Водоворот судьбы. Платон и Дарья

У Бенкендорфа от возмущения появились красные пятна на лбу и щеках.

– Пусть делают, что хотят, но я, не дождавшись своего мужа, из дворца никуда не уеду! – резко ответила государыня, и ее лицо передернулось от отвращения.

Восьмого марта Лавр Георгиевич Корнилов вместе с полковником Евгением Степановичем Кобылинским прибыл в Царское Село, чтобы исполнить решение правительства об аресте государыни. Явившись во дворец, генерал тут же строго потребовал от обер-гофмаршала Бенкендорфа собрать свиту и прислугу на первом этаже и доложить Александре Федоровне, что к ней прибыли офицеры.

По приказу Бенкендорфа лакей собрал царских служащих внизу и проводил офицеров в детскую комнату на втором этаже, куда немного помедлив, явилась гордая и неприступная государыня. От Александры Федоровны веяло необыкновенной грациозностью. При ее появлении офицеры сложились в вежливом поклоне. Теплый взгляд государыни вонзился в офицеров.

– Здравствуйте, ваше величество! – приветствовал генерал.

Аликс подала Корнилову для поцелуя надменную руку и слегка кивнула Кобылинскому.

– Присаживайтесь, господа офицеры!

Представившись, генерал с полковником сказали несколько бессвязных слов и неуклюже опустились в мягкие кресла. У государыни, как во хмелю закружилась голова. Присев напротив, Аликс оглядела их отчужденным взглядом. Внешне собранная и волевая она выглядела в эти трудные минуты старше своих лет. Наступило короткое, но казавшееся бесконечным молчание.

Наконец тишину властно прервала государыня.

– Что вас привело ко мне?

Мучительно приподняв брови, Романова вопросительно поглядела на офицеров. Она смотрела пронзительным взглядом, говорила спокойно и пыталась разгадать, не замышляют ли офицеры что-нибудь недоброе. Однако лицо генерала было подобострастно, а голос звучал, как будто искренно. Вскинув голову с глубоко посаженными косыми глазами, Корнилов глядел на государыню зорко и участливо.

– Ваше величество, на меня выпала тяжелая обязанность…

Корнилов проговорил свои слова мягким голосом, чтобы придать встрече теплый характер. И хотя генерал не договорил, но Романова уже поняла, что стояло за его словами. Но Аликс трудно было поймать на лесть, поэтому государыня сохранила полное спокойствие. Она чутко чувствовала, что сегодня ей надо усиленно держаться, какой бы ценой это не удавалось. Аликс, как и Ники, была одарена неистощимой силой воли и твердостью духа. Здесь во дворце она еще чувствовала себя хозяйкой, хотя уже четко понимала, что это продлится недолго. Положение семьи могло обернуться новой неожиданностью.

Когда на невозмутимом лице Аликс выразилось неуловимое изумление, она с вызовом взглянула из-под бровей на офицеров.

– Продолжайте, я вас слушаю, – произнесла государыня и, брезгливо поджав нижнюю губу, поправила рукой локон на голове.

Корнилов замялся пораженный величественностью государыни. Каждая черточка лица этой сильной женщины говорила о ее величии. Она была рассудительной, генерал сразу же попал под обаяние Аликс. Во взоре Романовой было столько достоинства, что по сравнению с ней офицеры выглядели очень блекло.

– Зачем вы явились ко мне?

Аликс окинула офицеров чужим взглядом и едва заметным движением губ выразила свое неудовольствие. Это было отражением ее противоречивых дум и чувств. Погруженная в горькие думы о судьбе семьи она не хотела смотреть на офицеров. В это время Александра Федоровна прислушивалась к тому, что творилось у нее в душе.

Александра Федоровна уже несколько дней не могла спать от беспокойных мыслей. Страх и слабость стиснули ее тело намертво. Аликс сидела неподвижно и как в оцепенении. Чувствуя глубокое недоверие к неожиданным гостям, она с трудом сдерживала слезы, оберегая душу от страшного обвала. В эти минуты Аликс заново переживала случившуюся беду.

Почувствовав себя смущенным, офицер хотел отвернуться, но взгляд государыни притягивал к себе. Недовольный собою Корнилов, низко склонил голову и опустил глаза вниз. Ему показалось, что он недостаточно использует свое положение.

– Ваше величество, я прибыл, чтобы объявить вам, что вы с сегодняшнего дня арестованы, – посторонним голосом произнес он.

– Я ждала вас, – без удивления проговорила она с иронической усмешкой. – Я знала, что это произойдет.

Аликс слегка склонила набок подернутую легкой сединой голову, и вымученная усмешка ненадолго задержалась на скривившихся губах. Ее сердце бешено колотилось, хотя внешне она продолжила оставаться хладнокровной. Только у нее чуть дрожали губы, и лицо было серьезным.

Александра Федоровна не хотела показать своего страха перед офицерами, пришедшими в ее дом без приглашения. Робость Аликс сейчас была не к чему, ей нужна была только тактичность. Она была необыкновенно сдержанной, правда у нее немного потух взгляд.

– Ваше величество, я хочу вам представить нового начальника Царскосельского гарнизона Евгения Степановича Кобылинского. Если у вас будут возникать какие-нибудь вопросы в будущем, то вы всегда сможете обратиться к полковнику.

На слова генерала, которые выпорхнули из уст, как птица из рук, Аликс беззвучно кивнула головой и неприметно прикусила зубами губу.

– Евгений Степанович, оставьте нас вдвоем, – нарочито строгим голосом проговорил Корнилов.

Едва Кобылинский выскочил за дверь, Корнилов, словно угадывая тайные мысли государыни, бросился успокаивать ее. Он стал горячо заверять Аликс, что ее величеству не стоит ни о чем беспокоиться, потому что это делается ради безопасности Романовых и что он сможет обеспечить надежную охрану Александровского дворца, и что как только обстановка немного улучшится, то арест с царской семьи тут же будет немедленно снят.

На мгновение лицо женщины просветлело от едва уловимой улыбки, но тут же погасло, потому что она уловила в глазах офицера злой огонь. Аликс снова недоверчиво кивнула головой, не придав никакого значения словам Корнилова. Слова генерала только казались искренними, на самом же деле они были как фальшивые камни – много блеску и никакого толку.

Государыня отвернула глаза в сторону, чтобы генерал не заметил внезапно выступивших слез. Бессознательно уставившись в окно, она тревожно раздумывала о своем муже, и нисколько не думала о том, что услышала. Своя судьба ее беспокоила меньше всего. Александра Федоровна не один раз с печалью вспоминала мужа. У нее нестерпимо ныло сердце при воспоминании о Ники.

– Мы вряд ли поймем друг друга. Поступайте, как вам совесть велит, – безнадежно махнула рукой Аликс и по ее лицу промелькнула тень легкого раздражения.

Неожиданно Аликс охватило чувство собственного бессилия, но необычайной силой воли она сумела взять себя в руки. С холодным выражением на лице Александра Федоровна в полном изнеможении откинулась на спинку кресла и в ее голове мелькнула одинокая мысль, – хоть бы Ники был рядом, но, к сожалению, он сейчас был очень далеко.

