Воспитание чувств

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

На другой день Трейси проспала. Когда она на грани истерики кинулась в кухню, было уже полдвенадцатого. Как скверно: стоило Таю приказать ей стряпать впредь самой, она проспала не только завтрак, но и к ланчу опаздывала.

К тому же в довершение всех бед ей придется встретиться с ним. О господи, ну почему бы ей просто не сложить свои вещички и не убраться в Сан-Антонио? Она и вправду достала было чемоданы из кладовки, но усовестилась и спрятала их.

Теперь же под страхом того, что он скажет, мысль о бегстве показалась далеко не лишенной здравого смысла. Безусловно, это конец всему: Тай с ненавистью посмотрит на нее и прикажет удалиться и не попадаться ему больше на глаза. Неимоверным усилием воли Трейси пришлось заставить себя проделать те несколько последних шагов, что оставались до кухни.

Она вошла и замерла на месте, увидев Тая в огромной кухне. Опершись локтями на крышку стола, он склонился над открытой поваренной книгой. Он не сразу оторвал взгляд, и у Трейси было несколько секунд, чтобы собраться с духом перед ужасной сценой, которая, как ей казалось, должна разразиться сейчас.

Тай заговорил низким и мягким голосом, листая между тем поваренную книгу.

— Ну и как, интересно, должны выглядеть готовые блюда, если здесь нет картинок?

Трейси стояла, застыв на месте, все еще готовясь к изрядному нагоняю. Мягкость его тона только усугубила ее дурные предчувствия. Уж не собирается ли он усыпить ее бдительность, чтобы потом разразиться гневом, устроив ей взбучку, чтобы было почувствительнее?

— Я проспала, — произнесла она срывающимся от напряжения голосом. — Прощу прощения.

Тай продолжал просматривать книгу.

— Понятно, ты ведь расстроилась вчера, Трейси. Лишний часок сна пошел тебе, пожалуй, на пользу.

Он так подобрел. Казалось, его занимала лишь поваренная книга, а вовсе не то, проспала Трейси или нет. Она осторожно приблизилась к столу и сказала:

— Если ты не имеешь ничего против того, чтобы поесть чуть позже обычного, я могу заняться обедом прямо сейчас.

Тай выпрямился во весь свой громадный рост, и она снова замерла, теперь всего в нескольких дюймах от стола. Тай никогда не казался ей таким большим и грозным, как сейчас, и Трейси внутренне сжалась.

— Ты так и будешь вздрагивать при каждом моем взгляде? — спокойно полюбопытствовал он.

— Нет, если дело ограничится лишь взглядом, — осмелилась она ответить дрожащим голосом. — Если ты скажешь что-нибудь… — Она смолкла, когда он глянул в ее сторону, и нескладно добавила: — Не могу обещать.

Тай не сводил с Трейси пристального взгляда, но в выражении его глаз не было и тени раздражения или суровости. К тому же он был так хорош собой!

— Насчет прошлой ночи, — решительно проговорил он. — Мне бы надо было догнать тебя и сказать: для меня не имеет большого значения то, что ты мне сообщила. Важно одно: тебя кто-то сильно обидел, и я об этом очень сожалею. Ты красивая женщина с нежной душой, и ты мне очень нравишься. Меня нисколько не волнует, что ты проспала. — Серьезное выражение его лица чуть смягчилось улыбкой, и Трейси изумилась еще больше. — Но голод уже дает о себе знать. Я предлагаю отправиться сейчас в придорожный ресторан, а поужинать уже дома.

Трейси все еще не могла прийти в себя. В тишине кухни они молча смотрели друг на друга. Тай наконец захлопнул книгу и заговорил, снова посерьезнев:

— Ты знаешь: между нами есть что-то, что мешает нам оставаться просто работодателем и работником. — (Трейси опустила глаза.) — Не думаю, что кто-нибудь из нас уже готов выразить это словами, а может, и не стоит. Мне просто хочется, чтобы у нас установились добрые дружеские отношения.

