— На выход!
Тяжёлая дверь камеры с лязгом открывается, и я щурюсь от яркого дневного света. На выход так на выход. Шуршу, а цепи на стальных кандалах звенят. Не знаю, куда меня поведут. Да и пофиг, если честно. Настроение — говно.
Лапа где-то с гусём этим, а я здесь. Не исключено, что застряну в Левенросе не на один год. Следак сказал, мне светит пятюня. Дела, мягко говоря, не очень.
Выхожу в коридор, а оборотень-полицейский открывает ключом замки на моих кандалах. Не понял.
— Я свободен? — решаюсь спросить.
Волк почему-то смеётся. Прям от души так ржёт.
— Жена твоя пришла, такой концерт нам закатила! Всем участком смотрели! — объясняет и хохочет. — В конце концов девчонка добилась встречи с начальником участка и он разрешил выпустить тебя под залог. Можешь идти, — утирает слезу веселья.
Лапа? Она здесь? Мотор в груди радостно тарахтит. Стоп. Откуда Дарина взяла деньги? Не знаю, но скоро узнаю.
Иду по коридору, громко топая тяжёлыми ботинками на шнуровке. Нарядили меня шикарно. Засаленная серо-буро-малиновая роба и сильно поношенные берцы — я похож на пьющего сантехника из ЖЭКа.
Выхожу в холл полицейского участка, а там жена-лапочка своего мужа-преступника ждёт. На её платье мятного цвета засохшие пятна моей крови — напоминание о приключении в поезде, а белоснежные кеды теперь совсем не белоснежные. Но Даря всё равно красавица. Лучшая девочка во всех мирах!
— Привет, — подхожу к ней, улыбаюсь однобоко.
— Привет, ага, — бурчит сердито.
Понятно. На горячий поцелуй рассчитывать не приходится. По роже не схлопотал — уже неплохо.
— Где деньги для залога взяла?
— Где взяла, там уже нет, — фыркает. — Из командировочных взяла.
— Ясно, — хмурюсь. — Пошли отсюда, — беру жену под локоть и веду на выход.
Я как-то не привык, чтобы женщина за меня платила. На душе гадко. Наломал я дров — хрен разгребёшь.
— Пусти! — на улице Даря выдёргивает руку из моей лапы. — Лучше не трогай меня! — выставляет вперёд указательный палец.
— Лапа, прости, — вздыхаю тяжело.
Мне, возможно, впервые в жизни по-настоящему стыдно.
— Так, ладно… Всё потом, — расхаживает взад-вперёд. — Надо думать, как вернуться домой. Поезд, на котором я рассчитывала уехать, уже не догнать, а денег у меня нет, — замирает, поднимает взгляд в небо и хнычет. — Мне на работу завтра…
Я на свободе, а значит я решаю проблемы. Этим и займусь.
Принюхиваюсь, до вокзала дварфов расстояние приличное. Пешком доберёмся только к вечеру. Надо быстрее.
— На волках каталась когда-нибудь? — стягиваю с себя рубашку.
— Что?.. Ё-моё… — выдыхает тихо лапа, и её взгляд липнет к моему обнажённому торсу. Отворачивается. — Что ты задумал?
— До вокзала поедешь у меня на спине. Там разберёмся, что делать, — снимаю штаны, берцы. — Вещи мои в рюкзак сложи.
Оборот.
Запахи становятся ярче. Левенрос пахнет прекрасно, но моя жена… Её аромат напоминает свежесваренный утренний кофе, который вдыхаешь, едва проснувшись. Или тонкий шлейф элегантных женских духов, оставленных прекрасной незнакомкой. Или хвойный лес после дождя. Запах Дарины соткан из нот моих любимых ароматов.
Даря складывает одежду в рюкзак и подходит ко мне. Конь подан, принцесса — ложусь, чтобы девочке было удобнее забраться мне на спину. Оседлав меня, Дарина запускает пальчики в густую шерсть. Держись крепче, лапа. Погнали!
Несусь через сосновый бор и чувствую себя самым счастливым зверем на свете. С Жанной я никогда не был таким. Удивительно, но факт. Если отбросить половое влечение, то у нас с ней и общего-то ничего не было. Жанне хотелось развлечений, общества других оборотней, а я хотел семью. Чтобы свой дом и дети… Волчицу тянуло к стае, а я хотел жить отдельно от всех. Наверное, поэтому сучка легла под Самвэлла — надеялась стать Луной в его стае.
