В Нижнем Мире, далеко за пределами светящихся стен и мерцающих шпилей Драхим Ванашты, посреди черных скал пряталось широкое озеро, плоское и гладкое, как зеркало. Здесь в ночной тьме у своих наковален работали дрины, дымились раскаленные металлы и звенели молотки.
Природа не наделила дринов красотой, как демонов высшей касты — князей ваздру, их слуг или эшв. Дрины были маленькими, смешными и нелепыми. Как и их повелители, они любили пакостить, но придумывать, как именно можно это сделать, они не умели. Им часто приходилось служить ваздру и выполнять поручения эшв, и поэтому, когда могущественные маги готовили зелья и колдовали, дрины с радостью помогали им и подчас куролесили на земле даже больше, чем того хотелось самим магам.
Искусные кузнецы, дрины умели создавать поистине прекрасные вещи. Они ковали кольца для демонесс и князей-демонов, кубки и ключи, серебряные часы-птицы и пускали их летать вокруг башен дворца Азрарна. Однажды они даже построили золотой дворец для земного юноши, любимца Азрарна, правда, теперь от того дворца остался лишь золотой пепел.
Одному из дринов — по имени Вайи — давно уже не давали покоя честолюбивые мечты. Он часто бродил вокруг озера в поисках драгоценных камней или полупрозрачной гальки, которыми изобиловали эти мрачные берега, и думал:
«Придет час, и я сделаю самое замечательное кольцо в Нижнем Мире. Азрарн непременно будет носить его и хвалить меня» или «Когда-нибудь я создам магическое животное из металла, такое, что все прикусят языки от удивления». Вайи мечтал все делать лучше всех. Он хотел прославиться и быть единственным в своем роде. Иногда он мечтал жить во дворце Азрарна и быть любимцем князя демонов. Но порой ему хотелось выбраться на поверхность земли и завоевать признание при дворах знаменитых королей. Все будут восхвалять и уважать его, днем же он будет прятаться от солнца в особый, выложенный бархатом, гроб.
Однажды Вайи, мечтая и бормоча что-то себе под нос, бродил по берегу озера и вдруг увидел перед собой неизвестное создание. Определенно, это был не дрин, потому что существо было очень высоким и стройным и даже со спины казалось невероятно красивым. Возможно, это прелестная госпожа ваздру или эшва пришла попросить какую-нибудь изысканную драгоценность. Тогда она, без сомнения, готова заплатить за безделушку самым приятным для дринов образом. Тихонько Вайи засеменил следом за незнакомкой. Она же уселась на скалу, на берегу озера, подняла вуаль, и Вайи сразу же узнал ее. Длинные желтые волосы рассыпались по ее плечам, а ее лицо напоминало цветок. Другой такой не было во всем Нижнем Мире, а возможно, и на земле. Это оказалась Феразин, Рожденная в Цветке, дева, которую вырастил Азрарн, чтобы порадовать смертного Зивеша, лежащего теперь на дне моря.
Сидя у озера, Феразин время от времени вытягивала руки к холодной черной воде или к неизменному небу. Но вот, устав, она опустила голову и заплакала.
Вайи очаровало это зрелище. Может быть, она оплакивала Зивеша? Или, как и Зивеш, горевала без жестокого горячего земного солнца? И вдруг Вайи увидел, что слезы Феразин, падая на скалу, светятся и переливаются.
«Если бы эти слезы могли стать драгоценными камнями! Пожалуй, они были бы такими же яркими, как бриллианты, но мягче. Скорее как жемчужины, но прозрачнее. Значит, опалы. Нет, пожалуй, бесцветные сапфиры. Но как же мне собрать их?» — судорожно соображал Вайи.
Он порылся у себя за поясом, достал маленькую коробочку, плюнул в нее и проделал странные магические движения. Затем он подскочил к одной из слезинок, подцепил ее на кончик пальца и спрятал, не повредив, в волшебную коробочку. Он нашел еще шесть слез и отправил их туда же. Внезапно Феразин подняла голову, на мгновение перестав плакать, и увидела дрина. Она взглянула на него только один раз, и взгляд ее был наполнен страхом и болью. Красавица поднялась, закрывшись вуалью, и медленно пошла назад по направлению к воротам Драхим Ванашты. Вайи не смог найти между скал больше ни одной слезинки и поэтому торопливо зашагал за Феразин, причитая на ходу:
— Прекрасная Феразин, вернись и поплачь еще! Я подарю тебе за это и подвески, и броши, и серьги.
Но Феразин не слышала его. Вайи ничего не оставалось, как вернуться к озеру. Он крепко прижимал к себе драгоценную коробочку и бормотал:
— Семи вполне достаточно. Больше было бы слишком просто, неинтересно. Семь — это необычно.
Вайи поспешил к себе в пещеру, разжег огонь и начал рыться в груде металла, раковин и камней. Затем, подойдя к клетке, где спали три упитанные паучихи, постучал по прутьям.
— Просыпайтесь, просыпайтесь, лентяйки! — прикрикнул дрин. — Просыпайтесь и начинайте прясть. Я принесу вам кекс, пропитанный вином, а князь демонов обязательно пощекочет вас своими чудесными пальцами.
— Ах ты, лгун, — проворчали паучихи, но подчинились, и вскоре полутемная пещера украсилась ажурной паутиной.
Шли часы, а Вайи работал в своей кузнице. Пламя мерцало, освещая пещеру, с ним перемежались и другие огни — магические. В порыве воодушевления Вайи призвал себе в помощь все чары, которые были ему доступны. Дрины, жившие неподалеку, время от времени подходили ко входу в пещеру и с любопытством заглядывали внутрь. Но пещера была заполнена чадом, к тому же они не могли разобрать ни слова из заклинаний Вайи, ведь дрины были глуховаты из-за постоянного стука молотков. Никто не знает, сколько времени работал Вайи со своими помощниками. Несомненно, по земному времени прошло много лет с момента начала работы, даже для времени Нижнего Мира это было достаточно долго.
Наконец в кузнице наступила тишина.
К пещере крадучись подошел один из дринов. Но Вайи предусмотрительно увеличил размер одной из паучих и заткнул бедным животным вход, так что никто не мог ни войти, ни выйти.
— Эй, там, Вайи! Покажи нам, что это ты надумал мастерить, на что потратил столько времени? — закричал дрин.
— Убирайся прочь! Тебе не на что здесь смотреть! — огрызнулся в ответ Вайи.
Дрины отошли к берегу озера и принялись обсуждать случившееся. Один из дринов по имени Бакви волновался больше всех. Он, как и Вайи, тоже мечтал заслужить особую благосклонность Азрарна. Все дрины обожали и боялись Азрарна.
Бакви подумал: «Нужно украсть безделушку у Вайи. Я бы отдал ее моему повелителю и стал его любимцем».
Наговорившись вдоволь, дрины, ворча и бранясь, разошлись, а Бакви спрятался за скалой и стал ждать.
Через некоторое время Вайи отодвинул паучиху, освободил проход, высунул свой длинный нос из пещеры и нервно огляделся. Решив, что вокруг никого нет, Вайи вышел из убежища и, подбежав к берегу, пустился от радости в пляс, оглашая воздух диким визгом.
Бакви тем временем подкрался боком к паучихе.
— Прекрасная госпожа, как ты выросла! — начал он. — Твоя величина может сравниться только с твоим великолепием.
— Лестью ты ничего не добьешься, — ответила паучиха. — Отойди, или я укушу тебя. Я очень голодная.
— Это не беда! — сказал Бакви и вытащил из кармана большой медовый кекс. Паучиха облизнулась, а Бакви продолжал:
— Сладкая моя, умоляю, съешь этот кекс, покуда ты не потеряла сознание от голода. Кто же упрекнет тебя в отсутствии преданности к такому хозяину, как этот?
Мало того, что он так пренебрежительно забил тобою проход в пещеру, он еще и не накормил тебя!
Паучиха молчала. Бакви отдал ей кекс и попытался боком протиснуться в пещеру, но как только паучиха все съела, то снова закрыла собой вход.
— Боже мой! — воскликнул Бакви. — Я ведь только хотел взглянуть на то, что сделал твой злой хозяин. Мы можем с тобой договориться! Похоже, я знаю, чем могу быть тебе полезен. — При этом дрин со знанием дела усердно щекотал паучиху, пытаясь ее возбудить. Ему это удалось, и паучиха предложила сделку. Бакви немедленно оседлал ее и начал энергично работать. Несмотря на вздохи и визг, ее оказалось не так легко удовлетворить. Бакви брыкался и подскакивал, желая угодить ей, он готов был упасть в изнеможении, но ей этого было мало. Наконец, громко зашипев, паучиха сбросила дрина со спины и сказала, что он может войти в мастерскую Вайи.
Потирая свои ушибы и с трудом переводя дыхание, Бакви вошел в пещеру.
Внутри на рабочем столе лежало ожерелье из белого серебра, бледного, как луна. На подвеске, сотканной из серебряных паутинок, тоньше самой тонкой нити, словно светящиеся птицы в ловушке, мерцали семь невиданных драгоценных камней, ярких, удивительно глубокого молочного цвета.
— Изумительно, Вайи! — воскликнул Бакви, не помня себя от восхищения. Схватив подвеску, он спрятал ее в куртку, выбежал из пещеры и помчался через темные холмы вдоль берега по направлению к Драхим Ванаште.
Вскоре вернулся Вайи. Паучиха выглядела несколько подозрительно, растопырив восемь мохнатых лап и всем своим видом демонстрируя полное счастье. Но Вайи этого не заметил. Он вбежал в пещеру и ринулся прямо к столу. Отчаянные вопли и стоны, стук опрокинутых столов, стульев, разбитых инструментов, скрежет зубов и звонкие удары по паукам огласили пещеру. Потом наступила тишина. Вайи выскочил из кузницы и помчался вдоль озера, через холмы к Драхим Ванаште, взывая о справедливости и мести. Вскоре он добрался до дворца Азрарна, князя демонов, одного из Владык Тьмы.
