Возрожденная любовь

Глава 9

На следующий день Абигайль спустилась к завтраку, держа Нину на руках. Она выглядела, как всегда, спокойной, и ничто не говорило о том, что она не сомкнула глаз всю ночь. Большую часть времени она успокаивала себя. Профессор не мог слышать, как она разговаривала сама с собой, даже если он и слышал, это теперь не имело никакого значения. Ее щеки покрылись румянцем, когда она вошла в столовую.

Профессор сидел, держа в одной руке чашку с кофе, а в другой телефонную трубку. Он поднял глаза и посмотрел на Абигайль отсутствующим взглядом. Поздоровался и снова погрузился в разговор по телефону. После разговора он выругался, Абигайль была рада, что не поняла, что он сказал.

— Я должен идти, Абигайль. Попросите Дирка приехать в больницу, как только он приедет.

Он погладил Нину по голове, поклонился Абигайль и вышел.

Абигайль пила кофе, пока Нина доедала завтрак.

Вскоре приехал Дирк, он выпил с ними кофе, передал привет Абигайль от Одилии и отправился в больницу. Она их не видела до самого ужина. За ужином говорили об Испании, о новорожденном сыне Дирка и о предстоящем отъезде Нины.

Профессор время от времени обращался к ней, а смотрел на нее с обычным равнодушием. Она рано ушла к себе в комнату под предлогом, что ей надо собирать Нинины вещи.

Она уже ложилась спать, когда вспомнила о том, что завтра должна идти на работу в больницу, но профессор ей не сказал когда. Должна ли она позавтракать с Ниной? Она решила собрать свои вещи, чтобы быть готовой в любой момент уйти из дома. Абигайль пошла и объяснила все Боллингеру. Затем вернулась к себе и уснула.

Абигайль проснулась на следующий день очень рано, Нина тоже не спала, не терпелось поскорей одеться и уехать с папой в Испанию.

За завтраком она узнала, что профессор ушел в шесть утра. Он не приехал попрощаться с Дирком и Ниной, но когда они прощались с Абигайль, зазвонил телефон, и Абигайль подняла трубку.

— Абигайль? — услышала она голос ван Вийкелена. — Попросите, пожалуйста, чтобы Дирк с Ниной подошли к телефону, Разговаривали они недолго. Нина последний раз крепко обняла Абигайль, и они уехали. Абигайль вернулась в дом вместе с Боллингером и мевру Бут, не зная, что ей делать. Через час она решила идти в больницу. Она не могла оставаться в доме. Нужно была пойти к миссис Маклин и договориться о комнате. Она оделась, спустилась вниз попрощаться с Боллингером. В этот момент приехал профессор.

— Убегаете?

Несправедливость его вопроса заставила ее резко ответить:

— Не будьте смешным! Я иду в больницу. Вы просили меня поработать там, если помните. Нет причин, чтобы я задерживалась здесь.

Он закрыл за собой входную дверь, взял ее за руку и отвел в кабинет. Разделся, снова взял Абигайль за руку и подвел к окну.

— Вы спали? — неожиданно спросил он.

— Нет, — запинаясь, ответила Абигайль. Она посмотрела на него. Он не казался уставшим, его глаза приятно блестели.

— Не совсем, — продолжала она.

— Я все слышал, дорогая Абигайль, а вы как думали? — сказал он и положил руку ей на плечо. — Мы должны поговорить, но не сейчас. Сестра Рицма хочет, чтобы вы сегодня же приступили к работе. Я хотел видеть вас, поэтому и приехал. Я не знал, что вы собрали вещи, но раз так, нам лучше поехать сейчас.

Абигайль улыбнулась ему; она чувствовала себя счастливой.

— Я готова.

Они вышли в холл, где их ждал Боллингер. В руках он держал ее чемодан. Он отнес чемодан в машину, попрощался с Абигайль и стоял возле дома до тех пор, пока они не уехали. Вскоре они подъезжали к больнице.

— У меня очень много работы. Вечером я уезжаю на два дня в Брюссель. Мне необходимо вам многое сказать, когда я вернусь.

