулась, но брови нахмурились. — Я покупаю тебе платину и бриллианты, а это ты оставляешь себе?

Смущение сменилось более глубокими эмоциями.

Горе.

Я не могла смотреть на него.

— Я все сохранила, — шепотом призналась я, отчаянно пытаясь сморгнуть жгучие непролитые слезы.

От самых маленьких безделушек до билетов в кино. Господи. У меня даже осталась пустая обертка от презерватива, оставшаяся после нашей поездки в домик моей семьи на озере Писеко. Я засушила цветы и упаковала лепестки. Я вела записи и украла ключи от гостиничных номеров. У меня была баночка ракушек с той самой поездки на Венис-Бич. Мои фотоальбомы были переполнены, и я не собиралась прекращать коллекционирование, потому что каждое следующее воспоминание было так же дорого, как и предыдущее.

Его пальцы медленно сжались вокруг маленького пластикового шарика, крепко сжимая его в руке, и некоторое время он молчал.

— Я знаю, ты не хочешь, чтобы я был здесь…

Неправда.

— …и извини, что пришел.

Не смей. Не удешевляй это для меня.

У меня внутри все сжаалось.

И когда он посмотрел на меня, в его тяжелом взгляде была смелость. Синяк на его виске выглядел болезненным, а порез на лбу, казалось, подмигнул мне, когда он прошептал:

— Ты хочешь, чтобы я ушел?

Мои руки покрылись мурашками.

Я тихо покачала головой и сказала еще тише.

— Останься.

— У меня была тяжелая ночь. — Я могла сказать то же самое по его виду. Он подобрал свои штаны и поднял их под полотенце. Как только полотенце упало, мой взгляд метнулся к счастливой дорожке, которая начиналась чуть ниже его пупка и спускалась к резинке штанов с низкой посадкой. — Тебе нужно перестать смотреть на меня так, если ты не хочешь никаких действий сегодня вечером, kiska.

Котенок.

Нет. Он не мог называть меня так, выглядя прекрасно и дерьмово. Это просто было несправедливо.

— Я на взводе и рвусь в бой. — Его грозный взгляд скользнул вниз, к низкому вырезу моей майки. Его тон был полон намеков, глаза осматривали меня. — И никто не борется со мной лучше, чем ты, детка.

Фу. Моя киска уже пульсировала.

Дерьмо. Я собиралась пожалеть об этом. На самом деле я уже жалела.

Слова вырвались неохотно.

— Наверное, тебе следует отдохнуть сегодня вечером.

Вик закрыл глаза, но, к счастью, не стал спорить. Потому что, если бы он это сделал, я бы сдалась. Вместо этого он взял полотенце и вернул его в ванную. Когда вернулся, он занял место рядом со мной и сказал без особого энтузиазма:

— Хорошо. Давай покончим с этим дерьмом.

Выглядя усталой, я послала ему грустную улыбку, нанося антисептик на его порезы, останавливаясь только тогда, когда он отстранялся или ругался. Мне это показалось забавным, и я не могла сдержать ухмылку.

Вик это заметил, и его рот скривился.

— Чему ты улыбаешься?

Я сжала губы, пытаясь скрыть смех, и осторожно провела рукой по его лбу.

— Я никогда не понимала, как ты можешь так терпеть побои, но стонать и ругаться, когда приходит время перевязывать твои раны.

По тому, как заострились черты его лица, я поняла, что он воспринял это как оскорбление.

— Я не нытик, — откровенно сказал он. — Или сучка.

Тогда я не стала этого скрывать. Я усмехнулась.

— Совершенно верно. — Он посмотрел на меня, когда я добавила: — Ты большой ребенок.

Когда я прижала пару пластырей для закрытия ран, он прикрыл глаза и сказал:

— Какое счастье для женщины, которая плакала, когда мне пришлось удалять занозу из ее ладони.

Моя улыбка была полна дерзости.

— Я очень хорошо понимаю свои чувства, большое спасибо. — И поскольку у меня было сильное предчувствие по поводу того, что он мог делать сегодня вечером, я добавила: — Кроме того, я не вызывалась на это добровольно.

Плечи Вика напряглись, но он говорил ровно.

— С чего ты взяла, что я вызвался на это добровольно?

О, давай поговорим об этом сейчас.

— Потому что, если бы ты этого не сделал и ушел бы в таком виде… — Один последний пластырь, и я закончила. Я откинулась назад и посмотрела ему прямо в глаза. — …мои братья уже выбросили бы тело парня, достаточно глупого, чтобы прикоснуться к тебе.

Лицо Вика потемнело, и это было так напряженно, что я почти забыла как дышать. Я обожала надутые губы этого мужчины, поэтому смягчила их единственным известным мне способом.

Наклонившись, я на секунду прикоснулась своими теплыми губами к его, прежде чем отстраниться и очаровательно улыбнуться:

— Готово. Уже лучше.

Нас окутала тишина. Его лицо не выражало никакой реакции, я начала упаковывать аптечку, но как только подняла ее, я услышала его грубое признание.

— Я чертовски скучаю по тебе. — Я стояла там, держа коробку, когда он опустил голову, слегка покачал ею и произнес едва слышно: — Я думал, что мы в порядке. Зная, что сделал тебя несчастной, когда был так чертовски счастлив… зная, что ты не чувствовала того, что чувствовал я… — Он грубо прошептал: — Это глубоко ранит меня. Совершенно ошарашивает. — Он посмотрел на меня тогда и пожал плечами. — Ты никогда ничего не говорила.

Печаль, которую я чувствовала, уменьшилась вдвое, поскольку взял часть груза на себя.

Я сглотнула, преодолевая комок в горле.

— Я не была несчастной, по крайней мере, не все время.

Только, когда ты хранишь секреты.

— Но ты и не была счастлива. — И когда я не стала отрицать, он произнес отчаянное: — Это то же самое. — Мое сердце разорвалось, когда он, моргнув, посмотрел на свои колени и сказал: — Я все время думаю о том, что я мог сделать, — что я могу сделать — чтобы восстановить этот сожженный мост между нами.

Он не был сожжен. Не полностью. Каркас еще тлел.

У нас еще было время встретиться посередине.

— Ты мог бы поговорить со мной.

Он усмехнулся, и это задело.

Не останавливаясь, я попробовала еще раз.

— Ты мог бы сказать мне, почему живешь дома. Ты мог бы объяснить, почему ездишь на этом дерьмовом ящике снаружи, когда у тебя есть «Лексус». Может быть, скажешь мне, почему Аника все время такая грустная, почему у нее депрессия? — Мне следовало проявить больше такта, прежде чем задавать ему вопрос. — Почему ты работаешь в «Поцелуе Афродиты»? — Он вскинул голову, в его взгляде был гнев, и я уронила аптечку, сделав три шага, чтобы встать перед ним на колени, умоляя его ответить. С сияющими глазами я допытывалась у него, мой голос был тихим и дрожащим: — Почему ты не можешь поговорить со мной?

Он прикусил губу и опустил глаза, лишая нас той малой связи, которая у нас еще была.

И мой живот скрутило.

Хорошо. Ладно, упрямая задница.

Я встала как можно грациознее и твердо произнесла:

— Это то, мимо чего я не могу пройти мимо, Вик. Мы были командой тринадцать лет. А если ты не можешь со мной поговорить начистоту, то и говорить не о чем.

Это было похоже на очищение. Это казалось окончательным. Но как только я повернулась, чтобы взять аптечку, его рука обхватила мое запястье и крепко сжала. Я повернулась, чтобы посмотреть на него. С выражением, которое я могла бы описать только как чистую агонию, он дернул меня, и я пошатнулась, упав боком к нему на колени. Прежде чем я успела осознать, его сильные руки обвились вокруг меня, крепко прижимая к себе, и когда он опустил лоб к моей ключице, мне показалось, что он пытался говорить, используя свои действия, так как слова подводили его так много раз раньше. Его теплое дыхание на моей шее, его руки согнулись так, что показали мне, что он был в нескольких секундах от потери контроля, это нанесло серьезный ущерб как моему сердцу, так и моей голове. Я рефлекторно обняла его за плечи, впитывая его теплоту и отчаяние, окутывая себя интенсивным коконом эмоций, которые он не осмеливался показывать.

Быть на руках у Вика было совершенно естественно.

Обнимать его в ответ было возвышенно.

Мои руки двигались сами по себе, сначала поглаживая его затылок, потом шею, переходя к неподатливым плечам. Я внимательно наблюдала за тем, как он содрогался от моих манипуляций, и сила, которая тогда захлестнула меня, была беспрецедентной.

Вику нечасто требовалась ласка, но, когда она требовалась, я дарила ее без остатка. Он брал только то, что ему было нужно. Понемногу. И когда он подарил мне возможность заботиться о нем, я крепко сжала его, удерживая обеими руками. Это райское чувство — быть нужной ему, даже на мгновение.

Его губы скользнули по чувствительной плоти у основания шеи, не совсем целуя, просто скользя, мягко шепча по моей коже, и я сделала судорожный вдох. Мои глаза закрылись.

Прямо сейчас, если бы он сделал ход, я бы поддалась. Я отдала бы себя ему, удержала бы его в своем теле и принесла бы себя в жертву на алтаре его боли.

Затем, не заботясь о своих ранах, он встал, подняв меня с собой, и я растворилась в его объятиях. Мой взгляд встретился с его, пока он осторожно опускал меня на середину кровати, и я затаила дыхание. Было что-то в том, как он стоял, глядя на меня сверху вниз, словно пытаясь запечатлеть этот образ в памяти. И когда он скользнул рядом со мной почти по-кошачьи, мое тело заныло в предвкушении. Когда он придвинулся ближе, я перестала дышать.

Прижавшись всем телом к моему, он прошептал в темноту:

— Обними меня.

За все время, что я знала его, за двадцать пять с лишним лет я никогда не слышала, чтобы Вик обращался с такой уязвимой просьбой.

Меня не нужно было просить дважды.

Одна рука обвила его плечи, а другая обхватила его затылок, и когда он уткнулся носом в мое маленькое декольте, в этом не было ничего сексуального. Нет. В тот момент он просто искал утешения, а я его обеспечила. Когда кончики моих пальцев нежно погладили его влажные волосы, он закрыл глаза и положил голову мне на грудь, зная, что со мной он в безопасности.

— Мне просто нужно быть рядом с тобой. — Неуверенные слова, прогремевшие на изгибе моей груди, были искрой, зажигающей пламя огня, который я угрожала потушить снова и снова. — Не отказывайся от меня.

Я не могла говорить, но из всех озадачивающих мыслей, пронесшихся тогда в моей голове, я решила сосредоточиться на единственной, которая что-то значила. И когда нежно посмотрела на него сверху вниз, усталая улыбка скользнула по моим губам.

Независимо от того, сколько времени мы провели врозь, независимо от того, что мы сейчас разъединены, Вик был здесь.

Это что-то значило, не так ли?

Он вернулся домой.

Он пришел ко мне домой.

Глава 18

Настасья

Звук открывающейся входной двери, за которым последовало клиническое: «Настасья, Лидия хотела бы, чтобы ты пришла к нам на завтрак», заставил меня поднять голову и прищуриться в темноте. Когда я переползла через тело рядом со мной, чтобы проверить часы, я заметила время и тихонько притворно заплакала.

Чувак. Было всего 9 часов утра.

— Мина готовит блины, — сказал Лев, поднимаясь по лестнице. — Они странного цвета и не очень хороши, но, пожалуйста, не говори ей об этом.

Оседлав теплое тело и вытянув руки над головой, я хмыкнула, зная, что Лев упомянет об этом только в том случае, если он сделал ошибку, сказав это сам.

Бедный парень часто учился на горьком опыте.

— Ты одета? — спросил он у двери моей спальни.

Я уже сказала: «Да», но, когда он открыл дверь и вошел, он посмотрел в точку подо мной и замер.

— Я не мешаю?

Что?

Брови нахмурились в замешательстве.

— Нет.

Почти сразу язык тела моего брата ослаб и вернулся к нормальному, когда он вошел и пробормотал:

— Хорошо. Рад тебя видеть, Виктор. — Мои глаза комично расширились, и все вернулось обратно. — По состоянию твоего лица я понял, что вчера вечером у тебя была веская причина прогулять работу.

Мой желудок сжался. Я смотрела прямо на спинку кровати, когда пара больших рук переместилась к моим бедрам, пальцы согнулись в нежной ласке.

— Что-то в этом роде, — только и пробормотал он, и когда мои глаза, широко распахнутые и встревоженные, встретились с его, он ухмыльнулся сквозь порез на губе и подмигнул.

Подмигнул.

— О Боже, — пробормотала я, когда мой лоб нахмурился, и скатилась с Виктора. Я пристально посмотрела на него, его губа дернулась. — Ты мог бы что-нибудь сказать, — выпалила я, когда он перекатился на бок, подперев голову кулаком и ухмыляясь мне.

