Вино поцелуев

Глава 8

Леонардо был очень похож на пирата — с черной повязкой на глазу, которую надел специально, чтобы избавить бабушку от зрелища затекшего, опухшего и покрасневшего глаза.

В субботу на той же неделе Чано нужно было возвращаться в Мадрид, и за завтраком в патио Леонардо объявил о своем решении поехать вместе с ним, чтобы, как он объяснил, разобрать накопившиеся дела, которые больше не могут ждать. Он собирался вернуться в замок во вторник на арендованной машине.

— Леонардо, а можно я поеду с тобой? — Лизе это вдруг показалось отличным выходом из создавшегося положения. Можно будет притвориться, что в Мадриде они поссорились, Леонардо вернется один и сообщит бабушке, что помолвка расторгнута. Все получится очень естественно. Он может сказать графине, что Лиза не захотела жить в сельской местности или вообще в Испании. Таким образом распутается этот гордиев узел, не раня чувства людей, вовлеченных в ситуацию. Лиза надеялась, что, после того как они расстанутся, она скоро о нем забудет. Естественно, ей нельзя будет оставаться в Испании — вид местных высоких стройных мужчин будет постоянно напоминать ей о Леонардо, так что лучше всего ей будет вернуться в Англию и обо всем забыть.

Она смотрела, как он намазывает маслом тост, его взгляд стал еще более непроницаемым.

— Нет, будет нехорошо, если мы все уедем и оставим Мадреситу одну, — проговорил он наконец. — Разве Ана не говорила, что она тоже едет с нами в Мадрид, чтобы познакомиться с родителями Чано?

— Да, говорила, но я не вижу, что это меняет. Мануэла все время с ней, твоя бабушка почти не выходит из дому. Кроме того, я могу поехать на своей машине, ее уже починили. Ты не можешь мне этого запретить.

— Нет, ты только ее послушай, Чано, — насмешливо проговорил граф. — Как тебе повезло, что ты женишься на испанке! Они, по крайней мере, хоть немного послушнее.

Чано рассмеялся и посмотрел через стол на Ану, которая скромно улыбалась, поглощая завтрак.

— А правда, Леонардо, я не понимаю, почему ты хочешь, чтобы Лиза оставалась здесь одна, в то время как ты сам будешь весело проводить выходные в столице? Наверняка графиня не будет против, если твоя милая невеста немного развлечется.

— Если ты забыл, Чано, я тебе напомню, что еду в Мадрид по делам. — В голосе Леонардо внезапно появилась железная непререкаемая нотка, и в ту же минуту Лиза поняла, что он едет к Франкисте. И сердце сразу ожесточилось против него, и предательская мягкость последних дней, когда Лиза дала волю нежным чувствам, моментально уступила место гневу.

— Я и не думаю вмешиваться в твои дела, — язвительно сказала она. — Не сомневаюсь, что эти дела самой что ни на есть срочной важности. Да-да, я все прекрасно понимаю, не сомневайся.

— Значит, ты согласна остаться в замке до моего возвращения? — Его правый глаз сверлил ее, пронизывая насквозь агатовой чернотой.

— Думаю, да. — Лиза наклонила голову и продолжала есть завтрак. Ей так или иначе нужно придумывать выход из создавшегося положения, и раз он не хочет отпустить ее по-хорошему, пусть будет по-плохому. Ее машину уже вернули из мастерской, она уже была на ходу, и хотя Лизе очень не хотелось причинять расстройство графине, она ничего не могла с этим поделать. Наконец-то ей удалось найти решение — записка, в которой она напишет, что не может жить вдали от родины и от своих родственников. Девушка уедет отсюда на своей машине и даже не оглянется, а когда во вторник Леонардо вернется в замок, графиня уже успеет смириться с положением дел, и Лизе не придется встречаться с ним лицом к лицу.

Она очистила апельсин от кожуры и сделала вид, что поглощена Аной и Чано, которые в последнее время оба ожили и расцвели, потому что были влюблены. Чано хотел как можно скорее сыграть свадьбу с Аной, поэтому она и уезжала с ним в Мадрид. Там жили его родители на вилле в пригороде. Им надо было сообщить эту новость и получить благословение, и Лиза подавила вздох искренней зависти.

— Какая ты счастливая, Ана, — сказала Лиза таким чувственным голосом, что Чано посмотрел на нее долгим удивленным взглядом. Он уже убедился, как и все остальные, что граф действительно собирается на ней жениться, наверное, отчасти из-за многозначительных намеков Мануэлы относительно страстных объятий в беседке. А Лизе оставалось только смеяться или рыдать над воспоминаниями о том моменте, когда он целовал ее в стиснутые губы.

— Как всякая девушка, воспитанная в Англии, Лиза слегка цинична, — мягко ввернул граф. — Сказка про Золушку очень популярна в ее стране больше из-за Пажа, чем из-за Принца. Паж всегда главный герой, а Принца обычно играет переодетая женщина, тем самым делая призрачной надежду на то, что эта пара доберется до алтаря. Лиза представляет Ану невестой, а себя в этой роли никак не может увидеть, и все потому, что я не Паж. Чано, ты даже не представляешь, как тебе повезло.

Все рассмеялись над его жалостливой речью. Даже Лиза слегка хихикнула, но быстро отвела от него взгляд, потому что любовь к нему в этот момент стала почти невыносимой. Если она выйдет за него замуж, то так же будет страдать каждый раз, когда он будет уезжать в Мадрид. Ее злая доля — ждать, зная, к кому он едет, кто его там держит, пока он не соизволит вернуться домой к своей несчастной жене. Гораздо менее мучительно будет расстаться с ним раз и навсегда, чем стать его женой, которую он не любит и никогда не полюбит.

После завтрака Ана с Чано ушли готовиться к отъезду, а Леонардо задержался, чтобы переговорить с Лизой наедине. Она знала, о чем будет разговор, еще до того, как он произнес первое слово.

Он взял ее за локоть, отвел в одну из комнат рядом с коридором и крепко закрыл за собой дверь, чтобы им никто не мешал. Лиза взялась рукой за горло и стала озираться по сторонам, лишь бы не смотреть в темное, смуглое, неулыбающееся лицо. Комната, в которую он ее привел, была роскошной и отделана в классическом испанском стиле, с мозаичным потолком, который опирался на легкие грациозные рифленые колонны из темного мрамора. Там стояли стулья с прямыми высокими спинками и большие комоды из ливанского кедра. Малиновые портьеры, золоченые подсвечники, розы и распятие — атмосфера была почти церковной, даже розы походили на огненные шары в золотом кубке под распятием, на фоне темной деревянной стены. Под ногами у нее был огромный шерстяной ковер, а над камином красовался портрет в золоченой раме, изображавший женщину с чистым лицом оливкового цвета, огромными, черными, страстными глазами и полными, красными, слегка надутыми губками. На верхней губе была маленькая черная родинка, знак чувственности, а на цепочке на шее… Лиза затаила дыхание, потому что женщина на портрете носила то самое сапфировое сердечко, которое Леонардо дал ей.

