Вкус греха

Глава 1

Нью-Йорк

Апрель 1987 года

– Пятьдесят два миллиона, – произнес аукционист, увидев поднятую руку. Софиты телевидения осветили эту руку – безупречный маникюр, золотой карандаш в длинных холеных пальцах, на одном из которых сверкал перстень с квадратным изумрудом. Жест дамы был уверенным и удивительно точным – рука взлетела вверх ровно настолько, чтобы ее заметили с помоста, и ни на дюйм выше.

В зале зашептались. Долгое время считавшийся утерянным «Портрет мадам Клер» кисти Мане стал самой дорогой в мире картиной.

Рядом с аукционистом на обитом бархатом стенде было выставлено полотно, спокойная красота которого контрастировала с царившей вокруг суетой. На картине была изображена неизвестная натурщица, предположительно одна из тех, кто позировал художнику во время создания им «Завтрака на траве». Модель стояла перед зеркалом в позолоченной раме спиной к художнику, но голова ее была слегка повернута вправо, словно женщину внезапно позвал кто-то, находившийся позади нее. Таким образом, зритель видел лицо натурщицы как бы с двух точек – в профиль и анфас, – отраженным в зеркале. Два «неполных» изображения, соединяясь, создавали эффект удивительной целостности. Автор использовал тот же прием, что и в более раннем произведении – «Бар в "Фоли-Бержер"». Несколько месяцев назад картина была случайно обнаружена на чердаке какого-то никому не известного дома в северной части штата Нью-Йорк. Оказалось, что владевшая домом старушка получила холст в наследство от родственника, который некогда был ассистентом Мане. Свернутое в трубку полотно в течение многих десятилетий пылилось в чулане и было обнаружено лишь после того, как старушка отдала Богу душу. Умерла она в полной нищете.

Разумеется, сама мысль о нищете вряд ли могла прийти в голову кому-либо из собравшихся в этот вечер в главном аукционном зале «Кристи». Здесь фантастически богатые люди буквально сражались за право стать обладателями полотен прославленных мастеров, и борьба эта проходила в атмосфере невероятного напряжения, в которой, казалось, подчас проскальзывал некий почти эротический подтекст.

Как только Пандора Дойл услышала заявку не известной ей дамы и разглядела изумруд на пальце ее поднятой руки, в ней проснулся профессиональный интерес.

Поначалу участие в торгах принимало довольно большое количество людей, но, когда цена достигла тридцати семи миллионов, желающих осталось только двое – нью-йоркский дилер Джейкоб Куглер и некто делавший заявки по телефону. Пандора слышала, как сидевший рядом с ней мужчина шепнул на ухо своему соседу, что инкогнито звонил из Токио, а Куглер действует от имени Теда Карсона, англо-австралийского магната, который из-за своей страсти к приобретению картин получил в кругах, близких к миру искусства, прозвище Кинг-Конг. После того как Куглер предложил пятьдесят один миллион, анонимный любитель живописи из японской столицы выбыл из игры. Накал страстей ослаб: самый интересный лот уже фактически был разыгран. Пандора собралась было направиться к выходу, но остановилась, услышав заявку незнакомки.

Она вытянула шею, пытаясь получше разглядеть эту даму. Однако в соответствии с правилами, неукоснительно действующими в местах, где пахнет большими деньгами, женщина, пожелавшая приобрести картину Мане, расположилась в одном из первых рядов, в то время как сама Пандора стояла в дальнем углу аукциона. В этом состояла разница между человеком, способным сделать заявку в пятьдесят два миллиона долларов, и начинающей журналисткой. Утром Пандора предусмотрительно позвонила в фирму «Кристи», чтобы аккредитоваться, – иначе ей пришлось бы околачиваться за дверью, в толпе зевак. Оттуда, где стояла Пандора, рассмотреть заинтересовавшую ее особу было трудно. Впрочем, даже на таком расстоянии безошибочно угадывалась окружавшая незнакомку почти осязаемая аура богатства и роскоши.

Пандора почувствовала, что дело пахнет интересным репортажем или очерком. Именно это ей и было нужно. Она работала в журнале «Шик» уже почти пять недель и успела понять, что порученная ей рубрика «Покупки» в рамках издания – что-то вроде места ссылки. Ее предшественницами были либо девушки, убивавшие время в ожидании того момента, когда подвернется подходящий жених, либо богатые разведенные дамы, дожидавшиеся получения компенсации от бывших супругов. Как только очередной ведущей злосчастной рубрики удавалось реализовать свои планы, она тут же увольнялась. Словом, для того чтобы как-то выдвинуться, Пандоре отчаянно нужен был сенсационный материал.

Она с интересом принялась наблюдать за Куглером, который, поколебавшись, поднял руку, сжимавшую каталог. Аукционист уже собрался огласить новую сумму – пятьдесят три миллиона, – но золотой карандашик дамы взмыл в воздух еще до того, как эти слова успели сорваться с его губ.

– Пятьдесят пять миллионов, – твердо произнесла она, и по залу прокатился возбужденный гул. Торгующиеся обычно не оглашают сами свои заявки и тем более не удваивают последнюю прибавку к цене. В голосе незнакомки явственно прозвучал иностранный акцент, но всем было ясно, что она хотела сказать: «Не стойте у меня на пути».

Пандора решила нарушить правила вежливости. Покинув свое место, она, наступив на ногу соседу и не обращая внимания на ледяной взгляд, которым тот ее одарил, стала пробираться по боковому проходу, пока не оказалась совсем близко от того ряда кресел, в котором сидела неизвестная. Прислонившись к стене, Пандора принялась ее разглядывать.

На миловидном, латинского типа лице женщины лежала печать надменности. Подобное сочетание Пандоре доводилось видеть в лицах богатых итальянцев или латиноамериканцев. Она внимательно рассмотрела нос с небольшой горбинкой, золотисто-карие миндалевидные глаза, гладкую смуглую кожу, идеальной формы скулы. На вид незнакомке было немного за тридцать, однако Пандора знала, что так нередко выглядят и женщины, уже переступившие рубеж сорокалетия, но пользующиеся услугами умелого хирурга-косметолога.

Мужчина, сидевший рядом с незнакомкой, был примерно одних с ней лет. Его волосы отливали серебром, на загорелом лице выделялись глаза небесной голубизны. Одет он был в некое подобие международной униформы, указывающей на принадлежность человека к числу сильных мира сего: темно-синий двубортный пиджак, белоснежная рубашка, красный шелковый галстук.

– Пятьдесят пять миллионов долларов, слева.

Сэр Генри Линдхерст-Смит специально приехал из Лондона, чтобы провести этот аукцион. Его безукоризненно респектабельная внешность и высокомерный ястребиный взгляд, благодаря которым любые заявки казались чем-то не заслуживающим серьезного внимания, были неотразимым оружием, позволявшим добиться продажи любого лота по максимально возможной цене.

Сейчас он выдержал паузу, приподнял на несколько дюймов старый молоточек черного дерева, выждал еще немного и опустил его.

– Продано, благодарю. Картина принадлежит вам, мадам.

Женщина и ее спутник, поднялись и быстро направились к ближайшему выходу. Едва она шагнула за порог, как ее окружила толпа любопытных, рассыпавшихся в комплиментах по поводу ее вкуса, умения распознать настоящий шедевр. Единственное, что эти люди получили в ответ, – легкий кивок тщательно причесанной головки. Пока швейцар открывал перед ней дверь, женщина приостановилась на секунду, чтобы обменяться рукопожатием с экспертом фирмы «Кристи», специализировавшимся на творчестве импрессионистов. На улице женщина не обратила ни малейшего внимания на телевизионщиков, обступивших ее с камерами и микрофонами. Шофер и телохранитель оттеснили журналистов и зевак. Чуть наклонившись, красавица скользнула в светло-серый «роллс-ройс», словно не замечая вспышек фотоаппаратов, от которых рябило в глазах.

Пандора с трудом пробивалась через толпу вслед за незнакомкой и ее спутником. Она успела увидеть, как мужчина, сопровождавший загадочную обладательницу «Портрета мадам Клер», садится в машину. Глаза их случайно встретились, и в его взгляде мелькнул чисто мужской интерес.

Лимузин тронулся, и толпа двинулась, столкнув Пандору с тротуара на мостовую. Она часто мечтала о таком моменте: вот сейчас перед ней откуда ни возьмись появится такси. Пандора много раз представляла, как, прыгнув в него, она шлепнет в ладонь таксисту крупную купюру и скажет: «Езжайте за той машиной!» Затем последует погоня с визгом покрышек на крутых виражах…

Но такси не появилось. Пандора постояла немного, вдыхая прохладный апрельский воздух, насыщенный выхлопными газами автомобилей, и почувствовала, как мечта о сенсационном материале медленно рассеивается.

Борясь с разочарованием, она свернула на улицу, ведущую к Мэдисон-авеню, и зашагала к дому, от которого ее отделяло всего несколько кварталов. Впрочем, квартира, в которой она поселилась, так и не стала для нее домом – Пандора чувствовала, что она навсегда останется для нее квартирой отца. Он умер в прошлом году от сердечного приступа. Смерть отца потрясла Пандору, но как раз в то время у нее были неприятности с мужем, и потому она не смогла сразу полностью осознать все последствия случившегося. Она приехала из Англии в Нью-Йорк на похороны и для того, чтобы урегулировать все дела с юристами. Ей предложили продать квартиру, но Пандора не смогла заставить себя сделать это и ограничилась тем, что избавилась от отцовской одежды, сожгла его личные бумаги и, заперев за собой дверь, уехала. Было приятно ощущать, что теперь у нее есть жилье в другой стране, а значит, возможность начать новую жизнь. Но решение оставить квартиру за собой объяснялось не только этим. Нью-йоркская квартира хранила память о покойном, а это было нужно Пандоре – прожив долгие годы вдали от отца, она все еще не могла окончательно понять, что он для нее значил.

После Рождества в жизни Пандоры многое изменилось. Ей всегда хотелось быть уверенной в своем будущем, хотелось, чтобы жизнь шла спокойно, по запланированному сценарию, без каких-либо ненужных сюрпризов и треволнений. Однако эти мечты рассыпались, словно соломенный домик беспечного поросенка, рухнувший от одного дуновения злобного волка. Пробыв восемь лет миссис Джон Лайонс, теперь она снова стала Пандорой Дойл.

Пандора остановилась у витрины, рассматривая кукол – мать и дочь в костюмах благословенных времен королей Эдуардов, некая домашняя идиллия, выражение ностальгической тоски по жизни в Англии. В детстве ночные рубашки и платьица с матросскими воротничками из магазина Либерти так и не смогли заменить Пандоре отца, который решил покинуть Англию и отправиться домой, в Нью-Йорк, когда ей было всего пять лет. Мать Пандоры так и не сумела научиться игнорировать вежливое презрение, с которым стали относиться к ней бывшие друзья, после того как ее брак рухнул. Пандора выросла в Норфолке, в вечно пустом доме приходского священника, расположенном на территории имения ее дяди. Уделом ее было одиночество, и девочка мечтала о том времени, когда пойдет наконец в пансион и сможет общаться с подругами, которым ничего не известно о том, что отец бросил ее и мать.

Но в школе ее обособленность и одиночество лишь стали еще более очевидными. Дочерям нуворишей она казалась слишком надменной, тем, чьи матери в свое время сами учились в этом пансионе, – слишком робкой и застенчивой. Лишь с Джеральдиной, которую из-за ее внешности остальные девочки тоже считали странной, Пандора чувствовала себя свободно и раскованно в эти трудные для нее годы.

Взрослея, Пандора стала понимать, что надежды, возлагаемые на нее родителями, все больше вступают в противоречие между собой. Отец, регулярно писавший ей из-за океана, хотел, чтобы главным в жизни дочери стала карьера; мать считала, что замужество и должно стать карьерой.

Пандора приняла точку зрения матери – отчасти из-за того, что так и не смирилась с отъездом отца, отчасти потому, что ощущала в себе потребность кому-то принадлежать. Ей удалось превратить свою мечту в реальность, но кончилось все катастрофой – Джонни покинул ее.

В последние годы их брака Пандора превратилась в кухарку и прислугу, раз в неделю отдававшуюся мужу – всегда в те минуты, когда по телевизору шел последний блок рекламы перед десятичасовым выпуском новостей. Ребенка он не хотел: не время, говорил Джонни, это помешает карьере. В один прекрасный день Пандора обнаружила, что ее муж, сотрудник банка, проводит массу времени, и не только рабочего, в обществе некоей деловой дамы, торгующей акциями японских компаний. По словам Джонни, она была «своим парнем», что, по-видимому, должно было означать, что бизнес-леди не протестовала, когда после работы в каком-нибудь из баров кто-нибудь забирался рукой к ней под юбку. Эта капля переполнила чашу пережитых Пандорой разочарований. По крайней мере она была уверена в том, что вышвырнуть Джонни за дверь ее заставила уязвленная гордость, а никак не поруганная любовь – любовь умерла задолго до этого.

После окончания пансиона Пандора собиралась стать специалистом по интерьерам, и друг ее матери познакомил ее с миссис Огилви, лондонской королевой хлопка. К работе молодая женщина отнеслась очень серьезно, но ей хотелось, чтобы и миссис Огилви столь же серьезно относилась к ней, а не заставляла ее заниматься выполнением ужасающе безвкусных заказов, поступавших от богатых арабов, – они могли принести лишь деньги, но не давали никакого профессионального удовлетворения.

Став миссис Джон Лайонс, Пандора без особых сожалений оставила эту работу и открыла собственный небольшой магазинчик. Эта ее затея завершилась полным фиаско, к молчаливому удовлетворению Джонни.

…Пандора свернула на Шестьдесят четвертую улицу и едва не столкнулась с бегуном, который не видел ничего вокруг, опьяненный музыкой, гремевшей в наушниках ярко-желтого плеера. Это небольшое происшествие помогло Пандоре на какое-то время отвлечься от мрачных мыслей.

«Не кисни, дорогая», – посоветовала Джеральдина, когда два месяца назад в Лондоне Пандора рассказала подруге свою невеселую историю. Сейнсбери пригласили Джеральдину на праздничное представление в «Ковент-Гарден», и подруга заночевала у Пандоры, став ее первым гостем в новой квартире. Дом, где они жили с мужем, Пандора продала сразу же после того, как Джонни оттуда съехал. В итоге благодаря взлету цен на жилье и наследству, оставленному ей отцом, Пандора Дойл стала относительно обеспеченной женщиной.

«Если уж рыдать, то в лимузине, а не в подземке», – как-то сказала Джеральдина. При этом было ясно, что она-то сделает все возможное, чтобы вообще никогда не проливать слезы. С того самого момента, как они познакомились шестнадцать лет назад, Джеральдина все время занималась чем-то, о чем Пандора мечтала, но так и не решалась заняться сама. После окончания пансиона Пандора пустилась в плавание по жизни в поисках любви и замужества. Что касается Джеральдины, то она закрутила широко обсуждавшийся всеми кому не лень роман с известным газетным комментатором. Вскоре она сама стала автором постоянной рубрики в одной из газет, а затем и редактором в «Дайари», журнале, который даже мать Пандоры считала весьма старомодным. За какие-нибудь шесть месяцев Джеральдина превратила его в нечто вроде библии лондонского света. Впечатляющий успех, которого она добилась, стал своеобразным трамплином, и вскоре Джеральдину пригласили возглавить издаваемый в Нью-Йорке журнал «Шик» с соответствующими окладом и гонорарами. Три года спустя она вышла замуж за Салли Голдсмита, очень богатого торговца недвижимостью.