Посчитав, что аудиенция окончилась, Корнилов пригласил в комнату Кобылинского. Аликс надменным взглядом взглянула на офицеров и они, откланявшись перед ней, спустились вниз, где их уже ждали придворные и прислуга.

– Господа, с сегодняшнего дня государыня арестована! Все, кто хочет остаться, чтобы разделить ее участь – могут остаться, но решайте это сейчас, потому что завтра во дворец я уже никого не впущу и не выпущу, – победоносно объявил генерал.

Перед тем как покинуть дворец, Корнилов передал обязанность караула от Сводного полка первому лейб-гвардии стрелковому полку и утвердил инструкцию для заключенных под арест Романовых. После его отъезда из дворца вынесли знамя Сводного Гвардейского полка, отключили телефоны и телеграф.

Следом в Александровский дворец в сопровождении офицеров нежданно заявился новый военный министр Гучков.

Когда он в окружении офицеров проходил мимо прислуги, то один из них вдруг с нескрываемой злобой выкрикнул:

– Вы наши враги, потому что продались Романовым.

Испытав большую неловкость, прислуга удивленно переглянулась.

– Вы, милостивый государь в нашем благородстве ошибаетесь, – смело ответил камердинер Волков.

Побледневший от позора и гнева офицер, не найдя, что сказать на дерзкие слова камердинера, со злым выражением на лице прошествовал мимо. Через несколько шагов черты его лица еще больше изменились в гримасе презрения. Он заметил, что камердинер смотрел на него слишком дерзко. Военный министр прошел, даже не поглядев в сторону прислуги…

На следующий день в Царское село прибыл императорский поезд с Ники. На перроне Александровского вокзала для встречи с Ники собралась большая и любопытная толпа.

Государь в красивой казачьей черкеске и с кинжалом на поясе, вежливо попрощался со свитой и, поблагодарив за честную службу, вышел из вагона вместе с князем Долгоруковым. Ни на кого, не глядя, Романов сел в автомобиль на заднее сиденье, рядом с ним присел Долгоруков, на переднем сиденье расположился вахмистр Пилипенко. Свита же как стая тараканов разбежалась в разные стороны, не пожелав разделить судьбу с царской семьей. Ну что ж каждому свое.

Заметно повеселев, комиссары передали Ники полковнику Кобылинскому:

– Наша миссия закончена, гражданин Романов передан в ваши руки.

По губам Николая Александровича пробежала горькая усмешка. Ему стало неудобно за то, что произошло с ним. Он ощутил в груди смертельную тоску.

Громоздкие и неуклюжие машины, нещадно коптя, направились во дворец. И когда автомобили проезжали мимо казарм кубанских и терских казаков, то шофер, увидев построенные казачьи сотни, сбавил ход. Вспыхнули и переросли в сплошной гул крики голосов.

Заметив казаков, Ники взволновано вскочил с сиденья и обвел взглядом, возникающие перед ним лица, которые глядели на него с одинаковым выражением. И ни один казак не отвел взгляда от бывшего царя. В их глазах светилась только преданность.

Торжественные крики подействовали на государя возбуждающе. После их приветствий Романов благодарно приложил руку к сердцу, показав этим жестом, что казаки навечно в его сердце. Ники обрадовался проявлению к нему добрых чувств. Его сердце едва не выскочило из груди от радости и волнения.

– Спасибо, казаки! – стянув с головы папаху, воскликнул Ники, с чувством благодарности и преданности к казакам.

– Рады стараться, ваше императорское величество! – ответили казаки единым могучим голосом, и Царскосельский воздух содрогнулся от дружного крика.

Автомобили набрали ход и вскоре остановились возле ворот дворца. И как только Романов увидел родной сердцу дом, у него словно огромный камень свалился с души.

– Кто идет? – притворно спросил караульный.

– Николай Александрович Романов, – ответил государь, и по его лицу пробежала легкая тень.

Караульный нехотя отдал честь бывшему царю.

– Извините, но без разрешения я не могу вас пропустить.

– Раскройте ворота бывшему царю! – крикнул издалека дежурный прапорщик Верин.

В синих глазах Ники заплескались грустные огни. Ему стало неловко от униженности, в которой он оказался. Романов поежился, испытав неясную горечь. Теперь у него уже не было надежной охраны, как раньше. С особой ясностью отметив этот факт про себя, Романов прикрыл глаза, чтобы не выдать своего состояния.

– Проезжайте, господин полковник! – вызывающим тоном разрешил караульный.

Часовой распахнул ворота, и автомобиль проехал к парадному крыльцу, где густо столпились офицеры с красными бантами на груди. Проходя мимо победно стоящих офицеров, бывший царь приложил руку к папахе, но ни один из офицеров не ответил на его приветствие.

С замиранием сердца Романов влетел во дворец и, не чуя под собой ног, на ходу поздоровался с графом Бенкендорфом и больше не в силах сдержать своих чувств, забежал на верхний этаж, оставив за собой растревоженный мир. Увидев мужа, жена вскочила и бросилась навстречу. Перед душевным взором Ники во всем блеске предстала Аликс. И чем ближе сближались они, тем нестерпимее становилась боль в обоих сердцах.

Супруги разом кинулись на шею друг другу. Ники с фатальной нежностью обнял свою жену и сразу же почувствовал на своей груди ее теплое дыхание. Он даже не подозревал, что у него еще много сохранилось трепетных чувств. Во время их встречи радость переплеталась с нежностью.

Романов безотрывно смотрел жене в глаза и его взгляд без лишних слов говорил о настоящей любви. Испытывая от присутствия Аликс удовольствие, Ники все говорил и говорил нежные слова, не совсем понимая, откуда они приходили на ум. Он был не в силах удержать себя от высказываний.

Позабыв обо всем на свете, жена прижалась к мужу и ни о чем не думая, замерла перед ним. В эти минуты государыне стало так радостно, как никогда в жизни. Ее темные брови дрогнули, глаза заискрились, а лицо озарилось неподдельной радостью. Аликс ощутила к Ники чувство безмерной благодарности за то, что он явился в безрадостный час. Но вместе с этим на ее губах появилась страдальческая улыбка. Она чувствовала боль и разлад во всем теле.

Супруги первые мгновения просто стояли, пережидая пока острое мгновение пройдет. Потом Аликс обвила шею Ники руками и что-то зашептала сквозь слезы. Романов безотрывно смотрел отчаянными глазами в измученное лицо своей жены. Они долго стояли, не в силах оторваться друг от друга.

Сердце государыни сжалось до боли от охватившего волнения, но понемногу Аликс все же успокоилась. В заплаканных глазах жены светилось испуганное счастье, а на щеках выступил румянец. Это сделало ее лицо моложе и теплее. Наконец-то жизнь в тревоге и долгая разлука закончились. Теперь муж рядом, все страшное осталось позади.

Аликс провела по лицу кончиками пальцев, как бы стирая с него прошлое. Веселый блеск дня совпал с радостным известием. Она испытала такую радость, которую мог испытать только счастливый человек.