Я прокралась в свой шкаф, чтобы достать кимоно и обернуть его вокруг себя, туго завязав вокруг талии. Защищаясь я посмотрела на Льва и прорычала:

— У нас не было секса, ясно?

Лев нахмурил брови.

— Не помню, чтобы спрашивал.

Не так ли?

Ой. Нет, не спрашивал.

Смущенная, я проигнорировала румянец на щеках и потопала в ванную, вернулась с кучей его одежды и швырнула ее в дерзкого мужчину в моей постели. Штанина джинсов болталась у него над головой.

— Тебе нужно уйти.

Я сказала это с пренебрежением, но Вик не обиделся. Вместо этого он откинул свою грязную одежду, лениво потянулся, а затем, зевнув, сказал:

— Да, наверное, мне стоит пойти домой и позволить Анике разорвать меня, засранца.

Послушайте этого парня, говорящего о своей милой сестре так, будто она доставляет неудобства. Мне вдруг захотелось заступиться за нее.

— Ты заслуживаешь это.

— Она была очень расстроена, — подтвердил Лев, наклонив голову.

— А судя по тому, как Саша надрал задницу ей, — добавила я, не задумываясь, — она вполне имеет право отыграться на тебе.

Вик сел, потом моргнул и очень-очень медленно спросил:

— Саша накричал на нее?

О-о.

Я не должна была это говорить?

Наверное, я не должна была это говорить.

— Она отказалась сказать ему, где ты, — ответил Лев. — Ему это не понравилось.

Губы Вика сжались в одну линию.

— Это потому, что она не знала.

— Да. Она ему так и сказала, — скучающим тоном проговорил Лев. — Было ясно, что он ей не поверил.

Я не знала, на кого Вик злится — на Сашу, Анику или на себя. По этой причине я изложила обходной путь:

— Вот что происходит, когда ты уходишь в самоволку. Люди, которые заботятся о тебе, беспокоятся. Мы пытались до тебя дозвониться. — Затем добавила тихо: — Я пыталась дозвониться тебе.

— Мой телефон сломался. — Вик нахмурился, думая о том, что я сказала, прежде чем он выкатился из постели, собрал свои вещи и пробормотал: — Мне пора.

Вик порылся в куче одежды и натянул черную футболку. Она стал жестким в тех местах, где кровь накапала с его лица, но это было не слишком заметно. Он надел туфли, собрал свои вещи и ушел, не оглянувшись. Мои брови опустились. Когда я услышала, как входная дверь открылась, а затем закрылась, я нахмурилась. В тот момент, когда двигатель завелся, я бросилась к окну, отдернула занавеску и смотрела, как он уезжает, с округлившимся ртом, изрекшим недоверчивое:

— Даже спасибо не сказал. Отлично.

— Настасья, — сказал Лев, пока я продолжала смотреть вдаль, — надень что-нибудь. Завтрак остывает.

У меня вырвался вздох, когда я повернулась, вошла в свой гардероб и оделась в джинсы и свитер, пока Лев ждал у подножия лестницы. Мой брат придержал для меня дверь, пока я выходила на улицу, надев свои пушистые тапочки.

Внезапная мысль заставила мой лоб нахмуриться.

Прогулка, хотя и короткая, дала мне время спросить:

— Лев, ты считаешь меня умной?

Без колебаний он ответил:

— Конечно.

Но я могла сказать, что он не понял, что я имела в виду. Это было трудно объяснить такому человеку, как Лев, но я попыталась.

— Не умная, а сообразительная. Типа, смышленная, понимаешь? — Лев открыто демонстрировал свое замешательство.

Я тихо пробормотала:

— Не бери в голову.

Наступила мимолетная пауза, прежде чем мой брат сказал:

— Возможно, если ты скажешь мне ответ, который ищешь, я смогу помочь тебе его достичь.

Я думала о том, как лучше это описать.

— Просто я смотрю на тебя и знаю, что ты умный. Я вижу, что Саша сделал с «Сердцеедками», и хоть он и задница, я знаю, что он умен. Но я? Я не знаю, что люди думают, когда видят меня, но я не думаю, что это типа «эй, эта девушка понимает кое-что».

— Почему это? — спросил он с любопытством.

Я на мгновение оцепенела.

— У всех вас есть свое дерьмо. Всех, кроме меня. Ты усердно работаешь, находишь время для семьи, и у тебя всегда есть план. Мина моложе меня, и даже у нее есть план. Я даже подумать не могла о ребенке, но она так рада, что расширит нашу семью. — Я старалась не казаться ревнивой. — Иногда тяжело смотреть, как люди так счастливы, такие собраны вместе. Иногда трудно сравнивать себя с другими. Если бы ты спросил меня два года назад, где бы я была сейчас, я бы точно не сказала «стою на месте», но я именно там. Застряла, как муха на липкой бумаге. — Я не очень хорошо объясняла, поэтому, когда Лев не ответил, я пробормотала: — Забудь об этом.

И когда Лев заговорил, это было не по теме.

— Я умный человек.

Смущение отразилось в моих чертах.

— Эм-м-м…

— Мой IQ почти не имеет себе равных.

— Хорошо, — произнесла я, не понимая, к чему все идет.

— Назови мне множество чисел, любые цифры. Я найду ответ, найду сумму. И я найду ее правильно.

Я улыбнулась сквозь нахмуренные брови.

— Не пойми меня неправильно, брат мой, но я думала, что мы говорим обо мне.

— Ты согласна, что я умный?

Это была проигранная битва.

Я выпалила:

— Да. Согласна.

Он нежно взял меня за руку, чтобы остановить, а когда я замерла, и он посмотрел на меня своими золотыми глазами, которые редко видели все, что происходило вокруг него, и красноречиво сказал:

— И все же в моменты безумия, когда мой разум переполнялся эмоциями, ты сотни раз поднимала меня с пола, кормила и укладывала в постель. — Он позволил этому дойти до меня. Моя грудь сжалась, когда он продолжил. — Ты видела меня в худшем виде, когда я не мог контролировать свою ярость, избивая мужчин до крови. — Он сделал паузу. — Теперь я спрошу тебя. После всего этого ты все еще считаешь меня умным?

Мой голос был мягким шепотом.

— Конечно.

— Как и ты, независимо от того, собралось ли у тебя дерьмо или нет. — Мой брат не всегда знал, как выразить себя, но, когда он это делал, это было прекрасно. — Каждый борется с чем-то внутри. У всех нас есть темное пятно, которое вспыхивает в трудные времена. Я обнаружил, что важно разумно выбирать сражения, потому что победить в каждом из них невозможно. И каждый раз, когда ты проигрываешь, потому что ты будешь время от времени проигрывать, остановись на мгновение и вдохни. — Его рука скользнула в мою и сжала. — Помни, ты не одинока.

Я была глупо близка к тому, чтобы расплакаться.

Боже. Он был чем-то.

Мои губы дрожали сквозь улыбку.

— Видишь? Умный.

Лев не улыбнулся, но глаза его смягчились, дальше мы пошли молча, он отворил дверь и пропустил меня. Я направилась на кухню, и когда все это появилось в поле зрения, мои глаза расширились от месива муки и теста, разбросанных по всему столу.

Мина повернулась, чтобы посмотреть на нас.

— Наконец-то. Эта партия почти готова.

Лидия села на табуретку, болтая ногами, и, пока Мирелла резала блин на кусочки, я подкралась к мышонку и быстро поцеловала ее в щеку, вызвав у племянницы визг и несколько сдавленных смешков.

— Лиди нравятся мои блины, — пробормотала Мина, бросив свирепый взгляд на мужа.

Моя племянница издала счастливый звук, покачивая своими пухлыми ножками.

— Они пахнут… — Интересно. — …отлично, — с энтузиазмом предложила я, потому что Мина училась готовить, и не каждый из ее рецептов был удачным.

— Мне жаль, что мы задержались. — Лев обошел стойку, чтобы поцеловать Мину в макушку. — Я не планировал, что Вик будет там.

Раздался стук, когда лопатка в руке Мины упала. Она медленно повернулась, не сводя с меня глаз, но спросила Льва:

— Это правда? И где именно был Вик?

Мои глаза закрылись, и я вздрогнула, когда Лев ковырял странный оранжевый блин, бесстрастно рассказывая:

— Спал в постели Настасьи.

— Конечно, спал. — Мина улыбнулась, но это было почти как у робота. И когда она взяла свою лопатку, она долго и упорно тыкала ею в меня. — Тебе лучше начать говорить, мисс Леди.

Я вздохнула, когда потянулась к тарелке племянницы и украла кусок блина. В тот момент, когда он коснулся моего языка, я рефлекторно выплюнула его обратно, пробормотав: «О, Боже», потому что блины обычно не имеют вкуса сырых грибов.

К счастью, Мина была сосредоточена на своем месиве, но, когда Лев протянул мне кружку кофе, я взяла ее с тихой благодарностью.

А потом я заговорила.

Было чуть больше одиннадцати, когда я остановилась, и в тот момент, когда вышла из машины, я замерла, поскольку начался жаркий спор, когда входная дверь распахнулась.

— Ты не можешь работать в таком виде, чувак.

Это был Алессио.

— Ну давай же. Всем плевать, как я выгляжу. Я здесь, чтобы не пускать подонков. Я должен выглядеть устрашающе.

Это исходило от Вика, а он меня еще не видел.

Алессио рассуждал:

— Меня волнует, как ты выглядишь. Ты представляешь меня, придурок, и я не позволю тебе стоять перед моим клубом, когда люди думают, что ты подонок. Ты выглядишь как бандит. — Тогда мужчина со шрамами заметил меня и дернул подбородком в мою сторону с коротким «Эй».

Теперь и Вик увидел меня. То, как он положил руки на бедра и опустил голову, было совсем не приветливым. Однако он резко пренебрежительно спросил меня:

— Что ты здесь делаешь?

Вот сука.

— Прости? — Как только я это сказала, брови Вика опасно опустились. — Я не в настроении, сэр. Я здесь, потому что хочу быть здесь. Это все, что ты получишь. — Наклонившись влево, я перевела взгляд с Вика на Алессио. — Хочешь пообедать?

С оттенком сожаления он слегка покачал головой.

— Сегодня занят, малышка.

— Как насчет Николаса? Или Дэви? — спросила я немного отчаянно. Черт, мне не нравился этот парень, но в этот момент я бы взяла чью-нибудь компанию. — Роман?

— А как насчет меня?

Моя голова метнулась к открытой двери, где стоял Филипп, прислонившись к ней, и когда мои глаза встретились с его, они смягчились.

— Привет.

Вик цокнул языком.

— Убирайся отсюда, французик. Если кому-нибудь понадобится багет, мы позвоним.

Они бы никогда не подружились. Не с нашей историей.

Я любила Вика. Я любила его так сильно, что в какой-то момент я была настолько поглощена им, что испугалась. Я никогда не хотела быть той женщиной. Той, кто любил мужчину больше, чем он любил ее.

Я была молода и глупа. В двадцать один год думала, что у меня есть ответы на все вопросы. До смерти напугана Виком и сильными, отчаянными чувствами, которые он вызывал во мне. Сделав поступок, о котором я буду вечно сожалеть, поступом, который сломал что-то внутри меня, что я никогда не смогу починить, я ушла от него.

А потом появился Филипп. Милый, добрый Филипп.

Он был рядом, когда мне так отчаянно нужно было отвлечься. Он был там таким образом, что притуплял боль. У меня никогда не было того, что он давал.

Душевное спокойствие.

Довольство.

И хотя мне было стыдно, какое-то время я принимала это довольство за любовь.

Он был глотком свежего воздуха в то время, когда мне казалось, что я задыхаюсь.

Мне никогда не приходилось угадывать, о чем он думает. Никогда не приходилось гадать, где я с ним. Он был открыт и так откровенен в своих чувствах, что, когда он сделал предложение всего через шесть недель, все замерло.

Убежденная, что я никогда не найду мужчину, который будет обращаться со мной лучше, я согласилась, хотя у меня болел живот.

Мне не потребовалось много времени, чтобы понять, что я совершила ошибку. Мне потребовалось еще меньше времени, чтобы понять, что я никогда не буду любить Филиппа так, как он любил меня.

Как я могла так поступить с ним?

Короче говоря, я не могла.

С моей стороны было бы лицемерием просить этого человека провести со мной жизнь, зная, что мой разум переключился на другого, зная, что мое сердце уже принадлежит человеку, который, возможно, не заслуживал этого, но тем не менее владел мной.

Я отменила все, причем трусливо. Я собрала свои вещи, оставила ему записку на подушке и ушла, пока он был на работе.

Два месяца, но мне казалось, что это прошло намного больше. Два месяца без Вика показались мне вечностью. И когда я появилась у его двери со своими сумками в руках, мне было стыдно признаться, что мы продолжили почти с того же места, где остановились, не говоря уже о событиях предыдущих месяцев, отказываясь признавать наше время в разлуке.

