В агатовой пещере царила необыкновенная атмосфера и особый запах, как будто это был отдельный целительный мир Сгиреля, а сам он – его частью. Что-то уникальное, редкостное, энергетически сильное. Здесь крепко спалось, а после пробуждения охватывало чувство равновесия. Вечерами можно открывать окна настежь, впускать в комнату в потоке чистого воздуха звонкий хор сверчков и лягушек, долго смотреть на улыбку Лики и звёзды. Здесь вода казалась сладкой, необыкновенно вкусной; к запаху озера присоединялся свежий лесной аромат, также пьянящий от сушеных трав под навесом и освежающий фруктовый из ваз на столах. Линс баловал своих гостей. Дейра быстро приходила в себя, вскоре совсем перестала плакать.
И еще Лада шагнула в пейзаж. По крайней мере, Сгирель сделал портал прямо перед ним, когда заметил, что она опять стоит и задумчиво смотрит на написанную Ллирелем картину.
Шагала с мечтательной улыбкой, прикрыв глаза, а когда открыла – чуть не вскрикнула от ужаса: вид открывался на Черные горы! Их ни с какими другими не перепутаешь – горные хребты так и разили опасностью, в острых надменных шпилях читалась открытая угроза, а в очертаниях гор чудилось спящее чудовище. И черный туман перекатывался, как дым. А может, то был пепел.
– Что за шутка, Сгирель? – Лада передернулась, вспомнился запах гари, крик кегретов.
Линс повернул её на сто восемьдесят градусов:
– Не бойся, Ллирелль говорил, что как раз здесь ни разу кегретов не видел. Даже они огибают это место. Если что, я с тобой. Смотри сюда.
А вот так узнавался знакомый пейзаж. Только два тонких деревца превратились в толстых великанов, кроны которых уже сплелись. А Буйный лежал внизу, тихо ожидая осень.
– Ллирель любил это место. Сюда не забредал никто, кроме него, опасаясь Черных гор и того, что чуть дальше магия уже пропадает. А здесь она словно только рождается, чувствуешь?
– Да… – удивленно ответила, прикрыв глаза и забыв все тревоги.
Магия мира Близ волновалась невидимым морем. Ощущалась, как пена прибоя, бьющегося у ног, вызывающего необъяснимый трепет. Казалось, Лада стояла на пороге тайны, обнаружив в себе что-то скрытое, неосознанное, но уже реально имеющееся. То, что вот-вот пробудится.
С Жехардом почти не общались, он навещал ее поздней ночью, любил, обнимал и засыпал, чтобы ранним утром исчезнуть, как сон. В первый же вечер в Агатовой он не дождался ее, уснул. Встретились под утро, чтобы чуть поговорить и попрощаться. Лада сообщила о трансе. Жехард не сильно удивился, сказал, что предполагал подобное.
Два раза, прихватив для детей фрукты, Лада навещала донков. Данз уже и забыл, что спина болела, а Ришана, коей Лада вручила баночку с кремом, так им и не пользовалась.
Дни заполнялись работой в лаборатории, полетами над озером, хождением по лесу и разговорами с Дейрой, которая все больше доверяла Ладе.
– Моя мама была певицей, очень красивой. Ризарт жил с ней целый год. Она погибла, когда мне было два. До четырнадцати лет меня воспитывала бабушка, потом ее не стало, я жила у дальних родственников. Жехарда впервые увидела через год после смерти бабушки. Я тогда впервые пела на публике, замещала сбежавшую с любовником звезду в том театре, в котором раньше пела мама. Директор всегда был добр ко мне, находил подработку, чтобы помочь деньгами, – рассказывала ведьмочка однажды, перебирая травы. – То был успех, все мне аплодировали, только один парень, с зелёными, как у меня, глазами, сидел невозмутимый. И даже недовольный. После концерта угостил меня ужином, расспросил о планах. Естественно, я хотела стать певицей… Жехард не перечил, только предложил поступить в магакадемию. Я даже слышать не хотела. А потом на меня напали, напугали страшно, а Жехард спас. И увёз в Серон. Позже я выяснила, что нападение было инсценировкой. Но он был прав, с зеленоглазыми детьми в Арджайзии случались несчасные случаи, которые стоили им жизни. Тогда я этого не знала и ненавидела Жехарда за то, что врал, за то, что спрятал под иллюзией мои красивые глаза, фигуру… Я сбегала с магакадемии три раза. Ох, и намучились со мной преподаватели! Пока опять не появился Жехард и не рассказал, кто мой отец.
