Волшебное зеркало

Глава вторая

Мэгги все еще оставалась для него загадкой, но Гедеон уже знал про нее одну вещь: она могла ободрать кору с дуба, не повышая голоса и даже не утратив своей мягкой улыбки. Он почувствовал себя несколько ободранным и был вынужден перейти в оборону.

— А что вы ожидаете от меня? — воскликнул он. — Я не знаю ничего о бродячих цирках, и меня совершенно не привлекает возможность стать владельцем одного из них.

— Конечно, нет. Вместе с прочими недостатками это совершенно чуждый для вас образ жизни. Я полагаю, вы совершаете только благоразумные поступки и уж никакие другие.

Ее голос был ровным, в нем не слышалось никакого сарказма, но по каким-то причинам Гедеон чувствовал себя в этой ситуации все хуже и хуже.

— И что вы собираетесь делать дальше? — он не сумел сдержать вырвавшийся вопрос.

— В отличие от других у меня есть место, куда я могу уйти.

— И куда же?

— Это не должно вас беспокоить. Вы хотите видеть других сейчас, или мне самой сообщить им дурные новости?

Гедеону хотелось встряхнуть ее. Ему хотелось ее поцеловать. Она стояла в своем совершенно нелепом фургоне и говорила такие вещи, которые он не хотел бы слышать из ее уст. Она смотрела на него почти не отрываясь своими загадочными, таинственными глазами. И, черт побери, с каждым мгновением интриговала его все больше и больше.

Понимая, что ему вряд ли нужно обдумывать такие вещи, чтобы не выставить себя круглым дураком, он произнес сухим, официальным тоном:

— Уже довольно поздно. Сегодня на ночь я остановлюсь в городе и вернусь завтра утром. Тогда и встречусь с остальными членами труппы.

— Как хотите.

Он заколебался, затем неохотно спросил:

— Вы ведь будете здесь?

Она предпочла ответить на этот вопрос так, если бы он имел в виду всю труппу, хотя вопрос был адресован именно ей.

— Мы будем здесь.

Гедеон снова заколебался, затем выругался про себя и вышел из фургона.

Мэгги шагнула к двери и выглянула наружу, провожая Гедеона взглядом. Его высокая фигура двигалась с естественной грацией, отметила она про себя автоматически, от нее веяло такой силой, которая приходит не только после длительных физических тренировок, но и от глубокой внутренней уверенности в своих силах, разуме и чувствах. Гедеон Хьюз всегда точно знал, кто он и что собой представляет.

Фэрли появился с другой стороны фургона и перехватил ее взгляд.

— Куда это он направился?

— В город, но он вернется, — произнесла она с отсутствующим видом.

— Завтра?

— Нет, сегодня вечером, ведь там нет ни одной свободной комнаты.

Фэрли глянул на нее насмешливо.

— Хочешь, чтобы я поставил еще одну палатку?

— Я полагаю, так будет лучше, — она подождала, пока он не начал поворачиваться, затем мягко сказала: — Фэрли, ты никогда до сегодняшнего вечера не называл меня «любовь моя».

В его карих глазах сверкнули искорки смеха.

— У меня было подходящее настроение, — пояснил Фэрли с невинным видом.

— Видимо, твое настроение было навеяно чем-то совершенно особым?

— Я полагаю, что сродни настроению собаки у кормушки, — сказал он рассудительным тоном и, подмигнув ей, повернулся и пошел прочь.

Мэгги провожала его взглядом, пока он не пропал из виду. «Ты наверняка подслушивал, Фэрли. Мне бы очень хотелось, чтобы это сделал не ты». Через мгновение она глянула на оседавшее облако пыли под колесами машины Гедеона при его отъезде и сказала уже значительно мягче:

— А ты пришел значительно раньше, чем я ожидала. И что же мне теперь делать, черт побери?

Не совсем такой, каким она ожидала его увидеть. Мистер Гедеон Хьюз, он был… н-да, слишком уж таким… слишком уж реальным, слишком умным, слишком хорошо все воспринимающим. И было слишком много причин, по которым она не хотела, чтобы он встретился и переговорил с остальными. Было бы просто здорово, если бы она смогла довести его до такого состояния, чтобы он просто сбежал.

Он выглядел, как мужчина с сильным характером, что, однако, совершенно не смущало Мэгги. Ей еще не доводилось встречаться с человеком, чей характер по необузданности мог сравниться с ее собственным. Единственной проблемой, тревожившей ее, было то, что он может не уехать, как бы она ни старалась его довести, ибо он не скрывал своего интереса к ней. А он выглядел человеком, который привык добиваться того, чего хочет, приходится ли ему сражаться за это или оно достается ему мирным путем.

