– Мне не нравится это место. – Просто какой–то гребаный фильм ужасов – хижина в какой–то глуши, окруженная полями. Полями Алабамы. Солнце опустилось ниже за западный горизонт, сигнализируя о завершении нашего второго целого дня для состязания с демонами. Смотря на наше окружение, я не сомневался, что здесь был вполне реальный демон, которого нужно приструнить. – Может, тебе лучше более подробно рассказать нам, что произошло между тобой и этим мистером Сеннатом.
Стив заглушил мотор, опустив панель между нами и повернулся.
– Согласен. Ну, что нас здесь ждет?
Тара уставилась на захудалый двухэтажный дом, грызя ноготь на большом пальце. Она сжала руки, а затем оперлась лбом о кулак.
– Ладно. – Она сделала несколько успокаивающих вдохов и поспешила объяснить. – Мне было семь лет, второй класс, и мы выбрали его. Он был уборщиком в нашей школе. Ну, я спряталась в кладовке, чтобы подшутить над ним и напугать, но вместо этого заснула, и он не увидел меня и запер дверь. Ну, я просто знаю, что долго кричала, чтобы меня выпустили и в итоге описалась. Когда, наконец, открыли дверь, я плакала от страха. И у него были большие неприятности из–за этого.
Я посмотрел на Тару.
– Насколько большие неприятности?
Она снова сжала руки.
– Его уволили. Разрушил репутацию семейного бизнеса.
Я покачал головой, не совсем понимая.
– Почему?
– Ну… понимаешь, в чем дело. Они все время спрашивали, он ли меня запер. Я думала, что он, но на самом деле, я не знаю. Думаю, им хотелось верить в худшее? И об этом писали во всех газетах. Они хотели, чтобы моя бабушка выдвинула обвинения, но я умоляла ее не делать этого. Но все равно его бизнес был уничтожен, так как мы жили в небольшом городке. А потом… – она несколько раз постучала кулаком по лбу, – спустя пять лет он потерял в автокатастрофе сына. А через два года после этого от него ушла жена. Он спился. Я перестала следить за его жизнью, так как не могла… не могла этого вынести.
– Подожди–ка. Для чего нужна была терапия?
Она дернулась ко мне с широко раскрытыми глазами.
– Чувство вины! Боже мой, я погубила человека! Я разрушила его жизнь! – Она раскачивалась взад и вперед, и я не мог не удивиться, что она так заботится о другом человеке.
– Итак… – прошептал Стив. – В худшем случае…
– Он захочет меня убить! – прошипела Тара. – И я его не виню. Только я не хочу умирать! Прямо сейчас.
– Он не собирается тебя убивать, милая. Не за что, ты была ребенком. Вопрос в том, что тебе нужно сделать, чтобы победить? Чего хотят зрители?
– Кто знает? – расплакалась она. – Моей крови! Моих слез! Я не пла–а–акса, не спусковой кра–ан, это не я! – Она резко взмахнула рукой, прежде чем снова начала грызть ноготь на большом пальце.
– В общем. Я думаю, они хотят, чтобы ты разобралась с этим в одиночку, – предположил я.
– О Боже мой, как? – завизжала она.
Стив направил на нее указательный палец.
– Начни с извинений. Это всегда помогает. – Он кивнул, странно улыбаясь и широко раскрыв глаза.
Я осмотрелся вокруг. К сожалению, в двух окнах горел свет. Возможно, он был пьян.
– Давайте покончим с этим.
Мы все вышли из машины, и я протянул руку Таре, в которую она буквально вцепилась. Мы подошли к старому покосившемуся крыльцу, и, к счастью, свирепый питбуль без цепи, которого я представлял, ниоткуда не выскочил. Звуки музыки пробивались к нам изнутри, и я прислушался.
Блюз?
Я посмотрел на нее.
– Он… темнокожий?
– Да, – прошептала она.
Вот же блять.
– Добавим это в наш худший сценарий. Три белых незнакомца. На его территории. Незваные. В гребаной Алабаме.
