Воевода

Как над белым

Стольным градом

В белом облаке проём,

Белый беркут

Цепким взглядом

Озирает окоём.

А под чёрною горою

В чёрной речке

Чёрный сом

Просыпается порою,

Чуя беды,

Бьёт хвостом.

Между рыбою и птицей

Вся людская круговерть,

Быль в обнимку с небылицей,

Боль и радость,

Жизнь и смерть…

Кочевые инженеры —

Неизученный народ,

Сколько вас, какой вы веры,

Что вас по свету несёт?

Мы с приятелем на пару

По дождю да по воде,

Обернув плащом гитару,

Бродим в старой слободе.

Вот крыльцо, вот баба с дедом,

Пёс лохматый, рыжий кот.

…Сговорились, чтоб с обедом.

– Деньги, – дед сказал, – вперёд.

Мой приятель любит Тоню,

Та от мужа ни на шаг,

Мой приятель в чувствах тонет,

Тоня думает: «Дурак!»

А случилось всё в Хотьково,

Где приезжим каково —

Здесь у местных через слово

Фраза: «Нам-то хоть кого!»

Что кого? – побить, ограбить,

Объегорить, обокрасть,

Спесь крутому поубавить,

Девку ль в сене позабавить,

Чужаков избрать во власть?

Что за присказка такая,

В толк никак не можем взять.

Помогла нам баба Рая,

Попыталась рассказать.

– Ехал царь вдвоём с возницей

Много сотен лет назад

Помолиться, попоститься

В лавру, в Сергиев Посад.

Почему отстала стража,

Не понятно нам досель,

То ли ночь была как сажа,

То ли жуткая метель…

Аль стрельцов сморила бражка —

Трёхведёрная баклажка,

И возницу сон догнал,

Только царь, очнувшись тяжко,

Обнаружил, что упряжка

В темноте бредёт одна,

И опешил – вот те на!

Царь десницей торк возницу

(Мало что не по зубам):

– Ты куда завёз, тупица!

Где Посад и божий храм?

Тот в ответ:

– Не знаю сам…

Темень – что в утробе мавра,

Стог, изба ли впереди?

Уж давно должна быть лавра,

Коль не сбились мы с пути…

Вдруг какие-то людишки,

Тёмный промысел творя,

Хлоп возницу! И под мышки

Тянут батюшку царя!

Полсть медвежью распахнули,

Рвут песцовую доху,

Шубу с царских плеч стянули

На собольем на меху!

Стонет царь, в сугробах лёжа:

– Черти, грабите кого!

Я же царь вам, ваш надёжа…

Те в ответ:

– Нам хоть кого!

Богомольца побогаче,

Аль заморского купца,

Али писаря на кляче,

Али пьяного стрельца —

Было б только поживиться

Чем от путника того,

Да людишкам прокормиться,

Словом, нам-то – хоть кого!

На Москве, когда прознали

Про разбой да разговор,

Подивились и прозвали

Это место «Хоть кого».

Дьяк в чертёж вписал: «Хотького»,

Утвердил то царский двор.

«Хотького» или «Хотьково» —

Мы зовёмся с давних пор.

От названия такого —

Петушиного, родного —

Мужикам большой резон:

Только выпьют – и готово —

Сразу лезут на рожон!

Встрял тут голос деда Пети:

– Это, братцы, всё брехня,

Надоели сказки эти,

Вы послушайте меня.

Жил в Мытищах воевода,

Князь Мстислав, царёв племяш,

В общем, знатная порода,

Не какой-нибудь алкаш.

Говорит ещё преданье,

Что жена его Еланья,

Дочка князя из Торжка,

Та не ведала желанья

До любезного дружка.

В молодице всё как надо:

Ясноглаза как луна,

Спереду смотри аль сзаду —

И красива и стройна.

И в дому всё чин по чину,

Не сварлива, не жадна,

Мужу лишь одно в кручину:

К ласкам дюже холодна.

Он к ней соколом влетает,

Да прильнёт как лисий мех,

А она дрожит-страдает

От супружеских утех.

Князь не бражник, не похабник,

Но боец и удалец,

С молодых ногтей был бабник,

Чай, не схимник, не скопец.

Но отнюдь не басурманин,

Православных был кровей,

Обвенчавшись, наш боярин

Верен был жене своей.

…Дед добавил в чашку чая,

Налил в блюдце, остудил.

Головой слегка качая,

Философски рассудил:

– Вот такая незадача,

Вот такая кутерьма,

Для кого копна как дача,

А кому дворец – тюрьма,

Для кого любовь – отрада

С жаркой женщиной земной,

А кому – одна досада

С неразбуженной женой,

Ну хоть плачь, хоть волком вой!

…Ходит-бродит воевода

По усадьбе день за днём,

Настроенье, что погода —

То с порошей, то с дождём.