– А кто твой отец? – спросила Лада.
Дейра грустно улыбнулась:
– Вскоре узнаешь. Сама догадаешься.
Жутя пришел к Агатовой сам через день после переселения в пещеру. Кегретов не было ни видно, ни слышно. Лада договорилась со своим старичком, что он будет не только выполнять ее просьбы, но и сам проявлять инициативу и проверять окрестности. Блик свое слово держал, время от времени тихо звенел ″все хорошо″, и эти его слова тоже казались частью терапии жизни в Агатовой.
Ларден появился через несколько дней. Собранный и бодрый, с волосами, непривычно собранными в хвост. Сообщил, что передает дела советнику Ретарду и Зоране, а сам собирается посетить мир Светлых Туманов.
Дейра, сидевшая в кресле и казавшавяся равнодушной, на эту фразу тоже не отреагировала. Все-таки Сгирель прав, что отстрочил их встречу.
Ларден задержал на ней удивлённый взгляд, затем продолжил:
– Уйду после праздника Даров Земли. В Динайе соберутся все короли, хорошо было бы представить им новую королеву Лина. Я помогу убедить их посодействовать в возвращении линсов.
Лада заёрзала, взглянула на Сгиреля. Он сказал, что ничего страшного в знакомстве с правителями нет, праздник Даров Земли просто повод собраться вместе, попировать, потанцевать. Заодно проверить подлинность королей с помощью тронов–артефактов. Ларден посоветовал просмотреть прошлогодние записи праздников, посочувствовал, заявив, что это будет скучным занятием.
– И еще, Дейра, – произнес он другим тоном, пристально взглянув на бывшую возлюбленную. – Твоя ссылка окончена. Ты свободна.
Дейра, всегда такая живая, сейчас только скупо взмахнула ресницами. А это же потрясающая новость!
– Пока Иэрвила у власти, тебе все же грозит опасность, – добавил король Серона. – Ризарт слишком отвлекается, чтобы за всем уследить. После официального признания Лады королевой лучше стать подданной Лина – Зорана отличная правительница, но тоже не внушает доверия в том, что касается тебя. На бал можешь явиться, на виду у всех тебе никто ничего не сможет сделать.
Сгирель удовлетворённо улыбнулся. Лада не выдержала, сжала руку Дейры.
– Ты свободна, подружка, это же чудесно!
Ведьма только блеснула глазами и встряхнула кудрями. В комнате стало совсем тихо, Ларден не сводил взгляд с Дейры, будто что-то ей хотел сказать.
– Пойду сделаю чай… – Лада взглянула на Сгиреля, указала глазами на дверь.
Линс понял, вышел за ней.
На кухне Сгирель вытащил из кармана несколько серебренных монет, заученным движением подбросил в воздух, они тут же растворились, а потом хрустальники пошли цветными разводами: наполнялись продуктами.
– Чего хочешь к чаю, пирожных или тарталеток? – Сгирель сдвинул крышку одного их хрустальных ящичков.
– Тарталеток, – сказала Лада и удивленно захлопала ресницами, потому что линс доставал не готовые сладости, как она ожидала, а яйца, масло, сметану.
– Хоро-шо, – задумчиво протянул он.
Взмах руки – и на столешнице оказались все необходимые для выпечки продукты. Взгляд спокойный, губы поджаты. Движение пальцами – и волосы линса собрались в идеальный хвост, правда, челка все так же криво свисала; сильные руки, играя мускулами, завязывали сзади фартук.
