Вспомни ту ночь

Глава ПЯТАЯ

— Дани?

Она повернулась к двери, с трудом подавив рыдание. Перед ней стоял Ник, одетый только в джинсы.

— Ник? Что ты тут делаешь?

— Гемма сообщила мне, что у тебя неприятности. Что случилось? Почему ты плачешь?

— Она отказывается сосать! — Дани взглянула на ребенка.

— Почему?

— Не знаю! Если бы знала, не плакала бы.

— Хорошо, хорошо. Успокойся. — Он присел на корточки рядом с ней и взял Абигайль на руки. — Что такое, моя сладкая?

— Это я виновата! Это все из-за меня! Мне кажется, молоко не идет.

— Разве медсестра не говорила, что нужно сцеживаться?

— Сцеживаться… Откуда мне знать? Просто у меня ничего не выходит, и все туг. Наверное, у меня тугая грудь. — Она всхлипнула.

— Я припоминаю, сестра говорила, надо успокоиться и расслабиться.

— Я так стараюсь делать все как надо, но ничего не выходит.

— Помнится, медсестра советовала первое время принимать перед кормлением теплый душ!

— Я забыла, — честно созналась Дани.

— Ладно, ничего страшного. Ты беги в душ, а я побуду с нашей маленькой капризулей. Затем быстренько в постель, и мы попробуем накормить ее, лежа в кровати. По-моему, так будет спокойнее.

Закрывшись в ванной, Дани пустила теплую воду, которая должна была подействовать на нее расслабляюще. Груди ее разбухли и болели. При таком количестве молока кормление не должно вызывать трудности. Глаза ее наполнились слезами. Может, она печальное исключение из правила? Или устроена не так, как все нормальные женщины? Она позволила себе чуть-чуть всплакнуть, но уже через пару минут выключила кран и стала вытираться. Было очень больно, словно к нежной коже прикасалось не полотенце, а наждачная бумага. Натянув ночную рубашку, Дани вышла в спальню и тут остановилась как вкопанная.

Прямо посередине ее кровати лежал Ник с Абигайль.

Казалось, он был прямо-таки рожден для роли отца. Малышка лежала у него на согнутой в локте руке, сладко посасывая его мизинец. Ник подложил себе под спину гору подушек и теперь, завидев Дани, раздвинул ноги и похлопал покрывало между ними.

— Готова попробовать еще раз?

— Почему ты здесь, в моей кровати?

— Перестань, Дани. Тебе нужна помощь, а кроме меня, помочь сейчас некому. Садись вот сюда, и давай посмотрим: может, вдвоем у нас получится лучше.

— Ник…

— В ту ночь мы были у меня дома.

— Прекрати читать мои мысли! — Она закусила губу. — Как тебе удается так точно угадывать, о чем я думаю?

— Я экстрасенс. — Он пожал плечами.

— Нет, серьезно. Как тебе это удается?

— Ты покраснела.

— Так вот оно что? Оказывается, я краснею?

— Ладно, женушка. Мы зря теряем время. Давай-ка залезай сюда.

Женушка? У нее возникло инстинктивное желание убежать. Но в этот момент Абигайль беспокойно зашевелилась, не оставив Дани никакого выбора. С легким стоном она смирилась с неизбежным. Вскарабкавшись на кровать, осторожно втиснулась между его ногами.

Он оставил ей не слишком много места, причем сделал это, как она подозревала, нарочно. Он баюкал Абигайль, держа ее на руках, а затем передал Дани. Потом обнял и прижал к себе их обеих. Через тонкий хлопок ночной сорочки ей передавалось тепло его тела, которое горячей волной растекалось вниз по спине. Но еще более смущало ее ощущение того, как напряглись его мускулистые ноги, когда он поправлял сзади подушки. Интересно, как это она сможет расслабиться, если он, полуобнаженный, сидит позади нее? Неужели не мог хотя бы накинуть рубашку, прежде чем ехать к ней? Но на это бы потребовалось… несколько лишних секунд.

Она закрыла глаза. Нет, Ник ни за что не задержался бы и на секунду, раз она в нем нуждалась. Он сразу примчался сломя голову. Дани тяжко вздохнула, надеясь, что он не заметит, как она расстроена. Ну с какой стати он проявляет такую душевную щедрость и преданность? Почему бы ему не походить на Питера и не оказаться эгоистичным негодяем? Тогда он бы точно вписался в роль, которую она ему заранее отвела.