Азрарн гулял в саду среди деревьев с мягкой бархатистой корой. В отдалении княгиня ваздру играла на семиструнной арфе. Музыка лилась нежнее, чем вечерний бриз играет в струях фонтана. Слева от него другая княгиня ваздру пела слаще, чем соловей или жаворонок. Вокруг над хрустальными цветами вились осы из драгоценных камней.
Мрачную гармонию нарушила эшва. Она низко поклонилась, а за ее спиной подпрыгивал коротышка дрин.
— Итак, малыш, чего же ты хочешь? — спросил Азрарн, взглянув на Бакви своими гипнотическими и задумчивыми глазами.
Бакви покраснел и потупил взгляд, но все же сумел собрать все свое мужество и воскликнул:
— Величайший из Владык! Я, Бакви, ничтожнейший из твоих подданных, принес тебе подарок. Много веков я тайно трудился, пока остальные дрины, хвастаясь, поднимали шум вокруг своих работ. Все свое мастерство и всю свою любовь я вложил в этот бесценный шедевр. Прошу, соблаговоли взглянуть на него, Владыка Ночи.
Он протянул Азрарну серебряное ожерелье. Обе княгини ваздру вскрикнули и всплеснули руками. Даже осы из драгоценных камней подлетели ближе. Эшва же закрыла глаза от восхищения. Азрарн улыбнулся, и эта улыбка наполнила Бакви гордостью. Но ответить Бакви не успел, так как в сад ворвался Вайи. При виде Бакви и ожерелья Вайи посинел и яростно завопил:
— Будьте прокляты все воры! Будьте прокляты все мохнатые обжоры, не умеющие умерить свою похоть, мои восьминогие прислужницы! Будьте прокляты все дрины, кроме меня!
Ваздру и эшвы притихли, испугавшись гнева Азрарна, уверенные, что он испепелит дрина. Но Азрарн не шелохнулся. Спустя мгновение Вайи осознал, где находится, и заметил высокую тень князя демонов, возвышавшуюся перед ним. Тогда Вайи медленно поднял глаза и встретился взглядом с князем.
— Пощади, Безжалостный, — с ужасом прошептал Вайи. — Я забылся в своей ярости. Но это отродье глухой летучей мыши и слепого филина украл мое сокровище. Ожерелье мое, мое!
— А ты тоже собирался отдать это ожерелье мне? — спросил Азрарн сладким, как мед, голосом.
В ответ на это Вайи ударил себя кулаком по голове и затопал ногами:
— А как же, Удивительнейший? Разве оно не прекрасно? Ему нет равных. Кто еще может владеть им, кроме Величайшего из Владык?
— Все это хорошо, но как я узнаю, кто же из вас на самом деле смастерил для меня этот подарок? Мне придется испытать вас обоих, — сказал Азрарн.
Бакви и Вайи распростерлись на черной траве, моля князя демонов о пощаде. Внезапно Вайи поднял голову:
— Есть только один способ узнать, кто прав, князь. Если он утверждает, что сам сделал ожерелье, то спроси его, где он нашел такие редкие светящиеся драгоценные камни.
Азрарн снова улыбнулся, но на этот раз его улыбка была иной. Он задумчиво посмотрел на Бакви и сказал:
— Что ж, это вполне разумно, маленький кузнец. Эти драгоценные камни действительно необычны. Скажи мне, где ты отыскал их?
Бакви сел, дико огляделся по сторонам и начал:
— В глубокой пещере я нашел странную расщелину…
Вайи рассмеялся. Бакви поперхнулся и попытался начать все сначала.
— Прогуливаясь у озера, я нашел ящерицу с медной кожей и, подняв ее за хвост, вытряс ее глаза.
— Разве у нее было семь глаз? — усмехнулся Вайи.
— Да, да, так и было, — забормотал Бакви. — По два с каждой стороны от носа, один на голове да еще один на подбородке и у…
— Ну конечно! — воскликнул Вайи возбужденно. — Ты лжешь! Я скажу тебе, князь, откуда взялись эти семь драгоценных камней. — И, подойдя ближе, он шепотом рассказал все Азрарну.
— Это легко проверить, — ответил Азрарн. Князь демонов взял у одной из княгинь ваздру магическое стекло, вызвал в нем образ Феразин, Рожденной в Цветке, и приказал ей своим низким мелодичным голосом заплакать. Никто не смог бы ослушаться такого приказа, поэтому все, слышавшие его, заплакали, и даже цветы пустили росу. Слезы Феразин полились ручьями, и каждая напоминала драгоценные камни ожерелья.
— Перестань плакать, — прошептал Азрарн и затушил изображение в стекле. Ваздру вытерли капли со своих алых щек, эшва утерла слезы, напоминавшие опалы, но оба дрина продолжали хныкать от страха. — Теперь я знаю, что ожерелье сделал Вайи, а Бакви украл его. Как мне наказать его?
Бакви запричитал, а Вайи громко закричал:
— Вари его в яде змеи, его любовницы, вари его десять человеческих веков. А потом вари его в лаве еще десять веков. И после этого отдай его мне.
— Молчи, негодяй, — приказал Азрарн, и Вайи побледнел. — Вершить суд в Драхим Ванаште — это моя привилегия. Я вижу, что один из вас — вор, зато другой — честолюбив, хвастлив, нетерпелив и шумлив. Это очень плохо, малютка дрин. Бакви будет ползать на животе, как червяк, и рыхлить землю в моем саду, пока я не забуду его, потому что воров ничего не соблазняет лишь тогда, когда нечего воровать.
В то же мгновение Бакви сморщился, став невероятно тонким, упал и маленьким черным червячком уполз в землю. Азрарн же продолжал:
— Что же касается тебя, Вайи, то я отказываюсь от подарка, потому что он обесценился в споре. Несчастный маленький дрин, ты слишком гордишься своим мастерством. Я отправлю твое ожерелье в мир людей, и там оно принесет множество бед. Это, конечно, порадует тебя, и никто не усомнится, что ожерелье сделано дрином, но никто никогда не узнает твоего имени, и ты не удостоишься никакой чести за свою работу, ни один король не возьмет тебя на службу и не прикажет сделать для тебя обитого бархатом гроба, где бы ты мог прятаться днем.
Вайи склонил голову, поняв, что Азрарн прочитал его мысли.
— Я заслужил это наказание и такую награду, — смирился дрин. — Ты, как всегда, справедлив. Позволь мне поцеловать траву, где стояли твои ступни, и я тотчас же уйду.
Вайи так и сделал, а потом, лежа в своей пещере у озера, он думал об Азрарне Прекрасном, вспоминал Бакви, который стал червяком и рыл теперь туннели в саду, серебряное ожерелье с семью слезинками и жалел, что оно непременно затеряется в необъятном мире людей.
Секрет ожерелья был весьма прост: как любой предмет Нижнего Мира, оно обладало магическими свойствами и поэтому привлекало смертных, как ни одно из земных украшений. Ценилась не столько красота изделия, сколько его свойства. Каждый, кто его видел, жаждал заполучить его. Кроме того, это была действительно очень тонкая работа — даже Азрарн сначала принял подарок дрина с удовольствием. К тому же семь драгоценных камней, в прошлом настоящие слезинки, обладали особым бледным очарованием. Ожерелье, созданное из честолюбивых порывов и гордости, украшенное драгоценностями, источниками которых были печаль и скорбь, могло вызывать лишь жадность, тайное бешенство и принести в конце концов одни лишь слезы.
Ожерелье попало на землю с помощью одного из эшв. Он принял облик стройного темноволосого юноши, который мечтательно бродил ночами, глядя на освещенные окна домов, и призывал барсуков и пантер играть на лесных опушках и любоваться собственными отражениями в лунных прудах. В лавандовых сумерках перед восходом солнца эшва пересек торговую площадь большого города и увидел там спящего у подножия фонтана нищего. Беззвучно рассмеявшись, он надел ожерелье Вайи ему на шею. Затем, поднявшись в воздух, как темная звезда, он умчался по направлению к центру земли.
Вскоре взошло солнце, и рынок оживился. К фонтану слетелись голуби, подошли женщины набрать воду в кувшины и посплетничать. Нищий встал, одернул лохмотья, потянулся, взял суму и отправился на свою дневную работу. Но не успел он пройти нескольких шагов, как кто-то из прохожих уставился на него. Нищий остановился. Рука, его коснулась гладкой твердой поверхности серебра, а глаза увидели холодный блеск драгоценностей. В минуту его окружила толпа.
— Люди добрые! — воскликнул нищий. — Не понимаю, почему вас так заинтересовала эта дешевая безделушка. Это всего лишь талисман, который я купил у старой колдуньи, чтобы избавиться от болезней. Но боюсь, он мне не помогает, — добавил он, показывая несколько болячек и язв, которые заранее нарисовал на руках и ногах. Толпа отшатнулась, и нищий, наклонившись, выскользнул из ее тесного кольца и помчался по боковой улице. Крича, толпа тут же ринулась за ним. Нищий вбежал в ювелирную лавку и упал в ноги торговца.
— Караул! Помоги мне, дорогой господин, — взмолился нищий. — Спаси меня, и я осыплю тебя всеми богатствами мира.
— Ты? — меланхолично произнес ювелир, но, заслышав гул приближающейся толпы, посадил нищего в сундук, захлопнул над ним крышку, вышел из лавки и встал в дверях, будто бы ожидая удобного случая для заключения сделки. Толпа мгновенно заполнила улицу, и кто-то нетерпеливо спросил, не видел ли торговец пробегавшего мимо нищего.
— Я? — высокомерно спросил ювелир. — Я не слежу за оборванцами!
Толпа шумно загудела, но постепенно начала расходиться. Часть людей побежали дальше по улице, остальные повернули обратно. Улица опустела.
— Теперь исчезни, и как можно скорее, — скомандовал ювелир, открывая настежь сундук.
