Волчица на поводке

Вирджиния Нельсон

Волчица на поводке

Волки Блэк Хиллс — 15

В книге: 5 глав + эпилог, БДСМ

Переводчик — Светлана (аннотация), Ольга

Дизайн русскоязычной обложки — Asteria

Переведено для группы Оборотни. Романтический клуб by Gezellig 21+

1 глава

Патч Уильямс не верила в судьбу, в настоящую любовь или в то, что ее смена закончится прежде, чем у нее лопнет терпение. Постукивая кончиками пальцев по барной стойке, она мысленно считала до десяти, прежде чем ответить пожилой клиентке, глядящей на нее через стойку, выложенную стеклом. Она ненавидела это время из-за ежегодного наплыва одиночек.

— Нет, серьезно, оно действительно стоит 50 центов, и я не могу продать дешевле.

— Ба, это завышенная цена. Тебе повезет, если кто-то заплатит тебе четвертак!

Старуха схватила сумку со стойки, и, пылая негодованием, развернулась в своих ортопедических туфлях, направляясь к дверям.

— Пойдем Дарси, мы все равно не даем денег таким как она.

Как она? Каких таких она имеет ввиду? Таких, которые не хотят отдавать все даром? Или может быть таких, которые моются чаще, чем раз в месяц? О, я знаю… Таких, которые при желании могут тебя съесть.

Выдохнув, Патч закрыла глаза и попыталась справиться с раздражением, в то время как две пожилые дамы покидали здание держась за руки. Первая пятница месяца всегда означала, что пожилые люди с окружающих холмов спустятся с той части гор, где они жили — из наиболее крошечных уединенных домиков, не изменившихся с тех времен, как их предки пришли на Дикий Запад в поиске любого участка земли, на который они могли бы предъявить права — чтобы приобретать необходимое, встречаться с соседями и изводить продавцов.

Хотя она понимала причину этого — приближение снегопада означало, что они еще бог знает сколько времени не смогут спуститься с гор, многие даже целую зиму — это не помогало ее терпению. Убирая потертый коричневый кошелек обратно на стойку — 50 центов за кошелек от Коуч и эта женщина рассчитывала, что я еще снижу цену? — Патч потерла виски и отправилась в заднюю часть магазина.

Она любила красивые вещи, старые вещи, вещи, которые рассказывали историю с каждым стежком или потертостью, но старики были совсем другой историей. Что-то о том, как ее обижали, как игнорировали, как недооценивали… все это выбивало ее из колеи. За занавеской она погладила кожаную маску, которую приобрела ранее. Сегодня вечером она поедет в свой клуб, сыграет и убежит из этой реальности хоть на мгновение. По крайней мере, она перестанет быть Патч, наименее значимым членом стаи, вынужденной улыбаться представителям службы поддержки клиентов. Она будет кем-то большим. Кем-то сексуальным и желанным…

Она иногда боялась того, что сделает стая, когда узнает правду о ее рейдах или уловят аромат того, чем она занималась в частном клубе, но не настолько, чтоб прекратить это. Как послушный Волк, она уважала и подчинялась приказам, которые получала, даже если их отдавал ублюдочный садист, но это не означало, что ей нравилось подчиняться. Это предполагало, что она вынуждена следовать их указаниям, но…

То, чего не знает Альфа, не сможет ей повредить.

Кроме того, пока Райкер отвлечен едва обретенной парой, а Дрю занят тем, чтобы призвать к порядку всех остальных, кто станет беспокоиться о ком-то столь незначительном, как она? Упругая кожа под пальцами заставляла ее мечтать, чтоб она посмела чаще бывать в темнице. Ее аппетиты никогда не были удовлетворены, во всяком случае, надолго. Люди были забавными — они знали, как хорошо провести время, как заставить ее тело извиваться от наслаждения, и когда нужно было крепко шлепнуть ее задницу, чтобы вывести ее на следующий уровень, но часть ее жаждала большего. Тем более, что ее товарищи по стае начали вступать в отношения, один за другим поддаваясь соблазну спаривания. Конечно, она бы могла помечтать о мужчине, который понял бы ее и любил бы ее… даже если каждый Волк, которого она когда-либо встречала, испытывал отвращение к вещам, которые ей нравились.

Раздраженная своим витанием в облаках, она вернулась в переднюю часть магазина. Она не слышала звон колокольчика, поэтому, увидев Джи в магазине, сильно испугалась.

Если бы он был на улице, возможно, ему удалось бы скрыть свой резкий, дикий запах медведя. Но внутри здания? Когда он приходил, то просто вонял медведем. Она почувствовала его запах, едва он вошел.

— Приветик, Джи. Что я могу сделать для тебя?

Она надеялась, что ее улыбка не выглядит такой натянутой, как ей казалось. Хотя ее слова были обычной, дружелюбной болтовней продавца, она не могла заставить себя посмотреть в его глаза. Что толку быть волком, когда у тебя нет ни кусочка когтя.

— Не покидай город сегодня вечером.

Джи часто играл роль немного расплывчатого и таинственного оракула, но обычно он толкал такое дерьмо в своем баре. Пройти весь этот путь вниз по улице в магазин, чтобы прокаркать свое предсказание, было очень странным.

— Я не планировала никуда идти. — Это была не совсем ложь. Она не сказала, что она собирается его ослушаться. Однако она и не согласилась и с его требованием.

Разве Райкер не дал ей добро на посещение клуба? Уверена, он имел ввиду, что она даст ему знать, если почувствует, что подвергается опасности, но он не сказал ей не ходить в подземелье, что было почти то же, как если бы он разрешил ей, верно? Годы практики в крошечных нарушениях, прикрытых покорностью, которые должны были повлечь наказание, но этого не происходило, поскольку Альфа не мог контролировать все. Она не была кем-то важным. Поэтому ей следовало быть покорной, но она, конечно же, не должна была подчиняться.

— Я не Дрю. Я не приказываю, я прошу тебя не покидать город сегодня вечером. Что-то в воздухе… Я не доверяю этому. Не пытайся провернуть одну из твоих обычных махинаций, девочка. Будь умницей. — Джи не ждал от нее ответа.

Типично. Никто не удосужился спросить ее, чего она хочет, что ей нужно. Дела стаи, дела города, дела оборотней — ничего из этого не является достаточно важным, чтоб обсуждать с маленькой волчицей-сабмиссивом, у которой нет ни клыков ни когтей.

Стиснув зубы, она поняла, что ее раздражение вызвало острый приступ головной боли. Она устала от игнорирования, устала от того, чтобы не быть кем-то достаточно важным, чтобы о нем беспокоиться, устала быть сабмиссивом без доминанта. Чувствуя растерянность и нарастающую головную боль, она решила перевернуть табличку на «закрыто», запереть дверь и принять душ.

Если сегодня не следовало покидать город… Ладно, если кто-то решит остановить ее, то и черт с ними. Она собирается поехать и предаться своему извращению, и к черту последствия.

***

Кеннеди Лори сбросил рюкзак на пол домика Огра. Знакомые запахи дома — домашнего пива, потных спортивных носков и сигаретного дыма, перекрывавшие аромат сосен на улице — были не совсем теми, что он помнил. Тиша повсюду оставила свои метки, казалось, в том числе и в пещере его приятеля, привнеся что-то цветочное, без сомнения, в женской попытке заставить домик меньше вонять. Отличие заставило его использовать неожиданные слова для приветствия.

— Я не останусь надолго.

— Да, да, да, бродяга и перекати-поле. Слишком занят, чтобы навестить семью, друзей, одинокая душа, вечно в странствии… Кажется, я слышал эту песню. Или десять ее версий. Бросай свою фигню и захвати для нас обоих пиво из холодильника. — Огр пнул свой шезлонг, чувствуя себя как дома в его обществе.

Захватив пиво, он привалился задницей к холодильнику и подумал, что его давний друг ему роднее, чем кровные родственники.

— Иди на фиг, мудак. Серьезно, я направляюсь на север. Возможно, на Аляску. Я слышал много хорошего об Аляске.

Будто бы там километры ничейной территории. Будто человек может там потеряться. Он мечтал потеряться, похоронить то, что знал в километрах дикой природы и притвориться, что он больше не человек. Все, что угодно, лишь бы остановить кошмары, которые преследовали его последние несколько лет.

— Ты знаешь, что там мужчин больше чем женщин? Я читал где-то…

— В интернете? Потому что ты же знаешь, не все что пишут в интернете — правда.

Огр, наконец, сдался, выбрался из кресла, и потопал за своим пивом.

— Нет, идиот, я прочитал это в книге. Ну, я так думаю.

Отвернув крышку стеклянной бутылки, он запустил ее в Кеннеди, прежде чем вернуться и снова усесться в свое потертое кресло.

— Так что если ты не решил, что ты один из этих, вряд ли Аляска тебе подойдет.

Кеннеди фыркнул и сделал еще один глоток пива, наслаждаясь тем, как прохладная жидкость с одного глотка освежала и возрождала сотни воспоминаний о том, как они с Огром разделяли пиво.

— Нет уж, это не мое. Я все еще предпочитаю женщин.

Однако некоторые вещи, которые он хотел бы проделывать с женщинами, пугали его. Он всегда был садистом, с давних пор. Тем не менее, он не хотел причинить вред женщине случайно, а только так, чтобы в конечном счете доставить удовольствие. Однако он продолжал мечтать… хотя подумывал, а не толкнула ли его война на тот путь, где рядом с ним не будет никого и никогда, включая женщин. Возможно, особенно женщин.

— Не то чтобы у меня кто-то был в последнее время.

— Приходи в клуб сегодня вечером. Даже если ты будешь только смотреть, все равно хорошо проведешь время. Может, вспомнишь, почему ты не хочешь затеряться на холодном севере. — Красная бровь Огра изогнулась над уверенным голубым взглядом. — Вспомнишь, что ты там, где тебя принимают таким, как есть, хоть ты и вонючий мудак. Вспомнишь, что ты больше не там, теперь ты дома.

Часто моргая, Кеннеди прочистил горло и отвернулся. Запах сосен, влажный холод гор перед снегопадом, все это напоминало ему другого человека — того, кем он был до армии. Прежде чем он увидел дерьмо, которое он никогда не забудет и прежде, чем он оказался внутри кого-то, кем он не стремился стать.

— Я пойду, но не обещаю, что останусь.

Или попробует быть с женщиной, не спросив, хочет ли она. До тех пор, пока он себе доверяет…

Возможно, он никогда не сможет себе доверять, предположив, что какая-то странная женщина захочет однажды попробовать.

— Мы хорошо проведем время. Вот увидишь.

Прислонившись к стене и закрыв глаза, Кеннеди подумал, верит ли он еще в хорошее времяпрепровождение — или это означает больше, чем найти способ забыть хоть ненадолго.

2 глава

Он слышал, что люди описывают Блэк Хиллс как остров деревьев в море травы.

Если следовать этой логике, то темницу нужно было бы описать как хижину, затерянная среди сосен, этакая блоха на спине собаки, кряж посреди моря прерии. Тропа под ногами была усыпана хрустящими сухими иголками, и он приготовился увидеть знакомое здание сквозь деревья. Его манило сияние, смесь искушения и трепета сравнимая с ударом в живот.

Они с Огром организовали темницу несколько лет назад, чтобы пробовать разные кинки, которые их заводили. Приобщившиеся к теме во время поездки на пологие холмы Сан-Франциско, они попытались часть этого принести домой, чтоб поделиться с теми, кто также был заинтересован в безопасном месте для игр. Огр был механиком, поэтому он стал идеальным человеком для изготовления различных инструментов придуманных им самим или реплик тех вещей, которые они видели. Кеннеди присматривал за дизайном, создавая идеи для игр, которые Огр воплощал в жизнь благодаря своим навыкам работы с металлом. Вместе они начали с идеи и придумали это место для себя и других с таким же мышлением и вкусом.

Пока он служил, Огр продолжал работать в темнице вместе со своей давней рабыней и женой Тишей. Они многих лишили членства в клубе — людей, которые не понимали или отказывались придерживаться правил, — но по большей части они создали приличное сообщество, которое простиралось далеко за пределы небольшого и непритязательного здания, скрытого на склоне горы черт знает где.

Или как там еще называлась эта глухомань. Одной из причин, заставлявшей Кеннеди уехать, было понимание того, что это место уже не столь необитаемо, как во времена его молодости. Люди вторгались, разрушая дикую природу, в которой нуждался Кеннеди, после того как он долгое время ел, спал и действовал по приказу других людей, а не по своей воле. Раньше на мили вокруг не было ни одной живой души и только звери скрывались в лесах Блэк Хиллс. Люди приходили, повсюду оставляя след своего присутствия. Он шаркнул ботинком по фантику от конфеты, торчащему из сосновых игл под ногами. Люди кругом, а он не подходил для человеческой компании.

— Давай, тащи сюда свою медлительную задницу. Я выпущу все тепло, а тут не все так укутаны как ты, солдат. — Игривый тон Огра демонстрировал его возбуждение этой ночью в предчувствии игр. Кеннеди хотел бы, чтобы его приятель поделился с ним половиной своего энтузиазма.