И, конечно, его вряд ли занимала продажа цирка по частям, пока он занят достижением объекта своего желания.

Фэрли снова появился, держа в руках гору парусины и несколько палок.

— И где ты хочешь, чтобы я поставил ее? — спросил он самым вежливым тоном.

Мэгги указала на пустую прощадку рядом со своим фургоном.

— Я полагаю, здесь.

Она проигнорировала его поднявшиеся в удивлении брови и стала наблюдать за тем, как он разбивает палатку.

Уже почти стемнело, когда Гедеон вернулся назад в цирковой лагерь. Он не знал, как воспринять тот факт, что в одном из двух городских мотелей все номера были заняты в связи с конференцией местных бизнесменов, а другой был закрыт на ремонт. Снять где-либо комнату оказалось совершенно невозможным. Вспоминая свою первую встречу с Мэгги, Гедеон старался не думать, как она отнесется к его возвращению.

Он припарковал машину несколько ближе к ее фургону, чем раньше, и подошел к нему с некоторой опаской. В лагере царило относительное спокойствие, из большинства фургонов и палаток пробивался свет, доносились голоса и аппетитные запахи приготовляемой пищи, но он не увидел снаружи ни одного человека. Новая палатка была установлена примерно в двенадцати футах от фургона Мэгги. Взглянув на ее отвратительный желтый цвет, Гедеон сразу же отвел глаза.

— Вы уже вернулись? Так скоро?

Несмотря на вопрос, у него создалось впечатление, что она совсем не удивилась, увидев его.

Гедеон остановился у нижней ступеньки лестницы, ведущей к ее двери, и посмотрел вверх, на Мэгги, стоящую в дверном проеме. Мягкий свет керосиновой лампы, пробивавшийся изнутри фургона, обрисовал ее хруп-кий силуэт и сделал ее платье несколько более прозрачным, чем марля. Все его чувства немедленно прореагировали, но он постарался максимально сосредоточиться на том, что говорил.

— Я не смог найти комнату в городе, — пояснил он, слегка заколебавшись, прежде чем продолжить. — Я подумал, что смогу остановиться здесь, всего лишь на одну ночь, если вы ничего не имеете против.

— Это ваш цирк, — она повела рукой. — Все фургоны заняты, но если вы желаете вышвырнуть кого-нибудь вон…

— Нет, черт возьми, — Гедеон чувствовал, что опять начинает оправдываться, и уже не заботился о том, чтобы сдерживать свои чувства. — Если здесь нет свободного места в фургоне или палатке, я вполне могу лечь спать и в машине.

Мэгги вышла из дверей и уселась на третьей сверху ступеньке. Ее выражение лица оставалось все таким же вежливым, а голос — таким же безмятежным.

— Как раз у нас есть свободная палатка. Желтая. Здесь, недалеко. Вы можете занять ее.

Прежде чем он успел что-либо сказать в ответ, Гедеон уловил какое-то движение за ее спиной и услышал глухой стук падения чего-то тяжелого, от которого содрогнулся весь фургон. Он понял, что это упала кровать. Мэгги даже не моргнула глазом.

— Что это было?

— Несправный крепеж. Кровать должна пристегиваться к стене, как в поездах, но у крепежа на этот счет собственное мнение. Так вы займете палатку?

— Да, — он решил, что должен принять это как можно более холодно. — Спасибо.

— Зачем меня благодарить? Это же ваша палатка.

Он попытался сдержать себя и скрестил руки на груди.

— Скажите мне кое-что. Мы и дальше собираемся продолжать в том же духе?

— В том же духе? — В ее глазах отразился последний свет меркнущего дня, как отражается луч в глухом лесном озере.

— Да, мисс Дюран, в том же духе. Вы постоянно упрекаете меня моими планами в отношении этого балагана, разве нет?

Не отвечая на его вопрос, она сказала:

— А вы не скажете мне кое-что?

— Если смогу.

— У вас есть какие-то твердые планы?

— Нет, — произнес он через мгновение. — Я никогда не поступаю подобным образом. Вы хотите воспользоваться случаем и привести мне свои аргументы в защиту вашей позиции?

— Думаю, да, — она чуть-чуть нахмурилась, что мгновенно изменило выражение ее лица от наивно-детского до озабоченно-серьезного. — Но если вы собираетесь уехать завтра, то у меня не будет для этого достаточно времени.