Трейси не могла смотреть на него. Ей нужно было перевести дух. Но Тай молчал, пока она вновь не устремила на него взгляд.

— Ты не та, за кого я тебя принял вначале, и меня это радует. Мне бы хотелось, чтобы ты чувствовала себя со мной более непринужденно и не встречала с таким страхом малейшее раздражение или несколько сердитых взглядов. Мне хочется, чтобы ты относилась ко мне уважительно, а от страха проку никакого.

Трейси страшно разволновалась и изо всех сил старалась не выдать себя. Ее начала бить дрожь. Едва ли Тай мог бы сказать ей слова желаннее этих, но от этих слов ее симпатия к нему переросла в любовь. Трейси с удивлением обнаружила, что верит каждому его слову.

Она отвела взор от его серьезных и искренних глаз и отвернулась.

— Одними словами ничего не изменишь, — тихо произнесла она.

— Для начала нужно просто захотеть, Трейси. И твоя готовность сделать что-нибудь докажет серьезность твоих намерений.

Так или иначе, но слова Тая вселяли в нее надежду. Трейси глянула на него, и ее вновь охватило волнение. На губах его играла обаятельная улыбка, и она почувствовала, что отзывается всем сердцем на ее необычайную притягательность.

— Итак, я бы хотел поесть, — сказал он. — Ты готова ехать?

Внезапно у Трейси возникло ощущение, что что-то в ее жизни может перемениться к лучшему. Это было непривычно для нее, но настроение поднялось. Она не смогла подавить чуть заметную улыбку, почувствовав облегчение.

И с тех пор в жизни Трейси начались перемены. Их отношения с Таем действительно едва ли походили на те, что должны складываться между хозяином и работником, и как только причина этого перестала вызывать в ней настороженность и подозрительность, она почувствовала, что становится все дружелюбнее.

Она постаралась не выдать своих волнений по поводу того, что стряпня в последующие несколько дней стала совместным занятием: так решил Тай, а Трейси была не в силах ему перечить. Он ограничил свою работу в поле, поскольку они были заняты изучением книг Марии и кулинарных журналов, выбирая блюда по картинкам, а затем чистили овощи, подготавливали продукты и кухонную утварь для своих весьма трудоемких экскурсов в тайны кулинарного искусства.

Поначалу Трейси было неудобно оттого, что у нее, никудышной кухарки, Тай, который знал о стряпне и того меньше, был на подхвате. И только спустя время она поняла, чего он на деле добивался, и у нее до боли сжалось сердце.

Тай Кэмерон, миллионер-нефтедобытчик и владелец ранчо, который казался самим воплощением мужественности, снизошел до того, чтобы заниматься стряпней, потому что в этом — а может, и в ней, Трейси, — он увидел для себя нечто важное. Он не пытался поцеловать Трейси, хотя они и оказывались очень близко друг к другу. Поскольку, готовя, они крутились рядом, прикосновения стали для них делом привычным и не вызывающим чувства неловкости, хотя время от времени между ними проскакивали электрические разряды, порождая трепет наслаждения. И кто знает, может, именно эти разряды впервые в жизни Трейси пробудили в ней чувственное желание. И в этом не было ничего обыденного и успокаивающего.

Первые плоды их совместного кулинарного производства можно было без натяжки назвать несъедобными, но Трейси с Таем легко выходили из положения. Они довольно часто ездили за продуктами, в результате чего у них в холодильнике образовались приличные запасы всякой готовой снеди, чтобы перехватить между делом. К пятому дню они приобрели сноровку, и даже Нед Джеймс, который поселился в одной из гостевых комнат, решался порой питаться с ними, вместо того чтобы есть с другими работниками в столовой.