"Кто бы мог подумать, что в этом движении кроется столько мужественности и романтичности. Дейре повезло."
– Не ревнуешь её к Лардену? – спросила линса.
– Нет, – Сгирель глянул спокойным серо-карим глазом из-под челки. – Никогда не ревновал. Мне было больно, плохо, но я всегда знал, что Дейра моя, даже если сама этого не подозревала.
"Ну да, ты же так веришь в магию своего рода."
– И она не пела для Лардена. Не любила его, – сказал линс и принялся за готовку.
Показалось, что кто-то включил ускоренную пленку.
Лада не могла оторвать взгляд от его движений: точных, быстрых. Она тоже умела скользить, но вот так делать тысячи мелких движений?
Наконец он застыл, о чем-то задумавшись.
Из печки появился ароматный парок.
– Тебе так идет фартук, Сгирель, – выдала Лада, сглатывая и присаживаясь за стол. Оказывается, она все время стояла.
Линс немного по птичьи повернул голову, улыбнулся краешками узковатых бледных губ:
– Я рад. С его помощью планирую завоевать сердце самой красивой девушки на свете.
– По-моему, ты уже ее завоевал. Мне кажется, Дейра всегда ревновала к тебе больше, чем к Лардену.
– Ей это полезно, – заметил линс.
– Я тоже так думаю, – улыбнулась Лада и все же дала волю любопытству: – Как ты это делаешь? Как можно так быстро взбивать, не расплескав ни капли?
Сгирель протянул Ладе посудину с кремом и ложкой:
– Пробуй.
Лада сделала пару движений, сосредоточилась, ускорилась, и:
– Пфттфу!!!
Забрызгано было все: и руки, и лицо, и волосы, и стол; Лада даже на фартук линса умудрилась попасть. Сгирель смеялся, а она расстроенно протирала глаза от липкой сладкой субстанции.
Все-таки владеть магией – потрясающе: вмиг все очистилось, но Лада все равно побежала умываться. Линс же со словами "ничего страшного" принялся за новую порцию.
Когда вернулась, Сгирель уже наполнил кремом тарталетки и украшал ягодами и фруктами, а в четырех чашках на столе исходил паром ароматный светло-зеленый чай.
– Долго разговаривают. Чай остынет, – заметил с досадой, присаживаясь за стол.
– Ты зря налил для Лардена, думаю, он не придет. О, как вкусно, Сгирель.
– А то! – мило возгордился линс. – Как думаешь, как скоро Дейра снимет свой чёрный костюм?
– Завтра. – Лада откусила тарталетку, пожевала. – Можешь смело дарить ей платья.
– Я думал – туники, как у тебя.
– Не, – замотала головой. – Домашнее платье с широкой юбкой, глубоким вырезом. Ей пойдет.
Лада опустила взгляд на чашку с чаем. У золотого ободка застыли два лепестка морозки белой, головка ромашки. И слышался запах листьев земляники.
Король Серона не остался на чай. Ларден – это хоть и не обсуждалось, но заметили все – явно самоустранялся, отдалялся, отпуская Дейру и прошлое. Лада чувствовала, что ему необходимо уйти. Казалось, идеальный король стремился переродиться.
Дейра зашла, спокойно улыбаясь уголками рта, присела рядом, задумчиво отпила с чашки ароматный напиток, опять уставившись куда-то на скатерть. На указательном пальце левой руки блеснуло новое кольцо из белого золота с большим сапфиром.
– Сгирель, а что ты знаешь о мире светлых туманов? – спросила Лада.
– Там можно приручить дракона. По легендам, он может летать в Чёрные горы.
– И Ларден его приручит, – очнулась Дейра, протянула руку к тарталетке. – Ммм… Сгирель, откуда переносишь это чудо? Чего вы улыбаетесь?
– Потому что Сгирель сам это чудо сотворил, только что, на моих глазах.