С тех пор, как Гедеон заинтересовался ею, он постоянно искал случая, чтобы подольше задержаться здесь, и вот случай сам плыл ему в руки.

— Я могу остаться здесь на несколько дней, если это будет необходимо.

Блестящие зеленые глаза внезапно глянули на него с искорками иронии, поднявшимися из глубины.

— Не беспокойтесь на мой счет, — сказала она мягко.

Гедеон откашлялся и попытался не выглядеть таким бараном, каким себя чувствовал. Чертова баба, она продолжала его методично обламывать.

— Извините, это замечание по характеру было защитного свойства. Защитная реакция мужчины, не предполагавшего найти лучшую причину для того, чтобы оказаться поближе к женщине.

Она слегка приподняла брови и взглянула на него с интересом.

— И кто же сказал, что он не предполагал?

— Это есть в руководстве для настоящих мужчин. Как раз между главами, где говорится о том, почему настоящий мужчина не носит розовых рубашек и почему настоящий мужчина не ест леденцов.

С тех пор, как она досконально разгадала его мотивы, он совершенно не был удивлен тем, что его нескрываемый интерес ни оскорбил, ни польстил ей.

— Если бы я была на вашем месте, я бы выбросила на помойку вашу книгу.

— Мы опять становимся слишком чувствительными? Я что-то выбит из колеи, — нотки отчаяния в его голосе не были такими уж фальшивыми.

Мэгги слегка скривила губки.

— Одному Богу известно, в какой мы сейчас фазе. Но я предпочитаю честность. Просто будьте самим собой.

— Я уже был самим собой. Несколько раньше. И вы были очень любезны, сказав мне, что я эгоистичный ублюдок.

— Вы сами это сказали, а вовсе не я. Я сказала только, что вы хотите контролировать ситуацию, — она произнесла это тоном совершенной невинности.

Гедеон вздохнул.

— Я испытываю отвратительное ощущение, что все мои шансы на ваше хорошее обращение со мной равны нулю.

Мэгги широко улыбнулась, в ее необычных глазах засверкало неподдельное веселье.

— Я ненавижу забывать, — промурлыкала она. — Может быть, вы захотите запомнить это сами, — и, совершенно не меняя тона, продолжала, — там в палатке есть пара шерстяных одеял, если вам мало, то у меня найдется еще несколько штук. Вы уже поели?

— Нет.

— На этой неделе наш повар — Тина, у нее наверняка припасен горшочек жаркого по-ирландски. Вас это устроит?

— Да, спасибо.

Мэгги кивнула и поднялась.

— Мы обычно едим в наших фургонах, поэтому, пока вы переоденетесь, я пойду и принесу вам еду. Или вы не собираетесь переодеваться?

Он оглядел свой костюм-тройку, сидевший на нем отлично.

— Вряд ли мой вид подходит к данной ситуации, верно?

— Роза среди маргариток.

— Ни один мужчина, — возразил он после секундного замешательства, — не захочет называться розой. И это не из руководства, это в мужской сути. К счастью, я захватил с собой несколько больше вещей, чем я беру обычно, — он окинул взглядом желтую палатку с заметным выражением неблагодарного отвращения на лице. — Я не смогу нормально переодеться, находясь там. Можно ли мне занять ваш фургон на несколько минут?

— Разумеется, — она преодолела несколько ступенек, разделявшие их. — Мне в любом случае необходимо проверить до наступления темноты, на месте ли все звери. Чувствуйте себя как дома.

Гедеон проследил за ней взглядом, тщетно пытаясь понять, почему она, казалось, двигалась с большей грацией, нежели любая женщина, которую он только мог вспомнить. Может, она танцовщица? Нет, он так не думал. Ее грация скорее была врожденной, чем следствием выучки. Это интриговало его еще больше. В ее движениях, голосе, даже взглядах и мягкой улыбке было ощущение… чего-то совершенно непокорного.

Возможно, это было только в его воображении, но Гедеон так не думал. Как бы там ни было, он был уверен, что подобного ощущения не испытывал ни с одной из женщин до сих пор. И эта реакция была скорее инстинктивной и эмоциональной, чем рассудочной. Такой же, как его отвращение, когда его назвали розой, — это сидело глубоко в его сущности.

И нельзя было сказать, что он не оценил по достоинству ее интеллектуальный и эмоциональный уровень, ему нравилось разговаривать и пикироваться с ней. Он ощущал, что все его чувства необычайно обостряются, когда он находится рядом с ней; в эти мгновения он больше всего расположен говорить то, что думает, совершенно не испытывая желания как-то смягчить или приукрасить собственные слова.