Однако он ускорился, чтобы попасть внутрь. Нет смысла замораживать всех остальных, из-за того что он не мог избавиться от своих демонов.

Комната при входе выглядела так же хорошо, как он помнил, хотя они добавили пару симпатичных тематических плакатов на стену. На столе лежали планшеты, и он глянул в один из них, обратив внимание на несколько знакомых имен. В одном люди оставляли свою подпись при входе и выходе из темницы — необходимая мера, чтоб убедиться, что каждый доберется до дома невредимым. Другой был списком ников, чтобы защитить тех, кто не хотел раскрывать миру свои секреты и чтоб защитить клуб от судебных преследований.

— Как дела, Ирис? — спросил он, опуская планшет, так и не подписав его.

Большинство женщин выбирали названия цветов в качестве игрового имени, что он и Огр поощряли, когда начали разрешать вступать в клуб людям со стороны. Слишком многие хотели наслаждаться темой, не опасаясь за реальную жизнь, поэтому легче было называть женщин именами цветов, а не их настоящими именами. Шутки ради мужчины подбирали имена монстров.

Не важно кто ты — Дом, Домми, саб, свитч — это обеспечивало анонимность и простоту, если никто не использовал настоящие имена, и позволяло дать волю фантазии. Не все клубы придерживались этих правил, и, конечно не все участники темы придерживались их, но это было требованием их маленькой темницы на задворках.

Огр получил свое прозвище, когда они были детьми, и он перерос всех в округе, что позволяло покупать пиво, когда он был еще несовершеннолетним. После того как они осознали необходимость обеспечения конфиденциальности, им пришлось придумать имя и для Кеннеди. Когда он играл, его всегда называли Минотавром.

Теперь это казалось глупостью. Он сильно вырос, столкнувшись с реальными кошмарами. Единственное, что связывало его с именем — было предложение затеряться в лабиринте — в этой теме он изощрялся годами.

— Не особо, Минотавр. Добро пожаловать домой, — ответила Ирис.

Он почти забыл, что она там, что он что-то спросил, настолько он был потерян в своих мыслях. Казалось, в последнее время он не мог сохранять покой, и что-то его заставляло двигаться с места на место. Почти как если бы он что-то искал или, скорее, пытался сбежать. Иногда он думал, что слишком многое происходит, слишком многое он видел и делал, и он слишком легко заблудился в лабиринте своих собственных мыслей — все это казалось поразительно похожим на его ролевого тезку, застрявшего навсегда в аду среди извилистых темных троп.

Рука Ирис накрыла его руку, и он дружески пожал ее в ответ, радуясь, что она не попыталась обнять, так как она была открытой и ласковой женщиной. Ирис в реальном мире была Тиша, жена Огра. В темнице же она была красивым цветком, который расцветал под прикосновением Огра. Ее платиновый ошейник, сиявший так, что мог бы осветить комнату, казался гораздо более очевидным знаком собственности в сочетании с ее бледным телом и кожаным корсетом, чем когда она дополняла его костюмом медсестры.

— Ты в порядке? — Спросила она, когда он не отпустил ее маленькую руку. — Ты сейчас дома. Ты в безопасности.

— Я в порядке. Спасибо что спросила. — Он отпустил ее с улыбкой.

Он был не в порядке. Он, возможно, никогда не будет. Не то чтобы он мог поговорить с Тишей об этом.

Следуя за Огром он вошел в главную игровую комнату. Большое пространство занимало все, от железного креста до столов, огромное количество игровых зон, отмеченных лентой безопасности на полу.

У них была паутина из цепей для тех, кто любил быть скованным. В углу они устроили пространство для игр с воском. Еще одну площадку занимала клетка для тех, кому нравилось быть запертыми. Железные кольца свисали с потолка, ожидая тех, кому для удовлетворения надо быть связанным и подвешенным. Была даже многоярусная конструкция, похожая на пагоду, созданная для фиксации, рядом с машинами, предназначенными для игр с электричеством.

Люди разной степени обнаженности были поглощены тем особенным, что с ними происходило, в то время как другие играли роль зрителей или контролировали, чтобы сцена не стала опасной.

В соответствии с правилами, никакой алкоголь не перебивал запах секса, пота и свечного воска, но легкий аромат дезинфицирующего средства позволял предположить, что кто-то недавно закончил сцену. Слабые огоньки подсвечивали комнату, и Кеннеди изо всех сил пытался найти интерес во всем этом.

Не так давно было время, когда просто входя в комнату, он чувствовал возбуждение. Сейчас? Ничего.

Хлопнув Огра по плечу, он обошел его и прошел дальше. Он обещал прийти, но не обещал играть. Войдя в одну из комнат отдыха, предназначенных для восстановления после сцены, он достал пачку сигарет и, закрыв дверь, вытряхнул одну на ладонь.

— Послушай, тут нельзя курить. Если собираешься, тут есть комнаты с вентиляцией, помеченные табличкой «Для курения»

Он не видел женщины, свернувшейся на кушетке, но, когда она заговорила, то прищурившись, смутно различил ее силуэт. В комнате было темно — он не побеспокоился о том, чтобы воспользоваться выключателем, так что ее освещала только полоска света из-под двери, но, казалось, у нее деформирована голова. Если она пришла сюда после игры, то где ее Дом?

Он не обязан был слушать ее, в конце концов он был совладельцем этого гребанного места, так что если он решил покурить в непредназначенном для этого месте, то, черт возьми, он мог это сделать. Но что-то в ее голосе, сочетавшем хрупкость и силу, соблазняло его подойти поближе, поэтому он вернул сигарету в пачку и положил ее в карман.

— Сожалею. Я не думал, что кто-то будет здесь так рано. — Насколько он знал, Огр открыл клуб примерно за час до его прихода, а значит, она была либо в короткой сцене, либо… Где ее Дом?

Он не был уверен, как он понял или почему его это беспокоило, но был уверен, что таинственная женщина, скрытая тенью не была Домми. В ее позе была какая-то врожденная женственная покорность, по крайней мере, насколько он мог видеть. Что-то, что проявлялось и в ее голосе и, казалось, взывало к его инстинктам.

Его глаза немного приспособились к отсутствию света, и он понял, что ее голова выглядела деформированной, потому что на ней была какая-то маска. Он подошел поближе, пытаясь разглядеть ее.

— Знаешь, ты можешь перестать щуриться и включить свет.

Он чуть не подпрыгнул от ее слов. Он пытался рассмотреть ее в темноте и едва сообразил, что у нее нет гигантских щупалец, выходящих из ее лица, но ей удалось увидеть, как он щурится. Возможно, из-за того, что она долгое время сидела в темноте, ее глаза приспособились лучше, чем его? Закрыв глаза, он щелкнул выключателем, заливая комнату светом. Когда он открыл их, она была ярко освещена и моргала светло-зелеными глазами, густо накрашенные подводкой для глаз и тушью. Это было его воображение, или ее зрачки только что сделали что-то странное?

— Ладно, теперь ты пялишься. Знаешь, это грубо.

Озадаченный ею и ситуацией, он покачал головой. На ней была кожаная маска в виде животного, похожего на волка или собаку или что-то еще, скрывавшая большую часть ее лица. Все, что он мог хорошо видеть, это ее подбородок, ее полные ярко-красные губы и эти почти пугающе прекрасные светло-зеленые глаза. Остальное было под маской, которая не прятала темно каштановые волосы, ниспадающие ей на плечи. Ее тело было едва прикрыто несколькими коричневыми кожаными ремнями под цвет маски. Сексуальное снаряжение позволяло ему отлично рассмотреть мускулистую светлокожую женщину, на плоти которой не было сияющих красных отметин. Каждый дюйм ее тела кричал о женственности, несмотря на все кожаное снаряжение, вплоть до того, как она изогнула свои нежные розоватые пальцы. Темный наряд настолько контрастировал с ее кожей, что это заставило его задуматься о том, каково будет касаться мягкой плоти и жестких коричневых полос.

— Все еще пялишься, — заметила она, изогнувшись, — и это вызывает мурашки.

— Извини. Я… — Он прочистил горло, — Минотавр. А ты? На ее изящном горле не было ошейника, что означало, что она никому не принадлежала.

Он не был уверен, почему он обращает внимание на это, так как пришел не для того, чтоб играть, но у нее не было ошейника, и это его радовало.

Ее губы сложились в улыбку, как будто она знала какой-то секрет. Он почти услышал щелчок внутри, когда его тело среагировало, и он возжелал ее только за эту медленную чеширскую улыбку ее ярко-красных губ.

— Люпин. Когда я здесь, я Люпин. Звук ее голоса будто гладил его, несмотря на расстояние между ними, и он понадеялся, что коснется тела, которому принадлежит этот голос.

— Волчье, как и маска. Отлично. Прекрасный выбор цветка. — Ты прекрасна. Он не произнес этих слов, однако и был шокирован поворотом собственных мыслей. Он не был тем человеком, который чувствовал потребность в лести или романтических условностях, предпочитая вести свою игру грубо и дико.

— Мне показалось, что это уместно. Итак, Минотавр, мы никогда не встречались раньше, а я приезжаю сюда годами… — Она замолчала. Вопрос в ее утверждении был очевиден, хоть и не задан. Кто ты и что делаешь в моем клубе? То есть она говорила правду и была довольна своим положением в их обществе — то, что они с Огром планировали, вводя строгий отбор и закрытый характер членства своего клуба.

— Меня не было в городе, — он мог не приходить годами, но он помнил правила. Никакой личной информации, ничто не вторгнется в игру с некомфортными реалиями внешнего мира. Они выбрали место, ограничили членство — все это с намерением создать безопасное, частное и эксклюзивное место, где можно было реализовать почти все.

Однако часть его хотела рассказать этой девушке больше. Чтобы свернуться рядом с ней и рассказать ей все, что она захочет услышать, пока она продолжает разговаривать с ним. Явная странность его реакции сделала его нерешительным, и он отступил на шаг назад, оставляя между ними больше пространства.

Когда она подошла к нему, видимо, не замечая его потребности в дистанции, он напрягся. Однако она остановилась чуть больше, чем в футе от него. Не давя на него, но ближе, чем он бы предпочел.

— Приятно познакомиться. Ее протянутая маленькая рука показала, что она достаточно близко, чтобы прикоснуться. Достаточно близко, чтобы попробовать ее вкус. Достаточно близко, чтобы ощутить ее запах.

Ее спелый аромат — что-то мускусное, цветочное и женское — все в одном сладком вздохе — сделал его еще более жестким. Он желал маленькую волчицу, больше, чем он жаждал другую женщину на своей памяти.

Это означало, что он был опасен для нее. Некоторые вещи, которые он проигрывал в мечтах… Он закрыл глаза, почти так, словно мог сбежать из темного извилистого лабиринта своего разума. Вместо ответа он отвернулся от нее, направляясь к двери.

Ее рука на его руке остановила его, и он стал дышать ртом, чтобы не чувствовать завораживающий коктейль ее аромата.

— Подождите, я извиняюсь. Я слишком тороплю события. Мне жаль….

Она затихла, сама испугавшись своих слов и убрала руку.

— У тебя есть хозяин? — отсутствие ошейника явно указывало на это, но он должен был убедиться.

— Нет. Я играю, да, но я не чья-то собственность, если вы это имеете ввиду. Я только принимаю участие в сценах или, ну…

— Тебе было бы интересно обсудить игру, маленькая волчица? — Даже когда он проклинал себя за то, что сделал предложение, часть его подпрыгнула, готовая взять ее — хоть сейчас, если бы могла.

Она застыла от его слов, глядя испуганно. Однако, быстро восстановив свое самообладание, кивнула. Когда она облизнула свои полные губы, заставив еще больше затвердеть его уже твердокаменный член, она обдумала его предложение, прежде чем ответить.

— Да, мне интересно. Но вы новичок, поэтому я предпочла бы сначала поговорить с Огром… На самом деле, он может стать посредником?

Ревность, незнакомое чувство, пронеслась сквозь него, и он схватил дверную ручку, пытаясь убедить себя уйти от нее, пока была такая возможность. Вместо этого он кивнул ей. — Хорошо. Я найду его. Оставайся здесь.

Он не собирался дополнять последний комментарий командой. Как правило он был более тактичен, проявляя контроль. Он не имеет права приказывать сабе, прежде чем они достигнут согласия. С ней? Следовать правилам было гораздо сложнее. Это означало, что он должен валить от нее к черту.

Вместо этого он отправился на поиски своего друга и был готов силой притащить его к комнате, если понадобится. Он намеревался прикоснуться к ней — сегодня вечером, прямо сейчас, сделать все что угодно, чтобы успокоить голод, разбуженный ее голосом.

3 глава

Переговоры прошли на удивление стандартно, учитывая их необычную встречу и странную потребность в чем-то большем, испортившую их неловкое знакомство. Он попросил ее снять маску во время игры, чтобы он мог лучше видеть ее реакцию. Она отказалась и настояла, чтобы маска оставалась во время всей сцены.