— Давай, любимая, попробуй еще разок. — Он коснулся подбородком ее волос…

Испытывая сильнейшее смущение, Дани расстегнула ворот ночной рубашки и снова дала грудь Абигайль. Но и на сей раз ничего не вышло. Девочка сразу беспокойно завозилась.

— Я же говорила, что у меня не получается!

— Глупости, все у тебя отлично получается. Просто нервничаешь. Говорят, так часто бывает с первым ребенком. Ты настолько напряжена, что внутри тебя все перекручено. Вода же не течет по перекрученному шлангу. — Он обхватил ее за плечи и принялся осторожно их массировать. — Посмотрим, может, это сработает.

Увы, нет. Как можно расслабиться, если его руки касаются ее? Если бы у нее хватило мужества, она бы ему это объяснила.

— Ник…

— Шшш. Не открывай глаза и дай мне помассировать эти мышцы. Гемма, сыграй-ка нам мелодию Кенни Джи. Только, пожалуйста, негромко.

— ДА, МИСТЕР К0УЛТЕР.

И тут же комната заполнилась мелодичными звуками саксофона. Ник растирал ей плечи и шею в унисон с музыкой, постепенно снимая напряжение в мышцах. Спустя несколько минут Дани перестала внутренне сопротивляться и позволила его сильным рукам попытаться сотворить чудо. Боже, как же она устала! Так много всего произошло за какие-то несколько дней.

— Расслабься, дорогая. — Его голос над ее ухом звучал глухо и мужественно. — Облокотись на меня. Поверь, тебе будет хорошо и удобно.

Не раздумывая, она позволила ему обнять ее. Абигайль захныкала и снова схватила сосок. Дани застыла, почувствовав легкое щекотание в груди — странное, еще ни разу не испытанное ею до того ощущение от напора хлынувшего молока. Малышка принялась жадно сосать.

— Ой! — удивленно воскликнула Дани.

Проворные пальцы Ника резко остановили свой бег.

— Так молоко пошло?

— Не то слово. — Она уголком глаза увидела намокшую спереди ночную рубашку. — По-моему, твой метод оказался потрясающе эффективным.

Дани снова закрыла глаза, чувствуя неизъяснимое удовлетворение оттого, что первую преграду удалось успешно преодолеть. Руки Ника, тесно прижимавшие ее вместе с Абигайль, дарили тепло и обещали надежную защиту.

— Как ты узнал, что мне нужна помощь?

— Меня предупредила Гемма.

— Я и не знала, что между нашими домами существует связь, — удивилась она.

— До вчерашнего вечера ее не было.

— Ты подключил нас к своей компьютерной системе?

— Да, как только родилась Абигайль.

— А сколько времени ушло на подключение?

— Почти вся ночь. — Он зевнул. С той самой минуты, когда Ник появился на пороге ее дома, он делал все возможное, дабы взять на себя все заботы о ней с Абигайль и стать неотъемлемой частью их жизни. Безусловно, его цель — сделаться для нее незаменимым. Хотя иногда его командирские замашки утомляли и даже раздражали, Дани ни разу не усомнилась в полной бескорыстности его поступков.

— Как Гемма сегодня вечером с тобой связалась?

— Я распорядился, чтобы она предупредила меня, если произойдет что-нибудь необычное. — Он заложил прядку волос ей за ухо. — Тебя это беспокоит?

— Немного, — честно призналась она.

— Ну, сама подумай. Ты наотрез отказываешься жить вместе со мной. Я же должен знать, все ли у вас в порядке. Гемма может сообщать мне о том, как обстоят дела. Как только я тебе понадоблюсь, скажи ей об этом, и она меня разыщет.

— Ты просто не можешь спокойно жить, если хоть что-то выходит из-под твоего контроля. Да, Ник?

— Если ты имеешь в виду заботу о тебе и Абигайль, то да, не могу. Теперь вы — моя семья.

— Речь идет не только о нас. Ну что произойдет, если ты хотя бы немного ослабишь поводья?

— Я знаю, что уже произошло в тот единственный раз, когда я утратил контроль. Ты забеременела, а моя дочь чуть было не стала носить фамилию другого мужчины. — Он не стал дожидаться ее ответа, если бы она вообще нашлась что сказать. — Лучше подумай, что бы ты сегодня без меня делала?