Неудивительно, что Филипп не разговаривал со мной много лет после разлуки. Я не винила его. Я поступила с ним дерьмово, и мы оба знали это.

Теперь все стало лучше, но внутреннее напряжение между нами никогда не исчезало. Не желаю показаться тщеславной, но было ясно, что Филипп все еще держал для меня свечу, и сколько бы раз я ее ни задувала, он снова и снова зажигал фитиль, позволяя ему гореть. Но его дружба была так важна для меня, что я не обращала внимания на тени, отбрасываемые мерцающим пламенем в его глазах.

Филипп посмотрел вниз со ступенек, и когда его взгляд остановился на поврежденном лице Вика, он произнес:

— Вау. Кто-то значительно улучшил твое лицо, мой друг-коммуняка.

Челюсть Вика дернулась, но возможность поговорить с моим другом обо всем, что произошло, была слишком хорошей возможностью, чтобы ее отрицать. И когда темный взгляд Филиппа остановился на мне, побуждая согласиться, я пожала плечами и спросила:

— Итальянская кухня подойдет?

Филипп выпрямился, и его глаза улыбнулись.

— Идеально.

Ну тогда ладно. Я широко улыбнулась.

— Поехали. Я поведу.

Филипп медленно прошел мимо Вика. Они смотрели друг на друга с открытым отвращением. Рука Филиппа подтолкнула руку Вика, и Вик едко рассмеялся. Это было соревнование по измерению члена, если я когда-либо видела его, и в настоящее время ни один из них не выигрывал.

Наконец, Филипп подошел к моей машине, и как раз в тот момент, когда я подумала, что мы в безопасности, Вик подошел к нам и начал говорить.

— Я зайду позже, чтобы забрать дерьмо, которое я оставил у тебя прошлой ночью, kiska. — Мой взгляд был пустым и оставался таким, когда он продолжал, глядя на Филиппа. — Ты могла бы собрать его до того, как я приеду. Можешь проверить ванную, где я принимал душ. — Его взгляд потемнел. — Или твою кровать, где я спал.

Мое лицо поникло. Я должна была догадаться, что пойдет на это, особенно с мужчиной, стоящим с пассажирской стороны моей машины. Каждое слово было задумано как пощечина Филиппу. И по тому, как сузились глаза Филиппа, я поняла, что слова, возможно, попали в цель.

Одно очко в пользу Вика.

— Я обычно оставляю вещи на тумбочке. — Голос Вика стал смертельным. Он оглядел другого мужчину с ног до головы, намекая: — Знаешь. Легко достать.

Ух ты. Просто вау.

— Я думал, вы больше не вместе? — спросил Филипп, глядя между нами с явным замешательством.

— Мы не вместе, — сказала я не очень убедительно.

И в то же время Вик ухмыльнулся.

— Когда это нас останавливало? Не будь таким наивным, приятель.

Я должна была разозлиться.

Почему же еще нет?

Может быть, потому что ревность Вика казалась высшим комплиментом.

Наступила тишина, и чем дольше она продолжалась, тем больше пространство вокруг нас менялось, уплотнялось, высасывая позитив прямо из атмосферы. Но я отказалась показывать это.

Взгляд Филиппа упал на меня, и мои губы растянулись в натянутой улыбке.

— А не пора ли нам?

Мгновенное колебание, затем:

— Конечно. Нам нужно наверстать упущенное. — Я бросила взгляд на Вика. — Я хочу все услышать.

Не от Филиппа.

— Тогда поехали.

— Как освежающе, — сказала я, затем повернула голову, чтобы посмотреть прямо в глаза мужчине с синяками на лице и разбитой бровью, когда отпирала свою машину и открывала дверь. — Человек без секретов.

На полпути к банальному разговору, который обычно предлагался за обедом, мы впали в короткое молчание.

Это было классно. Комфортно. И на этом все закончилось.

Филипп был моим другом.

Я никогда не придавала слишком большого значения своим бурным отношениям с ним. Только после того, как он нарушил тишину и мягко спросил:

— У меня не было ни единого шанса, не так ли?

Мои глаза опустились, и я ковырялась в еде больше не голодная.

Потому что он был прав. У него никогда не было шанса.

Ни у кого не было.

Только не в соревновании с Виком.

Глава 19

Настасья

— Слева от тебя, детка, — произнесла Чесси, и я, моргнув, вернулась оттуда, куда мои мысли привели меня мгновение назад.

— Извини, — пробормотала я, прежде чем наклеить на себя широкую улыбку и снова превратиться в лисицу в кружевном белье тедди (прим. — соединенные вместе трусики и бюстгалтер), которой я была. Когда я подошла к мужчине лет тридцати со взгядом «трахни меня» и в сшитой на заказ рубашке, я знала, что у него есть деньги, чтобы их потратить, и крикнула сквозь музыку:

— Что я могу тебе предложить, красавчик?

Было почти одиннадцать, и «Сердцеедки» были на пределе. На улице была длинная очередь, и я знала, что ночь будет напряженной, но после того, как я стала свидетелем прошлогодней борьбы, когда Саше оставалось всего несколько месяцев до потери этого места, я никогда не стала бы воспринимать наш успех как должное и жаловаться на то, что я падала с ног.

Сегодня вечером я принимала заказы с похотливой улыбкой, чувствуя себя несколько легче, чем вчера.

Обойдя Анику, я наклонилась через Чесси, чтобы достать бутылку виски «Хибики». Я аккуратно полила его над ледяным шаром, стараясь не пролить ни капли, потому что это дерьмо было дорогим.

Когда я передала его парню в сшитой на заказ рубашке, он вложил сотню мне в руку, посмотрел в глаза и сказал:

— Оставь сдачу себе.

Ой. Чаевые в девять долларов.

Какой парень.

Мое лицо оставалось пассивным, пока я боролась с закатыванием глаз, пытаясь дать о себе знать. Мужчина секунду выглядел неуверенным, а когда мои губы слегка приподнялись, он почувствовал облегчение. Я перегнулась через стойку, схватила его за рубашку, притянула к себе и запечатлела долгий поцелуй на щеке.

Я отстранилась, и его похотливые глаза сказали мне, что я сделала свою работу правильно. Когда я повернулась к нему спиной и начала уходить, я услышала его отчаянный крик:

— Как тебя зовут? — и я ухмыльнулась.

Так и делались дела.

Несомненно, он потратил бы много сил, пытаясь заставить меня поговорить с ним в течение ночи.

Это была деловая сделка, которая меня вполне устраивала. Чем больше денег они тратили, тем пьянее становились. Чем пьянее они становились, тем лучше были бы чаевые. Конечно, Вик присматривал за пьяными мужчинами, подходил и делал обязательную вещь, говоря им, что, по его мнению, с них достаточно и пора двигаться дальше. Они бы этого не сделали, но записи с камер наблюдения показали бы, что это делалось и делалось часто. Короче говоря, это прикрыло наши задницы от недовольных посетителей, которые хотели вернуть свои деньги или утверждали, что мы проявили халатность.

Я любила свою работу.

Я гордилась тем, чего мы достигли. Это была групповая работа, и «Сердцеедки» были самым популярным бурлескным заведением в Нью-Йорке. Конечно, другие пытались повторить то, что было у нас, но все они потерпели неудачу.

У нас были лучшие танцовщицы, самые красивые лица, и самое главное — наши девушки были нам верны.

— Ты жестокая женщина, — донеслось из тени сбоку от бара.

И хотя мой желудок сжался, я спрятала это под понимающей улыбкой, говорящей, что он прав.

Вот он, сидит в темноте. Его лицо освещалось каждой стробоскопической вспышкой света, и один взгляд на эту аккуратно щетину заставил меня сжаться. Я почувствовала, как дрожь скользит по моей спине, когда воспоминание о том, как он целует меня вверх по позвоночнику, пронеслось в моей голове.

Его тело заполнило небольшое пространство. Эти широкие плечи обтягивали угольно-серую рубашку «Хенли» с длинными рукавами, рукава которой, конечно же, была закатаны вверх, обнажая его татуированные предплечья.

Нет.

Порно с предплечьями? Серьезно?

Я внутренне надулась.

Почему он мучил меня?

Он не мог знать, что делает со мной. Или мог?

В уголках его глаз появились морщинки от улыбки и этих ямочек на щеках…

Бл*дь.

Он был похож на самого Аида.

Темный и соблазнительный, как будто секс был лишь частью того, кем он был. Качество, от которого он не мог избавиться, даже если бы попытался.

Я проглотила шквал эмоций, прокатившихся по моему телу, вихрь печали и возбуждения. Его присутствие всегда делало со мной странные вещи. Как будто я потеряла себя и стала его.

— Просто делаю свою работу, — сказала я с поразительным самообладанием.

Когда он облизнул свою полную нижнюю губу, скучающим взглядом огляделся и наклонился вперед, мой взгляд опустился к чернилам на его шее. Я видела его голым больше раз, чем могла сосчитать. Я могла бы сказать вам, где был каждый шрам, описать, как мышцы его живота несимметрично выпирали. Я целовала каждый квадратный дюйм этого тела.

Насколько я была его, настолько Виктор Никулин был моим.

Синяки на лице ничуть не скрывали его привлекательности. На самом деле, они усиливали его магнетизм, привлекая внимание почти каждой женщины, которая подошла достаточно близко, чтобы заметить его. И как только они замечали его, было трудно сосредоточиться на чем-то еще.

— Как прошел твой обед с французиком? — Вопрос был задан низко, с угрозой в голосе.

О, нет. Мы туда не пойдем.

Не-а.

Он знал, что разрушил все еще до того, как это началось. Мне хотелось сказать что-нибудь остроумное и саркастическое, и я попыталась:

— Я…

Но ничего не вышло. Паника охватила меня, и мой рот на мгновение приоткрылся. Он посмотрел на мои губы, слегка приподняв бровь.

Ах, отстой.

Взволнованная, я развернулась и ушла с горящими щеками.

Мой разум медленно хлопнул в ладоши.

Отличная работа.

Удивленное: «Эй, где пожар?» прошло сквозь меня.

К счастью, моя связка «рот-мозг» ожила. Я повернулась назад, не замедляя шага, и холодно произнесла:

— В твоих штанах.

Да. Хорошее возвращение.

Вик устроил шоу, разглядывая меня с ног до головы в моем тедди. Мои соски болезненно набухли под кружевом, заставляя меня еще больше осознавать свое томление.

— Ты меня знаешь, — вот и все, что он сказал, откинувшись в тень и ухмыльнувшись так, что я поняла, мы оба выиграли.

Моя ухмылка была чисто внутренней, и я знаю, что это было жалко, но этот небольшой обмен репликами сделал мой вечер лучше.

Было забавно, как человек мог перейти от самого высокого максимума к самому низкому за такой короткий промежуток времени.

Я должна была знать, что она будет причиной.

И когда она подошла к нему, мои глаза были прикованы к ним, спина выпрямилась, я приняла защитную стойку.

— Вик, детка, — пробормотала Лаш своими надутыми, перекачанными губами. Ее ресницы красиво трепетали. — Ты можешь помочь мне?

Вик ответил:

— Могу попробовать. Тебя кто-то беспокоит?

Она стояла рядом с ним. Слишком близко. И в тот момент, когда она засмеялась, я закатила глаза.

— Нет, глупенький. — Ее рука коснулась его плеча. — У меня зуд, до которого я не могу дотянуться. — Ее голос многозначительно понизился. — Я думала, может быть, ты почешешь его.

О, Боже. Я была так близка к тому, чтобы втоптать эту сучку в землю.

Итак, голос Вика понизился до такого же многозначительного тона, и он лукаво ответил:

— Почему бы тебе не показать мне, где этот зуд, и, может быть, мы что-нибудь придумаем?

Я осторожно опустила стакан, который держала, и пошла.

Подняв край барной стойки, я вышла из-за своего рабочего места, внутри меня разгоралась искра гнева.

Лаш повернулась, приподняв крошечную юбку, чтобы обнажить изгиб своих ягодиц. Она оглянулась через плечо и надула губы.

— Прямо здесь.

Мое сердце начало биться быстрее.

Ага. Этого не должно было случиться.

Вик и Лаш?

Только через мой труп.

Его взгляд скользнул вниз к ее ягодицам и задержался там надолго. Я продолжала идти. Он наклонился, протянул руку и взялся за ягодицу. Она ахнула, как будто он вошел в нее, и мне захотелось вырвать. С хитрой улыбкой он небрежно произнес:

— Вот. Довольна?

Но Лаш повернулась лицом к нему, изобразила совершенно невероятную застенчивую девчонку, опустив подбородок и покорно покачав головой.

— Даже не близко, — пробормотала она, и мои каблуки приблизили меня достаточно близко, чтобы я сделала то, что хотела.

Я протянула руку, запустил пальцы в ее волосы и потянула. Жестко.

Лаш взвизгнула, пытаясь оторвать мои руки от себя. Вик моргнул, а затем вскочил со стула с недоверчивым:

— Нас! Какого хрена?

