Винтажное руководство «Любовь и отношения»

Я мысленно ставлю себе напоминание спросить ее об этом. Не так неосторожно, как я это сделала в кафе — было настолько неловко, что она закрылась, словно моллюск, — а аккуратно, ненапористо, когда она будет в настроении. Несмотря на то, что сама мысль о подобном глубоком разговоре вызывает у меня сильнейшую головную боль, я обнаруживаю, что любопытство касательно мамы и бабушки на самом деле будоражит.

Я снимаю очки и закидываю ноги на перила балкона. Вернусь к этой глупой главе через секундочку. Сейчас же солнышко такое ласковое. Я могла бы уже быть далеко отсюда. Если бы…

— Джессика? Ты в порядке? Джессика?

Я пробуждаюсь. У меня был прелестный, практически гипнотический сон о возможном экзотическом путешествии, которое будет, когда я покончу со всей этой хренью. Я открываю глаза и вижу загораживающую солнце и тревожно качающую головой Пич. Я вытираю слюну у уголка своего рта.

— Привет, Пич, — приветствую я ее сонно. — Как дела?

— Я принесла тебе контактные линзы, как ты просила, — отвечает она, протягивая мне коробочку «Спиксейверс».

— Круто, спасибо. Кажется, я закемарила. Который час?

— Четыре.

— Уже? Ты была в городе целую вечность!

— У Матильды длинный список.

Она следует за мной, пока я тащу кресло обратно в спальню. Моим глазам нужно время, чтобы избавиться от солнечных зайчиков. Я с зевотой снова заваливаюсь в кресло. Пич показывает на край кровати.

— Могу я присесть?

— Конечно, тебе не нужно спрашивать. Как ты?

Пич пялится на свою футболку и теребит ее края.

— Я тут думала.

— Хорошо.

— Я думала с тех самых пор, как ты здесь, и ты сказала, что твои друзья бросили тебя, а у меня в Алабаме никогда не было много друзей, да и тут мне не удается их найти… Я немного стеснительная, как ты видишь…

— Это точно.

— Я надеялась…

— Что?

— Ну, я подумала, что, м-может, мы могли бы быть друзьями?

— Ох, — отвечаю я. — Конечно. Хорошая идея. Теперь мы друзья.

— Правда?

— Ну да, а почему нет? Друзья. Официально.

Щеки Пич покрываются розовыми пятнами, когда она встает с края кровати и пятится к двери.

— Это замечательно. Я очень довольна. Не беспокойся ни о чем, Джесс, я все организую.

Она покидает комнату, пышущая энтузиазмом.

Стойте. Все организует? О чем это она?

— Организуешь что? — кричу я ей вслед, но ответа нет. — Пич?.. Пич?.. Пич?!

Неа. Она ушла.

Почему все тут все время такие странные?

Вечером во время ужина Пич бросает на меня странные, буравящие и конспиративные взгляды, а я отвечаю ей неопределенной улыбкой. Бабушка же, похоже, в куда лучшем расположении духа после своего дневного сна, потому что пичкает нас очень длинными и пространными историями о своей молодости: ее дебюте в Нью-Йоркском обществе, о танцах, на которые она ходила, и одежде, которую носила, и что каждый мужчина, хоть раз бросавший на нее взгляд, хотел жениться на ней и был от нее без ума, и сколькому мне нужно научиться, чтобы хотя бы приблизиться к потрясающему примеру для подражания — Матильде Бим. Вот честно. Мне-то казалось, это у Саммер самомнение выше крыши, но бабушка ее переплюнула. Она излишне сентиментально рассказывала о времени, когда они с дедушкой Джеком обновили клятвы, и это дико, потому что я не знала никого, о ком она говорила, несмотря на то, что это все, очевидно, были мои родственники. Я пытаюсь не отвлекаться и быть внимательной, но все равно отключаюсь, и когда срабатывает звонок у главной входной двери, я быстро хватаюсь за возможность сбежать и соскакиваю со стула.

— Я подойду!

Я стремительно спускаюсь по лестнице к входной двери и вижу там доктора Джейми, с которым была прошлой ночью (и этим утром тоже, хе), который ждет меня, убрав руки в карманы белого халата, и переступает с ноги на ногу.

— Здравствуй, — произносит он, выделяя букву «р» на шотландский манер. — Я же сказал, что позову тебя. Вот я здесь. Зову тебя.

Я улыбаюсь. Он даже милее, чем я помню. Но, может, это все из-за прошлой ночи и того, что он заставил меня кончить три раза? Хм-м-м. Я бы не прочь повторить… Да и не похоже, чтобы у меня были какие-то другие планы на сегодня, кроме увеселительного времяпрепровождения с близняшками.

— Мы можем снова спуститься в клинику? — спрашиваю я без предисловий.

— Боюсь, нет, — отвечает он, проводя рукой по щетине. — Доктор Куреши все еще там. Он работает до позднего вечера. Я подумал, мы могли бы пойти перекусить. Я знаю чудесный греческий ресторан недалеко отсюда.

Я гримасничаю. Это вроде как свидание. Я не хожу на свидания. Свидания ведут к отношениям, отношения к любви, а, как всегда говорила моя мама, любовь ведет к ожесточению сердец, и я не планирую ввязываться в эту аферу.

— Я только что поела. — Я пожимаю плечами.

— Тогда пройдемся? — спрашивает он, улыбаясь. — По площади Кенсингтон?

— Вот что я тебе скажу… — Я понижаю голос. — Ты сходишь в магазин и купишь выпивки, у бабушки есть только херес, а он, мне кажется, устарел. Да и противно это! В общем, потом встречай меня на балконе. Не на большом, потому что он ведет в гостиную комнату, а на том, что выше и левее. Этот ведет в мою спальню.

— Как я поднимусь туда?

— Не знаю. Взберешься? Там не высоко. Тот, что слева, хорошо?

— Звучит опасно. Могу я пройти нормально, то есть через дверь?

— Ты знаешь мою бабушку, док?

— Эм, не очень. Мы изредка здороваемся друг с другом, пересекаясь в коридоре.

— Ясно, а исходя из ваших кратковременных взаимодействий, она произвела на тебя впечатление женщины, способной впустить парня в свой дом, чтобы тот покувыркался с ее внучкой?

— Она кажется немного старомодной…

Я фыркаю, когда до него доходит. Джейми выглядит неуверенным.

— Даже если так, залезать так высоко все равно немного…

— Не будь таким неудачником. Я буду как Рапунцель. Ну или, на крайний случай, как героиня «Красотки».

— Прекрати перечислять все связанное с балконами.

— Или как в «Ромео и Джульетте»…

— Ладно. А затем мы чем займемся?

Я шевелю бровями, надеясь, что получается сексуально. Он резко кивает.

— Я буду через десять минут.

Я быстро возвращаюсь в обеденный зал и, извиняясь, сажусь за стол.

— Боже, я объелась! — восклицаю я, похлопывая себя по животу. — И очень хочу спать. Жутко устала после всех сегодняшних… потрясений. Думаю, мне пора в кроватку.

— Но сейчас только восемь, — удивляется Пич, изгибая рыжеватые брови. — Я думала, мы сможем… пообщаться. Я… я надеялась, мы выпьем охлажденного чаю в моей комнате.

— Может, завтра? Я вымоталась.

— Ох, конечно. Хорошо, — бормочет она, уставившись в стол.

— Кто был у двери? — спрашивает бабушка, складывая нож и вилку на тарелке и устремляя на меня пристальный взгляд.

— Ой, эм… свидетели Иеговы.

— В такой час? — Она глядит на висящие в обеденном зале дедушкины часы, кстати, единственные, что работают, как я заметила.

— Время не имеет значения, когда миллионы душ нуждаются в спасении, — произношу я молитвенно.

— Ну надо же! Тогда отдыхай, Джесс. Крепкий сон — неотъемлемая часть жизни Достойной Женщины!

— Конечно, безусловно, я полностью согласна! — отвечаю я воодушевленно. — Пока!

Открывая дверь балкона для доктора Джейми, я прямо-таки разрываюсь от смеха, когда слышу его проблемное вскарабкивание наверх по стене. Я выхожу в окрашенный золотистым сиянием вечер и с удовольствием наблюдаю, как он взбирается по балконным перилам с полосатым полиэтиленовым пакетом, висящим на его запястье, и с выражением откровенного ужаса на лице.

— Ох, блин, — выдыхает он, наконец перекидывая ногу через последнюю перекладину, и с глухим ударом падает на балкон.

— Без сучка и задоринки. Это точно, — дразню я его.

— Это было невероятно опасно, — огрызается он с покрасневшим лицом. — На мне броги. Парням не полагается куда-либо взбираться в брогах.

— Не уверена, что парням что-либо полагается делать в брогах.

— Эй, отстать от моих брогов. Ты собираешься меня впустить?

— Ну, заходи, юная Джоуи Поттер³⁰, — посмеиваюсь я, уводя его с балкона в спальню.

Он снимает пакет с руки и протягивает его мне.

— Держи, Доусон. Привет, котик.

Он нагибается к мистеру Белдингу, трущемуся своим пушистым телом о его ноги, и нежно чешет его за ушком. Я забираюсь на кровать и залезаю в пакет, доставая бутылку красного вина, которую открываю мини-штопором, прикрепленным к чему-то типа канцелярского ножа, прицепленного к ключам доктора Джейми.

Джейми развязывает шнурки, сбрасывает броги и присоединяется ко мне, вздрагивая, когда замечает фарфоровых кукол.

— Христос всемогущий, такое впечатление, будто здесь книга «Суть ужаса»³¹.

— Жутко, да? — Я делаю глоток из бутылки.

— Их здесь так много. Они… смотрят на меня.

— Смотрят. Полагаю, обдумывают зловещий план.

Поворачиваясь к куклам спиной, Джейми достает телефон и что-то делает с ним, пока из него не начинает литься какая-то кошмарная писклявая музыка.

Я хмурюсь.

— Что ты делаешь?

— Это список в «Спотифай» по запросу «Звуки саксофона», — улыбается он. — Чтобы создать настроение.

— По-твоему это что, «Дневники “Красной туфельки”»³²?

Он пожимает плечами и тянет воротник футболки.

— Мне нравится.

— Ладно, хорошо. Только сделай тише. — Я бросаю взгляд на дверь. — Бабушке и правда нельзя знать, что ты здесь. Мы вместе работаем над одним секретным проектом и мне нужно заниматься «крепким сном». Если она нас услышит, то, как известно, у нее снесет крышу.

— Секретный проект? — Он изгибает темную бровь. — Интригует.

Хм-м-м. Стоит ли рассказывать ему? Могу я ему доверять? Что если он кому-то проболтается?

Ой, да о чем я беспокоюсь? Он просто доктор-заучка, одержимый сердцами и брогами. Ну правда, кому он проболтается?

— Хорошо, я расскажу тебе.

И я делюсь с ним деталями проекта: о Валентине Смит и руководствах, о Лео Фросте и как бабушка собирается обратиться к своим советам, чтобы заставить его влюбиться в меня. Когда я заканчиваю, лицо Джейми вытягивается.

— Это бредовая идея, разве нет? — посмеиваюсь я. — Умора, серьезно.

— Ага, похоже на безумство. Кажется, это немного жестоко по отношению к тому парню. Фросту. — В его голосе слышится неодобрение.

— Ох, не волнуйся о нем. — Что касается Лео Фроста, я отмахиваюсь от любых принципов в отношении него. — Он жирный хрен. Он заслуживает того, что с ним случится, поверь мне.

— Хм-м-м. — Джейми размышляет, затем забирает у меня бутылку и пьет из нее. — Что, если он на самом деле, ну, влюбится в тебя? Он будет уничтожен, когда узнает, что ты не та, за кого себя выдавала. Что все это ради циничного эксперимента для книжки про свидания. Кажется, это несколько бессердечно.

— Господи, он не влюбится в меня! — смеюсь я. — Это не сработает на самом деле, док. Я согласила на это только потому, что при любом исходе получу две с половиной тысяч фунтов, а я не в том положении, чтобы отказываться. Он из разряда соблазнителей, к тому же вечный холостяк. Это он бессердечный. Серьезно, не беспокойся о Лео Фросте!

Джейми холодно пожимает плечами.

— Как скажешь.

Я чувствую легкое раздражение. Пф. С чего это я оправдываюсь перед абсолютным незнакомцем?

Наступает неловкая тишина. Меня не заботит неловкое молчание, но у нас не так много времени.

Чтобы сломить лед, я снимаю топ. Это срабатывает. Джейми запрыгивает на меня.

Моя жизнь сейчас может быть странной и запутанной, но у меня реально отличный секс, и за это мои благодарения небесам. Доктор Джейми привязал мои руки к огромному столбику кровати ремнем от своих вельветовых штанов и одну мою ногу закинул себе на плечо. Это очень-очень эффективно. И, вообще-то, так приятно, что мне не удается сдержать писк удовольствия, вырвавшийся из моего рта.

— Боже, Джесс, — гортанно хрипит Джейми, прикусывая внутреннюю часть моего бедра, двигаясь, сосредоточившись на процессе. — Господь Всемогущий.

Он опускает мою ногу, руками скользит под мои ягодицы и приподнимает меня к своему торсу, чтобы углубить проникновение.

Боже мой!

Я не хотела выкрикивать это. Но выкрикнула. Очень громко. И к моему ужасу дверь комнаты отворяется, являя на пороге бабушку. В одной руке у нее тюбик с кремом для увлажнения, а в другой стакан молока, ее рот широко открыт от испуга. Хуже всего, что таки достойно рукоплескания — Джейми не замечает ее! Я верчусь, чтобы выбраться из кровати, но мои руки в буквальном смысле слова связаны. Джейми все продолжает и продолжает двигаться с энергией полудикого жеребца. Бабушка стремительно вылетает из комнаты и закрывает за собой дверь.

— Джейми, слезь!

Он прекращает вколачиваться в меня и перекатывает меня на край кровати.

— В чем дело? Ты в порядке? Я… я слишком… большой?

Я одариваю его испепеляющим взглядом.

— Только что заходила бабушка. Развяжи меня!

Он неуклюже отвязывает ремень. Я соскакиваю с постели и прикрываюсь пуховым одеялом.

— Что? Старая леди Бим видела мой зад?

— Она видела все! Бубенцы, булки, буфера. Все на букву «Б». Вообще все!

— Точно. Ох, черт.

— Дерьмо.

Я опускаю голову на руки. Не думала, что когда-то испытаю такую сильную эмоцию как настоящий, глубинный стыд, ведь прежде такого со мной не бывало. Но, само собой, раньше семидесятисемилетняя родственница не наблюдала меня в легком бондаже³³. Ощущения крайне неприятные.

Мне слышится странный звук, и я убираю руки от лица.