Под свист мыслей о прошлом и ласковый шёпот фантазий о будущем дорога пролетает незаметно. Мы на вокзале. Я перекидываюсь в человека и переодеваюсь, а лапочка стоит отвернувшись. Не хочет смотреть на голого мужа. Смешная. Ничего, первая брачная ночь всё исправит.
— Что по плану? — спрашивает нервно лапа.
— Сначала узнаем, что по билетам. Потом я подумаю, где взять деньги, — застёгиваю пуговицы на рубашке.
В сам Левенрос за работой соваться не стоит. Тут живут волчьи стаи, территории строго поделены. Не стоит чужаку заходить на землю местных оборотней. Тем более с человечкой. Людей здесь не жалуют. А вот вокзал дварфов — совсем другое дело. Грузовые составы сюда приходят регулярно. Думаю, работа для меня найдётся.
Идём к кассе, спрашиваем про билеты и получаем неприятный ответ — следующий поезд в наш мир будет только через неделю. Это плохо. Тусоваться в чужом мире неделю — само по себе хреново, а тут ещё и лапа на нерве. Ей на работу надо.
— Если бы ты думал головой, а не другим местом, этого бы не было! — срывает злость на мне, кричит на весь вокзал. — Я бы просто съездила в командировку и всё!
Да-да, а вернулась бы домой с новым молодым человеком. Заметила Даря или нет, но гусяра её клеил — винцо, все дела. Я натворил глупостей — не спорю, но лапа со мной, а не с Вовой этим.
— Миссис, скажите, а нет другого способа добраться по нашему направлению? — решаю конкретно присесть на уши кассирше.
— Есть. Поезд до Петри отправляется в два часа ночи. В Петри можно пересесть. Билеты у них есть всегда.
— Что вы сказали? — Даря оттесняет меня от окошка. — Петри?
— Да, мисс. Или езжайте через Петри, или ждите неделю, — фыркает дварфша.
— Забронируйте два билета для нас, — заглядываю в окно кассы. — Я выкуплю их через несколько часов.
— С ума сошёл! — мне прилетает ладошкой по спине от Дарины. — Я не поеду в Петри!
Возмущение девочки можно понять. Петри — одно из самых злачных и опасных мест между мирами. Грубо говоря, этот город — один большой невольничий рынок. Там торгуют в основном девушками. Кто-то едет в Петри прикупить себе служанку, а кто-то любовницу.
— Тебе на работу надо или нет? — поворачиваюсь к лапе.
— Надо… — выдыхает обречённо. — Но это Петри, Раж!
— Думаешь, не смогу тебя защитить?
— Нет, но-о… Я в принципе нехочу ситуаций, в которых меня придётся защищать.
— Тогда придётся задержаться в Левенросе на неделю, — развожу руками.
По глазам лапы вижу — этот вариант её не устраивает. Решай, дорогая.
— Ладно, поедем через Петри, — соглашается без радости.
Так бы сразу. Девочке нечего бояться, когда я рядом.
Я до ночи мечтала, чтобы на вокзале открылся случайный портал домой. Я бы сейчас в игольное ушко пролезла, лишь бы не ехать в Петри. Отвратительное место. Но, увы, портал не открылся, а Раж выкупил билеты. Он разгрузил вагон с зерном, и ему неплохо заплатили.
Живот больно урчит. Надо бы поесть. Я такая голодная!
Сижу на лавке, жду оборотня. Раж сказал, что скоро вернётся, и куда-то ушёл. Блин, поезд отправляется через десять минут. Выглядываю волка — нет его. А может, опоздаем и никуда не поедем? На мгновение представляю, что со мной сделает Змеина Вульфовна, и становится дурно. Завтра надо быть на работе, или мне крышка.
О, идёт! На горизонте появляется Раж. В одной руке у него бумажный пакет, в другой — бутылка с водой.
— Быстрее! — машу оборотню. — Паровоз! — показываю пальцем на наш поезд.
Раждэн подходит ко мне и вручает пакет:
— Успеем, не кипишуй.
— Что это? — заглядываю внутрь.
Что-то похожее на большой пирожок с посыпкой. Пахнет вкусно.
— Пирог из бреддена с мясом. Немного островат, но очень сытный. Поешь в поезде, — берёт меня за руку и ведёт по перрону.
— Я бы дотерпела до Петри. Ненавижу есть в общем вагоне. Все смотрят, — объясняю на ходу.
— Не вздумай съесть или выпить что-нибудь из того, что предлагают в Петри. Ни крошки, ни глотка.
— Думаешь, нас могут отравить?
— Не думаю — знаю. Для меня яд, а для тебя снотворное.
