Рано утром, еще до рассвета, Лили услышала внизу какой-то шум. Она быстро встала, накинула хлопчатобумажный халат, уже успевший высохнуть, зажгла свечу и поспешила в отцовскую спальню. Карло спал безмятежным сном; значит, ее разбудил Витторио – только он один мог свободно пройти на виллу.
Лили с облегчением сбежала вниз по каменным ступеням. Она сама все ему выскажет, прежде чем это сделает Кристина, по-своему переиначив всю произошедшую историю.
Витторио сидел на краю дивана. В одной руке он держал стакан бренди, в другой – полотенце, которым вытирал свои мокрые волосы. Зажженная керосиновая лампа отбрасывала мягкие тени, непрекращающийся за окном дождь эхом отзывался в доме.
– Я должен был прийти, – процедил он сквозь зубы, не глядя в ее сторону. – Мне необходимо тебе кое-что рассказать.
– Ах, ты пришел поговорить! Но то, что произошло, непростительно, и чем скорее до тебя это дойдет, тем лучше.
Витторио в ярости взглянул на нее; на его виске нервно пульсировала жилка. Но остановить Лили было уже невозможно. В ее сознании отчетливо всплыло воспоминание о событиях вчерашнего вечера, – мокрый, испуганный Карло с расцарапанным лбом, нашедший в себе мужество в одиночку, под проливным дождем, в полной темноте добраться через безлюдные виноградники до ее дома, рассказ мальчика о покинувших его отце и Кристине, – и теперь она не намерена была сдерживаться.
На секунду Витторио замер в смущении, а затем сурово произнес:
– Не старайся свалить вину на меня одного. Я не безгрешен, но и ты тоже. То, что произошло, рано или поздно должно было случиться. – Отбросив полотенце, он поднес стакан с бренди к губам, и тут вдруг у Лили что-то словно оборвалось внутри. Как он смеет оправдываться и перекладывать свою вину на нее?! Она не мать и не нянька его ребенку!
Переполнявшее ее негодование вырвалось наружу. Мгновение – и выбитый из рук Витторио стакан разлетелся по каменному полу тысячью осколков.
– Да что за дьявол в тебя вселился, черт побери? Неужто в том, что ты называешь сердцем, у тебя не осталось ни капли чувства?! – Гнев полыхнул в нем, подобно пожару в степи. Он вскочил на ноги и порывисто схватил ее за плечи. – Я пришел сюда сегодня потому, что последние несколько дней без тебя показались мне адом. А ты, вместо того чтобы попытаться понять меня, вытворяешь черт знает что!
Лили обмякла в его руках, вдруг поняв: они говорят о разных вещах. Он не знал. Витторио Росси не знал, что его сын был не дома, а там, в постели наверху.
– Витторио! – вскричала она. – Витторио, послушай…
– Я достаточно долго слушал. Мне известен лишь один язык, на котором можно с тобой разговаривать.
Лили почувствовала, как его губы уверенно прижались к ее губам. Она не знала, плакать ей или смеяться. Он пришел просто потому, что хотел быть с ней, и она ощутила знакомую волну жгучего восторга, но сейчас… Сейчас было не до того.
– Подожди, Витторио, – сказала Лили и отстранилась от него. Ей пришлось откашляться, чтобы продолжить. – Ты ведь не был дома и ничего не знаешь. Карло… – Она не успела закончить фразу.
– Карло? Что с ним?!! – взревел он, словно раненый зверь, и в этот момент Лили поняла, что он любит сына больше самой жизни.
– Он здесь. – Она сделала инстинктивный жест, как бы призывая его говорить тише. – Он спит наверху, в отцовской комнате. Теперь он в полной безопасности. Карло остался совсем один в твоем доме, началась буря, он испугался…
Витторио, не дослушав, оттолкнул ее, пробежал через комнату и бросился вверх по лестнице.
Лили оторопело проводила его взглядом и отправилась на кухню приготовить кофе. Бутылка бренди стояла там, где Витторио ее оставил, и она плеснула немного в две чашки, пока закипала вода для кофе. Ей было теперь стыдно, что она усомнилась в любви Витторио Росси к сыну; как все-таки мало она знала его! Он приехал прямо к ней из своей деловой поездки, даже не побывав дома, и ей следовало бы радоваться этому, но мысль о грустном маленьком мальчике наверху, нуждавшемся в этом человеке больше, чем она, омрачала ее чувства.
