Ледяная вода обжигала кожу. Она была везде. Давила на грудь, заливала глаза, щупальцами невиданного чудовища опутывала все тело. Легкие горели огнем. Кричать не получалось. Сердце колотилось, как безумное. Было страшно. Я билась, точно птица, попавшая в силки, но никак не могла выпутаться. Выплыть. Разорвать эти невидимые, но прочные путы. Воздуха отчаянно не хватало, ноги налились свинцом, пожар в груди все нарастал, несмотря на окружающую ледяную воду.
Я тонула. Тело онемело. В ушах шумело. Перед глазами повисла темная пелена, и даже шум в ушах становился все тише… Лишь только жар в груди нарастал. Я проваливалась в забытье. Почти уже потеряла сознание, а невидимое пламя набирало силы, оно становилось все сильнее. Горела уже не только грудь, но и кожа. И даже ледяная вода не была способна погасить этот пожар.
А потом…
В какой-то миг, уже почти отключившись, я вдруг увидела ее. Женщину. Молодую, красивую, с темными длинными волосами, мягкими волнами окутывающими ее плечи. Ее глаза были наполнены надеждой и отчаянием одновременно. И я зацепилась за это видение, ухватилась взглядом, в отчаянной попытке продлить агонию и отстрочить неминуемую кончину.
Она плакала. И протягивала ко мне руки. Ее губы шевелились, точно бы она что-то говорила, но слов разобрать у меня не получалось. Я знала ее, в той, другой жизни, точно знала, только сейчас никак не могла вспомнить. За ее плечом темным силуэтом застыл мужчина. Он не был красив, в прямом понимании этого слова. Я точно встречала мужчин, куда более привлекательных внешне, но… От этого мужчины веяло силой. И надежностью. Он смотрел на меня без жалости или недовольства. Прямо. И только в глубине карих глаз, нет-нет, да и мелькало беспокойство.
А жар в груди становился сильнее. Мое тело, скованное до этого ледяным холодом, вдруг раскалилось. Огонь сжигал меня изнутри, растекался по коже…
Я сконцентрировалась на женщине, что смотрела на меня с мольбой во взгляде. Она по-прежнему протягивала в мою сторону руки, ее губы шевелились, будто бы она уговаривала меня постараться, сделать еще один рывок и еще…
И я пыталась. Рвалась из последних сил, с каждым таким рывком понимая, что следующий если и будет, то куда слабее. Бессилие. Оно злило. Заставляло биться, сражаться за каждое мгновение, а взгляд, наполненных мольбой голубых глаз, подталкивал повторять и повторять попытки.
Яркий свет вспыхнул, ослепляя. Вода вокруг закипела, забурлила…
Еще один рывок…
Я с криком подскочила, не понимая, где нахожусь. Размахивая руками, точно бы стремясь оттолкнуть от себя невидимую угрозу. Кричала, захлебываясь, что этим криком, что слезами…
И лишь спустя несколько томительно долгих мгновений, опознала собственную спальню, погруженную в ночную тьму. Ночник я выключила перед тем, как легла спать, послушавшись в кои-то веки дока Ариста, утверждавшего, что нет ничего хуже, чем потакать собственным страхам. Вот и я решила, не потакать…
Со стоном, потерла лицо руками, отбрасывая со лба влажные волосы. От пота они намокли и неприятно липли к коже. Одеяло лежало на полу, а простыня подо мной была скомкана.
Мотнув головой, резко выдохнула и откинулась назад, на подушку. Полежала несколько мгновений и снова села.
Наученная горьким опытом, я уже знала, что не усну больше в эту ночь. Посидев на разоренной кровати, обхватив колени руками, жалея себя и кляня за то, что в очередной раз поддалась уговорам дока, я спустила ноги с кровати. Протянула руку и щелкнула кнопкой, зажигая ночник. Слабый желтоватый свет не слишком сильно разогнал ночную тьму, но стало намного уютнее, и я больше не рисковала свернуть себе шею, натолкнувшись в темноте на мебель.
Шоркая босыми ногами по холодному полу, я прошла в кухню и уже здесь зажгла верхний свет. Вздохнула, огляделась.
Закуток, который в этой квартире мог носить гордое название кухни, вмещал в себя лишь газовую плиту, мойку, небольшой холодильник и табуретку. Стол мне заменял широкий подоконник.
Приблизившись к мойке, я схватила с бортика стакан и открыла кран. Наполнив стакан ледяной водой, стала жадно пить. Зубы сводило, горло перехватывало, но жажда была сильнее. Один стакан и второй. На третьем я сдалась и, подставив под струю воды старый, помятый с одного бока чайник, решила побаловать себя кофе. Стоило бы, конечно, приготовить на завтрак что-нибудь поприличнее, но… настроения не было. Да и аппетита, если честно, тоже. И пусть док Арист постоянно повторяет, что для нормального существования мне требуется хорошо питаться, на деле все выходило так себе. Готовить я не умела, да и не любила, предпочитая перехватывать на бегу бутербродом. Да у меня и холодильник то был пуст, там даже мыши поживиться было нечем. На самом деле, я бы давно избавилась от этой гудящей, как реактивный двигатель, машины, если бы квартирная хозяйка не была к ней нежно привязана. Вот честно, когда старая карга показывала мне эту конуру, – громко именующуюся апартаментами! – она минут пять расхваливала мне именно холодильник. Старый, обшарпанный со всех сторон, гудящий так, словно вот-вот собирается на взлет – он был ей несказанно дорог.
Быстрый взгляд на циферблат старых часов подсказал мне, что сейчас всего лишь половина пятого утра. Захотелось выругаться. Я могла бы спать еще полтора часа. Целых полтора часа сна!
Кошмар снова лишил меня отдыха. В очередной раз. Какой по счету за последние два года? Сотый? Тысячный? Кажется, с тех пор, как я пришла в себя на узкой койке в госпитале, не прошло ни одной ночи, когда бы я не вскакивала в холодном поту. Мои сны были яркими, живыми, настоящими. Док утверждал, что через эти кошмары, мое подсознание пытается воззвать к памяти и заставить ее пробудиться. Иногда я страшусь этого и надеюсь, что память никогда не вернется, иногда же, надеюсь, что когда-нибудь, я все же вспомню, что со мной случилось, кто я, откуда, есть ли у меня семья и кто та пара, которая часто является мне во сне.
Женщина. Красивая, одухотворенная, вся словно сотканная из солнечного света. Ее глаза, наполненные любовью… иногда мне кажется, что это я, благо сходство очевидно. Док же утверждает, что это все игры подсознания. Что это я сама придаю кому-то из снов собственные черты. Правда, он не может доходчиво объяснить, для каких целей это нужно моему внутреннему «я». Вернее, не так. Он объясняет. Долго, терпеливо, даже понятно, но… каждый раз, когда я пытаюсь примерить на себя все те умные слова, который он произносит, натыкаюсь на глухую каменную стену, выстроенную моим собственным подсознанием.
– Не спеши, Джейн, – мягким, вкрадчивым голосом говорит в таких случаях док. – Ты слишком торопишься, и эта спешка не доведет до добра. Всему свое время. И твоя память вернется.
Мне очень хочется в это верить. И в то же время, страшно даже представить, что будет, когда или если, это все же произойдет.
В ожидании, пока чайник наполнится водой, решила открыть окно. Свежий воздух мне сейчас был необходим почти также, как горячий кофе. Рука потянулась к ручке, а взгляд зацепился за отражение в оконном стекле. Бледное осунувшееся лицо с темными кругами под глазами, острые скулы, темные волосы, после сна топорщащиеся во все стороны, угловатая фигура… выпирающие ключицы, тонкие руки… почему-то сейчас собственное отражение вызвало во мне отторжение. Я смотрела на себя и не… узнавала?
Да, определенно настоящая я и та «я» из сна имели нечто общее. Черты лица, только женщина с глазами, наполненными светом и любовью, была не настолько худа, и волосы у нее ниспадали почти до талии, а лицо не отталкивало угрюмостью. Моргнула, пытаясь отогнать наваждение, и словно окунулась в мутную воду из собственных снов. Отражение потекло, размазалось и вот уже я смотрю на нее. Нежный овал лица, ровная кожа, голубые глаза с едва заметными тонкими лучиками мимических морщинок, темные волосы, мягкими волнами, спадающие за плечи и спину.
Красивая настолько, что перехватывает дыхание. Но красота эта не только внешняя. Я чувствую, каким-то внутренним, мне самой непонятным чутьем, что и в душе эта женщина прекрасна. Добрая, нежная, мягкая. Она тепло улыбается и никогда не злится. Тихий голос, от которого на душе становится тепло. Взгляд, наполненный любовью и нежностью, ласковые руки… мама…
– Мама!
Я закричала. Громко, отчаянно.
И в голубых глазах отчетливо отразился страх.
{– Бегите! Ну же! – лицо мужчины, того самого, из моих снов, перекосилось от гнева. – Нет времени на сантименты! Быстрее, я задержу их сколько смогу! Спасайся!!
Женщина, чей образ не раз являлся мне во снах, подхватила на руки девочку лет пяти с темными хвостиками. Она колебалась. Боялась уйти и еще больше боялась остаться. Не могла решить, что ей делать. Спасаться самой и спасать ребенка или же остаться.
– Уходите! – снова закричал мужчина. Сейчас он выглядел иначе, чем в моем сне. Растрепанный, с тонкой царапиной на щеке, в порванной рубашке. Темные глаза запали, на лбу ярко прорезались морщины, скулы заострились – весь вид его говорил о сильном магическом истощении.
Откуда-то послышались звуки ударов, затем грохот такой силы, будто бы что-то взорвалось. Запахло гарью. Помещение, в котором находилась эта семья, стало медленно затягивать ядовитым грязно-серым дымом.
– Нет, – покачала головой женщина. Она все еще не могла решиться. – Я не оставлю тебя… я…
– Уходи! – с нажимом произнес мужчина. – Спасай…. – грохот заглушил его слова, пол под ногами пошатнулся, а с потолка посыпались тонкие струйки побелки и пыли. Девочка захныкала. Она на удивление смирно вела себя все время, лишь только сильнее прижималась к матери и смотрела огромными перепуганными глазами на отца.
Всхлипнув, женщина посильнее прижала к себе дочь и, поддавшись порыву, коснулась губ мужа коротким поцелуем.
– Я люблю тебя… и всегда буду любить!
– … только ты… – ответное признание ее мужа заглушил очередной взрыв. – Бегите!
Женщина развернулась и побежала по длинному узкому коридору, через каждые несколько шагов оглядывалась, желая навсегда запечатлеть образ любимого в своей памяти. Ребенок на ее руках сидел смирно, не капризничал и не мешал, лишь только все сильнее сжимал маленькие пальчики.
Несколько шагов, и коридор снова вильнул, впереди замаячила дверь. И вот уже спасение близко. Совсем немного и они выберутся…
Звуки взрывов стали чаще, но звучали глуше, будто бы в отдалении. И земля не тряслась.
Еще несколько торопливых шагов и вдруг дверь распахнулась. Яркий свет резанул по глазам, шум и грохот стали громче.
Женщина остановилась, она испуганно оглядывалась по сторонам, словно пытаясь отыскать пути к спасению. Но их не было. Люди впереди несли в себе угрозу, сзади… возвращаться тоже смысла не было. Очень медленно она наклонилась, осторожно спустила дочь на пол, разжимая маленькие пальчики, задвинула ее себе за спину.
– Как только получится, – шепнула, – беги назад. Найди папу.
Люди впереди что-то кричали, но их слова сливались в невнятный гул.
