Возлюбленная

12

– Вы можете оставаться у нас столько, сколько пожелаете, моя дорогая, – сказала леди Мирабель Уоррингтон, обращаясь к Дизайр. – Смею надеяться, что вы будете довольны своей спальней. Это не самая большая комната в доме, но она выходит окнами в сад. И оттуда открывается вид на реку. – Она подвела Дизайр к одному из больших окон и раздвинула бархатные кремовые шторы. – Смотрите, уже распустились тюльпаны. А там липовая аллея – романтическое место для весенних прогулок, как мне кажется. Она была создана по проекту самого мистера Иниго Джонса.

Дизайр познакомилась с матерью Джеффри совсем недавно, но сразу же отметила довольно утомительную черту характера этой невысокой блондинки – она говорила без умолку, перескакивая с одной темы на другую, как бабочка с цветка на цветок. Чтобы особо подчеркнуть что-то во время своей невинной болтовни, дама то и дело кивала головой, подобно маленькой птичке, и в такт этим движениям подрагивали высоко заколотые локоны.

Прошло всего полчаса, как Дизайр и Джеффри прибыли в этот внушительного вида городской дом на Стрэнде. Как только он представил ее своей матери и рассказал о том, как Дизайр самоотверженно ухаживала за ним четыре дня в «Золотом Якоре», леди Мирабель не переставала демонстрировать своей неожиданной гостье безграничное радушие.

– Несомненно, милейшая мисс Гилфорд должна погостить у нас столько, сколько ей будет угодно, – сказала мать Джеффри и принялась строить планы на будущее пребывание Дизайр в их доме.

Когда сэр Джеффри удалился к себе, чтобы сменить дорожный костюм, его мать повела Дизайр через огромный холл по лестнице наверх в одну из многочисленных комнат, предназначенных для гостей.

Отойдя от окна, Дизайр огляделась. Она перевела взгляд с широкой кровати в нише за атласными шторами бледно-желтого цвета с узорами из серебряных нитей на изящной формы стулья, с позолоченными спинками и расшитой обивкой. Отполированный паркетный пол из чередующихся деревянных шашек темного и светлого цвета отсвечивал мягким глянцем. В углу комнаты стоял накрытый скатертью туалетный столик с зеркалом в серебряной рамс.

– Какая прекрасная комната, – воскликнула Дизайр.

– Вы достойны самого лучшего, чем мы располагаем, – продолжала леди Мирабель, элегантным движением кисти взяв Дизайр под руку. – Когда Джеффри рассказал мне, как вы ухаживали за ним с таким умением и добротой… Я просто не могу вообразить, что было бы с бедным мальчиком, пострадавшим от этой ужасной травмы, если бы он остался один и без помощи. Но появились вы, как ангел-хранитель.

Вспомнив, что инстинкт самосохранения заставил ее броситься к Джеффри, когда он лежал без сознания во дворе «Золотого Якоря», Дизайр внезапно почувствовала угрызения совести. Если быть честной, то только позднее, когда она дежурила у его постели, она испытывала неподдельное беспокойство за молодого человека.

– В действительности, мадам, я могла сделать совсем немного для вашего сына. У него крепкое здоровье, и именно ему он обязан быстрым выздоровлением.

– Вы излишне скромны, – уверяла ее хозяйка дома. – Как бы то ни было, коль скоро вы находитесь у нас, мы рассчитываем, что вы пробудете здесь хотя бы до лета.

– Поверьте, мадам, для меня нет более приятного места, – отвечала Дизайр, – Но я боюсь, что не смогу отложить своей поездки в Корнуолл на такой большой срок. Меня ожидает моя тетя.

– Я напишу ей, – сказала леди Мирабель и сделала небрежное движение рукой в воздухе. – Я уверена, она поймет ваше желание продолжить свой визит до тех пор, пока вы насладитесь всеми удовольствиями, которые мы запланировали для вас. Мы с Джеффри и наша дорогая Ровена, мы все, конечно, постараемся, чтобы ваше пребывание в нашем доме было приятным.

Можно ли представить, что подумала бы тетушка Моргана, получив подобное послание? Поэтому Дизайр была уже готова отговорить леди Мирабель от ее намерения оправлять письмо в Корнуолл, но та сама переключилась на другую тему.

– Теперь, когда его величество вернулся в Лондон, празднествам не будет конца. Может быть, нам удастся взглянуть на него хотя бы мельком на палубе королевской прогулочной барки на следующей неделе. Ожидается великолепный праздник на воде, и вы увидите, как обожает наш король подобные представления. – Леди Мирабель говорила это, не сомневаясь, по-видимому, в том, что Дизайр знает все о короле и его свите. Но леди была далека от истины. Семье Дизайр никогда не приходилось бывать в таком привилегированном обществе. Отец водил дружбу с такими же солидными и преуспевающими торговцами, как он сам, но не более.

– Конечно, мы отправимся на Темзу на нашей собственной барке, – продолжала леди Мирабель. – Я распорядилась по этому случаю приобрести новый, расшитый золотом тент. Надеюсь, вы получите такое же удовольствие от фейерверка, как и я.

– Не сомневаюсь, леди, – успела вставить Дизайр, прежде чем мать Джеффри продолжила свой щебет высоким, как у молодой девушки, голосом. Хотя леди Мирабель было далеко за сорок, у нее сохранились повадки юной мисс, которая только что выпорхнула из школьного класса. Она и одевалась соответственно. Ее платье из розовой тафты украшали многочисленные атласные розочки и ленточки, а корсет был настолько тугой, что позволял ей придать своей пышной груди приподнятое положение и девичьи очертания. А волосы у ее светлости имели такой же золотистый оттенок, что и у Джеффри, Дизайр не сомневалась, что леди добивалась этого полосканиями из ромашки и ноготков, как многие модницы. Крошечная мушка красовалась возле брови, и она слегка подрумянивала щеки.

– Раньше мы часто посещали театры. Сейчас снова разрешили представления, – рассказывала она. – И мы обязательно проведем вечер в Спринг Гарденс.

Пока в городе бушевал мор и еще несколько месяцев спустя, все публичные зрелища в соответствии с королевским указом были запрещены. Сейчас Лондон возвращался к своей прежней жизни, с ее бешеным темпом и сутолокой. Судя по рассказу леди Мирабель, его величество и придворные на радостях с удвоенным пылом предавались веселью, когда все бедствия остались позади.

До своего прибытия в дом Уоррингтонов Дизайр не вполне представляла себе социальное положение Джеффри. Единственное, что вселяло в нее уверенность, это возможность скрыться от преследования под крышей их дома. Благодаря имени и титулу молодого человека она рассчитывала избежать подозрений и выиграть время, чтобы потом снова продолжить свой путь.

Однако после красочных описаний многочисленных торжеств на предстоящие несколько недель Дизайр поняла, что Уоррингтоны вхожи во дворец короля. И пока она гостит у них, ей представится возможность оказаться в числе избранных лиц, окружающих его величество.

– Я думаю, во время праздника на королевской барке будет леди Кастлмейн, – продолжала тарахтеть мать Джеффри. – Удивительное существо. Вы не согласны со мной? Какие у нее каштановые волосы и изумительный профиль. А ее драгоценности! Король необыкновенно щедр к ней. Вы не находите? Правда, начинают поговаривать, что его величество иногда выходит из себя, когда она дает волю своему характеру.

Леди Мирабель выжидающе смотрела на Дизайр, как бы желая получить от нее подтверждение этим сплетням.

– Неужели это так? – все, что могла произнести Дизайр.

– Ну что вы, моя дорогая. Я слышала, она перещеголяет базарную торговку, когда разойдется. И как только его величество, будучи в окружении стольких прелестных леди, может мириться с ее дурным нравом. А как вам нравятся разговоры о том, что ее младшего ребенка усыновил герцог Бэкингэм?

Хотя Дизайр, как и многие в Лондоне, слышала о продолжительной связи короля с леди Кастлмейн, она не знала интимных подробностей их романа. Поэтому сейчас пребывала в замешательстве, не зная, что отвечать своей гостеприимной покровительнице. К счастью для нее, матери Джеффри вовсе не нужны были ее ответы.

– Но я нахожу особенно пикантным то, что, если вы помните, к моменту возвращения его величества на престол леди Кастлмейн была просто Барбара Палмер, жена Роджера Палмера, всего-навсего обыкновенного адвоката. Представляете, какое ей выпало счастье, что на нее обратил внимание его величество, вернувшись после стольких лет жизни в изгнании. – При этих словах леди Мирабель залилась звонким смехом. – Конечно, он предан ей не более чем самой королеве. Просто король неравнодушен к хорошеньким женщинам. Это французское наследие. И итальянское тоже. Поэтому нет ничего удивительного в том, что его величество может оказаться на одну ночь в плену у какой-нибудь смазливой маленькой цветочницы из театра. А что касается разных актрисок, – они совершенно лишены стыда, хотя некоторые из них очень привлекательны.

Леди Мирабель на минуту замолчала, чтобы перевести дыхание и бросила на Дизайр извиняющийся взгляд.

– Вы все время молчите, моя дорогая. Надеюсь, я не слишком заговорила вас.

– Нет, что вы, мадам, – вежливо ответила Дизайр. – Просто я немного устала после путешествия.

– Да, и к тому же сказываются те ночи, которые вы провели, ухаживая за моим сыном. Вы, должно быть, считаете меня в высшей степени легкомысленной. Я сейчас же пришлю вам Тильду, чтобы она помогла вам устроиться и раздеться. Потом можете прилечь и отдохнуть до ужина.

Несмотря на удобную кровать и приятные ощущения от шелковой простыни, ласкавшей нагое тело, Дизайр не могла уснуть. Никак не удавалось отвлечься от некоторых не вполне оформившихся мыслей, которые помимо воли всплывали в глубине сознания. О чем же все-таки говорила леди Мирабель? Дизайр лежала с закрытыми глазами и перебирала в памяти детали ее рассказов. Да, хозяйка дома без умолку болтала о короле…

Дизайр привстала в постели и села. Шелковая простыня соскользнула с тела. Зеленые глаза вдруг лихорадочно заблестели, и мысли в голове понеслись с бешеной скоростью.

Король и леди Кастлмейн… Король и все прочие женщины – продавщицы, цветочницы, актрисы…

Даже в те времена, когда Дизайр жила вместе с родителями, нельзя сказать, чтобы она оставалась совершенно равнодушной к сплетням вокруг короля. Так же, как и все в Лондоне, она была наслышана о том, что король не упускает случая поухаживать за красивыми представительницами слабого пола.

На следующей неделе ей представится возможность взглянуть на короля на борту его прогулочной барки, но это не поможет ей достичь своей цели. Вот если бы она осталась в доме Уоррингтонов на более продолжительное время, как и рассчитывают ее новые знакомые, то у нее появился бы шанс приблизиться к его величеству. В обществе Джеффри и его матери, может быть, ей даже удалось бы поговорить с королем. А тогда… Тогда…

Помнится, однажды Енох сказал: «Мужчина не может добиваться аудиенции короля с помощью кинжала и пистолета».

Однако хорошенькая молодая женщина должна использовать свои возможности и устроить для себя встречу с королем.

Безусловно, предпринять подобные действия значило бы подвергать себя опасности. При мысли об этом Дизайр сразу вспоминала рассказы о грозной и ревнивой леди Кастлмейн. Разумеется, она не может относиться благосклонно к любой даме, которая станет посягать на внимание короля. Но как же удается всем прочим придворным дамам порхать вокруг короля подобно разноцветным ярким бабочкам?

«Предположим, я сумею обратить на себя его внимание. Но согласится ли он на личную встречу со мной? – спрашивала себя Дизайр. – И на что я могу надеяться в результате этой аудиенции?»

Королевской милости для Моргана!

Она снова задрожала от возбуждения и беспокойства. Если допустить, что она попросит короля о прощении, что он может потребовать взамен?

Она не могла позволить себе даже задумываться над этим. Сам по себе план представлялся ей маловероятным. Вряд ли можно рассчитывать на понимание со стороны короля, если к нему обратится девушка, которая принимала участие, пусть и не по своей воле, в ограблении благородного дворянина и теперь просит помиловать разбойника – своего любовника. Нужно совсем потерять рассудок, чтобы решиться на такие действия.

У нее нет уверенности в успехе, а тогда зачем предпринимать попытку устроить встречу с королем? Сейчас для Дизайр не имел значения тот факт, что Морган удалил ее от себя и предложил использовать сережки с изумрудами в качестве приданого. Таким образом, он дал понять, что его не волнует возможность того, что она может выйти замуж за другого мужчину. Он не любил ее и, наверное, не будет любить никогда.

Выходит, другая на ее месте не ударила бы и палец о палец для его спасения. Конечно, можно сказать себе, что пусть он сам спасает себя, а если ему это не удастся… То, в конце концов, он всегда понимал, что движется к виселице. На большую дорогу он отправился по собственной воле.

Вместе с тем никакие разумные доводы не могли повлиять на отношение Дизайр к Моргану. Каким бы он ни был, она готова сдвинуть горы, лишь бы спасти его. За то короткое время, что они были вместе, она принадлежала ему не только телом – он безраздельно владел всем ее существом.

Вечером за ужином Дизайр познакомилась с Ровеной Уоррингтон. Это была высокая, сухопарая женщина, одетая в рыжеватое платье из шелка. Такой наряд отнюдь не украшал ее угловатую фигуру и не оживлял ее лица. Прежде чем Джеффри представил ей свою сестру, Дизайр отмстила их внешнее сходство. Однако при этом Ровена была лишена всякой привлекательности, характерной для облика ее брата. У Джеффри были яркие и блестящие белокурые волосы, в то время как ее выглядели тусклыми и имели какой-то мышиный оттенок. Ресницы у леди Ровены были настолько бесцветны и редки, что оставались почти незаметными. Занимаясь оценкой ее внешности, Дизайр успела понять, что в блеклых, голубоватых глазах отражается работа живого ума.

– Удивительно счастливый случай, что вы оказались рядом с братом, когда его сбросила лошадь, – сказала Ровена.

– Действительно, счастливый, – подтвердила леди Мирабель, с теплой улыбкой на лице повернувшись к Дизайр. – И наш долг, как я уже говорила, выразить Дизайр благодарность от всех нас. Я могу обращаться к вам таким образом, мое дитя? – Не дожидаясь ответа, дама продолжала: – Я уже рассказывала о том, как мы будем развлекать Дизайр, пока она останется в нашем доме.

– Джеффри говорил, что вы путешествовали в обычной карсте, это так? – Ровена спросила об этом с явным намерением прервать бессодержательную болтовню матери.

– Я направлялась в Корнуолл.

– Я знаю, вы собирались навестить свою тетю. Во время минутной заминки Дизайр сделала глоток Канарского вина.

– Свою двоюродную бабушку. В ее девяносто с лишним лет ей трудно разъезжать и навещать своих родственников.

– А вы очень добры к ней, если решились на такое дальнее путешествие, чтобы сделать приятное пожилой даме, ведущей затворническую жизнь.

– Она изъявила желание приютить меня в своем доме, – приготовилась начать рассказ Дизайр.

– И она, надо думать, с нетерпением ждет вашего приезда. – Ровена разговаривала довольно вежливым тоном, но сам по себе характер ее расспросов вызывал у Дизайр тревогу.

– Я рассчитывала, что попаду к ней в самое ближайшее время, – сказала Дизайр.

– Однако вы без колебаний изменили свои планы, прервали путешествие для того, чтобы помочь моему брату – совершенно постороннему человеку, не так ли?

– Дизайр руководствовалась самыми благородными побуждениями, – вмешалась мать Джеффри.

– По всей видимости, это именно так, – согласилась Ровена с совершенно бесстрастным выражением бледного лица и пустыми глазами под редкими ресницами. – Скажите, мисс Гилфорд, почему вы решили помочь моему брату? Разве хозяин гостиницы не мог взять на себя заботу о Джеффри, по крайней мере, до тех пор, пока искали врача?

– У меня есть некоторый опыт ухода за больными, – отвечала Дизайр. – Она снова отпила немного вина и собиралась приступить к супу с обильной приправой из лука-порея и сливок.

В то время как Джеффри и его мать не задавали ей вопросов на эту тему, убеждать Ровену оказалось посложнее.

– И какого рода был этот ваш… опыт? – не унималась леди Ровена.

– Я ухаживала за родителями, когда в городе свирепствовала чума.

– Скажите, мисс Гилфорд, у вас в доме не было слуг, которые могли бы помочь вам?

– Слуги разбежались, едва увидев первые признаки заболевания. С нами осталась только наша старая кухарка, но чума не пощадила и ее. Так что мне пришлось ухаживать и за ней также.

Воспоминания о тех тяжелых днях заставили Дизайр поежиться. Перед ее глазами снова встали горячие от лихорадки тела ее близких, когда она обмывала их. Она без конца стирала постельное белье, выносила тазы с кровянистыми рвотными массами. Тщетно пыталась она заставить этих страдальцев принимать лекарства, раздвигая их запекшиеся губы. Все оказалось бесполезным. Промучившись какое-то время, они умирали один за другим.

Вспоминая страшные дни, Дизайр забыла, что в данный момент находится в гостиной дома Уоррингтонов, в комнате с высокими потолками, за столом с зажженными свечами. Она невольно перенеслась в те прежние времена, когда задыхалась в доме с закрытыми окнами и тошнотворным запахом. Казалось, она явственно слышит предсмертный крик своей матери, страдавшей от невыносимой боли в паху, распухшем от огромных бубонов. Как будто снова Дизайр слышала, как отец в бреду без конца звал жену, не узнавая ее, свою дочь, сидевшую подле него в душной комнате. Снаружи, на двери их дома, был нарисован красный крест. Он служил предупреждением, и никто не должен был покидать этот дом и входить в него.

Забывшись, Дизайр выпустила ложку из руки так, что она со звоном упала в тарелку и нечаянно опрокинула бокал. Она пыталась вдохнуть поглубже, но горло как будто было стянуто металлическим обручем.

– Вы должны извинить сестру, что она невольно заставила вас вспомнить о потере родных, – поспешил успокоить ее Джеффри. – Никто из нас не имел специального намерения расстроить вас.

– Просто невозможно себе представить, что вы могли остаться одна, лицом к лицу с таким ужасным несчастьем, будучи совсем юной, – сказала леди Мирабель. – К нашему величайшему счастью, мы в то время не были в Лондоне. Мы находились в Нордкоутс, в нашем доме в Йоркшире.

Прежде чем леди успела продолжить свой рассказ, Ровена не замедлила задать Дизайр новый вопрос:

– Если ли у вас здесь, в Лондоне кто-либо из родственников, кто мог бы приютить вас?

– Нет, у меня никого не осталось. – К этому времени Дизайр успела взять себя в руки. Она решила, что не должна позволить сестрице Джеффри вывести себя из равновесия. – Я считаю, что мне очень повезло с приглашением моей тети, предложившей мне крышу своего дома.

– Вряд ли такая перспектива может устраивать молодую и привлекательную девушку, такую как вы, моя милая, – заметила леди Мирабель.

– Я надеюсь, что тетя со временем привяжется ко мне, а я привыкну к ней.

– А прежде вы никогда не встречались с этой своей тетей? – спросила Ровена.

– Мой папа занимался коммерческой деятельностью здесь, в Лондоне. Мы очень редко выезжали из города.

– Ваш отец был торговцем? – Белесые брови Ровены поднялись кверху, и она посмотрела на Дизайр с некоторой брезгливостью.

– У папы была винная лавка. Он хорошо знал свое дело и пользовался большим уважением в торговых кругах. – Дизайр сказала это спокойно и с достоинством.

– Никто не сомневается в этом, – продолжала Ровена. – Но не расскажете ли вы нам, мисс Гилфорд, как вам удалось просуществовать все эти месяцы после того, как вы лишились родителей?

Лихорадочно обдумывая возможный вариант ответа, Дизайр остановила взгляд на серебряной вазе с красными и белыми розами. Разве можно рассказать им правду? Как возмутились бы эти аристократы, опиши она свою жизнь в доме Старой Салли, среди убогих притонов Уайтфрайерса с их вконец опустившимися посетителями? Можно было вообразить, какие чувства отразились бы в глазах леди Мирабель, когда она услышит о краже кошелька у Моргана Тренчарда в ту злополучную ночь, о борьбе с Джемом и его дружками. А что сказал бы Джеффри, узнав, как она бросилась наутек со своей добычей по скользким булыжникам в темный переулок и как потом неожиданное появление Моргана спасло ее от изнасилования?

Морган…

Дизайр обвела глазами стол и всю огромную гостиную, украшенную вылепленными из гипса фруктами и цветами. Все это сейчас казалось ей нереальным. Ровена снова начала говорить, но ее слова затерялись где-то в пространстве. На какой-то миг они утратили всякий смысл и значение для Дизайр…

Где теперь Морган? Добрался ли он до того безопасного места, о котором говорил, или все еще в бегах? Она молилась, чтобы он был жив и оставался на свободе. Она использует всю свою сообразительность и поможет выпутаться из нынешнего положения. Но что делать сейчас, как вести себя, не имея надежды снова увидеть Моргана? Неужели ей не суждено вновь почувствовать его теплые и сильные руки, обнимающие ее?

– Мисс Гилфорд?

Невероятным усилием воли Дизайр заставила себя слушать леди Ровену. Между тем сестра Джеффри продолжала:

– Боюсь, что снова могу причинить вам беспокойство, но вы уж простите меня. Я бы все-таки хотела знать, как вам пришлось жить одной после смерти своих родителей. Ведь вы так молоды, чтобы предпринять какие-либо самостоятельные действия, живя в Лондоне, городе, где постоянно происходят перевороты.

– Я была не одна, – осторожно заметила Дизайр. – Я остановилась в доме одного из служащих моего отца. Но поскольку в это время он еще не успел подыскать себе подходящее место и с трудом мог обеспечить даже собственную семью, я решила не обременять его своим пребыванием.