Но я была в ярости, и из-за этого я говорила прямо ей на ухо:

— Ты либо глухая сволочь, либо просто тупая. Я еще не определилась.

Еще один сильный рывок, и Лаш упала на колени с криком, от которого люди повернулись, чтобы посмотреть на нас.

— Отпусти меня, корова!

Вик потянулся к моим рукам, его пальцы наткнулись на мои.

— Господи, Нас! Отпусти!

Не мигая, мои пальцы сжались в ее волосах, когда я наклонилась и произнесла:

— Я предупреждала тебя. Ты не послушала. Сейчас я тебя трахну, сука.

— Помогите! — закричала она, и с противоположной стороны клуба прибежал Лев.

— Настасья, — попытался он вразумить меня, спокойно положив руку мне на плечо. — Отпусти ее.

— Нет, — процедила я сквозь стиснутые зубы.

— Нас, — прорычал Вик. — Люди достают телефоны. Отпусти ее, черт возьми.

И поскольку мне было больно, я выдавила:

— Да пошел ты.

Но он ловко обращался со своими пальцами, и в ту же секунду, когда моя рука разжалась, я закричала:

— Нет! — и снова потянулась к тяжело дышащей сучке.

Лаш отшатнулась назад со страхом в глазах и закричала:

— Ты психованная сука!

О, милая. Ты понятия не имеешь.

Я хотела броситься на нее, но была перевернут вверх ногами, когда меня тут же перекинуло через жесткое плечо. Это плечо впилось мне в живот так сильно, что стало больно. Я выдавила:

— Отпусти меня!

Вик прорычал:

— Тебе, черт возьми, нужно успокоиться, — он прошел по коридору, открыл дверь и вошел в темное пространство. Знакомый запах чистящих средств подсказал мне, что мы находимся в подсобке уборщика. В тот момент, когда он закрыл за нами дверь, зажегся свет, и он поставил меня на ноги. Мои колени задрожали, когда его взгляд сверкнул на меня, и он рявкнул:

— Ну и что? Как это работает? Тебе разрешено обедать со своим бывшим женихом, мужчиной, ради которого ты когда-то бросила меня, а мне даже нельзя разговаривать с другой женщиной. Так?

Мое сердце билось так быстро, что казалось, колибри металась в моей груди.

— Говори, — потребовал Вик, но у меня не было слов, только чистые эмоции.

Я устала от этого.

Я ненавидела это.

Почему это должно быть так?

Убитая горем, я солгала. Я так сильно лгала.

— Знаешь, что, Вик? Мне все равно. Хорошо? Мне теперь все равно. Смотри, на кого хочешь смотреть, разговаривай с кем, черт возьми, хочешь. — Мое сердце заколотилось, когда я произнесла слова: — Трахни, кого хочешь, трахнуть. Мне все равно.

Но я это сказала.

О Боже, я сказала. И это сломало меня изнутри.

Губа Вика скривилась.

— Тебе все равно?

— Да, — постаралась я сказать так категорично, как только могла, но мой голос дрожал.

Он сделал паузу. Прошла целая минута тишины, пространство вокруг нас было заполнено только моим хриплым пыхтением. Пока он хладнокровно не спросил:

— Тогда почему ты плачешь?

Что?

Я плачу?

Я провела рукой по щеке.

Вот дерьмо. Я плакала.

Слезы полились из моих глаз. Они ничего не сделали, чтобы преодолеть гнев, который мы направляли друг на друга, дымящийся пистолет враждебности.

Он направился ко мне.

— Это все? — Я пятилась, пока не уперлась на холодную стену. Тем не менее он шел вперед, его лицо было искажено яростью. — Мы закончили?

Нет, мы не закончили. Нам было больно, и из-за этого я говорила сквозь стиснутые зубы, и мой голос хрипел:

— Трахни себя.

— Трахнуть меня? — Когда он подошел достаточно близко, чтобы я могла вдохнуть пьянящий запах его одеколона, я тяжело сглотнула, и его глаза скользнули к моему горлу, когда он прижался ко мне всем телом, потянувшись, чтобы схватить меня за подбородок. — Нет, детка. Трахнуть тебя.

Молниеносно меня развернуло и притянуло к нему, его растущая эрекция прижалась к моей заднице, и я тихо заплакала, так сильно нуждаясь в нем. Нуждаясь чувствовать связь с ним.

Он чувствовал то же, что и я. Я знала, что это так, потому что, когда он раздвинул мои колени и потянулся между моих ног, чтобы погладить мой холмик, я откинула голову ему на плечо с судорожным дыханием, и он слегка вздохнул, потирая мою киску через кружевные трусики.

— Ты не можешь так со мной разговаривать. Ты помнишь правила, kiska? — Я так и сделала, и мое лоно запульсировало. — Если ты злишься, ты не можешь выместить это на мне, если только?..

Я отказалась доставить ему удовольствие.

Но когда его рука скользнула вверх по моей спине к моему затылку, и он крепко сжал меня, удерживая в своих объятиях, мое дыхание сбилось, и я нашла слова.

Мой голос был чуть громче шепота.

— Если только мы оба не голые.

Его смешок был мрачным, жестоким.

— Правильно. — Рука на моем холмике надавила сильнее. — Тебе это нужно, не так ли? — Его голос понизился. — Я тебе нужен.

Я нуждалась.

Я действительно нуждалась.

Когда его пальцы запутались в волосах на моей голове, я простонала:

— Чего ты ждешь? Трахни меня уже.

Запустив пальцы под мой тедди, он потянул, и три маленькие кнопки между моими ногами расстегнулись, он зацепил большими пальцами мои трусики по бокам и потянул. Они упали мне на щиколотку лужицей кружев, и я переступила через них трясущимися ногами.

— Ты можешь это почувствовать?

Я могла бы. В воздухе послышался гул. Плотный. Интенсивный. Он вцепился рукой в мою ягодицу, схватив ее достаточно сильно, что я поморщилась. Его дыхание согрело мою щеку, когда звук расстегнутой молнии отразился в подсобке.

— Черт, это будет хорошо.

Раздался стук в дверь. Это был Саша.

— Нас, иди сюда. Мы с тобой поговорим.

Я закричала:

— Уходи!

В то же время Вик прогремел:

— Не самое подходящее время, Саш.

Но мой брат постучал снова, звуча раздраженно.

— Я больше повторять не буду.

В этот момент пальцы Вика обвились вокруг его толстого члена, и он прижал меня плашмя к стене. Горячая головка его члена скользнула по моей пылающей плоти, а затем он толкнулся, входя в меня сзади. Мой стон был громким, до смущения громким, и когда я сжалась вокруг него, Вик выдавил:

— Бл*.

Пауза.

— Может быть, нам стоит поговорить об этом позже, — произнес Саша, явно не впечатленный.

Но Вик схватил меня за бедра, уперся своей грудью мне в спину и начал толкаться.

— Отвали, Саш.

Ощущение того, как он наполняет меня, растягивает, заставило мой рот приоткрыться, когда я выдохнула:

— Не будь слабаком.

Его рычание заставило меня мрачно ухмыльнуться, когда он резко и быстро врезался в меня, единственными звуками в комнате были шлепки наших тел друг о друга, смешанные с тяжелым дыханием. Он трахал меня так сильно, что я видела звезды, но я грубо захихикала:

— Это все, на что ты способен?

— Не провоцируй меня, детка, — прорычал Вик мне в ухо, и я тихо ахнула. Одна его рука крепко обхватила мою талию, удерживая на месте, другой он надавил на нижнюю часть моей спины, отчего моя задница выпятилась, а когда в следующий раз он вошел в меня, изменение угла позволило коснуться ему всех нужных точек.

— О Боже, — простонала я.

Вик многозначительно рассмеялся над моим ухом и фыркнул:

— Нашел.

Он нашел это, хорошо. И когда он вошел в меня достаточно сильно, чтобы мое лицо ударилось о холодный кирпич, моя киска сжалась вокруг него, а его голос был напряженным, он выдавил:

— О, черт. Я рядом, детка.

И я.

И когда он взял мои бедра в свои руки и снова притянул к себе, снова и снова пронзая меня своим толстым членом, я все ближе и ближе подходила к обретению восторга. Сильнее и сильнее он вонзался в меня, пока это не стало почти болезненным.

Было забавно, что может сделать небольшая боль.

Словно щелкнув выключателем, я перешла от готовности к самому действию и, запрокинув голову, закричала:

— Да.

Не прошло и секунды, как мои стены рухнули, и под ними открылось небо. Моя киска была напряжена еще долго, прежде чем я отпустила ее, и когда лоно судорожно сжалось, душа покинула тело.

В тот момент, когда я кончила, толчки Вика замедлились, и его бедра судорожно дернулись, когда он на мгновение задержал дыхание, а затем простонал:

— Да, черт возьми, детка. Сделай это. Выдои меня.

Он вошел в меня всем своим телом, не желая отступать, принимая мое освобождение, как если бы оно было его собственным. Его пах прижался к моей заднице, и он прижался ко мне, вытягивая из меня вторую волну удовольствия. Мое тело сотрясалось, когда он вошел невероятно глубоко, мое лоно сжалось, выжимая остатки моего оргазма, Вик прижался лбом к моей макушке и тихо сказал сквозь стиснутые зубы.

— Бл*дь. Я собираюсь взорваться.

Да.

Не было ничего лучше, чем чувствовать, как он теряет себя внутри меня.

Мой желудок сжался, когда рука на моей талии согнулась, и он замер на мгновение, прежде чем я оглянулась через плечо и увидела, как он стиснул зубы и поморщился. Он перестал дышать, и на секунду я тоже. А потом я это почувствовала.

Его член, твердый, как камень, начал дергаться во мне, и он прерывисто задышал, его торс напрягся, а затем расслабился, когда он боролся с блаженством, которое приносило ему мое тело. Он тяжело дышал, затем тихонько застонал, когда прошли последние спазмы, и когда его тело обмякло, мы остались, как и были, соединенные и тяжело дышащие, в маленькой, тускло освещенной комнате.

Прошло примерно три минуты, прежде чем это ударило меня кирпичом по лицу.

Когда экстаз покинул меня, его место занял стыд.

Я почувствовала точный момент, когда Вик заметил перемену во мне, и его руки ослабили хватку. С разочарованным вздохом он вышел из моего тела, позволив нашим совместным выделениям стечь между моих бедер.

Прежде чем я успела собраться с мыслями, Вик на мгновение наклонился, взял меня за руку и положил мои трусики на мою открытую ладонь, обхватив их моими пальцами, и когда он заговорил дальше, его тон был тяжелым от разочарования.

— Я не понимаю тебя. В одну секунду ты горишь, а в следующую — ледяная.

Я не повернулась.

Нет. Как трус, я стоялм лицом к стене. Держалась спиной к нему.

Звук его застегиваемой молнии заставил мои печальные глаза крепко зажмуруться.

— Тебе нужно остановиться и оценить. — Он застегнул ремень. — Реши, чего ты хочешь от меня. — И, наконец, он устало вздохнул. — Потому что я устал, Нас.

Как и я.

Это была усталость до мозга костей. Такая, когда ты едва можешь держать глаза открытыми. Как жизнь в вакууме.

Он сократил расстояние между нами, и я почувствовала, как он колеблется. Когда он нежно положил руку на мои волосы и любовно погладил их, они, несмотря на то, что только что исцелились, снова загорелись.

Меланхолия в его словах пронзила меня.

— Я знаю, что был не в себе, и мне очень жаль. Я сожалею так же сильно, как и любой другой человек. Но это не меняет фактов. — Его пауза была незначительной. — Ты моя девочка. Всегда была, всегда будешь. Ничто никогда не изменит этого.

Он тихо отошел от меня на несколько шагов, открыл дверь и оставил меня наедине с моими мыслями. На трясущихся ногах я снова надела трусики, подтянула их, застегнула пуговицы между ног, а затем быстро вышла из подсобки и пошла по коридору. Вошла в кабинет Саши, он мельком взглянул на меня и встал, выглядя как разочарованный родитель.

— Наконец-то, — произнес он, а затем спросил: — Не хочешь объяснить мне, почему ты чуть не сняла скальп с Лаш?

— Марта, — грубо произнесла я, подходя к шкафчику и доставая свою сумочку. — Ее зовут Марта.

— Мне пох*й, как ее зовут, Нас. — Саша ущипнул себя за переносицу. — Она уже говорит о своих… — Он усмехнулся этому слову. — …«травмах», как будто она могла подумать о судебном разбирательстве. Итак, сядь и поговори со мной.

Нет. Я бы не стала этого делать.

Когда я повернулась и пошла прочь, мой брат крикнул:

— Куда ты идешь? Настасья?

Но я едва держалась на волоске, и когда, миновав длинный коридор, я прошла мимо бара, Аника одними губами спросила:

— Ты в порядке?