– Беги! – закричала женщина, отталкивая от себя ребенка. – Беги…
А затем все смешалось. Яркие вспышки, хлопки от разорвавшихся заклинаний, крики, проклятия, стоны…}
В себя я пришла на полу. Голова гудела, во рту поселилась пустыня, а руки и ноги заледенели. А еще я лежала в луже. Сквозь распахнутое окно на подоконник попадали косые струи осеннего дождя, а уже на пол и на меня тонкой струйкой стекала ледяная вода.
– Вот и подышала свежим воздухом, – прохрипела я, с кряхтением поднимаясь на ноги.
Закрыла окно, выключила воду, плюхнула на плиту чайник и пошлепала в душ. До начала смены оставался всего час.
***
Управление встретило меня той атмосферой, какая бывает только в присутственных зданиях за четверть часа до начала рабочего дня. Суеты еще не было, пахло кофе и изредка до слуха долетали пожелания доброго утра.
Закрыв за собой тяжелую дверь, я коротко выдохнула и неторопливо направилась к виднеющейся впереди широкой каменной лестнице на второй этаж. Приветливо кивнула стражу за конторкой, махнула рукой, проходящей мимо девушке из бухгалтерии, и уже почти поверила в то, что мне все же удастся сегодня тихонько прошмыгнуть на свой этаж и спрятаться за неровными рядами старых папок, как за спиной раздался знакомый голос.
– Джейн. Рад, что ты сегодня пришла пораньше.
Я с трудом удержалась от стона и медленно развернулась.
– Доброе утро, док, – я попыталась приветливо улыбнуться, но судя по тому, как нахмурились черные брови, получилось так себе. – Рада вас видеть.
– Врать ты так и не научилась, Джейн, – со вздохом произнес мужчина.
– Это же… хорошо?
Док Арист снова вздохнул и укоризненно покачал головой.
– Ты пропустила уже два сеанса, Джейн. Это неприемлемо. Мне не хочется тебе напоминать, но… – он не договорил, но этого и не требовалось. Я и так прекрасно помнила, в чем состояло главное условие того, что мне позволили жить нормальной жизнью, ну или как-то так.
– Простите, док, – я виновато опустила голову. – В последнее время столько всего произошло. Дело Молива было трудным и… мы все…
– Да-да, я все это знаю, Джейн. Но и ты должна понимать, как важны эти сеансы. Не для меня – для тебя в первую очередь. Так что, идем. Хорошо, что сегодня ты пришла пораньше.
Мужчина развернулся и неторопливо направился к своему рабочему кабинету. Он не оглядывался, чтобы удостовериться, что я иду следом. Ему этого и не требовалось, поскольку, док Арист прекрасно понимал, что я у него на крючке.
Именно сеансы и постоянный контроль со стороны одного из лучших менталистов страны было тем самым условием, согласно которому мне позволили покинуть стены закрытой лечебницы. Если бы не док и его протекция – сидеть бы мне в четырех стенах и пузыри пускать.
Кабинет доктора Вильяма Ариста, менталиста, «духовного лекаря» и прочее, прочее, прочее, мало напоминал кабинет обычного мозгоправа. На самом деле, я до сих пор никак не могла понять, как управление магического правопорядка смогло заиметь себе такое светило. Но тем не менее, доктор Арист, один из сильнейших магов-менталистов не только в нашей стране, но и во всем мире, большую часть своего времени проводил именно здесь. Два раза в неделю он консультировал в университете магических наук, также иногда принимал пациентов в той самой клинике, куда я попала три года назад, не помня ничего о себе. Иногда доктор Арист выступал на каких-то симпозиумах или как там называются все те мероприятия, где светила менталистики собираются вместе, чтобы обсудить некое научное открытие, имеющее настолько сложное название, что его не то что запомнить – прочитать по бумажке невозможно, не говоря уже о том, чтобы что-то там понять.
Впрочем, сейчас не о том.
Доктор открыл дверь в свой кабинет, посторонился, чтобы пропустить меня внутрь – всегда неизменно галантен и вежлив, как истинный аристократ, кем он в принципе и являлся – и только после того, как я переступила порог и прошла к центру просторного светлого помещения, вошел сам и прикрыл за собой дверь.
– Располагайся, Джейн, – спокойно произнес док. – Я думаю, нам есть о чем поговорить.
Я вздохнула. Привычно сделала еще пару шагов и опустилась в удобное кресло. Откинулась на спинку и прикрыла глаза. Рассматривать в кабинете дока было особо нечего. Никаких наглядных пособий, рюшечек-подушечек или дипломов в дорогих рамках, развешенных по стенам, здесь никогда не было. Док не любил всей этой мишуры и сам как-то признался мне, что лишние атрибуты, нежно любимые и активно используемые его коллегами, всегда отвлекали его самого от работы.
– Итак, Джейн, – док Арист опустился в свое кресло по другую сторону стола и положил руки на столешницу. – Давай поговорим.
– Ага, – не слишком вежливо откликнулась я, не торопясь меж тем продолжать диалог.
Вместо этого я рассматривала дока. Красив. Достаточно молод, если мне не изменяла память, в прошлом году, док праздновал свое сорокалетие. Ну, как праздновал, парни из отдела, к которому меня приписали, активно обсуждали, чтобы такого подарить нашему штатному мозгоправу, чтобы его порадовать на юбилей. Из хорошей семьи. Аристы ведут свой род с незапамятных времен и всегда верны короне. Не женат. Последнее смущало и одновременно вселяло надежду каждой женщине в управлении. Вне зависимости от ее возраста, семейного или социального положения. Кажется, даже немолодая дама-архивариус, имеющая троих внуков, была беззаветно влюблена в дока. А девочки из бухгалтерии и вовсе с ума сходили. Сколько раз я сама была свидетельницей разыгранных спектаклей, направленных лишь на то, чтобы обратить на себя внимание молодого, красивого и перспективного менталиста. Чего только наши местные красавицы не выдумывали. И с лестницы падали, и сумочки роняли и даже в кафе пытались облить дока то кофе, то соком, то супом… иногда доходило до полного абсурда.
– Джейн, – доку определенно не нравилось мое настроение. – Так не пойдет. Ты же помнишь, главное в наших с тобой отношениях – это полное доверие.
– А у нас есть отношения? – я удивленно приподняла брови, пытаясь придать своему лицу глуповато-недоуменное выражение. В том, что перестаралась, уверилась сразу, по тому, как потемнели серые глаза мужчины. – Простите, – тут же повинилась я и сгорбилась в кресле, опираясь локтями о колени. – Паршивое выдалось утро.
– Тебе не стоит извиняться передо мной, Джейн. Это ни к чему не приведет. Мы уже говорили с тобой об этом, слова – это всего лишь слова. Они мало значат, но в нашем случае, только так я смогу тебе помочь. Снова кошмары?
Переход был настолько неожиданным, что я вздрогнула.
– Ничего нового, док. Все тот же сон. Вода. Ледяная. И я тону в ней, медленно погружаюсь на глубину, глядя на то, как отдаляются звезды.
– Звезды?
– Д-да… – нерешительно отозвалась я. – Я видела звезды. Или… или что-то похожее на них. Не могу сейчас вспомнить, но…
– Не стоит напрягать память. Это не приведет к прогрессу. Но, то, что ты вспомнила хоть что-то – уже хорошо. Мы говорили с тобой об этом, Джейн. Любая мелочь, даже самая незначительная может привести к тому, что твоя память вернется.
– А если нет? Что мне делать, если я так и не вспомню, кто я, что со мной случилось? Почему я оказалась полуживой в ледяной воде Аратарны? Как это произошло и почему меня никто не ищет?
Я выкрикнула последнюю фразу и съежилась в кресле, обхватила себя пуками за плечи, закрыла глаза. Мне было больно и горько, а еще противно. От самой себя. От своей несдержанности. И от всей ситуации в целом.
Так было всегда. После каждого сеанса с доком. Я чувствовала себя жалкой, никчемной. Неудачницей. А хотелось иного. И потому, в последнее время, все чаще и чаще, я пыталась избежать этих бесед.
– Джейн, – док поднялся на ноги, обогнул стол и присел около меня на корточки. Осторожно прикоснулся к моему плечу. Тактильный контакт. Запрещенный прием в нашем случае. Менталисты работают с разумом, лечат души, а вовсе не тело, но док… Док Арист частенько пренебрегал этим правилом в отношении меня. Не знаю почему, но было время, когда я была благодарна ему за это.
Во всем этом проклятом мире, у меня не было никого, ближе вот этого красивого, уверенного в себе мужчины. Чужого мужчины. А ведь так когда-то хотелось, чтобы он был моим. Или нет?
Я так запуталась. На самом деле, запуталась. Но точно знаю, что не желаю больше выглядеть слабой в его глазах. Быть жертвой. Не желаю!
– Все в порядке, док, – эта фраза стоила мне дорого. Неимоверным усилием, я расправила плечи, вскинула подбородок и посмотрела на сидящего подле меня мужчину, как мне хотелось думать, уверенно, – это была минутная слабость. Трудное дело, несколько бессонных ночей… Я просто устала, вот и сорвалась. А так, на самом деле, со мной все в порядке.
– Ты не в порядке, Джейн, – мягко произнес док, чуть сильнее сжимая мою ладонь, – хоть и отчаянно пытаешься доказать всем обратное. И, знаешь что? Мне кажется, что наши с тобой сеансы стоит перевести на иной уровень, более… близкий. Что ты думаешь по этому поводу?
Я ничего не думала, если честно. В мыслях тут же начали роиться мысли, не совсем приличные мысли и картинки…. Мда… не ожидала от себя.
– Что… – от волнения я закашлялась и не сразу смогла сказать то, что собиралась, – что вы имеете в виду?
– О, ничего неприличного! – тут же поспешил разочаровать меня док. Он широко улыбнулся и, отпустив мою ладонь, поднялся. – Давай так, через два дня, после смены, я заберу тебя.
– И?…
– И… потом узнаешь, Джейн.
– Так не честно! – тут же завелась я. – Теперь я два дня только и буду думать о том, что вы еще задумали. Док! Вы не имеете права так издеваться!
– Это не издевательство, дорогая. Просто… считай, что это нечто вроде… терапии. Новый метод. Все-все, Джейн, ступай. Рабочий день уже начался.
И мне не оставалось ничего иного, как послушно направиться к выходу. Док Арист, если уж что задумал и решил держать это в секрете до поры до времени, ни за что не расскажет.
Медленно поднимаясь по широкой лестнице на третий этаж, где располагался кабинет, в котором мне приходилось трудиться наряду с остальными, я думала. Вспоминала. Пыталась заставить свою память повернуться вспять. Три года назад, жители небольшой общины, расположенной в паре десятков километров западнее столицы, выловили меня из реки. Без сознания. Избитую, полуживую. На мое счастье, неподалеку располагалась закрытая клиника для особых пациентов. Там-то я и пришла в себя.
Менталисты, «лекари душ», специалисты куда более узких и не только профилей, пытались понять, что со мной случилось. Ни у кого не вышло. Я не помнила ничего. Ни своего имени, ни откуда я, ни даже того, как оказалась в реке. Казалось, я просто появилась из неоткуда.
И кто знает, чем бы для меня все это закончилось, если бы один из менталистов не пригласил «взглянуть на уникальный случай» своего коллегу, знаменитого доктора Ариста.
Я обязана доку своей жизнью. Без шуток. Именно благодаря ему, меня не закрыли в той лечебнице навсегда, позволили не только покинуть ее стены, но даже пройти шестимесячные курсы видящих, когда выяснилось, что у меня есть дар. Слабый ведьмовской дар, которым на тот момент я вообще никак не умела пользоваться. Именно док составил протекцию, чтобы по окончании курсов меня приняли стажером в управление магического правопорядка. На большее рассчитывать при моем уровне способностей и образовании рассчитывать не приходилось, но эта должность позволила мне хоть немного встать на ноги, попытаться наладить, пусть нехитрый, но свой собственный быт, снять жилье, оплачивать счета, покупать еду и одежду.