Они встретились взглядами. Он выглядел счастливым. Два дня — это очень большой срок, но пусть так и будет.

— Хорошо, профессор.

— Называйте меня Доминик.

— Хорошо, Доминик.

Они прошли в центральный зал. Профессор осмотрел детские палаты, где она должна была работать. Он не смотрел на нее, ей казалось, что он избегает ее взгляда.

Два дня показались Абигайль целой вечностью, хотя у нее было много работы в больнице, а вечера она проводила с миссис Маклин. Она навестила профессора де Вита, который очень обрадовался, узнав, что она работает в больнице, и пригласил ее на чай на следующей неделе. В тот день, когда вернулся профессор, снова началась зима. Абигайль погуляла по холодным улицам, несмотря на то что шел снег. Она думала о ван Вийкелене. Через несколько часов она увидит его снова, и жизнь окажется прекрасной, несмотря на то что у нее нет денег и ее ноги промокли.

Утро выдалось скучным; у сестры Рицмы был выходной, две другие медсестры плохо говорили по-английски, и она очень обрадовалась, когда встретила Хенка. Они стояли возле палаты, он на хорошем английском рассказывал ей о своей подруге, женщине, которая была намного старше его, и спрашивал:

— Слишком стара, вы думаете? Абигайль рассмеялась:

— Какая разница в возрасте? Пятнадцать лет, не так ли? Это абсурд, и конечно же это несерьезно — это только увлечение и повод хорошо провести время.

— Моя любимая, — сказал он, трагично посмотрев на нее.

— Нет, нет, моя дорогая, — стараясь не смеяться, ответила Абигайль.

Но все же рассмеялась, потому что он выглядел таким смешным, а она чувствовала себя такой счастливой, что готова была смеяться по любому поводу. Неожиданно она услышала какой-то звук и повернула голову. Профессор стоял сзади и пристально на нее смотрел. Ее улыбка пропала, когда она встретила его взгляд.

— Доброе утро, мисс Трент, — холодно сказал он. — Хенк, я жду вас в операционной через десять минут. Извините, что прервал ваш разговор, — добавил он режущим как бритва голосом.

Он не подождал Хенка, и тот воскликнул:

— Почему он такой сердитый? Он вернулся раньше, чем обещал. Наверное, упустил какую-нибудь куколку в Брюсселе. — Но, заметив встревоженный взгляд Абигайль, быстро сказал:

— Я пошутил, у него нет никакой куколки.

Он поспешил за профессором, Абигайль, оставшись одна, пошла посмотреть, почему в первой палате плачет ребенок. Она не понимала, что могло произойти с профессором; давно она его не видела таким. Она успокоила ребенка, думая о том, что, может быть, что-то случилось в Брюсселе! Но что?

После обеда он делал обход со студентами и Хенком. Профессор был очень мил с детьми и сдержан со всеми остальными. Абигайль шла за сестрой Рицмой, ей было жалко студентов, которые правильно отвечали на трудные вопросы профессора, а он говорил им колкости и смотрел на них сухим, равнодушным взглядом, так что даже самые смелые тушевались. Скрывшись за плечом сестры Рицмы, Абигайль наблюдала за профессором: он был не только в плохом настроении, он и выглядел усталым. Может быть, когда они останутся одни, он объяснит, что случилось. Их взгляды встретились, она улыбнулась и почувствовала, что побледнела, встретив его холодный взгляд. После обхода она была свободна и спросила у дежурной сестры, где профессор.

— Профессор ушел домой. Абигайль растерялась. Почему он ушел? Она пошла к миссис Маклин, убеждая себя в том, что ван Вийкелен вечером придет. Они сидели в гостиной, и миссис Маклин спросила, не вернулся ли Доминик. Абигайль ответила, что вернулся, но он очень занят.

— Не настолько, чтобы не встретиться с вами, — ответила миссис Маклин. — Он очень изменился после встречи с вами. Поразительно, что делает любовь.

— Любовь? — переспросила Абигайль.

— Вы ведь любите его, не так ли? Ему необходимо быть любящим и любимым. Долгие годы Доминик был настолько озлоблен, что я думала, он никогда не полюбит, но вы изменили его. Я знаю, почему он не приходит.

