Все в руках твоих

Глава 1

Тамара была в ударе. Все складывалось, как она хотела, и сомнений больше не осталось: он сделает предложение.

Нежно поглаживая изящную ручку, Вадик не сводил с Томы глаз:

– Вот гляжу на тебя и не могу налюбоваться, – он смотрел по-собачьи преданно, не выпуская из слегка влажной руки изящные белые пальчики.

– Ну, так смотри. Для того красота и дана, чтобы любоваться, – великодушно позволила Тома, с трудом сдерживая усмешку. Вадик сдувал с нее пылинки, и она чувствовала себя королевой, потому и вела себя соответственно – по-королевски: гордо, спесиво, цинично. Иначе и быть не могло, ведь Томка была очень красивой, особенно, если выспалась и сделала макияж.

Правильные черты лица, огромные серые глаза и аппетитная фигура, чуть склонная к полноте всегда привлекали внимание, чем Тамара непомерно гордилась. Даже пальцы у нее были длинными и аристократичными. И хотя в крестьянском роду дворян вроде бы не было, это не мешало ей с удовольствием слушать восхищенную похвалу.

Знакомые девчонки страшно завидовали, считая, что у нее не жизнь, а сказка. Однако жизнь – не сказка. Несмотря на красоту и обаяние, Тома так и не встретила свою любовь, ради которой была бы готова отказаться от расчета и спесивого эгоцентризма.

Да, в тринадцать у нее случилась первая несчастная любовь. Томка много рыдала перед зеркалом, страдая, что не вышла лицом. А потом выросла, стала мудрее и поняла, что больше ни из-за одного мужика не проронит ни одной слезинки. И отныне строго следовала этому девизу.

На улице смеркалось. Сквозь стеклянную стену заведения можно было наблюдать чистое голубое небо и закат розово-малинового солнца, которое обычно бывает в раннем марте, когда оттепель сменяется заморозками и наоборот.

По улице неспешно шли люди, влюбленные парочки... Тамара наслаждалась закатом, хорошим вечером, витающим в воздухе ароматом кофе и ванили. Перед ней стояла тарелка с тортом, украшенным растопленным шоколадом, дольками мандарина и цветком физалиса.

– Хорошо-то как! – восхищенно вздохнула она, совершенно позабыв, что находится в «Зебре» не одна.

– Томка, ты слышишь меня? – неожиданно вырвал из размышлений Вадик.

– Прости, задумалась. Не повторишь?

Вадик смутился.

– Знаешь, я так аккуратно подводил, – он изобразил пальцами лапки паука, показывая извилистый путь своих мыслей. – А ты не услышала. Ну да ладно, скажу так.

Тамара изобразила кокетливую гримаску, показывая, что вся во внимании.

– Давай поженимся, а? – он накрыл ладонями ее руки, ожидая ответа.

– Давай! – легко ответила невеста, улыбнувшись так, что сердце Вадика екнуло от нежности. А Томкино – от грусти. Ведь кроме торжества победы, она не испытывала ничего похожего на любовь и нежность.

Вадик был обычным тридцатилетним мужчиной, не обладающим примечательной внешностью. Если его попытаться описать, то коротко выходило так: чуть красивее обезьяны, но не страшнее крокодила. Зато в Томкиных глазах его красило трепетное отношение к ней, преданность и небольшой, но развивающийся бизнес. Разве не замечательный выбор? Да, отличный, но в глубине души она хотела иного.

На работе Тамара поделилась новостью. Скрывать ей было нечего, зато коллективу будет чем поживиться. Пища для сплетен должна быть. Лучше, когда серпентарий под контролем, чем, пользуясь своей неуемной и в то же время ограниченной фантазией, будет придумывать разные небылицы.

Коллеги были ошарашены, обрадованы и подавлены. Ольга с Людкой, опечаленные и раздраженные, сидели за рабочими столами, уткнувшись в мониторы. У них поиск половинок был не особо удачен, потому женская зависть в коллегах набирала силу, бурлила и грозила выплеснуться слезами. А Женька, наоборот, обрадовалась. Петр Алексеевич – ее коллега, с которым она встречалась, не упускал случая сказать Томе комплимент. После его комплиментов Женька злилась и люто ненавидела Тамару, которая высокомерно на нее поглядывала и, закатывая глаза, небрежно отвечала:

– Да не нужен он мне! – за что Женька в такие моменты ее ненавидела еще больше. Зато теперь Томка выбывала из борьбы, и настроение у ревнивой невесты Петра Алексеевича заметно улучшилось.

– Ну, слава богу! – хлопнув в ладоши, заголосила Светлана Петровна. – Счастье-то какое!

– Чего это вы так радуетесь? – ядовито поинтересовалась Ольга, вынырнув из-за монитора.

– Да как же мне, девоньки, не радоваться-то! Жизнь спокойная в нашем серпентарии наступит наконец! – теперь уже весь женский коллектив отдела не сводил глаз с начальницы. – Да достали вы меня своими склоками! – раздраженно отчеканила она. Светлана Петровна то ли радовалась, то ли язвила, коллектив не понял, но продолжал внимательно слушать. Начальница у них была с непростым характером, но женщина неглупая и дальновидная. – Девоньки, нужно радоваться!

– Ага, на руках ее от счастья носить, – огрызнулась Люда.

– Дуры вы, девчонки! – в сердцах бросила Светлана Петровна. – И на вашей улице будет праздник. Вот подумайте сами. Замужняя Томка, чтобы не вызывать ревность супруга, станет одеваться более целомудренно, а потом, глядишь, и в декрет уйдет. А там и вы быка за рога возьмете! Парней у нас хватает молодых, Томка замужняя… Ну, дошло? – она смотрела на них долго, а потом подмигнула.

Глава 2

Вот живешь себе спокойно до двадцати семи лет, потом провал и лежишь на земле, а вокруг бегает нечто! Полный сюрреализм. Было бы смешно, если бы не звуки, раздававшиеся из огромного живота неизвестной скотины, говорящие, что она очень давно не ела.

Томку трясло от страха, но постепенно апатия и безразличие завладели ей. Не в силах что-либо изменить, она просто лежала в грязной жиже, сжавшись в комок, и ждала, когда невольный сосед по заключению начнет ее жрать.

Страшилище стояло рядом и шумно обнюхивало, не пропуская ни одного участка ее тела. Когда огромный пятак коснулся ладони, Тома рефлекторно шевельнула пальцами, и чудище одобрительно хрюкнуло.

Умирать не хотелось. Хоть пять минут, но пожить еще. Поэтому, едва огромная туша развалилась на полу, позволяя чесать морду, Тамара не стала упираться.

Хитрые, умные, почти человеческие глаза урода, не отрываясь, следили за ней. Он вполне осознавал Томкин испуг, отчаяние, брезгливость, желание жить. И это доставляло ему удовольствие.

Стоило нутру мутанта вновь издать голодное урчание, Тамара принялась чесать интенсивнее, а на злорадной морде появилась брезгливая усмешка, по которой читалось: «Поиграть еще или сожрать?»

– Б..ть, дожила! Прежде чем сожрать, надо мной решили поиздеваться! – разозлилась Тома. Мутант лишь дернул большими ушами на макушке, но не издал в ответ ни звука.

Раньше, за всю свою двадцатисемилетнюю жизнь Томка никого с таким энтузиазмом не ублажала, как этого урода. Сейчас в голову мысли о женской гордости и достоинстве, которых раньше в ней было в избытке, не лезли.

Неизвестно, как решилась бы ее судьба, если бы не раздавшийся громкий шорох. Со звуками осыпающегося песка и трения камней высоко под потолком откатился круглый камень, и в образовавшемся окне появилась физиономия местного жителя.

– Фс-с-с-с-с! – на раздавшийся звук боров повернул голову, а потом нехотя, медленно, на четырех лапах двинулся на призыв.

Когда мутант отошел от нее, Тамара осмелела и приподнялась на локте, силясь рассмотреть аборигена. Тот, заметив ее движение, недовольно заорал и, когда животное подошло к нему почти вплотную, свесился вниз и замахнулся дубиной. Но боров неожиданно при своей толстой комплекции и почти полном отсутствии шеи подпрыгнул, извернулся и, захватив пастью руку человека, дернул вниз.

Тома не успела ничего понять, но когда истошно оравший мужик с громким глухим стуком упал на пол, руки у него не было.

«Чудовище отгрызло руку!»

Понимая, что сейчас будет расправа над упавшим, Томка, суча ногами по грязному полу, отползла как можно дальше. Ей хотелось забиться в самый дальний угол, но спина во что-то уперлась.

Между тем огромный зверь, почувствовавший кровь, рассвирепел и стал медленно, угрожающе рыча, подбираться к жертве. Человек понял, что его ожидает. И вместо того чтобы отбиваться, начал ползти к Томке, указывая уцелевшей рукой на забившуюся в угол девушку, надеясь, что монстр кинется на нее.

– С…ка! – единственное, что она смогла выдавить, сильнее вжимаясь спиной во что-то.

Подлая тварь орала и продолжала указывать в ее сторону, однако тощая Томка по сравнению с жирным мужиком казалась сущим заморышем и, видимо, не впечатлила хряка. Он снова накинулся на аборигена.

– О Боже! – радостно завизжала Тамара, обрадованная тем, что ее решили сожрать позже, и до жути напуганная расправой над человеком, потому что зверь отгрыз тому вторую руку, а потом стал неспешно кружить вокруг жертвы, выбирая следующий лакомый кусок. Она никогда не видела, как курице рубили голову, а тут такое.

Тяжелые капли крови долетали и до нее, но первобытный ужас этим уже было не усугубить. Тома сидела и, не отрываясь, следила за происходящим, не замечая красных брызг, падавших на нее.

Весь пол на месте расправы был пропитан кровью и дерьмом. Мутант не спускал с аборигена глаз, ходил кругами, делал обманные маневры, изображая ложную атаку, наслаждался чужими страхом и болью. Наконец ему надоело наворачивать круги, и он резко напал. В этот раз принялся за ногу жертвы, но теперь отгрызал ее медленно…

Тамаре показалось, что за эти пять минут она поседела, постарела и стала ненормальной. Жертва больше не орала и не билась, и теперь в жуткой тишине были слышны лишь треск костей и довольное чавканье хряка. Девушку тошнило и, если бы что-то было в желудке, вывернуло бы.

Жалуясь на пустоту, живот не вовремя заурчал. Мутант дернул ушами и остановил пиршество. Чуть приподнял морду и застыл, пристально глядя в угол. Судя по карим глазенкам, в его голове шел мыслительный процесс.

– Хрюша хороший, Хрюша хороший… – снова затянула шарманку Тамара, когда чудовище медленно двинулось в ее сторону. По мере того как его окровавленная морда приближалась, дрожь и напряжение увеличивались, влага стала просачиваться через кожу и другие места. Слезы, сопли, пот и моча – это все, чем она могла ответить уроду, словно была скунсом, который своим ароматом отгонял врага. Было противно от своей слабости, унизительно, но жить все равно хотелось.

Однако, подойдя, Хрюша не накинулся. Он остановился, оглядывая Томку, словно прицениваясь, потом открыл пасть и выплюнул под ноги окровавленный кусок плоти, и, повернувшись к ней огромной задницей, гордо направился обратно к растерзанному телу.

Глава 3

– Думаешь, безнадежно? – осторожно поинтересовалась Та у старейшины.

– Если на горизонте мираж, это не значит, что появилась надежда! – Хула была раздражена.

– Но Тапус же не съел! Я думала…

– Она была наказана за воровство, теперь еще и разум потеряла! И это надежда? – в раздраженном голосе чувствовалось отчаяние.

