Враг мой любимый

Глава 4

Глеб с Васькой сидели за очередной партией карточной игры, каюта пропахлась табаком, на столе стоял графин с водкой и две рюмки.

– О, Гришка! Здарова! Выглядишь как после перепоя…

Кот почесал за ухом и отложил карты в сторону крапом вверх.

–Не хочу я с тобой играть – он обиженно посмотрел на Глеба, который торжествующе улыбался, – Ты все время выигрываешь!

Обернулся ко мне

– А ты мне не нравишься! Уже второй день ходишь мрачнее тучи! Посмотрел бы на себя! Круги под глазами, волосы дыбом. А ты не увлекся случайно, одной из наших серых птичек?

Я криво усмехнулся. Увлекся блядь? Со мной вообще какая-то херня происходит. Я ни спать, ни есть нормально не могу. А сейчас перед глазами картина как лапа конвоира трогает золотые волосы и мне эту лапу топором рубануть охота.

– Еще чего не хватало! Увлекся! Отребьем? А ну ка налейте мне, я сейчас отыграюсь за тебя, Котяра!

– Ты чертовски плохо выглядишь, командир. Тебя явно что-то гложет, что-то, о чем ты не хочешь с нами говорить. Что ж, это твое право, и мы его уважаем.

Глеб сказал это с укоризненной, чувствовалась обида на мою скрытность. Обида на недоверие, которое они с Котовым не заслужили. Но разве мог я сказать им правду, что потерял голову из-за девки. Презренной заключенной, которая предлагала себя сначала мне, а затем рыжему конвоиру без капли стыда. Я сам себя презирал за это чувство. Нет, это не просто похоть. Это похоть с привкусом адской жажды и голодом именно по этой женщине. А что если затащить ее к себе, и взять то, что она так любезно мне предлагала? И плевать на все: и на мнение друзей, на условности и на пропасть между нами…..

– Черт возьми, Гришка, да ты совсем нас не слушаешь!

–Мы разговариваем с тобой, а ты молчишь и смотришь в одну точку как истукан.

– А я сейчас возьму и вытрясу из него правду, не будь я Котов, он нам скажет, что его гложет.

Васька угрожающе поднялся с койки.

– Та ладно, угомонись. Я просто думаю о том, что меня в измайловский отправят. А вы здесь останетесь. Разлука будет между нами, братья! Я ж говорил о нашем последнем со Спиридовым разговоре. Вот и думаю об этом постоянно. Сука, спать не могу нормально.

– А мне кажется ты нормально спать не можешь из-за золотоволосой девки с синими глазами. Или думаешь осудим, а, Григорий?

В этот момент на палубе послышались крики женщин, возня, конвоиры что-то орали, но их голоса тонули во всеобщем хаосе, одна из женщин кричала громче всех, словно от боли.

Мы втроем выскочили из каюты, выхватив шпаги из ножен.

– Что, черт возьми, здесь происходит? – рявкнул Васька своим громовым голосом.

Все заключенные стали в круг, растопырив свои необъятные коричневые юбки и не давая никому приблизиться, ни конвоирам, ни матросам, ни офицерам.

За их спинами слышались страдальческие стоны и крики.

– Да, что же это такое твориться, совсем бабы очумели?– Выкрикивали конвоиры, бегая из стороны в сторону в совершенной беспомощности и растерянности.

– Расступиться сейчас же! – рявкнул я и направил шпагу на одну из заключенных – Иначе купаться сейчас все за бортом будете. А кто усерднее всех бунтует вооон на той мачте повешу. Остальных посажу в трюм на одну воду к бортовым крысам. Их изобилие в недрах этого судна я вам гарантирую. Эй, ты? Да, ты, а ну пошла вон!

Женщина попятилась, за ней все остальные, я прорвался внутрь круга и тот замкнулся за мной снова. Прорвался и замер. На тюфяках лежала женщина. Подол ее платья был задран до пояса, над огромным вздувшимся животом, за который та держалась обеими руками. Она была молода и довольно привлекательна, но страдания исказили ее черты. Голова женщины металась из стороны в сторону, губы искусаны до крови, на лице испарина, она выла как раненое животное. Между ее распахнутых ног сидела Катерина, ее лицо тоже покрылось, потом и раскраснелось, она держала ноги женщины и что-то тихо ей говорила. Затем обернулась и посмотрела на меня взглядом полным отчаянья.