Она перевела на него взгляд, и он медленно сардонически приподнял бровь, словно давая ей понять, что понимает, о чем она думает.

— Это бразильская невеста одного их предыдущих графов Маркос-Рейес, — сказал он. — Мне кажется, я тебе рассказывал о ней… сапфир был найден в джунглях Бразилии, а потом вырезан в форме сердца испанскими ювелирами. Время от времени его надевала счастливая невеста, и должен сказать, мужчины этого рода всегда оставались этим довольны. Моя бабушка была очень счастлива в семейной жизни. Можно ли ее винить, что она желает того же и мне?

— Нет, — прошептала Лиза. — Но чтобы найти свое счастье, мне кажется, нужно жениться по любви.

— Согласен, — не моргнув глазом отозвался он. — Но любовь это или сердечная привязанность, даже не знаю, как это сказать по-английски. Это нечто совершенно особенное, типично испанское; это связь чувств и души.

— Знаете, — сказала она, облизывая языком сухие губы, — на самом деле у вас нет времени, чтобы говорить о философии. Зачем вы привели меня сюда?

— Уверен, вы уже об этом догадались. — Его лицо вдруг стало безжалостным, он пошел к ней. Она, попятившись от него, прижалась к темной мраморной колонне, чувствуя ее холод голыми локтями. Глаза были большие и серые на бледном испуганном лице, она прижималась к колонне, как к распятию.

— Мне надо поехать в Мадрид, а тебе придется остаться здесь, — сказал он, нависая над ней, и она увидела пульсирующую жилку у него на подбородке. — Я знаю, что у тебя на уме, amiga. Как только я повернусь к тебе спиной, ты бросишься собирать вещи и попытаешься сбежать, но я тебя предупреждаю, если ты это сделаешь и бабушке станет от этого хуже, я все равно тебя найду, где бы ты ни была, и сделаю все, чтобы ты тоже страдала. Ты мне веришь?

— Да, — слабо пролепетала она. — Но, Леонардо, если бы я поехала с тобой в Мадрид, мы могли бы притвориться, что поссорились, это был бы выход из этой… этой ловушки, и ты тоже будешь свободен, сможешь жить своей жизнью.

— Ты останешься здесь, в замке, — повторил он, и губы его сделались жесткими, как железо, когда он произнес эти слова. — Когда я сказал бабушке, что на несколько дней еду в Мадрид, она заставила меня дать ей слово, что ты останешься с ней в Эль-Сефарине. Она очень разволновалась, это означает, что она очень к тебе привязалась и теперь с нетерпением ждет, когда ты… в общем, не важно, нам действительно некогда сейчас разговаривать, но помни — я тебя предупредил, чтобы ты в мое отсутствие не смела делать ничего такого, что я счел бы непростительным.

Сказав это, он вдруг резко обхватил колонну руками около ее головы, и его и без того угрожающий взгляд стал по-настоящему страшным из-за повязки на глазу.

— Ты дрожишь как натянутая струна, — тихо сказал он, склоняясь к ней. — Ты ждешь, чтобы тебя отпустили на волю, чтобы тотчас улететь. Но мне это известно, и я нарочно вынул из твоей машины и из двух других, которые стоят у нас в гараже, маленький механизм, и теперь ни одна из них не заведется. Поверь, детка, мне очень жаль, что я не могу тебе доверять, но это так, и я знаю, что ты будешь вести себя как неразумный ребенок…

— Это вы ведете себя как высокомерный, наглый удельный князь, — прервала она, ненавидя его за то, что он разгадал ее планы, а еще за то, что они с бабушкой держат ее тут пленницей, распоряжаются ее жизнью, как хотят, и считают это вполне нормальным. — Я ненавижу вас, Леонардо! Я знаю, к кому вы едете в Мадрид!

— О, я нисколько в этом не сомневаюсь, — протянул он и, слегка рассмеявшись, намеренно наклонил голову и вскользь поцеловал ее раскрасневшееся лицо.

— Оставьте свои поцелуи для нее! — Лиза задохнулась от возмущения. — Меня от них тошнит! Мне они омерзительны!

— А жаль, — вздохнул он. — Ну хорошо, что тебе привезти из Мадрида? Духи, конфеты, может быть, шубу?

— Мне не нужно от тебя подарков! Ей дари все это, как ты даришь свою любовь!

— О, ты, я вижу, очень хорошо осведомлена о моих делах, — сказал он и вдруг схватил ее пальцами за подбородок, крепко стиснув его, не давая ей отвернуться. — Если бы ты была более уравновешенной, лучше разбиралась бы в мужчинах и не судила так скоро.

— Уверена, — тяжело задышала она, — что я представляю собой ее полную противоположность. Для вас должно быть мучительным, что ваша бабушка не хочет понять вас в вопросе выбора супруги. Я прекрасно понимаю, почему вы, как заяц, так стремительно мчитесь в Мадрид! Я не такой уж ребенок!

Краска залила ей лицо, она яростно бросала ему эти слова. Волосы рассыпались у нее по лбу от того, что она в гневе встряхивала головой. Ее юная грудь вздымалась и опускалась под тонкой тканью рубашки, и все внутренние мучения начали прорываться наружу. Пусть он уходит… уходит немедленно, пока она не зарыдала, как ребенок, от обиды, что он уезжает, оставляя ее в замке, отправляясь на свидание с Франкистой.

— Ради всего святого, не тратьте больше на меня ни минуты своего драгоценного времени, — холодно сказала она.

— Так ты будешь здесь, когда я вернусь? — Его пальцы больно сжали ее подбородок, так что она заморгала и на глазах у нее выступили слезы.

— Ну вы ведь об этом позаботились, не так ли? Вы вывели из строя мою машину, запугали меня, играете на моих чувствах к старой графине. Я… мне она нравится, но мне очень жаль…

— Да, детка? Чего тебе жаль? — Он с любопытством взглянул на нее.

— Мне очень жаль, что я не могу рассказать ей всю правду и одним махом покончить со всем этим!