— Тысяча благодарностей, — промолвил нищий. — Но перед тем, как я уйду, посмотри на это ожерелье и скажи, сколько ты дашь мне за него.
Лицо ювелира изменилось. Глаза и рот широко раскрылись, нос судорожно задергался. Несомненно, он больше всего на свете захотел приобрести это ожерелье, но ему показалось невероятно глупым платить за изделие нищему.
«Такие люди не привыкли к деньгам, — подумал он. — Если я заплачу ему столько, сколько стоит это ожерелье, он попадет в беду». Поэтому он осторожно произнес:
— Дай сюда эту побрякушку, и я сразу же скажу тебе, сколько она стоит.
Но, как только нищий снял с себя колье и передал его торговцу, ювелир закричал:
— Не может быть! Я слышу, что толпа возвращается. Молчи, что бы ни случилось, и я постараюсь спасти тебя.
Нищий в страхе прыгнул обратно в сундук, ювелир захлопнул крышку и на этот раз закрыл сундук на замок. Затем, спрятав колье под одежду, вышел на улицу и подозвал двух носильщиков, стоявших без дела у винной лавочки.
— Я дам по золотой монете каждому, если вы заберете отсюда этот старый ободранный сундук, — сказал ювелир. — Он уже давно загромождает мою лавку, но никто не хочет помочь мне избавиться от него, потому что сундук слишком тяжелый. Но вы — двое сильных парней — легко заработаете на таком деле. Просто отнесите его вниз по улице и сбросьте с моста в реку.
Два носильщика с радостью взялись за это нехитрое дело. Несчастный нищий молчал всю дорогу, как и предупредил его ювелир, и, конечно, о нем больше никто никогда ничего не слышал.
Сперва ювелир собирался неплохо заработать, продав серебряное ожерелье какому-нибудь богатому господину или госпоже, а может быть, даже самому королю, жившему в этом городе. Но, внимательно рассмотрев колье, он почувствовал, что не в силах расстаться с ним. Ювелир выбрал коробочку из слоновой кости, отделанную внутри бархатом, и спрятал в нее творение дрина. Затем, крадучись, пробрался на верхний этаж дома и положил футляр с ожерельем в коробку из кедрового дерева. Ее он поместил в металлический ящик, а ящик убрал в большой старый сундук, очень похожий на тот, в котором он запер несчастного нищего. Затем торговец торопливо перетащил сундук в маленькую каморку, где хранился старый хлам и различные хозяйственные принадлежности. Дверь каморки запер на замок. Ключ от замка он спрятал в дымоходе.
Так ожерелье Вайи попало к ювелиру.
Когда несчастный утирал пот с лица после всех этих треволнений, появилась его жена.
— Почему тебе так жарко, муж мой? Знаешь, я только что видела двух мужчин, сваливающих в воду сундук, удивительно похожий на тот, который стоит внизу в нашей лавке. Я остановила их и спросила, что они делают. Они рассмеялись и сказали, что какой-то старый дурак заплатил им по золотому, чтобы они утопили сундук в реке.
— Молчи! — закричал ювелир испуганно. — И не думай вспоминать об этом, или я выставлю тебя за дверь.
Поведение мужа сильно удивило жену ювелира, потому что до сих пор он был очень сдержанным человеком. Она начала наблюдать за мужем.
Легко представить ее удивление, почти панику, когда ювелир, полностью поглощенный мыслями о своем сокровище и думая, что она крепко спит, ночью осторожно встал с постели и, крадучись, вышел. Женщина, однако, лишь притворялась спящей. Она тихонько встала с постели и последовала за ним. Сначала он, несчастная жертва ожерелья, вытащил ключ из печной трубы, затем открыл им верхнюю комнату и, войдя в нее, запер дверь изнутри.
Жена ювелира, конечно, не преминула встать на колени, чтобы следить за мужем в замочную скважину. Она увидела немного, но поняла, что ювелир последовательно открывал несколько коробок, потом нагнулся над чем-то, невнятно бормоча. Когда по полу пробежала мышь, он яростно зашикал на нее.
Женщина отскочила от двери и торопливо вернулась в постель. Но ювелир не возвращался в течение трех или четырех часов.
— Чем же он занимается там наверху? — удивлялась женщина, перебирая в памяти городские сплетни о невидимых духах и их колдовстве в обмен на человеческую кровь и души.
То же самое повторилось в следующую ночь и через ночь. Бедная женщина не находила себе места от волнения и любопытства.
— Ладно, ладно, — сказала она своему мужу на четвертый день. — Не сомневайся, я как-нибудь все равно проберусь в ту комнату наверху.
— Нет! — закричал ювелир. — Я запрещаю тебе подходить к этой комнате. Только посмей прикоснуться к двери пальцем, и я выброшу тебя на улицу.
— Пожалуйста, — невозмутимо ответила жена. Но это не отбило у нее охоту узнать, что же такое находится в запертой комнате, из-за чего ее муж совсем лишился разума.
Вскоре после этого разговора ювелиру понадобилось уйти из дома по делам.
— Закрой двери и никого не впускай, пока я не вернусь, — наказал он жене. — Только имей в виду, что ты должна оставаться внизу и заниматься хозяйством, а не совать нос куда не надо.
— Конечно, мой дорогой, — проворковала жена ювелира.
Но, как только он ушел, женщина начала действовать по заранее составленному плану: она достала из дымохода ключи, поднялась наверх по лестнице к заветной комнате, затем открыла сундук и все коробки.
— Ax! — только и могла воскликнуть жена ювелира.
Все замерло у нее внутри. Вначале она вообще ни о чем не могла думать, но потом рассудила так: «Это ожерелье подойдет и мужчине, и женщине. На мне оно будет смотреться просто великолепно. Но если мой муж узнает, что я видела его сокровище, то никогда не позволит мне его надеть. Он скорее изобьет меня или сделает что-нибудь похуже».
Недолго думая, она побежала к речным причалам, где приютилась маленькая темная лачуга, купила там одно снадобье и помчалась с ним домой.
Когда ювелир вошел в дом, его встретила улыбающаяся жена с наполненным до краев кубком.
— Как это я тебя проглядела! — воскликнула она. — Возьми! Я приготовила для тебя чашу пряного вина.
Ювелир выпил и тут же свалился замертво. В вине был яд, подсыпанный его женой.
Хитрая женщина принялась причитать, а ничего не подозревающие соседи сбежались утешить несчастную вдову! Похоронив мужа, она продала лавку и переселилась в прекрасный дом, где завела павлинов, которые расхаживали по лужайкам. Ее одеждой отныне стал черный бархат. Магическое ожерелье всегда блестело на ее груди.
У местного короля было несколько жен, и одна из них являлась королевой. Она носила расшитую изумрудами вуаль из золотых нитей и каждый день каталась по городу в колеснице, запряженной леопардами. Ее придворные сопровождали колесницу и выкрикивали: «Кланяйтесь первой жене короля, королеве города». Естественно, все тут же кланялись, так как слуги хватали самых нерасторопных и отрезали им руки или ноги. Это очень развлекало королеву.
Однажды, когда она в очередной раз проезжала по городу, то заметила, как что-то блеснуло на балконе одного из домов.
— Слуга, сходи туда и принеси мне то, что там блестит, — приказала она.
Посланный слуга поспешил в указанном направлении и вскоре вернулся, ведя за собой упирающуюся испуганную женщину, вдову ювелира — с серебряным ожерельем на шее.
— Ваше Величество, ваша милость заметила, как сверкали эти драгоценности. Но женщина отказывается их отдать. Посмотрите, она кусалась и царапалась, пока я пытался их снять.
— Тогда отруби ей голову, — приказала королева. — Я не потерплю измену в городе моего мужа.
Так и случилось. Ожерелье, отмытое от крови в душистой воде — такую воду всегда носили вслед за колесницей, потому что руки и ноги королевы часто приходилось очищать от кровавых брызг — и вытертое шелковым полотенцем, слуги передали своей повелительнице. У королевы загорелись глаза. Она тут же надела ожерелье.
Вскоре зашло солнце, и королева отправилась на банкет, который каждую ночь устраивал в своем зале король. Ожерелье вызвало всеобщее восхищение, многие посматривали на него с завистью, забыв про яства на тарелках. Сам король меланхолично погладил семь драгоценных камней.
— Что это за ожерелье, моя голубка? Где ты его взяла? Оно красиво смотрится на твоей белой шее, но представь, как изумительно подойдет оно мужчине. Ведь оно тяжеловато для твоей лебединой шейки, и поэтому ты с удовольствием передашь его мне…
— Ничего подобного, — ответила королева.
— Но ты дашь мне его поносить? — настаивал король. — Дай мне его поносить, а я одолжу тебе взамен кусок бирюзы больший, чем моя ладонь.
— Чепуха, я видела кусок бирюзы, о котором ты говоришь, он не больше твоего пальца, — возмутилась королева.
— Ну ладно, тогда я подарю тебе пять сапфиров. А хочешь шкатулку из ценных пород дерева, наполненную жемчугом. Все эти жемчужины добыты в разных морях.
— Нет, мне вполне достаточно того, что у меня есть, — ответила она.
Короля передернуло от этих слов. Он рассердился, но не показал виду. Когда праздник закончился, он тайком пробрался к небольшому холму, расположенному во дворцовом саду. При свете звезд он повернулся последовательно на восток, север, юг, запад и произнес заклинание, которое узнал в детстве от одного мага. Сначала ничего не произошло, но потом тишину разорвал звук, похожий на шум зимнего ветра в небесах. Верхушки деревьев закрыли луну, и широкая тень упала на землю. Король дрожал от страха, но не двигался. Рядом с ним на траву опустилась страшная черная птица размером с трех орлов. У нее был хищный искривленный клюв, длинные, как бронзовые крюки, когти и красные яркие, словно огонь, глаза.
— Говори, только быстрее. С помощью своего нехитрого колдовства ты оторвал меня от пира, который сейчас в самом разгаре высоко в горах, — проговорила ужасная птица.