– Не кисни, подумай лучше о том, чем теперь заняться, – посоветовала Джеральдина приунывшей подруге. – Ты умна, молода, красива, несмотря на все то, что ты с собой делаешь, или, вернее, чего ты с собой не делаешь, и у тебя нет детей, которые связывали бы тебя по рукам и ногам. Мир принадлежит тебе. Вот что, поехали вместе в Нью-Йорк – поможешь мне с журналом. В пансионе ты очень хорошо писала сочинения. Вылетаем завтра утренним рейсом. Билет за мой счет. И ни слова больше! У тебя двойное гражданство, значит, тебе не грозят проблемы с иммиграционной службой. Секрет успеха в том, чтобы уметь пользоваться тем, что имеешь!

Пандора не была уверена в правоте подруги, но, отправившись за океан, она по крайней мере получала возможность попробовать что-то новое…

Пандора снова мысленно вернулась к аукциону, на котором только что побывала. Интересно, кто та дама, что купила картину Мане, и можно ли сделать о ней материал… Джеральдина должна была это знать. Пандора решила, что расспросит ее завтра же.

Глава 2

Нью-Йорк

Апрель 1987 года

Лифт остановился на тридцать седьмом этаже. Пандора быстро оглядела себя в зеркале, хотя и без того знала, что одета неподобающе. Все ее наряды в Лондоне казались очаровательными: Пандора привыкла одеваться в стиле принцессы Дианы в первые годы после замужества. Однако здесь, в Нью-Йорке, в той же одежде она чувствовала себя так, словно пользовалась услугами Армии спасения. Пандора понимала, что давно пора пройтись по магазинам и обзавестись более подходящим гардеробом, но у нее не было настроения этим заниматься.

Утром «Нью-Йорк таймс» опубликовала репортаж о вчерашнем аукционе на первой полосе, однако в нем покупательница полотна Мане была названа «неизвестной дамой». Было очевидно, что человек, обладающий таким состоянием, которым, по всей видимости, располагала незнакомка, не мог быть не известен журналистам, если только он сам этого не хотел.

Секретарша проводила Пандору в кабинет Джеральдины. Пандора уже привыкла к обоям в виде пестревших заголовками газетных полос, мебели в стиле пятидесятых годов и к бархатным занавескам на окнах, рисунок которых имитировал тигровую шкуру. Оформление кабинета было одной из знаковых работ Терри Капелло в короткий период его славы: художник рано умер от СПИДа.

Джеральдина поднялась из-за стола навстречу подруге, и Пандора, как всегда в ее присутствии, почувствовала себя маленькой. Уже в четырнадцать лет рост Джеральдины достиг шести футов. Из-за этого ей в свое время довелось пережить немало насмешек в школе, но теперь ее габариты были одним из козырей внешности – Джеральдина старалась выжать из него все возможное: туфли на очень высоком каблуке и короткое платье в обтяжку подчеркивали безукоризненность ее ног и исключительную стройность фигуры, достигнутую благодаря строгой диете. Прямые огненно-рыжие волосы до пояса, густая челка закрывает верхнюю часть оправы очков.

Тепло улыбнувшись Пандоре, Джеральдина расцеловала ее в обе щеки.

– Дорогая, я забыла пригласить тебя к себе на вечеринку сегодня вечером. Я устраиваю ее в честь Паломы и Рафаэля – они приехали вчера. Приходи где-нибудь в половине девятого, – проворковала Джеральдина и оглядела одежду Пандоры. – Может, вылезешь наконец из этих ужасных тряпок и наденешь по такому случаю что-нибудь симпатичное? Ну ладно, проходи, садись.

Джеральдина указала на диван, формой напоминавший фасолину. При этом движении огромные хрустальные браслеты на ее запястье мелодично звякнули.

– Что я могу для тебя сделать, дорогая? – спросила Джеральдина.

– Вчера вечером я была на аукционе «Кристи»… – начала было Пандора, но подруга прервала ее.

– Ее зовут Ариан де ла Форс, – сказала Джеральдина, разглядывая собственные ногти, покрытые темно-красным лаком.

– Откуда ты знаешь, о чем я тебя хотела спросить? – удивилась Пандора.

– Я знаю множество вещей, моя дорогая, и одна из них состоит в том, что тебе отчаянно нужен сенсационный репортаж. Ты нащупала весьма подходящую тему.

– Ты с ней знакома? – с надеждой спросила Пандора.

– Мы несколько раз встречались, но дружбы между нами нет. Если ты собираешься о ней писать, будь осторожна. Она не дает интервью, и стоит предоставить ей малейший повод, допустив хотя бы мелкую фактическую неточность, подает в суд.

– Внешне она похожа на латиноамериканку. Ты знаешь, откуда она родом?

– Выяснить это по силам разве что ЦРУ, – хихикнула Джеральдина. – Как-то она мне сказала, что родилась во Франции, а воспитывалась в Бразилии, но затем кому-то другому поведала совершенно обратное. Она из тех, кто на любом языке говорит с акцентом. Я слышала, как Ариан рассказывала, будто она аргентинка – возможно, это в самом деле так, если судить по национальности ее мужа.

Пандора вспомнила импозантного господина, которого она видела на аукционе.

– Вчера они вместе были на аукционе, – щегольнула она своей информированностью. – Ее муж весьма хорош собою.

Джеральдина недоверчиво подняла ухоженную бровь.

– Дорогая, если вчера вечером ты действительно видела их вместе, это сенсация, – с усмешкой заметила она. – Ее муж, Симон де ла Форс, был невероятно богат. Аргентинец намного старше ее. Кстати, имей в виду: если хочешь, чтобы брак был прочным, выбирай мужа, который был бы значительно старше тебя. Впрочем, у Ариан не было нужды заботиться о том, как удержать мужа: Симон умер вскоре после свадьбы.

Пандора покраснела. Тем не менее история незнакомки, приобретшей «Портрет мадам Клер», казалась ей все более интересной.

– Отчего же он умер?

– Думаю, от самого обыкновенного инфаркта. Это вовсе неудивительно: представь себе мужчину, которому перевалило за пятьдесят и который пытался произвести впечатление на божественную Ариан! До замужества она была одной из ведущих топ-моделей в Париже. Интересно, как она умудряется до сих пор так чертовски хорошо выглядеть? Должно быть, все дело в этом хирурге-чудотворце из Рио.

В кабинет вошла секретарша и сообщила о прибытии некой миссис О’Коннор, но Джеральдина, которая явно получала удовольствие от разговора с Пандорой, махнула рукой.

– Попроси ее подождать, – бросила она и снова повернулась к подруге. – Все, что я тебе рассказала, – сплетни, притом очень старые. Ариан вышла замуж за Симона де ла Форса лет пятнадцать назад.

– А чем она занимается? – спросила Пандора и тут же подумала, что снова сморозила глупость. Чем занимаются богатые женщины? Ездят к портным на примерки и скучают.

– После смерти мужа Ариан взяла в свои руки управление компанией и весьма преуспела. Капитал фирмы вырос вдвое. Это самая крупная компания в Южной Америке из тех, что делают бизнес на сахаре и всем, что имеет к нему отношение. Плюс к этому Ариан владеет множеством других компаний, разбросанных по всему миру. Партнеров у нее нет, все акции она держит в своих руках. Некоторые эксперты утверждают, что она имеет около миллиарда, другие настаивают, что гораздо больше двух. Сейчас она почти постоянно живет здесь или в Европе – говорят, у нее были какие-то проблемы с аргентинскими партизанами в семидесятые годы.

– А почему она ведет себя так скрытно? – поинтересовалась Пандора.

– Ты прелесть, – улыбнулась Джеральдина. – Способность сделать недоступной для других свою частную жизнь – это высшая степень роскоши. Любой болван, у которого водятся деньги, может отправиться на юг Франции, но только очень богатые или совершенно нищие люди могут жить там так, что их никто не будет видеть, если только они сами этого не захотят. Кроме того, пресса очень много писала о ней всякого, когда умер Симон де ла Форс.

– И что же о ней писали?

Часы на столике разразились боем.

– Вот что, я не могу заставлять эту О’Коннор ждать целый день. Да и вообще мое время слишком дорого. Если хочешь писать об Ариан, поработай сама. Но не забывай о ее адвокатах.

Пандора встала, намереваясь немедленно отправиться в библиотеку и прочесть все, что публиковалось об Ариан де ла Форс.

Джеральдина смотрела на нее с плохо скрываемой иронией.

– Вижу, тебе не терпится поиграть в Шерлока Холмса, – проницательно заметила она, – но, возможно, прежде чем дышать библиотечной пылью, имеет смысл побывать на моей сегодняшней вечеринке. Я подумала, что присутствие кое-кого из представителей южноамериканского высшего света просто необходимо, и пригласила Ариан. Возможно, удастся договориться с ней об интервью. Всегда лучше получать информацию из первоисточника, даже если этот первоисточник лжет. И будь полюбезнее с Чарлзом Мердоком. На страницах журнала я буду называть его ее постоянным компаньоном, но лично тебе скажу, что было бы куда правильнее квалифицировать его как ее постоянного и очень дорогого хахаля. Он может снабдить тебя кое-какими интересными деталями. Но смотри не переусердствуй: Ариан не любит конкуренции. Да, и постарайся купить какое-нибудь новое платье, дорогая. Твоя мать – замечательная женщина, но хватит уж тебе одеваться так, как она.

Полная радужных предчувствий, Пандора отправилась за новым платьем, не заходя домой.

Покупка квартиры обошлась Ариан в шесть миллионов долларов, а отделка и обустройство еще в три миллиона, не считая антикварной мебели и картин. Это означало, что удовольствие смотреть с огромной высоты на Пятую авеню и Центральный парк из любого окна квартиры стоило полмиллиона. Однако мысли Ариан де ла Форс в данную минуту занимал не этот сверхдорогой вид – она думала о том, сколько может стоить молчание Чарлза Мердока.

Они с Чарлзом находились в библиотеке. Огонь в камине эпохи Людовика XVI освещал позолоченные рамы картин, отбрасывал отсветы на обтягивавшую стены комнаты зеленую, с золотым тиснением кожу.

Вчера, возвращаясь с аукциона, Чарлз сказал Ариан, что хочет поговорить с глазу на глаз.

Как только они приехали домой, Ариан сразу отправилась спать. Перед сном, как всегда, она просмотрела ежедневник, чтобы выяснить, какие дела и встречи предстоят завтра. Ее личный тренер должен был прибыть в восемь утра, в половине десятого – парикмахер. После этого – переговоры с Оскаром де ла Рента. Ленч с Патом Бакли, встреча с Тедом Боско в «Ширсон-Лехман» около полудня – Ариан собиралась точно выяснить, сколько ее средств вложено в облигации. Они с Чарлзом договорились, что побеседуют во второй половине дня, до вечеринки, на которую их пригласила Джеральдина.

Когда Ариан вошла в библиотеку, Чарлз был уже там, Он наливал себе виски.

– Выпьешь что-нибудь?

– Как обычно, – отозвалась Ариан, усевшись в кресло у камина.

Чарлз плеснул в стакан немного «Салуса», уругвайской минеральной воды, запасы которой всегда имелись в доме Ариан де ла Форс, где бы она ни жила. Подав Ариан стакан, он тоже уселся в кресло.

– Мы одни? – поинтересовался Чарлз.

– Да.

– А где Глория?

– Она уже давным-давно вышла из того возраста, чтобы отчитываться передо мной, куда и с кем она идет. Не знаю, где она, – отправилась куда-то в город. Возможно, я меньше чем следовало бы интересуюсь ее делами, но тебя в последнее время этот вопрос интересует сверх всякой меры. Мне это не нравится. – Ариан взглянула на часы. – Прежде чем мы начнем разговаривать, позвони Рику и напомни, чтобы он подал машину к подъезду через час.

Чарлз набрал номер и, подождав некоторое время, положил трубку на рычаг.

– Его нет на месте. Насчет подачи машины я уже с ним говорил, но постараюсь попозже напомнить.

Мердок снова уселся в кресло и отхлебнул виски, вглядываясь в лицо Ариан.

– Ты великолепна, – восхищенно заметил он.

Ариан заметила его плотоядный взгляд.

– Я думала, этот вопрос у нас закрыт, – отрезала она.

– И ты никогда об этом не жалеешь?

– Если ты собирался сказать мне, что нам следует снова начать трахаться, то не стоит – мне вполне достаточно одного раза в двенадцать лет. С чего это ты вдруг стал таким романтичным? Вообще, что происходит?

– Меня беспокоит мое будущее, – заявил Чарлз. – Я достиг того возраста, когда большинство людей имеют полную ясность в вопросе об их пенсии.

Ариан улыбнулась:

– Сам знаешь – до тех пор, пока держишь рот на замке, ты у меня на довольствии. Лучшей пенсии и быть не может.

– Пожалуй, – согласился Чарлз, – но что со мной будет, если с тобой, не дай Бог, что-нибудь случится? Когда человеку под пятьдесят, трудно начинать жизнь сначала.

На губах Ариан снова появилась улыбка.

– Да, особенно при твоей профессии, – проговорила она с нескрываемым презрением.

Чарлз бросил на нее злобный взгляд, но сказал:

– Мы не должны злиться друг на друга – это бессмысленно. Это принято между пожилыми супругами, а мы с тобой еще отнюдь не старые люди.

– И к тому же не супружеская пара, – добавила Ариан.

Последовала долгая пауза.

– Но мы можем ею стать, – сказал он наконец.

– О чем ты? – спросила Ариан, стараясь скрыть охватившую ее тревогу.

Встав с места, Чарлз подошел к ней и наклонился, опершись ладонями о резные подлокотники ее кресла и вплотную приблизив свое лицо к ее лицу.

– Я говорю о миссис Ариан Мердок, бывшей миссис де ла Форс. По-моему, звучит замечательно.

Ариан, оттолкнув его, встала и подошла к окну.

– Зачем тебе это нужно? – спросила она, стоя к Чарлзу спиной.

– Мотив вполне понятный – страх перед старостью, – холодно процедил Мердок. – Я уверен, что ты меня переживешь, но представь себе, в каком положении я окажусь, если этого не произойдет.

– Я могу включить тебя в завещание.

Чарлз налил себе еще виски.

– Только не притворяйся, что сделала мне великолепное предложение – это отнюдь не так, – снова заговорил он. – Проблема в том, что ты не просто богатая, а невероятно богатая женщина, и я уже привык к образу жизни миллиардера. Если ты дашь мне столько денег, что я стану просто богатым человеком, мне придется менять свои привычки и жизненные стандарты; это нелегко в любом возрасте, а я уже немолод. Если ты в завещании оставишь мне столько денег, сколько мне было бы нужно, чтобы продолжать жить по-прежнему, любой адвокат, который не зря получает свои гонорары, посоветует Глории оспорить твое завещание. Я знаю, какого уровня адвокаты на тебя работают: они станут землю носом рыть, потому что будут получать за это чудовищные деньги. Моих же адвокатов будут вдохновлять только большие гонорары в случае, если я выиграю дело. Если же проиграю да еще заплачу юристам, денег у меня останется гораздо меньше той скромной суммы, которую ты могла бы мне выделить. – Мердок отхлебнул еще виски и закончил: – Нет, единственный разумный выход – пожениться. В этом случае закон будет на моей стороне, а уж я буду строго соблюдать условия нашей сделки. Обещаю, что никогда тебя не брошу.

– Разумеется, не бросишь, – рассмеялась Ариан. – В газетах постоянно пишут о том, что в мире есть только две женщины, которые богаче меня, – королева Голландии и королева Англии. Ни одна из них ни за что не порвет со своим мужем ради тебя. – Лицо Ариан стало жестким. – Похоже, ты в самом деле серьезно поразмыслил о своем положении. Мы живем вместе уже двенадцать лет. Ни один из нас не относится к тем людям, которые совершают необдуманные поступки, по крайней мере когда речь идет о важных вещах. Я подумаю над тем, что ты сказал, и сообщу о своем решении.

