Вивьетта

VI

Слезы выступили на глазах Остина, когда Дик простонал, что наказание сильнее, чем он в состоянии перенести. Он отвернулся, чтобы Дик не заметил их. Он с радостью отдал бы годы своей жизни, лишь бы избавить Дика от этих страданий, пожертвовать всем, что ему было дорого, но только не своими убеждениями о том, что правильно и что дурно. Он ответствен за Вивьетту. Он не мог подвергнуть ее этому ужасному риску. Он надеялся, что Дик сам поймет это. Объяснять ему было пыткой. Но он не должен был проявить слабость. Барьер между Диком и Вивьеттой возвел не он. Его воздвигли суровые психологические законы, лежащие в основе ненормального. Не считаться с ними было бы преступлением, перед которым содрогалась его душа. Хотя отчаяние, написанное на лице Дика, терзало его сердце, оно все же не могло тронуть его и заставить поступать иначе. Ужасно оказаться в таком положении — в роли исполнителя велений судьбы. Но она кровавыми и огненными буквами написала свое решение, и Дик преклонился перед ним.

— Что станется с нею, — простонал он.

— Здесь будет ее дом, как это всегда было, — ответил Остин.

— Не в этом дело… Но мы ведь разобьем ее сердце. Она отдала его мне как нарочно в ту минуту, когда я должен разбить его. Таково уж мое счастье!

Остин старался утешить его. Сердце девушки не так легко разбить. Больше всего будет страдать ее гордость. Сердечная боль и страдания неизбежны, но время излечивает самые тяжелые раны. В нашей изменчивой жизни ничто не бывает так хорошо, как мы этого хотели бы, и ничто не бывает так плохо, как мы этого боимся. Но Дик не обратил внимания на эти общие места.

— Ей нужно рассказать.

— Но только не о том, что случилось днем! — с живостью вскричал Остин. — Это мы похороним и скроем навсегда.

— Да, — произнес Дик, остановившись перед ним и говоря глухим, ровным голосом. — Мы должны скрыть это. Это совсем не такая красивая вещь, чтобы развертывать ее перед глазами девушки. Она всегда будет стоять перед моими глазами, до самой моей смерти. Но ей надо сказать, что я не могу жениться на ней. Я не могу уехать, оставив ее в неизвестности и заставив вечно удивляться моему поведению.

— Постараемся так или иначе вынести этот ужасный вечер. Избегай быть с ней наедине. Поезжай в Уизерби и на час или даже больше, чем следовало бы. Когда ты уедешь, я все улажу. Предоставь это мне.

Остин закончил одним из своих старых самоуверенных жестов. Теперь это не возмущало Дика. В своем глубоком унынии он видел в Остине более мудрого и более сильного человека.

В четверть девятого они медленно спустились вниз к ожидавшему их кошмарному обеду. Четверо из сотрапезников — Вивьетта, Екатерина и они оба — в состоянии подавляемого волнения, а остальные двое — м-с Уэйр и лорд Банстед, совершенно не подозревающие о вулканических силах вокруг них, при малейшем поводе могущих вызвать катастрофу. Опасность грозила также со стороны Вивьетты, не знавшей решения судьбы. Остин страшился предстоящей пытки; отчаяние и угрызения совести привели Дика в полное оцепенение, он был в таком состоянии, когда люди выше страха. Взявшись за ручку двери в столовую, Остин остановился и посмотрел на него.

— Подтянись, приятель. Играй свою роль. Ради Бога, постарайся выглядеть повеселее.

Дик постарался. Остин содрогнулся.

— Не надо, ради Бога, — сказал он.

Они вошли в столовую, ожидая застать здесь в сборе всех трех женщин и возможно даже лорда Банстеда. К смущению Остина, в комнате находилась одна Вивьетта. Она встала, сделала несколько шагов им навстречу, но вдруг остановилась.

— Какие ужасные физиономии? Можно подумать, что мы накануне казни Дика, и вы являетесь палачом, снимающим с него мерку.

— Дик покидает нас сегодня, возможно — на долгие годы, — проговорил Остин.

— Не вижу, почему бы следовало так сильно печалиться за него, — сказала Вивьетта, тщетно стараясь поймать взгляд Дика.

Она отвела Дика в сторонку.

— Вы прочли мою записку… или, может быть, разорвали ее, как в прошлый раз?

— Я прочел ее, — ответил он, уставившись глазами в пол.

— Так почему же у вас такой плачевный вид?