– Что произошло?
Лили обернулась и застыла, пораженная мертвенной бледностью лица Витторио, осунувшегося, словно он в одночасье постарел на десять лет. Лили постаралась спокойно ему все объяснить. Затем через фильтр налила кофе в чашки с плескавшимся на дне бренди. Рассказывая о поведении Кристины, она не чувствовала себя доносчицей – ведь этой ночью ребенок подвергся из-за нее потрясшему его неокрепшую душу испытанию.
– Слава Богу, что я оказалась дома, – закончила она, пристально глядя в глаза Витторио, – и слава Богу, что мальчик доверяет мне настолько, что пришел ко мне за помощью.
Она не сводила глаз с Витторио, пытаясь понять, что выражает его взгляд, но в нем было слишком много ярости, чтобы можно было различить что-нибудь еще за стальным блеском зрачков.
– Как это могло случиться? – резко спросил он. Кулаки его угрожающе сжимались, перед Лили стоял истинный итальянец, теряющий в минуты гнева контроль над собой, и если бы Кристина оказалась сейчас рядом, то Лили не позавидовала бы ей. Однако несколько минут спустя он начал понемногу приходить в себя.
– Господи, как хорошо, что я не Кристина, – вздохнула Лили с притворным облегчением, когда Витторио сделал небольшую паузу.
– Ничего смешного я не вижу, – осадил он ее. Видно, злоба на эту женщину все еще продолжала кипеть в его душе.
– Нет, конечно, здесь не до смеха, – робко проговорила Лили. – Извини, я не хотела… Я понимаю, что сейчас не до шуток. – Она улыбнулась неожиданно тепло, надеясь нейтрализовать последние остатки гнева Витторио. – Но теперь все позади. Карло в безопасности, и мы должны благодарить за это Бога. Тебе лучше? – Она подала ему чашку кофе.
Кивнув, он взял чашку; его рука дрожала. Лили со своей чашкой и бутылкой, на дне которой плескалось бренди, опустилась на диван, Витторио напряженно сел рядом с ней, готовый в любой момент отозваться на зов Карло, если тот проснется.
– Он мог погибнуть, – проговорил он с отчаянием.
– Не мучай себя, – сказала Лили как можно убедительней. – Ничего серьезного ему не грозило, он даже вряд ли простудился – ведь на улице, несмотря на дождь, тепло. Но, конечно, он был очень испуган.
– Ты обработала ему рану на головке?
– Это всего лишь царапина. Он споткнулся и упал в грязь.
Витторио погрузился в задумчивость, уставившись на остывающий кофе. В его глазах отражались тревога за сына, нежность к нему; мысли же где-то блуждали, и Лили не могла понять, о чем он сейчас думает.
– Знаешь, она сказала, что он не мой сын, – в конце концов выдохнул он.
Ошеломленная, Лили молча смотрела, как Витторио Росси подливает в кофе бренди. Он явно хотел напиться, и Лили не пыталась остановить его. Он пережил потрясение и теперь торопился выговориться; девушка хотела предоставить ему эту возможность, быть внимательной, сочувствующей слушательницей – ведь она любила Витторио и пыталась облегчить его страдания.
– Кристина сказала тебе, что мальчик?..
Он покачал головой:
– Нет, моя жена…
Сердце Лили больно сжалось.
– Твоя жена сказала, что Карло – не твой ребенок? – Она почти шептала.
Он криво усмехнулся:
– Ты видела когда-нибудь сына, который больше походил бы на отца?
Лили мягко улыбнулась в ответ, соглашаясь:
– Зачем же она сказала тебе неправду?
– По очень простой причине. Наше супружество не сложилось, она хотела развестись. Я бы не дал ей развода, я его не признаю. – Повернув голову, он заглянул в ее глаза: – Я знаю, что ты сейчас думаешь, ведь ты – дочь своего отца. Когда жена умерла, он очень помог мне. Помог справиться с собой.