– Господи, да что вы так смотрите? Неужто совсем нас за людей не считаете? Ни капли сострадания в вас нет. Рожает она. Прикажите вашим солдафонам убраться. Если вы не в состоянии предоставить ей условия, ради бога не мешайте! Или позовите лекаря! На вашем судне есть лекарь?

Женщина снова пронзительно закричала. Я думал ровно секунду.

– Будут вам условия в моей каюте. Напился вчера скотина-лекарь. Спит как убитый падлюка. Завтра за яйца подвешу сукина сына. Сами справитесь?

– Попробуем.

Девушка даже на меня не посмотрела, не сказала ни слова благодарности. По уставу права не имел так поступать. Узнает кто неприятностей не оберусь. Но, блядь, как я могу отказать, когда она на меня ТАК смотрела. Сука…веревки из меня крутит.

– Варюша, милая, мы отнесем тебя в теплое место. Доктора там, конечно, нет, но зато есть чистые простыни и горячая вода. Слышишь, все будет хорошо, я не раз видела, как моя нянька принимает роды, я позабочусь о тебе.

Нянька? Откуда у простолюдинки нянька? Я в недоумении посмотрел на девчонку, но та была занята роженицей, которой явно было уже наплевать, где она находится.

– Она не дойдет сама, ее нужно отнести. Помогите, пожалуйста, начальник…если не побрезгуете.

Я подхватил несчастную на руки. Было нелегко Варя довольно полновата, кроме того при каждой схватке она извивалась и больно цеплялась за мою шею. Глеб схватил меня за рукав и тихо прошипел:

– То, что ты затеял, может закончиться для тебя неприятностями!

– Плевать, пусть только попробуют донести. Я не могу бросить женщину вот так, без помощи! Что я нелюдь что ли?!

– Ты то может и не нелюдь, а глаза и уши везде имеются. Огребешь потом так, что Измайловский только снится будет. Солдафоном пойдешь, на передовую. Ты это делаешь не из жалости к роженице, хотя я и не сомневаюсь в твоем благородстве, брат, но сейчас ты хочешь произвести впечатление на эту рыжую, строптивую девку! Мне не нравится, как ты смотришь на нее! Ужасно не нравится!

Я осторожно убрал руку брата и тихо ответил.

– Мы поговорим об этом потом!

Наконец-то я донес ее до каюты, и положил женщину на койку. Я остался…не то чтоб мне все это нравилось, но я был обязан. В моей каюте заключенные они должны быть под присмотром. Но твою ж…Не мужское это дело присутствовать при родах. Конвоиры ублюдки. Ни в одном из табелей больные и беременные не числились. Знал бы Петька бы вчера так не набрался. Заставил бы его падлу проверять девку на сносях.

– Не стойте столбом, Ваше Сиятельство, – девушка оторвала меня от размышлений – будете помогать, одной мне не справиться! Мне нужна горячая вода, несите чистые тряпки или повязки, все что найдете. – Обернулась к роженице и погладила ее по голове

– Тише, Варюша, тише, тебе надо попить.– И снова обернувшись ко мне сказала – Дайте вашу флягу! Ну что вы замерли! Несите то, что я попросила!

Я сунул ей в руку флягу с водой и отдал приказ матросам нагреть воды, а сам разорвал на тряпки простынь и подал девчонке.

– Варя, успокойся. Постарайся дышать ровнее, глубже. Я знаю, что тебе очень больно, но мы переживем эту боль вместе, ты ведь не одна. Думай о хорошем, о малыше, которого тебе подарил Кирилл, перед тем как покинул этот грешный мир. Он был бы рад увидеть сына, но болезнь его скосила, а ты выжила, сам Бог тебя уберег. Ведь это, Варенька, настоящее чудо.

– Откуда ты знаешь, что это мальчик? – Женщина немного успокоилась.

– А как же иначе, только мужчины доставляют нам столько страданий.

Девушка ласково улыбнулась и погладила роженицу по щеке.

– Катенька, ты ангел,…посланный мне Богом, что бы помочь искупить грехи.

Я застыл, молча глядя на золотоволосую ведьму, которая закатила рукава и склонилась над женщиной. Я слушал, о чем они говорят. Меня до чертей сжирало любопытство. Я хотел знать обо всем, что касается ЕЕ.

И вдруг роженица вновь взвыла, заскрежетала зубами.