Она попросила его зафиксировать ее. Он очень четко обозначил, как именно он планировал это делать. Поскольку ни один из предложенных им вариантов не был шокирующим, она очень легко согласилась.

Он спросил, каковы ее жесткие ограничения, о том, сколько боли ей нравилось получать вместе с ее удовольствием. Поскольку она не могла сказать ему, что человек почти не мог серьезно навредить ей, и любой урон, который он нанесет, заживет достаточно быстро, она ответила: «Много».

Дрожь удовольствия, которая прокатилась по ее телу под его взглядом, должна была заставить ее нервничать, но этого не произошло.

С того момента, как он вошел в темную комнату и запер дверь, ее тело, казалось, чутко реагировало на него. Она уже мечтала о сексе. Она не была новичком в теме или удовлетворении собственных потребностей, но что-то в этом человеке было другим. Может быть потому, что каждый его шаг выдавал Доминанта — человека который командует и овладевает всем, к чему прикасается — ее сабмиссивная сторона требовала испытать его.

Может быть потому, что его пристальный взгляд заставлял ее чувствовать себя прекрасной, особенной и значимой.

Может быть потому, что его запах, казалось, делает с ней что-то невероятное. Она жаждала его прикосновений, черт возьми…

— Люпин, ты меня слушаешь? — Голос Огра прервал в ее размышления и она улыбнулась обоим мужчинам.

— Да, извините, как раз думала об этом… — замявшись, она снова взглянула на Минотавра. Он был причиной ее нервозности и переживаний. Что-то в нем заставляло ее терять контроль, смущаться, волноваться. Он был таким чертовски большим. Его поза была уверенной, а тело покрыто мускулами, которые она страстно желала потрогать.

Жар. Она чувствовала жар и нужду и боролась с потребностью ползти к нему на коленях и заявить на него права.

Мысль о слове «заявить права» еще сильнее сбила ее с толку. Она, как правило, не позволяла волчьим инстинктам управлять собой, когда общалась с людьми. Предполагалось, что в клубе она может выпустить пар — место, где на нее не давила политика стаи, решения стаи, законы стаи. В мире людей она была просто одной из женщин, и если уж она была сабмиссивом, то искала того, кто будет властвовать.

Не то чтобы любой Мастер мог справиться с этим, но у каждой женщины было то, о чем она мечтала. Она искала того, кто отнимет у нее контроль, кто будет видеть ее насквозь и действительно доминировать над ней.

К сожалению, она стала чертовски хороша в своих маленьких бунтах, и казалось, никто не готов дать ей то, что ей нужно. Чувство безопасности, облегчение от необходимости думать… кто-то, кто возьмет на себя весь контроль, и будет лелеять ее за то, что она позволила ему это.

Тёмный взгляд Минотавра пронзил ее. Что-то в нем кричало о печали, разрушенных мечтах, и часть ее жаждала предложить ему утешение. Другая часть хотела плюхнуться на живот, как сука, какой она и была, и умолять его погладить ее.

— Люпин, ты должна сосредоточиться, — потребовал Огр и она сжалась от его тона. Они играли вместе, точнее, он давал указания в нескольких ее сценах в прошлом, но он никогда не заводил ее так, как этот новый парень сделал одним взглядом. Отдаленные запахи металла, веревок и человеческого пота напомнили ей о том, как много возможностей откроется перед ней и человеком, когда они закончат с обсуждением, и она с трудом сглотнула, когда похоть растеклась жаром у нее между ног.

— Извини, Огр, — заявила она, затем сложила руки на коленях. — Мы обсудили стоп-слово, какие игры неприемлемы, что мы оба хотим от этого… Что еще требует обсуждения?

Мелкие бунты, ее сильная сторона со времен разборок в стае, когда она выяснила, что неправильное выполнение инструкций эффективнее, чем прямое неповиновение, почти стали второй натурой. Испытующе ухмыльнувшись Огру, она ждала, как он среагирует на ее непокорный ответ.

— Я требую полного послушания и подчинения. Если ты решишь нарушить правила, чтобы проверить кто тут командует, пойми это… Я тебя накажу. Если ты подчинишься мне, я не позволю тебе бунтовать, волчица. Мы поняли друг друга? — Тон его голоса послал дрожь желания по ее позвоночнику.

— Поняла, Минотавр. — Ей стало интересно, как его зовут на самом деле, чем он занимается в жизни… Как вышло, что казалось, все знали его, включая Огра, в то время как она ни разу не встречала его раньше.

Что само по себе было странно. Она никогда не задумывалась о членах клуба или их жизни за пределами их извращенной игры. Ей было все равно. Она приходила в темницу не для того, чтобы пообщаться. Она приходила, чтобы утолить свой сексуальный голод, не более того. Но Минотавр не был обычным человеком, и ее реакция на него тоже не была нормальной на всех уровнях. Она должна бежать, избегать всех странных, запутанных чувств, которые он пробудил, не прикладывая ни малейших усилий к этому. Просто глядя в его всегда грустные глаза, она, казалось, говорила с какой-то давно забытой частью себя.

Минотавр кивнул и встал.

— Подпиши это и мы начнем.

Ее рука тряслась, когда она подчинилась. Не успела она написать свое имя рядом с его под контрактом, как он потянул ее за локти, чтобы поставить на ноги.

— Я хочу уединения, — сказал он Огру. — Она согласилась на сольную игру, поэтому мы возьмем синюю комнату. Без проблем?

— Оставь ее незапертой. Ты давно не играл, так что если шум будет слишком… В общем, мне будет спокойнее, если комната будет незаперта.

Минотавр зарычал. Хотя он был ниже ростом, чем Огр, он не раздумывая пошел на него. Патч задрожала, когда в комнате сгустилось напряжение, а тестостерон и агрессия заполнили пространство между двумя мужчинами.

— Послушай, мужик, тебе же самому будет так спокойнее, правда? Знать, что если ты зайдешь слишком далеко, то я смогу войти? — Огр не уступал, а ее новый Дом продолжал смотреть на него. Если бы они были волками, то это стало бы вызовом на поединок за власть. У людей молчаливая битва могла продолжаться, пока кто-нибудь не вклинится между ними.

Так они и стояли, молча общаясь, с ненавистью глядя в глаза друг другу, до тех пор пока Минотавр не кивнул.

— Хорошо. Я не буду запирать, но не вмешивайся, чтоб прервать веселье. Пока ты не сочтешь, что она в опасности, ты остаешься снаружи. Ясно?

Огр кивнул, затем радостно ухмыльнулся Минотавру.

— Мужик, чертовски хорошо, что ты дома. Желаю приятно провести время. Я рад, что вы нашли друг друга, извращенные ублюдки.

Проворчав что-то в ответ, ее новый Дом потащил ее по коридору. Она даже не оглянулась на Огра, очарованная тем, как крепко Минотавр держал ее, видом его широких плеч, продвигающихся по залу впереди нее.

— Сейчас?

Такие мелкие бунты как разговоры она считала само собой разумеющимся, потому что ни один Дом не требовал от нее жесткого соблюдения правил, особенно до начала сцены, так что это не было серьезным проступком, ну или она себя в этом убеждала. Но когда Минотавр толкнул ее к стене, обхватив ее руки и прижав голову к деревянным панелям, то у нее перехватило дыхание от его запаха и ослабели колени. Если бы он не держал ее за запястья и не прижал ладонь к основанию ее позвоночника, она могла бы упасть.

— Я не давал тебе разрешения говорить. — Слова были единственным предупреждением, которое она получила до того, как его рука хлопнула по ее почти голой заднице.

Сильно прикусив губу, она закрыла глаза от удовольствия. Ее задница пылала, острая боль трансформировалась в жидкое наслаждение, когда кровь прилила к этому месту, делая ее чувствительной. Он не отстранился ни на дюйм, этот мужчина с темными вьющимися волосами и потрясающим запахом.

— Я…

— Я сказал молчать. — Его наказание было быстрым и неотвратимым. Звук шлепка, когда его рука снова соединилась с ее задницей поставил точку в его предложении.

Ее шумное дыхание и приглушенные звуки музыки и смеха были единственными звуками в темном коридоре. Удовлетворенный, что она успокоилась, он развернул ее и прижался к ее телу своим. Она хныкала, чувствуя как он, такой горячий и голодный, вдавливается в нее.

— Так то лучше, — он вознаградил ее за послушание одним быстрым поцелуем.

Но поцелуя было недостаточно, совсем не достаточно, поэтому она почти побежала за ним в синюю комнату.

* * *

Она согласилась подчиниться ему, однако продолжила свои маленькие бунты, надеясь, что он не заметит. Она была послушной, и использовала только намеки на неповиновение, как будто пробуя воду, проверяя, как далеко она сможет зайти. Вместо того, чтоб привести его в ярость, пробудить тьму внутри него, то, чего он боялся, ее независимый дух бросал ему вызов и удивлял его. Она впечатлила его своим остроумием, смелостью, красотой.

И хотя ей удалось поразить его, она также соблазнила его таким образом и в некотором роде даже очаровала. На каком-то первобытном уровне, который он даже не мог толком осознать, все, чем она была молило каждую часть его заявить на нее права. Он не мог припомнить, чтоб когда-нибудь настолько жаждал женщину, чтобы испытывать желание прервать игру и овладеть ею всеми способами, какими мужчина мог овладеть женщиной.

Он оставил на ней ее костюм из кожаных ремешков, обнаружив, что скрытые участки кожи дразнили его так же сильно, как и те, что были открытыми, однако он немного сдвинул один из ремешков, чтобы выглянул один темный сосок. Щелкнув по вершинке, он сосредоточился на ее нежном лице, скрытом кожаной волчьей маской. Маска ограничит его возможность оценивать ее реакции, что заставляло его беспокоиться. Общее веселье легко может обернуться подлинной болью, так что ему придется обращать пристальное внимание на ее сигналы — тем более, что они были незнакомы и он не был уверен, как она будет реагировать.

Ее безопасность была не единственной причиной, по которой он просил ее избавиться от кожи, скрывающей ее лицо. Часть его стремилась увидеть ее, еще одна непостижимая и необоснованная реакция в его списке.

— Люпин, тебе комфортно?

Сжав губы, она сопротивлялась, отвечая ему. Акт послушания — ведь он приказал не разговаривать — совпал с тем, что ее глаза быстро рассматривали его — прямое неповиновение, так как он также требовал не смотреть на него.

— Я увидел, — добавил он. Ее дыхание сбилось и он решил порадовать их обоих. — Однако я мог бы пропустить это, если ты справишься со следующим небольшим заданием, которое я запланировал.

Он приковал ее запястья и лодыжки к кровати, однако, исходя из своего опыта, не стал натягивать ограничители слишком туго. Слишком часто, начиная сцену, он сталкивался с тем, что женщина, считавшая, что быть связанной — это сексуально, начинала паниковать, обнаружив, что ей не выбраться. Темная часть его натуры могла бы наслаждаться этим, но нервировать свою сабу было нехорошо. Во всяком случае, если он хотел, чтоб она быстро пришла в себя.

На этот раз она не смотрела на него, но по ее телу пробежала легкая дрожь. Ее шея покраснела, и она кусала свои полные красные губы, видимые через маску.

— Твое следующее задание — не двигаться. Что бы ни происходило, я хочу чтоб ты сохраняла неподвижность, Люпин. Ослушайся меня и будут последствия. Послушаешься — и получишь удовольствие. — Судя по ее отзывчивости к его исследовательской игре до сих пор, ей будет приятно в любом случае, но он добавил по старой привычке.

Она не двигалась и не отвечала, но ее дыхание ускорилось. Выбрав кожаный кнут, свернутый спиралью, он провел им по ладони, прежде чем взглянуть на ее тело, выставленное перед ним как какое-то изысканное угощение, разложенное на темной простыне, которую он расстелил на кровати.

Мгновение он смаковал знание о том, что он сделает и представлял как это будет. Слишком часто игру приходилось прерывать, и Доминанты не могли слишком задерживаться, чтобы насладиться и воображаемым удовольствием от того, как это могло бы быть, и реальной радостью от участия в сцене.

Он так долго ограничивал себя в удовлетворении своих потребностей, что наслаждался моментом и старался растянуть его. Он видел, как она дрожит от знания, что что-то — она не могла быть уверена что именно — произойдет. Склонившись над ней и протянув кнут к ее лицу он прошептал:

— Понюхай его. Чувствуешь запах кожи? Прикуси его, и ты ощутишь пряный аромат на языке. Если я использую его на тебе, он смешается с твоим потом и сладкими соками между ног. Хочешь этого, маленькая волчица?

Она вздрогнула, румянец растекся вниз от ее шеи, чтобы составить легчайшую игру оттенков на ее пышной, бледной, перетянутой кожей груди. Сосок, который он высвободил, был твердым и прекрасным — нежный и тугой плод, ожидающий его зубов.

Он погладил кожаные полоски, свободно пересекавшие ее тело, глядя как она старается сохранять неподвижность при том, что должно быть комбинацией соблазнения и щекотки. Когда ее глаза снова метнулись к нему, он щелкнул кнутом и красная линия пролегла по ее бедрам в том месте, где кожа коснулась плоти.

