Волчья ягода

Глава 6. Два с половиной года спустя.

– Мира, детка, как ты отнесёшься к тому, что я приглашу тебя на одно интересное мероприятие? – слащаво пропела мачеха, и Мира старательно улыбнулась.

– Большое спасибо.

– Ну… – обиженно потянула та. – Ты даже не поинтересуешься, куда мы пойдём?

– В газетах писали, что в эти выходные отмечается Международный день семьи.

– Мира, с тобой совершенно невозможно разговаривать! – мачеха выразительно округлила глаза, но не злилась, сегодня она была собой бесконечно довольна. – Ты разнесла всю мою интригу в пух и прах!

– Мне следует за это извиниться?

Мачеха стрельнула взглядом на супруга и расплылась в довольной улыбке.

– Не стоит. К тому же я совершенно не обиделась.

– Мира? – разнёсся по столовой суровый голос отца. Мира вздрогнула и подняла взгляд. – В чём дело? – мужчина сдвинул брови и ощутимо подался вперёд.

– Дорогой, у нас с Мирочкой маленькие девичьи тайны. Не обращай внимания, – улыбнулась мачеха настолько широко, что, казалось, в этот момент способна поглотить дом со всеми его обитателями. – Кстати, ещё немного кофе и новостей, и ты опоздаешь на работу, – заботливо пропела она, и отец вскинул руку с часами, оценил запас времени, после чего отключил смартфон и спешно встал из-за стола.

– Мира? – требовательно произнёс он, вынуждая дочь поперхнуться.

– Мне ко второму уроку, – просипела она севшим голосом и сдавленно откашлялась.

Отец намеревался что-то сказать, когда мачеха подхватилась, погладила его по плечу, клюнула в щёку.

– Хорошего дня, дорогой, – совершенно невинно проронила она на выдохе.

Мира прикрыла губы салфеткой, чтобы не было видно, как они презрительно кривятся. Отец чуть скомкано улыбнулся и, наконец, направился к входной двери. Убедившись, что супруг отбыл в офис, мачеха с мечтательной улыбкой прошлась по дому, пока не зацепилась взглядом за сидящую за столом девчонку.

– Ну и зачем ты провоцируешь отца? – она вопросительно вскинула брови и неторопливо приблизилась к Мире.

Мачеха села на уголок обеденного стола и чуть небрежным жестом поправила её волосы на макушке, придавая им большей пышности и воздушности.

– Дурочка… – по-доброму рассмеялась она и, опершись ладонями о стол позади себя, запрокинула голову к потолку. – Мы могли бы подружиться, но ты с завидным постоянством продолжаешь строить козни.

– И в мыслях не было. Я лишний раз даже не показываюсь на глаза. А насчёт «подружиться», так это ты зря. Я не жалую подруг.

– Мира, детка, ты не ценишь мою доброту…

– Доброту? – Мира хмыкнула и недоверчиво покачала головой. – Ты и слова-то такого не знаешь!

Мачеха растянула губы в притворной улыбке.

– Может, и не знаю, но между тем, именно я вчера ответила на звонок твоего классного руководителя. Ты, оказывается, отстаёшь по трём предметам сразу. На звонок ответила я и, как ты могла заметить, твоему отцу об этом ничего не сказала.

Мира оценила столь великодушный поступок и мстительно поджала губы.

– Чего ты хочешь? – процедила она. Мачеха довольно облизнулась.

– Я жду ребёнка. Уверена, это будет сын. Сегодня вечером состоится ужин в тёплом семейном кругу, и мы с папой сообщим тебе эту важную новость.

– Дай угадаю: моя задача обрадоваться, верно?

Мачеха игриво склонила голову набок.

– Меня всегда поражали твои умственные способности, Мирочка. Ты всё поняла правильно, – женщина подобралась и посмотрела на Миру совершенно серьёзно. – И впредь я бы тебя попросила вести себя как можно сдержаннее. Ты же знаешь, как тяжело даются отцу ваши ссоры…

– У папы больное сердце. Что, впрочем, не мешает ему трахать тебя так, что сотрясается весь второй этаж. И, разумеется, ты не хочешь, чтобы это сердце остановилось прежде, чем он отпишет тебе добрую половину имущества. Я ведь правильно поняла и после его смерти всё по-прежнему достаётся какому-то фонду?

Мачеха с отвращением оскалилась и смахнула с плеча Миры несуществующую пылинку.

– Ты очень злая девочка, Мира, – в итоге выдала она. – Я вот всё гадаю: в кого такая?