— Оставь свои откровения при себе! — в бешенстве велел он. — Если ты хоть словом обмолвишься о том, что здесь происходит на самом деле, или о том, как ты ко мне относишься, и это станет причиной удара Мадреситы, тогда я сломаю твою лилейную шейку. — И чтобы придать вес своим словам, он одной рукой взял Лизу за горло и откинул ей голову далеко назад, так, что у нее перед глазами поплыли темные круги и она чуть не лишилась чувств. Тогда он отпустил ее, и она стояла, прижимаясь к мраморной колонне, чтобы не упасть, все еще чувствуя на шее его теплое, сильное прикосновение. Она уставилась на него и поняла, что он сейчас потрясен не меньше, чем она. Ярость и раскаяние боролись в нем, пульсируя сквозь вены, и готовы были захлестнуть его.

Он попятился от нее, она видела, что он с огромным трудом сдерживает себя.

— Итак, я говорю тебе hasta la vista note 11, Лиза. Не ходи провожать меня к машине — не хочу, чтобы Ана и Чано видели, как ты меня ненавидишь. Будь поласковей с Мадреситой и жди меня назад во вторник.

Он подошел к двери, открыл ее и коротко кивнул ей:

— Разве ты не хочешь со мной попрощаться?

— Желаю вам приятного путешествия, сеньор граф. — Она постаралась вложить в свой голос всю холодную ненависть, на какую была способна. — И прошу вас, не надо оскорблять меня, привозя мне из Мадрида духи или шоколад. А что касается шубы, я не ношу меха, потому что я против гибели животных.

— Muy bien note 12, amiga. — Одним взглядом он окинул на прощанье ее стройную фигурку с головы до ног, потом ушел. Дверь за ним закрылась, и в этой комнате с малиновыми портьерами повисла тишина. Пока Лиза наконец не всхлипнула и не разрыдалась, закрыв лицо руками.

В замке стало очень тихо после того, как они уехали. Умыв лицо прохладной водой и причесав волосы, Лиза спустилась к конюшням и спросила конюха, не может ли тот оседлать ей коня. Она чувствовала давно подавляемое желание хоть ненадолго уехать из замка, и если она не может воспользоваться своей машиной, она имеет право хотя бы покататься верхом.

— Да, сеньорита, — ответил Хуан. — У сеньориты Аны очень смирная лошадь, очень хорошо, что ее будут выезжать в отсутствие хозяйки.

Лиза кивнула и закусила губу: ей стало обидно, что ее оставили в замке одну, а эти трое уехали вместе в Мадрид — устраивать свои любовные дела.

Хасинто, статный вороной конь, на котором так хорошо смотрелась Ана — в костюме амазонки, в белой сорочке с кружевным жабо впереди, в кордовской шляпе с твердыми полями, надвинутой на ее темные блестящие глаза, — привык к стройному, легкому наезднику, так что они с Лизой быстро приладились друг к другу. Почуяв запах моря, к которому начала спускаться Лиза по крутой каменистой дорожке среди скал, конь зазвенел сбруей и пошел довольно бодрой рысцой.

Достигнув безлюдной полосы пляжа, они пустились в галоп, разбрызгивая воду, которая с шумом набегала на прибрежный песок. Солнце ярко переливалось в волнах, и издали Лиза увидела темный каменистый островок, к которому плавала в то утро, когда ее спас Леонардо.

Может быть, именно тогда она в него влюбилась? Нет смысла больше скрывать от себя правду… она любит этого человека, потому ей стало так обидно, когда он оставил ее в той комнате, под портретом бразильянки, с сапфиром в виде сердца на шее. Раньше Лизе никогда не приходилось плакать из-за мужчины; она даже не догадывалась, что любовь может причинить физическую боль. Глаза у девушки снова наполнились слезами, и она стала смотреть вперед, на длинную змею бледно-желтого песка, кое-где покрытого сине-зелеными морскими водорослями.

Безлюдные пески и скалы, море, шепчущее и всхлипывающее, будто вторили ее настроению, и Лиза готова была оставаться здесь хоть несколько часов. Но она знала, что в замке станут беспокоиться, и помнила выражение лица Леонардо, когда он предупреждал ее, чтобы она не смела огорчать графиню, а главное — не сбегала из замка.

Она остановила коня и неподвижно сидела в седле, глубоко вдыхая успокаивающий морской воздух, наполняя взор и легкие, в надежде рассеять свою грусть. Над морем перекатывались грозные тучи, похожие на огромных золотистых драконов, и ей показалось, что будет шторм. Ей хотелось бы сейчас услышать гром, увидеть молнию, потрясающую небо и землю, озаряющую древний замок и неприступные стены.

Наверное, если в Мадриде Леонардо узнает о шторме, он станет беспокоиться, может быть, даже почувствует легкий укол вины, что укатил в столицу предаваться наслаждениям в объятиях Франкисты, зная, что бабушка не одобряет эту женщину.

Лиза схватила поводья, представляя, как он обнимает и ласкает эту испанку, которая не так наивна, чтобы отпустить его или бороться с ним. Она станет улыбаться ему, предлагать свои красные чувственные губы для поцелуя. Она обовьет его за шею своими нежными сливочно-кремовыми руками, станет пальцами нежно гладить его… а он мужчина, и ему как раз это и нужно, а не девические выходки англичанки, которая ведет себя с ним так, словно он негодяй и насильник.

Беда в том… глубокий вздох потряс ее. О, она уже знала, что вызывает в ней эти бурные эмоции — ей недостаточно, чтобы ее целовали или считали достаточно хорошенькой. Она хотела, чтобы он был так же потрясен любовью к ней, как сама она была потрясена любовью к нему. Ей недостаточно было даже того, чтобы он стал ее мужем, если он собирался отдать ей только свое тело, а не сердце. Это не будет обещанным им раем; это означает только замок в Испании и легкую беззаботную жизнь, вместо жизни, наполненной до краев, с избытком, любовью, когда сердце вздрагивает от каждого взгляда, жеста, слова, улыбки.

Драконовидные тучи еще ниже нависли над морем, конь стал переступать с неожиданным нетерпением, Лиза была уверена, что слышала перекаты грома над горами.

— Ну, поехали, мальчик, — сказала она. — Пора нам возвращаться.

Блестящие копыта взрыли песок, морской ветер обдувал лоб и шею Лизы, раздувал волосы с золотыми прядями. Когда она на коне легкой рысцой въехала в ворота замка, щеки ее раскраснелись, глаза горели и она выглядела как беззаботная молодая девушка, которую ничто на свете не волнует.

