Восхождение богов (СИ)

— Почему ты призвала к Демону? Когда-то ты клялась, что не позволишь ему вернуться. Что изменилось? Что с тобой произошло? — Никлосу всё меньше и меньше нравилась эта новая Селеста.

Она вцепилась в это место, как если бы оно стало её тихой гаванью. Местом упокоения.

— Может я просто устала сражаться с неизбежным? Может, это должно было случиться, и я просто заканчиваю начатое. Радуйся, ты получил всё, что хотел. Меня, ариус, Демона. Скоро тебя поглотит Ктуул и всё закончится. Мои родные выживут — вместе с эльфами покинут этот мир. Хоть какая-то отрада для тех, кто вольно и невольно жертвует своими жизнями, чтобы Ктуул мог выпить ядро этой планеты. Просто конец. Я проиграла. Вечный оказался истинным чтецом душ. Он понял, что способно сломить меня.

— И что же это?

— Я сама.

Разве может пара слов быть окрашена такой немыслимой, разящей в сердце эмоцией, в которой сосредоточены все краски первобытного ужаса перед самим собой? Она будто сияла этим. Будто всё на свете окончательно утратило смысл и превратилось в ничто. Из неё ушёл воздух, вода, земля и огонь, пылающий в душе каждого дракона. Она потеряла всё. И в этом открылась навстречу Демону, чтобы он забрал остальное. Полное поражение. Потеря цельности. Потеря души.

— Что произошло? — это всё, что он смог выдавить из себя, настолько сплелись в нём тысячи вопросов и пугающих мыслей.

Его возвращение из первобытного состояния нориуса оказалось стремительным и всепоглощающим. Он не мог не окунуться в водоворот из чувств, из ощущения массивности того, что делает живое живым. И на таком контрасте казалось, что они поменялись местами.

Глаза Селесты заволокло туманом из серебра, а на кончиках пальцев возникли совсем тонкие нити ариуса, которым она провела по своему лицу, снова убеждаясь какой полноводной рекой разлилась белая тьма по венам, по сосудам её сердца.

Впервые девушка осознала, что в силе нет оттенков добра или зла. Нет слова справедливости, карающей длани праведности и непогрешимости. Ариус был просто составной частью основы этого мира. Это люди наделили его свойства сиянием доброты и мира, также как и нарекли нориус тьмой и злом. Но, в сущности, они не были ни тем, ни другим.

— Я убила своего брата.

Произнесённые слова камнем упали в безмолвие этой всепоглощающей пустоты. Они покачнули едва обретённое равновесие, и Селеста наклонилась, прикладывая руки к животу, пытаясь удержаться и не нырнуть ещё глубже в пустоту.

От вставшего рядом Никлоса она отшатнулась, выставляя руку, чтобы не дать поддержать себя, чтобы не дать ему сказать хоть слово поддержки, утешения или любви. Она не могла позволить ему даже взглядом оправдать свершённый поступок. Селеста знала, что если увидит хотя бы что-то, то уже ничто не сможет остановить её от распада личности. И Никлос, каким-то шестым чувством, понял это и застыл, удерживая новую лавину вопросов.

— Так ты вернула себе ариус.

— Эльфы уходят. И забирают с собой мою семью. Это должно было остановить Ктуула, но он придумал, как убедить меня найти способ забрать ариус. Он будто знал наперёд, что ты не сможешь похитить ребёнка, а я буду способна… — девушка запнулась и подняла голову, холодом обжигая Ника. — Оправдание. Я была под воздействием Ктуула. А ведь он даже не сказал, что именно сделает, если я не заберу ариус. Только обещание. И я купилась на это. Придумала способ. Даже надежду изобрела и всё сработало. Ариус у меня и я воскресила Кирста. Вот только цена…

— Оказалась твоей душой. Чтобы Ктуул получил выхолощенный ариус ради возрождения Демона. Он знал, что нет иного способа вернуть эту силу. Я никогда не посмел бы принудить тебя.

Селеста вымученно улыбнулась. Её лицо — бледное как смерть казалось призрачным в месте серых тонов. Слишком мёртвым, как если бы она сама умерла изнутри.

— Я не выйду наружу. Здесь легче дышать. Легче нести это бремя. Ты получил то, что хотел. Я всегда буду рядом с тобой. Как и он. Мои родные скоро покинут этот мир, но… ты же сможешь убедить его не трогать нашу планету? Я знаю, это чудовищно, но и я сама чудовище, поэтому… во вселенной столько иных ожерелий…

Ник не сдержался и схватил её за запястья, выкручивая руки, отчего она испуганно ойкнула, но не попыталась вывернуться, оставаясь безвольной, поникшей. Пустой.

— Прекрати. Как ты можешь сдаваться сейчас?! Как можешь сдаваться после той цены, что уплатила? Ктуул знает тебя? Брехня! Он ничего о нас не знает! Выжил или не выжил ребёнок — неважно! Теперь мы можем остановить его.

Сжав сильнее, Никлос заговорил проникновенным голосом, пытаясь поймать ту тональность, что вытянет девушку из той апатичности, что засасывала её как в трясину:

— Я знаю, как это сделать, но ты нужна мне. Настоящая ты. Которая не сдаётся. Не ломается. Сопротивляется до конца! Ты столько раз проигрывала, столько раз оказывалась на земле, но раз за разом поднималась! Это качество — важнее прочих. Ты не сдаёшься. Сэлли, пожалуйста, не сдавайся сейчас. Закрой все эти чувства в сундук и затолкай его куда подальше! Соберись! Если сейчас мы не победим — то для нас всё будет кончено.

Селеста тупо смотрела на Никлоса и пыталась понять, о чём он говорит. Отчаянно ныли руки — в местах соприкосновения вилась тонкая дымка нориуса и льнущей к ней ариус. Тогда Ник встряхнул её, приближая к себе:

— Ты знаешь его. Знаешь, что он уничтожит этот мир, потому что это в его природе. И тогда твоя преступная жертва потеряет смысл. Ведь мост не сработает. Они или умрут, пытаясь пройти по нему, или останутся здесь.

Кто стоял перед ней? Король, оставивший престол? Мужчина, жертвующий миром ради своих желаний? Человек, выбравший тьму, так как от него отвернулся свет? Или же тот, кто, несмотря ни на что, стоял на своём, держась за то немногое, что осталось в нём своего?

Перед глазами Селесты вновь замелькали кадры из воспоминаний Клэрии, она как будто нырнула в «кино», которое так восхищало молодую волчицу, прежде чем девушка попала в этот мир. Кино, в котором Селеста видела Карга. Видела и слышала его, как если бы он стоял рядом. Как много Ник осенью прошлого года перенял от своего далёкого предка? Не зная, он копировал его, и Карг воплощался в нём с ужасающей ясностью.

В человеке, стоящем перед ней, не было ничего от Карга. Это был Никлос. Такой, каким он был до встречи с ней. До того, как яд проклятия начал действовать. Его суть, прошедшая через мясорубку бездны. И если он, после всего, выстоял и готов бороться до конца, как она может сдаться? Как она смеет сломаться, когда совсем недавно была уверена в себе как никогда?

— Что мы должны сделать?

Глава 21. Координация душ

Никлос и Селеста

Вынырнув обратно в мир, они разлетелись в разные стороны, как перевёрнутый магнит. Селеста упала на колени, впиваясь пальцами в почву, покрытую тонким слоем снега. Стояла зима посреди весны. Холод держался в воздухе, однако рассвет уже топил лёд в тонкие реки, открывая перед ними бескрайное поле мёртвой земли.

— Куда делась Мора? — первым делом спросила Селеста, вставая и отряхивая платье, пошатываясь, как если бы до этого спала долгим сном мертвеца. — Она же была в наших руках!

Ник, поднимаясь следом, сумрачно огляделся и понюхал спёртый воздух, в котором стояли такие явные ноты ахийских тварей. Ему казалось, что он уничтожил их всех. Однако сразу стало ясно, что его действия ранили по большей части природу. Она буквально рассыпалась на их глазах под равнодушным красным светом небесного светила. Краски выгорели до черноты, запеклись в хрустящую корочку и пейзаж кругом напоминал последствия схода лавы после мощного извержения. В воздух, вместе с остатками снега, поднимались легчайшие пылинки пепла, разнося кругом горечь от гибели долины Винцель.

Видимо Селеста осознала, где именно они находятся. Это было дно озера, потерявшего воды за одну ночь. То самое место из детства, где Селеста когда-то бывала с отцом и Артаном. Место её спокойствия. Однако девушка подавила в себе скорбь, отправляя её туда же, где разместилась печаль от содеянного. Эти эмоции нужно держать под замком, иначе ей не пережить грядущее.

— Видимо, сбежала.

Что-то поменялось в некогда обжигающих отношениях. Невидимая полоса пройдена и теперь они воспринимали друг друга на равных. Они держали в себе запертыми неспокойные грехи, которые уравнивали их веру в собственные силы. Больше никаких полумер, намёков и тайных помыслов. Переступив через прошлое, оба готовились к тому, что грядёт.

Селеста, словно очнувшись, вынырнула из тёмного мысленного омута и повернулась к Никлосу, задумчиво оглядев его с ног до головы. Приняв решение, встала напротив, быстро накладывая руки на его лицо. Он даже не успел возразить, как прошла судорога в местах, где от её пальцев отделился ариус и одной прохладной волной пронёсся по шрамам, ранам, задевая глаза, выправляя и залечивая, казалось непоправимый ущерб.

— Так будет правильно, — спокойно заявила девушка, осматривая совершенно чистую кожу.

Она ненадолго задержала руку, чувствуя горячку его щёк, а потом отпустила, неловко скрещивая руки на груди.

— Спасибо.

Дальше, не сговариваясь, они взмыли в воздух и направились в сторону, где чувствовалось возмущение воздуха, где трещали искры и поднимался серый дым. Они шли за Морой.

* * *

Эльфийка едва могла стоять на ногах, так сильно её надломил Демон. Она была вечной, в ней горели ядра погибших миров и в её силах восстановиться, сращивая сломанные кости и залечивая открытые переломы, снимая гематомы и сшивая рваные раны, однако она берегла силы для более важной задачи.

Мора стояла на границе Ауэрских лесов, черпая недостающее в изуродованной земле, чтобы одним ударом прорвать защиту и последней песней чёрной эльфийки прорваться внутрь, отравой заполоняя сердца живых, стравливая их друг с другом. Это потребует от неё всего, но она уже не могла остановиться. Последний удар. Её крик достигнет ядра этой планеты и всё будет кончено.

Опираясь на толстую палку, вечная с небывалой ясностью чувствовала шершавость дерева под рукой и видела, как на тёмной поверхности остаются серые следы прошедшего пепельного дождя. В воздухе стоял такой отчётливый привкус серы, что он скрипел на крошившихся зубах и оседал на языке вязкой горечью. Её лицо покрывала смолянистая плёнка, стягивавшая кожу, а в глазах рябило от пережитого давления. Они покраснели и запали, но огонёк на дне зрачков горел по-прежнему ясно.

Как много тяжести держалось в теле, с каким трудом она удерживала себя вертикально, прогоняя жалкие мысли об отдыхе и минутной передышке. Ей потребовалось так много времени просто, чтобы дойти сюда, хотя раньше дорога заняла бы меньше секунды, стоило только пожелать.

Сплюнув кровавую слюну, она облизнула сухие до корки губы, и улыбнулась. Она успеет. Не может не успеть. Даже стрелы, пущенные из леса, были ей нипочём — в ней оставалось достаточно резервных сил, чтобы они падали, недолетая до ног.

— Бойтесь! Бойтесь кровавой Моры! Пришёл час расплаты! — мощно и гулко прозвучал голос в умолкшем и застывшем лесу. Её крик пронёсся по подлеску, но даже птицы не вылетели навстречу — они погибли прошлой ночью и лес был тих. Но не безлюден.

Подобравшись, она отшвырнула палку и распрямилась во весь рост. В её сердце пела песнь погибшей родины. В её глазах стояли искривлённые лица ушедших родных. Давно унесённые песком времён глаза матери и улыбка отца. Сёстры, сгинувшие в пламени лихорадки, брат, рискнувший пересечь мост миров, заложивший сонливую бомбу в радужных лесах белокожих. Она видела предводителя своего отряда, кричавшего на неё за никчёмность и утверждавшего, что такие как она приведут их к гибели. И она видела ту, из-за которой смерть мира чужаков кажется особенно сладкой, ведь её отобрали, когда ещё была надежда.

Множество лиц пронеслось перед глазами старой девушки, и хоть прошла вечность с тех пор, они стояли перед ней как живые. Они одобряюще улыбались ей, говоря: «Давай, сделай это! Отомсти за нас!»

Пальцы искривились как когти хищной птицы, голова наклонилась вперёд, а из горла донеслось низкое утробное мычание, наполненное символами ядовитых нот. Самая тёмная магия. Запретная, которую даже её командиры не смели использовать, опасаясь, что это сотрёт с лица земли всё живое. Не зря истинный нориус признал в ней свою жрицу. Мора отринула свою личность, стирая её как тряпкой, погружаясь в магию отречённости. В магию смерти.

Изо рта вырвались первые клубы яда. Дым просочился сквозь эбонитовую кожу, и налетевший ветер смахнул его и как пригоршню бросил на свежую зелень на пересечении мёртвого и живого лесов. Она почернела и скукожилась, сжалась, испуская бо́льшую порцию яда. Это была настоящая эпидемия и там, где чернота просачивалась под верхний слой почвы, могла ступать Мора.

Её глаза покинул радужный свет, и где-то далеко-далеко отсюда узкая ухмылка скользнула по губам Ктуула. Он потерял связь с «дочерью». Натянув поводок на шее Туулы, вечный прошептал: «Ты вырастила настоящее чудовище, сестра моя. Жаль, что я так недооценил тебя».

А Мора ступала дальше. И эльфы, скрытые в чаще, бежали от неё со всех ног на последний рубеж обороны. Там, оставшиеся старейшины леса прощались с жизнью, чтобы доделать ступени к мосту, уже сияющему белизной и готовому принять первых пассажиров в незнакомую, спасительную гавань.

