Это была ловушка. Мэттью Форрестер, виконт Саутертон, сознательно и по доброй воле пошел на это. А разве можно найти игру без азарта и опасности? И он заверил своих друзей, что с ним все будет в порядке. Это представлялось вызовом, дерзанием, риском. И в конце концов оказалось западней. Саут не стал бы называть это состязанием в хитроумии, потому что было совершенно очевидно: все хитроумие досталось ему и оттого интрига становилась скучнее и даже вызывала зевоту. И все же игра вносила разнообразие в их времяпрепровождение в воскресный вечер.
Прошло всего лишь несколько месяцев после того, как Мэттью отпраздновал свое одиннадцатилетние, но его вполне можно было бы назвать долговязым. Мать говорила, что мальчик еще растет и не встал по-настоящему на ноги. Отцу же это весьма не нравилось, хотя он и сам именно так объяснял неуклюжесть своего наследника. Услышав за завтраком суждение графини, граф с кислой миной уставился на своего отпрыска; служанка тем временем убирала со стола недоеденные мальчиком яйца и печеные помидоры.
– Я полагал, что пока что в процессе роста только его мозги. Черт возьми! Этот мечтательный малый весь в тебя!
Слушая ворчание мужа, графиня лишь снисходительно улыбалась и ободряюще подмигивала сыну.
Теперь же Мэттью принял позу, которую считал непринужденной и даже немного вызывающей; откинувшись на спинку стула, он вытянул перед собой ноги и скрестил на груди руки. Сидя таким образом, Мэттью намеревался кое-кого поразить. Позу же он перенял от одного из знакомых отца - тот сидел в библиотеке графа точно так же. Причем этот джентльмен еще и выпячивал подбородок. Вспомнив об этом, Мэттью тоже вскинул подбородок и вдобавок ко всему еще изобразил на лице дерзкую и вызывающую улыбку.
– Он ухмыляется, как форель, - заметил один из членов Трибунала. - Как-то раз мне довелось видеть форель, улыбавшуюся точно так же.
Мэттью подался вперед и, упершись ладонями в стол, окинул взглядом собравшихся - конечно же, это была весьма агрессивная поза.
– Именно так форель улыбалась перед тем, как я ее разрезал на тонкие ломтики.
Остальные члены Трибунала одобрительно захмыкали, но вовсе не потому, что замечание показалось им остроумным, а потому, что оно явно произвело впечатление на юного виконта. Мэттью судорожно сглотнул, улыбка сошла с его лица, и он, выпрямившись на стуле, принял самую обычную позу - нисколько не вызывающую и вовсе не агрессивную.
– Потом я ее съел, - продолжал рассказчик, - но рыба по-прежнему ухмылялась мне в лицо.
Мэттью снова сглотнул и уставился в стену; при этом его светло-серые глаза тотчас же утратили свойственную им живость и действительно приобрели некоторое сходство с рыбьими.
Архиепископ поднял руку, призывая к серьезности, и члены Трибунала, сидевшие за длинным обшарпанным столом, тут же умолкли и закивали. Настало время поразмыслить и принять решение.
– Итак, Форель? - Архиепископ обвел взглядом членов Трибунала, и те дружно расхохотались. - Полагаю, это имя прекрасно тебе подходит, - продолжал оратор, когда смех утих. - Неужели друзья не называли тебя Форелью?
Мэттью наконец-то моргнул; ему хотелось вытереть слезившиеся глаза, но он опасался, что подобный жест будет неправильно истолкован: ни один из членов Трибунала не приписал бы это обилию чадящих свечей, все подумали бы, что виконт Саутертон готов разреветься. Уж лучше пусть называют его рыбой, чем девчонкой.
– Так тебя называли Форелью или нет? - В голосе архиепископа звучало нетерпение. Этот молодой человек был не старше любого другого члена «Общества», однако главой избрали именно его, так как он обладал всеми необходимыми качествами, прежде всего -уверенностью в себе. Мэттью потупился и пробормотал:
– Нет, не называли.
Архиепископ чуть приподнял бровь, а члены Трибунала неодобрительно загудели.
– Ты что же, не знаешь, как следует отвечать? - осведомился архиепископ.
– Нет, ваше преосвященство, не называли, - ответил Мэттью с дрожью в голосе.
Архиепископ, он же лорд Барлоу, снова приподнял бровь, и Мэттью проговорил:
– Нет, ваше преосвященство, мои друзья не называли меня Форелью.
Элбион Джеффри Годвин, лорд Барлоу, едва заметно улыбнулся.
– Отличный ответ, - сказал он после недолгого раздумья. - И все же я не могу не удивляться его неправдоподобию.