– А что делать? Глоша-то нет! После того что случилось, желающих совсем не стало.

– Сама знаю!

– Если нанимать в другой общине, шансов не намного больше. Тапус-то совсем кро...

– Глоша уже пригласили! – зло съязвила раздраженная Хула.

– И где теперь искать поводыря? – не унималась Та.

Старейшина тяжело вздохнула, но ничего не ответила. А что она могла ответить?

Глош был не только самым сильным мужчиной в общине, но и склочным подонком, крепко державшим шайку в узде. Старейшины сами его пригласили из Приграничной Пустоши, надеясь, что хорошая еда, опыт и выдержка помогут ему подчинить Тапуса. Он уже почти смог и даже начал хвастаться успехом, но воля Богов оказалась иной. Съеденный Глош означал полное крушение надежд. Хула тяжко вздохнула.

Вместо того чтобы обрести защитников, община получила ненасытную, алчную стаю, разрушающую устои Туаза. Они и раньше были скотами, теперь же без главаря совсем распоясались. Зная, что в хранилищах большие запасы, требовали все больше и больше. Жители роптали. Поведение пустынников с каждым днем становилось наглее. Если так дело пойдет и дальше, наступят смутные времена, а потом, когда через четверть или две четверти приедет Брат, отвечать придется всему полису. И только Отец знает, останется ли кто-нибудь без наказания. В лучшем случае виновные растворятся в вечном песке, в худшем всю общину ожидает изгнание.

Она не выносила Глоша, но вынужденно терпела. С ним хотя бы была надежда. Будь неладен тот день, когда появился Тапус. Расстроенная и совершенно не в духе Хула – одна из старейшин, шаркая и держась за разболевшуюся поясницу, шла к Тхайе, чтобы посмотреть на ее состояние.

Когда женщина вернулась в комнату, тарелка была уже пуста. Чудная Тхайя сидела на ее ковре, вертела головой и странно смотрела: вроде бы со страхом, но появившуюся в глазах дерзость было не скрыть.

«Да, совсем на себя не похожа, – печально вздохнула женщина. – Раньше хоть тихая была, а теперь вон какая. От нее теперь чего ждать? Ладно, воровка, но теперь еще и сумасшедшая!»

При появлении старейшины нахалка даже не встала с чужого ковра, продолжая, как истукан, сидеть на месте и сверлить взглядом. Хула была так измотана, что даже не стала сгонять ее со своего места. Что спорить с сумасшедшей?

Выглядела Тхайя плохо, возможно, поэтому Тапус и не съел, но попытаться узнать, что произошло, все же надо, поэтому женщина спросила:

– Как тебе удалось? – Тапуса она не стала упоминать намеренно, чтобы упокоившаяся Тхайя не начала от страха кричать. Однако на простой вопрос ненормальная отреагировала странно. Она не боялась, но и не отвечала, лишь хлопала глазами, открыв рот.

– Как ты выжила? – более строго повторила женщина, четко произнося слова.

По выражению лица ненормальной можно было подумать, что она видела старейшину в первый раз. Дурочка оглядывала ее пристально и долго, а потом соизволила ответить, но Хула не поняла ни слова.

– Что ты сказала? Повтори? – старейшина сделала к ней шаг. На что дерзкая Тхайя грубо, по слогам, почти чеканя каждое слово, повторила сказанное, после чего Хула не знала, как себя вести.

– Та! Та! – громко позвала она. Когда помощница появилась, старейшина спросила:

– Ты слышала?

– Да.

– И что делать? На совете показать или снова к Тапусу?

– Если к старейшинам, то отмыть бы ее, разит сильно! – скромно заметила Та, поморщив нос.

– Думаешь? – вопрос был лишним. Хула и сама едва могла дышать.

– К Тапусу и после совета можно.

– Думаю, что до совета не дотерплю! – она с угрозой посмотрела на ненормальную. Тома, словно почувствовав, что решается ее судьба, покорно опустила глаза в пол.

– А, по-моему, не все потеряно, – заверила помощница, пытаясь приободрить старейшину и спасти Тхайю.

– Если не замолчишь, к Тапусу пойдешь с ней, – пригрозила Хула, и желание спорить у Та пропало. Она знала, что подруга этого не сделает, но зачем ее злить.

– Отмойте, а то дышать нечем! – сквозь зубы велела старейшина и покинула комнату.

Сомнения, одни сомнения! Не нравилось ей все это. Тхайя оказалась не только сумасшедшей, но и нахальной, дерзкой девкой с грязным языком. Пусть старейшина не поняла ни слова, сказанного ей, но нутром чувствовала – та дерзила.

«Ну, погоди у меня, ненормальная!» – пригрозила Хула той, из-за которой у нее болела поясница.

Глава 4

Хула задумала привести Тамаа на совет Равных не просто так. Исполняя обязанности старейшины дольше, чем кто-либо другой из пятерых, она умела действовать продумано и взвешенно, а не под влиянием эмоций. Властная, умная, проницательная - единственная женщина среди пяти равных старейшин, являющихся примером для жителей общины.

Однако иногда власти добиваются не самые мудрые, честные, справедливые, а хитрые, изворотливые и жадные. Хорошо, если недостатки уравновешиваются достоинствами, а если их нечем перекрывать?

Управлял Туазом совет старейшин, совместно принимая решения, но в тот раз Хула с Сантом оказались бессильны. Их голос не был услышан и затерялся в мечтах о богатстве и роскоши, а теперь глупость и жадность троих грозила оставить город без защиты Ордена.

Когда трое Равных давали согласие на отправку каравана по контрабандным тропам, они наделись на удачу, но разбойники оказались такими же хитрецами, решившими, что неучтенные товары из тайного каравана без защиты Ордена – легкая пожива. Тем более, что пожаловаться на них будет невозможно: преступая закон, нарушитель лишался покровительства закона. Все верно рассчитали пустынники, только не учли, что Боги по-другому бросят жребий.

Хоть караван и был сильно разграблен, караванщики смогли отбиться, сохранив остатки товара, да еще и захватили раненого Тапуса, который теперь сидел взаперти и хотел есть.

«За погибших, за нарушение законов Брат на суде спросит строго", - об этом размышляла хмурая Хула, собираясь на совет. Тревога стала сильнее, стоило ей узнать от жрицы, что Брат намерен посетить Туаз раньше, чем через четверть!

Старейшина чувствовала, как между Равными появляется неприязнь, с каждым днем набиравшая силу и усугублявшая и без того шаткое положение, но не могла понять причину нарождавшейся вражды.

"Если спесивые глупцы надеются избежать ответственности, то зря" – она в этом была уверена. «Совершая постыдное, помни, оно скоро станет явным» - так говорила ее мать, и Хула всегда совершала поступки, следуя этому принципу. Она не гналась за роскошью, не боролась за право быть лучшей, потому что с детства поняла, ничего постыдного не утаить. Единственное, на что Орден закроет глаза и отложит возмездие, так это за проступки, совершенные во благо города, жителей, Ордена и Отца. Но рано или поздно накопленные грехи обретут невыносимую тяжесть, и время расплаты придет. Вспомнив о Тхайе, бредущей следом, Хула разозлилась сильнее.

"Глупцы не понимают, что, пытаясь избежать возмездия, лишь больше запутываются в сетях лжи и обмана. Повезло кому-то, что девчонка цела, одним грехом меньше. И мне повезет, если ненормальная действительно окажется поводырем, – она улыбнулась. – Недавняя кража бус – дело темное, несомненно. Они ли стали еще одной причиной, по которой Равные рассорились и больше не доверяли друг другу? Подозревают друг друга? Но воровку поймали. Оставалось лишь дожидаться решения Брата. Тогда почему кто-то решил ею накормить Тапуса? Какую тайну хотел утаить в секрете?»

Добралась до зала Хула в скверном настроении и когда начала речь, ее голос звучал жестко:

- Я собрала вас, Равные, чтобы сообщить: меньше чем через четверть нам придется держать ответ перед Братом!

Услышав новость, старейшины замерли. Вздрогнувший Зуа еле сдерживался, чтобы не перейти на крик:

- Ты утверждала, что он приедет через две четверти!

- Их решение изменилось, - сдержанно ответила женщина.

- Неожиданно изменились их планы, – подытожил Толстый Сант. - Спешка Ордена свидетельствует, что Братья и Отец не довольны нами.

- Тебе-то не придется отвечать! - завистливо огрызнулся Зуа.

Он был труслив, но жаден, поэтому на прошлом совете не смог удержаться от заманчивого предложения Манна, предлагавшего незаконное, но выгодное дело. В случае успеха община смогла бы скопить больше излишков и пригласить лучших мастеров, однако вряд ли Зуа действовал ради блага общины, скорее всего личный интерес заставил его рискнуть. Услышав новость, он сидел всполошенный и напуганный, кусая словом каждого.

- Напомню, - холодно ответила Хула, сделав значительную паузу, чтобы каждый из присутствующих прочувствовал тягостное положение, – мы все предстанем перед ним, независимо от наших поступков и решений, но боюсь, что в этот раз наказание может коснуться всего города.

Старейшины, объятые трепетом, сидели с напряженными лицами. Услышав удручающую новость, каждый лихорадочно и нервно начал взвешивать свои шансы: удастся ли в этот раз вывернуться, ускользнуть от ответственности, убедить гостя в своей невиновности?

В возникшей тишине был слышен тихий, едва уловимый треск ночных жуков и мотыльков, слетевшихся на яркий свет и прохладу из раскаленных песков, раскинувшихся вокруг города.

- Что Туаз будет изгнан – вряд ли, – прервал затянувшееся молчание Сант, - если, конечно, до его приезда не произойдет что-нибудь еще.

Ему беспокоиться было не о чем. Толстый и медлительный, он всегда осторожно принимал решения. Был хитрым, умным и весьма осторожным. Если дело казалось сомнительным, он не рисковал, тем самым много раз спасая свою толстую шкуру. Инициативу Манна он не поддержал, потому волноваться ему было не о чем. Зато Манну, Зуа и Лузу, возможно, грозило раствориться в песке. Довольный Сант, не таясь, наслаждался спокойствием, раздражая других самодовольным видом.

Глава 5

Следующее Томино утро началось с неизвестной каши и тушеных овощей. Поглощая правильную здоровую пищу со сложными углеводами и вынужденно голодая вечером, мечта приблизиться хоть немного к идеалу здешней красоты стала казаться Тамаре несбыточной.

«Если только в будущем когда-нибудь...» - утешала себя Томка.

Потом хитрая Та вновь принесла доску и, поставив поблизости, ненавязчиво, но очень настойчиво предложила ею воспользоваться, но Томка не соблазнилась. Без доски изучение языка продвигалось медленнее, но хотя бы самые элементарные фразы она уже могла сказать.

После интеллектуальной деятельности, Тому отправили за водой в сопровождении хрупкой юной девочки. Увидев, какую посудину предлагали взять с собой, она хотела возмутиться, что не лошадь гужевая, и уже готова была грозно сверкать глазами, как девочка проворно подхватила точно такое же глубокое ведро, литров на двадцать, обвязанное веревкой, и пошла.

- Блин! – психанула утонченная барышня и, прихватив свою глиняную емкость, уныло побрела за ней. Проводница ловко перебирала ножками и, стараясь держаться поодаль от спятившей помощницы, шустро свернула за угол. Чтобы не потеряться, Тома тоже прибавила шаг.

Короткая извилистая дорога снова не осталась в памяти, но Томка задумалась:

«Если планировка на этом ярусе такая же, как на том нижнем с рыбками, то почему в прошлый раз меня отправили мыться не сюда, а дальше?»