С этими словами Ариан встала с кресла и направилась к двери.

– Не хочется опаздывать. Пожалуйста, перезвони Рику, – бросила она через плечо.

Пандора правой рукой наносила тени, одновременно пытаясь левой держать открытым модный журнал, когда зазвонил телефон. После нескольких безуспешных попыток ей наконец удалось-таки более или менее удачно скопировать макияж модели, изображенной на фотографии.

В первой половине дня, подыскивая себе платье, она заодно прошлась по отделу косметики «Блумингдейла» и поняла, что средства, которыми она привыкла пользоваться, безнадежно устарели, как и ее манера краситься. Не зная, как быть в этой ситуации, она купила номер «Вог» – модель на обложке тоже была не слишком ярко выраженной блондинкой и тоже с голубыми глазами. Затем Пандора вернулась в магазин, подошла к прилавку, где торговали косметикой от Шанель, и купила все, чем воспользовалась девушка с обложки «Вог», и еще кое-что, рекомендованное ей продавщицей. Когда выяснилось, что общая сумма покупки составила триста восемьдесят четыре доллара, сердце у Пандоры екнуло. Но это позволило ей морально подготовиться к следующему шагу – покупке чудесного короткого черного платья от Валентино.

Лишь несколько часов спустя Пандора до конца осознала тот факт, что ради одного вечера истратила почти три тысячи долларов. Целый час она простояла перед зеркалом, добиваясь того, чтобы вид у нее был одновременно элегантный и небрежный. Усилия принесли свои плоды: тщательно нанесенный макияж выгодно подчеркнул голубизну глаз и красоту ее скул, а помада оттенила мягкие линии прекрасной формы губ, одновременно высветив золотистые пряди в светло-русых волосах.

Пандора вдруг обнаружила, что выбилась из графика и ужасно опаздывает, и тут как назло зазвонил телефон. Чертыхнувшись про себя, она побежала к телефону, но оказалось, что кто-то ошибся номером.

Пандора отправилась в спальню, сняла с плечиков новое платье и надела. Тихий шорох и прикосновение к телу шелковистой материи подняли ей настроение. Стоя перед зеркалом, она поняла, что впервые за многие месяцы ей нравится собственное отражение.

Может быть, с этого дня, подумала Пандора, жизнь наконец пойдет на лад. Словно в подтверждение этого на улице ей сразу же удалось поймать такси.

Мужчина лежал на спине и внимательно наблюдал за тем, как сидящая перед ним на коленях девушка медленно раздвигает ему бедра. Раздался телефонный звонок. Мужчина попытался снять трубку, но девушка наклонилась так, что маленькие груди легонько коснулись волос на его животе, и ухватила любовника за запястья. Вначале осторожно, затем все энергичнее она стала ласкать языком кожу мужчины вокруг сосков, пока они не набухли и не затвердели. Пальцы девушки сомкнулись вокруг набухшего кровью пениса. Она принялась осторожно двигать рукой вверх и вниз. Мужчина тихо охнул от наслаждения.

– Пожалуйста, детка, дай мне трахнуть тебя. Дай.

Девушка подняла голову и улыбнулась.

– Ты всегда слишком торопишься – я еще не готова.

Под устремленным на нее пристальным взглядом любовника она обхватила ладонями свои груди, потирая соски большими пальцами, и закрыла глаза, покусывая нижнюю губу. Затем приподнялась ровно настолько, насколько было нужно для того, чтобы мужская плоть скользнула между ее бедер, и принялась медленно и осторожно двигать тазом; партнер выгнул спину в отчаянной попытке проникнуть в нее, но она не позволила ему это сделать, приподнявшись еще больше. На кончике пениса показалась капелька влаги. Девушка сняла ее пальцем, затем жадно слизнула с пальца языком.

– Ох, как мне это нравится, – выдохнула она. – Но пока еще рано, противный мальчишка. – Девушка окинула взглядом тело мужчины, с широкими плечами, мощными руками, почти не уступающими по толщине ее бедрам. – Мальчику нужно успокоиться. Надо дать ему чего-нибудь сладенького.

Взглянув на прикроватную тумбочку, она увидела рядом с бумажником мужчины и связкой ключей шоколадку. Взяв ее, девушка сорвала обертку, потерла шоколадку о губы партнера, пока та не стала мягкой, а затем засунула себе между ног и, держа запачканными шоколадом пальцами, принялась двигать взад-вперед.

– Мальчику это понравится, – прошептала она.

Вытащив шоколадку, она расположилась над распростертым на кровати мужчиной так, что почувствовала внутренней стороной бедер уколы отросшей к вечеру щетины и его горячее дыхание.

– Оближи меня, милый, я такая сладкая, – прошептала девушка.

Мужчина осторожно прикоснулся к ее телу кончиком языка – сначала так, что она этого почти не ощутила, затем все сильнее, и через несколько минут девушка почувствовала, что не может больше терпеть эту чудесную пытку. Внезапно мужчина захватил зубами мягкую плоть, и девушка громко вскрикнула:

– О да, теперь мальчик может меня иметь.

Она наклонилась и жадно поцеловала своего партнера в губы, впиваясь ногтями в кожу на его груди. Мужчина приподнялся, охватил ее одной рукой за талию, резким толчком повалил на кровать лицом вниз… Он вошел в нее сзади, вцепившись пальцами в ее ягодицы. Вскоре она почувствовала, как все тело свело сладкой судорогой. В этот момент мужчина начал выплескивать в нее струи горячей влаги.

Когда все закончилось, любовник остался лежать на ней и тяжело дыша. В это время снова раздался телефонный звонок. Мужчина снял трубку.

– Да, сэр, – ответил он невидимому собеседнику, и тут же спрыгнул с постели. – Это был мистер Мердок, – пояснил он, кладя трубку на рычаг. – Извини, Глория, я должен отвезти твою мать на какую-то вечеринку, – добавил он, торопливо надевая униформу шофера.

Глава 3

Нью-Йорк

Апрель 1987 года

Пандора вышла из такси, глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, и направилась к двойным парадным дверям. Медный корпус звонка размером с тарелку был отполирован до зеркального блеска. Ожидая, пока ей откроют, Пандора разглядывала великолепную улицу с особняками, вдоль фасадов которых росли высокие деревья. Внимание ее привлек похожий на игрушку дом, расположенный по соседству, – его словно перенесли в Нью-Йорк из Парижа. «Мы живем в нескольких шагах от дома Меллона», – с гордостью объявила Джеральдина, давая подруге свой адрес. Пандора, которая в то время не имела ни малейшего понятия о достопримечательностях Нью-Йорка, решила, что та имеет в виду владельца очень дорогого магазина.

Двери отворились, и Комптон, дворецкий-англичанин, впустил гостью и принял у нее пелерину.

– Добрый вечер, Комптон, – поздоровалась она.

– Добрый вечер, мисс. Если позволите, мисс Дойл, я считаю, что на свете нет ничего прекраснее, чем симпатичная английская девушка.

Комптон произнес это дружелюбно и почтительно. Пандоре его слова доставили удовольствие, но и смутили – такова была ее обычная реакция на комплименты.

– Благодарю вас, Комптон, но думаю, что это в вас просто говорит патриотизм, – с улыбкой откликнулась она.

Пандора подозревала, что на самом деле дворецкий носил другое, менее звучное имя, а Комптоном его назвала хозяйка, решив, что так будет солиднее. Это было своеобразным отражением ее тактики завоевания Нью-Йорка – Джеральдина шла к своей цели, стараясь сочетать американскую динамичность с утонченностью британской аристократии.

Само ее жилище было наглядной демонстрацией этого подхода. Снаружи дом Джеральдины выглядел как типичная резиденция богатой семьи Верхнего Ист-Сайда, но стоило открыть дверь, как посетителя окружал интерьер работы Терри Капелло. Круглый холл и покрытый стальными пластинами, словно на промышленном предприятии, пол, выщербленные стены, покрытые граффити и окрашенные таким образом, чтобы с максимальной степенью достоверности имитировать трущобы Бронкса. А потолок был расписан облаками, нимфами и херувимами. Напротив входной двери располагались два огромных панно работы Рона Арада, укрепленные на стальных листах с насечкой. Когда Пандора приблизилась к ним, листы – створки двери – бесшумно скользнули в стороны, и она увидела перед собой заполненный гостями зал.

Здесь интерьер был выдержан в стиле эпохи регентства, вплоть до лестницы и занавесок. Из светильников, искусно спрятанных за расставленными по углам терракотовыми напольными вазами с объемными композициями из айвовых ветвей и листьев, лился приглушенный свет.

Большинство из присутствовавших в зале женщин оказались блондинками, по внешности которых было весьма затруднительно определить их возраст. На каждой сверкали бриллианты. Хозяйка стояла неподалеку от двери – не настолько близко, чтобы можно было подумать, будто она вознамерилась поприветствовать каждого гостя, едва он переступит порог зала, но все же достаточно близко, чтобы никто не вошел, будучи не замеченным ею. Как и большинство дам, она была в платье от Лакруа – черно-желтом, очень коротком.

Джеральдина представила Пандору гостям, среди которых стояла. Палома Пикассо, облаченная в красно-черное платье и унизанная крупными бриллиантами, выглядела очень соблазнительно. Остальные ничуть не уступали ей в смысле известности: кинорежиссер Марко Беллини, телеведущий Ник Абрамс… Имени еще одного мужчины Пандора не расслышала. Беседа, которая была прервана ее появлением, возобновилась – говорили о новом бестселлере «Конец мечты», посвященном нравам нью-йоркского общества.

Пандора решила принять участие в общей беседе.

– Мне кажется, что автор очень тонко подметил многие вещи, и… – начала она и умолкла, поняв, что до ее мнения никому нет дела. Собеседники Джеральдины как ни в чем не бывало продолжали разговор. Наконец в беседе наступила небольшая пауза.

– Пандора только что приехала из Лондона, – сказала, воспользовавшись этим, Джеральдина. – Я упросила ее немного поработать на мой журнал. Пандора согласилась сделать для нас материал о миссис Тэтчер; надо сказать, что госпожа премьер-министр исключительно щепетильна в вопросе о том, кому можно, а кому нельзя давать интервью.

Тон, которым это было сказано, подчеркивал, что Джеральдина открыла своим гостям некий важный секрет, и Пандора впервые почувствовала их интерес.

– Вы знакомы с миссис Тэтчер? Я просто восхищаюсь этой женщиной, – сказал мужчина, чье имя Пандора не разобрала. На вид ему было за пятьдесят. Лицо и глаза его были настолько же умными и проницательными, насколько дорогими были его часы. Пандора, которую позабавила импровизация Джеральдины, тем не менее почувствовала приступ раздражения – ей было не по душе, что она оказалась в центре внимания благодаря тому, что ее подруга солгала. Но она не могла возразить, не поставив Джеральдину в неловкое положение.

– Я с ней вовсе не знакома. Просто как-то мне довелось писать для одного журнала очерк о миссис Ганди, который мог привлечь внимание госпожи премьер-министра, – вывернулась она.

По тому, как Джеральдина подмигнула ей, Пандора поняла, что подруга тоже помнит ее материал, подготовленный для школьного журнала много лет назад.

Джеральдина обвела взглядом зал и обратилась к другой группе гостей, расположившейся неподалеку.

– Салли, дорогой, будь душкой и покажи Пандоре твоего нового Шнабеля, пока здесь еще не собралось слишком много народу, – попросила она. – Бедняжка просто умирает от желания увидеть его с того самого момента, как я ей о нем рассказала.

Человек, наводящий ужас на весь деловой мир, ежедневно в течение двенадцати часов заключавший сделки и разорявший других людей, Салли Голдсмит дома хотел наслаждаться покоем и уже давно усвоил, что самый прямой путь к достижению этой цели – не перечить жене. Извинившись перед остальными гостями, он повел Пандору в свою библиотеку.

– Никогда бы не подумал, что вы такая поклонница Джулиана Шнабеля, – заметил он.

– Понятия не имею, кто это такой.

Салли в явном замешательстве воззрился на Пандору.

– Что, черт возьми, происходит? – осведомился он.

– Джеральдина наплела всем про меня какую-то фантастическую историю, а потом попросила вас меня увести. Возможно, она просто хотела, чтобы я выглядела более значительной персоной, чем на самом деле, и решила сплавить меня куда-нибудь прежде, чем остальные меня раскусят.

Салли улыбнулся, взял с подноса у подошедшего официанта бокал с шампанским и вручил его Пандоре.

– Наверное, она все сделала правильно, – сказал он. – На вечеринках все слушают друг друга вполуха; через пять минут у них в памяти останется только то, что вы – человек, с которым стоит познакомиться, и не более того.

Они вошли в библиотеку, и Салли указал Пандоре на огромную картину, висевшую над диваном. На ней были изображены десятки разбитых белых тарелок на ярком радужном фоне. Не зная, что сказать, Пандора, поколебавшись, в конце концов спросила:

– Вам это нравится?

Салли бросил на нее острый взгляд.

– Джеральдина сказала мне, что я должен приобрести эту картину, и я предложил дилеру определенную сумму. Я не смотрю на картины. В музеях бываю только тогда, когда там устраиваются какие-нибудь светские сборища. Ну а вам нравится?

Пандора еще раз внимательно взглянула на картину.

– Боюсь, мне это не по вкусу, – произнесла она.

– Вы, британцы, странные люди, – сказал Голдсмит. – Почему, интересно, вы боитесь? Не убью же я вас за это. Сказали бы просто: «Нет, мне это не нравится». Когда твердо стоишь ногами на земле и четко определяешь свою позицию, гораздо легче жить, знаете ли. Ну что ж, пора возвращаться. Как-никак предполагается, что я здесь хозяин.

Когда они вошли в зал, к ним поспешила какая-то женщина.

– Салли! Салли, дорого-о-ой!

Незнакомка с пышными черными волосами и выразительными глазами, одетая в шелковое платье с декольте, довольно бесцеремонно оттеснила Пандору от Голдсмита. Салли, освободившись от ее объятий, решил познакомить дам:

– Пандора, это Мария Димитреску. А это Пандора Дойл.

Женщина быстро, но зорко оглядела Пандору с головы до ног, после чего снова уставилась на Салли, словно в гостиной не было никого, кроме него.

– Какой же ты гадкий, Салли, – заворковала она. – Ну, когда же ты побываешь у меня, противный? Ты сможешь вместе с другими нашими братьями и сестрами открыть новые грани твоей личности. – Говоря, Мария поправила галстук Голдсмита, хотя он был завязан безупречно. – Обещай, что придешь. Разумеется, и Джеральдина пусть приходит.

Минуту назад это была обычная вежливая беседа трех человек, но теперь тон Марии Димитреску стал таким интимным, что Пандора почувствовала себя лишней.

– Не знаю, – сказал Салли. – Поговори лучше с Джеральдиной.

– Вы оба просто прелесть! Джеральдина сказала мне, чтобы я поговорила с тобой. Почему бы вам не навестить меня в первый уик-энд мая? У меня будет герцогиня Бри-Монтваль, и Барри Лин специально приедет из Лондона. Приходи, Салли. Ну пожалуйста, – мурлыкала Димитреску, поглаживая лацканы Голдсмита. – Дэвид Бломфилд тоже приглашен, – добавила она.

Лорд Бломфилд был крупнейшим финансовым магнатом, который недавно удивил весь деловой мир, продав все свои акции, несмотря на то что рыночная конъюнктура была весьма благоприятной. Теперь в руках у него скопилось огромное количество наличности, и предполагалось, что лорд заинтересован в том, чтобы вложить деньги в какую-то недвижимость.