– Почему от тебя не было никаких вестей? – задыхаясь, спросил Ники, немного отстранившись и, все еще не выпуская жену из своих рук.

Уголки красных губ Аликс недоуменно дрогнули.

– Я отправляла тебе одну за другой телеграммы, но они возвращались назад с отметками, что твое местонахождение не известно. Мы не знали, что думать.

Измученное лицо Ники приобрело растерянный вид.

– Я ничего не получал, Аликс! – с трудом сдерживая дыхание, воскликнул Ники и выпустил жену из своих рук.

– Я так и поняла, – мученическим тоном сказала жена. – Они лишили нас даже переписки!

Всего несколько недель назад Аликс была уверенной в себе, а сейчас она была страдающей и безразличной к жизни. Голос у нее был тихий, потому что сила давно покинула его. В ее глазах, как будто потух свет. Она глубоко понимала общность беды и чувствовала, что прежней жизни у них уже не будет никогда.

Ники хотел сказать Аликс какие-нибудь необыкновенные слова, отражающие его душевное состояние, но он не смог подобрать нужных слов. Хотя он сказал немало приятных вещей.

Наконец после недолгой заминки он сказал самые обыкновенные слова:

– Как вы жили без меня? Как здоровье наших детей дорогая?

Аликс заговорила быстро и, не глядя на его лицо.

– Все обошлось, слава Богу! Только дети болеют, особенно Ольга с Татьяной. У них кроме кори еще и воспаление легких. Доктор Боткин делает все возможное, чтобы вылечить наших детей, но пока безуспешно. А тут еще Аня Вырубова заболела. Я просто разрываюсь между ними.

Внимание Ники сосредоточилось на лице Аликс, на котором светился полный боли и страха взгляд. В синих глазах Романова отразилось беспокойство.

Аликс вытерла слезы и, придав голосу оттенок извинения, тихо произнесла:

– Нас арестовали, Ники. Это я во всем виновата.

У Романова мелькнула мысль, что ему надо как-то утешить жену.

– Ты ни в чем не виновата, Аликс, – успокаивающе ответил Ники, и ощутил, прилив заботы к жене.

Аликс с искренними слезами благодарности на глазах вначале мягко улыбнулась, но затем ее лицо выразило скорее смятение, чем покой. Правда потом ее воспаленные глаза засверкали неутомимым огнем. Аликс было приятно слышать, что Ники ее ни в чем не винит. Она подняла свой взгляд и увидела в глазах мужа безграничную любовь. Аликс по-прежнему была для него единственно близким человеком. В этот миг он чувствовал, что жена необходима была ему и что для него было бы невыносимо потерять ее. Аликс ответила ему взглядом безграничного восхищения, но в следующий миг озарение на лице жены совершенно исчезло.

– Что теперь будет, Ники? – с какой-то растерянностью и мольбой спросила жена и в ее испуганных глазах снова появились слезы.

Аликс снова охватило тревожное чувство, на ней лица не было, а Романов выглядел более-менее спокойным. Царский трон, мишурный блеск и богатство сейчас для него ничего не значили. Ники был величав в своем спокойствии. Для него семья больше, чем что-либо значила, поэтому все что мучило его в последнее время вдруг исчезло.

– Будь спокойна, все уже позади.

Романов смотрел на нее все с тем же выражением глаз.

– Ники, я думаю, что еще ничего не закончилось. Основные события нас ждут впереди.

– Поживем – увидим.

Вдруг в его глазах погас живой огонь, и он опустил взгляд.

– Я очень беспокоилась о тебе, каждый день за тебя молилась.

– Я тоже неустанно молился за вас.

Романов поднял нестерпимо синие глаза, и они снова встретились взволнованно-радостными взглядами. Ники вытащил из верхнего кармана чистый платок и начал бережно вытирать слезы на ее лице. Ему очень хотелось сказать жене что-нибудь бодрое, чтобы успокоить, но он лишь опять тесно прижал Аликс к себе и, оглядев лицо, задержал взгляд на ее губах.

Ники вдруг захотелось поцеловать Аликс, но он не успел этого сделать, потому что она вдруг с болью в сердце сказала:

– Мне очень жаль, что Алексей никогда не станет царем.

– Он был бы блестящим правителем России, в отличие от меня. Помню, как-то я принимал какого-то чиновника в присутствии Алексея. Чиновник сидя протянул руку сыну, чтобы поздороваться, но Алексей убрал свою руку за спину и только когда чиновник встал, Алексей пожал ему руку.

– А помнишь, один многодетный чиновник пожаловался на низкое жалованье? Ты ему его повысил, а стоявший рядом Алексей увеличил его жалованье еще и от себя лично.

– Да помню. У нашего сына добрая душа.

– Ты такой же – он весь в тебя.

– Алексей однажды сказал, что когда он станет царем, то сделает все, чтобы не стало ни бедных, ни несчастных.

– А помнишь…

Они недолго помолчали.

– Как и где мы теперь будем жить? – неожиданно тихо спросила Аликс.

– Будем жить, как все живут. Уедем куда-нибудь в Крым или Костромскую губернию, – с легким сомнением ответил Ники, и несколько секунд помедлив, вежливо спросил: – Мне хотелось бы услышать твое мнение по этому поводу?

– Я со всем согласна с тобой, Ники.

Лицо Романова помолодело, морщинистый лоб расправился.

– Я передала твою просьбу казакам, чтобы они сняли с погон твои вензеля, но они наотрез отказались это сделать. И даже пригрозили, что погибнут за нашу жизнь. Я уговорила их не делать этого ради нашего спокойствия.

Романов виновато развел руки в стороны.

– Им все равно придется снять погоны с плеч, потому что на них стоят мои вензеля.

– Пойдем к детям, они заждались нас, – предложила Аликс.

Оказавшись в детской, Романов слабо улыбнулся во все бородатое лицо и его лучистые глаза заиграли. При появлении отца лица детей просветлели. Они с горячей любовью глядели на своего родителя и прочитали в его синих глазах безграничную отцовскую заботливость. Теперь родитель был рядом, и это было для них самым важным.

Распрямившись во весь рост, Романов почувствовал, как непомерная тяжесть свалилась с его души. Спасением от тоски для него была семья, с нею он забывал все свои невзгоды и беды. В эти минуты он жил, ничего не замечая и ни о чем не задумываясь. Только семье он мог выразить свои чувства и ощущения. Постепенно горячая волна счастья наполнила его грудь, и смертельная усталость прошла. Он почувствовал себя от всего свободным и даже немного молодым. Но это давалось ему с огромным трудом.

– Я счастлив вас видеть, дети, – сказал отец и его лицо прояснилось, а на глазах сверкнули слезы.

– И мы очень рады, папа, – искренно ответила Мария.

Романов посмотрел на них добрым взглядом.

– Как вы себя чувствуете? – выдохнул из глубины души Ники.

– Все хорошо папа, не беспокойся ни о чем.

Государь вдруг содрогнулся, прикрыв глаза ладонью.

– Что с тобой? – испуганно воскликнула дочь, поняв, что происходило в душе отца.