Эти странные звуки издает Джейми. Он все еще голый, и стоит перед огромным шкафом, его лицо помидорно-красного цвета, а плечи трясутся, то поднимаясь, то опадая. Он, черт его дери, смеется!

— Прекрати смеяться! — шиплю я. — Ты же доктор. Ты должен быть сопереживающим. Поверить не могу, что она вошла. Она, похоже, принесла мне молока. Ох, боже мой!

— Прости. — Джейми брызгает слюней, извиняясь между взрывами хохота, и подбирает с пола серые хлопковые боксеры, натягивая их, громко гогоча. — Я… ха-ха-ха… я правда сожалею, но ты не можешь отрицать, что однажды это может… ха-ха-ха… стать отличным анекдотом из разряда «Как вы стали встречаться». Ха-ха-ха!

Анекдотом про «стали встречаться»?

Эм, что, по мнению доктора Джейми, здесь происходит? Я думала, что создала совершенно определенную атмосферу… Разве нет?

Я пригвождаю его взглядом.

— Эм, не хочу портить настроение, но ты же в курсе, что все между нами — это просто общение без обязательств, так?

Он задерживает дыхание, шутливо закрывая рот рукой.

— Ты хочешь сказать… что используешь меня из-за моего тела?

— В общем-то, по большому счету, да. Сексуальные привилегии, избавление от стресса и тому подобное. Ничего больше. Само собой, против тебя я ничего не имею, ты кажешься изумительно милым, и я не могу отрицать, что у тебя есть… способности. Просто я не заинтересована ни в чем большем… никакой эмоциональной чепухи, понимаешь? Я не из таких девушек. Так что, тебе лучше это знать, если мы собираемся видеться, ну или что-то типа того.

— Я пошутил, Джесс, — отрезает Джейми, вокруг его рта появляются мелкие морщинки. — Просто дурачился. Никаких обязательств, я понял.

— Хорошо. — Я мягко киваю. — Тогда все в порядке.

Глава пятнадцатая

Молодой человек вашей мечты оценит изящный изгиб вашей талии, когда он будет вас приобнимать. Обхват вашей груди должен быть примерно равен обхвату ваших бедер, а талия должна быть по крайней мере на десять дюймов меньше того и другого!

Матильда Бим, руководство «Любовь и отношения», 1955

На следующий день Матильда не упоминала о прошлой ночи, хотя и избегала встречаться со мной взглядом, а учитывая, что она могла видеть мою вагину, такое положение дел меня полностью устраивало. Сегодня вечером будет ретро-ярмарка в Риджентс-парке, и там я, нарядившись в стиле пятидесятых, должна познакомиться с Лео Фростом, предприняв попытку очаровать его настолько, чтобы он позвал меня на свидание. Мне давно ничего так не хотелось делать, собственно, с февраля, когда я вынуждена была размораживать морозильную камеру.

Бабушка решила потратить весь день, чтобы преобразить меня. Вообще, я люблю преображения, особенно в молодежных фильмах восьмидесятых, когда смена образа включает в себя перманент, но сейчас я встревожена. Мне не хочется меняться, в моей внешности и так все прекрасно, ну, я так полагаю. Но это необходимость, потому я соглашаюсь принять изменения, как женщина.

Мою трансформацию мы начинаем с того, что бабушка по-доброму обозвала «бардаком на голове», то есть с волос. Они с Пич затаскивают меня в огромную бабушкину ванную комнату с громадным голливудским зеркалом, на раме которого красуются круглые лампочки, и на нас падает их яркий будуарный свет. Я смотрю на свои длинные накладные пряди платинового цвета и чувствую, как сердце обливается кровью. Мне нравятся мои настолько-белые-что-почти-отдают-голубизной волосы: люди без проблем находят меня в толпе, а солнце, отражающееся от моих прядей, создает вокруг меня некое сияние. Я буду скучать по этому. Но как бы то ни было, впадать в бешенство я не стану. Ни одна участница «Топ-модель по-американски», вышедшая из себя в день преображения, не выиграла шоу. Тайра³⁴ никогда не забывает подобных выходок.

Пич роется в пакете с покупками и выуживает из одного набор для домашнего окрашивания. После вчерашних дебатов мы пришли к решению превратить меня в «клубничную блондинку». Бабушка боролась за возможность сделать из меня брюнетку, потому что в молодости у нее был именно такой цвет волос, и ей казалось, что так я бы приобрела классическую внешность (что бы это ни значило), но я отказалась. Я не была брюнеткой с тех пор, как мне было семнадцать, и ни в коем случае не собиралась возвращаться к той жизни. Ни за что. Так что, «клубничный блонд» стал неким компромиссом и достаточной сменой имиджа, чтобы замаскировать меня от Лео Фроста.

Втроем мы начинаем избавляться от моих нарощенных волос, размягчая фиксирующие крепления ацетоновым раствором, купленным Пич в городе. Мне грустно смотреть, как мои волосы оказываются в мусорном ведре. Я потратила на эти великолепные пряди какой-то незнакомки зарплату за несколько месяцев. Когда Пич и бабушка закончили, на их лицах появилось выражение отвращения, к их пальцам прилипли капсулы с клеем. Должна признать, это довольно противное зрелище, но никто не должен был видеть этот процесс. Нарощенные волосы — дело личное.

Они обе суетятся, натягивают плотные резиновые перчатки и смешивают краску. Аккуратно наносят смесь мне на голову и растирают ее. Я смотрю на наши отражения и задаюсь вопросом, как меня угораздило очутиться в такой странной ситуации с этими чудными людьми, трущими мою голову с таким энтузиазмом? Это сколько же раз я повернула не туда, чтобы дойти до такого?

— Думаю, ты глянула главу о том, как заводить знакомства с мужчинами? — мягко спрашивает бабушка, избегая моего взгляда в отражении зеркала.

Если глянуть означает бегло пролистнуть, чтобы продемонстрировать книгу Джейми и отбросить ее подальше, прежде чем тот заберется на меня, то да. Глянула.

Я киваю.

— Хорошо. Хотя бы это хорошо.

Бабушка улыбается, и острое чувство вины пронизывает мою грудь. Нужно запомнить прочитать эту главу перед выходом. В обычной ситуации я бы написала напоминание на руке, но рядом нет ручки. Я хватаю айфон из кармана халата, открываю приложение «Заметки» и создаю новый документ под названием «ФРОСТ». В нем я пишу: «НАПОМИНАНИЕ ДЛЯ ДЖЕСС: Прочти главу о знакомствах с мужчинами».

Краска смыта, атмосфера в ванной накалена из-за предвкушения. Пич сушит мои волосы старым серовато-зеленым феном, и я смотрюсь в зеркало. Я рыжая как никогда. Цвет не яркий, золотисто-оранжевый. Он выгодно подчеркивает мои карие глаза и подходит моему фальшивому загару. Мне нравится.

Бабушка поворачивается к Пич.

— Скорее всего, загар нужно смыть.

Что?

— Не-е-е-е-е-е-ет! — кричу я с шотландским акцентом. — Ты можешь отнять мою свободу, можешь отнять мои волосы, но ты не отнимешь мой загар!

Пич тихонько посмеивается, пока бабушка неодобрительно качает головой, ее глаза широко распахнуты, а рот приоткрыт.

— Вот дела, — ворчит она. — Своеобразная девчонка.

Они не могут отнять мой загар! Загар делает меня мной. Если вы попросите кого-то описать меня одним словом, вам ответят: «Одного слова недостаточно! У меня есть три слова, и это Гребаный Золотисто-Коричневый».

Я строю грустное лицо, пока Пич уносится из ванной, чтобы вернуться с упаковкой лимонов, размахивая ею как оружием. Я все знаю о лимонах. Они убийцы загара.

— Пожалуйста, разоблачись, Джессика, — командует бабушка, прося меня раздеться.

Я угрюмо пожимаю плечами, сбрасываю халат и откровенно игнорирую резкий вздох бабушки, когда та видит мой серебристого цвета лифчик и бирюзовые трусики из другого комплекта, на которых лиловыми стразами на заднице выведено слово «Сочная».

Я улыбаюсь ее впечатлительности. Она стремительно отводит взгляд и торопится покинуть комнату, бормоча себе под нос что-то о сочетающемся нижнем белье.

Пич выжимает лимонный сок на мочалку и начинает тереть ею мои ноги и руки. Ай. Участок за участком мой волшебный загар исчезает на глазах. Прощай, безупречный загар. Я претерпеваю лишение.

— Я-то думала, что мы станем подругами, — шиплю я Пич, пока она своим дурацким лимоном делает меня все более и более прозрачной.

— Ты будешь выглядеть прекрасно, подожди и увидишь, — пищит она, оттирая мои лодыжки. — И, Джесс… говоря о дружбе… — Она прекращает натирание и смущенно поднимает взгляд. — Во многих фильмах я видела, как девушки часто проводили время вместе, смотря фильмы, чтобы сблизиться. Они ели попкорн, пили вино, делали маски и все в таком духе. Я тут подумала, что, когда ты вернешься, мы могли бы вместе посмотреть диск…

— Конечно. — Я пожимаю плечами. — Звучит круто. Я люблю смотреть фильмы.

Пич улыбается и краснеет, протягивая мне полотенце, чтобы я стерла кусочки лимона, оставшиеся на теле. Бабушка возвращается с тремя кусками ткани и чехлом для одежды.

Я подхожу поближе и замечаю, что ткань в некотором роде похожа на нижнее белье.

— Белье? Какого лешего? — Я хватаюсь за ягодицы, сжимая свои супер-крутые «Сочные» трусы. — Разве смысл не в том, чтобы я была скромной? Лео Фрост никогда не должен видеть мои трусики!

— Джессика, — произносит бабушка успокаивающим тоном, будто собираясь предложить мне великолепную сделку. — Нижнее белье — это мода под модой. Они рисуют твой силуэт.

— Мой силуэт? А что с ним не так?

Бабушка окидывает меня взглядом и поджимает губы.

— Ты немного крепкая. Думаю, все из-за бега. Мне бы хотелось, чтобы твои изгибы стали мягче, округлее. Это… — она поднимает эластичную кремовую вещь, похожую на утягивающую юбку, — корсет «Спирелла 206». Он сгладит твои формы и подтянет ягодицы. А это… — она протягивает мне что-то, похожее на очень широкий пояс, — утягивающий корсет. Он создаст иллюзию выраженных изгибов, сделав твою талию шестидесятисантиметровой. — Бабушка говорит все это так просто, будто не предполагает нечто анатомически невозможное. — У меня в день свадьбы талия была шестьдесят сантиметров, — добавляет она гордо.

— Ага, ну, у Кайли Миноуг талия пятьдесят восемь с половиной сантиметров, — парирую я. Так-то.

— Вообще-то, шестьдесят один, — сразу же отвечает бабушка.

Вот откуда она это знает?

Я надеваю утягивающую юбку и обреченно наблюдаю за тем, как Пич и бабушка с явным усилием натягивают ее на мои бедра. Когда она наконец оказывается на месте, бабушка берет корсет и обхватывает им мою талию.

На самом деле, немного туго. То есть очень туго.

— Твою мать! — воплю я, когда они дергают корсет, и я понимаю, что у меня против воли отобрали возможность дышать. — Мне казалось, ты сказала, что мне нужна иллюзия более выразительных изгибов, — возмущаюсь я, превозмогая боль. — Он их крадет!

— Достойная женщина не использует вульгарные слова, Джессика, — обращается бабушка ко мне терпеливо, утягивая корсет. — Тебе придется привыкнуть. Оно будет того стоить. Красота часто требует жертв.

При других обстоятельствах я бы согласилась — клей для накладных ресниц попадал мне в глаза больше, чем один раз, — но сейчас мне кажется, что это неправильно.

— Теперь мы закрепим его сверху, — говорит бабушка, задыхаясь и силясь дернуть и затянуть корсет сильнее. — Пич, мне понадобится твоя помощь. Нужно немного туже.

— Закрепите? Туже? Он еще не застегнут? Ох, господи.

— Если бы у нас было больше времени, ты бы попрактиковалась, чтобы твои ребра привыкли к давлению.

— Ух. Вот именно такого рода дерьмовые ограничения много говорят о том, почему я так рада быть современной женщиной. Мне не нужно носить что-либо, к чему моим ребрам приходилось бы привыкать.

Я чувствую, как бледнею, когда бабушка и Пич утягивают и застегивают корсет, придавая моему телу форму, которой у него не должно быть.

— И лифчик тоже? — раздражаюсь я, когда бабушка протягивает мне последний кусок ткани — странный, вроде как заостренный лифчик. — Естественно, он ни за что не будет таким же удобным, как мой? — Я имею в виду мой чудесный бюстгальтер с пуш-апом, благодаря которому создается впечатление, будто приподнятый холмик Гарри и его брат-близнец уютно устроены в чашках.

— Это не просто лифчик, — отвечает бабушка, и я ее слышу нечетко, как женщину, что озвучивает рекламу магазина «Маркс и Спенсер». — Это оригинальный заостренный бюстгальтер фирмы «Дилайтекс».

— Звучит опасно, — ворчу я, все еще вертясь из-за боли в ребрах.

— Он прослужил мне много лет, — говорит бабушка, и на ее морщинистом лице мелькает счастливое ностальгическое выражение.

Это лифчик бабушки? Фу. Нет. Я так не могу.

— Ты даже не знаешь, подойдет ли он! — протестую я, пожирая глазами странный конусообразный лифчик с ужасом.

— 36С, — докладывает бабушка с уверенностью. — У всех женщин Бим этот размер.

Она права. У меня и правда 36С. Боже, пожалуйста, нет. Это так неправильно.

Я с неохотой расстёгиваю любимый серебристый бюстгальтер, и бабушка с Пич отворачиваются, думая, будто я обладаю скромностью, которой у меня никогда не было, и в которой я никогда не нуждалась. Я надеваю странный острый лифчик и застегиваю его на спине. Похоже, меня покинуло пространственное самоощущение, особенно ощущение размера собственного бюста, потому что, поворачиваясь, я отталкиваю Пич к стене левой грудью.

— О, мой бог.

— Черт, прости, Пич. Я вся непропорциональная! Дайте посмотреть, мне нужно видеть.

Уверена, я выгляжу как участник циркового шоу. Сиськи похожи на дорожные конусы, а талия значительно меньше бедер.

— Еще немного, дорогая Джессика. Ты должна выглядеть идеально. Достойная женщина терпелива.

Бабушка вытаскивает из большого шкафа пояс для чулок и застегивает его на моей талии. Боже, я завернута во столько вещей, и ведь даже еще не одета! Бабушка расстегивает чехол для одежды и вынимает из него белое в голубой горошек хлопковое летнее платье. Юбка просто огромная — вся в складку и жутко пышная.

