Возьми меня себе

Глава 11

Максут

Она не попадалась мне на глаза последние два дня. Ни в обед, ни в ужин. Хотя ее психовавшую мать я один раз видел. Этот дом не настолько большой, чтобы в нем потеряться. Она что, под замком сидела?

Смотрю в потолок, вздыхая, и снова смотрю на розовые носки.

Опускаю коробки на пол у стены и прохожу через арку.

Обхожу тонкий красный ковёр, чтобы не марать. Старый паркет скрипит под ботинками. Тихо работает телевизор на стене. Дневного света в этой части дома всегда хватает, три окна комнаты смотрят запад, но сегодня пасмурно, поэтому в два часа дня хочется добавить освещения.

Обогнув диван, подхожу к креслу и заглядываю внутрь сверху вниз.

Девчонка полулежит, вытянув ноги и откинув голову на спинку. Глубокомысленный взгляд устремлён в окно, на коленях раскрытый журнал. На ней тонкий вязаный свитер, в который она кутается, обняв себя руками, в ушах все те же серьги, а лицо у неё такое потерянное, что специально не придумаешь.

Не знаю, что это за минута скорби, но черт.

Выглядит так чертовски одиноко, что мне хочется посадить ее на колени и прижать к себе. Абсолютно тупое желание, если учитывать то, что я совсем не гожусь ей в отцы.

Мне хотелось сделать это ещё два дня назад, но я рассудил, что это только усугубит ситуацию. Я не знаю, что творится в головах у пугливых застенчивых восемнадцатилеток, но я как будто сам получил по роже, и могу представить, как это не понравилось ей.

Обойдя кресло справа, говорю:

– Привет.

Темные густые ресницы взлетают вверх. Умненькие карие глаза расширяются и проходятся по мне снизу доверху. Останавливаются на лице, потом смотрят в пол.

– Привет. – Отворачивается к окну и выпрямляется в кресле, сбросив стопы с пуфика и обхватив руками острые коленки.

В её теле всё узкое. Плечи, бёдра, грудь практически отсутствует. На восемнадцать она тянет очень слабо. Кожа на вид очень нежная, без единой морщинки. И сейчас эта кожа активно краснеет на шее и щеках.

Отличный эффект, что сказать. Она со всеми такая, или только со мной?

Положив руки на бёдра, спрашиваю:

– Сильно тебе досталось?

– Нет. – Хмурится, продолжая смотреть в пол.

Самая замкнутая девица из всех, что я встречал. Но это только до той поры, пока не освоится в пространстве.

– Чем занимаешься? – Склоняю голову набок вслед за ее лицом.

– Размышляю. – Смотрит на свои руки, опустив подбородок.

Я уже понял, что она не из болтливых, но такая поникшая, что моя совесть не позволяет уйти.

Посмотрев на часы, сдаюсь.

– Ты играешь в шахматы? – Расстёгиваю куртку и сбрасываю с головы капюшон.

– Я? – Косится на меня.

– Да, ты.

Вешаю куртку на спинку её кресла и подхожу к комоду, на котором хранится всякая фарфоровая дребедень, и вытаскиваю из-под горы журналов доску.

– Нет…

Наблюдает за мной, сложив руки под грудью.

Сажусь в кресло напротив, подтянув ногой пуфик. Ставлю его между нами, широко разведя колени, потому что в этой комнате вся мебель для меня мелковата. Быстро расставляю фигуры, спрашивая:

– Какие ты хочешь: белые или чёрные?

Айза поджимает под себя ноги и кладёт ладони на колени, наблюдая за моими руками, будто я долбаный волшебник.

Подумав, тычет пальцем:

– Черные.

Хмыкнув, разворачиваю доску.

Затаившись, смотрит на меня.

Черт, этот её взгляд “девичья невинность” меня доконает.

Подхватив белую королеву, протягиваю ей.

– Это королева – самая прокачанная фигура. Она может двигаться в любом направлении и на любое расстояние.

– Эммм… королева сильнее короля? – Вертит в руке фигурку.

– Да. Король может передвигаться только на одну клетку. Зато он главный.

– Почему? Если королева сильнее? – Осторожно ставит королеву на место.

– Потому что, если его захватят, игра окончена.

Протягиваю ей пешку.

– Это пешка. Она тоже передвигается на одну клетку. Не может ходить назад или вбок, если только не берет фигуру. Многие новички любят играть пешками, чтобы растечься по доске, но лучше пользоваться другими фигурами.

По всей видимости, краснеть и думать одновременно она не умеет, поэтому расслабляется, как я и рассчитывал. Голос звучит увереннее и звонче, на лице вагон энтузиазма. Вуаля, мать его. Кто убил ей настроение, я не знаю, но теперь у нас все распрекрасно.

Подаю ей каждую фигуру по очереди. Объясняю правила, понятия не имея, поняла она что-нибудь или нет.

– Сыграем? – Хлопает в ладоши и смотрит на меня, сверкая глазами.

У её глаз красивый разрез. Как и у губ. Через пару лет будет выкручивать мужикам яйца.

– Ну а для чего я тут распинался? – Делаю ход пешкой и кладу предплечья на колени, сплетя кончики пальцев. – Прежде чем ходить, внимательно оцени положение. И самое главное – не спеши.

Кивает, сосредоточенно покусывая губы, и делает ход.

Через полчаса моего терпения и советов, маленькая акула атаковала сразу две мои фигуры. Не плохо.

– Ты помнишь, в чём суть игры? – спрашиваю, откидываясь на спинку кресла и забрасывая руки за голову. – Не в том, чтобы сожрать всех моих пешек.

– Твои пешки мне мешают…

Положив подбородок на сплетённые пальцы, хмуро осматривает доску.

– Я заметил.

Айза хихикает.

Улыбаюсь и складываю руки на животе, наблюдая за глубокой работой её мозга.

– Не знаю, что делать, – признается наконец-то, подняв на меня глаза.

– Тогда доиграем в другой раз, – встаю, вращая плечами и хрустя позвонками. – А ты пока подумай.

– Когда мы доиграем? – вскидывается она. – Как запомним ходы? Давай доиграем сейчас!

– Я запомню. Собери фигуры и доску возьми с собой. Иначе дети растащат. – Забираю свою куртку, игнорируя протесты.

– Так когда? – Вскакивает она с кресла, идя за мной по пятам.

– Не знаю, может завтра…

Наблюдает за тем, как я подхватываю с пола коробки, натягивая рукава свитера на ладони и переминаясь с ноги на ногу в этих вязаных розовых недоразумениях. Осматривается по сторонам, снова грустнея на глазах.

Да, черт возьми!

– В шесть вечера у меня занятия по самообороне, – говорю, удаляясь по коридору. – Приходи.

– Куда? – летит мне в спину.

– Спросишь у кого-нибудь.