– Думаю, мы как-нибудь решим эту проблему, – смягчился Салли.

Перемена в тоне Голдсмита явно пришлась по вкусу Марии.

– Оревуар, дорогой, – прожурчала она с кокетливой улыбкой и, повернувшись к Пандоре, пробормотала: – Рада была с вами познакомиться.

Глаза ее в это время уже внимательно просеивали толпу гостей.

– Кто она такая? – поинтересовалась Пандора, когда Мария удалилась. Она давным-давно уже усвоила, что подобные вечеринки не просто светские рауты, куда люди приходят, чтобы пообщаться, но и нечто вроде охоты, где каждый ищет знакомства с теми, кто может представлять для него интерес – либо с точки зрения бизнеса, либо в смысле секса. В Лондоне, однако, все это не выглядело так откровенно: здесь игра шла, что называется, в открытую. Да и она сама пришла сюда с определенной целью.

– Мария? Она якобы знает способ прямого общения с Богом – не иначе у нее с Всевышним что-то типа «горячей линии». Надо сказать, что на этой ахинее она сделала очень неплохие деньги.

– По крайней мере она знает, чего хочет, – заметила Пандора.

– А вы разве нет? – с неподдельным интересом в голосе спросил Салли.

– Мне казалось, что знаю, но выяснилось, что я ошибалась, – невольно улыбнулась Пандора. – Но теперь я уже начинаю понимать, что мне нужно, – тут же добавила она, испугавшись, как бы магнат не подумал, будто она ждет от него выражений сочувствия.

В этот момент двери в холл отворились и появилась Ариан де ла Форс.

Еще на аукционе Пандору поразила ее красота, но тогда Ариан была окружена просто элегантными людьми. Теперь же Пандора увидела ее в окружении самых эффектных женщин Нью-Йорка и поняла, что Ариан де ла Форс действительно необыкновенно хороша собой. Она стояла прямо, расправив плечи, слегка откинув назад длинную, прекрасную шею и чудесной формы голову. Тем не менее в ее манере держаться не было ничего такого, что казалось бы неестественным или заранее отрепетированным – в каждом движении красавицы ощущалась природная грация.

На ней было обманчиво простое атласное платье с длинными рукавами цвета льда. В зале, где там и сям мелькали банты и оборки, благодаря своей подчеркнутой элегантности Ариан безнадежно затмила других женщин. Блестящие черные волосы были собраны сзади – точно так же, как и накануне. Даже на сравнительно большом расстоянии Пандора без особого труда разглядела украшавшие ее уши серьги с изумительно крупными жемчужинами. Чарлз Мердок держался на шаг позади своей дамы. Поприветствовав обоих, Джеральдина заглянула за спину Пандоре в поисках кого-нибудь из официантов. Один из них тут же поспешил к вновь прибывшим.

Салли тем временем подвел Пандору к гостям, собравшимся вокруг Джеральдины.

– А вот и вы, мои дорогие, – произнесла хозяйка. – Ариан, это Пандора Дойл, самая проверенная из моих подруг. Пандора, позволь представить тебе Ариан де ла Форс и Чарлза Мердока. Пандора собирается написать для моего журнала серию очерков о наиболее выдающихся женщинах мира – по крайней мере я на это надеюсь. Ее так трудно заполучить!

Чарлз Мердок перевел взгляд на Пандору.

– В самом деле? – многозначительно спросил он. Попытка флирта выглядела настолько откровенной, что скорее была рассчитана на то, чтобы повеселить компанию, нежели на желание действительно установить некие особые отношения с Пандорой.

– Пандора должна рассказать нам о миссис Тэтчер, – поддержал тему господин с проницательным выражением лица, обращаясь ко всем сразу. – Как-никак она любимый журналист премьер-министра Англии.

Пандора подумала, что нисколько не удивится, если к концу вечеринки о ней будут болтать как о тайном советнике Тэтчер.

Ариан взглянула на мужчину с выражением любопытства на лице.

– Вы всегда очень хорошо информированы, Боб, – произнесла она мягким, низким голосом. – Мисс Дойл напоминает мне удивительно симпатичную секретаршу, которая когда-то давно у вас работала.

– Я изо всех сил пыталась уговорить Пандору написать очерк о вас, Ариан, – вмешалась Джеральдина. – Если бы вы согласились помочь ей в этом, я была бы просто в восторге.

– Какие чудные композиции из ветвей и листьев, Джеральдина, – произнесла Ариан. – Кто их для вас составляет?

– Одна замечательная девушка, которую я нашла в Лондоне, – с улыбкой ответила Джеральдина. – Училась в одной школе с принцессой Дианой. Когда у меня намечается вечеринка, я ее вызываю, она прилетает и делает все, что нужно. Это куда разумнее, чем платить нью-йоркским специалистам – они заламывают безбожные цены.

Пандора невольно подумала, что обе собеседницы вряд ли представляют себе уровень цен на цветы в Нью-Йорке, равно как и в каком-либо другом месте.

– Я знаю. Когда есть возможность, я заказываю для моих вечеринок орхидеи в Бразилии – их привозят самолетом. Но здесь масса сложностей с ввозом растений. – Сообщив это, Ариан отхлебнула глоток минеральной воды из своего бокала.

Пандора обратила внимание, что на обеих руках у нее надеты перстни с одинаковыми квадратными изумрудами.

– Какие замечательные камни! – непосредственно воскликнула она.

– Вы весьма наблюдательны, хотя в этом нет ничего удивительного, – улыбнулась Ариан. – Как-никак журналистка. Тем не менее весьма необычно слышать из уст англичанки комментарии по поводу личных вещей, принадлежащих кому-то другому.

Укол был нанесен мягким, нежным голосом.

– Англия теперь не такова, какой вы ее себе представляете, моя дорогая, – снова вмешалась Джеральдина. – Однако ваши драгоценности действительно становятся все великолепнее. Что до меня, то я больше не ношу настоящих драгоценностей, так что проблема страховки для меня теперь не существует. – С этими словами хозяйка продемонстрировала Ариан красовавшиеся у нее на обоих запястьях массивные позолоченные браслеты с синтетическими жемчужинами. – Вот эти штуки сделала Мерседес Робироса.

– Я давно отказалась от бижутерии, – коротко бросила Ариан.

Гости начали потихоньку двигаться к только что открытым позолоченным дверям из красного дерева в задней части комнаты.

– Вы уже знаете, где ваше место за столом? – спросил, обращаясь к Пандоре, Чарлз Мердок и слегка выставил локоть, предлагая ей опереться.

– Еще нет, – ответила Пандора, которой не пришло в голову выяснить это заранее.

Чарлз остановился около небольшого столика с золочеными ножками. План, напечатанный на листе белой бумаги, был приколот к пробковой пластинке, лежавшей на мраморной столешнице.

– Мы с вами сидим рядом. Отлично придумано, Джеральдина, – заявил Чарлз.

Глядя на план, Пандора обратила внимание на имя человека, который должен был расположиться за столом слева от нее.

– Кто такой Шеридан Крэбтри? – спросила она.

– Не знаю. Не стоит тратить время на пустяки, – ответил Чарлз, вводя ее в столовую.

Пандора уже видела эту комнату, но те изменения, которые были произведены в ней ради всего-навсего одной вечеринки, поразили ее. Громадные застекленные двери, ведущие в сад, были сняты, а сама комната стала вдвое больше за счет пристроенного к ней сооружения, похожего на оранжерею. Сверху все было затянуто серебристой газовой материей. На столах стояли зажженные свечи в серебряных подсвечниках с отделкой из позолоты. Вдоль дальней стены комнаты выстроились девушки, одетые как рабыни из гарема какого-нибудь восточного владыки.

В столовой было два стола, каждый из которых рассчитан на двадцать гостей. Место Пандоры было за тем из них, во главе которого сидела Джеральдина. Во главе второго стола, вынесенного в напоминавшую оранжерею пристройку, расположился хозяин дома. Пандора поначалу пожалела, что оказалась не за одним столом с Ариан, но поняла, что у нее в любом случае не было бы возможности поговорить с той: между ними обязательно оказался бы кто-то из мужчин. Джеральдина и так сделала для подруги максимум возможного, усадив ее рядом с любовником миссис де ла Форс.

Взяв в руки салфетку, Пандора бросила короткий взгляд на Шеридана Крэбтри и тут же отвернулась – наиболее яркими деталями его внешнего облика оказались на редкость заношенный смокинг и острый запах пота, перебивавший даже аромат дорогих духов.

Когда вдоль столов засновали официантки, предлагая гостям «Пулиньи-Монтраше» урожая 1971 года, Чарлз Мердок спросил Пандору, давно ли она в Нью-Йорке.

– Уже несколько…

Пандора хотела сказать «недель», но тогда ее слова вступили бы в противоречие с рассказом Джеральдины о ее карьере – звезды журналистики нигде не задерживаются надолго без определенной цели. В это время одна из «рабынь» подошла к ней с огромным серебряным блюдом. Пандора положила себе лобстера и немного бирманского салата-латука.

– Я здесь уже несколько дней, – продолжила она после небольшой паузы и, в свою очередь, поинтересовалась: – Миссис де ла Форс кажется мне очень интересной, даже загадочной женщиной. Как вы познакомились?

Чарлз с улыбкой взглянул на нее.

– Я думал, у нас будет обычный застольный разговор, но вы, похоже, настроены поработать.

Пандора усмехнулась, в душе ругая себя за нетерпение.

– Я вовсе не пытаюсь брать у вас интервью. Диктофоном я пользуюсь только на работе, спрятать его под платьем было бы весьма затруднительно.

– Несколько позже я был бы не прочь убедиться в этом, – ухмыльнулся Чарлз.

– Я думала, вы будете вести обычный застольный разговор, а не пытаться меня соблазнить, – рассмеялась Пандора.

– Вы уже достаточно взрослая, чтобы знать, что это-то как раз и составляет суть большинства застольных разговоров, – парировал Мердок и взялся за нож и вилку. – Странно, что Джеральдина, которая всегда проявляет исключительную щепетильность в вопросах протокола, не знает о том, что для лобстера полагается специальный рыбный нож, – заметил он.

Пандору, которая и так уже была достаточно раздражена снобизмом Мердока, распалила эта претенциозная фраза.

– Рыбные ножи – изобретение викторианской эпохи. Этот вид столового серебра получают в наследство только нувориши, – процедила она так же, как это делала ее мать.

Чарлз бросил на нее испытующий взгляд.

– Вряд ли семья Салли в восемнадцатом веке покупала большое количество серебра, – ответил он и как ни в чем не бывало продолжил: – А вы были на лихтенштейнской выставке? Это было замечательно.

Он явно уводил разговор от единственной темы, которая ее интересовала. Надо было срочно брать инициативу в свои руки.

– …и, конечно, коллекция полотен Тициана великолепна.

Закончив очередную фразу, Чарлз отхлебнул вина из бокала.

– Вы удивительно много знаете о живописи, но не могу поверить, что картины имеют отношение к вашей профессии. Чем вы занимаетесь? – поинтересовалась Пандора.

Чарлза, похоже, снова позабавил ее вопрос.

– Я веду довольно продолжительный по времени курс обучения под названием «Как хорошо проводить время». – Он бросил взгляд на Пандору, которая отправила в рот очередной кусочек лобстера, и улыбнулся. – Должно быть, вы единственная женщина в Нью-Йорке, которая действительно ест на таких мероприятиях. Вы замужем?

– Мы с мужем, – коротко ответила Пандора, – развелись пять месяцев назад, а в браке прожили восемь лет.

Она почувствовала, что, по всей вероятности, следует рассказать о себе больше, чтобы поощрить к откровенности собеседника, но решила, что даже ради этого не станет знакомить Мердока с подробностями своей личной жизни.

– Откуда вы? – поинтересовалась она. – У вас почти американский выговор, но все же не совсем.

– Я долго жил в Европе.

– А где именно? – Пандоре очень хотелось снова перевести разговор на Ариан, но ее радовало уже и то, что собеседник отвечает на вопросы, касающиеся лично его.

– В основном на юге Франции. Замечательное место для совершенствования знаний и навыков для обучающихся на моих курсах.

– Я уже много лет не была на юге Франции. Должно быть, там многое изменилось, – проговорила Пандора, чтобы усыпить его бдительность. – Вы познакомились с Ариан там?

Мердок улыбнулся.

– Нет, мы познакомились на острове Форментора. Это было очень давно.

Подали основное блюдо – седло барашка с гарниром из кабачков, молодой моркови и нежнейшего, изумительно приготовленного молодого картофеля. Пока Пандора перекладывала порцию с блюда на свою тарелку, Чарлз Мердок повернулся к даме, сидевшей по правую руку от него.

Когда наконец подали десерт, Пандора вздохнула с облегчением, в течение последнего получаса она была вынуждена слушать гнусавую болтовню соседа слева. Мистер Шеридан Крэбтри заявил ей, что он архитектор, но не занимается практической работой, ибо современные здания недостойны того, чтобы он тратил на них свой талант. Вместо этого он предпочел стать основателем и редактором «Палладиан газетт», выходящего ограниченным тиражом издания для избранных. Руководство «Палладиан газетт» Шеридан Крэбтри осуществлял из своего дома в Уилтшире. В Нью-Йорк же он, по его словам, прибыл потому, что выполнял обязанности главного консультанта по дизайну в одном крупном проекте реконструкции исторических построек. Впрочем, он добавил, что его супруга приходится Джеральдине кузиной.

Пандора вспомнила, что Джеральдина действительно как-то упоминала о его приезде и при этом охарактеризовала как напыщенного зануду. Она еще сказала, что мистера Крэбтри пригласили проконсультировать владельцев нового оздоровительного клуба по поводу интерьера, – им хотелось воссоздать атмосферу типично английского загородного дома.

Слушая мистера Крэбтри, Пандора заметила, как нога Чарлза Мердока вплотную приблизилась к ее ноге. Это нельзя было назвать прикосновением, но сквозь тонкий чулок она явственно чувствовала текстуру ткани его брюк и тепло его тела. Она взглянула на Чарлза, но тот, казалось, был полностью поглощен беседой с другой соседкой. Пандора отодвинулась и снова принялась слушать разглагольствования архитектора. Наконец, когда в ее бокал налили «Редерер» урожая 1976 года, Чарлз повернулся к ней и спросил:

– Так на чем мы остановились?

– На миссис де ла Форс, – ответила Пандора.

– Можете называть ее Ариан. Я уверен, что она не стала бы против этого возражать – по крайней мере здесь.

В голосе Мердока явственно прозвучала нотка сарказма. «А ведь ты самый обыкновенный паркетный шаркун, только чем-то очень обозленный», – подумала Пандора.

– Я слышала, у нее были какие-то проблемы с партизанами в Аргентине, – произнесла она.

– Это было давно. Я познакомился с ней уже после того, как она и Глория приехали жить в Европу.

– А кто такая Глория?

– Ее дочь.

Слова Мердока привели Пандору в замешательство.

– Мне казалось, муж Ариан умер вскоре после свадьбы.

– Симон де ла Форс не был отцом Глории, – пояснил Чарлз. – Девочке было два или три года, когда Ариан вышла за него замуж.

– А кто же ее первый муж? – Пандора обрадовалась, что начинает получать хоть какую-то новую информацию.

– Спросите у нее. – Мердок, чтобы несколько смягчить свои слова, добавил: – Точно не знаю, но мне кажется, француз. Уверен, что Ариан мне говорила, но все вылетело из головы. Простите, я такой неважный сплетник – никогда не помню историй, касающихся личной жизни других людей. Ну а теперь, когда вы знаете, что я человек надежный, деликатный и заслуживаю доверия, может быть, расскажете немножко больше о себе?