Она издали увидела графиню, которая пила чай с лимоном и бисквитами под колоннадой. Лиза остановила коня и поздоровалась с ней.

Бабушка Леонардо подняла глаза и несколько минут молча смотрела на нее, разглядывая светловолосую девушку верхом на огромном черном коне.

— Здравствуй, деточка. Иди попей со мной чаю.

— С огромным удовольствием. — Лиза невольно улыбнулась, потому что графиня выглядела просто дивно для своего возраста. Она сидела на плетеном стуле с высокой спинкой, в лиловом платье, подставив под ноги, в маленьких блестящих ботинках, низкую скамеечку. В мочках ушей у нее были маленькие бриллиантики, в безупречно уложенных серебристых волосах — мантилья из тонких черных кружев, на руке браслет с переливающимися камнями. У локтя ее лежала газета, в тонких пальцах лорнет раскачивался, как веер. У нее был такой вид, словно с нее сейчас будут писать портрет, но Лиза знала, что графиня не любит позировать — у нее не хватает на это ни сил, ни терпения.

— Как вы очаровательно выглядите, сеньора. — Эти слова Лиза проговорила со стыдливой искренностью. Затем она остановила коня и отдала его на попечение конюху.

— Хорошо покатались, сеньорита? — Хуан одарил ее вежливой, хотя и слегка игривой улыбкой, к чему она уже привыкла, общаясь со слугами в замке. Все они обращались с ней так, словно считали ее очень юной, но вполне guapa для невесты графа. И почти такой же хорошей, как испанская девушка. Она не стала задирать перед ним нос. Глядя в темные глаза и жесткое лицо Хуана, она готова была разрыдаться от их трогательной преданности Леонардо. Эти люди, добрые, сильные, страстные, верили в него так, как она не умела. Они считали, что он ее любит, и одобряли его выбор молодой невинной невесты, потому что, как и графиня, придерживались старомодных взглядов, и были бы неприятно поражены, если бы он привез в замок и представил как свою будущую жену разведенную женщину.

— Очень хорошо, Хуан, — улыбнулась она ему. — Вдоль моря по пляжу — но я заметила, что над морем собираются тучи. Думаешь, будешь дождь?

— Большой дождь, да, сеньорита. Шторм. — Слуга охватил ее веселым, но испытывающим взглядом. — Вы не боитесь шторма, а? Невеста сеньора не должна ничего бояться.

— Надеюсь, что нет. — Она рассмеялась, уловив двойной смысл этих слов; слуга считал, что негоже женщине, нареченной графа, бояться стихийных бедствий. Она погладила ладонью бархатный нос Хасинто и быстро пошла в дом. Там она поднялась к себе в комнату и переоделась, сменив брюки на свое лимонно-желтое шифоновое платье. Она сделала это ради графини, которая считала брюки неприличной одеждой для женщины. Лиза причесалась и оставила волосы распущенными, рассыпав их по плечам, и довольно сурово взглянула на свое отражение в зеркале. Щеки у нее все еще горели от верховой прогулки, и выглядела она очаровательно. Девушка закусила губу и смутилась от того, что у нее беззаботный вид счастливой влюбленной девушки, в то время как в глубине души она знает, что ее любовь обречена. Ничего не выйдет из того чувства, которое она испытывает к графу, потому что она не собирается проходить через адские муки этой немыслимой свадьбы.

Ничто не могло убедить ее дать согласие стать его женой, кроме искреннего признания в любви с его стороны, но этого никогда не произойдет.

Лимонный шифон складками колыхнулся вокруг ее стройных ног, когда она отвернулась от зеркала и вышла из спальни. Она быстро спустилась по лестнице и пошла во двор, чтобы сесть напротив графини за столик под прохладной крытой аркадой, где синие цветки водосбора свисали и падали на приятную прохладу плиток пола.

Пока Лизы не было, графиня позвонила в маленький серебряный колокольчик, и теперь на столе стояла тарелка со сливочными пирожными и кувшинчик сливок.

— Я знаю, ты любишь пить чай по-английски. — Пожилая дама кинула на Лизу одобрительный взгляд. — По-моему, дитя мое, за то время, что ты провела у нас, ты превратилась из просто милой в очень хорошенькую девушку. Знаешь, нам, испанцам, приятно остановить взгляд на твоей светлой коже и волосах. Я тобой очень довольна. Уверена, что у вас с Леонардо будут прекрасные, очень милые детки. — И графиня покачала головой и зацокала языком, увидев, как вспыхнула Лиза.

Она стала что-то искать в маленьком бархатном мешочке, висевшем у нее на руке, а Лиза тем временем налила себе чашку чаю и отчаянно боролась с собой, чтобы сохранить самообладание. Эти личные замечания графини, казалось, еще глубже погружали ее в хитроумный замысел Леонардо, из которого она должна выпутаться любой ценой.

— Прошу тебя, угощайся пирожными, дитя мое. Их пекут по старинным мавританским рецептам, которые в нашей семье хранятся уже много лет. Мавры очень любили сладости, а ты, наверное, уже сама догадалась или Леонардо тебе говорил, что в жилах рода Маркос-Рейес течет и мавританская кровь. Почти все самые красивые мужчины Испании имеют толику мавританской крови. — С этими словами графиня открыла бархатный мешочек и вынула из него небольшой предмет, который ярко сверкнул в лучах солнца. — Я хочу, чтобы ты носила этот талисман, деточка. Мне его подарили с огромной любовью. Ну-ка, дай сюда руку!

Лиза не могла отказаться, и в следующую секунду в ее ладони сверкнул изящно сделанный крупный бант, любовный талисман, усеянный бриллиантами и маленькими сверкающими рубинами.

— Страсть и теплота, деточка. Эти две составляющие самые главные, когда дело касается любви.

— Он очень красивый, сеньора, просто замечательный, но я…

— Если посмеешь сказать, что не примешь его, я с тобой даже разговаривать не стану. Я хочу, чтобы ты носила эту брошь. Ты доставишь мне удовольствие, если приколешь ее прямо сейчас на свое платье; вот здесь, над сердцем, где ей как раз место.

— О, право, вы слишком добры. — Рука Лизы слегка дрожала, когда она прикалывала брошь, потому что, как настоящий узел, эта брошь как будто еще больше скрепляла ее отношения с этой семьей. О господи, как она была бы польщена и гордилась этим, если бы только это были узы любви и искренней теплоты; истинный огонь страсти, а не пустой обман.