— Не знаю, — призналась она. — Наверное, позвонила бы маме или в больницу. А если бы мне и после этого не удалось покормить Абигайль, то дала бы ей какую-нибудь молочную смесь.

— Так никогда бы и не узнала, что значит кормить ребенка грудью. Неужели ради такого нельзя хотя бы чуть-чуть пожертвовать личной свободой?

— Пожалуй, ты прав. — Она вздохнула. — Да. Я рада, что ты приехал.

— Если бы мы жили вместе, то мне не пришлось бы мчаться к тебе через весь город посреди ночи.

— Не дави на меня, Ник. Ты и так уже многого добился. Для одного дня более чем достаточно. Притормози.

— Что ж, туя? ты права. Я оставлю все как есть. Пока.

Очень осторожно он выпустил ее из своих объятий и встал. Она не могла отвести глаз от его сильного, по-мужски красивого тела. Его светлые волосы были взъерошены, и стало заметно, что одни пряди чуть темнее, чем другие, и это придавало ему еще большую привлекательность. И, Боже, как приятно обнаружить хотя бы малюсенький беспорядок в его безукоризненно упорядоченном существовании. Конечно, в остальном он был, как всегда, безупречен. Тело словно вылеплено рукой искусного скульптора: широкие, мощные плечи; кожа темно-золотистого оттенка. Густой волосяной покров на груди треугольником сходил на нет около линии талии. Ее взгляд скользнул вниз, задержавшись на его ногах, прикрытых лишь тонкой хлопчатобумажной тканью.

У нее внезапно пересохло во рту. Ноздри его расширились, словно он к чему-то принюхивался; в Дани же рождалась какая-то странная, непривычная уверенность. Он вдыхал запах, исходивший от ее тела, словно настраиваясь на восприятие только ее — единственного и неповторимого — аромата. Аромата, который, сгорая от желания, источало все ее существо. Да поможет ей Бог!

— Эбби заснула, — нервно выпалила Дани.

В мягком полумраке сверкнула его улыбка, улыбка изголодавшегося мужчины, уверенного во взаимности.

— Давай-ка я уложу нашу маленькую крикунью. Тебе надо отдохнуть.

Она не стала возражать, когда он бережно забрал у нее малышку. Однако, отдав Абигайль, тут же почувствовала сильнейшее смущение: грудь ее была обнажена, так как ночная рубашка спереди осталась полностью расстегнутой; в других же местах тонкая ткань, насквозь промокшая от молока, плотно прилипла к ее телу, сделавшись совершенно прозрачной. Ник не только не отвел глаз, но, напротив, смотрел на нее словно завороженный. В его взгляде читалось откровенное восхищение. За прошедшие девять месяцев Дани сильно изменилась: благодаря материнству ее формы округлились.

— Я никогда не видел… никогда не думал… — Не договорив, он шумно вдохнул воздух. — Ты очень красивая, дорогая.

Она подобрала края ночной сорочки. Ну что ей на это сказать? «Спасибо» тут вряд ли уместно.

— А ты… уедешь, когда уложишь Эбби спать? — спросила она.

— Здесь я уж точно не останусь. Она не должна задавать вопросы. Но где уж ей удержаться? Хотя, конечно, лучше бы пропустить его слова мимо ушей.

— Почему же?

— Я не займу место другого мужчины в этой постели.

— Я и не думала приглашать тебя лечь со мной в постель. И, кстати, замечу, что мы никогда не делили с Питером эту постель.

— Но вы делили с ним эту комнату. — И, даже не пытаясь скрыть свое отвращение, добавил: — И этот дом.

— Это так ужасно? — подавленно спросила она. — Не могу же я притвориться, будто мы никогда не были женаты.

— Я и не прошу тебя притворяться. — Он прижимал к себе Абигайль так естественно, словно не первый день был отцом. — Но и место его я не займу.

— Ты бы никогда и не смог, — заявила Дани.

Питер всю жизнь оставался маленьким мальчиком, лишь игравшим роль взрослого мужчины. Ник же — мужчина, выполняющий мужскую работу.

— Прости. Я знаю, тебе его недостает. Великодушно с его стороны, особенно если учесть, как он относился к Питеру. Но печальная правда заключается в том, что она нисколько не скучает по покойному мужу. Безусловно, жаль, что он умер. Просто у нее нет чувства утраты.

— Я ни на что не жалуюсь. Отвернувшись, он тем самым как бы закрыл тему.