Мысли отошли на второй план, когда пришлось в спешке крутить колесо, чтобы набирать воду. Маленькая зазнайка недовольно ожидала, переминаясь с ноги на ногу, и всем видом показывала, что долго ждать не намерена.

Потом Тамаре пришлось быстренько надеть веревки на плечи и, терпя врезающиеся во влажные подмышки лямки, тащить емкость в покои старух. Нести ведра было неудобно. Пот щипал натертые ссадины, а еще, поправляя веревки, она умудрилась налить себе за шиворот ледяной воды. Тома выругалась, зато сразу поняла, почему в тот раз ее водили мыться в другое место.

«Там вода теплее!»

Она могла биться об заклад, что услышала едкий смешок девчонки, но отвечать не стала, потому что зазнайка терпеливо тащила такую же тяжесть. И только когда добралась до комнаты, Томка заметила, что у той на веревках были подкладки.

- Такая маленькая и уже такая дрянь! – пренебрежительно процедила сквозь зубы Тамара, даже не удостоив пакостницу взглядом. Сказано было на русском, но интонация девочку задела. Она молча стояла и сверлила глазами Тамару, а та смотрела сквозь нее, словно негодница была пустым местом.

"Возможно, прежняя владелица тела реагировала на такие подлости как-то иначе, но, судя по синякам, ее поведение не было верным", – подумала Тома и решила в обиду себя не давать. Девочка еще немного постояла и, не дождавшись от Тамаа более бурной реакции, убежала.

"Поделиться новостью, что я, то есть Тхайя, странная? Ну-ну. Значит, скоро другие пакости посыпятся, как из рога изобилия, – догадалась Тамара. Она не сомневалась, что, если покажет слабость, на ней станут срывать злость все, кому не лень. - Не дождутся! Не на ту напали!"

Оказалось, что Томка была права. Когда во время обеденной трапезы ей вручили кусок пирога, подававшая молодая женщина отводила глаза и гаденько улыбалась. Но, поскольку телевидения и хороших актеров аборигены отродясь не видали, все потуги изобразить спокойствие с треском провалились.

Тома взяла тарелку и поблагодарила. Желая узнать, что за начинка в закрытом пироге, принюхалась, и горе-актриса затаила дыхание.

"Может, плюнула?" – заподозрила Томка и начала медленно отгибать румяную корочку. Но едва приоткрыла, в начинке, среди овощей и кусочков рыбы зашевелилось нечто со множеством лапок! Быстро захлопнув пирог, разъяренная Тамара вперилась взглядом в девицу, которая в ответ вызывающе улыбалась.

"Вот с…ка! Если промолчать, следующий раз в отвар плюнут! Ну уж нет, из-за злобных идиоток я не готова отказываться от еды и голодать!" – Тома быстро приняла решение.

- Та! Та! – спокойно, но уверенно позвала она. Когда женщина подошла, показала угощение с сюрпризом. Та вздрогнула от брезгливости и недовольно посмотрела на девицу. Когда шутница, вытирая слезы, ушла, Тамара подошла к расстроенной старушке и с благодарностью сказала: «Спасибо!».

Теперь помощница Хулы окончательно перестала сомневаться, что девчонка сообразительная и не ненормальная. Более того, наблюдая за выражением ее глаз, губ, за движениями и поворотами головы, помощницу старейшины стало распирать любопытство. Они с Хулой с нетерпением ожидали, когда же Тамаа заговорит, чтобы узнать, что произошло в загоне.

Тхайя с братом пришли из Пустоши, жившей по диким законам, почти четыре сезона назад. В городе вели себя тихо, в стычки не лезли, поэтому никто не возражал, когда они решили остаться в Туазе. Тхон хорошо знал дороги и местность, был хорошим охотником, а потом внезапно пропал.

В пятнадцать сезонов Тхайя осталась одна, потому община взяла над ней покровительство. Брошенным жребием ее определили в семью Траги, которая должна была заботиться о ней и наставлять до тех пор, пока она не выберет себе мужа.

Молчаливая и замкнутая сирота прожила в приемной семье почти три сезона, пока не произошла кража. Причин, толкнувших ее на такой поступок, никто не знал. Но помощники Луза и его брат подтвердили, что видели Тхайю в комнате, перед самым исчезновением наследных бус. Как она смогла украсть бусы с шеи старейшины, если он не снимал их даже на ночь, никто объяснить не мог. А когда Хула и Сант захотели допросить ее, оказалось, что воровку, вопреки всем законам уже сбросили к Тапусу.

Глава 6

От голода и страха урчал живот, но башенка сладких зеленых лепешек, заботливо предоставленных женщинами, не лезла в горло. По сути, эти вкусности должны были стать подхалимажем для Хрюши, чтобы он не съел Тамаа.

"Больше похоже, что они хотят раздразнить его аппетит такими подачками! – Тамара угрюмо брела за процессией, сопровождавшей ее к загону. – Сволочи!"

Она зло обвела идущих взглядом, чтобы запомнить каждого, кто сейчас решал ее судьбу. Сбежать все равно не удалось бы, да и куда бежать? Лабиринты желтых переходов без начала и конца, незнание языка и условий жизни, палящее солнце и море песка снаружи…

Когда Тома с ненавистью и презрением посмотрела на старушек, настроение у них испортилось. Они молча проводили ее до дверей, мужчины, следовавшие за ними, тоже были не многословными.

Снова отводить Тамаа к Тапусу было стыдно и противно, все таки Хула и Та успели привыкнуть к смешной девчонке, веселившей их почти три дня до колик в животе, но сейчас от исхода дела зависело слишком многое. К тому же, если у нее и была возможность выжить, они хотели убедиться, что никто не попытается этот шанс свести к нулю.

По распоряжению помощницы старейшины, Тапусу спустили большое корыто с объедками, чтобы он мог не просто утолить голод, а наесться от пуза, которое в последнее время было поджарым от недоедания. Ела эта тварь много, и как его могли прокормить полуголодные пустынники, оставалось загадкой, но были подозрения, что пока он жил у разбойников, его часто кормили мясом, скорее всего человечиной. А теперь Тамаа предстояло из жуткого кошмара сделать помощника и защитника общины.

Та с сомнением посмотрела на Хулу. Старейшина раздраженно фыркнула и отвернулась:

- Можно подумать, ты на моем месте поступила бы по-другому?

Осталось сделать еще поворот и пройти совсем немного, как вдруг до идущих в тишине людей, долетел грубый хохот.

«Кто это?» – насторожилась Хула, но, получив в ответ лишь недоуменные взгляды, сделала знак, чтобы все замерли, а сама на цыпочках стала подкрадываться к повороту.

Осторожно выглянув за угол, она ожидала увидеть нетрезвых охранников, игравших от скуки в камни, но среди громких криков и смеха узнала знакомый, хриплый голос, громче других радовавшийся удачному броску. Ее затрясло от возмущения. Медленно обернулась и увидела, что Та изумлена не меньше ее. Чтобы внезапно не ахнуть и не выдать себя, женщины прикрыли рот ладонью и стали прислушиваться к пьяным воплям.

- Бас, ты набрался, как скотина, и швыряешь криво! Да я ногой лучше кину! – кричал хриплый голос.

- Да, Бас - недотепа! Не только в круг, он и в бочку не попадает! – поддакнул ему второй.

- Сами вы увальни нерасторопные! – обиделся Бас. Его голос от обиды дрожал.

- Поспорь еще! Повыделывайся! – зло пригрозил первый.

Судя по шорохам, нерасторопного Баса возили лицом то ли по стене, то ли по полу.

- А!!!! – послышались отчаянные вопли.

- Смотри, какой тихий сразу стал, а то выделывался и огрызался, как собачонка. Потявкай еще!

Раздался громкий хохот.

- Глош уже поплатился за свою жестокость! – сквозь слезы выкрикнул мужчина, за что получил удар. Глухой звук эхом отразился от голых каменных стен.

- Заткнись, скотина, а то сам там окажешься!

- Ублюдок, совсем оборзел! – хриплый раздраженно сплюнул. - Будет знать!

- Долго нам еще штаны тут просиживать, у меня уже задница и ноги болят от сидения.

- Заткнись! В любом случае лучше сидеть тут и жрать вдосталь, чем бегать по всей пустоши в поисках чего пожрать.

- Сытно, но скучно: ни морд не набить, ни пограбить.

- Ха, - усмехнулся первый, - боюсь дружок, братцы с нас шкуры спустят за такие проделки.

- Чтоб они сдохли!

- Дохнут-то они давно, да все никак не переведутся. Видать не доходят до Богов твои… – смех закончился сиплым кашлем, мешавшим говорить.

- Убраться бы отсюда поскорее.

- Сам знаю, но пока работу не сделаем, нас отсюда не выпустят, если только в песок.

- Я туда не хочу!

- Ха, я бы удивился, если бы ты туда спешил! - снова загоготал тот, что кашлял. - Сиди и жди. Они все равно будут шевелиться до приезда братца, главное первыми подсечь.

Возможно, из их разговора можно было бы узнать больше, если бы не очнувшийся Бас:

- Фкоты, фубы фыбили! - смешно зашепелявил побитый.

- Заткнись, тварь, иначе последних лишишься, жрать будет нечем, – снова раздался глухой звук и приглушенные крики.

Хула застыла, не веря своим ушам. Сейчас она не знала, показаться ли тем, кто сидел у входа в загон, или отступить и оставить врага в неведении, что их планы, отчасти, стали известны.

«А может…?» - старейшина с мольбой посмотрела на сопровождавшего ее Вапла. Ей хотелось, чтобы сейчас он, как мужчина, принял решение, которое воплотить самой у нее не хватило бы сил и умений, а без него план был не осуществим.

Глава 7

Вызнать, кто велел разбойникам из шайки Глоша поджидать Тамаа у входа к тапусу, так и не удалось. Даже под угрозой оказаться в зубах леденящего душу чудовища, связанные преступники клятвенно заверяли и божились, что ничего о повелевшем оглушить и сбросить девчонку монстру не знают.

Пока Глош был жив, он лично ходил на встречи с неведомым заказчиком. Накануне под покровом ночи человек, с головой укутанный в плащ, незаметно подкрадывался со спины и шепотом передавал время и место встречи. Приходя к назначенному месту и приложив ухо к щели, слышал тихий, едва разборчивый шепот.

Лишь в одном Хула была теперь точно уверена: человек, который пользовался слуховыми коридорами, хорошо их знал, а значит тот, кто отдавал пустынникам указания, занимал высокое место в городе. Совет Равных состоялся вчера поздним вечером, а утром Тамаа уже поджидали. Верить, что кто-то из пяти старейшин доносчик и законопреступник, замышлявший повторное убийство девчонки, не хотелось. Новость не укладывалась в голове, но с каждой минутой размышлений женщина все более в этом уверялась. Вот только кому потерявшая память Тамаа оказалась помехой? Манну или ненавидящему ее Лузу?

«Обычно желают изжить человека, если он кому-то мешает или знает нечто, чего знать не следовало бы. Но кто и почему опасается девчонки, сильно повредившей голову, потерявшей память и забывшей родной язык? – не переставала гадать старейшина. - Если только кто-то страстно не желает, чтобы у города появился прирученный, послушный Тапус? Месть за смерть главаря шайки? Или из-за пропавших бус?»

Одно раздумье сменялось другим. От множества дум и напряжения заболела голова, и пришлось попросить помощницу принести успокаивающий отвар.

Горячая плошка обжигала руки. Тревожная вечерняя заря раскрашивала оранжевыми ослепляющими лучами сиреневое небо, придавая проплывающим облакам редкие, непривычные цвета, и не давала встревоженной Хуле успокоения и отдыха.