— А я не знаю. Уезжая, он сказал, что нам надо о многом поговорить, а сегодня вернулся… в общем, что-то случилось. Он не придет. Может быть, завтра. Я думаю, что он устал.

Миссис Маклин внимательно посмотрела на Абигайль.

— Вы тоже устали, моя девочка. Идите спать. Утро вечера мудренее.

Абигайль послушалась и пошла спать. Вопреки своим предчувствиям она крепко спала всю ночь.

На следующий день Абигайль освободилась в четыре тридцать. Утро пролетело быстро: было две операции, на которых она присутствовала, оперировал профессор. Она узнала от сестры Рицмы, что профессор будет смотреть больных, потом у него опять операция. Абигайль поняла: сегодня они не встретятся. Она решила уйти позже, надеясь, что он зайдет к ней. Она даже прошлась по больнице с целью встретить его. Ей никогда не нравились женщины, охотящиеся за мужчинами, а сейчас она сама поступала как они. Его нигде не было. Абигайль ушла и долго гуляла по улицам: может быть, он позвонит и не застанет ее дома. Хорошо, пусть это будет ему уроком, чтобы не думал, что она побежит за ним по первому его слову. Но он не позвонил. Она рано легла спать.

На следующий день она работала с часу дня до девяти вечера. Кроме нее в отделении были сестра Рицма и еще две медсестры. В три часа она пошла в кабинет Рицмы попить чаю. Они разговаривали, когда вошел профессор.

Сестра Рицма испуганно взглянула на него. До того, как она успела что-то спросить, он сказал:

— Нет, нет, обхода не будет.

— Чашку чая? — с облегчением предложила сестра Рицма.

— Спасибо. — Он холодно посмотрел на Абигайль.

— Вы хотите, чтобы я ушла, сэр?

— Мисс Трент, я не вижу в этом необходимости. Я хотел вам сообщить, что у нас полностью укомплектованы штаты, мне остается только поблагодарить вас за вашу работу и сказать, что мы больше не нуждаемся в ваших услугах. Я уверен, что вы найдете себе подходящую работу.

Абигайль была поражена тем, что услышала. Что случилось? Но действительно, ведь больница не нанимала ее на работу, поэтому ее могли уволить без предупреждения.

— О, прекрасно, я вернусь…

Она замолчала, потому что, пока ей не заплатят, она не сможет вернуться в Лондон; у нее не было денег даже на билет, так как она заплатила миссис Маклин за комнату. Она могла одолжить денег у Боллингера, но не хотела его тревожить.

— Мы расстаемся с вами, мисс Трент, — сказала сестра Рицма. — Вы хорошо работаете с детьми, правда, профессор?

— Очень хорошо, — коротко ответил он. — Вы можете уехать сегодня, мисс Трент.

Его слова звучали как приказ. И, не взглянув на нее, он вышел.

— Я заварю свежий чай, — со слезами на глазах сказала Абигайль. — Этот уже остыл.

Сестра Рицма, посмотрев на нее, села за свой письменный стол и занялась бумагами, дав Абигайль возможность прийти в себя.

Всю вторую половину дня Абигайль работала, и у нее просто не было времени задуматься: почему профессор так резко изменил свое отношение к ней. Когда закончилось дежурство, попрощалась с сестрами, теперь больница показалась ей совершенно чужой.

Она подошла к сестре Рицме и спросила о зарплате. Они вместе спустились в кассу. Там ей объяснили, что профессор Вийкелен сам нанимал ее на работу, и он должен был ей заплатить, и посоветовали обратиться к нему и все узнать.

Абигайль вышла на темную улицу. На улице шел снег. Неожиданно она услышала голос Яна:

— Садитесь, я отвезу вас домой, мисс Трент.

— Спасибо, Ян. Тут какая-то ошибка. Профессор знает, что вы поехали за мной?

— Я разговаривал с профессором несколько минут назад, и он сказал, чтобы я отвез вас домой.