— Это мое любимое платье от Виктора Джосселин³⁵. Я надевала его на свой первый летний пикник с Джеком. Оно идеально подходит для ярмарки. Это платье продемонстрирует твою фигуру, будучи легким, соответствующим сезону и одновременно скромным.

Я подхожу к этому платью. От него пахнет едва уловимыми духами «Шанель №5», парфюмом, которым пользовалась мама. От запаха у меня начинается легкое головокружение. Просто не думай об этом, Джесс.

Делаю глубокий вдох и прихожу в себя, после чего поднимаю руки в воздух, чтобы Пич с бабушкой смогли натянуть на меня наряд через голову.

Как только они застегивают бесконечное количество пуговиц, находящихся сзади, бабушка скользит вокруг меня подобно акуле и, щурясь, окидывает оценивающим взглядом.

— Теперь я могу взглянуть? — возмущаюсь я, вытягивая руки вперед.

Бабушка кивает и указывает на зеркало.

— Вперед.

Я с опасением приближаюсь к огромному зеркалу, висящему в ванной, пытаясь не накручивать себя слишком сильно, потому что в этом смехотворном убранстве даже часто дышать довольно опасно. Спорим, я выгляжу сме…

Ох.

Ого.

Вот и я.

То, что я вижу перед собой, не уродство, а вроде как более элегантная версия Джессики Рэббит³⁶. Талия крошечная, но не кажется неестественной, просто визуально увеличивает бедра и грудь — само воплощение фигуры «песочные часы». Длинные и узкие бретельки открывают мои теперь уже кремовые плечи и зону декольте, и, несмотря на то, что моя грудь практически полностью скрыта, она все равно выглядит сногсшибательно, а в каком-то смысле даже буквально сшибает с ног.

— Признаю, — говорю я наконец. — Может, насчет внешнего вида ты была права.

— Ну, конечно, я была права, дорогая Джессика. — Бабушка безразлично пожимает плечами, аккуратно поправляя на носу красные очки. — Я же Матильда Бим.

Дневник Роуз Бим

5 мая 1985

На этой неделе я каждый день была с Томом. Мама с папой думают, что я занимаюсь дополнительной работой в галерее, но на самом деле я навещаю Тома в его квартире у театра. Он живет с тремя другими актерами, и жизнь у него не сахар. На окнах нет штор, а пепельницы будто месяц никто не опустошал. Но присутствует в ней какая-то атмосфера своевольности. На стенах много экспрессивных работ, и всегда играет модная музыка. Комната Тома под самой крышей дома. Чаще всего мы лежим в постели, пьем красное вино и говорим о надеждах. Он приехал из Манчестера и всегда мечтал быть голливудским актером. Должна заметить, мне бы тоже этого хотелось. Возможно, однажды мы объединимся и станем кинозвездами! Невозможно, я знаю, но так приятно помечтать, да? В четверг вечером я сказала маме, что с Клэр-Мари иду на концерт Баха, но вместо этого Том повел меня в казино. Прежде я не бывала в казино. Было невероятно весело, пока Том не проиграл сотню фунтов на рулетке. К счастью, у меня в банке денег было более чем достаточно, чтобы помочь ему выкарабкаться. Само собой, ему не нравилась мысль о том, чтобы брать у меня деньги, но свои он потерял лишь потому, что пытался показать мне, как веселиться, и я знаю, что он все мне вернет. Когда ты влюблен, деньги не имеют значения.

Р х

Глава шестнадцатая

Используйте пудру щедро. Наносите ее настолько плотно, насколько это возможно, а излишки уберите ватой. Какой же гладкой и сияющей будет казаться ваша кожа!

Матильда Бим, руководство «Любовь и Отношения», 1955

Полдень проносится за маниакальной примеркой платья, нанесением лака на ногти (бледно-розового, так удачно названного «Гармонично-конфетный») и завивкой волос. Корсет мне запрещено снимать до конца дня, и по этой причине приходится привыкать к тому, что пока я практически не двигаюсь и не дышу слишком глубоко, то, в общем, не рискую умереть. К четырем часам Пич неохотно покидает нас, чтобы сделать всю работу по дому, а бабушка приступает к вечернему макияжу.

Бабушка смотрит на меня в отражении зеркала своими голубыми слезящимися глазами первый раз за сутки, но не раньше, чем наносит на мою кожу толстый слой попахивающего плесенью тонально крема.

— Джессика, дорогуша, теперь, когда Пич отвлечена другими важными делами, и остались только ты и я, я бы хотела перемолвиться с тобой о прошлой ночи.

Ох, черт, я-то надеялась, что она хотя бы на сегодня забудет о том, что поймала меня на месте преступления, ну или решит, что весь тот вечер носил слишком унизительную окраску, чтобы вспоминать о нем.

— Мне, эм, мне жутко жаль, что тебе пришлось видеть это, — извиняюсь я убедительно. — В следующий раз я подопру чем-нибудь дверь. Ну, или могу поставить замок. Могу взять один в «Би энд Кью» на этой неделе.

Бабушка ловко и уверенно распределяет тональный крем по моему лицу.

Она шмыгает.

— Не думаю, что тебе стоит видеться с тем молодым человеком, Джессика.

Э, не поняла, что?

— Прости? — взвизгиваю я, глядя на ее отражение. — Ты шутишь?

Она качает головой.

— Я не из тех леди, что шутят. Мне просто кажется, что если мы приступили к этому проекту, то ему нужно уделить все свое внимание. По-моему, это ужасная идея — встречаться с новым мужчиной, когда ты уже согласилась посвящать свое время поиску расположения мистера Фроста.

— Мы с Джейми не встречаемся. Это просто секс. Никаких привязанностей. Тебе не о чем беспокоиться, правда, я могу сфокусироваться на проекте без проблем.

Глаза бабушки расширились.

— Но Достойная Женщина должна воздерживаться от связей до брака, — задыхаясь, возмущается она.

Я фыркаю.

— Немного поздновато.

Бабушка поджимает губы.

— Джессика, если ты не будешь такой импульсивной, это даст положительные плоды. Не потакай своим сиюминутным желаниям, ведь это верный способ втянуть себя в неприятности.

Я знаю эту женщину меньше трех полных дней, и она уже пытается указывать мне, с кем мне спать, а с кем — нет? Какого хрена? Я делаю глубокий вдох и пытаюсь быть терпеливой, но у меня не очень-то получается.

— Я взрослая женщина, понятно? Давай просто остановимся на том, что моя комната — это моя комната, и мое свободное время — мое время, и пока я подчиняюсь тебе во всем, что касается «Как заполучить мужчину методами 1955 года», это единственное, о чем тебе стоит волноваться. Прости, но это правда не твое дело, с кем я провожу время. Господи.

В ответ на мою отповедь бабушка немедленно роняет тюбик с тональным кремом на столик и начинает плакать.

Ох, боже.

Ну твою мать.

Не выношу, когда люди ноют в моем присутствии. Мама делала это очень часто, и я никогда не знала, как исправить ситуацию. Что мне делать? В груди щемит.

— Матильда? — Я запинаюсь. — В чем дело? Почему ты плачешь? Может, мне, эм, стоит позвать Пич?

Ее огромные глаза блестят от слез, которые за толстенными линзами ее очков кажутся еще больше.

— Я лишь хочу помочь тебе, Джессика. Теперь ты здесь, и мы семья. Я переживаю. — Она корчит гримасу, на ее лице на мгновение появляется виноватое выражение. — Твоя… Твоя мама была такой же импульсивной, как и ты, она слепо следовала за своими страстями, не думая ни о чем, и посмотри, к чему это ее привело. Если бы я смогла заставить ее прислушаться ко мне, если бы она позволила мне направлять ее с помощью моих знаний, как должна вести себя женщина, тогда, может… — Она замолкает, громко выдохнув.

— Что? — спрашиваю я, пока мой желудок сжимается. — Может, она бы не покончила с собой?

Бабушка резко вдыхает. Мое сердце бу̀хает.

— Слушай... Не похоже, чтобы виновата была ты, так ведь? — утешаю я ее, смущенно растирая ее тонкую руку. — Она всегда была мега-расстроенной из-за разбитого сердца. Из-за того, что мой отец бросил ее, а она не смогла это пережить. Из-за того, что влюбилась не в того человека. Это никоим образом не связано с тобой.

Бабушка шмыгает, из кармана блузки достает хлопковый носовой платок с вышивкой и элегантно вытирает нос.

— Джессика… ты не знаешь…

Она трясущимися руками теребит кружевную отделку платка.

— Не знаю чего?

Кажется, будто бабушку одолевает внутренняя борьба, но в итоге она тяжело выдыхает.

— Ты не знаешь… как я рада, что ты здесь. Просто скажи мне, что не будешь видеться с молодым доктором Абернати. По крайне мере, пока мы не закончим работу. Это невероятный шанс для нас обеих. Нам нужно быть сосредоточенными. Достойная женщина всегда собрана.

Я совершенно не согласна.

Но сейчас бабушка определенно в несколько нестабильном состоянии.

Хм-м-м… полагаю, я всегда могу устроить тайную секс-встречу с Джейми. То есть, о чем бабушка не знает, то ее не расстраивает, и если это единственный способ вынудить ее прекратить рыдать, расхаживая по всему дому, то так тому и быть.

— Хорошо, ба. Я не буду с ним видеться.

Бабушка с облегчением вздыхает.

— Ты хорошая девочка, Джессика.

Бабушка продолжает красить меня, периодически говоря что-то вроде: «Цвет лица должен быть розовато-кремовым», «”Фламенко” от Элизабет Арден прекрасно подойдет “клубничной блондинке” в летнее время». И самое лучшее: «Наноси тени для глаз легкими прикосновениями, похожими на прикосновения крыла бабочки». Все фразы она проговаривает странным певучим голосом, словно записывает каждый совет в голове по мере действий. Закончив, она протягивает мне пару уродливых белых перчаток, по краям обшитых крошечными жемчужинами. Они мне не нравятся. Ну вот ни капельки не нравятся.

— Эти прекрасные перчатки дарили мне удачу годами. Мать вручила мне их в ночь моего дебюта. Мне очень важно увидеть, как их носишь ты. — Бабушка улыбается мне с надеждой. Что будет, если я откажусь их надевать? Она снова начнет плакать?

Я хмыкаю и натягиваю перчатки. Внизу, в холле, мы встречаем прислонившуюся к перилам Пич, на руках у которой уютно устроился мистер Белдинг. Увидев мой завершенный образ, она визжит.

— Ты похожа на Риту Хейворт³⁷!

— Разве? — Я обхожу старый кинопроектор, кипу журналов «Хорошая домохозяйка» и встаю перед находящимся у входной двери зеркалом с позолоченной рамой и высотой в полный рост.

Вот это да. Она права. Должна признать, что, если собрать все воедино — созданную под летним платьем фигуру «песочные часы», светлые рыжеватые волосы с четким пробором и широкими волнами (совершенно неподвижными благодаря суперфиксирующему лаку для волос), одновременно изысканный и преображающий макияж: розовую помаду, длинные завитые ресницы и сияющие, цвета розы, щеки, — эффект получается поразительный.

Абсолютно не похоже на меня.

Если бы не тот факт, что мне нужно встретиться с пенисовым принцем, я могла бы радоваться перспективе посетить ярмарку летним вечером.

— Помни, дорогая, будь краткой, — инструктирует меня бабушка, когда я выхожу из дома. — Цель этого вечера — просто очаровать мистера Фроста, чтобы он захотел взять твой номер. Ничего больше. Никаких продолжительных разговоров, Джессика. Нам нужно потренироваться, чтобы многому тебя научить. Пока же просто будь красивой, обольстительной и загадочной. Вызови в нем интерес, чтобы ему захотелось узнать о тебе больше.

— Да, да. Держать рот на замке и быть милашкой. Словно феминизма никогда и не было. Поняла. Прекрати суетиться.

— Все есть в главе, которую ты прочитала, так что, уверена, ты справишься.

Твою мать, глава.

Так и знала, что должна была что-то сделать.

Глава семнадцатая

Леди никогда не должна быть самоуверенной или дерзкой при первой встрече с джентльменом. В идеале, она должна быть представлена, но если этого не произошло, то леди должна завести разговор о погоде в приемлемой форме и перевести его в приятную беседу.

Матильда Бим, руководство «Любовь и отношения», 1955

В метро я замечаю группу круто выглядящих ребят примерно лет двадцати в детально продуманных нарядах. Сексапильный блондин, одетый, как охотник на привидений, машет мне, словно я направляюсь на ту же костюмированную вечеринку, что и он. Если бы. Он делает вид, будто засасывает меня в свой протонный рюкзак и сексуально подмигивает. Хм-м. Могу ли я просто забить на Лео Фроста, подружиться с этой компанией и оторваться с ними, на какую бы тусовку они ни ехали? Это был бы куда более веселый и здоровый способ провести вечер…

Нет.

Я не могу.

Сама подписалась на это. И нам очень нужны эти деньги. Не только мне для побега, но и Матильде — вчера, когда я выходила из дома, в куче неоткрытых писем я заметила небольшую стопку счетов с пометкой «последнее напоминание». Матильда обратила внимание на то, что я их заметила, и ее губы тут же задрожали.

Одарив причудливо разодетую компанию вымученной улыбкой, я вышла из вагона, чтобы пересесть на линию Пикадилли. Когда я добралась до Риджентс-парка, небо все еще было голубым, хотя солнце уже садилось, став малиново-розовым. Легкий ветерок доносил до моего носа потрясающий запах сладкой ваты.

Я ступаю на хрустящую, выжженную траву и иду в самый эпицентр ярмарки, сопровождаемая звуками танцевальной музыки, легкомысленным смехом и звоном аркадных игр. Я замечаю Лео Фроста практически сразу же. Его статная фигура выделяется в толпе, его гладкая медная челка сверкает, как какой-то маяк. На нем бледно-серый костюм, а из переднего кармана пиджака торчит щеголеватый платок бордового цвета. Брюки облегают его довольно плотно. Черт подери, нереально плотно.

Лео Фрост. Художник. Мыслитель. Человек. Тесные брюки.

Он окружен людьми в костюмах. Ясное дело, шишки из компании, организовавшей вечер, здесь только для того, чтобы провести ему экскурсию по ярмарке.

Одно только его лицо, освещенное разноцветными ярмарочными огнями, вызывает во мне жгучую неприязнь. Даже то, как он стоит — задрав нос кверху, выпятив грудь, — действует мне на нервы. Он о себе слишком высокого мнения. Если бы на вечере Артура Дэвиса Монблана он не был тотальным придурком, Саммер, может, не прогнала бы меня и не выставила из квартиры, ничего бы не изменилось, и я бы не оказалась сейчас в этой чертовой абсурдной ситуации. На то, чтобы не демонстрировать, насколько же раздражает само его присутствие, уходят все мои силы, пускай все думают, что я запала на него.