Ножки стула со скрипом скользнули по паркету и Мира встала.

– Спасибо за чудесный завтрак и содержательную беседу. Обещаю, что вечером я буду очень рада и не стану мешать вашему тихому семейному счастью, – заверила она и поторопилась сбежать.

– Куда ты собралась? – раздалось из-за спины, и Мира послушно обернулась.

– В школу.

Испытывая терпение девчонки, мачеха вальяжно устроилась в кресле и неторопливо обвела губы языком.

– Ты забыла рюкзак с учебниками, милая.

Мира чертыхнулась и вернулась в гостиную зону, чтобы схватить с дивана школьную сумку. Мачеха неотрывно наблюдала за ней, а потом и вовсе поймала за руку и больно сжала запястье.

– И прекращай прогуливать. Я не могу покрывать все твои косяки, – сделала она внушение.

– Отчего же? Ведь у тебя всё так здорово получается: «Давай, давай, ещё, ещё… бери меня жёстче!» – перекривила Мира голос мачехи, за что тут же получила звонкую пощёчину.

– Маленькая дрянь!

Мира упрямо улыбнулась.

– Ничего. Скоро я вырасту и стану большой дрянью. Такой, как ты! – выпалила она и выбежала из дома.

Мира глянула на время на экране мобильного и мысленно простонала. На электричку она опоздала, и первый урок всё же придётся пропустить. Но лучше уж так, чем ехать в одной машине с отцом. Он и прежде был нетерпим к чужим неудачам и слабостям, а с появлением Милены и вовсе слетел с катушек. Только она и умела им управлять. И вот этому, пожалуй, Мире стоило поучиться у стервы.

Милена появилась в их доме, ещё когда мама была жива. Сиделка. Она неизменно приходила в накрахмаленном халатике, в белом колпаке-таблетке и с ярко размалёванными губами. Днём Милена ухаживала за умирающей, а ночью скакала на члене её мужа. Хорошо устроилась! Чтобы мама не слышала, как отец дерёт в своём кабинете эту с*ку, Мира включала любимую музыку громче и отвлекала маму разговорами. А когда мамы не стало, в доме появилась новая хозяйка. Уже на следующий день. Отца мало волновали пересуды и людская молва. А через месяц он представил обществу новую госпожу Газаеву. И если кто-то посторонний не имел права голоса, то дочь он должен был услышать обязательно. В тот день случился их первый серьёзный конфликт, первая крупная ссора. Ночь Мира провела в ванной, отмывая от крови лицо, саднённые руки и коленки… потому что «услышать» её отец всё же не захотел.

С тех пор скандалы происходили в доме практически ежедневно. Не так сказала, не так посмотрела, вновь посмела озвучить своё мнение. До своего мнения Мира, оказывается, к тому моменту не доросла. Мол, пусть будет благодарна, что не отправили в детский дом или к родственникам в деревню. Выражение «детский дом» от отца она тогда тоже услышала впервые. Милена лишь погладила новоиспечённого мужа по плечу и обиженно надула губки. «Ты с ней недостаточно строг» – всякий раз приговаривала эта змея.

По щелчку пальцев в доме сменилась вся прислуга, Мира отправилась в закрытую спецшколу, и видеть её в выходные отец был будто бы не рад. За любую провинность следовало наказание, за плохую успеваемость – лишения, за дерзость Мира однажды расплатилась сломанной рукой и ушибленными рёбрами. Однажды… А потом метод кнута стал единственным средством борьбы с упрямицей. Потому что уступать Мира не желала. Потому что прогибаться не хотела. И принимать новую маму… Собственно, совсем скоро этот повод стал лишь предлогом для начала «серьёзного разговора». Спецшкола сменилась домашним обучением, а воспитанием в дочери покорности отец занялся сам.

«Если ты не в состоянии жить по моим правилам, то можешь подыскать себе новый дом» – как-то бросил отец. Он смотрел на дочь насмешливо и ждал её решения. Мира встала и ушла, а в дверях её нагнал гневный окрик: «Иди, иди, погуляй, проветрись! А как вернёшься, помни: права голоса в этом доме у тебя больше нет!»

До поздней ночи Мира сидела под воротами особняка, наивно полагая, что отец хватится её, что всё осознает. Не хватился и не осознал… А утром вышел охранник и передал на словах очередной приказ. Ей следовало сделать выбор. Мира выбрала свободу. И этот выбор одобрило ласковое апрельское солнце, яркая трава, что уверенно пробивалась из-под остатков снега и даже редкие ручейки, которые будто указывали путь.