Вдруг затеет бой кулачный,

То застынет у огня,

То в поля умчится мрачный,

Не жалеючи коня.

Раз, в кафтане нараспашку

Да на взмыленном коне

Ехал князь. И старикашку

Встретил в ветхом зипуне.

– Издалёка ли, скиталец,

Не из беглых ли людей?

Поклонился князю старец:

– Я не вор, не лиходей.

Звать Никишкой, сын Егоров,

Родом сам из Карпогоров,

По святым хожу местам

Да за родичей-поморов

Бью поклоны всем крестам.

Ну а нынешней зимой

Чую, надо на покой,

Вот и топаю домой.

– Чем же кормишься, убогий,

Побираешься небось?

– С той поры, как носят ноги,

Нищим быть не довелось.

Нужен я честному люду

Для поддержки живота —

У мальцов лечу простуду

Да чесотку у скота,

Надо – выгоню трясучку,

Мужеских добавлю сил…

– Дед, а бабью нехочучку

Ты когда-нибудь лечил?

В бороде поскрёб бродяжка

Да в затылке почесал,

А потом, вздыхая тяжко,

– Было всякое, – сказал. —

Пять секретов в той хворобе:

Гарам дуд, кара кудук,

Рысь в глазу, змея в утробе,

Зазамоченный сундук…

– Молвишь больно ты мудрёно,

Мне ж загадки ни к чему,

Коли ты такой учёный,

Поживёшь в моём дому.

Как хворобу распознаешь

Да разбудишь мне жену,

Дам тебе, что пожелаешь —

Хоть именье, хоть мошну.

Коль не сдюжишь с хворью этой,

В дальний скит жену запрут,

А тебе тогда, не сетуй,

На конюшне кнут да прут…

– Из-за бабы, князь, негоже

Живота меня лишать…

– Ты, старик, не вышел рожей

За меня дела решать!

Хохотнул боярин дико,

Хвать беднягу за зипун

Да на круп его! И лихо

К дому их понёс скакун…

В чёрной яме в чёрной речке

Чует чёрный сом во сне:

Смерть отыщет не на печке

Тех двоих, что на коне.

Так случился в княжьем доме

Интересный человек,

Будто шёл на богомолье,

Попросился на ночлег.

Приказал хозяин, баньку

Истопили мужики,

Ключаря позвали Ваньку,

Тот раскрыл все сундуки:

Вот обувка, вот одёжка —

Гладью шитый петушок,

Пояс – медная застёжка,

На тесёмке гребешок.

И напарен, и ухожен,

Мясом потчеван в обед,

К князю в гридницу провожен

Белый дед – в окошке свет.

Молвил князь :

– В потёмном деле

Ты уж тропку отыщи,

Положу тебе неделю,

Не отыщешь – не взыщи.

У меня ж дела поспели

Ехать в Сергиев Посад,

В аккурат к концу недели

Буду, думаю, назад.

Ты же здесь сбежать не пробуй,

Я лукавства не спущу —

В дупе лешего сыщу,

И тогда твою утробу

Диким псам на корм пущу!

Не во чистом поле пахарь,

Не во кузнице кузнец,

Во палате княжьей знахарь,

Коль не знахарь – не жилец.

Дед седой да сухопарый,

Ровно свечка в поставце,

Где там свечка – так, огарок,

Но с достоинством в лице.

Повезло же нам, ребята,

Встать у деда на постой,

И гостиницы не надо —

Дом стоит, считай, пустой.

Пять сынов да девять дочек

Раскатились по стране,

Глянь на карту – сколько точек

Дед отметил на стене.

Раскатились как колечки…

Вот уже который год

С бабой Раей на крылечке

Дед сидит и писем ждёт —

Из Рязани да Казани,

Из Тюмени и Твери,

В радость или в наказанье —

Тут попробуй разбери.

Лишь меньшая Антонина,

Их последний колобок,

За соседкиного сына

Укатилась за порог.

Вышла замуж слишком рано —

С ученической скамьи,

За буяна-хулигана

Из неправильной семьи.

А девчонка – загляденье,

Что фигурка, что глаза,

Моего дружка в смятенье

Враз повергла егоза.

Мы сидим у самовара

Как хорошая семья —

Миша-друг, в руках гитара,

Дед да баба, кот да я.

Для уюта-колорита

На столе свеча горит,

Чашка чая недопита —

Песня с сердцем говорит.

Антонина забегает,

Чтоб проведать стариков

Да послушать, как играет

Гитарист. А тот каков —

Засияет, распрямится,

Лишь объявится она,

Зажурчит, засеребрится

В пальцах нервная струна.

Он такую песню вспомнит

Да такие в ней слова —

Как в сметане сердце тонет

От такого волшебства.

