Глава 2

Роман Строгов вместе с отцом приехал в северную столицу, готовясь поступать в военно-морское училище. Они остановились в городской квартире двоюродного брата отца — дяди Руслана. А тот, в свою очередь, пригласил в гости своего знакомого — капраза на пенсии, старшего преподавателя этого самого училища. И Роману подробно объяснили чем отличается служба на флоте (да и вообще в ВС) времен его бати от службы нынешней.

Ему рассказали, что в связи с тем, что военнослужащим было значительно повышено денежное довольствие, прошли массовые сокращения среди командного состава. Нагрузки усилились в разы, служебное жилье практически не предоставлялось, поднаем жилья оплачивался символически, понятие «отгулы» отсутствовало, отпуска распределяло начальство, зачастую наказывая ими офицеров и их семьи. Все это практиковалось почти повсеместно, за редким исключением.

Все было крайне хреново, и такие понятия, как честь, достоинство, благородство, честные мужские отношения между начальниками и подчиненными канули в лету. Главным для рядового офицерского состава стало остаться в кадрах, мобилизоваться, приспособиться и переждать этот дурдом в надежде на лучшее.

Службу в ВС можно было охарактеризовать кратко и емко — награждение непричастных и наказание невиновных.

Немного лучше дело обстояло в дальних гарнизонах и на кораблях. Там люди сосуществовали плотно и зависели друг от друга сильно. Это были те места, где хоть и не раздавались «плюшки», но права явно не ущемлялись, офицеров без причины не унижали… разве что крыли в сердцах матом, когда сами приезжали от высокого начальства оплеванными и униженными.

— И подумай, сынок, сможешь ли ты терпеть хулу на себя и мать свою, стоя навытяжку, при этом совершенно не осознавая своей вины, ибо нет ее! Просто с утра начальство не в духах! Вот я-а в последние месяцы своей службы, будучи уже в чинах… «два старых лысых му…ка» — вот что мы услышали со вторым замом. И это было самое ласковое… да-а-а. И от кого? Хронический алкаш с лексиконом урки… а-а-а…

Старший преподаватель, расстроившись, слегка перебрал спиртного и возможно сгущал краски, но слезы злости и обиды в его глазах… лютая ненависть к такой военной службе и военному чиновничеству впечатляли. Он знал другие времена, ему было с чем сравнивать.

Ромка не боялся трудностей, он рвался бороздить моря и океаны, готов был месяцами не видеть земли. Мечтал о морских вахтах и своей роли заботливого и грамотного командира, о верной и любимой женщине, которая когда-нибудь будет ждать его на берегу с детьми. Он по уши увяз в мечтах о романтике морской службы, которая, несомненно, имела место во времена службы его бати на далеких камчатских берегах и северных водах. Не мог тот врать с таким упоением, с такой тоской в глазах — просто не умел этого делать.

Падать от усталости, не вылезать из нарядов, даже голодать Роман был готов, но не терпеть несправедливость и хамство. Тут давало знать себя и воспитание, и происхождение — его звериная сущность не допустила бы унижения и оскорбления даже себя, не говоря уже о матери. Терпеть не смог бы — ответил бы адекватно. И со службы вылетел бы мигом, что ему и гарантировал мудрый и уже серьезно пьяненький капраз.

— Сам и вытурю… такая система. Унизить, размазать, заставить подчиняться безоговорочно. Но это ладно… это норма. Но вот кому подчиняться… тут вопро-ос… Пусть и не все подряд, но нарвешься гарантированно — хамы же… дорвавшиеся до власти лояльные ж…лизы.

Он все-таки подал документы, сдал два экзамена, посмотрел изнутри на систему и понял, что батя рассказал ему о службе не все. Была романтика морской службы, но были и будни. И власть командира была полной, что было оправдано, но ему не подходило. Волк не стерпит тупого принуждения, неоправданного унижения и несправедливости, если личностные качества командира окажутся не на высоте.

Капразу Ромка поверил, понял, что военная служба — это не его. Была стойкость, но не хватало гибкости психики. Было желание служить, но не терпеть и пресмыкаться. Его друзья из абитуриентов намерены были рискнуть — возможно, дальше что-то изменится. Уже понемногу менялось. Они решили попытаться, а он четко понял, что не справится. Можно было сказать, что он спасовал перед трудностями. А можно — что посмотрел на вещи трезво.

И встал вопрос — а что дальше? А дальше оставался запасной вариант — ювелирное дело. Они с отцом уже купили обратные билеты в Комсомольск-на-Амуре, дали знать маме, что скоро вылетают домой. И в это время случился его дед — Алексей Анатольевич Строгов. Просто прозвучал звонок в дверь и на пороге возник пожилой седой мужик — яркая иллюстрация того, каким к старости станет отец.