— Брошь тебе очень идет, моя дорогая. Обещай мне, что наденешь ее в тот день, когда пойдешь под венец… — Тут, к огромному облегчению Лизы, графиня оборвала себя на полуслове, потому что к ним подошел слуга, неся на подносе письмо. И Лиза, и графиня молча смотрели на голубой конверт, и Лиза сразу вспомнила другое письмо на голубой бумаге, в котором подруга графини сплетничала насчет связи Леонардо с Франкистой.

Что там окажется на этот раз? — спрашивала себя Лиза.

— Спасибо. — Унизанные кольцами пальцы взяли письмо, и Лиза увидела, что руки графини слегка подрагивали, пока она разбирала почерк на конверте. Слуга исчез за дверями замка, и Лиза услышала, как рвут бумагу. Бабушка Леонардо решительно рвала еще не прочитанное письмо на мелкие клочки.

— Это очень странно, Лиза, но друзья порой бывают излишне услужливы. Одна моя старая подруга из Мадрида хочет оказать мне услугу, рассказывая обо всех женщинах, которые гоняются за моим Леонардо, но мне больше незачем узнавать эти деликатные подробности. Меня мучит воспоминание… — Она приложила к глазам сверкающую драгоценностями руку. — Понимаешь, он очень привлекательный мужчина, и, естественно, у него было много женщин. Но теперь с этим покончено…

Графиня осеклась и осторожно посмотрела на Лизу, которая вслепую, ничего не видя, потянулась за сливками и опрокинула кувшин. Она стала торопливо протирать стол салфетками, чтобы молоко не пролилось со стола ей на платье.

— В чем дело? — Графиня нагнулась вперед и схватила Лизу за руку. Ее длинные ногти вонзились в плоть Лизы, но та, казалось, этого не замечала, такую внутреннюю боль и тревогу она сейчас испытывала.

— Я… я очень неловкая, Мадресита. Я все еще слегка взволнована вашим подарком…

— Нет, тут что-то другое! Леонардо что, поехал в Мадрид на свидание к той женщине, которая развелась со своим мужем?

— Нет…

— Говори мне правду! — Пальцы графини безжалостно сжались на Лизиной руке, вонзая в нее свои кольца и свой страх. — Я не такая уж дряхлая старуха, чтобы мне нельзя было говорить правду — хотя бы иногда. Давай, деточка, я же вижу по твоему лицу, что ты знаешь, почему он уехал, и я настаиваю, чтобы ты мне все немедленно рассказала.

— Я… я ничего точно не знаю, сеньора. Я просто подозреваю, что он поехал встретиться с ней, они старые друзья, к тому же деловые…

— Ах деловые партнеры? Por Dios note 13, и ты знала, что он едет к ней, и отпустила его! Когда мне было столько лет, сколько сейчас тебе, я умела удержать мужчину, особенно того, кого любила. Ах, не уклоняйся от правды, глупышка. Я знаю, ты любишь этого негодника.

— А вы знаете, сеньора, то, что он меня не любит?

— Ба, но я видела тебя в его объятиях. Он желает тебя, а умная девушка всегда может этим воспользоваться. А та, другая, — я не потреплю ее в своем доме. Я не позволю, чтобы имя Маркос-Рейес перешло к женщине, которая уже связывала себя узами брака с другим мужчиной. Она нечиста… — Внезапно графиня отпустила руку Лизы и откинулась назад на кресле с изможденным лицом. — Я волнуюсь, а это так вредно для моего старого сердца. Лиза, ты должна мне обещать, что выйдешь замуж за Леонардо. Он подарил тебе свое кольцо, он дал тебе слово, ему известно, что все люди здесь, в Эль-Сефарине, ждут не дождутся того момента, когда ястреб повенчается с голубкой. Они хотят, чтобы он подвел к алтарю девственную невесту… лилию, а не орхидею!

— Прошу вас, сеньора, вы не должны так расстраиваться. — Лиза торопливо обошла стол, и последние остатки ее застенчивости рассеялись. Она обняла за плечи эту гордую, хрупкую женщину и мягко поцеловала ее в щеку. — Леонардо выполнит свой долг, вы же знаете это, Мадресита. Он вас не подведет — и я тоже, если это будет в моей власти.

Мануэла, которая всегда была поблизости, торопливо подошла к ним из-под тенистой аркады. Они с Лизой вдвоем проводили ослабевшую графиню в ее покои на первом этаже. Только убедившись, что с бабушкой Леонардо все в порядке, Лиза направилась в кабинет графа и взяла там с полки английское издание «Уазеринг хейтс». Она села на большой подоконник и принялась читать про страстную и трагическую любовь Хартклиффа к Катерине. «Чудовище! Как я хочу, чтобы он был стерт с лица земли и из моей памяти!»

Прочитав эти отчаянные слова, Лиза взглянула в окно и увидела, что на улице потемнело, тучи, которые принесло с моря, нависли над башнями замка. Хуан говорил, что будет буря, и Лизу снова посетило чувство, что ей хочется сейчас грома и молний, чтобы разрядить и очистить атмосферу.

Она все еще сидела с книгой на коленях, рассеянно переводя взгляд от окна к словам: «Вместе они могли бы бросить вызов сатане и всем его легионам», — когда открылась дверь и в комнату вплыла Флорентина.

— Ах, вот вы где, в его комнате, сидите мечтаете и грустите. Но вы должны съесть обед. Я пришла спросить, что вам приготовить.

— Ах, да мне все равно. Мне и есть особенно не хочется…

— Девушка, которая постоянно думает о мужчине, теряет аппетит, только вам нет никакого резону сидеть здесь и морить себя голодом. Испанцы любят обнимать женщину, а не тощую швабру. Ну, идемте. — Широкая улыбка озарила лицо Флорентины. — Как насчет para picar, а? Немного нарезанной колбасы, ветчины, запеченной с медом, сыр и салат из огурцов и помидоров с уксусом? Вкусно, да? Это у кого хочешь разбудит аппетит.

— Ну разве я могу тебе отказать? — Лиза невольно заулыбалась. — Я поем здесь, мне нравится вид за окном из этого кабинета.

— Myu bueno note 14. — Флорентина поглядела на нее понимающе. — А еще можно почувствовать запах сигар, которые здесь курили. А что еще так пробуждает память, как запах мужского табака? Я принесу вам пряников. Только что испекла, они такие свежие и пышные — с пылу с жару. Когда наш сеньор был мальчиком, он всегда прибегал ко мне на кухню за горячими пряниками.

— Так вот откуда, — задумчиво нахмурилась Лиза, — в нем столько пряности.

