Следующие несколько дней работники отеля обсуждали список персонала, которому предстояло работать в Рождество.
– Это несправедливо, – фыркнула Кики. – Даже Грета не работает в Рождество, а она здесь всего три месяца.
– Но у нее дети, – заметила Антониетта. – А как тебе удалось взять выходной, Винченцо?
– Я живу во Флоренции, и мне нужно время, чтобы добраться до своей семьи.
– Но это первое Рождество в «Старом монастыре», – сказала Кики. – Менеджер по связям с общественностью должен быть здесь и строчить твитты.
– Я работаю, а не играю на телефоне, – ответил Винченцо и посмотрел на Антониетту. – Как дела в «Оратории»?
– Затишье. – Антониетта вздохнула, снимая крышку с йогурта. – Время приема полностью расписано на следующую неделю, но вчера там никого не было. Я думаю, люди откладывают процедуры на Рождество.
Она подняла глаза, когда Франческа появилась в дверях.
– А, вот и ты, Антониетта! Обслужи номер синьора Дюпона. Я знаю, сегодня у тебя курсы в «Оратории»…
– Конечно. – Антониетта встала.
– Сначала доешь, – сказала Франческа. – Он попросил, чтобы его номер обслужили в час дня.
– Хорошо, что она отправила туда тебя, а не меня, – произнесла Кики, как только Франческа ушла. – Я работала там последние пару дней. Может, он и важная персона, но он хам.
– Хам? – Антониетта нахмурилась.
– Он потребовал, чтобы я молчала, пока работаю.
– Ну, у него, наверное, болит голова, – сказала Антониетта, не добавив, что у нее, например, болит голова от болтовни Кики.
Винченцо посмотрел на часы, встал и поправил костюм и безупречно уложенные рыжие волосы, а потом ушел.
– Неужели он не видит, что потолстел? – спросила Кики, когда он ушел. – На нем не сходится пиджак.
– Оставь его в покое, – отрезала Антониетта.
Но Кики продолжала ворчать:
– Он не работает в Рождество только потому, что он менеджер.
– Нет. – Антониетта покачала головой. – Франческа тоже работает. Я, пожалуй, пойду.
– Но ты почти ничего не ела.
Антониетте хотелось скорее избавиться от Кики.
– Мне надо подготовить белье для «Августа». – Она любила разносить постельное белье по номерам. В «Старом монастыре» белье шили по индивидуальному заказу для каждой кровати, стирали и сушили без примеси отбеливателя.
Антониетта вдохнула запах свежего белья, войдя в прачечную. Вера, которая там работала, должно быть, ушла на обед. Антониетта взяла чистое белье и пошла в номер.
Охранник проверил ее документы и произнес:
– Он вернется к двум, поэтому вы должны уйти к этому времени.
– Никаких проблем.
Учитывая, что обслуживание «Августа» занимало больше часа, постояльцы отправлялись на прогулку, в «Ораторию» или ресторан, пока горничные работали. Обычно Антониетта испытывала облегчение, когда постояльцы уходили, но сегодня почувствовала разочарование.
Конечно, она все равно постучала в дверь перед тем, как войти, а когда не получила ответа, вошла и огляделась. Она размышляла, с чего ей начать, когда кто-то вошел в номер с балкона.
Она не ожидала увидеть Рафа.
– Здравствуйте! – Она потеряла дар речи, потому что на Рафе были только черные шорты для бега.
Он поздоровался и едва взглянул на нее.
– Я скоро уйду, – прибавил он.
Раф решил побегать – впервые после несчастного случая. Подняв глаза, он узнал горничную.
– У вас были выходные?
– Нет, – сказала Антониетта. – Выходных у меня не было.
– Так почему мне присылали Кики? – протянул он и закатил глаза.
Антониетта сдержала улыбку. Да, Кики тоже сводила ее с ума, но она не стала обсуждать сослуживицу с постояльцем. Вместо этого она ответила, направляясь в спальню:
– Я работала в «Оратории». – Она покраснела и прибавила: – Желаю вам приятного дня!