Напрасно она надеялась, что такие объяснения могут удовлетворить любопытную и дотошную леди Ровену. Дизайр быстро поняла свою наивность. Ровена не отставала со своими расспросами.

– А этот человек, клерк, о котором вы говорите, где он живет, в какой части Лондона?

– Ровена! Прошу тебя во имя Господа! – обратился к своей сестре Джеффри. В его голосе слышалось негодование. – Ты решила доконать мисс Гилфорд своими бестактными вопросами. Не забывай, что она находится здесь по моему приглашению и останется в нашем доме столько, сколько сочтет нужным, рассчитывая на мое гостеприимство. А ты должна относиться к ней с уважением. Неужели это тебе не понятно?

Ровена едва не задохнулась от этих слов. Два ярких пятна выступили на ее болезненного вида щеках. Она привыкла опекать и оберегать своего любимого брата с первых лет его жизни. Из-за большой разницы в возрасте она иногда вела себя по отношению к нему скорее как мать, а не как сестра. Сейчас вдруг неожиданно для нее Джеффри без обиняков заявлял, что он может принимать самостоятельные решения, и она должна понять, что рядом с ней не избалованный ребенок, а вполне уверенный в себе молодой человек.

Холодная ненависть родилась в ее душе, но это чувство было направлено не на брата. Дизайр Гилфорд, это она, красивая зеленоглазая молодая девушка, виновница такой перемены. Эта маленькая, ничего не представляющая из себя интриганка случайно встретилась с ее братом и теперь идет на все уловки, лишь бы остаться в их доме.

«Ну уж нет, только не в нашем доме», – говорила себе Ровена. Джеффри не только унаследует титул отца, но и получит всю его собственность, а вместе с ними и реальную власть над ней, своей сестрой. Хотя он на девять лет моложе, по закону права наследства оставались за ним.

– Мы с превеликим удовольствием позаботимся о подходящих развлечениях для вас, пока вы пробудете в нашем доме, мисс Гилфорд, – сказала Ровена, принудив себя изобразить подобие улыбки. – И поскольку вы потеряли свои чемоданы…

– Они не потерялись, – вставил Джеффри. – Их украли.

– Ах, да. Их украла ваша горничная. Это самое огорчительное из всего случившегося. Но в любом случае я с удовольствием одолжу вам несколько платьев. Тильда, моя горничная, сможет подправить их, чтобы они хорошо сидели на вас. Она у нас искусная швея.

– Не говори глупостей, моя милая, – вмешалась леди Мирабель. – Дизайр должна выбрать себе совершенно новый гардероб. Утром я пришлю к ней свою портниху.

– Вы чрезвычайно добры ко мне, – быстро проговорила Дизайр, – но я, скорее всего, не смогу воспользоваться…

– Никаких разговоров, моя дорогая. Вы должны сделать это. Наряды Ровены никак не подходят такой молодой леди. – Сказав это, дама всплеснула руками, и глаза ее заблестели. – Красивая одежда – это моя слабость. И я не могу отказать себе в удовольствии подобрать вам соответствующий костюм.

Дизайр не оставалось ничего иного, как улыбнуться и согласиться на ее предложение. Если ей удастся приступить к осуществлению своего плана, прежде всего, необходимо обратить на себя внимание короля и убедить поговорить с ней с глазу на глаз. Надлежащий гардероб в данном случае может сделать очень многое.

Раз уж судьба дает ей шанс, нельзя упускать его ни в коем случае. Она должна использовать любое оружие, чтобы с его помощью завоевать сердце короля и вымолить прощение для любимого человека.

13

С тех пор как Морган остановился в меблированных комнатах Лены Джерроу в Рэм Эли, он не находил себе места. Вот и сейчас он расхаживал взад-вперед в своей грязной каморке. На дорогу сюда ему потребовалось около трех недель. Он вынужден был прятаться днем и передвигаться по ночам. Несмотря на свое надежное укрытие, его все больше одолевала тревога. Он томился в ожидании Еноха, который должен был найти его здесь.

Конечно же, Морган знал одно простое средство облегчить душу. Когда он подумал об этом, ироническая улыбка на миг тронула его красивый, чувственный рот. Совсем рядом находилась Полли – младшая сестра миссис Джерроу. Это была рано созревшая, крепкая девица с копной соломенных волос, большой крепкой грудью, выпиравшей из-под изрядно поношенного лифа ее платья. Когда она шла, то часть тела пониже спины, как два круглых огузка, плавно покачивалась, привлекая к себе глаза мужчин.

Как только Морган появился здесь, она то и дело бросала на него выразительный взгляд. Каждый раз принося ему пищу, она старалась задержаться как можно дольше. То же самое происходило и во время смены постели – она делала это чаще, чем было принято в этом заведении, и всегда подолгу стояла возле кровати. Она наклонялась к Моргану и кокетливо улыбалась ему полуоткрытым ртом с ровными белыми зубами. Полли откровенно вешалась ему на шею, хотя вокруг было полно постояльцев, которые охотно воспользовались бы ее услугами. Она была готова делать что угодно, лишь бы привлечь его внимание. Но не могла же она прямо сказать ему, что готова лечь с ним в постель и доставить ему удовольствие в той форме, в которой он пожелает.

Сам Морган прекрасно знал мастерство Полли. Как и большинство девушек, живших в этой части Саутуорка, она лишилась невинности еще до четырнадцати лет.

Уличные девки Рэм Эли могли похвастаться девственностью не больше, чем местные мужчины своей честностью. Эта густо населенная окраина Лондона славилась своими притонами. В мрачных кварталах собирались негодяи всех мастей: карманные воры и сводники, фальшивомонетчики и взломщики жилищ, подставные лица и торговцы краденым товаром. Рэм Эли, Пикеринг Курт и Феттер Лайн представляли собой ряды ветхих домов с многочисленными темными проходами между ними. Грязные дворы кишели крысами. Люди, скрывавшиеся от правосудия, могли рассчитывать на убежище в меблированных комнатах Лены Джерроу или в одном из дюжины похожих заведений, лишь бы у них были деньги.

Если какой-нибудь констебль или караульный по глупости забредал сюда в поисках преследуемого преступника, его всегда ожидала неудача. Во время своих рейдов они рисковали быть жестоко избитыми вооруженными бандитами, обосновавшимися во всех дворах и переулках. Немногим людям со стороны удалось бы отыскать обитель миссис Джерроу – «темное место», где входы и выходы в дом были замаскированы в лабиринтах других переулков среди полуразвалившихся зданий.

Хотя Морган не переставал мысленно благодарить судьбу за посланное ему убежище, в котором можно было спокойно дожидаться Еноха, ему все равно было не по себе. Енох должен был прибыть из Корнуолла несколько дней назад и направиться прямо к нему, как они договаривались.

Наконец, он перестал ходить по комнате и остановился у окна. Сквозь полоски, прочерченные по запылившейся поверхности стекла, он задумчиво смотрел вниз, на переполненный людьми переулок. В такой толчее Еноху нетрудно остаться незамеченным. Это уже не раз проверено.

Как бы между прочим Морган вспомнил о Полли. Если она в очередной раз войдет в комнату, почему бы ему не повалить ее на ту провисшую кровать? Раз он не может найти утешение в одном, то, может быть, с ней ему станет полегче. Потакая его чисто мужским потребностям, она заставит его на час или два отвлечься от своих мыслей. Он не сомневался, что здоровая и добродушная девка удивлена и даже немного обижена его сдержанным поведением.

В былые времена, когда ему доводилось останавливаться здесь, он без колебаний развлекался с Полли. В памяти всплыли знакомые картины. Он вспомнил ее распростертое тело, большие розовые соски, пышную грудь, полные бедра и участок светло-желтых волос внизу живота, где скрывалась горевшая необузданным желанием плоть. Живо представились ее полузакрытые глаза и разомкнутые губы, когда она медленно сползала по его телу вниз, готовая принять его напрягшийся орган.

Тогда Полли была нужна ему, сейчас – нет. Сознавая это, Морган обрушил на себя тысячу проклятий.

Единственная в мире женщина, которую он по-настоящему желал, далеко, и он сам хотел расстаться с ней навсегда. Он поступил правильно, отправив Дизайр подальше от этих мест. На этот счет у него не было сомнений. Тогда, спрашивается, зачем напрасно убиваться? Она не приспособлена к той жизни, которую он ведет. Разве она сама не говорила ему это?

Внутри у него что-то дрогнуло, когда он вспомнил выражение ее зеленых глаз во время их прощания перед отъездом из кузницы. Тогда, насильно вложив серьги с изумрудами ей в руку и предложив использовать их в качестве приданого, он ранил ее в самое сердце. Но он сделал это сознательно.

В разлуке с ним Дизайр при воспоминаниях о нем должна испытывать горечь обиды. Она должна ненавидеть его за то, что он овладел ею, а потом покинул. Все это к лучшему, внушал себе Морган. Так ей легче найти другого мужчину, когда пройдет какое-то время.

Внезапно Морган сжал руки в кулаки. Он не сразу понял, в чем дело, когда резкая боль от костяшек пальцев пробежала по всей руке. Опомнившись, он сокрушенно покачал головой. Слава Богу, что удар кулака пришелся на деревянную раму, а не на стекло. Теперь за сломанную раму придется заплатить Лене Джерроу. Уж она не забудет включить расходы на возмещение ущерба в его счет.

– Мастер Тренчард, сэр… – Морган быстро обернулся, узнав взволнованный голосок юного Барни Джерроу. Барни – сынишка Лены, чумазый пострел с плутоватыми глазами. Удивительно, что он дожил до своих двенадцати лет в этой обители, где людей подстерегали опасность и тяжелые болезни.

– Ваш друг уже здесь, сэр.

Морган открыл дверь. При виде стоящего на пороге Еноха у него отлегло от сердца. Он бросил Барни мелкую монетку, и мальчишка тотчас же исчез на узкой, неосвещенной лестнице.

– Надо думать, дороги от Даунса до Корнуолла стали еще хуже, чем раньше, раз тебе пришлось ехать так долго.

Енох опустился на шаткий стул. Он не мог сказать ни слова и даже просто улыбнуться Моргану. Его обычно пышущее здоровьем лицо выглядело осунувшимся.

– Надеюсь, в Равенсклиффе все в порядке? – спросил Морган. – Хотя я всегда считал, что моя дорогая тетушка неподвластна времени, в ее возрасте все-таки…

– Но мы не доехали до Корнуолла, Морган. Мисс Дизайр и я, мы не смогли продвинуться дальше «Золотого Якоря». Когда…

Цепкой рукой Морган схватил Еноха за плечо. Сильные пальцы разгневанного друга держали вскрикнувшего от боли Еноха мертвой хваткой.

– Так где она сейчас?

Енох едва перевел дыхание, и тогда Морган заметил страдание в его глазах.

– Черт возьми, да скажи, наконец, что с тобой?

С виноватым видом Енох проговорил:

– Пуля из драгунского мушкета угодила мне в плечо.

– А Дизайр? Что с ней?

– Если бы я знал. – Енох замотал головой.

– У Лены есть кое-какие лекарства, – сказал Морган.

– Сейчас в этом нет необходимости. Мне уже легче, и скоро я смогу полностью поправиться. Налей мне немного бренди, если есть.

Морган плеснул ему коньяка в стакан. Отхлебывая спиртное, Енох рассказывал о событиях, разыгравшихся во дворе гостиницы.

– Этот гнусный подонок, Форрет, наверняка постарался сообщить наши приметы всем, кому сумел, – закончил свои объяснения Енох. – В любом случае мне не удалось бы одолеть их.

– Таким образом, ты отвлек их внимание от Дизайр, – тихо сказал Морган. – Ценой своей жизни.

– Я обещал тебе заботиться о мисс Дизайр, – напомнил ему Енох. – Раз уж не получилось доставить ее в Равенсклифф, я выбрал такой способ, который мне показался лучшим из возможных.

Резким движением Морган отвернулся от него, стиснув челюсти, чтобы скрыть свои чувства. Он знал, что слова благодарности только вызвали бы ощущение неловкости у его товарища.

– Как же тебе удалось убежать от красных мундиров с пулей в плече? – спрашивал Морган.

– Ведь при мне был кошелек с деньгами, которые ты дал мне, – снова напомнил ему Енох. – Когда положишь один или два соверена кому нужно на ладонь, то это действует замечательно. – Только теперь Енох улыбнулся. – Как-нибудь я расскажу тебе об этом.

– Что же дальше произошло с Дизайр? – продолжал расспросы Морган. – Как ты считаешь, ей удалось выбраться из этой ловушки?

– Как бы то ни было, для меня не оставалось выбора. Но я думаю, что девушке хватит сообразительности. И ей не откажешь в смелости, Морган.

– Какая польза от ее сообразительности и смелости, если она совершенно неопытна в тех делах, которые преследуются законом? – В потускневших глазах Моргана промелькнул испуг. – Как она не хотела ехать вместе с нами в ту ночь, когда мы ограбили карету лорда Боудина. Она просила оставить ее в фермерском доме. Но я силой заставил ее поехать, и вот теперь она оказалась в плену. Как она сможет убедить кого-либо в своей невиновности?

– Подожди, Морган. Ты не знаешь, находится ли девушка в плену или нет.

– И у меня нет способа выяснить это, – сказал Морган, снова начав быстрыми шагами ходить по комнате.

– Как знать. – Енох осушил стакан с коньяком и поставил его на стол. Он выразительно посмотрел на Моргана своими светло-голубыми глазами. – В последний момент, когда я видел ее, она была внутри карсты во дворе «Золотого Якоря» – цела и невредима. Поэтому наша задача – узнать, что произошло с ней после.

– И это не так просто. Придется, видимо, самому выехать в гостиницу и спросить хозяина, что случилось с девушкой в зеленой бархатной накидке.

– Путь, который ты решил избрать, мне совершенно не нравится. Признаться, я не ожидал от тебя такого, – удивился Енох. – Ты просто сходишь с ума из-за девушки и готов совершить ошибку.

– Другого выхода я просто не вижу, – возразил Морган.

– Как тебе будет угодно. Но если ты в состоянии сдержать свой гнев и выслушать меня, то я могу рассказать тебе свой план. Думаю, мы сможем разузнать все о мисс Дизайр, не подвергая тебя опасности оказаться с петлей на шее.

– Выкладывай свой план.

– Для этого у нас есть отпрыск Лены, Барни. Он может незаметно пробраться в какой-нибудь фургон и доехать до «Золотого Якоря». Через пару дней он вернется назад.

– Каким образом он сможет выяснить то, что произошло с Дизайр?

– Предоставь это ему самому. Как никак в его жилах течет кровь Лены, разве не так? Этот маленький хитрец проведет кого хочешь.

Обдумывая предложение Еноха, Морган помолчал с минуту. Мальчишка вырос в Рэм Эли, где его наставниками были отменные мерзавцы из Саутуорка. Лучше, чем он, пожалуй, никто не справится с этой работой.

– Можешь не сомневаться в его способностях, – сказал Енох. – Если и есть такой человек, который разузнает все о мисс Дизайр, так это малолетний Барни.

14

– Дизайр, дорогая моя, ваше новое платье просто неописуемо, – верещала леди Мирабель. – Мадам Лизетт положительно совершила чудо. Но общее впечатление от этого изумительного наряда будет испорчено, если вы не согласитесь надеть к нему еще украшения из жемчуга.

Когда ее светлость открыла обтянутую бархатом шкатулку с драгоценностями, у Дизайр невольно расширились глаза. На голубой атласной подкладке лежали великолепные, матово поблескивающие крупные горошины.

– Это необыкновенно красиво, но я не смогу воспользоваться такими дорогими вещами, – запротестовала Дизайр. – Как я могу позволить себе надеть их даже на один вечер?

– Но вам необходимо дополнить свой костюм драгоценностями.

– Может быть, мне привязать серебристую ленточку и приколоть цветок с одной стороны, возле шеи? Например, одну из белых роз, растущих у вас в саду.

– Деточка, ведь мы собираемся не на сельскую ярмарку или праздник урожая, – с упреком в голосе сказала ей леди Мирабель. Лучи солнца, косо падавшие сквозь большое окно спальни, в которой разместили Дизайр, позолотили локоны ее светлости. Оживленно жестикулируя, леди без конца встряхивала головкой. Дизайр отмстила, что по сравнению с предыдущим днем волосы хозяйки дома приобрели более сочный оттенок. Чувствовалось, что над ними хорошо поработал ее личный парикмахер.

– Во всяком случае, сейчас вам нужно примерить свой наряд вместе с жемчугом. – Леди Мирабель сделала знак рукой Тильде и сказала, обращаясь к ней: – Подойди сюда и помоги мисс Гилфорд.

Горничная поспешно отложила белый с позолотой ларец, в котором находились веера, и принялась выполнять поручение своей госпожи. Проворными ловкими пальцами она приложила ожерелье к шее Дизайр и застегнула мудреную пряжку.

Глядя на длинную белоснежную шею девушки, леди Мирабель не могла удержаться от торжествующей улыбки.

– Ну, что я говорила? Разве я оказалась не права?

Действительно, слова сейчас были излишними. Изысканное ожерелье и две сережки, как две падающие капли, две слезы, были последними штрихами к безупречно подобранному туалету. Сам костюм можно было без преувеличения назвать шедевром французского портняжного искусства. Лиф платья плотно облегал тело. Сине-зеленый атлас красиво просвечивал сквозь прозрачную с серебряной нитью ткань, покрывавшую широкие рукава и свободную юбку. В дань моде спереди на корсаже был сделан глубокий круглый вырез, а благодаря заложенной внутрь планшетке молодая упругая грудь девушки поднялась еще выше. Край выреза пересекал соблазнительную ложбинку посередине груди. На том уровне, где белая кожа в двух местах переходила в два розовых кружочка, была пристрочена тонкая рюшка из серебристого кружева. Мягкий отблеск жемчуга прекрасно сочетался с белизной шелковистой кожи и яркими, черными, как небо в ясную ночь, волосами.

– Бал, который ожидается в графстве Седжвик, будет самым важным событием сезона, уверяю вас, – сказала леди Мирабель. Поговаривают, что на балу может ненадолго появиться его величество. В таком случае, можно не сомневаться, что все дамы захотят блеснуть своими лучшими драгоценностями.

Она замолчала и встряхнула головой. Заглядывая на Дизайр сбоку, она приговаривала:

– Посмотрите, как хорошо смотрится жемчуг, я же говорила. Моя горничная знает, как нужно готовить замечательный лосьон для отбеливания кожи, но в вашем возрасте… – Тут ее светлость вздохнула, и в ее глазах появилась слегка притворная печаль. – Только вот я никак не могу убедить нашу дорогую Ровену пользоваться им. Она вообще не желает применять никаких лосьонов. Ее также невозможно уговорить наложить хотя бы чуть-чуть румян или губной помады. Я должна признаться, что никогда не могла понять ее, хотя она моя родная дочь.

При том, что Дизайр не забывала вставлять уместные слова каждый раз, когда ее светлость делала короткую передышку, мысли девушки были далеко отсюда.

Она вынуждена скрывать, что у нее нет своих драгоценностей. Зная, что никогда не решится надеть свои сережки с изумрудами, Дизайр постаралась спрятать их подальше. Она положила их в крошечный кармашек с внутренней стороны зеленой бархатной накидки. Как она заволновалась в тот момент, когда Морган преподнес их в качестве подарка, а потом заговорил о приданом. Даже сейчас она опять невольно содрогнулась, вспомнив его холодный и равнодушный тон, когда он обсуждал ее замужество с другим человеком.

Почему она не в силах перестать любить его? вспоминая ночи, проведенные вместе, его сильное тело, прикосновение его губ, мучительно-сладкие ласки языка, она чувствовала неослабевающую потребность в нем. Как ей хотелось снова оказаться в его объятиях, во всей полноте ощутить радость от слияния их сердец и тел…

«Но все это несбыточные мечты», – говорила она себе. Если ей сейчас хватит благоразумия, она должна использовать свой единственный шанс – спасти Моргана от виселицы.

Только бы король Карл действительно появился сегодня вечером на балу в Седжвике. Тогда она должна будет незамедлительно произвести неотразимое впечатление на любвеобильного монарха. Другой такой возможности может не представиться. Этот вечер решающий для будущего Моргана и ее собственного – тоже.

– Хорошо, я надену жемчужное ожерелье, – сказала Дизайр. – Я долго колебалась, потому что вы, ваша светлость, и так сделали для меня слишком много.

Говоря так, Дизайр была в самом деле недалека от истины. Несколько недель ее пребывания в роли гостьи Джеффри, благодаря стараниям его матери, станут незабываемыми. Вместе с Джеффри и леди Мирабель она побывала на празднике, проходившем на воде. Она пришла в восторг от пышного фейерверка этого дождя из разноцветных огней, которые вспыхивали в ночном небе над Темзой. Спустя несколько дней Джеффри в один из вечеров повел их с леди Мирабель на экскурсию в Спринт Гарденс. Там их ждал приятный легкий ужин из желе, сбитых сливок с сахаром и вином и фруктовых пирожных. Несколько раз Уоррингтоны брали ее с собой в театр. Представления доставили Дизайр огромное удовольствие, хотя она была в какой-то степени удивлена слишком свободными диалогами актеров и внешностью прекрасных исполнительниц женских ролей. Именно они теперь выступали в этом амплуа вместо привычных для публики юношей.

После обеда Дизайр обычно ходила с леди Мирабель на лондонскую биржу. Там они выбирали веера, расшитые шелковые чулки, кружевные подвязки, надушенные перчатки, атласные комнатные туфли на высоком каблуке и украшенные лентами сорочки. Ее светлость настаивала, чтобы Дизайр пользовалась исключительно услугами ее собственной портнихи – мадам Лизетт.

Гардероб Дизайр пополнялся новыми туалетами: шелковыми платьями для прогулок с красивой отделкой из французских кружев и бархата, а также вечерними нарядами из тканей сочных розовых, голубых и шафранных тонов.