– Ничего, – ободряюще улыбнулся в бороду Николай Александрович и, отведя руку от лица, виноватым голосом сказал: – Милые, родные простите меня. Я очень виноват перед вами.

В глазах бывшего царя вдруг помутилось, и он с трудом увидел перед собой семью.

– Не надо об этом папа. Все живы и слава Богу! – с сияющими глазами ответила Мария.

Романов поднял голову, хотел что-то сказать, но тотчас же отвернулся. Ники стало грустно, его тяготило чувство вины. Ему нестерпимо захотелось взять папиросу, размять ее в руках, почувствовать знакомый запах табака и побыть одному. Перецеловав и перекрестив детей, отец быстрыми шагами перешел в свой рабочий кабинет и сел в удобное кресло. Только в нем он мог спокойно предаться размышлениям.

Романов отошел от детей освобожденным от неимоверной тяжести в груди. Уединившись в комнате, Ники закурил и, с наслаждением вдыхая табачный дым, стал размышлять над тем, что случилось с ним. Затем он зажег лампады и, уставившись на темноликие иконы, начал молиться за семью, за народ и за страну. Никола Угодник, строго сдвинув брови, глядел на него милостиво.

Государь загляделся на трепещущий огонь лампад. Почему именно на его голову свалилось столько несчастья? Ходынское поле, кровавое воскресенье, две революции. Почему?

Романов провел по лицу рукой, как будто затем, чтобы стереть прошлое, а потом вдруг, схватившись руками за голову, горестно воскликнул:

– Если нужна сакральная жертва, то пусть ею буду я!

Позавтракав, Романов, Долгоруков и дочь Мария вышли в сад прогуляться по Крестовой аллее. День был великолепным и ветер путался в ветвях деревьев. В кустах и деревьях щебетали снегири, нарушая тишину Александровского сада. Звенел легкий предвесенний мороз и по всему парку скакали веселые солнечные блики. По вершинам деревьев носилась игривая белка, на кустах расселась красная стайка снегирей.

День с каждой минутой становился все ярче и ярче. Снег переливчато искрился, и троица невольно жмурилась от ослепительного света. Узники с наслаждением вдохнули в себя морозный воздух.

– Скучно. Давайте очистим дорожки от снега? – выдохнув свежий воздух, дружелюбно предложил Ники.

В глазах дочери засветилась неистребимая доброта.

– Давайте? – весело поддержала Мария и написала на обочине дорожки сухой веткой: “Я люблю Россию”!

Охрана принесла лопаты, ломы и они дружно взялись за работу.

Звонкий непринужденный смех красивой великой княжны разносился далеко вокруг. Это звучало так заразительно, что все засмеялись. Скоро втянутые щеки девушки вспыхнули румянцем, а в уголках ее плотно сомкнутых губ задрожала улыбка. У великой княжны в глазах заметались веселые искорки смеха, ее лицо сделалось трогательным. На нее было приятно смотреть, чистый воздух и мороз сделали ее привлекательной. Мария холодными, как лед руками прикрыла пылающее лицо, и Матвей Васильев невольно залюбовался ею.

Вскоре к решетке Александровского сада прилипли люди. Возник беспрерывный шум и воздух задрожал от крика людей. Среди толпы зашныряли подозрительные субъекты, подбивая людей на безобразия. Вскоре возгласы стали жестче, а крики свирепей. Кое-кто даже попытался преодолеть ограду. Но расчищавшие от снега дорожки, не видели возмутителей спокойствия и не слышали несущихся из-за ограды недружелюбных криков.

– В Сибирь их надо отправить!

– Пускай на каторге поработают.

– По ним давным-давно острог плачет.

Когда на громкий шум явился дежурный офицер. бывший царь скосил подобревшие глаза на офицера и теплая улыбка преобразила его лицо.

– Я прошу вас покинуть сад, – строго потребовал офицер, бросив на Ники быстрый взгляд.

– Нам не мешают эти добрые люди, – самоуверенно махнул рукой Романов.

– Я настаиваю исполнить мое требование, Николай Александрович!

Облитое солнцем лицо офицера сделалось непроницаемым. Романов почувствовал, как у него дрогнуло в сердце и потяжелело в душе.

– Хорошо, – не повышая голоса, согласился Ники, и троица, склонив головы, медленными шагами покинула любимый парк.

Романов вернулся к семье с затаенной тревогой и отчаянием в душе, но встреча с семьей понемногу рассеяла его плохое настроение. Радость встречи растопила в душе чувство обиды и страшной горечи. В скором времени к нему вернулись прежняя ясность ума и самообладание. Постепенно его грудь наполнилась радостью, а сердце наполнилось долгожданной легкостью. Семья утешила его душевные волнения. После встречи с семьей все его сомнения об отставке рассеялись. Он твердо убедился, что это решение было необходимым на тот момент. Романов предвидел новые изменения и был готов к ним. И все же Ники до конца не смог прийти в себя. Он вернулся из Могилева во многом другим. Однажды в присутствии жены покинутый всеми Ники, неожиданно безудержно разрыдался слезами одиночества.

Жена подошла к мужу справа и обеими руками обняла его за плечи.

– Ники, не стоит плакать. Ты для меня важнее как муж, как отец моих детей, чем император. Прошу тебя успокойся. Не плачь, не надрывай себя. Все уладится с помощью Бога, – преданно воскликнула Аликс.

Словно очнувшись, Романов с благодарностью посмотрел на жену.

– Дорогая мне нужно время, чтобы залечить все раны. Мне себя не жаль, мое сердце нестерпимо болит за вас и за русский народ.

– Боже мой, как ты жил эти дни? – в горьких слезах спросила она.

Вздернув голову, Романов вздохнул тяжким вздохом и наболевшим голосом стал говорить о том, что его мучило и беспокоило последнее время.

– В некоторые моменты мне было очень трудно. Иногда просто хотелось уйти из жизни, но ты и дети удерживали меня на этой Земле. Особенно невыносимо тяжело было в Пскове и Могилеве. Оба города были разукрашены красными флагами, а люди распевали революционные песни. Они нисколько не думали о том, что от их действий может пролиться много крови. Зачем они сделали революцию? Мы и без ужасных потрясений могли прийти к хорошей жизни. Я твердо уверен в этом. Моя мать не могла смотреть на перемены, а я относился ко всему спокойно. Полное недоумение вызывало поведения простых людей. Они, как и прежде, становились на колени, когда я на автомобиле проезжал мимо них.

Романова дрожащим голосом промолвила:

– Не переживай, Ники! Мне помнится, что ты из-за меня долго раздумывал, перед тем, как принять русский трон. Я восхищаюсь тобой!

– Ты права! Я не хотел быть царем. И лишь по настоянию отца я согласился принять царский трон.

– Я хорошо помню, это случилось, как будто вчера.

У Романова дрогнули губы и мучительно передернулось лицо.

– Увидев вас, я ровно из мертвых восстал. Вы для меня и свет и радость. Без вас каждый день в тоске проходил. Я там страдал от одиночества. Ни от кого поддержки не было, ни от кого участия. Я чувствовал только обман и притворство.

