На следующий день Игнатьева решила все рассказать Инге. Она с нетерпением ждала перемены.
Первый урок тянулся невыносимо долго. Физика. По закону парных случаев ее тоже вела директриса. Она что-то бубнила о проекциях радиус-векторов, ускорении и прочей непонятной ерунде. Лиза усиленно пыталась понять хоть что-то, но безуспешно.
В какой-то момент ее внимание привлек небольшой лист бумаги, ходивший по классу. Он передавался с парты на парту. Кто-то чего-то дописывал в нем, кто-то чего-то шептал, а потом прыскал со смеху. Лиза заметила, что запустил этот листок не кто иной, как Вениамин, направив его самой мисс барби, после чего та, противно хихикнув, пустила его дальше по классу. А перед окончанием урока листик вернулся к Ольге, и она положила его себе в сумку. Когда наконец прозвенел звонок, Лиза быстро поднялась и потащила за собой Ингу. Вторым уроком была тоже физика, поэтому тратить время на уборку учебников не пришлось.
Чтобы поговорить, им пришлось уединиться в туалете.
Как и полагала Лиза, Инга не пришла в восторг.
— Ты это серьезно? — спросила она.
— Ну да…
— Блин, не верится мне что-то!
— Ты думаешь, я вру?! — насупилась Лиза.
— Нет, не в этом дело, — задумчиво протянула она и села на подоконник.
— А в чем? — удивилась Лиза и присела рядом.
— Ну не верю я, что он мог так измениться!
— Как?! Как измениться? Да ты хоть что-нибудь о нем знаешь? Хоть я ему не совсем верю, но ведь нужно видеть в людях лучшее! Как ты можешь говорить о нем то, чего точно не знаешь? Как?
— Видеть лучшее? А ты уверена, что оно в нем есть?
— Ты… Ты…
— Стой, Лиз, не надо ссориться, я лишь хотела…
— Что ты хотела? Что?
— Я… — начала было говорить Инга, но Лиза ее снова прервала.
— Что значит «не надо ссориться»? Это я ссорюсь? Я тебе, как подруге, а ты!
Лиза быстро спрыгнула с подоконника и направилась к выходу. Но дойти до двери не успела — в уборную прямо-таки влетела директриса.
— Чем это вы тут занимаетесь? — визгливо проговорила она. — Курите небось?
— Что? — малость опешила от такого напора Лиза.
— Марина Петровна, мы не ку… — начала оправдываться Инга.
— Я же чувствую, тут дымом пахнет!
Девушки растерянно молчали.
— Пахнет! Да еще как! А теперь быстро в мой кабинет!
Подругам ничего не оставалось, как подчиниться. Когда они выходили из туалета вслед за директрисой, Ляпина тихонько спросила:
— Ну что, покурили?
И вся гоп-компания так и прыснула со смеху.
Оставшуюся перемену «курильщицы» провели в кабинете директора, упражнявшейся в красноречии.
— Как вы могли! Игнатьева, Зверева! Ну ладно Игнатьева, она недавно перевелась, я ее не знаю, но ты, Зверева! Как ты могла! Как ты докатилась до такого!
— Марина Петровна, я не…
— Молчать! — прокричала Марина Петровна так, что уши заложило. — Не хочу ничего слушать! Девочки, ну вы же девочки! Вам не пристало курить! Вы отравляете свой организм! А вам же еще детей рожать! Вам должно быть стыдно! Ваши товарищи в туалет не могли зайти, столько там было дыма!
— Товарищи?
— Да! Что, уже не помните? Как мне сказала Олечка, увидев ее, вы сразу открыли окно! Вы же прекрасно знаете, что на территории школы курить запрещается. А что, если проверка? Да что с вами разговаривать! Значит, так. Я сегодня же сообщу вашим родителям. Пусть они принимают меры. Ну это ж надо! Чтобы две десятиклассницы…
На втором уроке Лиза сидела осунувшаяся и безмерно расстроенная. Ну как это так? Первая неделя в школе — и такие неприятности. А все из-за этой Ляпиной. Ведь ясно же, что она их оклеветала. И вдобавок Лиза поссорилась с Ингой. Только потому, что та высказала свою точку зрения. Лиза безумно сожалела о своей вспыльчивости. Ведь, в сущности, она догадывалась, что Инга примерно так и отреагирует.