— А что мужчина без этого? — усмехнулась Флорентина и обвела взглядом обшитые кожей стены кабинета. — Но вы уверены, что хотите обедать здесь? Сегодня эта комната стала какой-то мрачной, а фигуры на том гобелене как будто смотрят мне прямо в глаза.

— А, это только иллюзия, от сквозняка, — сказала Лиза, тоже посмотрев на конкистадоров в блестящих касках и кованых латах. — А мне они даже нравятся, у них такой вид, словно никто на свете не может сломить их гордыню.

Лиза быстро улыбнулась Флорентине, но в ответ получила серьезный взгляд, который внимательно вбирал в себя полудетский хвостик светлых волос, бледное платье, подвернутые под себя ноги девушки, сидевшей на подоконнике в обрамлении тяжелых бархатных занавесей.

— Будь ему под стать, — внезапно сказала Флорентина. — Не будь такой святошей и трусихой, как его мать!

Дверь закрылась за широкой фигурой в шелестящих шелках и фартуке, но слова ее остались в комнате, и благодаря им Лиза поняла, как плотно захлопнулась за ней ловушка предстоящей свадьбы. Все ее попытки высвободиться, казалось, только еще крепче связывали жизнь и надежды ее и жителей Эль-Сефарина. Из-за обособленного положения замка, в который почти не проникала современная жизнь, здесь по-прежнему держались старых ценностей. Леонардо был здесь господином и хозяином, но все равно его долгом перед народом, а прежде всего перед бабушкой, было привести в дом молодую невинную жену, настоящую жертву языческих законов жизни.

Лиза задумчиво сидела на подоконнике, чувствуя тяжесть драгоценного банта у своего сердца. Все ее мысли были прикованы к дороге, ведущей в Мадрид. Они приедут туда к вечеру, потому что Чано водит машину быстро. Леонардо сразу отправится в свою квартиру, а Ана поедет домой к Чано. Счастливая в предвкушении того времени, когда ее будут любить и желать.

Сапфир сверкал темным мрачным огнем у нее на пальце, когда она вцепилась в тяжелую занавесь, сминая в руке бархат, словно это было мучительное видение, омрачающее ее душу, — как Леонардо говорит с Франкистой по телефону, договаривается с ней о свидании, наверное, в дорогом, полутемном ресторане, где они обсудят свои дела, а потом придут к окончательному соглашению в ее квартире. Они оба светские люди и смогут привыкнуть к отношениям, которые будут включать третьего человека — ее саму.

Дрожь пробежала по телу Лизы, потому что она никак не могла смириться с мыслью, что ей придется делить Леонардо с другой женщиной. Она закрыла глаза под напором безжалостной правды, захлестнувшей ее… она хочет его целиком или не хочет совсем. Каким-то образом ловушка, в которой оказалась Лиза, должна открыться… она обо всем напишет своей золовке, и они вместе придумают, как сделать так, чтобы она могла вернуться в Англию, не причиняя расстройства графине. Как только она будет снова дома, на безопасном расстоянии от Леонардо, дни пойдут привычной чередой, превращаясь в недели и месяцы, и рано или поздно о ней все здесь забудут.

По крайней мере, так должно быть… она не станет, не может смириться с тем, что этот брак будет удобен всем, кроме нее самой. Она не такая святоша или трусиха.

Позже, ближе к вечеру, хлынул ливень. Он, казалось, сходил с горных вершин серебряными пиками, размывая пейзаж за окном, поливая деревья и кустарники, и Лиза была уверена, что теперь многие из них так и останутся лежать прибитыми к земле. Она вспомнила про бугенвиллею, которая так любила горячее солнце, про хрупкие цветки коломбины — они не смогут удержаться в этом буйстве стихии.

Буря усиливалась, и в замке всюду зажгли свет. Лиза по собственному почину пошла в покои к графине посмотреть, не беспокоит ли ее шум ливня и полыхание молний в черных тучах, которые ударяли в окна и вспыхивали вокруг башен замка всполохами темно-красного огня. Гром перекатывался через вершины гор и отдавался эхом с разных сторон. Лиза подпрыгнула на месте, когда Мануэла открыла ей дверь в тот самый момент, когда над ними разорвался очередной разряд грома, гулко отдаваясь по коридору.

— Графиня, — голос Лизы слегка дрогнул, — с ней все в порядке?

— Конечно, сеньорита. — Мануэла улыбнулась и поманила ее в гостиную. — Графиня прожила в этих местах большую часть жизни и привыкла к таким бурям, которые случаются у нас в жаркую погоду. А как вы, сеньорита? Вы ведь к этому еще не успели привыкнуть.

— Должна признаться, эта буря кажется мне жуткой. — Лиза снова подпрыгнула, когда, казалось, весь замок содрогнулся в хватке гигантского кулака. — Из кабинета было слышно, как лошади ржали и храпели в конюшнях. Мне вдруг стало не по себе, и захотелось с кем-нибудь поговорить. Можно я посижу с вами, Мануэла?

— Ну конечно, сеньорита, я буду рада. Я пришивала бисер на мантилью. Вы можете начать с другого конца, если пожелаете.

— Конечно. — Лиза неуверенно улыбнулась ей и кинула взгляд на закрытую дверь спальни графини. — Она спит, несмотря на гром?

— Она приняла мягкое успокоительное и теперь проспит некоторое время. — Мануэла взглянула Лизе прямо в глаза, в ее темном взоре читались озабоченность и любопытство. — Мне известно, что сегодня утром сеньора графиня получила письмо из Мадрида. Она из-за него так разволновалась? Она так озабочена счастьем своего внука, что малейшая сплетня или сомнение… сеньорита, не подумайте, что я сую нос не в свое дело, но в свое время очень много говорили о связи графа с… с одной женщиной. Думаю, все мы боимся, что она может встать между вами… — Мануэла оборвала себя и закусила губу, затем торопливо продолжала: — Мужчины не такие верные и преданные, как мы, женщины… во всяком случае не все, и хорошо известно, что отец графа изменял своей жене, этой доброй нежной душе, которую взял под венец прямо из монастыря. Это у них в крови, и графиня это знает, потому она очень переживает, что нечто подобное может повториться. Вот он уехал… понимаете, сеньорита, эта буря за окном ничем не может повредить графине, буря сейчас у нее внутри. Сегодня сеньора мне сказала — вы не против, что я так откровенно с вами разговариваю?

Лиза отрицательно покачала головой и села в кресло, которое указала ей Мануэла. Окна сотрясались от ударов грома, и девушка тряслась не меньше, слыша, как дождь хлещет по каменным плитам двора, по цветным плиткам патио, которые наутро будут залиты дождевой водой и усыпаны мокрыми лепестками.