Стив перекрестился и поцеловал свои пальцы, затем смело, громко постучал по деревянной дверной раме, прежде чем быстро отойти на два шага.
Музыка оборвалась, и я был уверен, что мы все затаили дыхание. Неровные шаги становились все громче, и мы все сделали еще один шаг от двери.
Легкий свет цокольной лампочки зажегся над головой, и дверь открылась. Белки его глаз появились первыми, после чего он возвысился в дверной раме. Она забыла упомянуть, что тот был огромным.
– Мистер Сеннат? – Тара махнула рукой.
Его глаза сузились, как будто имя его раздражает.
– Кто ты, черт возьми? Что надо?
– Это я, Тара, из начальной школы! Мм. Я просто была… рядом и хотела вас увидеть.
– Какая Тара?
– Вы были уборщиком в моей школе. Отличным уборщиком, просто вау. Я помню, каким удивительно чистым вы держали то место.
– Меня оттуда уволили. Меня оклеветала маленькая белая девочка.
– Ооооо, точно! Я помню! Я ее знала.
– Может быть, ты была ее лучшим другом. – Он открыл дверь шире, показывая массивную голую стену черных мышц. – Какого хрена вы делаете на моей территории? Вы не похожи на скаутов. Вам лучше не быть Свидетелями Иеговы, иначе я надеру вам задницы. Богохульные, сукины дети.
– На самом деле, – начал Стив. – Нет, мы не Свидетели Иеговы. Католик. Я.
Он посмотрел на Стива.
– Теперь выводок змей. Большое культовое сборище. – Он взглянул на меня и кивнул. – Что насчет тебя, белый мальчик? Какому Богу ты служишь?
Дерьмо. Я поднял обе руки в знак капитуляции.
– Я… еще не зашел так далеко.
Он слегка прочистил горло и посмотрел на Тару.
– Мне просто нужно поговорить с вами, мистер Сеннат. Всего несколько минут, а затем мы уйдем.
– Для чего? Рассказывать про меня истории?
– Нет, нет, нет. – Тара покачала головой. – Просто… мне нужно все исправить.
– Исправить. – Как будто он никогда не слышал этого слова раньше.
– Я… девушка, которая эм… которая эм…
– Выкладывай, леди, – прорычал он.
– Я девушка, которая… знает девушку, из–за которой вас уволили.
Я мысленно закатил глаза, когда он пялился на нее в течение долгих секунд. Я чертовски хотел знать, что творилось у него в голове, прежде чем он как–то отреагирует на ее слова.
Не Тара ли сказала, что он стал пьяницей? Забавно, я не чувствовал запаха алкоголя. И он был чисто выбрит, с аккуратно постриженными седеющими волосами.
Он открыл дверь шире и отошел в сторону.
– У меня есть несколько минут.
Мы все вошли в дом. Лампочка висела на потолке, но свет внутри лился еще от пары старинных стеклянных настенных светильников, расположенных над креслом и в конце дивана. Посередине стоял потрескавшийся журнальный столик, с древним телевизором на подставке напротив стула. Большая дровяная печь в углу могла обогреть оба этажа.
Гостиная выглядела так же, как, возможно, сорок лет назад, судя по обоям, покрытым гигантскими выцветшими пионами. Я чуть не пропустил момент, как вернулся в свое родное детство. Я заглянул на кухню через дверной проем перед нами, потертая, однако чистая, насколько я могу судить. Дверь напротив единственного стула вела в темную комнату.
Мистер Сеннат указал нам на диван, и мы сели. Я держал Тару за руку, и она не сопротивлялась, просто сидела и смотрела вокруг, как будто неожиданно оказалась на другой планете.
Хозяин дома упал в кресло и стал ждать, облокотившись на колени. Со своим угрюмым видом он как будто ждал, что мы пришли разрушить его спокойный маленький мир.
Я заметил гитару, прислоненную к креслу, и потертую губную гармошку на столе. Я показал на них.
– Это вы играли?
Он взглянул на меня, одна бровь опустилась ниже другой в недоверии.
– Ты играешь?
– Неа. Никогда не было таланта или терпения, чтобы научиться.