Сидя в машине, Абигайль размышляла: оставаться в Амстердаме немыслимо, вернуться в Лондон невозможно. У нее совсем нет денег. Когда они прибыли в Бегийнхоф, она поблагодарила Яна и попросила передать Боллингеру, что уезжает на несколько дней и пусть он не волнуется. Миссис Маклин сообщит ему подробности. Абигайль подумала, что за это время она найдет работу и потом все объяснит Боллингеру. Это была ложь, но необходимо было сделать именно так. Она также попросила Яна никому, кроме Боллингера, не говорить о ее отъезде.

Миссис Маклин готовила ужин.

— Вы сегодня вернулись рано, Абигайль.

— Меня привез Ян.

— Дорогой Доминик, как он о вас заботится! — Слова миссис Маклин задели Абигайль, и она выпалила:

— Он ни о ком не заботится. Он заботится только о себе! Он холодный и бессердечный, я ненавижу его. Он уволил меня сегодня. Все, что он сказал, было… Он даже не заплатил мне. — И она разрыдалась.

Миссис Маклин утешала ее.

— Я умру, но не возьму больше ни цента у него. — Абигайль повернула заплаканное лицо к миссис Маклин и добавила:

— Я так его любила.

— Здесь какое-то недоразумение, — возразила миссис Маклин. — Кто-то или что-то заставило его так поступить.

— Но почему он ничего не сказал? Я думала, что он доверяет мне, я думала, что нравлюсь ему, хотя, наверное, говорю глупости. На меня не смотрит ни один мужчина. Я уезжаю, миссис Маклин.

— Куда? В Англию?

— Нет, у меня нет денег на билет.

— Я с радостью одолжу вам… — предложила растроганная женщина.

— Вы очень добры, миссис Маклин, спасибо, но я не хочу брать в долг. Мне надо найти работу, но не в Амстердаме, чтобы заработать денег на билет в Лондон.

— Вы уверены, что правильно поступаете?

— Да, уверена. Я не могу оставаться. Я не могу его видеть, я должна забыть о нем.

— Я могу помочь тебе, детка, — сказала миссис Маклин. — Во Фризленде живет моя приятельница мевру Хагесма. У нее паралич. К ней приезжает дочь, но не часто. Я думаю, она будет рада, если ты поживешь с ней, но она очень бедна.

— Мне не надо платить. Мне сейчас нужна крыша над головой и возможность решить, что делать дальше.

— Может быть, Абигайль, ты все же возьмешь у меня деньги?

— Нет. Я поеду к вашей подруге. Я вернусь в Англию, как только смогу, а потом и Боллингер приедет ко мне.

— Ему очень хорошо в доме Доминика, — напомнила миссис Маклин.

— Вы думаете, он захочет остаться? Если профессор оставит его, это будет прекрасно. Я не смогу предложить ему лучшего. Могу я написать сегодня вашей приятельнице?

— Я сама позвоню ей.

— Мне даже не верится, что все разрешилось. Спасибо. Я сейчас соберу вещи и уеду утренним поездом. Утром есть поезд?

— Да, детка. Что сказать Доминику, если он меня спросит, где вы?

— Он не спросит. Я думаю, все кончено. Возможно, он вспомнил о своей жене и подумал, что я могу быть похожа на нее, но он ошибся. Его жена была красавицей, она изменяла ему. Я другая. У него никогда не было бы повода ревновать меня.

— Так что же мне ему сказать? — настойчиво спрашивала миссис Маклин.

— Скажите, что я нашла другую работу. Он будет удовлетворен таким ответом. И пожалуйста, не говорите ему, где я, и не говорите о деньгах.

— Конечно же, детка, конечно! А сейчас идите спать, вам утром рано вставать. Боллингер знает?

— Я не думаю, что он обидится. Он может приехать ко мне. Вы скажете ему, где я, или я сама напишу ему.

Абигайль поднялась к себе в комнату, собрала вещи и легла спать. Ночь тянулась нескончаемо долго. Встала она рано, быстро позавтракала, попрощалась с миссис Маклин и покинула ее гостеприимный дом.