Король еще больше задрожал, но пролепетал:
— У моей жены, королевы, есть ожерелье, которое она не хочет отдавать мне. А ведь я — ее муж и поэтому имею право на это украшение. Схвати мою непокорную жену и подними ее высоко в небо, заставь отдать ожерелье и принеси его мне.
— А что сделать с женщиной? — спросила птица.
— Меня это не волнует. Мне все равно, что ты сделаешь с ней. Я получу это ожерелье, и меня никто ни в чем не сможет обвинить.
— Ты вызвал меня с помощью колдовства, и я должна тебе повиноваться.
Эта птица не принадлежала к роду демонов. Она была земным чудовищем, одним из немногих, сохранившихся с древнейших времен. Над ней были не властны ни законы земли, ни демоны Нижнего Мира. Она являлась осколком хаоса, принявшим облик птицы, и скиталась повсюду, обиженная и злобная, появляясь там, куда ее позовут люди, если осмелятся; но чаще всего она навещала тех, кто ее не любил и избегал.
Птица раскрыла огромные крылья, напоминавшие громадные веера пальмовых листьев, и взлетела к шафранному окну комнаты, где перед зеркалом сидела королева, поглаживая ожерелье.
— Возлюбленная, — мягко позвала птица, — вторая луна ночи, выйди и покажи свою красоту теням.
Удивившись странному голосу, королева надменно подошла к окну. Птица тут же схватила ее своими ужасными когтями и с пронзительным криком унесла в ночное небо.
Чудовище взмыло высоко в небо. Они летели рядом с звездами, и птица крыльями касалась их серебряных лучей. Земля, распростершаяся внизу, напоминала туманную карту, там и здесь мелькали огни городов, а по ее краю расползались фиолетовые моря.
Королева завыла от ужаса.
— Отдай мне свое ожерелье, и я отпущу тебя! — крикнула ей птица.
Королева рванула купленное ценой крови ожерелье, и птица поймала его в клюв. Верная своим словам, она действительно отпустила королеву. Одни говорят, что несчастная разбилась, другие утверждают, что волшебники Нижнего Мира пожалели ее и превратили в маленького злобного сокола, который с тех пор носится в небе, пронзительно крича.
Большая птица, довольная, что освободилась от тяжелой ноши, играла с ожерельем, держа его в клюве.
Она и не подумала отдавать его королю, решив оставить это украшение себе. Но когда птица устремилась домой, к своим скалам, над горами разыгралась гроза, сотрясая небеса раскатами грома. Одна из молний задела чудище, правда, легонько, но этого было достаточно, чтобы птица вскрикнула и выронила ожерелье Вайи. Птица парила кругами над скалами, разыскивая драгоценность, но ничего не нашла и в ярости полетела на запад вслед удаляющейся грозе.
Ожерелье упало вниз, сверкая, как метеор. Покрытые туманом холмы, уже слегка озаренные солнцем, омывала река, лес застыл, словно ощетинившийся зеленый зверь. В лесу пряталась долина, окруженная высокими скалистыми башнями и покрытая ковром из цветов. Здесь неподалеку от узкого водопада среди деревьев стоял маленький белый храм.
Пока ожерелье падало, семь драгоценных камней звенели, будто колокольчики. Ветви деревьев подхватили его, не дав упасть на землю.
Неизвестно, какому богу здесь поклонялись. Три жрицы служили в храме, периодически зажигая огонь в алтаре. Кроме них, в святилище никого не было, не считая одной маленькой змейки, которая, говорят, служила жрицам оракулом. В праздники в храм приходили люди из долины и с окружающих холмов. Тогда жрицы брали змейку и помещали ее в мраморный поднос с песком. Змейка была всеобщей любимицей, и за ней всегда заботливо ухаживали. Ей задавали вопросы о будущем урожае, рождениях, смертях и судьбах. Извиваясь, она оставляла следы на песке, которые трактовали как предсказание, как полученный от бога ответ. Жрицы также собирали яд змейки и использовали его для приготовления фимиама. Они делали это очень осторожно, потому что змейка была ядовитой, хотя еще ни разу никого не ужалила. Змейка очень любила своих хозяек. А они, в свою очередь, кормили ее медовыми пряниками и сливками.
Каждое утро одна из трех жриц приходила с кувшином к узкому водопаду. В этот день сюда пришла самая молодая жрица. Все птицы долины пели, а вместе с ними пела и сама жрица. Приблизившись к воде, она заметила, как что-то сверкает в рощице.
— Должно быть, звезда упала ночью с неба, — решила жрица. Но когда она подошла ближе, то поняла, что ошиблась. Женщина всплеснула руками и выронила кувшин. Ее глаза ярко загорелись. Больше всего на свете ей захотелось схватить ожерелье и надеть его, чтобы увидеть блеск этих драгоценных камней у себя на груди. Но она не могла дотянуться до ветки, за которую зацепилось ожерелье. Так она и стояла, пока к ней не подошла вторая жрица, разыскивавшая ее.
— Сестра, на что ты смотришь?
— Ни на что. Здесь нет ничего, — поспешно воскликнула младшая. Но вторая жрица уже успела посмотреть наверх. — Оно мое! — закричала младшая. — Я нашла его первой. Оно не достанется тебе.
— Почему же? Я старше тебя, а значит, получу его именно я, — отозвалась вторая жрица. Она подняла с земли кувшин и с такой силой ударила им младшую, что та упала замертво.
Старшая жрица, услышав шум, прибежала к роще.
— Сейчас появится старшая, — пробормотала вторая жрица. Она снова схватила кувшин и спряталась за дерево. Вскоре старшую жрицу постигла та же участь, что и младшую. Затем, не взглянув на следы преступления, оставленные вокруг на траве и цветах, вторая жрица села под деревом, не сводя глаз с ожерелья, висевшего у нее над головой.
— Ничего, я что-нибудь придумаю и вскоре доберусь до тебя. А пока я буду любоваться тобой, — прошептала она.
Солнце уже поднялось высоко над лесом, а жрица все сидела под деревом. Скалистые пики окрасились золотом, затем темно-красным. День клонился к закату. Вскоре краски дня поблекли, в долину опустились зеленые сумерки. А жрица все сидела под деревом, не замечая ничего, кроме ожерелья, застрявшего среди веток.
В это время из храма, извиваясь, приползла змейка, забытая, голодная и явно рассерженная, потому что никто в этот день не приласкал и не накормил ее. Увидев в роще одну из своих хозяек, змейка радостно кинулась к ней и обвилась вокруг ее лодыжки. Но жрица не обратила на нее никакого внимания. Змейка посмотрела наверх и увидела то, что висело на дереве.
В сознании змейки будто бы вспыхнула искра. Так уж было сделано ожерелье Вайи, что все земные существа, будь то люди или животные, жаждали заполучить его. Словно из смертельной раны, капля за каплей вытекла вся змеиная доброта. «Мое», — подумала змейка, как, впрочем, думали и все, кто видел ожерелье, и впилась в пятку своей хозяйки ядовитыми зубами Так и получилось, что тело второй жрицы оказалось рядом с бездыханными трупами ее прежних подруг.
На какое-то мгновение змея почувствовала невыносимое одиночество, но на смену ему пришло ощущение нарастающего гнева и силы. Ее захватила бурлящая гордость. Змея вытянулась, обвила ствол дерева и стала расти. Она раздувалась от ненависти и высокомерия, распухала и удлинялась. Девять раз ее тело обернулось вокруг ствола, и теперь ее сплющенная хищная голова покоилась на ветке, где висело ожерелье.
Наступила ночь и весь мир погрузился в тьму. Потемнела и змея, приняв злой цвет. Ее глаза превратились в серебряные щелочки — настолько долго и пристально она вглядывалась в семь ярких драгоценных камней.
Прошли годы. Крыша храма провалилась, колонны рассыпались. Храм превратился в руины. Водопад высох от самого истока, цветы завяли, леса погибли. Только высокое дерево с ожерельем на ветвях продолжало жить и расти, хотя, как и змея, оно потемнело и стало уродливым. Змея по-прежнему была жива. Пока ее наполняли злость и завистливая гордость, она не могла умереть. Змея никогда не спала, обвившись вокруг дерева, и когда приближались люди с факелами, песнями или с обнаженными ножами, она плевалась ядом, полным ненависти и уничтожавшим все вокруг. Трава высохла, вместо цветов земля теперь была усеяна костями.
Долина опустела, люди теперь обходили ее стороной. Все дальше распространялась легенда о сокровище на дереве и о ревностно охраняющей его змее. И вот пришло время героев.
Одни приводили сюда целые армии, другие появлялись в одиночку. Приезжали витязи на лошадях и в доспехах, защищенные магическими заклинаниями, с мечами из голубого металла. Были и такие, кто приходил пешком, полагаясь на свою природную хитрость и отважное сердце. Все они погибли. Их кости ложились рядом с другими на высохшую траву, а их имена упоминались лишь в легендах, а то и вовсе забывались. Прошло пять или десять столетий. И герои перестали здесь появляться.
Наступило время забвения.
Черное тело змеи распласталось вокруг дерева, из ее рта капал смертоносный яд. Она думала: «Сокровище мое, и только мое. Никому оно не достанется».
Но ее терзала боль, глубоко угнездившаяся в змеиной душе. Она не знала причины этой боли и продолжала лежать на дереве, глядя широко раскрытыми глазами сквозь века. Иногда сухой ветер шевелил траву, и она стремительно разбрызгивала яд вокруг себя, думая, что снова появились герои. Но со временем она утомилась и все больше спокойно лежала, опершись плоской головой на ветку. Она ослепла, но по-прежнему думала: «Мое, только мое. Никто не отнимет у меня моего сокровища».
К тому времени она уже забыла, что же являлось ее сокровищем.