Мира чувствовала себя преданной. Вот только она не имела представления, что делать со своими чувствами, если узнать о них всё равно никто не захотел. Их пришлось проглотить. Как и обиду, как и боль, как и унижение, ведь она проиграла. Проиграла не в какой-то глупой ссоре… это решение стало самой настоящей битвой. А в результате Мира оказалась на улице, а та, другая, что заняла место её матери… теперь именно она распоряжается в их доме и она указывает отцу, на что следует посмотреть, а что можно смело вычеркнуть из жизни.

С Ванькой Миру свёл случай. Тот самый, который рано или поздно приходит ко всем, кто оказался на улице. И это была очередная битва. На этот раз за место под солнцем. Тихим домашним девочкам нет этого самого места в жестоком мире улиц, и своё право «быть» пришлось доказывать на кулаках. Разумеется, битва велась не на равных. Без сомнения, у Миры не было ни единого шанса выйти из этой битвы победителем. Она как раз размазывала по лицу кровь, что текла рекой из ушибленного носа. Чертыхалась и плакала. Вот тогда-то и появился Ванька. Дохлый, щуплый, весь какой-то чумазый, но настолько светлым казался его взгляд, что волей-неволей она улыбнулась мальчишке в ответ.

– Нечего здесь сидеть, идём за мной, – бодро скомандовал он и, помогая встать, протянул Мире грязную ладошку. – Куртку возьмёшь мою, а то в своей кофте ты долго не протянешь, – с деловитым видом оглянулся он и тут же снял с сухих плеч видавшую виды куртку, которая, однако, хранила тепло.

– А как же ты?

– Что-нибудь придумаю, – отмахнулся мальчишка и расправил плечи.

Мира тут же укуталась и застучала зубами, только сейчас осознавая, насколько сильно замёрзла и устала. Мальчишка привёл её в подвал на окраине, смело толкнул покосившуюся дверь и указал на пролёжанный матрас, устроенный прямо на полу.

– Спать будешь здесь. Где заработать, я покажу. Крысятничать даже не думай – поплатишься зубами.

Мира смотрела на мальчишку во все глаза и не понимала, что всё это значит, а тот шмыгнул носом и посмотрел на неё в упор.

– Таких, как ты, здесь не жалуют, так что пока не отсвечивай.

– Таких, как я? – ужаснулась Мира, а мальчишка уверенно кивнул.

– У нас почти все приютские, а там нет мамы с папой, там несладко.

– У меня тоже нет мамы.

– Но ведь была! – резонно возразил мальчуган. – А у них нет. И в этом главное отличие. Держись меня и не пропадёшь, – подбодрил мальчишка и задорно улыбнулся.

Взрослели в этом месте быстро, законы жизни усваивали ещё быстрей. Кроме неё и нового знакомого Ваньки, в подвале жили ещё пятеро мальчишек не старше десяти. Они не были друг для друга семьёй и, скорее, являлись товарищами по несчастью. Здесь каждый был сам за себя, и только добычу было принято делить без утайки.

Почти все мальчишки оказались заядлыми курильщиками. Ванька пока баловался. На наивный вопрос Миры «почему?» он лишь невесело улыбнулся.

– А ты часто видела, чтобы кто-то дал кусок хлеба или, скажем там… сосисок? Нет? А стрельнуть сигаретку – нет проблем. Как покурил, жрать почти не хочется, можно смело дотянуть до вечера. Вот тебе и вся наука.

Несмотря на то, что Ванька был на четыре года младше, жизненного опыта у него накопилось куда больше, чем у Миры. И он этим опытом охотно делился. Каждый день и каждый час. И совсем скоро их нельзя было даже представить по отдельности. Единое целое. Ванька заботился о Мире, она его любила. Всё как в настоящей семье. А потом предала. Так бывает.

В последний раз она видела Ваньку почти три года назад. В тот день Мира отвела его к старой маминой знакомой, тёте Кате. Катерина Семёновна была заведующей детского дома, которому при жизни помогала мама. Она обещала позаботиться о Ваньке. Очень хотелось верить, что ей это удалось. Сама же Мира, вернувшись домой, оказалась в золотой клетке. В очень тесной и тёмной золотой клетке. Теперь методы воспитания отца стали жёстче, проступков ей не прощали. А впрочем, вспоминать об этом в очередной раз совершенно не хотелось.