Скосив глаза в сторону подруги, Лиза заметила, что та что-то быстро пишет на клочке бумаги. Когда она пододвинула к ней листок, Лиза прочла и просияла:
«SMILE!! Улыбайся, даже когда тебе грустно. Ведь кто-то может влюбиться в твою улыбку!»[1]
Заметив ее улыбку, Инга облегченно вздохнула.
Дома Лизу встретила донельзя серьезная мама.
— Ма-ам, что-то случилось? — испуганно спросила она.
— Случилось, Елизавета. Раздевайся и проходи в гостиную. Я тебя жду.
О, «Елизавета» — это уже плохо. Так родители называли Лизу, когда случалось что-то очень важное и неприятное.
— Мам, ну что?
— Лиза, ты КУРИШЬ???
— Я? — растерялась Игнатьева.
— Лиза, мне позвонила директор школы! Она вас застукала!
— Мам, ну это же неправда!
— Значит, директор врет?
— Мам, ну там целая история произошла…
— Я ничего не хочу слышать, Лизавета! Я верю, что ты просто оступилась! Но если это еще раз повторится, если это хоть раз повторится, Лиза, я не знаю, что тогда будет! Тебе понятно?
— Да, мам. — Она решила не противоречить, ведь в некоторых случаях лучше промолчать.
— И еще, Лиз, отцу говорить ничего не будем. На первый раз. Ему знать необязательно.
— Спасибо. — За это Игнатьева действительно была благодарна: папа не выносил табачного дыма.
— Но меры я приму и сама: домашний арест. На неделю.
— Ну ма-ам!
— Я сказала! На неделю! Понятно?!
— Ага, — буркнула Лиза и удалилась в свою комнату.
— И ты не дослушала! — крикнула мама ей вдогонку. — Никакого Интернета до следующего понедельника! Завтра же его отключат! Я уже позвонила провайдеру!
Здравствуй, дорогой дневник! Помнишь, я тебе рассказывала про закон подлости? Так вот, я его проверила на себе. По этому дурацкому закону я теперь наказана. И угораздило же меня толкнуть как раз ту самую девчонку, которую толкать не надо было ни в коем случае… блин. Представь себе, мой дорогой дневник, на меня (и на Ингу) сегодня наехала директриса. Мы сидели в туалете на подоконнике, и я рассказывала ей про Веню. Тут врывается эта разъяренная фурия с криком «Ах вы тут курите! Как вам не стыдно?! А ну марш ко мне в кабинет!»
Директриса была твердо уверена в том, что мы курим. И произошло это не без помощи Оленьки Ляпиной.
Потом директриса позвонила маме, и теперь я наказана. Целую неделю не могу выходить из дома, кроме как в школу. Ну или в магазин. Одного мама не учла — я с Ингой живу в одном подъезде…
Я не сказала, что мое наказание состоит из двух частей? Нет? Ну что поделаешь, старею, дорогой дневник. И ты вместе со мной… Наказание, вернее, его вторая часть. МНЕ ОТРУБАЮТ ИНТЕРНЕТ на неделю. Нет, ну ты можешь себе представить подобное коварство? Мама уже позвонила в Фэст-нет. И они согласились прервать предоставление доступа на 186 часов. То есть я смогу к тебе вернуться, мой дорогой дневник, только в следующий понедельник. Нехило. Но при этом мама не учла кое-что! Они не будут мне предоставлять доступ в ИНТЕРНЕТ, ты понимаешь, к чему я клоню? То есть в локальную Сеть, в зэ-чат, например, я зайти могу. А с Ксюшкой мы прекрасно и по межгороду поболтаем.
Возможно, вынужденное заточение поможет мне во всем разобраться.
