Всполохи на камне (СИ)

40. Лия

Сегодня время спрессовано, словно минуты стали короче. И такое происходит, когда рядом Петровский, я заметила это. Когда он в отъезде время хоть и бежит, но нет ощущения, что я не успеваю чего-то. Понимаю теперь, почему его сотрудники так эффективно работают под таким руководством.

На обед спустилась в ресторан на первом этаже, где меня ждал отец. Отметила для себя, что сейчас я почти не чувствовала былого напряжения, как раньше, когда общалась с Андреем Николаевичем.

Эта неделя потребовала от меня столько сил и энергии, что вопрос о том, как я чувствую себя в роли дочери Андрея Петровского просто не поднимался в моей перегруженной голове.

— Привет, дочь! — раздалось за спиной.

Резко разворачиваюсь и вижу рядом отца, который стоит засунув руки в карманы брюк и заговорщицки подмигивает мне.

— Ну, что? Наедимся чего-нибудь вредоносного? — вопрошает.

Я вдруг ощущаю такую лёгкость, даже эйфорию, от того, что этот красивый мужчина — мой отец. От его добрых глаз и озорной улыбки, от мальчишеской позы с этими оттопыренными карманами. И все случается само собой, без подготовки.

— Привет, пап. — мне кажется, что улыбаются не только мои губы, но и сердце. Бьётся в груди и весело хихикает, глядя как округляются глаза мужчины напротив, а потом вспыхивают радостью.

— На десерт хочу пончик! — заявляю я.

— Хоть десять! — щедро соглашается отец и ведёт меня к столику в углу зала.

Обед пролетает в одно мгновение, по крайней мере, мне так показалось. Мы поговорили о приеме в выходные, об Алёне, о планах насчёт мамы, но всё очень поверхностно, словно намечая основные моменты.

Отец явно испытывал такое же воодушевление, как и я. Расстались мы довольные и сытые, договорившись, что вечером домой едем вместе. Потом я почти бегом влетела в приемную и приготовилась к поездке на объект, а затем постучала к Петровскому.

Он сегодня хмурый и я старалась быть собранной и деловой, чтобы не давать повода для замечаний.

Пока ждём лифт, стоя в холле, мне приходится делать вид, что я не чувствую, как Пётр рассматривает меня, прожигая взглядом горячие линии на щеке, шее, груди. Внутри лифта легче не становится.

Мы в четыре глаза наблюдаем, как уменьшаются цифры отсчёта этажей, когда, неожиданно, кабина налетает на какое-то препятствие, оглушая нас металлическим скрежетом.

Меня толкает вперёд и я оказываюсь откинутой в сторону Петра. Он на мгновение задерживает моё падение, стараясь сохранить равновесие, но из этого ничего не выходит — мы, вцепившись друг в друга, падаем на пол.

На секунду мне кажется, что мы оказались в кромешной тьме, но затем вспыхивает один из светильников, слабо освещая кабину. Все произошло так быстро, что испуг приходит с задержкой, словно частями.

Некоторое время мы с Петровским просто лежим на полу, пребывая в шоке от неожиданности. Но потом я слышу взволнованный шепот у самого уха.

— Лия, ты как?

Я тихонько шевелю ногами, потом руками и понимаю, что вроде цела.

— Нормально, наверное. — отвечаю тихо. — Что произошло, что с лифтом⁈ — спрашиваю уже громче.

— Мне бы тоже хотелось знать, — все также мне на ухо шепчет мой начальник.

Первый шок проходит и приходит очень сильное желание выйти из этого лифта, который явно завис где-то между этажами. Несмотря на такое сильное желание покинуть этот железный мешок, я как-то очень вяло ковыряюсь на полу, пытаясь приподняться.

— Встать можешь? — Пётр пробует сесть и одновременно приподнять меня. — Болит где-нибудь?

— Голова болит, — говорю я, когда, наконец-то, сажусь облокотившись на стенку кабины, — и кружится… — мне реально нехорошо.

Пётр наклоняется ко мне и охватывает мою голову ладонями, приподнимая. С тревогой смотрит в глаза.

— Посмотри на меня, Лия! — слышу взволнованный голос начальника, который практически прилип ко мне, пытаясь поймать мой взгляд. — Старайся не закрывать глаза, хорошо? Мне нужно сообщить, что мы здесь и я к тебе вернусь. Слышишь меня? Лия? — Пётр слегка трясет меня.

Я пытаюсь сфокусироваться на фигуре Петра, что мне с трудом, но удается, а потом просто киваю в ответ.

— Слышу, — добавляю к кивку слово.

На несколько минут мужчина исчезает из поля моего зрения, но мне слышно, как он пытается общаться с дежурным через связь из лифта, но связь работает только в одну сторону — слышно только работников техслужбы.

Пётр пытается кричать, чтобы привлечь внимание людей на этажах. Мы где-то между третьим и четвертым висим, хотя может только так кажется, я плохо соображаю.

Петровский сильно стучит в двери лифта, матерится и снова долбит. Я сквозь пелену перед глазами замечаю, что он сам едва стоит на ногах и держится рукой за ногу, которая пострадала в аварии.

Что же это такое⁈ Где все? Где помощь⁈ Мне кажется, будто уже прошло много времени с момента, как лифт застрял. Смотрю на часы — мы здесь только десять минут.

Наконец, слышу мужские голоса почти рядом и Пётр тут же пытается поговорить с теми, кто нам слышен.

Ловлю смысл разговора, стараясь не провалиться в беспамятство. Нам говорят, чтобы мы ждали, там, снаружи, ищут способы нас вызволить из ловушки.

Пётр громко выдыхает и медленно опускается на пол рядом со мной, мне видно, что нога у него сильно болит, но он морщится и прижимает меня к своему боку.

Я дрожу, не знаю от чего — от холода или это последствия травмы головы. А она у меня явно есть, меня тошнит, периодически двоится в глазах. Петровский обнимает меня, старается согреть.

— Лия, не молчи! — говорит он мне в висок, потом слегка целует и снова зовёт меня. — Лия⁈

— Здесь я, Пётр Андреевич, — пытаюсь шутить.

— Это прекрасно, что ты здесь. — руки мужчины опутали меня, я словно в коконе. — Оставайся со мной, ладно? Не спи, говори мне что-нибудь. Лия?

А мне так стало хорошо, что единственное желание осталось — расслабиться и дремать, прижавшись лицом к груди начальника. Что я и делаю, но вдруг меня выталкивает из сна ощущение, что мой рот кто-то хочет съесть. Ощущаю горячие губы, язык и их напор лишает меня остатков дрёмы.