– Что вам хотелось бы узнать?

– Например, что вы делаете завтра во второй половине дня.

Откровенность его намека не понравилась Пандоре, хотя после многих месяцев одинокой жизни в Лондоне, когда она была вынуждена обедать наедине с собой, глядя в экран телевизора, от явных знаков внимания со стороны весьма привлекательного мужчины у нее слегка закружилась голова. Однако Чарлз Мердок не был в ее вкусе, так что Пандоре не составило труда преодолеть головокружение. Она бросила на собеседника ледяной взгляд.

– У меня есть довольно необычное занятие – я работаю, – процедила она. – Бываю занята как по утрам, так и во второй половине дня и к вечеру очень устаю.

– Вы исключительно недружелюбны, – заявил Чарлз. – Оттого, что у вас роман с Салли, или по какой-то другой причине?

Пандора почувствовала, как щеки у нее загорелись от гнева.

– Да как вы смеете? – возмутилась она. – Джеральдина – моя давнишняя и лучшая подруга, и я не собираюсь терпеть ваши гнусные намеки!

Чарлз, судя по всему, был искренне озадачен.

– Пожалуйста, простите, если я вас обидел, но мне кажется, не стоит принимать все это так близко к сердцу. Я всю свою жизнь спал с женами моих лучших друзей. Это совершенно обычное дело, так что не стоит расстраиваться по пустякам.

Пандора уже собиралась ответить Чарлзу, но тут снова появились «рабыни» с позолоченными чашками и антикварными турецкими кофейниками, и она решила, что, пожалуй, будет лучше замять неприятный разговор. Она заметила, что Джеральдина разговаривает с человеком, с которым, как ей показалось, Ариан знакома – это был тот самый мужчина с проницательным взглядом, имени которого Пандора не расслышала, когда их знакомили.

– Кто тот господин, что сидит слева от Джеральдины? – поинтересовалась она.

– Боб Чалмерс, – ответил Мердок. – Финансовый гений: сначала загнал все страны третьего мира в долги, а потом слупил с них же огромные гонорары, советуя, как выбраться из долговой ямы. Сейчас он консультирует лишь нескольких частных клиентов. Ариан – одна из них. Хотя, судя по тому, как внимательно его слушает Джеральдина, у него есть какие-то дела и с Салли.

Как только Чарлз и Пандора вышли из-за стола, Чалмерс подошел к ним.

– Давно мы не играли с тобой в теннис, Чарлз. Как насчет корта в Пайпинг-Рок в следующую субботу?

Чалмерс улыбнулся Пандоре и, когда они подошли к мраморным ступеням лестницы, предложил ей руку. Чарлз слегка отстал, чтобы с кем-то поговорить.

– Когда такая молодая женщина, как вы, добивается успеха в жизни, это производит впечатление, – проговорил Чалмерс. – Должно быть, вы действительно мастер своего дела. Вы что-нибудь публиковали?

После обеда в обществе Чарлза Мердока Пандора поняла, что когда мужчины льстят ей, следует соблюдать особую осторожность.

– У меня готово несколько занятных вещей, – сказала она, – но только одна из них появится в «Шике». Остальные опубликую в Англии. Как раз сейчас я собираю кое-какой материал.

– Я попрошу моего референта следить за публикациями в «Шике». – Боб вытащил из кармана бумажник и протянул Пандоре свою визитную карточку. – Буду очень рад, если вы пришлете мне экземпляры английских изданий с вашими публикациями.

– Разумеется, – улыбнулась Пандора.

Они с Бобом прошли в гостиную, где уже успели собраться другие гости. В комнате стоял оживленный гул. Джеральдина сидела у камина в одном из черных с позолотой кресел. Напротив нее расположились Рафаэль Лопес Санчес и Ариан де ла Форс.

Увидев в огромном зеркале над камином их отражение, Джеральдина помахала Бобу и Пандоре рукой.

– Идите сюда, – позвала она. – Рафаэль рассказывает нам о своей театральной карьере в Буэнос-Айресе в шестидесятые годы.

Боб и Пандора уселись в огромных креслах с гобеленовой обивкой.

– …и вот представьте, спектакль был в самом разгаре, когда вдруг жена генерала, сидевшая в зале, не выдержала, забралась на сцену, вытащила из сумки четки и принялась хлестать ими актеров, крича: «Клевета! Клевета!» На следующий день пьесу запретили, а я вскоре уехал в Париж. – Рафаэль повернулся к Ариан. – А вы в то время тоже жили в Буэнос-Айресе? Я просто не помню – все это было так давно.

– Мы с Симоном поженились в 1969 году, – сказала Ариан. – Так что аргентинские шестидесятые пролетели мимо меня.

– А где вы были в шестидесятые годы, Ариан? – спросила Джеральдина. – Позвольте вам напомнить, что Пандора будет писать о вас очерк. Моих читателей все это очень интересует.

– Думаю, нет необходимости утомлять ваших читателей малоинтересными подробностями моей жизни, – ответила Ариан.

Пандора заметила, что она сжала левую руку в кулак.

Джеральдина шутливо воздела руки вверх, изображая ужас.

– Боже мой, никогда еще я не встречала человека, так упорно не желающего сотрудничать с прессой, – произнесла она. – Вы хуже, чем Гарбо, дорогая.

– Где же Чарлз? – Ариан огляделась по сторонам и взяла с кофейного столика свою сумочку. – Нам, пожалуй, пора.

– Пандора, дорогая, я думаю, мне придется отправить тебя в Рио для журналистского расследования. К сожалению, объект твоего интервью не хочет нам помочь.

Джеральдина сказала это шутливым тоном, но при этом ни на ее лице, ни в ее глазах, устремленных на миллиардершу, не было и тени улыбки. Ариан встала и улыбнулась хозяйке.

– Я вовсе не такая интересная личность, как вам кажется. – Она повернулась к Пандоре: – Пожалуйста, позвоните моему секретарю и согласуйте дату и время встречи. Думаю, получасовая беседа с вами – это все же лучше, чем допрос с пристрастием, который устраивает мне Джеральдина всякий раз, когда мы встречаемся. Доброй ночи.

– Я провожу вас до лестницы, – сказала Джеральдина.

Обе дамы направились к двери, болтая и смеясь, как лучшие подруги.

Глава 4

Нью-Йорк

Апрель 1987 года

Небо становилось все темнее, и Пандора ускорила шаг. В тот самый момент, когда она шагнула на мостовую, чтобы перейти улицу, на асфальт упали первые капли. Когда же она пересекла проезжую часть, дождь уже лил вовсю и по водосточным желобам бежали целые ручьи. Пандора чертыхнулась про себя: на ней было лучшее платье и любимые туфли.

Пандора окинула Пятьдесят седьмую улицу взглядом в поисках такси. Было десять минут четвертого, а в половине четвертого ей было назначено интервью у Ариан де ла Форс. Было ясно, что если не удастся немедленно поймать машину, она будет вынуждена идти пешком, несмотря на ливень.

Весь день настроение Пандоры менялось в соответствии с погодой.

Утро было ясным, на небе не было ни облачка, и она отправилась в офис в предвкушении интересной работы в чудесном расположении духа. Короткая пешая прогулка доставила ей удовольствие, хотя намеченная встреча с менеджером по рекламе вовсе не обещала быть приятной. Войдя в фойе редакции, отделанное в стиле тридцатых годов черным мрамором, хромом и зеркалами, Пандора почему-то подумала, что сегодняшняя беседа с людоедом из отдела рекламы вряд ли будет лучше, чем первая, состоявшаяся две недели назад, когда она приступила к исполнению своих обязанностей.

Пандора приехала в Нью-Йорк, имея весьма смутное представление о том, что за работа ей предстоит. Поначалу ей казалось, что служебные отношения с Джеральдиной станут чем-то вроде продолжения их прежней дружбы. Однако вскоре ей стало ясно, что подруга теперь живет совсем в другом мире, где полеты на «конкордах» и ленчи в обществе Нэнси Рейган – совершенно обычное дело. Джеральдина решала только наиболее важные, глобальные вопросы, непосредственно касавшиеся либо судьбы журнала, либо собственной карьеры.

Правда, в первый день Джеральдина пригласила Пандору подняться в свой потрясающий кабинет выпить чашку чаю и весьма откровенно проинформировала ее о том, кто из редакционных сотрудников с кем спит, но вскоре свернула дружескую беседу, так как торопилась на весьма срочную и важную встречу. Когда Пандора попросила Джеральдину хотя бы вкратце объяснить, в чем будут состоять ее обязанности, та сказала, что кто-нибудь обязательно свяжется с ней и обсудит все детали. «Все очень просто, дорогая, ты вполне сможешь делать свою работу даже во сне», – заключила Джеральдина.

Через неделю Пандорой начала овладевать скука. Она составила список знаменитостей, которые могли бы стать героями ее очерков, надеясь обсудить его с Джеральдиной. Как-то днем, когда она сидела дома за столом, машинально покрывая страницы блокнота цветочками, в первый раз за все время в квартире зазвонил телефон. Это была секретарша Конни ван Наалт, редактора раздела моды. Она попросила Пандору подъехать в редакцию.

Конни ван Наалт считалась в «Шике» ведущей журналисткой, пишущей о проблемах моды. Она открыла в Бронксе нескольких молодых интересных дизайнеров, которые с ее помощью стали суперзвездами Седьмой авеню; девушки, замеченные ею в уличной толпе, становились моделями международного уровня; сама Конни инициировала едва ли не столько же новых тенденций в развитии моды, сколько глотала женьшеневых таблеток. Мисс ван Наалт так стремилась к совершенству, что нередко срывала платья со своих перепуганных ассистенток, если эти платья казались ей банальными.

Кое-что об этой особе Пандоре было известно от ее фулхэмской парикмахерши, которую та регулярно посещала. Однако Пандора не знала о том, что после отставки предыдущего редактора журнала Конни ясно дала всем понять, что намерена сменить его на этом посту.

Однако деловое чутье миссис Грин, владелицы «Шика» и доброй дюжины других изданий, было ничуть не менее острым, нежели чутье мисс ван Наалт на все новое в области моды. Хозяйка не преминула обратить внимание на незавидные финансовые результаты деятельности «Шика» и прекращение роста его тиража, в результате чего пришла к выводу, что на месте главного редактора ей нужна не легендарная личность из мира моды, а человек, умеющий делать стильный журнал и одновременно зарабатывать на нем деньги. Миссис Грин была наслышана о Джеральдине Фриман и потому полетела в Лондон, где сразу же после прибытия пригласила Джеральдину в свой номер-люкс пообедать. На следующей неделе в Нью-Йорке было объявлено о назначении Джеральдины на должность главного редактора.

Конни, узнав об этом, с достоинством промолчала – она все и всегда делала с достоинством. Мисс ван Наалт была слишком искушена во всевозможных интригах, чтобы пытаться конфликтовать с Джеральдиной или демонстрировать какие-либо признаки недовольства. Однако, услышав о том, что в отделе «Покупки» появилась новая сотрудница и что она протеже Джеральдины, не имеющая никакого журналистского опыта, Конни втайне возликовала – стервятник, долгие часы круживший в небе под лучами палящего солнца, наконец заметил внизу, на земле, хромого зайца.

– Я слышала, ты взяла новую девушку, которая будет работать на раздел «Покупки»? – спросила она у Джеральдины как ни в чем не бывало.

– Да, – недовольно пробурчала та. – Эта идиотка Биби Сонненталь две недели назад получила травму, катаясь на лыжах в Альпах. Теперь она валяется в больнице. Я попросила Пандору Дойл ее заменить. Мы знакомы еще по Лондону, она очень компетентный человек. Я попросила Тони ее проинструктировать.

– Я уверена, что она замечательно себя проявит, – произнесла Конни с деланным воодушевлением.

Джеральдина несколько удивилась – обычно в манере держаться и в высказываниях редактора раздела моды так и сквозило высокомерие, – но в конце концов решила, что такая реакция вызвана импульсивным желанием Конни продемонстрировать ей свое дружелюбие.

– Ты ведь знаешь Тони, – снова заговорила Конни. – Его вечно заботят цифры, и потому он наверняка не уделит новенькой достаточно времени. Если ты не против, Джеральдина, я могла бы сама побеседовать с Пандорой, очертить ей круг ее обязанностей.

И на лице, и в голосе мисс ван Наалт можно было прочесть лишь заботу о деле, и потому Джеральдина одобрила эту идею. Вернувшись в свой кабинет, Конни коротко переговорила с Тони Андреотти, менеджером по рекламе, затем посмотрела в компьютере материалы, которые должны были выйти в свет в уже отправленном в печать номере в разделе «Покупки», а также список рекламодателей раздела для следующего номера, с которыми Биби Зонненталь успела начать переговоры, прежде чем упала где-то на горнолыжной трассе и получила сразу несколько переломов. Главной темой раздела были итальянские торговые точки в Ист-Сайде – магазины, рестораны и тому подобное. Конни попросила свою секретаршу распечатать список потенциальных рекламодателей, после чего позвонить Пандоре и пригласить ее.

Через час секретарша сообщила, что мисс Дойл приехала. Мисс ван Наалт подошла к проектору, сделав вид, будто изучает слайды с моделями летней одежды.

– Пожалуйста, садитесь, – сказала Конни, обращаясь к Пандоре и, не оборачиваясь, указала новой сотруднице на стул. В течение еще нескольких минут она разглядывала слайды, после чего наконец посмотрела на сидевшую в молчаливом ожидании Пандору.

При виде коротко остриженных волос Конни цвета воронова крыла, ее подбритых бровей, черно-белой косметики, придававшей лицу журналистки схожесть с маской актера театра кабуки, черного облегающего платья и стальных украшений Пандора поначалу решила, что перед ней чуть ли не сама горгона Медуза. Однако улыбка, появившаяся на губах мисс ван Наалт, сгладила первое негативное впечатление.

– Дорогая, – проворковала Конни, – я так много слышала о вас от Джеральдины, что мне ужасно хотелось с вами познакомиться. – Она устремила на Пандору восхищенный взгляд. – По идее, я должна вкратце рассказать о работе, которой вам предстоит заняться, но мне даже как-то неловко вам об этом говорить. По этому поводу я невольно вспоминаю замечательную пословицу, существующую в вашей стране – кажется, что-то насчет того, что яйца курицу не учат.

Ошарашенная потоком комплиментов, Пандора не решалась задавать вопросы.

– Вот список доноров для «гвоздя»… – Конни нарочно использовала жаргонное выражение, означающее список основных рекламодателей, которые должны были быть упомянуты в тексте главного материала раздела и рекламу которых следовало разместить на соседней странице. Мало того, она еще и громко раскашлялась, так что непривычному человеку ее слова вообще было невозможно разобрать. – О, извините. Здесь рекламодатели для следующего номера. Как видите, главная тема раздела – «Италия в Ист-Сайде».

Сказав это, мисс ван Наалт протянула Пандоре лист бумаги.

– Мне очень жаль, что сотрудники, работающие на ваш раздел, не хотят проявить творческий подход и дать волю своему воображению, – снова заговорила она. – А ведь здесь открываются невероятные просторы для полета фантазии. Вы только представьте себе – Италия… – Конни на секунду умолкла. – Впрочем, мне, видимо, следует сдерживать себя, чтобы не подавать вам идеи, которые невозможно реализовать. Тем не менее я знаю, что Марк Броди, наш директор по рекламе, всегда ценит все новое и нестандартное. Как только ваш материал будет готов, свяжитесь с Тони Андреотти, менеджером по рекламе. Он очень динамичный человек.

