Воронята

9

Ганси проснулся ночью и обнаружил, что луна светит ему прямо в лицо, а мобильник звонит.

Он принялся искать телефон, лежавший где-то рядом с ним под одеялом. Почти слепой без очков и контактных линз, он поднес мобильник вплотную к лицу, чтобы узнать, кто звонит: «Мэлори Р.». Теперь Ганси понял, почему его потревожили в столь неурочное время. Роберт Мэлори жил в Сассексе. С учетом разницы во времени, в Вирджинии была полночь, а у Мэлори – ранней пташки – пять утра. Мэлори считался одним из главных специалистов по силовым линиям Британии. Ему было восемьдесят лет, а может, сто или двести, и он написал о силовых линиях три книги, которые стали классикой в очень узком кругу. Они познакомились летом, когда Ганси метался между Уэльсом и Лондоном. Мэлори первым принял пятнадцатилетнего мальчика всерьез, и за эту честь Ганси был вечно ему благодарен.

– Ганси, – добродушно сказал Мэлори, помня, что не стоит называть его по первому имени, и без дальнейших прелюдий пустился в монолог о погоде, о четырех прошлых собраниях исторического общества и о докучливом соседе с его собакой.

Ганси понимал примерно три четверти. Проведя в Англии почти год, он привык к акцентам, но речь Мэлори было непросто воспринимать из-за причмокивания, жевания, дряхлости, происхождения и плохой связи.

Выбравшись из постели и присев на корточки над моделью Генриетты, Ганси из вежливости слушал вполуха двадцать минут, а затем осторожно перебил:

– Очень рад вас слышать.

– Я нашел интересный текстовый источник, – сказал Мэлори.

Судя по звуку, он либо что-то жевал, либо заворачивал в целлофан. Ганси видел его квартиру и не исключал, что Мэлори делал то и другое.

– Там говорится, что силовые линии покоятся во сне. Дремлют. Ничего не напоминает?

– Как Глендауэр! И что это значит?

– Возможно, именно поэтому их так трудно найти. Если они по-прежнему есть, но не активны, энергия будет очень слабой и нерегулярной. В Суррее я шел по линии с одним человеком – четырнадцать миль, в отвратительную погоду, когда дождевые капли были размером с репу – а потом линия просто взяла и исчезла.

Достав тюбик с клеем и несколько кусочков картона, Ганси воспользовался ярким лунным светом и доделал крышу домика, пока Мэлори распространялся о дожде. Затем он спросил:

– А в вашем источнике что-нибудь сказано, как разбудить силовые линии? Если можно разбудить Глендауэра, то и силовые линии тоже можно, так ведь?

– В том-то и дело.

– Но чтобы разбудить Глендауэра, нужно просто его найти. А по силовым линиям все время ходят.

– Ну нет, мистер Ганси, тут вы ошибаетесь. Пути энергии пролегают глубоко внизу. Даже если раньше было не так, теперь они закрыты многометровым слоем земли, который накопился с течением столетий, – сказал Мэлори. – Никто на самом деле не прикасался к ним веками. Мы с тобой не ходим по силовым линиям. Мы просто движемся, слушая эхо.

Ганси вспомнил, как однажды, когда они с Адамом искали линию, она появилась, а потом оборвалась без всякой видимой причины. Теория Мэлори казалась вполне правдоподобной, и, в общем, больше ни в чем он не нуждался. Он не желал ничего другого, кроме как взяться за книги в поисках аргументов в пользу этой новой идеи, и к черту школу. На Ганси напало редкое сожаление, что он еще подросток и привязан к Агленби. Возможно, именно так себя всегда чувствовал Ронан.

– Ладно. Значит, будем искать под землей. В пещерах, может?

– Пещеры – страшная штука, – ответил Мэлори. – Знаешь, сколько людей гибнет в пещерах каждый год?

Ганси сказал, что не знает.

– Тысячи! – ответил Мэлори. – Это как кладбища слонов. Лучше уж оставаться наверху. Спелеология намного опаснее, чем мотогонки. Нет, в моем источнике речь шла о том, как пробудить силовую линию, находясь на поверхности, как дать ей знать о своем присутствии. Тебе нужно будет произвести символическое возложение рук на энергию прямо там, в Марианне.

– В Генриетте.

– Штат Техас?

Всякий раз, когда Ганси говорил с британцами об Америке, они почему-то полагали, что он живет в Техасе.

– Вирджиния, – поправил он.