Эльфийка была даже немного разочарована. Она ожидала, что враги набросятся на неё, сплетая канаты белой магии, бьющие по земле как молотом или как плетью, что они бросят в неё песком радуги, что вгрызается в поры кожи, заставляя ту белеть, пока не обнажится кость. Мора помнила всю боевую мощь белокожих, но ей было невдомёк, что это поколение слишком давно ни с кем не воевало и просто не могло ничего противопоставить. Все их силы уходили на постройку моста и сдерживающие заклинания, чтобы просто не дать ей идти слишком быстро.

Ничего. Она больше не торопится. Пока яд набирается из ядра вечности, она уже не может повернуть. Теперь только до полного уничтожения.

Вокруг неё — сплошная тьма. Чёрный цвет пожирал живую плоть леса, что жалобно стонал под его напором, забираясь всё дальше и дальше. Вскоре Мора остановилась у первого трупа эльфа. Один лишь взгляд и по его телу прошлись неестественные конвульсии, кости выгнулись под немыслимым углом, треща как на морозе, а потом раздался визг новорождённой ахийской твари. Душа накрепко прикипела к мёртвым жилам и теперь металась под оболочкой, оглашая застывший лес отчаянным воплем. Вскоре она умолкла и извернувшийся на коленках побежала вперёд, а вслед за ней другие восставшие.

— Аргэ ктуан лэху, — прошептала Мора, вздёргивая подбородок. — Идите, идите же, мои слуги! Покажите, что их ждёт!

Вставали новые твари из тел некогда прекрасных эльфов, они поднимались, и их кожа бурела под действием отравы, переполняясь липкой чернотой, белки глаз темнели, а в зрачках загорался белый огонёк запертой души.

Вперёд, под гнётом зова тёмной эльфийки, вперёд против бывших друзей и родственников, против любимых и близких, против самой расы, пока внутри бьётся душа, пытаясь вырваться из оков и не видеть, как под пальцами трещит кожа попавшихся на пути эльфов! Не слышать их умоляющих криков, не видеть, как собственные зубы вгрызаются в плоть и выгрызают сердца, чтобы новые рабы поднялись и обратились следом, как волна, идущая на центр Ауэрских лесов.

Эльфийка чуть отстала, она только слышала вопли, уносящиеся ветром на многие километры вокруг. Эта музыка агонии, это падение врагов казалось райской песнью. Великим исходом.

— Вы заплатите за всё, — прошептала девушка, на секунду прижимаясь к дереву, чтобы перевести дух.

Её живот непропорционально раздался, и она наклонилась вперёд, выблёвывая очередную порцию яда, почти видя, как так просачивается сквозь почву и погружается глубже, отравляя корни и медленно продвигаясь к ядру планеты. Её сил хватит. А когда придёт время, она взорвётся как сверхновая и уничтожить всё вокруг.

Мора скорее почувствовала их приближение, чем увидела чёрные и белые крылья над мёртвым лесом. Заслонив рукой красное солнце, она наблюдала, как они спускаются вниз, кружась вокруг друг друга и падая низ единым целым.

— Вам меня не остановить! — прошипела эльфийка, отирая рот от остатков яда. — Вы лишь жалкие сущности этой планетки, в вас нет силы противостоять мне!

Вот только Демон так не считал. Он бросился вперёд, выплетая из себя чёрно-белые нити, обрушивая их как разряды молний на грудь эльфийки, отбрасывая её назад. И уворачиваясь от бурого тумана, выплывшего из её рта. Демон бил вновь. И вновь, пока эльфийка отступала, каждый раз отправляя ответный удар, скрипя и разражаясь злыми воплями. Она плевалась ядом, но он даже не долетал до кожи Демона, этого превосходного бесполого существа, состоящего из серых оттенков и тонов.

У него не было человеческого лика, только обозначенные черты на местах рта, носа и глаз. Он сам был как масло, обтекаем, бесформенный и потрясающе гибкий. Под его кожей бугрились узоры ариуса и нориуса, сплетающихся как узлы по всей поверхности и каждый новый удар порождал бурление в них, насыщая то чёрным, то белым цветом.

Мора устала от полумер, когда её зашвырнуло вверх и она упала с высоты тридцати метров прямо на поляну, оставив в ней дыру, над которой взметнулись чёрные хлопья пепла. Одним движением она вернула себя в вертикальное положение, и взмахнула руками отражая новый удар, так что Демон сам отлетел назад.

— И это всё, на что вы способны? — усмехнулась она, прижимая руки к пустому чреву, не успевшему насытиться новой порцией яда. Она всё израсходовала, и пора прибегнуть к действительно сто́ящей магии. — Тогда умрите. И пусть Ктуул из глаз Клоса видит, как рушится земля у него под ногами!

Мора выудила из-за пояса короткий кинжал и приставала к груди. Один удар — точно в сердце и взрыв будет такой мощный, что оставшаяся отрава рванёт прямо в эпицентр планеты к ядру и уничтожит его. Это будет последний акт отмщения. И пускай она не успела увидеть, как умирают последние враги, она будет знать, что сделала это. Месть свершится.

Время замедлилось, вытягиваясь как струна. Демон осмысленным взглядом уставился на неё и в головах Никлоса и Селесты промелькнула одна-единственная мысль. Только бы успеть. Только бы времени, подвластного их магии, хватило на то, что они планировали сделать. Взметнулись крылья Демона, и он ринулся над землёй к эльфийке, тянущей лезвие к груди. Она тянула его, а Демон уже ухватил её за плечи, меняя траекторию и взмывая вверх. Слабое сопротивление из-за слишком быстрой скорости лишь немного сбило с пути, и Демон набрал высоту, чтобы как комета устремиться вперёд к оставшимся зелёным кронам леса, к самым высоким и густым деревьям, над которыми уже расцветали белые линии моста.

«Только бы они пропустили!» — мелькнула мысль Селесты. — «Только бы моё приглашение оставалось в силе!»

Зажмурившись, внутри Демона сущности Селесты и Никлоса вцепились друг в друга и прошли насквозь черту, отделявшую зелень от мёртвых деревьев. Удерживаемая Мора широко раскрыла глаза, не веря, что оказалась на бесконечно-прекрасной территории эльфов. Эльфийка на миг ослабила концентрацию и чуть не утратила кинжал, когда её тряхнуло и она вновь основательно ухватилась за рукоять, обращая обратно к груди.

«Успеть! Успеть! Успеть!» — пела тёмная душа, а скорость и звук сливались в серые, вытянутые линии, визг стоял такой, как если бы она влезла в водопад, окружённый тысячью цикад, орущих на максимальной громкости.

Снизу зазвучали трубы тревоги, разнося над эльфийской территорией предупреждение об опасности, что неслась над ними в воздухе, почти касаясь драгоценных лесов. Люди и эльфы спешили к мосту, но только успевали увидеть тень, мелькнувшую над ними и последующий вал ветра, от которого даже могучие кроны гнулись к земле.

Демон всё набирал и набирал скорость, видя единственную цель перед собой. Прекрасные, сплетённые из белого шёлка и перламутровых облаков лестницы, ведущие на белоснежный мост. Даже сквозь шум ветра до них доносилось тонкое пение, издаваемое сверкающей поверхностью, а вдалеке, в самом конце моста зыбко дрожали очертания иного мира, полного фиолетовых и сиреневых оттенков. Там бескрайние волны набегали на серебристые берега, а небо украшал тонкий обруч вокруг спутника неведомой планеты. Изумительное зрелище лишь на миг захватило внимание Демона, прежде чем он почувствовал — нож коснулся кожи Моры. Нож прошёл первый слой и вот-вот достигнет оболочки сердца.

Всё потерялась в бешеной скорости, а потом Демон резко остановился и по инерции бросил эльфийку вперёд с такой силой, что она разбила воздушный хрусталь врат и влетела прямо на мост, не успевая остановить занесённую руку, и движение, в котором сплелась жажда успеть, обернулось обманом — она успела. В тот же миг, как мост стремительно окрасился в чёрный, над ним вспыхнул ослепительное пламя взрыва и мир выцвел до белизны, пропало волшебное пение, а потом и само видение моста.

Остаточная звуковая волна опрокинула Демона и отшвырнула назад, пока он не пал, пробивая в листве дорогу к поверхности земли. Последнее, что он увидел — остатки белых звёзд, медленно гаснущих в небесах.

* * *

Пробуждение застало их сплетёнными друг с другом. Сжимая руки, они лежали на почерневшей земле и первое, что увидели — свои лица в отражении глаз. Потом Селеста закашлялась пеплом и приподнялась на руках, оглядываясь.

От края до края вокруг них располагался чёрный лес с границей зелени. Он казался как после сильного пожара. Ещё тлел местами и повсюду виднелись мёртвые тела эльфов. С исчезновением Моры пропал стержень в мертвецах и души отправились в загробный мир.

— Мы сделали это. Убили её, — прошептала девушка, вставая и помогая подняться Никлосу.

Она осматривает грязное платье и отирает его от маслянистых разводов, что только больше разносит грязь. Её волосы спутались и посерели от пепла, а лицо измазано так сильно, что карие глаза горят как закатное солнце.

— Мы остановили время или же замедлили её? — задумчиво протянул Ник.

— Я бы сказала, что мы ускорились. Никогда не чувствовала ничего подобного. Это было как нырнуть в горную реку и потерять контроль над управлением. Я чувствовала себя пассажиром, и даже не понимала, что происходит вокруг, — усмехнулась Селеста, оглядываясь и замечая кого-то, стоящего в гуще листвы.

Граница между мёртвым и живым была слишком заметна и она подошла вплотную к ней, ощущая непривычное давление перед собой.

Никлос, встав рядом, сразу понял, что это такое. Эльфийский запрет.

— Значит они отозвали моё приглашение, — сухо произнесла девушка, вглядываясь в лица, скрытые в тени листвы. — Я больше не ваш друг, не так ли? — закричала она, ногой вспахивая землю и ударяясь о преграду, от чего по ней пробежались зелёные искры, как побеги молодой зелени.

Из леса вышла эльфийка в траурном, белом одеянии. Фелия, встав напротив Селесты, соединила руки в замок у живота. Вблизи она выглядела старше и мудрее, чем когда девушка видела её в последний раз. Как будто минувшие сутки длились столетия.

— Ты убила младенца и уничтожила мост, лишив нас шанса на спасение. Надежда обернулась проклятием. Лучше бы мы позволили тебе идти своим путём и не дали Артану первым увидеть тебя.

— Что? — Селеста застыла.

— Если бы история шла по накатанной колее, ты встретила бы Никлоса гораздо раньше, — добавила Фелия, её миндалевидный глаза печально блеснули в свете красного светила, а позади раздался приглушённой, недовольный шёпот. — Но история не знает сослагательных наклонений. Ты обрекла нас на гибель. Теперь мы лишь наблюдатели конца твоего пути. Но не друзья.

— Вы никогда ими и не были, — сухо ответила Селеста, хватая Никлоса за руку. — Вы были опытными манипуляторами. Игроками с чужой жизнью. Вы утаивали от меня историю, предпочитая видеть, как я брожу впотьмах, не зная, что ждёт. Обвиняя в преступлении, вы уклоняетесь от собственных. Я знаю, что Мора не была бессмысленным монстром, движимым одним лишь желанием убивать. За ней стоит история действий ваших предков. И кстати, мост, которым вы так дорожили, был отравлен ядом тёмной эльфийки. Скажите спасибо, что он был уничтожен до того, как эльфы ступили на него.

Фелия ничего не ответила на горячую отповедь девушки и в душе Ника поднялся вихрь гнева, успокоенный только прохладой ладони Селесты, которая как будто почувствовала жаркий соблазн проучить проклятых эльфов.

— Будь моим желанием проникнуть к вам — ничто бы нас не остановило! — добавила Селеста. — И что бы вы там на мой счёт не думали, мы не отступим.

Селеста хотела что-то добавить, когда Ник предостерегающе сжал руку, чтобы она не проболталась. Ктуул слышал и видел их через его глаза и уши. Нельзя, чтобы он догадался об их плане.

— Прощай, Селеста Каргат, — прошептала Фелия. — Пусть этот мир переживёт твой короткий век.

Глава 22. Брат и сестра

Ктуул и Туула. Селеста и Никлос

Давно ему не было так хорошо. Так восхитительно, волнительно хорошо! Обуреваемые эмоции проявлялись в движениях рук, сковавшего тело нетерпения, какого-то почти щенячьего чувства восторга. Сложно поверить, что, несмотря на все препятствия, партия сложилась именно так, как он планировал. Было много моментов, когда всё могло пойти не так. Даже Туула, в своей детской манере пошалить, всё равно исполнила свою часть, исподволь вкладывая нужные мысли в головы его «игрушек».

Поступки Моры не стали неприятным сюрпризом, она и должна была сыграть эту роль, чтобы Никлос переступил через черту и призвал Демона. Всё получилось. Селеста выполнила предназначение, эльфийка отправилась на свалку истории. Осталась сущая мелочь, и он почти с игривым нетерпением ждал, когда они придут. Вечный уже слышал шаги, негромкое перешёптывание, участившийся пульс их маленьких сердец, когда они увидели остатки его роскошного празднества. Он подождёт. Кульминация близка.

— Я выполнила свою часть, брат и отец. Теперь ты отпустишь меня? — Туула поправляет ошейник, устало прислонившись спиной к ручке массивного кресла.

После безумного празднества, когда Ктуул собрал «возлюбленных» морвиусов, пригласил горожан и согнал всех придворных во дворец, бальная зала сверкала чистотой. Вечный лично озаботился уборкой, вычищая следы торжества, когда он использовал людей, чтобы приманить бывших детей. Отвлекая внимание, он досуха осушил их всех, несмотря на мольбы о пощаде и прощении.

Теперь, заняв королевский трон, Ктуул любовался отблесками солнца, нарядившегося в кровавые одёжки, предвестники грядущего конца, и пускавшего капельных зайчиков по зеркальной поверхности просторного помещения. Ветра вздымали воздушные занавески, от хрустального декора потолочных люстр доносился тихий звон, музыкой проносясь по застывшему залу. Если прислушаться, то можно услышать отголоски былых торжеств, голоса придворных, звон бокалов, пение и гром из оркестровой ямы. Увидеть призраков, танцующих в центре, почувствовать волнение и яркость их чувств, прежде чем танцы дошли до пика безумия.