Он беспомощно ответил, что у него совсем не плачевный вид. Вивьетта была поражена, почувствовала себя задетой и униженной. Она только что сделала серьезный шаг в жизни женщины — сдалась мужчине, что обычно вызывает победный гром труб, столь лестный для слуха. И, действительно, для большинства женщин это признание себя побежденной искупается ликованием, порождаемым им. Но в данном случае за ним как будто последовал похоронный марш. Человек, приговоренный к смерти, утративший роскошное имение в раю и в насмешку получивший в виде возмещения клочок берега Стикса, выглядел бы менее мрачно, чем тот, кому она обещала осуществить заветное желание его сердца.

— Вы не только выглядите убитым, — сказала она возбужденно, — но вообще подавлены горем. Мне кажется, что я имею право знать, почему это. Скажите мне, что случилось?

Она нетерпеливо топнула своей маленькой ножкой.

— Мы еще не сообщили матушке, — объяснил Остин, — и Дик нервничает по поводу того, как она отнесется к новости.

— Да, — подтвердил неуверенно Дик, — это из-за матушки.

Вивьетта раздраженно рассмеялась.

— Я не ребенок, милый Остин. Никогда мужчина не выглядит так из-за своей матери, и меньше всего в ту минуту, когда встречает женщину, давшую свое согласие стать его женой.

Она сверкнула вызывающим взглядом на Остина, но ни один мускул на его посеревшем лице не дрогнул. Ее ожидания были обмануты. Ей не пришлось увидеть ни изумления, ни резкого движения гнева, ни негодующего и упрекающего взгляда. Она продолжала.

— Вы, кажется, не совсем понимаете меня. У Дика два заветных стремления в жизни. Одно — это получить место в колониях, другое — так дал он мне основания предполагать — жениться на мне. Он получил место, и я дала согласие выйти за него замуж.

— Знаю, — сказал Остин, — но вы должны принять во внимание обстоятельства.

— Если это все, что вы можете сказать в пользу своего клиента, — возразила Вивьетта, — то я, право, удивляюсь вашим адвокатским успехам.

— Не кажется ли вам, милая Вивьетта, — сказал ласково Остин, — что мы касаемся деликатной области?

— Деликатной области? — насмешливо отозвалась она. — Мы, кажется, весь день сегодня вертимся на вулкане. Мне это надоело. — Она взглянула на обоих мужчин, высоко подняв голову. — Я требую объяснения.

— Чего? — спросил Остин.

— Поведения Дика. Что с ним произошло? Почему он так несчастен? Скажите мне.

— Но я вовсе не несчастен, милая Вивьетта, — проговорил бедный Дик, тщетно стараясь вызвать на своем лице улыбку. — Я, право, вполне счастлив.

Ее женское чутье презрительно отшвырнуло в сторону его протест. Весь день он сходил с ума от ревности к Остину. Час тому назад в порыве дикой страсти он почти довел ее до потери самообладания. Только за несколько минут перед встречей здесь она обещала ему все, что может дать женщина. И теперь он встречает ее с похоронным лицом и равнодушными уверениями в своем счастье. Даже самая скромная и невинная барышня минувшего века не смогла бы спокойно отнестись к происходящему, не пытаясь заглянуть в душу своего возлюбленного. Вполне естественно, что Вивьетта, дитя более откровенной и более свободной эпохи, не смогла скрывать своего справедливого негодования под личиной девической скромности.

— Счастливы, — передразнила она. — Я знаю вас с той поры, как мне было три года. Я знаю значение каждой тени, каждого проблеска, отражающихся на вашем лице. Не понимаю только его выражения теперь. Что оно значит?

Она спрашивала повелительно, не как милое дитя, фея переменчивых настроений, рисовавшаяся в воображении Остина, не как смеющаяся кокетка, какою она представлялась менее мечтательной Екатерине. В ней говорила современная молодая женщина с характером, сильно рассерженная и очень серьезно настроенная. Остин в смущении закусил губу. Дик глядел по сторонам, точно преследуемое животное, ищущее местечка, где спрятаться.

— Дик боится, — заговорил наконец Остин, видя неизбежность какого-нибудь объяснения, — что перед его отъездом в Ванкувер не должна состояться ваша помолвка.

— Вот как? Нельзя ли спросить, почему? Так как это касается Дика и меня, то, может быть, вы оставите нас одних на минуту, чтобы Дик мог сказать мне.

— Нет, нет, — поспешил пробормотать Дик. — Не уходи, Остин. Об этом мы не можем говорить теперь.

Вивьетта снова нетерпеливо топнула ногой.