Так. Сфокусируйся, Джесс. Бабушка сказала, что мне нужно, чтобы Лео Фрост попросил мой номер. Мне всего-то нужно привлечь его внимание, как это сделала бы милая леди. И инструкции о том, как именно это сделать, даны в первой главе книги «Любовь и Отношения» Матильды Бим.

Которую я прочитала только мельком.

Вообще, единственное, что я помню из книги, это что-то о падающей перчатке, которая должна привлечь внимание чувака. Казалось, это очень важно…

Пока Лео Фрост прогуливается по ярмарке с организаторами, я, скрываясь, следую за ним, отставая по крайней мере на несколько метров, чтобы не вызвать подозрений. Пригладив уложенные лаком волны, я снимаю мягкие хлопковые перчатки, и наслаждаюсь ощущением ветра на вспотевших руках.

Группа мужчин останавливается у аттракциона «Сбей кокос», и организаторы разражаются хохотом в ответ на какую-то реплику Фроста. Пф. Как будто что-то из того, что он говорит, может быть настолько смешным.

Ладно, Джесс. Время выполнить задание и покончить с этим.

Делаю глубокий вдох, приподнимаю подбородок и направляюсь к аттракциону, покачивая бедрами. Проходя мимо Лео, я как ни в чем ни бывало роняю перчатку на землю и продолжаю путь, будто не замечая потери.

Меньше чем через пять секунд после выбрасывания перчатки я ощущаю постукивание по плечу.

Да-а-а-а! Сработало. Потрясающе. Бабушка и правда гений.

Я оборачиваюсь, готовая очаровать Лео Фроста сдержанной, но соблазнительной улыбкой.

Ох.

Перчатку-то подняли, но сделал это не Лео Фрост. Подобрал ее коренастый мужчина средних лет, обладатель пышной черной бороды. В руке у него веревка, а к той привязан ярмарочный осел. И оба они, честно говоря, пованивают навозом.

— Ой-ёй, лепесточек, ты уронила свою перчатку. — Протягивая ее мне, мужчина улыбается. — Вот же ш она.

Ну, получилось. Совет работает. Бабушка, знакомься с моим новым ухажером, мужчиной-ослом.

Вежливо улыбнувшись, я благодарю его и забираю перчатку, замечая на ней маленькое коричневое пятно. Я пытаюсь убедить себя в том, что это не ослиное дерьмо, но сердцем чую, что оно.

Я поворачиваюсь и вижу, что Лео Фрост и его дружки оставили аттракцион «Сбей кокос», предпочтя тому небольшой тир за каруселью, где Лео получает игрушечный пистолет и задание. Он попадает во все три мишени. Конечно же, черт подери.

Шаг за шагом я пробираюсь через толпу, ближе к тиру, и терпеливо жду затишья в их разговоре. Затем еще раз проскальзываю мимо Лео и роняю перчатку.

Которая приземляется на колесо палатки с пончиками.

Не-е-е-е-ет!

Я нагибаюсь настолько незаметно, насколько только могу, — а незаметно я никак не могу, учитывая мой наряд, — и подцепляю злосчастный кусок материи, который теперь украшен пятнами от травы и каким-то маслом! Изучая перчатку, я слышу речь Лео Фроста.

— …ага, она была проще пазла из двух деталей, а таких изгибов вы еще не видели. Откровенно говоря, какой у меня был выбор? Я испытал ее до того, как Мартин отвез ее домой.

Все мужчины засмеялись, а один даже хлопнул Лео по спине.

Фу. Ну кто так говорит о женщинах? Что за мерзкий сексист. Поверить не могу, что Валентина была с этим болваном.

Я отметаю сильное желание забыть об этом проекте и просто врезать Фросту по голени посильнее. Вместо этого концентрируюсь на финальной попытке «уронить перчатку».

Закрывая один глаз, я аккуратно целюсь, потому что перчатка просто обязана упасть в поле его зрения, чтобы он ее заметил, но прежде, чем успеваю ее уронить, в мою руку врезаются два нескладных подростка, проносящихся мимо. Перчатка вылетает и приземляется прямо на плечо Лео Фроста, на его симпатичный серый костюм.

Все идет не та-а-а-а-а-к!

Пока никто не понял, кто метатель грязной перчатки, я быстро прячусь за палаткой со сладкой ватой, с глаз долой и с места преступления вон.

Лео Фрост и организаторы вечера в ужасе. Оглядываясь и недоумевая, Лео хватает перчатку указательным и большим пальцами и, натянуто улыбаясь организаторам, бросает ее в ближайший мусорный бак. Достает из кармана пиджака свой бордовый платок и протирает им плечо.

Блеск. Ну, операция «Уронить перчатку» с успехом провалена. Кошмар. Кошмар! Бабушка сказала, что эти перчатки ей дала ее мама, моя прабабушка, и сейчас одна из них в мусорном ведре! Твою мать. Необходимо спасти ее, но пока я не могу этого сделать. Лео Фрост вряд ли будет очарован мной, если обнаружит копающейся в мусоре.

И какого хрена я должна делать? Единственное, что я еще помню из этой книжки, так это что-то о мягком голосе. Говорить с мужчиной мягким, низким голосом? Так там было? Дурдом. Да и как мне вообще заговорить с ним, если он все время окружен организаторами ярмарки?

Ага!

Словно в ответ на мои молитвы я замечаю, как Лео важно шествует к большому аттракциону «Машинки» в центре ярмарки. Он протягивает оператору билет и взволнованно забирается в машинку цвета лайма, вынужденный из-за высокого роста сложиться едва ли не пополам. Понимая, что это, возможно, мой единственный шанс поговорить с ним с глазу на глаз, я беру разбег, что невероятно сложно в корсете, и на самом деле больше похоже на быструю ходьбу вперевалку, расталкиваю очередь, несусь мимо оператора и прежде чем кто-то другой успевает присоединиться к Фросту, забираюсь к нему в машинку, устраиваясь на водительском сидении рядом с ним.

Он подпрыгивает от шока и пялится на меня так, будто я мираж.

Я смотрю на него из-под ресниц и надеюсь, что он не узнает во мне ту девушку с книжной презентации. Да и не должен, ведь на мне нет очков и пижамы, а волосы и макияж абсолютно другие. Я совершенно не похожа на себя. Но все же… пожа-а-а-а-алуйста, пускай он меня не узнает.

Задерживаю дыхание.

Никаких криков ужаса. Не зовет охрану.

Фух.

Я выдыхаю от облегчения и протягиваю ему руку, устремляя на Лео Фроста, как мне кажется, загадочный взгляд. Но времени на то, чтобы он ее пожал, не остается, потому что каток начинает светиться мигающими огнями, подавая сигнал к началу поездки. Внезапно из огромных колонок, окружающих каток, раздается песня «Driving in my car» (Букв.: «Еду в своей машине») группы «Madness».

Хороший выбор! Ладно, я справлюсь.

Я аккуратно надавливаю на педаль, и мы медленно трогаемся с места.

— Приве-е-е-ет, — обращаюсь я к Лео милым, низким и вроде как успокаивающим голосом. — Я…

Черт! Кто я? Я не могу раскрывать настоящее имя. Хоть он и видел меня всего раз, но у него может быть потрясающая память, ведь, в конце концов, я облила его шампанским с ног до головы. Твою дивизию, вот почему мы не продумали этот момент? Придется придумать новое фальшивое имя, и быстро. Я молниеносно оглядываю ярмарку в поисках вдохновения. Чертово колесо, гадалка, надувной замок, биотуалет, валун… лун… лу…

— Лу, эм, то есть… Люсиль, — заканчиваю я низким голосом. — Я Люсиль. — Я замечаю небольшую деревянную тележку с едой, на которой написано: «Жареные каштаны от Дарлинга!». — Дарлинг! Люсиль Дарлинг. Рада встрече с вами.

— Ага, привет, Люсиль, — отвечает Лео Фрост рассеянно. Я пытаюсь установить зрительный контакт, чтобы понять, очаровала ли я его. Его же взгляд устремлен на мою грудь, заостренную настолько, что та почти касается руля. Остроконечная грудь во имя победы.

Так. Время завязать светскую беседу. Я прочищаю горло.

— Прелестная ярмарка, не так ли? Мне так нравится…

БАБАМ!

Сзади в нас врезается другая машинка. Мы с Лео резко дергаемся вперед.

— Су-у-у-у... — инстинктивно кричу я, но, к счастью, вовремя останавливаюсь и исправляюсь. — Сущий ад! — И легко пожимаю плечами. От вида моей двигающейся груди глаза Лео расширяются.

Я верчу головой, чтобы одарить испепеляющим взглядом того, кто с такой силой врезался в нашу машинку. Это те чертовы подростки, которые толкнули меня, когда я пыталась уронить перчатку. Один из них, тощий тупица в жилете без рукавов, чтобы была видна его дерьмовая татуировка в виде колючей проволоки, не сводит с меня глаз и делает жест, будто онанирует. Тотальный придурок! Они смеются, видя мое разгневанное выражение лица. Я жутко хочу показать им средний палец, но что-то мне подсказывает, что такой инструкции в бабушкиных книгах нет.

Глубоко вздохнув и успокоившись, я делаю очередной круг по катку. Повернувшись, простодушно улыбаюсь Лео, и тут звонит его телефон. Посмотрев на номер, он отвечает. Как грубо. Он отворачивается от меня и ведет разговор. Мне слышатся слова «машинки», «счет» и «хорошее шоу», но из-за восторженных воплей других водителей и пронзительной ярмарочной музыки, играющей со всех сторон, сложно что-то разобрать.

БАМ!

По вине этих подростков я снова резко подаюсь вперед, и на этот раз моя левая грудь на самом деле ударяется о руль.

Ай. Твою мать.

Ладно, хватит с меня!

Я оглядываюсь на Лео — он полностью сосредоточен на телефонном разговоре и не обращает внимания ни на что. Разворачиваю машинку самым деликатным и изящным образом, и сама начинаю преследовать тупых подростков.

— Она жирная корова. И старая, — слышу я голос Лео рядом со мной. — Она непригодна для использования. Избавься от нее, она свое отслужила.

Какого, мать его, черта? Не могу поверить своим ушам. Он советует отшить кого-то, потому что девушка повзрослела и могла набрать несколько фунтов? О-о-ох!

В груди вспыхивает пламя черной ярости, и оно побуждает меня надавить на педаль чуть сильнее необходимого. Я игнорирую крик ужаса Лео Фроста и преследую ужасных подростков.

ТАРАРАХ!

Я врезаюсь в бок их машинки, ликуя. Парней охватывает страх.

— Так вам и надо, мелкие засранцы! — хочется мне сказать. Но Достойная Женщина такого бы не произнесла. Потому я говорю взглядом. И говорю достаточно отчетливо.

Подростки едва дышат. О, да. Странно одетая тетка с невозможно тонкой талией покажет вам, что случается, когда связываешься с Бим.

Я разворачиваю машинку со свистом, делаю еще один круг — Лео все еще занят своим сексистским телефонным разговором — и снова врезаюсь в машинку парней. Обожаю машинки! Ничего не могу с собой поделать и от удовольствия хихикаю. Подозреваю, что немного похожа на маньячку.

Один из парней заныл:

— Ма-а-а-а-а-ам.

Ладно. Думаю, этого достаточно. Полагаю, они усвоили урок. Болваны больше меня не трогают и держатся на почтительном расстоянии до самого конца сеанса, и только когда машинка замедляется, Лео, наконец, завершает разговор, убирая телефон обратно во внутренний карман пиджака. Краем глаза замечаю приближение организаторов, готовых продолжить нескончаемый тур по ярмарке. Блин. Я совсем забыла о своей миссии очаровать его. Твою мать.

— Люсиль, так?

Я, удивившись, поднимаю взгляд и вижу самодовольное лицо Лео, уставившегося на меня.

— Эм, да. Люсиль. Люсиль Дарлинг, — повторяю я спокойно, но с придыханием.

— Я Лео. Должен сказать, это была довольно крутая поездка, — он усмехается и изгибает бровь. — Ты без сомнения показала этим двум кретинам, что к чему. Хоть мне и поступил важный звонок, внутри я болел за тебя.

Я расхохоталась против своей воли.

— Они были грубыми мальчишками, — сказала я, фальшиво смущаясь и поправляя идеальную прическу.

— Ну да, и, само собой, у одного из них была татушка в виде колючей проволоки, что уже немалый повод для твоей ярости.

Он протягивает руку, чтобы помочь мне выбраться из машинки. Я принимаю ее и, когда ступаю на землю, замечаю, что Лео пялится на мой зад, прилично приподнятый специальным бельем. Я улыбаюсь Фросту так, словно я загадочная, интересная, Достойная, утонченная, сексуальная, соблазнительная и, возможно, та, в которую он мог бы влюбиться. Это совсем непростая улыбка. Она работает или я выгляжу немного безумной? Думаю, сработала. Лео Фрост в ответ посылает мне полуулыбку, а в его зеленые глаза искрятся довольством.

— Это немного необычно, но… хочешь прокатиться со мной на чертовом колесе? — вдруг выпаливает он, глядя на свои крутые часы. — Может, даже выпить? У меня есть кое-какие дела, но потом я буду свободен, чтобы… повеселиться.

Какого хрена? Это работает? У меня получилось? Должно быть, дело в сиськах и талии. Или дело в успокаивающем голосе? Как бы то ни было, он заинтересован.

Я припоминаю слова бабушки, сказанные ею мне на прощание: «Помни, дорогая, будь краткой. Цель этого вечера — просто очаровать мистера Фроста, чтобы он захотел взять твой номер. Ничего больше».

— Мне так жаль, но на сегодняшний вечер у меня важные планы, — отвечаю я, словно и правда расстроена сегодняшними выдуманными важными делами. — Но вы можете взять мой номер телефона, чтобы договориться о свидании, когда вам будет удобно. — Я хлопаю ресницами и наклоняю голову на бок.

Договориться о свидании, когда вам будет удобно? Откуда это, черт подери, взялось?

Лео усмехается.

— Прости, что?

Я убираю за ухо несуществующую прядь волос и прикусываю нижнюю губу.

— Не хотели бы вы взять мой номер, мистер Фрост?

Он изумленно моргает, в его глазах появляется интерес, он взглядом изучает мое тело, особое внимание уделяя груди, и, наконец, смотрит мне в лицо. Фу. Я пытаюсь скрыть гримасу отвращения.

Лео, прищурившись, протягивает мне свой телефон так, словно не уверен в своих действиях.

— Ладно. Вбивай его, — говорит он. — Я тебе как-нибудь позвоню.

— Замечательно! Буду ждать, — хихикаю я. Хихиканье получается глупым и громким. Ненавижу его.