Ктуул медленно протянул руку и ухватился за волосы Туулы, запрокидывая её голову и наклоняясь к девушке:

— А ты этого хочешь? Отпущу, и ты превратишься в безликую массу, одну из смертных этого обречённого мира. Хочешь стать пустым местом? Ведь твоя особенность заключается в том, что ты моя несносная сестра. Мой антипод, мой провал и величайшее творение. Остальные достигли высот из-за своей исключительности. Ты же по праву рождения и смерти. Хочешь отказаться от всего? — говоря, он наклонялся ниже и ниже, спуская голос до волнительных, полных обжигающего соблазна нот, в которых мешалось и затаённое вожделение, и надежда, и толика огорчения.

Девушка выдохнула, почти касаясь его губ, видя, как ярко мерцает алмаз в его лбу, как трещит магия сожранных ядер, как отзывается поглощённая сила иных вечных. О, она видела братца насквозь. Видела, что он не против продолжить игру, хоть она и поднадоела им обоим за прошедшие тысячи тысяч лет. Когда живёшь так долго, многое забываешь, утрачиваешь в горячке времени, полностью забывая истинное значение этого слова. Один миг превращается в годы, а годы — в один миг.

— Да. Больше всего на свете я хочу перестать быть твоей сестрой. Да. Я хочу быть обычной девушкой. Хочу забыть всё, чем была. Хочу утратить это и даже больше! Дорогой братец, я хочу забыть тебя. И то, что ты со мной сделал.

Тогда он сбил разделяющее их расстояние и впился в её губы, взмывая вверх и уволакивая девушку за собой. Он пил из неё, как из источника и как бы она не сопротивлялась, погружался всё глубже и глубже, вытаскивая крупицы сил, от чего пальцы Туулы скрючило, а хребет выгнуло, и она беспомощно сучила ногами в воздухе, пытаясь отбиться, пытаясь удержать хоть что-то.

В конце концов, он отпустил сестру, и девушка рухнула вниз как подкошенная, лишённая всего. В ней не осталось и крупицы вечности, брат, как настоящий упырь, высосал из Туулы все соки, и она лишилась волшебного оперения, возвращая истинный облик, хоть и не прихвативший пыль тысячелетий. Лёжа на животе, она подгребла к груди коленки, сжимаясь в позу эмбриона. Её сдавил нечеловеческий холод, от которого дрожало тело и стыла душа. Туула забыла, что это такое — быть человеком. Не иметь никакой силы. Быть слабой, беспомощной, почти что слепой.

Он медленно спустился к ней, прикасаясь к оголённой шее. Раздался щелчок, и ошейник распался на две части, вызвав вскрик со стороны девушки. Тогда Ктуул опустил руку на её спину, утешая как ребёнка:

— Ты свободна, сестра. Больше я не трону тебя. Правда… не уверен, что ты переживёшь грядущее. Боюсь, ты умрёшь вместе с этим миром, когда я получу своего Клоса.

Туула внутренне сжалась. Она знала, что он поступит так. Знала, но всё равно выбрала этот путь.

— Ну-ну, не расстраивайся так, сестрёнка. Помнишь, что я обещал тебе, когда всё только начиналось? — он присел рядом, перетягивая её к себе на колени, и погрузился в сладость и горечь воспоминаний:

— Я помню тот день, как один из счастливейших в моей жизни! Тогда ты отдала мне всё, что у тебя было. Встала на колени, моля о спасении, и я даровал его тебе. Никогда и пальцем не тронув… и ты всегда была со мной! Сейчас пути расходятся. Скоро ты превратишься в ничто. Станешь пустым местом, ведь исчезнет ядро этой утомительной планеты, и твоя душа рассыплется космическим мусором, отголоском, путешествующем между звёзд. Мы иногда чувствуем их. Эти случайные эмоции, чувства потери, незавершённости, всё, что осталось от выпитых планет. Ты познаёшь, что это такое — быть потерянной, — он приобнял её и подтянул к груди, чтобы взглянуть в глаза той, чьи разбитые чувства так долго волновали его.

Её истинный, невыразительный лик приятно грел сердце вечного. Её горечь вызывала в нём почти человеческие желания. Ему нравилось смотреть на то, как Туула пытается вырваться из рук, держа в мыслях — «Я свободна. Он отпускает меня. Не тронет больше. Всё закончилось!»

А потом горячий шёпот и прямо в лицо:

— Но если ты очень-очень сильно попросишь, если будешь умолять и снова встанешь на колени, если докажешь, что хочешь этого и готова ради меня на всё — обещаю, я верну тебя. Ты вновь станешь вечной. Моей сестрой, дочерью и возлюбленной. Мы вместе отправимся в другие миры и никогда не расстанемся. Моя дорогая Туула. Покажи свою любовь, и я прощу все прегрешения, забуду, как ты пыталась манипулировать Никлосом, Селестой, Шэ и Олой. Забуду, как ты настраивала против меня остальных вечных, как сопротивлялась мне, коварно утверждая, что преданна до конца. Давай, давай начнём всё сначала, милая? — в нём было столько тепла, заботы, какой-то лихорадки чувств, от которой и руки его становились теплее, почти обжигая тонкую кожу Туулы, что с испугом смотрела на него.

Она пыталась вырваться, заткнуть уши, чтобы не слышать обещаний в его речах, не слышать слов: «Ты так доверчива, как в тот день, когда помогла победить первого врага. Когда открыла способ обойти физический поединок через магию. Нашла учителя, и деньги, чтобы он обучал меня. Никто не знал, что это была ты. Что это сестринская любовь уничтожила отца и родное ожерелье. Что это ты открыла во мне силы, перевернувшие равновесие природы. И уничтожившие всё».

Туула была виновна во всём, что с ней случилось. Виновна в любви к брату, который никогда на самом деле не любил её.

И теперь он доказывал, что она опять ошиблась, что даже найдя, казалось бы, идеального спутника, он не готов отказаться от любимой игрушки.

— Ты же обещал, — прошептала она. — Ты говорил, что отпустишь…

— Но так и есть! Я отпускаю тебя. Если ты этого действительно хочешь. Если готова отказаться от всего, даже от жизни и послесмертия, готова превратиться в пустоту. Да. Я отпущу тебя в это, — притворное простодушие так и сочилось из него, из того, как он держал её на месте, не давая и секунды на то, чтобы вырваться и хотя бы чуть-чуть вздохнуть холодного ветра, чтобы разорвать ненавистные узы.

— Тогда отпусти! — закричала она, ударяя по его груди.

Она била вновь и вновь, а он обращал её гнев в истерику, обхватывая руками и прижимая к себе, утешая, как если бы речь шла о разбитых коленках.

— О, сестричка, как же тебе больно, — с напускной заботой шептал он. — Как я могу отпустить тебя, если ты так разбита? Если тебе так плохо? Как я могу бросить, ведь ты не сможешь жить без меня, дорогая?

Мысли Туулы метались как птицы, запертые в клетке. Она искала выход и не находила. Она так отчаянно мечтала освободиться, даже не предполагая, что он никогда в действительности не даст ей и шанса сделать это. Что он всё равно будет издеваться, прикрываясь любовью.

У неё была только одна попытка. Только один шанс. И она воспользовалась им:

— Слышишь? Они идут. Они скоро будут здесь! Так ты хочешь встретить их? Своего любимого Клоса, выбирающегося из Никлоса, как из старого, плохо сидящего костюма?

Ктуул, сочтя её слова за поражение, отпустил девушку и даже помог подняться, хоть её и знобило от жуткого холода в костях. Взмахнув рукой, он нарядил сестру в блестящее, облегающее платье, завил волосы в длинные волны, украсил лицо лёгким макияжем и даже вплёл в аромат её тела нотки ванили и вереска. Сам же выбрал белый костюм, отливающий перламутровыми оттенками на солнце, плотный, но наощупь — чистый шёлк. Он вернулся на трон, установленный напротив единственного открытого входа в зал, а сестру усадил на ступени подле, как если бы она была его питомцем. В его руках возник ошейник, которым он играл, как на нервах застывшей сестрицы.

Позже они продолжат этот мучительно-приятный разговор. Глядя на сестру, Ктуул видел, что она вновь сломалась и та эгоистичная, мелкая пакость, что лилась последние тысячелетия из Туулы, ушла, уступив привычной ранимости, детской непосредственности и доверчивости. Девушка возвращается к белому листу, из которого он вылепит нечто новое, более захватывающее.

А может, Клос присоединится к развлечению? Ктуулу понравилось наблюдать за их играми в постели. Было бы интересно посмотреть, что Клос с ней сделает, когда переродиться.

Звон дамских каблучков донёсся с другого конца зала, с подиума, откуда невесты ступали в зал в день весеннего равновесия. Ктуул подался вперёд, с нетерпением глядя на вход, желая видеть своего ученика. Время пришло.

Его внимание было так сосредоточено на этом, что он не заметил, как Туула чуть отклонилась вбок и назад, выуживая из впадинки между грудей два кулона, вплетённых друг в друга. Один — с золотой жидкостью силы, она влила в себя, на миг возвращая всесилие вечности, другой, искорёженный, зажала в руке и с силой надавила, чувствуя как выступает кровь из пореза на ладони.

Опаздывая, Ктуул смутился, почувствовав запах крови. Жалкая секунда на поворот головы и его зрачки расширились, когда он увидел коварную улыбку на устах сестры. Он потянулся к ней, но коснулся лишь воздуха. Туула исчезла, переиграв старого бога, брата и фальшивого отца.

* * *

Вместо того, чтобы сразу отправиться во дворец, они решили взять небольшую передышку. Несколько часов на то, чтобы собраться с мыслями и подготовиться. Никлос даже не стал точно определять место, куда должен перенести нориус, и они оказались в удалённой от крупных дорог деревушке, в которой всё же нашёлся небольшой постоялый двор.

Оба чувствовали себя донельзя странно, ведь их путешествие оказалось настолько захватывающим, что у них не осталось ни денег, ни сменной одежды, ни даже друзей или безопасного места, где они могли бы остановиться.

Выручили их потрясающие способности. Селеста исцелила хромоту у владельца двора, выдав себя за колдунью, а Никлос убрал запруду на реке, образовавшуюся после череды сильнейших за прошедший месяц ливней.

— В этом году май решил посоперничать с буремесяцем, — проворчал в усы хозяин мельницы.

За работу он заплатил серебром, которого хватило на новое платье, пускай и простецкое, для Селесты, а для Никлоса на рубашку и брюки. За сапоги для обоих, девушка подправила зрение хозяйки небольшой лавки.

Сидя в полупустой зале постоялого двора, задумчиво кроша хлеб в суп, Селеста хмурила брови, украдкой оглядываясь по сторонам и поражаясь спокойствию этого места.

— Тоже заметила? В предыдущем трактире я попал на бойню. Люди как с ума посходили и всё из-за влияния морвиусов.

— Столица в руинах, люди дерутся за еду и воду, Сатуральские долины отчасти выгорели после Моры, прибрежные деревни смыло в море, а на королевском тракте водятся какие-то жуткие собаки, но здесь… будто ничего этого нет, — горячо зашептала девушка, наклоняясь вперёд, чтобы завсегдатаи, и так уделявшие им пристальное внимание, не расслышали, о чём они говорят.

— Повезло с порталом. Правда сказать, я и сам не знаю, куда нас выбросил нориус. Направляя тьму, я лишь хотел оказаться в месте, где мы смогли бы передохну́ть.

— Или передо́хнуть, — мрачно заметила Селеста, закидывая в рот остатки хлеба и кивком головы указывая на входную дверь.

Появившаяся там девушка улыбнулась приветливо и помахала ручкой.

Ник аж поперхнулся, когда на свободный стул опустила Флакса в полностью человеческом обличии, разодетая в дорожный костюм, украшенном драгоценными камнями. Её облик кардинально изменился, утратив всяческое сходство со сверхъестественным. Просто миниатюрная девица с чересчур бледной кожей, но потрясающе зелёными глазами. От её бюста сложно оторваться, неудивительно, что в таверне на миг стало тихо и все присутствующие уставились на ожившую мертвячку.

— О, мои дорогие, вас было сложно отыскать! — медоточиво протянула она, стягивая с себя плащ и небрежно бросая на спинку стула. Переложив чёрную косу с плеча на плечо, она по-свойски вытащила из рук остолбеневшего Ника стакан пива и пригубила, облизывая пухлые губки. — А ведь мне нужно было с вами встретиться, прежде чем всё обернётся прахом.

— У тебя не так много времени, прежде чем я кувалдой размозжу твою проклятую головёнку, — тихо проговорил Никлос, улыбаясь, чтобы соседи не вмешались.

Люди то и дело украдкой подглядывали на них, гадая, как в их глуши оказалось так много загадочных колдунов. Они были уверены, что все трое — маги. Новости внешнего мира почти не добирались до их домов, перевиваясь и превращаясь в сумасшедшие слухи, в которые никто не верил. Люди жили в медвежьем углу, и проблемы королевства их особо не волновали. Что сказать, если в деревне не было ни единого дракона, а представителей власти они видели раз в год по осени во время сбора податей!

— Не торопись. Я пришла с миром. Меня послал Ола. Он рад, что вы воссоединились, и предостерегает от грядущего, — мирным тоном заговорила Флакса, примиряюще взмахивая руками. — Вы намереваетесь дать бой Ктуулу, что весьма похвально, но опрометчиво, так как вы не победите его.

— Откуда тебе это знать? Вы понятия не имеете, на что мы способны, — фыркнула Селеста, под столом сжимая кулаки.

Она помнила лицо этой шелки, что утащила её во тьму. Как и Никлос, девушка не прельщалась дружелюбностью утопленницы, подозревая, что та с удовольствием вскроет глотки всех присутствующих мужчин.

— Зато Ола знает способности Ктуула. Знает границы его коварства. И влияния на нашего доброго короля Никлоса, — она вновь подняла кружку с пивом и ополовинила в раз, вызвав новый прилив внимания со стороны соседнего столика. Стукнув дном по столу, она вперилась взглядом в сидящих там мужчин и чернота, мелькнувшая в её глазах, отпугнула их: роняя стулья, те выбежали из зала.