Нахмурившись, Гедеон пошел к своей машине. Он сознавал, что ситуация отнюдь не находится под его контролем и баланс далеко не в его пользу. В этом, конечно, большая заслуга Мэгги, но не только ее.

Роза среди маргариток. Великолепно.

Лео сидел на крыше машины, взятой Гедеоном напрокат. Они уставились друг на друга сквозь пелену наступавших сумерек. Кот с таким же сомнением во взгляде, как и человек.

— Ву-у-у-у? — отважился нарушить молчание Лео.

У Гедеона возникло совершенно абсурдное желание ответить, но у него не было никакой мысли по поводу того, что мог означать этот вопрос. В абсолютной тишине он достал из багажника свою сумку, запер машину и вернулся к фургону Мэгги, чтобы переодеться. Когда она вернулась спустя полчаса, он уже был одет в джинсы и светло-коричневый свитер и, сидя на удобном диванчике, листал толстенный том английской литературы. Как только она показалась в дверях, он быстро отложил в сторону книгу и немедленно поднялся, чтобы принять у нее из рук деревянный поднос, уставленный едой.

— Позвольте мне.

— Я не гордая, — она передала ему поднос. — Подождите минутку, пока я накрою на стол.

Гедеон следил за тем, как она извлекла из гардероба карточный столик и начала раскладывать его рядом с диванчиком. Занимаясь этим, она говорила:

— Кстати, у нас даже есть душ, размещенный в конце лагеря, в одной из наших палаток. Все современные удобства, за исключением, разве, горячей воды.

Гедеон подумал о том, как можно мыться под холодной водой, и не смог сдержать гримасы.

— И вы вместе с вашими людьми всегда так живете?

Он держал поднос, пока она разгружала его, расставляя на карточном столике тарелки с горячим мясом, корзинку с хлебом, кувшинчик чая со льдом, раскладывала приборы и расстилала салфетки.

— Всегда? Я полагаю, мы должны были расположиться ближе к городу, но впереди нас прошел большой цирк, и теперь в этом нет никакой пользы. Нашей следующей остановкой, скорее всего, будет Вичита, но там на прошлой неделе уже побывал цирк, поэтому нам следует переждать несколько недель перед тем, как отправиться. Вот почему, на самом деле, мы остановились здесь.

— Вы даже составили расписание своих остановок?

— Расписания, они, ну, слишком негибки. Вы так не считаете? — она обошла вокруг стола и села на край диванчика. — Просто положите поднос на кровать.

Гедеон повиновался, задаваясь вопросом, относилась ли к нему реплика по поводу негибкости расписания. Заняв место рядом с ней, он сказал:

— Я полагаю, вы знаете, что я банкир?

Мэгги налила в стаканы чай и с любопытством, явно развлекаясь, посмотрела на Гедеона.

— Я верю, что вы настоящий банкир, то есть, тот, кто ворочает огромными суммами денег.

— Ну, не совсем так. Я обеспечиваю финансовый оборот в рискованных деловых предприятиях.

— Которые могут обанкротиться?

— Это, конечно, возможно, — согласился он. — Но не так уж часто, если ты стараешься свести риск к минимуму.

— Держу пари, что вы так и поступаете, — пробормотала она.

Гедеон решил переменить тему разговора, так как эта заставляла его чувствовать себя вошедшим в поговорку чванливым и скучным банкиром. Кивнув назад, в сторону стола позади диванчика, куда он положил книгу по литературе, он сказал:

— Я думаю, эту хрестоматию я еще помню по колледжу. Ваша?

— Да.

— И чем вы занимаетесь?

— Психологией, историей и программированием компьютеров.

Гедеон моргнул.

— Что, всеми тремя предметами сразу?

— Три разных колледжа, — ее голос был совершенно спокоен. — Я обычно прохожу четырехлетний курс обучения за два года. В следующий раз я собираюсь испытать себя в археологии. Очень интересно. Наука для мужчин. Мне всегда нравились пирамиды. Может быть, я буду специализироваться в египетской археологии.

Гедеон некоторое время молча поглощал свою порцию жаркого, смутно сознавая, что оно превосходно приготовлено.

— Вы имеете в виду, что у вас три диплома за четырехгодичные курсы?

— Да, это так.

— И вы получили их за то время, пока управляли цирком?

Мэгги выглядела несколько удивленной.

— Нет. Я управляю им только этим летом. Перед тем, как уехать в Африку, Балтазар попросил меня об этом, а у меня не было других планов.