Абигайль села в поезд, следующий на Леуварден. Через окно она видела, как мелькают зимние поля. Она не спала всю ночь, поэтому ей трудно было о чем-либо думать; в голове кружились обрывки разговора с профессором, и она тщетно пыталась проанализировать свои поступки в течение последних недель. В Леувардене она зашла в кафе. До прихода автобуса оставалось много времени. В кафе на стене висела карта, и она стала ее рассматривать. Место, куда она ехала, называлось Моленум и находилось между Леуварденом и Холвердом. Ей стало интересно, что это за место, в каком доме она будет жить.

Моленум оказался деревенькой. Всего один магазин, почта, главная улица и церковь. Было холодно. С моря дул ветер. Она вышла из автобуса и зашла в магазин.

За прилавком стояла женщина средних лет, одетая во все черное. Она пристально посмотрела на Абигайль и спросила:

— Вы к мевру Хагесма?

Абигайль улыбнулась. Деревня была настолько мала, что все, наверное, знали, что она приедет. Женщина указала ей на дорогу, мощенную булыжником, которая вела к коттеджам, и показала дом, стоящий немного вдалеке. Он был маленьким, но возле него был прекрасный сад. Абигайль поблагодарила продавщицу, взяла чемодан и направилась к дому. Подойдя к нему, она заметила, что на окне пошевелились шторы. Она зашла в открытые ворота, прошла по узенькой дорожке к деревянным дверям, на которых была большая задвижка. Дверь была открыта, и это давало возможность увидеть посетителя до того, как он зайдет в дом.

мевру Хагесма оказалась высокой и худой женщиной. Ее лицо сохранило былую красоту, и глаза были голубыми, как у маленькой девочки. Абигайль попыталась что-то объяснить на плохом голландском. Женщина выслушала ее. Потом сказала:

— Друг миссис Маклин — мой друг.

Она пригласила Абигайль в комнату. Женщина передвигалась с трудом, опираясь на палку.

Комната оказалась очень аккуратной и со вкусом обставленной. Но не было той чистоты, которая свойственна голландским женщинам. мевру Хагесма неловко обняла Абигайль, и девушка поняла, что это было своего рода извинением за то, что в доме не все так безупречно, как хотелось бы хозяйке.

Удивительно, но уже после нескольких минут знакомства они прекрасно понимали друг друга. Абигайль расположилась в комнате наверху, разложила свои вещи и спустилась вниз, где мевру Хагесма готовила кофе. Пока они пили кофе, она рассказывала Абигайль о себе.

— Мы подружимся, — сказала мевру Хагесма. И хотя она сказала это по-голландски, Абигайль прекрасно ее поняла.

Каждое утро Абигайль и мевру Хагесма гуляли в саду, они доходили до магазина и возвращались обратно домой. Это было довольно трудно, но мевру Хагесма любила поговорить в магазине с мевру Биксмой. Они разговаривали на диалекте, и Абигайль ничего не понимала. В это время она прогуливалась по магазину, смотря на товары и изучая цены. Вечерами мевру Хагесма учила Абигайль голландскому языку.

Прошло десять дней. Однажды мевру Биксма рассказала ей о том, что ее дочь заболела и находится в больнице в Леувардене. Абигайль, выражая сожаление языком жестов, пыталась предположить, что произошло с девушкой. мевру Биксма переживала, что она не сможет навещать дочь в больнице, так как некому работать в магазине.

— Я помогу, — предложила Абигайль. В самом деле, а почему бы нет, подумала она, ей ведь так нужна работа. В первую неделю она еще надеялась, что за ней приедет профессор. Но он не приехал и, видимо, не приедет. Необходимо заработать деньги на билет в Англию.

— Три часа ежедневно, буду платить два гульдена в час, — сказала мевру Биксма. — Вы согласны?

Абигайль посчитала. Шесть гульденов в день, за шесть дней тридцать шесть гульденов. Конечно, не густо, но может быть, ей удастся продать что-нибудь из вещей.

— Хорошо.

В первый день она работала медленно. На третий она уже прекрасно справлялась, и мевру Биксма была довольна.