— Это всё? Ола хочет, чтобы я удрал, поджав хвост, иначе Ктуул каким-то образом поработит меня и уничтожит мир? — напущено равнодушным тоном спросил Ник, поглядывая на молчаливую Селесту. В глазах белокрылой стоял тот же вопрос. То же опасение.

— Не стоит недооценивать вечного. Поэтому Ола велел передать вам вот это, — девушка вытащила заплечную сумку, развязала её и положила на стол блокнот с чёрно-рыжей рожей на обложке. Селеста тотчас узнал его, и вытянула из рук не противящейся Флаксы.

— Монахини не уничтожили дары Клэрии. Не все. Ола получил это от подводного короля, чтобы передать вам. С помощью этой книги вы можете покинуть мир. Ктуул навечно останется запертым здесь. Без поддержки своей своры вечных, он обречён на медленную утрату сил.

Селеста бережно погладила корешок блокнота и раскрыла его на середине. Среди незнакомых букв как по волшебству проявились понятные слова, складываясь в предложения: «Как я могу доверять тому, кто не знает себя? Как могу доверять человеку, который когда-то чуть не погубил мою мать? Карг или Девон, он тот, кто он есть. Единственный, кто удерживает мою руку от падения в пропасть…»

Девушка вздрогнула от поразительного совпадения и захлопнула блокнот, отодвигая в центр стола. Подняв голову, она заявила:

— Вот уже второй раз меня пытаются выкинуть с этой планеты. Лучший способ победить — это избежать боя, не так ли? А Ола знает, что будет, если ариус и нориус покинут планету? Думается мне, никто из вас понятия не имеет, насколько крепко мы связаны с ядром этого мира. Мы и сами не подозревали, что на самом деле сидит в нас. Это не сила Демона. Не сила, привнесённая Каргом в этот мир. Это то, что сделал с нами Ктуул. С Клэрией и Каргом. Он связал нас с этим миром. Промежуточный шаг перед вечностью. Спросите себя — зачем? Спросите себя, что случится с планетой без нас. Прямо сейчас магия извращается в этом мире. Она меняется, как меняются животные и птицы, как почва дрожит под ногами, готовясь прорасти неизвестными растениями и деревьями. Воздух колеблется, решаясь опустить дождь или иглы льда. А небо — в нём сокрыты краски радуги, от которой человек ослепнет, коли цвета проступят наружу. Мы чувствуем это. Дисбаланс, вызванный уничтожением Книги сделок. Боюсь, но мы обречены на сражение с Ктуулом. Обречены довести дело до конца, если хотим, чтобы этот мир выжил. Наш побег приравняет нас к вечным, что уничтожили свои дома ради великой силы.

— Какие высокопарные слова, — презрительно протянула Флакса. — Хотя, чего ещё можно было ожидать от верящей в победу добра над злом девушки? Видимо жизнь мало била тебя, раз ты продолжаешь в это верить. Запомни, побеждает только сила. А в этом мире самый сильный — Ктуул. Даже сейчас.

— А если мы объединим усилия? Ола, Шэ, оставшиеся эльфы, подводный король и мы? Если нападём разом, неужели он останется сильнее? — напряжённо спросил Ник, придерживая за запястье Селесту, готовящуюся резкой отповедью ответить на обидные слова Флакса.

Та равнодушно откинулась на спинку кресла и скрестила руки на груди.

— Никто не придёт. А если и придёт, то когда? Ты спрашиваешь у меня, Верховной ше́лки, которая является лишь посыльной от бога, который, как и Ктуул когда-то, приложил руку к уничтожению целой планеты? Он не добрый бог. Как и Шэ. И эльфы. И подводный король. Думаешь, они согласятся помочь? Тебе? Человеку, обречённому стать лучшим другом и возлюбленным Ктуула? Забудь об этом, король утраченного королевства. Бери эту глупую девчонку и книгу, и убегай из обречённого мира. Ведь если мы и объединимся, то точно не под знамёнами падших. Вас отпускают лишь потому, что мы верим, — Ктуул должен умереть. Даже если это погубит нас всех.

Селеста успокоилась. Она отставила остывший суп и огляделась, замечая, как непринуждённо вьётся вокруг жизнь. Люди общались между собой, обсуждали дела, собирались в путь до ближайшего городка, где даже есть ратуша, а городом правит не избранный староста, а назначенный королём управляющий. Они говорили, что должна состояться летом крупная ярмарка, и было бы неплохо прикупить ткани на выданье дочерей. Кто-то ругался за возросшие подати в прошлом году, вспоминали войну с подводным миром и замысловато говорили о причинах, вызывая улыбку на устах Никлоса, заметившего перемену настроения драконицы.

Флакса заказала похлёбку с мясом, щедро выкатив на середину стола цельный золотой. Она давала время обдумать её слова. То, как остальной мир воспринимает белого и чёрного драконов. Какое место им уготовили в грядущем.

Селеста всё обращалась к мыслям о Ктууле. К его заманчивым словам. И в то же время её руки опять дрожали, когда она слышала далёкий плач младенца где-то за пределами трактира.

— Мы остаёмся, — спокойно сказала она. — Не вам решать нашу судьбу.

— Ну и как вы намереваетесь уничтожить того, чья смерть гарантированно уничтожит землю? — Флакса очаровательно улыбнулась официантке, споткнувшейся от случайно подслушанных слов.

Она встала с места и что-то прошептала девице на ухо, отчего та зарделась и несмело улыбнулась, составляя на стол тарелку с супом и кружку с пивом.

— А вот это не ваше дело, — сумрачно ответил Никлос, поднимаясь. — А коли вы не верите в нас, так вперёд — Ола наверняка сможет воспользоваться книгой. Берите её и убирайтесь с планеты.

Он протянул руку Селесте и помог ей подняться, накидывая на её плечи походный плащ. Девушка всё поглядывала на Флаксу, невозмутимо прихлёбывающую из тарелки. Ей хотелось сказать что-то на прощание, но она никак не могла подобрать правильные слова и они, под ручку, направились к выходу.

— Удачи, — раздался голос позади, когда они уже выходили из таверны.

Глава 23. Клос

Селеста, Никлос и Ктуул

— Они просто нам не доверяют, ведь так? — прошептала Селеста, когда они оказались на пороге дворца. — Считают грешниками, ставящими свои интересы выше других.

День был в самом разгаре, солнце светило так ослепительно, что казалось будто окружающий мир застыл лишь на миг, и скоро отовсюду выглянут люди, появится дворцовая стража, слуги спустятся с прохладительными напитками, возникнут прелестные аристократки под руку с мужественными кэррами, а двери распахнутся перед ними приглашая на очередной восхитительный бал танцевать кадельер и пить шампанское в хрустальных бокалах.

Закрыв глаза, можно было увидеть и вспомнить яркость дней, когда Никлос не понимал, какой драгоценный дар был у него в руках — мирная жизнь. Жизнь без войны, без предательств, без жутких морвиусов и старых богов. Упорядоченная реальность, которую он не ценил.

— Забудь, Сэл. В конце концов, мы идём по нашему пути. Чем он закончится — решать только нам.

Он взял девушку под руку, и они поднялись наверх, заходя внутрь. Запустение лишь на миг очаровало их, прежде чем открыться неприглядной правдой. Казалось, что пару часов назад здесь гремела музыка и вина текли рекой. Казалось, что безудержная вечеринка окончилась и люди попадали то здесь, то там, забывшись тяжёлым сном. Казалось, что праздник был таким ярким, что никто не сумел устоять.

Это всё только казалось. Правда была в том, что никто из них не мог уйти. Не мог остановить свои ноги и прекратить танцевать. Не мог заставить голоса умолкнуть и броситься бежать. Они просто не могли этому сопротивляться.

Селеста пошатнулась, видя очередной труп с пробитой головой. Человек прижимал к груди вытянутую вазу, как если бы она была самой ценной в его жизни. Чуть поодаль лежала пара, разодравшая на себе одежду, отправляясь в смертельный загул. Их лица были высушены, а кожа напоминала пергамент. И запах от них шёл, как от пыльной комнаты. Сидевшая возле них пожилая кэрра смотрела с умилением на то, что они с собой сотворили, а сама превратилась в камень.

Чем дальше Ник и Селеста углублялись во дворец, тем больше фантасмагорических картин представало перед ними. Люди умирали в самых причудливых прозах, занимаясь удивительными, иррациональными вещами, как будто исполняя сокровенные желания из снов, где всё именно такое — красочное, живое и пугающе соблазнительное.

Кто-то пытался петь, вскрыв ножом для писем горло, другой рисовал узоры кровью на окнах, выписывая детские рожицы вперемешку с кричащими ликами. Где-то люди резали себя, а где-то просто лежали на полу, в обнимку, и их слёзы напоминали драгоценные камни, застывшие и разлетевшийся по всем углам очередной залы.

Ни Селеста, ни Никлос не говорили, что узнавали погибших. Их лица были полны странных мыслей, и они только переступали и перешагивали через тела или оставшиеся следы лихого «веселья». Так было до момента, пока они не наткнулись на первого вечного.

Это существо сразу выдало в себе иное. Его тонкие перепончатые крылья были проломлены в разных местах, как если бы он упал с большой высоты, а потом на локтях тащился по полу в сторону бального зала. От его тела тянулся след, ведущей во внутренний дворик дворца, вероятного места падения. Селеста присела на корточки и аккуратно перевернула его, чтобы увидеть страдальческий залом застывшей смерти. Он умер так, как если бы до последнего вздоха пытался кого-то звать. Он взывал к кому-то, но так и не дождался ответа и с этой мукой отправился на тот свет.

Другие вечные не обладали таким отличием, но всё же выглядели ни как люди, а скорее мифические создания, нацепившие человеческие маски. Их кожа отливала то зеленью, то серебром, то оливковым, блестящим маслом. Не все они в смерти преисполнились печали, на многих лицах застыло непонимание, злость и усталость, детская обида, разочарование и надломленный крик.

— Их высушили досуха, — прошептал Никлос, разглядывая вечную, фигурой напоминавшую фарфоровую куклу с чересчур изящными чертами лица.

Она безучастно смотрела вверх, как будто в потолочной фреске таился какой-то особенный шарм, от которого нельзя оторвать глаз.

— Сломанные куклы. Они стали не нужны, — ответила Селеста, протягивая руку и перехватывая локоть Никлоса. Они почти пришли.

— Ты готова?

— Только если мы пройдём через это вместе.

Никлос поцеловал макушку девушки, и они остановились перед дверями, через которые когда-то Селеста впервые попала в бальную залу, встретившись с Никлосом.

Колесо замкнулось. И теперь только от них зависело, чем всё завершится. Рука Селесты оттягивала предплечье Никлоса, горяча сквозь тонкую рубашку, и он сделал глубокий вздох, подспудно опасаясь того, что их ждёт. Он с каким-то затаённым страхом боялся самого себя. Боялся того, что сделает Ктуул, на какие рычаги нажмёт, чтобы добраться до его сердца. Сейчас Ник был уверен в себе как никогда, он знал себя, знал, зачем это делает, но не знал плана старого бога. В чём подвох? В чём же будет их ошибка?..

Как будто в ответ на смутные мысли, двери, подгоняемые нетерпением Ктуула, раскрылись и пара ступила на балкон.

* * *

Он ждал их, сидя на троне, как победитель или властелин, укравший мечты у своих подданных. Его роскошный костюм отливал серебром и золотом, сверкая в солнечных лучах. Волосы ниспадали ровной, белой волной, а приветливая улыбка дарила непроизвольную радость от долгожданной встречи.

Если забыть тот путь, что они проделали по дороге к бальному залу, если выкинуть из головы все те ужасы, те кровавые зрелища, что встретились им на пути, если отбросить всё, что они знали о старом боге, если просто представить это существо, как виденное впервые в жизни, то можно подумать, что они действительно встретили доброго бога. Сияющего бога. Бога, чьи дела никогда не окрасятся в красный цвет.

Вот, он легко вскочил с кресла и спустился по ступенькам навстречу, раскрывая руки как старым знакомым. Он шёл легко, почти танцуя, и с такой же лёгкостью нарушил их близость, врываясь в неё и обнимая по очереди — сначала Никлоса, потом и Селесту, говоря с отеческой добротой в голосе:

— Мои дорогие, я так долго ждал вас! Мне даже казалось, что вы предпочтёте удалиться. Без меня покинете обречённую планету, — он держал улыбку как приклеенной, но за невинностью слов, скрывалась едва ощутимая угроза.

Проведя рукой по щеке Никлоса, он улыбнулся шире:

— Селеста, драгоценная моя, ты такая молодец! Он стал ещё прекраснее, чем был. Истинное совершенство. Остался небольшой надлом над сердцем, но и он скоро уйдёт, — загадочно протянул Ктуул, задерживая руку и прерывисто дыша.

— Может закончишь уже с пиететом и начнём переговоры? Мы перед тобой. Ариус у меня. Демон тоже работает. Договорённости исполнены. Пора перейти к сделке, — раздражённо воскликнула Селеста, боком вставая между застывшими Ником и Ктуулом.

В глазах мужчины держалась какая-то странная, неуловимая мысль, как будто он вёл немой разговор с вечным, что сильно не нравилось девушке.

— Даже я не ожидал, что ты так прямолинейно исполнишь поручение. Не ожидал от тебя такого, — разорвав зрительный контакт, Ктуул переключился на Селесту. — Ты прекрасна в своей жестокости, отвратившей от тебя всех, кому прежде была дорога́. Никто не понял твоей нужды.

Девушка передёрнула плечами и вызывающе вздёрнула подбородок.

— Ктуул, мы хотим помочь тебе убраться из нашего дома, — влез Ник. — Без нас. Ты говорил, что нужен Демон для открытия портала драконов. Мы готовы. Скажи, как это сделать, и мы перенесём тебя туда, куда захочешь.

Ктуул неодобрительно хмыкнул. Нетерпеливые дети. Настанет день, когда они с улыбкой будут вспоминать этот момент. Сейчас и Селеста, и Никлос казались вечному такими простодушными, как щенки, тявкающие на отца, когда он вмешивается в их глупые, но опасные игры.