И работа мне понравилась. Не могу сказать, что ужасы магических преступлений – моя мечта, но удовлетворение после хорошо проделанной работы и осознание, что тварь, совершившая преступление поймана и будет наказана – определенно много стоило.
Я стала потихоньку приходить в себя. Научилась жить самостоятельно, отвечать за свои поступки, делать выбор. И всем этим я была обязана доктору Аристу.
Рабочий кабинет встретил меня тишиной и ощутимым запахом пыли. В носу тут же засвербело, чих удалось сдержать с трудом.
– А! – Мартин Раковец, старший следователь особого отдела по расследованию магических преступлений и мой непосредственный начальник, поднял светловолосую голову от бумаг. – Явилась наконец-то.
– Прости, – я непроизвольно улыбнулась, разглядывая вечно взъерошенного и какого-то помятого мага.
Мартин выглядел намного моложе своих сорока трех лет. Светлые волосы, задорно торчащие на макушке, чтобы он ни делал и как бы ни пытался их уложить, здоровый румянец во всю щеку и ясные голубые глаза придавали одному из сильнейших магов управления наивный мальчишеский вид. Многие преступники, увидав в первый раз следователя, вздыхали с облегчением, весьма неоправданно считая, что этакого деревенского увальня обмануть будет не сложно. И ошибались.
Нарочитая легкая небрежность в одежде, наивный взгляд и «легкая придурковатость» сбивали с толку любого и лишь те, кто давно знал Мартина или работал с ним бок о бок, знали, что более въедливого, скрупулезного и ответственного следователя еще поискать надо.
На мое виноватое выражение лица, Раковец лишь мотнул головой и подбородком указал на отдаленный угол, в котором располагался мой, всегда заваленный папками и бумагами, рабочий стол.
– Отчет по последнему делу готов? – словно невзначай поинтересовался Мартин. – Ольберт приболел, придется нам без него справляться.
Я лишь хмыкнула и устроилась на стуле. Из-за наваленных на столе толстых и тонких папок, меня почти не было видно – лишь темная макушка торчала поверх всего этого безобразия.
Ольберт Роу был вторым из младших следователей, входящих в оперативную группу под командованием Мартина. Выходец из весьма уважаемой и состоятельной семьи, он был той еще головной болью для всех. На самом деле, я, как и большинство работников управления и весь немаленький клан Роу, никак не могла понять, зачем Ольберт вообще подался в следователи. Молод, красив, избалован, состоятелен – младший Роу никаким образом не вписывался в суровые следовательские будни управления магического правопорядка. Вот вообще. Но вместе с тем, он был неслабым магом и отличным специалистом. Наблюдателен, умен, сообразителен, Роу мог вписаться в любую декорацию. А еще, он вполне мог заговорить кого угодно до потери сознания. И активно пользовался своими талантами. И в управлении им были довольны, все же, ритуалист. Специальность узкая, а Ольгерд был одним из лучших.
– Опять нарвался на ревнивого мужа? – поинтересовалась я, пытаясь разыскать среди вороха бумаг тот самый отчет.
– Когда-нибудь ему проделают дырку в голове, – не подтверждая и не опровергая мои подозрения, произнес Мартин.
Это был, наверное, самый крупный недостаток Оля – он не мог спокойно пройти мимо красивой женщины. А если эта самая женщина еще и несвободна, то все – пиши пропало.
Третий следователь, Анатоль Рагозов, маг-стихийник. Уже немолодой маг, спокойный, серьезный сейчас был в командировке на юге. Значит, отдуваться придется нам с Мартином. А поскольку, Мартин все же начальник… Я горестно вздохнула, отыскав таки многострадальный отчет.
Какое-то время, мы с Мартином трудились, практически не разговаривая, лишь время от времени перебрасываясь парой-другой фраз по делу, которое закрыли всего несколько дней назад.
Убийцу и похитителя юных магов удалось поймать практически чудом. А до этого вся группа практически не спала несколько суток, металась по городу, опрашивала свидетелей, ловила подозреваемых.
Обычно я, как видящая, не принимаю участия в подобных мероприятиях. Мое дело – работа с уликами, первичный выезд на место преступления, считывание и расшифровка остаточных следов и магического фона. Все остальное – это работа следователей. Мне требуется лишь «просмотреть», зафиксировать и свести в отчет свои наблюдения. Но не в тот раз. Уж слишком отвратительным было преступление, и убийца, желавший увеличить свою силу за счет юных магов, воспитанников лицея, потерял всякое человеческое подобие. Потому я не отказывала Мартину, когда он просил меня «покататься» вместе с ним к подозреваемым, чтобы считать фон или уловить хоть что-то.
Нам повезло. Убийцу вычислили и схватили, чудом успев помешать ему лишить жизни четвертого юного лицеиста. А вот трех парнишек спасти не удалось, увы.
– Старший следователь Раковец! – дверь распахнулась, явив нашим взорам молодого секретаря начальника управления. Мальчишка был юн, спесив и отчаянно желал сделать карьеру, а потому в управлении его не особо жаловали. – Вам следует незамедлительно явиться в кабинет к капитану Трою! – выпали все это и замер на пороге, вытянувшись в струнку.
– Угу! – отозвался Мартин, не поднимая головы от бумаг.
Я едва сдержала смешок и пониже опустила голову. Вот уже полгода, как капитан пригрел это вот юное дарование, подсунутое ему дражайшей супругой. Мальчишка-секретарь был то ли сыном, то ли племянником одной из многочисленных подруг госпожи Трой и приходился внучатым племянником губернатору Антарры – нашей столицы.
И ведь так ничему и не научился. Вот вообще. И полгода «дрессировки» прошли впустую. Зато гонору, как однажды высказался Мартин, было хоть отбавляй. Происхождение и положение его семьи в обществе позволяли парню считать себя едва ли не даром небес. И вел он себя соответствующе.
– Старший следователь Раковец! – почти сорвался на визг секретарь. – Вы не слышали…
– Я отлично слышу, – лениво отозвался Мартин, – обычно.
– Тогда вы обязаны…. Незамедлительно! Это нарушение устава! Я доложу о вашем непослушании капитану!
Ну и вот как после такого к нему относиться? Нет, не сделать этому красавчику карьеру в нашем управлении. Пусть переводят куда повыше. Там аккурат такие нужны – молодые, ранние, хваткие и наглые. А еще уверенные в том, что одно лишь упоминание родового имени откроет перед ним все двери.
Мартин вздохнул и медленно поднялся. Неторопливо поправил одежду, так же медленно, неспешно принялся наводить порядок на рабочем столе. Раскладывал папки и отдельные бумажки, коих, стоит признать всегда было в изрядном количестве и в порядке они не находились… да никогда! В общем, мой непосредственный начальник делал все от него зависящее, чтобы потянуть время.
И да. Я его понимала. Как понимала и то, что секретарь был в своем праве. Прямой приказ капитана нельзя игнорировать. Это нарушение, за которое по головке не погладят. А Мартин… Раковец, как впрочем, и весь наш отдел, уже давно ходил по тонкой грани. И пока капитан закрывал глаза, что на «неподчинения» Раковца, что на загулы Оля, что на меня, не имеющую ни достаточного образования, ни особых навыков. Ни даже имени, ведь Джейн меня назвал док Арист и бумаги выправили уже по факту. Моя работа в участке основывалась на ходатайстве дока, который в силу собственных научных интересов решил посмотреть, что получится, если «пристроить меня» к делу.
Вот как-то так.
Наконец, оттягивать момент стало уже невозможно. Юный секретарь капитана и так уж издергался весь, покрылся, что ярким румянцем, что испариной.
– Ну же! – повторял он. – Вы идете? Сколько можно тянуть? Капитан же приказал – незамедлительно! А вы… Из-за таких, как вы… – и все в том же духе.
Я молчала, стараясь даже не вслушиваться в его лепет, а Мартин… Раковец давно уже научился не обращать внимания на таких вот «секретарей».
В результате, Мартин все же навел порядок на столе, еще раз поправил одежду и только после этого не спеша двинулся к выходу. Секретарь заторопился следом.
Хлопнула дверь. Я осталась одна.
Вздохнула. На мгновение прикрыла глаза и помассировала виски кончиками пальцев. Головная боль, ставшая моим частым спутником, затаилась где-то в глубине, но я не обольщалась. Знала, что она может вернуться в любой момент.
Увы, мигрени, головные боли и даже обмороки – были частыми моими спутниками.
– Это все последствия несчастного случая, – утверждал доктор Арист. – Такие травмы не проходят бесследно. Увы, но как бы мы ни старались, как бы быстро не развивалась медицина, но есть вещи, в лечении которых мы и по сей день остаемся совершенно бессильны.
И я все это понимала. И принимала, но… кто бы знал, как я устала от подобного существования.
Впрочем… мне ли жаловаться.
Очередной раз тяжко вздохнув, я вернулась к документам. Закопалась в бумажки, описи, отчеты… погрузилась, как говорится, с головой и настолько выпала из реальности, но даже не услышала, как хлопнула дверь.
– Привет! – Оль подкрался неслышно, остановился в шаге от моего стола и громко поздоровался.
Вздрогнув, я подняла голову и не смогла сдержать улыбку. Оль… он был таким.
– Привет.
– Вот скажи мне, Джейн, – мужчина подхватил один из свободных стульев, перевернул его и оседлал, положив локти на спинку, – что вам, женщинам нужно?
– Ну… – задумчиво протянула я, – разное. Многое. Все зависит от… да много от чего. А что такое?
– Да так, – вздохнул Оль, – просто… размышляю. А где все? Я снова все пропустил?
Я не могла сдержать улыбки. Почти каждый наш рабочий день начинался с подобного разговора. Оль стремился понять «женскую душу» и частенько терзал меня странными вопросами. Понятия не имею, отчего он решил, что я именно та, кто может дать на них ответы.
Обычно я отшучивалась и старалась перевести разговор на другую тему. Собиралась так поступить и сегодня, но не успела придумать ответ.
Дверь снова распахнулась, являя нам нахмуренного Мартина.
– Ты здесь? – без приветствия произнес он, заметив Роу. – Замечательно. Собирайтесь, у нас новое дело.
– Капитан за этим вызывал? – уточнила я, начиная собирать в стопку документы, с которыми до этого работала. Кажется, с отчетом снова придется повременить.
Мартин кивнул, рядом глухо выругался Оль, а я… слышала звяканье графина о стакан, скрип ножек стула по полу, шаги… Но все это было где-то там, далеко, словно за пеленой иной реальности…
{– Даша! Дашенька!}
Чужой и незнакомый, но такой родной голос мне послышался. Или же…
{-Даша!}
Кто-то звал. Громко. Кто-то…
– Даша!
Я подскочила на ноги, еще не понимая, что случилось. Оглянулась на Мартина.
– Что? – удивленно переспросил он.
А я…
– Даша, – повторила. – Дарья. Меня зовут Дарья. Даша.
Мужчины переглянулись. На лицах обоих была растерянность.
– Ты в порядке? – Оль осторожно прикоснулся к моему плечу. – Может, позвать дока? Джейн?
– Я… – растеряно оглянулась, вздохнула. Сейчас мне уже не казалось, что я на самом деле что-то вспомнила. Случившаяся короткая вспышка больше походила на короткий кошмар, чем проблеск памяти. – Все в порядке, – произнесла уже куда уверенней. – Не надо никого звать. Я… это так… не знаю…
– Ты вспомнила что-то? – Мартин подошел ближе. Остановился рядом с Ольбертом. Смотрел на меня с тревогой.