— Именно теперь. Я хочу услышать объяснение теперь же, каково бы оно ни было.

Братья обменялись взглядами. Дик повернулся к окну и стал смотреть на померкнувшее вечернее небо. Опять пришлось говорить Остину.

— Дик считает, что он совершил ужасную и жестокую ошибку. Ошибку, непосредственно и самым интимным образом касающуюся вас.

— Что бы ни сделал Дик по отношению ко мне, — возразила Вивьетта, — я заранее прощаю его. Когда я что-нибудь даю, я уже не беру обратно. Я отдала ему свою любовь и свое согласие.

— Милая Вивьетта, — серьезно и мягко произнес Остин, — мы оба всю нашу жизнь любили вас. Не думайте о нас плохо. Вы должны быть мужественны и перенести большой удар. Дик не может жениться на вас.

Она недоверчиво взглянула на него.

— Не может жениться на мне? Почему?

— Лучше не спрашивать.

Она быстро подошла к Дику и легким прикосновением своей руки заставила обернуться к себе лицом.

— Не понимаю. Не потому ли, что вы отправляетесь в дикие места? Это не имеет никакого значения. Я вам сказала, что поеду вместе с вами в Ванкувер. Я хочу поехать. Счастье мое с вами.

Дик застонал.

— Не делайте меня еще более несчастным.

— Что скрываете вы от меня? — спросила она. — Это что-нибудь такое, что, по вашему мнению, не годится для моих ушей? Если да, то говорите. Я уже не ребенок. Тут замешана другая женщина?

Она в упор посмотрела Остину в глаза. Он сказал:

— Слава Богу, нет. Ничего подобного. — И так как она не спускала с него глаз, он решился на смелый выпад. — Он видит, что любит вас не так сильно, как ему казалось. Вся трагедия в этих немногих словах.

Она отшатнулась, точно от удара.

— Дик не любит меня? — Но затем заявление это показалось ей столь смешным по своему неправдоподобию, что она начала смеяться, несколько истерично.

— Это правда?

— Да, истинная правда, — проговорил бедный Дик.

— Вы видите, дорогая, — заметил Остин, — чего стоит это ему, чего стоит это нам обоим, сказать вам это.

— Но я не понимаю. Не понимаю! — вскричала она с внезапным содроганием. — Что думали вы в таком случае тогда… совсем недавно… в оружейной?

Остин, который не мог понять намека, должен был предоставить Дику самому дать объяснение.

— Я был пьян, — в отчаянии проговорил Дик. — Я в последнее время сильно пил… и не давал себе отчета в своих действиях. Я не должен был делать того, что сделал.

— И вот, понимаете, — подхватил Остин, — когда ему пришлось задуматься по поводу серьезной перемены в его жизни… Ванкувер… он трезво взглянул на вещи… Он понял, что его чувство к вам совсем не таково, чтобы дать ему право назвать вас своей женой.

Не успела Вивьетта ответить, как открылась дверь и в комнату вошли миссис Уэйр и Екатерина. М-с Уэйр, не подозревавшая о том, что происходит, вся улыбаясь, подошла к Остину, нагнула к себе обеими руками его красивую голову и поцеловала его.

— Мой милый, милый мальчик, я так рада, так искренне рада. Екатерина только что сказала мне…

— Что она сказала, матушка? — с живостью спросила Вивьетта.

Миссис Уэйр повернулась к ней своим сияющим лицом.

— Ты разве не догадываешься, милочка? Ах, Остин, нет женщины, которую я предпочла бы назвать своей дочерью. Ты сделал меня такой счастливой.

Слезы радости полились из ее глаз, она села и стала отирать их уголком платка.

— Я сочла за лучшее рассказать матушке, Остин, — как бы оправдываясь сказала Екатерина. — Мы говорили о вас… и… я не могла утаить это.

Вивьетта, с побелевшими губами и совсем озадаченная, посматривала по очереди на Остина, Екатерину и Дика. Резким голосом она спросила Остина:

— Вы попросили Екатерину выйти за вас замуж?

— Да, — ответил он, не очень самоуверенно и избегая ее взгляда, — и она сделала мне честь, приняв мое предложение.

Екатерина примирительно протянула руку Вивьетте.

— Вы разве не поздравите меня, милочка?

— И Остина тоже, — сказала м-с Уэйр.

Но Вивьетта совсем утратила самообладание.

— Я никого не хочу поздравлять, — резко вскричала она.