И всё-таки они были прекрасны. Надлом Никлоса расширился, обнажая острую потребность в любви, а боль от свершённого злодеяния превратила Селесту в милую куколку, которую так легко опрокинуть на пол, наблюдая за фонтаном из битого стекла.

Сломанные дети, один из которых станет его будущим.

— Ты же знаешь, что не это моя настоящая цель. Догадываешься, что будь желание таким простым, я бы давно его исполнил. Но нет, мне нужен ты. И ты, — Ктуул мимолётно коснулся плеча Селесты, и та дёрнулась, как от прикосновения ледяной змеи. — И вы готовы принять меня, хотя сами этого ещё не поняли.

Селеста и Ник переглянулись. Одинаковое отрицание промелькнуло в их глазах, делая наслаждение Ктуула особенно исключительным.

— Давайте попробуем? Я не прошу большего. Не собираюсь вас ни к чему принуждать, только позвольте показать, кто вы есть на самом деле. Позвольте самим себе увидеть истину. Забудьте об этом мире. Забудьте о всех никчёмных личностях, что всё это время вставали на нашем пути. Вы даже не представляете, что вас ждёт. Как если бы муравей увидел небо, осознав, что за каждой точкой на небосводе прячутся звёзды.

Он протянул им руки, однако они не дотронулись до него, оставаясь неподвижными. Тогда воздух как будто стал холоднее, а влажность выше. Как будто они погрузились под воду без воды. Как будто кислород вытек из комнаты, оставляя ледяное ничто, в котором плавали драгоценности вместо солнечных лучей. Видение пропало в момент, когда они коснулись Ктуула. Вспышка поглотила зал. Следом исчезли и они.

* * *

Место, в которое их привёл Ктуул, чем-то напоминало обиталище Демона, такое же пустое, но, в то же время, переполненное красками, как если по стенам, формирующимся вокруг них, пустили воду, наполненную радугой. Это походило и на лабиринт, и на зеркальную комнату без отражений, и на пустыню под таким яростным солнцем, что воздух дрожит, становясь плотным, почти осязаемым.

Здесь были запахи. Были тысячи неуловимо знакомых ароматов, вплетённых в их сознательную жизнь. От запаха цветов до тонкого дуновения смерти. От пыльных привкусов одиночества до терпких соблазнов любви. Даже дыхание чудилось иным, даже прикосновения друг к другу казались такими мощными, как будто сердца бились в унисон.

Вся полнота жизни вплелась в это место, но стоит только присмотреться, и кажется, что здесь нет ничего. Пустота, как если бы и самой реальности не существует.

Ктуул вёл их вперёд, ощущая себя как дома. В прошлом он неоднократно спускался по нехоженым дорожкам силы в центр планет, и каждый из них, хоть и не был похожим на другие, нёс единую печать существования. Основа материи вселенной. Основа бытия и небытия. А самым ярким подтверждением служило ядро.

Ник счёл его разочаровывающим. Оно казалось таким маленьким, не в пример настоящего ядра планеты, сокрытого под толщами земли и камня. То ядро огромно и горячо до немыслимых, кроме элементалей огня, температур. Это же было размером с кулак, однако встав рядом, наклонившись над замершим в воздухе шаром, он ощутил его влияние. Первобытная, первозданная мощь. Протянув руку, чтобы потрогать, мужчина был остановлен Ктуулом.

— Не торопись, — произнёс вечный, пока Селеста обходила ядро по кругу, вглядываясь в него и пытаясь понять, как это могло быть основой мироздания.

Ворох мыслей стаей ворон кружился в её голове, разлетаясь на отдельные ощущения — неправильно находиться здесь. Это запретное место. А они грешники, раз так легко попали сюда. Священность. А она глядит на ядро, как будто перед ней обычный предмет. Нельзя вот так просто зыркать на воистину божественное начало!

«Мы грязные для столь чистого существа», — последняя мысль ударила по ней и Селеста отступила назад, сдавливая виски, пытаясь прогнать непрошенные чувства.

— Из него Клэрия вытащила Книгу сделок. Она, используя ариус и нориус, воплотила магию мира в книжке, — заметив настрой Селесты сказал Ктуул, поднимая голову. — Умная была девушка, неправда ли? Кстати, она сейчас с нами.

Одинаковое недоумение мелькнуло на лицах Ника и Селесты. В чём-то они даже двигались синхронно, как единое целое. На миг сердце Ктуула кольнула зависть. Не такой близости он ожидал. Ник должен поглотить Селесту, чтобы та стала лишь тенью, продолжением его руки, а не самостоятельной единицей.

— Я забрал душу Клэрии из мира мёртвых. Когда покинем этот мир и перейдём на её родину, я хочу, чтобы она видела, как её драгоценное ожерелье умирает. Пускай никого из близких девушки давно нет в живых, но со смертью планеты и мёртвые превращаются в частицы вселенной, так что определённо она почувствует, что это такое — смерть всего.

— Я не позволю, — холодно заявила Селеста, возвращаясь к ядру и иначе глядя на его сверкающие вспышки, чем-то напоминающие протуберанцы на солнце. — Что бы ты там не задумал — этому не бывать.

— Посмотрим, — обещающе подмигнул Ктуул, сосредотачиваясь на Никлосе. — Ну что, мой ученик, ты готов встать вровень с учителем? Готов освоить истинную силу? Только попроси и я покажу как.

Кто бы от такого отказался? Кто бы сказал вечному, способному за один миг отправить целую планету в небытие что это не его желание? Что планы Ктуула — лишь иллюзия, что человек, стоящий перед ним, никак и ничем не взволнован открывающимся перспективам?

Никлос хорошо представлял себе и прошло, и настоящее. Он помнил всё, что Ктуул сделал с ним и его близкими. Помнил, что именно из-за старого бога умерли родители. Что морвиусы по его указке использовали какую-то странную магию, от которой он становился гневливым и полубезумным. Он помнил и то, что вечный сделал с Селестой. Помнил, что Ктуул уничтожал миры. Помнил, что тот сделал со своими детьми.

Весь путь бога усыпан трупами и страданиями живых. Как такое существо может представить себе, что найдётся разумный, согласный встать рядом с ним на этот путь?! Ник не был больным. Он не был психопатом или слабым, безвольным существом. Все тёмные желания, пробуждённые в последнем году, приобрели незначительную ценность. Он мог им противостоять. Он не был Каргом. И в этом вся суть.

Было и иное. Селеста, вставшая рядом, чья рука приятно грела ладонь, а чувства, связанные чёрно-белыми нитями, горели так ясно, как в первый раз. Она была на его стороне. Чем бы всё это не закончилось. Они вместе.

— Хорошо. Покажи мне это, — совершенно спокойно заявил Ник, поднимая взгляд на застывшего вечного.

Ктуул как пробудившись от спячки уставился в ответ. На мгновение он показался древним стариком, пьяницей с ликом смерти. А волосы, отливающие перламутровыми оттенками, выцвели и посерели. Глаза утратили фиалковый цвет, полностью покрылись золотом и губы открылись в молчаливом крике, будто перед ними стояла живая статуя со сверкающей, ледяной кожей.

Через секунду видение схлынуло, оставляя невозмутимость вечного. Он потянулся, разминая кости, а через них и силу внутри себя. Протянув руку, он дождался, когда Ник, обогнув ядро, встанет рядом и схватится в ответ.

— Не думай, что не знаю твоих мыслей, ученик. Не думай, что твои сомнения мне неведомы. Я ожидал их и в этом заключается ваше поражение, — наклонившись к Никлосу, скрывая их за шелковистой завесой из волос, прошептал вечный.

Ник дёрнулся, пытаясь вырвать руку, но не преуспел, так жёстко его держал старый бог. Мужчина успел лишь единожды бросить взгляд на нахмурившуюся Селесту, как Ктуул схватил его за загривок и резко наклонил вперёд, опуская прямо в ядро.

* * *

Невозможно описать смерть, случившуюся таким образом. Невозможно даже представить себе, что можно почувствовать в момент, когда заряд ядра проникает в атомы тела, когда он сталкивается с ними с такой мощью, от которой они буквально разрываются на части. Это просто за гранью понимания физического существования души и тела. Как будто разом в тебя влился весь мир. Как будто глотнул воды, и она моментально распространилась под оболочкой, захватывая всё. Ты больше не чувствуешь ничего, кроме удушья, а вместе с ним пытаешься кричать. И этот крик прорывается наружу, будто ты младенец, выбравшийся из материнской утробы.

За долю секунды перед глазами проносится вся жизнь, упираясь именно в это воспоминание. А потом калейдоскоп отправляется дальше, во тьму, обратно к месту, откуда ты выполз в чрево матери. Сюда. В это ядро.

Это возвращение к истокам. Это до начала жизни. Это сама жизнь.

И когда Ктуул выдернул его назад, а с губ Ника спустилась блестящая слюна, падая обратно в разрыв, образованный на месте падения, он ничего не почувствовал, кроме пустоты. Он был оглушён, дезориентирован, пуст. Даже когда Ктуул, вновь превращаясь в древнего старика, внешностью напоминавшего демиурга из серых красок, опустил руку в разрыв и выудил прямо из сердца маленький камешек, и вставил его в лоб Ника, тот всё ещё ничего не ощущал. Он ничего не видел. Ничего не чувствовал, кроме крика рождения. Кроме предмыслия. Предбытия.

— Дыши, Клос, сделай первый вдох и забери оставшееся, — шепчет Ктуул, прижимая руку к груди ученика.

Следуя за знакомым чувством подчинения, дракон клонится вперёд и глубоко вдыхает аромат сладости и гниения. Он впивается губами в разрывы на месте ядра и тот с глухим чавкающим звуком всасывается в него, растворяясь без остатка.

Когда на месте ядра не осталось ничего, земля вокруг них дрогнула и свет, этот неземной, серебристый свет, померк, сгущаясь до вечных сумерек. Так начинается закат мироздания.

— Ник, ты слышишь меня? Ник? — неслышно шепчет и оглушительно кричит Селеста.

Она пытается пробиться к нему, но напарывается на жёсткую ухмылку Ктуула. Девушка понимает — это конец. Чтобы там не испытал Ник, выпив ядро, это его изменило. Навсегда.

Селеста видела перемены в своём чёрном драконе. Как сверкает камень во лбу, всего лишь на чуть-чуть мельче, чем у самого Ктуула. А глаза, эти рубиновые огни, что так часто являлись ей во снах, теперь светлеют, меняя окрас на золото. Видит, как твердеет кожа, как скользят под ней перламутровые тени, сплетаясь с нориусом. Он безвозвратно меняется, уходит от неё туда, где слышен голос вечности. Где само представление мира иное. Где нет ничего, кроме звёзд.

— Да, мой возлюбленный ученик, смотри, смотри ясно. Теперь ты видишь этот мир моими глазами. Слышишь, как колоколами бьются друг о друга планеты? Как взрываются сверхновые, как шелестят чёрные дыры, будто нетопыри в манящей, блестящей тьме? Ощути, как тяжелеют кости. Какой упругой становится кожа, а сердце будто лишается плотности, становясь чем-то бесполезным, лёгким. Его место скоро займёт ядро. И тогда ты окончательно переродишься.

— Я ничего не вижу, — шепчет Никлос… или уже Клос?

Новая сущность умещается до размеров грудной клетки, вплетаясь в тело мужчины, влезая в его клетки, меняя внутренности и заражая их ядом бесконечности.

— Подожди, сейчас глаза адаптируются. Тебе нужно потерпеть. Превращение может быть болезненным.

Но дракон боли не чувствовал. Он будто висел в воздухе, бестелесный, воздушный, почти несуществующий. Даже голоса казались ему далёкими, а тусклый свет ярким, но в то же время его будто не было. Двойственность восприятия оглушала и слепила. Он и видел, и нет. Вглядываясь в бездну, на секунду вовсе позабыл кто он такой, слившись с вечностью. С невесомостью пустоты.

Тогда камень во лбу раскалился и ожёг его, возвращая в реальность и обрушивая его всей плотностью существования. Он выскользнул из рук Ктуула и рухнул на пол, скрючившись от нахлынувшей боли. Сердце горело. Сердце рвалось и металось в попытках слиться с ядром, не потеряться, а сохранить то, чем был Ник. Оно билось, и мужчина закричал:

— Пусть оно перестанет! Пожалуйста, хватит!

Селеста попыталась вновь пробиться к нему, используя ариус, но была отброшена назад — Ктуул прикрикнул: «Не лезь!» и сам опустился к Нику, вновь прикладывая руку к груди.

— Терпи, не сопротивляйся. Позволь ему закончить. Позволь ему стать тобой.

Но Ник не мог. Он не хотел этого и в то же время мечтал вернуться обратно в пустоту. Обратно к безмолвному лицезрению вечности среди звёзд, комет и вспышек рождения. Он хотел нырнуть в кротовую нору и выскользнуть из неё как рыба выпрыгивает из воды, чтобы следом окунуться в темноту чёрной дыры. Он хотел ненасытно поглощать звёзды, хотел испытать ярость солнечных светил, хотел взрывать планеты и сталкивать галактики друг с другом. Он хотел стать яростной частью звёздного пути. Хотел быть таким же огромным, бесконечным, и никогда не чувствовать себя одиноким.

— Да, ты уже подошёл к сути. Всё дело в этом. Я никому не давал съесть так много, чтобы они не превзошли меня. Но ты! Я знал, что ты поймёшь. Знал, что ты почувствуешь то же, что и я. Мы оба — из одного теста слеплены. Понимаешь? Понимаешь, что это такое — быть бесконечным? Нельзя, чтобы примитивный по меркам вселенной разум получил такую силу. В первую очередь — она даёт это сосущее ощущение смерти. Одиночество, помноженное на собственное бессилие. Мы можем быть демиургами. Может быть сокрушителями миров. Конец и начало. Но, вместе с этим, — ничто. Пустота, гложущая каждый день. Нет никакого способа изгнать её. Ведь она — спутница жизни, — свистящий шёпот обволакивал разум Ника, вплетаясь в его суматошные, горькие мысли, он проникал внутрь, и каждое новое слово впаивалось в него, как заклёпки, ладно приделывающие металлическую обшивку к поверхности машины. Он был внутри. Он был везде. Он был им.