И вот однажды, когда небо над бесплодной долиной было чистым, словно купол из сапфирного стекла, змея расслышала невдалеке, в портике разрушенного храма, шаги человека. Она подняла голову, и ее взгляд прояснился. Змея смогла различить тень — теперь она видела только тени — тень, напоминавшую человека. Змея зашипела.
Тень замерла, но не от страха, человек как будто прислушивался.
Змея обучилась человеческому языку столетия назад — ненависть и зависть должны найти какое-то выражение. Лишь те создания, которые никогда не испытывали подобных чувств, не нуждаются в речи. Поэтому змея заговорила:
— Подойди ближе, человек, рожденный женщиной, чтобы я, змея этой долины, смогла убить тебя.
Но вместо того, чтобы убежать или приблизиться — как обычно поступали глупые искатели приключений, — человек сея на обломок одной из колонн храма.
— Почему ты хочешь убить меня? — спросил человек. Его голос звучал странно и необычно для этой долины, он не был ни наглым, ни кричащим, ни просящим, ни умоляющим, как голоса героев, ни грубым, как порывы ветра, ни монотонным, как шум дождя. Он был приятным и музыкальным.
Змея старалась не вслушиваться в этот голос, потому что он, казалось, причинял ее душе нестерпимую боль.
— Я убиваю всех проходящих здесь, потому что все они приходят, чтобы украсть мое сокровище, — ответила змея.
— Что же это за сокровище?
— Взгляни вверх на ветку дерева — и увидишь его, — сказала змея.
В ответ человек тихо засмеялся, и смех его пролился в душу змеи, как вода на иссушенную землю.
— Увы, я не могу увидеть твое сокровище, потому что я слеп.
Эти слова пронзили змею, словно мечом. То, что человек с таким голосом оказался слепым, поразило ее. Но ведь и она стала почти слепой.
— Ты родился без глаз? — удивленно спросила она.
— Нет, у меня есть глаза, хотя они ничего не видят. Я родился в тех краях, где у людей есть один старинный обычай.
— Расскажи мне, — прошелестела змея, потому что в первый раз за долгие годы она испытала жалость и слова незнакомца заинтересовали ее.
— Там, где я родился, люди очень боялись богов, которым поклонялись, — начал незнакомец. — Люди верили, что если рождается ребенок необычайной красоты, то разгневанные боги обязательно уничтожат его. Поэтому каждый ребенок, будь то мальчик или девочка, осматривается на третий день после рождения жрецами. Если кого-нибудь признавали неугодным богам, его заставляли смотреть на белое горячее пламя до тех пор, пока он не ослепнет. Считается, что таким образом они отвращают зависть богов. Поэтому на моей родине все красивые люди слепы.
— Значит, ты красивый? — поинтересовалась змея.
— Говорят, что красивый, — ответил незнакомец, но в его тоне не было ни обиды, ни печали.
— Подойди поближе, — прошептала змея. — Дай мне посмотреть на тебя, потому что я тоже почти ослепла, глядя на серебряный огонь моей драгоценности. Я не причиню тебе зла, не бойся меня. Тебе уже достаточно досталось.
Незнакомец поднялся.
— Бедная змея, — вздохнул он. Человек бесстрашно, чуть склонившись, двинулся в сторону дерева, ощупывая дорогу руками и длинным посохом. Дойдя до дерева, он потянулся вверх, но не к серебряному ожерелью, а к змее, и стал гладить ее спину. Змея опустила голову и долго глядела на него. Незнакомец оказался молодым человеком, действительно очень красивым и добрым. У него были светлые, как ячмень под белым солнцем, волосы. Его ясные зеленые, словно нефрит, глаза ничем не выдавали его слепоту. Тело его было стройным и сильным.
Почувствовав нестерпимую усталость, змея положила голову ему на плечо.
— Расскажи мне о тех, кто ослепил тебя, назови свое имя и имена твоих недругов, чтобы я знала, кому желать зла, чтобы отомстить за тебя.
Но незнакомец лишь погладил змею по голове и сказал:
— Меня зовут Казир, а что касается недругов, то я уже отомщен. Жрецы отняли мое зрение, зато у меня сильно развиты другие органы чувств. Когда я притрагиваюсь к какому-нибудь предмету, я узнаю о нем все. Проходя по этой долине, я узнал ее историю лишь от прикосновения длинной травы к моему запястью или по теплому камню, поднятому с тропинки. И, прикоснувшись к тебе, я понял твою печаль гораздо лучше, чем если бы я увидел тебя и испугался.
— Значит, ты понимаешь меня, — вздохнула змея, дотянувшись головой до его шеи. — Когда-то я была счастливой и невинной. Я любила, и меня любили. Я так долго томилась здесь, ни на что уже не надеясь. Даруй мне покой, слепой Казир, дай мне отдохнуть.
Молодой человек запел для змеи тихую песню. В ней говорилось о кораблях из туч и о сонной стране, где покой и тишина царят над землей, заглушая печаль мира. Слушая ее, змея заснула сладким сном впервые за многие столетия, и во сне ее зависть и ярость умерли, а вместе с ними умерла и она.
Казир почувствовал, что жизнь покинула змею. Больше он ничем не мог помочь ей, он лишь поцеловал ее холодную голову и отвернулся. Внезапно ветка зацепилась за него, и раздался звон колокольчиков. Казир протянул руку и нащупал ожерелье Вайи.
«Эта вещь проклята, ее сделали демоны. Она причинила большое зло и сделает еще больше, если я не спрячу ее в землю», — подумал Казир. Затем он ощупал ожерелье и прикоснулся к семи магическим камням.
Все, лишь завидев ожерелье, страстно желали его заполучить. Но Казир видел все иначе — лишь кончиками пальцев и благодаря своим необыкновенным способностям. На мгновение он затаил дыхание и все понял:
«Семь слез упали на землю от отчаяния, семь слез обронила женщина, рожденная цветком».
В эту секунду он узнал все — не только кровавую историю ожерелья, но и то, что произошло до этого. Он узнал, как в своей кузнице стучал молоточком дрин, как Бакви стал червяком в саду Азрарна. А главное, он узнал историю Феразин, Рожденной в Цветке, оплакивавшей на берегу озера в Нижнем Мире Зивеша и яркое солнце.
Казир долго бродил по земле. Слепой бард с изумительным голосом без устали искал путь в Нижний Мир, искал дорогу к Феразин.
Он шел, словно зачарованный, но не жадность вела его, а сострадание и любовь.
Никто не мог поведать ему того, что нужно для осуществления его мечты. Имя Азрарна лишь мельком, изредка касалось его слуха, о владыке Нижнего Мира предпочитали вслух не говорить. Кроме того, у Азрарна было очень много имен: Владыка Тьмы, Владыка Ночи, Причиняющий Боль, Прекрасный, Неназываемый. Вход в его королевство находился в сердце горы в центре земли, но никто не мог подсказать Казиру, где это место, ведь оно не было обозначено ни на одной карте. Никто не осмелился бы пойти проводить слепца туда, где жерла вулканов извергали пламя, а небо заволакивал огненно-красный туман.
Казир не отчаивался, но на сердце у него было тяжело. Себе на хлеб он зарабатывал пением. Порой его песни вылечивали больных и успокаивали безумных, поскольку имели магическую силу. Несмотря на слепоту барда, почти в каждом доме ему с удовольствием предоставляли приют, и многие женщины, видевшие его, не задумываясь согласились бы провести с ним всю свою жизнь.
Но Казир проходил мимо них, как проходят времена года, и продолжал искать дорогу к Феразин.
В подоле его рубашки было зашито ожерелье. Когда Казир оставался один, он дотрагивался до него, прикасаясь поочередно к семи камням, и тогда в его сознании возникал образ Феразин. Даже своим внутренним зрением он не мог видеть ее, потому что слишком рано ослеп, чтобы иметь какое-нибудь представление о цвете и образах. Он узнавал ее подобно тому, как люди узнают розу по ее аромату в темном саду или находят фонтан, ощущая прохладную воду руками.
Однажды в сумерках, забравшись на высокое плоскогорье, Казир обнаружил ветхий каменный дом. Там жила старушка, когда-то промышлявшая колдовством. Теперь она забросила свои книги, но запах колдовства все еще витал в этом месте.
Казир постучал в дверь. Хозяйка вышла. На пальце у нее было надето магическое кольцо: когда рядом с ней стоял злой человек, кольцо начинало нагреваться, когда приближался добрый — камень на кольце зеленел. Теперь камень светился, словно изумруд, поэтому старушка пригласила Казира войти. Она поняла, что ее красивый гость слеп. Колдунья поставила перед ним пищу и сказала:
— Тебя зовут Казир, ты — тот самый глупец, который ищет дорогу в Нижний Мир. Я слышала, что ты убил ужасную змею в заброшенной долине и забрал легендарное сокровище.
— Послушай, женщина, змея умерла от старости и горя, — сказал Казир. — Сокровище замарано людской кровью и ничего не стоит. Я взял с собой лишь слезы несчастной девы, плачущей в Нижнем Мире по свету и любви.
— Это дева, вышедшая из цветка? Возможно, я смогу подсказать тебе путь к ней. Хватит ли у тебя храбрости, чтобы пойти по нему, слепой Казир? Хватит ли у тебя смелости, чтобы, ничего не видя, отправиться на поиски, рискуя жизнью?
— Только скажи мне, и я пойду. Не будет мне покоя, пока я не спасу подземную красавицу, — отозвался Казир.
— Это будет стоить тебе семь песен, — сказала колдунья. — По песне за каждую из слезинок Феразин.
— Я с радостью заплачу тебе, — ответил Казир.
Казир пел, а колдунья слушала. Мелодии лечили ее суставы, расправили мышцы ее рук… К ней вернулась молодость, словно птица, влетевшая в окно.