Она вся горела от нанесенного ей невыносимого оскорбления. Всего только за несколько часов перед этим она дала себя одурачить так, что вообразила себя вершительницей судеб двух мужчин. Оба они предлагали ей свою любовь. Оба поцеловали ее. Воспоминание об этом приводило ее в бешенство. И теперь один из них признался, что она явилась лишь объектом пьяной вспышки, а другой явился перед ней в роли жениха женщины, называвшей себя ее лучшим другом.

Екатерина, совершенно расстроенная, коснулась руки девушки.

— Почему так, милая Вивьетта? Я думала, что вы и Дик… право… я полагала…

Вивьетта вырвалась от Екатерины.

— Ах, нет, вы ничего не полагали. Вы ничего не понимали. Вы даже не старались понять. Вы все лжете. Все трое. Вы все лгали мне, лгали и лгали… Я говорю вам в лицо, что вы лгали мне. — Она по очереди кидала эти слова всем им. — „Остин никогда не сможет быть для меня никем иным, как другом"… Как часто говорили вы мне это? Ах, святая Нитуш! А вы?.. — Как смели вы оскорбить меня сегодня утром? И вы… как смели вы оскорблять меня все время? Вы лгали… вы все лгали мне… Я ненавижу вас!

Миссис Уэйр поднялась, вся трясясь и пораженная.

— Что она хочет сказать? Я никогда еще не слышала подобных неучтивых выражений…

Дик вмешался:

— Я виноват в этом, матушка…

— Я и тени сомнения не имею на этот счет, — величественно отозвалась старая дама. — Но какое отношение имеют ко всему этому Остин и Екатерина, я не могу представить себе.

Прислуга отворила дверь.

— Лорд Банстед.

Среди холодного странного молчания в комнату вошел гость. Все совсем забыли о нем. Он, должно быть, объяснил натянутую атмосферу своей неточностью — было половина девятого — ибо стал извиняться перед миссис Уэйр. Остин холодно поздоровался с ним. Дик рассеянно кивнул ему головой из противоположного угла комнаты. Вивьетта, вызывающе посмотрев на членов семьи, выпрямилась и с решительным видом подошла к молодому человеку.

— Лорд Банстед, — сказала она. — Вы четыре раза просили моей руки. Вы серьезно это говорили или тоже лгали?

Бледные щеки Банстеда окрасились румянцем. Он совершенно смутился.

— Конечно, серьезно. Хотел даже сегодня снова просить… теперь же просить.

— В таком случае, я согласна выйти за вас замуж.

Дик выступил вперед и, схватив ее за руку, оттащил ее от Банстеда; его лицо загорелось внезапной страстью.

— Нет, клянусь Богом, этого не будет!

Банстед отступил на несколько шагов. М-с Уэйр искала руку Остина.

— Что все это значит? Я не понимаю.

Остин провел ее до двери.

— Я приму меры, чтобы не произошло ничего неприятного. Уйдите лучше отсюда и распорядитесь на несколько минут повременить с обедом.

Его голос и уверенность успокоили ее, и она вышла из комнаты, бросив испуганный взгляд на Дика, который в угрожающей позе стоял перед лордом Банстедом. Последний бормотал что-то насчет того, что Вивьетта вольна поступать так, как ей хочется.

— Она может поступать так, как ей хочется, но, клянусь Богом, за вас она замуж не выйдет.

— Я достигла совершеннолетия, — резко заявила Вивьетта. — Я выйду замуж, за кого захочу.

— Разумеется, она имеет право, — сказал Банстед. — Вы совсем потеряли равновесие?

— Как смеете вы просить руки чистой девушки? — бешено вскричал Дик. — Вы, явившийся сюда прямо от…

Банстед набрался храбрости.

— Замолчите, Уэйр, — оборвал он Дика. — Будьте честны. Вы не имеете права говорить это.

— Я имею право! — вскричал Дик.

— Тише! — вмешался Остин. — Нет нужды продолжать этот неприятный спор. Завтра, в качестве опекуна Вивьетты…

— Завтра? — прогремел Дик. — Где я буду завтра? Далеко отсюда, не в состоянии защитить ее, неспособный сказать слово…

— Говорите хоть тысячу слов, — сказала Вивьетта, — они ничего не изменят. Лорд Банстед просил моей руки. Я открыто приняла его предложение. Что можете сказать вы против этого?

— Да, — заявил Банстед. — Она не скрывает этого. Я повторял свое предложение пять раз. Теперь она принимает его. Что можете вы сказать против этого?