— Да ты нарушитель, Люпин?

Ее глаза закрылись, грудь вздымалась от прерывистых вздохов и она прикусила нижнюю губу. Покачав головой, она снова оказала сопротивление.

Немножко послушания смешанного с непослушанием. Она не ответила ему вслух, но кивок, по сути, был ответом, и, вдобавок, она пошевелилась.

Решив воздать должное им обоим, он оседлал ее на кровати и ее тело выгнулось, натянув ограничители, как будто стремилось к нему. Одной рукой он прижал ее к матрасу, наслаждаясь контрастом ее теплой мягкости и прохладой грубой кожи, которую она носила.

— Ты по-прежнему не слушаешь меня. Что я должен сделать, чтобы заслужить твое доверие и подчинение, моя маленькая волчица?

Он царапнул ногтями от ее ключицы к животу, взволнованный тем, как его прикосновения отпечатывались на ее бледной коже. Дыхание ее дрогнуло, и она, казалось, пыталась остаться неподвижной, но на лбу выступили капельки пота.

Повиновение в ее неподвижности и отсутствии ответа означало, что он мог ее коснуться. Решив проверить свою сабу и ее интерес к его игре, он потянулся назад, накрыв ее холмик, скользнув пальцем под укрывающую его полоску, чтоб проникнуть к ее складочкам. Гладкая кожа встретила его прикосновение, горячая и нежная.

Влажная.

Она текла для него, промочив кожаный наряд. Ее рот открылся, но оттуда не вылетело ни звука, так что он продолжил скользить кончиком пальца по ее твердому маленькому клитору.

— У тебя получается уже лучше, — хриплым голосом проговорил он, объясняя свои поглаживания.

Дыхание с шипением вырывалось из ее груди и, пожалуй, пульс под его прикосновением ускорился. Ее нежная кожа была такой горячей, что, казалось, даже легкое касание могло обжечь его.

Он и сам пылал, его член был таким твердым, и он думал, что тот изольется в штаны, как у какого-то подростка, впервые увидевшего сиськи. Заставив себя отодвинуться от нее прежде чем окончательно потеряет контроль над ситуацией и своей изголодавшейся плотью, он снова встал около кровати и посмотрел на нее. Она могла бы быть восхитительной, одной из самых прекрасных женщин, которых он когда-либо встречал, но он никогда не приближался настолько близко к тому, чтобы потерять способность справляться с ситуацией, поскольку он чувствовал, что колеблется даже сейчас.

Ее глаза распахнулись, воспламеняя его чувства. Насыщенный аромат ее возбуждения, наполняющий комнату, усилился, сводя его с ума как тяжелый наркотик. Чтобы наказать ее за нарушение правил или, возможно, отпугнуть ее за то, что она заставила его так остро чувствовать, он три раза подряд хлестнул ее бедра.

Красные линии прерывались в том месте, где кожаные полоски покрывали нежную плоть, создавая узор, напоминающий изысканную припухшую татуировку страсти на ее бледной коже. Пока он помечал ее своей властью, другая часть его жаждала целовать и лизать огненные дорожки, которые он проложил по ее телу. Последний удар он точно нацелил так, что концы кнута сокрушительно ударили по кусочку кожи, покрывающему ее дрожащий холмик.

Ее глаза закрылись, но с губ сорвался стон, когда ее бедра взлетели вверх — словно стремясь получить больше жалящих ощущений от кнута, а не пытаясь уйти от боли, которую он причинил.

— Ты двигалась. — Его голос казался грубым, что было почти болезненно для его собственного слуха. — Ты лишишься своего костюма.

Ее глаза снова блеснули, когда тяжелые веки поднялись, но она не сводила взгляда с потолка.

Она пыталась повиноваться. Жаль, что он получал такое удовольствие от ее бунтов…

Либо его запах, либо его тон чуть не взорвали ее. Она никогда не была так близка к оргазму во время столь короткой игры, но красивый незнакомец сумел довести ее до края такими незначительными усилиями с его стороны. Когда он ударил кнутом по чувствительной плоти ее бедер, ей бы хотелось, чтобы она не была прикована, для того чтобы раздвинуть свои ноги навстречу источнику боли.

Нелепая мысль, но что-то в нем вызывало в ней отклик, что не имело смысла. Тепло и огонь лизали ее плоть, уже, без сомнения, вызванные его игрой, и снова ленивая мысль, что она жаждет заявить на него права прожгла ее пылающий разум.

Безумие. Она никогда не заявит права на человека, не возьмет на себя такую ответственность, но когда он расстегнул кожаный наряд, который она носила, и в нетерпении почти сорвал его с нее, из ее горла вырвалось низкое рычание. Дело в том, что звук принадлежал больше Волку, чем женщине, и это поразило ее, почти остудив ее страсть.

Почти.

Ей никогда не составляло труда контролировать своего зверя, существо, столь покорное, что она сдавалась человеческой стороне, а также любому проклятому Волку, который встречался на пути. Но когда она почувствовала трение меха под своей кожей, то поняла, что она и зверь разделяют общую цель. Они оба охотились на этого человека, делая его прикосновение более опасным, чем он мог догадываться. Должна ли она произнести стоп-слово, закончив сцену?

Открыв рот, чтобы сделать именно это, хотя Волчица вцепилась в ее внутренности в знак протеста, ее слова были прерваны, когда его горячий рот накрыл ее грудь, и он укусил. Безмолвный крик, похожий на тяжелый вдох, вырвался из ее горла, и их контакт выжег каждую логичную мысль в ее сознании. Когда кончики его пальцев вернулись между ее ног, резко потирая ее пульсирующий клитор, она не смогла противиться прикосновению. Да, больше, вот так.

Слишком скоро он убрал руку — она была так чертовски близка. Еще одно жесткое поглаживание, и она бы разбилась в его ладони. Она планировала протестовать, ныть и умолять его снова прикоснуться к ней, но впервые за долгое время…

Она уступила его власти. Его доминированию. Она подождет, ее Волчица подождет. Они будут подчиняться его требованию молчания, уверенные, что все, что бы он ни планировал, принесет им больше удовольствия, чем то, что она могла бы просить.

Ее рот закрылся, и ее дыхание вырвалось через нос. Ничто в ней не стремилось к терпению или тишине. Но он приказывал, и она подчинялась ему.

— Хорошая девочка, — прошептал он. Он шлепнул ладонью по ее груди, заставив плоть колыхаться и вызвав еще один трепетный выстрел удовольствия. Она жаждала носить его метки, его запах. — Теперь ты меня слушаешь гораздо лучше.

Ей хотелось, чтобы он вошел в нее. Ей хотелось увидеть его член, попробовать его на языке и в горле, пока ее внутренности не искупаются в его пьянящем аромате. Она пыталась втереться в него, так чтоб не было возможности различить где заканчивается ее запах и начинается его. Возможно, его рот мог бы накрыть ее рот — нет, она вонзит зубы в мягкую впадину между плечом и шеей и заявит, что он принадлежит ей.

Странная мысль не успела скользнуть сквозь хаотичный беспорядок ее сознания, как она прикусила свою губу, в поисках облегчения и попробовала кровь. Волчица снова царапала ее внутренности, требуя от нее заявить права на человека когтями и зубами, и слезы просочились из ее глаз, когда она пыталась вынудить зверя отступить.

Однако у ее Доминанта были другие планы. Вместо того, чтобы усесться на нее, объезжать ее, пока они оба не достигнут удовлетворения, его дыхание слегка касалось ее горячей и нежной щели, принося неприятное ощущение прохлады, когда она желала его тепла, его твердости.

— У нас будет более долгая сессия в другую ночь, моя маленькая волчица. Сегодня вечером прежде чем я пойду, я дам тебе это. — При этом он приблизил рот к ее нежному бутону. Сначала его язык смягчил и поднял ее напряжение. Он почти довел ее до оргазма, и ей пришлось бороться, чтобы ее губы и глаза оставались сомкнутыми.

Но когда он ударил по ее клитору, она не смогла сопротивляться. Крик с рычанием вырвался из ее горла как если бы он заклеймил ее, а не наоборот.

Оргазм пронзил ее с несокрушимой силой, уничтожая все мысли, всю логику, все, а затем мир потемнел.

4 глава

— Для тебя ненормально позволять кому-то заниматься уходом за твоей сабой после сессии, — заметила Тиша, стряхивая пепел в стоявшую между ними пепельницу. Выдохнув длинную струю дыма, она на мгновение закрутила ее вокруг кончиков пальцев, прежде чем снова посмотреть на него. — Конечно, нетипично для тебя и просить Огра проследить, чтобы твоя новая саба благополучно добралась домой. Это как-то связано с тем, что случилось во время службы?

Час назад он бы согласился. Он рассказал бы ей, если бы возникла потребность рассказать кому бы то ни было, как военные трахали ему мозг и что-то в нем сломали. Он постарался бы объяснить ту дикость, с которой он боролся годами, то страстное стремление в тенистые леса в то время как он был окружен засушливой солнечной пустыней. Постоянную потребность в движении, стремление к чему-то, что он никак не мог отыскать или хотя бы сбежать от своих кошмаров.

После этой сессии с новым сабмиссивом его мысли утратили ясность, устроив скачки в его голове.

— Нет, — сказал он.

Это не из-за войны. Это из-за нее.

Из-за нее, из-за искушения попробовать ее, ощутить, как она разбивается на осколки под его языком со вкусом, которого было недостаточно для него за время их короткой встречи. Из-за его потребности войти в нее, нарушив обычный ход его вуайеристской игры. Из-за ее аромата и его внезапного желания укусить. Он всегда полагал, что нежелательно сабе касаться его, предпочитая свою ладонь, чтобы не нарушить сексуальность сцены. Но с ней? Ему были необходимы ее руки, ее ногти, впивающиеся в спину, пока их языки переплетаются и он погружается глубоко внутрь ее тела. Его член пульсировал, стремясь получить то, чему он сопротивлялся.

Ничего из этого не имело смысла, так что он тряхнул головой, мечтая, чтобы вытряхнуть из нее эти мысли было столь же легко, как и затушить сигарету. Ему показалось это чертовски странным, ведь он курил уже много лет, и не хотел бросать.

Нет, то, что он жаждал во рту, было получить больше ее. Больше ее кожи, больше ее вкуса, больше сладкого звука ее освобождения эхом в комнате, когда она кричала для него. Когда крепления, которые он использовал, чтобы контролировать ее, натянулись так, что почти лопнули, он довел ее до оргазма и сбежал из комнаты. Каждая клетка его тела протестующе кричала, что заставляло его бежать быстрей. Он схватил Огра, посоветовал ему позаботиться о ней, убедиться, что она в безопасности, и с пылающим телом спрятался в комнате для курения.

— Собираешься увидеть ее снова? — спросила Тиша, не обращая внимания на тысячу адски пылающих солнц, которыми стала его плоть и смятение его мечущихся мыслей.

— О да, — и скоро. Он надеялся, что она будет часто возвращаться.

* * *

— Ты меня не слушаешь, — Слова Таши разорвали туман нужды, укрывавший ее мысли, и Патч ускорилась, чтоб собрать больше помидоров. Несмотря на шрамы, женщина была единственной в стае с кем она чувствовала хоть какую-то связь. Приносила ли она печенье или просто пробегала мимо, Таша относилась к ней как к члену стаи — к члену семьи — и Патч почувствовала себя виноватой за невнимание.

Сезонная традиция сбора спелых красных плодов, а затем консервирования их на зиму была достаточно знакомой практикой — ее наименее любимой частью было удаление кожицы после бланширования. Ее пальцы всегда болели и были сожжены кислотой, не говоря уже о том, что ее нос был воспален от едкого запаха. Но текущая задача была не давать воли воспоминаниям о прошлой ночи.

— Прости, что ты сказала? — ее голос был непривычно хриплым. Часть ее задавалась вопросом, поняли ли все окружающие, что ее жизнь изменилась, так же как изменилась она сама, и все из-за того, что она встретила незнакомца в месте, куда ее предупреждали не ходить.

— Да, Берта и ее пара…

Пока она продолжала выбирать красные плоды, пропуская зеленые и иногда оранжевые, если они казались недостаточно спелыми, слова ее подруги нашли отклик в ее кипящем мозге.

Пара.

Может ли этот мужчина, Минотавр, быть ее парой? Но она не хотела пару человека — говоря именно о постоянных отношениях — хотя она уже подумала о том, что одеть ночью, когда она отправится в темницу.

Будет ли он снова связывать ее? Будет ли он использовать хлыст или у него будет какая-то другая игра? Он вообще там будет?

Вопросы в голове болтались, как сушеные бобы в жестяной банке. Будет глупостью с ее стороны снова пойти туда, чтобы рискнуть пробудить зарождающуюся связь и сделать ее сильнее.

Четыре часа спустя отмытая, побритая и в длинной кофте, чтоб скрыть ее тело, она вошла в переднюю дверь темницы.