– Д-а-а? – Дейра взглянула на линса из-под ресниц, а он вдруг выдал:
– Я тут подумал… Ты не хотела бы примерить платье? Я приготовил тебе подарок по случаю твоей свободы.
Дейра задумалась, дожевала десерт и, сделав глоток чая, сказала:
– Пожалуй, да. Только поем.
– Я узнал твой голос, Лада. Проявись хотя бы иллюзией. Я хочу тебя увидеть, – последняя фраза Ллиреля звучала отчаянным признанием.
"Он же влюбился в меня. И что я буду с этим делать?" – испугалась немного Лада.
Это была другая форма транса, та, когда с иномирянами можно было разговаривать. Приёмная Агатовой пещеры просто утопала в бирюзовом дыме, Сгиреля почти не было видно, когда Лада засыпала по его команде. Через пару мгновений она уже была на Земле и смотрела на стрижа, сидящего на спинке скамейки в парке.
– Не могу, Ллирель. На Земле только моё сознание и голос, а я в Близе.
– Я тебе помогу, не бессильный, и наша связь не пустой звук. Просто представь сейчас себя рядом со мной.
Лада сосредоточилась, представила себя на скамейке, где сидел стриж, – и тотчас там и очутилась, только полупрозрачной, совсем как Ллирель. Внутри у нее тоже трепыхалась птица! Темная, аж черная, тревожная.
Лада справилась с удивлением и взглянула на Ллиреля. Он довольно улыбался.
– Лада! Ты стала иллюзией! – еле слышался встревоженный голос Сгиреля.
– Всё в порядке, братик. Как ты? Отрастил свою дурацкую чёлку?– обратился к нему Ллирель.
– Не отрастил. Она мне нравится, – взволнованно ответил Линс. – Рад тебя слышать, брат.
– Я тебя тоже, – тепло сказал Ллирель. – Но хочу поговорить с Ладой без свидетелей, не возражаешь?
– Только недолго.
Ллирель некоторое время молчал, просто глядя на Ладу.
Затем встрепенулся:
– Нужно улетать.
– Что?! Как – улетать?
– Сюда идут люди. Не бойся. Ты умеешь, у тебя получится.
Лада отрицательно замотала головой.
– Сюда идут люди, причем с ними, – Ллирель округлил прозрачные глаза, а его птица занервничала, – ребёнок. Ты для них сейчас просто маленькая птичка. Это мир людей, царство их физической силы. Летим! – Стриж, окруженный тенью человека, закружил над ней, тревожно умоляя большими карими глазами.
– Наша магия здесь иллюзорна, я не смогу тебя спасти. Ну же! – торопил линс.
Лада, чувствуя себя дурой, взмахнула руками подобно ему – и поднялась в воздух! Полупрозрачное тело расположилось горизонтально, волосы упали вниз; пятилетний мальчишка с радостным фанатизмом в глазах и криком: "Птичка!" побежал к ней, протягивая обе руки. Наверняка тоже мечтал сделать доброе дело, вылечить переломанное крыло. Переломанное!
"А-а-а!"– Лада молнией вспорхнула вверх, вмиг поняв всех страшно пугливых птиц.
А Ллирель уже кружил над парком.
– Догоняй, – бросил ей.
Взмыла к нему, постаравшись добавить скорости по-линсийски, но линс был профи, скользнул еще быстрее, беззаботно улыбаясь. Ветер развевал полупрозрачные волосы, трепетал шелком туники, Лада кружилась в свободном полёте и кувыркалась над парком, наслаждаясь непередаваемыми ощущениями так, будто в самом деле летала.
– Лети за мной, – сказал Ллирель над ухом, очутившись так близко, что его чёрные волосы упали ей на плечо, смешались вместе с ее золотистыми прядями; он коснулся её своим иллюзорным телом просто в полёте, обнял за талию.
"А прикосновения-то чувствую по-настоящему. Как странно!"
Ллирель точно был талантлив во всём, потому что Лада не рассердилась, а послушалась.