– Ты очень сильно любил ее? – спросила Лили мягко, в глубине души горячо молясь, чтобы он сказал «нет». Глупо, но она до боли ревновала Витторио Росси к этой женщине, разделившей с ним часть жизни и родившей ему такого чудесного сына.
– Мне так казалось. Я был молод, ослеплен ее умом и образованностью, но не мог заменить ей весь мир. Она не любила жить здесь, на холмах Тосканы, и рвалась в Милан, – моды, стиль, блеск… Одной моей любви ей было мало, и в конце концов своей вечной неудовлетворенностью она убила во мне все чувства, которые я питал к ней.
Лили начинала понимать, отчего он всегда так завидовал ее отцу и Эмилии: он видел воочию настоящую любовь совсем рядом, в то время как его собственная семейная жизнь принесла ему только горе.
– Как она умерла? – отважилась спросить Лили и грустно улыбнулась. – Может быть, ты убил ее в состоянии аффекта, когда она заявила, что Карло – не твой сын?
Витторио повертел в ладонях чашку с кофе и так же грустно улыбнулся:
– Ты успела меня как следует изучить. – Он поднял глаза. – Я хочу сказать, ты изучила меня достаточно хорошо, чтобы понять: я выпил уже столько бренди, что меня не заденет твое предположение.
Лили улыбнулась ему в ответ:
– А ты изучил меня достаточно хорошо, чтобы не принять это всерьез. Но, окажись я на твоем месте, боюсь, что непременно придушила бы ее. Какой же это удар по самолюбию мужчины, когда ему говорят, что ребенок, которого он любит, – не его!
– Но в каком-то смысле я все же виновен в ее смерти, – сказал Витторио. – Я подарил ей лошадь к годовщине нашей свадьбы. Она любила ее, и мне даже показалось, что наша совместная жизнь как-нибудь наладится, но она пожелала совершать верховые прогулки одна. Вскоре и лошадь ей наскучила… Однажды ночью, после особенно бурной ссоры, она сказала мне, что во время верховых прогулок встречается с любовником. Они, по ее словам, занимались любовью на холмах. – Витторио вдруг улыбнулся, хотя поводов для веселья Лили пока не видела. – Я так и не знаю, правда это или нет, но Хьюго сказал, что вряд ли найдется безумец, который рискнул бы вступить в связь с женой Витторио Росси, и уж конечно не в таком месте, где их вполне может застукать какой-нибудь крестьянин и где нашествие муравьев быстро охладило бы их любовный пыл.
Лили рассмеялась:
– Да, на отца это похоже. Что же дальше?
– Она продолжала отравлять мне жизнь своими выдумками, и я уже был близок к помешательству, меня душила ярость. Тут-то она и объявила мне, что Карло – сын ее любовника, а не мой. Я был взбешен, но нашел в себе силы не показать этого. Ведь она только этого и добивалась. Но она не унималась и наконец закричала, что намерена провести с ним следующую ночь. – Витторио опустил голову и уставился в пол. – Я не смог удержать ее, – произнес Витторио глухо, – но она ушла и уже не вернулась. Мы нашли ее на следующее утро, далеко на холмах. Рядом паслась лошадь.
– Лошадь сбросила ее? – прервала Лили взволнованным шепотом этот невеселый рассказ.
– Местность там неровная, лошадь была норовистая. Она могла споткнуться и выбросить ее из седла. Кроме того, в своем возбужденном состоянии жена могла загнать животное. – Помолчав, он мрачно сказал: – Она сломала шею и не мучилась: смерть наступила мгновенно.
Лили не знала, что сказать. Как и Витторио, она молча вертела в руках чашку. Она ощущала его боль. Конечно, он не был виноват в смерти жены, это был просто несчастный случай, но предшествовавшие этой смерти обстоятельства не могли не терзать его совесть, и эта мука будет длиться вечно. Витторио первый нарушил долгое молчание:
– Твой отец очень поддержал меня тогда. Я находился в глубокой депрессии, и он разговаривал со мной часами, неделями, месяцами. И в итоге облегчил мою душу, частично сняв чувство вины. Твой отец был самым мудрым человеком из всех, кого я когда-либо встречал. – Витторио вновь улыбнулся и покачал головой. – И он часто говорил о тебе. Нам всем так хотелось тебя увидеть.