И руки, что так тесно обнимали его, и горячее дыхание, и шёлк волос, касающийся губ и щёк. Всё было настоящим. Реальным, как и Никлос. Как и родившийся Клос.

Открыв глаза, он сделал первый вдох. И боль ушла.

* * *

— Ник? Что с тобой? — голос Селесты звучал иначе.

Раньше всё в ней волновало мужчину, но теперь она казалась пустой оболочкой. Просто телом, живым существом, не имеющим никакой ценности. Она была ненужной. Как палочка или песчинка. Так легко сломать. Так просто.

Ему помогли подняться, пока он разглядывал по-новому окружающее пространство. Теперь его глаза смотрели сквозь стены, и он видел разрушение мира. Видел, как дрожит, сворачиваясь земля, как вскипают реки, как плавится океан. Он слышал, как торжественно поднимается лава в кратерах спящих вулканов, готовых разразится взрывами с потоками пепла, закрывающими небеса.

Он видел живых, пытающихся удержаться на ногах. Драконы, устремившиеся в небеса, падают от ударов мощнейших молний, что даже прочная чешуя не выдерживает столкновения. Он видит…

— Вернись. Успеешь ещё налюбоваться, — голос приятен.

Он такой, как если бы сама вселенная заговорила. Как мать и отец, брат и сын. Повернувшись, мужчина уставился на другого, разглядывая его целиком.

Они одинаковы.

Потянувшись сердцем, в котором плавилось ядро, он получил соответствующий отклик. Такой же. И пустота стала меньше. И перестало так отчаянно тянуть в невесомость к парящим звёздам и волнительным бескрайним пустошам.

Память, казавшаяся примитивной, подсказала много об этом существе, напоминая его первоначальные замыслы. Он помнил, что говорил себе. Помнил о плохом. Ктуул был злодеем. Ктуул был разрушителем миров. Но новое существо больше не понимало значение этих слов. Оно утратило ориентиры, перейдя на уровень за гранью этой простой плоскости. Он превзошёл человечность. И ему стало всё равно.

— Нужно уходить.

Собственный голос показался странным. Но красивым. В нём было так много уровней, что на миг мужчина застыл между ними, пытаясь расслышать, что звучит позади звука. Что такое есть в этих сочетаниях, которые его мозг воспринял приятными.

— Для этого нужно кое-что сделать, — отвечает Ктуул любуясь своей работой.

Перед ним стояло совершенство. Впервые за тысячелетия он ощутил себя частью семьи. Такой же как он. Такой же бессмертный, холодный, но тянущийся к нему вечный. Ни одна из прежних попыток не дарила ему такое удовольствие. Такое чувство, что он всё сделал правильно.

— Да. Мы потеряемся среди бескрайних звёзд, пока найдём пригодную планету, — кивнул Клос, отряхиваясь от остатков Никлоса.

Его разум работал на полную, заново обрабатывая воспоминания. Только действия, только конечный результат. Ничто из прошлого больше не волновало его. И хоть он предполагал, что чувствительность вернётся, чем больше будет проходит времени с поглощения ядра, сейчас Клос ощущал себя сплошным льдом, имеющим законченную форму.

В его руках заклубился нориус, и он обратил взгляд на охваченную ужасом Селесту. Пора закончить Демона. Пора забрать то, что умеет эта сущность, сплетённая из двух.

Глава 24. Восхождение богов

Селеста, Никлос и Ктуул

Она была готова убежать. Если бы знала куда. Если бы могла. Если бы действительно верила, что побег — решение всех проблем. «Не убегай, Селеста», — твердила старая Нэрва, но именно сейчас как никогда ей хотелось убежать.

— Никлос? Ты меня слышишь? Это же я, Селеста… — голос надломился, и она попятилась назад, чураясь этого незнакомого мужчины перед собой.

Никогда прежде она не видела его таким. Он действительно переродился и алмаз, сияющий в его лбу, только подчёркивал чуждость этого существа. А глаза, эти покрытые золотом глаза сияли в полумраке как равнодушные звёзд, холодные, мёртвые, лишившиеся всякой человечности и доброты. Как если бы мир перевернулся, а на его месте возникла смерть.

Вот, что дарило полностью поглощённое ядро, — абсолютная чуждость. Вот, что скрывалось за маской улыбок Ктуула, который стоял чуть поодаль, и больше не притворялся живым.

Все эти тысячи тысяч лет, вечный пытался сделать себя таким, как остальные. Пытался вернуть настоящий вкус жизни, чтобы не утонуть в космосе вечности, но каждая попытка оборачивалась провалом — он ничего не чувствовал. Пока не встретил Карга, не встретил человека, способного стать таким же, чтобы вместе разделить этот холод и утолить жажду жизни.

В этом союзе места хватит только двоим. Ктуул манипулировал Никлосом, чтобы довести его до этой точки, чтобы он добровольно попробовал на вкус ядро, не сопротивляясь переменам. Все их планы — ничто по сравнению с тем, во что он окунулся. Это просто иное существо. Это Клос.

Селеста вытягивает ариус как лозу вокруг запястья и выше под платье, отправляя к шее, чтобы он обвил её, как тонкое, но смертельно-острое ожерелье.

— Я убью себя. Вы не успеете мне помешать. Останетесь в этом умирающем мире, — Селеста упёрлась взглядом в Ктуула. — Ты обманул нас. Думаешь, я позволю ему уничтожить себя? Поглотить?!

Ктуул печально улыбался, как победитель перед позором и отчаянной истерикой проигравшего. Он подошёл ближе к Клосу, кладя руку на его плечо, а потом выудил из-под своей рубашки небольшой свёрток, развернув который, показал девушке мобильный телефон Клэрии.

— Думаешь, я всё поставил на карту? Сэлли, не глупи. У меня с самого начала был этот предмет. Иначе как думаешь, монашки попали в сокровищницу? Сначала был я. Вернее мой преданный слуга. Он забрал это из коллекции Клэрии.

Селеста дёрнулась как от удара. Ничто не остановило бы Ктуула от его цели.

— Тогда?..

— Чтобы родился я, — голос оказался на удивление бархатистым и нежным, почти любящим. Клос изменился, но повадки Никлоса остались. Что-то мелькало на дне золотых глаз, искры прошлого, дурман угасшей любви. — Сэл, позволь мне забрать тебя. Позволь разделить с тобой вечность. Ты никогда не будешь одна. Мы всегда будем вместе. Вспомни, ещё недавно ты сама хотела этого…

— Я буду навеки заперта в Демоне! Где в этом правильность и справедливость?!

Визгливость её голоса неприятно обожгла Ктуула и он поморщился. Был бы иной способ — он незамедлительно утащил бы отсюда Клоса, но нужен Демон. Нужен этот уникальный талант драконов, чтобы без преград путешествовать между звёзд. В противном случае, они рисковали когда-нибудь заблудиться среди пустых, мёртвых миров.

— Но ведь это твоё настоящее желание, моя белокрылая бабочка. Никакой боли, никаких сожалений. Ты будешь видеть прекрасные, удивительные сны, от которых не захочешь пробуждаться.

Клос приближался к ней, и девушка дрожала от того, как сильно одеревенели мышцы. Она глядела на него с кротостью ягнёнка, готового к закланию. Короткий век белой драконицы подходил к концу. Её судьба — быть убитой, но вечно живой. Запертой до скончания времён или пока они не найдут способ от неё избавиться. Ненужная, лишняя.

— Ник, пожалуйста. Я не хочу этого. Ты убиваешь наш мир. Убиваешь меня. Как ты можешь делать это? Как можешь принять его? Ты же обещал. Говорил, что никогда не предашь меня. Я доверилась тебе! — она пыталась придать силы своим словам, но они звучали как комариный писк и никак не трогали сердца вечных.

Теперь Клос стоял совсем близко, его рука очертила воздух рядом с её щекой, как если бы он пытался смахнуть драгоценные слезы с её напуганных глаз.

— Это всего лишь люди. Всего лишь пустые, мелкие существа, жизни которых ничего не стоят. Их созидание вечности — лишь рябь на воде. А восприятие времени — игра воображения. Для меня они уже мертвы. Все они.

— Кроме меня, — шелестящий шёпот Ктуула нашёл отражение в мягкой улыбке Клоса.

— Мы с Ктуулом одинаковые. Мы переплавили ядра в наши сердца и теперь сами подобны звёздам. Посмотри на него, неужели не видишь, как мало, в сущности, ты способна воспринять его? Ты низвергала его божественность до примитивного, человеческого уровня, но на самом деле, просто была не способна понять истинный масштаб его сознания. Ты лишь человек. Всего лишь дракон, играющий с белыми спичками.

Девушка прикусила губу, она видела, как близко они оба подобрались к ней. Как мангусты, застывшие перед броском на кобру. Клос говорил, а Ктуул резал взглядом грудь, он дышал отравой, он был как сама смерть, коей и являлась вечность в её глазах.

Она не успела ответить, ведь этим существам не нужно было её согласие. Она была лишь пылинкой на пути к далёким звёздам.

Теперь Селеста понимала, что игра Ктуула была за пределами времени. Что такое вечность в заточении, когда твой разум способен за секунду перешагнуть тысячелетие?

Вечный наблюдал за поглощением Селесты со сдержанным чувством удовлетворения. Заключительная часть пьесы: Клос откроет портал, и они покинут умирающий мир. Может, напоследок, облетят вокруг планеты, чтобы полюбоваться катастрофой, прежде чем свет окончательно погаснет, а ядро планеты остынет.

Пока он видел, как сплетаются друг с другом Клос и Селеста. Видел, как гаснут её глаза, в немом крике уставившейся на Клоса. Она угасала и исчезала. Такова её судьба. Ктуул размышлял над решениями этой девушки. Такая слабая. Такая глупая. Она всегда дёргалась в такт его движений. Ни разу не сбилась с намеченного маршрута. Все её старания шли прахом. Все её попытки сопротивления оборачивались лишь бо́льшими трагедиями. Пожалуй, единственное, что удивило вечного, это её последний поступок. Как она сумела убить дитя? Как такая бесхарактерная амёба, которая никакую интригу не могла довести до конца, решилась на подобное?

Ктуул предполагал, что она похитит ребёнка и принесёт ему. Он даже видел, как она исчезает вместе с эльфами и им на мосту, чтобы ариус возродился в другом дитя. На этот случай вечный нашёл подходящую беременную драконицу, которая родила бы нового носителя. Это было бы выходом. А гнев Никлоса на Мору обернулся бы настоящим кровопролитием и больше ничто не сдерживало бы чёрного дракона.

Но она сумела. Облегчила ему работу. Это было удобно. Слишком удобно для его планов.

Двое соединились в чёрную, маслянистую фигуру. Стоя на месте, она как бы перетекала из белого в чёрный, будто струи воды, бегущие по стенам. Существо застыло, закрыв глаза.

Ктуул предполагал, что в данный момент идёт борьба между остатками храбрости Селесты и монолитом вечности Клоса. Он почти слышал их крики, одновременно прислушиваясь к стону земли. Это место падёт последним, как самая защищённая часть планеты. Сюда не проникнуть. Значимые фигуры заняты борьбой с теми тварями, что он разбудил после смерти Моры. Ктуул открыл все порталы в мир мертвецов и выпустил их, чтобы никто не смог ему помешать.

Демон дёрнулся, сделал глубокий вдох и открыл глаза, полные черноты.

Вот и всё. Клос победил.

* * *

— Что чувствуешь?

— Ничего.

— Постарайся. В этом состоянии тебе достаточно лишь пожелать. Просто подумай о дороге среди звёзд. Драконья суть тяготеет к алмазам, что вплавлены в наши лбы. Это центральные камни ожерелий. Ты способен уловить этот запах. Как способен и почувствовать знакомый аромат ожерелья Клэрии. Её частица есть в нас обоих. У меня душа, у тебя — воспоминания. Просто сосредоточься. Если не выйдет с первого раза, мы воспользуемся предметом Клэрии и попытаемся ещё.

Ктуул настороженно держался за Демона. Эта сущность была иной, нежели его Клос. Другой уровень. Другое сознание, в котором оседали остатки души Селесты. Что скрывалось за матовостью черноты глаз? Какие идеи царили в застывшем разуме? Вечный знал, на что способен Демон. Знал, как Карг в родном ожерелье поработил волков и чуть не уничтожил тот мир. В чём будет цель этого Демона? Является ли он Клосом или стал чем-то другим?..

— Нет. Я точно знаю, что нужно делать, — мороз прошёл по коже от этих слов и когда Демон схватил его за плечо, Ктуул даже растерялся на миг, настолько молниеносно они переместились обратно во дворец.

— Зачем ты привёл нас сюда?

Они оказались на взлётной площадке драконов, сотрясаемой дрожью земли. На их глазах куски каменистой подошвы с грохотом падали в море, вздымая огромные волны, уходящие в сторону океана. Ветер хлестал их лица, а клёкот напуганных птиц оглушал.

Если присмотреться, можно было увидеть, как внизу, на площадях столицы в панике мечутся люди, а драконы сражаются со тьмой. Если прислушаться, можно даже услышать команды оставшихся защитников королевства, безуспешно пытающихся кого-либо спасти. Глупцы, этот бой не выиграть. Как можно сражаться, когда сама земля восстала против тебя и вот-вот поглотит в пучине морской, предварительно зажарив до хрустящей корочки?

— Здесь ничто нас не удержит, — непонятно ответил Клос.

Ктуул сделал несколько шагов назад, неприятное чувство зашевелилось в груди, и он напрягся. Что-то было не так. Опыт подсказывал остерегаться этого существа и хоть Ктуул знал, что способен убить Демона, было странным думать, что он что-то не учёл. Что-то за пределами его безупречного плана.

— О чём ты, мой друг? Клос, прошу тебя, не медли. Наше время небезгранично. Когда мир начнёт угасать, он может потянуть нас за собой.

Демон смотрит холодно. И слишком отстранённо, как будто ничто его не заботит. С такой же отстранённостью он нападает на Ктуула, захватывая его в капкан рук, оплетённых ариусом и нориусом. Он плетёт сети с невообразимой скоростью, но всё равно не поспевает за радужными брызгами из алмаза во лбу Ктуула. Губительные паутины гаснут, стоит им коснуться руки Ктуула.