Не обращая внимания ни на кого и ни на что, я направился через заднюю дверь к стоянке, где села в машину и поехала домой.

И там я пробыла целых три дня.

На четвертое утро я проснулась и по глупости затеяла битву, в которой, возможно, не смогла бы победить.

Глава 20

Настасья

Может быть, я должна была быть более осторожной и бдительной, но с меня хватит.

Официально этого было достаточно.

Раньше я была другим человеком. Той, кто знала, чего хочет. Итак, я подумала о том, что бы сделала та девушка в этой ситуации. Думала о том, как бы она боролась. Как она могла наступить на несколько пальцев, чтобы получить то, что хотела. А эта девушка? Она бы получила то, за чем пришла.

Меня тошнило от того, что я стала наполовину той женщиной, которой была раньше.

Я была принцессой мафии, если уж на то пошло. Я умела обращаться с оружием. Я била до крови и мужчин, и женщин. Моя игра в спальне была горячей. Я была бешеной лисой.

И я не могла удержать своего мужчину?

Ага. Я так не думаю.

Так просто все не рухнет.

Итак, я сделала то, что должна была. И именно поэтому я дождалась, пока он выйдет из дома, прежде чем выскользнуть из комнаты Аники и прокрасться в подвал, в его апартаменты, где я начала шпионить.

Если Вик не хочет рассказывать мне, что происходит, мне придется выяснить это самой.

Мой взгляд скользнул по книжным шкафам и полкам. Я открыла ящики и рылась в его шкафу, воспоминания нападали на меня слева и справа. С каждым предметом одежды было связано воспоминание, его запах прочно укоренился в каждой вещи. Каждый фильм, стоявший на полке, мы смотрели вместе. Манга, которую я сняла с книжного шкафа, помялась от того, сколько раз он ее читал. Я сидела за его столом, на том самом стуле, и отвечала на его электронные письма, пока он спал после бурной ночи. Я потеряла счет тому, сколько раз я сидела на этой кровати, пока он клал голову мне на колени, а я водила пальцами по его волосам, пока он осыпал нежными поцелуями все, до чего могли дотянуться его губы. Мы провели бесчисленное количество дней и ночей в этой постели, и не только для секса, но и для разговоров, смеха и прикосновений. Просто быть рядом друг с другом. Просто быть вместе.

И когда я стояла в центре его жилища, уперев руки в бока, мои глаза бегали по сторонам с хмурым выражением на лице, мое сердце упало. Я провела большую часть часа в поисках подсказки и ничего не нашла.

С легким вздохом я подошла к столу и села на компьютерный стул, используя пальцы ног, чтобы вращать себя, откинувшись на спинку, и обдумывая, где я могла бы найти ответы.

Я задумчиво нахмурила лоб, когда мой взгляд скользнул к ноутбуку.

Ноутбуку, к которому я знала пароль.

Безоговорочно я прекратила вращение, придвинулась поближе и подняла крышку ноутбука. Когда он ожил, я набрала пароль и подняла палец, чтобы нажать «ввод», но остановилась, как только мой палец прижался к кнопке.

Это было огромным вторжением в частную жизнь. Это было психологический уровень превышения.

Мой рот скривился, когда я подумала об этом. Я крепко задумалась.

Прошла минута, я глубоко вдохнула и медленно выдохнула, принимая решение.

Ведь никто не обвинял меня в том, что я в здравом уме.

Я нажала кнопку питания и увидела, как экран снова загорается. Я судорожно вздохнула, еще раз набрала единственный известный мне пароль и стала ждать.

Я вошла.

И когда задвигала мышью, наводя курсор на красочные значки, моей первой остановкой был интернет-браузер. В ту секунду, когда я нажала его, он выскочил из своего спящего режима, и когда я увидела то, на что смотрела, мое лицо скривилось в замешательстве, и я тихо заговорила сама с собой.

— Что?

Как только я прочитала все на этой странице, я перешла к следующей, и это только усилило мое замешательство. Я просмотрела каждую вкладку, одну за другой, и через двадцать минут у меня неожиданно появилось больше вопросов, чем то, с чем я пришла.

Но последняя вкладка заставила меня остановиться.

Это была выписка из банка. Выписка со счета Вика. И когда я посмотрела баланс, мои брови удивленно приподнялись.

В этот момент тишину прорезал его голос.

— Нашла, что искала?

Мое сердце перестало биться, потом снова забилось с грохотом. Я вздрогнула и испуганно приложила руку к груди.

Блин. Должно быть, я была так поглощена своей задачей, что не услышала, как он подошел.

Когда я повернулась к нему, я увидела, что он смотрит на меня с тьмой в глазах и неподвижной челюстью.

О да. Он был зол.

Но поскольку я была собой, а он был Виком, я ответила, несмотря на свое замешательство, так, что мне не так уж и жаль.

— Ну, я могла бы, если бы ты немного лучше организовал свои вкладки. — Я действительно настаивала, когда раздраженно добавила: — А что у тебя с файловой системой? — Он приближался медленно, как лев, готовый наброситься на газель, и у меня пересохло во рту. Я смотрела, как он сокращает расстояние между нами, и когда он сел на край стола, блокируя меня, я моргнула и прошептала: — Не все должно оставаться в папке загрузок.

Его густые брови опустились, и он лениво двигался, скрестив руки на груди, от его пристального взгляда у меня кружилась голова.

Дерьмо. Я была в беде.

Но любопытство заставило меня спросить тихо, почти неуверенно.

— Ты хочешь поступить в колледж?

Небольшая пауза, затем его челюсть напряглась.

— Хочу.

Мой желудок сжался.

Почему я этого не знала? Почему он мне не сказал?

Я дернула подбородком в сторону открытой банковской выписки.

— Это то, для чего нужны деньги?

Жесткая поза Вика начала немного расслабляться, но его брови оставались такими же суровыми, как и взгляд.

— Это не так уж и много.

За все время, что я его знала, Вик не был бережливым человеком. Конечно, у него были деньги, но никогда не было той суммы, которую я видела на экране всего несколько минут назад.

Он шутит?

Мои глаза расширились, и я подавила смех, затем усмехнулась.

— Это не пустяк.

— Ну да, колледж стоит дорого, — получила я грубый ответ, и когда он заерзал на месте, я поняла, что это не то, что он хотел раскрывать.

Мне не нравилось это чувство. Это холодное чувство обособленности, моего незнания. Это была петля на моей шее, натянутая достаточно туго, чтобы причинять дискомфорт, но не настолько, чтобы задохнуться.

Достаточно, чтобы мучить.

Услышав этот ответ, я задумалась о том, что еще он забыл сказать мне. ТО, что меня оставили в неведении, разбило мое сердце. Единственной мыслью было исправить это. Чтобы закрыть брешь в связи, которую мы почти полностью потеряли.

Борясь с подавляющим чувством потери, я тихо спросила:

— Что ты хочешь изучать?

Он смотрел прямо перед собой. Я не ожидала ответа.

— Управление бизнесом.

Эта петля еще немного затянулась.

— Управление бизнесом?

— Ага. — Он опустил подбородок и не удостоил меня взглядом. — Это, как правило, нужно, если ты хочешь вести свой собственный бизнес.

Ой.

Мой желудок болезненно скрутило.

Мой мозг взорвался, и я задала вопрос тихо, с удивлением:

— Ты хочешь начать свой собственный бизнес?

Он посмотрел на меня тогда. Ледяные глаза встретились с моими и задержались, но ответа не последовало.

Я попыталась рассеять смесь эмоций, охватившую меня, но из всех них ничто не поразило меня сильнее, чем внезапное чувство разобщенности.

— Ты никогда не говорил об этом. Я думала, ты счастлив с нами. С «Сердцеедками».

Со мной.

— Нет ничего плохого в том, чтобы хотеть от жизни большего, — пророкотал он, и было бы не так больно, если бы он просто сжал кулак и ударил меня прямо в грудь.

Он хотел большего. Больше, чем я.

Мои мысли ходили по кругу, но один конкретный вопрос заставил мое сердце сжаться.

— Ты сожалеешь об отказе от своей футбольной стипендии?

Пожалуйста, скажи «нет». Пожалуйста, скажи «нет». Скажи «нет».

— Нет. — Он произнес это слово уверенно, и мой буйный желудок успокоился. — Мне пришлось бы переехать, и мне не нравилась мысль о том, что я буду вдали от т… — Он оборвал себя, затем тихо добавил: — Я не хотел переезжать.

Хорошо.

Мое сердце сильно забилось, когда он удержался от того, чтобы произнести слова, которые мне так отчаянно нужно было услышать. Я поняла его намек, отказалась смотреть на него и мягко сказала:

— Я бы последовала за тобой куда угодно.

Тяжелая тишина накрыла нас. Это парализовало нас на месте, и когда я случайно взглянула на него, его тяжелые брови были нахмурены, но взгляд несколько смягчился.

Я не знала, что творилось у него в голове, но когда он заговорил, его слова озадачили меня.

— Я умолял Сашу пустить меня в «Сердцеедки». — Он скрестил одну лодыжку над другой и повторил: — Умолял.

Моя грудь напряглась. Я выдохнула:

— Что?

Его брови приподнялись, и он попытался улыбнуться, но получилось грустно, когда он признался.

— У меня была дерьмовая квартира в десяти минутах отсюда. Маленький, грязный, унитаз плохо смывался, но мне было все равно. Я ходил домой, чтобы поесть, и в некоторые дни у меня не хватало денег на бензин. Учился бы я в колледже в другом штате или работал на твоего брата, я был бы в той же лодке. Я имею в виду, все это не имело значения, потому что у меня было что-то хорошее, понимаешь?

Мой желудок перевернулся.

— У меня была ты. — Его голос изменился, стал ниже, глубже и выражал чувство, которое я не могла назвать. — Я остался ради тебя.

Дыхание, которое я задержала, вышло из меня тихим свистом.

Он никогда не признавался в этом, но я всегда надеялась.

Имел ли он это в виду?

У меня перехватило горло, я боролась с нахлынувшими на меня эмоциями и сменила тему, прочищая горло, прежде чем был задан чуткий вопрос.

— Какой бизнес ты планируешь открыть?

Улыбка стала натянутой, но он сдержался.

Мои губы раскрылись в недоверии.

— Ты не собираешься мне рассказывать? Да?

Тем не менее он продолжал молчать. И я поймала себя на том, что говорю.

— Думаю, я поняла. — Его темный взгляд остановился на мне, и я посмотрела на свои колени. — Если бы ты спросил меня десять лет назад, где, по моему мнению, я буду сейчас, я бы не сказала, что работаю в баре в «Сердцеедках». — Я нахмурилась. — Я просто думала, что к этому времени в моей жизни я буду где-то в другом месте, понимаешь? У меня было видение о том, что я устроюсь и создать домашний уют с кем-то. — С тобой. Горький смех покинул меня. — Вместо этого я Алексис Роуз (прим. — вымышленный персонаж канадского ситкома «Крик Шитта, избалованная светская львица). Наивная, одинокая маленькая наследница, у которой слишком много денег и мало ума.

Вик слегка нахмурился. Он выглядел так, будто начал войну с самим собой, прежде чем произнес.

— Нет ничего плохого в том, чтобы не торопиться, детка. — Я подняла голову и увидела, что его глаза мягки, а голос нежен. — Ты попадешь туда, куда идешь. Ты просто выбираешь живописный маршрут.

Просто выбираю живописный маршрут.

Иисус.

Это было оно. Вот почему я так любила Вика. Без стихов или разума. От всего сердца и ноющей души.

Он всегда знал, что сказать. Это была его особенность. Каким-то образом он нашел нужные слова именно в тот момент, когда я в них нуждалась.

Я вырвалась из своих мыслей, когда он добавил:

— И ты не Алексис Роуз.

Мои губы дернулись.

— Нет?

— Не-а. Ты Мойра. — Его улыбка стала шире, когда он посмотрел на меня. — Стильная, уверенная в себе и немного сумасшедшая.

Смех покинул меня. Я покачала головой на его грубость.

— Мне нравится это шоу.

Он сразу же улыбнулся в ответ:

— Мне тоже.

И совершенно неожиданно мне стало грустно. После того как ощущение полного счастья улетучилось, я тихо выдохнула:

— Я бы хотел, чтобы ты поговорил со мной.

Выражение лица Вика стало отрешенным. Когда посмотрел на стену в пустоту, он спросил:

— Ты останешься здесь?

Я знала, что он имел в виду прямо сейчас, за ужином, но вопрос казался гораздо более глубоким.

Останусь ли я?

— Да. — Я кивнула, а когда встала, протянула руку и обхватила его заросшую щетиной щеку. — Я останусь здесь. — Его глаза медленно закрылись, и он провел жесткой щетиной по моей ладони. И, черт возьми, мне это безумно понравилось. Я не удержалась и легонько царапнула его щеку ногтями за мгновение до того, как опустила руку. Я повернулась, чтобы уйти, когда его рука вытянулась, и он схватил меня за запястье, удерживая на месте.