– Варя, это потуги. Тужься, ребеночек вот-вот появиться, помоги ему. Давай же, будь умницей, скоро это все закончиться.

Теперь я видел ее совсем другой. Заботливой, нежной. Она восхищала меня своей храбростью, своей добротой. Смелая, дерзкая и в то же время нежная и ранимая, не похожая ни на одну из женщин, которых я встречал раньше. Только ей удавалось разжечь во мне этот дьявольский огонь противоречий.

– О, Боже мой! – стонала, несчастная – У меня ничего не выходит. Он перестал шевелиться, что-то не так. Не так, Катя, мне страшно…..

– Помогите мне, сударь, не стойте там, подойдите! Да отбросьте вы ваши приличия, неужто девку голую ни разу не видели? – Она притянула меня к себе за руку.

– Вы должны заменить меня здесь, на этом месте, и держать ее за ноги, пока я буду, помогать ребеночку протолкнуться. Если мы ничего сейчас не сделаем, это плохо кончится. Вы скажете мне, когда появиться головка.

– Я тебе повитуха что ли бабе между ног во время родов заглядывать?

Мной овладел какой-то ступор и страх. Одно дело головы мужикам рубить и бока протыкать, а совсем другое вот это вот все.

– Трус!– Зашипела меня девчонка и ее ровные брови сошлись на переносице, – Вы просто жалкий трус, если вы мне не поможете, малыш погибнет. А ее мне придется резать что бы достать тело ребенка. От этого она скорей всего умрет. Хотите жить с этим? Хотите взять это на свою совесть? Или вам все равно? Может вы привыкли к смерти?

– Ладно, черт тебя раздери, ладно!

Я сел между ног женщины и крепко зажмурился. Катя взяла мои руки и положила на колени роженицы.

Я глубоко вздохнул, ради этого прикосновения, да хоть к черту лысому на рога. Идиот несчастный. Снова разомлел.

Девчонка свернула простыню в жгут и подошла к Варе.

– Варюша, ребеночек устал, ему очень тяжело, нужно помочь ему протолкнуться иначе он может погибнуть. Будет больно, очень больно, но ты потерпи и постарайся тужиться со всей силы, когда я надавлю на живот. Ты готова? Давай!

Каюту сотряс нечеловеческий вопль, такой пронзительный, что мне показалось, что я оглох, в ушах зазвенело.

– Откройте, черт возьми, глаза! – закричала Катя- Они мне нужны, ханжа несчастный, вы должны мне сказать, если появиться головка! Варя, давай!

Женщина зарычала, захрипела, и я увидел, как между ее ног изнутри самого женского естества показался темный пушок, растягивая расселину и выбиваясь наружу.

– Я вижу ее вижу! Вижу! – Закричал как дурак.

– Варя, ну еще разок! А теперь замри, дыши ровно и спокойно! Как только выйдет головка можно будет опять!– Лоб девушки покрылся каплями пота, она прикусила губу. Взволнованная, сосредоточенная и настолько красивая, что мне показалось я готов пару раз к черту на рога сбегать и обратно лишь бы видеть ее так близко.

– Есть головка, я держу ее!– с восторгом заорал обхватывая маленькую голову младенца и пачкая руки в крови. Катя подбежала ко мне, оттолкнула и заняла мое место.

– Давай, Варюша, последний раз! Вместе!

Я смотрел на свои дрожащие, окровавленные руки, и думал, что мне только что посчастливилось прикоснуться к одному из величайших чудес природы. Раздался пронзительный плач младенца.

– Это мальчик, как я и говорила. Ах ты толстый карапузище, ну ты нас и помучил! Эй, моряк, у нас получилось! Несите нож!

Я подал ей свой острый как бритва кортик. Ощущения такие будто только что воевал с тысячей пруссаков или прошел через мясорубку.

Через несколько секунд, была перерезана пуповина, девушка прочистила ротик младенца, запеленала его, ласково воркуя.

– Смотрите, моряк, без вас мы бы не справились!

Я с опаской взглянул на розовое, сморщенное личико, малыш часто моргал и щурился, причмокивал крошечными губками, Катя протянула его матери.

– Корми своего мужичка, Варя. Поздравляю тебя! Как назовешь сына?

– А как зовут их сиятельство? Так и назову!– боль наконец-то отпустила несчастную, а при виде малыша на нем отразились все те чувства, которые природой заложены в женщине, когда она становится матерью.