— Три диплома, а она управляет дешевым балаганом, — Гедеон пробормотал это себе под нос.

Мэгги снова посмотрела на него и сказала:

— Когда умер мой отец, он оставил некоторый капитал с условием, чтобы я использовала эти деньги для своего образования. Мне нравится учиться, и у меня еще не кончились деньги, поэтому я все еще учусь. Я полагаю, что вы можете назвать меня вечной студенткой, — совершенно внезапно ее мягкий голос приобрел стальные нотки. — А что касается дешевого балагана, то здесь нет никакого обмана, никаких нечестных игр и тому подобного. Просто группа слегка эксцентричных людей, которые оказались весьма приятными во всех отношениях и которые не знают иного способа жизни.

Гедеон откинулся на спинку диванчика и вопросительно посмотрел на Мэгги.

— Я продолжаю говорить всякую ерунду, верно?

Она скопировала его позу, тоже откинувшись на спинку.

— Я думаю, что вы пытаетесь найти немного логики в этой ситуации, — ее тон был скорее беспристрастным, чем извиняющим.

— И найду ли я?

— Нет. Цирк сам по себе нелогичен в том смысле, как вы понимаете логику. Но не те люди, которые находятся здесь, включая и меня. Ваш мир находится в миллионе миль отсюда.

Он покачал головой.

— Я не настолько уж отличаюсь от вас. Я ведь не попал на другую планету, Мэгги.

Она улыбнулась.

— Нет. И это Канзас, а не страна Оз5. Но вы ожидаете какой-то упорядоченности и не находите ее здесь, никаких расписаний, кроме чая и карточных партий Малколма. Это место, где вы можете надеть на себя маску клоуна, или тогу, или килт, и никто не обернется на вас в удивлении. Место, где вы разговариваете с животными и они разговаривают с вами, и при этом совершенно не имеет значения, что вы говорите не на одном и том же языке. Место, где для того, чтобы быть нормальным, нужно быть слегка сумасшедшим.

— В моем мире много безумцев.

— Да, но в вашем мире они ненормальны, а в моем они такие же, как все, — она сидела на диване чуть-чуть впереди лампы, и в мягком свете ее волосы серебристо блестели. Гедеон подумал, что она выглядит сейчас, как ангел, если только не считать загадочной и странной глубины ее глаз.

Безумный ангел. Гедеон откашлялся.

— Мы говорим о цирке? Или о нас?

Мэгги твердо посмотрела на него.

— О нас? Разве мы уже не закрыли эту тему?

— Нет. Если я правильно помню, вы использовали слова «пока» и «до тех пор». Должны были измениться мои мотивы. Они изменились.

Он был удивлен, услышав такое из своих уст, но не поддался искушению прервать себя на полуслове или как-то сгладить сказанное.

— Ну, и какие мотивы у вас теперь?

— Я думаю, вы уже имеете привычку наблюдать подобную картину?

— Если вы хотите, чтобы я была последовательной, — произнесла она несколько сухо, — то вы совершенно не слушали меня.

— Извините, — Гедеон слегка улыбнулся. — Тогда все в порядке. Мои мотивы, я не могу этого отрицать, еще сегодня днем перевешивали на чаше весов мои поступки, и вы были совершенно правы, говоря о них. Но я согласился с тем, что вы сказали. Сначала нужно ответить на большую часть вопросов. Я бы попытался получить эти ответы, но совершенно не знаю, как. Я хочу тебя, Мэгги.

К его удивлению, это прямое утверждение вызвало у нее заметную реакцию. Ее зрачки расширились… и она залилась румянцем. Залилась румянцем! Нежная краска разошлась от ее скул деликатной волной и внезапно сделала ее очень юной и восхитительно смущенной. Это было просто очаровательное зрелище.

— Я знаю, — пробормотала она, опуская взгляд.

— Ты покраснела? — взволнованный голос отражал его чувства.

— Конечно же, нет. В последний раз это случалось со мной много лет назад, — она снова глянула на него, таинственная рябь взволновала спокойствие ее глаз. — Я была просто удивлена.

— Почему? Ты же знала, что я хочу тебя.

Мэгги не хотела отвечать на этот вопрос отчасти потому, что ее ответ может дать ему еще один повод. Он явно не слышал собственного голоса, не знал, что в нем была какая-то неумолимая нота. Когда Гедеон сказал, что хочет ее, в его голосе было что-то большее, чем желание, что-то непреодолимое, словно продиктованное инстинктом. И чем бы это ни было, ее реакция проявилась совершенно против ее воли.