Да и голос гитариста —

Бас красивый, с хрипотцой,

Тут бы в парня и влюбиться —

И умён, и холостой,

Да поплыть бы по стремнине

Речки песенной к нему…

Только нашей Антонине

Эти страсти ни к чему.

Посидит чуток меж нами,

Встрепенётся – и домой,

Баба Рая с пирогами

Сунет ей пакет с собой.

Крякнет дед, сомкнувши брови —

Всё у дочки кувырком,

Пусто в доме у свекрови,

Шиш в обнимку с ветерком…

Да под локоном заметит

Дед у дочери синяк,

Больно видеть деду Пете:

Зять-дурак охоч до драк.

Дед сорвался как-то с места

Без сапог, зато с колом —

С этой «нотою протеста»

Заявился к зятю в дом.

Дочь в сенях заголосила,

Не впустила старика…

Эх, вернулась кабы сила

Иль сыны издалека!

Дед вздохнёт, протянет тонко:

– Ты бы, Миша, не глупил,

Умыкнул бы, что ли, Тоньку,

Я б охотно подсобил…

Баба Рая ужаснётся:

– Что удумал, асмодей!

Всё у Тони утрясётся

И без этаких затей,

Вот родит, бог даст, детей.

Мой приятель любит Тоню,

Та от мужа ни на шаг,

Мой приятель в чувствах тонет,

Тоня думает: «Дурак!»

Впрочем, может и не так…

Дом пониже, дом повыше,

Садик, дворик – гладь да тишь,

Ан почти под каждой крышей,

Слышь, своя скребётся мышь.

Вечер. Долгая суббота.

Что-то петь желанья нет.

– Кстати, как там воевода,

Что там дед – в окошке свет?

– Глядь-поглядь, уже прижился

В доме князя Белый дед,

С княжьей челядью сдружился,

Будто знался много лет.

Тут на чирей лук приладит,

Там ячмень заговорит,

Вправит кость, живот наладит —

Подходи, коль что болит!

А ещё за прибаутку

Привечал его народ —

Вырвет зуб, приложит шутку,

Да притопнет, да споёт:

«Тит за косу Дуньку ловит,

А она его – за чуб,

Тит от этакой любови

Проглотил молочный зуб!

Бабе Марфе каша люба

Да милы ей кисели —

Два её последних зуба

С дому ноги унесли.

Не женить никак Захара,

Долго собирается,

От зубов осталась пара,

Да и та шатается!»

…И не так уж жалко зуба,

Да и боли, вроде, нет.

– Где ты раньше был, голуба?

– Ай да лекарь, ай да дед!

Но особою любовью

Дед Еланьей окружён,

И без жалоб на здоровье

В ближний круг допущен он.

Мамки, бабки, приживалки

Им чуток потеснены,

По скамьям сидят как галки

Вдоль расписанной стены.

Дед же рядышком, ошую,

У хозяюшкиных ног

Сказ ведёт про речку Шую,

Где живёт Король Миног,

Да про Мудрого Тюленя —

Ведуна ледовой тьмы,

Да про Синего Оленя,

Да про ведьму из Тотьмы…

И хозяйка молодая

Не шелохнется сидит,

Вслед за сказкой улетая,

Белой лебедью парит.

Спелой клюквой рот лоснится,

Зубки снежные блестят,

Колонковые ресницы

Завораживают взгляд.

Ан недолго – грусть поспеет

Будто ночка на крыльцо,

Остудится, потускнеет

У Еланьюшки лицо.

Дед и так и эдак с нею,

В прибаутках кривит рот,

Песню, что поозорнее,

Дурьим голосом споёт:

«Привозили из-за леса

Жуткий срам от бугая,

То ль от Чура, то ль от беса,

То ль от Ваньки Холуя.

Через кочки и ухабы

По долам да по горам

Скачут девки, лезут бабы

Поглазеть на этот срам…»

Захохочут в покатушку

Мамки: «Ишь ты, старый чёрт!»

А Еланьюшка в подушку

Вся уткнётся и замрёт.

И ни ласкою, ни силой

Ту печаль не скинуть с плеч…

Эх ты, старое кадило,

Полезай назад на печь.

Вот на пятый день, в середу,

Отослав на время слуг,

Молвила Еланья деду

Полушёпотом, не вслух:

– Ох, дедочек-голубочек,

Белоглавый мой мудрец,

Замоталась жизнь в клубочек,

Чую, близится конец.

Услужи мне, месяц ясный,

Соболёк мой, горностай,

Раскатай клубок несчастный,

Мою долю разгадай.

Молвил дед:

– Твою кручину

Я и сам бы рад унять,

Да боюсь, мне не по чину

Ту причину распознать.

Помолчал, сказал серьёзно:

– Погадаю, так и быть,

Прикажи, пока не поздно,

На ночь баньку истопить.

Да помягче, не для пару,

И лампад вели подать —

В полночь будем мы на пару

На судьбу твою гадать.