Эта тревога, участие, забота и искреннее переживание, тронуло меня почти до слез. Он переживал за меня. И Ольберт тоже. Искренне. По-настоящему. И я в очередной раз призналась самой себе, что мне повезло. Это была безумная удача встретиться в том госпитале с доктором Аристом. Даже представить себе не могу, как бы повернулась моя жизнь, если бы док не заглянул в госпиталь, не заинтересовался моим случаем и не проникся ситуацией.
Где бы я была сейчас? Медленно сходила с ума в госпитале или же жила где-нибудь под мостом? А может, меня бы уже и в живых не было. Не знаю и на самом деле не хочу даже представлять. Благодаря доку у меня была жизнь. Я получила профессию, нашла работу, встретила таких замечательных мужчин как Ольберт и Мартин. Да и вообще… У меня была жизнь. И этим я была обязана доку Аристу.
Но почему-то сейчас, внутренний голос буквально кричал о том, что не стоит рассказывать доку об этой вспышке воспоминаний. Не знала почему, но не хотела. И вообще… в последнее время после визитов к Аристу я чувствовала себя потерянной и… кошмары становились навязчивей, но вместе с тем не такими отчетливыми я умирала от страха во сне, но страх этот не имел лица. Он просто был. А мне, как бы странно это ни звучало, куда предпочтительнее было смотреть своим страхам в лицо. И та женщина… она была так похожа на меня…
– Нет, – качнула головой, слабо улыбаясь Мартину. – Не надо никого звать. Я не уверена, что это было воспоминание. Просто… мне сложно объяснить. Это как вспышка, только и всего. Не стоит отрывать дока от дел из-за… из-за всего этого.
– Ну раз так! – Раковец хлопнул в ладоши. – Тогда собирайтесь. Пора приступать к работе.
– Ну вот, так всегда, – вздохнул Оль, и тут же зашептал, склонившись к самому моему уху: – Он просто мне завидует. Страшной завистью. Ведь я куда как замечательнее, чем он. Правда? Ведь, правда же? Ну скажи, ведь правда?
– Я все слышу! – отозвался Мартин. – И да, неправда!
Оль снова нарочито вздохнул и отошел к своему столу.
– Ты уверена, что все в порядке? – осторожно поинтересовался у меня Мартин уже позже, когда Оль выскочил из кабинета первым. Раковец аккуратно придержал меня за локоть и внимательно всматривался в лицо, ожидая ответа. – Может, тебе стоит сегодня отдохнуть? Или, на крайний случай, оставайся здесь, разберись до конца с бумагами. Мы справимся сами.
– Заманчивое предложение, – улыбнулась я, – но у вас нет запасной видящей. И Анатоль сейчас в отъезде, так что, поехали, шеф. Я справлюсь.
Мартин еще несколько мгновений пристально всматривался в мое лицо, точно бы пытался найти там ответ, затем кивнул.
– Хорошо.
***
Королевский Университет Антарры – одно из стариннейших учебных заведений страны. У него своя история, насчитывающая не одно столетие, огромная территория, включающая около двадцати учебных корпусов, пятнадцать общежитий для студентов и преподавателей, лаборатории и полигоны числом столько, что я не берусь даже приводить некие цифры. Также на изолированной территории академии располагаются лавки, в которых по слухам можно купить все, что только заблагорассудится, есть свой транспорт, производство… кажется тоже какое-то есть. Ежегодные гранты и патенты, лицензии и… В общем и целом, Университет вполне может обеспечить себя не только магами, но и всем, что этим самым магам (да и не только им) может потребоваться. Поговаривают, что если в Райте случится война, то Университет вполне сможет продержаться в осаде не один год – а как иначе, если поголовье магов на квадратный метр площади там зашкаливает. И вместе с тем, в КУА обучаются не только одаренные, нет. Ежегодно Университет набирает около пяти тысяч студентов (заканчивают, конечно же, не все, не каждый может справиться с нагрузкой или тем темпом обучения, который задается в престижнейшем учебном заведении) и среди них не только маги. КУА готовит специалистов в области «немагических» специальностей. Не знаю точно, сколько там направлений и факультетов, но уверена – огромное количество.
Поступить и закончить КУА – престижно. Очень престижно. Наверное, именно поэтому, практически все отпрыски аристократических фамилий и богатых, влиятельных родителей стремятся учиться именно здесь.
В газетах частенько пишут о том, что особая комиссия проводит смотры-конкурсы среди выпускников магических и немагических лицеев и школ в поисках тех счастливчиков, которые в силу своих знаний и способностей, могут претендовать на специальную стипендию. Так что, в КУА обучаются не только отпрыски «сильных мира сего», но и представители иных сословий.
И тем удивительнее было получить вызов именно туда. В КУА есть своя охрана, служба безопасности. Этакое государство в государстве.
– Странно, – задумчиво произнес Оль уже в машине. – Зачем они вызвали магическое управление? Что такое у них там могло случиться, что служба безопасности спасовала?
– Убийство, – отозвался Мартин. – И ректор лично обратился с просьбой к капитану.
– То есть, дело дрянь?
– Ты и сам все понял, – пожал плечами Мартин.
А нам с Ольгердом оставалось только переглядываться и вздыхать. Убийство в КУА. Это не то чтобы неожиданно или странно, все ж таки, там в самом деле слишком много людей проживает на одной территории. В общем, Университет – это точно целый город, обособленный, но вполне себе успешно функционирующий. И они точно не стали бы обращаться в управление магического правопорядка из-за обычного убийства, разобрались бы сами, благо служба безопасности там не уступает нашему управлению.
– Будьте очень осторожны, – тихо произнес Мартин. – Не нравится мне все это.
Нас встречали. Высокий мужчина, в темном строгом костюме, представившийся начальником службы безопасности университета, без лишних разговоров и расшаркиваний пригласил нас пройти на территорию.
– Прошу, – произнес он, – немного отступая, чтобы пропустить нашу команду. – Вас рекомендовали как лучших специалистов и, я полагаю, что нет необходимости напоминать о том, что Университет не заинтересован в огласке.
– Раз так, зачем тогда обращались в управление правопорядка? Ни за что не поверю, что в университете не хватает специалистов, способных разобраться самостоятельно с тем, что у вас там произошло. Чтобы не произошло. – Не выдержал Ольгерд. Он вообще вел себя странно. Всю поездку был слишком тихим, а стоило только нам покинуть служенный автомобиль, и вовсе как-то съежился, то и дело поводил плечами, и выглядел… не слишком хорошо. Я достаточно знала Оля, чтобы понять – он будет нарываться.
Впрочем, я и сама чувствовала что-то странное, давящее, гнетущее…
– Вы правы, – произнес безопасник, – но… будет лучше, если вы сами все увидите, а затем уже будете делать выводы.
Я мысленно хмыкнула и передернула плечами. Этот жест привлек внимание безопасника. Его темные глаза скользнули по мне, сразу легко, ненавязчиво. Так смотрят на случайного прохожего. Но затем… что-то случилось. Безопасник прищурился и впился в меня взглядом. Стало еще неуютнее. По спине побежали холодные мурашки.
Взгляд безопасника что-то такое затронул во мне, заставил поежиться, с трудом удержалась от желания обхватить себя руками за плечи.
– Идем, Джейн, – Мартин тронул меня за локоть, а во взгляде безопасника (кстати, он-таки не представился по форме и не назвал своего имени) мелькнуло и тут же пропало удивление.
– Простите, – нарушил молчание, – мне на мгновение показалось, что мы с вами уже встречались. Вы заканчивали КУА?
– Нет, – слишком резко ответила я, передернув плечами. Понятия не имею, заканчивала я КУА или нет? Я вообще ничего о себе прошлой не знаю. А в том прошлом, которое сохранилось в моей памяти, я и близко не приближалась к королевскому университету. – Я – видящая. Шестимесячные курсы при управлении правопорядка – мой потолок.
Мои слова прозвучали достаточно грубо, и это заметила не только я, но и Мартин с Ольгердом. Последний даже не удержался от удивленно-вопросительного взгляда в мою сторону, но я его проигнорировала.
– Ее раз прошу меня извинить, – повторил безопасник. – Ваше лицо показалось мне знакомым.
– Ей часто это говорят, – хохотнул Ольгерд.
– Хватит, – решительно прервал перепалку Мартин. – Мы здесь не для этого.
– Отвратительное ощущение, – тихо шепнул мне наш герой-любовник. – Такое чувство, что за мной все время кто-то следит. И это давит, гнетет и вообще… хочется убраться отсюда куда подальше.
Я лишь пожала плечами на этот выпад, поглощенная собственными мыслями. Почему раньше не подумала о том, чтобы поискать информацию о себе в архивах Университета? Правда, стоит признать, что дара у меня было капля, даже меньше, но… здесь ведь не только маги обучаются. Ежегодно Университет набирает студентов и на светские специальности, для которых вообще никакой магии не требуется. Так почему ни я, ни док Арист, не предусмотрели вариант, что раньше я могла обучаться здесь? Только ли потому, что я не сохранила никаких знаний и навыков?
И полиция? Не помню, обращалась ли я в полицию? Ведь, вполне могло быть, что меня все же искали. Или нет?
Виски заломило и я потерла их кончиками пальцев. Странно так. Эти вот мысли… про полицию или университет. Почему они появились только сейчас, спустя три года? Или же… они уже были, но я забыла? А док? Почему он не обратил на это внимание?
Или… обратил, но сделал по своему?
Решительно тряхнув волосами, я отогнала сомнения. Нет, доку я обязана всем, своей жизнью и, скорее всего, я просто снова что-то забыла. В первое время, еще в госпитале, со мной такое часто случалось. Потом, благодаря лечению Ариста, стало получше. И мне не стоит сомневаться. Лучше просто спрошу у самого дока, когда встретимся с ним в следующий раз.
Мы как раз проходили мимо главного корпуса. Напротив широкого крыльца, с пятью высокими ступеньками, располагалась самая настоящая площадь, мощенная камнем, с огромным фонтаном в центре. Именно здесь, каждый год, в первый учебный день, ректор КУА приветствовал первокурсников, а в последний – напутствовал выпускников. На бортиках фонтана в жаркие дни любили сидеть студенты. Кто-то листал конспекты, кто-то просто наслаждался погожим деньком. И я когда-то очень любили готовиться к семинарам, сидя на высоком бортике, отфыркиваясь от ледяных капель, которые то и дело…
Я споткнулась от неожиданности. Смогла удержаться, чтобы не упасть и замерла на месте, с ужасом и каким-то благоговением глядя на знаменитый фонтан, который сейчас уже не работал. Я точно знала, что его отключают в первый день второго месяца осени и запускают в первый день второго месяца весны. Я знала, насколько ледяная вода была в этом фонтане, знала, кажется, каждый камешек на этой площади, а еще…
{Солнце нещадно слепило глаза. В раскидистых кронах старых деревьев, что обрамляли «плац», как мы, студенты, называли центральную, ректорскую, площадь КУА, заливисто щебетали птицы. Их было бессчетное множество на территории Университета. Ледяные брызги воды из фонтана, долетали до разгоряченной кожи, оседали на волосах, небрежно связанных в низкий хвост – сегодня я проспала, и на приличную прическу времени не хватило. А еще я точно знала, что завалю семинар у Грома. Вчера уснула буквально с конспектом в обнимку и не успела выучить все до конца. А сегодня времени уже не оставалось.