Мисс ван Наалт не сочла нужным сообщить Пандоре, что мистер Андреотти славился весьма вспыльчивым характером, и в те моменты, когда на него находило, впору было эвакуировать из здания всех остальных сотрудников. Вместо этого Конни пустилась в рассуждения о значении моды в жизни людей. Ее страстный монолог на эту тему сопровождался бурной жестикуляцией и поминутным закатыванием глаз. Через десять минут, закончив свое выступление, она отпустила Пандору и отправила Джеральдине записку о том, что инструктаж состоялся.

Пандоре не терпелось поскорее заняться планированием порученного ей раздела. В выходные она успела просмотреть старые номера «Шика», и теперь, казалось, она поняла, чего от нее ждут. Раздел «Покупки» был слишком предсказуемым – из месяца в месяц в нем рассказывалось о ресторанах, одежде, продуктах и других товарах повседневного спроса, дорогих, но все же заурядных. Продумав возможные варианты, Пандора решила, что на сей раз главной темой раздела будет итальянская музыка.

Следующие три дня она провела в радостном возбуждении, прочесывая антикварные и букинистические магазины – от уютных маленьких лавок до крупных галерей. Еще день работы ушел на подготовку черновика двухстраничного материала, который она отредактировала дома. Наконец, решив, что сделала все, что могла, Пандора позвонила секретарше Андреотти. Ей сказали, чтобы она принесла свой материал наверх немедленно: до сдачи очередного номера в печать оставалось уж очень мало времени.

Пандора вошла в кабинет Андреотти, чувствуя, как внутри у нее все холодеет от ужаса. При ее появлении менеджер по рекламе лишь махнул рукой в сторону свободного стула, уронив пепел на лежавшие перед ним бумаги. Сросшиеся на переносице брови и глубокие морщины придавали ему устрашающий вид. Как только Пандора села, он протянул руку. Она отдала ему материал и стала ждать.

Мистер Андреотти впился глазами в текст. Внезапно его брови еще сильнее сошлись на переносице, а лицо побагровело. Сжав кулак, он со страшной силой грохнул им по столешнице.

– Кого, черт бы вас побрал, волнует стол Пуччини или золотой светильник, использовавшийся во время представления «Аиды» в Милане в 1879 году? Какой болван станет их покупать? – заорал он. – Как, по-вашему, я буду добывать рекламу у придурков, которые продают всю эту ерунду?

Пандора что-то пролепетала, но поток ругани, изрыгаемой менеджером по рекламе, не прекратился.

– Я сыт по горло королевами вечеринок вроде вас, которые не способны сделать простейший материал, – орал Андреотти. – Откуда только таких выкапывают? Корчите из себя невесть что, а на самом деле ни черта не умеете. Но вы, мисс Пуччини, всех перещеголяли. У вас даже есть британский акцент! – Он швырнул листки бумаги Пандоре. – Придете завтра в это же время, но только с чем-то таким, что понравится настоящим рекламодателям. А теперь убирайтесь!

Пандора встала и, стараясь казаться невозмутимой, вышла из кабинета. Проходя мимо хихикавшей секретарши, она еще выше вздернула подбородок. Однако стоило ей оказаться в коридоре, как лицо ее запылало, а в глазах защипало.

Вернувшись в свой кабинет, она еще раз просмотрела содержание раздела «Покупки» в предыдущих шести номерах и наконец поняла, что практически все упомянутые в разделе магазины помещали свои рекламные объявления либо рядом с текстом, либо на следующих нескольких страницах. До нее наконец дошло, что имела в виду Конни, вручая ей перечень потенциальных рекламодателей. Выбежав из здания редакции, Пандора успела обойти все включенные в список магазины до их закрытия. На следующее утро она за два часа написала материал и оставила у секретарши Андреотти.

Прошла неделя. Наконец Пандора не выдержала и позвонила секретарше менеджера по рекламе. Та сказала ей, что если бы с материалом возникли какие-то проблемы, Тони ей об этом сообщил бы. Тогда Пандора составила список тем, которые, по ее мнению, следовало осветить в разделе «Покупки», а также районов, на которые, по ее мнению, следовало обратить особое внимание, и отправила и то и другое мистеру Андреотти. Его секретарша связалась с ней по телефону и сообщила, что Тони благословил ее задумки и хотел бы, чтобы материал для следующего номера был посвящен теме вечеринок на открытом воздухе. И вот теперь статья была готова, переговоры с рекламодателями проведены, сроки сдачи в печать поджимали, и Пандоре предстояла вторая встреча с мистером Андреотти. Она была назначена на половину двенадцатого.

Пандора вошла в свой крохотный кабинетик. Просмотрев почту, состоявшую из нескольких приглашений посетить магазины, в половине из которых она уже была, а о другой половине никогда не слышала, она начала сочинять письмо матери, чтобы как-то отвлечься от предстоящей беседы, время которой неумолимо приближалось.

Пандора взглянула на стоящие на столе фотографии своего отца и Уолшем-Холла, заключенные в поддельные черепаховые рамки. Это был один из многих подарков, полученных ею на свадьбу, и единственный, который она привезла с собой из Лондона. Ей показалось, лучше держать их в офисе: на вражеской территории ей была необходима хоть какая-то поддержка семьи.

…Пандора взглянула на часы – до встречи с Андреотти оставалось всего пять минут. Отложив в сторону едва начатое письмо, она поспешила наверх.

Поначалу все шло точно так же, как и во время ее первого посещения. Пандора вручила материал, мистер Андреотти взмахом руки указал ей на стул, после чего она села, а он принялся читать. Однако на этот раз он дочитал все до конца, затем улыбнулся.

– Ну что же, замечательно, Пэнди, просто замечательно! – пророкотал мистер Андреотти.

Похоже, ему в самом деле понравился стиль Пандоры. Кроме того, теперь ему уже наверняка было известно, что она школьная подруга суперстервы, занимавшей пост главного редактора. Он встал, обогнул стол и, подойдя к Пандоре вплотную, похлопал ее по плечу.

– Думаю, мы с вами поладим.

У Пандоры в этот момент мелькнула мысль, что, пожалуй, топающий ногами Андреотти все же более ей симпатичен, чем Андреотти, расточающий комплименты. Она уже собиралась было спросить, можно ли считать беседу законченной, как вдруг дверь кабинета отворилась и вошел загорелый, широкоплечий мужчина лет тридцати пяти, похожий на Ричарда Гира. Пандоре он показался очень привлекательным, и она, дабы не обнаруживать слишком явного интереса, уставилась на панораму Нью-Йорка – фотография висела над столом менеджера по рекламе Андреотти.

– Привет, Тони, – сказал вошедший. – Я только что вернулся с Коморских островов. Много рекламы оттуда не выудишь, но местечко славное.

– Меня просто убивает, что я должен оплачивать расходы на твои развлекательные поездки, – желчно пробормотал Тони.

– Не волнуйся, я побывал также в Шри-Ланке и на Таити. Там полно размякших от безделья отпускников с кредитными карточками и огромное количество многоэтажных отелей, из которых можно надоить деньжат. Взгляни.

Мужчина положил на стол Андреотти папку и раскрыл ее. Пандора поднялась.

– Простите, мне пора, – сказала она, думая о том, что, если поторопиться, то можно успеть в буфет и перехватить сандвич.

Мужчина посмотрел на нее, потом на Тони.

– Вот что, мне тоже пора, – объявил он. – Просмотри эту папку, а я тебе попозже позвоню.

Двойник Ричарда Гира начал говорить, как только они оказались в коридоре.

– Меня зовут Том Кансино. Веду раздел путешествий. А вы кто? Давно я не встречал здесь таких, как вы – вы похожи на живую женщину, а не на куклу.

Пандора на секунду заколебалась: Том был слишком хорош собою, а после разрыва с Джонни она относилась к любому симпатичному представителю противоположного пола с некоторой подозрительностью. Она ответила собеседнику довольно сухо, но в то же время с дружелюбной улыбкой:

– Я Пандора Дойл. Веду раздел «Покупки».

Они остановились у лифта, и Пандора, смущенная его явным интересом, отвела взгляд.

– Пожалуй, пойду по лестнице. Я уже опаздываю, – проговорила она и направилась к двери, ведущей на лестничную клетку.

– Не так быстро, а то вы меня загоняете. Я посещаю тренажерный зал всего три раза в неделю, – пошутил Том, направляясь следом за ней.

Когда они вышли на лестницу, он отвесил ей преувеличенно низкий поклон.

– Сейчас я продемонстрирую вам хорошее воспитание. Во-первых, как джентльмен советую вам идти по лестнице со стороны перил. Во-вторых, позвольте пригласить вас на ленч.

Пандора улыбнулась:

– Прошу прощения, но я уже приглашена на ленч, и к тому же опаздываю.

Ее голос эхом заметался в лестничном колодце, и тут она, взглянув в окно, заметила, что небо резко потемнело. Пандора бегом бросилась вниз.

Том остался на месте раздосадованный. Один раз он уже кинулся следом за этой женщиной; делать это вторично было бы чересчур.

Пандора пожалела, что проявила чрезмерную холодность. Пробежав по лестнице вниз пару этажей, она остановилась на очередной площадке и, задрав вверх голову, сказала:

– Буду рада принять ваше приглашение в любой другой день.

И, сверкнув на прощание улыбкой, помчалась дальше.

Ариан де ла Форс сняла трубку внутреннего телефона.

– Только что звонил швейцар, мадам. Мисс Дойл поднимается.

– Благодарю, Франсуа. Проводите ее в библиотеку. Впрочем, нет, лучше в гостиную.

Этой ничтожной журналисточке будет труднее задавать каверзные вопросы, сидя в одной из самых роскошных гостиных Нью-Йорка, подумала Ариан.

Сняв кольца с изумрудами, она положила их на прикроватную тумбочку. Затем открыла один из ящичков шкатулки, в которой хранила свои драгоценности. Быстро оглядев выстланный бархатом подносик, на котором вплотную друг к другу лежали кольца, серьги, кулоны и броши, Ариан выбрала кольцо с великолепным бриллиантом размером чуть ли не в квадратный дюйм. В свое время, купив его, Симон де ла Форс, любивший выставлять напоказ свое богатство, превзошел самого себя. Ариан не любила и почти никогда не носила это кольцо, но настырная девица, явившаяся в ее дом, похоже, обращала внимание на драгоценности. Что ж, громадный бриллиант, если будет нужно, поможет Ариан отвлечь ее и увести беседу куда-нибудь в сторону. Надев кольцо на палец, мадам де ла Форс села в кресло и, выбрав из лежавшей на столике кипы всевозможных изданий какой-то иллюстрированный журнал, принялась его просматривать. Выждав пятнадцать минут, она встала и вышла из комнаты.

Сидя в одном из позолоченных кресел, некогда заказанных Екатериной Великой для Зимнего дворца, Пандора чувствовала себя словно в музее. Ей всего несколько раз приходилось видеть подобные комнаты в Англии – но там изящная мебель и старинные портреты передавались по наследству в течение сотен лет. Здесь же роскошь символизировала лишь силу денег. В местах, наверняка указанных дорогим дизайнером, были расставлены вазы с мастерски составленными букетами, но нигде не было видно ни одной фотографии. На низких журнальных столиках не было ни альбомов, ни репродукций – ничего, что могло бы дать хоть какое-то представление о вкусах хозяйки дома и его обитателей. Не было даже тех небольших деталей, которые оформители интерьеров обычно используют для того, чтобы придать жилой вид тем комнатам, которые используют лишь для приема гостей. Словом, гостиная чем-то напоминала саму Ариан, какой Пандора видела ее на вечеринке у Джеральдины, – с безукоризненным вкусом, дорого и элегантно одетую, но при этом совершенно непроницаемую.

Наконец двойные двери распахнулись и вошла хозяйка. На ее устах играла любезная улыбка.

– Садитесь, пожалуйста. – Ариан небрежно указала левой рукой в направлении кресла, которое успела облюбовать Пандора. Бриллиант на ее пальце ослепительно засиял. – Простите, что заставила вас ждать, но я разговаривала по телефону и никак не могла закончить беседу.

Дамы сели. Слуга поставил на столик между ними поднос с чайными приборами из серебра и слоновой кости.

– Чашку чаю? – предложила Ариан. – Или, может быть, чего-нибудь еще?

– Спасибо, чаю выпью с удовольствием, – ответила Пандора. – Благодарю вас за то, что согласились со мной встретиться. Я попросила фотографа подъехать без четверти четыре.

Открыв сумочку, Пандора достала маленький диктофон.

– Вы не возражаете, если я воспользуюсь этим? – спросила она. – Мне бы не хотелось отнимать у вас лишнее время – насколько я понимаю, вы скоро уезжаете.

– Разумеется, нет. Да, я действительно завтра отправляюсь в Буэнос-Айрес. Мне нравится быть в курсе основных дел моего бизнеса. Сахарная промышленность сейчас переживает нелегкие времена.

Пандору позабавило некоторое противоречие между покупкой картины за пятьдесят с лишним миллионов долларов и тревогой собеседницы по поводу проблем, испытываемых сахарной промышленностью.

– Какая прекрасная комната, – сказала она, меняя тему. – Как и когда вы начали собирать вашу замечательную коллекцию антиквариата?

– Большая часть всего этого досталась мне в наследство от мужа, – пояснила Ариан. – На него работало множество агентов, скупающих подобные вещи по всей Европе. Думаю, многое из того, что приобреталось, он даже не видел – все это оседало на складах. Я же покупаю только картины – точнее, портреты.

– Почему? – поинтересовалась Пандора. Журналистка почувствовала возбуждение: сейчас она узнает, что именно кажется этой женщине интересным в людях или по крайней мере в их изображениях.

– Просто они мне нравятся, – последовал ответ. – Извините, что не могу выразиться более ясно.

– Возможно, вам было бы легче выразить свое отношение к какой-то одной картине, – предположила Пандора. – Почему вы купили «Портрет мадам Клер»?

Ариан удивленно воззрилась на нее:

– А кто сказал, что я ее купила?

– Я своими глазами видела вас на аукционе! – воскликнула Пандора.

– Возможно, – улыбнулась собеседница, – но вы напрасно не заглянули в газеты на следующее утро. Мое имя там не упоминается. Вы, как журналистка, должны доверять своим коллегам. Иногда я провожу торг в интересах моих друзей, которые хотят сохранить инкогнито, а они, в свою очередь, время от времени оказывают аналогичную услугу мне. Так что бывают случаи, когда не следует верить собственным глазам.

Ариан взяла в руку чашку и сделала глоток. Затем повернула голову в сторону окон.

– Кажется, гроза миновала. Еще чаю? – предложила она.

– Нет, спасибо, – отказалась Пандора, чувствуя, что топчется на месте, и решила сделать еще одну попытку приоткрыть завесу таинственности над личностью своей собеседницы.

– Вы родились в Бразилии?

– Я там выросла, – ответила Ариан. Она собиралась этим и ограничиться, но тут вспомнила угрозу Джеральдины отправить Пандору в Южную Америку для журналистского расследования. Сидевшая перед ней девушка была явно неопытна, но о Джеральдине нельзя было этого сказать. Поэтому Ариан благоразумно решила скормить журналу то, что она сама захочет сообщить, нежели позволить кому-то копаться в ее прошлом.

– У моего отца была фазенда недалеко от Баии, – заговорила она. – Он выращивал пряности. Я до сих пор помню, как пахло в доме – все было пропитано запахом пряностей и кедровых досок пола.

Ариан подробно описала Пандоре жизнь на фазенде, чернокожих служанок, одетых в белые платья с оборками… Выражение лица Пандоры, которая слушала ее увлеченно и внимательно, приободрило и успокоило Ариан, и она еще некоторое время предавалась воспоминаниям о своем детстве.