— Насчет той ночи…

Боже. Давайте не будем.

Я повернулась, чтобы посмотреть на него, и невинно моргнула.

— Какие-то проблемы?

И когда его взгляд проследовал вдоль моего тела, вплоть до пальцев ног, его полные губы, казалось, немного надулись, когда он вяло покачал головой и произнес:

— Никаких проблем.

Он не сводил с меня своего тяжелого взгляда, как будто не мог меня понять, и я кивнула ему в ответ.

— Хорошо.

Позже, когда мы сидели за обеденным столом, я подняла свою тарелку, когда Доротея наложила на нее kotleti — котлеты из мясного фарша с измельченным луком, обваленные в панировочных сухарях и слегка обжаренные. Аника добавила немного картофельного пюре и салата, и я счастливо улыбнулась. Прошло так много времени с тех пор, как я последний раз так ела. Это напомнило мне о доме до того, как наша семья столкнулась с опустошением, которое устроила моя мать.

Забавно, что у меня остались хорошие воспоминания о моей матери, хотя я видела в ней самое худшее. Но я полагаю, именно так детский разум справлялся с каким-то действительно тяжелым дерьмом. Мысль о том, что ей все еще удавалось проникать в мою голову, заставляла чувствовать себя слабачкой. Но она была там, в основном, когда я меньше всего ожидала, что она проникнет в мой разум, как дамоклов меч, свисающий над моей головой.

Моя семья так и не восстановилась по-настоящему. Мы даже не произнесли ее имени.

Так что, когда я взглянула на Доротею и увидела, как она занимается своими материнскими заботами, кудахчет, кормит свою семью, как будто это самая важная работа, это одновременно заставляло мое сердце набухать и сжиматься.

Эта семья была больше, чем просто удобными друзьями. Они были маяком надежды, когда у меня ее не было. Ко мне относились как к равноправному члену, и именно поэтому у них не было проблем с тем, чтобы свободно говорить при мне.

Юрий посмотрел через стол на Анику и спросил:

— Новая одежда?

Аника на мгновение осмотрела себя, прежде чем покачать головой.

— Старая, которую я давно не носила. — Она ковырялась в еде. — Остальные вещи сейчас слишком велики.

Это неудивительно. Количество веса, которое она потеряла, было чертовски близко к тревожному.

Тетя Аники, Ксения, посмотрела на нее оценивающим взглядом.

— Ешь, мой цветок. — Когда Аника напряглась, Ксения продолжила, и то, что она сказала, звучало странно конкретно. — Ни один мужчина не захочет, чтобы ты выглядела как увядшая роза. А мы бы этого не хотели, не так ли?

Вик посмотрел на тетю.

— Ей не нужен мужчина. Ей нужно сосредоточиться на себе.

Аника благодарно улыбнулась, и Вик подмигнул ей.

Тогда Ксения пристально посмотрела на него.

— Возможно, тебе тоже следует сосредоточиться на себе, Виктор. — Ее рот сжался в тонкую линию. — В конце концов, учитывая то время, которое ты проводишь вне дома, можно подумать тебе есть, чем похвастаться.

Вау.

Непринужденная атмосфера за столом моментально изменилась.

М-м, грубо.

Когда я бросила взгляд, то увидела, что Юрий и Доротея смотрят друг на друга, но ни один из них не сказал ни слова.

Кто-нибудь из этих людей знал, как тяжело работал Вик? Знали ли они, скольким временем он пожертвовал, чтобы заработать немного денег и позаботиться о себе? Его там избивали до крови, а у нее хватало наглости критиковать?

Нет, мэм. Не в моем присутствии.

— Думаю, у Вика все в порядке, — пробормотала я, выпрямляясь. Я смотрела, не мигая, на Ксению.

— Нас, — осторожно произнес Вик, но брови его тети приподнялись.

Кажется, ее позабавил мой комментарий.

— Правда, Настасья?

Я заикалась?

Мои глаза сузились, глядя на нее.

— Да.

— Итак, ты веришь, что у мужчины в его возрасте, живущего у родителей, без перспектив и сбережений, все в порядке, да? — с любопытством спросила она.

Волосы на моей шее встали. Она звучала точь-в-точь, как моя мать.

— Нас, остановись, — резко произнес Вик, но я его почти не слышала.

Знаешь что? Нет.

Каким человеком я была бы, если бы сидела и ничего не говорила?

Недостойным его.

Я думала заступиться за него. Я понятия не имела, какой хаос я собиралась устроить, когда усмехнулась:

— Я бы вряд ли назвала семьдесят тысяч отсутствием сбережений.

За столом воцарилась тишина, и когда Юрий положил вилку, тихий звон прозвучал ужасно громко, когда он повернулся лицом к сыну. Тишина, казалось, сгущалась с каждой секундой, и когда Вик поднял голову к небу, я не знала, что сделала, но чувствовала, что это нехорошо.

Это был один из тех моментов, когда ты знаешь, что что-то сказано, возможно, слишком много, но не можешь понять, что именно.

Еще один осмотр стола.

Они смотрели. Все они. Но ни один взгляд не остановился на мне.

Все взгляды были прикованы к Вику, и они не были счастливы.

Получилась смесь эмоций. Его мать была явно сбита с толку. Аника выглядела ошеломленной. Ксения выглядела взбешенной. Но выражение лица его отца заставило мое сердце екнуло.

Он выглядел преданным.

О, нет.

Мое сердце бешено колотилось, и, когда начался спор, я еще глубже вжалась в стул, зная, что в том аде, который вот-вот должен был начаться, была моя вина.

Ага.

Я действительно облажалась.

Глава 21

Настасья

Мой желудок скрутило от страха, и где-то во время спора, когда Вик повернулся ко мне и заговорил, перекрикивая крики, я не думаю, что когда-либо чувствовала себя хуже.

— Ты должна уйти.

Мои глаза скользили от одного человека к другому, и когда мой взгляд остановился на покрасневшем лице Юрия, я быстро поняла, что это не то, для чего Вик хотел, чтобы я была здесь. Очевидно, я сделала достаточно. Так что, сокрушенно кивнув, я взяла свою сумочку и вышла из дома как раз в тот момент, когда крики возобновились.

Я должна была уехать.

Вместо этого я села в машину и стала ждать.

Не знаю, как долго я оставалась в темноте, но снова сосредоточилась, когда увидела, как он медленно идет ко мне, с руками в карманах, опустив глаза и выглядя совершенно сломленным человеком. Поэтому, когда он сел на мой капот спиной ко мне, я восприняла это как приглашение и выскользнула из машины, чтобы присоединиться к нему, заняв место рядом.

Из всех вещей, которые я ожидала от него, ни одна не начиналась со слов:

— Мы разорены.

В голове у меня тяжело засело недоумение, но я ничего не сказала.

Вик расширил сказанное:

— Я переехал домой, чтобы помогать, но долг продолжает расти. Продал машину, чтобы оплатить счета. Заложил все свои драгоценности, кроме этого. — Он вытащил руку из кармана, и я увидела толстое платиновое кольцо, которое купила ему на тридцатилетие, отражающее свет на его среднем пальце.

На нем была гравировка. Надпись гласила: «Навеки и навсегда».

Я молчала, потому что он, наконец, открылся мне, и пока он чувствовал себя болтливым, я позволяла ему говорить без возражений.

— Наши инвестиции сгорели. Они обходятся нам дороже, чем мы получаем от них выплаты. Моя мама работает из дома. У моего отца нулевой опыт работы, и копы чертовски хорошо знают, кто он такой. Понятно, что никто не хочет его нанимать. Аника разваливается, и я почти уверен, что Ксения замышляет что-то темное. — Он выдохнул. — Мои родители не платили налоги на недвижимость около девяти лет. — Моя голова повернулась к нему, и он кивнул, выглядя почти побежденным. — Ага.

Мое дыхание стало тяжелым, и я спросила с комком в горле:

— Насколько все плохо?

Ему потребовалось некоторое время, чтобы ответить.

Он облизал полные губы.

— Это плохо, детка. — Он погрузился в короткое молчание. — Я должен до конца следующего месяца выложить девяносто шесть штук, и это только для того, чтобы мы не потеряли дом. — Мои глаза в шоке закрылись, когда он продолжил: — Деньги не поступали, и мой папа думал, что сможет это исправить. Взял один законный кредит и три других, не очень законных. Мой счет был подушкой безопасности, на который можно было упасть на случай, если я не смогу получить наличные другим способом. Я думал, что смогу им воспользоваться, но теперь я не уверен. Так что, вдобавок к этой почти сотне штук, я работал изо всех сил, чтобы убедиться, что никто не придет и не сломает ноги моему отцу, потому что он был достаточно глуп, чтобы одолжить у действительно плохих людей. — Вик оттолкнулся от машины и зашагал. — Мне удалось поговорить с парой, и они готовы дать нам немного времени из-за того, кем мы были и что мы сделали как «Хаос», но я не могу удерживать их вечно.

Нет. Он не мог.

Я знала, как эти штуки работают. Мой собственный брат был ростовщиком. А если бы оплата не была произведена… ну, оплата так или иначе была бы взята.

— Сколько?— мягко спросил я.

Вик рассмеялся, проведя рукой по губам, прежде чем назвать ошеломляющую сумму.

— Двести девяносто три тысячи долларов.

Боже мой.

Мой рот округлился в такт моим глазам. Я моргнула, и Вик грубо сказал:

— Ага.

Я думала помочь, но, видимо, все, что мне удалось сделать, это сказать не то в неподходящее время.

— Я могла бы дать тебе… — В тот момент, когда я начала говорить и взгляд Вика пронзил меня, холодный и яростный, я замолчала. Итак, я осторожно добавила: — У меня есть деньги. Я могу помочь. — К сожалению, Вик уже качал головой, и я встала, протянула руку и схватила его за руку с отчаянным. — Позволь мне помочь.

Он издал звук чистого раздражения.

— Это. Вот почему я не сказал тебе, Нас. Черт. — Мое лицо вытянулось, а когда он это заметил, то закатил глаза. — Боже. Ты уже смотришь на меня по-другому.

— Нет, это не так, — я клялась, но так это выглядело. Не намеренно, конечно. Но это изменило ситуацию.

Избитый. Это было единственное слово, которое пришло мне на ум, когда он тогда посмотрел на меня.

— Ты женщина, привыкшая к определенному образу жизни. — Мои брови опустились в обиду, и он заметил. — Не потому, что ты претенциозна, а потому, что ты родилась в этой жизни. И после смерти твоего отца Саша позаботился о том, чтобы ты продолжала жить той жизнью. А я… — Он сделал паузу и пнул ногой камешек. — Я не могу тебе этого дать. — Его тон был ровным, поверженным. И мое сердце разбилось. Даже больше, когда он сказал: — И, Боже, это меня разрушает.

Я знала, что он не это имел в виду, но он представил это так, будто я готова пить только из хрустальных стаканов и есть лучшую икру. Как будто я сноб. Элитарный человек.

— Я едва держу голову над водой, — признался Вик, выдохнув. — Как я должен заботиться о тебе так, как ты этого заслуживаешь, не утопив нас обоих?

Что я могла сказать на это?

Ничего. Не тогда, когда он настаивал на вечеринке жалости, которую устраивал. Я думала, что он знает меня лучше, чем это. Я думала, что он знает меня достаточно хорошо, чтобы понять, что такие вещи не имеют для меня значения. Я бы отдала все это, чтобы иметь его. Верните нас в шаткую однокомнатную квартиру со сломанным унитазом. Я бы терпела это до тех пор, пока Вик был у меня.

Я уже знала ответ на то, что собиралась предложить, но хотела подтверждения.

— Найти такие деньги за такой короткий промежуток времени будет непросто.

— Нет, если ты занимаешься обычной работой, — ответил он.

Его исчезновение на прошлой неделе. Состояние его лица. Его раздражительность. Это имело смысл.

— Хочу ли я знать, на кого ты работаешь? — спросила я сквозь безрадостный смех.

Он смотрел на улицу.

— Какой-то парень с Верхнего Ист-Сайда.

Это было все, что он дал, но, честно говоря, это было больше, чем я ожидала. Эти вещи рассказывались по мере необходимости, и у нас с Виком была политика «не спрашивай — не говори», когда дело доходило до грязной работы. Это защитило его, но также защитило и меня. В конце концов, я не могла никому рассказать то, чего не знала.

Вся эта ситуация шокировала. Я хотела помочь. Мне нужно было помочь. Я просто не знала как.

Наступило мягкое молчание, и Вик выпрямился.

— Итак, теперь ты знаешь. Счастлива?

Как он мог спросить меня об этом?

Выражение лица у меня грустное, я едва произнесла:

— Нет.

Горький смех вырвался у него.

— Ага. — Он повернулся, чтобы уйти, говоря, когда он оставил меня позади. — Я тоже.

Я не могла поверить, что делаю это.