Вечером они ужинали и приводили кухню в порядок, что стало привычным занятием, раз от раза казавшимся все более естественным. Потом шли прогуляться. Они отправлялись по подъездной дороге к автостраде, и молчание, воцарившееся между ними, приносило ощущение как безмятежности, так и беспокойства. Безмятежности — потому что Трейси чувствовала себя гораздо более непринужденно в обществе Тая, чем раньше, беспокойства — потому что ее любовь к нему крепла с каждой минутой и она по-прежнему настораживалась из-за того, что может произойти. Или не произойти.

Он еще многого не знает о ней, такого, чего бы ей ни за что на свете не хотелось открывать ему. Может ли быть человек настолько добропорядочным, что никому и в голову не придет копаться в его прошлом? Может ли она, Трейси, стать настолько добропорядочной, что никому и дела не будет до того, что когда-то она была порочной, что вся ее минувшая жизнь — сплошная ложь и жесты отчаяния? Насколько привлекательным показалось бы Таю перевоспитание своевольных богатеньких девиц, узнай он обо всех ее, Трейси, своевольных деяниях?

Теплый вечер был душным, а в воздухе носились густые ароматы земли и выжженной солнцем травы. Хотя они чувствовали себя вместе гораздо естественнее, спокойнее, чем прежде, и Трейси была преисполнена благодарности, она по-прежнему была осторожна в словах, все еще неуверенная в том, как Тай их воспримет. Когда наконец собралась с духом, она глянула в его сторону, по привычке высматривая в повернутом в профиль лице малейшие нюансы настроения, прежде чем отважиться заговорить.

— Ты решил, что со мной делать, не так ли?

Его улыбающиеся глаза лукаво поблескивали.

— Все размышлял, прикидывал, не дать ли Марии еще недельку отпуска в Эль-Пасо? Нам можно было бы подумать о том, чтобы предложить одному из телеканалов кулинарное шоу под названием «Уроки быстрого мастерства для начинающих кухарок», например.

Трейси рассмеялась.

— Я пытаюсь говорить серьезно.

Он тут же парировал:

— Знаю, но по-моему, ты стараешься сохранять серьезность больше, чем требуется.

— В жизни все всерьез, — ответила она и почувствовала, что улыбка погасла. — Я благодарна за все, что ты делаешь. Ничего подобного я не ожидала.

— Я тоже, но мне это доставляет удовольствие.

Трейси смотрела перед собой, и они еще немного помолчали, прежде чем она снова смогла заговорить.

— С той минуты, как я познакомилась с Сэмом Лэнгтри, он, казалось, из кожи вон лез, чтобы угодить мне. Обдумывая теперь все это, прихожу к выводу: полагаю, он немного догадывался о том, каким было мое детство, хотя и очень сомневаюсь, что ему по силам было представить, каким оно было на самом деле.

Тай приблизился на шаг, и его рука едва коснулась ее руки. Трейси почувствовала, что он внимательно слушает и ждет продолжения.

— Он был очень внимателен ко мне, и мне даже стало казаться, что кому-то на этом свете наконец есть до меня дело. Он был таким обходительным, разыгрывал роль такого снисходительного папочки, само воплощение моего представления об идеальном отце, и я… обожествляла его. — Она бросила на Тая робкий взгляд, заметила серьезное выражение его лица и отвела глаза. — Я это к тому, что Сэму вовсе не надо было лезть из кожи вон, чтобы помочь мне, сделать что-нибудь для меня или стать для меня кем-то. На душе становится легче уже оттого, что рядом такой человек, как он, оттого, что просто видишь, какой образ жизни он ведет. Поэтому… — она замешкалась, застеснявшись еще больше, — тебе не стоит стараться изо всех сил угождать мне. Не надо следить за каждым сказанным словом и каждым жестом, не надо носиться со мной как с писаной торбой. Мне уже легче оттого, что я рядом с тобой и вижу, как ты живешь. Я постараюсь слышать то, что ты говоришь, вместо того чтобы домысливать за тебя, и привыкну к твоему ворчанию по временам.