— Хей-йя, Ирис.

Предвкушение вызывало трепет и ее ладони вспотели настолько, что она была уверена, что другие женщины должны это заметить.

Вместо этого Ирис возилась со своим ошейником, ее обычно отстраненный взгляд светился пониманием.

— Вторую ночь подряд, Люпин? Необычно для тебя. Все в порядке на работе?

Пожав плечами в ответ, она выскользнула из своей кофты и протянула ее женщине, прежде чем наклониться, чтобы войти.

— Просто плохая неделя.

Его запах ударил по ней за мгновение до того, как он схватил ее бедра, прижимая к жесткому члену. Ее рука дрогнула, выпустив ручку, а сердце забилось как сумасшедшее.

— Я надеялся, что ты придешь ко мне сегодня вечером — его голос казался живым, поглаживая ее чувства, как будто это было прикосновение. Ее пальцы обхватили его запястья, ногти автоматически впились в кожу. Но не для того, чтобы оттолкнуть его… Нет, она цеплялась за него, наслаждаясь тем, как его твердый член прижимается к ее заднице.

— Да? — Она не могла сопротивляться желанию прийти к нему, ни за что. Если он был ее, она его получит.

Оставалась одна проблема — как могла она, сабмиссив, заявить права на мужчину, который управлял ее эмоциями не прилагая усилий?

* * *

Он не хотел ее связывать.

Не способный ни на мгновение выбросить ее из головы, он беспокойно метался и вертелся всю ночь напролет, чтобы проснуться утром, нуждаясь в ней. Он добрался до клуба за час до открытия, направился в комнату, откуда забрал ее накануне, и лежал на матрасе, ловя легкими крупицы ее запаха. Слабое утешение для того, кто жаждал женщину, а не слабый мускусный аромат ее призрака.

Он нуждался в ней. Если бы он знал, где ее найти, то пошел бы к ней, чтобы унять боль и чувство острой необходимости, и будь прокляты правила.

Логика? К черту логику. Он проехал мимо станции здравомыслия и в какой-то момент прошлой ночи сошел на станции чистого желания. Проще говоря, он возьмет ее, сделает то, чего он жаждет, и попытается насытить зверя, растущего внутри него, жадно пожирающего самый тонкий намек на ее запах.

Когда она появилась, ему пришлось бороться с желанием схватить ее и унести в тайное место, будто варвару. Куда-то, где он мог снять клочки красного атласа, покрывающего ее, и окунуться в ее сексуальное маленькое тело.

Получив небольшое преимущество в борьбе за собственное здравомыслие, он все же не смог удержаться от того, чтобы прижаться к ней сзади и вдавить свой член в изгибы ее задницы

Она не сопротивлялась, не стеснялась позволять ему прикосновения, вместо этого изгибаясь и крепче вжимаясь в него. Когда ее ногти впились в его запястья, потребовалась каждая капля его искромсанного самоконтроля, чтоб не взять ее прямо на стойке регистрации.

Освободив ее, он подавил свои потребности, и напомнил себе, что планировал уединиться. Он не будет устраивать шоу для других, не сегодня. Нет, он оставит свою маленькую волчицу для себя.

— Пойдем, — сказал он, выкручивая руку, чтобы перехватить ее запястье там, где она его поймала.

Его маленькая волчица повиновалась, казалось, так же как и он желая продолжить игры, которые они начали накануне. Войдя в комнату, он резко вдавил ее в дверь. Жесткий толчок вырвал стон из ее горла — музыка для его изголодавшегося слуха — и он наклонился к ней ближе, чтоб ощутить аромат, которого он так отчаянно жаждал.

Он никогда не был тем, кто считал поцелуи интересным занятием. Это было средством достижения цели, способом заставить женщину вздыхать и оставить слегка ошеломленной, а вовсе не тем, от чего он получал удовольствие.

Его язык толкался в нее, подражая движению, которое ему понравилось бы повторить своим членом, и она отвечала с равным рвением. Подняв ее задницу повыше, подтащив ее так, чтобы она прижималась к грубой деревянной двери, он вжимался в ее пах своим болезненно напряженным членом и она извивалась от его толчков. Ее ногти царапали кожу его головы и он проглотил ее тихий вскрик, когда его руки сжали ее задницу.

Мягкая. Ее круглая попка была такой мягкой под его руками, которыми он так жестко сжимал ее. Ведьма в его руках распалялась все сильнее, извиваясь с упоительной несдержанностью.

Не думая о логике или осторожности, он схватил лифчик и сорвал с нее тонкий красный шелк. Тот порвался, не выдержав огня, который она разожгла своим запахом, тихими звуками, которые она издавала. Ее глаза, когда он рассматривал лицо спрятанное за проклятой кожаной волчьей маской, сияли почти неестественным блеском, но затем она потянулась за еще одним поцелуем и его мысли растворились.

Одной рукой он потянулся между ними, одним движением расстегнул пуговицу джинсов молнию. Из-за обязательной проверки, проводимой для членов клуба, он знал, что у нее не было инфекции, но ему следовало воспользоваться презервативом…

— Нет, — прошептала она. Обхватив его лицо своими маленькими ручками, она покачала головой. — Хочу чувствовать тебя. Это безопасно; Я предохраняюсь.

Ему все равно стоило сопротивляться, но мысль о том, чтобы погрузиться в нее овладела им, пробудив новый неожиданный кинк. Он тоже хотел чувствовать ее, все горячее, влажное и сжимающееся как перчатка вокруг него.

— Уверена?

За ее кивком последовало прикосновение ее белых зубов к его плечу. Обычно он шлепал сабу, отважившуюся укусить его. По какой-то причине укус Люпин сделал его рычащим, нуждающимся и желающим большего.

— Будь осторожна, маленькая волчица. Я все еще тут главный.

Ее взгляд опустился, покорность овладела ею, и она задыхалась, ожидая. Не беспокоясь о том, чтоб снять брюки, он сорвал ее трусики так же как перед этим уничтожил лифчик. Одно уверенное движение обнажило ее для его взгляда и, когда аромат ее возбуждения достиг его носа, ему пришлось сражаться с волной беспричинной свирепости. Он хотел ощутить больше запаха и отказывался ждать.

Его план войти в нее забылся, он вдавил ее в дверь и склонился между ее ног, чтобы ощутить запах своим лицом. Закинув ее бедра себе на плечи, чтобы освободить руки, он обхватил ее задницу, его ногти впились в плоть, чтобы удержать ее открытой, когда он набросился на источник аромата, о котором мечтал всю ночь. Когда он скользнул языком внутрь нее, трахая ее ртом, она испустила рваный крик, который, казалось, проник в него и разбудил зверя. Так, он оторвал ее задницу от двери, прежде чем вернуть обратно, сильно ударив ее спиной. Его губы сомкнулись над ее твердым обнаженным клитором.

Еще один крик вырвался из ее горла, будто эхо того, похожего на рев, который звучал в его сознании тысячи раз в течении дня без нее, и он улыбнулся в ее киску. Она, пульсирующая и сжимающаяся, припухшая и влажная, секс явно доставлял ей удовольствие, когда звуки все еще исходили из ее горла.

Размышление о ее горле заставило его представить себе ее на коленях с руками, связанными за спиной, ее темно-красные губы обхватывают его изнывающий член. Он не продержался бы долго, не с его воображением, ярким, как ощутимая сладость на его языке, поэтому он раздвинул ее ноги сильнее и вошел в нее двумя пальцами, выкручивая их, чтобы найти ее G-точку.

Ее извивающиеся, подергивающиеся бедра показали, что он нашел ее. Он устроился, чтобы выпить ее оргазм. Она взорвалась, и он слизал ее сливки, как будто он мог утолить ими голод.

Когда она кончила снова, он отнял ее от двери и бросил на кровать. Она даже подпрыгнула один раз, волосы разлетелись и напоминали знамя позади нее, прежде чем ее тело растеклось на матрасе, будто без костей.

— Хочешь использовать свое стоп-слово, маленькая волчица, или ты все еще жаждешь моих прикосновений?

Она хныкала, раздвигая ноги и протягивая к нему руки с очевидным приглашением. Раз он все еще не двигался, она изогнула свою задницу, отмеченную красным, от его хватки, чтобы продемонстрировать ему мокрую, блестящую киску, подарок, который он с жадностью принял.

— Пожалуйста, мне нужно…

Ему не требовались указания; он знал, что ей нужно. Схватив ее колени, он дернул ее к краю кровати и вошел в нее одним движением. Ее крик пульсировал по комнате, и его глаза закрылись в мгновенном блаженстве от ощущения, что он погружен по яйца в ее соблазнительную маленькую киску. Она была такой влажной. Ничто не препятствовало слиянию их тел. Он смотрел на ее живот, взъерошенную прическу, и ее открытый рот, когда она задыхалась для него.

— Я знаю, что тебе нужно, маленькая волчица.

Она не возражала, опираясь на руки, сжавшиеся на одеяле, чтобы еще больше выгнуться перед ним и развести бедра. Решив, что у нее все еще слишком много контроля, он приподнял ее выше, держа за задницу, когда выходил из нее и снова погружался в глубину. Его яйца сжались, угрожая освобождением, но он не кончит, пока не взорвет ее снова. Он хотел заклеймить свою маленькую волчицу…

Ее глаза встретились с его, а затем закрылись. Ее губа была зажата между зубами, и он насаживал и снова опускал ее по своему члену, наслаждаясь скачками, а затем прижав ее к своей груди. Одной рукой он удерживал ее на месте за талию, так что другой он мог шлепнуть ее сладкую маленькую задницу. Ее бедра снова опустились на его и ее глаза распахнулись — на этот раз желтые.

— Люпин? — уточнил он, его член был таким твердым, что мог взорваться в любой момент.

— Да, — прошептала она. — Пожалуйста, возьми меня, прежде чем я заявлю на тебя права.

Ее слова не имели смысла, но это не имело значения. Отпустив ее, он положил ее на кровать. Она хныкала и казалась очень несчастной, отделившись от него, и он поставил ее на колени. Он сможет войти глубже, если не будет держать ее, сможет выпустить дикого зверя, которого она создала.

— Держи свою задницу в воздухе для меня, маленькая волчица.

Она повиновалась, пробормотав что-то в знак послушания, прежде чем он установил свой ритм, толкаясь в нее и потирая ее клитор ладонью.

Когда он кончил, то мог бы поклясться, что видел звезды перед глазами и, как беспомощный младенец, рухнул на нее, стараясь вспомнить, как дышать, и вырубился.

5 глава

Райкер всегда был немногословен, так что она не удивлялась, что Инфорсер ведет ее на холм в тишине. Когда она получила приказ встретить его, страх омрачил то счастье, которое окутывало ее с прошлой ночи. Взгляд на горизонт подтвердил так же ясно, как если бы она взглянула на экран своего сотового телефона, что скоро наступит ночь, и она не хотела быть на холме с Райкером.

Она предпочла бы быть дома, готовясь к встрече с ним. Когда она проснулась одна, его аромат окутывал ее, и ей не нужно было спрашивать, вернется ли он к ней. Взаимная природа их притяжения подтверждалась каждым его движением, каждым его прикосновением и ощущением его внушительной твердости, погруженной глубоко в нее. Ее кожа вспыхнула от воспоминаний, и она бросила взгляд через плечо на Райкера, чтобы увидеть, не учуял ли он ее возбуждение. Типичный доминант, он не бросил ни единого взгляда в ее сторону, без сомнения, не обращая на нее никакого внимания. Она была недостойна внимания, недостойна важности, что было доказано во время долгого и забытого правления Магнума. Ярость, которую принесло понимание этого, побуждала ее восставать. Кто такой Райкер, чтобы призывать ее к ответу, предполагая, что он подозревал, что она порезвилась — какой кошмар! — с человеком? Все знали, что Райкер отметил человека, а затем заявил, что она его пара. У него не было никакого права…

Рука, сжавшая ее шею, заставила ее взвизгнуть, голова покорно наклонилась. Боль от хватки пронзила ее копьем, опаляя спину и заставляя ее опуститься на колени со слезами на глазах. Через мгновение она рухнула, подставив живот, надеясь прекратить его игры в доминирование своим безусловным подчинением. Однако взгляд выдал ее сопротивление его контролю, столкнувшись с его взглядом, когда она, открытая и беспомощная, лежала перед ним.

— Не пойдет, крошка. — Его ладонь переместилась, слегка сжимая переднюю часть ее шеи, чтобы она просто почувствовала его ногти. В его прикосновении она прочитала невербальное предупреждение. Если бы они были в форме волка, он бы укусил ее за шею, потребовав ее подчинения и признания своего превосходства. Как бы то ни было, его рука предупредила ее, что он может сломать ее позвоночник простым поворотом запястья. Его взгляд усилил демонстрацию доминирования, в нем больше не было ничего человеческого. Вместо этого на нее смотрел волк, предлагая бросить ему вызов.