Теперь Тильда ловким движением сняла жемчужное ожерелье с шеи Дизайр и положила его обратно в шкатулку с драгоценностями. Потом помогла ей снять бальное платье и повесила его рядом с другими нарядами в шкаф.

Нельзя сказать, чтобы Дизайр не чувствовала себя виноватой, что пользовалась доверчивостью леди Мирабель. Ведь она проникла в дом доброй женщины под искусственным предлогом. Таким образом, она ввела в заблуждение и ее, и Джеффри. Но могла ли она открыть им правду, тем более сейчас? Что она может сказать им?

«Я участвовала в ограблении кареты. Я хотела спастись от драгун в тот день, когда впервые увидела сэра Джеффри. Я пыталась выдать себя за его сестру, чтобы оставаться подле него, пока не закончатся поиски бандитов в гостинице».

Нет – это невероятно даже вообразить!

Однако в случае удачи ей не потребовалось бы продолжать этот маскарад. Появись сегодня вечером король на балу в Седжвике и согласись он подарить ей аудиенцию, ей удалось бы вымолить у него прощение для Моргана и себя тоже. Без сомнения, она сумела бы объяснить королю, что оказалась на большой дороге не по своей воле и что Морган стал разбойником только потому, что лишился законного наследства. Король – мудрый человек, ведь он сам много пережил. Она добьется взаимопонимания. Обязана сделать это!

А что потом? Потом ей придется покинуть дом Уоррингтонов и отправиться в Равенсклифф. Может быть, настанет день, когда Морган захочет разыскать ее там и… Нет, она не должна позволять себе мечтать об этом.

– Джеффри, не надо уклоняться от разговора. Ты должен выслушать меня.

Блеклые глаза Ровены пылали негодованием. Флегматичную леди Ровену с присущими ей выдержкой и самообладанием просто невозможно было узнать. Джеффри сразу же почувствовал себя неуютно и сказал, что намеревается отправиться на утреннюю прогулку в сад, не желая оставаться рядом с сестрой в библиотеке.

– Ты уже сказала достаточно много, Ровена. – Он с нетерпением смотрел на закрытую дубовую дверь. – Давай, наконец, закончим эти разговоры, пока нам обоим не пришлось жалеть о них потом.

– Ты имеешь в виду то, что я сказала, когда мама предложила украшения из жемчуга мисс Дизайр? Этот жемчуг был подарен королевой Елизаветой первой леди Уоррингтон по случаю ее замужества с сэром Лайонелом…

– Я знаю историю семьи не хуже тебя, – холодно заметил Джеффри. – И не вижу причин, которые бы не позволяли Дизайр надеть драгоценности сегодня вечером на бал в Седжвике. Коль скоро мама любезно предложила ей сделать это, почему девушка должна отказываться?

– Но она отказалась сначала, – ядовито заметила Ровена. – Она отнюдь не глупая, ваша мисс Дизайр. Прежде чем согласиться, она устроила отличный спектакль. Видите ли, драгоценности сначала оказались недоступными для нее, потому что они являются нашей семейной реликвией. Она даже была готова повязать ленточку вокруг шеи с розочкой из нашего сада.

На лице Джеффри в этот момент появилось что-то такое, что заставило его сестру замолчать.

– Ты подслушивала эту беседу?

– Естественно, нет. Но Тильда присутствовала при этом разговоре, когда помогала мисс Дизайр примерить ее новое платье для бала.

– И она поспешила сделать полный отчет о том, что услышала.

– Тильда очень преданная горничная. Она служит у нас не один год. Я не удивляюсь тому, что она считает своей обязанностью предупреждать меня обо всем, что происходит в нашем доме с момента появления в нем мисс Гилфорд.

– Ты проявила необыкновенную доброту к Дизайр, предложив ей услуги своей горничной. Только это не совсем понятно. Разве в доме недостаточно других слуг, которых можно было бы использовать вместо нее?

– Ну почему же, я…

– Неужели в тебе так мало порядочности, что ты способна поручать своей служанке шпионить за моими гостями?

Бесцветное лицо Ровены вспыхнуло. Как неприятно слышать упрек, который очень близок к истине. Однако она быстро овладела собой и продолжила разговор.

– Мисс Гилфорд самая необычная из всех гостей. Трудно представить себе молодую даму, у которой нет ни горничной, ни компаньонки. О какой респектабельности может идти речь, когда в свои семнадцать лет она разъезжает одна по всей стране, пользуясь общей каретой и ночуя в гостиницах?

– Но ведь она же объяснила, как сложились обстоятельства.

– Ах, да. Ее собственная горничная сбежала от нее, прихватив с собой багаж и деньги. Очень трогательная история. А мама оказалась настолько великодушной, что взамен ее пропавших вещей приобретает для нее новые дорогие туалеты. Вот поэтому я вынуждена обременять себя заботой обо всех нас. Теперь тебе понятно, почему я приставила к ней свою горничную? – Она опять посмотрела на брата с возмущением в глазах. – Я решительно не одобряю мамины поступки, видя, как она пресмыкается перед этим бесстыжим маленьким существом.

– Довольно!

Ровена уловила грозное предостережение в голосе Джеффри, но уже настолько распалилась, что не могла остановиться.

– Ничем не могу помочь вам. Я единственная в семье, кто отказывается общаться с этой мерзкой выскочкой, изображая угодливое почтение. Не удивляюсь, что мама ведет себя таким образом, – она наивная и сентиментальная.

– Интересно, ты и меня считаешь в такой же степени легковесным?

– Ты, дорогой братец, несмышленый мальчик, без всякого жизненного опыта. Иначе просто невозможно понять, как ты позволяешь этой смазливой пройдохе водить себя за нос. Ведь она выставляет напоказ свои прелести не хуже любой шлюхи из Драри Лейн.

– Попридержи язык! Если произнесешь еще одно дурное слово в адрес Дизайр Гилфорд, ты пожалеешь об этом.

Ровена задрожала от ярости, но была вынуждена замолчать. Она смотрела на своего брата так, словно видела его в первый раз. Перед ней стоял не прежний Джеффри – послушный мальчик, которого она могла опекать, поучать и даже бранить иногда, потому что, по ее мнению, это делалось для его же пользы.

И вдруг все круто изменилось. Он отвернулся от нее и теперь целиком поглощен Дизайр Гилфорд, этой авантюристкой с зелеными глазами.

Тупая боль сковала ей плечи, потом медленно поползла вверх к шее и дальше к голове. Она чувствовала себя так, как будто у нее вокруг головы туго затянули железный обруч.

– Я никому не позволю говорить о Дизайр в подобном духе, Ровена.

– Надо ли понимать, что эта девушка значит для тебя больше, чем собственная сестра?

– Я даже не подозревал, что кто-нибудь вообще может для меня значить больше, чем она. Именно поэтому тебе не следует говорить ничего плохого о ней. Иначе придется пожалеть об этом.

Нет – такое невозможно допустить! До этой минуты ее интересовал только один вопрос – не хочет ли Джеффри вступить в любовную связь с Дизайр. Конечно, молодой человек в положении Джеффри мог позволить себе подобное сумасбродство. Но разве можно было подумать, что он совсем потеряет голову и чего доброго захочет жениться на ней?

Головная боль становилась невыносимой. Ровена призвала на помощь всю свою волю, чтобы держаться прямо и выглядеть спокойной.

Первый раз она полностью осознала возможность остаться старой девой, лишенной наследства, и теперь ее сердце сжималось от горькой обиды. Джеффри всегда был добр и снисходителен к ней. Зная ветреный характер матери, он позволял сестре следить за делами и хозяйством. Ровена считала, что обладает достаточной властью, но не в большей степени, чем он сам даровал ей. До сих пор в этом отношении брат был великодушен, но в то же время сейчас достаточно одного его слова, чтобы она лишилась всего. Если ей не по вкусу и дальше оставаться в роли леди Уоррингтон, то придется искать себе убежище в родовом поместье в Йоркшире.

С этим она никогда бы не смирилась. Сейчас ей требовалось какое-то время, чтобы оправиться от удара, собрать силы и вновь обрести прежнюю власть над ним.

– Очень сожалею, что огорчила тебя, Джеффри, – сказала она вкрадчивым голосом. – Но сегодня я чувствую себя скверно, – очередной приступ мигрени. Пойду-ка лучше прилягу.

Даже после неприятной сцены Ровена имела слабую надежду, что брат скажет несколько участливых слов, предложит ей опереться на его руку и с его помощью подняться наверх.

Вместо этого Джеффри ограничился сухими словами.

– Будем надеяться, что ты поправишься к вечеру, ведь сегодня бал в Седжвике. При этом он поклонился ей и отступил в сторону. В гробовом молчании Ровена проследовала мимо него.

– Ровена, надо приложить все силы, но поставить тебя на ноги к вечеру. – Во взгляде леди Мирабель читались озабоченность и легкое раздражение. В самом деле, дочь постоянно вызывает у нее неприятные переживания. – Мы так ждали этого бала. Дизайр тоже будет огорчена, если ей не придется надеть свой новый наряд.

– Я не считаю, что моя головная боль может помешать кому-то посетить бал, – произнесла Ровена, не поднимая головы с подушки.

– Но мне хочется, чтобы ты поехала с нами. Нам всем этого хочется. Тильда, тебе нужно срочно принести своей госпоже немного нюхательной соли.

– Вряд ли я смогу воспользоваться ею.

– Ты начинаешь сердить меня. Да, это так. Я-то думала, что ты сгораешь от нетерпения появиться на балу в своем новом костюме, на который ушел не один фут парчи. К тому же мадам Лизетт уверяет, что подобный красно-коричневый цвет – самый модный в Париже в этом сезоне. Впрочем, на мой вкус, более приглушенный оттенок был бы приятнее для глаза. Я говорю о той бледно-желтой ткани, если ты помнишь. Но раз уж ты не отдаешь предпочтения…

– Мама, пожалуйста! Какое это имеет значение – красно-коричневый или бледно-желтый цвет?

Леди Мирабель всплеснула руками, как бы выражая отчаяние в связи с равнодушием дочери к своим туалетам.

– Не понимаю тебя, Ровена. И никогда не понимала. Как можно быть такой безразличной к своей внешности? Ведь это же противоестественно.

– Выходит, я виновата в том, что Бог не послал вам такую дочь, какую бы вам хотелось? Даже если бы я могла появиться на балу, разодетая так же, как леди Кастлмейн, меня бы это не волновало. Я думаю, что мне на роду написано оставаться старой девой. До сих пор меня не полюбил ни один мужчина и не полюбит никогда.

– Ровена! Что ты говоришь! Это неправда.

– Я получала предложения только от тех мужчин, которых прельщало мое приданое. Я могу рассчитывать только на молодых повес или старых развратников, промотавших с блудницами свое состояние. Думаю, что и эти немногие поклонники содрогнутся при мысли о том, что им придется спать со мной в одной постели.

От этого всплеска отчаяния леди Мирабель потеряла дар речи, однако быстро справилась с собой.

– Ты просто сама не своя сегодня – иначе не говорила бы этого. Тильда, когда же ты принесешь нюхательную соль или мне позвонить еще кому-нибудь из слуг?

– Соль мне не поможет, – вяло возразила Ровена, – как не помогала и раньше. И другие лекарства тоже бесполезны.

– Может быть, нам вызвать лекаря, чтобы он поставил тебе пиявки на лоб?

– Я и близко не подпущу его к себе. Мне от одной мысли об этих отвратительных, извивающихся пиявках становится дурно. Может быть, он еще захочет разрезать живого голубя напополам и приложить по половинке к подошвам ног. Достаточно представить это, чтобы сделаться больной.

– Очень хорошо, мы не будем посылать за ним. Но, возможно, найдется кто-нибудь еще. Надо подумать… – Леди на минуту поджала свои розовые губки. – Я знаю. Мы попросим врача, который помог нашему дорогому Джеффри во время того несчастного случая. Как же звали этого доктора?

– Если вам угодно, мадам, я припоминаю, что миссис Дизайр называла имя доктора Манроу, – сказала Тильда.

– Манроу… Да, да, это был именно он. Какая ты умница, что вспомнила его имя. И главное, он живет здесь, в Лондоне. Какое счастье. Мы должны немедленно пригласить его к нам.

В надежде побыть одной и собраться с мыслями перед вечерним балом, Дизайр вышла из своей комнаты и прошла в холл, намереваясь оттуда спуститься в сад. Там можно найти уединенный уголок с мраморной скамьей в глубине липовой аллеи и спокойно обдумать свои планы.

Внезапное появление в холле Тильды заставило ее остановиться. Служанка была не одна. Она показывала дорогу джентльмену в строгом костюме, который вслед за ней поднимался по ступенькам широкой лестницы. Дизайр помимо воли вскинула руку к шее, ее зеленые глаза округлились от испуга, – она узнала в джентльмене доктора Лукаса Манроу.

Сначала она остановилась, как вкопанная, потом, как будто от внутреннего толчка, резко повернула назад, рассчитывая незамеченной скрыться в комнате. Но она опоздала, потому что в этот момент путь к отступлению ей перекрыла леди Мирабель, выскочившая из комнаты Ровены.

Прижавшись к стене, Дизайр застыла в ожидании. Вдруг спешивший к своей пациентке доктор Манроу не заметит ее? Однако доктор уже стоял рядом.

– Для меня огромное удовольствие видеть вас снова, спустя такое короткое время, – сказал он с низким поклоном и угодливой улыбкой. Леди Мирабель не дала ему возможности говорить дальше. Она стремительно бросилась к доктору, шурша своей роскошной розовой юбкой, вздымающейся чуть ли не до небес.

– Какое счастье, что вы смогли так быстро приехать, доктор Манроу. Хорошо, что вы оказались на месте и не уехали к какому-нибудь другому пациенту. Моей дочери срочно требуется ваша помощь.

Доктор сначала бросил быстрый взгляд на Дизайр, а потом повернулся к леди Мирабель.

– Вы оказали мне большую честь, пригласив к себе в дом, ваша светлость, но я думаю, что вам не стоит беспокоиться по поводу здоровья вашей дочери. У нее просто цветущий вид. Я могу вам сказать это совершенно определенно. Леди с удивлением вскинула брови.

– Моя дочь здорова? Но вы же еще не видели ее! – возразила она доктору, сопровождая своп слова коротким звонким смехом. – Ваша пациентка не эта леди. Вовсе нет. Это Дизайр Гилфорд, наша гостья. Моя дочь сейчас находится в своей комнате, в состоянии прострации из-за жесточайшей головной боли. И надо сказать, что это случилось в самое неподходящее время.

Доктор в полнейшем недоумении терпеливо слушал дальнейшие объяснения ее светлости.

– Сегодня хозяева Седжвика устраивают бал, и будет досадно, если леди Ровена не сможет присутствовать на нем. Займитесь ею, доктор.

В который раз Дизайр благодарила судьбу за то, что ее благодетельница не могла сосредоточиться на чем-либо одном более нескольких секунд. Может быть, леди Мирабель забудет об этой так называемой ошибке доктора. Однако слова доктора привлекли внимание Тильды. Она задержалась в холле и смотрела на Дизайр долгим изучающим взглядом. Внутри у Дизайр как будто что-то оборвалось. Она повернулась и направилась к лестнице, чтобы выйти в сад.

– Прикажите приготовить чашку свежих сливок с хорошо взбитыми яйцами и небольшим количеством корицы. Добавьте к смеси несколько капель сердечного средства. Я не сомневаюсь, что этот целебный напиток очень хорошо подействует на вас.

Закончив обследование пациентки, доктор Манроу сделал заключение, что у нее нет никаких расстройств, кроме головной боли от нервного напряжения в связи с приготовлениями к предстоящим торжествам. Тем не менее доктор напустил на себя важный вид, стараясь снискать расположение и дочери и матери. Он не мог не оценить по заслугам разговорчивости последней, которая своей непрерывной болтовней могла довести до пота даже мраморную статую.

Если бы доктор заручился доверием леди Мирабель и произвел благоприятное впечатление на ее дочь, в их лице он, несомненно, приобрел бы престижных клиентов и желаемую добавку к своему и без того приличному доходу. Хорошо, что ему выпало счастье посетить его светлость в «Золотом Якоре».

– Будет ли моя дочь чувствовать себя настолько хорошо, что сможет отправиться на бал сегодня вечером?

– Я в этом уверен. Только не советовал бы ей увлекаться закусками во время банкета. Нужно избегать слишком острой и пряной пищи и в умеренном количестве есть марципаны. Кроме этого, не советую задерживаться на балу допоздна. Молодой леди с таким хрупким телосложением следует постоянно соблюдать предосторожность во всем. – Он намеренно назвал Ровену «молодой леди», хотя ей, несомненно, было уже за тридцать. Такая мелкая лесть представлялась доктору вполне уместной и, по его мнению, должна была понравиться его пациентке.

– Ну вот, теперь убедилась, моя дорогая? Нужно выпить чашку целебного напитка, который, должно быть, еще и очень аппетитный, не так ли? И еще полезно вздремнуть. Я тоже не сомневаюсь, что головная боль скоро пройдет. Какое счастье, что мне пришло в голову послать за вами, доктор.

Только теперь леди Мирабель спохватилась, что ей самой не мешало бы немного отдохнуть перед балом. Она уже было вышла из комнаты, как вдруг обернулась и сказала:

– Теперь, когда вы познакомились с моей дочерью, вы больше не сделаете ошибки, как сегодня, правда, доктор? Так перепутать – это просто невозможно. Когда я представляю себе, как выглядит наша дорогая Дизайр, я… Впрочем, это не имеет значения.

– Вы говорите – ошибка? – Ровена оторвала голову от пышных подушек. При упоминании имени Дизайр она вдруг стала похожа на гончую собаку, почуявшую дичь.

Леди Мирабель уже вышла из комнаты, и Ровена обратилась к горничной:

– Тильда, ты не знаешь, о чем говорила ее светлость?

– О сущих пустяках, моя леди, – поспешно ответил доктор. Хотя этот курьезный инцидент в холле вызвал у него любопытство, сейчас ему не хотелось разговаривать на эту тему. Если та зеленоглазая изящная красавица выдавала себя в гостинице за сестру его светлости, то почему это должно волновать его? В конце концов, это не его дело.

– Доктору показалось, что он раньше видел мисс Гилфорд, – сказала Тильда. Она всегда была готова поделиться со своей госпожой тем, что ей удавалось узнать. – Доктор считал, что она является сестрой его светлости.

Ровена привстала в постели и вперилась глазами в лицо доктора Манроу.

– Присядьте, пожалуйста, доктор. Я бы хотела узнать об этом немного больше.

– Конечно, я расскажу вам обо всем, но только в другой раз, когда вы будете чувствовать себя лучше.

– Нет. Сейчас. – От гнева голос Ровены Уоррингтон прозвучал твердо. В нем появился повелительный тон.

Кто знает, может, благодаря доктору Манроу она обретет оружие для победы над этой ненавистной, изворотливой маленькой авантюристкой. Почти забыв о своей головной боли, она перешла к наступлению. Сухопарое тело Ровены выгнулось от напряжения, в ее прищуренных бесцветных глазах появилась решительность. Всем своим видом она показывала, что не остановится ни перед чем, лишь бы узнать правду. Нужно опозорить и вышвырнуть Дизайр Гилфорд из этого дома, пока еще не поздно.

15

– Конюхи из «Золотого Якоря» помнят ту леди, – с ухмылкой доложил Моргану маленький Барни. – Они говорят, что она очень хороша – ну прямо конфетка.

– Замолчи, парень. Я посылал тебя туда не для этого. Ты должен был выяснить, что с ней произошло потом.

– А я и выяснил, – продолжал Барни Джерроу. – Они, конюхи, всегда знают все. Они весь день крутятся во дворе и в конюшнях и видят все, что происходит вокруг. Я предложил им помочь вычистить конюшню. Они поверили, что я круглый сирота и хочу немного заработать, чтобы заплатить за ночлег и…

– Скажи, наконец, драгуны не захватили эту леди? – не вытерпел Морган.

Испугавшись его громового голоса, Барни прыжком отскочил назад и крадучись попятился к двери.

– Драгуны даже близко не подходили к ней. Они пустились в погоню за мастером Ходжесом и подняли страшный шум во дворе. А все остальное время эта маленькая хорошенькая лошадка, то есть ваша леди, находилась в очень уютном и теплом месте. Она занимала лучшую комнату в «Золотом Якоре».

– Я же сказал, что она сможет позаботиться о себе, – заметил Енох.

– Выходит, ты прав, – согласился Морган. Итак, Дизайр на свободе и не томится в тюремной камере Ньюгейта. Он с облегчением вздохнул, но тут же нахмурился.

– Как ты думаешь, Енох, как ей удалось расплатиться? Ведь ты увез с собой все деньги. У нее оставалось всего несколько шиллингов.

– Вашей леди не нужны наличные деньги. Она проводила время в комнате действительно очень хорошего джентльмена. Похоже, это был какой-то знатный господин.

– Ты лжешь, дьяволенок. – Морган схватил Барни за грязный воротник рубашки и так придавил ему шею, что мальчишка начал багроветь на глазах.

– Ты же задушишь его, парнишка не может говорить, – вмешался Енох.

Когда Морган отпустил его, Барни опасливо попятился и сказал:

– Я только повторяю то, что говорили конюхи. Я не виноват.

– Так кто был тот мужчина, с которым она уехала?

– Его имя Уорингхэм. Нет – Уоррингтон. Точно. Сэр Джеффри Уоррингтон. Он и леди оставались в гостинице около недели. Потом они уехали в отдельной карете в Лондон. Так сказал кучер конюхам, когда они запрягали лошадей. Это все, что мне удалось узнать. А вы… Вы обещали мне золотой.

Хотя Барни изрядно боялся этого свирепого разбойника, он не собирался уходить, не получив сполна за свои услуги. Однако Морган Тренчард смотрел куда-то поверх него, стиснув челюсти. Глаза его потемнели и налились гневом.

– Может быть, этот Уоррингтон настолько стар, что годится ей в дедушки. Дизайр могла разжалобить его своим рассказом о происшедшем. Не исключено, что по доброте душевной этот джентльмен предложил ей крышу над головой, – предположил Енох.