– Я могу петь. – Стив махнул рукой из своего жесткого угла на краю дивана. – Я даже знаю кое–что из блюза.
Боже, ему обязательно было натягивать эту ужасную улыбку болвана сейчас?
Мистер Сеннат обратил все свое внимание на Стива.
– Это так? – Мистер Сеннат взял гитару и гармошку, словно решал сложную задачу. – Что ты знаешь, белый парень? – Он дунул в гармошку.
– Давай посмотрим. – Стив посмотрел на потолок и начал называть имена, которых я не слышал. Но темнокожий, конечно, их узнал. На его губах появился намек на улыбку, и он начал играть. И тогда Стив начал петь. Срань Господня! Стив никогда не. Начинал. Петь.
Мы с Тарой переглянулись и рассмеялись от того, насколько охрененным и потрясающим он был. Почему он был за рулем? Вау! Глаза темнокожего парня засияли, когда он играл, а Стив пел от всего сердца, пел, как будто делал это всю свою жизнь и наконец–то снова вдохнул свободы.
После песни мистер Сеннат рассмеялся и опустил гитару и гармошку.
– Парень, ты уверен, что у тебя нет черных в крови? Где ты, черт возьми, научился так петь?
Стив присоединился к его смеху, энергично кивая своим толстым подбородком.
– Мой отец был священником. А по выходным, ну… я любил пошалить.
Мистер Сеннат покачал головой и встал. Он подошел к шкафу и вернулся с огромным керамическим кувшином и несколькими старыми жестяными чашками, поставив их на стол.
– Я считаю, что это стоит отметить. – Он хрипло засмеялся, когда поставил чашки и наполнил их до самого верха.
Я взял чашку, которую он протянул мне, и уставился на темно–красную жидкость.
– Я сделал его сам. Мускатное вино. – Он сидел со своей чашкой. – Это то, из–за чего я известен в этих краях. То, чем я зарабатываю на жизнь.
Я снова с сомнением посмотрел в чашку. Однако я не собирался оскорблять гостеприимство этого человека. Я немного пригубил и был удивлен, насколько мягким было вино. Я кивнул следящей за мной Таре.
– Вкусно.
Она сделала глоток и промычала от удовольствия.
– Мистер Сеннат, очень вкусно!
Его лицо вытянулось.
– Зови меня Дэйл. Никто не называет меня так больше, – пробормотал он.
– О, хорошо. Дэйл. – Она подняла к нему чашку. – Хорошая работа.
Дэйл и Стив занялись игрой, в то время как мы с Тарой пили. Тара пила третью чашку, когда я остановил ее.
– Боже мой, как вкусно! Давай танцевать! – Она стащила меня с дивана, а Дэйл и Стив продолжали играть. Возможность прикоснуться к ней и обнять была больше, чем я мог выдержать, и поэтому я взял ее за руки и решил показать ей ту сторону меня, которую она еще не знала. Положив руку на ее поясницу, я прижал ее к своей ноге и начал двигать ее в эротическом ритме.
– Оооо, Боже мой, ты умеешь танцевать! Имеет смысл.
– Да? – Я обернул другую руку вокруг ее талии и наклонился к ее уху. – Почему это имеет смысл?
Она хихикнула.
– Потому что ты хорош в постели.
Я улыбнулся, двигая ногой, заставляя ее бедра следовать за движениями.
– Ты проницательна, любовь моя.
Она снова рассмеялась.
– И ты такой сексуальный.
– Я? – Мое сердце гремело в груди и члене, когда я повернул ее так, чтобы моя спина была направлена к зрителям. – Расскажи мне все об этом.
– Ммм. Просто… то, как ты двигаешься. Твои бедра.
– Ты имеешь в виду, когда я тебя трахаю? Тебе нравится, как я двигаю бедрами? – Я поднял ее ногу вдоль моей и опустил ее спину, заставляя Тару визжать и смеяться, прежде чем придвинуть ее ближе к себе, снова приблизившись к ее уху. – Или ты имеешь в виду, когда я двигаюсь в этом сладком местечке внутри тебя, что заставляет тебя выкрикивать мое имя.