И когда мой взгляд переместился на танцовщицу, сидящую на диване в кабинете Саши, я скрестила руки на груди. У меня болела челюсть от того, как сильно я стиснула зубы, но ради брата и бизнеса я готова была вести себя прилично. Сегодня.

Саша сидел за своим столом, откинувшись на спинку стула, и переводил взгляд с Лаш на меня.

— Вам не обязательно ладить, дамы. Вам даже не обязательно нравиться друг другу. Но вы будете вести себя уважительно на моем рабочем месте. — Когда его глаза сузились на меня, он продолжил: — Я знаю, ты слышишь меня, Настасья.

Почему он повесил это исключительно на меня?

Он знал, что у меня короткий предохранитель, и эта сучка сделала своей работой испортить все мои схемы.

Я бы подавилась словами, прежде чем извинилась.

Как всегда послушная сестра, я ответила:

— Я слышу тебя, брат мой.

— Хорошо. — Он выглядел несколько успокоенным. Мой желудок сжался, когда его глаза смягчились, и он любезно спросил: — Итак, Лаш. Как ты себя чувствуешь?

Я уставилась на него, моргая в замешательстве.

Он был чертовски серьезен?

Я была на грани потери рассудка.

— Ну, — ответила она с придыханием, — у меня болит голова и очень болит шея. — Саша понимающе кивнул. — Думаю, мне может понадобиться еще несколько выходных. — Она опустила глаза и захлопала ресницами. И меня чуть не стошнило. — Но, если ты не хочешь, чтобы я их взяла, думаю, я могу просто пойти в полицию и написать заявление. Я уверена, что у вас есть какая-то страховка, которая касается компенсации на рабочем месте.

И я медленно повернулся к ней лицом, позволив рукам опуститься по бокам.

Это была угроза? Она только что угрожала моему брату?

Потому что если бы это было так, я бы сделала четыре шага, схватила ее волосы, подвела бы за них ее к столу и заставила ее встретиться с ним головой — снова и снова.

Прошу вас.

Я очень надеялась, что это была угроза.

Саша поднял руки и усмехнулся.

— Вау, сейчас. Давай просто вернемся на шаг назад. Я уверен, что мы сможем что-нибудь придумать.

У меня побежали мурашки. Он никогда не ухмылялся, не так. Это было скользко.

Затем он спросил:

— А как насчет денег, которые я тебе дал? Они уже закончились?

Лаш только пожала плечами.

— Мне нужно было оплачивать счета.

Поведение Саши изменилось. Это было незначительно, но я видела.

Что-то было не так. Я чувствовала это нутром.

— Видишь ли, вот в чем дело… — Мой брат встал и обогнул стол, присаживаясь на край. — Марта. — Моя голова вскинулась, когда его глаза потемнели, и он уставился на нее сквозь густые ресницы. — Ты думаешь, что знаешь меня, но это не так. Если бы ты знала, ты бы поняла, что я не трахаюсь с такими женщинами, как ты. — Лицо ее побледнело, но Саша продолжил: — И уж точно я не позволю им поставить мишень мне на голове.

Глаза Лаш расширились. Казалось, она обдумывала каждое решение своей жизни, и когда Саша смотрел так, как смотрел на нее прямо сейчас, я не винила ее.

— Саш, — начала она. — Я не была…. Я не имела в виду… — Затем она заставила себя широко улыбнуться. — Я не думаю, что объяснилась должным образом.

Господи. Она пыталась это исправить. И Саша еще не был резок.

— Нет. Я понял именно то, что ты излагала, и мне… — Он пошевелился, присел перед ней. — Мне не понравился твой тон.

Боже мой.

Я должна была чувствовать себя плохо из-за ликования, охватившего меня тогда, но нет. Это было не так.

Вот что происходило, когда ты вмешивался в жизнь людей. Особенно с такого мужчины, как Саша.

Он встал и повернулся, направляясь ко мне. Он занял место рядом со мной, выпрямившись, но глядя на окаменевшую женщину, ерзающую на месте, смотрящую на дверь, как будто она могла попытаться сбежать.

Я бы хотела посмотреть, как она попробует.

— Слышал, ты пошла по магазинам с этой стопкой наличных. Разбросала эти бумажки по всему Ист-Сайду. — Ее губы приоткрылись от удивления. — Я знаю это, потому что, что бы ты ни думала, я не глупый человек. И независимо от того, в игре я все еще или нет, я всегда защищаю свою спину, потому что люди редко наносят удар спереди. — Ухмылка на его лице просто ошеломляла. — Но ты? Ты пробовала и то и другое, не так ли, дорогая?

— Я не понимаю, о чем ты говоришь. — Ее голос был едва слышен.

Саша спросил Лаш:

— Знаешь, что обычно происходит с людьми, которые расплачиваются за бриллианты фальшивыми купюрами, как ты вчера? — Он сделал паузу на мгновение. — Узнаешь, если не соберешь свое дерьмо и не уберешься из моего клуба в ближайшие пять минут.

Выражение ее лица вытянулось, и на секунду мне стало ее почти жаль.

— Ты подставил меня.

Затем Саша встал, обошел стол и занял свое место.

— Да ну, играй в глупые игры, выигрывай глупые призы. — Он посмотрел на часы. — У тебя есть четыре минуты и двенадцать секунд. Я бы пошевелился. Ты тратишь это время и официально нарушаешь границы. Хочешь знать, что я делаю с нарушителями границ? — Он медленно оглядел ее. — Можешь остаться и выяснить.

Марта вскочила с дивана еще до того, как он закончил. Она двигалась быстро, ее каблуки цокали, когда она спешила уйти, и в тот момент, когда она вышла из комнаты, я повернулся лицом к своему брату. Он быстро набрал электронное письмо, прежде чем нажать «Отправить». Стул крутнулся, и он некоторое время наблюдал за мной, прежде чем спросить:

— Как долго она возилась с тобой?

У меня внутри все сжалось.

Откуда он узнал?

Он всегда все знал.

— Некоторое время.

— И ты не подумала мне сказать? — Он не казался расстроенным, но я хорошо знала своего брата, и легкого изменения в его тоне было достаточно, чтобы я поняла, что недоволен тем, что я этого не сделала.

— Это не старшая школа, Саш. Мне не нужно, чтобы ты защищал меня. — Затем добавила тише: — Я не хотела создавать проблемы.

— Ага, — сказал он, беря ручку и постукивая ею по столу, а затем невозмутимо спросил: — Ну и как, сработало?

Засранец.

Моя челюсть сжалась.

— Не так хорошо, как я надеялась.

Глубоко в горле он издал звук согласия.

— Послушай, — начал он небрежно. — У нашей семьи есть репутация, и независимо от того, кто мы сейчас, мы никогда не убежим от того, кем мы были. Такое положение бывает очень кстати. Мы были и навсегда останемся «Хаосом».

Я поняла. И, может быть, это было отвратительно, но я не испытывала ненависти. Знание того, что у людей был этот страх, было своего рода утешением. Нас никогда не использовали в своих интересах. Люди бы дважды подумали, прежде чем иметь дело с нами, зная, что, если что-то пойдет не так, Саша возместит все, что потерял, и даже больше. Мы были опасностью, которую люди редко замечали, пока не становилось слишком поздно.

Быть Леоковым имело свои преимущества.

— В следующий раз, когда захочешь отшлепать сучку, найди меня. — Он мрачно пообещал. — Мы ударим их так сильно, что они увидят звезды, даже не используя наши кулаки. Ты меня услышала?

Он был серьезен?

То, как он выдержал мой взгляд, говорило мне, что это так.

Почему это взволновало меня? Что еще более важно, что, черт возьми, со мной не так?

— Да, — это все, что я могла сказать. — Я поняла тебя.

— Хорошо, — сказал он, повернувшись к своему компьютеру. — Закрой за собой дверь. Мне нужно поработать.

И я просто смотрела на него мгновение. Но когда я, наконец, встала на ноги и собралась уйти, у меня сложилось отчетливое впечатление, что я никогда по-настоящему не оценю, насколько опасен мой старший брат.

Глава 22

Вик

Мужчина, сидевший напротив меня, долго смотрел, постукивая острым пальцем по подлокотнику кресла, прежде чем открыть ящик стола, достать что-то квадратное, положить на стол и подтолкнуть ко мне.

Не нужно было быть гением, чтобы сообразить, что он все еще зол на меня за отказ от работы несколько ночей назад, но ничего не поделаешь. Моя сестра нуждалась во мне.

Итак, я был здесь, пытаясь загладить свою вину, потому что у этого парня были деньги, а мне нужно было их много.

Я взял фотографию, секунду изучал ее и понял, что узнал человека. Он был русский, старого закалки. Служил под командованием отца Коры в «Законе», фирме, которая во всем конкурировала с «Хаосом». Они были единственной причиной, по которой Братва отобрала у нас роли.

Братва не любила внимания, и, к сожалению, «Закон» жил этим.

Зажав фотографию между пальцами, я положил ее обратно на стол и стал ждать.

Мгновение спустя Роам сказал:

— Ты его знаешь?

— Не очень хорошо.

Роам слегка кивнул и прямо сказал:

— Он становится для меня проблемой.

Теперь это заставило меня задуматься.

Конечно, он имел в виду не то, что я думал. Потому что это был большой шаг вперед по сравнению с грабежами, запугиванием и вербовкой.

Я осторожно усмехнулся.

— Я не наемный убийца.

Но Роам просто взял свой стакан с виски и внимательно изучил его.

— Ты такой, каким я хочу тебя видеть.

Иногда было трудно держать рот на замке. И это был один из таких моментов.

— Слушай, мужик. Я знаю, ты злишься, что я не появился, но…

Он прервал меня.

— О, нет. Я не злюсь. Я просто проявляю любезность. — Роам вскочил со стула и прошелся по кабинету. — Я предположил, что тебе нужны деньги, и цена за эту работу показалась мне подходящей. — Его расчетливые глаза остановились на мне, и одна бровь приподнялась. — Я был неправ?

Я ненавидел себя за то, что спросил:

— Сколько?

И он ухмыльнулся, зная, что у него в руках.

— Достаточно, чтобы решить многие твои проблемы. — Ухмылка исчезла, и его тон стал немного глубже. — Я просто прошу тебя позаботиться об одной из моих.

Я отвернулся, посмотрел в окно на верхушки зданий, окружавших то, в котором мы находились, и произнес слова с оттенком неохоты.

— Мне нужен адрес.

Лидер «Учеников» сказал:

— Сделай это. Сегодня ночью.

Фотография лежала на столе лицевой стороной вверх. Я старался не думать о парне, но это было невозможно.

У него были дочери. У него была жена. На данный момент, пара внуков, по крайней мере. Но он сообщил о своем присутствии человеку, у которого были средства для решения проблемы.

Моя челюсть сжалась.

Если бы не я, это был бы кто-то другой.

Я взял фотографию и встал, сунув ее в карман. Дернув подбородком, Роам смотрел, как я ухожу, внимательно следя за своими вложениями. И независимо от того, как я относился к тому, что делал, у меня точно не было выбора, чтобы остановиться.

Это не было личным. Бизнеса никогда таким не был.

Моя совесть съедала меня. Она грызла и кусала, пока мне не стало плохо, и было чуть больше 18:00, когда я отправил сообщение: «Не могу этого сделать».

В моем животе что-то странно дернулось, выбив из колеи.

Я знал, что, скорее всего, только что потерял свое ведро с золотом, но кое-чего я бы не стал делать. Удивился до усрачки. Десять лет назад я бы без промедления взялся за эту работу, если бы она была сделана во имя «Хаоса».

Я бы улыбнулся ублюдку в лицо, когда нажимал на курок.

Казалось, я изменился.

Прошел час, а я так и не получил ответа. Я встал с тяжелым вздохом, принял душ и собрался на работу. Одеваясь, я чувствовал оцепенение, стал еще больше ошеломленный, помогая Анике выйти из машины и идя с ней внутрь клуба.

Неудивительно, что «Сердцеедки» были забиты до отвала.

Со своего места в тени у бара я заметил Льва, сидящего в дальнем углу комнаты, и Мину рядом с ним. Когда он поймал мой взгляд, то поднял свой стакан в знак признательности, и я вздернул подбородок. Я повернулся к бару как раз вовремя, чтобы увидеть, как моя женщина потянулась через стойку и нежно коснулась лица какого-то бедолаги, одновременно надувая свои восхитительные губы в его сторону.

У меня внутри все сжалось.

Я ненавидел это, но понимал, что это часть работы.

Мои глаза сузились, когда остановились на Анике. Она выглядела измученной, как будто не могла сосредоточиться на работе, и когда она уронила стакан, который держала в руках, и тот издал пронзительный звон, ударившись о пол, она пробормотала: «Дерьмо», прежде чем присесть, чтобы подобрать осколки. И я волновался.

Что бы я ни делал, я не мог заставить ее поговорить со мной.