– Ветер судьбы к нам стал очень злым. Я все дни молила Бога, чтобы он заслонил нас от беды и заставил всех прекратить бить нас больно. Чуть больше двадцати лет назад мы встали на тяжелый путь. Я уже смертельно устала от всего.

– Сейчас у нас будет предостаточно времени, чтобы отдохнуть. И с этим ничего не поделаешь. Такова сила исторических обстоятельств.

– Но может быть удача еще улыбнется нам?

– Бог милостив! – не совладав с собой прослезился Романов.

Ники посмотрел на жену теплым взглядом и это растопило в ее душе горький осадок. Муж старался помочь вернуть жене в душу ясность и спокойствие и вывести детей из апатии и безразличия. На лице Аликс уже не осталось прежней тени волнения, хотя сердце в ее груди все еще бешено колотилось. Теперь муж рядом и больше ни о чем думать не надо. Этим чувством еще накануне наполнилась ее душа.

– Я верю всевышнему, он не оставит нас в беде, – обмолвилась Аликс и поцеловала его сухими губами. – Я люблю тебя больше, чем в далекие годы нашей юности.

Ночью Романов заснул таким крепким сном, каким давным-давно не спал. Дети и жена, будто с него тоску сняли. Его душу затопила необходимость все время быть рядом с ними. Ники уснул с легким убеждением, что в судьбе его семьи непременно наступит поворот от напастей. Это чувство не покидало Романова даже во сне. Он с отчаянной отвагой подошел к самому краю пропасти.

Весной жизнь во дворце стала скучной и незвучной. Привычная суета из него ушла, бесконечно дорогой мир кончился. Семья впервые оказалась в малоприятных и неудобных условиях. Надвинулась новая и непонятная жизнь. Во дворце больше не проводились шумные балы, не подкатывали экипажи с друзьями, не играли оркестры и не пелись веселые песни.

Все прежние иллюзии развеялись, один день сменялся на другой, а жизнь не менялась. Но с каждым новым днем дети чувствовали себя увереннее из-за необыкновенного спокойствия главы семейства. Вскоре выразительные детские лица приобрели прежнюю ясность.

Пережив душевный подъем, какого не испытывали никогда, Романовы продолжили жить так, как им подсказывала совесть, продемонстрировав всем чистоту своих помыслов. Теперь все казалось им ничтожным. Только кто это оценил?

Глава 6

Весной солнце начало светить весело и радостно. В полдень с крыш сыпала капель, ночью под крышами образовывались хрустальные сосульки. Скоро снег посерел и уплотнился.

В первые дни Ники думал, что боль от случившегося отойдет от него, но этого не произошло, она продолжила терзать его душу и сердце. Однако Романов старался не показывать свое состояние на людях или перед родными людьми. Но что бы ни думал Романов, жизнь шла своим порядком.

В начале весны Александр Федорович Керенский прибыл во дворец на личном автомобиле Ники, чем привел в изумление придворных. В сопровождении пятнадцати человек Керенский пробежал по дворцу, заглянул во все комнаты и, произнес в коридоре перед охраной пламенную речь. Потом прошел в детскую половину, где его дожидалась царская семья. И в ту же минуту он проникся уважением к Романову. Министр юстиции с первого взгляда увидел перед собой значительного человека.

Ники приветливо шагнул навстречу и Керенский, улыбнувшись, добродушно представился:

– Здравствуйте, Николай Александрович, я новый министр юстиции.

– Здравствуйте, Александр Федорович! – Романов окинул фигуру Керенского оживленными глазами и, коротко улыбнувшись, крепко пожал его руку.

Царские дети не без интереса разглядели Керенского. Его лицо выражало полное удовольствие. Он предстал перед Романовыми внешне сдержанным и собранным. Александру Федоровичу хотелось блеснуть перед ними политической принципиальностью и хладнокровием.

Когда между недавними противниками завязалась беседа, в тихом голосе Ники не было ни злости, ни раздражения:

– Моя семья: жена, сын и две старшие дочери, Другие две дочери сейчас больны, но если вы пожелаете, то тоже сможете увидеть их.

– Не стоит беспокоить больных детей. Я с ними в другой раз повидаюсь.

Министр юстиции беспрестанно теребил рукой пуговицу явно не зная, как ему вести себя в присутствии царских особ. Было заметно, что Керенского переполняло мстительное чувство. Но Александр Федорович тщетно пытался найти на лице Романова выражение тревоги. Ники оставался спокойным, временами он даже коротко улыбался.

– Как ваше здоровье? – участливо спросил Керенский, глядя на бывшего царя с чувством большого уважения.

– Не беспокойтесь у нас все хорошо, – не замечая его неловкости, ответил Ники.

Керенский смущенно продолжил расспросы:

– Имеются ли у вас ко мне жалобы, претензии, пожелания. Может быть, у вас есть нужда в чем-нибудь?

– Мы ни в чем не нуждаемся, – сдержано отозвался Ники, и его губы растянулись в вынужденной улыбке.

Керенский повернулся нахальным лицом к Аликс.

– Английская королева передает вам привет и интересуется вашим здоровьем.

– Спасибо, я чувствую себя вполне сносно, – ответила Романова, хотя к этому времени она была глубоко больной женщиной и, в этой связи все досужие сплетни о возможной связи с Распутиным выглядят откровенной ложью.

Развернувшись к Ники, Керенский из вежливости широко улыбнулся:

– Не беспокойтесь ни о чем, Николай Александрович, я обеспечу вашей семье хорошее отношение.

– Спасибо, Александр Федорович! – поблагодарил Романов.

В эту минуту стало заметно, что министр юстиции всеми силами старается сопротивляться первому поспешному чувству, но бывший царь ему определенно понравился.

Ники заметил, что улыбка и глаза Керенского стали выглядеть липкими как грязь, поэтому поспешил сменить тему разговора:

– Как дела на фронте, Александр Федорович?

Этот вопрос отнимал все душевные силы Романова.

– Русской армии сейчас очень трудно на фронте, – досадуя, поморщился Керенский и в его груди что-то дрогнуло.

– Будем надеяться, что скоро все направится, – тяжело вздохнул Ники и вдруг, приложив руку к сердцу, попросил низким голосом: – Дайте мне полк, я хочу биться за Россию.

Романов произнес эти слова, не глядя на Александра Федоровича. Было заметно, что в его душе происходила внутренняя работа, но Керенский оставил его просьбу без удовлетворения. Хотя Романов не сомневался в необходимости своего участия в войне. Он часто находился там, где было трудно.

“На нет и суда нет. Придется изыскивать иные пути“, – подумал Ники.

Оглядев непрошенного гостя строгим пытливым взглядом, Аликс хотела что-то сказать Керенскому, но не произнесла ни слова. Сегодня новый министр юстиции Аликс не по душе пришелся. В глубине души она сомневалась в его добропорядочности.

Поклонившись, Керенский покинул Романовых, отметив про себя, что бывший царь очень простой и может легко очаровывать людей. Особый склад ума Николая Александровича умел привлекать окружающих людей. Еще Александра Федоровича поразил чистый свет синих глаз Романова. Он питал к нему чувство восхищения.