Ее пальцы скользнули в мои волосы.
– Да. Это. И… когда ты… набрасываешься на меня, это выдает с потрохами, что ты умеешь танцевать.
Я должен был смеяться над этим.
– Спалился, да? – Я покачивал бедрами из стороны в сторону. – Ты тоже хороша, милая.
– Пффф. Я отсасываю по сравнению с тобой, и ты это знаешь.
– Боже, конечно, ты отсасываешь. Чертовски хорошо. – Я оттолкнул ее лицо, изголодавшись, припал губами к ее шее и слишком сильно засосал. Я переместился к ее ушку.
–Твой рот отлично выглядит вокруг моего члена, милая.
Она застонала и потянула меня за волосы в ответ, а затем рассмеялась, когда я укусил ее за мочку уха.
Они начали играть другую песню с более быстрым темпом. Я оттолкнул Тару от себя, затем притянул ее обратно к себе с силой. Ей понравилось, она смеялась, и я начал кружить ее, отталкивать и опускать. Слышать ее смех, было золотом. Блять, я так счастлив.
Между песнями Тара протанцевала к столу и выпила еще. Я даже не пытался ее останавливать. Ей нужно хорошенько напиться. Возможно, это поможет ей, когда придет время сделать то, что нужно.
Что, в конце концов, и произошло, когда Стиву и Дэйлу надоело петь и играть.
А потом мы разговаривали обо всем, кроме того, о чем нужно было говорить. Я взял Тару за запястье и поднял.
– Красивый браслет, мисс Риз.
Она отдернула руку и ударила меня по ноге. Я, наконец, уговорил ее притормозить с выпивкой, не хотелось выносить ее на руках из этого дома. Или ночевать в доме этого человека.
Я посмотрел на Стива и указал глазами на Тару, в надежде заставить его помочь мне покончить с этим дерьмом.
– Ита–а–ак, Дэйл. Раньше вы работали в школе Тары.
– Ага, и? – Темнокожий парень посмотрел на Стива, его тон указывал на то, что он понял: что–то не так.
Стив немного расправил плечи.
– Это… интересная профессия. Мой отец был уборщиком. Однажды. – Он взял вино и сделал несколько глотков.
– Не забывай, что ты за рулем, – напомнил я ему.
– О! Ты прав. – Он поставил чашку. – На самом деле, думаю нам пора–а–а? Тара? Как думаешь? Думаешь, нам пора–а–а?
– Что, черт возьми, происходит? – не выдержал Дэйл, глядя на Стива, Тару и меня.
Так очевидно?
– Тара? – Стив сделал изящный жест рукой. – Ты хочешь двигаться дальше и разобраться с незавершенными делами?
– Да, любимая. Пришло время.
– Черт возьми, лучше поспеши, – пригрозил Дэйл.
Тара застонала и положила на руки голову.
Дэйл смотрел на нее обеспокоенно.
– Она же не больна, нет?
– Нет, – сказал я, – я так не думаю, она просто… она не хочет говорить об этом.
Он сверлил меня взглядом несколько секунд.
– Понимаете, вот почему я ненавижу белых людей. Ходите вокруг да около, пока чертовы петухи не закукарекают.
– Я не могу ему сказать за тебя, любовь моя, – напомнил я ей.
– Хорошо! Ладно, Иисусе, я скажу. – Она подалась вперед и заправила волосы за уши. Я потянулся к ее руке, но она отбила ее. – Дэйл. Я говорила вам, что знаю… знаю девушку, из–за которой вас уволили… – Она огляделась и, наконец, продолжила, когда никто не помог ей в паузе. Она открыла рот, чтобы продолжить, и так и зависла, прежде чем выпалить тонким, слабым голосом – …я – та девушка. – Она кивнула и опустила голову. – Я – та девушка, из–за которой вас уволили. Из–за которой разрушился ваш семейный бизнес. Из–за которой… из–за которой разрушилась ваша жизнь. И я просто хочу, чтобы вы знали, как я очень… очень… очень сожалею. Долгие часы терапии сожаления. И я сожалею о вашем сыне. И вашей жене. – Она покачала головой, смотря на свои сжатые руки.