– Их Сиятельство зовут… – и посмотрела на меня своими синими глазищами, вышибая весь дух. Так что руки снова затряслись.

– Григорий Сергеевич Никитин. – ответил и нож из ее рук забрал.

– Да храни вас Бог, Григорий Сергеевич, если бы не вы!

***

Катя мыла руки у раковины, я стоял позади нее.

– Мать с ребенком разместят в лазарете. Это все что я могу для них сделать.

– Я знаю,– сказала Катя, не оборачиваясь – Спасибо вам за Варвару. Она конечно девушка простая, но хорошая. Воровала, что бы семью прокормить. А человек она добрый и честный, муж помер от чахотки, осталась старая мать да сестры, не могла она их содержать. Она вам безмерно благодарна. Всю жизнь на вас молиться будет.

– А ты?

Я тщетно пытался поймать ее взгляд, она смотрела куда-то в сторону, избегая смотреть на меня. И я схватил ее за подбородок, повернул к себе, чтобы впиться взглядом, заставляя ответить.

– Я тоже благодарна. Очень. Я в вас ошиблась.

Ее щеки порозовели, и она опустила глаза, а я внезапно вспомнил о ее свидании с конвоиром и все очарование моментом разбилось вдребезги. Гнев поднялся изнутри, поднимая голову зверя, который жадно заурчал внутри.

– Ну если так благодарна может со мной встретишься вечером, а не с рыжим? Я кажись больше заслужил али нет?

Я увидел, как она побледнела и отшатнулась от него.

– Я не могу! – прошептала едва шевеля губами.

От бешенства потемнело перед глазами, и я сдавил ее подбородок изо всех сил.

– Почему? Он что твой любовник? С ним ты здесь трахаться не будешь. В трюме запру до самого прибытия, а ему башку откручу. Устроила бордель на корабле. Валяться с мужиками ты сможешь там, в ссылке, но не здесь, не при мне!

Я стиснул челюсти так, что захрустели кости. Мне хотелось свернуть ее тонкую шею прямо здесь и сейчас.

– Как вы можете говорить мне такие ужасные вещи? Вы же обо мне ничего не знаете?

На ее глаза навернулись слезы и подбородок дрогнул, но мне было плевать на эти слезы. Они пролиты не из-за меня.

– Не прикидывайся, я видел, как вы беседовали сегодня днем, и слышал, о чем вы говорили. Сколько он обещал тебе за ночь? Я дам в десять раз больше! Сколько?

Схватил за затылок и дернул к себе.

– Не смейте, слышите, не смейте так обо мне думать! Вы ничего обо мне не знаете!

Слезы потекли у нее из глаз, и она попыталась вырваться, но он не дал ей этого сделать, заставляя смотреть себе в глаза, тогда Катя уткнулась лицом в мое плечо и зарыдала.

– Ты что? – это было неожиданно и я растерялся. Тронул кончиками пальцев ее волосы, но погладить не смог. Только смотрел отупевшим взглядом на дрожащие плечи.

– Вы ничего не знаете, как вы можете….– слезы душили ее, и я почувствовал как намокла моя рубашка. Твою ж мать. Прижал к своему плечу сильнее за шею.

– Так расскажи мне. – прошептал ей в макушку, – Доверься! Я хочу все знать о тебе!

Я сам не заметил, что моя ладонь нежно ласкает ее чудесные волосы, а другая прижимает к себе за тонкую талию.

– Расскажи мне все.

– Хорошо… – она прошептала прямо мне в шею едва касаясь горячими губами и заставляя дрожать от этой адской близости, – расскажу. Я встречусь с вами сегодня вечером и все открою, но поклянитесь мне честью дворянина, что если вы не сможете помочь, моя тайна останется между нами.

– Я клянусь тебе!

Блядь! Я это сделал! Я поклялся! Какого хрена знает только сам Дьявол! У меня голова кругом пошла и сердце не просто колотится, а кажется его пару шпаг насквозь пронизали.

Девчонка подняла ко мне бледное лицо, залитое слезами.

– Зачем, я все это делаю, ведь вы погубите меня!

Вырвалась и выбежала из каюты. Хлопнула дверь, и я отшатнулся назад. А ты уже меня погубила. Сам не знаю, что делаю. Мне насрать кто она такая. Отвезу в Архангельск и больше никогда не увижу. И эта мысль страшнее чем мысль о предательстве Родины и товарищей. От этой мысли в глазах темнеет и в груди словно раздирает когтями.