Впрочем, многие замечали в Романове удивительные черты характера. Он обвораживал всех, с кем его сталкивала судьба. Ники от рождения унаследовал от отца сдержанность и спокойствие, а от матери обаяние. Романов имел открытый и жизнелюбивый характер. И хотя он был уже немолод, но чувствовалось, что был еще крепок.

Вскоре Романовых, несмотря на обещание Керенского, резко ограничили в свободе и в связи с внешним миром. Вся корреспонденция, приходившая в адрес царской семьи, стала проходить через руки дворцового коменданта. После ареста каждый шаг, каждое движение перестали принадлежать Романовым, ими стали распоряжаться другие люди. Царской семье разрешалось только гулять в парке с утра до вечера, работать на огороде или кататься на лодке.

В свободное время Ники читал английские и французские журналы или русские газеты, где было написано много лжи и неправды про него и жену. Иногда солдаты или офицеры даже специально подкидывали Романовым газеты и тайно наблюдали за ними, какое впечатление произведут на них отвратительные статьи. Но Ники, подавляя в себе ярость, сохранял спокойствие. Он старался не обращать на это никакого внимания.

Романов прекрасно понимал, что это же читает русский народ и что ложь на многие годы вперед станет правдой. Но, испытывая сильные мучения, Николай Александрович надеялся, что со временем шелуха лжи отвалится и останется только сущая правда. Вместе с этим государь переживал и о будущем России. Его волновала судьба русского народа и армии. Он часто делился своими впечатлениями о событиях в стране со своими приближенными, и они разделяли с ним эту боль.

В конце марта Александр Федорович снова навестил Царское Село. После приветствия и дежурных слов Керенский сразу же перешел к делу.

– Люди требуют, чтобы мы посадили вас в Петропавловскую крепость.

Ники вскинул на Керенского удивительно синие глаза и по его лицу промелькнула черная тень. Еще никогда он не чувствовал себя беспомощным. Романов почувствовал, что почва начала уходить из-под ног.

– Кто требует? Какая глупость! Мне кажется, что Романовы делают все, чтобы успокоить ситуацию в стране.

В обширной комнате воцарилась тяжелая минута молчания.

Заметив в глазах Романова удивление и растерянность, Керенский, испытывав удовольствие, торжествующим тоном продолжил:

– Николай Александрович, не переживайте особо по этому поводу, Временное правительство делает все, чтобы не допустить этого, но вы в свою очередь должны жить с женой раздельно. Вы сможете встречаться с супругой только во время богослужений, совместных обедов, чаепития и под пристальным наблюдением караульного офицера.

Романов горько усмехнулся и на его лице отобразилось искреннее сожаление:

– Мы сделаем все, о чем вы нас попросите.

Отсвет улыбки ненадолго задержался на лице Керенского.

– Моя просьба не создаст вам больших трудностей, Николай Александрович.

Романов, немного поколебавшись, качнул головой.

– Разве дело только в нас, Александр Федорович? Подумайте лучше о том, чтобы страна не оказалась на краю пропасти, и чтобы в стране не дай Бог, не разразилась гражданская война. Если будет нужна помощь, вы всегда можете рассчитывать на Романовых. Мы хорошо понимаем жизнь государства.

Он сказал то, что скорее чувствовал, чем раздумывал над этим. Романов не обладал даром предвидения, об этом ясно говорило выражение его лица.

– Я постараюсь запомнить это, – ответил Керенский и покраснел, сам не зная от чего.

– Даже не сомневайтесь, – обезоруживающе улыбнулся Ники. – Я в полном вашем распоряжении.

– Иного я себе и представить не могу.

После того как Керенский покинул Александровский дворец, Ники поведал Аликс о просьбе министра юстиции.

– И это после того, как ты отказался от престола? Как они смеют так поступать с тобой! – резко возмутилась Аликс, почувствовав в душе необоримый гнев.

Романовой хотелось сказать в адрес Керенского оскорбительные слова, однако хорошие манеры в воспитании взяли верх над ее эмоциями. И она, крепясь, смолчала и до хруста сжала маленькие кулачки.

В следующий приезд Керенский захотел встретиться с государыней, но она в это время была занята туалетом, и пока он ожидал приема, доктор Евгений Сергеевич Боткин, пользуясь удобным моментом, спросил Керенского:

– Дети Романовых очень больны, поэтому разрешите им выехать для лечения за границу или в Крым. Теплый климат поможет быстро восстановить их здоровье.

Керенский отделался от Боткина неопределенным ответом:

– Мне трудно сейчас дать вам ответ, поэтому я попробую решить ваш вопрос на правительственном заседании.

Когда лакей пригласил Керенского пройти к Романовой, то он резко подскочил как на пружинах и проследовал за ним. Войдя в комнату, министр юстиции заметил, что государыня, потрудившись над туалетом, выглядела изящно.

Керенский рассыпался в комплиментах:

– Хорошо выглядите, Александра Федоровна. Любо-дорого на вас смотреть!

Романова, чуть вспыхнув, мягким жестом указала министру на кресло.

– Спасибо, Александр Федорович.

И как только Керенский вальяжно развалился в кресле, его лицо приняло строгое выражение.

– У меня имеется к вам несколько вопросов. Скажите, какую роль вы играли в политической жизни страны и в назначении людей на министерские должности.

В глазах Аликс потемнело, но она смогла удержать себя от резких слов.

– Я поняла, что вы имеете в виду, задавая мне этот вопрос, но я могу вам сказать, что это все досужие домыслы. Я разочарую вас, ответив, что между мной и мужем отношения всегда были открытыми. Мы ничего не скрывали друг от друга, поэтому, когда мой муж отсутствовал в столице, я иногда вынуждена была выполнять его мелкие поручения, но не более того, Александр Федорович.

Государыня ответила с такой твердостью, что Керенский сильно удивился. Беззвучно покивав головой, он взглянул в лицо государыни, пытаясь понять, что таилось в необычном блеске ее глаз.

В это время с прогулки величавой походкой вернулся Романов. В тот день он выглядел подтянутым и радушным. Впрочем, государь выглядел так всегда, и он не хотел меняться в связи с новыми обстоятельствами в его жизни. Романов взглянул на Керенского приветливыми глазами и протянул ему руку, чтобы поздороваться. Александр Федорович на несколько секунд задержал ладонь государя в своей руке.

– Николай Александрович, по вашему делу ведется следствие, поэтому я должен у вас изъять все документы, которые могут понадобиться для следственной комиссии, – вежливо обратился Керенский к Романову.

Государь посмотрел на министра очень серьезно и испытующе.

– Вы можете взять себе все что хотите, – с решимостью в голосе отозвался Романов.

– Я уже поручил Кобылинскому, чтобы он забрал у вас нужные бумаги.

После ухода Керенского, Коровинский с Кобылинским пришли в рабочий кабинет Романова. Ники подвел их к огромному ящику с документами и стал помогать разбирать аккуратно сложенные бумаги. В какой-то момент он взял сверху конверт и сказал, что это письмо частного характера. Романов хотел бросить его обратно в ящик, но Коровинский вдруг цепко ухватился за конверт рукой. И получилось так, что каждый потянул его к себе.