– Нет, это был не глубокий старик, – прервал его мальчишка. – Джентльмен – молодой и миловидный. Он въехал во двор гостиницы на красивом сильном жеребце, который потом вдруг взбесился и сбросил его на землю.

– Закрой рот! – Морган сунул руку в карман и бросил мальчишке монету. – На, получи и убирайся к дьяволу!

Барни схватил монету и бегом припустился к двери, устремившись затем к шаткой лестнице, словно за ним гналась тысяча чертей.

– По крайней мере, мы теперь знаем, что она не в тюрьме, – продолжал Енох. – Я говорил тебе, что голова у нее хорошо соображает.

Морган угрюмо взглянул на него и ничего не сказал.

– Не надо судить девушку слишком строго. Она поступила так, как и следовало на ее месте.

– Правильно, черт возьми. Она не теряла времени зря, чтобы найти себе защиту со стороны подходящего джентльмена. К тому же, молодого и привлекательного.

– Но она искала защиты у тебя, – напомнил ему Енох. – Она умоляла тебя позволить ей остаться с тобой, невзирая на опасность. Но ты пожелал отправить ее в Корнуолл.

– Так разве там ей было бы хуже, чем со мной?

– Конечно, не хуже. Но раз уж нам не удалось добраться до Равенсклиффа, как мы планировали, она была вынуждена искать другой выход.

– Безусловно.

Морган провел рукой по ряду крючков в стене, снял свой плащ и надел его.

– Ты куда собрался? – спросил Енох.

– Я и так слишком засиделся в этой проклятой дыре.

– Благоразумнее было бы затаиться здесь еще на некоторое время.

– Мне нужно выйти.

Морган проверил, на месте ли его пистолет.

– По-моему, бессмысленно подвергать себя риску только из-за того, что мисс Дизайр нашла себе другого мужчину.

– Мои дела не имеют ничего общего с этим.

– Может быть, сейчас она вовсе и не с Уоррингтоном, – продолжал Енох, не испугавшись своего разгневанного друга. – Она могла давно уже ускользнуть от него и продолжать свой путь одна.

– Меня это не касается. – На губах у него появилась презрительная улыбка. – Да, красивая и смышленая девушка. Неплохо устроилась, стоило ей только избавиться от меня. Теперь ей не придется прятаться в развалившихся фермерских домах и спать на соломе. У нее не будет недостатка ни в мягкой постели, ни в джентльмене, с которым можно будет разделить эту постель.

– И все-таки ты без ума от нее, – вздохнул Енох и покачал головой. – Я уверял ее, что ты никогда не влюбишься. Оказывается, я ошибся. Ты любишь Дизайр. Только дурак не заметит этого.

– Никогда больше не произноси ее имени при мне.

Морган направился к двери.

– Я пойду с тобой, – спокойно сказал его друг.

– Оставайся здесь. Сегодня вечером мне не нужна чья-либо компания.

– В таком состоянии тебе лучше остаться здесь самому, чем в одиночестве бродить неизвестно где.

Бордель Кейт Клэффи располагался на одной из узких улочек Драри Лейн. Несмотря на внешне неприметный фасад дома, это было лучшее из подобных заведений во всем Лондоне.

Привратник, здоровяк в блестящем белом парике и алой атласной ливрее, сразу узнал Моргана и Еноха. Он поклонился, взял плащи и проводил из холла в роскошную приемную с зажженными свечами. После свержения правительства пуритан дела у Кейт шли очень успешно. Несомненно, значительную часть доходов она вкладывала в свой все более расширяющийся бизнес.

Эта комната должна была произвести впечатление на посетителей. Высокие потолки расписаны фресками. Двери и окна украшали тяжелые гардины из красного бархата с вышитым узором и золотой бахромой. Девушки Кейт и клиенты сидели на стульях с золочеными спинками и кушетках, обтянутых бургундским атласом и розовым Дамаском. По бокам огромного камина, отделанного розовым мрамором, располагались сверкающие зеркала высотой в человеческий рост.

Кейт спешила встретить новых посетителей. Когда она приблизилась к ним, Морган заметил в ее глазах легкое беспокойство. Хотя она, как обычно, обняла Моргана и приветливо улыбнулась Еноху, но настороженность не исчезала.

В свое время Кейт Клэффи была красавицей, сейчас же пополнела. На ней было атласное платье желтого цвета с глубоким вырезом, обнажавшим ее пышную, вздымающуюся грудь. От корсета до самого пола поверх атласа струилась прозрачная черная газовая ткань, заканчивающаяся сзади шлейфом. Кейт обмахивалась большим веером из черных и белых страусиных перьев.

– Вот и прелестная плутовка, моя любимая Кейт, – воскликнул Морган. – Рад видеть тебя. Ты прекрасно выглядишь. Похоже, твое заведение процветает.

– Да, сейчас дела идут неплохо. Теперь, когда не стало Кромвеля, псалмы вместе с их исполнителями не в почете. – Она с беспокойством перевела глаза вверх, на лестницу, которая вела в комнаты для интимных утех.

– Мы не пуритане, – сказал Енох, – покажи-ка нам, что у тебя есть для нас на сегодняшний вечер, Кейт.

– Я приобрела парочку новеньких. Свежие девочки из деревни. Ты предпочитаешь светловолосых, насколько я помню, Енох?

Кейт подвела его к бархатной кушетке и оставила в обществе розовощекой блондинки.

– А для тебя, Морган, есть одна прелестная крошка с такими сиськами, что в жизни не увидишь. У нее черные волосы и прекрасные манеры.

– В другой раз, Кейт.

Хозяйка борделя опешила от непредвиденного отказа и с недоумением посмотрела на него.

– Для меня это такая же неожиданность, как гром среди ясного неба.

– Видишь ли, у меня изменился вкус. – Морган выдавил из себя улыбку. – Пришли мне вон ту рыжую девку. Она вполне устраивает меня.

Кейт согласно кивнула головой и подвела его к той, на которую пал его выбор.

– Коринна, этот джентльмен хочет познакомиться с тобой. Наверное, вы сначала пожелаете посидеть за бутылочкой вина. Какое вино подать, Морган? Рейнское? Бургундское?

– По бутылке каждого, – ответил Морган. – И пусть принесут сразу наверх.

Кейт удивленно приподняла подкрашенные брови. Обычно Морган Тренчард оставался какое-то время внизу, выпивал стаканчик-другой вместе с выбранной девушкой и только потом поднимался к ней в комнату.

Коринна ввиду недавнего пребывания в этом заведении не знала ни его порядков, ни Моргана, поэтому не усмотрела ничего необычного в пожелании клиента. Она грациозно поднялась с кушетки и взяла его за руку. Его обдало ароматом какого-то снадобья для втираний, чем-то вроде благовония нероли.[7]

Девушка, которую он облюбовал, была высокого роста с крутыми соблазнительными бедрами. Глубокий вырез корсета позволял видеть ее пышную грудь с двумя широкими кружками вокруг сосков. У нее была тонкая талия. Прекрасное тело едва прикрывала прозрачная голубая ткань с отделкой из подобранных в тон перьев. Когда она шла рядом с Морганом, из-под нижней юбки выглядывали стройные красивые ноги, обтянутые ажурными чулками. Как и все девушки в этом доме, она была обута в атласные туфли на высоком каблуке, украшенные россыпью блестящих камней.

Коринна повела Моргана наверх по лестнице с панелями из светлого дерева. В конце лестницы красовалась пара высоких, тонких стоек, увенчанных скульптурами нимфы и фавна, которые, казалось, только что выпорхнули из своего убежища.

Рыжеволосая девушка коснулась своей грудью руки Моргана.

– Я надеялась, что вы выберете меня, – сказала она с приятной улыбкой на лице. – Я нахожу вас самым привлекательным джентльменом, которого мне приходилось видеть за время пребывания в Лондоне.

– Не сомневаюсь, что мой приятель мог бы понравиться вам не меньше, чем любой другой мужчина. Важно, чтобы они могли заплатить вам за ваши услуги.

Слова уже успели сорваться у него с языка, и он тут же в душе упрекнул себя. Зачем срывать зло на девушке?

– Извините меня, – сказал Морган. – Я сегодня не в духе. – Он обхватил ее рукой за талию и приблизил к себе. – Сейчас мы выпьем по бокалу вина и потом, я думаю, благодаря вашему обаянию, все пойдет, как надо.

Внезапно спокойная обстановка этого дома была нарушена ужасающим криком. Какая-то женщина взвыла от боли.

– Так тебе и надо, сука. – Вслед за криком послышался мужской голос. Он показался Моргану очень грубым и удивительно знакомым. – Можешь орать, сколько хочешь, только тебе все равно не уйти отсюда. До конца ночи на тебе не останется живого места.

Морган как будто оцепенел.

– Это несчастная маленькая Летти, – сказала Коринна. – Кейт не хотела отдавать ее этому зверю, но, говорят, он становится очень опасен, если кто-то вздумает перечить ему. К тому же его считают доносчиком.

Морган не стал дослушивать этот рассказ. Он отстранил от себя Коринну и схватился за ручку двери. Дверь не поддавалась, и тогда, отойдя назад, он сильным ударом ноги заставил ее распахнуться.

В глубине комнаты он увидел нагую девушку, ее лицо было закрыто спутанными волосами. Слабый свет свечи падал на хрупкую белую спину и маленькие ягодицы.

– Какого черта…

Перед Морганом стоял Найл Форрет. Их глаза встретились. Доносчик был в штанах и сапогах. Ворот кружевной рубахи расстегнут у горла. В одной руке он сжимал кнутовище.

Когда Морган заметил свежие рубцы на спине девушки, у него неприятно засосало где-то под ложечкой. Кровь ударила ему в голову, и, сам того не сознавая, он схватился за пистолет. Он держал его в руке и целился прямо в голову Найла Форрета.

Девушка в испуге забилась в угол, дрожа всем телом.

– У меня достаточно оснований для того, чтобы убить тебя. Но сегодня ты дал мне еще один повод, – тихо сказал Морган.

Он видел страх в глазах Найла. Хорошо, что он заставил этого мерзавца испытать страх.

– Выходи, – приказал Морган девушке, даже не взглянув на нее.

Она быстро промчалась мимо него в холл. Морган слышал ее истерические всхлипывания.

– Постой, – внезапно произнес Найл. – У меня нет оружия.

– У девушки его не было тоже.

– Ведь не станешь же ты убивать безоружного человека.

Однако Морган продолжал сжимать пистолет своей твердой рукой, не отводя глаз от Найла.

– Ты называешь себя джентльменом. Не так ли, Морган Тренчард, сквайр Тренчард?

– Хорошо. Я удовлетворю твое желание, Форрет. Мне доставит удовольствие возможность расправиться с тобой голыми руками. – Он положил свой пистолет на лакированный столик.

Из холла доносились чьи-то голоса, но Морган не замечал ничего вокруг себя, продвигаясь в глубь комнаты к Найлу. От его обычной осмотрительности не осталось и следа. Он видел перед собой человека, который предал его.

Он бросился на него с ударом, подкрепленным весом своего сильного тела. Удар пришелся в челюсть. Найл зашатался и отступил назад.

В тот же миг он оправился и сделал ответный выпад. Девушки в холле кричали истошными голосами, мужчины рассыпали проклятия. Найл нанес Моргану сильный удар по голове, выше левого глаза и рассек ему бровь. Хлынувшая из раны кровь на мгновение ослепила его.

Морган резко дернул головой, чтобы стряхнуть кровь с лица. Увидев своего противника, он набросился на него со скоростью и яростью дикого зверя, испытывая удовлетворение, когда удалось схватить Найла за горло железной рукой.

Найл вдруг обмяк, и Морган приготовился к завершающему удару. Он остановился на секунду и занес сомкнутые руки над головой противника, собираясь со всей силой обрушить их на его затылок.

– Морган – нет!

Своим воплем Кейт помешала ему завершить побоище. Воспользовавшись этим моментом, Найл быстро сунул руку за голенище сапога. Морган заметил блеснувшее лезвие ножа. Ослепленный безумной яростью, он тем не менее не потерял голову и начал осторожно отступать назад в холл. Найл, пользуясь своим преимуществом, надвигался на него.

Так Морган оказался в холле. Там уже толклось множество девушек и клиентов. Кто-то задел и повалил статуэтку. Она попала под ноги Моргану. Он споткнулся и на короткое время потерял равновесие. Найл занес сверху свой нож, но Морган удержался на ногах. Он вдруг почувствовал, что ему обожгло грудь, словно огнем. Это Найл ударил его ножом. Пошатываясь, Морган продолжал двигаться по направлению к лестнице, пока не уперся спиной в верхнюю стойку. Найл, пригнувшись, двигался к нему, намереваясь нанести смертельный удар. Однако Морган сумел схватить его за руку, поднять ее вверх и отскочить в сторону. Потеряв равновесие, Найл ухватился за позолоченный шпиль верхней стойки.

Ребром ладони Морган нанес ему резкий удар в шею, сбоку. Тот громко вскрикнул и захрипел. От этого удара у него прервалось дыхание.

Внизу завизжали девушки, увидев мужчину, свалившегося через перила. Он плюхнулся на пол, пролетев около пятнадцати футов, и лежал неподвижно, уткнувшись лицом в пол.

Морган быстро сбежал по ступенькам вниз. В это время подоспевший Енох повернул тело Найла. В падении тот напоролся на нож, который теперь глубоко сидел у него в груди. Уже ничего не видевшие глаза были широко раскрыты. Безжизненная рука продолжала сжимать позолоченный шпиль с резными фигурками нимфы и фавна.

16

Огромный особняк в Седжвике находился недалеко от дома Уоррингтонов, чуть выше по реке. Это было элегантное и безупречное с точки зрения архитектуры сооружение в стиле эпохи Тюдоров. Хотя Джулиан Бейнбридж, в настоящее время владевший графством Седжвик, привез множество диковинных растений и кустарников из стран Нового Света, он сохранил ранее созданные аккуратные лабиринты из посаженных еще во времена королевы Елизаветы тиса и падуба. В наиболее укромных уголках стояли мраморные скамейки, на которых могли посидеть уединившиеся парочки влюбленных.

Вечер еще только начинался, когда Джеффри и Дизайр засвидетельствовали свое почтение хозяину и его супруге. Молодые люди покинули переполненный зал и через террасу направились в сад, чтобы насладиться вечерней прохладой. Серебристая дорожка от лунного света пролегла на воде Темзы, где двигались ялики, лодки и прогулочные барки. Весенний воздух пьянил ароматом первых распустившихся роз и лаванды. Танцы еще не начались, но с галереи прямо над залом для гостей, где расположились музыканты, уже доносились звуки лютни и виол.

Джеффри хорошо ориентировался в этом саду. Побродив немного по лабиринту вместе с Дизайр, он выбрал скамейку в окружении зеленых кустов, и они присели.

– Очаровательное место, – сказала Дизайр, – но я думала, мы спустимся поближе к реке. Оттуда можно будет видеть, как причалит барка короля.

– Не беспокойтесь, – с улыбкой заверил ее Джеффри. – Как только король появится в зале, об этом сразу станет известно.

– Вы считаете, он обязательно прибудет сегодня на бал? – спросила Дизайр с легкой тревогой в голосе. Она только и думала о встрече с королем. Она должна убедить его принять ее у себя и выслушать.

– То, что его величество появится здесь, это, несомненно. Только трудно сказать, как долго он останется на балу. – Заметив выражение испуга на лице своей спутницы, Джеффри добавил: – Обычно у него бывает несколько приглашений на один вечер, но он непременно посетит этот дом.

Молодой человек приблизился к ней и взял ее за руку. Ощутив жар его руки, Дизайр немного заволновалась.

– Может быть, нам все-таки подойти к реке, – сказала она, – хотя эти лабиринты восхитительны.

– Мне не хватает слов, чтобы выразить свой восторг, – воскликнул Джеффри, не сводя с нее своих темно-синих глаз.

Дизайр предвидела наступление этого момента, но надеялась, что это произойдет позже. Возможность признания молодого человека страшила ее. Они ведь знакомы немногим больше месяца.

Джеффри перевел глаза с ее лица на красиво изогнутую длинную шею и еще ниже, на полуобнаженную грудь над глубоким вырезом на лифе платья.

Нужно поскорее отвлечь его внимание, поэтому Дизайр торопливо произнесла:

– Как хорошо, что головная боль прошла, и Ровена смогла поехать с нами. Сегодня вечером у нее отличное настроение.

– Я бы даже сказал, что она чересчур возбуждена. Но я пригласил вас сюда не для того, чтобы обсуждать Ровену. – Джеффри обвил ее талию рукой и привлек к себе. – Вы очаровательны сегодня, Дизайр. В этом зеленом с серебром одеянии вы напоминаете мне морскую богиню из древней легенды.

– Вы должны благодарить мадам Лизетт за ее искусство, – шутливо возразила ему Дизайр. – Она обладает отменным вкусом. И еще нельзя забывать об этом жемчуге, который мне предложила надеть добрейшая леди, ее светлость.

– Как бы я желал, чтобы жемчуга Уоррингтонов были на вас не только сегодня вечером, но всегда. Они словно созданы для вас. Вы должны знать, что не существует ничего такого, в чем бы я мог отказать вам, если бы вы оказали мне честь…

– Ради Бога, не продолжайте.

Дизайр попыталась высвободиться из его рук, но молодой человек только крепче обнял ее.

Из глубины лабиринта послышался женский смех и мужской голос, вкрадчивый и одновременно настойчивый. «Лабиринт служит убежищем для влюбленных», – подумала Дизайр с легкой тревогой. Не стоило задерживаться здесь с Джеффри.

– Вы слышите? – спросила она. – Мне кажется это звуки гитары. Должно быть, начинаются танцы. Пойдемте к гостям.

Однако Джеффри не хотел вставать со скамейки.

– Это сарабанда, – продолжала она, – один из моих любимых танцев.

– У нас с вами впереди много танцев, моя дорогая, но сейчас…

Молодой человек придвинулся к ней ближе и коснулся губами ее щеки. Несмотря на мимолетность этой ласки, она почувствовала скрывающееся за ней страстное желание. Некоторым усилием своего гибкого тела девушка снова попыталась освободиться.

– Не пугайтесь, Дизайр. Клянусь вам, я не причиню вам никакого зла. Я не могу забыть ту первую ночь в гостинице, когда я очнулся и увидел вас. Я помню, как вы склонялись надо мной при свечах. У вас было божественно красивое лицо и ласковый взгляд. Ваши руки так прохладны и нежны. Тогда я подумал, точнее – понял, что хочу, чтобы вы принадлежали мне.

– В ту ночь вы были нездоровы, Джеффри.

– Но сегодня со мной все в порядке, – ответил он. Взволнованным голосом он с жаром продолжал: – И сейчас я влюблен в вас, как никогда.

– Вы смешиваете признательность и благодарность с любовью.

– Разве вы можете так хорошо разбираться в любви, вы, такая молодая и неискушенная? – Джеффри вдруг обнял ее и усадил на скамью.

Дизайр с удивлением отмстила, что этот молодой человек, хотя и высокого роста, но хрупкого телосложения, обладает достаточной силой. И снова она почувствовала, сколь сильно его влечение, когда его горячие губы прижались к ее губам с жаждой ответного поцелуя.

Поскольку этого не последовало, он выпустил ее. Она избегала встречаться с ним взглядом и опустила глаза вниз, перебирая лежавший на коленях веер.

Тем временем Джеффри мысленно задавал себе вопрос, – неужели она, как и Ровена, считает его легкомысленным, упрямым мальчиком, который не в состоянии разобраться в собственных чувствах. Он не мог допустить, чтобы его самолюбию был нанесен такой удар, и начал обдумывать другой предлог для продолжения разговора. Джеффри казалось, что он нашел выход из положения.

Да, он мог испугать Дизайр бурным выражением своей страсти. Возможно, это именно так.

– Простите, моя любимая, – сказал он. – Наверное, мне следовало бы сдержать порыв своих чувств. В оправдание я могу лишь сказать, что помню ваши слова о возможном скором отъезде в Корнуолл. Я не мог допустить, чтобы вы уехали, не выслушав меня.

– Джеффри, вы не должны делать этого. Нам не быть вместе. Я никогда не смогу стать вашей возлюбленной.

– У меня и в мыслях не было обращаться к вам с подобным непорядочным предложением. – Его глаза лихорадочно блестели. – Я хочу, чтобы вы стали моей супругой.

– Это невозможно. – Дизайр положила руку поверх его руки. – Я никогда не скрывала от вас свое происхождение.

Это было единственное, в чем она не лгала ему, поймала себя на этой мысли Дизайр и сразу же почувствовала неловкость.

– Что скажут ваши друзья, узнав, что лорд Уоррингтон собирается жениться на дочери торговца?

– Мне не требуется ни от кого разрешения на выбор невесты, – продолжал Джеффри. – В этом я сам себе хозяин.

– Но как же так? Ведь вам, должно быть, захочется получить одобрение своих близких?

– Мама уже давно без ума от вас.

– А Ровена?

– Вам не стоит беспокоиться насчет Ровены. Она будет обращаться с вами с величайшим уважением. Это я могу обещать. Что касается моих друзей, то они станут завидовать моему счастью, когда увидят такую красивую и добродетельную жену. Вы понравитесь им, будете пользоваться неимоверным успехом, станете леди Уоррингтон.

Пылкие речи Джеффри вызвали смятение в душе девушки. Она не хотела причинить ему боль, но не должна и обнадеживать молодого человека. Нужно вести себя с ним как можно тактичнее, даже если и приходится отклонять его предложение. Мысли беспорядочно теснились у нее в голове и мешали подобрать нужные слова.

Между тем молодой человек снова заговорил с ней мягким, ласковым голосом.

– Может быть, ваша нерешительность связана со страхом перед браком и обусловленными им обязанностями? – В его смущенной улыбке было что-то по-детски наивное. – Я буду очень обходителен с вами. Готов ждать до тех пор, пока вы не свыкнетесь с мыслью о том, что вы моя невеста. Только не надо сейчас отказывать.