Мэттью взглянул на него с удивлением, и тот вкрадчивым голосом проговорил:
– Разве мы не друзья, Форель?
– Я полагаю, что вам, ваше преосвященство, еще предстоит подумать об этом.
Юный лорд Барлоу одобрительно кивнул, затем покосился на друзей. Снова взглянув на Мэттью, он сказал:
– Разумеется, мы проголосуем, но голосование - всего лишь формальность. Ты здесь, среди нас, по нашему приглашению. А приглашения мы раздаем не так просто. В члены «Общества епископов» попасть нелегко.
Вышеупомянутое «Общество» облекало свои намерения в весьма удобную и лестную для его членов форму. Сказать, что виконт Саутертон был приглашен сюда, означало полностью пренебречь тем фактом, что на него напали двое членов «Общества» во дворе Хэмбрик-Холла. Причем нападавшие отличались преторианским ростом и сложением «Преторианцы в Древнем Риме - первоначально воины из личной охраны претора, представителя высшей судебной власти; позже - солдаты императорской гвардии, отличавшиеся высоким ростом и могучим телосложением.». Они притащили его связанным, с завязанными глазами и с кляпом во рту в эту полутемную и сырую комнату, расположенную в дальнем конце школы.
Называть присутствующих членами «Общества», в то время как они скорее являлись членами судилища, - вот еще одно свидетельство того, что «Общество» имело склонность облекать горькую правду в весьма безобидную форму.
Архиепископ Кентербентер «Имеется в виду архиепископ Кентерберийский, примас англиканской церкви.»! Мэттью чуть не рассмеялся, вспомнив этот нелепый титул. Наверняка лорду Барлоу не понравилось бы, если бы ему стало известно, что те, кто не сподобился попасть в члены «Общества», частенько отзывались об этом титуле презрительно или насмешливо, словом, без должного почтения.
Конечно же, лишь очень немногие отваживались отзываться неуважительно об архиепископе в таких местах, где их могли бы подслушать. Почти все опасались шпионов - те тотчас же донесли бы членам «Общества» о неуважительных отзывах однокашников, донесли бы только для того, чтобы также стать членами столь могущественной политической клики. Ведь пока существовала школа Хэмбрик-Холл, в ней было и «Общество епископов». Те же, кто не удостоился посвящения, ничего не знали о происхождении этой организации. В самом же «Обществе», от архиепископа к архиепископу, передавалась история его возникновения; эта традиция поддерживалась почти двести лет, и от нее не отступали ни на словах, ни на деле. Первый архиепископ облек эту историю в стихи, и таким образом она без изменений передавалась от одного главы ордена к другому уже многие десятилетия.
Саутертон не очень-то интересовался происхождением «Общества». Когда Мэттью прибыл в Хэмбрик-Холл три года назад, чтобы проучиться здесь свой первый семестр, он сразу же услышал о существовании «епископов» - прежде чем успел распаковать свой саквояж. И тотчас же выбросил услышанное из головы, потому что его гораздо больше интересовало другое: когда обед и подадут ли на десерт заварной крем. Отец рассказывал, что иногда это случается. В отношении Саутертона к окружающему присутствовала некоторая неопределенность: он не являлся учеником, жадно поглощавшим духовную пищу, но не был и совсем уж равнодушен к ней. Он казался весьма дружелюбным, но не отличался чрезмерной общительностью, был готов принимать участие во всем, но без раболепия. И потому Мэттью выпал из сферы внимания «Общества». И так продолжалось до последнего семестра, до прибытия мистера Марчмена.
Каникулы ничуть не изменили настрой «Общества». Скорее, как подозревал Мэттью, его члены использовали это время в своих целях за пределами Хэмбрик-Холла; Мэттью же плавал, ходил под парусом и ради собственного удовольствия занимался по ночам астрономией, пока все остальные ученики мирно почивали. И делал он это не просто так, а все время разрабатывал план - юный виконт хотел как-нибудь опозорить себя, чтобы его выпороли и выгнали из школы. «Общество епископов» редко прибегало к полумерам, если его члены решали подвергнуть кого-нибудь наказанию. По правде говоря, они довольно редко осуществляли карательные акции собственноручно и находили способ заставить других сделать это за них.
Архиепископ продолжал взирать на Мэттью с некоторой насмешкой, не лишенной дружелюбия.
– Ты знаешь, Форель, я слышал, как друзья называли тебя как-то иначе. Кажется, Саут «Прозвище Саут, а также Уэст, Ист и Норт - сокращения от фамилий или титулов мальчиков из аристократических семей. В то же время эти прозвища созвучны названиям сторон света в английском языке - север, юг, восток и запад Отсюда и название их содружества - клуб «Компас».». Конечно же, это сокращение от твоего титула, верно?