Рассердившись, Романов выпустил бумагу из рук.

– В таком случае, я иду гулять в сад!

Вскоре наступили теплые дни, и весеннее солнце испепелило на полях темный снег. Земля проснулась, зацвела верба, фиалки и лютики. Всполошившиеся птицы начали вить гнезда на деревьях.

Всего Керенский побывал в Александровском дворце около десятка раз. И все его помыслы вращались вокруг того, чтобы у царской семьи не осталось ни одного шанса выжить. Министр юстиции хотел, как можно скорее избавиться от царской семьи. Все остальное для него было, между прочим. Он держал заключенных Александровского дворца в полном неведении их возможного освобождения или отъезда куда-нибудь. Но узники поняли, что Керенский зачастил во дворец в связи с их дальнейшей судьбой.

– Он славный человек – с ним можно разговаривать, – ошиблась однажды Аликс.

Находясь в заточении, Ники все время ждал в гости бывших членов свиты или друзей, но день проходил за днем, и никто не приезжал. У царской семьи потянулись бесконечные дни в золотой тюрьме. Арестованные без предъявления каких-либо обвинений они страдали, как вольные птицы в крепкой клетке. Но, чувствуя себя скверно, Романовы никого не осуждали за то, что с ними случилось. Они находили причину всех бед в своей судьбе. Романовы продолжали смотреть на мир с большой надеждой. Они верили, что плохое пройдет и настанет светлое будущее. Что ж иногда бывает, что мечты сбываются вопреки всему. Но немалое значение имеет и судьба.

Матвей все время незримо присутствовал с Романовыми. За это время у царской семьи произошло много чего плохого. Их угнетала бездеятельная пустота и оторванность от стремительных водоворотов жизни. Она стала у них замысловатой и с неожиданными поворотами. При этом счастливых дней почти не осталось. Каждый час Романовы сносили унижения и оскорбления, поэтому они с тоской вспоминали прошлый мир полный радости и счастья. Но наряду с этим они усиленно пытались выкинуть из памяти и прошлое, и настоящее. Придет время и жизнь сама все расставит по местам.

Глава 7

Проходили дни, недели, но отъезд царской семьи из дворца все время откладывался. Романовых охватила глубокая тревога, неизвестность будущего их угнетала. Семью мучила борьба между злом и добром. Однако зерно уже проросло и от них уже ничего не зависело. Еще никогда царская семья не испытывала такой беспомощности перед судьбой. В ожиданиях прошло много дней и ничего не менялось. Питая слабые надежды, Романовы все чаще стали обращать свой взор в сторону Крыма или западной границы. Помимо своей воли они заглядывали вовнутрь себя, и им становилось неуютно на душе. В последнее время они перенесли много разочарований.

– Господи, помоги! – молилась Аликс.

– Король Георг V мой двоюродный брат и друг. Если мы не сумеем перебраться в Крым, то может быть, нам удастся отправиться в Англию, – успокаивал ее Ники. – Мы должны проявлять больше смелости и упорства, чтобы добиться успеха.

Хорошо известно, что Николай II и Георг V приходились друг другу двоюродными братьями, и они были настолько похожими, что их можно было легко спутать. И это было не удивительно, потому что их матери были родными сестрами. Схожесть Николая и Георга была во всем: в фигурах, в форме лица, размерах ушей и даже в цвете волос. Однажды Георг V приехал в Петроград и прогулялся вдоль набережной Невы. Король сильно изумился, когда народ принял его за русского императора.

Хотя у царской семьи в Европе находилось много близких родственников, но никто из них не оказал им помощи. Не нашлось места Романовым и в любимой Левадии. Против приезда в Крым августейшей семьи неожиданно выступил адмирал Колчак, что вызвало огорчение у Романова.

Романовы в Царском Селе пережили много тяжелых дней. Матвей будто наяву видел, как офицеры то не отвечали на приветствия государя, то вели непозволительные разговоры с государыней, то вдруг воткнули штык в колесо велосипеда, проезжавшего мимо государя. После этого происшествия семья отказалась от прогулок на велосипедах.

Затем как-то ворвались во дворец и потребовали объяснений кому члены семьи посылают сигналы из окна комнаты, потом изъяли винтовку-игрушку у цесаревича, посчитав, что это представляет для них серьезную опасность. Много чего солдаты и офицеры натворили за эти дни, что сильно удивляет. Разве они позволили это себе, если бы Романов оставался императором? Кажется, что в любой ситуации нужно оставаться человеком. Матвею это было не по душе.

Однако со временем отношение многих солдат к царской семье стало изменяться в лучшую сторону. Они поняли, что Романовы совсем не такие, какими их рисуют. Караульные в одиночку или целыми группами пробирались на верхний этаж, чтобы поговорить с государем или государыней, общались с великими княжнами на прогулках или навещали из-за добрых побуждений больного мальчика.

Романовы в ответ дарили им подарки или свои фотографии с автографами. Но вскоре в судьбе царской семьи наступила крутая перемена. В середине июля Временное правительство на секретном заседании приняло опасное решение, ставшее трагическим для Романовых. Керенский по личным соображениям и из-за страха, что его могут обвинить в предательстве революции, решил отправить царскую семью в Сибирь.

В те дни у Романовых в душе, сквозь щемящее чувство тревоги, постоянно билась слабая надежда на чудесное избавление от дальнейших оскорблений и унижений. Царская семья все время ждала, что кто-нибудь освободит их из золотой клетки, но судьба навсегда изменила им.

После принятия решения о высылке Романовых Временное правительство направило в Сибирь комиссаров Вершинина и Макарова, чтобы они разведали место предполагаемой ссылки Романовых. Вернувшись из Тобольска, комиссары доложили, что лучшего места для царской семьи не сыскать. С этого дня события вокруг Романовых стали развиваться со скоростью.

Последние дни июля выдались такими сухими и теплыми, что даже земля потрескалась. В первых числах пыльного и жгучего августа Керенский вновь посетил Романовых. Взаимные улыбки, дружеское пожатие рук и вдруг улыбка на лице Керенского истаяла, и он объявил Романову окончательное решение Временного правительства.

– Николай Александрович, ради вашей безопасности и семьи правительство решило вывезти вас из Петрограда, – пряча глаза, сказал Керенский.

На лице Ники отобразилась крайняя озабоченность.

– И куда вы решили нас отправить?

Керенский посмотрел на Романова с таинственным видом и уклонился от прямого ответа.

– Пока я не могу вам этого сообщить.

– Почему? – растерянно спросил Ники.

Керенский натянуто улыбнулся и в его взгляде загорелось строгое выражение.

– Об этом пока говорить преждевременно.

Романов вскинул на главу правительства взволнованные глаза.

– Но мы хотели бы в Крым или на худой конец в Англию.

– Вы мне уже говорили об этом, – холодно ответил Керенский и снова отвел глаза в сторону. – Николай Александрович, выезд вашей семьи в Англию не состоится, потому что британское правительство отказалось принять вас.

– Почему же в Крым нельзя?