— Я говорю, что она за вас замуж не выйдет, — сказал Дик, сверкая глазами на Банстеда.

— Успокойся, Дик, успокойся, — предостерегающе произнес Остин. Но Дик в гневе отмахнулся, и Остин увидел, что он снова доведен до отчаяния.

— Пока я жив, она за вас не выйдет. Разве я не знаю ваш гнусный, скотский образ жизни?

— Ну, послушайте, — отбивался Банстед, — какого черта вмешиваетесь вы в мои дела?

— Имею основания. Вы думаете, она любит вас, уважает, ценит?

Сверкающими глазами Вивьетта взглянула на него.

— Да, люблю, уважаю, ценю, — вызывающе сказала она.

— Это ложь! — вскричал Дик. — Теперь лжете вы. Небо и земля! Я довольно перестрадал сегодня… мне казалось, я пережил адские мучения… Но это пустяки перед тем, что делается сейчас… Она любит меня, слышите вы?.. меня, меня, меня… и я не могу жениться на ней… и наплевать мне на то, что узнают причину этого!..

— Молчи, — сказал Остин.

— Дай мне сказать. Она должна узнать правду! Пусть все ее знают. Во всяком случае, я избавлю ее от этого…

— Я сделаю это глаже, потом, Дик.

— Дай мне сказать, говорю я тебе, — возразил Дик с неуклюжим, страстным жестом. — Не надо больше лжи. — Он обернулся к Вивьетте.

— Вы написали мне письмо. Вы сказали, что любите меня… что хотите стать моей женой, что поедете со мной в Ванкувер… слова эти опьянили меня счастьем… сперва. Вы видели меня. Я отказался от вашей любви и от вашего дара. Я сказал, что не люблю вас Я солгал. Я сказал, что не могу жениться на вас — это правда. Я не могу. Но любить вас! Ах Боже мой! Муки ада в моем сердце… Разве вы не видите, что я весь горю любовью к вам?

— Не надо, Дик, не надо! — вскричала Екатерина.

— Я должен, — дико воскликнул он. — Я скажу ей, почему я ни на ком не могу жениться. Сегодня днем я пытался убить Остина!..

Екатерина закрыла глаза. Она догадалась об этом. Но Вивьетта, с полуоткрытым ртом и побелевшими щеками, попятилась к креслу, не сводя испуганного взора с Дика. Сев в кресло, она схватилась руками за его ручки.

Водворилось напряженное молчание. Первым проявил свои чувства Банстед, проговорив:

— Ну будь я проклят!..

Дик продолжал:

— То была ревность… безумная ревность… днем… в оружейной… примерная дуэль… один пистолет был заряжен. Я зарядил его… сперва, чтобы убить его… прямо… потом я подумал о дуэли… он имел бы одинаковые шансы… или он убил бы меня или я его. Мой револьвер оказался заряжен. Он дал осечку. Только благодаря бесконечному милосердию Бога я не убил его. Он узнал это. Он простил мне. Он в миллионы раз лучше меня. Но руки мои окрашены его кровью, и я не смею коснуться вашей чистой одежды. Они запятнают ее… и я снова когда-нибудь увижу красный туман перед своими глазами. Человек, подобный мне, не годен для брака. Убийца вычеркивается из числа людей. И я сказал себе, что не любил ее настолько, чтобы избавить от этого ужаса. Теперь я уезжаю в другой конец света, чтобы очистить себя и спасти свою душу, но пусть она знает что я люблю ее всеми силами своей души, и готов пройти через все пытки и лишения ради нее… И, зная это, она не сможет пойти к человеку, недостойному ее… Теперь, после того, что я рассказал вам, выйдете вы замуж за этого человека?

Все еще не сводя с него глаз, не шевелясь, она прошептала:

— Нет.

— Я хочу сказать! — вскричал Банстед. — Я полагаю…

Остин прервал его на полуслове. Дик смущенно оглядывался кругом.

— Ну, теперь вы все знаете. Я не достоин находиться под одной крышей с вами. Прощайте.

Он двинулся своей тяжелой походкой к двери, но Вивьетта вскочила с кресла и заградила ему дорогу.

— Нет вы не уйдете. Вы думаете мне нечего сказать?

— Говорите, что хотите, — печально возразил Дик. — Проклинайте меня, если хотите. Нет слов, достаточно сильных чтобы заклеймить меня.

Она засмеялась и покачала головой.

— Неужели вы думаете, что женщина способна проклинать человека, готового из любви к ней совершить убийство? — вскричала она со странным ликованием в голосе. — Если я вас любила раньше… неужто вы не понимаете, что теперь я вас люблю в миллион раз сильнее?..