Но настало время, и старуха начала свой рассказ:
— В Нижнем Мире у границы королевства Азрарна течет река с тяжелыми, как металл, водами. По ее берегам растет белый лен. Это Сонная Река, вдоль нее иногда бродят души дремлющих людей. Князья-демоны охотятся на них с помощью гончих. Если ты отважишься отправиться туда, то я могу приготовить тебе питье, которое быстро перенесет тебя в пропасть сна и омоет твою душу на тех берегах. Там тебя повсюду будут поджидать ловушки, но если тебе удастся избежать опасностей и охотничьих собак ваздру; удастся пересечь равнины, ты доберешься до города демонов и сможешь встретиться с Азрарном. Тогда и спроси у него о своей деве из цветка. Если Азрарн согласится исполнить твое желание — а такое может случиться, потому что никому не дано предугадать его настроение в тот миг, — тогда он сам отошлет тебя и твою возлюбленную обратно, в мир людей. Но он может оказаться не в духе, охваченный яростью, и тогда ты пропал. Одним лишь богам известно, на какие мучения и страдания он тебя обречет.
Казир нашел руку колдуньи и, крепко пожав ее, сказал:
— Ребенок может бояться родиться, а мать — рожать, но никому не дано право выбирать, когда придет его черед. И у меня тоже нет выбора. Это мой единственный путь. Поэтому приготовь свой напиток, добрая волшебница, и разреши мне уйти этим путем сегодня ночью.
Казир прошел через порог сна так же, как все его проходят, совсем не заметив этого, и проснулся на берегу великой реки.
Иногда во сне слепые видят, если им удалось кое-что повидать в жизни до того, как ослепнуть. Да и кто будет сомневаться в том, что души остаются зрячими, после того как навсегда покидают свои тела. Но тело Казира не умерло. И его лишили зрения раньше, чем он успел повидать мир. Поэтому его душа, оказавшись на холодном мрачном берегу, была так же слепа, как и на земле.
Казир стоял на берегу Сонной Реки, где рос белый лен, чувствовал ледяной запах воды, слышал плеск ее металлического течения, а вдаль от него расстилались черные земли, на которых росли черные деревья, украшенные позолоченной проволокой. Казир знал о них, хотя и ничего не видел.
И вот слепец встал на колени и положил руку на прибрежную гальку.
— Куда мне идти, чтобы попасть в город демонов? — спросил Казир. И тут же почувствовал, что камешек немного потеплел с одной стороны. Поднявшись, сновидец пошел в направлении, указанном галькой, удаляясь от реки и время от времени ощупывая перед собой дорогу посохом.
Долго шел Казир. Иногда он прикасался к металлической коре на деревьях и узнавал благодаря ей, в каком направлении надо идти и сколько еще осталось до города. Он не слышал ничего, кроме шелеста ветра Нижнего Мира. Но внезапно слепой почувствовал рядом с собой клубящийся столб дыма, и чей-то голос прошептал:
— Смертный, ты слишком далеко зашел в своем сне. Я Забвение, слуга Сна. Не меня ли ты ищешь? Разреши мне обнять тебя и выпить память из кубка твоего разума. А когда ты проснешься и люди спросят твое имя, ты не сможешь его вспомнить. Подумай, что я предлагаю тебе взамен: ни преступления, совершенные тобой, ни стыд, испытанный прежде, не затуманят твое сознание, оно станет чистым, как воздух земли. Освободись от своей прежней жизни, словно от старой одежды.
Но в прошлом Казира не было ни преступлений, ни постыдных поступков, которые стоило бы забыть.
— Нет, я в тебе не нуждаюсь, — ответил Казир. — Я ищу князя Азрарна.
— Тогда иди. Если тебе суждено принадлежать ему, я не буду тебя дольше задерживать, — отозвался дымный столб.
Казир пошел дальше, но по дороге ему встретился еще один мираж. Он заговорил мягче и убедительнее, чем прежний:
— Смертный, ты зашел дальше, чем тебе полагается. Меня зовут Фантазия, дитя Сна. Не меня ли ты ищешь? Позволь мне обвить тебя и наполнить твое сознание видениями красавиц и дворцов. Попроси никогда тебя не будить, и тогда ты сможешь вечно танцевать на моих балах. Подумай, какое блаженство я предлагаю, новый мир, который гораздо лучше того, к которому ты привык.
Но Казир и сам не был чужд фантазии, поскольку плел из нее свои песни.
— Нет, ты не нужна мне, — сказал он. — Я и так знаю тебя очень хорошо. Я ищу князя Азрарна.
— Тогда ступай, — отозвалась Фантазия. — Если тебе суждено принадлежать ему, ты не можешь быть моим.
И вот Казир вышел на дорогу. Она была выложена мрамором и огорожена стройными колоннами. Прикоснувшись к ним, Казир понял, что она ведет к воротам Драхим Ванашты, города демонов.
Не успел Казир пройти и нескольких шагов по мраморной дороге, как услышал за собой страшный звук, похожий на лай волков, только еще более жуткий. Он понял, что охотничьи собаки ваздру почуяли его запах.
Но Казир не побежал и не бросился на поиски укрытия. Он остановился и обернулся назад. Юноша слышал рычание и лай, топот волшебных лошадей и звон бубенчиков на их сбруях, различал крики ваздру. Тогда Казир, повысив голос, начал петь. Душа Казира пела его красивым человеческим голосом. Неизвестно, о чем пел слепой, но охотничьи собаки остановились и улеглись на дороге, лошади опустили головы, даже князья ваздру внимательно слушали его пение, подперев руками свои бледные красивые лица.
Песня закончилась, и наступила тишина. Тогда зазвучал другой голос, не менее изумительный, чем голос Казира. Голос, который, словно лед, сковал холодом душу поэта.
— Мечтатель, ты сбился с пути, — произнес голос.
Казир поднял слепые глаза и повернул голову в сторону говорившего. Конечно, он ничего не видел, но хотел таким образом выразить почтение.
— Не думаю, потому что я путешествовал здесь в надежде встретиться с тобой, Азрарн, князь демонов, — ответил Казир.
— Что я вижу! Ты слепой? — удивился Азрарн. — Ты поступил глупо, отважившись ступить в такое место, где трепещут даже зрячие. Что тебе нужно от меня?
— Возвратить тебе, владыка Тьмы, кое-что, созданное твоими подданными, — ответил слепец и вынул серебряное ожерелье Вайи. Он принес его с собой в Нижний Мир, потому что ожерелье, сделанное из тени в подземном царстве может быть перенесено через Сонную Реку, хотя любое земное тело или металл перенести через нее невозможно. Казир положил ожерелье на дорогу перед ваздру. — Князь, возьми обратно свою игрушку, она и так выпила уже столько крови, что даже ты должен быть доволен.
— Будь осторожен, — мягко, как бархат, предупредил Азрарн. — Следи, певец песен, за тем, что говоришь мне.
— Великий князь, если ты пожелаешь, то сможешь прочитать мои мысли, как книгу. Зная, что не могу скрыть их от тебя, я говорю откровенно. Добродетель демонов несколько отличается от человеческой. Я ничего не придумал: ожерелье причинило множество бед! И все только потому, что ты того пожелал. Поэтому радуйся, всесильный князь, а мне, смертному, остается только горевать.
При этих словах Азрарн улыбнулся, и Казир почувствовал его улыбку, хотя и не мог ее видеть.
— Ты, слепец, смел и честен. Ты еще не передумал войти в мой город с высокими башнями? Ты осмелишься спеть там для меня?
— С радостью. Но попрошу за это плату, — сказал Казир.
Азрарн засмеялся. Еще ни одной человеческой душе не доводилось слышать такого смеха во сне.
— Смело, слепой герой, — сказал князь. — Твоя плата может оказаться слишком высока. Назови ее, а там разберемся.
— В городе живет женщина. Ее слезы стали камнями этого кровавого ожерелья. Она — цветок и жаждет солнца. Моя цена — ее свобода.
Азрарн долгое время молчал. Позвякивала лишь сбруя волшебных лошадей. Слепой поэт спокойно ждал ответа, опершись на посох.
— Я заключу с тобой сделку, — произнес внезапно Азрарн. — Мы с тобой пройдем по моим залам. Я задам тебе один-единственный вопрос, а ты пропоешь свой ответ одной-единственной песней. Если в песне будет правильный ответ, ты получишь Феразин, я отпущу ее к солнцу. Но если ты ошибешься, я прикую твою душу в самой черной расселине Нижнего Мира, и мои собаки будут рвать ее до тех пор, пока она не превратится в пыль, которая встречается на земных дорогах. Теперь либо ты принимаешь мое предложение, либо уходи. Я отпущу тебя невредимым, потому что ты развлек меня.
— Один я не вернусь назад, Владыка Тьмы, — решительно ответил Казир. — Веди меня в свой город и задавай вопросы, а я постараюсь пропеть свой ответ так, чтобы он тебе понравился.
Так Казир оказался в Драхим Ванаште, куда смертные обычно не попадают.
Повсюду слышна была странная музыка, и дивные ароматы витали в воздухе. Ваздру вели его, пока он не оказался в громадном зале Азрарна.
Владыка Тьмы был очень гостеприимным хозяином. Он поставил перед гостем изысканные блюда и чудесные вина, рассказал, что кубки сделаны из малахита и рубинов, а подносы из самого лучшего стекла. Азрарн поведал ему, сколько свечей в серебряных канделябрах горят вокруг, пояснил цвет каждой драпировки и рассказал о мозаиках на полу. Он поведал певцу о царственных ваздру, о почитаемых эшвах, красивых демонах, невероятно прекрасных и изысканных, описал княгинь и слуг, отметил, как прекрасны формы их грудей и изысканны ароматы их волос и тел.
Князь демонов провел Казира по всему дворцу. Затем они поднялись наверх, и Азрарн объяснил гостю, какие башни сверкают на севере, какие на юге, какие парки простираются к востоку и к западу.
Азрарн рассказал ему о многочисленных городских строениях, бесчисленных лошадях в стойлах. Рассказал он и о немыслимых возможностях своей магии, о своих знаниях. Все это заняло много времени. Закончив, Азрарн мягко спросил:
— Все это принадлежит мне, душа поэта. Я могу получить все, что захочу. А теперь я задам тебе вопрос, и ты ответишь на него песней.