Подумалось вдруг о том, что мной опять будут недовольны. Я не имела права на плохую отметку. Не имела права прогулять занятие, если была к нему не готова и уж точно, должна была всегда быть в числе лучших. Я старалась. Честно. Но не всегда получалось.
В отдалении послышался удар колокола – перерыв подходил к концу и стоило поторопиться. Занятия у Грома проходили в тринадцатом корпусе, а это десять минут пешком. Или все же поймать кара (так назывались двуместные небольшие повозки, помогающие передвигаться по территории Университета. Проезд стоил совсем недорого, но пользовались этим средством передвижения в большинстве убеленные сединами преподаватели, первокурсники, которые еще не успели выучить расположение корпусов и зданий и посетители, которые боялись заблудиться на территории Университета).
Я огляделась по сторонам – ни одного кара вблизи не наблюдалось. Ах, придется справляться собственными силами. Затолкав конспект в рюкзак, я подхватила его за лямки и намеревалась уже бежать, как вдруг мой взгляд остановился на нем… }
– Джейн? – голос Ольгерда буквально вытолкнул меня из воспоминаний.
Я вздрогнула, встрепенулась. А когда обернулась к напарнику, уже была безмятежна и совершенно невозмутима. Почему-то мне не хотелось рассказывать о том, что только что произошло. Возможно, дело было в том, что я так и не поняла, было ли это воспоминание или же… Мне очень не хотелось думать о том, что привидевшаяся мне картинка была просто отголоском, чьей-то энергетической линией, кусочком чужой жизни, которую я «зацепила».
– Джейн, что ты там застыла? – Оль вернулся назад и теперь застыл рядом со мной. Он улыбался, правда в глазах эта улыбка не нашла отражения. Взгляд Роу был цепким и внимательным, а еще настороженным. Боевик, он неуютно чувствовал себя на территории КУА, где даже воздух был пронизан чужой магией. – Что-то увидела или?…
– Все в порядке, – я попыталась улыбнуться как можно более беспечно. Не уверена, что это у меня получилось – взгляд Ольгерда стал еще острее, и я снова отвернулась к площади, сделав вид, что продолжаю любоваться фонтаном, – просто засмотрелась. Здесь красиво и… как-то, не знаю, умиротворенно, что ли.
– Хм… – тихий хмык за спиной стал неожиданностью, – умиротворенно? Вы точно не бывали раньше в КУА?
Вопрос принадлежал безопаснику. Они с Мартином вернулись к нам и теперь тоже стояли на расстоянии в пару шагов. И если старший следователь удивленно рассматривал фонтан, то безопасник сверлил взглядом меня.
– А в чем дело? – утверждать, что раньше я никогда не была в Университете и не училась здесь, было бы глупостью, учитывая мою особенность, но и объясняться с этим человеком тоже не хотелось. К счастью, и Мартин и Оль прекрасно все поняли и не стали выдавать мои тайны.
– Вы слишком спокойны. Вас совершенно не напрягает и не пугает концентрация магии. Это странно.
– У меня слабый дар, – я нарочито небрежно пожала плечами.
– Даже те, кто вовсе не обладает искрой магии, все равно ощущают ее в пространстве. А вы…
– И я ощущаю, – пришлось добавить в голос чуть больше настойчивости. – Просто умею отгораживаться от ненужного.
Безопасник лишь пожал плечами, но его напускное безразличие не оставило меня равнодушной – холодный цепкий взгляд выдавал его с головой. Он заинтересовался. И мне даже не нужно было обращаться к своей способности, чтобы понять – как только мы закончим здесь, этот человек отправиться в архивы или где они здесь хранят личные дела выпускников, попытается найти там… меня.
Мне стало немного жутко. Я столько лет пыталась вспомнить хоть что-то о своем прошлом, напрягала память до жутких головных болей, даже несколько раз соглашалась подвернуться ментальному сканированию – пусть поверхностному, но процедура все же была не из самых приятных и после нее я несколько дней не мгла даже моргнуть без того, чтобы не мучиться от дикой головной боли и тошноты. А вот сейчас, когда, казалось бы, стоит лишь только проявить чуть больше заинтересованности и я, вероятно, смогу все же узнать хотя бы свое имя, а я не могу. От одной только мысли рассказать о своей проблеме этому вот человеку с совершенно непроницаемым лицом и цепким колючим взглядом, у меня все внутри переворачивается.
– Я видящая, – попыталась все же немного сгладить свою резкость, – и по долгу своей профессии часто настраиваюсь на «фон», пытаюсь считать остаточные проявления и магические излучения. А здесь, – я обвела рукой, что площадь перед главным корпусом, что фонтан в ее центре, – слишком много не только магии, но и эмоциональных остаточных излучений. И я подсознательно пытаюсь от них закрыться.
Безопасник кивнул, молча принимая данное мною объяснение, но по его виду я так и сне смогла понять, поверил ли он или же просто решил больше не заострять на мне внимание.
Впрочем, его цепкий взгляд я ловила на себе еще несколько раз, пока мы все же продвигались по территории КУА.
– Это корпуса целительского факультета, – произнес наш провожатый, когда мы подошли к стоящим чуть в стороне трехэтажным зданиям, соединенным между собой крытыми переходами. – Вон там, – он указал на небольшое одноэтажное здание, словно стыдливо прячущееся за лазаретом, – наш морг. Нам туда.
Мы молча проследовали за ним. Так же молча вошли внутрь и осторожно спустились по широкой каменной лестнице и прошагали по пустому длинному коридору в прозекторскую.
– Вот, это то из-за чего мы вас и пригласили, господа, – произнес безопасник и кивнул невысокому молодому человеку в круглых очках и халате, очевидно работнику местного морга.
Молодой человек приблизился к одному из столов и откинул с тела простыню.
– Увы, это уже не первый случай, – продолжал говорить начальник службы безопасности КУА, пропуская нас вперед. – Первую девушку мы нашли у ворот две недели назад. Она была студенткой Университета, обучалась на факультете магических искусств и, по словам преподавательского состава, подавала большие надежды. У нее был достаточно сильный магический дар и способности к иллюзиям. Вторая жертва была обнаружена неподалеку. Тоже студентка, правда целительского факультета, сильный дар и способности. Девушка обучалась на последнем, выпускном курсе и ей пророчили блестящее будущее. Кажется, ее пригласили на стажировку в королевский госпиталь. Эту… несчастную обнаружили на рассвете. В парке, за территорией академии. Студентка, Глория Ольви, дочь господина Моргана Ольви. Она из древнего ведьмовского рода. Ее мать, ныне покойная, была дочерью главы клана Ольховицких.
Я вздрогнула, услышав последнюю фамилию.
Ольховицкие. Это – сила. Древний ведьмовской род. Сильный род, приверженный своим традициям. Можно сказать, что они практически неуязвимые… Хотя последнее все же не слишком достоверно. Восстание двадцать лет назад, доказало, что даже древние рода могут быть уязвимы. Кажется, в результате того восстания, были полностью уничтожены несколько вот таких вот, древних ведьмовских родов, которые накапливали что силу, что знания поколениями.
Ольховицкие тогда смогли удержаться. Их практически не коснулась та бойня, в отличие тех же Драговицких, от которых никого не осталось. Последние были вырезаны полностью, даже годовалого младенца не пожалели. Хотя могущество свое ведьмовские рода все же утратили. Или же сделали вид, что утратили.
Рядом тихо выругался Оль. Он, как никто другой, понимал, насколько все скверно. Ольховицкие… даже, несмотря на утраченные позиции, они все еще сильны и обладают властью. Древний род – это не шутки. А девушка… она – часть этого древнего наследия, часть рода, семьи, частица чего-то более великого и вечного – Силы.
– Понятно, зачем вы пригласили нас, – со смешком произнес Мартин. – Боитесь, что род потребует голову убийцы?
– Род уже потребовал, – серьезно ответил «безопасник». – Утром, госпожа Ирэна Ольховицкая посетила ректора. Итогом – вы здесь.
– То есть, – я удивленно посмотрела на «безопасника», – вы хотите сказать, что глава древнего ведьмовского рода настояла на том, чтобы привлечь к расследованию магическое управление? Вы шутите?
– Нисколько, – едва заметно улыбнулся мужчина. – На самом деле, госпожа Ольховицкая была не так тактична, как вы. Она выразилась куда более категорично. Древний род не доверяет Университету. И они желают быть уверены в том, что тот, кто сотворил нечто подобное с их наследницей, будет найден и понесет соответствующее наказание.
Мы с Олем и Мартином переглянулись. Все трое понимали только то, что… все это странно. Ведьмовской род и магическое управление? Да, ладно! Даже я, не имея памяти и все еще плохо ориентируясь в том, что происходит вокруг, понимала, что дело не просто мутное – темное!
Ведьмаки не приемлют вмешательства в свои дела. Ни от кого. Наверное, это была одна из причин того, что двадцать лет назад, безмагический мир все же восстал против колдунов и ведьм. И маги перешли на сторону простого населения. Ведьмаки не допускают в свои дела посторонних, они не делятся своими тайнами даже в своей среде. А что уж говорить об окружающих.
– Увы, таково было требование госпожи Ольховицкой. И мы были вынуждены пойти на это.
– И впустить на свою территорию посторонних? – удивленно выгнул брови Мартин.
– На самом деле, все три девушки являлись нашими студентками, но убили их за пределами КУА, поэтому…
Я не смогла сдержать смешка.
А вот теперь все становилось чуть понятнее. КУА просто умывал руки. Только что этот человек недвусмысленно заявил, что университет не собирается помогать и, более того, будет активно вставлять палки в колеса.
– И тем не менее, вы не можете отрицать тот факт, что нам будет необходимо… осмотреться, побеседовать с преподавательским составом, друзьями и сокурсниками жертв, требуется…
– Личные дела студенток будут предоставлены вам в кратчайшие сроки, – резко перебил Мартина «безопасник», – и материалы, которые удалось собрать по каждой из жертв. В остальном же, простите, но Университет вряд ли одобрит вмешательство в учебный процесс. Студенты, а тем более, преподавательский состав не имеют никакого отношения к произошедшему. Опросы знакомых и сокурсников, так же будут приобщены к делам. Мы все вам передадим.
Вот так. О давал понять, что отдаст нам все, что у них есть, но вмешательства не потерпит. А если вдруг управление решит настоять на своем, то… КУА просто закроет перед нами свои ворота. Мартин тихо выругался, Оль лишь покачал головой, понимая, что ничего-то мы не добьемся. То есть, можно, конечно, привлечь капитана, надавить на них через совет, но… на это потребуется время. И много. А времени у нас как раз и нет.
Потому, я просто обогнула Мартина и приблизилась к последней жертве. Две предыдущие студентки были убиты уже давно, и там я вряд ли могла бы хоть что-то увидеть. А вот эта, последняя, наследница Ольховицких…
Осторожно, стараясь не слишком привлекать к себе внимание, я протянула руку и прикоснулась к плечу девушки.
Удивление. Боль. Страх. А затем холодная липкая темнота.
Коротко выдохнув, я отдернула руку и обернулась. Отрицательно покачала головой в ответ на невысказанный вопрос Мартина. Я была бессильна. Мой дар здесь ничем не мог помочь. Возможно, имей я возможность прикоснуться к девушке раньше, то увидела бы хоть что-то, энергетический след или остаточный фон от заклинаний, но сейчас… нет. Глория Ольви была выпита. Полностью. В ней не осталось ни искры дара, ни капли силы, ни… какого либо намека на то, что еще недавно это был живой человек. Передо мной была лишь пустая оболочка.
***
Собственная квартира встретила меня тишиной и темнотой. Щелкнув выключателем, я бросила на пол в крохотной прихожей сумку и прошла в комнату. Плюхнулась на кровать и, закрыв лицо руками, какое-то время просто сидела без движения.