- А ты что думаешь? – обратилась она к подруге, продолжая созерцать величественный небосвод и пугающие сочные, кровавые облака.

- Кому на руку ее гибель? Может это из-за кражи?

- Нет! – уверенно ответила старейшина. – Через четверть, если Луз не побоится задать вопросы Брату, мы и так узнаем, кто это сделал. Нет смысла спешить.

- А если злодей надеется избежать кары, используя наследные бусы?

- Тогда это точно не Луз, – грустно заметила Хула.

- Остаются трое: Манн, Сант и Зус. Тебя я не считаю.

- И на том спасибо! – горько усмехнулась на шутку женщина.

- Однако если сгинет Тамаа, мы не приручим Тапуса. Это тоже возможная причина, – старейшина сделала глоток и продолжила. – Знать бы, это цели одного заговорщика или нескольких? Если нескольких, то действуют сообща или поодиночке?

- Может, Манн?! Он нарушил закон, его затея провалилась, и теперь он желает избежать наказания.

- Но зачем ему усугублять положение убийством девчонки и рисковать приручением Тапуса.

- Если бусы у него…

- Та! – окликнула Хула. – Я не верю в магию бус. Можешь спорить, но не верю!

- Но он-то верит!

- Может, и верит, но Манн и раньше перед часом суда больше походил на сумасшедшего из-за страха, а с такими грехами, боюсь, он от страха скончается раньше, чем до нас доберется Брат.

- От отчаяния люди и не на такое решаются.

- Нет. Он мог предложить обойти закон, надеясь еще обогатиться, но решиться на повторное убийство Тамаа и использовать пустынников – это не в его нраве. Молод он, ему есть чего терять. Не думаю, что он, хотя его первым начинаешь подозревать, но это, Та, слишком просто!

- Зус? – назвала помощница следующего подозреваемого.

- Он жадный и завистливый. Однако если Зус украл наследные бусы у брата, то чем ему мешает Тапус?

- Сант?

- Не знаю, все может быть. За долгую жизнь я разучилась удивляться. Наверно, я очень старая, если грусть разочарования вызывает у меня лишь грустную улыбку, - отвар остыл, стало прохладно. По лицу Хулы читалось, что за день она выдохлась и едва держится на ногах. - Пойдем спать. Сегодня был очень тяжелый и долгий день. Я очень устала.

- Переживания всегда забирают много сил и изматывают душу. Что же это за чудовище, желающее зла общине?

- Через четверть узнаем. – от горькой усмешки Хулы сердце Та сжалось. (1/4 года)

Тамара всей душой радовалась второму счастливому спасению и возносила горячие благодарности и Отцу, и Сыну, и Святому Духу, и всем здешним небожителям, о которых еще не знала, но на всякий случай не забывала и их.

После происшествия с разбойниками, ее без сопровождения никуда не отпускали, поэтому почти неделю она только и занималась тем, что учила язык и подкармливала Хрюшу сладким, не рискуя протягивать к нему руки. В свободное время крутилась около Та и ее родных, которые терпеливо объясняли многие важные мелочи.

Местные смотрели на Тому весьма неоднозначно и настороженно.

Глава 8

Утром, съев миску сладкой каши с размоченными сухофруктами и сдобренную жгучим перцем, Тамара отправилась искать Та, однако Чиа и Маута встретились на ее пути раньше. Увидев ее, девочки обрадовались и, схватив за руки, увлекли за собой.

Оказавшись в небольшом закутке, Тома огляделась и поняла, что даже в чудном подземном городе девчоночьи спальни ничем не отличались от ее комнаты в детстве. Раскиданные платья, туники, игрушки, побрякушки и украшения, засушенный кусок пирога на тарелке… – все это было таким знакомым и милым. Все в мире течет, меняется, но девчонки везде похожи.

Комната была скромной: свернутые матрасы в углу, столик со шкатулкой, цветные коврики на полу, несколько шкафчиков, два сундучка с подушками и зеркало! Увидев железную, хорошо отполированную поверхность, Тамара рванула к ней и застыла на месте, увидев чужое, совершенно незнакомое лицо с могучими бровями и маленькими глазками. Смуглый, худой заморыш с черными жесткими волосами, костлявыми плечами и тощими коленками таращился на нее из зеркала. И лишь цепкий взгляд с упрямо поджатыми губами немного напоминал ей прежнюю себя, когда она могла свысока смотреть на других. Громкий вздох разочарования вырвался из Томкиной груди.

"Страшила!" – подвела она итог как приговор. Неказистая жизнь мышек - Олек, Женек, Светок пронеслась перед глазами, которые из кожи вон лезли, чтобы привлечь внимание мужской особи, а потом, затаясь, ждали предложения жениха, как ожидает паук муху…

"Боже, как жить-то?" – ее губы сжались. Не отрываясь, она смотрела на свое отражение, пытаясь его запомнить. Утешало лишь то, что рано или поздно все Оли, Жени и Светы находили жертву и тащили в ЗАГС. Разочарование, расстройство, грусть охватили Тамару.

"Теперь и мне придется также затаиться и ждать? Ну уж нет! С этим безобразием все равно можно что-то сделать! Ведь можно же?! - она еще раз придирчиво осмотрела в мутноватом отражении новые черты. – Можно, но с помощью хирурга».

Энтузиазм пропал. Красоткой, как раньше, уже не быть, но плюсы в новом теле все-таки имелись: ей семнадцать или восемнадцать лет, кожа без высыпаний, терпимо кривенькие зубки поражали белизной.

"Видать, жизнь у тебя, тело, была не сладкая, если даже кариес не наела!" – Томе сразу вспомнилась история про бедных девушек, не евших вдоволь сахара, которым, чтобы сойти за обеспеченную невесту, приходилось покрывать зубы черным лаком.

Томка так увлеклась разглядыванием отражения, что совершенно запамятовала о Чиа и Мауте, тихо стоявших рядом и уже забывших, зачем ее звали. А когда лицо Тамаа скривилось, губы дрогнули, и она разрыдалась, девочки совсем растерялись. Они впервые видели, как Тамаа громко разговаривала сама с собой на непонятном языке, вертелась перед зеркалом, строила гримасы, а потом заплакала. Чиа решила, что они с сестрой расстроили ее, разложив на столе свои обновы.

"У нее же таких вещей, наверно, никогда и не было!" - догадалась девочка о причинах Томиных слез. Подбежав к сундучку, быстро нашла то, что искала, а потом тихонько подошла к рыдающей Тамаа и накинула ей на плечи отрез материи, который недавно подарили родители.

Яркая ткань молочного цвета с алыми цветами была чудесной и очень нравилась Чиа, но увидев, как расстроилась Тамаа, не могла просто стоять и смотреть. Но от ее щедрости, Тома зарыдала еще громче и горше.

Сестры переглянулись, и Маута убежала. Чиа же молча села около Томки, не зная, что делать, ведь даже утешить словами у нее не получилось бы.

А Тамара тем временем заливалась слезами. От жалости к себе, от обиды на всех и на новое тело, от стыда за свою мелочность и эгоизм, от доброты и щедрости Чиа. Только сейчас она осознала, как сурова к ней судьба, как жестоко наказание! Она была красавицей, почти принцессой, которую носили на руках, внимали каждому слову, толпы поклонников, один лучше другого добивались внимания, а теперь пинком под зад ее столкнули с пьедестала и скинули в жуткий свинарник! Забрали ее любимое тело! И еще указали, что она, оказывается, мелочная злобная эгоистка!

- Сволочи! Кто это сделал?! За что?! – вопрошала она, вытирая сопли кулаком. От роскошной красавицы не осталось и следа. Все растаяло как дым, словно никогда и не было.

Маута вернулась с чашкой отвара. Следом за ней приковыляла Та.

Томка давилась знакомым горьким зельем, не веря, что оно волшебным образом сможет изгнать злость и отчаяние, охватившие ее. Но отвар подействовал, слезы высохли, и теперь девочки с удивлением наблюдали, как Тамаа снова крутилась перед зеркалом и, вороша волосы, пыталась по-разному уложить их.

Так успокоившаяся Тамара старалась примириться с новой внешностью и, испытывая приступ упрямого оптимизма, пыталась обнадежить себя, что еще не все потеряно.

"Широкие скулы можно спрятать! – она поправила волосы и повертела головой. - Если здешние так не носят, их проблемы, я буду. Выщипать брови, капля пудры, подобрать нормальный цвет туники, и должно выйти что-то приличное. Цветные ленты в волосах вместо колорирования и яркого акцента, подвести глаза. Хорошо хоть ресницы черные! Повертеть задницей, и будет и на нашу костлявую выпуклость купец!".

От обиды, что, наконец-то, похудела, да только красивыми тут считались пышные женщины, захотелось разнести зеркало.

Глава 9

Нудные дни, похожие друг на друга, сливались в безрадостную жизнь, казавшуюся Тамаре странным сном.

«Неужели отныне я так и буду жить в подобострастии, боясь разочаровать людей, поддерживающих меня?» - размышляла Тома.

Забота Та и ее большой семьи помогли привыкнуть к новому миру, но она все равно чувствовала себя несчастной. Страх лишиться поддержки и остаться один на один с трудностями, которые не могла разрешить, пугал и нагонял печаль. Засыпая вечером, Томка с тоской и слезами вспоминала прежнюю счастливую жизнь.

Раньше она обожала привлекать внимание, а теперь испытывала лишь неловкость и унижение. Особенно тошно становилось рядом с родственником Та, относившимся к ней как к недоразумению.

На вид ему было лет двадцать пять, не больше. Приятный на вид, с лицом правильной формы, но при этом кривые зубы, широкий нос и легкая лопоухость придавали некоторую нелепость. Раньше Тома на такого бы и не посмотрела, но сейчас равнодушие Вапла сильно задевало. Только сейчас она поняла, каково быть вне мужского внимания, чувствовать себя блеклой молью среди порхающих бабочек.

Замечая, как он проявляет заинтересованность к манящим, ярко, даже безвкусно одетым полным женщинам, которые при ходьбе плавно колыхали пышными бедрами, а ветер заманчиво развевал их ленты, ткани, волосы, ее так и порывало сказать гадость и вырвать клок волос с ленточками у какой-нибудь красотки.

"Кобелина! Толстух ему подавай! – злилась Томка, забывая, что еще не так давно сама гордилась своими округлостями и с пренебрежением смотрела на худышек. – Нет, точно кто-то сверху надо мной жестоко издевается!"

Не удержавшись, шмыгнула носом, и Вапл обернулся. От насмешливого, оценивающего взгляда ей захотелось расцарапать его наглую физиономию.

Мужчина, заметив, как у Тамаа от злости сузился нос, не смог удержаться от гадости. Еще раз окинув ее с ног до головы ехидным взглядом, он расставил руки, показывая короткий отрезок, а потом резко развел их шире плеч и произнес:

- Так красиво!

От бестактных, наглых намеков на худобу Тамара опешила, а потом ее затрясло от ярости. Вапл глупцом не был, поэтому, не дожидаясь развязки, бросился удирать, а Тома с криками: «Сволочь! Прибью!» вприпрыжку помчалась за ним.

- Сам дуак! – со смехом отвечал он, делая вынужденные остановки, чтобы бегущая за ним и орущая ненормальная успела подбежать поближе и не потерялась. Вапл веселился и, не таясь, смеялся над ней.

От усталости и сбившегося дыхания Томка еле брела, держась за колющий бок и стараясь отдышаться. Раздражение отступило, и ей стало смешно и стыдно за свою глупость и невыдержанность.