Это было странным чувством. Почти пугающим. Она могла слышать биение собственного сердца, глухо стучавшего в грудной клетке и в горле в необычном для него ритме. Ее кожа горела, и Мэгги внезапно, совершенно неожиданно для себя, почувствовала, что у нее женское тело. Холодный расчетливый ум пребывал в смятении и неуверенности.

Раньше Мэгги чувствовала себя независимой от мужчин. Она слышала огромное количество раз, как они выражали свой интерес и желание; они, как и Гедеон, задавали множество вопросов, ибо были озадачены ею. Но ни одному из них так и не удалось зажечь в ней ответный огонь, и она до сих пор не теряла головы, давая ответы на все вопросы. Никогда ни одному из них не удавалось соответствовать хотя бы наполовину тем меркам, которые она придумала для идеала, ибо решила, что если ей не удастся найти идеального мужчину, то она, во всяком случае, не совершит такой ошибки и не свяжет свою судьбу с простым смертным; Мэгги флиртовала, получая истинное удовольствие от словесных баталий, как и сейчас с Гедеоном. Но у нее никогда не возникало побуждения, до сегодняшнего дня, зайти дальше.

— Мэгги?

Она испытывающе посмотрела на него. В джинсах и свитере он выглядел совсем неофициально. Его густые медные волосы отливали золотом, а глаза были серого цвета штормовых облаков. Лицо, почти классически красивое, несло отпечаток сильного характера. Светло-коричневый свитер оттенял загар и подчеркивал мощь его широких плеч, а джинсы плотно облегали узкие бедра и длинные ноги. Он был значительно более мужественен, чем любой другой мужчина, встречавшийся ей, казалось, его окружала какая-то аура.

Гедеон наклонился к ней.

— Мэгги?

Она попыталась справиться со своим дыханием, попутно вспоминая, с каких пор автоматическая функция стала зависеть от ее сознания.

— Вы уверены в том, что хотите получить ответ? — спросила она хрипло.

— А почему я могу не хотеть?

— Может быть, он вам не понравится. Она часто думала о себе, как, по меньшей мере, о странной женщине. Это ее никогда не тревожило, но его могло расстроить.

— Не могу себе этого представить. Но это и не имеет никакого значения. Мне сейчас уже слишком поздно делать выбор. Ты можешь оттолкнуть меня, выставить за дверь, но я не могу уйти от тебя.

— Я не могу выставить тебя за дверь. Это твой цирк.

— Прекрати так говорить, — его голос стал резким. — Я говорю не о цирке, и ты это прекрасно понимаешь.

Через мгновение она едва заметно кивнула, зная, что выбор уже сделан и для нее. Теперь то, что ждет ее впереди, не может быть хуже, и она впервые ощутила, как это может быть больно, если мужчине, на вопросы которого она хотела ответить, не понравится ни один из ее ответов. Когда он поймет ее, то может решить, что их миры лежат на слишком большом расстоянии друг от друга. Или, возможно, захочет удовлетворить лишь свои физические потребности. Только время покажет это.

— Я полагаю… — ее прервал неожиданный стук в дверь.

Женщина, одетая пестро, как цыганка, с распущенными вьющимися черными волосами, просунула голову в дверной проем.

— Я подумала, что могла бы забрать поднос, если вы уже закончили.

Мэгги кинула беглый взгляд на Гедеона и ответила:

— Мы уже закончили, но ты не была обязана приходить за ним, Тина.

— Не беспокойся, — Тина вошла в вагон и начала перемещать все с карточного столика на поднос, стоявший на кровати.

— Тина, это Гедеон.

— Конечно же, это он, — сказала Тина, прежде чем Гедеон смог вымолвить хоть слово. Она оглядела его, затем посмотрела на Мэгги. — Его ноги будут торчать наружу, — заметила она.

— Нет, если он слегка подогнет колени, — возразила Мэгги.

— Это правда, — Тина слегка подняла поднос, все еще глядя на Мэгги. — Ламонт потерял свой нос, — сказала она, явно ожидая, что ее поймут правильно.

— Где?

— Он не знает, но очень расстроен.

Мэгги кивнула.

— Хорошо, я пойду и поговорю с ним.

Тина, в свою очередь, тоже кивнула и проворно вышла с подносом из фургона. Еще минуту после того, как она вышла, Гедеон молчал, затем осторожно произнес:

— Я сделал вывод, что мои ноги будут торчать из палатки, если я не подогну колени.

Мэгги посмотрела на него торжествующе, по-видимому, уже обретя

утраченное равновесие.