– …занималась я дома, с частными преподавателями. О том, чтобы мы ходили в школу, не могло быть и речи. Меня и сестру всячески ограждали от влияния внешнего мира. Когда мне исполнилось восемнадцать, меня отправили продолжать учебу во Францию. Моя мать была любимым клиентом Баленсиаги, и мэтр предложил мне выступить в роли модели на показе его очередной новой коллекции. Потом я познакомилась с Симоном… Возможно, вы знаете, что он умер вскоре после нашей свадьбы. Это был ужасный, ужасный удар. – Голос Ариан прервался, словно воспоминания разбередили в ее душе незажившую рану. Она сделала вид, что усилием воли взяла себя в руки, и улыбнулась. – Если не считать этого несчастья, жизнь моя была безбедной и благополучной.

Ариан скрестила руки на груди так, чтобы журналистка могла получше рассмотреть громадный бриллиант на ее пальце. Пандора поняла, что мадам де ла Форс умело направляет разговор в нужное ей русло, создавая иллюзию того, что беседа носит весьма откровенный характер. Пандора решила разрушить идиллию.

– Известно, что у вас были серьезные неприятности с партизанами в Аргентине… – начала она и, поскольку лицо Ариан оставалось бесстрастным, решила продолжить: – Должно быть, для вас это было весьма неприятно. У этой истории были какие-либо последствия?

Ариан снова взяла чашку.

– История эта очень давнишняя. Никаких последствий она не имела, да и вообще в свое время в Аргентине подобное случалось со многими. Если вас интересуют подробности, их можно найти в любой библиотеке, где есть старые газеты, – заявила она. – Я знаю, что у меня трудно брать интервью, – тут же добавила Ариан с извиняющейся улыбкой. – Вы, журналисты, судя по всему, считаете, что я могу рассказать о себе что-то сногсшибательное. Но вся моя жизнь заключается в том, что у меня есть бизнес, которым необходимо управлять. Это могло бы представлять интерес для «Уолл-стрит джорнел», но для «Шика» тема, боюсь, слишком скучна.

«Сложна – может быть, но скучна – вряд ли», – подумала Пандора.

– А есть какой-нибудь аспект в вашей работе, который вас особенно интересует? – спросила она, стараясь скрыть охватившее ее напряжение.

– Их ужасно много, – вздохнула Ариан и внезапно резко наклонилась вперед. – Вот один такой аспект, который наверняка покажется вам весьма любопытным… – Она сделала паузу, давая журналистке возможность проникнуться сознанием того, что сейчас она услышит нечто важное. – Меня очень интересуют евростерлинговые облигации, а также будущее отношений между государственными и негосударственными биржами Соединенного Королевства.

На Пандору обрушился град финансовых терминов.

– Миссис де ла Форс, пожалуй, нашим читателям… – попыталась она остановить разошедшуюся собеседницу, но та и не подумала прекратить свою тираду, и Пандора сдалась. Она поняла: чтобы проникнуть сквозь броню, за которой пряталась Ариан, понадобится время, а время интервью почти истекло. Дверь гостиной открылась, появился Франсуа, следом за которым шагал фотограф с камерой и вспышкой.

Ариан поднялась.

– Пожалуй, пора заняться фотографиями, – сказала она.

Когда Пандора щелкнула кнопкой, выключая диктофон, Ариан едва сдержала торжествующую ухмылку, подумав, что жизнь была бы куда легче и приятнее, если бы все журналисты были такими, как эта наивная молодая особа. Она попозировала фотокорреспонденту, положив руку на каминную полку, причем благодаря ее элегантности даже эта более чем тривиальная поза отнюдь не смотрелась как расхожее клише.

В этот момент часы из золоченой бронзы издали мелодичный бой.

– О Боже! – воскликнула Ариан. – Сожалею, но мне придется вас покинуть.

Миссис де ла Форс направилась к двери гостиной и, подождав, пока фотограф упакует аппаратуру, отворила ее. Журналисты последовали за хозяйкой. Они остановились у входных дверей, чтобы попрощаться, и Ариан протянула руку.

– Если вам будет еще что-нибудь нужно, можете…

Ее прервали вопли, донесшиеся откуда-то с другого конца длинной галереи. Затем одна из дверей распахнулась, и в коридор выбежала совершенно обнаженная девушка, преследуемая по пятам Чарлзом Мердоком, который орал во все горло:

– Ах ты, маленькая шлюшка! Мразь поганая! Так вот чему тебя научили в Швейцарии – сосать член у мамашиного шофера!

Девушка истерически рыдала.

– Да кто ты такой, чтобы мне указывать? – выкрикнула она сквозь слезы. – Ноль, ничтожество, наемный хахаль! Ненавижу тебя, дерьмо!

Пандора взглянула на Ариан. Лицо хозяйки было бледным.

– Глория! – Она направилась к девушке. – Совсем забыла о приличиях! Ты мне отвратительна!

– Ах, вот как? Очень жаль, мамочка! Извини, что обидела твоего наемного кобеля. Господи, какая же ты лицемерка… Скажи мне, милая мамуля, что такое Нана знает о тебе и твоих драгоценных секретах? Презираю тебя, ненавижу!

Девица орала все громче. Вдруг она схватила огромную китайскую вазу, стоявшую на подзеркальном столике, и с грохотом швырнула на мраморный пол. В стороны брызнули осколки.

– Франсуа! Франсуа! – позвала Ариан.

Чарлз тем временем попытался скрутить девушку, но та укусила его за руку. Он взревел от боли и нанес ей удар кулаком в живот. Глория согнулась пополам и упала на колени.

– Пойдемте отсюда, – шепнула фотографу Пандора, но тот молча пялился на обнаженную Глорию. Пандора хотела дотронуться до его плеча, чтобы привлечь внимание, но внезапно он повернулся, и журналистка случайно нажала на кнопку спуска фотокамеры. Ослепительный мертвенный свет сработавшей вспышки залил галерею, на мгновение словно увеличив осколки разбитой вазы на полу, обнаженную девушку и искаженное ужасом лицо Ариан. Дворецкий накинул на плечи Глории свой сюртук и повел ее прочь. Наступившая тишина показалась Пандоре еще более тягостной, чем предшествовавшая ей безобразная сцена.

– Мы, пожалуй, пойдем, – тихо сказала она.

Чарлз Мердок поспешно скрылся в одной из комнат, громко хлопнув дверью. Ариан торопливо подошла к Пандоре.

– Мне так неудобно, – заговорила она. – Думаю, лучше всего будет, если мы все забудем о случившемся, не правда ли? Я позвоню вам, как только вернусь. Думаю, нам стоит познакомиться поближе. Хотите съездить с нами в Венецию? Или поплавать вместе по Эгейскому морю на моей яхте?

Судя по молчанию, девчонка на это не клюнула, встревожилась Ариан. Что же она напишет в своем журнале? Черт побери, она слышала о Нане… И потом этот снимок. Вполне возможно, уже завтра утром он будет опубликован во всех желтых газетенках.

Ариан могла бы попытаться выхватить у фотографа камеру и извлечь оттуда пленку, но ей совсем не хотелось, чтобы ее привлекли к суду за нападение с применением физического насилия – как-никак дело происходило в Америке.

Страх начал перерастать в панику и заставил ее на короткое время забыть об осторожности.

– Я заметила, что во время нашей беседы вы обратили внимание на мое кольцо и что оно вам понравилось, мисс Дойл, – сказала она. – Я хотела бы подарить его вам. Я его почти не ношу – у меня так много драгоценностей…

С этими словами Ариан сняла с пальца кольцо с огромным бриллиантом и протянула Пандоре. Та была в недоумении, что могло довести непоколебимо уверенную в себе Ариан де ла Форс до такого состояния, что она в течение какой-нибудь минуты успела сделать ей, Пандоре Дойл, несколько весьма странных предложений? Вряд ли только сцена, разыгравшаяся на глазах у нее и фотографа. Скорее всего тут крылось нечто еще. Однако Пандора уже не имела ни малейшего желания выяснять, в чем дело – она ни минуты больше не могла оставаться в этом доме.

– Нет, благодарю вас. – И она легонько подтолкнула фотографа к выходу.

Ариан слышала, как закрылись двери лифта. Все тело ее заколотила нервная дрожь. Закрыв глаза, она обхватила себя руками, словно пытаясь защититься от удара. Мгновение спустя в глазах Ариан появился металлический блеск – ей стало стыдно за собственное поведение, за жалость к самой себе. Вскинув голову, она направилась к телефону.

Джеральдина нажала на кнопку интеркома.

– Ванесса, – сказала она секретарше, – немедленно выясни, кто из фотографов поехал домой к миссис де ла Форс вместе с Пандорой Дойл.

Отпустив кнопку, она откинулась назад в кресле. В ушах у нее все еще звенело после истерики, которую закатил ей по телефону Салли. Боб Чалмерс позвонил ему и сообщил, что журналистка и фотограф из «Шика» настолько вывели Ариан из равновесия, что та решила пересмотреть свою позицию относительно сделки, касающейся «Лос Милагрос», и попросила Боба переговорить по этому поводу с лордом Бломфилдом. По словам Боба, неприятный эпизод с репортерами произошел буквально только что. Ариан заявила, что урегулировать конфликт можно только при условии, что ей немедленно вернут в непроявленном виде фотопленку, отснятую у нее дома.

«Лос Милагрос» должен был стать крупнейшим в Европе торговым, спортивным и культурным центром. Его предполагалось возвести в Испании, под Мадридом, на земле одной из компаний, являвшихся собственностью миссис де ла Форс. Салли давно уже искал пути проникновения своего бизнеса в Европу, и Чалмерс связал его с Ариан. После года осторожных переговоров сделка была на грани подписания. Экстравагантная вечеринка, устроенная Джеральдиной и ее мужем, по сути была замаскированной попыткой укрепить личный контакт между Салли и Ариан. Разумеется, Палома Пикассо была великолепна, но Салли ни за что не стал бы тратить тридцать тысяч долларов только ради того, чтобы развлечь ее, не говоря уже об остальных, если бы не рассчитывал, что это так или иначе окупится.

Джеральдина также сыграла свою роль в этой интриге, ненавязчиво намекнув Ариан, что ее журнал может стать для бизнес-леди потенциальным источником неприятностей. В этой ситуации неопытная Пандора подходила на роль интервьюера как нельзя лучше: настоящий журналист мог представлять серьезную опасность и даже стать неуправляемым, почувствуй он запах жареного. На самом же деле Джеральдина вовсе не собиралась ставить под угрозу свои отношения с Ариан – она была уверена, что для достижения цели достаточно будет лишь чуть-чуть показать зубы. Через два дня после вечеринки Боб позвонил Салли и сообщил, что Ариан готова заключить сделку до своего отъезда. Однако теперь, судя по всему, нужно было ее успокоить, задобрить.

Телефон на столе Джеральдины зазвонил.

– Я разыскала Люка, мисс Фриман, он сейчас в приемной, – раздался в трубке голос секретарши. – Фотограф, о котором вы спрашивали, – Роберт Лопински.

В трубке щелкнуло, и она услышала знакомый голос с гнусавым южным акцентом:

– Добрый день, мисс Фриман.

– Добрый день, Люк. Как только мисс Дойл и мистер Лопински войдут в дверь редакции, приведите их прямо ко мне, и проследите, чтобы по пути они нигде не задерживались.

– Они только что вошли, мисс Фриман.

Буквально через несколько секунд Ванесса впустила в кабинет Джеральдины Пандору и фотографа. Никогда раньше Пандора не видела на лице подруги такого жесткого выражения.

– Вот что, Боб, не говори ни слова, просто дай мне пленку, которую ты отснял дома у миссис де ла Форс, – отчеканила она. – И отправляйся в лабораторию, а я постараюсь сделать все возможное, чтобы забыть об этом эпизоде.

Пока Лопински перематывал пленку, вытаскивая кассету из камеры, Джеральдина перевела взгляд на Пандору и ледяным тоном процедила:

– Даже передать не могу, насколько я недовольна тем, что произошло. – Джеральдина взяла кассету из рук фотографа и, кивком отпустив его, снова повернулась к подруге. – Ты должна понять, что нет никакого смысла расстраивать людей без всякой на то необходимости.

Дверь за фотографом закрылась, и Джеральдина, выйдя из-за стола, бросилась к Пандоре.

– Милая, похоже, ты, как говорится, застала ее со спущенными штанами! – Джеральдина громко расхохоталась. – Садись. Я просто умираю от любопытства. Что, черт побери, тебе удалось выяснить?

Глава 5

Нью-Йорк

Апрель 1987 года

Фотография запечатлела самое красивое вечернее платье, которое Пандоре когда-либо доводилось видеть. Не менее прекрасной была модель, демонстрировавшая его. Подпись под снимком гласила: «№ 30 – вечернее платье из синего атласа. Коллекция весна/лето 1968 года». На обратной стороне фото стояла печать: «Баленсиага. Копирование запрещено».

Снимки из фотоархива редакции Пандора разложила на столе. Кроме того, в ее распоряжении была переданная по каналам одного из мировых информационных агентств датированная декабрем 1968 года фотография. Текст к ней гласил: «Ариан, новая звезда парижского модельного бизнеса, и Симон де ла Форс, южноамериканский магнат, входят в ресторан «Максим».

Обычный снимок в стиле паппарацци: пару застали врасплох в тот момент, когда они выходили из сверкающего черного лимузина. Правая рука Симона де ла Форса с зажатой между пальцами огромной сигарой была вытянута вперед в попытке закрыть объектив камеры, на лице его застыло сердитое выражение.

Впрочем, такое лицо, должно быть, заставляло людей трепетать даже тогда, когда на нем появлялась улыбка. В чертах де ла Форса было что-то индейское, а в полуприкрытых тяжелыми веками глазах, напоминавших глаза игуаны, таилась злоба. Великолепно сшитый костюм не мог скрыть нелепости его фигуры – бочкообразная грудь делала его похожим на ярмарочного борца. Его спутница стояла позади него, но было ясно, что Симон значительно ниже ее ростом. Ариан казалась тоненькой и хрупкой в простом черном платье и надетом поверх него шиншилловом жакете. Ее отсутствующий взгляд не вязался с жизнерадостной атмосферой праздника, которую, по-видимому, должна была символизировать улыбка на лице попавшего в кадр швейцара.

Идея взять фотографии Ариан из архива принадлежала Джеральдине. Вернув Ариан непроявленную пленку и узнав от Пандоры все детали происшествия, она попросила ее подготовить черновой вариант очерка, но добавила, что, прежде чем что-либо решать по поводу публикации, им лучше пару дней выждать.

– Вполне возможно, что больше со стороны миссис де ла Форс никаких претензий не будет. Тогда дадим вполне симпатичный материальчик, представив ее в самом лучшем свете, – заявила Джеральдина. – Если же она продолжит метать стрелы в твой адрес, дорогая, мы сыграем жестко. Разумеется, не станем рассказывать читателям о забавах ее милой дочурки, но ты можешь ненавязчиво намекнуть на то, что пока мадам швыряет деньги направо и налево, крестьяне в ее владениях умирают от голода.

Тем временем, предложила Джеральдина, Пандора может попробовать подыскать в архиве подходящие снимки и информацию. Покидая ее кабинет, Пандора испытывала искреннюю благодарность подруге за поддержку.

Она складывала фотографии обратно в папку, когда зазвонил телефон.

– У вас найдется время для ленча со мной, или мне придется становиться в очередь? – раздался в трубке знакомый голос, и Пандора невольно улыбнулась. – Это говорит Том, Том Кансино. Пожалуйста, ответьте «да».

Пандора была и польщена, и несколько встревожена. Пожалуй, она не возражала бы против легкого флирта, но страшила возможность того, что у нее возникнут по отношению к нему какие-то серьезные чувства – она не могла себе этого позволить, поскольку все еще была слишком уязвима.