— Ты чувствуешь себя увереннее?

Она с легкостью тихо ответила:

— Да.

— Так ты, говоришь, хочешь, чтобы я оставался самим собой, ворчал, проявлял характер и все такое прочее?

— Тебе не надо носиться со мной и моими… проблемами. Я теперь понимаю, какой ты, и, мне кажется, знаю, чего ты добиваешься.

— Ты доверяешь мне?

Трейси почувствовала на себе его взгляд, и ее сердце учащенно забилось в груди от волнения.

— Даже больше, чем думала, — ответила она, сокрушаясь оттого, что по-другому она пока не может выразить свои чувства.

— И насколько ты мне доверяешь, Трейси? — все настаивал Тай. Не дав ей возможности подумать об этом, он снова задал вопрос: — Ты хочешь, чтобы я оставался собой, не носился с тобой и твоими проблемами, но достаточно ли ты мне доверяешь, чтобы быть самой собою?

Трейси поспешно отвела взгляд, застигнутая врасплох.

— Ты все еще держишься напряженно и настороженно, — продолжил он. — Не так, как прежде, правда, но больше, чем мне бы хотелось. Почему бы тебе не держаться посвободнее? Почему бы не смягчиться?

Трейси не знала, что и ответить. Тай поискал ее руку и мягко сжал. Она не стала отдергивать руку и ответила легким пожатием.

— Почему бы нам просто не побеседовать? Мы стали лучше понимать друг друга, однако ни один из нас еще не чувствует себя в полной мере непринужденно. Что скажешь на это? Если тебе хочется узнать что-то — спроси. Если мне захочется — я спрошу. Если обидимся, выскажем обиду, поспорим и останемся друзьями. Если нам хорошо вместе, признаемся в этом.

Трейси набралась духу взглянуть на него. Сердце ее дрогнуло, будто от радости, пока он говорил. Теперь на лице его была улыбка.

— Если я скажу, что мне хочется слоеного шоколадного торта, украшенного апельсинами, можешь ответить: «Скажи Марии, когда она вернется на той неделе»? — Его светлые брови изогнулись, словно уговаривая дать утвердительный ответ.

Трейси не смогла сдержать улыбки.

— Ты и вправду умеешь перевоспитывать своевольных богатеньких девчонок.

— Мне не хочется, чтобы эта богатенькая своенравная девчонка махнула на меня рукой и сбежала.

От этих слов у нее защипало в глазах. Это прозвучало так удивительно, так по-особому. Ей не верилось, что все это происходит на самом деле: они вот так просто разговаривают друг с другом и Тай дает ей понять, что для него ее одобрение, пожалуй, так же важно, как и его для нее. Если это сон, то ей не хотелось просыпаться.

Она только теперь заметила, что они остановились и повернулись друг к другу лицом. Тай обвил руками ее талию. Они долго неотрывно смотрели друг на друга, и Трейси положила руки ему на грудь. Вовсе не для того, чтобы оттолкнуть, а чтобы просто дотронуться до него.

Он медленно склонил голову к ней, и она ощутила его дыхание на губах.

— Я столько дней мечтал об этом и теперь не могу сдержаться.

Трейси машинально прикрыла глаза, и все в ней встрепенулось, когда он прикоснулся губами к ее губам. Едва касаясь, будто выжидая, он быстро несколько раз нежно поцеловал ее. Трейси вся напряглась в предвкушении большего. Она положила руки ему на плечи и, к своему удивлению, обнаружила, что прижимает его к себе. Не дожидаясь, когда застенчивость остановит ее, Тай крепче прижался к ней губами.

Душная ночь закружила их в вихре страсти и бурного проявления чувств. У Трейси занялось дыхание. Она забыла обо всем на свете, кроме жаркого и крепкого объятия, в котором сплелись их тела, и неистового поцелуя, в котором слились их губы. Не осталось ни страха, ни внутренних барьеров, ни мыслей о чем бы то ни было.