— Переодень ночную рубашку и постарайся немного поспать, дорогая. Уверен, довольно скоро наша дочь снова захочет есть. Свяжись со мной, если тебе опять понадобится помощь.

— Хорошо. — Он направился к двери, и тут, забыв об осторожности, она окликнула его: — Ник…

Он посмотрел на нее через плечо.

— Да?

— Просто хочу, чтобы ты знал. От тебя я уже получила гораздо больше, чем от Питера. — Уловив немой вопрос в его взгляде, она кивнула в сторону их дочери: — Много лет я мечтала о ребенке. Отчаянно хотела. Питер, впрочем, не смог бы подарить мне Абигайль.

— Что значит «не смог бы»?

— Питер был бесплоден.

Ник уложил Абигайль в колыбельку и долго и внимательно смотрел на нее перед тем, как проститься.

— Спокойной ночи, принцесса, — прошептал он.

— МИСТЕР КОУЛТЕР.

Он улыбнулся, услышав, как компьютер пытается имитировать его шепот.

— Да, Гемма? В чем дело?

— ОБЪЯСНИТЕ СВЯЗЬ МЕЖДУ ОДНИМ ОТПРЫСКОМ ЖЕНСКОГО ПОЛА, КЕННИ ДЖИ И УДАЧНОЙ ПОПЫТКОЙ КОРМЛЕНИЯ.

— Кенни Джи помог Дани расслабиться настолько, что ей удалось покормить малышку.

— ДЛЯ УСПЕШНОГО КОРМЛЕНИЯ НЕОБХОДИМА МУЗЫКА?

— Похоже, что да. — Наступила тишина. Взглянув на Абигайль, Ник сказал: — Не волнуйся, малышка. Теперь уже скоро. Обещаю.

— Мне все равно, что тебе сказал мистер Коултер, — заскрежетала зубами Дани. — Миссис Коултер последние две недели слушает одного Кенни Джи. Немедленно выключи!

— КЕННИ ДЖИ НЕОБХОДИМ ДЛЯ УДАЧНОЙ ПОПЫТКИ НАКОРМИТЬ ОТПРЫСКА ЖЕНСКОГО ПОЛА.

— Если ты сию же минуту не выключишь Кенни Джи, попытка накормить отпрыска женского пола точно окажется неудачной. Тебе ясно, несчастная ты куча проводов?

— ПОЖАЛУЙСТА, ИСПОЛЬЗУЙТЕ НАДЛЕЖАЩУЮ ФОРМУ ОБРАЩЕНИЯ, КОГДА ВЫСКАЗЫВАЕТЕ ПРОСЬБУ.

— Гемма! Выключи эту музыку. — Поскольку Гемма сразу не подчинилась, то Дани грозно потребовала: — Тревога на уровне безопасности номер один. Сообщи мистеру Коултеру, что я отклоняюсь от своего обычного режима.

— ПРОШУ ПОДТВЕРЖДЕНИЯ. ТРЕВОГА НА УРОВНЕ БЕЗОПАСНОСТИ НОМЕР ОДИН?

— Подтверждаю.

Ровно через пятнадцать секунд раздался телефонный звонок.

— Я уже еду. Что случилось?

— Скажи Гемме, чтобы выключила Кенни Джи.

— Что?

— Что слышал! Пусть включит любую другую музыку, или я перережу все провода.

— Гемма!

В ту же секунду в динамиках зазвучала музыка Моцарта.

— Спасибо, — поблагодарила она и положила телефонную трубку.

Ник стоял перед телеэкраном, борясь с самим собой. Нужно поступить правильно, сделать нравственный выбор. Его хватило ровно на полминуты.

— Включить монитор, — резко потребовал он, уступив темной стороне своей натуры.

Экран сразу ожил. Дани сидела в кресле-качалке в детской и кормила Абигайль. Благодаря хорошей фотокамере цветное изображение было ярким и отчетливым. Сначала он увидел матовую кожу с синими прожилками вен, затем крошечные пальчики, схватившие мягкую грудь жены. Абигайль удовлетворенно причмокивала; из уголка ее сморщенного ротика стекала тоненькая струйка молока. Через каждые несколько минут она начинала размахивать ручкой, которая, правда, неизменно возвращалась к Дани на грудь — к источнику пищи.

— Включи звук, — приказал он и сам едва узнал собственный голос.

— МИСТЕР КОУЛТЕР?

— Я сказал «включи звук», Гемма.