– Как скажешь, – добродушно согласился Мэлори. – Ты подумай, как легко было бы пройти по силовой линии до могилы Глендауэра, если бы она говорила с нами во весь голос, а не шептала. Найди линию, соверши ритуал, иди по ней к своему королю.

Когда Мэлори так говорил, это казалось неизбежным.

«Иди по ней к своему королю».

Ганси закрыл глаза, чтобы успокоить участившийся пульс. Он увидел тусклый серый силуэт спящего короля, сложенные на груди руки, меч справа, чашу слева. Эта дремлющая фигура была головокружительно важна для Ганси, хотя он не мог понять и сформулировать, чем именно. Это было нечто большое, огромное, нечто очень значимое. Нечто, не имеющее цены. Нечто заслуженное…

– Правда, из текста не очень ясно, как провести ритуал, – продолжал Мэлори.

Он стал распространяться о непредсказуемости исторических документов, но Ганси почти не слушал, пока старик не сказал:

– Я думаю попытать удачи в Локайере. Дам знать, что получится.

– Прекрасно, – ответил Ганси. – Я вам так благодарен.

– Передай привет матери.

– Обяза…

– Хорошо, что у тебя, в твоем возрасте, есть мать. Когда мне было примерно столько же, сколько тебе, моя мать пала жертвой британской системы здравоохранения. Она прекрасно себя чувствовала, пока ее не госпитализировали с легким кашлем…

Ганси вполуха выслушал хорошо известную ему историю о том, как государственные врачи не смогли вылечить у матери Мэлори рак горла. Мэлори был довольно бодр к тому моменту, когда разговор закончился.

Ганси ощутил дух погони; ему нужно было с кем-то поговорить, пока ощущение незавершенных поисков не пожрало его изнутри. Адам подошел бы больше, но, скорее всего, сейчас бодрствовал только Ронан, который попеременно то страдал от бессонницы, то спал как медведь.

На полпути к комнате Ронана до Ганси дошло, что там пусто. Стоя в темном дверном проеме, он окликнул друга шепотом, а затем, не получив ответа, повысил голос.

В комнате Ронана не следовало рыскать, но Ганси все-таки это сделал. Он дотронулся рукой до кровати и убедился, что она не застелена и холодна, а одеяло стремительно отброшено набок. Ганси кулаком постучал в запертую дверь Ноя, другой рукой судорожно набирая номер Ронана. Раздалось два гудка, потом отозвался автоответчик: «Ронан Линч…»

Ганси на полуслове оборвал записанное сообщение, чувствуя, как колотится сердце. Он долго спорил с самим собой, прежде чем набрать другой номер. На сей раз ответил голос Адама, хриплый спросонок и осторожный.

– Ганси?

– Ронан пропал.

Адам молчал. Дело было не просто в том, что Ронан исчез, но и в том, что он исчез после драки с Дикланом. Однако из дома Пэрришей было не так просто выйти посреди ночи. Если бы Адама застукали, остались бы физические последствия, а погода уже стояла слишком теплая для длинных рукавов. Ганси чувствовал себя последним гадом оттого, что просил Адама об этом.

На улице высоким пронзительным голосом закричала какая-то ночная птица. Маленькая копия Генриетты в потемках смотрелась жутковато, оловянные машинки на улицах выглядели так, как будто только что остановились. Ганси всегда казалось, что после наступления темноты в его игрушечном городке могло случиться что угодно. По ночам Генриетта казалась волшебной. А магия – чем-то потенциально очень страшным.

– Я посмотрю в парке, – наконец произнес Адам. – И… э… наверное, на мосту.

Адам отключился так быстро, что Ганси не сразу отследил конец разговора. Он прижал пальцы к векам, и в этой позе его нашел Ной.

– Ты пойдешь искать? – спросил он.

В желтом ночном свете он казался бледным и почти бесплотным; тени у него под глазами были темнее обычного. Не столько Ной, сколько намек на Ноя.

– Поищи в церкви.

Ной не предложил присоединиться, и Ганси его не звал. Полгода назад, единственный раз, когда это было критически важно, Ной обнаружил Ронана в луже собственной крови, а потому был избавлен от необходимости впредь отправляться на поиски. Ной не поехал тогда вместе с Ганси в больницу, а Адама застукали, когда он пытался выбраться из дому, поэтому с Ронаном, когда его штопали, был только Ганси. Это случилось давно, но опять-таки, времени не существовало.