«Но почему я в самом деле не могу выйти замуж за него?»

В минутном замешательстве она всерьез подумала об этом. Если повиноваться холодному уму и руководствоваться одним расчетом, то можно представить, какие блага сулит ей брак с Джеффри Уоррингтоном. Она получит его титул и будет вместе с ним владеть огромным состоянием; займет достойное место при дворе и будет кружиться в бесконечном вихре наслаждений.

А как быть с интимной частью совместной жизни? Сможет ли она и телом принадлежать Джеффри, спать с ним в одной постели и рожать ему детей?

Он молод и пылок, ему нельзя отказать в красоте: он высок ростом, стройный, гибкий, с красивыми аристократическими чертами лица. Он будет уважать и лелеять ее, в этом она не сомневалась.

Когда она станет его женой, прежние кошмары отступят, останутся позади, все забудется.

Однако именно мысли о прошлом заставили Дизайр отрешиться от грез и вернуться к земным заботам. Она не могла отбросить свое прошлое, потому что частью его был Морган Тренчард. Одновременно этот человек был и частью ее самой. Ничто не может заставить ее согласиться стать женой Джеффри. И эти мысли не пришли бы ей на ум, если бы она могла надеяться на другое замужество – если бы Морган предложил ей свою руку. Тогда никакие силы на земле и небе не помешали бы ей последовать за ним.

Дизайр встала.

– Пожалуйста, проводите меня в дом.

– Дизайр, подождите.

Не успел Джеффри произнести что-то еще, как совсем рядом послышались шаги. Мимо них по направлению к дому побежала какая-то парочка, за ней – другая.

– Его величество уже здесь.

Она услышала слова леди, извещавшей об этом событии своего кавалера.

– Я же говорила, что это королевская барка пришвартовалась к пристани.

Все вокруг наперебой сообщали друг другу новость.

– Его величество…

– Король, наверное, уже в зале для танцев…

– Вместе с ним леди Кастлмейн…

Джеффри взял Дизайр под руку, и они присоединились к потоку гостей, двигавшемуся по направлению в дому. Глаза девушки засияли от радости при виде короля в сопровождении своей фаворитки – леди Кастлмейн. В своих владениях их встречал граф Седжвик.

Дизайр слышала, как сердце гулко стучало у нее в груди. Когда Джеффри ввел ее в зал, Дизайр охватил страх, смешанный с неопределенным предчувствием. Она старалась держаться непринужденно, вбирая полной грудью теплый воздух, пропитанный терпким запахом духов. Сейчас она пожалела о том, что позволила Тильде слишком туго затянуть корсет. У нее начинала немного кружиться голова.

Даже теперь еще не поздно отказаться от опасных планов. Но Дизайр тут же отбросила все сомнения. Надо присесть в легком реверансе, приветливо улыбнуться и дальше действовать так, как она задумала.

Как можно упускать этот единственный шанс помочь Моргану?

– Не бойтесь, – прошептал Джеффри, сжимая ей руку. – Я буду рядом с вами. – У него на лице промелькнула озорная улыбка. – Его величество, в конце концов, такой же мужчина, как и все.

Король поклонился, и Дизайр сделала свой реверанс. Взявшись за руки, они начали первую фигуру сарабанды. При ближайшем рассмотрении его величество не был красавцем. Так показалось Дизайр. Но, несомненно, его наружность привлекала женщин. У него были темные волосы и глаза, чувственный рот и длинный прямой нос. Ему приходилось наклоняться к Дизайр при своем росте не меньше, чем в шесть футов. На нем был бархатный камзол пурпурного цвета, из-под которого виднелась серебристая рубашка и черные бархатные панталоны. Этот костюм выгодно подчеркивал его крепкое телосложение.

Король унаследовал свойственный Стюартам природный шарм, а поскольку он вынужден был бежать из Англии и жить на континенте с шестнадцати до тридцати лет, он добавил к своему обаянию еще и великолепные манеры в духе лучших традиций французского двора. Он знал, как покорять дамские сердца с помощью одного взгляда черных глаз с тлеющим в глубине огнем. Он мог заставить женщин волноваться от одного легкого прикосновения руки. Королева Катарина Браганца была без ума от него, и поэтому прощала многие неразумные поступки.

Король с улыбкой смотрел сверху вниз на Дизайр.

– Как это бессердечно со стороны леди Уоррингтон держать такую очаровательную гостью вдали от двора, – сказал он, уверенно ведя ее в танце и с легкостью проделывая замысловатые па.

– Вы чрезвычайно любезны, ваше величество. – Она взглянула на него своими изумрудными глазами, сияющими под черными ресницами. На ее алых сочных, чуть приоткрытых губах появилась смущенная улыбка. – Я приехала в Лондон всего несколько недель назад.

Тут им пришлось стать спиной друг к другу, подняв руки, потом повернуться кругом. Его величество обхватил Дизайр за тонкую талию, и они перешли к следующим па сарабанды.

– Коль скоро наша встреча состоялась, теперь вы не должны отказывать нам в удовольствии видеть вас почаще.

Она почувствовала тугие мускулы на руке, которая чуть крепче прижала ее.

– На следующей неделе ожидается костюмированный бал в Уайтхолле. Если вы почтите нас своим присутствием, то, ручаюсь, станете его украшением, мисс Гилфорд.

Король не услышал незамедлительного ответа и выжидательно посмотрел своими черными глазами. Потом спросил:

– Вы обручены с молодым Уоррингтоном?

– О, нет, сэр, – поспешила заверить она. Глаза короля потеплели, и он даже не пытался скрыть своего удовлетворения.

– Естественно, сэр Джеффри, его сестра и мать, леди Уоррингтон, также получат приглашение. Но в данном случае я бы хотел познакомиться с вами поближе, мисс Гилфорд.

Они снова должны были разойтись в разные стороны, как этого требовали сложные фигуры танца, чтобы потом снова приблизиться друг к другу.

– Однако вы так и не дали мне обещания появиться на балу, – напомнил король с улыбкой на лице.

– Вы удостоили меня высшей чести своей просьбой, сэр.

Дизайр набрала побольше воздуха, понимая, что танец близится к концу. Наступило время для разговора. Откладывать его дальше нельзя.

– Но я надеялась… Если бы я могла встретиться с вами, ваше величество, наедине, я была бы вам чрезвычайно признательна.

– Ничто не доставит мне большего удовольствия, – сказал король.

Он посмотрел на девушку с откровенным чисто мужским сладострастием во взгляде, чего та не могла не заметить. Не истолковал ли он по-своему ее просьбу? У нее не было опыта придворной жизни. Она слышала, как леди Мирабель рассказывала о неприличном поведении некоторых дам, посещавших дворец в Уайтхолле. О Боже, конечно же, она не собиралась посещать короля в его спальне! Эта мысль пришла ей в голову и привела девушку в крайнее смущение.

В то же время краем глаза Дизайр успела заметить, что на них смотрит леди Кастлмейн, сластолюбивая повелительница монарха. Окруженная толпой поклонников и прихлебателей Барбара Кастлмейн двигалась в направлении своего любовника.

Прежде чем Дизайр собралась духом, чтобы продолжить беседу, танец закончился. Леди Кастлмейн стояла рядом с ними. Она взглянула на Дизайр с явным неудовольствием, если не сказать – с некоторым опасением. Хотя рыжеволосая красавица была признанной фавориткой короля и сумела привязать его к себе, но охраняла свое добро очень строго. В свое время, еще будучи Барбарой Вилльерс, она покорила весь Лондон своей красотой. В восемнадцать лет она вышла замуж за Роджера Пальмера. Год спустя она уже не стеснялась торговать своим роскошным телом и так преуспела в любовном искусстве, что вскоре оказалась в постели короля и поныне удерживала его подле себя.

Другие красавицы приходили и уходили, в то время как Барбара сохраняла свою власть над королем. У нее были свои собственные великолепные апартаменты в Уайтхолле. Карл тратил на нее огромные суммы денег и позволял ей присутствовать на политических приемах. Он смотрел сквозь пальцы на ее необузданный характер, частые вспышки гнева. Леди Кастлмейн тонко разбиралась в мужчинах, особенно в своем покровителе. Она хорошо знала, чем приманить любовников, и ее изобретательность, которая не знала границ, позволяла ей сохранять неповторимое обаяние.

Наблюдая за королем, танцующим с темноволосой юной красавицей, она придирчивым ревнивым взором оценила достоинства своей возможной соперницы: ее пышную, цвета сливок, красиво изогнутую грудь, изящные очертания фигуры с тонкой талией.

Его величество представил Дизайр леди Кастлмейн. Улыбнувшись и повторив за ним свое имя, Дизайр снова быстро повернулась к королю, намереваясь заговорить с ним о деле. Она боялась потерять время и упустить его величество, прежде чем сумеет заручиться его благосклонностью, на которую так рассчитывала.

– Если бы ваше величество могли обещать мне аудиенцию, всего на несколько минут. Речь идет о волнующем меня вопросе. У меня есть одно важное дело, о котором я могла бы вам сообщить. Это не совсем личное дело, сэр. Оно касается справедливости и соблюдения порядка.

В ее словах действительно была большая доля правды. Разбои на дорогах оставались серьезной угрозой.

На ее лице, обращенном к королю, в горящих зеленых глазах было столько мольбы! Король со снисходительной улыбкой спросил:

– Это так важно для вас, в самом деле?

– В самом деле, сэр.

– Мы буквально засыпаны подобными просьбами, мисс Гилфорд. С тех пор как мы вернулись в Англию, тысячи наших подданных обрушились на двор, и каждый хочет, чтобы его выслушали. Каждый непременно старается доказать, что предпочтение должно быть оказано именно ему, а не кому-то другому.

Несмотря на подобные, совсем необнадеживающие речи короля, Дизайр не могла позволить себе отступать. Она снова с улыбкой взглянула на короля.

– Простите меня, сэр. Должно быть, я кажусь вам слишком назойливой.

– Красота, безусловно, должна иметь привилегии, мисс Гилфорд, – сказал король. – Коль скоро ваш вопрос имеет такое важное значение, мы должны выслушать вас. Я скажу об этом сэру Роджеру Дарвенту. Он занимается организацией личных аудиенций и выберет подходящее время для нашей встречи. И это произойдет очень скоро.

– О, как я благодарна вам, сэр.

Дизайр с сияющими от искренней благодарности глазами сделала глубокий реверанс.

Леди Кастлмейн метнула в ее сторону косой холодный взгляд и положила обтянутую перчаткой руку на локоть своего любовника.

– Я полагаю, что нам пора удалиться, ваше величество. Вы обещали еще заглянуть на Бакминстерский банкет.

Карл кивком головы подтвердил свое согласие.

– Мы не забыли, мадам.

Перед уходом он снова взглянул на Дизайр с ободряющей улыбкой.

– Не беспокойтесь, мисс Гилфорд. Мы никогда не забываем о своих обещаниях.

Оставаться на балу дольше Дизайр не хотелось. Теперь в этом не было необходимости. Тем не менее, пока она здесь находится вместе с Уоррингтонами, нужно продолжать танцевать, улыбаться и вести светские разговоры. Кавалеры наперебой приглашали ее на танцы. Вот она грациозно проделала серию причудливых па еще двух сарабанд. Потом ее ждал веселый гавот, в котором она едва успевала перевести дух от быстрого темпа со множеством прихлопов и притопов.

Тут к ней подошла леди Мирабель, собираясь представить еще одного джентльмена. Чтобы начать новый танец, нужно было дождаться еще других партнеров, и поэтому Дизайр собиралась ненадолго присесть. Взглянув на спутника леди Мирабель, она заметила, что его внешность на удивление знакома ей. Где она могла видеть этот аккуратный парик светло-коричневого цвета с длинными локонами? Когда она слышала этот приятный грудной голос?

– …Филипп Синклер… Самый искусный танцор… Жаждет составить вам компанию на следующий танец…

Напрягая память и одновременно преодолевая растущее беспокойство, Дизайр приняла руку джентльмена, склонившегося перед ней в почтительном поклоне. Когда он выпрямился, она вспомнила, где они встречались раньше. Это был пассажир из карсты сэра Хью в ту злополучную ночь, во время ограбления.

Переполненный зал с горящими свечами поплыл перед ее испуганными глазами. Первое, что хотелось сделать в тот момент, опрометью броситься прочь, бежать через этот огромный зал в сад и притаиться там в каком-нибудь далеком уголке лабиринта.

Боже мой! Что за напасти. Сначала ее ждала встреча с доктором Манроу, а теперь новый сюрприз в лице Филиппа Синклера. Она почувствовала, что у нее задрожали ноги, к счастью, закрытые сине-зеленым атласом платья. И все же она ответила сэру Синклеру изящным приседанием, в то же время пытаясь загородиться от него веером.

– Окажите мне такую честь, мисс Гилфорд, – обращался к ней Филипп Синклер. – Если я не ошибаюсь, это павана?

Под руководством учителя танцев Дизайр овладела паваной, которая стала известна в Англии, после того как из Испании перекочевала во Францию и прижилась там в королевском дворце. Это была скорее торжественная процессия, чем танец. Партнеры должны были совершать ряд величественных плавных движений, все время выступая бок о бок. Опираясь на руку своего кавалера, она позволила ему вести себя по всему пространству зала. Она сама не понимала, как ей удалось свободно преодолеть бесконечные вариации этого горделивого танца, не отставая от ритма гитар, звучавших у них над головой, с галереи для музыкантов.

Когда Филипп Синклер сообщил ей, что впервые увидел исполнение этого танца в Испании, она улыбнулась и сказала, что очень хотела бы побывать в этой стране. Она слышала, что климат в Севилье просто восхитителен. Интересно, бывал ли он в Италии? Говорят, там есть город – Венеция, где вместо улиц каналы и передвигаться по ним можно только в лодке. Это замечательно.

Дизайр внимательно слушала его рассказ, а он старался рассмотреть ее лицо и время от времени, как бы с легким недоумением, хмурил свои тонкие брови. По залу раздавался надрывный звон гитар, которые усиливали нервное напряжение. Она чувствовала, что у нее сдают нервы, и попыталась переключить внимание на другие пары в необыкновенно красивых костюмах – желтых, изумрудных, красно-коричневых, фиолетовых и серебристых. Все эти цвета расплывались у нее в глазах в какое-то фантастическое месиво. Вот затихли последние аккорды. «Теперь, – подумала она, – вряд ли удастся найти какой-нибудь предлог, чтобы уклониться от беседы».

В это время лакеи распахнули высокие расписные двери в соседний зал. У Дизайр немного отлегло от сердца. Она увидела банкетный стол неимоверных размеров. Он протянулся во всю длину просторного сияющего зала – от одной стены до другой. По стенам вдоль стола были развешаны гирлянды зеленых листьев, переплетающихся с лиловыми и белыми розами. И тут к ней подошел Джеффри, он поклонился и предложил руку. В тот же миг леди Мирабель отыскала глазами Филиппа Синклера и повела Ровену к нему.

Ровена и Синклер сидели рядом за одним из небольших черных лакированных столиков, расставленных по всему залу. Его величество одобрительно относился к веяниям новой моды – устраивать банкеты в стиле кафе. Во многих состоятельных домах Лондона эта привычка уже успела укорениться.

Большой же банкетный стол был переполнен яствами. Отменно зажаренные гуси соседствовали с молочными поросятами, рядом лежали золотисто-коричневые утки, обложенные по краям ломтиками апельсинов и лимонов, а также фазаны, тушеные в вине. Поодаль возвышались вафельные торты, вазы с консервированными фруктами и затейливо уложенные горы ярких сладких марципанов. Ровена, казалось, была совершенно равнодушна к изысканным деликатесам, которые находились перед ней на столике.

– Мисс Гилфорд пользуется сегодня необычайным успехом, – сказала Ровена и откусила кусочек фазана. – Можно сказать, что ее первое появление в высших кругах Лондона закончилось триумфом.

Леди Мирабель приложила немало усилий, чтобы Синклер оказался за одним столиком с ее дочерью, и он старался наилучшим образом выполнить свои обязательства перед дамой и заодно извлечь из этой ситуации определенную пользу для себя. Не будь у него личного интереса, он бы не испытывал сейчас ничего, кроме жалости к Ровене Уоррингтон, чей унылый вид и полное отсутствие женственности и обаяния вне всяких сомнений предрекали ей участь старой девы. Как добродушный и благовоспитанный человек, Филипп Синклер нашел способ быть учтивым с ней, хотя чувствовал себя неловко в ее обществе. В разговоре, который не выходил за рамки привычной светской беседы, он не мог не заметить лихорадочного румянца на ее желтоватых щеках. В ее обычно тусклых глазах, окруженных редкими ресницами, теперь появился необычный блеск.

– Его величество был явно увлечен вашей гостьей, – сказал он. – На месте нашего молодого Джеффри я бы поспешил публично заявить о своих намерениях.

– У меня нет оснований считать, что у моего брата могут быть серьезные намерения в отношении Дизайр Гилфорд. – Ехидный смех Ровены заставил Синклера замолчать. – И к тому же его величество никогда не считал наличие брачных уз препятствием для своих развлечений, если какая-либо леди привлекала его внимание. Впрочем, муж леди Кастлмейн, как мне кажется, с большим удовольствием обменял бы свою жену на титул и владения графа.

– Далеко не каждый муж так уступчив, как Роджер Пальмер. Если бы мне предстояло жениться на мисс Гилфорд, я бы увез ее подальше от двора и как можно скорее.

– Я охотно допускаю это. Вы тоже попались в сети нашей крошки Дизайр. Вот почему вас интересуют намерения моего брата в отношении нее.

Она легонько похлопала его по руке своим веером.

– Несомненно, она на редкость красива, – согласился он, – но дело в том, что я закоренелый холостяк.

– Известно, что даже законченный холостяк способен иногда изменить своим привычкам. Танцуя с мисс Дизайр, вы не могли оторвать глаз от ее лица.

– Если я и смотрел так пристально на мисс Гилфорд, то по другой причине.

– Интересно знать, что это за причина.

Ровена наклонилась к нему и настороженно ждала ответа.

Однако ее собеседник не торопился. Вместо этого он попытался отвлечь ее внимание, заметив, что она не прикоснулась к пище.

– Я вижу, фазан вам явно не по вкусу. Может быть, вы скажете, какое блюдо принести?

Ровена не собиралась так просто попадаться на удочку.

– Так скажите же, почему вы по-особенному смотрели на Дизайр.

– Если я скажу, то могу взять грех на душу. Я еще не вполне уверен в справедливости своих предположений. Боюсь совершить глупость.

– Но вы заинтриговали меня, сэр. Если не дадите мне объяснения, у меня появятся основания обидеться за ваше недоверие ко мне.

Немного поколебавшись, Филипп Синклер решил, что, возможно, лучше удовлетворить любопытство Ровены. Сегодня она явно не в своей тарелке, и ему не хотелось провоцировать ее на какой-нибудь неожиданный поступок.

– Ну хорошо. Несколько месяцев назад, когда мы направлялись в Лондон в личной карете лорда Боудина, в пути на нас напала банда разбойников.

– Да, я слышала об этом. Говорили, что лорд Боудин был взбешен этим инцидентом. Но какое отношение все это имеет к Дизайр Гилфорд?

– Когда я разговаривал с ней, в какой-то момент мне показалось, что она очень похожа на одну девушку – маленькое исчадие ада. Я имею в виду сообщницу этой банды. – В замешательстве он неестественно засмеялся. – Невероятное предположение, правда? Теперь, может быть, вы поймете, почему мне так не хотелось…

– Чтобы наша хрупкая мисс Дизайр могла разъезжать в тех краях и в такой компании? – Теперь она разразилась неприятным, резким смехом. – Более странных мыслей у вас не могло возникнуть, сэр. Подумать только, вообразить, что кто-то из наших гостей…

– У меня не было намерения обидеть вас. Если уж быть совсем честным, то между той отважной маленькой разбойницей, скакавшей верхом в штанах и рубашке, и вашей очаровательной гостьей сходство очень небольшое. Всего лишь цвет глаз, этот зеленоватый блеск. – Он помолчал немного, потом добавил: – Вы должны обещать никому не рассказывать о моих фантастических мыслях, мадам. В противном случае я рискую оказаться в доме для умалишенных.

– Напрасно так говорите. Вы всегда производили на меня впечатление необычайно здравомыслящего человека. Даю вам слово никогда никому не рассказывать о том, что вы мне поведали. Действительно, я не могу позволить себе это. Дорогая мама, наверное, слегла бы в постель от удара. Да, она не перенесла бы и мысли о том, что в ее доме могла найти приют какая-нибудь подобная нахалка. – Неестественный громкий смех Ровены привлек внимание окружающих. Они стали оборачиваться на столик, за которым сидела Ровена вместе с Филиппом Синклером. – Что за абсурд! Мисс Дизайр скачет на лошади вместе с бандой грабителей!

– Главарь этой банды показался мне довольно необычным, – задумчиво произнес Синклер.

– Необычным? Что вы хотите этим сказать? – Ровена старалась говорить спокойным голосом, но напряглась, как натянутая струна.

– Он был вооружен, но ни разу не пустил в ход пистолет, как это обычно делают такие преступники. Кроме этого, он никоим образом не покушался на свободу дам, которые ехали вместе с нами. Я даже не исключаю, что некоторые леди не посчитали бы оскорблением его внимание к себе.

– И что же, вы хотите сказать, что он был очень привлекательным? – спросила Ровена.

– Он был высок, силен и прекрасно сложен. По речи и манерам он неотличим от настоящего джентльмена.

– Он был красив лицом?

– Вот тут я ничего не могу сказать. Его лицо закрывала маска, как это принято у подобных людей.

– А девушка? Вы разглядели у нее лишь одни глаза?

Он покачал головой.

– У нее на лице не было ни маски, ничего. Это было прелестное миниатюрное создание.