Мануэла разожгла огонь в камине, и в комнате стало уютно и тепло. Лиза нагнулась к огню и вытянула вперед руки.

Компаньонка села в кресло-качалку и снова взяла в руки шитье — усеянный бисером головной платок.

— Английские женщины, — сказала она, — не воспитываются в терпении и послушании мужу. Графиня очень боится, что вы не захотите выйти замуж за графа, если он будет продолжать встречаться с той женщиной.

— Она сама так сказала, Мануэла? — Лиза не отводила взгляда от языков пламени в камине, потому что они словно корчились вокруг большого полена в той же агонии, какую сейчас испытывала она сама.

— Да, она призналась мне в этом, мы с ней очень близки, сами понимаете. — Мануэла уронила бусинку, и та покатилась на коврик. Она не сводила взгляда с Лизиного профиля, освещенного огнем. — Он ведь к ней поехал, не правда ли?

— Думаю, да. — Лиза говорила очень тихо, но внутри у нее все разрывалось на части при мысли о том, что скоро он будет в объятиях Франкисты, а ее оставил здесь сторожить душевный покой обожаемой бабушки, убеждать графиню, что Лиза согласна на эту свадьбу, что бы ни было.

Как он смеет так поступать? Как смеет быть уверен, что материальные блага, которые он ей предлагает, станут для нее важнее естественного стремления к недоступному — к любви, пронизывающей две души, как молния пронизывает мрак, вызывая тем самым огонь, который сможет погасить только смерть.

Как смел Леонардо предположить, что она съежится от страха перед его угрозами и он, когда вернется сюда во вторник, будет касаться ее рук, тела, в то время как эти прикосновения все эти дни принадлежали Франкисте!

— Мануэла, — Лиза выпрямилась в кресле и посмотрела на старую деву, которая, наверное, знала старую графиню лучше всех, — как ты думаешь, графиня переживет удар, если узнает, что я… что я хочу разорвать помолвку с графом?

В наступившем за этими словами молчании гром, казалось, загремел с особенной силой, поражая окрестности замка.

— Я… меня принуждают взять на себя обязательства, которые на самом деле я не могу выполнить, — продолжала Лиза. — Такое впечатление, что в этом деле считаются со всеми, кроме меня. Словно я какая-то марионетка, а не живой человек; как будто я набита соломой и не имею собственных чувств. Если бы у меня не было никаких чувств, я не переживала бы за здоровье графини, но меня здесь удерживает единственно это обстоятельство. Я знаю, что у нее слабое сердце, но неужели может случиться, что она может умереть от того, что какая-то молоденькая англичанка уедет из замка, оставив записку, в которой будет сказано, что она не может жить в Испании, потому что это слишком далеко от Англии и ее семьи? Как ты думаешь, она сможет понять и простить меня?

— Очень может быть, — сказала Мануэла. — Но простит ли вас граф, если этот удар сведет ее в могилу?

— А вы думаете, это может стать для нее фатальным?

— Я не врач, сеньорита, но знаю, что живет она только одной надеждой, пожалуй, это единственное сильное желание, которое осталось у нее на земле. Она боится, видите ли, что, если вы за него не выйдете, он женится на той женщине. Не сейчас, конечно, пока она жива, но когда-нибудь непременно.

— О господи! — Лиза сжала руки. — Но он не имеет права так поступать со мной. Я ведь была совсем с ним незнакома, просто в ту ночь у меня сломалась машина, он подобрал меня на дороге и привез сюда, уговорив представиться его невестой. Я думала, это продлится неделю или около того, но мне и в голову не могло прийти, что все так плохо кончится. Это стало походить на кошмар, и я никак не могу проснуться.

— Зато я рада, что вовремя проснулась, — сказал голос от дверей спальни. — Я рада, что наконец услышала правду.

Лиза вскочила на ноги, Мануэла уронила коробку с бисером, и бусинки рассыпались по всему полу. Они вместе молча уставились на графиню, которая стояла в дверях своей спальни, в халате из малиновой парчи.

— Все это, конечно, очень грустно, — сказал она, — потому что у тебя хватило бы духу и характера стать ему хорошей женой. Однако против твоей воли никто не может принуждать тебя участвовать в этом маскараде, да еще идти к алтарю. Я распоряжусь, чтобы завтра же утром тебя отвезли в ближайший аэропорт, где ты сможешь купить билет на самолет до Англии. Я уверена, дитя мое, ты захочешь уехать, пока Леонардо еще не вернулся. Ты не захочешь еще раз смотреть в глаза этому дьяволу, который насильно заставил тебя играть такую пошлую роль. Ты должна была его возненавидеть — по крайней мере так же сильно, как невольно полюбила.

Лиза замерла и стояла как громом пораженная, а графиня тем временем подошла к окну и несколько минут смотрела на бушующий дождь и сверкающие молнии.

— Боги разгневаны, — пробормотала она. — Кто может их винить, когда мужчины и женщины играют с любовью, будто это игрушка, а не основа всего сущего, к которой надо относиться с почтением и бережно? Мануэла, думаю, всем нам сейчас не помешает бокал хорошего вина, чтобы успокоить взвинченные нервы. Лиза, детка, перестань на меня глазеть так, словно я сейчас развалюсь на части у тебя на глазах, как дряхлое дерево. Я скорее возмущена всем этим, чем потрясена. Леонардо, как внуку, я отдаю должное за то, что предпочел золото угольному шлаку, но раз он не может сохранить свое золото, когда оно уже у него в руках, пусть винит во всем себя, если останется банкротом в любви.

Буря продолжалась почти всю ночь, и где-то после полуночи Лиза перевернулась в своей постели, и ей показалось, что она услышала какие-то голоса во дворе. Она приподнялась на локте и прислушалась. Внезапно безумное беспокойство охватило се, она выскользнула из постели, быстро надвинула шлепанцы и вышла на балкон. Лиза увидела свет в одной из комнат на первом этаже, и ей пришла в голову страшная мысль, что к графине вызвали врача. Капля дождя упала девушке на щеку с каменного навеса над головой. Она повернулась и почти бегом вышла из спальни и двинулась к лестнице. Она почти уже добралась до холла, как кто-то вышел из зала, высокая фигура, в белой рубашке и темных брюках, черные волосы блестели от дождя.