Тай поддерживал ее, потому что Трейси, вся во власти охвативших ее ощущений, плохо держалась на ногах. Она и представить не могла, что такое возможно, и с трудом верила, что это и в самом деле происходит. Прошло немало времени, прежде чем Тай оторвался от ее губ. Они стояли обнявшись, пытаясь отдышаться. У Трейси сердце готово было выпрыгнуть из груди; она не знала, как вести себя, и просто припала к Таю и мечтала, чтобы так было всегда. Впервые в жизни ее не пугало то, что могло за этим последовать.

Единственное, что отравляло ей жизнь, так это не покидавшие ее ни на минуту мысли о никчемности ее существования. Это непременно должно было напомнить о себе, неизбежно должно было омрачить ее будущее так же безжалостно, как и прошлое. Много ли может предложить Таю Кэмерону такая женщина, как она? Узнай он все о ней, стал бы он целовать ее так? Стал бы беспокоиться о том, доверяет она ему или нет, стал бы желать ее? Да узнай он все, смог бы он вообще полюбить ее? И ее вдруг больше всего взволновал вопрос, годится ли она ему в пару.

Трейси крепче припала к нему, прижавшись горящей щекой к его теплой груди, пытаясь скрыть отчаяние, терзавшее ей сердце.

Тай решился перешагнуть грань, отделявшую работодателя от воздыхателя, и потерпел одну из редких для себя неудач. Однако это его нисколько не тревожило. Трейси трудилась на него, сначала занимаясь работой по дому и стряпней, а после возвращения Марии — разъезжая с ним повсюду, выполняя разные поручения. Но почти все, что он поручал ей, делалось вместе, потому что ему нравилось быть с ней.

Трейси не была ни ленивой, ни неумелой. Она охотно бралась за любую работу, даже самую черную, однако редко чувствовала себя уверенно, хотя всегда прекрасно справлялась.

Тай не слишком расщедривался на похвалу — он мигом смекнул, что Трейси относится к этому по большей части недоверчиво. А потому он скупо жаловал ее словами одобрения и видел, как росла в ней вера в собственные силы.

Больше всего в эти недели его волновало то, что Трейси, похоже, даже и не замечает, что он ухаживает за ней. Он не дарил букетов и не назначал свиданий, но по возможности часто прибегал к не столь бросающимся в глаза способам, чтобы воспользоваться моментом и побыть рядом. Трейси уже не вздрагивала от случайных прикосновений, и в ней мало-помалу улеглась настороженность к его загрубевшим от работы на ранчо рукам. Едва ли она отдавала себе отчет в том, что в ней нет уже прежней отчужденности, и ему было радостно видеть, что она начинает оттаивать.

В тот день они перегоняли скот, и Тай поручил ей подстегивать отстающих коров. Трейси прекрасно держалась в седле, и Тая забавляло зрелище того, как она воевала с упрямой коровой, все норовившей сбежать от стада. И корова, и Трейси были настроены решительно и не собирались уступать друг другу, но раз уж Трейси смогла удержаться в седле, несмотря на внезапные дерганья и неровный шаг лошади, то никакой норовистой корове от нее не убежать.

Трейси ехала позади небольшого стада, держа наготове свернутую кольцами веревку. Для человека, чья жизнь протекает преимущественно в помещении, работа в жару на открытом воздухе, в пыли, оказалась на удивление увлекательным занятием. Для Трейси езда верхом всегда была отдыхом, а потому провести все утро на коне было огромным удовольствием, лишь только ее тело привыкло к таким долгим прогулкам.

Но заниматься животными было совсем другое дело. Она даже и представления не имела, какими хитрыми и упрямыми они могут оказаться. К тому же они были поразительно подвижными. Малорослая лошадка под ней — по кличке Арти — шла напролом, как бульдозер. Она так твердо держалась на ногах и отличалась таким проворством, что не раз Трейси рисковала вылететь из седла, когда гонялась за телкой.