Мэттью утвердительно кивнул.
– Да, ваше преосвященство.
– А как насчет других? - допытывался Барлоу. - Кажется, Норт, Ист и Уэст, верно?
Мэттъю молча пожал плечами.
– Вы ведь называете себя клубом «Компас», не так ли?
В устах архиепископа это звучало как-то несерьезно, по-детски. И все же в их немногочисленном клубе никого не величали «преосвященством». Время от времени они называли Иста «его компасным величеством», но только в шутку. Трудно было отрицать тот факт, что они были просто мальчишками, и потому Мэттью особенно об этом не задумывался.
– Да, ваше преосвященство, мы называем себя клубом «Компас». - Ему хотелось добавить: «и заклятыми врагами «Общества епископов», но он счел, что такое заявление прозвучало бы слишком уж вызывающе. Недавно у него возникли возрастные трудности с голосом, а столь серьезное заявление - о заклятых врагах «Общества епископов» - следовало бы произнести с видом мрачным и угрожающим, низким и раскатистым голосом. И если бы голосовые связrи подвели его, как это порой случалось в последнее время, то такое заявление могло бы вызвать лишь смех.
– Очень хорошо, Форель, - кивнул лорд Барлоу. - И каковы твои обязательства перед членами клуба «Компас»? Готов ли ты покинуть этот клуб и стать членом «Общества епископов»?
Ответ Мэттью прозвучал весьма торжественно:
– Я готов, ваше преосвященство.
На красивом лице архиепископа снова появилась улыбка, вернее, кривая ухмылка, так как большего выражения чувств он не мог себе позволить.
– Что ж, в таком случае тебе следует сделать то, что ты обещал.
Естественно, никто не сказал ни слова о том, что обещание было вырвано у него путем шантажа и угроз - речь шла о здоровье и благополучии его лучших друзей, - но это не удивило виконта. Мэттью прекрасно понял: своим членством в «Обществе епископов» он заплатит за безопасность друзей, но об этом все деликатно умалчивали.
– Я готов, - повторил юный виконт.
Сидевшие за столом оживились. Все знали, что Мэттью был тщательно обыскан лордом Барлоу, однако обыск ничего не дал - именно это и вызвало смущение.
– И ты принесешь клятву сейчас же? - спросил Барлоу.
– Да, конечно.
Собравшись с духом, Саутертон заговорил:
– Правление Генриха VIII длилось с 1509 по 1547 год, и он внес в жизнь страны много изменений, особенно в том, что касалось роли католической церкви и ее участия в соблюдении законов, правления и вассальной зависимости. Однако выбор Генрихом VIII в качестве жены вдовы своего старшего брата повлек такие последствия, о которых он не имел в то время ни малейшего представления…
Мэттью прервал свою речь, потому что архиепископ вскочил.
– Черт возьми, что это такое?!
– То, о чем вы просили, - с невозмутимым видом ответил Мэттью.
– Что за чушь?! - воскликнул один из епископов и хлопнул ладонью по столу с такой силой, что пламя свечей яростно заметалось.
– Ты же утверждал, что готов к испытанию, - сказал лорд Барлоу.
– Да, - кивнул Мэттью. - Готов, и я это доказал.
Все молча уставились на виконта, и тот возобновил свою речь:
– Возможно, потом вы все поймете. Так вот, самые важные события в царствование Генриха VIII таковы: исследование побережья Америки португальцами и испанцами, назначение Томаса Уолси архиепископом Йоркским, отлучение от церкви Мартина Лютера в 1520 году папой Львом X и присвоение Генриху титула «Защитник веры»…
Мэттью ненадолго умолк, обдумывая следующую фразу. Лорд Барлоу и епископы тоже молчали.
– Да, так на чем же я остановился? - Мэттью обвел взглядом присутствующих. - А… вспомнил. Было еще падение Вулси, его отлучение от власти и назначение сэра Томаса Мора лордом-канцлером в 1529 году. Я часто задумывался, не сожалел ли он об этом. Впрочем, я снова отвлекся. История вся состоит из парадоксов. Вы не согласны? В ней столько расхождений и совпадений, что тот, кто ее изучает, нередко теряет из виду непрерывную цепь событий.
Архиепископ медленно опустился на свое место; от его широкой накидки прошел легкий ветерок, и пламя свечей снова затрепетало. Пристально взглянув на виконта, лорд Барлоу заявил:
– Ты это затвердил на память. Хотя… даже не верится, что такое возможно.
Мэттью молча пожал плечами.