Иногда Ганси казалось, что его жизнь состоит из десятка часов, которые он никогда не сможет забыть.

Натянув куртку, он вышел на холодную парковку, залитую зеленоватым светом. Капот машины Ронана был холодным, значит, никто на ней недавно не ездил. Куда бы ни отправился Ронан, он пошел пешком. Церковь, со шпилем, залитым тусклым желтым светом, стояла в пределах пешей доступности. И «Нино» тоже. И старый мост, под которым быстро неслась река.

Ганси двинулся вперед. Рассуждал он логически, но сердце-предатель билось с запинками. Он не был наивен и не питал иллюзий, будто найдет Ронана Линча, которого знал до смерти Ниалла. Но Ганси не хотел и потерять того Ронана Линча, которого знал теперь.

Несмотря на яркий лунный свет, вход в церковь святой Агнессы терялся в темноте. Слегка дрожа, Ганси положил руку на массивное железное кольцо на двери, подумав, что, может быть, церковь заперта. Он был в церкви святой Агнессы только раз, на Пасху, когда их пригласил младший брат Ронана, Мэтью. Ганси в жизни не подумал бы, что человек вроде Ронана способен прийти сюда посреди ночи. Строго говоря, Ронан вообще не выглядел как тот, кто ходит в церковь, однако все братья Линчи каждое воскресенье посещали службу. В течение часа они сидели бок о бок на скамье, в то время как даже за столом в ресторане не могли встретиться друг с другом глазами.

Миновав черную арку входа, Ганси подумал: «Ной хорошо умеет искать». Он надеялся, что Ной не ошибся насчет Ронана.

Церковь окутала Ганси запахом ладана – редким запахом, который немедленно пробудил в памяти полдесятка воспоминаний о семейных свадьбах, похоронах и крестинах (всё это почему-то бывало летом). Странно было, что целое время года могло уместиться в одном глотке застоявшегося воздуха.

– Ронан?

Это слово всосалось в пустоту и эхом отразилось от невидимого потолка, так высоко наверху, что в конце концов Ганси ответил только собственный голос.

На полу лежали заостренные тени арок. Мрак и неуверенность словно кулаками стучали по ребрам Ганси, неподвижные легкие напоминали о еще одном давнем летнем дне – о том дне, когда он впервые понял, что в мире есть магия.

Ронан был в церкви – он лежал, вытянувшись, на одной из скамей в темноте. Одну руку он свесил с края, другую вытянул за голову. Его тело казалось чуть более темным пятном в мире черноты. Ронан не двигался.

Ганси подумал: «Только не сегодня. Пожалуйста, только не сегодня».

Усевшись на краешке скамьи, он положил руку Ронану на плечо, как будто мог просто разбудить его. Он молился, чтобы именно так и было, чтобы силы его мысли оказалось достаточно. Плечо было теплым; от Ронана пахло спиртным.

– Просыпайся, старик, – сказал Ганси.

Слова звучали тяжело, пусть даже он пытался придать голосу бодрости.

Ронан шевельнул плечом и повернулся лицом кверху. На одно короткое мгновение Ганси дал себе волю: ему показалось, что он опоздал, что Ронан все-таки умер и что его тело пробуждается только потому, что так приказал он, Ганси. Но затем ярко-синие глаза Ронана открылись, и наваждение пропало.

Ганси выдохнул.

– Сволочь ты.

Ронан откровенно ответил:

– Я не мог заснуть.

И добавил, заметив уязвленное выражение лица Ганси:

– Честное слово, больше я так не буду.

Ганси вновь попытался говорить беззаботно и не смог.

– Врешь.

– Кажется, – произнес Ронан, – ты путаешь меня с моим братом.

Вокруг стояла насыщенная тишина; когда Ронан открыл глаза, в церкви как будто стало светлее, словно она тоже спала до сих пор.

– Когда я сказал тебе, что не хочу, чтобы ты напивался на фабрике, я не имел в виду, что ты можешь валяться пьяным в другом месте.

Ронан, лишь слегка заплетаясь языком, ответил:

– Кто бы говорил.

Ганси с достоинством ответил:

– Я пью. Но не напиваюсь.

Ронан перевел взгляд на что-то, что он прижимал к груди.

– Что это? – спросил Ганси.

Пальцы Ронана стискивали нечто темное. Когда Ганси попытался их разжать, то ощутил нечто живое и теплое. Там быстро билось чье-то сердце. Он отдернул руку.