"Нет, показывать, что дурацкие шутки достигают цели, нельзя. Лучше уж посмеяться с ним", – чувствовала Тамара, сама не раз в детстве задиравшая одноклассниц.

Когда Вапл увидел, что Тамаа улыбается, перестал убегать и тоже широко улыбнулся. Добредя до него, она худым локтем ткнула мужчину в живот, а потом демонстративно выпрямилась, и, вертя мослами, начала изображать плавную походку. Хохоча во всю, они добрались до круглого камня, дождались, когда охранники освободят проход, и вышли на выступ.

Мутант сверлил их взглядом, тщательно изучая.

- Хрюша, не ревнуй, не к кому! - догадалась Тома и от греха подальше выставила мужчину вон. Вапл обиделся, что пренебрежительным жестом маленькой руки ему показали на выход, но подчинился. Рисковать он не хотел.

Вообще-то Тома пыталась потолстеть, но вредной еды в большом количестве не давали, а того что получала, хватило наесть лишь маленькие щечки. Увы, дальше дело не пошло.

Делая маски, чтобы придать коже ухоженный вид, Тамара пугала детей и веселила взрослых. Но стоило мудрой Та объяснить для чего это, они сразу же начали подражать Тамаа.

Глядя на обмазанных непонятной жижей жен и сестер, мужчины плевались, смеялись и издевались, сравнивая их со страшилищами, и тогда женщины решили собираться в одной большой комнате, где со смехом раскрашивали лица разнообразными масками, что творила Та, болтали, сплетничали и угощали друг друга сладким.

Тамара уже привыкла, что люди обсуждали ее при ней же, думая, что она ничего не понимает, но это было не так. Та знала об этом, но хранила секрет, благодаря чему Тома слушала болтавших после работы людей и делала выводы.

- Когда она увидела отражение в зеркале, стала сама не своя, будто до этого никогда себя не видела. Хваталась за щеки, нос, шею, а потом расплакалась! – уже в десятый раз рассказывала историю Маута. Все оборачивались на Тому, которую это так достало, что в ответ она стала строить смешные гримасы. Женщины хохотали, улыбались и предлагали сладости, и Томка без стеснения угощалась, воспринимая как компенсацию за моральный вред.

- А Вапл еще рассказывал, как Тамаа осадила Конома, будто знать его не знает! – добавила робко Чиа.

- Не может быть! – раздались голоса пораженные голоса.

- А когда ей объяснили, что Коном ее жених, сделала такое лицо!

- И как раньше его терпела?

- Может, еще помирятся?

- Нет, Тамаа его даже близко не подпустит, вот увидишь! - заверила Юби.

Глава 10

Когда перед носом возникло непонятное сооружение из кожаных ремешков с застежками, Тома не сразу сообразила, что безмятежная жизнь закончилась. Догадалась об этом позже, когда один из сопровождавших Вапла мужчин начал с помощью рук, приложенных к лицу, живописно изображать зубастую челюсть, а другой как на эту зубастую морду надеть ремни.

- Пи..ц! - вырвалось у Томки. Только недавно перестала бояться чудища, так теперь его надо уговорить надеть на себя упряжь. Что уговаривать придется долго, даже не сомневалась, потому что заставить Хрюшу точно не получится.

Ворочаясь ночью в постели, Тома пыталась придумать план, как повлиять на зловредное чудище. Одними вкусностями здесь точно было не обойтись. Потребовалось все женское коварство и опыт, чтобы к утру, с забрезжившим рассветом, появилась малейшая надежда.

Перекусив, с безмерной тоской в глазах поплелась к опостылевшему месту, где жирный наглый хряк планомерно и уверенно выбивал из нее спесь. Зайдя на выступ, заметила, что сегодня у Хрюша полно энергии и задора и тяжко вздохнула. Чудище, почуяв, что наступает его звездный час, усмехнулось.

"И откуда ты, скотина, все знаешь? – сверкнула Тома глазами. – Боже, дай сил и терпения не наорать на этого мутанта. Один лишний вопль, и его терпению придет конец, а мне кирдык. Ну, что за жизнь?"

Разогнав ненужных зрителей, предвкушавших целое представление, она медленно, с большой неохотой спустилась по веревке вниз.

"Интересно, а как они его сюда затаскивали? Не с выступа же скидывали?"

Зверь радостно заулыбался, но, услышав ее жалобные вздохи, заранее молящие о снисхождении, почуял неладное. На мгновение Томе даже показалось, что авантюра с упряжью может обойтись малой кровью, однако как только извлекла из-за спины кожаные ремешки, дерзкая морда Хрюша расплылась в наглой насмешке. И Тамара поняла, глумиться чудище будет долго.

- Хрюшенька, иди ко мне! – позвала она его ласковым, елейным голосом, на что услышала задиристый хрюк. - Ладно, я не гордая, могу и сама подойти, – промямлила Тома и сделала шаг, но как только подняла ногу, зверюга сделал шаг назад.

- Скотина! – рявкнула Тамара. Однако деваться было некуда и с воплями «Хрюша – хороший» ринулась за ним. Через полчаса догонялок у нее появилось дикое первобытное желание забить свина переростка и до отвала наесться мяса, чтобы хоть так компенсировать все свое унижение и потраченные нервы.

- Ну, как тут поправишься, если что ни день, сплошной стресс? – ругалась она, бегая за тапусом. Что за ее воспитательными попытками начали подглядывать вновь, догадалась по шепоту и смешкам, раздававшимся за выступом.

- Идите все на х...р! – рявкнула Тома на наглецов. И она, и Хрюш единодушно сошлись во мнении, что никто им не нужен. Дождавшись, пока любопытные уберутся, продолжили выяснять отношения.

Вкусности, захваченные в большом количестве, не помогали. Толстая скотина осторожно подкрадывалась, хватала кусок и резко отпрыгивала назад. Сожрать или укусить Хрюш не пытался, зато вдоволь наслаждался тем цирком, который разворачивался.

С жалобными воплями, тщедушная дрессировщица ходила за ним пятам и, взывая к совести, пыталась уговорить надеть намордник. Только совесть у него пряталась где-то глубоко внутри, под толстым слоем сала. А через два часа до Томы дошло, совести у скота нет!

- Хрюша, не нервируй меня! В истерике я себя не контролирую, могу и за ухо укусить. От злости не побрезгую! – пригрозила она хряку истеричным, срывающимся голосом. Разброс эмоций у Томы был так велик, что зверь не понимал, сейчас она будет снова скакать за ним, орать или плакать? Однако продолжал целенаправленно, расчетливо доводить ее до ручки, наслаждаясь могуществом и доминирующим положением. Что настал край, зверь понял, когда рыдающая и орущая Тамара стала швырять в него тапки. Бросала косо, поэтому он, чтобы еще больше довести ее, стал приносить обувь и становиться чуть поближе, словно предлагая попасть в его толстую спину.

Сначала Томка промахивалась, но когда уже сбилась со счета, приноровилась и стала швырять более метко. Затаившись, Тома подождала, пока хряк зазевается, повернется к ней мордой, чтобы посмотреть, не забыла ли она, что они играют, и, уловив момент, попала в рыло.

- Аха, попался! – радостно заорала она, услышав его недовольный визг, и снова начала бегать за ним кругами. Однако обидевшись, хряк больше в поддавки не играл и теперь не давал даже хоть немного приблизиться к себе. Когда Тамарины силы совсем иссякли, а от злого задора не осталось и следа, она упала на пол и отчаянно зарыдала. Хряк встал поодаль, внимательно наблюдая, но не подошел. А когда ему все надоело, забрался в угол и, развалившись на боку, закрыл глаза.

Проревевшись, Тамара вытерла слезы. Равнодушный свин смотрел по сторонам, не замечая ее душевных терзаний. Потеряв надежду, она подошла к веревке, чтобы подняться наверх, но сил не хватало, чтобы выбраться. Беспомощно повисев на канате и не докричавшись помощи, села под выступом и снова заплакала, всем несчастным видом показывая, что тапус – редкостная неблагодарная скотина.

Замерзшая и уставшая Тамара вздохнула и снова стала пытаться взобраться на выступ. Однако как только дотянулась рукой до кромки, резким рывком зверь стянул ее в низ. Под треск раздираемых штанин и своих испуганных воплей она оказалась внизу, рядом с довольной мордой тапуса.

Глава 11

Предложив помощь в стряпне, Тома не ожидала, что ее предложение примут с неподдельным энтузиазмом. Бодрая старушка, властвующая на кухне, оказалась настоящей трудягой и загружала работой каждого, кто попадался под руку.

Две девочки помогали ей, перебирая зерно, а третья – Маута, на ручной мельнице перемалывала в муку. Звук стоял своеобразный, но сегодня трудности Томку не смущали. Красота требует жертв, иногда даже таких.

Увидев Тамаа на пороге кухни, тетушка Са, судя по всему сестра Та, улыбнулась улыбкой Моны Лизы и указала на груду корнеплодов, отдаленно смахивающих на лук. Полная корзина одиноко стояла в углу и дожидалась своей очереди, но желающих заняться ими пока не нашлось. Девочки подростки хихикнули и быстро отвернулись.

"Если думаете от меня отделаться, то даже и не надейтесь. Пока не узнаю, где склад с едой, не отстану!" – бубнила Тамара, чистя третий килограмм корнеплодов.

Однако самое веселье началось, когда пришло время резать злобный лук. Наверно, тетушка Са думала, что чудная девица быстро сдастся, потому никто не стал объяснять, как правильно шинковать мануак, который сильно смахивал на репчатый лук, только был жестче и темно-синего цвета. Подозревая пакость, называемую проверкой на вшивость, Томка села поближе к помощницам, обвела всех взглядом, подмигнула заговорщицки Мауте и приступила к шинковке.

Маута, знавшая мимику Тамаа, мигом догадалась, что всех ожидает, и, схватившись за живот, поспешно убежала, зато две другие девочки и тетушка остались рядом. Помощницы пытались осторожно, бочком отодвинуться от нее, но Тамара настойчиво пододвигалась к ним ближе.

Сквозь слезы, застилающие глаза, Тома резала большим ножом мануак, стараясь не отрезать себе палец. Глаза ничего не видели из-за жгучего сока, но ее утешала и подстегивала мысль, что кухонное крещение выходит боком и другим.

Носами шмыгали все по очереди. Рукава туник стали влажными. Поняв, что ненормальная по добру не уйдет, тетушка Са сжалилась над ними всеми и, поставив перед Томой тазик с водой, объяснила, что надо смачивать водой и нож, и поверхность каменного стола. Тамара это и без них знала, но если они решили, что она - тупица, зачем раскрывать карты? Закончив резать мануак, ей доверили крутить ручную мельницу. Руки болели, спина ныла, переглядываясь с Маутой, они молча продолжали крутить ручку. Заполнив выделенные емкости мукой, их отправили мыть посуду, предварительно заставив натаскать воды. Чуть теплая вода хотя бы не ломила пальцы, но тащить ее пришлось с нижнего яруса, где она была теплее.

Ноя и жалуясь, Тома тащила за спиной глиняное ведро, но то, что Вапла тоже заставили нести воду, было бальзамом для ее пропитанной мануаком души и тела. Он должен был сопровождать ее везде и всегда до приезда Брата, поэтому за водой ему пришлось отправился вместе с ними. Когда они гуськом, следуя друг за дружкой, тащили воду, их маленький караванчик невольно привлекал взгляды, от которых мужчине было не ловко. Дело заключалось в том, что и он, и Тома, и маленькая Маута тащили одинаковые ведра. От одной мысли, что он тащит наравне с девчонками, Ваплу становилось стыдно.