– Ты заучил все на память, чтобы не путаться на экзамене, - продолжил архиепископ.
– Не совсем, - возразил Мэттью. - Я заучил только вопросы. Ответы же - плод моих размышлений.
Лицо архиепископа пошло пятнами.
– Взять его! - крикнул он.
Но члены «Общества епископов» размещались по одну сторону стола, а Мэттью - по другую; к тому же он задумал свое бегство задолго до того, как его приволокли в эту комнату. Стремительно вскочив на ноги, Мэттью изо всей силы толкнул стол, и ему удалось опрокинуть на пол нескольких епископов и с полдюжины свечей. Горячий воск и мелькающие в воздухе ноги, перевернутые стулья и стол, шатающийся помост и громкие крики - все это придало прыти виконту Саутертону, и он рванулся к двери. Распахнув ее, Мэттью столкнулся с директором.
– Так вы здесь? - с благодушной улыбкой проговорил мистер Глассер.
Директор бросил взгляд на раскрасневшееся лицо Саутертона и, казалось, не обратил ни малейшего внимания на то, что происходило в комнате. Но, судя по всему, он успел оценить обстановку и понял: ни школе и ни одному из епископов не угрожает гибель от пожара. «А жаль», - промелькнуло у директора, но он тотчас же отогнал столь неуместную мысль.
Пытаясь успокоить Мэттью, мистер Глассер положил руку на худенькое плечо мальчика и с едва заметной улыбкой проговорил:
– Я пришел взглянуть, как протекает ваше заседание в этом склепе. Не уверен, что подобное зрелище доставит мне удовольствие, но все же любопытно…
Немного помолчав, директор обвел взглядом членов Трибунала и осведомился:
– У вас произошел несчастный случай, не так ли? Лорд Барлоу отвел глаза, и все остальные поспешили последовать его примеру.
– Не обращайте на меня внимания, - продолжал директор. - Вставайте и, умоляю вас, продолжайте ваше заседание. То немногое, что я услышал из-за двери, откровенно говоря, меня зачаровало.
Мальчики принялись подниматься на ноги и наводить порядок в комнате. Директор же отступил на шаг и, повернувшись к узкому коридору, произнес:
– Сюда, джентльмены, не робейте. Здесь хватит места для всех.
Сначала появились двое стражей Трибунала, дежурившие снаружи. Они вошли, волоча ноги и опустив головы, чтобы не встречаться взглядами с архиепископом - тот, конечно же, ужасно гневался. За ними с явной неохотой последовали Гейбриел Уитни, Эван Марчмен и Брэндон Хэмптон, известные друг другу и Саутертону под прозвищами Ист, Уэст и Норт.
– Не угодно ли сесть? - с любезной улыбкой осведомился мистер Глассер. Оглядев комнату и закрыв дверь, он продолжал: - Не важно, что здесь произошло. Мы все уладим, не беспокойтесь. Вы, Марчмен, и ваши друзья сегодня сядут на возвышение. Пендрейк и Харт, садитесь за стол и постарайтесь не поджечь свечами свою одежду. Все остальные тоже садитесь.
Мэттью уже направился к своему стулу, но вдруг остановился и, обратившись к директору, спросил:
– А вы, сэр? Может, сядете на мой стул?
Мистер Глассер, стоявший у двери, едва удержался от смеха; директор прекрасно понял: стоя у выхода, он преграждал путь всякому, кто захотел бы ускользнуть, а таких, наверное, было немало.
– Думаю, я останусь здесь, - ответил мистер Глассер. - Откровенно говоря, я заинтригован. Оказывается, многие из вас так интересуются историей, что решили заниматься ею в свободное от занятий время. Что ж, пожалуй, вы правы. Эти сырые, покрытые плесенью стены весьма располагают к полету фантазии и настраивают… на определенный лад. Я уверен: созерцая эти стены, вы испытываете истинное наслаждение. Итак, продолжайте, лорд Саутертон. Кажется, вы подошли к тому моменту, когда король решил тайно жениться на Анне Болейн.
Бросив виноватый взгляд на своих друзей, Мэттью продолжил свой рассказ:
– После того как Томас Кранмер стал архиепископом Кентербентером… - Это не было случайной оговоркой, и Мэттью, заметив, что в глазах его друзей заплясали смешинки, тотчас же понял: друзья его простили. Епископы же, вероятно, уже обдумывали план мести, но виконта это нисколько не интересовало. - Простите, я хотел сказать Кентерберийским. - Мэттью с невинной улыбкой взглянул на директора. - Так вот, после этого было объявлено о браке Генриха и…
Мэттью Форрестер, виконт Саутертон, упивался собственным красноречием. Он очень любил приключения.