– Любое существо женского пола, которое принимает участие в набегах на карсты подданных короля, должно быть, совершенно лишено рассудка, – заключила леди Ровена.

– Ровена, моя милая, – раздался голос леди Мирабель, незаметно приблизившейся к их столику в уютной нише. – Нам пора уходить.

– Но еще едва перевалило за полночь, – запротестовала Ровена.

– Не имеет значения. У тебя пылает лицо, как в лихорадке. Вспомни, что наказывал доктор Манроу.

Ровена готова была в этот момент задушить свою мать. «Глупая женщина вечно сует нос не в свои дела», – злобно подумала она.

Воспользовавшись случаем, Филипп Синклер с радостью встал из-за стола.

– В самом деле, если вам нездоровится, не следует пренебрегать советами доктора, – сказал он и протянул ей руку, чтобы помочь подняться со стула. Несомненно, она страдает каким-то нервным расстройством, решил он. Чем еще можно объяснить эти горящие глаза, напряженность в каждой складке ее худого лица?

Синклер с облегчением вздохнул, когда Ровена с матерью покинули зал. Теперь он направился к банкетному столу, чтобы выбрать себе вина и подыскать более приятное общество.

17

– Убирайся прочь, ты, маленький попрошайка, или я надаю тебе тумаков! – Рослый, могучего сложения человек, слуга Уоррингтонов в серой с золотом ливрее, с вытаращенными глазами кричал на трясущегося мальчишку, жавшегося у железных ворот дома.

Ровена, возвращавшаяся с утреннего обхода после раздачи поручений слугам, остановилась посреди выложенной камнем широкой дорожки перед входом в дом.

– Что здесь происходит, Дженнингс? Барни Джерроу с притворным испугом на лице выпорхнул из-под занесенной над ним руки слуги и подскочил к высокой сухопарой леди в полосатом коричнево-кремовом платье из тафты.

– Пожалуйста, помогите мне, мадам. Вы мисс Гилфорд? У меня письмо для…

Слуга ловко схватил Барни за шиворот.

– Прошу прощения, леди. Никак не могу прогнать этого хулигана. Он околачивается у ворот уже около часа. Я уже пару раз вышвырнул его со двора. – Он крепко держал Барни за костлявое плечо и собирался ударить по голове.

– Остановись! – приказала Ровена. – Отпусти его. – Она жестом показала слуге, чтобы тот удалился.

Слуга вернулся на свое место у ворот и встал там неподвижно, выпятив могучие плечи под тугой атласной одеждой, и со зловещим выражением лица продолжал следить за маленьким оборвышем.

– Я заберу у тебя это письмо, мальчик, – сказала Ровена Барни.

Он с недоверием посмотрел на нее.

– Прошу прощения, мадам. Мне приказано не отдавать ему никому, кроме мисс Гилфорд. Но ведь вы не мисс Гилфорд, не правда ли?

– Письмо, – повторила Ровена, протягивая руку. – Немедленно отдай его мне. Иначе я снова напущу на тебя слугу. Он знает, как обращаться с мелкими воришками и попрошайками.

– Я не воришка и не попрошайка, – возразил мальчишка. Он сунул руку за пазуху и вынул оттуда прямоугольный запечатанный конверт. – Я принес письмо. Видите? Вот оно.

Ровена быстрым движением выбросила вперед руку, обтянутую перчаткой. Рука мелькнула перед глазами Барни, как жало у змеи, и выхватила у него письмо.

– Если вам будет угодно знать, мадам, то человек, который послал меня сюда, просил передать письмо лично мисс Гилфорд.

– Сейчас ее нет дома. Я увижу ее сразу же, как только она вернется.

Барни не отступал. «Отнять письмо у этой тощей суки, – подумал он, – совсем несложное дело». Однако оказаться снова в руках верзилы-привратника, который оставался настороже, ему не хотелось. Слуга, несомненно, горит желанием всыпать ему как следует.

Барни с огорчением решил, что попал в безвыходное положение. Ему следовало бы с первого взгляда понять, что эта баба с лошадиной физиономией никак не могла быть возлюбленной Тренчарда. Конечно же, Морган Тренчард со своим красивым лицом и благородными привычками не мог иметь с ней ничего общего. Он при желании может выбрать самую красивую девушку в Уайтфрайерсе. Надо же было ему потерять голову из-за какой-то красавицы. «Можно представить себе, насколько она хороша, – рассуждал Барни. – Иначе конюхи из «Золотого Якоря» не захлебывались бы от восторга, превознося красоту мисс Дизайр Гилфорд».

В душе мальчишка проклинал себя за эту слепоту. Единственное, что утешало его, это возможность утаить ошибку от Тренчарда. И он мысленно благодарил судьбу за это. С тех пор, как разбойник остановился в меблированных комнатах у его матери, он постоянно пребывал в крайнем раздражении. Кроме этого, у всех на слуху была эта ужасная история с Найлом Форретом, с которым Тренчард расправился в заведении Кейт Клэффи. Барни не хотел стать теперь объектом его ярости.

Он было отступил назад по дорожке, но леди окликнула его:

– Постой, мальчик. Я еще не кончила разговаривать с тобой.

Барни остановился и с опаской посмотрел на нее. Потом нехотя сделал несколько шагов назад, еле волоча ноги в драных ботинках.

– Позвольте мне уйти, ваша светлость, – сказал он извиняющимся тоном. – Ведь вы получили письмо, разве этого мало?

– Кто вручил его тебе?

– Я не знаю его имени. Раньше я никогда не видел этого человека. Я согласился выполнить его поручение, потому что он заплатил мне. Остальное меня не интересовало. Мои папа с мамой умерли, и у меня на попечении сейчас две маленькие сестренки. Одна из них еще совсем кроха. – Своим рассказом он надеялся вызвать сочувствие дамы к воображаемой драматической ситуации. Может быть, она раскошелится на один или два фартинга.

– А как выглядел этот мужчина? – В ее голосе не было и намека на жалость.

– Я не могу точно припомнить его внешность, – уклончиво ответил Барни.

– Как жаль. Это плохо… для тебя. – Леди как бы ненароком вынула из кармана шелковый кошелек, расшитый золотыми нитями, и медленными движениями крутила его в руках.

Барни не спускал прищуренных глаз с кошелька. Он уже получил свое от Тренчарда за доставку письма, но никогда не упускал случая урвать немного лишнего.

– На нем был голубой сюртук и белые чулки. Вообще же он высокого роста…

– Насколько же он высок?

«Да, эта леди – въедливая штучка, – решил Барни, – и к тому же скупа, как черт». При таком богатстве она еще хочет сполна получить за свои деньги. Обдумывая степень риска, мальчишка молчал. Он не хотел, чтобы его постигла участь Найла Форрета.

– Я не могу сказать точно. Может быть, он такой же высокий, как этот ваш ужасно грубый слуга.

– А что ты скажешь о его телосложении?

– Он силен, как бык. Уж это точно.

– Как, по-твоему, он похож на джентльмена?

– Некоторые люди говорят, что раньше он принадлежал к сливкам общества, а потом занялся разбоем.

Пытливая леди ухватилась за эти слова, как голодная дворняжка за кость.

– И ты говоришь, что встретился с ним первый раз в жизни?

– Сомневаюсь, что я мог видеть его где-то раньше.

Заставить Ровену отступить было труднее, чем сдвинуть с места гранитную скалу.

– А ты не подумал, что я могу отправить тебя в магистрат. Там тебя заставят говорить.

– Но за что? Я ничего не сделал вам.

– Мой слуга может рассказать, как схватил тебя при попытке проникнуть в наш дом.

– Это неправда, ваша светлость. Вы сами знаете, что это не так.

Но Барни Джерроу достаточно хорошо знал жизнь, поэтому не сомневался, что в магистрате не станут слушать какого-то жалкого бродягу из Саутуорка, а поверят словам привратника богатой леди. И уж тем более прислушаются к ней, если она сама обратится с заявлением. Таким образом, уже к концу дня он может очутиться в тюрьме Ньюгейт, где его быстро сгноят.

– Если прекратишь свои глупые игры и расскажешь о том, что меня интересует, то получишь шесть золотых монет. По-моему, это неплохая плата за такую ничтожную информацию. Или ты так не считаешь?

Властный тон леди обескуражил Барни, и с минуту он отупело смотрел на нее, не произнося ни слова. Шесть золотых суверенов. За такие деньги он бы продал родную мать в гарем какому-нибудь турецкому султану, а заодно с ней и Полли.

– Так что вы хотите услышать от меня, мэм?

– Расскажи мне все, что тебе известно о Дизайр Гилфорд.

Близился вечер, когда Дизайр вернулась с лондонской биржи после похода за покупками вместе с леди Мирабель. Она поднялась наверх, в свою комнату, и начала раскладывать пакеты.

– Пока вас не было дома, принесли вот это письмо, – сказала Тильда, протягивая ей депешу на серебряном подносе.

При виде печати на конверте, Дизайр поднесла руку к губам. Спохватившись, она постаралась придать себе невозмутимый вид. Тем временем служанка помогала ей переодеться перед обедом.

Ровена выслушала рассказ Барни о его поездке в «Золотой Якорь», заплатила ему положенную сумму и отпустила восвояси. Потом, не теряя времени даром, открыла конверт и прочитала письмо. Она аккуратно запечатала письмо, так что впоследствии Дизайр не обратила внимания на то, что печать была нарушена. Да и едва ли можно было заметить чуть расплывшуюся каплю воска. У нее подрагивали руки, когда она читала адресованное ей послание.

«Я нахожусь в Лондоне, но задержусь здесь недолго. Мне нужно увидеть тебя и поговорить. Приходи на встречу со мной в полдень, через неделю, отсчитывая от сегодняшнего дня, в лавку миссис Латимер в Патерностер Pay. Я закажу для нас отдельную комнату на третьем этаже. Енох рассказал мне о том, как вы расстались в «Золотом Якоре», но я хотел бы услышать от тебя, из твоих уст, что произошло после этого.

Если ты не придешь повидаться со мной, мне будет нетрудно догадаться о причине. Каждый из нас пойдет своим путем, и тебе не нужно будет опасаться, что я попытаюсь увидеть тебя вновь».

Хотелось узнать, каким образом Морган установил ее местонахождение в доме Уоррингтонов. Но главное не в этом. Важно, что он невредим и хочет видеть ее.

Отлучиться из дома одной представлялось Дизайр нелегкой задачей. Леди Мирабель и Джеффри непременно поинтересуются, куда она собирается отправиться. Она перебирала в уме и обдумывала разные планы, прежде чем остановилась на одном варианте, который более или менее соответствовал ее цели. Она не решалась говорить о своих намерениях до завершения обеда.

Джеффри услужливо распахнул перед ней дверь.

– Вы не особенно разговорчивы сегодня, моя дорогая. Надеюсь, что это не связано с изнурительной жарой, не свойственной этому времени года, – сказал он.

Дизайр отрицательно покачала головой.

– Нет, ничуть. Я просто много думала об одной случайной встрече сегодня днем на лондонской бирже, – ответила она. – Это произошло, когда вы, леди Мирабель, примеряли туфли.

– Должна признаться, что никак не могла решить, какую именно пару домашних туфель мне выбрать. Более всего мне бы подошли те голубые с розочками. Но у меня буквально разбежались глаза, когда я увидела другие – с алмазными пряжками.

– Боже мой, мама. Позволь же Дизайр рассказать нам о ее встрече, – перебила даму Ровена. Она с особой проницательностью вглядывалась в лицо девушки.

– Это не так уж важно. Я собиралась посмотреть несколько вееров, как случайно поймала на себе взгляд одной своей знакомой. Эта белошвейка раньше бывала в нашем доме и помогала мне освоить некоторые тонкости этого мастерства. Сейчас она в трудном положении, и я пообещала ей, что загляну к ней в ближайшее время. Она живет в меблированных комнатах.

– Это очень мило с вашей стороны, дорогая, – сказала леди Мирабель. – Не могу ли я пойти вместе с вами?

– Боюсь, она будет чувствовать себя неловко, будучи вынуждена принимать вас в своей скромной обстановке.

– Мне было бы приятно проводить вас до места, – в свою очередь предложил Джеффри.

– Дизайр вполне успешно и без нас может справиться со своей задачей, – посчитала своим долгом заметить Ровена. – Мы не должны никоим образом мешать ей свободно отправляться туда, куда ей хочется. А для большей надежности она может пользоваться экипажем и взять с собой кого-нибудь из слуг для охраны.

Вот уже несколько дней с того памятного вечера, когда состоялся бал в Седжвике, Ровена держалась необычайно дружелюбно, но Дизайр было по-прежнему неуютно в ее обществе. Несколько раз она замечала, как сестра Джеффри смотрит на нее, словно голодная кошка, приготовившаяся к броску.

– Я отправлюсь в обычной крытой карете, – сказала Дизайр. – Не знаю, как долго задержусь у нее.

Джеффри подбодрил ее шутливым замечанием:

– Моя дорогая, вам уже пора научиться не обращать внимание на всякие пустяки. Наш экипаж всегда к вашим услугам. В любое время дня и ночи.

Небо над городом потемнело. Со всех сторон нависли серые тучи. Экипаж подъехал к парфюмерной лавке на Патернос Pay. Дизайр одела зеленое шелковое платье, которое ей подарил Морган. Поверх платья на плечах у нее лежала бархатная накидка. Серьги с изумрудами, как и раньше, она прятала в маленьком кармане. Может быть, когда они с Морганом будут вместе, она наденет их для него.

В письме он упоминал о том, что вскоре собирается покинуть Лондон. Хорошо, если бы она сумела убедить его подождать с отъездом до ее аудиенции у его величества. Она сомневалась, нужно ли рассказывать Моргану о своих замыслах.

Пока она предавалась размышлениям, карста Уоррингтонов остановилась возле высокого узкого здания. Над входной дверью покачивалась вывеска голубого цвета с золотом в виде флакона духов. Ветер усиливался, цепи, на которых висела вывеска, поскрипывали. Тучи сгущались, предвещая неминуемый весенний ливень. Но совсем другое волновало Дизайр. Оставались минуты до встречи с Морганом. Сейчас она окажется в его объятиях и почувствует сильное любимое тело.

– Прошу прощения, мисс Гилфорд. Вы уверены, что это здесь?

Экипаж остановился, лакей быстро соскользнул вниз и помог сойти ей. Он с недоумевающим видом разглядывал вывеску.

«МИССИС ЛАТИМЕР

ДУХИ И КОСМЕТИКА»

Надпись, выведенная позолоченными буквами, выглядела весьма незатейливо.

– Все в порядке. Мне нужно именно сюда. – В голосе Дизайр чувствовалось нетерпение. – Пожалуйста, передайте мне ту корзину.

Чтобы не вызывать подозрений у леди Мирабель, Дизайр решила не отказываться от вместительной корзины с разнообразными продуктами, которые хозяйка дома распорядилась приготовить для женщины, находящейся в бедственном положении.

Лакей все еще сомневался, туда ли они приехали. Он долго переглядывался с кучером, так что Дизайр начала терять терпение.

Она получила письмо от Моргана неделю назад, и все это время не могла думать ни о чем, кроме этой встречи. Она не сомневалась в том, что он хотел забыть ее, но не смог. Он любил ее так же, как она продолжала любить его. Она решила, что он собирается уехать из Лондона, о чем он собственно и написал ей, и хочет забрать ее с собой.

– Вот ваша корзина, мисс Гилфорд.

Хотя слуга обращался к ней вполне вежливым тоном, она заметила его пристальный взгляд и самодовольную глупую ухмылку, промелькнувшую у него на лице. Однако тут же отбросила эту мысль, приписав ее своему чрезмерному воображению. Она отказалась от его услуг помочь ей донести корзину и, подхватив ее одной рукой, торопливо вошла в подъезд.

Воздух лавки был насыщен запахами различных духов, притираний, кремов и лосьонов. Здесь продавали ароматические шарики с гвоздикой, крошечные коробочки с мушками и в большом выборе перчатки, благоухавшие фиалками и духами Нероли, Миссис Латимер, женщина невысокого роста в опрятной одежде из черного шелка, поднялась со своего места и с поклоном поприветствовала элегантную молодую леди, приехавшую в экипаже с фамильным гербом.

– Чем могу служить, леди?

– У меня здесь назначена встреча… – после некоторой заминки сказала Дизайр.

Она не знала, с чего ей начать. Миссис Латимер, поглядев на нее, понимающе кивнула головой.

– Не угодно ли вам оставить корзинку здесь, внизу?

К удовольствию Дизайр, она освободила ее от ненужного бремени и повела в конец лавки.

– Вам нужно подняться наверх, леди, – с улыбкой сказала женщина. – Вторая комната налево.

Леди Мирабель мимоходом упоминала о подобных модных лавках, где некоторые благородные леди снимали комнаты для тайных свиданий с любовниками. Наверняка заведение миссис Латимер принадлежало к числу таких лавок. Но это совсем не волновало Дизайр. Она знала, что через минуту увидит Моргана.

Сердце бешено колотилось у нее в груди, когда она поднялась в холл на третьем этаже, отыскала нужную дверь и постучала. Секундой позже на пороге появился Морган. Он поглядел на нее с высоты своего роста, взял за руку и провел внутрь комнаты. После этого повернул ключ в замке.

В комнате он снова оглядел ее своими темными глазами с головы до ног. Но где же тепло и нежность, на которые она так рассчитывала?

– Так. Этот костюм мне знаком, – проговорил он.

– Ты и должен был его узнать, потому что сам купил его для меня.

Услышав эти слова вместо приветствия, Дизайр опешила. Она же ожидала нежных объятий и поцелуев после долгой разлуки. Ей хотелось услышать, с каким нетерпением он ждал этой встречи.

– Я думал, что такая смышленая девушка, как ты, сможет обзавестись новым гардеробом за время пребывания у лорда Уоррингтона.

Защемило сердце от боли при Виде его насмешливых темных глаз, и она почувствовала себя неуютно.

– Или, может быть, ты решила не размениваться на мелочи, как опытный рыбак, который караулит золотую рыбку?

– Не понимаю, о чем ты говоришь.

– А я думаю, ты все прекрасно понимаешь. – Голос Моргана задрожал от гнева. – Оказаться госпожой в доме такого благополучного джентльмена – значит, иметь возможность приобрести новые наряды, драгоценности, собственный экипаж и все такое. Но ты, похоже, решила сделать более высокую ставку.

– Высокую ставку? – спросила она, почувствовав приближение праведного гнева.

– Да. На обручальное кольцо, моя ненаглядная Дизайр. Только лучше послушай мой совет. Смотри, как бы ты не перегнула палку и не оказалась снова в Уайтфрайерсе. А ты сама убедилась в том, что до первоклассной воровки тебе очень далеко.

Все ночи напролет за минувшую неделю она только и мечтала об их встрече и вот теперь должна терпеть боль разочарования. Она все же сомневалась, что Морган вызвал ее сюда только для того, чтобы оскорбить и унизить таким образом.

– Если тебе угодно знать, то Джеффри – лорд Уоррингтон – уже просил меня стать его женой.

Она услышала, как он вздохнул и замер на мгновение. Однако быстро взял себя в руки и отвесил ей короткий формальный поклон.

– Поздравляю тебя, Дизайр. Теперь я вижу, что тебе не нужны советы, во всяком случае мои. Твое место не среди бродяг Уайтфрайерса, а в бальных залах дворца Уайтхолла.

Он снова причинил ей глубокую боль.

– Возможно, когда ты будешь танцевать там с его величеством, ты когда-нибудь вспомнишь обо мне и Енохе, промышляющих на большой дороге.

– Я уже имела честь танцевать с королем, – спокойно сказала Дизайр. Стоило ли сейчас рассказывать, что она ждет аудиенции с Карлом? Скорее всего, нет, пока он ведет себя так странно и непредсказуемо. Поэтому она решила переключиться на нейтральную тему.

– Верно ли, что Енох был серьезно ранен?

– Не настолько серьезно, как мог бы обернуться для него тот спектакль, когда он отвлекал солдат. Похоже, ни один мужчина не способен устоять перед твоим обаянием. Даже Енох.

Эти слова рассердили ее. Она сверкнула зелеными глазами и сказала в ответ:

– Как ты можешь подозревать Еноха и меня в том…

– Тебя и Еноха! – Он откинул голову и засмеялся, обнажив белые зубы. – Бог мой! Конечно, нет. Я только хотел сказать, что ты сумела внушить ему мысль о своем природном великодушии и безграничной порядочности. Но вот проходит несколько часов после вашей встречи с лордом Уоррингтоном, – и ты уже находишь дорогу к нему в постель.

Дизайр уже подняла руку, чтобы дать ему пощечину, но он успел схватить ее запястье. Когда его цепкие пальцы впились ей в тело, она тихо вскрикнула от боли и попыталась выдернуть руку.

– Ты хотел видеть меня, и ты добился этого, – сказала она, задыхаясь от обиды. – Теперь отпусти и позволь мне уйти.

У нее было слишком мало сил, чтобы вырваться от него.

– Будь все проклято! Дай мне уйти.

– Только после того, как я сам этого захочу. – Он стоял, не сводя глаз с ее лица. – Скажи, когда же состоится ваша свадьба.

– Это не должно волновать тебя.

– Так все-таки, когда же ты собираешься выйти замуж за своего драгоценного Джеффри Уоррингтона?

– Я не приняла его предложения.

– Почему же?

Дизайр с вызовом смотрела ему прямо в глаза. Губы ее были плотно сжаты. Морган ослабил хватку.

– Говори. У меня есть право интересоваться этим.

– У тебя нет никаких прав на меня. Я проклинаю тебя, Морган Тренчард! И не понимаю, зачем ты позвал меня. С того момента, как я получила письмо, я мечтала поскорее увидеться с тобой, потому что думала… Я надеялась… – У нее задрожал голос, и она не могла продолжать дальше.

Морган с силой притянул ее к себе.

– Ты говоришь, что надеялась? На что? – На этот раз голос звучал тихо и немного хрипло. – Скажи мне, Дизайр.