Мира устремила взгляд вперёд и стиснула челюсти. Беременная Милена станет для неё тем ещё испытанием. Стоило запастись терпением, а в идеале так и вовсе напроситься в какой-нибудь заграничный пансионат для девочек. Странно, что мачеха сама до этого не додумалась. Мира догадывалась, что всему виной тот её побег три года назад. Конечно, отец не рассчитывал потерять дочь на долгие полгода. А когда его люди нашли беглянку в городе, взыграла гордость: «Раз на помойке ей лучше, чем с родным отцом…» Но его сердце всё равно оставалось не на месте. Сердце разрывалось от чёрной несправедливости неблагодарной дочери. Вот как она отплатила ему за заботу и внимание. Так рассчиталась за годы тепла и уюта. А уж когда Мира вернулась с покаянной головой… Тогда и наступило торжество справедливости.

Отец не спрашивал, зачем ей понадобились деньги. Он не интересовался, во что она вляпалась, и чем ей грозит неповиновение. Лишь небрежно швырнул на стол пачку купюр. «Вот. И это будет моя последняя уступка» – победно ухмыльнулся он и надел на руку Миры браслет с отслеживающим устройством. Как страховка на случай, если та вдруг вздумает дурить.

Сейчас необходимости в этом браслете не было. Мира хорошо усвоила, что ей будет даже за помыслы о подобной выходке, как побег. По крайней мере, отец был очень убедителен. Да и с тех пор Мира не оставалась без присмотра ни на один день. Всё же почему-то отец ей дорожил, и это вселяло надежду.

За пропущенный урок Миру отчитывали долго и нудно. Она даже устала кивать, соглашаясь со всевозможными обвинениями и неминуемыми последствиями. Правда, при упоминании директора и отца, её рёбра заныли, а на лице проступила такая скорбь, что противная математичка сжалилась и с привычным предупреждением вроде: «ещё раз и…», отпустила нерадивую ученицу на все четыре стороны.

– Ну как там? – без особых эмоций и должного сочувствия в голосе поинтересовалась колючка, с которой Мира вроде как дружила.

Папа Оли Свердлик был прокурором. Вероятно, именно от него она получила в наследство въедливый характер и умение шутить плоско и совсем не смешно. С людьми Оля сходилась тяжело и до появления в их классе Миры, была причислена к психам-одиночкам. Теперь же, перекидываясь с новой подружкой парой ничего незначащих фраз, она медленно, но верно реабилитировалась.

Среагировав на вопрос, Мира задержалась возле Оли и грузно опустила свой рюкзак на подоконник. Свердлик подтянула колени к груди, что означало, будто место возле неё свободно и можно устроиться со всеми удобствами, но Мира воздержалась, скрестила руки и вопросительно посмотрела на «подругу».

– Слышала про День семьи? – всё так же сухо поинтересовалась Свердлик, и Мира безразлично передёрнула плечами. – Если не ошибаюсь, твои предки тоже идут.

– Был такой разговор.

– А ты в курсе, что это ни больше, ни меньше, а наш скромный ответ столице. Там теперь снова проводят балы дебютанток. Мы здесь, конечно, танцевать полонез и мериться стоимостью платьев не будем, но нужным людям нас всё же представят.

Мира фыркнула:

– Смотрины, что ли?

– Именно! Ты сейчас в класс не заходи. Эти тупые курицы как раз обсуждают самых завидных женихов. Можно подумать, нормальному мужику будет в радость выслушивать их нелепые рассуждения о «взрослой» жизни.

– Ну почему же… Я слышала, что у Кузнецовой любовник в возрасте.

Свердлик закатила глаза.

– Я тебя умоляю… любовник… Пашка Звонцов. Выпустился из нашей же школы года два назад. Просто ездит на отцовской тачке за тонированными стёклами, вот все и думают, что она папика подцепила. У меня окна выходят на его подъезд, сто раз их вместе видела.

– Не знаю… А насчёт «Татлер» местного разлива… может, прикинусь больной… пока не решила.

– Меня мать уже предупредила, что этот фокус не прокатит, – скривилась Свердлик. – Сегодня едем выбирать платье. А у тебя как?

– Про платье точно ничего не слышно. Да я и не думаю, что отец торопится от меня избавиться.

Оля посмотрела на Миру со значением.

– Ты откуда приехала? Из Осетии?

– С чего ты взяла?

– Слышала от отца, – небрежно отмахнулась Свердлик, а Мира вся подобралась. – Хотя ты совершенно не похожа на осетинку. Разве что глазами… – Мира невольно коснулась пальцами белокурого хвоста волос. – Глаза у тебя чёрные, точно у цыганки, – улыбнулась Свердлик, явно подводя Миру к какому-то условному порогу. – Я к чему это всё… – Оля независимо тряханула волосами и подалась к Мире ближе. – Тебе не стоит ехать на праздник.