– Благодарю.
Антониетта принялась менять постельное белье на широкой кровати из ореха. Она работала быстро, ее сердце колотилось как сумасшедшее от близости полуобнаженного мужчины. Когда он вошел в спальню за кроссовками, она заставила себя не смотреть на него.
– Вы работаете в «Оратории»? – спросил он. – Вы массажистка?
Его голос застал ее врасплох. Она не ожидала, что этот немногословный синьор, с которым она познакомилась несколько дней назад, заговорит с ней.
– Я учусь на массажистку, – сказала Антониетта, встретилась с ним взглядом и забыла обо всем. – Вы выглядите лучше, – не подумав, выпалила она.
– Мне намного лучше, – согласился он. – Хотя я все еще выгляжу так, будто меня облили краской.
Она не сдержала улыбку, увидев, как он улыбается. Синяки сине-коричневого и розового цвета покрывали левую сторону его туловища, плечо и руку. Левый глаз Рафа выглядел так, словно его намазали фиолетовыми тенями.
Но даже в таком виде Раф был потрясающим.
Оглядывая его, она осознала, что хочет прикоснуться пальцами к его длинным мускулистым рукам, широкой груди с черными волосками и плоскому животу. Она густо покраснела.
Ей хотелось узнать, что с ним произошло.
Неужели он подрался? А может, попал в аварию?
– Я ненадолго, – произнес Раф, хотя обычно не объяснялся с горничными и даже особо не замечал их.
Он сел у кровати, которую она застилала, и наклонился, чтобы зашнуровать кроссовки.
Антониетта изо всех сил старалась не обращать на него внимания и не смотреть на его мощную спину и трапециевидные мышцы. Ее пальцы зудели от желания сделать ему массаж и помочь расслабиться. Но она вовремя поняла: подобное желание не имеет никакого отношения к ее работе. Просто она никогда не встречала такого мужественного человека, как Раф.
Смущенная непривычными чувствами, Антониетта быстро отвернулась и продолжила заправлять постель. Когда она натягивала простыню, он услышал их запах и снова заговорил:
– Простыни пахнут летом.
Антониетта кивнула, заправляя простыню:
– От них пахнет солнцем Силибри. Все белье сушится на улице.
– А в дождь?
– В дождь мы не стираем, – сказала она. – В отеле много белья. Его владелец, Нико…
– Я знаю Нико. Это он предложил мне приехать в Силибри, чтобы полечиться.
– А его жена, Аврора, моя лучшая подруга.
– Вы с ней полные противоположности.
– Да. – Антониетта улыбнулась. – В сравнении с ней я скучная.
– Скучная?
– Я имела в виду…
– Я знаю, что вы имели в виду. И вы не правы.
Раф встречал много людей и обладал врожденным умением быстро и лаконично определять их характер.
Например, вчерашняя горничная – неряшливая.
Консьерж Пино, который сегодня утром предложил ему побегать, – мудрый.
Его оценки были стремительными и точными. Взглянув на сегодняшнюю горничную, он вспомнил, что спрашивал ее имя. И в то утро он не смог охарактеризовать ее одним словом.
Он получил сотрясение мозга, но сегодня ему намного лучше. Глядя в ее грустные глаза, он по-прежнему не мог подобрать для нее слово.
Их разговор прервался, но не закончился, потому что вместо того, чтобы выйти на балкон и спуститься по лестнице на территорию внизу, он наблюдал, как, застелив кровать, горничная направилась к столику, взяла свой блокнот и поставила галочку в списке.
– Значит, вы учитесь на массажистку? – спросил он.
– Да. – Она кивнула. – Хотя пока работаю под присмотром. Но я умею делать маникюр.
– Ненавижу маникюр.
Антониетта знала: существует два типа мужчин, которым делают маникюр. Те, кому он необходим из-за работы, и те, кому его делают с рождения. Рафу его делали с рождения, она была совершенно уверена в этом.
Она поборола желание подойти и рассмотреть его руки и просто взглянула на них сверху вниз. У него были изящные длинные пальцы с очень аккуратными, красиво ухоженными ногтями.