– Позволь мне уйти, – сказала она, хотя в душе проснулись совсем другие желания. Это было знакомое томительно-сладкое ожидание согревающих душу и тело ласк. Морган был нужен ей. С тех пор, как они расстались, она жила, как будто во сне, дожидаясь этого дня. Сейчас своим прикосновением он вывел ее из сна, и в ней оживали все прежние ощущения.

Дизайр подняла глаза на него, и от ее гордости не осталось и следа. Она увидела огонь в его глазах. Неужели этот огонь вспыхнет в ней только на миг, а потом снова суждено остаться в одиночестве, холодной и мрачной пучине. Но эти мысли вдруг куда-то исчезли, то ли сами собой, то ли она отогнала их от себя усилием воли. Искушение быть рядом с человеком, которого она продолжала любить, взяло верх, и она больше не могла противиться своим желаниям. Дизайр безмолвно приникла к нему и обвила руками его шею.

Морган прижал ее голову к себе, зарывшись лицом в ее пушистые волосы. Из груди у него вырвался сдавленный стон.

Задыхаясь, она говорила с трудом, торопясь выяснить все и немедленно.

– Морган, ты написал мне, что хочешь видеть. Зачем?

Ответа не последовало. Слегка откинув голову назад, Морган недоверчиво взглянул на нее.

– Скажи мне, Морган. Тогда он криво усмехнулся.

– Мне нужно было удостовериться, что тебе ничто не угрожает. И что ты окружена заботой. Узнав, что у тебя есть любовник, такой, как Уоррингтон например, я могу не беспокоиться за твое будущее.

– Лучшего ответа ты, конечно, придумать не мог, – продолжала она. – Если тебе достаточно знать, что мы с Джеффри любовники, для того чтобы ты мог дольше спать спокойно, то все остальное теряет всякий смысл.

– Да разве я мог думать иначе? Посмотри сама. Ты остаешься с ним в «Золотом Якоре». Потом оказываешься в его доме. И до сих пор живешь там…

– Неужели дело только в этом? Значит, ты допускаешь, что я, добровольно отдавшись тебе, потом могу легко и бездумно вести себя так же с любым другим мужчиной, который встретится на моем пути?

– Дизайр, не надо делать из меня шута горохового.

Первый раз за все время их знакомства она почувствовала, насколько раним этот сильный человек. Она никогда не представляла себе, что у него может быть такое выражение лица, как сейчас. Он умолял ее глазами сказать то, что жаждал услышать. Это открытие потрясло ее.

– Ты когда-нибудь пыталась поставить себя на мое место? Что я должен думать и чувствовать, зная, что ты находишься рядом с другим мужчиной? Я никогда не предполагал, что смогу так полюбить тебя, как, впрочем, и любую женщину.

Никогда прежде Дизайр не испытывала такой неподдельной радости и гордости, как и не слышала подобных признаний. Они глядели друг на друга, не отрывая глаз.

– Морган, ты первый мужчина в моей жизни.

Я принадлежала тебе, и сейчас принадлежу только тебе. Я готова спать на соломенной подстилке, лишь бы в твоих объятиях. Я не променяла бы ее на роскошную королевскую спальню и самого короля, если бы мне их предложили.

– Дизайр, любовь моя!

– Нет, не надо. Не спеши говорить то, о чем можешь пожалеть позже. Я знаю, что отдалась тебе по собственной воле. И как бы ты ни был нужен мне, я не стану удерживать тебя сейчас, если тебе лучше уйти.

– Этого не случится. Ни сейчас, ни потом.

Морган поднял ее на руки. От его сильных рук, близости его тела у нее слегка закружилась голова, и она прикрыла глаза. Он понес ее к пологу с шелковым занавесом и бережно опустил на кровать.

18

Теперь гроза была совсем близко. Лежа на широкой кровати, Дизайр прислушивалась к шуму ветра и первым раскатам грома. С этими звуками в ее душу проникало неопределенное тревожное чувство, похожее на ожидание какой-то беды. Первые тяжелые капли дождя забарабанили по карнизу. Под порывом ветра всколыхнулись и замерцали серебристые шторы, которые отгораживали ее и Моргана от суетного мира.

Перед ее полуоткрытыми глазами возвышалась статная фигура Моргана. Он стоял возле постели и снимал с себя одежду. Глядя на это сильное, прекрасное в своей наготе мужское тело, она отрешилась от мрачного предчувствия и предалась другим мыслям.

Вспышки молнии одна за другой рассекали небо и освещали стены комнаты. Морган присел на край кровати и ловкими пальцами начал расстегивать множество пуговиц на нарядном дамском платье. Он быстро справился с ленточками, прятавшимися в складках шелка, и освободил свою возлюбленную от нижней юбки. Потом развязал шнурки на тугом корсете. Там, где прикасались его легкие пальцы, по телу пробегала приятная дрожь. В комнату хлынул поток свежего влажного воздуха, принесенного грозой сквозь распахнутое окно.

Прохладный ветер продолжал шевелить тяжелые бархатные шторы, но он не мог остудить разгоряченное тело под тонкой сорочкой. Дизайр услышала голос Моргана, который звучал глухо и прерывался от волнения.

– Ты бы распустила волосы. Сделай это для меня, любимая.

Дизайр невольно улыбнулась, вспомнив, как долго Тильда укладывала ее густые, блестящие пряди, стараясь сделать красивую прическу. Она выдернула из волос золотые шпильки, отстегнула заколки и положила их на фарфоровое блюдечко, стоявшее на маленьком столике возле кровати.

Фривольный стиль обстановки в комнате красноречиво говорил о назначении этих апартаментов. Сверкала лаком и позолотой мебель, мягким блеском отливали бархат и парча. Над кроватью был туго натянут тент из тафты, ниже свисал бледно-голубой с серебристым узором занавес. Столбики кровати были украшены тонкой резьбой.

Дизайр сняла туфельки с алмазными пряжками и бросила их на пушистый ковер. Морган играл ее локонами, пропуская их между пальцами, а она жмурилась, как кошка, от блаженства.

Потом быстрым движением пальцев он избавил ее от подвязок. Она с удовольствием позволяла ему раздевать себя, подрагивая от прикосновений. Он начал стягивать с нее чулки, и она послушно подставила ему одну ногу, потом другую. Вдруг он наклонил голову и прильнул губами к ее бедрам. Как огонь убирает на своем пути одну за другой сухие веточки, так эта ласка молниеносно понеслась по ее телу. На ней еще оставалась сорочка, которая вздернулась вверх.

Морган поднял глаза на знакомый мягкий треугольник. На какой-то миг его горячее дыхание, которое она, не переставая, чувствовала на своем теле, прервалось.

Морган отодвинул сорочку выше, к груди.

– Это совсем лишнее, любовь моя. Ты так прекрасна в своей наготе. Я хочу, чтобы нам ничто не мешало. Дизайр приподнялась и помогала ему дотянуться до выреза сорочки и еще одного предмета женского туалета. Наконец, и эта мелочь была отброшена в сторону.

Она чувствовала, как теплые волны из глубины распространялись по всему телу. Желание близости оттеснило робость и стыд. Поколебавшись какую-то долю секунды, она сжала его голову руками, а сама подтянулась на кровати и тихо застонала.

– Любимая, я сделаю все, чтобы тебе было хорошо. Скажи, как ты хочешь…

Голос Моргана звучал приглушенно. Она раздвинула ноги, и голова Моргана оказалась у темной шелковистой рощицы. Горячие губы целовали и лизали нежную кожу, он вдыхал пьянящий аромат. Нежный голос снова и снова спрашивал, как она хочет, чтобы он любил ее.

– Морган, пожалуйста…

– Ответь мне. Прошу тебя.

Никакая сила на свете не могла бы сейчас заставить ее язык и губы произнести слова, которые он хотел слышать. Она только глубже погрузила пальцы в его густую шевелюру и подвела его рот к самой чувствительной точке своего тела.

На это Морган ответил сначала коротким поцелуем, а потом начал медленно водить пальцами вдоль приоткрывшейся влажной щели. Затем приник губами к розовой плоти и начал коротко и быстро лизать набухшую жемчужину, затем проник в глубь тугого кольца. Ее тело вздрогнуло, и он почувствовал во рту влагу, вкус которой показался ему божественным. Он оторвался, а затем пальцем скользнул поглубже. И тотчас же оказался зажатым в мягком чехле.

Когда Морган попробовал осторожно отнять свою руку, послышался слабый звук протеста. Тогда он приподнял ее попку и два сочных розовых лепестка оказались у его губ. Он почувствовал, как покоившееся у него в ладонях тело пришло в движение. Неутоленное желание окончательно взяло верх над стыдом. Он лизал и нежно покусывал, проникал языком во влажную глубину в такт ее движениям.

– Еще, еще… – шептали пересохшие губы.

Морган опустил ее на постель. Опершись на локти и держа тело навесу, он наклонился над ней. Плотный гладкий член с горячей головкой несколько раз скользнул по набухшему узелку. Нетерпеливая женская рука поймала головку и направила ее пониже, к центру маленькой воронки, и они сразу же закачались в размеренно медленном ритме.

Женские руки обхватили крепкие мужские плечи, стали гладить по спине, неугомонные пальцы быстро бегали от шеи до бедер.

От этих ласк все чаще и выше вздымались тугие мышцы, и тут она подняла ноги, обвила ими его тело и замерла в ожидании своей сладкой участи. Мощный член свободно вошел в разгоряченную плоть и затих на доли секунды. Ее лоно какой-то миг наслаждалось приятной тяжестью и переполнением.

Потом снова зашевелились пальцы на спине в такт набирающим силу движениям. Возобновилась сладострастная игра. С одной стороны, следовали настойчивые броски вглубь, с другой – безропотное желание принять и как можно дольше удержать в себе безудержную огненную лавину.

Время перестало существовать для двух слившихся воедино тел. Бешеный темп содрогающихся переплетенных бедер завершился отчаянным рывком с огромной мощью заряда, который быстро погас в бархатистом обволакивающем футляре. Миновал разгул неистовой страсти. Угомонилась алчущая плоть, разрешившись коротким криком. Ликование двух тел сменилось блаженной истомой, и две души, отрешившиеся от бренных тягот, устремились вверх, к тихой небесной колыбели.

Прохладный ветерок долетал до полога кровати. Боясь потревожить Дизайр, Морган лежал неподвижно. Она, положив голову ему на плечо и тоже не шевелясь, прислушивалась к звукам падающих за окном капель дождя. Морган погладил ее по еще не остывшей и чуть влажной коже, потом подтянул и набросил на нее шелковое покрывало.

Она придвинулась к нему и коснулась губами его щеки.

– Первый раз мы занимаемся этим в настоящей постели.

– Я был бы счастлив предложить тебе совсем другую постель. И еще, как бы я хотел, чтобы мы с тобой были совсем одни. И не в такой комнате, как эта.

Никогда раньше она не слышала извиняющихся ноток в его голосе.

– Я только что подумала об этом, – сказала она. – Ведь это… дом свиданий.

– Откуда ты знаешь о существовании таких мест? – спросил он.

– Леди Мирабель, мать Джеффри, как-то упомянула о них. Теперь я не удивляюсь, что слуга засомневался в адресе. Не зря он подумал, что привез меня не туда, куда надо.

– Когда я назначал тебе встречу, я упустил из виду, что из-за этого может возникнуть подобное замешательство, – оправдывался он.

Но Дизайр закрыла ему рот тонкими пальцами и заставила его замолчать.

– Забудь, что я тебе сказала. До тех пор, пока мы вместе, это не имеет никакого значения.

Она приподнялась и заглянула ему в лицо. В ее глазах была тревога.

– Мне не дает покоя твое письмо. Ты написал, что скоро намерен покинуть Лондон.

Вместо ответа он положил ей руку на грудь. Хотя от этого прикосновения в ней снова начало пробуждаться желание, она решила, что в этот момент ни за что не поддастся искушению.

– Скажи, – настаивала она, – ты не передумал? Ты по-прежнему хочешь уехать?

– Я должен сделать это, моя ненаглядная, – ответил он. – Мне бы нужно уехать еще раньше, но хотелось сначала повидаться с тобой.

– Куда ты поедешь?

– Успокойся, любимая, – ласково говорил он, поглаживая ее по голове, – и постарайся не думать об этом.

– Это значит, ты снова собираешься отправиться на большую дорогу.

Мир и покой, которые царили в душе всего несколько минут назад, улетучились в один миг. Она обвила руками его шею, словно этим могла удержать его подле себя.

– Морган, ты не можешь и не должен этого делать.

– У меня нет выбора, – ответил он.

– А обо мне ты подумал? Могу ли я оставаться одна, не зная, когда мы увидимся снова?

– Увы, но иного выхода нет. Посылая тебе письмо и приглашая тебя сюда сегодня, я рисковал и твоей и своей жизнью. В следующий раз мы встретимся далеко от этих мест.

– В Корнуолле? – спросила она. Несмотря на все старания, она не могла скрыть горечи.

– Пока это единственная возможность для нас. Я приеду к тебе в Равенсклифф, как только смогу.

Резким движением она высвободилась из его крепких объятий. Значит, она должна отказаться от своего плана, который вынашивала во имя лучшего для них обоих будущего?

– Морган, нет! Я не могу ехать в Равенсклифф. Во всяком случае, сейчас. Я должна остаться здесь, в Лондоне.

В глубине его сузившихся глаз мелькнуло подозрение.

– Не можешь? Из-за Джеффри Уоррингтона? Дизайр вскочила и отпрянула от него, словно ее ударили палкой.

– Как ты можешь думать так сейчас, после всего, что было между нами?

– А что мне еще остается делать? Ты говоришь сначала, что для тебя не имеет значения, где мы будем встречаться, а потом уверяешь, что должна оставаться в Лондоне. Если дело не в Уоррингтоне, то что же еще может удерживать тебя здесь?

Железный обруч на мгновение сдавил ей горло так, что она не могла выговорить ни слова.

– Ответь мне, кто мешает тебе уехать? – Ревность взыграла, голос его дрожал от гнева.

– Король Карл.

Невольно вырвавшиеся слова вызвали недоумение у него на лице. Он уставился на нее широко раскрытыми глазами.

– Да поможет тебе Иисус! Ты понимаешь, что говоришь? Что общего у его величества с тобой? – Тут он замолчал, выжидательно глядя на нее. Потом задумчиво произнес: – Хотя ты сказала, что танцевала с ним…

– Да. На балу. Я поехала туда с тайной надеждой познакомиться с королем, чтобы уговорить его встретиться со мной. – Она волновалась, и вместо последовательного рассказа Морган слышал торопливые бессвязные слова. – Я с трудом поверила своим ушам, когда он дал мне обещание… Теперь нам может улыбнуться удача… Он сказал, что мы снова увидимся и тогда…

– Теперь мне понятно, почему ты не хочешь покидать Лондон. Тебе предстоит встреча с его величеством. Это действительно счастье для тебя.

– Для нас. Наберись терпения и послушай меня.

Зная нетерпеливый характер Моргана, она наспех пересказала ему свой разговор с королем по поводу личной аудиенции.

– С тех пор, как он вернулся в страну, у него нет свободного времени. Он просто не успевает отбиваться от просителей, – говорила она. – Но он уверял меня, что не забудет о своем обещании. Я тоже думаю, что он помнит о нем. Я встречусь и расскажу ему все. Пусть он узнает, как ты поддерживал его отца, как тебя выгнали из Пендаррена и все остальное.

– Ты лишилась рассудка.

– Нет. Я хочу помочь тебе. Я хочу вымолить прощение для нас обоих.

Голос Дизайр дрожал от волнения.

– Если ты рассчитываешь на удачное осуществление, извини меня, этого дурацкого плана, то глубоко заблуждаешься. Ты заработаешь две петли, одну – себе на шею, другую – для меня. Такой конец мне представляется более вероятным.

– Но разве у нас есть еще какой-нибудь другой шанс, Морган? Позволь мне попытаться. Его величество не только король, но и мужчина. Наверное, он хорошо понимает, что значат изгнание и разлука. Почему ты думаешь, что он обязательно накажет тебя за дела твоего брата? Ведь не ты же совершил предательство короны. Он все поймет правильно. Я должна заставить его сделать это.

Морган с силой схватил ее за плечи, впившись пальцами в оголенное тело.

– Довольно. Я слушал тебя достаточно долго, – сказал он сердито. – Ты или сверхнаивна, или все-таки потеряла разум.

Он не заметил, что причиняет ей боль, и, только когда она вскрикнула, ослабил хватку.

– Дизайр, родная моя, откажись от этого глупого плана. Забудь о нем прямо сейчас.

Увидев, как слезы брызнули у нее из глаз и потекли по щекам, он прижал ее к себе.

– Если уж нам суждено принадлежать друг другу, то это смогу сделать только я. Не надо плакать, моя хорошая. – Он пытался успокоить ее тихим и мягким голосом, поглаживая рукой по спине. – Ты до сих пор не понимаешь, в каком мире живешь. Впрочем, в этом нет ничего удивительного. Еще год назад ты была совсем дитя, жила под крышей отцовского дома, и никакие беды, хоть происки самого дьявола, были тебе не страшны. Ты находилась под надежной защитой.

– Но я больше не ребенок, – решилась она напомнить ему, не отводя от него своих зеленых глаз. – Уж ты-то должен знать это лучше, чем кто-либо. Я уже говорила, что это ты увез меня и заставил ступить на путь беззакония. И после всего ты снова готов покинуть меня.

– Думаешь, мне легко расставаться с тобой? Когда я говорил, что ты нужна мне, я не лгал. Я обязательно приеду к тебе в Корнуолл и буду навещать тебя там регулярно, стараясь не подвергать нас опасности. – При этих словах его лицо приняло решительное выражение, и он сказал суровым голосом: – Ты отправишься из Лондона в Равенсклифф, как только представится возможность безопасной поездки.

– Безопасной? У нас уже была такая поездка. И что? Енох получил пулю в плечо, а мне только чудом удалось спастись от драгун.

Морган остановил ее нетерпеливым жестом.

– Теперь тебе не придется ехать в обычной карете. Ты отправишься туда в экипаже Уоррингтона, с фамильным гербом на дверце и с приставленным к тебе слугой для охраны.

– Теперь мне кажется, что ты лишился способности рассуждать здраво. Как, по-твоему, я смогу объяснить Джеффри необходимость этого путешествия?

– Ты скажешь ему, что должна навестить свою тетушку.

– Он захочет поехать со мной.

– У тебя есть выход. Ты сказала, что отвергла его предложение о замужестве. Поэтому теперь ты можешь сообщить ему, что решила подумать над ним. Но для этого тебе надо побыть одной или подождать какое-то время, учитывая важность этого решения. А поскольку из всех оставшихся в живых родственников у тебя есть только престарелая тетушка…

– У тебя, а не у меня.

– Для него это не имеет значения. Ты можешь убедить его в том, что тебе нужен ее совет в таком деликатном вопросе. Совершенно естественно, что в случае твоего решения выйти за него замуж тебе захочется получить ее благословение.

– Морган, я не могу поступить таким образом.

– Почему, черт побери?

– Я считаю, что безжалостно с моей стороны так обнадеживать Джеффри, не имея в действительности намерения вступать в брак с ним. Он очень добр ко мне, так же, как и его мать.

– Не сомневался ни на минуту, что ты сумела завоевать сердца всего семейства Уоррингтонов, – снова прервал ее Морган.

– Нет, не совсем так. Сестра Джеффри, Ровена, с момента моего появления в их доме относилась ко мне холодно и подозрительно. И хотя сейчас она пытается всячески заигрывать со мной, я не доверяю ей.

– Извини, детали сейчас неуместны. Твоя задача – как можно скорее оказаться в карсте. Постарайся побыстрее отправиться в Равенсклифф.

– А если тем временем его величество пришлет мне приглашение? Морган, дай мне, пожалуйста, возможность поговорить с ним. Я уверена, что смогу разжалобить короля.

– Ты не сможешь вымолить прощение для разбойника с большой дороги. Поверь мне. Хотя я не сомневаюсь в том, что он может проявить снисходительность к тебе самой. Если бы ты предстала перед ним в таком виде, как сейчас передо мной… – Морган невесело усмехнулся. – Король Карл – тоже мужчина. Ты сама это сказала. Любому мужчине трудно устоять перед такой красавицей.

– Морган, не говори глупостей! Я не собираюсь получать прощение короля такой ценой. Оно не должно унижать нас. Оно должно быть подарено тебе бескорыстно, и мне тоже. Ты что, не понимаешь этого?

Она порывисто прижалась к нему и заглянула ему в лицо своими теплыми, сияющими от любви глазами.

– Ты – часть меня самой, – тихо сказала она. – Знал бы ты, что я чувствовала, когда ты советовал использовать сережки как приданое. – При этих воспоминаниях у нее сжалось горло. – Вот и теперь ты говоришь, что любишь меня. Так как же ты можешь причинять мне боль?

Он порывисто обнял ее, зарывшись лицом в густые волосы, прильнул губами к мягкой выпуклости ее груди.

– Может быть, я добивался, чтобы ты возненавидела меня. Так тебе было бы легче начать новую жизнь. Может быть, даже в какой-то момент я сам верил, что так и будет. – Голос его стал тихим и хриплым. – Но стоило тебе исчезнуть с моих глаз, как я начинал представлять твоего будущего мужа, как ты лежишь с ним в постели; видел твое тело, раскрывавшееся перед ним, когда он прикасался к тебе. Это так невыносимо!

Второй раз он тронул ее признанием собственной слабости. Она откинула несколько темных завитков, упавших ему на лоб. Когда его губы настойчивее притянули шелковистый сосок, она попыталась мягко отстранить его от себя.

– Мы больше не можем оставаться здесь. Уже поздно.