Опустив веки, она сохраняла неподвижность, расслабляясь на лесной подстилке. Она не говорила ни слова, зная, что шаткое равновесие могло в любой момент разлететься. Она сделала ошибку, не покорившись его воле сразу. Она не всегда была настолько небрежной, но отношения с человеком заставили ее быть безрассудной. Она почувствовала себя значимой, чего не смогли ей дать все годы в разрушенной стае. Если она будет изображать покорность достаточно долго, Райкеру скоро надоест, и он найдет занятие получше, чем запугивание слабейшего из волков.

— Твой запах изменился. Ты делала то, на что не просила разрешения, Патч.

Она сглотнула или попыталась — его рука, прижатая к ее горлу, остановила ее. Он должен был знать — опять же, он спрашивал, была ли она в безопасности, а не давал разрешения играть.

— Мы не можем защитить тебя, если ты покидаешь стаю. Ты поняла?

В одном разговоре прозвучало больше слов, чем она когда-либо слышала от него, но если ее нос не обманывал ее, его пара была неподалеку, и он не рискнет женщиной, выпустив волка. — Я поняла.

— Хорошо. — Освободив ее и вставая, словно и не было перед этим момента напряженности, Райкер посмотрел вдаль. Навстречу своему человеку, проклятый лицемер. — Ты хотела мне что-то рассказать.

Не способная встать, пока он возвышается над ней, ее волк царапал мехом ее внутренности. Хотя волк не говорил с ней словами, она смогла передать, насколько ей некомфортно с семьей, членами ее стаи. И когда ее кишки скрутило от противоестественных чувств, Патч со стыдом прижала руки к лицу.

— Если он узнает о тебе — ты нарушишь закон.

Простое предложение заставило ее развернуться, зубы щелкнули перед мужчиной стоявшим перед ней. Закон заставит их обоих заплатить за то, что они не могли контролировать. Она скорее вырвет себе сердце, чем позволит Райкеру приблизиться к своей паре. Минотавр был ее.

— Покорный щеночек все-таки отрастил зубки, — слова Дрю предупредили ее о присутствии альфы прежде чем она его учуяла, отвлекшись на Райкера. Ее голова автоматически наклонилась от понимания того, что он видел ее вопиющий мятеж. Черт. Если они загонят ее в угол — у нее будут большие неприятности. Поскольку ее всю жизнь игнорировали, никто не побеспокоился о том, чтоб она чувствовала себя членом стаи, так что оказавшись в центре внимания Альфы и Инфорсера, она не знала что делать.

Но сопротивление всегда было ее сильной стороной. Со склоненной головой и подставленным животом, она полушепотом выговорила:

— У Райкера есть человек. Вы не можете наказать меня за нарушение закона, пока позволяете ему делать это без последствий.

Смех Райкера был настолько чужеродным звуком, настолько шокирующим, что она скосила глаза, чтобы убедиться, что его грудная клетка трясется от хохота.

Дрю почесал подбородок, не выглядя счастливым.

— Я не знаю, почему ты смеешься. Мы решили, что это ваше личное дело, а не моя проблема.

Необычайный смех закончился так быстро, будто кто-то щелкнул выключателем.

Хотя слова Дрю предполагали, что он не собирается наказывать ее за нарушение, он опустился на колени перед нею, потянув ее за подбородок, пока их глаза не встретились. Его волк выглянул, а ее отступил, признавая себя недостойным внимания альфы.

— Ты часть моей стаи, Патч. Я не Магнум.

Она юлила, пытаясь вырваться из его хватки, но была вынуждена вновь встретиться с ним взглядом. И когда это произошло, она не смогла сопротивляться тяжести его взгляда, узы со щелчком заняли свое место, связав ее так, как не могли никакие веревки. Чувства в глубине души опалило, и она почувствовала что-то давно забытое, возможно, испытываемое лишь когда она была ребенком.

Стая.

Она была частью стаи, частью чего-то большего, и она почти чувствовала те нити, что связывали ее с другими волками, давали ей опору. Смахнув слезы прежде, чем они потекли по ее щекам, она вцепилась в руку Дрю. Альфа.

Вздох Дрю был почти печальным, но он сжал пальцы на ее подбородке.

— Да, стая, Патч. Ты часть моей стаи. Тем не менее, на тебе повсюду аромат человека. Ты приведешь его на гору, и нам надо подготовить жилье для большего количества людей или какие у тебя планы?

Выбор. Он дал ей семью, стаю и выбор на одном дыхании, и у нее закружилась голова от каскада эмоций. Раньше ей никогда не предлагали выбор, ни один в стае.

— Он мой, — слова вырвались из глубины, рычание в голосе доказывало, что ее волк был согласен с этим утверждением.

— Тогда убедись, что он умеет хранить секреты и заяви на него права.

Слова Райкера заставили ее вздрогнуть. Могла ли она?

Дрю фыркнул и встал.

— Судя по всему, мы теперь коллекционируем людей.

* * *

Она опаздывала. Он был уверен, что она чувствует к нему такое же притяжение, как и он к ней. Вместо этого? Клуб был открыт уже несколько часов, а ее все еще не было.

Сосновые иглы хрустели и выпускали свой острый аромат с каждым шагом, когда он прогуливался по лесу неподалеку от темницы, пытаясь отключить панику, которую, казалось, пробудило ее отсутствие. Он пришел домой, чтобы избежать кошмаров, и обнаружил, что все что он мог — это мечтать о сладости ее запаха и о ее отказе от капитуляции.

Он вернулся домой, чтобы сражаться со своими демонами, найти свое место, после того как война заставила его чувствовать себя сломанным и лишь наполовину мужчиной. Вместо этого он нашел женщину, которая заставила его забыть, что у него есть демоны, чтобы сражаться, и которая заставляла его не больше, чем быть с ней. Он не чувствовал себя получеловеком, он чувствовал себя половиной души, разорванной на две части, без нее рядом с ним.

Хуже того, он не хотел просто играть с ней в клубе. Он жаждал сорвать маску, чтобы узнать, кто она. Чтобы узнать, что заставляло ее смеяться, улыбаться и плакать…

Чтобы быть тем, кто осушает ее слезы и присоединяется к ее веселью.

Он жаждал того, чего, как он думал, никогда не захочет, а сам даже не знал ее имени. Она оставила его жаждущим, опустошенным, переполненным мыслями о ней, чтобы начать беспокоиться о чем-либо, кроме того, что их связывало.

— Волчонок, где ты? — Почти жалобный тон его собственного голоса покоробил его, но он не мог отрицать, что в его груди будто полыхает пожар, прямо в его сердце. Пустой. Без нее он чувствовал себя пустым, выдолбленной скорлупой, которая мечтала, чтобы она наполнила его и сделала целым.

Треснула ветка, и он повернул голову на звук. В лесу кто-то был.

Не удивительно, хотя и странно. Ночью многие существа выходили, чтобы охотиться и играть, не только извращенные ублюдки вроде него. Вглядевшись в темноту, он увидел тень большой собаки в десяти ярдах справа от него.

Нет, не собаки.

Волк. Красивое серое существо с желтыми глазами.

Взгляд существа ошеломил его, и, когда он должен был бежать, должен был искать способ защитить себя, вместо этого он упал на колени. Он распахнул руки, беспомощный, чтобы попытаться защитить себя, когда эти глаза, казалось, прожигали его до костей.

На волчьей морде были ее глаза, его Люпин, его волчонка. Порыв ветра принес ее аромат — аромат ночного бриза, который дразнил его чувства.

Возможно, это последствия войны, а может он сошел с ума или что-то в этом роде. Потому что его нос и глаза говорили ему то, в чем не было никакого смысла. Но потом существо двинулось, выскользнув из тени и, преобразилось под его взглядом. Через несколько секунд — часов? — существо стало Люпин. Казалось, ее тонкие изгибы поглотили волка или слились с человеком, как не показывали ни в одном фильме ужасов. Ее лицо, на этот раз не замаскированное, врезалось в его мысли, и что-то щелкнуло в его мозгу.

Моя.

Независимо от того, каковы его логические соображения по этому вопросу, он знал, что один факт не подлежит сомнениям. Она была его. Чувство правильности, которое пришло с мыслью, означало, что какова бы ни была правда, это не имело значения. Она была его, и он был ее. Его руки тряслись, когда он принял тяжесть этого знания, и вся его жизнь перевернулась с ног на голову вокруг этой единственной, самой важной, информации.

— Ну, я не могла придумать другого способа рассказать тебе, хотя я знаю, что есть более мягкие способы раскрыть страшную тайну. Нервничая, она остановилась в нескольких шагах от того места, где он все еще стоял на коленях. Достаточно далеко, чтобы он не мог прикоснуться к ней, пока лунный свет омывал ее плечи и тяжесть ее груди.

— Я думал, что сошел с ума. Может, какой-то странный эффект ПТСР. Он не мог быть менее честным с ней. Если она примет его так, как он знал, что принял ее, нужно было сообщить ей, что внутри он был поврежден, со сломанным стержнем. Возможно, он никогда не станет тем, кем был раньше, но все равно будет любить ее. Он искал слова в своем мятущемся разуме, как человек в метели искал дом.

Она покачала головой.

— Меня зовут Патч. Я знаю, что не обязана тебе говорить. И я сказала, что не снимаю маску, так что я нарушаю наш договор. Но мы не в клубе, так что…

Она заправила прядь волос за ухо, ожидая его порицания.

Закусившая свои припухшие покрасневшие губы, она выглядела такой хрупкой для женщины, которая несколько мгновений назад ходила на четырех лапах в виде смертельно опасного хищника. Он боролся со стремлением прижать ее к себе, защитить от всего, что ее беспокоило. Облизать отпечатки зубов на ее нижней губе. Уложить ее на землю и взять ее — проклятое наваждение.

— Значит, ты был в армии? В каких войсках?

Ее вопрос не был отмечен как важный. Не тогда, когда он еще пытался разобраться в том, чему был свидетелем.

— Я видел…

— Я волк. Я всегда была волком, и я надеюсь, что это тебя не отталкивает. Наш род… мы иногда находим пару. Мы заявляем на них права. Секс между нами… Ух, мне трудно сопротивляться желанию заклеймить тебя, потому что мы вроде как должны поговорить сейчас, прежде чем сделать что-то, чего я не смогу исправить. Мое желание заявить права на тебя — это несправедливо, потому что ты вообще-то человек и не знаешь о чем я говорю. У тебя должен быть выбор, так что… — Она накручивала волосы на палец, не встречаясь с ним глазами. Она по очереди то скрывала грудь, то убирала руки, колеблясь между тем, чтобы набросится на него и почти съеживаясь прежде чем снова изменить поведение. Из-за ее незащищенности что-то теплое, что-то мягкое прорастало в его груди и он прижал к ней кулак, как если бы мог физически удержать эмоции.

— Если предположить, что это не сон, и у нас действительно происходит этот разговор, если ты меня заклеймишь, то я стану волком? — Услышав свой вопрос, он понял его абсурдность, его разум еще пытался найти рациональное объяснение, в то время как его сердце знало, кем она была и что она имела в виду.

Она покачала головой, осмелившись взглянуть на него. Явная красота ее лица ударила его, будто кулаком в живот. Не в силах больше сопротивляться, он встал и намотал ее волосы на кулак. Грубо схватив, он наклонил ее голову так, чтобы она больше не смогла избегать его взгляд.

— Будет больно? Если ты меня заклеймишь?

Она моргнула, казалось, шокированная его вопросом.

— Я бы никогда не… Нет, но это навсегда. Я знаю людей, которые погибли, когда их пара умерла. Это нерушимая связь. Я не смогу все отменить. Мы будем парой на всю оставшуюся жизнь. И ты не должен никому рассказывать обо мне и о моем виде.

— Значит ли это, что я смогу трахать тебя, пока тебя ноги не перестанут носить? Значит ли это что я смогу просыпаться в твоих объятьях, узнавать тебя, пробовать тебя, шлепать тебя или другим способом затрахать нас обоих до смерти? — Он не хотел, чтобы его список требований вышел настолько грубым, но он хотел быть честным и поэтому не откажется от своих слов, даже если они не были слишком романтичными или сентиментальными.

Ее тело затряслось от смеха и жар ее наготы оказался еще ближе к нему. Будто ей хотелось касаться его так же сильно, как ему хотелось чувствовать ее.

— Уверена в каждом пункте, — прошептала она, опьяняющий трепет ее голоса песней сирены взывал к его разгоряченному телу.

— Тогда заклейми меня, мой волчонок, потому что ничего в этом мире я не хочу больше, чем тебя. И если это безумие, я рад сойти с ума в твоих объятьях. И если это сон, я надеюсь никогда не проснуться.

С этими словами он наклонил губы к ее губам и притянул ее к себе, ухватившись за талию. Ее зубы коснулись его губ, и он вздрогнул, нуждаясь в том, чтобы найти толику здравомыслия в водовороте эмоций, захлестывающих его. Он жаждал ее, никогда не хотел ничего так же сильно, как он хотел покусывать ее ногти и слышать звуки ее освобождения. Он провел рукой по ее бокам, какой-то инстинкт толкнул его покрыть ее тело своими прикосновениями, своим запахом, объявить своей собственностью.