— ПРОИСХОДИТ ЧТО-ТО НЕОБЫЧНОЕ?

— Да, Гемма.

— ПОНЯТНО.

— Гемма, да дай же звук, в конце-то концов.

Но Гемма почему-то не отреагировала. На экране было видно, как Дани резко вскинула голову вверх, и он понял, что она что-то говорит. Ник раздраженно нахмурился. Если бы Гемма исполнила его распоряжение, то сейчас он слышал бы, что именно говорит его жена. Через секунду она встала и торопливо вышла из комнаты.

— Просто замечательно! Куда, черт возьми, она… — Тут около него пронзительно зазвонил телефон, и, чертыхаясь про себя, он снял трубку. — Коултер, — отрывисто произнес он. — Слушаю.

— Ник? Это Дани. У тебя все нормально? Застигнутый врасплох, он не сразу ответил.

— Все в порядке. Почему ты спрашиваешь?

— Гемма сообщила мне, что ты отклоняешься от своего обычного режима. У тебя что-то случилось?

— Ничего не случилось. — Он закрыл глаза.

— Гемма сказала…

— С каких это пор ты стала слушать, что говорит Гемма?

— С этой минуты. Я еду к тебе. Внезапно он вспыхнул от гнева.

— Если ты здесь появишься, то это значит, что тебе придется туг остаться. Поняла?

Он услышал вздох и почувствовал, что она прильнула к нему всем телом. Ник сжал руку в кулак так, что ногти впились в ладонь. Он сгорал от желания превратить этот вздох в стон наслаждения, заново изучить каждый сантиметр ее драгоценного тела.

В ночь зачатия Абигайль они занимались любовью дважды. Один раз — в отчаянной спешке, словно чего-то опасаясь. Но второй раз… Господи, помоги! Его до сих пор преследуют воспоминания той ночи. Тот второй раз был поистине волшебным. Ему никогда еще не встречалась столь открытая, столь откровенная женщина, которая бы с такой щедростью и нескрываемой радостью дарила мужчине свою плоть. И не только ее. Она доверила ему при этом и свое сердце, и свою душу. И он по сей день остается их верным и преданным хранителем. К несчастью, она все еще запретный плод для него.

— Пожалуйста, Ник, — прошептала она. — Позволь мне помочь.

— Только не сейчас. Все отклонения — это исключительно моя проблема.

— Хочешь сказать, что наша улица так и останется улицей с односторонним движением? Ты мчишься к нам в ту же секунду, как мы с Абигайль нуждаемся в помощи, а нам запрещено поступать точно так же по отношению к тебе?

— Брак — это улица с двусторонним движением, дорогая моя женушка. Приезжай, если хочешь. — Он помолчал. — Но если приедешь, то тебе придется остаться.

— Я не могу, — тихо возразила она. Глядя на экран телевизора. Ник видел, с каким трудом дались ей эти слова, какую адскую боль они ей причиняют. — Еще один никчемный брак мне не нужен.

— Наш брак не будет никчемным, Дани.

— Ну как ты не понимаешь? ТЫ также, как и Питер, неспособен на проявление эмоций. Он всю жизнь барахтался на мелководье, и ему даже в голову не приходило, что где-то существует глубина. Но ты…

— Что же ты остановилась? Продолжай.

— Ты так глубоко запрятал свои чувства и так надолго забыл о них, что, случись им вдруг вырваться на поверхность, ты даже и не поймешь, что это такое.

Руки у него сжались в кулаки. Наконец он сумел овладеть собой настолько, чтобы попросить:

— Договаривай, Дани. Скажи все, что считаешь нужным.

— Я не допущу, чтобы Абигайль росла в холодной, унылой атмосфере. В детстве я жила окруженная любовью и заботой, среди смеха и веселья. И я …. — Голос у нее пресекся. Он наблюдал по монитору, как она пытается справиться с собой, крепко прижимая к ceбе малышку. — Я так долго прожила в ледяной пустыне, что больше не вынесу холода.

Ник закрыл глаза, не в силах вымолвить ни слова. У него дрожали губы.

Наконец он открыл глаза.

— Я тебя понимаю, — спокойно ответил он. — Я ни за что на свете не хотел бы причинить боль ни тебе, ни Абигайль.

— Ник…

— Не волнуйся, Дани. Я в порядке. Завтра поговорим.

Он аккуратно положил телефонную трубку.

— Убрать изображение, — прошептал он. В ту же секунду экран погас.