Сегодня я посетила зэ-чат. Ну что сказать, от остальных он отличается только тем, что здесь бывает Веня Стрельцов. И когда я зашла, он был. Вот такое вот совпадение. И он меня сразу затащил в приват, аргументируя тем, что репутация «человека из шайки Ляпиной» может пострадать. Честно говоря, меня это покоробило. А вдруг Инга права? Не знаю. Не хочу об этом думать. А то опять запутаюсь.
В привате он снова начал говорить, как я ему нравлюсь. Он так сыпал комплиментами, что я аж обалдела чуток.
А еще Инга подарила мне сегодня замечательную фразу:
«SMILE!! Улыбайся, даже когда тебе грустно. Ведь кто-то может влюбиться в твою улыбку!»
Знаешь, мой дорогой дневник, теперь это будет моим жизненным принципом. Наверное.
Неделя наказания пролетела быстро. И вроде бы ничего важного и значительного за это время не произошло. Лиза довольно много времени проводила в зэ-чате, общаясь с Веней. Больше она там никого не знала, да и не стремилась узнать.
В школе было все по-прежнему: косые взгляды Ляпиной и одноклассников и подозрительный листочек, ходивший по классу на уроках. А директорша, проходя мимо Зверевой и Игнатьевой всегда демонстративно принюхивалась.
Лиза и Инга все больше времени проводили вместе. Даже уроки старались делать вдвоем. И вместо обычных полутора часов (да и то в редких случаях) теперь на это уходило часа четыре.
Еще Лиза познакомилась с двоюродным братом Инги. В этот день она, как обычно, сидела у подруги и пыталась справиться с домашним заданием. Инга ей то ли усердно мешала, то ли помогала. Физика не лезла в голову.
— Ну не понимаю я! Заколебала уже эта физика! — взвыла Лиза, откинув учебник.
На что Инга сдержанно ответила:
— Ну что ж… Это не каждому дано. С точки зрения банальной эрудиции не каждый человеческий индивидуум способен лояльно реагировать на все тенденции потенциального действия, — проговорила она и сопроводила конец фразы легким зевком.
Игнатьева так и рухнула.
Оценив произведенный эффект, Инга прыснула и, поперхнувшись, начала откашливаться.
Увидев страдания подруги, Лиза тоже расхохоталась.
Потом, чтобы разрядиться, они минут десять носились по квартире и бросали друг в друга всем, что попадалось на глаза. Когда же силы их иссякли, а от смеха уже болел живот, подружки рухнули на диван, не заметив, лежавшего на нем пульта.
— And pump it! Louder… Pump it! Louder… Turn up the radio, blast your stereo! — взорвались колонки.
— Раааааайт! — подпели подруги заокеанской группе, снова задыхаясь от дурацкого беспричинного смеха.
И тут раздался звонок в дверь. Смех сразу же прекратился. Инга судорожно нащупала пульт и никак не могла попасть на кнопку выключения.
— Turn up the radio, blast your ste… — издал напоследок телевизор и наконец замолк.
— Неужели соседи? — озвучила общую мысль Лиза.
— Да не дай бог, — ответила Инга, уже представляющая себе, как она будет оправдываться перед Клавдией Васильевной, привередливой старушкой с четвертого этажа.
А Лиза подумала, что после жалобы Клавдии Васильевны (а она обязательно нажалуется) ее наказание продлят еще на неделю. А ведь ей так хочется посмотреть салют в честь Дня города в воскресенье.
— Лизка, танцуй! — раздался радостный вопль Инги из прихожей. — Это не Клавка! Это мой брат, Пашка!
— У тебя есть брат? — удивилась Лиза.
И действительно, оказалось, что у Инги есть брат. Двоюродный. Звали его Паша Корсаков. Ему было семнадцать лет, и он учился заочно на программиста на первом курсе МИСИСа.[2] Жил он тоже в Ногинске, хотя и в другой его части. Павел оказался довольно высоким, головы на полторы выше Лизы, брюнетом с необычайно красивыми темно-карими глазами.