Дик отшатнулся, весь затрепетав от изумления.

— Вы меня еще любите? — едва выговорил он. — Вы не гнушаетесь…

— Извините, — прервал Банстед. — Значит ли это, что вы прогоняете меня, мисс Гастингс?

— Вы должны освободить меня от моего обещания, лорд Банстед, — сказала Вивьетта мягко. — Я почти не сознавала, что делаю. Мне очень грустно. Я нехорошо поступила с вами.

— Вы поступили со мною чертовски плохо, — сказал Банстед, поворачиваясь. — Прощайте, господа.

Остин, тронутый происшедшим, старался успокоить разгневанного юношу, но тот отверг его утешения. Его одурачили, и он это никому не простит. Он не останется обедать, и его нога никогда снова не будет в этом доме.

— Во всяком случае, — сказал Остин, прощаясь с ним, — я могу ведь положиться на то, что вы и словом не обмолвитесь кому бы то ни было об услышанном здесь, не так ли?

Банстед задергал свои тощие усы.

— Я, может быть, очень испорченный человек но не способен на такую гнусность, — сказал он и не без достоинства вышел из комнаты.

Дик взял руку Вивьетты и нежно поцеловал ее.

— Благослови вас Господь, дорогая. Всю свою жизнь я буду помнить ваши слова. Я могу теперь уехать почти счастливым.

— Вы можете уехать совсем счастливым, если хотите, — возразила Вивьетта. — Возьмите меня с собою.

— В Ванкувер?

Остин подошел к ним.

— Это невозможно, дорогая Вивьетта, — произнес он.

— Я еду с Диком в Ванкувер, — сказала она.

Дик стал ломать руки.

— Но я не смею жениться на вас, Вивьетта не смею, не смею.

— Разве вы не видите, что это невозможно, Вивьетта? — спросил Остин. — Я объяснил это Дику. Он намекнул на это вам. Вы еще слишком молоды, чтобы понять это, милый друг Дело в риске которому вы подвергаете себя.

— Люди, подобные мне не имеют права жениться, — добросовестно твердил Дик. — Вы не понимаете. Остин прав. Риск слишком велик.

Она с гордым презрением рассмеялась.

— Риск? Неужто вы считаете меня такой глупой, что я не понимаю? После того, что я сказала, неужели вы все еще считаете меня ребенком? Риск? Чего стоит жизнь или любовь без риска? Когда женщина любит сильного необузданного человека, она принимает в расчет риск от его необузданности. В этом ее радость. Я иду на риск, и это будет лучшей связью между нами.

Остин стал умолять ее внять голосу разума. Но она отбросила его доводы.

— Боже упаси! Я буду внимать голосу любви! — вскричала она. — И если когда-либо мужчине нужна была любовь, то это именно Дику. Разум! Идем, Дик, оставим этих бога и богиню разума одних. Мне нужно что-то сказать, что должны услышать только вы.

Она потащила его, совсем растерявшегося, к двери, которую и открыла перед ним. Она оказалась абсолютной госпожой положения. Она предложила Дику идти впереди, что он и сделал точно во сне. На пороге она остановилась и вызывающе сверкнула глазами на Остина, который показался теперь ей совсем маленьким ограниченным человеком.

— Вы оба можете говорить, что хотите. Вы люди цивилизованные, и мне думается, любите вы по цивилизованному, согласно правилам разума. Я первобытная женщина, а Дик — первобытный мужчина и, слава Богу, мы понимаем друг друга, и любим друг друга, как любят первобытные люди.

Она захлопнула дверь и в тот же момент очутилась в сильных объятиях Дика.

— Что вы хотели сказать лишь мне одному? — спросил он.

— Вот что, — сказала Вивьетта. — Я хочу, чтобы вы любили меня сильно и страстно, всегда, вечно, я буду вам хорошей женой… Но, если я не сумею быть ею, если я навсегда останусь легкомысленной, как была ею сегодня… ведь я была легкомысленна, и все случившееся произошло по моей вине… если когда-либо я опять стану играть и шутить вашей любовью: тогда я хочу, чтобы вы убили меня. Обещайте!

Она смотрела на него горящими глазами. Сердце этого сильного человека загорелось жалостью к ней. Он взял ее лицо в свои руки с такой нежностью и осторожностью, точно прикасался к самым драгоценным розам.

— Благодарение Богу ты все еще ребенок, — проговорил он.