Лео одаривает меня широкой ухмылкой, демонстрируя свои белоснежные ровные зубы с маленькой щелью между двумя центральными резцами. Должна признать, улыбка Фроста впечатляет. Мне в некотором роде становится ясно, почему так много умных и еще больше глупых женщин соблазняются ею.

Я вбиваю свой номер, глядя на него с невозмутимым выражением лица.

Лео Фрост, тебя та-а-а-ак разыграют.

Дневник Роуз Бим

18 мая 1985

Сегодня мы с Томом в первый раз занимались любовью. Это слишком личное, чтобы рассказывать тебе об этом, но скажу вот что: это было идеально. Если раньше у меня и были сомнения, является ли Том тем мужчиной, с которым мне следует планировать жизнь, то сегодняшняя ночь изменила все. После мы оба плакали и признавались друг другу, что влюблены. Том сказал, что когда он во мне, то чувствует, будто кто-то выкручивает яркость его жизни на максимум. Мне это нравится.

Он попросил познакомить его с мамой и папой. Я сказала, что для наших отношений это слишком рано, хотя настоящая проблема совсем не в этом. Мои родители возненавидят его лишь за то, откуда он и чем занимается. Мне стыдно за их снобизм. Нельзя все испортить.

Р х

Глава восемнадцатая

Телефонные разговоры не должны быть долгими — вы же не хотите наскучить мужчине, болтая без остановки. Говорите коротко и по делу. Ваш голос должен звучать мягко, соблазнительно и заинтересованно.

Матильда Бим, «Как быть Достойной Женщиной», 1959

Я возвращаюсь в Кенсингтон, когда Лондон освещают последние лучи темно-розового солнца, и удовлетворение от достижения цели ускоряет мой шаг. Может, я напортачила с перчаткой (которую позже нашла в мусорном ведре, заляпанную соком ход-дога и кетчупом) и возненавидела каждую минуту общения с этим самодовольным сексистом Лео Фростом, но я выполнила то, о чем меня просили: осталась неузнанной и вынудила его взять мой номер телефона. Плюс, мне даже не пришлось читать всю главу бабушкиной книги! Ай да я!

Прибыв в Бонэм Сквер, у входной двери я замечаю Джейми, говорящего по мобильному телефону с непередаваемым воодушевлением. Его докторский халат висит на руке, а сам он одет в блеклую футболку цвета хаки, на которой над рисунком баржи написано «Центр Абернати Канал».

Когда я подхожу ближе, он насмешливо приглядывается к моему наряду и показывает, что скоро закончит разговор.

— Хорошо, соплежуй, — он улыбается телефону. — Люблю тебя больше всех на свете. Скоро увидимся.

— Соплежуй?

— Мой племянник Чарли. Ему семь. — Темные глаза Джейми сияют. — Смотри. — Он передает мне телефон, на котором открыта фотография худощавого парнишки в футбольной форме «Лидс Юнайтед». — Он приедет на этих выходных, чтобы повидаться. Чудесный мелкий засранец, да?

— Какая прелесть, — киваю я согласно, хотя, как по мне, Чарли выглядит так же, как любой другой семилетний парень на планете.

— Он охренеть как одержим наукой, — с гордостью посмеивается Джейми. — Я купил ему детский набор химика на прошлый день рождения, и он обожает его больше всего! Ну, после «Ви-и». И пердежа.

— Вот как. Круто.

Улыбка Джейми тускнеет. Не скажу, что не хочу слушать о его племяннике. Ладно, вообще-то, не хочу. Просто… какой смысл? Разговоры о семье для людей в отношениях, благодаря этим разговорам они раскрывают интимные детали их жизней и делятся пережитым. А у нас не та ситуация.

— Милый наряд. — Джейми одаривает меня многозначительным взглядом.

Я легкомысленно верчусь.

— Это для проекта бабушки. Глу-упо, знаю. На мне чертов корсет!

— Корсет, серьезно? Ну да, это смешно. А еще… вроде как чертовски сексуально. — Он делает шаг ко мне, и нас разделяют всего сантиметры.

— Вообще-то, это адская боль, — огрызаюсь я. — Неважно, доктор, нам все равно не следует связываться. Бабушка запретила мне видеться с тобой… — Он слегка хмурится. Я ухмыляюсь. — Но… Я решила, что ей не навредит то, чего она не знает.

— Ага. — Джейми подходит еще ближе и руками обхватывает мою узкую талию. — Предлагаешь нам встречаться тайно? Завести… запретную интрижку?

— Что-то типа того… — Я шевелю бровями. — Может быть сексуально…

— Не хочешь начать прямо сейчас? — Он проводит теплой рукой по моей спине, посылая дрожь вниз живота. — Клиника пуста. Мы можем снять твой корсет, если хочешь.

— Боже мой, да, пожалуйста. — Я тру живот, с нетерпением ожидая мгновения, когда снова смогу полноценно дышать.

— Тогда идем, — шепчет Джейми, протягивая руку и оглядывая улицу со слишком обеспокоенным выражением лица. — Пока нас кто-нибудь не заметил.

Какой же он дуралей. Я хохочу и беру его за руку, затаскивая в клинику.

Неся в руках изобилие винтажного белья (включая чулки, которые Джейми яростно срывал с меня и в итоге разорвал), я проскальзываю в дом бабушки в полночь и двигаюсь украдкой, чтобы никого не разбудить. В доме стоит сильный запах попкорна. Это странно. Я слишком измотана, чтобы смывать макияж, потому просто валюсь на кровать прямо в одежде, где и отключаюсь за считанные секунды.

Кажется, я закрыла глаза всего несколько минут назад, и вот уже меня будит легкий стук в дверь спальни.

Уже утро?

Не-е-е-ет.

Из коридора доносится радостный и бодрый голос бабушки.

— Джессика, дорогая, проснись и пой! Нам уже невмоготу, мы так хотим послушать о вчерашнем вечере! Завтрак готов. Мы с Пич будем ждать внизу. Поторопись!

— Мм-мгм-м. — Я поворачиваюсь к свернувшемуся рядом клубком Мистеру Белдингу, мурлыкающему так, словно ему начхать на то, который сейчас час. — Спустишься вниз, извинишься за меня, Мистер Белдинг? — спрашиваю я его. — Один за всех, а?

В ответ он утыкается своим холодным носом в мой и выпускает когти, вонзая их в мое лицо.

Боже мой, ну почему никто не может дать мне просто поваляться? Почему? ПОЧЕМУ?

Вздыхая, я неохотно выбираюсь из кровати, переодеваюсь в спортивные штаны и голубую хлопковую майку и с трудом тащусь вниз. Я сонно бреду на кухню, плюхаюсь за огромный дубовый стол и из чайника наливаю себе черный кофе.

— Как прошло?

— Мистер Фрост был очарован и околдован тобой?

— Он взял твой номер?

— Где мои перчатки?

Меня забросали вопросами. Я делаю большой глоток кофе и тру глаза. Затем очень долго потягиваюсь и широко зеваю, просто чтобы подразнить их.

— Что было, Джесс?

— Расскажи нам, ради всего святого!

Я изогнула бровь.

— Ой, знаете, — говорю я невозмутимо, ставя чашку с кофе на стол. — Дала ему номерок, ай да я, да?

Пич изумленно смеется. Бабушка же пытается выглядеть не удивленной и совершенно спокойной, но ей это не удается. Ее глаза начинают светиться от восторга, а на ее бледных с высокими скулами щеках появляется два розовых круга.

— Который из советов для «Достойной Женщины» это был, Джессика? — хочет знать она. — Который сработал?

Я прикусываю губу. Я, черт подери, не могу сказать ей, что с треском провалила миссию «уронить перчатку». Она, наверное, снова заплачет. Вместо этого я заявляю:

— Перчатка! Я уронила ее и не спеша прошла мимо Лео, как и было написано в книге, и он подошел ко мне. Это было похоже на, э-э, магию.

Бабушка складывает ладони вместе.

— И у тебя получилось не сквернословить?

— Даже ни разу «черт» не сказала. Я была самим воплощением сдержанной женщины.

Я рассказала им подробности вечера: как назвалась Люсиль Дарлинг, и как Лео позвал меня выпить с ним, и что я отговорилась «важными делами». Я деликатно упустила момент, что чуть все не испортила, и тот факт, что мой номер он взял, скорее всего, по случайности, которая не имела ничего общего с бабушкиными советами, а, вероятно, имела место благодаря моей выразительной груди и выдающемуся вождению на аттракционной машинке.

— Надеюсь, он скоро позвонит, — бормочет Пич, кладя в рот ложку с кукурузными хлопьями «Вэлью Теско».

— Ох, позвонит, — отвечает уверенно бабушка. — Хотя, нам, наверное, придется подождать несколько дней. — Она понимающе усмехается. — Мужчинам не нравится умалять свою важность, звоня леди сразу же, у них должно появиться желание позвонить.

Как оказалось, в этом Матильда Бим абсолютно не права. Потому что двадцать минут спустя зазвонил мой телефон. Звонит Лео Фрост.

Когда я нажимаю на айфоне «ответить», бабушка и Пич спешат к дивану, чтобы присоединиться ко мне.

— Алло?

— Доброе утро, Люсиль. Говорит Лео Фрост.

Лео Фрост. Художник. Мыслитель. Человек. На телефоне.

— Здравствуйте, Лео, — отвечаю я низким, успокаивающим голосом. — Как радостно вас слышать. Надеюсь, вы насладились ярмаркой прошлым…

Я резко прекращаю говорить, когда замечаю, что бабушка и Пич смотрят на меня с ужасом. Они яростно жестикулируют, машут руками вверх и вниз, как сумасшедшие. Что не так? Что они пытаются сказать?

— Простите, Лео, прошу, подождите минуточку.

Я нажимаю кнопку удерживания звонка.

— Что вы делаете?

— Твой голос! Что, милостивый боже, стало с твоим голосом? — Подбородок бабушки дрожит.

— Эм… это успокаивающий голос. Как ты и говорила. Горловой и все в таком духе.

— Он слишком глубокий! Успокаивающий голос должен быть мягким и заманчивым!

— А у меня какой?

Пич гримасничает, не встречаясь со мной взглядом.

— Будто демонический. Словно ты планируешь убить его.

Бабушка поглаживает мои колени.

— Смягчи немного голос, дорогая. Говори с ним так, словно хранишь восхитительный секрет.

Я киваю, прочищаю горло и предпринимаю новую попытку, смягчая голос, делая его выше и мелодичнее. Звучу как прошмартоска.

— Простите за это, Лео, — с придыханием говорю я, включая на телефоне динамик. Бабушка показывает большие пальцы. — Что я могу сделать для вас?

— Эм, думаю, мы могли бы встретиться. Вечером у меня деловой ужин, но после я свободен как птица. Как насчет кофе у меня? Часов в одиннадцать?

О. Мой. Бог. Я постигла искусство звонков с намеком в совершенстве и могу с уверенностью сказать, что это определенно звонок с намеком. Вчера вечером я не подавала моих обычных сигналов, это точно. Должно быть, специфическое сообщение посылали сиськи. Не знаю даже, почему удивлена, ведь, учитывая слова Валентины, это фирменный почерк Лео Фроста.

— Минуту, я посмотрю в ежедневнике. — Я снова нажимаю кнопку удержания звонка. — Это звонок с намеком, — шиплю я бабушке и Пич.

— Звонок с намеком? — косится бабушка. — Боюсь, я не понимаю.

Хм-м-м. Как объяснить, что такое «звонок с намеком» семидесятисемилетней женщине, все еще смотрящей фильмы на видеокассетах?

— Эм… он зовет меня не совсем на свидание. Полагаю, он хочет отвести меня к себе, чтобы… ну, знаешь…

— Нет, не знаю.

— Ох, ну, скажу просто, что он хочет сделать со мной то, что егерь Оливер делал с леди Чаттерлей.

У бабушки непроизвольно открывается рот. Она вырывает телефон у меня из руки и костлявым пальцем жмет на «отмену».

— Что ты наделала?! — кричу я, выхватывая мобильный. — Ты повесила трубку!

— Он грубиян, дорогая, — докладывает бабушка, спокойно поправляя красные очки на носу. — Очень привлекательный, довольно состоятельный и очаровательный грубиян. Говоря с такими, женщины не бросают трубку, и тот факт, что ты это сделала, заинтригует его, поверь мне. Когда он перезвонит, сообщи ему, что с радостью сходишь с ним завтра на ранний ужин, а он не поправит тебя, напомнив о своих позорных намерениях, потому что для этого у него слишком изысканные манеры.

— Он не станет, блин, перезванивать! — Я закатываю глаза. — Сейчас не как раньше, ба. Когда ты бросаешь трубку, это не мило, не интригующе и даже не флирт. Людей это просто бесит.

Телефон снова звонит.

Это он.

Я пялюсь на телефон, а затем на бабушку — с восторгом. Она обыденно изучает свои идеально накрашенные ногти, словно ничего не произошло.

— Ого-о-о. — Пич глазеет на телефон.

Я отвечаю на звонок.

— Алло?

— Ох, Люсиль, нас, должно быть, разъединило, — говорит Лео глубоким, соблазнительным голосом.

— О, боже, мне так жаль. Я отвлеклась и совершенно забыла, что вы ждете на линии! — я добродушно хихикаю. Бабушка светится.

— Вот как, — он слегка покашливает. — Ясно.

— Теперь об ужине. Я свободна завтра рано вечером, надеюсь, это подходит? Уверена, что джентльмен вроде вас знает самые замечательные места, куда можно отвести девушку.

Я жду его объяснений о том, что он звал меня не совсем на свидание. Но не дожидаюсь. Бабушка оказалась права. Абсолютно права! Он слишком хорошо воспитан, чтобы открыто поправить мою «ошибку», принимая во внимание, что я назвала его джентльменом.

— Эм… да, наверное. Я не… Ладно, хорошо. Полагаю, ранний ужин… хорошая идея?

— Изумительно, — мурлычу я в трубку. — Уже жду не дождусь.

Просто. Раз. Плюнуть.

Благодаря хитроумной уловке, только что примененной к Фросту, Лео согласился завтра вечером отвести Люсиль Дарлинг на ранний ужин.

Я кладу трубку и вытягиваю ладонь, призывая бабушку «дать мне верхнее пять». Ей кажется, что я машу, потому с озадаченным выражением лица отвечает мне такими же махами. К счастью, ко мне наклоняется Пич и спасает «дай пять сверху». Фух.

Поехали. Игра началась.

Глава девятнадцатая

Леди не должна вникать в финансовые дела семьи, это забота мужчины. Всегда доверяйте суждениям вашего мужа.

Матильда Бим, «Как быть Достойной Домохозяйкой», 1957

Жизнерадостное настроение после звонка Лео Фроста улетучивается довольно скоро, когда раздается звонок в дверь.