– И все же за все эти годы он ни разу не позвал меня, – пробормотала Лили. Она посмотрела на Витторио. – Тому, наверное, была какая-то причина? – спросила она тихо. – Быть может, Эмилия не хотела этого?
Витторио покачал темноволосой головой:
– Эмилия никогда не стала бы препятствовать твоему приезду. Она даже старалась убедить его пригласить тебя сюда, но мудрый во всех других отношениях, здесь твой отец совершил большую ошибку. Он считал, что еще много времени и что в один прекрасный день… – Витторио глубоко вздохнул. – А время ушло. Его инфаркт был громом среди ясного неба.
– Как это случилось? – спросила Лили. – Я ведь ничего не знала. Не было никого, кто мог бы мне рассказать, только моя мать, но она сама знала немного, впрочем, ее это не особенно интересовало. Я просто узнала, что отец умер от инфаркта, но где, как, почему это случилось…
– Он скончался здесь, в этой комнате, почти сразу же.
Лили поставила чашку на пол и опустила руки на колени, неподвижно глядя на догорающие свечи.
– Когда я только что приехала сюда, ты сказал, что отец оставил мне этот дом, чтобы здесь я познала истинные ценности жизни. – Она повернулась к нему лицом. – Это правда? Или ты это добавил от себя?
Витторио откинулся на спинку дивана и закрыл глаза:
– Твой отец любил тебя, но он не желал осложнять твою жизнь своими поучениями, стремлением направить тебя по иному пути; ему не хотелось, пусть даже на короткое время, отрывать, отдалять тебя от твоей матери. Он знал, как она относилась к Эмилии, и считал за лучшее оставить все как есть, пока ты не станешь старше. – Витторио ласково провел рукой по ее щеке. – Я нисколько не сомневаюсь, что, будь жив твой отец, он непременно наладил бы контакт с тобой, но ведь и он не знал, как ты отнесешься к тому образу жизни, который он выбрал: его уединенности от окружающего мира здесь, на холмах Тосканы.
– И он оставил мне виллу, чтобы я поняла… – начала Лили, но Витторио прервал ее:
– Я уверен, что таково было его намерение.
«Все это так смутно и неопределенно», – подумала Лили. Если бы не Витторио Росси, она никогда бы не узнала о большой любви Хьюго и Эмилии. И уж наверняка, если бы Эмилия осталась жива, вилла перешла бы к ней. Хьюго не мог предполагать, что Эмилия умрет так скоро после него, разве что они были настолько близки, что само существование на этом свете друг без друга было для обоих немыслимо. И, кроме того, – чтобы в полной мере проникнуться непреходящими ценностями жизни, нужно было не только жить, но и полюбить здесь, а ее отец уж абсолютно никак не мог предугадать, что она полюбит его лучшего друга, Витторио Росси, и узнает, поймет все, что он сам узнал и понял в этом тихом храме любви.
Рука Витторио вдруг бессильно упала на спинку дивана, и Лили обернулась, решив, что он заснул. Но он не спал и улыбался ей.
– И ты познала эти ценности, ты больше не думаешь продавать дом, не правда ли? – спросил он спокойно.
– Но ты же сам сказал, что я не могу это сделать. – Лили было интересно, правду ли он сказал ей тогда или просто стремился удержать ее здесь.
– Да. Так оно и есть, – проговорил он.
– И ты приехал прямо сюда из своей поездки, чтобы проверить, не собираюсь ли я все еще это сделать? – В ее голосе прозвучали нотки обиды.
Его рука соскользнула к ее запястью, он поднял и приложил ее руку к своему сердцу:
– Я пришел сюда потому, что просто больше не мог оставаться вдали от тебя. – Витторио властно прижал ее к себе, и их губы слились воедино. Поцелуй его был нежным и чувственным, таким же требовательным, как биение его сердца. Но, поглощенная чувством страсти и желания, Лили думала о малыше Карло.
– Витторио, – прошептала она, с трудом отрывая свои губы от его. – Витторио, Карло наверху.
Он склонился к ее груди и мягко сказал:
– Он не проснется…
Однако девушка осторожно высвободилась из его объятий.
– Прости. – Она откинула волосы с лица. – Мне в самом деле очень жаль. Просто я волнуюсь за Карло и… мне кажется, нам надо думать о нем, а не…
– …А не заниматься любовью?