— Ты ошибся! — воскликнул Демон и на секунду его безликие черты померли, уступив место женским очертаниям. — Твой Клос не родился. Ты проиграл.

Это было так больно, что Ктуул оступился и чуть не упустил очередной удар. Но разочарование лишь поверхностно коснулось его чёрствого вечностью сердца. Он справился с новостью и теперь думал лишь о смерти. Их смерти.

— Тогда вы умрёте. Ваша новорождённая мощь ничто по сравнению с тем, что я забрал у своих детей.

Ктуул раскрыл руки, наполняясь светом бесконечных радуг и мир будто застыл, впитывая в себя эти переливы, эти вспышки, солнечные лучи, прорезающие тёмные небеса. Для оставшихся в живых, он казался ангелом, божественным спасением, который убережёт мир от разрыва. Люди падали на колени, видя его тень в небесах. Они молились и в молитвах позволяли тварями смерти рвать свои тела на куски, не чувствуя боли и не умирая. Как можно умереть, если границы между живыми и мёртвыми окончательно стёрты в агонии гибнущей планеты?

Селеста держалась из последних сил. Даже алмаз во лбу, эта ледяная сила, пока была лишь отголоском радужного сияния, что кружилось вокруг Ктуула. Маленький алмазик ничто по сравнению с десятками алмазов, поглощённых этой падалью бесконечности.

«Сейчас он ударит, и мы исчезнем», — мелькнула равнодушная мысль Никлоса. — «Мы хотя бы попытались».

Селеста согласилась бы с этим, но знала — это не конец. Она улыбнулась про себя, принимая истину. Принимая свою жертвенность. Если это конец, так тому и быть. Но нельзя отпустить его. Нельзя позволить паразиту и дальше поглощать миры.

Она знала только один способ, как его остановить.

Взмыв вверх, вслед за Ктуулом, она распахнула объятия, крича во всё горло:

— Так забери нас! Ну же! Чего ты медлишь?

Демон буквально влетел в Ктуула, Селеста зажмурилась, расслабляя клетки своего существа, открывая внутренние глаза, распахиваясь целиком и отпуская то единственное, что в действительности было необходимо.

Любовь. Настоящая сила, против которой в арсенале Ктуула попросту не было оружия. Он даже не понял, что именно получил, когда Демон, цепляясь за него, потащил вниз, обратно на разваливающуюся площадку. Камни задрожали под ними, отламываясь и падая вниз. Совсем скоро от скал не останется ничего, и дворец рухнет в воду.

Ктуул едва мог дышать, он буквально был взорван изнутри и его распирала такая нестерпимая эмоция, от которой всё вокруг бледнело, исчезало, становилось слишком живым. Он потерялся в эмоциях, удерживаемый объятиями Демона, чувствуя то неведомое, что было доступно всем остальным. Вечный не мог оторваться, его била дрожь, перед глазами вставали воспоминания, и они вонзались в сердце как тысячи кинжалов, разрывая душу. Он даже не знал, что был способен на это. Не знал, что именно чувствует, но ощущал и покой, и мятеж, и злость, и радость. Сердце билось так быстро, что начинало мерцать, а ядро, вплавленное в него, становилось жидким, как побывав в горниле бессмертного кузнеца.

— Ты чувствуешь, Ктуул? — Никлос вынырнул на поверхность Демона и Селеста безропотно пропустила его. Всё, что было нужно, — маленькое преимущество. Момент, когда старый бог уверен в полной победе, не представляя, что есть способ сокрушить его. — Я люблю тебя. Мы все любим тебя, мой прекрасный учитель…

Застонал дворец, как стоглавый зверь, рвущийся из клетки, скрежет поднялся такой, что померк свет и плиты под ними пришли в движение. Клубы пыли поднимаются в воздух, а Ктуул под Никлосом плачет как маленький ребёнок, вышедший из тьмы на свет. Он заново родился и в этом рождении особенно остро чувствует смерть планеты.

— Я хочу подарить тебе кое-что. Я хочу исполнить твою мечту, но для этого ты должен довериться. Слышишь? Пожалуйста, доверься мне, Ктуул! — продолжал шептать Никлос, пока они медленно соскальзывали вниз.

Глаза вечного беззащитны. Он не сопротивляется самому себе, больше не видя того драгоценного холода, что удерживал его от шага вперёд. Его истинный страх — доверие и предательство. Истинная боль — отец, что отверг его, и мать, что умерла, рожая Ктуула, угасли перед искренностью, в которую он безоговорочно поверил.

— Пожалуйста, только не делай мне больно, — прошептал он, повторяя слова, сказанные в детстве, что так отчётливо встало перед глазами.

Он увидел на месте Ника своего отца, увидел пряжку ремня и слова: «Ты так на неё похож», а потом была боль и рваная рана на месте вырванного сердца и души. Его порвали на куски, и он умер тогда, уступая место холодной змее, которую никто не может ранить.

«Я всегда буду любить тебя, несмотря ни на что», — голос Шэ зазвучал так близко, и частица его души расцвела в нём, показывая, как бог добровольно шагает в кипящее жерло вулкана, будучи отвергнутым своим возлюбленным отцом.

«Братик, я никогда не отвернусь от тебя, слышишь? Я люблю тебя!» — голос сестры возвращает его в тот момент, когда он бил её за доброту, что она дарила ему.

«Я люблю тебя. Люблю. Люблю. Люблю…» — голоса сливались в бесконечный ряд, как и вереница лиц тех, кто искренне его любил. Даже Клэрия мелькнула среди них яркой вспышкой с печальной улыбкой. Они дарили ему любовь, а он ломал их за эти дары так, как сломали его самого.

— Мы всегда будем любить тебя, — голос Никлоса звучит отчётливо, но так далеко, что Ктуул, плавая в озёрах воспоминаний и осознания себя, даже не понимал, что именно слышит. — Мы — дети звёзд, и тебе пора стать настоящим отцом для всех нас.

Ктуул так и не смог открыть глаза, его золотые белки вытекли наружу. Его переполняла безграничная, вечная любовь, такая яркая, как материнское чрево. Было сладко и больно одновременно. Казалось, что тело исчезает, а в груди пылает огонь, настолько раскалилось ядро, сияя внутри жидким огнём. В последний раз бог ощутил прикосновение к себе другого существа, а потом любовь стала такой ослепительной, такой бесконечной, что он больше не мог её держать в себе и взорвался, прошептав:

— Мой Никлос…

* * *

Они держались друг за друга, наблюдая вспышку в небе, далёкую, но достаточно близкую, чтобы вспыхнули радужными огнями остатки, падая благодатным дождём на землю. У них было немного времени, чтобы полюбоваться за рождением новой звезды. Нового ожерелья, прежде чем оно окончательно исчезло в бескрайнем космосе.

— Он всегда будет любить своих детей, хоть и не будет осознавать себя. Окончательная форма любви. Новая жизнь, — прошептала Селеста, ощущая мягкое присутствие Шэ. — Ты знал, хитрец, что так будет. Ты всегда этого хотел. Но как? Как мог догадаться, что всё сложится именно так? — её восклицание повисло в воздухе, а Ник лишь плотнее прижал её к себе. В его лбу немилосердно чесался алмаз, и он едва удерживал в себе эту силу.

— Пора. Иначе трансформация завершится, и я застряну также, как и Ктуул.

Девушка поцеловала его в губы, и они исчезли, спускаясь обратно в сердце планеты. Там совсем не осталось света, оно исходило теперь только из лба Никлоса, озаряя путь до конца туннеля, к пустому залу, в центре которого зияла рваная рана небытия.

— Мы можем умереть, — прошептала девушка, вставая напротив Ника, так, что ядро оказалось между ними. — Когда сделаем это. От нас ничего не останется.

— А разве можно поступить иначе? — устало прошептал Ник, прикладывая руку ко лбу.

Селеста улыбнулась.

Они оба слишком устали. Вся партия потребовала колоссального напряжения и теперь они едва держались на ногах. Осталось немного.

Мужчина без всякого сопротивления вытащил алмаз изо лба и протянул руки вперёд, удерживая камень, он призывает нориус, так же, как и Селеста ариус, и двойственная сила сплетается вокруг алмаза, пока Ник не отпустил его и не поместил в центр тьмы, заставляя ту недовольно мерцать.

Мужчина и женщина изливали из себя всё без остатка, наблюдая как свет и тьма переплетаются друг в друге, насыщая алмаз, увеличивая его в размерах. От Ника требовалось чуть больше, и он только коротко всхлипнул, когда разорвало его грудь и остатки камня как магнитом притянуло к сердцевине.

Этого оказалось достаточно чтобы ядро засияло, и свет вокруг них зажегся ослепительно-белыми красками, а мир вздрогнул, оживая вновь. Селеста тотчас остановилась и бросилась к возлюбленному, подхватывая его, и удерживая от окончательного падения. Вместе с ним опустившись на пол, она закричала:

— Нет! Прошу, только не покидай меня!

Её крик раненной птицы был слишком отчаянным для мертвеца. Без сердца — нет и жизни. Но в глазах ещё держались остатки его любви к ней. Ник знал, на что шёл. Знал, что умрёт, но не мог смотреть на гибель своего мира.

Будь такая возможность, он прошептал бы ей: «Я всегда любил и буду любить тебя. Такой, какая ты есть. Трогательная, наивная, милая, но сильная, смелая, как маленький прутик из стали, помнишь? Ты справишься и с этим. Ты сможешь, моя драгоценная, белая бабочка» …

Она била его по плечам, молотила воздух, сотрясаясь в рыданиях и дрожа от ледяного озноба. Обращаясь в пустоту, крича что есть мочи:

— Он пожертвовал всем! Никто из вас не пострадал так, как он! За что?! Он должен жить!

«Это та цена, которую Никлос должен был заплатить» — шептал Шэ, посылая тепло, полное горечи от грядущей утраты.

«Его долги были высоки. Расплата не заставила себя ждать», — вторил голос незнакомого Олы.

«Таково предначертание. Он должен был стать погибелью мира, но умер сам, спасая нас всех», — Фелия была едва слышна.

«Ты можешь его спасти!» — этот голос отличался от прочих.

Подняв голову, сквозь мутную пелену слёз, Селеста увидела Клэрию, без улыбки смотревшую на неё. Когда граница между мёртвыми и живыми была стёрта, а Ктуул исчез, становясь новой звездой, Клэрия воспользовалась шансом и воплотилась. Для Никлоса этот путь уже был закрыт.

— Как? Во мне не осталось и капли ариуса! — воскликнула Селеста.

— Ты находишься в месте, где я в последний раз его использовала, чтобы передать другой девушке. Оглянись. Ты найдёшь то, что тебе нужно.

Ответ был прямо перед глазами. Под светящимся ядром, был небольшой постамент, неведомо кем и когда установленный. Как в ответ на вопрос, Селеста увидела, что на нём изображена виноградная лоза, часть которой напоминала ручку двери?..

Сосуд был там.

— Загадай желание, Сэлли. И оно будет исполнено.

Глава 25. Послевкусие

Селеста и Никлос

Он сидел в одиночестве в захламлённом кабинете, окружённый сотнями писем и документов, вчитываясь в очередное послание из-за океана и пытаясь разобраться с бесконечной колонкой цифр. Его руки испачканы чернилами, пятно оказалось даже на носу, когда он особенно задумался над ответным посланием. За окном догорал сентябрьский закат, и деревья уже успели нарядиться в осенние одёжки. Он слышал детские голоса, а также крики перелётных птиц, видел суету на главной площади, остатки прошедшей ярмарки — задорные флажки над зданиями, аляповатые вывески и всё тех же детей, носящихся как угорелые.

Если посмотреть чуть дальше, можно увидеть остатки разлома, идущего через весь город. Им повезло, он остановился на глубине трёх метров и за полтора года его удалось залатать. Но не везде в Сатуральских долинах обошлось малой кровью. Винцельская долина почти полностью выгорела и стала непригодной для жизни. Бросвальская грива обвалилась, перевал утрачен. И эльфы всё-таки ушли. Они больше не могли поддерживать свои леса, поэтому через несколько месяцев после Заката богов, исчезли, а их территории постепенно вернулись к естественному порядку, открыв новые варианты для связи с внешним миром.

Это был тяжёлый год. Много смертей. Много разрухи и потерь. Повезло, что удар пришёлся на конец мая, люди успели засеять поля и им не пришлось голодать зимой. Но это было непросто. Как и бороться с остатками магии хаоса. Как и осваивать новые способности, открывшиеся в каждом драконе.

Самым неподъёмным оставалось неведение. Никто так и не понял, что произошло. Это мучило больше всего.

Артан вздрогнул от сонливых мыслей, помотал головой, чтобы взбодриться и встал из-за стола к бару, выуживая бутылку дорогого коньяка — подарок от короля Акроша, нового правителя центральных земель, названных Адельским государством. Подняв стакан к закатным лучам солнца, он скосил глаз на печатку на своём мизинце, знаке его старшинства в Сатуральских долинах. Теперь они снова были сами по себе, и управлялись коллегиально, планируя каждые пять лет заново избирать своих управителей с ведущим во главе.

Трана хотела, чтобы долиной Гадельер правил её муж, Варт, но совет решил иначе и избрали Артана. За заслуги.

Мужчина поморщился и пригубил коньяк, поперхнувшись от горьковатого привкуса. Он морвиус как устал, ему было некомфортно в занимаемом кресле, но люди доверяли ему, поэтому Арт планировал продержаться оставшиеся четыре года, а потом уйти в отставку. У него была надежда отыскать Амалию и Шэ, уйти на дно, чтобы найти Ола и нового подводного короля, пока ещё не изъявившего желание налаживать контакты с сушей. Он хотел узнать хоть что-нибудь о судьбе Селесты и Никлоса. За прошедший год не было ни дня, чтобы он не вспомнил её лица перед тем, как они расстались.

Вернувшись обратно за стол, Арт вскрыл очередное письмо, когда заметил странные переливы света в углу комнаты, они будто втянули в себя все оставшиеся лучи солнца, а разойдясь, обнажили женскую фигуру в светлом балахоне и дорожном костюме. Выйдя вперёд, незнакомка оказалась Селестой.