Доставлявшая ей хлопоты корова, которая уже четырежды пыталась сбежать от стада, начала сбавлять шаг и неторопливо смещаться вправо. Арти, видно, заметила ее маневр, поскольку перешла на рысь, чтобы преследовать корову по пятам.

Две другие коровы, шедшие слева, начали отставать, и как только Трейси оглянулась в их сторону, чтобы посмотреть, не собираются ли они сбежать, как корова справа повернулась задом к стаду и пустилась наутек.

Арти рванула с места столь внезапно, что Трейси едва сумела удержаться в седле. Когда Арти отрезала корове дорогу, та тут же послушно остановился и неторопливо засеменила назад к стаду.

Вскоре они добралась до нового пастбища, загнали туда скот и повернули домой завтракать. Два помощника по ранчо ехали впереди, а Трейси с Таем — следом медленным шагом.

— Умеешь набрасывать лассо? — спросил Тай, и Трейси недоверчиво глянула на него.

Он был так хорош, настоящий техасец, сильный, умелый. Трейси на миг представила, каково было бы прижаться к этому телу, сплошь из мускулов, и ее бросило в жар.

— Сколько я ни пыталась, мне так и не удалось заарканить кого-нибудь. Петли перекручиваются, — объяснила она.

Тай кивнул.

— Поищем, на чем потренироваться. Если намерена быть скотоводом, нужно владеть веревкой.

Возможность потренироваться, о которой говорил Тай, подвернулась как раз на подъезде к дому. Небольшая стайка отлученных от матери телят, отобранных на продажу, была заперта на одном из обнесенных забором пастбищ у южного крыла целой сети загонов для скота.

— Давай-ка посмотрим, что у тебя не получается, — сказал Тай и кивнул на пастбище. — Скачи и выбери теленка. Разверни веревку, чтобы Арти поняла, что ты собираешься делать.

Они подъехали к воротам, Тай нагнулся, открыл их, потом закрыл за собой и догнал Трейси.

Пока она неумело разбиралась с петлей и скакала к ближайшим телятам, они разбежались в разные стороны.

Трейси чувствовала себя полнейшей идиоткой, в смятении выбирая, за каким бы теленком погнаться. Ее смущало, что Тай наблюдает за ней, и жутко не хотелось начинать отлов теленка, не сделав хотя бы нескольких пробных бросков на столб от забора.

Подбадривающее восклицание Тая: «Это несложно, бросай лассо на любого» — вынудило ее определиться. Трейси примерилась и бросила веревку с петлей в сторону одного из убегающих телят. Будто по волшебству, петля пролетела по воздуху и упала прямо на шею теленка — аккуратно и профессионально, как у сезонного пастуха.

Но как только веревка оказалась на шее, теленок в испуге бросился наутек. Веревка тут же вырвалась из рук Трейси и с шуршанием ускользнула от нее по траве.

Тай подъехал и остановился рядом с Трейси. Она взглянула на него все еще широко распахнутыми от удивления глазами.

— Хороший бросок, — с напускной серьезностью заметил Тай. — Не совсем точный, но петля удержалась.

Дразнящие огоньки в его глазах давали ей понять, что он смеется, но Трейси все еще не могла прийти в себя от того, что произошло.

— Мне даже и в голову не пришло, что нужно что-то делать после того, как накинешь лассо. — Она покачала головой в недоумении. — Я даже и не подумала о другом конце веревки.

Тай еще шире расплылся в улыбке, а Трейси вдруг рассмеялась.

— Но я все же заарканила его! — воскликнула она в восторге. — С первого броска!

Тай склонился к ней и произнес нараспев низким голосом:

— Придется попросить телка вернуть веревку.

Трейси выследила теленка, на котором была ее веревка, и направила Арти к нему.