— Леонардо! — Это имя невольно сорвалось с ее губ. Она была так поражена и напугана, что запнулась на ступеньке, и упала бы, если бы не ухватилась за железные перила. Сердце у нее билось в самом горле, и он взбежал ей навстречу по ступеням, схватил ее обеими руками и поднял, как ребенка, а потом отнес вниз, в комнату, откуда только что вышел, смуглый, молодой и сильный.

— А почему ты здесь, а не в Мадриде? — Лиза смотрела на него широко раскрытыми серыми глазами, он закрыл за собой ногой дверь, все еще держа девушку на руках. Они остались одни в зале, где на стул небрежно было брошено его пальто и стояли чемоданы, забрызганные дождем.

— А ты хочешь, чтобы я сейчас был в Мадриде? — весело спросил он и медленно обвел взглядом ее стройную шейку до выреза накидки, где полупрозрачный нейлон быстро вздымался и опадал от ее испуганного дыхания. — Тебе не кажется, что мне лучше быть здесь, с тобой, mia amiga?

— Но я ничего не понимаю, сеньор. — Она смотрела ему в лицо, такое смуглое, такое близкое, с легкой лукавой усмешкой дьявола, дьявола, от которого она сбежит, как только настанет утро. — А где Ана, Чано? Что случилось?

— Они поехали в город. А я вернулся, чтобы принять свою судьбу. — Он медленно опустил Лизу на пол, но все еще не выпускал из своих объятий ее стройную, в ночной рубашке фигурку. — Мы остановились по дороге пообедать, я оглянулся и увидел, как нахмурилось небо. Потом, сказав им, чтобы они ехали дальше, я остался в гостинице, взял себе машину, и меня отвезли обратно в замок.

— И это все из-за бури? — прошептала Лиза. — Но ты же ехал встретиться с Франкистой. Что может быть важнее?

— А то, что ты можешь ускользнуть от меня, прежде чем мне представится шанс — ах, я вижу, как ты вздрогнула, значит, ты действительно собиралась сбежать, несмотря на все мои угрозы.

— И еще не передумала… — Она попыталась вырваться у него, но, как всегда, он оказался сильнее, и ей оставалось смирно стоять, чтобы не получить новых синяков. — Я серьезно, Леонардо. Твоя бабушка все знает…

— Santa Dios note 15, как ты посмела?..

— Нет-нет, она случайно услышала наш разговор с Мануэлой. Мне надо было с кем-нибудь поговорить… но графиня приняла это на удивление мужественно, и завтра утром она распорядится, чтобы меня отвезли в аэропорт.

— Вот как? — Леонардо сказал это нежно и тихо, но, взглянув на него, Лиза увидела, что он едва сдерживается. — Значит, если бы я вернулся во вторник, тебя бы здесь уже не было… и каждая поющая пташка стала бы молчаливой как могила! Каждый луч солнца превратился бы для меня в ночную тьму.

— Леонардо? — Лиза говорила еле слышно. — Я ничего не понимаю, мне казалось, что ты поехал в Мадрид встречаться с…

— Молчи! — грубо оборвал он ее. — И слушай меня! Да, в свое время у меня было несколько женщин, и, конечно, Франкиста была в их числе. Веселая, остроумная, к тому же очень деловая женщина. Мы с ней вместе занимались бизнесом, иногда ходили на корриду — она обожала больше всего на свете получать уши и хвосты поверженных быков. Знаю, что ты думала о наших отношениях, и мне это было на руку. Я хотел убедить тебя, что влюблен в нее. Если бы ты сразу догадалась, что я и не собирался любить никого, кроме тебя — да, да, тебя, дорогая, — тогда в своей девической панике сбежала бы от меня тут же, ни за что не поверив правде — что была нужна мне сама по себе. Независимая британка. Ты бы стала презирать меня, если бы узнала, что эта помолвка ни на секунду не была притворством с моей стороны. Мужчина может с первого взгляда на женщину понять, что она та единственная, которую он искал всю жизнь. Это большое заблуждение, что женщины намного романтичнее мужчин. С того момента, как я привез тебя в свой замок, я решил, что ты останешься здесь навсегда.

И, стоя в его объятиях, потрясенная и ослабевшая, Лиза захотела ударить его по лицу за все мучения, которые он заставил ее пережить.

— Т-ты меня шантажировал, — заикаясь, бормотала она. — Говорил, что я должна выйти за тебя замуж в угоду твоей бабушке. Ты расставил для меня сети, поэтому мне больше всего на свете хотелось выбраться отсюда.

— Да, — задумчиво согласился он. — Я, пожалуй, зашел слишком далеко, да? Но тебе придется простить меня за это, guapissima note 16.

— Ни за что, — возмутилась она. — Ты вел себя как… как сам сатана, и не заслуживаешь того, чтобы тебя любить.

— Любить? — прошептал он ей в самое ухо. — Твоя любовь, твои поцелуи, твое желание, ты получишь уши и хвост поверженного тобой быка, моя matadora.

— Прекрати! — Она уперлась ладонью в его плечо. — Ты просто не можешь признаться, что поехал на свидание с Франкистой, а потом решил вернуться сюда, чтобы морочить мне голову всеми этими глупостями… насчет того, что ты меня любишь.

— Нет, это ты, моя маленькая огненная штучка, решила, что я еду на свидание к Франкисте. Нет, наверное, я все равно увиделся бы с ней в Мадриде, потому что она бывает во всех светских местах. Но правда заключается в том, что я собирался там подписать соглашение насчет нашей новой фабрики, а так как бумаги на руках у адвоката, мне, естественно, нужно было поехать в его контору в Мадриде. Я собирался там накупить тебе всяческих подарков, но подумал, что подарки подождут, могут подождать, а вот это, моя дорогая, не может!

И быстро, пока ее губы были приоткрыты, он наклонился и овладел ими, как ястреб, налетающий на голубку, но голубку не ручную, которая готова не только ворковать. Она стала вырываться у него, но горячая, страстная ласка губ была так сладка и пылка, что она не смогла устоять, и вместе с ее полной капитуляцией к ней вдруг пришло полное осознание того, что он только что ей говорил.

Он ее любит… в их душах вспыхнула молния, и они слились в одно целое. Ей казалось, что в ее венах и костях струится ртуть, и самые прекрасные образы проплывали в ее уме, пока он наслаждался поцелуем. Скоро в кафедральном соборе в Хаене зажгутся высокие венчальные свечи среди золотистых цветов; на всю округу будут звенеть колокола, и торжественные брачные обеты будут звучать на прекрасном языке. В этот день солнце будет ярко сиять и она назовет его esporo mio — мой муж!

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.