Радуясь, что они находились на расстоянии от темницы и вдалеке от протоптанных троп, он отступил от нее, сожалея о том, что приходится отпустить ее руку, чтобы не дать ей следовать за ним. В мгновение ока он сбросил одежду, желая быть с ней голым. Ее голодные глаза смотрели не мигая, казалось, стремясь охватить каждый дюйм кожи, которую он обнажал и заклеймить хотя бы взглядом, если уж не прикосновением. Он стоял перед ней, в кои то веки гордясь собой и своим телом, его член дергался и утыкался в живот похотливо стремясь к ней и только к ней. Казалось, что война не выскоблила каждую унцию доверия, которой он обладал до того, как отправился в армию, и он был рад предложить ей свое тело, если это заставит ее глаза сиять обещанием.

Когда их взгляды встретились, он стал пристально смотреть на нее, ожидая, когда она опустит глаза. Она сделала это, радуя его на каком-то первобытном уровне своей уступчивостью и принятием его воли.

— Итак, если ты волк, ты все еще моя шаловливая маленькая саба, желающая позволить мне доминировать и заботиться о ней? Или из-за того, что ты покрываешься мехом, все наши планы летят к чертям?

Она склонила голову, признавая его власть, но уголки ее рта приподнялись. Когда она играла роль маленькой мятежницы, ему тоже нравилось. Что-то похожее на радость выплеснулось в его кровь.

— Если ты, Минотавр, думаешь, что сможешь контролировать меня, сделай это, — предложила она, распахивая ему свои объятья.

Это его маленькая волчица — всегда сочетание идеального подчинения и хитрожопого непослушания. Захватив снова ее волосы, он намотал их вокруг запястья, прежде чем использовать шелковый захват, чтобы заставить ее встать на колени. Она подчинилась со вздохом, не отшатнувшись от его прикосновения.

— Кеннеди или сэр. Пока мы не в клубе, мы не используем прозвище Минотавр. Когда мы там, ты все равно принадлежишь мне, и нам все равно придется следовать правилам клуба.

Смотревшие на него желтые глаза принадлежали больше волчице чем женщине. Он почти видел там вопросы — она предполагала, что он захочет изгнать ее из их театра наслаждений, что вовсе не входило в его планы, когда он только начал исследовать ее и то, что заставляло ее кричать для него.

— Да, сэр.

— Как обычно, испытываешь мое терпение. Думаю, ты должна взять меня в рот, чтобы заплатить за то, что смотрела на меня, когда я не давал тебе такого права. Возможно, я прощу твою ошибку, если ты хорошо поработаешь, радуя меня.

Поскольку Патч не могла придумать ничего, чего она желала больше, чем почувствовать его вкус на губах, она облизала их от предложения взять его в рот. Некоторые мужчины опасались бы вложить свой самый чувствительный орган между волчьими зубами…

Но не ее солдат.

Когда она наклонилась, чтобы выполнить свою задачу, вкус его кожи взорвал ее рецепторы. Она признавала пару и ее волчица почти застонала от удовольствия быть рядом с ним. Ее волчица стремилась тереться об него, кусать его и клеймить его, но женщина наслаждалась своей властью над мужчиной. Пока она втягивала щеки, чтобы как можно глубже взять его в свой рот — она держала руль, и она собиралась довезти его до его пределов. Посасывая и потирая языком по всей длине горячего члена, она закрыла глаза, чтобы лучше сосредоточиться на задаче. Сделав несколько энергичных движений, она подняла взгляд вверх по золотистой коже его груди, пока не увидела, что его челюсть крепко сжата от ее натиска на его чувства. Сжав кулаком основание его члена, она сосредоточилась на головке, быстро двигая языком, пока его руки не дрогнули. Одна ладонь зарылась в ее волосы, царапнув кожу, и она ахнула, прежде чем удвоить усилия.

Она сосала его толстую длину, перекатывая его твердые яйца кончиками пальцев, радуясь, когда его бедра сжались, и дыхание стало неровным. Тогда он отдернул ее голову, заставив ее опрокинуться. Грубо, именно так, как ей нравилось. Ее грудь качнулась, когда она упала, наполненная своей страстью, и она могла чуять ее собственное возбуждение, слившееся с его, в запахе ночного бриза, пахнущего сосной.

Но потом он изменил настрой. Тот же бриз овевал ее кожу, остужая пот, заставлявший ее блестеть и от изменения позы и от страсти. Кончики его пальцев следовали по ее телу, еще усиливая ощущения его нежного, как шепот, прикосновения. Одной рукой он захватил ее запястья на лесной подстилке над ее головой, заставив ее груди приподняться и напрячься. Он оседлал ее, используя свою свободную руку, чтобы начать исследовать. Он казался довольным, изучая топографию ее плоти, исследуя впадинки и скользя по плоскостям с таким пристальным вниманием к деталям, что в ее животе теплело, а ноги дрожали от неудовлетворенных желаний. Нежность в его прикосновении была чуждой, неожиданной, но все же такой приятной. На мгновение показалось, что он остался бы неудовлетворенным, пока не проследовал бы этими искусными пальцами по каждому дюйму, заявляя права на ее плоть, продолжая своя дразнящий набег.

Когда он обхватил ее грудь и втянул сосок между губами, она мечтала ощутить его зубы на чувствительной плоти. Вместо этого он всасывал его, натягивал и отпускал, прежде чем поцеловать вершинку. Его рука опустилась ниже, скользнув между их телами, чтобы найти ее клитор и обвести его, касаясь легко, будто перышком.

— Я никогда ничего не хотел так, как хочу услышать твое рычание прямо сейчас, маленькая волчица. Я человек, который привык получать то, чего он хочет, просто чтобы прояснить это, прежде чем ты заявишь на меня права.

Эти слова были единственным предупреждением, прежде чем он ущипнул чувствительный пучок нервов между его пальцами. Быстрое и неумолимое давление на ее клитор должно было вызвать сильную боль, и даже агонию, но оно заставило ее воспарить и вылететь за край. Потрясенная внезапным и ошеломляющим оргазмом, пронесшимся сквозь нее, как лесной пожар, она попыталась оттолкнуть его, ее ноги сжались, а пустота в ее лоне была почти болезненной. Он удерживал ее на месте, сидя на ней верхом, продолжая фиксировать ее запястья одной рукой и успокаивающе нашептывал что-то, в то время как ее тело разбивалось на тысячи сияющих осколков. Когда ее перестало трясти, а ноги перестали дрожать, она моргнула, открыв глаза, чтобы увидеть, как его довольное лицо нависает над ней.

— С возвращением, моя маленькая волчица.

Ее запястья онемели, так что она пошевелила ими, и он освободил ее. Очарованный ее телом, он двумя руками обхватил ее тяжелую грудь.

— Знаешь, я не могу выкинуть из головы звучание твоего голоса, вкус твоих сладких соков и мысли о тебе. Это часть спаривания?

Она кивнула, не в силах говорить из-за комка в горле. Она еще не укусила его, но чувствовала себя ближе к нему, чем когда-либо к кому-то еще. Она чувствовала себя созвучной, как будто их тела были предназначены для этого.

— Итак, как вы это делаете? — У нее заняло секунду, чтобы понять, что он задал вопрос, настолько заворожило ее разглядывание его лица и дрожь от последних осколков оргазма.

Он выглядел любопытным, поэтому она пожала плечами, что, казалось, заставило его заметить ее ключицу. Он проследил тонкую выступающую косточку с бесконечным терпением, даже, казалось, лениво, хотя ее тело горело для него, а его член был жестким и жарким, прижимаясь к ее животу.

— Укус, — смутилась она, желая получить больше от него, поскорее прекратив разговоры. Перевернув их одним движением, он сменил их позиции, расположив ее сверху. Он прислонил ее к своим коленям, раздвинув ноги, так чтобы видеть ее киску, после чего вернулся к своему ленивому поглаживанию ее сверхчувствительной кожи. Ее натянутые нервы почти отчаялись закончить то, что они начали.

— Тогда сделай это, маленькая волчица, потому что есть много вещей, которые я собираюсь проделать с тобой до того, как закончится ночь.

Открывая и закрывая рот, она растерялась. Хотя у ее волчицы не было сомнений в том, что поза подходящая — укуси, заклейми, его живот подставлен — женщина в ней не знала, что делать с ее новообретенной силой. Почувствовав ее борьбу, блуждающие руки Кеннеди нашли ее расщелину и стали мучительно дразнить ее. Через мгновение огонь снова лизнул ее члены, поднимаясь и опадая в одном ритме с его прикосновениями. Он обхватил ее холмик, мазнув ладонью по клитору, прежде чем отступить. Когда кончики его пальцев скользнули внутрь нее, она начала яростно объезжать его, впившись ногтями в грудь, стремясь как можно теснее прижаться к нему.

— Теперь трахни меня, маленькая волчица, а не мою руку, — не говоря ни слова, он поднял ее и пронзил ее своим толстым, жестким членом. Он мог быть снизу, но все равно не уступит контроль. Когда его рука замедлилась, успокаивая ее темп, направляющий ее настойчивые, напряженные бедра, он схватил ее за соски, сильно оттягивая их, прежде чем позволить им встать на свои места.

Она застонала, пытаясь двигаться быстрее, не подчиняясь контролю его рук, которые задавали темп, слишком медленный для ее голода. Будучи снова близка к оргазму, она потянула его за руки, пока он не сел, оказавшись с ней лицом к лицу. Темп ее движений стал неустойчивым, потому что от его близости у нее перехватывало дыхание. Поэтому он ухватил ее за бедра, поднимая ее так, будто она ничего не весила и жестко опуская на свой член. Она зарычала, почувствовав, что он одновременно трет ее клитор и наполняет ее изнутри.

— Да, моя волчица, скачи на мне, — его хриплая команда подтолкнула ее волчицу, все более желающую повиноваться своей паре, к спирали ведущей к сверкающему финалу.

Так близко…. Возможно, это было инстинктивно, возможно, он подчинялся удовольствию их синхронно движущихся тел, но он обнажил свою шею, и она впилась в нее без малейших колебаний. Когда ее зубы погрузились в твердое соленое место между его шеей и плечом, под ее веками затанцевали фейерверки, и она заколебалась на хрупком краю прежде чем разбиться вдребезги.

Затем он повторил ее движение, укусив ее плечо так же сильно, как и она его. Не в силах продолжать двигаться, оставаясь соединенной, когда острый медный вкус его крови коснулся ее языка, она испытала оргазм только от его аромата. Ее мускулы сжались вокруг него, и он издал звук через нос, когда толкнулся еще глубже, прежде чем все его тело напряглось. Она чувствовала, через новообразованную связь между ними, его удовольствие, когда ее киска доила его досуха.

Он отпустил ее шею, нежно и заботливо облизывая место, которое укусил. Она повторила его движения, ее тело было вялым и удовлетворенным, когда она шлифовала след, который сохранится на его золотом, мускулистом теле. Волчица жаждала оставить больше следов, чтобы показать всем и каждому, что нашла пару и не позволит никому посягать на нее, но на данный момент животное удовлетворилось одним укусом. Казалось, его сердце билось внутри ее груди, и ее дыхание колебалось от чувства полноты, которого она никогда не мечтала испытать.

— Я чувствую, что ты внутри меня, — прошептала она, обхватив его шею и поцеловав. Его запах приобрел сходство с ее собственным ароматом, и их комбинация принесла ей покой.

— Я тоже. В моем сердце, где я буду хранить тебя в безопасности.

Романтичные слова заставили ее улыбнуться. По-видимому, ее доминирующий солдат был милым парнем, и она удовлетворенно потерлась о его лицо, чтобы еще раз отметить его своим мускусным ароматом. Она нашла свою пару, и они утвердили друг друга.

Эпилог

— Это просто смешно, требовать столько! Только идиот заплатит даже половину той цены, что вы назначили за этот некачественный перестиранный хлам! — Старуха фыркнула, задирая нос. Она растянула свитер, который держала своими изуродованными артритом пальцами так, будто планировала разорвать его.

Патч из последних сил сопротивлялась желанию спросить, зачем она снова и снова приходила в комиссионный магазин, если не хотела покупать подержанные вещи. Слава Богу, дроны могли доставить вещи в самые отдаленные места в горах, так что старая карга могла совершать покупки онлайн. Не говоря уже о том, что она может ходить по магазинам где-нибудь в другом месте, и Патч не будет возражать против отсутствия ее компании раз или два в месяц. Она ни разу ничего не купила, кроме того, за час старая перечница могла бы доехать до торгового центра, где была бы окружена новыми вещами. Вместо этого старая карга приходила в секонд-хенд Патч и жаловалась на то, что вещи подержанные. Я не могу вылечить тупость, напомнила себе Патч, но не нашла утешения в столь очевидном утверждении.

— Эти вещи подержанные и должны быть отданы на благотворительность, а не проданы, будто бы они чего-то стоят. Вы же платите за вывоз мусора! И что это означает, я спрашиваю вас? Да, эти вещи ношеные! На самом деле, если кто и согласится забрать что-то домой из вашего магазина, это вы должны заплатить за сервис, не говоря уже о бензине, потраченном на то, чтобы спуститься с гор и избавить этот чудовищный магазин от хлама!