Это был долгий и очень насыщенный день. Безопасники КУА предоставили материалы по двум предыдущим убийствам. Папок было много, очень много, намного больше, чем информации в них.
И мне пришлось разбираться еще и с этим. А еще мотаться по всему городу, пытаясь собрать по кусочкам последний день из жизни Глории Ольви. Встречаться с ее знакомыми и друзьями – родственники пока не дали согласие на встречу, но в любом случае, это возьмет на себя Оль.
Пытаться увидеть, услышать, прочувствовать хоть что-то на том месте, где на рассвете было обнаружено тело несчастной девушки, посещение ее городской квартиры и все то же самое.
Это было тяжело. Очень тяжело и не только физически, сколько морально. Я чувствовала себя выжатой, как лимон и отчаявшейся. Хотя бы просто потому, что так ничего и не смогла уловить.
Глория была обычной девушкой. И жила она обычной жизнью. Встречалась с друзьями, ходила по магазинам, училась, радовалась обычным вещам. А потом ее кто-то убил. Да еще и таким способом.
И остальная информация… Не было в тех документах ничего сколько-нибудь стоящего. Не то, чтобы я рассчитывала на этакий подарочек, но все же, внутри несмело росла надежда на то, что я смогу отыскать хоть что-нибудь, хоть какую-то зацепку…
И все без толку.
Тихонько застонав, откинулась на спину. Лежала, глядя на потолок и усиленно старалась освободить голову от того вороха мыслей, что крутились в голове. От них становилось тошно. И голова болела.
Эта девочка. Все те девочки, которые по чьей-то прихоти распрощались с жизнью. У них ведь была жизнь. Свои мечты, стремления, они… каждая из них строила планы, на что-то надеялась, да, просто, жила. И кто-то просто взял и перечеркнул все это.
От ощущения собственной беспомощности хотелось выть. Да, мне хотелось верить, что мы найдем убийцу. Восстановим справедливость, но… вернуть к жизни трех молодых, полных жизненных сил и надежд, девушек, уже не получится.
Думать ни о чем не хотелось, что-то сопоставлять или пытаться анализировать – тоже. На самом деле хотелось просто закрыть глаза и уснуть без сновидений, но что-то подсказывало, что вряд ли у меня это получится.
Стук в дверь разрушил моменты самобичевания. Вставать не хотелось, но настойчивый стук повторился, на этот раз громче. Кто-то определенно был настроен на то, чтобы встретиться со мной и притвориться, что меня нет не получится.
В дверь снова постучали. А еще, послышался звук отпираемого замка и визгливый голос соседки по лестничной клетке. Да еще… зараза. Склочная, неприятная особа, любившая не просто подглядывать за соседями, но и делиться собственными выводами, сделанными… Да на пустом месте!!
Голос соседки становился все громче, кто-то ей отвечал, тихо, слов разобрать не получалось, но тембр голоса определенно показался знакомым.
Пришлось вставать и тащиться в прихожую, отпирать дверь.
– Ну наконец-то! – Оль ввалился в мою квартиру.
– Развратники! Так и знала, что занимаетесь непотребностями! Я на вас… – разорялась соседка, но я захлопнула дверь прямо перед ее любопытным носом.
Попасть в мою квартиру она пыталась уже не первый раз за последние два с половиной года, который я здесь жила. Ни одна из попыток не увенчалась успехом и оттого, я уверена, соседка еще больше бесилась.
– Что ты здесь забыл? – поинтересовалась я, прислушиваясь к тому, что происходило по ту сторону двери. Крики затихли, но звука запираемой двери я не слышала, а это значит, что соседка тоже подслушивала.
– Джейн! – возопил вдруг Оль. – Дорогая! Как же я рад!!! Давай, пойдем и займемся непотребностями! И пусть все соседи нам с тобой завидуют!!!
По ту сторону двери послышалось недовольное бухтение. Определенно, соседка расслышала эти слова.
Я же, пихнув сослуживца в плечо, жестами показала проходить в комнату.
– Нет! Нет! Джейн!!! Давай сделаем все… – договорить он не смог, я просто отвесила Ольгерду подзатыльник и пинками заставила пройти в комнату. Еще и комнатную дверь закрыла.
– Ты что творишь, смертник? – прошипела угрожающе, надвигаясь на напарника. – Ты понимаешь, что эта сплетница мне теперь жизни не даст? Будет подкарауливать и днем и ночью и читать нотации?
– Ай! – Оль попытался увернуться от очередного подзатыльника и неловко повернулся, врезавшись в шкаф. – Да почему у тебя здесь так тесно? Нормальному мужику и повернуться негде!
– Потому что мужикам здесь не рады, – прошипела я. – Что случилось?
– Ничего, – он пожал плечами и выпрямился, принимаясь оглядываться. В моем жилище Оль находился впервые. И да, мне не было стыдно ни за скудость обстановки, ни за незаправленную постель. Я его не пригашала и не ждала, так что… – Просто… решил проверить, как ты здесь.
– Нормально.
– С тобой что-то происходит, Джейн. Ты можешь делать вид, что это ничего не значит, но… на само деле, я переживаю за тебя, – он вдруг приблизился практически вплотную. Остановился так близко, что я буквально кожей ощущала исходящее от него тепло. И запах дорого парфюма и…
Мотнув головой, пытаясь избавиться от наваждения, я попыталась отступить. Врезалась спиной в шкаф и поморщилась.
– Зачем ты пришел?
– Я волнуюсь…
– Днем не волновался. И вообще, я ценю, правда, но..
– То есть, – Оль чуть наклонился, пытаясь заглянуть мне в глаза, – у меня нет шансов и…
Я лишь выругалась и оттолкнула этого героя-любовника от себя. Отошла от шкафа.
– Если тебе просто некуда пойти и все твои пассии вдруг отчего отказались проводить с тобой время, а я оказалась последним вариантом, то – мимо, Оль. Мы напарники, коллеги, возможно, можем стать друзьями. И все.
– Арист?
– Нет, – я мотнула головой и вдруг поймала себя на том, что сама мысль об отношениях с доком неприятна мне. Впрочем, как и мысль об отношениях с кем-нибудь иным. Почему?
– Тогда….
– Иди домой, Оль, – устало покачала я головой. – И отдохни. Нам всем нужно отдохнуть, чтобы завтра с новыми силами взяться за дело.
Он еще немного посопротивлялся, но как-то вяло, без огонька. Впрочем, к неудачам на любовном фронте, Ольгерд Роу всегда относился философски, как и к победам. Ну было и было и что из того!
И лишь напоследок, когда, убедившись, что зловредная соседка все-таки спряталась за собственной дверью (а я была уверена, что она и подслушивает и подсматривает), Оль собрался уходить, вдруг спросил:
– Могу я для тебя что-нибудь сделать? Не пойми неправильно, но… за столько времени терапия дока не принесла сколь-нибудь серьезных результатов. И… я переживаю. И Мартин тоже, просто он… не столь порывист и..
– Вряд ли бы заявился ко мне вечером с неприличными предложениями, – закончила фразу я. – Все в порядке настолько, насколько оно может быть в порядке, правда. Просто… это все тяжело. И… эти сны… не могу никак от них избавиться, и не уверена, что хочу этого.
– И все же, если я могу…
– А знаешь, – меня вдруг озарила догадка. Немного странная, сумбурная и вообще, но… – можешь. Очень даже можешь. Подай запрос.
– Зачем? – удивился Оль. Уверена, он ожидал чего-то иного. Совершенно иного.
– Узнай, не пропадала ли три года назад женщина, по приметам похожая на меня. И… знаешь, я никак не могу вспомнить, обращалась ли я сама в полицию. Ну… потеря памяти и обстоятельства, при которых меня нашли… это все странно.
– Хорошо, – Оль кивнул и серьезно на меня посмотрел. Он хотел что-то сказать. Точно хотел, это желание виделось и в его напряженной позе и во взгляде и… Но он все же промолчал. И махнув мне рукой напоследок, направился к выходу.
А я, захлопнув дверь, еще какое-то время просто стояла, прислонившись к ней спиной, и все думала о том, почему мне все это так не нравится. Отчего ощущение такое, что начав искать, я найду совсем не то, чего хотелось бы?
Потом я потащилась в душ. Затем был скудный ужин, состоявший из чашки кофе и того, что еще не успело окончательно испортиться.
Уснула быстро. Кажется, голова еще даже не успела коснуться подушки, как я провалилась в сон.
Этот сон был другим. Реальным, но он разительно отличался от всех предыдущих.
{ Было темно, но темнота эта не была угрожающей, в ней не шептались невидимые, но оттого не менее опасные, монстры, она не порывалась затянуть меня в непроглядную бездну. Вовсе нет. Она просто была. Тихая, темная, немного тревожная, но и только.
И я шла. Медленно, осторожно переставляя ноги, стараясь не споткнуться в темноте, ничего не задеть, не уронить. В тишине я слышала собственное дыхание, где-то, на краю слышимости, капала вода, что-то едва различимо гудело. И эти звуки лишь подтверждали, что я нахожусь в реальном мире, в настоящем мире, а не в очередном своем кошмаре, где кроме страха нет ничего.
Я шла, осторожно, выверяя каждый шаг, чтобы не приведи боги, не споткнуться и не растянуться на холодных каменных плитах пола. Понятия не имею, откуда я узнала, что они каменные, но это знание лишь подтверждало, что на этот раз, я определенно знаю, что делаю.
Шаг. И еще один. И еще. Пальцы вытянутой руки коснулись шершавой холодной стены. Шаг. И узкий темный коридор свернул вправо. Впереди забрезжил свет. Тусклая полоска света манила к себе.
Еще несколько легких осторожных шагов и вот уже можно рассмотреть дверь. Массивную, даже с виду, тяжелую, оббитую металлическими пластинами, с увесистым навесным замком (кто в здравом уме сейчас таким пользуется?). Дверь была прикрыта не плотно, и в эту щель просачивался тусклый желтый свет.
Я сделала последний шаг и осторожно потянула створку на себя. На удивление, она не скрипнула, подалась плавно. Я шагнула вперед, осторожно заглядывая внутрь помещения…
Ужас… леденящий душу, вымораживающий до костей, лишающий, что воли, что способности двигаться… И крик застревает в горле…
Линии ритуального рисунка горят кровавым огнем. Они покрывают, что пол, что стены, совершенно пустой комнаты… помещения… подвала… да, больше всего это напоминало подвал: серые каменные стены, низкий потолок, который, крест-накрест пересекают потемневшие от времени деревянные балки.
А в центре, там, где переплетение линий настолько густо, что под ними не видно даже серого каменного пола, бьется в последней агонии девушка… Темные волосы разметались по полу, лицо, бледно настолько, что кажется серо-синим, голова откинута назад, а все тело перекручено от спазмов. Она выгибается под немыслимыми углами, рот распахнут в беззвучном крике, окровавленные пальцы царапают каменный пол.
Дыхание перехватывает и только это сдерживает крик боли и отчаяния, который рождается в груди, но застревает в горле, не имея выхода наружу…
Несчастная жертва выгибается дугой, голова ее мотается из стороны в сторону, и как-то так получается, что она застывает на миг лицом в мою сторону.
И теперь уже кричу я, потому что оттуда, из центра ритуального круга на меня смотрю… я сама. Это мое лицо, искаженное судорогой практически до неузнаваемости, но… Это я!
Крик больше не застревает в горле.
Я кричу. Кричу громко, отчаянно, кричу, срывая голос до хрипа… и, отшатнувшись от этой страшной картинки, падаю спиной в бездну.