Её волосы вернули родной цвет, в глазах вновь полно винных оттенков, а кожа порозовела, принимая естественный окрас. Она утратила болезненную бледность, и теперь выглядела абсолютно здоровой. Только во взгляде осталась тихая печаль.

— Ну здравствуй, муж мой, — сказала она, подходя к нему. — Я до последнего не знала, захочу ли увидеть тебя перед прощанием, но не могла уйти, ничего не сказав.

Арт нервно сглотнул, впиваясь в неё ненасытным взглядом. Это было как наваждение, как пресловутое желание, исполненное за один лишь вздох. А потом отпустило и он упал обратно в кресло, глядя уже спокойно. Чтобы ни было между ними — оно безвозвратно ушло.

— И тебе здравствуй, жена моя.

Они были как два незнакомца, встретившиеся на перекрёстке дорог. Ничего из того, что когда-то объединяло их, не осталось. Чужаки. Арт спрашивал себя, зачем она пришла. Зачем решила бередить прошлое, которое больше ничего не значило ни для неё, ни для него?

— Зачем ты здесь? — он произнёс вопрос вслух, когда молчание затянулось.

Селеста подняла стул от стены и поставила напротив его стола, и, прежде чем опуститься, вытянула из-под балахона толстую книгу, положив перед ним, дразня названием: «История богов. Старых и новых».

— Я знаю, что люди запомнили нас как злодеев, чуть не погубивших величественного бога, пытавшегося остановить наш хаос. Вот как запомнилось то сражение. Ктуул превратился в нечто новое на их глазах, но кто же в действительности знает правду? Кому она известна на самом деле? Уж точно не тем, кто был среди камней и песков, кто убегал от монстров и молился, надеясь на скорый конец, — она мягко улыбнулась, заправляя волосы за ухо, и на миг показалась старше, древнее, будто в юном теле скрывается сущность, переживая вечность. — Мы обречены стать злой легендой о проклятом короле и его извращённой невесте. Даже если попытаться изменить мнение о нас, ни к чему хорошему это не приведёт. Однако, перед тем как уйти навсегда, я решила написать нашу историю. От начала и до конца, чтобы хоть кто-то знал, что именно тогда произошло.

— Вы убили его?

— Его нельзя было убить, не уничтожив мир, — она погладила толстый корешок книги, запнувшись о пропущенную нить переплёта. — Мы дали ему то, о чём он всегда мечтал. Искупление. Любовь.

Артан подтащил книгу к себе и открыл её, пройдясь по рукописному тексту, отмечая мягкость бумаги и некоторую лёгкость, идущую от разворотов. Как если он вдохнул запах ранней весны, когда лёд только сошёл с берегов рек, высвобождая быстрые потоки.

— Всё началось в равновесие… — прошептал мужчина, пробуждая воспоминания.

— Для нас, — кивнула Селеста, прикрывая глаза.

— Где вы были весь этот год? Где сейчас Ник? Я хотел бы поговорить с ним, — нахмурившись своим мыслям, осторожно спросил Арт, вытаскивая девушку из паутины воспоминаний.

— В нас не осталось божественных сил нориуса и ариуса. Мы утратили связь с ядром планеты и потеряли то, что делало нас сильными. А после сражения мы были слабы. Даже обычные камень или нож отправили бы любого из нас на тот свет. Так что предпочли скрыться в укромном домике его родителей. Повезло, что он уцелел, — она вновь улыбнулась, глядя на него всё с той же отстранённостью, как если бы Селеста не знала его вовсе. — А теперь мы уходим. Пора покинуть мир, которому причинили так много боли.

— А Ник?

— Прости, — она виновато поджала губы. — Не смогла убедить его прийти к тебе. Сейчас он прощается с другими.

В голове Артана теснилось так много вопросов, что он растерялся, не зная какие стоит задавать. Он понимал, что время уходит, и она вот-вот исчезнет, растворится как дым.

— Твоя мама простила тебя, Сэл. Она простила всё и часто вспоминает о тебе. Как и Калиста и даже Кристан. Он навещал нас летом, — вместо желанных слов признания, заговорил Арт о других.

— Но я себя простить не могу. Не могу забыть того, что чувствовала. Боюсь, эта рана навсегда останется свежей, — лицо девушки искривила морщина на лбу, несвойственная юности.

Глядя на неё, он вспомнил, что ей недавно исполнилось двадцать лет. Она совсем молода, но глаза никогда уже не будут такими наивными, как в день их встречи.

— Значит ты пришла попрощаться?

Селеста встала из-за стола, обогнула его и присела на край, несмело коснувшись короткого ёжика волос, где когда-то были волнистые вихри солнца. Она тоже хотела многое сказать. Но решилась только на одно:

— Мы были обречены лишь тем, что моя сила должна была быть в руках той, что сможет выжить. Сможет дотянуть до решающей битвы, понимаешь? Останься я Селестой Гадельер, твоей кэррой и женой, мы бы проиграли. Порой воспоминания о днях, когда я могла быть просто благородной кэррой, кажутся сном. С самого начала жизнь бросала меня в огонь, а я лишь следовала за пожаром, не решаясь в него вступить, как это сделала Анка. Арт, я действительно любила тебя. А ты любил меня. Вот только меня той уже давно нет.

Артан молчал, пока она не наклонилась и не поцеловала его горьким поцелуем, после которого как призрачное видение растворилась в воздухе. После он провёл долгие часы в полной темноте. Смолкли голоса снаружи, только лай собак тревожил ночной покой. Вскоре придёт племянница Мирта. Она тревожится, если Арт пропускает семейные ужины, порой слишком пристально смотря в его глаза, будто пытаясь в них что-то отыскать.

Но это будет позже. Сейчас он зажёг настольную лампу, пододвинул ближе книгу и раскрыл её, вчитываясь в ровный подчерк Селесты перемежающийся грубыми штрихами замёток Никлоса.

* * *

Селеста застыла на балкончике, прячась за занавесками, разлетающимися от слабого сквозняка в разные стороны. Голоса внутри смешивались с негромким смехом и звяканьем стаканов. Чуть наклонившись к стеклу, она увидела трёх мужчин, сидящих за столом и курящих сигары. Один из них заметил её присутствие и подмигнул, взглядом говоря, что скоро освободится. Девушка махнула рукой в ответ и спрыгнула вниз, на ходу превращаясь в белого дракона, прячась за дождливыми тучами. Она подождёт.

— Се́дов стал как Анка. Он горел заживо, а она сумела передать ему часть огня и наш друг переродился. Теперь они где-то в океане, с другими элементалями. Обещал как-нибудь прилететь в столицу.

— Ты сохранил название Клэрия.

— От города ничего не осталось, но люди по-прежнему верят в неё. Считают, что божество, которое они видели в небесах, это Карг. Они воскресли, чтобы покарать зарвавшихся богов, к которым примкнули коварные Никлос и Селеста, — Акрош скрипнул зубами, чересчур шумно опуская стакан на стол. — И я ничего не могу с этим сделать. Нельзя заставить людей думать по-другому.

Богарт, сидевший напротив, качнул головой. Он слишком верил в Никлоса и Селесту. И, не сумев помочь обоим, когда те были во власти старых богов, он не прекращал оставаться им преданным. Теперь канцлер нового государства намеревался посвятить жизнь, чтобы изменить мнение о них. Даже если для этого придётся основать новую религию вместо почивших морвиусов. В этом он видел свой долг. И хоть Ник укоряюще посматривал на него, взглядом говоря, что это необязательно, мужчина намеревался выполнить клятву, даденную самому себе.

— Из тебя вышел отличный король, Акрош. Ты знаешь, что нужно людям, — произнёс Ник, прикладывая руку к разнывшемуся сердцу.

После воскрешения оно часто ныло от перемены погоды, как бы напоминая об утраченном, о котором он никогда не жалел.

— Людям нужен общий враг, — сумрачно проговорил Акрош, а потом горько рассмеялся, оглядывая королевский кабинет. — Вот уж не думал отец, что паршивая овца семьи станет королём Адельского государства! Хотя о чём это я… Все эти месяцы я ждал, когда придёт настоящий король и займёт законное место. Я думал, что всё это временно. Пока не восстановим городскую площадь, пока не обустроим больницы, городские кварталы… а потом начались разговоры о возведении нового дворца, взамен упавшего в море, и я потерял момент, когда стал тем, кто принимает решения. Кто ведёт переговоры с заокеанскими королевствами, кто обсуждает новые отношения с отколовшимися территориями. Как это стало моей работой? Мы с Винелией хотели сбежать, а оказались на королевских, неудобных креслах!

— Ты хорошо справляешься. Но не расслабляйся и забудь о побеге. По глазам вижу — теперь это твоё призвание, — также рассмеялся Ник.

Их молчание вскрыло смущение двух мужчин, которые не решались задать главный вопрос, совсем как Артан, ныне поглощённый книгой. Они хотели знать, что произошло и что будет дальше.

— Они все мертвы. Окончательно. Неуверен насчёт Туулы, сестры Ктуула, но думаю, она тоже мертва. А мы покидаем этот мир. У нас есть неоконченное дело и пора бы его завершить. Потом… если сможем, вернёмся, а может отправимся в другие миры. Мы оба всегда этого хотели, — слова не успокоили Богарта и Акроша, тогда он добавил: — Я знаю, что вы оба не в ладах с Артаном. Кажется, вам не понравилось, что Сатуральские долины отделились. Ничего. Придётся привыкнуть, что Каргатского королевства больше нет. А эти долины заслужили независимость. После всего, что там произошло. Так вот, Селеста оставила у Арта книгу. Божественную историю. Когда будете готовы — свяжитесь с ним.

— Так и представляю, когда спустя сотни лет, этот дневник станет легендой, как это было с историей Клэрии и Карга.

— Как знать, может мы все доживём до этого дня. То, что когда-то изменило нас, ушло. Драконы вновь обрели связь со своей сутью. Наша магия дарует нам больше лет, чем уместится на торте, размером с эту комнату, — загадочно протянул Ник, и в его глазах блеснули золотые звёзды. — Может быть, мы снова сможем покорять пространство и пронзать не небеса, а космос, посещая далёкие ожерелья и звёзды.

Акрош посмотрел на свои руки, которые иногда чесались от желания впиться в скалистые берега, вытаскивая наружу живые скульптуры, чтобы те воплотили его фантазии о воздушных городах и сверкающих дворцах. Богарт только усмехнулся. Его дар оказался проще, но волнительнее. Он видел отголоски будущего. Пока только тени, только короткие вспышки, не несущие смысла. Но он знал — рано или поздно, его понятие времени и свершенности событий изменится. Он шагнёт на тропу прорицания.

— Я люблю вас, — прошептал Ник и оба друга вздрогнули, чувствуя, какими непривычно тёплыми прозвучали эти слова.

Он так изменился, будто ушла спираль, что скручивала его душу эмоциями тьмы. И обоим разом стало тоскливо. В последний раз они взметнули стаканы с янтарным коньяком, а когда закончили пить, их осталось двое. Только тень мелькнула вдоль стены, да дверца балкона скрипнула.

— Прощайте, мой король, — прошептал Богарт, закрывая глаза и видя грядущую сквозь века встречу. — Пусть счастье идёт рядом с вами.

* * *

Мелкий дождь осторожно касался лица Селесты, застывшей над обрывом и изучающей как бьются волны о новую береговую линию. От дворца ничего не осталось — всё ушло под воду, поглотив и сокровищницу, и подземную тюрьму, и взлётные площадки вместе с телами павших богов и их приспешников, захватив с собой ни в чём не повинных людей. Только камни вместо могил. Наверное, это было к лучшему. Не стоит людям видеть, что тут произошло.

Она почувствовала его присутствие за мгновение до того, как он возник рядом, беря за руку и целуя сжатые пальцы.

— Вот и всё.

— Ты со всеми попрощалась?

— Шэ, как всегда, был в своём репертуаре, но Амалия отказалась его покидать. Теперь она его бессменный аватар. Кажется, ей нравится быть уравновешенной после всего, через что она прошла.

— А как тебе новый подводный король?

— Отчаянно молод. В нём не осталось памяти предыдущих поколений. Я рада, что они начинают с чистого листа. Кристану там нравится, — усмехнулась девушка, запрокидывая голову и любуясь мелкой россыпью звёзд, проглядывающих сквозь тучи. — Кажется, всё возвращается на свои места. Планета исцеляется, скоро её энергия начнёт просачиваться в другие миры ожерелья, и там зародится новая жизнь.

Ник поцеловал макушку девушки, вдыхая полной грудью родной запах. Они мало говорили о том, что случилось в тот день. Им хотелось забыть о прошлом и просто наслаждаться хрупким настоящим.

— Арт хотел увидеть тебя.

Мужчина помрачнел. Он так и не смог войти в ту комнату и поговорить с бывшим другом. Он просто не смог заставить себя посмотреть ему в глаза.

— Может быть. В другой раз…

Селеста улыбнулась. Да. Когда-нибудь они вернутся. Но сейчас им пора.

— Я ещё долго буду слушать ваши телячьи нежности?

Девушка возникла как из-ниоткуда, будто соткалась из тумана и дождливой дымки. Взъерошенная как воробей, сварливая и полная нетерпения. Только благодаря ей им удалось так быстро восстановиться. Только её умения помогли пережить этот непростой год.

Клэрия дурашливо ударила по плечу Ника, ворча:

— Всё, вдохнули воздух этого мира в последний раз и погнали! Я хочу вернуться домой к родным!

— Но они же мертвы, — удивлённо протянула Селеста. — А ты воскресла.

Клэрия хмыкнула, облизывая губы и хитро улыбаясь:

— Если бы граница между мёртвыми и живыми не стёрлась, хрена с два я бы воскресла. Но как видишь — жива. А значит можно сделать кое-что интересное. Вы же не думаете, что время линейно и мы не можем переместиться в выбранный отрезок? О! Я знаю как. А вы способны это воплотить.

Ник и Селеста переглянулись, улыбаясь во всю ширь. Даже спустя год Клэрия не переставала их удивлять. Вновь взявшись за руки, Селеста спросила:

— Ну? Кто теперь поведёт? Ты или я?

Конец