— Через неделю моя дочь выйдет из больницы, вы так помогли нам, спасибо, — благодарила мевру Биксма.

Все еще было холодно. Шел снег, и большие хлопья залепили окна магазина. Абигайль посмотрела в окно. Видимо, снегопад прекратится не скоро.

В это утро Абигайль много работала, так как делала уборку в доме мевру Хагесмы. Она получила письмо от миссис Маклин, Болли передавал ей привет. Она перечитала письмо несколько раз, надеясь узнать что-нибудь о профессоре, но о нем не упоминалось ни слова.

Абигайль отложила письмо в сторону, надела белый фартук, как требовала мевру Биксма в целях соблюдения гигиены, и полезла на стремянку. Абигайль ненавидела этот фартук, она считала, что надевать его нет никакой необходимости. Но слово хозяйки — закон. Она подвернула фартук и начала подниматься вверх.

Вдруг неожиданно открылась дверь, повеяло холодным воздухом, она оглянулась. В дверях стоял профессор Доминик ван Вийкелен.

В руках у Абигайль был горшок с корнишонами, который она хотела поставить на полку, но руки так сильно задрожали, что она едва удержала его. Она почувствовала, как сердце ее подпрыгнуло, а потом бешено забилось. У нее перехватило дыхание; все, что она смогла сделать, это сесть. Наконец он увидел ее. Они молча смотрели друг на друга, потом она нашла в себе силы спросить:

— Вы хотите что-нибудь?

— Да. Спускайтесь вниз, Абигайль. Она не двинулась с места. После недолгого молчания ван Вийкелен снова сказал:

— Пожалуйста, Абигайль, спуститесь вниз. Мне надо поговорить с вами.

Она оставалась на месте, потому что у нее не было сил сдвинуться с места.

— Я не могу спать, я не могу есть, я не могу работать. Невероятно! Чтобы такая маленькая девушка, как вы, довела меня до такого состояния. Каждый раз, когда я прощался с вами, я готов был бежать следом. Я думал, что смогу жить без вас, но теперь понимаю: это невозможно, моя дорогая, да и не нужно.

— Вы вели себя отвратительно, — сказала Абигайль. — И не называйте меня «дорогая», пока не объясните, почему вы так обидели меня в больнице.

— Я ехал из Брюсселя с мыслью увидеть вас. А когда вошел в палату и увидел вас с Хенком… вы смеялись, знаете, вы очень хорошеете, когда смеетесь, я слушал, как вы смеетесь, и мне показалось, что вы говорили обо мне. Я хотел сделать вам больно, потому что вы обидели меня. Я ничего не понимал, была задета моя гордость. Я хотел отомстить вам.

В этот момент открылась дверь. Это пришла мевру Хеннинга из дома напротив. Она стряхнула снег, поздоровалась и попросила чаю. Абигайль пришлось спуститься. Она подала чай и сдачу мевру Хеннинга. Потом пожелала ей всего хорошего. И покупательница вышла. Ван Вийкелен взволнованно спросил:

— Ради Бога, скажите, почему вы работаете в магазине?

Абигайль опять забралась на стремянку: она чувствовала превосходство, находясь выше него.

— Этим я зарабатываю себе на жизнь.

— Но почему здесь? Почему вы не в Англии? Я был в Лондоне, но не нашел вас.

Сердце Абигайль заиграло радостную мелодию, ее охватило волнение.

— Я скажу вам, почему я туда не поехала. — Она старалась говорить спокойным холодным тоном. — У меня не было денег, у меня не было денег, профессор, чтобы вернуться в Англию, и знаете почему? Потому что вы не заплатили мне. Вы выгнали меня, как рабыню, без объяснений и даже не спросили, есть ли место, куда я могу поехать. Я должна была идти на улицу!

— На улицу? — Он был ошеломлен. — Моя любимая девочка, как я был жесток! Видите ли, я думал о вас и о Хенке, как вы вместе смеялись, вы такие молодые… Долгие годы я жил с мыслью, что смогу сам построить новую жизнь, жизнь, в которой нет места женщине, где я мог бы посвятить себя только работе. И когда я увидел вас, то потерял рассудок. Я говорил себе, что вы умны и добры, но вы коварны. Я сопротивлялся, моя дорогая, но потом понял, что не хочу больше сопротивляться. Я поступил с вами очень плохо?