Ее взор неподвижно застыл на нем. Она бросила горько:
– Да, я забыла, что ты пришел сюда для этого… – Эти слова прозвучали для Витторио не слишком ласково, в них заключался упрек, но Лили просто не смогла удержаться от того, чтобы не произнести их. «Кто тянул меня за язык!» – с ужасом думала девушка, наблюдая, как по мере осознания сути сказанного ею Витторио глаза его наливались гневом. Зачем, зачем она не сдержалась и все испортила?
Витторио порывисто вскочил. Он стоял прямо против нее, лицо его казалось серым в изменчивом свете керосиновой лампы. Он сумел перебороть себя.
– В одном ты права – Карло всегда должен оставаться на первом месте. Я сейчас же заберу его домой.
Лили уже жестоко раскаивалась. Она виновато коснулась его плеча, задержав на нем руку. Ее глаза были широко раскрыты, в них светилась мольба о прощении.
– Витторио, прости меня, глупую девчонку. Я так устала, да и ты тоже… И не будешь же ты будить мальчика в такое время. – Ее голос дрожал, но она набралась храбрости и прошептала: – Пусть он останется здесь до утра, и останься сам. – Она слегка покачала головой. – Но не для того, чтобы мы были вместе…
– Разумеется, нет, – резко прервал ее Витторио; помолчав, он неожиданно быстро успокоился, – может быть, сказалась накопившаяся усталость. – Я пришел поговорить с тобой, Лили.
– Да, я знаю, – сочувственно отозвалась она, – мне тоже нужно о многом с тобой переговорить, но мы оба без сил сейчас, кроме того, утром ты должен предстать перед Карло в хорошем расположении духа, а не бешеным медведем, которого раздразнили.
Лили надеялась, что Витторио откликнется на ее шутку. Он стоял перед ней, высокий, сильный, дерзкий, чужой и похожий на того незнакомца, который встретил ее у виллы в день приезда. Если бы она тогда знала, какое место Витторио займет в ее жизни! Он был сложен, упрям, его так легко было довести до исступления, но он обожал сына, а его мужественная красота заставляла трепетать ее сердце…
– Останься, – тихо взмолилась она. – Завтра мы все обсудим. Поспи в моей комнате, – так ты будешь ближе к Карло, если вдруг он проснется… Будет лучше, если Карло найдет в моей постели тебя одного, а не нас обоих.
Он внимательно смотрел на нее с высоты своего роста, гнев его улетучился. Витторио обнял ее за плечи:
– Лили Мейер! Я изумлен тем, что в таких обстоятельствах ты пытаешься овладеть ситуацией, изумлен твоей прямотой, благодарю тебя за здравый смысл. – Он дразнил ее. Его губы коснулись ее губ так легко, так целомудренно, что она улыбнулась.
Лили вымыла кофейные чашки, потом взяла совок и подмела осколки стакана. Свечи почти догорели, она затушила их перед тем, как рухнуть на диван. Дождь кончился, и воздух стал заметно свежее, но Лили знала, что не уснет. Она слушала, как Витторио ходит по ее комнате наверху, наконец он улегся и воцарилась тишина. Она лежала, размышляя о том, как ей вести себя с Витторио дальше. И чего, собственно, он хочет? Любви? Брака? И чего ожидала она? Теперь у нее не было сомнений – она любила его. Он тоже желал ее, но насколько глубоки его чувства? Этот человек искал совершенства в человеческих отношениях, того же, чем Бог одарил Хьюго и Эмилию, – гармонии отношений. Однако пока между ними ничего подобного не было. Не было такой любви. Она испытает ее только тогда, когда встретит человека, который так же откроет ей навстречу сердце, как она – ему.
Не сумев заснуть, Лили зажгла свечу и неслышными шагами поднялась в спальню и долго стояла, склонившись над изголовьем отцовской кровати, и глядела на Карло. Какое безмятежное лицо было у спящего мальчика. Он был красив, сын Витторио.