– Почему это?

– Не стоит и всё! – твёрдо и в крайней степени упрямо заявила Свердлик. – Отец нечасто принимает в доме гостей, но вчера к нему пришёл один человек. Разговор был недолгий, да и слышно плохо, но…

Свердлик резко замолчала, покосившись на проходящих мимо ребят, и неожиданно спрыгнула с подоконника, вынуждая Миру отступить.

– В общем, я настоятельно рекомендую тебе всё же заболеть в этот день, – многозначительно кивнула она и направилась в класс.

Мира посмотрела ей вслед и зло выдохнула:

– Чокнутая!

Войдя в кабинет литературы, она бросила на Свердлик несколько острых взглядов, но заговорить и не подумала, а вот та вполне доходчиво кивнула, мол, я тебя предупредила и всё такое.

Семейного ужина с «приятным» сюрпризом не вышло. Отец вернулся поздно, и о своей беременности Милена сообщила ему не в торжественной обстановке с белым вином, устрицами и забавным тортом в виде детской пустышки, а буквально на бегу. Вероятно, он, как и Мира, обрадовался недостаточно сильно, а привычно отмахнулся, за что был удостоен гневной тирады и демонстративного хлопанья дверью общей спальни. Впрочем, ссора была непродолжительной и уже ночью будущие молодые родители принялись активно мириться. Мира прижала к ушам подушки, да так и уснула, тайно радуясь тому, что отцу в этот раз было не до неё.

Субботний вечер наступил непозволительно быстро. С утра Миру ждало небольшое приключение в виде личного стилиста, позже изнурительные наставления Милены. Ближе к обеду привезли платье. Оно было миленькое и не более того. Пыльно-розовое, воздушное, слегка легкомысленное. Мнение Миры в выборе платья не учитывалось, чему она отчасти была рада. Всё же в нарядах она разбиралась ещё хуже, чем, по мнению учителя, в математике. К платью прилагались туфельки на аккуратном каблучке. Мира со вздохом сожаления посмотрела в сторону своих удобных кроссовок, но на протест не решилась, по крайней мере, не по этому поводу. В конце концов, всего один вечер… можно и потерпеть.

Отец явился перед самым выездом. Он быстро принял душ, сменил обычный деловой костюм на торжественный чёрный смокинг и с видом невероятной усталости погрузился на переднее сидение до блеска вычищенного автомобиля. Во время пути Милена буквально фонтанировала какими-то несуразными идеями, в суть которых Мира так и не смогла вникнуть, как ни пыталась. Отец тоже большую часть сказанного пропускал мимо ушей, но в нужных моментах одобрительно кивал.

На подъезде к залу торжеств Милена, наконец, заткнулась, а отец с облегчением выдохнул. Всё же терпеть её болтовню под силу не каждому. В такие моменты Мира понимала, почему он предпочитает разговорам секс: это был тот самый вариант, при котором его дражайшая супруга выдавала лишь хриплые стоны и невнятные подначивания, а значит, вникать в смысл произнесённых ею слов не приходилось.

– Дорогой, я себя неважно чувствую, надеюсь, ты не против, если сразу после торжественной части мы вернёмся домой? – невинно поинтересовалась она, на что отец не ответил ни категоричным отказом, ни согласием, он только задумчиво поджал губы и нахмурил брови.

– Посмотрим, – выдал в итоге и требовательно глянул на Миру, а ведь она искренне надеялась, что про неё забудут и можно будет скромно отсидеться в стороне.

– Мирочка выглядит сегодня просто превосходно. От женихов не будет отбоя, – хихикнула Милена.

Отец промолчал, и Мира невольно задумалась над словами Оли Свердлик. Вероятность быть сосватанной её не прельщала.

– Ни с кем не знакомься, шампанским не увлекайся и будь в зоне видимости, – буркнул отец, когда распорядитель праздника, осуществляющий приём гостей, остался позади.

– Не волнуйся, папа, Милена провела со мной очень подробную беседу. Никаких внештатных ситуаций не будет, я тебе обещаю.

Отец ласково улыбнулся супруге, которая позаботилась даже о таких мелочах, а Мира была удостоена пристального холодного взгляда мачехи: той очень нравилось, когда девчонка вела себя так. Покорно и безропотно. В её бестолковой голове никак не укладывалась мысль, что перед бурей тоже бывает затишье. А всего через мгновение все они оказались в окружении яркого света, приятной живой музыки и несмолкаемого людского гомона.