Толи потому что одежда от известной марки была превосходного качества, толи потому, что старуха была слаба как котенок, однако ткань не лопнула даже когда она раздербанивала ее своими толстыми, пожелтевшими ногтями, чтобы доказать свою правоту. Когда рубашка отказалась сотрудничать, расползаясь по швам в подтверждение ее правоты, она заработала еще одно пренебрежительное фырканье от злобной старухи.

Прежде чем Патч начала демонстрировать свое раздражение, успокаивая ее, на шею легла рука. Хотя связь их пары была новой, близость сглаживала ее взъерошенные нервы. Она вздохнула и прижалась к нему. Его запах окружил ее, и она провела рукой по его руке, обновляя контакт кожи с кожей. Ее вид придавал большое значение прикосновениям, и, казалось, ее возлюбленный также нуждался в том, чтобы обнимать ее, если прошлый день можно было считать образцом их совместного будущего. Они так долго обходились без этого…

Когда он рассказал ей о своих кошмарах, о своем постоянном движении, часть ее подумала, не искал ли он ее. С тех пор, как они встретились, он не проявлял никакого желания вернуться к своим беспокойным странствиям, никогда не уходя от нее далеко — к ее удовольствию и облегчению.

Старуха, решившая совершить покупку, даже если это предполагает, что она будет торговаться до последнего, подняла глаза и ее лицо побелело, сравнявшись цветом с ортопедическими туфлями на ее крошечных ножках. Какими бы словами она не собиралась швырнуть, они умерли на ее языке, когда она вытаращилась на Кеннеди.

— Мой… — Она схватилась за горло дрожащей скрюченной рукой, прежде чем захлопнуть свою безразмерную сумку и вцепиться в руку своей подруги.

— Пойдем, нам нужно убираться отсюда. Он один из них.

Взгляд назад показал, что ее пара не делала ничего агрессивного. Он просто стоял там, выглядя гигантским и, возможно, на взгляд стороннего наблюдателя, угрожающим в своей невозмутимой уверенности. Бесстыдная сексуальность, которая, казалось, расходилась от него пульсирующими волнами, конечно не заставила бы ее выскочить из магазина.

Скорее, она бы заставила ее мурлыкать и тереться об него, как озабоченную сучку.

То, как прозвучало «один из них» заставило Патч усмехнуться, когда она проследила контуры челюсти своей пары. За ее спиной звякнул колокольчик, но она проигнорировала его. Она была куда больше заинтересована в мужчине, чем в тех жалких грошах, которые она могла выручить за продажу своих случайных сокровищ и антикварных находок.

Патч положила обе руки на его широкую и соблазнительную грудь, радуясь, когда жар его тела сквозь ткань достиг ее ладоней. Хотя она не могла этого видеть, она знала, что твердые мышцы под его белой рубашкой на пуговицах были отмечены ее когтями, не говоря уже об укусе на его соске и ее первом укусе на его плече. Знание, что она пометила его, заклеймила его, безумно радовало ее и ее волчицу.

— Волк тут я, а боятся они тебя, — ухмыльнулась она.

Он не разделил ее веселье, его взгляд сфокусировался за ее плечом на чем-то внутри магазина. Рычание вырвалось из его груди, более волчье, чем любой издаваемый им звук, который она слышала и она застыла, почуяв запах медведя. Ее чувства забили тревогу, от потрясения, что изначально пропустила его, так что к радости своей пары, она повернулась. Напряженно прижавшись к нему спиной, она сделала три глубоких вдоха, прежде чем смогла справиться с рефлексом волка защитить свою пару.

Как только она обуздала свои рефлексы достаточно, чтоб избежать проявления открытого вызова, в котором неспособна была победить, она повернулась к Джи.

— Плохая идея подкрадываться к волку, медведь, — напомнила она ему.

Джи рассмеялся, звук был таким ликующим и неожиданным, что ее губы сами собой растянулись в ответной улыбке.

— Она таки нашла свои когти! — хлопнул он рукой по прилавку, казалось довольный ею и всей вселенной.

— И свою стаю, — голос Дрю, раздавшийся за спиной Кеннеди, заставил ее повернуться, не зная, от какой угрозы защищать ее пару в первую очередь. Волчица пыталась выбраться, заставляя слезы брызнуть из глаз, когда настойчиво требовала освободить ее, чтоб взглянуть на мужчин.

— Со временем, — покачал головой Джи и исчез из магазина так же тихо и незаметно, как и вошел. Не в силах разгадать тайну его слов, Патч сосредоточилась на альфе, остающимся непосредственной угрозой ее новообретенному счастью.

Она не знала, что ожидала увидеть на его лице: ярость, наказание, апатию? Но волк в теле мужчины ничего не выражал своим запахом, языком тела или выражением лица, когда непринужденно прошел в заднюю дверь магазина. Во всяком случае, он выглядел безвредным.

Поскольку она знала, что он был каким угодно, но не безвредным, у нее поднималась шерсть и ее волчица скребла когтями, инстинктивно пытаясь выбраться, чтобы при необходимости использовать для защиты зубы и когти.

Кеннеди, не подозревая о политике волков и правилах стаи, протянул руку к альфе в человеческом приветствии.

— Кеннеди Лори, бывший военный, в настоящее время обрученный с Патч. Предполагаю, что ты большой начальник, судя по тому, что она трясется как лист и рычит как зверь.

Пытаясь контролировать зверя, Патч даже не замечала, что рычит, однако ей нечего стыдится. Стремление защитить пару — это то, что альфа поймет, учитывая, что у него тоже есть пара.

Сая вывернулась из-за спины блокировавшего проход альфы, ее сине-черная коса упала на плечо. Она пристально с нескрываемым интересом разглядывала Кеннеди, будто он был новым видом животного или насекомого. По мнению Патч эта женщина была ходячим сгустком любопытства и смотрела на все так, будто оно находилось под микроскопом. Хотя ей нравилась пара Райкера, она не была уверена, что именно чувствует под ее пронзительным взглядом.

Подожди-ка. Если Сая с Дрю…

Райкер откашлялся, сумев пройти в переднюю дверь не задев чертов бесполезный колокольчик. Волосы на задней стороне шеи Патч поднялись, когда ее волчица выглянула наружу. Животное сомневалось, чувствовать себя в безопасности, будучи окруженной членами стаи, или недоверчивой и загнанной в угол. Многие годы она пыталась скинуть статус игнорируемой, испытывая потребность быть принятой ими. Слишком много лет покорная волчица училась стоять на своих ногах, не уверенная, что может позволить себе зависеть от семьи, которой должна бы доверять безоговорочно.

Пока волчица Патч металась между надеждой и страхом, Кеннеди отпустил руку Дрю и повернулся к Райкеру.

— Кеннеди Лори, — приветствовал он, его улыбка перед лицом стольких волков была легкой и непринужденной. Хотя, возможно, он не осознавал, что окружен существами, способными без малейших усилий вырвать ему горло.

— Райкер, — представился инфорсер, но не взял предложенную руку. А еще он не ухмылялся, что Патч посчитала хорошим знаком.

Кеннеди пожал плечами и использовал руку, чтоб притянуть ее поближе к себе. Он не знал этого, но пока он обнимает ее, она не сможет трансформироваться, и не сможет защитить его, если возникнет необходимость.

Поскольку ни один из доминантных волков не проявлял агрессии, она таки смогла успокоиться. Связь, узы стаи, охватывающие ее, которые она ощутила когда они встретились в лесу, вновь ожили. Она склонила голову от сочетания удовольствия от принадлежности к стае и стыда за свои терзания. Ей не нужно будет защищать Кеннеди, не от них.

Увидев, что ее чувства изменились, Кеннеди переплел их пальцы.

— Итак, волки, хм? — он все еще был слишком спокойным перед лицом того, что должно быть чуждым и даже пугающим для человеческого разума.

Дрю кивнул, движение закончилось почти пожиманием плечами.

— Мы должны представить вас стае, если вы планируете держаться поблизости. Еще, уверен, Патч упоминала, что если вы кому-нибудь расскажете о нас, мы должны будем вас убить.

Кеннеди сжал челюсти.

— Но вы не будете становится между мной и моей женщиной.

Это не было вопросом.

Ее доминантный мужчина не должен бросать вызов альфе. Впившись ногтями в его руку, она укусила его из добрых побуждений. Он не отвечал, стоя лицом к лицу с другими мужчинами. Когда он опустил взгляд, он проиграл битву за доминирование, знал он об этом или нет.

— Никто не встанет между тобой и твоей парой, — заверил его Дрю. — Но мы должны установить несколько правил.

— Я понял. Ты старше по званию.

Дрю фыркнул:

— Солдат. Мне это нравится.

Райкер хлопнул Кеннеди по плечу и мужчины обменялись многозначительными взглядами. Через свою связь с Кеннеди, через их парные узы, она многое узнала о ранах, которые он получил во время войны. Некоторые из них все еще не затянулись.

Некоторые исцелялись, но медленно. То что он видел и то, что он делал, хотя он был не готов говорить об этом, создало того мужчину, каким он стал. Они сделали его сильнее, так же как лезвие помещают в огонь, чтобы закалить металл, но, казалось, он чувствовал лишь раны от ожогов, а не свой стальной стержень.

Ну и ладно. Она видела это и показала ему, что он вовсе не был разрушен тем, что он видел и делал, что он вышел из этого чем-то гораздо большим, а вовсе не меньшим. Повернувшись, она провела по его груди и прикусила ему мочку, неспособная сопротивляться потребности успокоить бурные эмоции своей пары. Он расслабился рядом с ней, одной рукой погладив ее по волосам, движением, заставившим ее волка урчать от удовольствия. Он мог быть ее парой и ее доминантом, но она владела способностью успокаивать его и любить его. Вместе, подумала она, они могут сделать все что угодно.

Ритм его сердца рядом с ее замедлялся, успокаивая ее на глубинном уровне, и он, наплевав на компанию, наклонился, чтобы поцеловать ее. То, что началось как нежное касание губ, быстро стало более страстным. Он оторвался и коснулся ее лба своим, дыша так же рвано, как и она.

— Я никогда не подвергну ее опасности. Я буду защищать ее и ее секреты, — даже его голос был нежным, отражая магию между ними. Он поднял взгляд, кивнув, когда встретился глазами с Дрю. — Это означает, что я буду хранить ваш секрет, потому что это залог безопасности этого фантастического существа.

— Мне этого достаточно, — Райкер, захватив Саю, двинулся к выходу. Сая, закатив глаза, остановила их обоих и повернулась лицом к Патч.

— Это означает вечеринку! Введение в стаю, верно? Мы с Ташей все устроим. Ни о чем не беспокойся.

Райкер не стал спорить со своей парой, но обеспокоенным он определенно не выглядел.

Дрю кивнул.

— Ты теперь один из нас, солдат. Добро пожаловать в Блэк Хиллз.

Вскоре члены стаи покинули магазин и Кеннеди двинулся в переднюю часть, оставив ощущение пустоты в ее руках. Глупо, что всего через мгновение после его прикосновения она замерзает, но их связь была новой, и ее волчица нуждалась в своей паре.

Честно говоря, Патч тоже жаждала его. Он вообще был замечательным, их человек.

Когда он перевернул знак и запер дверь, она затаила дыхание и понеслась к задней двери, чтобы запереть и ее. Она не была удивлена, когда ее мужчина схватил ее сзади, задрав ее юбку до талии, чтобы он мог дотянуться до задницы.

Также ее не шокировало, когда он одним рывком сорвал с нее трусики, разрывая ни в чем неповинную ткань.

— Такими темпами я разорюсь на нижнем белье.

Его шлепок разнесся на весь магазин, сопровождаемый ее резким вдохом и тихим выдохом.

— Я не давал тебе разрешения разговаривать, Патч.

Она склонила голову, приложившись лбом к двери, когда ее ладони прижались к металлу. Подняв ее бедра, он вошел в нее сзади, одним длинным толчком плоти в плоть.

Как всегда, она была более чем готова к его вторжению, растягиваясь под его толстую длину и рыча от ощущения наполненности. Его зубы вжались в чувствительное место между шеей и плечом, заставив ее кричать и он снова толкнулся, жестко вжимая ее в холодную дверь.

— Это значит, что тебя следует наказать, ты знаешь это, верно?

Она не ответила — не могла, даже если бы решила поспорить с ним. Она была слишком занята, скользя по его длине и дрожа, чувствуя его одновременно в своей киске и в своем сердце.

Она больше никогда не будет чувствовать себя одинокой и забытой.

Она нашла дом в объятиях своей пары и в почти покинутой стае. Но дальше она уже не могла думать ни о чем, пока ее мужчина толкался в нее и снова и снова шептал литанию любви.

— Моя!

Она была его, и он был ее. Сабмиссивная волчица утвердила Доминанта.

И будь она проклята, если позволит ему уйти.