– Что же мне делать? – прошептала Лили, медленно выходя из комнаты. Она остановилась у своей спальни; дверь ее была приоткрыта. Приподняв свечу, она увидела спящего под простыней Витторио. И вдруг ее сознание озарила догадка, почему отец так хотел, чтобы она поселилась здесь, на этой вилле. Ведь Хьюго Мейер и Витторио Росси были по-настоящему близкими друзьями, – может быть, Витторио даже стал для ее отца чем-то вроде сына? Хьюго видел, как несчастливо складывается жизнь Витторио, как далеки его отношения с женой от тех, которые сложились между ним и Эмилией, и, кто знает, – может быть, он надеялся, что Лили и Витторио суждено на этой вилле познать настоящее счастье?
Теперь она знала, что ей делать. Она отдаст всю свою любовь этому человеку, ибо тот, кто не умеет одаривать, никогда не получит ничего взамен. Лили задула свечу и подождала, пока ее глаза привыкнут к темноте. Войдя на цыпочках в спальню и притворив за собой дверь, она приблизилась к кровати. Ее пальцы дрожали, неловко расстегивая халат; мгновение спустя он бесшумно скользнул на пол.
Всю ее охватило желание, сердце бешено колотилось в груди, обнаженное тело горело. Лили уже ни в чем не сомневалась, зная, что ей нужен только этот человек. Она приподняла край простыни и бесшумно скользнула к нему. Почувствовав ее движение, Витторио застонал во сне, но не проснулся. Лили осторожно склонилась над ним и постаралась рассмотреть в темноте черты его лица, провела по его щеке кончиками пальцев. Робким движением руки она коснулась его груди, начала спускаться вниз, к его животу и бедрам. Затем, прижавшись к нему лицом, она стала нежно целовать его лоб, глаза, щеки; и прильнула к его губам.
Витторио раскрыл глаза и сразу все понял. Еще не до конца проснувшись, он повернулся на бок и привлек ее к себе, покрывая ее исполненное желанием тело жаркими поцелуями.
– Любимая, – страстно выдохнул он, – на этот раз…
Лили никогда не могла даже представить себе, что ей доведется испытать такое райское наслаждение. Его нежные, умелые ласки, дразнящий язык доводили ее до исступления; опьяненная желанием, Лили была словно в бреду. Она жаждала, чтобы он вошел в нее, чтобы их тела слились в одно целое. Его язык словно дразнил ее, касался сосков, скользил вниз по животу, осторожно обводя нежный лобок. Она возбужденно глотнула воздух, когда он, медленно раздвинув ее ноги, припал жаркими губами к заветному треугольнику шелковистых волос.
Спина Лили изогнулась, она старалась удержать крик страсти. Не было ни настоящего, ни будущего, не было ничего, кроме его губ, так нежно ее ласкавших.
Наконец Витторио опрокинул Лили на спину и приник к ней всем телом. Она подалась к нему, раздвинула бедра, и он вошел в нее.
– О Боже, – молила она, – еще, Витторио, еще… Глубже…
Теперь их тела двигались в едином ритме; Лили не могла удерживать стонов бесконечного наслаждения, ее целиком захлестнула волна нежности и обожания. Витторио что-то страстно и нежно шептал ей по-итальянски, и, хотя его слова были непонятны Лили, они, сама интонация его голоса наполняли ее душу неизъяснимым счастьем. Его движения становились все более энергичными, и с последними заключительными толчками с его уст слетели страстные, исполненные сладостной и томительной муки два слова, смысл которых она поняла:
– Люблю тебя!
И тогда, в этот миг кульминации и экстаза, хриплый крик Витторио был приглушен прижавшимися к его рту губами Лили. Теперь они отдали друг другу все, и отныне Лили и Витторио принадлежали друг другу.
Лили проснулась от непривычных звуков – звона посуды, приглушенного смеха, журчания воды в кране. Сквозь приоткрытое окно проникало стрекотание цикад.
Карло, Витторио, они здесь, вместе, в доме ее отца! Казалось, у них было больше прав находиться здесь, чем у нее. Почему-то она вдруг почувствовала себя чужой здесь, безнадежно одинокой, хотя после минувшей ночи так не должно было быть, она могла бы ощущать себя близкой им. Оба они пришли к ней в час беды, оба нуждались в ней.