– Вывезти вас в Крым у нас нет возможности, поэтому вам нужно собираться в дорогу. Вы можете взять с собой в дорогу все что угодно и кого угодно.

Слова Керенского об ответе Англии потрясли Романова. Его сердце болезненно сжалось. Как король Георг V мог бросить своего двоюродного брата? Это сообщение никак не укладывалось в голове Ники. Ответ Англии сильно взволновал государя. Он весь день не знал, что делать. То закурит папиросу, то пройдет по дворцу, то присядет в кресло.

“А может, обманул меня Керенский?” – невольно закралась мысль в голову бывшего царя и он, заложив руки за спину, отошел к окну.

Так до сумерек и пролетело время и только ночь принесла небольшое облегчение.

За два дня до отъезда Романовых в Сибирь, Керенский прибыл в Царскосельскую комендатуру, где его уже ждали полковник Кобылинский, председатель солдатского комитета прапорщик Ефимов, офицеры местного гарнизона и члены городского Совета.

– Прежде чем, что-то сказать вам я хочу взять с вас слово, что все сказанное мною здесь останется в секрете, – таинственно потребовал Керенский.

Присутствующие твердо заверили Александра Федоровича, ставшему к этому времени уже главой правительства, что сохранят доверенную тайну.

Керенский пробежал радостными глазами по напряженным лицам собравшихся людей и, по-наполеоновски скрестив руки на груди, сделал важное сообщение:

– Совет Министров принял решение вывезти семью Романовых из Царского Села. Сопровождать в ссылку семью Романовых поедет полковник Кобылинский. И он же назначается начальником поездов, в которых отправятся царская семья и охрана. Отвечать за экспедицию будут комиссары В.А. Вершинин и П. М. Макаров.

По приказу Керенского Кобылинский сколотил большой отряд из трехсот пятидесяти солдат и семи офицеров, награжденных георгиевскими крестами. Всем солдатам выдали новую форму и винтовки, кроме солдат второго полка, что потом негативно скажется на их поведении в Сибири.

Перед отъездом Романовы умолили Кобылинского доставить из Знаменской церкви икону Божьей Матери, чтобы отслужить благодарственный молебен по случаю дня рождения цесаревича Алексея. Евгений Степанович охотно выполнил желание царской семьи. Во время проведения церковной службы во дворец неожиданно явился командующий войсками прапорщик Кузьмин, в сопровождении полковника и какого-то штатского. Им вдруг захотелось поглядеть на Романовых.

В день отъезда стоял тихий и безветренный день. Во дворце царило сильное возбуждение заметное невооруженным глазом. Царская семья трепетно прощалась с загадочным Александровским садом, с детским островом, с огородом и с тем, что было дорого их сердцу. Они прощались, как будто навсегда, потому что не знали, придется ли им когда-нибудь вернуться в родные места. Вечером, когда на западе яростно и долго горел закат и отсвечивался на верхушках деревьев, Романовы попрощались со свитой и слугами, которые оставались и поблагодарили их за верную службу.

После того как медленно и нехотя угас летний вечер, приготовления к отъезду закончились. Весь громоздкий багаж был собран и упакован, в том числе и бесценные для царской семьи церковные реликвии. Лишнюю одежду и вещи государыня раздала друзьям, беженцам и жителям Царского Села. Как только сгустившаяся темнота накрыла Царское Село, на стенах Александровского дворца остались одни картины.

Едва в тихом воздухе наступила ночь, и желтым огнем загорелись таинственные окна, в Царское Село принесся повеселевший Керенский. Он выступил с краткой речью перед первым и четвертым полками и, отказавшись, посетить второй полк, приказал Кобылинскому, чтобы быстро привез в Царское Село Михаила Александровича. Вскоре Евгений Степанович доставил во дворец великого князя, и он вместе с главой правительства и дежурным офицером прошел в рабочий кабинет Романова.

Удрученные расставанием братья взялись за руки и расстроенными глазами взглянули друг на друга. Им было, что сказать друг другу, но разговаривать в присутствии чужих людей они не смогли. Радость от встречи пропала, и Романовы в замешательстве крепко обнялись. Керенский с плохо скрываемым злорадством посмотрел на братьев.

И вдруг в приемную вбежал радостный цесаревич Алексей.

– Дядя Миша приехал? – спросил он Кобылинского.

– Да.

– Можно мне на него посмотреть?

– Конечно, Алексей Николаевич, – великодушно разрешил Кобылинский и цесаревич заскочил за дверь, чтобы посмотреть, что происходило в комнате.

– Позвольте мне проститься с родственниками, – спросил в это время главу правительства великий князь и под его усами жалостно дрогнули губы.

– Я не могу вам этого разрешить, – замявшись, отозвался Керенский.

Великий князь облил главу правительства недоуменным взором. Михаил Александрович искренно не понял, почему он не разрешил ему попрощаться с родственными душами. Какая на это есть причина?

Не такой представлялась родным братьям встреча во дворце. Сесть бы им за стол поглядеть друг другу в глаза и поговорить до самого рассвета. Но великий князь, пробыв в кабинете всего лишь десять минут, ушел навсегда. Больше они уже никогда не увидятся.

Керенский остался во дворце, чтобы понаблюдать за сборами и отъездом Романовых. Перед самым отъездом глава правительства успокаивающим тоном, объявил Романову:

– Николай Александрович, мы решили вас отправить в тихое и спокойное место. Я прошу вас особо не переживать по этому поводу, потому что вы будете проживать в губернаторской резиденции. Там вы навсегда избавитесь от преследующих вас последнее время унижений. И как только состоится Учредительное собрание, вы сможете выехать куда захотите.

Керенский держался непринужденно, словно в отношении царской семьи ничего не происходило. После последних слов главы правительства, Аликс с Ники недоуменно переглянулись между собой. Они уже отчаялись в чем-либо разобраться.

– Если это нужно, чтобы успокоить страну, то пусть все так и будет, – после недолгого молчания ответил Ники. – Мы вам доверяем, Александр Федорович.

– Все будет хорошо, – насильственно улыбнувшись, внушительно произнес глава правительства.

– Я вам верю, но куда вы нас отправляете? – разгоряченным голосом спросил Романов.

– Я объявлю вам об этом в вагоне, – метнув в сторону Романова орлиный взгляд, уклончиво ответил Керенский.

Заметив на лице Ники огорчение, Александр Федорович хотел что-то добавить, но не сказал больше ни слова. Его взгляд светился непривычным блеском. Романов никогда прежде не видал таких глаз у людей. В них невозможно было разглядеть даже тени сожаления в содеянном.

Романов не подал виду, что его мало успокоили слова Керенского. Его спокойное настроение сменилось на удручающее раздумье. Вещее сердце говорило ему, чтобы он не верил словам главы правительства. Ники уже давно подозревал об отъезде в Сибирь по доходившим до него слухам и сообщениям по большому секрету. Однако раскрытая тайна его не радовала, потому что он рассчитывал на Ливадию. Отъезд в Англию предполагался им только в крайнем случае, так как покидать Россию ни он, ни его семья не хотели. Им легче было умереть, чем расстаться с родиной. Они не представляли свою жизнь без святой Руси.