Мужик внимательно посмотрел на Романа, открывшего дверь, прикрыл глаза, пережидая что-то, и потом молча прошел мимо него в комнату, где подошел к Ромкиному отцу и просто спросил:

— Ты сможешь простить меня хоть когда-нибудь, сын?

Отец молчал, глядя на него.

— Понимаю… И ты не представляешь, как я жалею, о том, что сделал. Тогда просто выслушай меня… Я собираюсь продать мастерскую… и имя. Я уезжаю, уезжаю совсем, и ты не увидишь меня больше никогда. Меня пригласили жить в Канаду… женщина. За это время я сколотил неплохой капитал. Половину переведу туда, половину оставлю в деле, если ты согласишься его принять. Это не подачка и не подарок, тем более — не способ купить твое прощение и расположение. Просто это как мое, так и твое детище… это наше имя и его известность заслужена. Подумай, пожалуйста, и дай мне знать.

Мужчина прошел обратно к входной двери и сказал уже Роману:

— Рад был видеть тебя, внук.

Тут его голос дрогнул, и он ушел, не задерживаясь и не пытаясь больше ничего сказать.


С тех пор прошло два года. Ювелирная мастерская работала, имя Строговых было уважаемо в своих кругах… Дед уехал, но иногда все же появлялся, не в силах совсем отказаться от общения с внуками — шесть лет назад у Романа родилась сестра, а через год — брат. А учитывая, что имелись еще брат и сестра от его отчима — бати, семья была большой и, что самое главное — сплоченной и дружной.

Отношения между дедом и отцом долго оставались строго официальными, а Ромкина мама была со свекром предельно вежлива и только, и он воспринимал это нормально. После того, как он покопался грязными лапами в их жизнях, легкого прощения своих грехов он и не ожидал. Но внуки, особенно маленькие, не помнили зла и деда любили. А он делал все, чтобы любовь эту хранить и умножать.

Когда определились в вопросе с военной карьерой и Роман решился отказаться от нее, прощаясь мысленно с морем, отец вызвал его на разговор.

— Ты пока получал только удовольствие, работая с камнями. Теперь настанет такое время, когда твои способности начнут приносить весомую прибыль — это немалые деньги, сынок. У нас большая семья… Егор талантлив до изумления. Я сделаю все, чтобы заинтересовать его и не отпустить из семейного бизнеса. И уверен — он когда-нибудь будет благодарен мне за это.

У Леночки способности к математике… если бы мы уговорили ее изучать экономику и бухгалтерию, бизнес стал бы семейным полностью. Есть некоторые нюансы нашего дела, посвящать в которые чужих людей просто опасно… А учитывая еще и то, что наша мама талантливый художник и ее эскизы, наброски и идеи новых работ гениальны, мы могли бы работать исключительно семейно.

Малыши уже интересуются, суют свой нос в самоцветные завалы, и просто дело времени определиться с их способностями и стремлениями.

Почему я сейчас заговорил об этом? Я понимаю — ты сейчас думаешь, что теряешь море. И хочу сказать, что не дам погибнуть твоей мечте — мы со временем сможем купить яхту. Для начала небольшую. Финский залив хорошее место для учебы и наработки навыков управления. В дальнейшем — Балтика, и более серьезный аппарат. Не закапывай свою мечту, не хорони ее — все в наших руках. Цель есть, к ней нужно стремиться и достичь ее. Мы постараемся, так?

— Так, — ответил Ромка и уже два года впахивал, как раб на галерах. Но счастье оказалось ближе, чем думали — небольшую парусно-моторную яхту ему подарил дед на двадцатилетие. После этого что-то неуловимо сдвинулось в отношениях между дедом и родителями — не из-за дороговизны подарка, а из-за его ценности для Романа, которого любили все. А значит, его радость и удовольствие стали семейной радостью.

Вся немаленькая семья жила в частном доме в пригороде Питера. После амурских просторов просто дышать городским воздухом было тяжко. Собственно, именно этот дом и должен был отодвинуть на некоторое время мечту о яхте, и с этим Роману пришлось смириться. Потому что продавать квартиру в городе, и переносить мастерскую ближе к дому было невыгодно.

И со временем получилось так, что в этой квартире он стал жить один. Научился готовить себе вполне съедобную пищу не на костре, а на газу, закупаться в супермаркетах, устраивать машинные постирушки и утюжить одежду. Продолжал поддерживать отношения с курсантами теперь уже третьего курса военно-морского училища, сдружившись еще во время поступления. Встречался с ними в выходные, когда их отпускали в увольнение. Шли куда-нибудь вместе — выбор мест отдыха в городе был огромным. Знакомились с девушками, встречались с ними — жизнь продолжалась…

Загрузка...