Ну да, этот вариант исключать нельзя. Раждена могут попытаться убить, а меня усыпить, чтобы потом продать. Не город — преисподняя.
Мы с волком занимаем места в вагоне, и я с интересом разглядываю попутчиков. Здесь оборотни, дварфы, люди, но только мужики. Кроме меня и Ража, тут все едут на шопинг в Петри. Очень замечательно.
Паровоз даёт гудок, трогается, и я вынимаю из бумажного пакета шедевр кулинарии дварфов. Пахнет божественно. М-м, и на вкус отлично!
Раж достаёт из кармана пачку сигарет, закуривает. В поезде до Петри можно курить. Но я вообще-то ем.
— Ты не мог бы потушить сигарету, — морщу нос. — Аппетит портишь.
— Без проблем, — тушит бычок об стекло. — С такой женой, как ты, можно совсем отказаться от вредных привычек, — улыбается.
Опять. Что он за оборотень такой?..
— Давай кое-что проясним, — убираю пирог в пакет, отряхиваю ладошки. — То, что нас поженили в Пятом королевстве, ещё ничего не значит. Я собираюсь поговорить с Тамарой, чтобы выяснить, как развестись.
Раж мрачнеет. Нет больше улыбки на губах и искорки во взгляде. А чего он ждал?
— Мы даже не попытаемся? — спрашивает хмуро.
— Попытаемся — что? — гну бровь. — Трахаться без обязательств? Нет, меня это не устраивает.
— Причём тут это?! — оборотень снова достаёт сигарету, чиркает зажигалкой. — Я не знал, что ты моя жена, когда говорил это, — выдыхает вместе с сигаретным дымом.
— Отличная логика, — всплеснув руками, хлопаю себя по коленям. — То есть наличие брачного клейма у меня изменило твои чувства. Щёлк! — прищёлкнув пальцами, смотрю оборотню в глаза. — Чудо!
— Нет, лапа… Не так, — Раждэн нервничает. — Меня ломало и выворачивало наизнанку, я думал, что из-за Жанны. Оказалось, всё не так. Я ошибся.
— Я понимаю, — сложив руки на груди, киваю, — но и ты меня пойми. Я не могу просто взять и поверить, что ты за сутки разобрался в чувствах. Ты и сейчас можешь ошибаться. Не думал об этом?
Курит, молчит. Нечего ответить? Так и есть.
Невозможно страшно запутаться, а потом сразу распутаться. Если оборотня, выражаясь его языком, колбасит, то где гарантии, что он не выяснит о своём состоянии что-нибудь ещё?
Вчера Раж не мог никого полюбить, сегодня радуется, что я его жена, а завтра скажет, что ему меня мало и вообще семейная жизнь не для него. Заведёт любовницу или уйдёт в запой. Да что угодно может быть. Я хотела, чтобы между нами появились чувства, но получила плевок в душу. Волк слишком доходчиво всё объяснил. Я понятливая.
— Если тебе нужно время, чтобы убедиться в серьёзности моих намерений, я готов ждать. Только не отталкивай меня. Не надо разводиться, — докурив сигарету Раж, берёт следующую. — Дай мне шанс, лапа.
— Ты много куришь, — разгоняю рукой затуманенный никотином воздух.
Раждэн убирает сигарету в пачку. Передумал дымить.
— Ладно, буду курить меньше.
Ого, какой покладистый! Тогда я озвучу больше хотелок.
— И перестань, пожалуйста, вести себя так, будто я твоя собственность.
— Постараюсь, — стиснув зубы, соглашается волк. — Что-то ещё?
— Укольчик от бешенства? — прячу улыбку в уголках губ. — Не хочу носить передачки в тюрьму.
— Ты серьёзно? — Раждэн напрягается.
— Нет, конечно! — смеюсь. — Хочешь кушать? — снова достаю пирог.
— Не откажусь.
Подсаживаюсь к волку и даю ему откусить. Жуёт и сияет. Раж как пацан, честное слово. Дяденьке сорок пять, если что. Интересно, он сам об этом помнит?
Пейзаж за окном превращается в чёрную пустоту. Кусаем по очереди дварфский пирог и болтаем. Мужики в вагоне поглядывают на нас с интересом, а Раж на них с плохо скрываемой злостью. Но волк ни на кого не кидается — достижение.
Кто знает, может, у нас с Раждэном что-нибудь и получится. Да, он сильно старше меня и по возрасту мог быть моим отцом, но мне с ним легко. Жаль, что до Петри ехать всего час. Я бы с удовольствием продлила дорогу часов на пять или шесть.