Возвращение к себе

Глава 3

Сержант Вася Рябцев не отрывал глаз от Сони, если она появлялась в клубе, а в кино старался подсесть к ней поближе, чтобы лишний раз переброситься хотя бы парой слов. Как-то вечером, когда Соня с подругами возвращалась из кино, Вася неожиданно подошёл и отозвал её в сторону. Девчонки удивились. Зная его неразговорчивость, трудно было предположить, что он может так осмелеть. Похихикав, они остановились невдалеке.

– Ладно, девчонки, идите. Я догоню, – махнула рукой Соня.

Вася долго топтался на месте, мял в руках пилотку, пока Соня не спросила:

– Ты что-то хочешь сказать?

– Угу, – промычал он. В принципе, он был неплохим малым, конечно не Цицероном, но и не ловеласом, а добрым и порядочным парнем – друзей не подводил, девушек не обманывал. Дар речи он терял только в присутствии Сони. Большой круглоголовый, с добрыми глазами в обрамлении коротких, торчащих ёжиком пушистых рыжих ресниц, он ещё год назад в первый приезд Сони потерял голову. Таких южных красавиц здесь, в тайге, не было. Да и там, откуда он родом, такие не водились. А родом он был из Казахстана – маленького посёлка под степным Целиноградом. Когда-то этот посёлок был главной совхозной усадьбой, но потом целинные земли распахали дальше, и посёлок оказался в глубоком «тылу». Теперь здесь осталась только свиноферма, да белые домики с палисадниками, в которых местные жители тщетно пытались вырастить кустики малины и смородины, или хотя бы цветы. Первый же пыльный суховей с корнем вырывал посадки, а на что у него не хватало сил, добивало летнее безжалостное солнце. Зимой посёлок утопал в снегу, и пока мороз не вымостит дорогу, жители затихали в своих белых, сливающихся со снежной пеленой, домиках, как медведи в берлогах. И только по тонкому дымку, вьющемуся над крышами, можно было определить, что здесь есть жизнь. Весной таяли зимники и добраться до посёлка можно было только на вездеходе или гусеничном тракторе по непролазной вязкой грязи, из-под которой обнажался безжизненный жёлтый песок или коричневая супесь.

Вася жил вдвоём с мамой в таком же белом домике. Отец работал механизатором, и погиб зимой, заблудившись на тракторе в заснеженной степи, когда Ваське было всего тринадцать лет. Нашли отца через два дня, когда кончилась метель. Он сидел в закрытой кабине, вцепившись в руль окоченевшими пальцами. Горючее в двигателе было выработано до капли. Обезумевшую жену едва оторвали от дверцы кабины. Она стояла и, подняв голову к высокому сияющему небу, выла, как раненая волчица. Вася после школы тоже работал на тракторе, потом его забрали в армию, где он влюбился до беспамятства в Соню.

Соня терпеливо ждала, пока Вася начнёт говорить. Наконец, он взял себя в руки.

– Я осенью демобилизоваться должен.

– Ну, и что …, – начала было Соня.

– Погоди, не перебивай, а то собьюсь. Так вот, демобилизоваться должен, – повторил он, – но я хочу написать рапорт, чтобы остаться на сверхсрочную. Я хочу стать прапорщиком. Ты ж ещё малолетка, а я три года послужу, тебе как раз восемнадцать будет. Тогда поженимся, – закончил Вася, вытирая пилоткой взмокший лоб.

Соня слушала его, теребя руками концы прозрачного шарфика, кокетливо повязанного на шее. На последней фразе она удивлённо вскинула брови.

– Ты что жениться на мне собрался?

– Ну, да. Сейчас же нельзя, – наивно продолжал парень.

– А ты меня спросил?

– Так ты же ещё маленькая!

– А может, я не захочу за тебя замуж, – тряхнула головой Соня.

– Ну, сейчас, да, а потом-то можно, – не сдавался жених, – я подожду.

Тут Соня поняла, что Вася искренне не понимает, что она имеет ввиду.

– Так чего же ты от меня хочешь сейчас?

– Скажи, оставаться мне в армии или на дембель идти?

Со стороны Васи это была уловка. Вася был совсем не прост, Скорее по-крестьянски хитёр. Возвращаться в свою бескрайнюю степь Вася не хотел. Он давно решил остаться в армии. Здесь можно было безбедно жить на всём готовом, а может быть до чего-нибудь и дослужиться, да ещё заполучить дочку командира – это тебе не хухры-мухры.

– Вась, дело хозяйское. Это тебе не со мной решать, – прочирикала Соня и упорхнула вслед за подружками.

На сердце у неё было легко и радостно – приближался день и час встречи с Пашей.

Незаметно летело время. Паша приезжал и уезжал. Они бродили по окраинным тропам Городка вдали от посторонних глаз. Зимой Паша ездил в Первоуральск и ждал Соню после занятий около училища. Поцеловав Соню, он, как фокусник, каждый раз доставал откуда-то из недр солдатского овчинного полушубка большое зелёное яблоко, привезенное им из Москвы специально для неё. Соня очень любила яблоки, но здесь, в таёжной глуши, даже за очень большие деньги лишь у азербайджанцев можно было достать мелкие залежалые плоды. Потом они шли в маленькое кафе рядом с училищем. Соня с хрустом грызла сочное яблоко, заедая его мороженым. Здесь, взявшись за руки, они долго сидели до часа отхода в Городок последнего автобуса. В кинозале Офицерского Клуба, обнявшись на последнем ряду и давно потеряв нить сюжета фильма, целовались, целовались и целовались…

До отца и Лиды доходили слуги о романе Сони, но отец, чувствуя свою ответственность за несовершеннолетнюю дочь, внимательно следил и оберегал Соню от «необдуманных» поступков. Для начала, призвав её по военному на ковёр, отец категорически запретил ей любые шашни с офицерами, а тем бол солдатами, пригрозив немедленной отправкой обратно к маме. Соня испугалась и торжественно пообещала отцу, что не будет делать никаких «глупостей».

* * *

Время, отпущенное на счастье, летело стремительно. Соня училась на третьем курсе училища, когда заметила, что письма от Паши стали приходить реже. В них уже не было того восторга и юношеского пыла, какими дышали предыдущие послания. Соня отнесла это на занятость, учитывая его повышение в должности – он стал руководителем группы в своём НИИ, но приезжал по-прежнему часто и надолго. Вот и теперь она ждала его в январе. Он должен был приехать накануне её дня рождения – её восемнадцатилетия. Они собирались торжественно отметить это событие.

В письмах Соня спрашивала, почему Павел не приезжает и здоров ли он. Павел объяснял своё молчание повышением в должности и, в связи с этим, большой занятостью, но ко дню её рождения обещал быть обязательно. В начале года Павел опять собирался, возможно, в последнюю командировку в Первоуральск. После сдачи этого объекта, его ждало очередное повышение. Уже был готов приказ по институту о назначении его начальником отдела, а это командировки по всей стране и, возможно, за границу, где располагался советский военный контингент.

Весь полёт Павел, глядя в мутный иллюминатор, думал только о Соне. В последнем письме он обещал ей устроить большой праздник по поводу её совершеннолетия. Подлетая к Свердловску, он понял, что на этот раз простым поцелуем и рукопожатием дело не кончится. Он так долго ждал, когда сможет обнять и обласкать это желанное, но недоступное тело. Павел не думал в этот момент, чем всё может обернуться, однако зубастый червячок совести тихонько грыз его, напоминая, что игра ведётся не совсем честная. «Не-а, пусть всё будет, как будет», – решил внутренний голос. И Паша подчинился ему без сопротивления.