— Я готов, — ответил Казир и услышал вокруг перешептывание ваздру и эшв, приготовившихся слушать.
— Как ты думаешь, существует ли хоть что-нибудь, без чего я, обладатель всех этих сокровищ, не могу жить? — спросил Азрарн.
Ваздру зааплодировали, эшвы вздохнули. Они не знали ответа на вопрос князя. Казир на мгновение склонил голову, а затем, подняв ее, начал петь, как они и договорились с Азрарном.
Суть ответа Казира заключалась в том, что, несмотря на все невероятные богатства Азрарна, на все обширные и вечные царства под землей, ему нужно только одно: люди.
— Нами ты играешь, в нас — твое развлечение, — в заключение сказал Казир. — Ты всегда возвращаешься к нам, чтобы разрушить нашу славу, посмеяться после того, как обманешь нас. Если бы на земле не существовало людей, жизнь демонов и самого князя демонов была бы невыносимо скучной.
Когда все услышали это, ваздру презрительно закричали, но Азрарн молчал. На этом, однако, песня Казира не кончилась.
Слепой поэт пел демонам, навевая на них ледяной сон.
Он пел о том, как мор пришел с края мира и уничтожил жизнь на земле. Не осталось ни одного мужчины, ни одной женщины, ни младенца. Не было ни колдуний, склонившихся над зельями, ни князей, скачущих в поисках приключений, ни воюющих армий, ни прекрасных дев, выглядывающих из башен, ни младенцев, кричащих в колыбельках. Только одинокий ветер завывал над землей и шевелил травы. Солнце всходило и заходило над пустотой. Казир пел о том, как князь демонов кружил в облике ночного орла над беззвучными городами и пустынными землями. Ни одно окно не светилось, ни один парус не надувался в море. Князь искал людей. Но не осталось ни одного благородного сердца, которое можно было бы подкупить, ни одного жадного ювелира, которому можно было бы причинить зло. И на всей огромной земле не осталось ни одного человека, который с уважением или с ужасом мог бы прошептать имя Азрарна.
Демоны молчали. Последние слова песни поэта, казалось, превратили присутствовавших в лед.
Казир был совершенно спокоен. Помолчав, Азрарн произнес:
— Я получил ответ.
Никто, кроме поэта, не уловил, насколько изменился и похолодел, будто бы от боли или даже от страха, голос Азрарна, когда он произносил эти слова.
Сделка состоялась. Князь отправил одного из эшв на поиски Феразин, гулявшей в одном из тенистых садов Драхим Ванашты.
Красавица кротко вошла в зал Азрарна. Темная вуаль скрывала ее лицо.
Азрарн жестом пригласил ее подойти поближе и сказал:
— Смертный завоевал для тебя свободу холодной, как могила, песней. Его душа вернется на землю через Сонную Реку, а тебя перенесет на твою родину одна из ночных птиц.
Феразин подняла глаза.
— И я увижу солнце? — спросила она.
— Пока не заболеешь от него, — ответил Азрарн. — Его, своего спасителя, ты тоже будешь видеть каждый день, потому что отныне ты принадлежишь ему.
Азрарн говорил очень тихо, но Казир услышал его и возразил:
— Нет, великий князь. Она была слишком долго собственностью других. Я не хочу, чтобы она принадлежала мне. Я лишь попросил тебя даровать ей свободу.
— Но ты ведь любишь ее, — сказал Азрарн. — Иначе бы ты не пришел сюда.
— С тех пор как я наткнулся на ее слезы в серебряном ожерелье, я действительно полюбил Феразин, — спокойно произнес Казир. — Теперь же, ощущая ее присутствие, я люблю ее еще сильнее. Но она ничего не знает обо мне.
Феразин внимательно взглянула на Казира, потому что его голос показался ей похожим на свет солнца.
Она стала пристально вглядываться в его лицо, волосы, глаза. Подойдя к нему, она поняла, что он слепой. Он рисковал телом и душой ради нее и ничего не просил взамен. Не удивительно, что она сразу же полюбила его.
— Я с радостью останусь с тобой. И буду любить тебя, пока ты этого хочешь, — сказала Феразин.
Потом красавица снова подошла к Азрарну и мягко произнесла:
— Ты вырастил меня из цветка, и, пока я жила в твоем темном царстве, я не старела. Но Казир постареет, как и все люди, поэтому, прошу, позволь мне постареть вместе с ним. Я хочу быть такой же, как он. Когда же он умрет, как все люди, позволь мне тоже умереть, потому что я не хочу расставаться с ним.
— Когда ты уйдешь из моей страны на землю, тебе придется подчиняться земным законам, — ответил Азрарн. — Ты будешь стареть, а потом умрешь. Полагаю, тебе это понравится.
— А после смерти я смогу остаться с Кази-ром? — спросила Феразин.
— На все воля богов, — отозвался Азрарн. — Все живые существа на земле имеют душу, даже цветы. Но вы можете потерять друг друга в тумане, оказавшись у порога смерти.
— Тогда пусть я умру в тот момент, когда умрет Казир, чтобы мы смогли уйти, держась за руки.
Угольки глаз Азрарна загорелись ярким огнем, но Феразин, погруженная в свои мечты, не заметила этого.
— Тогда разреши мне сделать тебе подарок, — улыбнулся Азрарн. — Как только ты узнаешь, что Казир мертв, ты тоже умрешь.
Феразин поблагодарила его. И тут зал наполнился хлопаньем крыльев. Одна из звездных птиц унесла Феразин через волшебные ворота в горах ввысь — к холмам и долинам мира, а другая понесла Казира обратно к Сонной Реке, чтобы он опять обрел свое тело.
Азрарн тем временем стоял на высокой башне, держа в руках ожерелье Вайи. Князь демонов посмотрел на север и на восток, на запад и на юг, любуясь сокровищами своего царства. Но голос Казира по-прежнему звучал в сознании Азрарна. Этот голос пел об опустевшей и заброшенной земле, о том, как Величайший из князей превратится в безымянного крота, прячущегося под землей. Тогда Азрарн разломал ожерелье на бесформенные куски и швырнул их вниз на улицы Драхим Ванашты, словно в них содержалось проклятие.
Казир очнулся в доме колдуньи на рассвете.
— Ты проспал много дней и ночей, — сообщила она. — Хотя тебе, конечно, показалось, что ты пробыл в Нижнем Мире не больше часа.
Все это время она оберегала его тело с помощью заклинаний. Теперь же, когда он поднялся и стряхнул с себя остатки этого продолжительного сна, женщина замерла, глядя на открытую дверь.
Поднимавшееся солнце постепенно освещало небо. Вдоль плато шла стройная красавица с развевающимися волосами.
— Я вижу деву с пшенично-желтыми волосами и лицом, похожим на цветок, — сказала колдунья.
Казир сразу же вышел и стал ждать красавицу около дома. Феразин кинулась к нему в объятия, смеясь от счастья.
Целый год Казир и Феразин не расставались, но об этих днях нечего рассказывать, потому что жили они хорошо и радостно, не зная печалей. У них, правда, не было никаких богатств. Они бродили по разным странам, зарабатывая на пищу пением и музыкой. Феразин прекрасно танцевала, словно цветок в поле на легком летнем ветру. И хотя у них не было дворца из хрусталя и золота, они жили в огромном дворце с голубым потолком и зеленым полом, разукрашенным нарциссами, окруженные высокими колоннами деревьев. Они оба любили мир и друг друга. Красавица описывала Казиру все, что видит, а он рассказывал ей все истории, которые узнавал, прикоснувшись к камням разрушенных стен. Они утоляли любовную жажду, как и все влюбленные, для которых любовь — река, не отмеченная ни на одной карте. Они познали совершенство гармонии.
Но однажды на рассвете в конце года на дороге им встретился юноша.
Этот юноша был очень молодым и красивым. Он шел медленной и какой-то неуверенной походкой. Заметив влюбленных, он спросил:
— Неужели ты и есть тот самый Казир, слепой поэт, голос которого вылечивает болезни?
— Да, меня зовут Казир, — ответил Казир. — Что же касается остального, то не мне об этом судить.
Тогда юноша встал на колени, поймав подол одежды Феразин.
— Госпожа, я прошу, помоги мне. Мой отец умирает, ночью и днем он зовет Казира. Отец говорит, что в детстве ему напророчили, что он заболеет и один лишь слепой Казир сможет вылечить его своей песней. Умоляю, уговори поэта прийти и спасти моего отца.
Казир нахмурился. Слова мальчика неприятно взволновали его. Но он произнес:
— Если ты хочешь, я пойду с тобой. Мальчик вскочил и побежал вперед, указывая им дорогу.
Вскоре они вышли к красивому дому с открытыми железными воротами. Во дворе бил фонтан, а перед фонтаном сидел поджарый черный пес.
— Теперь если ты не передумал, то входи, но только один, — сказал мальчик Казиру. — Госпожа подождет тебя во дворе. Мой отец не разрешает входить в дом никому, кроме меня, но даже меня он не пускает в ту комнату, где лежит.
— Хорошо, — отозвался Казир, хотя ему явно не нравилась вся эта затея. Феразин, однако, спокойно села у фонтана и вытянула руку, чтобы приласкать черного пса, но тот убежал в дом вслед за мальчиком.
Внутри было очень много лестниц и всего одна дверь.
— Отец! — позвал мальчик. — Я привел Казира.
Но никто не ответил, и мальчик пробормотал:
— Он очень слаб. Войди к нему и спой. Вылечи его, если сможешь, и мы будем вечно благословлять тебя.
Казир вошел в комнату. Но не запел. Он почувствовал, что комната пуста, он не ощутил присутствия больного, который должен был лежать рядом. И тут воздух наполнился странным черным запахом. Он хорошо помнил этот запах с тех пор, как его душа бродила по улицам Драхим Ванашты.