Они полетели над городом. Над дорогами с автомобилями, домами, парками, рекой, мостом, над знакомыми зданиями и площадями, пока, наконец, не прилетели к древнему дубу с одной сухой веткой. Начали кружить над ним. Лада включила видение:
– Дуб Адора! Но он умирает…
– Посмотри сюда, – Ллирель взметнул к соседним дубкам.
– О!
Молодые деревья рядом тоже отчётливо светились!
– Дуб не умирает, он передаёт свою силу потомству. Садись рядом со мной. Поговорим.
Лада присела на тонкой веточке рядом с Ллирелем. Подул ветер, завеял волосы назад. За далекими полями садилось солнце, красное и тусклое, как грейпфрут.
"Как там говорил Кеф о Дейре на дубе с развевающимися волосами?"
Лада взглянула искоса на Ллиреля. Мечтательность Кефа блекла на фоне романтичной созерцательности линса.
"Ллирель сейчас всего лишь птица, – напомнила себе. – И я тоже." Успокоилась, огляделась: дубы росли у небольшой речки, спрятанной в вишнёво-ивовой чаще. Они вымахали выше всех деревьев, получали больше солнца, больше ветра.
Лада знала это место. В кудрявых кронах всегда слышалось шелестение, похожее на шепот; оно заставляло замедлить шаг и прислушаться, даже если просто проходила мимо по делам. Над речкой возвышалась белая с золотым куполом церквушка. Она светилась, как храм Сияющего.
– Мне кажется, мир Близ часть отражения Земли, а Сияющий – Бога, – проговорил Ллирель, словно прочитав мысли Лады. – Той его части, которая толерантна ко всем религиозным течениям и благосклонна к доброй магии. Всевышний направил нас сюда почти сразу, как перенеслись на Землю. Мы всегда подзаряжались здесь, это сохранило наши личности. Я мог бы так много тебе рассказать. И спросить.... Но не время. Рассказывай, с чем явилась.
Лада вкратце рассказала о кегретах, о троне, о том, что для возвращения нужна поддержка со всех королевств. Ллирель внимательно смотрел, слушал не перебивая. Лишь когда замолчала, пообещал, что в момент полнолуния соберёт всех своих подданых здесь.
– Живы абсолютно все. Нужно шестьсот восемьдесят меток переноса.
– Меток каких? Кого они должны обозначать? – уточнила Лада.
– Воинов, – как само собой разумеющееся, сказал Ллирель.
Подул более сильный ветер, зашелестели дубы.
– Лада, кто такой Жехард?
– Что?..
– Ты проговариваешь его имя. В определённые моменты я тебя слышу.
– Кхм… Кхм… Уже поздно. Сгирель, наверное, беспокоится.
– Только не говори, что это Жехард Алозийский.
– Кхм-кхм…
– Точно он, – полупрозрачный Ллирель шумно вдохнул, откинул голову назад, поджав губы в улыбке, которую сложно ею назвать. Лада виновато взглянула в его иллюзорные чёрные глаза.
– Ты его знаешь?
– Прекрасно знаю. В последний раз встречались в Найе, Жехард просил руки… одной линсийки. Сгирель отказал. Мне обязательно нужно вернуться в Близ. Всем линсам нужно. Как можно скорее. – Ллирель снял полог тишины.
– Лада, возвращайся, время вышло! – почти кричал Сгирель.
Здесь, возле дубов, его голос было слышно намного отчетливей.
– Я тебя слышу, Сгирель, не кричи.Уже иду.
– До встречи, Лада. – Ллирель провёл на прощание иллюзорной рукой по ее щеке, тоже не настоящей, но его нежность почувствовалась. Она коснулась души страхом перемен. И ведь от них никуда не денешься!
– До свидания, Ллирель.
Лада стала пёрышком, поднялась, закружилась и опустилась в густой дым Агатовой. Открыла глаза, встала, потирая затёкшие ноги. Сгирель тоже поднялся:
– Ну, что?
– Нужно шестьсот восемьдесят меток воинов. Живы все.