— Я открою! — кричу я и несусь по коридору судьбы, чудом избегая смерти от набора японских ножей, который так опасно болтается на куче старых настольных игр. Раздражаясь, я кладу ножи на пол рядом с прочим мусором и отвечаю в интерком.

— Йоу.

— Доброе утро. Вам пришло письмо, за которое нужно расписаться.

Я нажимаю на кнопку, и входная дверь открывается. По лестнице тут же взбегает крепкий парниша в шортах и кепке почтальона. При виде меня на его молодом загорелом улыбчивом лице возникает выражение разочарования. Да господи боже. Я знаю, что по утрам выгляжу потрепано, но он мог хотя бы попытаться скрыть свое недовольство.

— А где Пич? — спрашивает он, протягивая мне письмо на имя Матильды. — Она… она бросила работу? Вы ее замена?

— О, нет, Пич, кажется, на кухне. Вы бы хотели поговорить с ней?

Он приспускает козырек своей кепки.

— Н-нет. Только если… думаете, она хочет поговорить со мной?

— Не знаю. Мы можем узнать это у нее. — Я поворачиваюсь, чтобы позвать Пич с кухни.

— Нет! Не нужно. — Он вытирает пот со лба. — Все нормально. Просто распишитесь, пожалуйста. — Парень протягивает мне маленький аппарат и электронную ручку. Я вывожу загогулину и забираю письмо.

— Хочешь, чтобы я передала Пич от тебя привет? — я изгибаю бровь.

— Эм, нет. Мы увидимся завтра, — бормочет он, торопливо спускаясь по лестнице.

— Тогда пока! — кричу я ему дружелюбно вслед, но он уже ушел.

Странный какой.

Плетясь обратно в гостиную комнату, я разглядываю письмо для Матильды. Под просвечивающейся бумагой мне видны слова: «Владельческий иск: Бонэм Сквер».

Твою мать. Звучит серьезно! И пугающе. Даже жирный шрифт, который они использовали, выглядит грозно. Я отдаю письмо бабушке, обнаруживая ее в ее голубом кресле; рядом с ней стоит ящик со швейными принадлежностями, а сама она занимается серой юбкой-карандаш, потому что хочет, чтобы я надела ее на завтрашнее свидание с Лео.

— Это только что доставили тебе!

Она едва окидывает конверт взглядом.

— Благодарю, дорогая. Положи его, пожалуйста, на стол. Потом гляну.

Я представляю себе кипу нераспечатанных финальных извещений, что видела вчера вечером.

— Ну… Может, это тебе стоит открыть. Думаю, оно важное.

— Ага, обязательно… позже, — отвечает она неуверенно.

— Но…

Бабушка, демонстративно хмурясь, награждает меня тем же резким взглядом, каким награждала мама, когда я спрашивала, почему у меня нет отца, или когда я за день тратила карманные деньги, выданные на неделю. Я затыкаюсь и потираю шею. Почему я вообще впутываюсь в это? Это не моя проблема. Не мое дело. Примерно через две, ну или четыре недели я буду далеко отсюда, надеюсь, в другой стране.

Но… когда ты не обращаешь внимания на подобные письма, потом у твоей двери оказываются люди с недобрыми намерениями. А такое не должно происходить ни с одним пожилым человеком, независимо от того, кровный он родственник или нет. У меня внутренности скучивает от одной лишь мысли о таком кошмарном сценарии.

Я вскрываю конверт.

Бабушка поднимает голову, отрываясь от шитья, и широко открывает рот.

— Ч-что ты такое себе позволяешь? Это личное! Незаконно вскрывать чужую почту! Прекрати!

— Ты не вскрывала свою почту годы напролет, так что придется тебе смириться. — Я разворачиваю ярко-красное письмо и читаю его, улавливая угрожающие пассивно-агрессивные интонации в фразах «уведомление о владении», «существенная задолженность», «предложение графика выплат». Бабушка откладывает юбку в сторону и встает, чтобы дотянуться до меня и вырвать письмо.

Я без возражений отдаю ей его и с грустью наблюдаю за тем, как она его читает.

— О боже. Я… Я… — начинает она, но потом падает обратно в кресло и опускает голову.

Вот тебе и «О боже».

— Эй, мы справимся, ясно? — говорю я, тяжело сглатывая. — Не расстраивайся. Там говорится, ну, что им нужно, чтобы ты согласилась на график минимальных выплат. Если ты подпишешься, то они не вызовут тебя в суд.

Бабушка снимает очки и вздыхает, а ее глаза наполняются слезами.

— Как вообще дошло до такого? — бормочет она себе под нос, прежде чем встретиться со мной взглядом. — Я даже думать об этом не могу, Джессика. Я… Я надеялась, что, если не буду об этом думать, то проблема исчезнет сама собой. Говорила себе, что решу все, когда мои книги будут переизданы, но эти люди… — она трясущимися руками размахивает письмом, — невероятно нетерпеливы. И крайне грубы.

— Может, если бы ты просто позвонила им…

— Но финансовыми делами всегда занимался Джек! Это работа Достойного Мужа — решать подобные вопросы. Сама я не знаю, что делать. Как мне поступить?

Вот черт. Я тоже не особенно подкована в денежных вопросах, но моя старомодная бабушка вообще не имеет понятия, что делать. Как она может быть такой успешной писательницей и не иметь представления об обращении с деньгами и управлении задолженностями?

— Я могу устроиться на полставки, — предлагаю я.

Когда я путешествовала, то подрабатывала барменом. В Лондоне наверняка полно баров с вакансиями.

— Нет, — всхлипывает бабушка. — Нам нужно сосредоточиться на проекте для Валентины. Это лучшая возможность приличного заработка. Да и не могу я просить тебя платить за ошибки твоей бабушки. Просто не могу. Не когда это наша вина, что…

Тут из коридора доносится грохот, обозначая путь Пич, пролегающий через кучи находящегося там мусора.

— Со мной все в порядке! — кричит Пич. — Просто споткнулась о венчик!

Венчик? С какого перепуга там лежит… и внезапно в голове вспыхивает идея. Потрясающая идея.

— Бабушка, — говорю я, присаживаясь на диван напротив нее. — У меня идея. Может, мы могли бы продать что-то из твоих вещей?

— Прошу прощения?

— Я о том барахле, что захламляет коридор и чердак. Мы могли бы его продать, улавливаешь? Я клоню к тому, что ты же ничего из этого не используешь.

— Это все мои пожитки! У них… сентиментальная значимость. — Она хмурится так, будто я предложила отпилить и продать ее ногу.

Я закатываю глаза.

— Владение восьмью разными канделябрами не будет иметь значения, если ты будешь жить в парке.

— Ох, святой боже! — Бабушка расклеивается, ударяясь в слезы. Зараза. Я вытягиваю руку и хлопаю бабушку по плечу.

— Я шучу. — Возможно. — Но сентиментальность для неудачников. При данных обстоятельствах ты должна быть безжалостной. Ты правда хочешь сказать, что тебе реально нужны все эти вещи? У входной двери лежат два шара для боулинга. Когда ты в последний раз ходила в боулинг?

Бабушка утыкается взглядом в свои коленки.

— Думаю, в 1978. Но… Я как-то могу решить сходить еще раз. Когда-нибудь.

— Не решишь! Что насчет граммофона? Какой-нибудь фанат музыки отвалит за него целое состояние!

— У меня есть граммофон? — удивляется бабушка. — А я и не замечала!

— Видишь! Ты и о половине своего барахла не в курсе. Мы даже можем продать всех тех фарфоровых кукол из моей комнаты. Они довольно жу…

— Нет! — перебивает меня бабушка яростно. — Нет. Только не их. Они останутся. Даже не обсуждается, эти куклы должны бы…

— Ладно, хорошо, боже мой! Кукол не продаем. Только ты решаешь, что мы продадим, выставив на «Ибэй». Я в восторге от «Ибэй». В прошлом году я там написала такое описание к сапогам на платформе, что разразилась грандиозная торговая война, и в итоге обувь была продана за шестьдесят фунтов. При том, что в магазине я за них отдала всего пятнадцать, и было это в 2003 году!

— «Иибэй»? — фыркает бабушка. — Это благотворительная распродажа подержанных вещей? Где она находится? В первой зоне³⁸?

— Ох, тебе столькому нужно научиться, дорогая, — преувеличенно высокомерно пародирую я бабушку. — Но это правда. Я покажу тебе, как это работает. Все очень просто, да и может помочь держать на расстоянии судебных исполнителей, хотя бы до конца нашего проекта.

Бабушка делает глубокий, рваный вдох и опускает подбородок к груди.

— Я бы предпочла зарыться головой в песок.

Я пожимаю плечами.

— Не беспокойся, дерьмо случается — прости, — неприятности случаются. Но мы уже открыли письмо, и худшее позади. Мы со всем справимся, ясно? Все будет хорошо.

В ответ бабушка наклоняется ко мне, рукой, усыпанной темными пятнами, касается моей щеки и одаривает едва заметной улыбкой.

— Драгоценная Джессика. Благодарение небесам за тебя.

День пролетает за серией бабушкиных архаичных уроков по поведению. Из-за завтрашнего свидания с Лео и вероятности, что он может повести меня в невообразимо модное (читай: претенциозное) место, бабушка настаивает, что мне «следует научиться вести себя за столом». Согласно ее словам, я ем как «безумный пещерный человек». Что неправда. Я ем как взрослый человек. Который иногда плюется едой, вываливающейся ему на грудь. Но, по всей видимости, я должна класть в рот только крошечные кусочки еды, словно я какая-то печальная хрупкая птичка или француженка. Да это смешно. Когда мы дошли до «правильно использования столовых приборов», я сказала бабушке, что смотрела «Красотку» миллиард раз и знаю о правиле «ножи и вилки использовать от внешнего края к внутреннему». Но она настояла, что нам нужно отталкиваться от рекомендаций, данных в ее руководстве, в котором, конечно же, говорилось, что «столовые приборы следует использовать, начиная с внешнего края и продвигаясь к внутреннему».

Некоторые абсурдные советы, которые мы усвоили, звучат так:

Потешьте гордость Достойного Мужчины, позволив ему самому оплатить счет.

Дождитесь, пока ваш компаньон либо официант помогут вам сесть. Достойная Женщина никогда не садится за стол самостоятельно.

Никогда не участвуйте в беседе с официантом. Не отводите взгляда от вашего мужчины и позвольте ему сделать заказ за вас.

Каждый из этих советов вызывал у меня громкий смех и яростное фырканье в равных дозах. Около пяти часов вечера бабушка, удостоверившись, что забила мою голову тоннами бесполезной информации о том, как за ужином влюбить в себя Лео Фроста (ведь, похоже, миссия будет выполнена, стоит мне только продемонстрировать ему свои впечатляющие знания о долбаном ложечном этикете), она сразу ускользнула, чтобы дошить юбку, а я поставила свой лэптоп на огромный кухонный стол.

Открыв новый текстовый документ, я печатаю название «Как заполучить мужчину методами 1955 года» и подчеркиваю его.

После чего пялюсь на него.

Довольно долго.

Я больше двух лет не писала ничего, кроме постов к блогу «Саммер в городе». Путешествуя, я вела несвязные дневники, писала эссе и короткие истории чуть не по щелчку. Но написание рецептов для коктейлей, статей о роскошных отелях и рейтингов пяти любимых юбок Саммер и прочего в том же духе лишило меня практики написания чего-либо более, ну, осмысленного.

Если подумать, двадцать тысяч слов менее чем за четыре недели это довольно серьезное обязательство. Знаю ли я вообще двадцать тысяч слов? А что, если благодаря какому-то неведомому чуду мне действительно придется писать половину книги? Это, как минимум, еще шестьдесят тысяч слов. Сколько этот процесс займет времени? Мне придется остаться? Придется носить корсет, пока мои с каждым разом все уменьшающиеся ребра не исчезнут и это не приведет меня к смерти? Нужно будет жить с бабушкой, у которой глаза все время на мокром месте, и ее ворохом чувств? Быть напоминанием собственной матери? В желудке от нервов забурлило, и я задвинула все эти вопросы в дальний угол своего сознания.

Я меняю шрифт названия документа пять раз, в конце концов останавливаясь на старом добром «Таймс нью роман».

Очень медленно завариваю в чайничке чай.

Затем ради забавы пою как Шакира.

После некоторое время смотрю в окно и думаю о телевизионном шоу Саммер, размышляя, станет ли она новой Леной Данэм.

Пока я дрейфую по своим мыслям, на кухню заходит Пич, топая и прижимая Мистера Белдинга к груди. Маленькая голова кота удобно устроена прямо в вырезе ее широкой футболки. Пич глядит на кота и улыбается ему со всей любовью. Они привязались друг к другу. Мистер Белдинг будет расстроен, когда вернется в Манчестер к переодеваниям ради фотографии для Сети. Наверное, я могу не говорить Саммер, что стащила у нее кота, чуть подольше…

— Привет, Джесс, — выдавливает Пич.

Я почти нападаю на нее, цепляясь за возможность не возвращаться к экрану компьютера.

— Привет, леди Пи. Что происходит вокруг? Рассказывай все сплетни. Абсолютно все. Хочешь чаю? Печенья? Чем занималась вчера вечером? — Я наполняю вторую чашку чаем.

Пич садится за стол и перекладывает Мистера Белдинга на колени.

— Я, эм, смотрела кино. Тебе должно быть стыдно, что ты не вернулась домой вовремя. Мне очень сильно хотелось посмотреть кино с тобой.

Чего? Ой. Я вчера сказала ей, что посмотрю с ней фильм. Вот почему я учуяла запах попкорна, когда вернулась домой. Готова спорить, она и маски для лица нам купила. Блин, совсем из головы вылетело! Надо было написать напоминание на руке.

— Твою дивизию, прости меня, Пич.

Она краснеет и отмахивается от моих извинений.

— Да ладно, не стоит переживать. Я знаю, как ты занята из-за этого проекта… Я надеялась, что хотя бы сегодня вечером ты свободна.

Она косится на текстовый документ, открытый на лэптопе.

— Хм-м-м… О чем ты думаешь?

— Не знаю, может, мы могли бы выпить по кофе? Как делали популярные герои из сериала «Друзья». Они вместе пили кофе литрами, и им всегда, казалось, было весело, они часто шутили.

Я пожимаю плечами.

— Хм-м-м, а как насчет того, чтобы перейти на следующий уровень? Может, нам пойти и немного выпить? Может, даже потанцевать. — Я двигаю плечами, изображая буги.

От такого плана в бледно-серых глазах Пич появляется блеск, но затем она качает головой.

— Звучит дорого.

— Мой чек от Валентины будет уже сегодня…

— Я не могу тебе этого позволить. Тебе нужны эти деньги.

— Нужны… Но, уверена, пара фунтов не сделают большой погоды. Это мой способ извиниться за то, что пропустила ночь кино. И я вроде как эксперт, когда хочется круто отдохнуть, а денег совсем нет.