Они вернулись. Страхи. И монстры, что живут в темноте.
Я снова вижу охваченный языками магического пламени дом и женщину, что похожа на меня, так сильно похожа, что на мгновение кажется, будто бы это я. Но нет. Я точно знаю, она – не я!
– Мама… мама!!!
И я снова срываюсь на крик, чтобы в следующий момент захлебнуться в ледяной воде….}
Пробуждение и в этот раз получилось резким. Я просто подхватилась, резко сев на кровати и широко раскрытым ртом пытаясь захватить как можно больше воздуха. Сердце колотилось как безумное, дыхание перехватывало, влажные от пота волосы прилипли к лицу и мешали, простыни сбились в комок, а одеяло обвилось вокруг тела точно невиданный спрут.
Мне понадобилось достаточно времени, чтобы прийти в себя, отдышаться, успокоить хоть немного бешеное сердцебиение и начать рассуждать. Пусть не здраво, поскольку, сейчас я вряд ли была на это способна, но…
– Я уже видела это, – произнесла вслух и поежилась от того, как хрипло и неестественно прозвучал собственный голос. Я все-таки сорвала горло. Наверное, и кричала вслух. Как только всех соседей не переполошила – стены-то в этом домишке тонкие.
Посидела несколько мгновений, прислушиваясь, надеясь и одновременно страшась услышать хоть что-то… Нет, было тихо, как только может быть тихо ночью в многоэтажном доме. Не слышалось ни криков, ни возмущений, ни какого иного постороннего шума: тихонько журчала вода в трубах, гудел холодильник, поскрипывали за окном деревья под порывами ветра, время от времени царапая ветвями стекло. Обычная ночь в обычном доме, и звуки вокруг тоже вполне обычные.
– Я уже видела это, – повторила куда более спокойно. – Уже… сталкивалась…
Уцепилась за эту мысль, удержала ее, чтобы не скатиться в истерику.
– Сон. Надо… надо вспомнить. Каждую деталь… каждую мелочь… Это может быть важно.
И я вспоминала.
И темноту, что в самом начале была тревожной, но не угрожающей. И холод каменного пола, по которому я ступала босиком. Шершавую стену…
– Подвал. Или подземелье. Скорее всего, это не заброшенные пещеры, не катакомбы… дом. Или старинный особняк… заброшенный или… Нет, – я мотнула головой, потерла лицо ладонями и кряхтя сползла с кровати. – Это не заброшенный или разрушенный замок. Это жилой дом. – Откуда я это знала? Были подозрения, что я была там, хорошо знала это место, и мое подсознание сейчас просто подбрасывало мне подсказки. Могла ли я быть замешана в этих жутких ритуалах?
***
Утро я встретила в архивах управления. Мои догадки и неясные подозрения вылились в уверенность. Несколько часов среди подшивок старых газет и пыльных архивных папок не ответили даже на половину вопросов, но главное я все же узнала. И пусть ответы породили еще больше вопросов, теперь я была уверена. Нет, я не вспомнила. Память упорно молчала, не желая возвращать мне уверенность в себе. Но теперь я знала!
Имя. Фамилия. Род. И печальная история, которая стала началом.
Призраки прошлого, наконец, получили имена.
Осторожно, едва-едва касаясь кончиками пальцев не очень четкого изображения мужчины на странице старой газеты, я не смогла удержаться и произнесла вслух.
– Стефан. И Хелен. Бержицкие.
Древний ведьмовской род. Очень древний и потому могущественный. Не власть или деньги – знания были их достоянием. И сила, что передавалась из поколения в поколение. Дар, которому не было равных в природе.
Палачи.
Я с замиранием сердца рассматривала его, мужчину из моих снов. Он не был красив, не обладал ни утонченностью черт, ни гармоничностью, ни той томностью, которую любят воспевать в стихах. Он был… сильным. И смелым. А еще даже размытое черно-белое изображение, сделанное больше двадцати лет назад сохранило в себе отпечаток Силы.
Женщина рядом с ним казалась слишком хрупкой, тонкой. И в то же время и в ней тоже чувствовалась Сила. Та самая Сила, что веками копилась древними ведьмовскими родами.
Они были мне знакомы. Я видела эту пару в кошмарах последние три года. Проживала вместе с ними последние мгновения их жизни. Было ли это случайно? Хороший вопрос.
Очень хороший вопрос.
Двадцать лет назад, когда лишенцы – обычные люди, не имеющие даже капли магии в своей крови – при поддержке магов из молодого поколения, как называли тех, кто родился с искрой, но не имел древних корней, восстали против существующего режима. Они поставили перед собой цель уничтожить ведовство. Вырезать под корень тех, кто веками стоял над ними.
Были ли они правы, пытаясь кровью и смертями оплатить собственную свободу? Не мне решать. Одно я знаю точно. Тогда, двадцать лет назад, разъяренная толпа ворвалась в дом Бержицких.
Стефан до последнего удерживал оборону. За несколько дней до этого, Бержицкие отпустили прислугу, почти всю. Остались лишь те, в ком была сила, члены малочисленного рода (древние рода никогда-то не отличались особенной многочисленностью – сила требует свою плату) и самые верные приближенные. Не выжил никто.
Стефана просто уничтожили. Его жена и маленькая дочь по документам также погибли. Погибли ли?
Дарья Бержицкая погибла вместе со всем родом, со своими родителями и верными их соратниками. Родовое гнездо Бержицких было полностью уничтожено. Оттуда не вынесли, опять-таки, согласно архиву, даже медной ложки – драконье пламя, самое сильное и смертоносное заклинание, которое пока известно человечеству, просто уничтожило все.
Захлопнув очередную папку, я потерла ладонями лицо и тяжело вздохнула. Вопросов стало еще больше. Три года я пыталась понять, кто я. Вспомнить хоть что-то. А в результате нужно было всего лишь спуститься в архив. Почему я не подумала об этом раньше? Почему не попыталась?
И полиция… уверена, Оль скажет мне, что я никогда не обращалась к ним. Не пыталась узнать официально, кто же я такая на самом деле.
Почему? Что мешало? Или… или… кто?
Впрочем, стоит признать, что до сегодняшней ночи, я понятия не имела что искать.
Я не была магом. Не было во мне и ведьминских способностей. Слабая искра, которая позволила мне стать видящей и все. На самом деле, я даже свечу зажечь не могла – не хватало сил. Лишь считать остаточный фон, проследить параллели, расшифровать показания приборов. А Дарья Бержицкая была наследницей древнего и сильного рода. В ней должна была быть сила. Или же нет…
Я тихо выругалась. Увы, для того, чтобы ответить на последние вопросы, мне нужно было как можно больше узнать о тех самых ведьмаках. А они, как известно, не особо любят делиться сведениями. Вообще не любят.
– Как же все сложно, – простонала я, закрывая лицо ладонями.
Впрочем, долго рассиживаться не стала. Если уж я смогла протянуть целых три года не помня о себе ничего, то и дальше справлюсь. Надо лишь немного подождать и… разобраться с теми проблемами, с которыми я могу разобраться.
Поднявшись на ноги, я расставила папки и старые фолианты по местам – придет время, и я снова вернусь сюда и попытаюсь узнать все, что успела забыть. Но сейчас передо мной стояла совершено иная задача. Я и пришла-то сюда не для того, чтобы ворошить собственное прошлое, пусть это и было важно. Нет. Я пришла в архив среди ночи лишь для того, чтобы выяснить, не происходило ли подобных убийств раньше.
И, мои изыскания принесли успех.
Пятнадцать лет назад, тринадцать, восемь и три года назад в окрестностях столицы находили тела молодых девушек, обладающих силой. Не все из них были ведьмами, но каждая обладала даром. Все девушки были молоды и перспективны.
Эти преступления не связали между собой, возможно, из-за временного промежутка, возможно, из-за недосмотра следователей, что вели дела. Жертв находили в разных местах, при разных обстоятельствах, в разное время что года, что суток. Они ничем не были связаны между собой. К тому же в самом первом случае за убийство осудили какого-то ведьмака из тех, кто сумел пережить резню, но тронулся рассудком. Его казнили. Были те, кто в очередной раз попытался надавить на властей и призвать к ответу все ведьмовские рода, но… так все это и заглохло.
Увы, ведьмаки нужны были не только людям – миру. Баланс должен поддерживаться.
Я вздохнула, подхватила старые дела, и отправилась наверх. Стоило показать все, что мне удалось найти Мартину и Олю. А еще нам обязательно стоит пообщаться с родственниками последней девушки. Что-то мне подсказывает, что девушек не просто убивали – это был ритуал и кому, как не главе ведьмовского рода знать, что вообще происходит. а еще Ольгерду. Он же у нас ритуалист. Один из лучших в стране так-то.
***
Родовое гнездо Ольховицких было серо, мрачно и неприветливо. Огромный замок, прячущийся в тени разлапистых елей, которым, по-хорошему, и взяться-то в центре столицы было неоткуда, но, поди ж ты, были. Росли, подпирая кронами серое неприветливое небо. Пожалуй, сейчас, глядя на вот это вот великолепие из серого камня, с башенками, забранными решетками узкими стрельчатыми окнами и высоким крыльцом, я прекрасно понимала, отчего конкретно этот ведьмовской род пережил городские войны без особого урона. Замок был неприступен. А еще окружен таким количеством заклятий, что мне сделалось неуютно, как только кованные ворота захлопнулись за спиной.
Оль, вышагивающий рядом, молчал. И. казалось, он тоже чувствовал. Силу, которая была разлита в воздухе. А еще он ни единым словом не вспомнил вчерашний вечер. И в другое время меня бы это насторожило. Ольгерд Роу – это Ольгерд Роу и подобные вещи он просто не умеет хранить в секрете. А тут…
Впрочем, почему-то это обстоятельство меня не особо интересовало. Куда как интереснее была информация, которую он раздобыл.
– Никто не подавал заявления, – произнес Оль утром, едва только мы с ним увиделись в кабинете. – С твоей стороны, так точно. И даже госпиталь… тебя же отвезли в госпиталь после того, как нашли, да?
Я кивнула, а Оль продолжил.
– Они не заявляли. Я все проверил. Никто не пытался установить твою личность. И курсы… тебе просто выдали документ, и все.
– А так можно? – было удивительно, поскольку… ну, странно, да.
– Получается, – хмыкнул Оль. – Только вот они обязаны были… понимаешь, заявить о потере памяти и получить новое удостоверение… сама понимаешь, правда?
Я кивнула, поскольку и правда понимала. Так нельзя. Закон все же есть закон и… если бы все было настолько просто, то… Впрочем, странно все. И почему раньше я не задалась этим вопросом? Ладно госпиталь и даже док Арист… но я сама? Почему я сама не начала искать свои корни?
И почему даже на мгновение об этом не задумывалась?
Но поразмышлять на эту тему особо не получилось. Пришлось отправляться к Ольховицким. Мартин лично просил меня составить Олю компанию.
– Мне придется встречать высокое начальство, – поморщился Раковец. – А отправлять его одного… ты и сама понимаешь.
Я понимала. И вовсе дело было не в том, что Оль мог все испортить. Просто… не положено. Мало ли что, мало ли кто…
Так и получилось, что с Олем в родовое гнездо Ольховицких отправилась я.
Нас впустили сразу. Стоило только подняться по высоким каменным ступеням, как дверь бесшумно распахнулась, являя на пороге дворецкого.
Вот да, это был именно дворецкий. И выглядел он точно так, как любили показывать в старинных фильмах: уже немолодой, убеленный сединами, но по-прежнему статный мужчина в расшитой ливрее… Божечки, он был в ливрее… Я такую одежку видела разве что в кино.