Зато Тамара увидела Вану. Когда они почти поднялись на свой ярус, внезапно, словно ниоткуда, перед их взором появилась пышная красавица. Уж Томка то знала, что просто так дамы перед мужским вздором не появляются.

"Наверняка, сидела в засаде неподалеку! - злорадствовала она. Увидев Вану, Вапл замер, покраснел, чуть не споткнулся, и, опустив взор, подавленный побрел дальше. - Ха-ха, вот так вот, дружочек! Нужно было самому воду таскать, без нас!"

Томка постаралась разглядеть толстуху как можно лучше, а та разглядывала ее. Каждая осталась при своем мнении, но Тома была уверена, Вана про нее прожужжит ему все уши! Женская ревность – она же такая: стоит только капельке попасть в сердце, тут же прорастает и даст обильные всходы. А уж Тамара постаралась раздразнить красотку.

Перемыв горы тарелок, чашек и кастрюль маленькой тряпочкой, смоченной в щелоке, их с Маутой наконец-то оставили в покое. И только потом, когда уставшие помощницы с радостью примостились в углу, их накормили.

- Са ругается? – поинтересовалась Тома у Мауты.

- Нет, тетушка добрая, но сегодня сердится. Кто-то ночью был на кухне, трогал ее посуду и оставил стол грязным.

"Вот уж на глупости спалились. Ну, Вапл, на мелочи оплошал!» - недоумевала Тамара. И вообще, она не могла взять в толк, почему они собрались ночью и тайком. Жадничали или скрывались? И почему опасались прихода Та?

«Большая семья не бедствует, жадничать не с чего. Значит, скорее всего из-за того вина. Неспроста же снились сны, от которых дух захватывало! - размышляла Томка, вспоминая, как летала в утреннем сне, и каждой клеточкой тела ощущала радость, счастье и безмятежность. - Либо оно очень дорогое, либо под запретом. Подробнее расспросить у Та вряд ли получится, но когда-нибудь все равно узнаю о нем больше».

Передохнув, Тома отправилась искать Вапла, чтобы он сопроводил к тапусу, однако его нигде не было. Решив, что лучше время потратить с пользой, пошла в комнату сестер, где стояло зеркало.

Чиа рукодельничала, вышивая цветы, а Тамара вертелась перед отполированной пластиной.

- Ай! – неожиданно воскликнула девочка. – Испачкала!

Глава 12

Поднимаясь на хлипком подъемнике, в голове мелькнула мысль, что сейчас одна из досок сломается, и они рухнут вниз. Предстояло преодолеть всего три метра, но настил из досок не внушал доверия, канаты скрипели от натяжения под тяжестью двух с лишним центнеров. Тома могла подняться на выступ по веревке, но Хрюша не позволил, схватив зубами за штанину. И теперь, прижавшись друг к другу, они медленно, рывками поднимались. Она испытывала тревогу, но что зверь боится высоты, оказалось для нее сюрпризом.

- Ну, тише, тише! Я рядом! - положив руку на мохнатый лоб, дала почувствовать, что рядом.

Когда подъем закончился, оказавшийся на твердой поверхности зверь тут же обрел уверенность и чинно пошел по коридору. Его массивную челюсть украшал намордник, на который Хрюш постоянно отвлекался и недовольно рычал.

Минуя несколько проходов, компания вышла на нижнюю террасу. Однако, несмотря на поздний час и прохладу, поглазеть на чудище собрались почти все жители общины от мала до велика, так сильно было любопытство.

Все слышали о свирепом кровожадном уроде, но видели лишь единицы. И если думали, что это будет интересное и веселое зрелище, они ошибались. Столкнувшиеся с тварью нос к носу, люди от ужаса жались к стене и убегали в коридоры.

Тамара молча шла за тапусом. Поводок провисал без натяжения, потому что, если бы Хрюша захотел кого-то достать, его не смогли бы удержать все сопровождающие охранники.

"Какой дурак надоумил их придти?! Они что, пришли в цирк на бегемотика посмотреть?" – раздражение и нервозность не давали Томке сосредоточиться.

За спиной раздавались смешки и противный шепот. Легко смеяться, когда глаза монстра тебя уже не видят. Но Тамара чувствовала, что смеются над ней, и начала сильнее нервничать, почти кожей ощущая, что терпение Хрюши на исходе. Его воспринимали, как тупое кровожадное чудовище, но кто, как не она знала, что это не так.

Ситуация накалилась до предела, когда женщина, ощутив на себе ненавидящий, плотоядный взгляд тапуса, заголосила и напугала спящего на руках малыша. Толпа дрогнула и осуждающе загудела. Прежде чем Томка успела сориентироваться, Хрюш развернулся к толпе и, встав на задние лапы, свирепо рыкнул. Небольшого зазора в наморднике оказалось вполне достаточно, чтобы оглушительным рыком заставить всех замолчать. Люди оцепенели. Со стороны зевак повеяло дерьмом.

Опустившись на лапы, он окинул людей взглядом голодного хищника, выбиравшего жертву, и продолжил путь. Теперь в тишине слышались лишь шаги сопровождающих и цоканье внушительных когтей зверя.

Когда террасы закончились, Тома оказались перед внушительными двустворчатыми воротами. Гвозди, державшие железные пластины, были единственным их украшением. Дождавшись, когда одна створка медленно и почти беззвучно отворилась, прошли через проход и вышли в верхний город.

Тамару и Вапла сопровождали шестеро крепких мужчин с дубинами и тесаками, но Томка не верила, что, надумай тапус не подчиниться или сбежать, они смогут остановить его. Да, каждый из них держал в руках по поводку, подстраховывая ее, но как показал только что произошедший случай, для Хрюши это не помеха. Оставалось лишь надеяться на благоразумие зверя.

Каменная дорога, мощенная каменными плитами, резко перешла в мостовую, выложенную из разнообразного по цвету и форме камня. Выщербленная и пыльная она резко контрастировала с той, к которой Тома привыкла в общине.

Выход располагался на холме, поэтому ее взору предстал огромный город. Возможно, он и не был большим, но в темноте неосвещенные окраины сливались с черным песком пустыни. Прохладный ветер приносил запах костра, еды, животных, но никаким смрадом не пахло.

Оглядывая город с вершины, Томка поняла, что в нем преобладают двухэтажные домики, огороженные стенами или заборами. С той стороны, где светила луна, отчетливо проступали силуэты белых башен, воздушными конусами устремлявшиеся в небо, мерцавшее мириадами звезд. От восторга перехватило дух. Не отрываясь, она смотрела на небосвод, не замечая, что сопровождающие с удивлением поглядывают на нее.

"Эка невидаль?" – читалось в их лицах, но как им объяснить, что такой восхитительной ночи Тамара не видела с детства, когда по всему району вырубили свет, и они с родителями вышли на улицу... Тоскливо вздохнув, двинулась дальше.

"Все будет хорошо!" – тревога внезапно ушла, и снизошло умиротворение. Тома внезапно почувствовала себя хоть и маленькой, незаметной, но частичкой божественного творения. И если кто-то свыше сотворил с ней то, что произошло, значит, так и должно было быть.

Она помнила яркую вспышку молнии над головой и осознавала, что с ней могло случиться тогда. И пусть сейчас она – неказистая серая мышка, но при этом здорова, молода и в женском теле. Вот если бы оказалась в теле какой-нибудь скотины… - Томка поежилась. Все, что произошло, это милость, потому что закрыть глаза, уснуть вечным сном и больше никогда не увидеть небо – самое страшное, что только может случиться. Потому что это означает конец пути. Конец всему.

"Что-то на философию потянуло", – улыбнулась Тома и, спохватившись, прибавила шаг. Уловив, что Тамаа успокоилась и приободрилась, Хрюш довольно фыркнул. Он тоже был рад выбраться из каменного хлева, оказавшегося для него ловушкой.

За воротами верхнего города раскинулся бесконечный песок и мрак. А им предстояло выполнить почти ювелирную работу: в кромешной темноте найти кусты могавы. Как это сделать, Тома понятия не имела. Оставалось надеяться только на сообразительность Хрюша.

Глава 13

- Тама-а-а! Тама-а-а…! – порывы теплого ветра доносили приглушенные голоса. Волны колыхали, укачивали, убаюкивали. Вверх-вниз, вверх-вниз и иногда выносили на берег. Тишина и безмятежность. Хорошо-то как! - Тама-а-а! Дуа-ак! - звал приятный мужской голос.

- Сам дурра-а-ак! – эхом отвечала она. Волны стали выше, и мужское лицо скрылось в темноте. Лица, песок, солнце, и снова провал в темноту.

- И как могава? – глумливо спросил знакомый женский голос.

- Вкусная-я! – честно призналась Тома, стыдливо краснея, и услышала протяжный вздох, полный грусти и усталости.

- Как ребенок, все в рот.

- Хрю-юша ел, а мне нельзя-я? – ее голос звучал отчужденно и тихо. Расслабленное тело было вялым и беспомощным.

- А ты Хьюша? – задумчиво спросил другой голос, до боли знакомый.

- Хрю-ю, – в шутку хрюкнула счастливая Тамара. – Не-ет!

- О, Боги! – раздались голоса. – Кого вы нам послали?!

Проснувшись вечером, Тома чувствовала себя переполненной силой и желанием поделиться со всеми хорошим настроением. Осторожно приподнялась с теплой постели и увидела спящих рядом старейшину и Та. Хула спала, склонившись над столом, и ее длинные седые косы разметались на нем, а Та лежала рядом на расстеленном тоненьком матрасе. Вокруг в беспорядке стояло много плошек, мисок с травами, кувшинов с отварами.

- Бедные старушки, потом поясницы болеть будут. Странно, что спят у меня и в такое время... Что-то случилось? - Тома подкралась к ним поближе и прислушалась. Женщины крепко спали. Решив их не будить, стала тихонько красться к выходу, однако стоило высунуться в коридор, раздался радостный вопль:

- Проснулась! Она проснулась! – от неожиданности Тома испугалась.

"Неужели все из-за какой-то одной ягоды?" – она лихорадочно начала перебирать в голове предположения.

На крик из комнаты выбежала сонная, измученная Хула. А за ней и Та, не успевшая обуться.

"Сильно переживали... Из-за меня?" – догадалась Тамара, и ей стало стыдно за свою жадность, глупость и причиненное беспокойство людям. Она склонила голову и засопела, выказывая раскаяние.

- Слава Богам! – с облегчением в голосе прошептала Та и так посмотрела на Тому, что виновница готова была сквозь землю провалиться.

- Выспалась? – с ехидной издевкой поинтересовался Вапл. Вид у него был тоже не ахти. Красные глаза и отпечаток на щеке. Похоже, он спал, облокотившись на руку, или кто-то с чувством приложился.

- Да, – тихо пробурчала Томка.

- За четыре-то дня не отоспаться! – огрызнулся мужчина. – И какие сны снились?

- Хорошие. Животные, на которых ехала… - она надеялась разговорить, улучшить настроение расстроенных и уставших людей, но вместо этого сказанное прозвучало как издевка. Раздались приглушенные смешки.

- Ну, знаете! Больше с ней не пойду! – возмущенный Вапл покраснел от обиды. Даже его лопоухие уши стали ярче. - Тащить ее на себе в жару, когда тапус подгоняет! А потом вместо благодарности обзывает животным! – шумно выдохнув воздух, покинул коридор.

Окинув женщин быстрым взглядом, Тамара заметила на их усталых лицах озорство.

- Пошли спать, – махнула рукой Та, не желая доводить вспыхнувшую ссору до ругани.

- Да, я уже выспалась, – робко заметила Тома, глядя на бежево-рыжий пол и лишь мельком поглядывая на женщин.