Она боролась. Она проигрывала. И это разрывало ее на части, день за днем.

— Эй, Чесси, — позвал я, и женщина выжидающе повернулась ко мне. Я положил купюру на стойку. — Отправьте ей «Эспрессо мартини». Может быть, это поможет ей учиться.

Чесси ухмыльнулась, прежде чем положила пальцы на стойку, взяла деньги и спрятала их, прежде чем пройти в противоположный конец бара. Когда она поставила коктейль перед девушкой, Кара подняла голову, и Чесси наклонилась, обращаясь к разъяренной женщине, которая настаивала на том, чтобы таскать свои книги и заниматься прямо здесь, в баре. Я не мог разобрать, что говорила Чесси, но, когда лицо Кары смягчилось, она посмотрела через стойку на меня и поднесла стакан к губам, ее глаза улыбались. Она сделала маленький глоток, затем поставила стакан и в благодарность послала мне воздушный поцелуй.

Моя голова опустилась в коротком кивке. И тут я будто ощутил на себе чей-то взгляд. Я посмотрел на бар и обнаружил, что Настасья наблюдает за мной с нежным и теплым выражением. И когда ее пухлые губы медленно поднялись, я выдержал ее взгляд. Ее улыбка стала шире. Когда она опустила подбородок, покачала головой и вернулась к работе, я постарался не думать о том, как сильно мне хотелось перекинуть ее через плечо и отнести обратно в подсобку, чтобы вновь пережить тот непревзойденный трах, который был несколько недель назад.

Мой член все еще подергивался от этого.

Ночь прошла без сучка и задоринки, и, откинувшись на спинку кресла, я наблюдал, как девушки на сцене медленно и чувственно двигаются, я не заметил изменения в атмосфере, пока Аника встревоженно не позвала:

— Вик.

Мои действия были неспешными, я повернулся назад, чтобы увидеть, что ей нужно, и когда я заметил, что все три девушки неподвижны, и, забыв о работе, напряженно смотрят на комнату с широко раскрытыми глазами, мои брови нахмурились.

Я проследил за их испуганными взглядами и, увидев их, напрягся.

Черт побери.

Стоя устойчиво, я окинул взглядом комнату.

Они были повсюду.

Люди, одетые в черное, блокировали все выходы, их раскрашенные черно-белым лица были жуткими и странными. С черепами, наполовину закрывающими их лица, они представляли собой устрашающее зрелище. Пугающие. И именно в этот момент я понял, что облажался.

«Ученики» называли своих солдат «покойниками», и у меня почти не было сомнений — они были здесь ради меня.

Их число росло, и я молча задавался вопросом, как они попали внутрь. Посетители наблюдали за ними с опаской, но с любопытством. Музыка продолжалась, но девушки перестали танцевать. В комнате стояла тишина, и «покойники» просто стояли на своем.

Мои глаза обратились к Льву, который поднялся со своего места, выпрямившись, когда Мина потянула его за руку, ее лицо побледнело от паники.

Именно в этот момент появился Саша, стоя в большом открытом дверном проеме. Он бросил взгляд на мужчин и на мгновение наклонил голову, прежде чем выпрямиться и сказать:

— Мальчики. — Он двинулся вперед, само воплощение самообладания. — Если вы хотите шоу, вы должны стоять в очереди, как и все остальные.

Один из «покойников» выступил вперед.

— Мы здесь не для шоу. — Он посмотрел на Сашу, поднял руку и указал прямо на меня. — Мы здесь ради нашего брата. Он дал обещание на сегодняшний вечер. — Мужчина посмотрел на меня, а затем угрожающе произнес: — И он выполнит свое обязательство.

Внешне я оставался невозмутимым. Я был рад, что никто не мог видеть, что происходит внутри. Потому что это было хреново.

Рука Саши сжалась в кулак. Он промолчал, прежде чем сказать:

— Как видите, у него есть и другие обязанности, которые нужно выполнять.

«Покойник» улыбался, а краска растягивалась и тянулась так, что трескалась.

— Нам дали указание не уходить, пока он не уйдет с нами.

— А если он не пойдет? — Холодная, спокойная манера речи Саши ничего не выдавала, но я знал своего брата. Это случалось нечасто, но Саша был близок к тому, чтобы потерять самообладание.

— Тогда мы повеселимся. — «Покойник» ухмыльнулся.

Ага. Нет.

Этого не будет.

Это была моя проблема, и я не собирался позволять этим головорезам разрывать «Сердцеедки» на куски, чтобы доказать свою точку зрения.

— Иду, — пророкотал я, и брови Саши нахмурились, когда он протянул руку, чтобы заблокировать мне путь. Его беспокойные глаза встретились с моими, и я похлопал его по плечу, наклонился и сказал достаточно громко, чтобы только он мог меня услышать. — Ты меня предупреждал. Я не слушал. Нырнул с головой, и теперь я должен выкручиваться сам.

Сейчас он мог бы сказать многое, но предпочел промолчать, и он никогда не узнает, как сильно я ценю то, что он не воспользовался случаем, чтобы сказать мне, что предупреждал меня об этом. Это много значило. Потому что никто не чувствовал себя таким ослом, как я в тот момент.

Изобразив легкую ухмылку, я крепко сжал его плечо, надеясь, что это выражает самые смиренные извинения. Саша был моим другом. Моим братом. Моим товарищем. Я не хотел принести это дерьмо на его порог. Я планировал прямо противоположное. Но независимо от того, как сильно я старался, чтобы все было просто, каким-то образом мне всегда удавалось облажаться.

Я спросил себя, почему мир был против меня. И ответ задел.

Миру было абсолютно наплевать на такого придурка, как я. Печальная правда заключалась в том, что я сделал это. Больше некого было винить в том положении, в которое я себя поставил. Прямо в центре перевернутой ладони Роама. В любой момент его пальцы могли сжаться, раздавив меня целиком. Это был вопрос не «если», а «когда».

И поэтому я повернулся и начал идти к судьбе, которую я больше не хотел, но которую написал сам своими окровавленными кончиками пальцев.

Я остановился на полпути, когда услышал, как Нас окликает меня.

— Вик. — Она посмотрела на мужчин, окружавших меня, потом снова на мое серьезное лицо.

С широко открытыми и встревоженными глазами она тихо сказала:

— Не уходи.

Моя малышка испугалась. Словами не передать, как дерьмово я себя чувствовал из-за этого. Вызвать ее страх было последним, чего я когда-либо хотел.

«Покойники» рядом со мной мрачно усмехнулись.

— Не волнуйся, Мами. Мы привезем вашего мальчика домой в целости и сохранности.

И внутри моего разума потемнело. Моя челюсть затвердела. Пронзительный вой зазвучал в моих ушах, и когда я повернулся к парню с разрисованным лицом, я подумал, пропустит ли Роам этот дерзкий трах, когда я воткну лезвие ему в сердце.

Моя рука поднялась и сжалась в кулак, когда я изо всех сил старался сдержать свой гнев. Но я сделал неглубокий вдох и заговорил со смертельным спокойствием.

— Ты не разговариваешь с ней. — Предупреждение. Первое и последнее.

Ухмылка «покойника» уменьшилась, но не исчезла. Было видно, что ему плевать. Парень посмотрел на мою женщину и повторил.

— В целости и сохранности, Мами.

Он говорил как защищенный человек. Но Роама здесь не было. Мои глаза блуждали по его лицу, разглядывая его скрытые черты и присваивая ему новый титул.

Ходячий мертвец.

Когда глава «покойников» сделал рукой широкую дугу, они начали выходить гуськом, и я вышел вместе с ними без малейшего желания. Снаружи ждала машина, и как только я вошел внутрь, другой человек в черном протянул мне «Глок» и лыжную маску. Я взял их, не раздумывая ни секунды.

Не прошло и часа, как дело было сделано.

Психопаты вокруг меня подстрекали, заставляли нажать на курок, давили на меня, кричали и выкрикивали грубости, которые накладывались друг на друга, когда я поднимал свой пистолет на старого, испуганного мужчину, сидящего в кресле своего тихого дома.

Я крепко держал пистолет.

Через мгновение плечи цели расслабились, ожидая смерти.

— Черт возьми, чего ты ждешь? Сделай уже это, — последовала разъяренная реакция «покойника», управлявшего этой группой диких собак.

Моя рука опустилась, и звуки прекратились.

Мое решение было окончательным.

Я этого не сделал.

Не заботясь о своей безопасности, я повернулся, чтобы посмотреть лидеру в глаза, и сунул свой «Глок» ему в руки, моя позиция была ясна.

С яростью в его жестком взгляде он не колебался. Он взял мой пистолет, поднял его и трижды выстрелил пожилому человеку в грудь. И когда его глаза снова встретились с моими, он покачал головой, почти разочарованный.

— Он тебя убьет.

В его тоне не было ни интонации, ни эмоций. Это не было угрозой. Это был простой факт.

Роам собирался разорвать меня на части.

Вечер потрачен впустую. Мое общественное положение в плачевном состоянии. Сумасшедший дышит мне в затылок.

Я не знал, сколько еще мне нужно было падать, чтобы достичь дна этой ямы, в которую я сам себя загнал.

Глава 23

Настасья

Аника неподвижно сидела между моими коленями, скрестив ноги. Я взяла пластиковую бутылку и выдавила еще немного крема с химическим запахом на волосы, прежде чем слегка расчесать их и сказать:

— Вот.

Но от одного тревожного взгляда на расческу у меня скрутило желудок.

Мгновение назад она была чистой, а теперь было полна клоков ее волос. Длинные медные пряди вызывающе обвились вокруг нее.

Ее мягкое «спасибо» звучало почти по-детски, и когда она подтянула колени и прижалась к ним щекой, согнувшись, у меня в животе скрутило узлом от того, как резко, заостренно торчали ее плечи.

Моя дорогая подруга. Почему ты так страдаешь?

— Тридцать минут, и мы смоем, хорошо?

Она моргнула, как будто совсем меня не замечая, и я ласково улыбнулась, нежно проведя пальцами по ее щеке.

Когда я вышла из ее комнаты, выражение моего лица помрачнело, и когда я пошла на кухню, чтобы выбросить мусор, я нашла Доротею на кухне.

Нервы сжались в моем животе. Я не видела ее чуть больше недели. С тех пор, как я совершенно непреднамеренно по-королевски облажалась с Виком. Но в тот момент, когда пожилая женщина увидела меня, она подошла и взяла мои руки в свои теплые старческие руки, с материнской улыбкой.

— Настасья. — Она посмотрела на меня по-матерински. — Ты будешь есть с нами, да?

И вот так же, как и в настоящей семье, бедлам, который я устроила, был забыт.

С моего сердца исчез груз, когда я ответила на ее милую улыбку.

— Конечно, — сказала я ей, потому что никогда не чувствовала себя счастливее, чем когда я сидела за ее обеденным столом, где обо мне заботились так, как мои братья никогда не могли бы повторить.

Любовь, которую они дарили, была прекрасной, но другой. Это был более суровый стиль любви. Такой, который причинял столько же боли, сколько и питал. Они были суровыми людьми, а мягкая любовь со стороны суровых людей была аномалией.

Доротея, возможно, не была моей кровью, но она была моей избранной матерью, и почему-то я чувствовала, что это значит больше. Застряв в своих мыслях, я почти забыла, что нужно слушать, когда она говорила.

— Разбуди его. — Мои глаза расширились, когда я медленно поняла, что она имеет в виду, и как только я начала протестовать, она развернула меня, толкнула вперед и легко похлопала по попе. — Обед скоро будет готов.

С легким толчком мои ноги пошатнулись в направлении его личных покоев, и когда я остановилась у закрытой двери, я повернула голову и увидела, что Доротея кивнула. Она махнула руками и сказала:

— Разбуди его. — Она посмотрела на маленькие золотые часы на своем запястье и несколько драматично воскликнула: — Скоро середина дня!

Верно. Ага. Хорошо.

Что со мной не так? Почему я вдруг занервничала?

Это была просто комната Вика. В какой-то момент я практически жила в ней. Боже. Мы проводили вместе так много часов, что Доротея иногда звонила Вику на мобильный и умоляла нас подняться и поесть.

Хорошие были времена. Мы были неразлучны. Два сердца, бьющиеся в такт.

К сожалению, я отвернулась от него, когда он больше всего во мне нуждался. Справедливости ради, он не совсем откровенничал о своих проблемах. Как бы то ни было, я должна была знать, что произошло что-то кардинальное, раз поведение Вика так изменилось.

Моя самая большая проблема заключалась в том, что я отталкивала людей, а затем ненавидеть их за то, что они уходили. Но Вик боролся. Он ясно дал понять, что никуда не собирается уходить. Что он будет ждать меня. И теперь я переживала, что надавила слишком сильно и отправила его в противоположном направлении, когда все, чего я когда-либо хотела, — это быть его человеком.

Той, к которой он бы пришел со своими проблемами. Той, кого бы он любил.