— Чем дальше, тем лучше, я думаю, Ламонт — клоун?

— Да.

Гедеон вздохнул.

— Я не знаю, радоваться или ужасаться тому, что я понял ваш разговор.

— Дай мне знать, когда решишь это для себя.

Он посмотрел на нее.

— Ты собиралась кое-что сказать мне, прежде чем вошла Тина.

— Неужели? О, я собиралась сказать тебе, что тема нашего разговора остается открытой.

— Эта тема — мы с тобой?

Мэгги поднялась на ноги и принялась складывать карточный столик.

— Да, в данный момент времени. Но сейчас в любом случае мне придется пойти к клоуну и поговорить с ним о пропавшем носе.

— Еще рано, — рискнул заметить Гедеон, поворачиваясь к ней.

— Я встаю на рассвете, чтобы покормить зверей.

Он вздохнул.

— И завтра будет новый день.

— Доброй ночи, Гедеон.

— Я думаю, это очевидно, — сказал Фэрли твердо. — Мэгги прислонилась к этому мужчине, чтобы он не выставил нас за дверь.

Тина послала ему предупреждающий взгляд, но Шон, сидящий на пороге фургона и приканчивающий свою порцию жаркого, даже не глянул на них.

— Думай о том, что говоришь, — сказала Тина низким, раздраженным голосом.

— Парень совсем не обращает внимания…

— Он понравился ей, — вмешался Шон. Тина посмотрела на Фэрли.

— Он всегда обращает внимание, — затем взглянула на сына. — Шон, а почему ты думаешь, что он ей понравился?

Мальчик пожал плечами.

— Ха, когда он сегодня уехал, она смотрела ему вслед, может быть, поэтому. Мама, можно я буду спать в палатке Бастера? Он возьмет с собой Александра и…

Заметив хорошее настроение матери, Шон поспешил выйти за дверь, пока та не передумала, оставив пустую тарелку неустойчиво покачиваться на пороге.

— Ты думаешь, парень прав? — Фэрли откинулся и вытянул ноги на раскладной кровати, вклинившейся между дверью и столом, за которым Тина очищала тарелки от остатков пищи.

Она слегка пожала плечами.

— Он — хорошо выглядящий дьявол, и он не смог удержать своих глаз от нее. Судя по его одежде, я сомневаюсь, что он нуждается в тех деньгах, которые может получить от продажи цирка. Если он хочет навести мосты с Мэгги, то не станет этим угрожать. Посмотрим, что будет дальше.

В следующее мгновение Фэрли произнес:

— Поэтому мы должны относиться к нему терпеливо и ждать? Я никогда не был терпелив.

— А что еще ты можешь поделать? Сразу же, как только он захочет, он может продать цирк, и мы ничем не помешаем ему.

— Думаешь, не сможем? Всегда можно найти способ помешать. Человек не скала, но у них есть кое что общее. Их можно обойти.

Тина наклонилась над столом и внимательно посмотрела на него.

— Ты можешь говорить все, что взбредет тебе в голову, но даже не вздумай выкинуть одну из своих штучек, никаких трюков. У Мэгги есть шанс обойти его, но у остальных нет надежды даже на дьявола. А теперь ты не будешь против удалиться и не путаться у меня под ногами, чтобы я могла закончить работу?

Фэрли поднялся с обиженным выражением лица.

— Это не ты выставила меня за дверь. Я ухожу сам по себе.

Мэгги прижалась к фургону Тины, чтобы спрятаться в его тени, пока не уверилась, что Фэрли отошел на значительное расстояние, затем тихонько отошла и направилась к себе. Сегодня вечером она слышала еще две подобные беседы, и все они имели почти одинаковое содержание. Всех обеспокоило появление Гедеона. И все были убеждены, что она может очаровать или обольстить его, чтобы он пощадил цирк.

Она надеялась, что это давало ей еще немного времени.

Чего она постарается избежать любой ценой, так это того, чтобы Гедеон объявил остальным о своем намерении продать цирк. До тех пор, пока он не принял по этому вопросу окончательного решения, она считала, что ничего не должно случиться, по крайней мере, в ближайшее время. Уровень напряжения был настолько высок, что она не могла ожидать большего, кроме благосклонности на несколько дней, и не имеет значения, что он будет делать все это время.

Она решила сказать Гедеону всю правду, зачем она здесь, но в следующее мгновение отвергла эту идею. Она не знала его достаточно хорошо, но в любом случае, если он узнает, что вместе с цирком унаследовал и убийцу, это способно достаточно сильно его расстроить.