– Ты ходила на терапию из–за этого? – Дэйл, казалось, не верил ей и даже был немного приятно удивлен. – Зачем нужно было ходить к мозгоправу? – Его усмешка показывала, что он был готов к шутке, потому что, очевидно, она не может быть серьезной.
Она посмотрела на него, словно боялась, что он может не поверить.
– Потому что я… мне было плохо. Я помню, когда они вас уволили… – Она посмотрела на меня, потом снова на него. – Вы жалели, что заперли меня в кладовке. – Слезы катились по ее щекам.
Его усмешка исчезла, когда она договорила.
– Но я не запирал тебя в кладовке.
Тара замерла от его слов, а затем вытерла слезы.
– Видишь? – Она посмотрела на меня. – Разве я не говорила, что не уверена, что это сделал он?
Я кивнул.
– Говорила.
– Она говорила, – добавил Стив.
Тара посмотрела на Дэйла.
– Я верила вам. Я заснула и не знала наверняка, но я верила вам.
– Тогда почему ты не сказала им?
Надежда Тары сменилась отчаянием.
– Они… то, как они говорили, это заставляло меня чувствовать… Я должна была…
– Солгать, – закончил он спокойно.
Тара всхлипнула и кивнула.
– Я знала, что это неправильно, но я не знала, что еще делать. Мне было страшно.
– Ох, дитя. – Он неловко потянулся через меня и взял ее за руку, осторожно погладив. – Это не твоя вина. Тебе было всего лишь шесть лет.
– Семь, – воскликнула она, как будто этот один год, что–то изменит.
– Это ничего не меняет. Ты была ребенком. Я никогда не винил тебя. Ни разу. – Он покачал головой и похлопал ее по руке. – Ни разу.
– Дэйл, мне так жаль, я должна была вступиться за правду.
– Прекрати сейчас же. – От его резкого голоса Тара подпрыгнула. – Я пытаюсь помочь, все в порядке. Тебе нужно прекратить. Ты позволяла съедать этому себя все это время. Это благородно, что ты так сильно переживаешь. Но дело сделано. Все закончилось. Так что прекращай.
– Значит вы… меня прощаете?
Он посмотрел на нее.
– Разве это не то, что я только что сказал?
Она энергично закивала, глянув на меня и Стива, затем снова на него.
– Спасибо. Большое вам спасибо. – Она подняла браслет. – Он меня прощает. Мистер Сеннат меня прощает, – прошептала она. – И я чувствую себя… свободной. Я… освободилась от этого демона.
Я похлопал ее по спине и притянул ее руку, чтобы она перестала говорить со своим украшением, как чокнутая. Последнее, что нам было нужно, чтобы он решил, что она либо сумасшедшая, либо на наркотиках и причинит ему вред. И я не сомневаюсь, что он может надрать задницу каждому, а затем сыграть еще песен, не моргнув и глазом.
– Ну, это было весело. – Стив поднялся с места и протянул руку к Дэйлу. – Такая честь и привилегия петь с вами, сэр.
Дэйл встал и пожал руку Стива.
– Честь и для меня. Какими бы чокнутыми вы не были, я буду рад, если вы время от времени будете меня навещать.
Дэйл указал нам на дверь, и мы вернулись назад к машине. Оказавшись внутри, мы все вздохнули с облегчением.
Стив завел машину и вытянул шею, чтобы вернуться назад на трассу. – Думаю, это был успех.
Тара плюхнулась мне в руки с жалобным стоном.
– Хорошо бы. Я чувствую, будто меня выпотрошили. – Она резко села. – Но это хорошее чувство.
– Тебе стало легче? – Стив сверкнул странной усмешкой, когда мы достигли главного шоссе.
– Боже, да.
Я потянул Тару к себе на колени, и мой телефон в кармане издал сигнал. Жуткий звук, которого не было слышно весь день.