– Я скучаю во время маникюра, – сказал он.
Антониетта улыбнулась.
«Девушка с самыми грустными глазами улыбнулась. А улыбнувшись, она стала еще великолепнее», – подумал Раф. Ее карие глаза сверкали, а пухлые красные губы обнажили белые зубы.
«У нее красивые губы», – размышлял Раф.
– Мне бы не разрешили делать массаж постояльцу в «Августе».
Он собирался сказать, что сожалеет об этом, но побоялся отпугнуть горничную.
Она очаровала его. Ему нравился их непринужденный разговор. Хотя он собирался побегать, чтобы собраться с мыслями, теперь он продолжает болтать, пока она убирает номер.
– Вы здесь выросли? – спросил он.
– Да, но я долго здесь не жила.
– Насколько долго?
– Пять лет, – сказала Антониетта. – И хотя мне нравилось путешествовать, я поняла, что нельзя скитаться вечно. Дом есть дом, хотя сейчас он совсем другой. И отель изменился, в нем больше постояльцев и работы.
– Поэтому вы вернулись?
– Нет. – Антониетта резко оборвала разговор.
Обычно на обслуживание номера люкс уходил час и пятнадцать минут. Сегодня это заняло немного больше времени, хотя они не разговаривали без перерыва, а просто вели тихий разговор, пока Антониетта работала, старательно отмечая пункты в блокноте.
– У вас здесь семья? – полюбопытствовал Раф.
– Да.
Она снова закрыла тему и пошла в гостиную и столовую. Вчера вечером никто не подавал ему ужин, но она все равно вытерла пыль с блестящего стола, долила коньяк в графин и поставила на место бокалы.
Раф опирался на дверной проем, наблюдая за ней. Обычно ей не нравилось, когда на нее пялились постояльцы, но с Рафом все было иначе. Его присутствие успокаивало, хотя ее сердце едва не выскакивало из груди.
Ей нравилось, что он не требует уточнений. Поэтому она решила немного с ним пооткровенничать.
– Я не общаюсь со своей семьей, – сказала она.
– Наверное, это тяжело.
– Да. – Она проверила свечи в тяжелых канделябрах. – «Август» – мой любимый номер люкс, – призналась Антониетта. – Почему вы не зажигаете свечи? Я уверена, с ними будет красиво.
– Я запомню ваш совет.
Она разволновалась, потому что не привыкла к праздным разговорам.
– Мне всегда было интересно, как выглядит номер при свечах.
– Это я тоже запомню, – сказал Раф, и на этот раз она покраснела.
– Какой у вас любимый вид из окна? – спросил он.
– Из столовой. Оттуда видна долина.
– Покажите мне.
Он встал с ней у окна.
– Когда я уезжала отсюда, – продолжала Антониетта, – вся долина была черной от лесных пожаров. – Она указала на большую поляну на склоне холма. – Там живет моя семья.
– Их дом сгорел?
– Нет, пожары остановили на подступах к Силибри, но соседняя деревня, где у меня тоже родственники, сильно пострадала. Сейчас трудно представить, что все было мертвым и черным. Я приезжала весной на свадьбу Нико и Авроры, и вся долина была в цветах. Я никогда не видела ее такой живой. Этот вид меня успокаивает. И напоминает, что, какими бы ужасными ни были пожары, после них земля восстанавливается.
– Значит, после свадьбы вы остались?
– Нет, – сказала Антониетта. – Я уехала на год в Рим, но решила приехать сюда на Рождество. – Она натянуто улыбнулась. Ей не хотелось признаваться ему в том, что прямо сейчас счастливое семейное Рождество кажется ей маловероятным. – Мне надо работать.
– Конечно.
Ничего не оставалось незамеченным, пока Антониетта наводила порядок.
Раф так и не пошел на пробежку. Вместо этого он сделал пару телефонных звонков. Антониетта занервничала, услышав, как он говорит по-французски бархатным баритоном.
– Вы француз? – спросила она после того, как он повесил трубку.