Чувствуя беспокойство и волнение, она вернулась в свой фургон, обойдя палатку Гедеона. Слабый свет керосиновой лампы, которую там оставил Фэрли, пробивался наружу, но тени не было видно, и неясно, спит Гедеон или еще нет. Мэгги взошла по ступенькам в свой фургон и тихонько притворила за собой дверь.

Она переоделась в ночную рубашку и передвинула лампу вместе с подставкой поближе к кровати. За несколько недель, проведенные здесь, она уже более-менее привыкла к ярко-алому покрывалу кровати и подушкам с золотыми кисточками и не думала о том, как они выглядят, как выглядит она сама, облаченная в длинную белую ночную рубашку, лежа в постели и откинувшись на подушки, держа на коленях хрестоматию по английской литературе. С тех пор, как среди кэрни появилось неписаное правило — без крайней нужды не открывать чужую дверь и не откидывать полог чужой палатки, закрытый на ночь, можно было не опасаться неожиданных посетителей.

У нее вошло в привычку читать перед сном обычно старые, полюбившиеся ей вещи, собрания стихов, короткие рассказы и очерки. Она уже погрузилась в чтение длинной поэмы, когда услышала стук в дверь и рассеянно ответила: — Да?

— Я бы хотел обсудить с вами ваше предложение, — начал Гедеон, шагнув внутрь.

Довольно долго Мэгги пыталась сообразить, о каком предложении идет речь. Она едва ли была застенчивой и робкой женщиной, но даже при неярком свете керосиновой лампы можно было заметить смятение в ее глазах, и, внезапно осознав, как она выглядит в полупрозрачной ночной рубашке, она сразу все вспомнила.

— О, ты имеешь в виду одеяла?

Частью своего сознания Гедеон попытался проанализировать, что именно привлекает его в этой загадочной женщине. Это не была красота, подумал он. Обычно женская красота не производила на него особого впечатления с тех пор, как он открыл для себя, что самое ценное, как правило, находится глубоко внутри, спрятанное от поверхностного взгляда. Хотя сейчас, в данный момент, он не был так уж в этом уверен. На Мэгги была белая ночная сорочка с глубоким треугольным вырезом на шее, от талии вниз шли прозрачные кружева, под которыми просвечивала коротенькая белая юбка. Она слегка подогнула колени, чтобы поддерживать книгу, длинные волосы свободно ниспадали на плечи, часть лежала на груди свободными шелковистыми прядями.

Довольно необычная, кричащих цветов, даже безвкусная кровать сейчас выглядела почему-то совершенно иначе. Ярко-алое покрывало казалось теперь более глубокого цвета, а золотые кисточки на подушках были как бы яркими всплесками, сочетавшимися с цветом покрывала. Мэгги лежала в центре, как какой-нибудь редкий драгоценный камень.

Гедеон не мог оторвать от нее взгляда. Ему трудно было бороться со своим желанием.

— Одеяла? — повторила она. Гедеон откашлялся.

— Да, правильно, одеяла.

— Верхняя полка гардероба.

Он сделал шаг, намереваясь обойти одну из ножек кровати и направиться к гардеробу, но неожиданно осознал себя сидящим на постели рядом с ней.

Мэгги посмотрела на него серьезно, слабая краска залила ее щеки, в голосе слышалась легкая хрипотца, когда она заговорила.

— Я не думаю, что это хорошая идея.

— Это кажется хорошей идеей, — пробормотал он, протягивая руку, чтобы прикоснуться к ее щеке. — Я хотел поцеловать тебя с того самого момента, как ты впервые повернулась и посмотрела на меня.

— Это все, чего ты хочешь? — прошептала она. — Поцелуя?

— Тебе лучше знать, но для начала я, наконец, решусь на это.

Мэгги не сопротивлялась и не протестовала. Как только его губы коснулись ее она поняла, что очень хотела этого, почти испытывала в этом нужду. Все ее размышления по этому поводу теперь не имели никакого значения.

Первое прикосновение было легким, почти неощутимым, но возбуждение быстро нарастало. Загоревшись, Мэгги ощутила жар, бушующий у нее внутри, подобно урагану, столь сильный и неукротимый, что у нее не было сил бороться с ним. Его рот впился в ее губы, язык проникал в нее все глубже, с непреодолимой яростной страстью, которая делала ее все более беспомощной, и она уже не отдавала себе отчета в том, что ее руки медленно поднялись и обвили его шею.

— Она в таком состоянии духа, — сказала Белая Королева, — что ей хочется от чего-то отречься, только она не знает, от чего именно.