Увидев бедлам, который сотворили подруги, он весело и понимающе спросил:
— Что, убраться решили? То-то, я смотрю, как-то почище стало…
В воскресный вечер, когда Лиза собиралась идти на салют, зазвонил телефон.
— Да, — ответила она, пытаясь натянуть одной рукой джинсы.
— Привет, это Вениамин. Что делаешь?
— Я? На салют собираюсь. А ты?
Оказалось, что надевать джинсы одной рукой — совершенно неблагодарное занятие. Они никак не хотят натягиваться! Поэтому Игнатьева осторожно освободила вторую руку и стала придерживать телефон плечом.
— Я тоже! А давай у моста встретимся, вместе пойдем.
Лиза уронила трубку. Она почему-то не ожидала такого предложения. Вернее, ожидать-то ожидала, но почему-то не верила, что Веня ей позвонит.
— Хей, что у тебя там случилось? — услышала она тревожный голос Вени, когда наконец подняла мобильник.
— Да так… помехи связи, — неуклюже соврала Игнатьева.
— Ну, так как? Пойдешь со мной?
— Да, наверное.
— Отлично! Жду тебя у моста через десять минут! Успеешь?
— Постараюсь…
— Ну тогда пока!
— Пока.
— Целую.
На это Лиза не нашлась, что ответить.
Быстро одевшись и клятвенно пообещав родителям вернуться «не под утро», она понеслась к Инге.
«Как я могла забыть?!! Вот дура! Я же обещала с ней пойти! Как я ей скажу?! Ведь она останется одна. Молодец, Лиза! Эгоистка фигова! Блин, блин, как же я ей скажу-то…» — лихорадочно думала Лиза и давила на кнопку звонка у двери подруги.
Инга открыла. Она тоже уже оделась.
— Слушай, Инг, у меня тут такое дело… — мялась девушка, не решаясь открыться.
— Выкладывай давай, что у тебя случилось. — Инга вышла на площадку.
— Я не смогу пойти с тобой! — выпалила на одном дыхании Лиза и зажмурилась.
— Почему? — удивилась Зверева. — Хотя, дай-ка догадаюсь! Веня? — предположила она.
— Угу, — тихо согласилась Лиза.
— Ну что ж, подруга, иди, — усмехнулась Инга.
— А ты?!
— А что я? А я с Пашкой пойду.
— И ты не обидишься на меня?
— Хм… Надо подумать. Наверное, нет.
— Точно?
— Ты что, склоняешь меня к другому ответу? — удивилась Инга.
— Спасибо тебе! — закричала Лиза и расцеловала подругу.
Салют был восхитительный. По крайней мере, так показалось Лизе. Она завороженно смотрела на небо и ловила себя на том, что порой по-детски раскрывает рот от восторга. А Веня стоял рядом и обнимал ее. Это был самый прекрасный вечер в ее жизни! У нее было такое чувство, что она одна парит во Вселенной. А Веня лишь приятное дополнение к фейерверку. Поймав себя на этой мысли, девушка удивилась самой себе — откуда у нее такие идеи? Неужели Вениамин Стрельцов — всего лишь дополнение? Этот парень, о котором мечтают многие, всего лишь дополнение? Да не может быть такого! Лиза разозлилась на саму себя и, заметив, что рот ее снова открыт, быстренько его закрыла.
И тут «приятное дополнение» дало о себе знать — повернуло девушку к себе и поцеловало. Веня целовал ее в этот раз сильно, мощно, как-то… страстно. Лиза еще подумала: «Как еще можно целовать в такой вечер — только так!»
А потом он снова встал позади и обнял, будто ничего и не было.
И тут Лиза увидела Ингу. Быстро высвободившись из Вениных объятий, она пробормотала какие-то извинения и побежала к подруге.
Немного поболтав с Ингой и ее братом, Лизавета вернулась к своему разобиженному спутнику.
Провожая домой, Веня нашептывал ей какие-то слова, но Лиза не слушала — ночной город завораживал ее.