Лили поднялась с постели и прошла в ванную. Смех снизу доносился и сюда. Ей показалось, что им настолько хорошо вместе, что она им больше не нужна. Настало время сомнений. После ночи пришло утро, время расплаты за пережитое блаженство. Сперва наслаждение, потом боль. Лили решительно отогнала эти мысли. Нет, она не должна так думать, но неуверенность – чувство, с которым трудно сладить. И отчего ей так трудно поверить, что Витторио любит ее? Казалось бы, этой ночью он доказал глубину своего чувства к ней. Но сейчас она спустится вниз, крепко обнимет этих двух мужчин, и все станет на свои места, будет просто замечательно.
Когда Лили тихонько переступила порог кухни, она увидела там отца и сына Росси; солнечные лучи играли в их волосах. Карло восседал по-турецки на коврике, натянув на себя старую майку Лили; Витторио готовил кофе и намазывал бутерброды медом. Они разговаривали по-итальянски, очевидно, шутили, не замечая ее присутствия.
Лили так захотелось обнять их обоих! Ей просто необходимо было почувствовать себя нужной им… И тут Витторио поднял глаза и просиял, увидев ее.
– Лили, у нас возникла проблема, которую без тебя не решить. У Карло вся одежда вымазана в грязи, и он наотрез отказывается снять этот «пеньюар», в котором можно ходить без штанов.
Тут Карло издал возглас смущения и ткнул отца кулаком в бок. Тот согнулся пополам, как от невыносимой боли, и все дружно расхохотались.
– Простите, господа, – со смехом сказала Лили, бойким шагом подходя к ним, – конечно, мне, лентяйке, следовало бы не смыкать глаз всю ночь, отстирать одежду, вымыть полы…
– Бедная Золушка! – подыграл ей Витторио. – Что же нам такое сделать, чтобы развеять ее печаль? – Он обернулся к сыну.
Карло раздумывал не более секунды:
– Пусть Принц женится на ней! – воскликнул он.
– А ты ничего не забыл? – осведомился Витторио, грозно насупившись, хотя в глазах его играли веселые искорки.
Карло вскрикнул и указал пальцем на босые ноги Лили:
– У нее же нет туфелек! На ней должны быть хрустальные башмачки, но ведь у нас их нет! – Он сразу же увлекся игрой.
– А также и прекрасного Принца, – смеясь, вставила Лили.
– Смотрите-ка, – воскликнул Витторио, поднимая с пола стеклянную банку, – чем не хрустальный башмачок?
– А папа будет Принцем, – завопил Карло вне себя от радости, обхватив одной рукой Лили, а другой – Витторио. Они еще долго стояли так и смеялись, но сердце Лили рвалось на части. Ах, если бы сказки когда-нибудь становились былью!
– Но я не могу идти домой без штанишек, Лили, – запричитал Карло, наконец выпустив их из объятий, – придется мне пробыть у тебя весь день, пока ты выстираешь, высушишь и выгладишь мою одежду.
Лили запечатлела поцелуй на лобике мальчугана.
– О, да ты настоящий сын своего отца, – весело сказала она, одарив Витторио ироничной улыбкой. – Ну, ладно, я не стану жаловаться и ныть, что вы меня тираните. Придется потратить весь день на стирку и прочее, чтобы ты явился домой в приличном виде.
Карло от радости кинулся на шею Лили. Та прижала его к себе и через его плечо взглянула в глаза Витторио. Она увидела в них теплоту и любовь, и сердце ее растаяло. Чуть не задушив Карло в объятиях, она поставила его на пол, одернув майку, которая доходила ему почти до лодыжек.
– Вот так – скромность прежде всего. А теперь ты тоже должен кое-что сделать. Возьми из холодильника пакет молока для кошек и исчезни дня на четыре – нам с папой нужно поговорить.
– На четыре дня! – возопил ребенок, выходя из комнаты. – Но я не могу четыре дня жить без штанов!
Витторио и Лили весело засмеялись, а когда Карло наконец скрылся из виду, Витторио горячо прижал ее к груди. Его поцелуй был так нежен, что все ее страхи рассеялись. Но пока Витторио не повторит сказанного ночью в порыве страсти, у Лили не будет уверенности, что это ой не приснилось.
– Ты встал раньше Карло? – спросила она, когда их губы разомкнулись.