– Хотелось бы принять ваше приглашение, но мне нужно кое-что закончить для Джеральдины.

– Боже правый! Вам не откажешь в умении ввернуть в разговор подходящее имя. Пожалуй, мне надо научиться знать свое место. Только смотрите не перерабатывайте, – жизнерадостно отозвался Том и дал отбой.

Едва успев повесить трубку, Пандора уже пожалела, что проявила чрезмерную осторожность. Подумав несколько секунд, она схватила внутриредакционный телефонный справочник и набрала номер Тома. Ей ответил кто-то другой.

– Он только что ушел на ленч, – сказали на том конце провода.

Пандора схватила пальто, сумку и бросилась вниз по лестнице. Когда она догнала его, Том приложил все силы, чтобы сохранить на лице мрачное выражение.

– Я-то думал, вы заняты, – едко заметил он.

– Если бы видели, как невероятно быстро я работаю, вы бы удивились, – с улыбкой ответила Пандора.

Том взглянул на нее и тоже улыбнулся.

– Ладно, – сказал он, – беда в том, что я собирался пригласить вас в «Ле сирк», а когда вы мне отказали, отменил свой заказ на столик.

– Мне все равно, где перекусить, – заверила его Пандора.

Стоял ясный прохладный день. В солнечных лучах сверкали брызги фонтанов Пэли-парк. Пандора бросила взгляд на Тома и порадовалась тому, что передумала.

– Сейчас я расскажу вам мою любимую историю для туристов, – проговорил Том, когда они проходили мимо церкви Святого Томаса. – В начале века это была самая красивая церковь Нью-Йорка, и в ней венчалось множество богатых американских девиц. И вот когда церковь стали ремонтировать, один каменщик-итальянец возьми и высеки на камне доллар…

Внезапно сзади на Тома налетели двое маленьких мальчишек и мертвой хваткой вцепились в его бедра.

– Папа! Папа! – завопили они, подпрыгивая на месте от радости.

Том подскочил как ужаленный.

– А вы что здесь делаете? – спросил он. – Я собирался вам позвонить сегодня вечером – думал, в воскресенье мы могли бы отправиться порыбачить.

Наклонившись, он подхватил мальчиков на руки.

– Мама привезла нас повидаться с бабушкой! Сегодня днем мы с ней идем в кино!

С ними поравнялась стройная молодая женщина типично американской, по мнению Пандоры, внешности. Она окинула Пандору внимательным взглядом и повернулась к Тому.

– Привет, – сказал тот. – Вот уж в самом деле сюрприз.

– Да уж, – сдержанно заметила женщина. – Томми, Бен, слезайте.

Мальчики никак не отреагировали на ее слова. Один из них пихнул Тома в плечо.

– Пап, пойдем с нами. Ну пожалуйста!

Женщину, судя по всему, забавляло замешательство Тома. Заметив это, Пандора посмотрела на часы.

– Думаю, мне пора, – сказала она.

Один из мальчишек трепал Тома за волосы, другой стал дергать его за галстук.

– Встретимся в другой раз, – сказал Том Кансино, обращаясь к Пандоре. – Может, как-нибудь вечером сходим с вами в кино.

Пандора повернула к редакции. «А может, и нет», – подумала она.

Боб Чалмерс сложил свои бумаги в портфель, щелкнул замком и направился следом за Ариан к выходу из комнаты.

– …таким образом, вопрос о «Лос Милагрос» можно считать урегулированным, – заключила миссис де ла Форс. – Пожалуйста, позвоните Салли и устройте так, чтобы сделка была оформлена сегодня, Боб.

– Хорошо. Я рад, что проблема с журналом разрешилась. На вечеринке у Джеральдины эта журналистка показалась мне очень симпатичной.

Ариан бросила на собеседника проницательный взгляд.

– Боюсь, Бетти это тоже заметила. Вероятно, вашей женой быть очень трудно, Боб.

– Вовсе нет. Каждый раз после моей очередной интрижки на одну ночь Бетти отправляется в магазин Билла Бласса и покупает себе пару вечерних платьев. Надеюсь, по возвращении вы сможете устроить небольшой ленч и пригласить на него эту очаровательную молодую особу? Должен же я получить какое-то вознаграждение за великолепную сделку, касающуюся «Лос Милагрос», которую организовал вам?

Ариан всплеснула руками в притворном ужасе.

– Предлагаете мне стать вашей сводницей? Вы же знаете, как я люблю Бетти. – На губах Ариан появилась лукавая улыбка. – Впрочем, когда я вернусь, мне, пожалуй, следует устроить ленч лично для вас.

– Буду ждать с нетерпением.

Дойдя до входной двери, Боб Чалмерс остановился рядом с мраморным подзеркальным столиком, на котором стоял свежий букет.

– А где же ваша замечательная ваза? – поинтересовался он.

– У реставраторов. Одна из моих идиоток горничных, вытирая пыль, должно быть, думала о своем приятеле и умудрилась уронить ее на пол, – небрежно бросила Ариан.

– Как жаль.

Ариан улыбнулась.

– Вам придется помочь мне заработать лишний миллион, Боб, тогда я смогу купить другую, не хуже разбитой.

Тон Ариан ясно говорил о том, что развивать эту тему не следует. Боб открыл дверь и наклонился, чтобы поцеловать собеседницу в щеку.

– Счастливого пути, – сказал он. – Я позвоню завтра утром.

Притворив за ним дверь, она вернулась в библиотеку и села за стол. Закрыв глаза, Ариан вздохнула. Вот уже почти двадцать лет она не оглядывалась назад, в свое прошлое. Деньги стали для нее защитой. И все же, по сути, ее дом был оранжереей. Тот мир, в котором жила она, от остального мира отделяло всего лишь тонкое стекло, и вот теперь Чарлз швырял в эти стеклянные стены камни.

Сняв трубку, Ариан набрала номер спальни Мердока. Он ответил сонным голосом.

– Немедленно приходи в библиотеку. Надо поговорить, – отчеканила она.

– Который час? – осведомился Чарлз.

– Довольно поздно. Я уезжаю через полчаса.

Чарлз явился буквально через несколько секунд, одетый в шелковый халат. Привлекательный мужчина в тонком халате у кого-то мог вызвать сексуальное возбуждение, у кого-то – умиление как символ некой семейной идиллии. У Ариан вид Чарлза Мердока не вызвал ничего, кроме отвращения.

– Итак, – заговорила она, – должна признать, что у тебя есть довольно мощный рычаг давления на меня.

Произнося эти слова, миссис де ла Форс понизила голос и слегка потупилась. Когда она снова вскинула голову, ей удалось уловить в глазах Мердока искорку торжества, и Ариан подумала, что эта беседа в конечном итоге может доставить ей немалое удовольствие.

– Ты был совершенно прав в том, что касается твоего положения, – продолжила она, – но ты вынудил меня всерьез задуматься о моем собственном положении и, что еще более важно, о твоем положении по отношению ко мне. От тебя исходит только одна серьезная угроза. И дело не в том, что ты можешь предать гласности некоторые события моего прошлого, поскольку то, что тебе заплатят за эту историю, – ничто по сравнению с тем, что ты имеешь, сохраняя молчание. Единственное, что ты действительно можешь сделать, – обратиться к родственникам Симона, а они могут предъявить права на мои деньги. Но они не смогут заплатить тебе столько, сколько ты захочешь, пока не выиграют дело. Значит, тебе придется использовать свой козырь до того, как ставки окажутся на столе.

Ариан взглянула на каминные часы – до отъезда оставалось пятнадцать минут.

– Ты беспокоишься о том, учту ли я твои интересы в завещании и удастся ли тебе отстоять свои права в суде. Возможно, твое беспокойство обоснованно. Но если семейство Симона, заключив с тобой эту мерзкую сделку, в конце концов решит не соблюдать ее условия, твои шансы выиграть в суде у них еще меньше. Если у них есть хоть капля здравого смысла, они не подпишут ни одной бумаги за пределами Аргентины, а вероятность того, что ты сможешь выиграть процесс у де ла Форсов в Аргентине, да еще если они станут самой богатой семьей в стране, вообще равна нулю. – В очередной раз посмотрев на часы, Ариан решила, что пора выезжать. – Я предлагаю тебе другой вариант: будем вести себя так, словно наших разговоров на эту тему просто не было, но о твоих интересах я все же позабочусь. Тебе не следует волноваться о будущем, дорогой. Честно говоря, ты вообще никогда не производил на меня впечатления человека, способного волноваться. Увидимся через несколько дней.

Повернувшись, Ариан вышла из комнаты.

– Передай привет Нане. Я уверен, вы с удовольствием вспомните добрые старые времена, – съязвил Чарлз, но Ариан его уже не услышала.

Мердок встал, подошел к подносу с напитками и налил себе изрядную порцию шотландского виски. Ариан была права: он сомневался в том, что ему удастся заключить сделку с семьей де ла Форсов. В свое время только страх Ариан сделал возможным их союз, но было очевидно, что за двенадцать лет она научилась с ним справляться, и это позволило ей распознать блеф. Впрочем, Чарлз отнюдь не блефовал, когда говорил о тревоге, вызванной неумолимым течением времени.

Дело, однако, было не только в этом. У Мердока в запасе было еще достаточно времени для того, чтобы найти другую богатую женщину, пусть даже не такую, как Ариан, и наверняка не столь красивую. Однако ему пришлось бы забыть о своих романах на стороне. Живя с Ариан, он имел карт-бланш на интрижки с любой дамой, которая ему нравилась, при условии сохранения своих похождений в тайне. С другой женщиной он почти наверняка оказался бы перед необходимостью целыми днями восхищаться красотой своей подруги, а по ночам доказывать, что его восхищение носит отнюдь не платонический характер. Это было ему не по силам – после двенадцати лет жизни с Ариан он утратил способность внушать женщине, что она любима и желанна, если на самом деле не испытывал по отношению к ней никаких чувств.

Решить вопрос могли только деньги – его собственные деньги. Или деньги, принадлежащие кому-то, кто находился бы под полным его контролем. Чарлз замер – в голове мелькнула неожиданная мысль. Ну конечно! Решение согрело его ничуть не хуже виски.

Что ж, Ариан права. Ему, Чарлзу Мердоку, ни к чему было беспокоиться о будущем. Ведь на свете существовала Глория – молодая, глупая Глория.

Нана медленно поднималась по лестнице. Ей потребовалось немало времени и сил, чтобы добраться до верхней площадки. Она была уже слишком стара, но Ариан никому, кроме нее, не позволяла входить в хозяйскую спальню в Ла-Энкантада, ее любимую комнату в ее любимом доме. Когда Ариан отсутствовала, дом стоял запертым, но теперь она вот-вот должна была приехать, и Нана хотела удостовериться, что все прибрано.

Спальня занимала почти весь верхний этаж башни и была очень красиво отделана. Стенные деревянные панели прекрасно гармонировали с темным резным деревом потолка и гладкими половицами. Мебель в комнате была бразильская, оставшаяся еще с колониальных времен: большая кровать, шкаф для одежды, столик, несколько стульев… Все было сделано из красного дерева, от времени потемневшего почти до черноты. Больше не было ничего – ни занавесок на окнах, ни картин на стенах; только две фотографии в серебряных рамках стояли на туалетном столике.

Нана начала вытирать пыль. В этом не было необходимости, поскольку она уже проделала это утром, но с возрастом соблюдение привычного распорядка стало для нее ритуалом, который, как ей казалось, не подпускает смерть.

Нана никогда не спрашивала, почему она единственный человек, которому позволяется входить в эту комнату. Она и так знала слишком много. Ариан было нужно ее молчание, а ей нужно было покровительство Ариан. Обе заключили сделку и выполняли ее условия.

Нана взяла одну из фотографий и стала протирать серебряную рамку. Она видела этот снимок миллион раз. Маленькая Глория выглядела такой счастливой! Однако Нана избегала мыслей о Глории – они причиняли слишком сильную боль.

Она принялась вытирать рамку другой фотографии. Это был старый, выцветший черно-белый снимок, сделанный уличным фотографом. На заднем плане на фоне холмов безошибочно угадывались контуры Рио-де-Жанейро. На переднем же была изображена большая площадь, обсаженная стройными пальмами, со статуей какого-то всадника в центре. У подножия монумента стояла бедно одетая женщина, державшая за руки двух детей. Черты ее лица были бы приятными, даже красивыми, если бы она не выглядела такой измученной. Дети были совсем маленькие. Увидев фотографию в первый раз, Нана подумала, что старшей девочке около пяти лет, другой – скорее всего года три.

Нана никогда не задавала никаких вопросов об этом фото, даже тогда, когда много лет назад впервые увидела его в Париже. Тогда, как и сейчас, она не хотела ничего знать – ей было достаточно призраков своего собственного прошлого.

Пока ее везли в аэропорт, Ариан разглядывала затылок нового шофера. Франсуа нашел его через Христианскую ассоциацию благоденствия. Новый водитель был заикой и имел прекрасный послужной список. Изучив его седые волосы, морщинистую шею и узкие плечи, Ариан осталась довольна: было очевидно, что этот человек куда лучше подходил на должность ее личного шофера, чем его предшественник. Она отметила про себя, что по возвращении в Нью-Йорк следует повысить Франсуа жалованье.

Наконец она различила сквозь окно лимузина знакомые очертания «Сахарного номер один». Из всего, что ей принадлежало, Ариан больше всего ценила личный самолет и поместье Ла-Энкантада. Главным содержанием ее жизни было постоянное бегство: от самой себя, от своего прошлого, от своего мужа. В какой-то момент она поняла, что ей необходима своя территория, на которой она чувствовала бы себя спокойно. Ла-Энкантада, замок в мавританском стиле, стоявший на уругвайском побережье, был убежищем, где она могла спрятаться от всех и вся; «Сахарный номер один» был волшебным ковром, способным перенести ее в любое место.

Взбежав по ступенькам трапа, Ариан нырнула в самолет. Как обычно, внутри ее ожидали Мария и Хосе. Как только она вошла, Мария закрыла дверь. К тому времени, когда Ариан добралась до своего личного салона, расположенного прямо за кабиной пилотов, трап был убран. Как только ему сообщили, что хозяйка на борту, первый пилот включил двигатели.

Ариан плеснула на себя немного минеральной воды, чтобы освежиться.

Она не любила предвзлетные секунды – они заставляли ее почувствовать собственную уязвимость. Всю жизнь Ариан сама принимала решения, а в этой ситуации положение контролировал кто-то другой. Стараясь отвлечься, она осмотрелась и заметила рядом с собой на сиденье маленький плеер. Ариан надела наушники, включила запись и прикрыла глаза, даже не взглянула на вставленную в плеер кассету – в этот момент ей было все равно, какую музыку слушать. Она просто хотела закрыть глаза и забыться на несколько минут.

В сознание Ариан ворвались звуки Девятой симфонии Бетховена. Тело ее пронизала дрожь. Резким движением она сорвала с головы наушники, словно они обожгли ее. Сначала Ариан подумала, что это подстроил Чарлз, чтобы причинить ей боль именно в тот момент, когда она чувствовала себя беззащитной. Немного успокоившись, Ариан сообразила, что это было невозможно – только Нана могла знать, какие кошмары будила в ее памяти именно эта музыка.

Пилот наконец получил разрешение на взлет. Взревев двигателями, «Сахарный номер один» помчался вперед. За окном самолета все замелькало, словно на кинопленке, пущенной с удвоенной скоростью, но Ариан не смотрела в иллюминатор. Ее глаза были плотно закрыты. Она тихонько всхлипывала, вспоминая то, что ей так хотелось забыть.