- Уж мы-то знаем, – со вздохом ответила Хула. – Пойдем, рассказывать будешь.

Вскоре, сидя на ковре, за чашкой бодрящего отвара Тамара нехотя рассказывала, как она решилась отведать плод могавы. Женщины смотрели на нее как на шкодливого ребенка, который своими выходками сумел довести терпеливых родителей до истерики. Для смягчения ситуации, ей пришлось долго каяться и даже пустить скупую слезу. После чего Та и Хула оттаяли, но что эти дни у них были сложными, сомневаться не приходилось. Они обе из-за переживаний выглядели старше. Оказалось, что могаву никто в сыром виде не ест. Она используется в приготовлении ритуального вина, и то его пьют понемногу, потому что употреблять в больших количествах чревато последствиями.

- Какими? – настойчиво поинтересовалась Тома. Кроме сонливости и хорошего самочувствия, других побочных эффектов она не заметила. Зато какое потрясающее снотворное. Однако старушки дипломатично обошли эту тему, так и не ответив на вопрос. О том, что это ритуальное вино уже успела распробовать в нормальном количестве, Томка предусмотрительно умолчала, чтобы не быть изгнанной из общины. А то мало ли что?

Когда рассказывала, что тапус ел ягоды, и ей захотелось тоже попробовать, в комнате воцарилась тишина. Такой дурой Тамара себя еще никогда не чувствовала. Она словно признавалась, что такая же по развитию, как и животное.

- А почему ему можно, а людям нельзя? – не унималась она, продолжая удивленно хлопать глазами.

- А когда он человека ел, не задумывалась, почему бы и тебе не съесть? – съязвила Хула.

Глава 14

Долон из Маведа, сколько помнил, всегда ощущал себя не таким, как другие. И именно из-за своей особенности был настолько одинок, что иногда хотелось выть от сиротливости и тоски.

Ло рано понял, что для матери он – последний ребенок – не был желанным. Каждый раз, раскладывая кашу по мискам, она тяжело вздыхала и ломала голову, как разделить порции. Скудная еда не лезла в горло, несмотря на голод, потому что он знал: отобрать и эти последние крохи матери не позволяют только приличия и Мена, которая набросится на нее с кулаками.

Сестра была единственной, кто жалел и заботился о нем в меру своих сил, да еще старая ба, такая же дикая и немногословная, как и он сам. Вот уж кровь в кого пошла... От редких, сдобренных горечью, добрых воспоминаний внутри все сжалось.

Ночами мать рыдала от жалости к себе и из-за опаски, что грехи не позволят переехать в имперский город, где было больше шансов продать посуду, которую семья лепила днями напролет. В неурожайный сезон утварь дешевела, и продать ее было все сложнее, в то время как еда дорожала. Ло родился в голодное время и был лишним ртом, и мать, не раздумывая, пожертвовала бы им ради старших детей. Он вообще не должен был родиться, если бы однажды она поздно не возвращалась домой.

Долон не мог ее винить и был благодарен уже за то, что не закопала его сразу после рождения. Он, почуяв опасность, жалобным плачем разжалобил ее. Жалела ли она потом о своей жалости? Жалела. Каждый раз, когда видел мать, он чувствовал ответ и пытался гнать его прочь из головы, но мысли назойливо преследовали и не давали покоя.

"Теперь это неважно. Как бы то ни было, я – Долон из Маведа – нашел свое место!» - повторял он каждый раз, вспоминая детство.

В Маведа их семейство все-таки пропустили, и детская жизнь стала веселее, насыщеннее и сытнее. У него впервые появились знакомые, с которыми он проводил много времени и проказничал, иногда жестоко. Нет, друзьями они не были. Разве можно дружить с теми, кто, даже не задумываясь, сдал бы его страже, охранявшей рынки и торговые лавки? Сами красть дружки боялись, но с азартом принимались делить добытые им сладости. Только и Долон наивным дурачком не был. Приносил им лишь то, что было не жалко. Они дома наедались вдосталь, а его никто не ждал.

"Ло, проныра Ло!" – взгрустнул мужчина. От такой жизни не только красть, хитрить и юлить научишься, но и наблюдать, выжидать, потому что в империи Благосостояния заниматься постыдными делами слишком рискованно и глупо. Но откуда он, никому не нужный оборванец, мог знать? Да и кому какое дело до грязного угрюмого мальчишки, кравшего по мелочи еду и дешевые безделушки.

Длилась веселая, полная приключений жизнь всего сезона два, пока однажды стража его все-таки не поймала. Случилось это из-за такой нелепости... - губы Долона презрительно скривились, будто произошедшее случилось совсем недавно.

Жадный, толстозадый Мнок схватил кусок сладкой булки и не смог ее сожрать. В него уже не лезло, но из-за скупости или глупости, или, быть может, намеренно он не выбросил недоеденный кусок, а прихватил с собой. Когда дома в огромном кармане, заляпанном жирными пятнами, его мамаша, такая же толстозадая жаба, как и все их семейство, нашла злосчастную булку, то не мешкая, кинулась к страже с криками, что ее сыночек попал под дурное влияние дикого голодранца, которого она с удовольствием сдаст…

Стало бы им всем плохо, если бы узнали, что невольно сделали для него самый большой подарок, который Боги могут подарить лишь по прихоти и не каждому смертному? Ло был уверен, что да.

Больше он никого из них не встречал и не хотел бы увидеть, потому что впервые в жизни у него появилась большая семья, где его понимали и ждали.

Молчаливой Ба уже давно нет, а Мена вышла замуж и уехала…

Детские воспоминания, казавшиеся такими далекими и чужими, всплывали в памяти редко. Было мучительно стыдно припоминать, что с ним – диким зверенышем – происходило, неудобно перед теми, кто знал его сейчас честным, привередливым и наделенным силой.

Уже давно Ло был другим, но каждый раз проходя мимо рынка, роем налетали воспоминания и больно жалили, принося с собой горечь и тоску. Долон и сам не понимал, каким стал. Однако новая семья приняла и ценила его и таким.

Знания о жизни на дне, в беззаконии, испытанная на своей шкуре отверженность, делали его безжалостным к лицемерам и снисходительным к оступившимся. Вера дала силу, стержень, ясность, но фанатичная холодность согревалась каплей терпимости. Кто, как не он, знал, что кроме черного и белого, есть еще много других цветов в самых немыслимых сочетаниях. Он не был высокомерным, но с яростью оберегал честь имени, данного ему семьей. И слишком им дорожил, чтобы пойти на поводу своих желаний.

Семья наделила почти безграничной властью, но и превратила в чудовище, истребляющее таких же преступников, каким Ло сам мог бы стать. Власть, сила и знания сделали его одиноким, но разве ради значимой цели он не готов пожертвовать такой мелочью?

"Готов!" – не задумываясь, отвечал Долон на свой вопрос.

Противоречия жизни сказались в натуре Ло, которая была настолько сложной и запутанной, что пугала его самого. Сан Брата заставлял трепетать людей при одном его виде, от того он был одиноким и всеми отвергнутым.

«Почему грубые уроды заставляют женщин трепетать перед ними и радоваться их благосклонности? Почему разбойника, вора, жестокую скотину, жадную и лицемерную сволочь, безжалостного убийцу желают покорить, любят, добиваются их внимания, а меня отвергают?» - злился Долон, размышляя об одиночестве.

Глава 15

Ошарашенная Тамара смотрела в след удаляющемуся мужчине. К горлу подступил удушливый ком.

- Тамаа! Ты чего, испугалась? – девочки подхватили ее под руки. – Не отходи далеко. И не плачь, не серди Вапла, мы и так с трудом уговорили его пойти с нами.

- Если он увидит слезы, заставит пойти обратно, и тебя потом еще долго никуда не отпустят! – поддакнула Чиа Мауте.

Но огорченная Тома их не слушала. Никогда раньше она не могла подумать, что настолько ранимая и закомплексованная. Прожила до двадцати семи лет, а потом вдруг узнала, что в душе по-прежнему прыщавый подросток с кучей комплексов, жаждущий большой и чистой любви! Скажи ей кто об этом еще три месяца назад, засмеяла бы того глупого романтика, доведя до хандры и подавленности. А теперь сама стояла подавленная, глупая и оплеванная.

"Впервые встретила мужчину, ради которого готова лезть из кожи вон, лишь бы обратил внимание, а он даже не посмотрел на меня! – память услужливо показала высокого, широкоплечего мачо с проницательными, надменными глазами, брезгливо отвернувшегося от нее. Красивый, сильный, с движениями полными достоинства, как из ее мечты. – Всю жизнь о таком мечтала! И вот он явился, а я страшная!"

- Домой… - промямлила замкнувшаяся Тамара, не желая отвечать на расспросы подруг. Никому и ни за что она не признается, что мужчина, который ее восхитил и потряс воображение, сбежал, расталкивая прохожих локтями!

Когда подошел Вапл, поникшая Томка совсем расклеилась и стояла, не поднимая глаз от земли.

- Чего это с ней? – подозрительно поинтересовался он.

- Не знаем. Наверно, испугалась. Она шла впереди, а когда мы догнали, уже такая и была.

– Сколько раз говорил, не отходить от меня, а вы, как наряды увидали, совсем разум потеряли! – разозлился мужчина.

- Мы были рядом… - попыталась оправдаться Маута.

- Так и поверил! – он был рассерженным и очень недовольным.

Томе стало жалко лопоухого гиганта, который проводил с ней много времени, терпел ее выходки и уже даже не шарахался, как тот…

"Какое же у него ангельское терпение!" - Тамара шмыгнула носом и вытерла рукой скатившуюся по щеке слезинку. Из-за бушевавших в крови гормонов, она готова была броситься ему на шею и просить прощения за все прежние проделки.

- Эй, ты чего?! – испуганно подергал Вапл ее за рукав. – Ты это…, не плачь, что ли. Я больше не буду ругаться.

- Я … я буду… тебя… слушаться! - с трудом произнесла она, перемежая слова всхлипами.

- Ты бы не расстраивалась так, – он отступил на шаг назад, решив, что девица перед ним странная, а теперь совсем непредсказуемая, мало ли, еще чего выкинет. – Ты это… прогуляйся с девчонками, тряпки там всякие присмотри! - Вапл тщательно подбирал слова, стараясь утешить. – Ты же их, вроде, любишь тоже…

Однако вместо утешения, его слова еще больше задели Томку.

- Страсная… - тихо произнесла она, вытирая нос ладонью, отчего ее невнятное бормотание стало совершенно не понятным. То, что Вапл расслышал, показалось ему нелепым, но нервировать ненормальную на улице и привлекать всеобщее внимание не хотел, поэтому, согласно подтвердил:

- Страстная, страстная. Никто в этом не сомневается!

Однако истеричка подняла глаза, полные слез, и, чеканя слова, прошипела со злостью и отчаянием:

- Страшная! Я – страшная!

- Да, я бы не сказал… - не подумав, ляпнул мужчина, а когда сообразил, что сказал, было поздно.

- Дурак! – услышал знакомое слово.

- Аха, дуак, – растерянно подтвердил Вапл, в кои-то веки согласившись с мнением Тамаа. Сейчас он себя чувствовал недоумком, не знающим, что делать.

Вокруг них уже собиралась толпа.

- Пойдем, что ли выпьем чего-нибудь, а? – это единственное, что пришло ему на ум.

- Пойдем, – как-то сразу согласилась ненормальная, совершенно не ломаясь, хотя приличные девицы так себя не вели.