– Да, это, что и говорить, первоочередной вопрос!
– Витторио! – простонала Лили.
– Так тебе и надо, – нечего начинать разговор с таких прозаических вопросов. – Он не без сарказма посмотрел на нее.
– Если с утра пораньше тебя ждет гора стирки, это, конечно, очень располагает к романтике, – рассмеялась Лили.
– А что же ты думала – это и есть сладкая жизнь, – поддразнил он.
Она весело тряхнула волосами. Ах, если бы он только повторил то, что сказал ночью! «Я люблю тебя». Может быть, она ослышалась, не так поняла, или же самые нежные слова, вырвавшиеся в миг наслаждения, теряют свое значение при возвращении к будничной реальности?
Витторио держал ее за плечи, и его темные глаза вдруг посерьезнели:
– Лили, я должен пойти домой, повидать Кристину…
– …Если, конечно, она там, – вставила Лили, до сих пор не простившая женщину, которая смогла оставить ребенка одного, да еще во время грозы.
– Даже если ее там нет, я должен ее найти и выяснить, как это могло случиться…
Лили на мгновение стало жаль ее. Бедная Кристина, она любила Витторио, а он этого даже не замечал, и она топила в стакане вина горе безответной любви. Да, Лили теперь понимала, что в жизни случается и такое.
– Мне необходимо с этим разобраться, но дело в том, что абсолютно некому присмотреть за…
– …Карло. – Лили закончила фразу за него и широко улыбнулась. – Разве ты не слышал, что он заявил? Он остается здесь на весь день!
Лицо Витторио осветила широкая улыбка:
– Да, он посообразительнее своего родителя. Карло души в тебе не чает, Лили, и это очень хорошо. Это все настолько упрощает. – И его губы вновь слились с ее губами, так что Лили не успела осознать истинное значение его слов. Она забыла обо всем, когда на нее нахлынула сладкая волна желания, пробужденного его поцелуем.
– О, как бы мне хотелось остаться сейчас с тобой, – наконец проговорил Витторио, слегка отстраняясь от нее и убирая непослушную прядь волос с ее щеки, – но я должен идти.
Лили печально кивнула.
– Да, иди. Не волнуйся, с Карло все будет в полном порядке.
Он торопливо поцеловал ее и вышел, а Лили осталась стоять посреди кухни; Витторио не повторил сказанных ночью слов и даже не сказал, когда вернется. Но она знала, что обижаться не следует – теперь он безраздельно принадлежал ей. Он любил ее, и подозревать, что это не так, было просто глупо. «Опять какая-то неуверенность», – думала Лили, спускаясь вниз в поисках Карло. Сейчас ей так не хватало отца, который мог бы направить ее по верному пути. Именно теперь Лили нужна была опора, но рядом никого не было, кто мог бы помочь ей, на кого она могла бы положиться.
– Наверное, котята появились ночью, – завороженно прошептал Карло, присев на корточки вместе с Лили подле картонной коробки. Она нашла его там, где и предполагала, и, сам того не подозревая, мальчик в эти минуты сделался ее опорой.
– Слышишь, как их мама мурлычет? – шепнула Лили, глядя на четыре крохотных шерстяных комочка, старательно сосущих кошку.
– Это потому, что она счастлива, – глубокомысленно пояснил Карло. – Папа говорит, что мама была очень счастлива, когда я родился. Она всегда хотела именно мальчика, потому что она так любила папу.
Острая боль пронзила сердце Лили. Слова полоснули ее, как бритва, на глаза навернулись слезы, и очертания котят расплылись перед нею.
– Папа тоже ее любил, – продолжал Карло, – он говорит, что даже если тот, кого любишь, умирает, любовь не умирает вместе с ним, а остается жить в любящем сердце.
Лили медленно поднялась, все поплыло перед ее глазами. Котята, Карло – все превратилось в сплошное расплывчатое пятно. Наконец она овладела собой и пробормотала:
– Пожалуй, я пойду прополощу твою одежду.
Она вернулась в дом. Там царили прохлада и полумрак. Ее охватило безысходное отчаяние одиночества. Лили Мейер была посторонней в их жизни. В сердце Витторио не было места для новой любви, он все еще жил той, первой, и она навсегда останется с ним.