Тара выпрямилась и решила, что она должна достать его из моего кармана, когда Стив опустил между нами панель, напевая одну из блюзовых мелодий. Я выпрямил ногу, и она догадалась намеренно потереть мой член. Она скользнула пальцем по телефону, и я наблюдал за ее лицом, чтобы понять, когда она читала текст. Когда она улыбнулась, мое сердце заколотилось. Любая улыбка от нее была хорошей. Она повернула экран ко мне, и я прочитал ожидаемые инструкции. Послеманипуляционный уход за Тарой.
– Для тебя? – Я нахмурил брови. – Это я в нем нуждаюсь.
Она улыбнулась мне так, что у меня перехватило дыхание.
– О–о–ой. – Она забралась ко мне на колени и обхватила мое лицо руками. – Моему сладкому малышу требуется послеманипуляционный уход?
Ее язык прошелся вдоль моего, распаляя меня.
– Боже, да. Да, я хочу, – выдохнул я в ее рот, скользя руками под ее футболку.
Ее пальцы скользнули в мои волосы, и она разместила свою задницу на моем раскалывающемся члене. Я схватил ее бедра и помогал в такт блюзу, который заполнял наш маленький уголок. Она разорвала поцелуй лишь только для того, чтобы сорвать свою футболку, затем занялась мной, пока ее язык танцевал по моей коже. Блять, да.
Звуки музыки пробудили во мне другого рода голод. Тот, который я знал, она не хотела показывать, тот, который я должен был сейчас скрыть. Просто не дышать. Именно такое было ощущение.
Я царапал ногтями по всей ее спине, пока мои пальцы не зацепились за ее джинсы и не стянули их.
– Я нуждаюсь в тебе, – прошептал я. – Чертовски, блять, сильно. – Я схватился ее за волосы и потянул голову назад, смело провоцируя отвергнуть меня.
– Малыш, – всхлипнула она, пытаясь одновременно снять с себя трусики и целовать меня везде. Затем мы занялись моими джинсами, предчувствие чего–то, блять, феноменального заставляло наши стоны стать, громче, сильнее, быстрее.
Мои руки дрожали к тому времени, когда мы стали обнаженными, и я помог ей найти мой член. Она опустилась на меня с пронзительным криком удовольствия, приближая мой бушующий оргазм. Я крепко обнял ее, едва сдерживаясь, мое дыхание дрожало. Она прижала мою голову к своей груди, и приливная волна кульминации медленно отступила. Я постепенно освободил руки от ее тела, и ее нежные стоны возобновились, когда она снова меня поцеловала. На этот раз все было по–другому. Сладко. Мягко. Боже, никто никогда не целовал меня так, не с такой нежностью. Это, блять, моя погибель.
Она нежно погладила мое лицо пальцами.
– Позволь заняться с тобой любовью.
Иисус Христос. Я мог только смотреть на ее пристальный взгляд, в плену сильного и неприкрытого желания я не мог говорить. Я молился, чтобы она увидела это в моих глазах, ее любовь ко мне была больше всего, что я когда–либо хотел, или когда–либо знал, что хотел.
Она начала медленно двигаться, целуя меня так же медленно, добавляя отчетливой грусти в мелодию блюза, разжигая огонь в моих венах. Мой, блять, сладкий ангел. Я осторожно погладил ее лицо, позволяя ей пробиться ко мне.
– Я поймала тебя, малыш, – прошептала она мне в рот.
Святая, мать вашу. Любовь и сострадание в этих словах прикончили меня. Со вздохом я дернул ее тело на себя и врезался, насаживая ее на член. Мгновенное желание взять всю ее сейчас тут же захватило мой мозг. Я зарычал ей в рот, пока двигал ее жестко на себя, извиваясь, не волнуясь ни о чем, но опустошая нас обоих в одном гребаном дыхании.
– Люциан!
Ее отчаянный крик пронзил меня всего, разорвав оковы страха и столкнув меня в эту пугающую бездну. Бездну, где я дал ей все, каждую частичку себя, все силы, весь контроль, всю власть. Я крепко держал ее, когда попал в точку невозврата, молясь, чтобы она было со мной, чтобы она не сломила меня. Потому что она могла. Боже, она, конечно, могла.