– Слава Сияющему! Я знал, что они вернутся! – заулыбался линс.
Из приёмной он возвратился радостным, светящимся изнутри, Лада задумчивой. И виноватой. Она уже догадалась, что существует еще одна, темная сторона брачного ритуала. Поняла, о каких моментах говорил Ллирель и что за крик ей чудился.
Дейра, увидев Ладу и Сгиреля, вошедших вместе, вмиг подметила и оживленность линса, и рассеянность подруги. Нервно фыркнув, она уединилась в лаборатории и не открыла, несмотря на стук.
Прорвало ее утром за завтраком, когда Сгирель, тепло попрощавшись с обеими, вышел из кухни.
– Вы хорошо ладите друг с другом, – заметила Дейра, проводив его взглядом.
– Да, с ним легко. Сгирель потрясающий.
Ведьма рывком поднялась из-за стола и – о чудо! – принялась вручную мыть посуду! Только нервно очень.
"Ревнует,"– поняла Лада.
– Дейра… Я должна кое в чем признаться, – нерешительно протянула. Ведьма напряглась, выключила воду.
– Я тебе соврала немножко.
Дейра оглянулась, держа в руках тарелку и прислонившись новым цветастым платьем к мокрой раковине:
– Насчет Сгиреля?
– Ага.
– Насчет моего вопроса переспала ли б ты с ним?
Лада кивнула.
– Я так и знала! – Дейра грохнула тарелкой об пол. Она разбилась вдребезги. – Ты уже с ним была! Ну и как он в постели? С-стремительный?
Ведьмочка села за стол и опять заплакала.
Что происходит с ней в этой пещере? Подруга сама на себя не похожа.
Лада подошла, обняла ее за плечи:
– Дейра…
– Что?! Утешаешь? Добрая, да? Утешай! Но линса тебе не отдам! Лардена забирай, я расторгаю договор, не нужна мне плата, что хочешь делай: хоть королевой становись, хоть любовницей, – мне все равно! А Сгирель мой. Думаешь, только ты всем нравишься? А вот и не только ты. Сгирель любит меня! И его я тебе не отдам!
Она вновь заплакала. Уже Лада прислонилась к мокрой раковине.
– Дейра… Ну как же так, люди ведь не игрушки. Как можно взять‐отдать, как же свободная воля?
– Какая воля? Какая свобода? – ведьмочка подняла дико позеленевшие глаза. – Ничего не знаю! Не отдам. Сама люблю! Я люблю Сгиреля, понятно?
– Понятно–понятно, – улыбнулась Лада.
– Почему ты смеёшься?
– Потому что не спала я со Сгирелем! И не переспала бы никогда! Вот в чем я соврала. И он тоже не видит во мне женщину – лишь твою подругу, королеву, избранницу брата! Только тебя одну он любит. Не плачь, пожалуйста…
Дейра захлопала ресницами, вздохнула, улыбнулась и опять заплакала. Уже другими слезами – только хорошими. Лада это чувствовала.
– Я знаю, нельзя так быстро перек-ключаться, – проговорила Дейра, прервав свой плач, – с одного на друг-гого. Уже переключилась один раз…
– Ну никто ж тебя не подгоняет. Сгирель столько ждал, подождет еще…
Дейра опять заплакала.
– Ты чего? – мягко пожурила Лада.
– Двенадцать лет… Я мучила Сгиреля двенадцать лет! И Лардена.
– Ну, а Ларден точно мучился?
– Нет, наоборот, – всхлипнула Дейра и успокоилась.
– Ну вот. Чего плакать?
– Сгиреля жалко… И себя.
– А себя почему?
– Потому что хочу к нему прямо сейчас… – она опять заплакала.
Вот тот момент, когда слёзы идут на пользу не только девушкам. Лада устало повернула голову к дверям: Сгирель, почувствовав состояние своей половинки, бросил все дела и сейчас стоял, прислонившись к дверному косяку, счастливый, молчаливый и с небывало сильной аурой. Он улыбался.