Казир тут же повернулся, чтобы выйти из комнаты, но что-то бросилось ему под ноги. Обличье пса, шкуру которого нащупал слепой, не помешало Казиру понять, что это тело демона. В следующее мгновение звенящая пустота заполнила сознание Казира. Напрасно он пытался добраться до двери, крикнуть и предупредить Феразин. Он упал и неподвижно замер, как мертвый.
Феразин, сидевшая во дворе, у фонтана, вскочила на ноги. Было тихо, не слышно было тревожных криков, но красавица испугалась. Из дома вышел юноша. Пес вертелся у его ног.
— Феразин, Казир умер, — сказал юноша.
Черный пес залаял.
Наконец-то Феразин узнала одного из ваздру в облике юноши, а по угольным глазам черного пса она поняла, что это был сам Азрарн. Дом начал таять, как дым, и вскоре все исчезло. Красавица стояла на склоне холма у маленького холодного ручья под звездами, а перед ней лежал Казир.
Феразин бросилась к нему. Она не потеряла голову. Красавица приподняла ледяные руки своего возлюбленного, дотронулась пальцами до его закрытых век. Но не почувствовала ни биения его сердца, ни дыхания.
— Теперь я знаю, что ты мертв, — прошептала Феразин и, как и обещал Азрарн, ощутила, как ее руки постепенно начали каменеть, как останавливается ее сердце и замирает дыхание. Она закрыла глаза и упала рядом с Казиром.
Но Казир не умер. Он был жив. Так хотел князь демонов.
Постепенно дурман Нижнего Мира рассеялся, слепой проснулся и пошевелился. Потом он почувствовал, что лежит на холме под звездами.
Вспомнив, что произошло, он позвал Феразин. Но она не откликнулась. Тогда Казир сел, вытянул руки и нашел ее. Он взял ее на руки и тут же понял, что жизнь навсегда покинула его возлюбленную.
Он был абсолютно счастлив целый год, теперь же он познал беспредельное горе. Он понял, как жестоко его обманули; возможно, опять подумал о Сонной Реке и о путешествии во дворец Азрарна. Но тут же отказался от этой мысли, почувствовав, что теперь князь демонов не будет к нему так снисходителен. Этот обман был его местью. Казир представил себе душу Феразин, затерявшуюся у туманного порога, одинокую и напрасно зовущую его. Сам испытывая ужасную боль, он вздрогнул при мысли о том, какое чувство потери и страха выпало на долю Феразин.
Неподалеку находилась деревня, и был как раз тот час, когда сельские жители возвращались с холмов домой. Они увидели красивого слепого незнакомца, державшего на руках красивую мертвую девушку, и сердца их переполнились жалостью и печалью. Еще до восхода луны они выкопали у ручья могилу для Феразин и осторожно опустили ее в землю, а жрец произнес подобающие случаю молитвы. Люди умоляли Казира пойти с ними, каждый из них был бы рад приютить его у себя дома и заботиться о нем, но Казир не в силах был покинуть то место, где лежала его возлюбленная. Его продолжали уговаривать, и тогда он запел о своей любви, о счастливых днях, проведенных вместе с ней, и о своем отчаянии. Песня душила его, будто слезы, хотя он не плакал — его горе было слишком велико, чтобы плакать. Жители деревни, внимая его пению, тоже стали плакать и, проникшись его бедой, оставили его горевать одного в тишине.
Всю ночь он просидел у могилы. Соловей пел на дереве, но Казир не слышал его.
Перед рассветом он задремал.
И ему приснился сон.
Казир увидел во сне колдунью, которую встретил год назад. Тогда она отправила его в Нижний Мир на поиски Феразин. На этот раз старая женщина с кольцом на руке сказала:
— Значит, Азрарн перехитрил тебя, и твоя любовь с пшенично-желтыми волосами лежит в земле. Сам подумай, где же еще должен оказаться цветок, когда сезон цветения закончился? У князя демонов своя магия, у тебя — своя. Твоя сила — это магия твоих песен. Ты провел год с Феразин, теперь подожди еще год у ее могилы, если у тебя хватит на это терпения. Приноси воду из ручья и поливай это место, выпалывай сорняки, которые будут там расти. А самое главное, каждый день пой над могилой о том, как она тебе нужна. Будь честен, и кто знает, каким вырастет твой сад.
Казир проснулся, когда заря уже окрасила небо в багровые тона. Он почувствовал лучи солнца на своем лице, будто прикосновение теплой руки.
Деревенские жители оставили ему немного хлеба и кувшин с молоком. Казир опустошил кувшин — то ли выпил, то ли вылил молоко на землю. Он пошел к краю ручья, находя, как всегда, дорогу посохом. Там он наполнил кувшин и, вернувшись к могиле, вылил воду, как обычно поливают цветы. Затем сел рядом и начал петь первую из своих песен для Феразин, лежащей под землей.
— Этот слепец заболел, — решили люди. — Горе лишило его разума. Он не хочет уходить от могилы. Несчастный приносит воду каждое утро, а если жарко, то дважды. Он уже протоптал тропинку к ручью. Все время ходя туда и обратно. Он даже построил себе шалаш из глины и листьев. А на заре и в полночь он поет умершей песни.
Но люди помнили магическую силу его песен, заставившую их однажды горевать о судьбе неведомой им красавицы. У одного из сельчан была маленькая дочь. Однажды она заболела и перестала есть. Тогда отец пошел к Казиру и упросил его развлечь больную девочку историей, рассказанной в песне. Казир согласился. От песни Казира ребенок засмеялся, а через час выздоровел.
После этого случая слепого часто просили о помощи. Возможно, он и сошел с ума, но это не мешало ему быть поэтом и целителем. Поэтому его очень полюбили и время от времени приносили ему подарки. Но Казиру ничего не было нужно, кроме скромной пищи и возможности поклониться могиле Феразин.
Прошло несколько месяцев. Однажды пастух, прогоняя в полдень мимо шалаша стадо овец, окликнул Казира:
— На том месте, где покоится твоя жена, что-то растет.
Казир вышел из своей хижины и осторожно прикоснулся к ростку.
— Феразин, счастье мое, солнце моего невидимого мира…
Вскоре жители деревни заговорили о чуде:
— Из могилы растет молодое деревце. У этого дерева серебряные листочки, и, похоже, должны быть цветы. Но пока на нем нет ни одного цветка.
Прошло еще несколько месяцев. Дули ветры, то теплые, то холодные, они качали листья дерева, на котором не было цветов, и играли светлыми волосами поэта, поющего под ним. Год разматывался, словно клубок, наконец закончился и занял свое место в цепочке столетий в толстом сундуке Времени.
В эту ночь поэт не принес воды к дереву. Он плакал, его слезы падали и питали корни дерева вместо воды. Как и его песни.
Но в полночь что-то изменилось. Трудно сказать, что именно, но слепой почувствовал это, как рыбы чувствуют прилив. Казир коснулся дерева и ощутил, что внутри коры бьется и извивается его мечта.
— Подари мне цветок, — прошептал Казир дереву. — Только один цветок.
Он не видел цветка, но знал, что в стволе набухает что-то серебряное, в нем пряталась фиолетовая чаша, которая разворачивалась, лепесток за лепестком…
Феразин очутилась в туманной белизне. Это было обиталище призраков, порог между жизнью и смертью. Здесь находились разные души — и еще не сформировавшиеся, ожидающие своего рождения, и охваченные страхом и гневом, вспыхивающие, словно серые огни, и рвущиеся на свободу.
Феразин спокойно стояла в плавающем тумане и звала Казира. Но никто не отвечал ей, его рука не поймала ее руку, его голос, похожий на солнечный свет, не разогнал тьму. Вокруг нее, будто летучие мыши, парили тени.
— Казир, Казир, — плакала Феразин, но в ответ слышала только голоса летучих мышей.
— Вперед, вперед, — шептали они. — Следуй за нами в это великое и ужасное путешествие!
А другие темные души — порождения больных тел или жестоких деяний, шипели:
— Идем, идем, ты не должна задерживаться здесь. Ведь ты находишься на Пороге. Здесь ты забудешь все — кем была и кем могла быть. Здесь твои мысли умрут вслед за твоим сознанием. Забудь все, забудь. Никто тебя не помнит. Идем.
Но Феразин продолжала бродить в тумане, умоляя Казира найти ее.
Хотя на Пороге не существует времени, оно каким-то образом шло.
Феразин так и не взлетела вверх с другими душами-путешественницами, прорывавшимися через врата жизни и смерти. Она бродила, пока не превратилась в тусклую тень, она называла имя, пока не забыла все слова, кроме одного, которое повторяла, словно птица в пустыне. Прекрасная Феразин стала воплощением отчаяния. Она действительно забыла все. Забыла себя, забыла свою жизнь, забыла, наконец, даже Казира.
Потом в это своеобразное чистилище проникла невидимая нить. Она, как шелковистый луч, проникла в сердце Феразин, заставив девушку вспомнить, что у нее есть душа. Медленно, но непреклонно, нить потянула ее душу обратно, по направлению к огромной непрерывно открывающейся двери, через которую Феразин когда-то вошла в мир теней. Мало-помалу, шаг за шагом, нить приближала ее к выходу. Казалось, Феразин даже слышала музыку и видела свет, которые когда-то любила, хотя и забыла, откуда они ей знакомы.
Потом ее охватили испепеляющая агония, страх и радость. Феразин прорывалась сквозь море огня и пламя боли, она обрастала телом, будто обжигающей одеждой.
Феразин стояла в сердцевине огромного цветка, как уже было однажды. И как в тот раз, она увидела человека. И глядя на него, она вспомнила все.
Казир обнял ее, взял на руки и поставил рядом с собой. Они крепко прижались друг к другу, как дерево к земле. Не нужно объяснять, что именно они сказали и пообещали друг другу в этот момент.
Но, возможно, в этот же момент где-то хлопнула некая темная дверь, раскаты грома разнеслись над подземным городом.