— Да! Мы с Хенком говорили не о вас. Мы говорили о любовнице Хенка. Тот, кто подслушивает, никогда не слышит хорошее о себе. Есть кое-что еще. Я считаю себя старой для своих лет.

— Абби…

Дверь опять открылась, и вошел мальчик. Профессор в нетерпении подал ему пакет с прилавка, взял деньги и положил в ящик.

— Дайте ему три цента сдачи, — сказала Абигайль со своего наблюдательного поста.

Она замолчала, потому что ван Вийкелен с такой нежностью смотрел на нее, с такой любовью…

— Абигайль, я не могу сделать предложение выйти за меня замуж девушке, сидящей на верху стремянки, поэтому сделаю его, как только вы спуститесь вниз.

Он протянул руки, Абигайль спрыгнула, и он обнял ее так сильно, что она почувствовала, как у ее щеки бьется его сердце.

— Только миссис Маклин знала, где я, но я просила ее никому не говорить.

— Она сдержала слово. Мы с Боллингером ломали голову, где вас искать, когда я вернулся из Англии. Я снова пошел к миссис Маклин, и она мне сказала, что ее подруга нуждается в помощи, пока больна ее дочь.

Абигайль чувствовала, как он целует ее волосы.

— Абби, дорогая, если вы хотите отругать меня, отругайте, я выслушаю.

Она смотрела на него, улыбаясь.

— Вы выйдете за меня замуж, Абби?

— Да, дорогой Доминик. — Она хотела что-то еще сказать, но он снова крепко обнял ее. Она не могла даже вздохнуть. И когда попыталась что-то сказать, он поцеловал ее в губы.

— Доминик, есть одна важная вещь. Что с Болли?

— Прекрасное дополнение к нашему дому, не правда ли? Он прекрасно ухаживает за садом и за животными. Я думаю, что за детьми он тоже сможет ухаживать.

— О, Боллингер будет счастлив. Он обожает детей.

— Тогда мы должны давать ему возможность быть счастливым как можно чаще.

— Мальчик с плохим настроением, как и его отец, — прошептала Абигайль.

— Прекрасная маленькая девочка, как и ее мать, — прошептал Доминик.

Они были счастливы, глядя друг на друга и планируя свое будущее.

— Что мы будем делать? — спросила Абигайль.

— Мы вернемся в Амстердам. Сестра Ари приедет и поможет мевру Хагесма. Ян привезет ее, я уверен, она поймет нас, когда мы все объясним ей.

— Насчет Амстердама. Где… — хотела что-то спросить Абигайль.

— Боллингер и мевру Бут все для вас готовят, и прежде, чем вы возразите, хочу сообщить, что миссис Маклин уже у меня дома. Вы будете жить там. Венчаться будем в церкви, вы согласны?

Абигайль кивнула и подумала, как хорошо быть любимой. При этой мысли ее лицо настолько изменилось, что Доминик ван Вийкелен не сдержался и воскликнул:

— Какая вы красивая, Абби! Как долго мы должны играть в магазин?

— Пока не придет автобус. До половины пятого. И это не игра. Я зарабатываю два гульдена в час.

Он посмотрел на нее с недоверием.

Абигайль вспомнила, что она еще не сказала о том, что любит его, и сказала. Ван Вийкелен опять ее целовал, пока Абигайль не вспомнила, что ей надо быть за прилавком.

— Если кто-то войдет, пойдете за прилавок. Он посмотрел в окно.

— Только дурак может выйти из дома в такую погоду. Но если кто-нибудь придет, я буду продавцом, — сказал он.

— У вас это очень хорошо получается. Я могу и не стоять здесь.

— Останьтесь, Абби, — сказал он таким категоричным тоном, что она не посмела спорить с ним. И кроме того, ей было очень приятно стоять рядом, положив голову на его плечо.

— Если вы настаиваете, Доминик, я останусь, — послушно ответила Абигайль.