– Нет, – сказал Раф. – Но на французском говорят в моей стране. Тулано, – прибавил он. – Это между Италией и Францией.
– Я знаю, где это, – ответила Антониетта. – Я была там однажды. Но ненадолго.
Он слегка прищурился. По правде говоря, Раф не верил, что Антониетта не знает, кто он такой. Вчерашняя горничная назвала его полным именем – Рафаэль, и консьерж сделал то же самое, порекомендовав ему дорогу для бега.
Раф не сомневался, что скоро о его местонахождении узнают и сюда приедут журналисты. Кратковременная передышка закончится.
– Вы говорите по-французски? – спросил он.
– Немного. Я прожила во Франции четыре года, – сказала она, а затем перешла на французский.
Она покраснела, когда Раф по-французски произнес, что ее голос звучит восхитительно на обоих языках.
Они флиртуют?
Странно, что Антониетта не пытается скрыться и отгородиться от Рафа стеной.
Его телефон зазвонил, и он вышел на балкон, чтобы поговорить.
Хотя Антониетта не подслушивала, она сразу поняла, что Раф разговаривает с Нико. Она испытала легкое разочарование, когда услышала, как Раф говорит, что не останется надолго.
Она посмотрела на него. Он сидел, положив длинные ноги на стул, осматривая территорию. Он казался пленником, который хочет сбежать. Антониетта почувствовала его беспокойство, выходя на балкон, чтобы закончить работу.
– Звонил Нико, – сообщил он, хотя в этом не было абсолютно никакой необходимости. – Проверяет, хорошо ли за мной присматривают. Он предложил мне прогуляться по деревне.
– Там есть хорошие кафе, – сказала Антониетта, стараясь говорить спокойно. Но от мысли о том, что Рафу будет скучно, ей стало не по себе. – Вы были на храмовых развалинах?
– Нет, но Пино посоветовал мне там побывать.
– И океан великолепен. – Она умолкла. В ее обязанности не входит рассказ о Силибри.
– Вы живете в деревне?
– Нет. Мне помогли Нико и Аврора. Они знали, что мое возвращение сюда будет непростым… – Она на мгновение закрыла глаза, сожалея о том, что так много болтает, а потом поспешно прибавила: – Они отдали мне свой коттедж. – Она указала на вертолетную площадку.
– Там, наверное, очень… – Он не хотел говорить об уединении.
Каким бы просторным и роскошным ни был «Август», утром Рафу не терпелось выйти на улицу. А сейчас он начал менять свое мнение.
Ему хотелось чаще видеть улыбку Антониетты и разговаривать с ней как можно дольше.
Однако все не так просто.
Если между ними начнется роман, ей придется подписать документ о неразглашении. Ее проверят сотрудники его службы безопасности. Ее телефон конфискуют на время.
Иначе и быть не может.
Да, у него были романы с женщинами без каких-либо договоренностей, но они были его потенциальными женами. Антониетта совсем другая.
– …Очень одиноко, – сказал Раф.
– Нет, – возразила Антониетта, поливая жасмин. – Я слышу волны, шум вертолетов. Но в основном там тихо и спокойно.
– Однако, – произнес Раф, словно вынуждая ее посмотреть ему в глаза. – Там может быть слишком спокойно.
Их взгляды встретились, и Антониетте показалось, что слова Рафа накрывают ее пеленой. Торопливо отвернувшись, она заметила, как подрагивает ее рука, и почувствовала дьявольское притяжение его голоса.
Что-то подсказало Антониетте, что ее ответ важен для него. Заявление Рафа больше похоже на вопрос. И на приглашение.
– Я люблю тишину и покой, – решительно сказала она. И вместо того, чтобы снова встретиться с ним взглядом или подумать о чем-нибудь остроумном, она вернулась к своему списку и поставила галочку.
Цветы политы, номер убран. Она улыбнулась ему, но на этот раз осторожно.
– Я надеюсь, остаток вашего дня будет приятным, – произнесла Антониетта и вышла, задержав дыхание и закрыв дверь. У нее слегка закружилась голова.