— Когда идем?

Прищурившись, я долго взглядом сверлю лэптоп. После чего указательным пальцем аккуратно опускаю крышку.

— Что скажешь насчет сейчас?

Бабушка, должно быть, в добром расположении духа, потому что ни капельки не против, чтобы мы с Пич пошли танцевать.

— Сегодня ты поработала на славу, а каждая Достойная Женщина время от времени заслуживает немного веселья. — Она доброжелательно смотрит на меня. — Танцы — это поистине великолепный способ проникнуться элегантной и женственной модой.

Мне интересно, на какие танцы мы, по ее мнению, идем? Наверное, на босса-нову или что-то такое же. Я ее не поправляю. Бабушка спокойно отнеслась к нашему выходу из дома, но при двух условиях: во-первых, мы притворимся Золушками и вернемся к полуночи, чтобы я хорошенько выспалась перед завтрашним свиданием с Лео, и во-вторых, я надену винтажное белье, чтобы научиться «двигаться грациознее» в нем.

Пич помогает мне влезть в корсет, утягивающее белье и заостренный лифчик, и, хотя все тело охренительно болит, когда я натягиваю облегающие джинсы и узкую красную футболку с надписью «Рамоунз», мои изгибы выглядят просто непередаваемо сексуально. Пич переодевается в милую зеленую тунику, черные леггинсы и просвечивающуюся черную пашмину, и мы уходим из дома.

— Куда пойдем? — спрашиваю я ее, когда мы легкой походкой в предзакатных сумерках направляемся в сторону станции метро «Южный Кенсингтон». — Куда вся крутая лондонская молодежь нынче ходит?

Пич смотрит на меня так, словно я прошу ее объяснить, по какой конкретной причине канал «ITV» вообще выпустил в эфир шоу «Всплеск!³⁹».

— Откуда мне знать?

— Ну, ты же вроде работала в Лондоне по крайней мере пять лет, правильно? Разве ты никуда не ходила?

Она, смутившись, затягивает пашмину еще сильнее и глядит на меня.

— Обычно я просто вяжу или читаю в своей комнате. Не знаю, заметила ли ты, но я немного…

— Стеснительная? Да не может этого быть! Ты, должно быть, шутишь! — Я окидываю ее взглядом. Плечи ссутулены, голова опущена, копна непослушных тусклых кудряшек скрывает ее нежное, круглое лицо. — Пич… ты хоть когда-нибудь была в баре? Или в клубе?

Пич резко, едва заметно, отрицательно качает головой. Я чуть не задыхаюсь от удивления.

— Сколько тебе лет?

— Двадцать шесть, — вздыхает Пич. — В свою защиту хочу сказать, что росла на ферме в Алабаме и покинула Штаты раньше, чем мне можно было легально посещать заведения, где подавался алкоголь. А потом я прилетела сюда, и ни с кем толком не познакомилась. Я ходила в паб только раз. Но только на завтрак пахаря⁴⁰.

Поверить не могу. Этой женщине двадцать шесть лет и она ни разу не была ни в баре, ни в клубе!

Словно сама судьба вела меня к этому моменту. Тусовка — моя raison d’être. (с фр. смысл существования.)

Веселье — моя цель. Пич может стать моей протеже. Она молода. У нее есть еще несколько лет, прежде чем она попадет на темную сторону с длительными отношениями, детишками, продолжительным контрактом на подключение кабельного и обсуждением оттенков красок фирмы «Фэрроу энд Болл». Я могу научить ее всему, что знаю сама, и таким образом сотворить себе лучшую подругу для вечеринок всех времен! По крайней мере, на следующие две или четыре недели.

Я взволнованно хватаю ее за пухлую руку и ускоряюсь, чтобы мы быстрее добрались до метро.

— Смотри и учись, крошка, — говорю я, безумно улыбаясь. — Смотри и учись.

Глава двадцатая

Танец с джентльменом — это потрясающий способ завести разговор, демонстрируя лучшие танцевальные па. Достойная Женщина двигается грациозно, по танцевальному залу она перемещается с изяществом. Она избегает сложных или чрезмерно размашистых элементов, и она всегда, без исключений, позволяет вести джентльмену.

Матильда Бим, руководство «Любовь и отношения», 1955

— За грушевый сидр! — Я поднимаю бутылку, произнося тост.

— И за Соединенные Штаты Америки! — добавляет Пич, радостно чокаясь своей бутылкой о мою.

Сначала мы вкусно и дешево отужинали закусками в забегаловке, потом прошлись по пабам в Сохо и в итоге обосновались в кабинке в «Твистед Спин», модном подвальном клубе, о котором популярный блог «Люблю Лондон» отозвался как о «оригинальном лондонском месте для встреч с инди и роком». Музыка подобрана со вкусом и играет не настолько громко, чтобы невозможно было слышать ничего вокруг, цена на сидр вполне оправдана, а мрачноватая, сексуальная, индустриальная атмосфера полностью отрезает от внешнего мира со всеми его проблемами. Моя утопия.

Чтобы расшевелить Пич, понадобилось время: первый час наше общение было довольно нескладным, и основной темой была недавняя жара, после чего мы обсуждали, кому какая погода нравится, какая не нравится, и какая не вызывает никакого отклика. К счастью, когда мы добрались до третьего паба, пиво ее немного расслабило, и Пич, согласно моим надеждам, стала превращаться в потрясающего компаньона для тусовок, хоть и со своими незначительными странностями.

— Джесс! — перекрикивает она раздающуюся из колонок песню группы «Arcade Fire». — Может, нам надо придумать тебе прозвище?

— Чего? — кошусь я на нее.

— Как называть тебя. — Она заглушает отрыжку. — Друзья так делают. В «Балбесах»⁴¹ у всех были прозвища, а они были лучшими друзьями. Чанк. Маус. Дата. Я леди Пи. Как ты хочешь, чтобы тебя звали?

До этого Пич призналась мне, что ей всегда было сложно знакомиться с людьми из-за тревоги, которую она ощущала в обществе, и стеснительности. Потому так сложилось, что все ее знания о дружбе были почерпнуты из сериалов и фильмов, а не из реальной жизни. Благодаря уверенности, вызванной пивом, и попыткам сблизиться с помощью информации «чем я живу», она засыпала меня вопросами. Спрашивала Пич о моем любимом цвете (зеленый), были ли у меня в детстве питомцы (не было — мама всегда говорила, что это слишком большая ответственность, которая нам была ни к чему), и что со мной случалось худшего и лучшего (этот вопрос я грациозно опустила, внезапно убежав по нужде). Теперь она хочет, чтобы мы придумали мне прозвище. Она сказочная чудила. Но, несмотря на странные вопросы и ссутуленные плечи, Пич кажется забавной, образованной и милой. Мне даже немного паршиво из-за того, что, скорее всего, я не пробуду здесь достаточно долго, чтобы создать с ней искренние дружеские взаимоотношения, к которым она так стремится. И даже если бы я хотела этого, — хотя не хочу, — то после случившегося с Саммер я не уверена в своей способности быть кем-то, кроме «супер-клевой и веселой» компаньонки. Но если Пич желает попрактиковаться в дружбе со мной, я не возражаю. Особенно, если это подразумевает под собой приятное отвлечение от проекта «Заполучить мужчину методами 1955 года».

— Насчет прозвища даже не знаю, но подумаю об этом. Хотя, одно я знаю точно, Пич, — ухмыляюсь я, делая здоровенный глоток сидра. — Пришло время танцевать.

Не успеваю я закончить предложение, а Пич уже выбирается из кабинки и, качая широкими бедрами, устремляется на танцпол. Песня группы «Klaxons» звучит изо всех закутков клуба. Во время вступительного проигрыша Пич взмахивает своими густыми кудряшками и начинает барабанить воображаемыми палочками. Я кричу и визжу, впечатленная ее неожиданно потрясающими движениями, и присоединяюсь к Пич, после чего мы начинаем прыгать по клубу, на пару валяя дурака.

Так и знала, что у нее потенциал!

Мы танцуем целую вечность, и хотя во всем этом утягивающем обмундировании двигаться свободно достаточно сложно, иметь возможность расслабиться, хохотать до упаду, быть глупой и громкой без осуждающих взглядов — великолепно. Мы берем передышку, чтобы Пич сходила в уборную, а я покупаю нам по еще одной рюмке прекрасной пикантной водки. Я несу напитки к столику у танцпола и чуть их не роняю, когда вижу, что в двух шагах, в компании гламурных модников, абсолютно не вписывающихся в обстановку этого клуба, стоит и мило общается Саммер.

Моя Саммер.

Какого, блин, хрена? Что она делает в «Твистед Спин»? Да и какого вообще черта она в Лондоне? Саммер замечает меня и окидывает взглядом с ног до головы, ее глаза расширены от шока так же, как, полагаю, и мои.

— Джесс? — Я ее не слышу, но вижу движение ее губ. В руке у нее мохито со льдом, на ней белый короткий комбинезон и бежевые лаковые туфли на высокой платформе и выглядит она сногсшибательно. Она легко расталкивает собеседников и направляется прямо ко мне.

Блеск.

Я так чудесно проводила время. И что мне говорить? Могу я просто стукнуть ее, а не вести цивилизованную беседу? Потому что, по моему мнению, она это заслужила, поведя себя как настоящая сволочь.

Нет. Насилие не помощник.

Подойдя, Саммер целует воздух у моих щек, так она здоровается с людьми, когда выпьет пару бокалов, и то только с теми, кого знает не очень хорошо. Раньше мы с ней приветствовали друг друга клевыми ударами кулаком о кулак.

— Не могу поверить, что ты здесь! Я та-а-а-а-ак рада тебя видеть! — задорно выкрикивает она, покачивая своей почти победоносной задницей в такт музыке. Она ведет себя так, будто не разрушала мою жизнь, будто не бросала меня ради телевизионного шоу и не выгоняла из собственного дома. — Что ты делаешь в Лондоне? Давно ты здесь? Я приехала на встречу по поводу шоу, — она большими пальцами указывает на толпу сияющих людей, от которых ушла. — Эти ребята из производственной компании. Они просто чудо. То есть, они такие умные, и у них столько потрясающих идей для бренда СВГ.

— Ого, — отзываюсь я равнодушно, покачивая головой под музыку в надежде, что так я создаю впечатление человека, которому вообще насрать и который не завидует ни капельки.

— Ага, но не думаю, что стоило приводить их именно сюда. — Саммер кривится. — В «Люблю Лондон» говорилось, что «Твистед Спин» — самое оригинальное место 2014 года с инди и роком, но тебе не кажется, что оно немного похоже на забегаловку?

Я закатываю глаза.

— Так что мы, наверное, сядем в «Сохо Хаус». Ведь это там тусуются все знаменитости из кино и телевидения. Андерсон всегда говорил, что это его любимое место в Лондоне. Знаешь, он ведь сейчас в городе. Участвует в шоу Грэма Нортона⁴² на этой неделе, так что может быть там. Не то чтобы мне было до этого дело. Совершенно же ясно, что я с Холденом.

Зачем она рассказывает мне все это? Я гляжу на нее ничего не выражающим взглядом и выпиваю рюмку водки. И рюмку Пич.

— Ты выглядишь иначе, — заявляет Саммер, прищурившись и изучая мои волосы цвета «клубничный блонд» и крошечную талию, и в это время на ее милом личике я замечаю на мгновением проявившееся… раздражение?

— Это ради одного проекта, над которым я работаю, — отвечаю я холодно.

— Проекта? Какого проекта? — она кажется удивленной. А чего она ждала? Что без нее я буду валяться, забившись в угол?

Из колонок раздаются первые ноты песни «Do I Wanna Know» ( Букв.: «Хочу ли я знать?») группы «Arctic Monkeys», и мы подстраиваем наши полутанцевальные-полустоячие движения под новый ритм.

— Да так, — говорю я. — Кое-что, связанное с писательством.

Как будто я скажу ей, что работаю с бабушкой. Ей бы это понравилось.

— Ох. Рада за тебя. Я очень рада, что ты нашла, чем заняться. — Энтузиазм в ее голосе насквозь фальшивый. — Я на самом деле беспокоилась за тебя. Ты взяла и ушла, не попрощавшись. Где же ты остановилась…

— Ага, я была потрясена твоим беспокойством, всеми этими звонками и сообщениями, ведь их было так много, почти горы сообщений. — Я качаю головой, от гнева скрипя зубами.

Почему она вообще разговаривает со мной? Неужели она не понимает, что поступила плохо? Как она смеет вести себя так, будто все в порядке?

— Слушай, Саммер, — начинаю я, награждая ее своим лучшим испепеляющим взглядом, на который способна в моем не самом трезвом состоянии. — Я тут отдыхаю с подругой, мы правда хорошо проводим время, так что я пойду…

— С кем? У тебя нет друзей.

Не бей ее. Не бей ее.

— Вообще-то, с новой подругой. Так что, понимаешь… пока. Удачи тебе с новым шоу. Прости, если не стану его смотреть. — Я поворачиваюсь на каблуках, готовая драматично уйти, как вдруг Саммер хватает меня за предплечье и разворачивает обратно.

— С шоу все вышло внезапно, Джесс, — объявляет она, широко раскрыв глаза. — Я его не планировала. Это был шанс, который пришел из ниоткуда, и я просто не могла отказаться. Думаю, тебе все равно не понравилось бы — это огромная ответственность. Не привлекая тебя, я оказала тебе услугу, вот серьезно. Почему ты после всего не можешь просто порадоваться за меня?

Я вырываю руку из ее хватки.

— Да ты лгунья! — шиплю я, негодуя. — Я говорила с Валентиной Смит. Я знаю, что ты отменила сделку на книгу. Ты встретила Сета Эстроу на том мероприятии и уже знала, как поступишь. Ты меня кинула! Имей хотя бы гребаное достоинство признать это.

Саммер какое-то мгновение выглядит виноватой, но прежде чем она успевает что-то ответить, в нашу беседу, громко гогоча, вклинивается вернувшаяся из туалета Пич, не очень уверенно стоящая на ногах.

— Прости, что так долго! В туалете я встретила милую леди, и мы заговорились. У нее тоже есть котенок! — Пич слегка икает. — Она показала мне его фото на телефоне, но у него немного косят глаза, и он даже приблизительно не такой милый, как Мистер Белдинг.

Попалась.

— Прости, что ты сейчас сказала о Мистере Белдинге? — Саммер хмурится, рассматривая Пич. — Ты кто такая?

— Я Пич Кармайкл, — отвечает Пич, светясь. — Лучшая подруга Джесс. Приятно познакомиться.

— Джесс? — Саммер бросает на меня взгляд. — Почему эта незнакомая, непонятно откуда взявшаяся девица говорит о Мистере Белдинге? Где он? Ты знаешь, куда он делся?