Маута и Чиа, терзаемые любопытством, – отчего так резко переменилось настроение Тамаа, тоже не стали возражать. Они увлеклись осмотром товаров и не заметили, что произошло, но интуитивно чувствовали: пропустили что-то невероятно важное.

Потоптавшись на месте, Вапл потянул за собой Тамаа, а за ними вприпрыжку побежали Маута и Чиа. Девочки сейчас поступали вопреки поучениям матери, но ради нераскрытой тайны готовы были рискнуть.

Через несколько поворотов вышли на широкую улочку и, пройдя еще немного, увидели большую вывеску. Повернувшись к девочкам, Вапл велел им потом держать язык за зубами, а после направился в двухэтажному дому, огороженному забором.

Войдя в небольшой тенистый дворик, украшенный растениями и деревцами в кадках, заняли крайний столик. Увидев вошедших, хозяйка – уже не молодая, но весьма ухоженная женщина – подошла и приветливо улыбнулась.

- Не ожидала тебя увидеть так скоро, да еще с такой компанией, – она с интересом разглядывала девочек. – Мне кажется или твои вкусы изменились?

Глава 16

Громко хлопнув дверью, Ло влетел в комнату и упал на низкую кровать. Прохладная постель на мгновение принесла облегчение.

- Пекло? - спросил Нев, удивляясь несдержанному поведению друга.

- Невыносимое. Еще немного, и я растаю, – отшутился Долон.

- Укутался весь и еще жалуешься на жару! Пойду еды куплю, может, поешь – подобреешь?

Как только Нев вышел, Ло снял рубашку, налил теплой воды в таз и начал умываться.

- Уф! - ощущение свежести и легкого теплого ветра на влажной коже влияло благотворно, и он успокоился. Не вытираясь, подошел к окну и раскинул руки. Приятная прохлада нежила. Внезапно со скрипом приоткрылась дверь, и в проходе появилась девичья голова.

- Ты уже ел?

- Нева здесь нет! - раздраженно рявкнул Долон.

- Я вижу! – игриво ответил женский голос. – Ой, а что это у тебя на спине? – Шила открыла дверь шире и хотела войти, но грубый толчок остановил ее.

- Больно! – возмутилась она. - Мы думали вместе поесть, но ты, я вижу, не в духе.

- Иди. Скоро приду.

Она с обидой и злостью посмотрела на него, но больше не стала задавать вопросов.

Переодевшись в тунику с длинными рукавами, Ло спустился вниз.

В огороженном глиняной стеной дворике, под крытым навесом из ползучего колючего кустарника, на цветном ковре сидели Нев и Шила. Обед уже принесли, и они ожидали только его.

Заметив, как юноша от нетерпения барабанит пальцами по столу, Долону стало стыдно. Он-то по дороге перекусил, а Нев был голоден, но ждал его.

- Не желаешь освежающего отвара? Вкусный! – друг дул на плоскую чашку, из которой вился дымок.

- Буду!

На круглом низком столике стояли три большие тарелки с мясной похлебкой и тушеными овощами, лепешки, сладкие медовые булки с орехами, пряно пахнущие специями, и расписной кувшин.

- Как вкусно пахнет! – с восторгом произнесла Шила. – Я такая голодная!

Ее голос после отдыха стал еще более звонким, совсем девчоночьим. Она умела говорить обо всем и ни о чем, быстро порхая с одной мысли на другую. Болтовня Шилы выводила из себя, но из уважения к другу Долон терпел.

С аппетитом у него никогда не было проблем, поэтому девица, наблюдая, как его тарелка стремительно пустеет, улыбалась. Ло старался не замечать внимания, однако она лезла на рожон. Нев сразу заметил ее улыбку, обращенную к Долону, и настроение у него испортилось. Дальше они ели молча.

Хозяйская дочка, решив, что гостям нужно поднять настроение, поспешила к их столику.

- Принести ореховую настойку? - спросила девочка.

- Неси и поживее! – бросил Ло, не ожидая, что маленькая толстуха проявит такую прыть.

Раздражение в нем росло с каждым мгновением. День и так не задался, теперь еще ревность Нева вперемешку с завистью. Вот уж от кого, но от него он подобного не ожидал. Ладно,1 ревность, но зависть?

Пока настойку не принесли, все трое сидели молча. Нев косился на Шилу, она тайком на Долона, а он в свою тарелку. Предстоял непростой разговор. Ло вообще не любил рассказывать о себе и вести беседы по душам, но молча смотреть, как друг превращается во врага, не собирался. Если даже ничего не выйдет, он будет знать, что сделал все возможное, и его совесть чиста.

Казалось, что настроение хуже быть не может, но он ошибался.

- Что-то случилось? – невинно спросила девица, будто не понимая, что происходит.

- Не боишься?

- Н-нет. А чего бояться? – тихо ответила она.

- Не умеешь лгать, Шила, – Долон усмехнулся, и у нее в груди защемило от дурного предчувствия.

Ло налил полную чашку и, осушив, наполнил снова. Шила упрямо не уходила, желая присутствовать при мужской беседе. При ней разговор было тяжело начать, но откладывать объяснение из-за ее присутствия он не собирался. Если бы не ее поведение и алчность, ничего бы не было. А если так, то пусть слушает, чтобы не забывала.

- Когда между нами возникло непонимание? – Долон смотрел на Нева. Тот не выдержал взгляда и отвел глаза. Ему было обидно, стыдно, он ненавидел и себя, и Ло, и Шилу, но злость, зависть и ревность сейчас преобладали над всеми остальными чувствами.

Долон знал друга, как свои пять пальцев. Понимал его метания, мог сделать вид, что этого между ними никогда не было, но наблюдать, как в душе Нева растет зависть, было тягостно и отвратно.

"Уже ничего не будет как прежде..." – он это знал. Настойка не лезла, но Ло вливал ее через силу.

Выдержки у Нева не хватило, и он дернулся, чтобы уйти, но Долон поймал его за руку:

– Сядь!

Шила сидела молча, с интересом наблюдая, как мужчины ссорятся из-за нее.

- Я скажу тебе одну вещь и лишь раз. Не стоит мне завидовать. Нечему. И расплата за это одиночество! Ты этого желаешь?! – от жгучего, принизывающего взгляда Неву стало страшно, и он попытался вырвать руку, однако хватка друга была железной. - Если только из-за нее, то она этого не стоит, потому что ей не нужен ни ты, ни я. Разве может быть надежной, хорошей женой женщина, которая по пути к родителям за благословлением союза ищет себе другого?!

Глава 17

Домой Вапл возвращался растерянным, но польщенным. Однако его самодовольство быстро развеялось, как только осознал, чем все это может обернуться.

«Что сестры сохранят произошедшее в тайне, надежды нет. Придется объясняться со старейшиной, Та, Ваной, родней, которые только и будут об этом без устали судачить! И с самой Тамаа!» - мужчина нахмурился.

Стараясь не смотреть друг на друга, Томка и Вапл шли порознь. Если переулок становился узким, оба, не сговариваясь, старались, чтобы между ними обязательно находилась или Маута, или Чиа. Однако хитрые маленькие сводницы хихикали и намеренно путались под ногами, сводя их ближе.

"Они что, думают, в общину мы придем, взявшись за руки?! – свирепела Томка. Ее злили сводницы, раздражал зазнайка, плывший позади, как павлин. Хотелось побыть одной, выплакаться, все обдумать, но такая роскошь ей не светила. – Теперь покой мне только снился. Сплетни, расследования, интриги… Все как всегда в большой семье".

- Ой, Вапл, кажется, у Тамаа кружится голова, помоги ей! – не унималась сводня. Мужчина напрягся, Тома отпрыгнула от него подальше. Девочки захихикали.

"Вернемся, уйду к Хрюше - там никто не тронет", – успокаивала себя Тамара и принималась мысленно считать, чтобы хоть как-то успокоиться.

Вапл тем временем тоже сдерживался из последних сил.

"Ма ни за что не отступится, – он тяжело вздыхал, прощаясь с пышными формами Ваны. – Она заставит, если только на суде… - но тут же устыдился гадких мыслей. – И как тут не думать о плохом?"

Пусть Тамаа еще недавно была ненормальная, но поддержка влиятельной старейшины и главы рода – Та, симпатии родственниц к ней, их нелюбовь к Ване… Да еще после приручения тапуса Тамаа приобрела вес и стала видной невестой… - все это тревожило Вапла.

"Дела плохи!" – он готов был расплакаться, как мальчишка. Хоть они с Ваной стали чаще ссориться, но расставаться с ней он не хотел.

"А что, если…?! - в голове молнией мелькнула затея, от которой он встрепенулся и ощутил надежду. – …Если найти ей кого-нибудь еще! А что?! Дело за малым - найти кого-нибудь!"

Перебрав всех друзей и знакомых, которые не состояли в союзе, радость значительно убавилась. План уже не казался таким простым. Подходящие симпатичные друзья были, но зная их, сомневался, что Тамаа им приглянется. А он в кои-то веки был бы рад, если бы у него появился соперник.

Шагая по родному коридору, он уже твердо знал, что ради Ваны готов на все! Даже на то, чтобы откормить ненормальную, принарядить и передать кому-нибудь другому! И никаких средств он чураться не будет.

"Вана, любимая - это все для тебя!"

***

Томка шла, еле переставляя ноги. Подавленная, мучимая стыдом и обидой. Ее гордость рыдала и билась в истерике.

"Как же так? Почему со мной? За что? – вновь и вновь она изводила себя вопросами, на которые не имела ответов, и прокручивала в памяти тот момент. – Разве я заслужила это?"

"Если бы не сбежал, я бы так и стояла, вцепившись в его рубашку, надеясь, что он восхитится моей красотой и упадет к ногам с криком, что мой навеки?! Ха-ха…" - грустно изобразила смех Томка и сразу ощутила на себе две пары внимательных глаз.

"О, Боже! Иду домой, в компании двух малолетних подружек. Один мужик сбежал, лихо расталкивая толпу локтями, как в страшной дурной сказке. Другой – бабник – оскорблен «моими» чувствами. Дожилась! И это я – Тамара, сражавшая мужиков только одним взглядом! – ощутив спиной косой взгляд мужчины, снова зарыдала. - За что?!"

Наконец, успокоившись, стала размышлять дальше:

"Может, к лучшему, что сбежал? Хоть стыдно перед людьми не будет. Город маленький, он бы поматросил и бросил, а мне потом страдать? Э, нет, я в одни ворота не играю! – иногда здравый смысл просыпался и подавал голос. - А вдруг мне бы с ним так понравилось, что я, как озабоченная кошка, стала бы за ним бегать? За Ваплом-то бегают и глазки строят, а уж за этим-то… А тут я еще!" – нет, допустить такого Тамара не могла.

"А если у него дома уже сидит толстуха, и вокруг нее бегают дети…" - романтичный образ сразу померк. В душе остались только злость, обида и разочарование. Ощущение одиночества и своей ущербности почувствовалось очень остро, пожалуй, сильнее, чем за все дни ее пребывания в новом теле.

"Не надо тебе такого умопомрачения, Тамара, включи мозги! План уже есть: любящий муж, носящий на руках, неплохой доход и спокойная жизнь!" – пыталась она убедить себя, но, несмотря на доводы разума, все равно ей было плохо. Не хотелось быть ни расчетливой, ни разумной, вопреки всему хотелось стоять там, рядом с ним и упираться руками в мужскую грудь.

"Дожилась, как озабоченный мужик думаешь. Стыдобища! – охнула Тома. Воспоминания, как изводила своих кавалеров-ухажеров аппетитными формами и бьющей через край сексуальностью, нахлынули на нее. - Значит, теперь еще и за это расплачиваться, да?! Да что же это такое!?"