Сказав это, она поняла, как запоздало прозвучали ее слова. Она чувствовала, как волнение теснило ей грудь, как рвались, метались по всему телу горячие струи. И все же она попыталась встать и освободиться от тесных объятий, убеждая себя не поддаваться знакомому пьянящему желанию. Неподходящее это время. А в голове упорно вертелась одна и та же мысль. Уступить сейчас себе и ему – значит, подтвердить свою готовность и дальше жить и любить украдкой. Такое будущее не сулит им ничего, кроме тайных свиданий, хоть и жарких, но унизительных.

В коротком раздумье Дизайр не заметила, как руки Моргана обхватили ее за бедра и снова привлекли к себе, и она, подчиняясь этому манящему живому теплу, сдалась и оказалась через секунду сидящей верхом на его бедрах. Опомнившись, она неуверенно прошептала:

– Нет, Морган. Не надо.

Когда он отнял губы от ее груди, она пожалела о своих словах. Со всей остротой она ощутила, как желанны для нее эти ласки, как будет недоставать их и сколь неотвратима разлука. Словно угадав причину ее боли, он припал к другой груди, и острое чувство пронзило ее. Он прижимал к себе податливое тело, лаская руками спину, ягодицы, пока от безумной иссушающей жажды не раскрылись прелестные губы и не подернулись дымкой глаза. Она покорно опустила голову. По плечам и спине струились длинные темные волосы.

Потом его сильные руки приподняли ее и насадили на тугую жаждущую освободиться от невыносимого томления плоть. В устремленных на нее глазах Дизайр увидела и безграничную нежность, и невыносимые муки. Быстрым и легким движением она приняла в себя раскаленный кинжал, который глубоко и плотно вошел в нее. Она начала легко и ритмично подниматься вверх и медленно опускаться, то наклоняясь вперед, то откидываясь назад. Морган стонал, через стиснутые зубы, наслаждение и сладкая мука исказили его лицо.

Всем своим существом она впитывала волны, набегавшие от незримого, но явственно осязаемого источника. Один за другим следовали мощные ритмичные волны экстаза, она оросила его бедра своим любовным соком. Настал желанный миг извечного бескрайнего счастья, подаренного самой природой, и ненадолго заслонил собой все тревоги и печали.

Ветер совсем утих, и Морган, к этому времени уже полностью одетый, раздвинул тяжелые шторы. Дизайр увидела, что дождь прекратился. Через приоткрытые ставни проглядывали задворки Патерностер Pay. С влажным воздухом в комнату проникал запах травы из небольшого скверика, примыкавшего к дому.

– Вот и пробежало наше время. Пора возвращаться обратно, – тихо сказала Дизайр, поправляя шпильки на голове. – Морган, обещай, что не уедешь из Лондона, не повидавшись со мной еще раз.

– Разве я могу обещать тебе это? Встречаться здесь еще раз небезопасно. А если я позволю тебе приехать в притон Лены Джерроу в Саутуорк, я прокляну все на свете.

– Я не могу отпустить тебя, не зная, когда снова встречусь с тобой, – продолжала возражать она.

– Ты думаешь, мне этого хочется? Быстрым, сильным движением он заключил ее в свои объятия и поцеловал, долго не отрываясь от ее губ. Когда их уста разомкнулись, он захватил ладонями ее лицо.

– Может быть, мне удастся найти способ увидеться с тобой перед отъездом из Лондона. Даю слово, что постараюсь устроить это.

Дизайр с трудом удержалась от возражений, готовых сорваться с языка. Нет, она не вправе заставлять его подчиняться своему желанию, во всяком случае, теперь, когда он поклялся ей в своей любви и многом другом. Она предпочитает жить в постоянной опасности, ожидая очередной тайной встречи, чем провести всю оставшуюся жизнь с любым другим мужчиной.

Морган подал ей накидку и принялся аккуратно разглаживать фалды на плечах.

– Тебе не будет слишком жарко в такой теплый весенний день? – спросил он.

– Эта одежда напоминает о тебе, ведь ты подарил ее мне, – ответила она. В эту минуту у нее загорелись глаза, и она добавила: – А те серьги тоже при мне. Я прячу их в кармане.

– Ты не надевала их? Она покачала головой.

– Надень их сейчас, для меня, – попросил он тихим голосом.

Она послушно вынула серьги и, торопясь сделать ему приятное, трясущимися пальцами начала вдевать их в уши.

– Этот цвет очень подходит тебе, – сказал он.

– Для тебя я надену их в следующий раз. Я загадала желание – они приведут тебя обратно ко мне.

– Ах, ты, маленькая колдунья! Значит, ты произносишь свои заклинания, пользуясь этими камнями? – Он улыбнулся, слегка поддразнивая ее глазами. – Только тебе не нужны никакие хитрости, чтобы привязать меня к себе.

Он порывисто припал к ее губам, повернулся и размашистыми шагами вышел из комнаты, как будто не полагался на свою решимость расстаться с ней. Было слышно, как захлопнулась дверь. В глубине холла некоторое время раздавались гулкие звуки его шагов. Дверь комнаты, которую они должны были покинуть, находилась в нескольких шагах от центральной лестницы. Однако Морган, по-видимому, решил, что безопаснее выйти не из парадного подъезда, а черным ходом.

Метнувшись к окну, Дизайр отодвинула штору. Вскоре она увидела Моргана. Он направлялся по коротенькой дорожке через скверик к воротам. Она следила за ним в надежде, что он обернется и посмотрит наверх. Не оглядываясь, он продолжал идти вперед. Все еще глядя вслед, она вдруг обратила внимание на какую-то необычную суматоху в конце переулка. Внезапная догадка сразу же пробудила в ней еще незабытые переживания. Неужели это… Не может быть!

Когда она вспомнила все, что было с ней в гостинице, она услышала громкие удары собственного сердца и тут же увидела кавалериста, на скаку ворвавшегося в переулок.

Забыв о себе, она высунулась из окна и закричала:

– Морган!

Она не знала, услышал ли он ее, или нет, но только он тоже заметил всадника в красном мундире. Солдат на коне во весь опор мчался прямо к нему.

Морган круто повернулся в поисках другого выхода, но в это время с другого конца в переулок вкатилась широкая тяжелая повозка. Хотя двое сидевших в ней мужчин не были одеты в военную форму, было ясно, что они появились не зря.

Морган повернул назад. С зажатым в руке пистолетом он приготовился отражать атаку. Неожиданно из-за забора выскочил притаившийся в скверике солдат. Он замахнулся на Моргана тяжелой дубовой рукояткой своего мушкета и с силой опустил ее ему на затылок. Морган упал лицом вниз, выронив пистолет, с шумом ударившийся о камни. С обоих концов переулка к этому месту ринулись солдаты.

Зажав рот рукой, Дизайр едва удержалась от крика. В это время Морган вдруг вскочил на ноги. Тотчас к нему подбежали двое солдат и, схватив его за руки, потащили по направлению к воротам. Пока двое солдат удерживали его, еще один человек в красном мундире занес над ним рукоятку мушкета и плашмя ударил его по спине. Морган бессильно подался всем телом вперед, но нападавший пинком спереди заставил его выпрямиться. Морган взметнул вверх ногу в сапоге и отбросил солдата в сторону. За это он получил новый удар мушкетом, на этот раз сбоку, в голову. Двое удерживавших его солдат разжали руки, и Морган рухнул вниз.

Что происходило потом, Дизайр уже не могла видеть, потому что набежавшие отовсюду драгуны загородили Моргана. Она вся сжалась от боли и тревоги, не сомневаясь, что солдаты изобьют его до смерти, в то время как она беспомощна сделать что-либо.

В гущу солдат врезался офицер на коне. Послышалась его команда:

– Остановитесь, черт вас возьми! Его высочество и его светлость пожелали, чтобы мы взяли этого сукиного сына живьем.

Услышанное вселяло слабую надежду в душу Дизайр. Значит, Морган жив.

Топот ног на ступеньках лестницы нарушил тишину дома. Повернув голову в направлении приближающихся звуков, Дизайр только теперь поняла, что и сама она в опасности. Она быстро отошла от окна и, как вкопанная, остановилась посреди комнаты. Не дойдя до двери, расширившимися от страха глазами она глядела на нее. Едва она решилась бежать, как дверь распахнулась, и на пороге вырос дюжий солдат. При виде растерявшейся девушки у него загорелись глаза, и он торжествующе закричал:

– Вот она – подружка Тренчарда!

За спиной у него уже толпились другие солдаты в красных мундирах. Один из них бросил смачный взгляд на оставленную в беспорядке постель, с помятыми простынями и наполовину сползшим на пол шелковым покрывалом.

– Ничего не скажешь. Ублюдок неплохо развлекался на свободе.

В испуге Дизайр съежилась и попятилась назад под грубый хохот солдат в ответ на слова своего товарища. Несколько человек дружно двинулись к ней. Направленные на нее глаза были полны животного голода. У нее похолодело внутри. Шаг за шагом отступала она в глубь комнаты, пока не уперлась ногами в край кровати. Она замерла на месте и стояла, почти не дыша. Один солдат, самый наглый, набросился на нее. Отшвырнув в сторону свой мушкет, он схватил ее за руки и прижал их к туловищу.

Корчась от боли в запястьях, Дизайр закричала. Она слышала, как он хрипло дышал ей в лицо, и подумала, что своим неистовым сопротивлением она только больше распалит его похоть. Она ясно сознавала, что у нее не хватит сил справиться с ним, навалившимся на нее своим огромным, тяжелым телом.

Она перестала двигаться и нарочно прикрыла глаза. Солдаты окружили кровать.

– Бог мой, какая красивая!

– А ты посмотри на ее наряд. Этот Тренчард был щедр к своей шлюхе. Любой другой на его месте точно также раскошелился бы на такую лакомую штучку.

Тот солдат, который держал ее, отпустил руки. Не сводя глаз, одной рукой он начал торопливо шарить по своим белым штанам под краем мундира.

– У меня уже разгорелся аппетит. Только я ничего не заплачу за это.

Не выдержав, Дизайр широко раскрыла глаза. Она чувствовала на лице его горячее дыхание. Он поднял подол ее платья. Воспользовавшись тем, что у нее были свободны руки, в тот момент, когда он раздвинул ей ноги, она сильным, резким движением провела ногтями ему по лицу.

Солдат взвыл от боли.

– Ах, ты, дикая скотина! Я тебя вмиг обуздаю. Ты пожалеешь, что…

– Стоять! Эй, ты, поднимайся, живо!

После того как раздалась эта команда, Дизайр почувствовала, что с нее свалился давивший сверху груз. Приподнявшись в постели, она увидела стоявшего в дверях высокого молодого лейтенанта.

– Вам было приказано только связать женщину и посадить ее в повозку констебля, – сказал он, холодно посмотрев на солдат. – А ты, Хэтчард, получишь двадцать ударов плетью за неподчинение!

– Она оказывала сопротивление, сэр.

– Молчать! Я приказываю связать ее и немедленно вывести отсюда.

Солдаты с готовностью бросились выполнять распоряжение своего командира. Один из них дернул Дизайр за подбородок, заставив ее поднять голову. Потом связал ей руки за спиной. Другой приготовился накинуть веревку ей на лодыжки.

– Какая в этом необходимость? – остановил его лейтенант. – Не думаю, что вы не справитесь с одной девушкой, если она попытается убежать. Вряд ли ей удастся сделать это. Посмотрите, какая она хрупкая и слабая, – добавил он.

Через минуту кто-то поднял ее и перекинул себе через плечо, опустив головой вниз. Крепкая рука обхватила ее под коленями. Комната завертелась у нее перед глазами, голова покачивалась вверх и вниз, когда солдат спускался с ней по лестнице.

Из лавки послышался звон разбитого стекла и пронзительный голос хозяйки:

– Какое несчастье, какой кошмар! Теперь вся торговля пойдет насмарку.

В помещении висел тяжелый приторный запах духов. Дизайр почувствовала, что ощущение дурноты в желудке подкатило к горлу. Но в этот момент ее уже вынесли на улицу. Солдат посадил ее в повозку с открытым верхом. Рядом на возвышении, прямо возле покачивающегося лошадиного хвоста разместились два солдата сопровождения.

Вокруг повозки собралась кучка зевак. Люди выясняли друг у друга, за что схватили девушку и куда ее везут. Один голос сказал:

– Не часто приходится видеть здесь, в Патернос Pay, повозку констебля.

Разговоры продолжались.

– Наверное, она пыталась украсть что-то из лавки.

– Вовсе нет. Говорят, она находилась наверху, в комнате для свиданий, в постели с каким-то разбойником.

Повозка рванулась с места. От резкого толчка Дизайр подбросило на сиденье, и она невольно прижалась к высокой стенке повозки. Когда она выпрямилась, то увидела неподалеку карету Уоррингтонов.

В одном из окон кареты виднелось плотно прижатое к стеклу бледное лицо. Ровена Уоррингтон в упор смотрела на Дизайр глазами, полными триумфа и злобы.

Магистрат находился в тесном помещении с грязными стенами, низким потолком и двумя мутными окнами. Дизайр подняла глаза и увидела перед собой человека с бледным рыхлым лицом, должно быть, главное должностное лицо в этом учреждении. Она стояла между двумя констеблями, которые и препроводили ее сюда.

Она обвела глазами комнату, подумав, что здесь может находиться и Морган. Однако вместо него она увидела Ровену и двух хорошо одетых джентльменов. Это были Филипп Синклер и лорд Боудин.

Слабость мешала ей твердо стоять на ногах. Она дрожала всем телом. Страх за Моргана не покидал ее. Неимоверным усилием она заставила себя сосредоточиться на предстоящей процедуре и постаралась держаться прямо, насколько хватало сил.

– Эта бессовестная женщина… – начала Ровена.

– Вы хотите сказать, Дизайр Гилфорд? – прервал ее представитель магистрата. Он старался поддерживать вежливый тон в разговоре, как этого требовал статус леди Ровены.

– Я хочу сказать – преступница. Да, она называла себя Дизайр Гилфорд, когда появилась в нашем доме. Но я не сомневаюсь, что у нее может быть много других имен. Столько же, сколько на ее совести грязных дел. Когда она остановилась в «Золотом Якоре», у нее хватило наглости назвать себя родной сестрой моего брата, сэра Джеффри Уоррингтона.

– У него была серьезная травма, и я ухаживала за ним. Если вы хотите выяснить правду, можете послать за ним. Он расскажет вам, как было на самом деле.

Представитель магистрата с суровым выражением лица остановил Дизайр.

– Следует молчать до тех пор, пока вам не зададут вопрос.

– Нет никакой надобности беспокоить лорда Уоррингтона, – не замедлила вставить Ровена. – Если вам необходимо дополнительное подтверждение справедливости моих слов, то я не сомневаюсь, что сюда сможет приехать доктор Лукас Манроу, чтобы сделать свое заявление. Он лечил моего брата в гостинице, а она, то есть эта преступница, ухитрилась обвести доктора вокруг пальца своей беспардонной ложью.

– В данном вопросе ваших показаний мне более чем достаточно, леди, – с подобострастной улыбкой на лице заверил ее человек, уполномоченный вести допрос.

Воздух в тесном помещении все больше пропитывался чадом керосиновой лампы, и через некоторое время у Дизайр сильно разболелась голова. В какой-то момент сидевший напротив нее мужчина на высокой скамье и все, что было в комнате, медленно поплыли перед глазами. Она покачнулась в сторону, стараясь изо всех сил удержаться на ногах.

– Может быть, вы позволите мисс Гилфорд присесть?

Она узнала голос Филиппа Синклера и повернулась к нему с благодарностью во взоре. Увидев одобрительный кивок представителя магистрата, констебль подвел Дизайр к жесткой скамейке, на которую она с радостью опустилась. Хотя во рту пересохло, она не решалась попросить воды.

Дальше последовали вопросы к Синклеру. Глядя на него, Дизайр показалось, что, давая показания, он сожалел об этом.

– Да. Сейчас я узнал ее. Уверен, что это именно та девушка, которая помогала разбойникам грабить карету лорда Боудина ночью в Хэмпстедской степи.

– И все-таки у вас были большие трудности в опознании до сей поры. Хотя вы видели ее на месте преступления и потом танцевали с ней на балу, вы продолжали сомневаться все это время. Почему вы не сделали открытого заявления? – допытывался представитель магистрата.

– Я не вижу в этом ничего странного, – отвечал Синклер. Он продолжал говорить спокойно и с достоинством. – Дело в том, что леди…

– Вы имеете в виду эту женщину, нарушившую закон.

– На балу мисс Гилфорд была одета по последней моде, – снова невозмутимым голосом заговорил Синклер. – Поэтому мне подумалось, что просто существует большое сходство между ней и той девушкой. Это касалось очень необычного цвета глаз. Но едва ли я мог заподозрить в молодой леди, которую мне представила леди Уоррингтон, маленькую разбойницу, участвовавшую в том ограблении.

– Стало быть, сейчас вы готовы под присягой подтвердить, что она является сообщницей разбойника по имени Морган Тренчард? На этот раз вы не будете испытывать трудностей?

– Сейчас, пожалуй, когда ее одежда в таком… беспорядке, у меня гораздо больше оснований говорить о сходстве. Да, это она была на пустоши в ту ночь.

Только после этих слов Синклера Дизайр поняла, что, должно быть, она выглядит ужасно после той потасовки на верхнем этаже парфюмерной лавки. Она потеряла большинство шпилек, и поэтому ее длинные волосы перепутавшимися прядями рассыпались у нее по плечам. С одной стороны сквозь дыру на порванном платье выглядывало голое плечо.

Приближалась самая страшная минута. Подошла очередь лорда Боудина давать показания. И он сразу же выложил свои козыри.

– Я вижу на задержанной вами женщине знакомые серьги, – сказал он. – Мне хотелось бы взглянуть на них поближе.

Дизайр почувствовала, будто на нее вылили ушат ледяной воды. До сих пор до нее не дошло, что она так и не сняла с себя сережки с изумрудами после свидания с Морганом. Жестким тоном представитель магистрата приказал ей передать им серьги. Она послушно вынула их из ушей и протянула одному из стоявших рядом констеблей.

Тот вручил серьги лорду Боудину. Чтобы изучить сверкающие зеленые камушки, ему потребовалось несколько секунд.

– Готов поклясться, что это серьги, принадлежащие леди Изабель Киллегрю. В ту ночь она ехала вместе с нами в моей карете, – произнес лорд без тени сомнения в голосе. – Да, да, это именно ее серьги. Она была в безутешном состоянии, лишившись своих драгоценностей. – Он перевел глаза на Дизайр и перешел на пронзительный крик: – Я помню все до мельчайших подробностей и никогда не забуду этого грабежа. Я не успокоюсь до тех пор, пока эти негодяи все до единого не предстанут перед судом. Их нужно вздернуть на виселице в Тайберне, чтобы эта казнь послужила предостережением другим. Таким же, как они. – Когда он говорил это, у него постепенно багровело лицо и на лбу выступали блестящие капельки пота.

– Прошу прощения, ваша светлость, – сказал представитель магистрата, – право же, не стоит так волноваться. Вы можете быть уверены в действенности нашей системы правосудия. Что касается драгоценностей…

– По поводу драгоценностей я могу сказать, что был свидетелем грабежа. Я видел собственными глазами, как арестованная приблизилась к леди и вырвала у нее шкатулку с серьгами и многими другими ценными украшениями. Потом передала эту шкатулку одному из своих сообщников. Сама же она сидела верхом и была одета в мужской костюм. Надо было видеть, сколько злорадства было в ее глазах. Похоже, ей нравилась эта дьявольская выходка. И вот теперь, вы видите, оказавшись здесь, она выставляет напоказ свою добычу.

– Вы сказали о ее необычной одежде, – уточнил человек, проводивший допрос. – Так что же, на ней были мужские штаны? И в таком одеянии она осмелилась скакать верхом в королевских владениях? – Судя по всему, эта часть показаний лорда имела для блюстителя закона такое же значение, как сам факт грабежа. Он негодующе посмотрел на Дизайр. – Следующая ваша поездка будет в тюрьму Ньюгейт. Там вы получите заслуженное наказание. В этом у меня нет сомнений.

Когда Дизайр поняла смысл его слов, она сразу обмякла и наклонилась вперед. Она ждала тем не менее что ей предоставят возможность сказать что-то в свою защиту. Однако сидевший напротив человек уже встал и собирался покинуть комнату.

– Поднимайся. Слышишь, ты, шлюха, – приказал констебль.

Дизайр попыталась приподняться со скамьи, но ноги отказывались держать ее. Вдвоем с напарником, с грубой бранью констебль вытащил ее из-за стола.

К ней подошел Филипп Синклер. Она видела, как он вынул кошелек и достал из него несколько монет. Поняв, что она не сможет взять их от него, потому что у нее связаны руки, он завернул монеты в носовой платок и сунул этот сверточек за лиф ее платья.

– Там, куда вас отправляют, не помешает иметь при себе немного денег, – сказал он.

Что он имел в виду? Для чего могут понадобиться деньги в Ньюгейте?

Прежде чем она успела заговорить с ним, возле него как будто выросла Ровена. Настырная леди не сводила с него своих выцветших глаз.

– Мистер Синклер, я не перестаю удивляться вашей доброте. Неужели вы до сих пор испытываете сострадание к этой особе? Ведь теперь уже выяснилось, кто она на самом деле.

Синклер оглянулся на Ровену Уоррингтон и измерил ее холодным неприязненным взглядом. Не удостоив ее ответом, он слегка наклонил голову и вышел из комнаты. Дизайр провожала его глазами в надежде, что, может быть, он задержится еще немного и она сможет поблагодарить его. Констебли нетерпеливо толкали ее вперед, торопясь побыстрей вывести из помещения.

Дизайр не могла понять, что с ней происходит. До нее доносился какой-то странный, медленно нарастающий гул, он шел откуда-то из головы. У нее затуманилось сознание, и ей представились ночь, высокий крутой обрыв и черная бездна моря внизу. Казалось, силы навсегда покинули ее. Оставалась одна смертельная усталость от невыносимо тяжелой борьбы. Она заглянула в ту далекую, зовущую к себе пучину и с облегчением приготовилась броситься в нее.