Теперь моя очередь выглядеть виноватой.

— Вообще-то, Саммер, Мистер Белдинг у меня, — отчитываюсь я, пыхтя. — Я… забрала его, когда ушла.

— Чего? — Лицо Саммер искажается, становясь уродливой версией самого себя, вся ее искусственная вежливость исчезает в мгновение ока. — Ты забрала его? Забрала нашего кота? Кто так делает, Джесс? Кто, мать твою, крадет кота? — Саммер хихикает. — Это клиника, даже для тебя. Лучше тебе вернуть его. Посещаемость моего «Инстаграм» сильно снизилась после его исчезновения. Я почти перегнала Кэрол Вордерман по подписчикам, а теперь они улетают, как мухи.

Она невероятна.

— Ты даже не нравишься Мистеру Белдингу! — кричу я яростно. — Ты одеваешь его в шмотки, которые он ненавидит, и заставляешь позировать для фото часами напролет. Это не жизнь для котенка. Да это вообще не жизнь.

— Вот именно, — внезапно поддакивает Пич. — Он счастлив с нами!

Она права. Мистер Белдинг куда счастливее с нами, ну или по крайней мере с Пич. И мне вроде как нравится, когда он спит на подушке рядом. Очень нравится.

— Я так не думаю. — Саммер одаривает Пич ледяным взглядом. — Клевый новый друг, Джесс, — фыркает она.

Пич резко вдыхает, а ее пухлые щеки становятся ярко-красными.

Саммер смотрит на меня с едва заметной жалостливой улыбкой и с превосходством. Довольно знакомое выражение лица. В этот момент я осознала, что Саммер всегда смотрела на меня так. Словно она лучше меня. Будто я ее забавная подружка, делающая за нее ее работу, на которую можно злиться, которой можно помыкать и потом чувствовать себя лучше.

Больше так не будет.

— Саммер, кто взял Мистера Белдинга из «Королевского общества защиты животных от жестокого обращения»? — спрашиваю я ее настолько спокойно, насколько могу.

— Какое это имеет значение? Он принадлежит нам обеим!

— Он мой. Его выбрала я. Ты была занята, тщательным образом прокрашивая свои волосы, если я правильно помню. Ты позвонила мне из парикмахерской и напомнила, чтобы я взяла самого фотогеничного.

— Это не значит ровным счетом ничего!

— Разве? Я не имею прав на «Саммер в городе», потому что ничего не подписывала, помнишь? Но я подписала бумаги, забирая Мистера Белдинга. Так что, технически — он мой. И… я дарю ему свободу.

Я задираю подбородок. Я, Джессика Бим — отважная и благородная спасительница котов из интернет-плена.

— Ты не можешь так поступить! — бормочет Саммер. — Просто… не можешь!

Я пожимаю плечами.

— Знаешь, что, Саммер? Кажется, я уже это сделала. — Я поворачиваюсь к Пич и беру ее под руку. — Идем, леди Пи. Давай… валим из этого притона!

Я никогда, ни разу прежде не говорила «валим из этого притона», но однажды слышала эту фразу в кино, и она показалась мне крутым выражением, которое бросают вот в такие моменты. Пич цепляется за мою руку с безразличным выражением лица. Именно так мы пересекаем клуб, оставляя Саммер, сверлящую наши спины гневным взглядом, позади.

Чтобы спасти вечер, мы с Пич отправляемся в ночной караоке-бар, где воем жизнеутверждающие песни восьмидесятых, пока не переваливает за полночь. Само собой, это помогает: нет ничего, что не была бы способна исправить спетая во все горло песня «Любовь — поле сражения». Когда мы, жующие взятый в сомнительной забегаловке шашлык и цитирующие любимые шутки из сериала «Студия 30»⁴³, добрались до Бонэм Сквер, комендантский час давно миновал.

Не желая разбудить бабушку даже попытками пробраться через коридор судьбы, мы взбираемся по подоконнику на балкон моей спальни, отчаянно цепляясь за железные ограждения. Джейми был прав. Это намного сложнее и опаснее, чем кажется. К счастью, благодаря своей невероятной силе девушки, выросшей на ферме, Пич затаскивает меня внутрь без особых усилий.

— Думаю, эт было лчшее врмя в моей жизни, — шепчет она, пока мы мыкаемся по тихой, темной спальне, пытаясь сдержать смех, как пара глупых подростков. Когда эхо от единственных работающих дедушкиных часов разносится по всему дому, отзванивая три раза, Пич хихикает еще сильнее. — Три чса ночи, — выдыхает она, не веря своим словам. — Я чствую себя ткой жвой! Будто могу все! Ну и ночь!

Я усмехаюсь ей. Принимая во внимание неожиданную и жесткую перебранку с Саммер, — а, может, и благодаря ей, — и, учитывая все обстоятельства, это была чертовски крутая ночь.

Пич пьяно валится на кровать, а я подхожу к полосатому креслу с округлой спинкой. Там, рядом с Фелисити, самой зловещей куклой на всем свете, лениво потягивается Мистер Белдинг, которого я беру на руки.

Я смотрю на него со счастливой улыбкой.

— Теперь ты мой кот, — сообщаю я ему, и, качаясь, перемещаю его на подушку, где тот спит. — И при свидетеле, Фелисити, обещаю тебе, Мистер Белдинг, что больше ты никогда и ни за что не будешь носить эту дерьмовую кошачью одежду. Я… — Глубокий вдох. — Я освобождаю тебя.

Мистер Белдинг даже не мурчит в ответ, но мне хочется думать, что на его пушистой мордочке на мгновение возникает выражение облегчения.

Как же я пьяна.

Глава двадцать первая

Достойная Женщина всегда должна быть полна энтузиазма. Даже в неприятной ситуации ее выражение лица всегда должно быть радостным.

Матильда Бим, руководство «Как быть достойно женщиной», 1959

На следующее утро до обидного бодрая бабушка настроена действовать и ждет, что Пич (с бледными щеками и, вероятно, еще под хмельком) и я (лишь пародия на женщину) возьмем с нее пример. Согласившись избавиться от кое-какого мусора, она хочет, чтобы мы занялись коридором судьбы без промедления, и нашли там как можно больше вещей, которые возможно продать на «Ибэй».

С одной стороны, это прекрасно, потому что значит, что вчера я до нее достучалась, и мы сможем держать судебных приставов на расстоянии немного подольше; с другой стороны, это хреново, потому что у нас с Пич та степень похмельного синдрома, когда прийти в себя можно только после длительного ничегонеделания и с помощью доброго самаритянина, поящего вас «Фантой» через трубочку и издающего сочувственные звуки.

Перед началом разбора я бы очень хотела отправиться на пробежку, потому что это второй лучший способ избавления от похмелья, но бабушка довольно настойчиво заявила, что бег, скорее всего, сделает мои икры крупными и мужественными, и что мне лучше заниматься легкой растяжкой. Что полный бред. Легкая растяжка для неудачников. Мне нравится бегать, и я не собираюсь прекращать ради чего-то или кого-то, насколько бы мускулистыми мои икры ни были. Однако я обещала, что пока буду занята проектом «Как заполучить мужчину методами 1955 года», я буду придерживаться бабушкиных правил, так что — как и секс с Джейми, — топтания по тротуару придется хранить в секрете.

К середине дня Пич дважды вырвало, я разок закемарила, но мы, несмотря ни на что, умудрились отсортировать, промаркировать и сфотографировать почти все, что было в коридоре. Мы обнаружили поистине потрясающие вещи: три великолепные медные кастрюли, набор антикварных Танбриджских⁴⁴ шахмат и кучу виниловых ретро-пластинок. Не считая серебряных карманных часов, принадлежавших Джеку (из-за которых бабушка рыдала двадцать пять минут кряду, сообщая, что заберет их с собой в могилу), она довольно стоически перенесла избавление от своих пожитков. Я впечатлена тем, как решительно она подошла к делу. Мне только показалось немного странным, что среди коридорного мусора не нашлось ничего маминого — она, как-никак, жила здесь много лет. Я не стала задавать вопросов, учитывая бабушкину склонность к бесконтрольной слезливости, с которой мне и без чудовищной головной боли и слабого желудка справиться сложно.

Когда приходит время готовиться к свиданию с Лео, меня тошнит, я вся в пыли и, мягко говоря, разбита. Прежде мне не приходилось столько трудиться с похмелья. Было бы куда проще, если бы я могла отменить это «свидание» и вместо него взять тост к чаю, положить на него фасоль и расслабиться на диване с Пич и Мистером Белдингом. Понятия не имею, как в таком жалком состоянии буду бодрой, даже если не принимать во внимание бесконечные советы для Достойной Женщины, которые бабушка пытается вдолбить мне в голову. К счастью, Лео, мерзавцу с дырой в области сердца, по всей видимости, будет все равно, если я помолчу, ведь, похоже, он относится к тому типу мужчин, которым нравятся симпатичные и пассивные женщины. Полагаю, что пока я сексапильная, впечатлительная и заинтересованная всем, что бы он ни сказал, Лео не заметит, что я грубее барсучьего зада, и потому вечер пройдет без особых проблем.

Деловая лондонская улица Стрэнд кишит торопящимися уйти с работы людьми с ослабленными галстуками, взъерошенными волосами и перекинутыми через их плечи мятыми пиджаками. Я бы не могла выглядеть еще более не к месту: бабушка нарядила меня в экстра-обтягивающую угольного цвета юбку-карандаш и темно-розовую блузку, заправленную под юбку так, чтобы продемонстрировать мою утянутую талию максимально выгодно. Волосы завиты волнами в стиле роковой женщины, которые частично закрывают левый глаз, из-за чего жутко мешают. На шее у меня розово-фиолетовый вязаный шарф с витиеватым узором, а хуже всего то, что бабушка заставила меня надеть шляпу. Маленькую лиловую шляпку с пучком белого кружева спереди. Весь наряд в целом узкий, неудобный и очень жаркий (в температурном смысле, не в сексуальном).

Я подъезжаю к «Вулф Фрост» пораньше и, ворча от усталости и жалости к себе, толкаю двери высотного здания. Конторы агентств огромные и унаследованные — все с дубовой облицовкой, тусклыми лампами и уродливыми бордовыми мягкими диванами. Я направляюсь к стойке администратора, где юная секретарша собирает свои вещи, готовая уйти с работы. Ставлю на то, что она-то с друзьями идет развлекаться по полной программе так, как вечером пятницы развлекается нормальная девушка двадцати с чем-то лет.

— Я пришла на встречу с Лео Фростом, — поясняю я, подавляя очередную зевоту. — Я пришла пораньше.

Секретарша закатывает глаза.

— Третий этаж, вторая дверь налево, — выпаливает она так обыденно, словно сообщает эту инструкцию массе женщин, встречающих Лео Фроста после работы.

Мне не нравится, каким жалостливым взглядом она меня окидывает, и мне жутко хочется сказать ей, что на самом деле я не одна из его пассий, что я куда лучше той вереницы женщин, чьи сердца он уже пленил. Но вместо этого говорю:

— Благодарю.

Стоя у его кабинета, я глубоко вздыхаю, пытаюсь игнорировать нарастающее ощущение тошноты и натягиваю на лицо очаровательную улыбку. Время Люсиль. Вперед.

Несмело стучу в дверь.

Нет ответа.

Стучусь снова, на этот раз чуть сильнее.

По-прежнему без ответа.

Я открываю дверь и ступаю в просторный светлый офис. Стены завешаны рекламными изображениями в рамках, и все их я видела в журналах или на билбордах. На всех них виден отчетливый почерк Лео — гипертрофированная крутость, много теней, механические цвета и агрессивное оформление. Смехотворная работа «Управляй и оживай» занимает центральное место над дорогим ореховым столом, и женщина в бриллиантовом бикини, надувшись, смотрит на меня скучающим взглядом, будто задаваясь вопросом, как, черт подери, она могла забыть одеться. Сам Лео развернут к двери широкой спиной, а его темно-рыжую высоко уложенную челку придавливает пара серебряных наушников «Бэнг и Олуфсен». Он яростно водит карандашом по бумаге и ногой по полу выстукивает ритм той музыки, что слушает. Лео и понятия не имеет, что я здесь.

— Приве-е-е-е-ет, — говорю я максимально громко, пытаясь сделать так, чтобы голос оставался мягким и спокойным.

Конечно же, он меня не слышит. Я направляюсь к нему и, когда вижу, что он рисует, моему удивлению нет предела. Это набросок старика в ветхой рыбацкой лодке, рукой устало подпирающего склоненную голову.

Вот это да.

Вынуждена признать, что это прекрасный рисунок, он совершенно отличается от бредятины в рамках на стенах.

Хм-м-м. Может, стоит-таки дать Лео знать о своем присутствии, прежде чем он развернется и увидит меня в этой шляпе и поймает на молчаливом наблюдении за ним?

— Здравствуйте, Лео. — Я легонько хлопаю его по плечу.

Вырванный из своих грез, он подпрыгивает от моего прикосновения и роняет карандаш, который падает на деревянный пол с отчетливым стуком.

— Чтоб меня! Ох… да, Люсиль. Привет. — Он тут же исправляется, стянув наушники с головы и сменив испуг и изумление на убийственную уверенность. Он окидывает мой наряд с легким сомнением и явной похотью во взгляде. Гадость.

— Простите за то, что прервала рабочий процесс, — воркую я. — Я пришла пораньше, и секретарь сказала мне подняться. Надеюсь, вы не возражаете.

— Ни капельки, — отвечает он мягко, отмахиваясь от моих извинений. — Не хотели бы выпить перед ужином?

— М-м-м, да, пожалуйста, — отвечаю я с энтузиазмом.

Не уверена, что бабушка была бы довольна тем, что я выпиваю перед ужином, но я чувствую жуткую слабость, и легкое опохмеление может ободрить меня и облегчить нарастающее болезненное ощущение в животе.

Лео идет к стеклянной барной тележке, точной копии той, что была у Дона Дрэйпера в «Безумцах». Вероятно, потому он ее и купил, позер. Он без заминки смешивает два вида мартини и протягивает мне стакан. Я беру напиток, и мы вместе опускаемся на темно-зеленый мягкий диван.

Я хлопаю ресницами, глядя на Лео, и улыбаюсь.

Лео улыбается в ответ.

Я улыбаюсь еще шире.

Мы выпиваем и улыбаемся друг другу, как пара идиотов.

Лео пододвигается ко мне, взглядом путешествуя по каждому сантиметру моего лица, словно заворожен им. Что за игру он ведет? Это мне полагается делать заинтересованный вид. Он нагло пялится на меня, и, хотя я королева гляделок — я могу не моргать целых две минуты, — бабушка хотела бы, чтобы я поддалась. Потому я смущаюсь и отвожу взгляд первой.