– Добрый день, – величественно кивнул нам с Олем этот вот… дворецкий, и посторонился, пропуская в дом. – Вас ожидают. Прошу следовать за мной.
И мы пошли. Все так же молча. Даже не переглянувшись ни разу. А я старалась и ступать как можно тише, чтобы никоим образом не потревожить все это мрачно-величественное великолепие.
Холл. Огромный. С высоким потолком, с громоздкой, свисающей на цепях люстрой… мраморный пол, украшенный причудливой мозаикой… и тишина. Наверное, будь я чуть более впечатлительной, назвала бы ее пугающей, давящей и мрачной.
– Прошу, – нарушил царившее вокруг молчание дворецкий, останавливаясь подле широкой двери, украшенной резьбой и позолотой. – Госпожа сейчас спустится.
– Мда, – протянул Оль, как только дверь в гостиную бесшумно закрылась за спиной дворецкого.
Он встряхнулся точно большой пес и неспешно пошагал к окну.
Я промолчала. Странно, но обстановка никоим образом не раздражала. И после того, как мне удалось справиться с напряжением, которое возникло из-за огромного количества колдовских заклинаний, было… пожалуй, спокойно. Весь этот дом, он… в нем не чувствовалось угрозы. Не знаю, откуда возникла такая уверенность, но внутри мне определенно дышалось куда как легче.
– Я удивлена, что глава рода согласилась встретиться с нами.
– Я тоже, – подал голос Оль. Он стоял ко мне спиной, рассматривая что-то в открытой витрине. – Но, Мартин с утра оповестил, что Ольховицкая ожидает и поручил пообщаться, – в голосе Роу чувствовалось неодобрение. Несмотря на свое происхождение, Ольгерд не особо любил встречаться по долгу службы с власть имущими. А Ольховицкие… Даже события двадцатилетней давности не смогли пошатнуть их власть. Хотя, стоит заметить, что только он и мог вписаться в обстановку. Ведь сам принадлежал к такому же древнему и могущественному роду. Правда, Оль не особо любил об этом распространяться.
Я знала, что он не ладит с родными, но никогда не задавалась вопросом почему? Мне было, пожалуй что, неинтересно. Раньше. А теперь вот вдруг…
– А сам он куда подевался? – поинтересовалась я, скорее для того, чтобы хоть что-то сказать. Утром. Когда я поднялась из архива, в кабинете был только Оль, ожидающий меня, а вот Марта не было.
– Так… начальство высокопоставленное развлекает. Капитан лично поручил.
Я кивнула. Начальство – это серьезно. Очень серьезно. И долго. А еще муторно.
– Добрый день.
Я вздрогнула, услышав это приветствие, а Оль так и вовсе подскочил и едва не опрокинул витрину, ту самую, которую так внимательно рассматривал. Как открылась дверь, никто из нас не слышал.
Ирэна Ольховицкая была уже немолода. Но вместе с тем, никто в здравом уме не смог бы назвать ее старой. Красивая. Стройная, ухоженная от идеальной формы ноготков до кончиков длинных темных волос, без каких бы то ни было следов седины. И лицо без намека на морщины. Осанка поистине королевская. А вот взгляд… взгляд выдавал, что возраст, что опыт, что характер.
Знакомая картинка, подумалось вдруг мне.
– Прошу простить за ожидание, – и голос. Хорошо поставленный, уверенный, властный даже. – Присаживайтесь, – Ольховицкая неторопливо прошла к камину и стоящим около него креслам. Опустилась в одно из них и так и застыла, с прямой спиной и руками, сложенными на коленях. На нас она не смотрела.
Я нерешительно опустилась на краешек кресла. Внутренне подобралась и едва сдержалась от того, чтобы не поежиться под изучающим взглядом этой вот женщины. Сильная. Я чувствовала ее силу и не могу сказать, что это было приятно. Не угрожающе, но… вот как-то странно, неуютно, что ли.
– Примите наши соболезнования, – произнес Оль, но Ольховицкая только головой покачала, прерывая его.
– Благодарю вас. Вероятно, вы уже знаете, что эта потеря для рода невосполнима. Глория. Она была талантливой девочкой. И колдуньей обещала быть сильной. И пусть я не сказать, чтобы благоволила ее отцу, – она слегка скривилась, гримасой этой выдавая свое истинное отношение к… кому? Зятю? Шурину?.. Кем там приходится этой вот женщине отец несчастной Глории, который пусть и не последний человек в столице, к ведьмовским родам сам по себе никакого отношения не имеет. И магом Ольви не был. – Не поймите меня превратно, Морган, конечно же, достойный человек, но… он человек. Моя же дочь, – она вздохнула, – выбрала его вопреки моей воле, и, признаться, я не была тому рада. Как не смогла и принять этот ее выбор. Но Глория… внучка подавала большие надежды.
Разговор с Ольховицкой взял на себя Ольгерд. У него это всегда получалось много лучше, чем у меня. Ольховицкая отвечала. И вроде бы даже правду или то, что сама она за правду принимала. Только вот толка от всего этого не было никакого.
– У Глории не было врагов, – решительно ответила ведьма. – Личных ее врагов. Она была… пожалуй, милой девочкой, доброй, в той степени, в которой девушка нашего рода, может быть доброй. Отзывчивой. У нее были подруги. Такие же, как и она, хорошие девочки из хороших семей. Не все из них принадлежали к древним родам, но, тем не менее, прошли те времена, когда это имело особо значимую роль.
Я тихонько вздохнула. Ничего. Она рассказала так много о своей внучке, но умудрилась не сказать ничего, что могло бы пролить свет на произошедшее с ней. Или же на саму Глорию, как личность. Ирэна Ольховицкая воспринимала внучку лишь как продолжение рода. И все. Как личность, несчастная Глория для бабушки просто не существовала. И смерть ее была прежде всего потерей для рода, а не…
Кто ее убил? Зачем? Кому могла помешать такая вот девочка, единственным достижением которой был ведьмовской дар немалой силы и родословная. И ведь… даже, если предположить, что таким образом хотели ослабить род, то остальные жертвы никак в эту схему не вписывались.
– Ее осушили.
Оль вздрогнул. Выпрямился резко. Глянул на меня с удивлением.
– Полностью осушили. Выпили не только магические, но и жизненные силы. Наши эксперты не могут с уверенностью сказать, что именно сделали с вашей внучкой, но все они сходятся на том, что над ней был проведен ритуал. Ритуал, о котором никто ничего не знает.
– Что вы хотите этим сказать, – Ирэна Ольховицкая сбросила маску. Внешне она не изменилась ни капли, но плечи распрямились и взгляд… Острый, пронизывающий насквозь.
– Только то, что единственное объяснение тому, что случилось не только с вашей внучкой, но и еще с двумя другими девушками, тоже одаренными, подающими немалые надежды этой своей одаренностью, это ритуал. А поскольку, нам удалось отыскать подобные случаи, произошедшие в разное время, объяснение лишь одно, – я смотрела на Ольховицкую пристально, старательно подмечая, что поджатые губы, что выражение на миг лишь мелькнувшее в глазах. – Это ведьмовской ритуал. Возможно очень древний, быть может, не такой уж и древний. Ведьмаки ревностно охраняют свое наследие. И силу. И знаниями своими они делиться не любят. И мне кажется, что вы точно должны знать, для чего он проводился, раз уж не знаете, кто именно виновен в его проведении.
– С чего вы решили, что мне это известно? – она не собиралась сдаваться. И признаваться тоже не собиралась, но… я видящая. И пусть что этот дом, что она сама, были защищены таким количеством заклятий, что разглядеть за ними что-либо не представлялось возможным, следы все же были. Тонкие, практически незаметные, но они были. И я чувствовала, что эта женщина, сидящая напротив, сильная, уверенная в себе, могущественная, пусть даже и она сама и весь род ее отрицают эту вот могущественность, но Ирэна Ольховицкая знала и могла многое. Очень многое. А еще я откуда-то точно знала, что ей известно если не имя того, кто убил ее внучку, то причины – точно. И про ритуал она тоже знала. Может быть, не все, может быть, лишь теоретически, но она знала. Иначе не согласилась бы на эту встречу, не заставила бы Университет вообще вынести сор из избы и привлечь к расследованию магическое управление.
И единственной причиной, по которой она согласилась на сегодняшнюю беседу – это необходимость узнать, что именно нам уже известно.
И вот сейчас, она смотрела на меня и во взгляде ее я отчетливо видела раздражение, злость, а еще… нечто странное, то, чего просто не могло быть – растерянность.
Я продолжала удерживать ее взгляд. Рядом судорожно вздохнул Оль. Где-то в отдалении послышался шелест листвы, завывание ветра, скрип половиц… шаги, наверное, слуг, треснуло в камине полено… А затем все это исчезло. И мы остались одни. И не было больше рядом Оля, который, смотрел на меня неодобрительно, но встревать не торопился. Знал, что мне есть что сказать, пусть даже следователем я и не являлась и вообще, на подобные вот встречи, меня обычно не брали. Но, так уж вышло, что Мартин занят был, а Анатоль все еще был в командировке и вчера сообщил, что пока вернуться не получается. Что-то там у них не складывалось, и срок поездки пришлось увеличить. Вот и пришлось взять меня, чтобы капитан орать не начал, что Оль снова нарушает установленные в управлении порядки. Он остался там, в иной реальности. А здесь, были лишь мы вдвоем. И еще дом. Родовое гнездо древнего ведьмовского рода, что столетиями копил силы, напитывался, что магией рода, что заклинаниями, что кровью детей своих. Но и он тоже затих, притаился. Наблюдал, не встревая. И в этом его молчании чувствовалась настороженность.
Я точно знала, что случись неприятность или вот, если Ольховицкая того пожелает, этот дом и вся сила, что собрана в нем, обратится против меня.
Ольховицкая смотрела на меня, склонив голову к плечу, и на губах ее застыла улыбочка. Такая вот, понимающая. Она знала. Меня словно озарило в тот миг, когда я заглянула в ее глаза.
Она знала!
– Вы необычны, – Ольховицкая первой нарушила молчание. Поднялась медленно, словно рисуясь. Небрежным движением откинула за спину волосы, платье оправила, хоть и не было в том необходимости – выглядела она идеально, как и должна выглядеть дочь старого рода. Сильная, умелая ведьма. А мне вдруг показалось, что это вовсе не она, а кто-то другой. Знакомый до боли. Только кто? Вспомнить не получалось. Но я уже имела счастье наблюдать за такими вот повадками. – И очень сильны. Хоть сила ваша и не явна на первый взгляд.
– О чем вы? – я тоже поднялась на ноги и застыла напротив Ольховицкой.
Сердце билось часто-часто и дыхание перехватывало от волнения. Она знала! Знала, кто я, знала… обо мне, пожалуй, даже больше, чем я сама.
– Она всегда-то сокрушалась, что сын единственный, продолжение рода, надежда и будущее, выбрал в жены не ту женщину, – снова замолчала. И отвернулась. Прошлась по ковру к окну, затем медленно развернулась. – Ваша бабка. Ольга Бержицкая. Мы приятельствовали. Не могу сказать, что были подругами, но… в то время ведьмы не дружили друг с другом. Впрочем… они и сейчас не особо дружат, хотя в последние годы пришлось несколько поумерить спесь и гордость прятать подальше. Иначе было бы не выжить. Но тогда… Мы начали одновременно выезжать в свет и как-то вот… общались. Встречались что на балах, что на званых вечерах, что в иных каких местах, которые были приличны настолько, что их могли посещать юные барышни их хорошего рода. К счастью, нам не случилось делить между собой ни внимание, ни славу… и потому да, можно было сказать, что мы все же дружили. Ольга сделала неплохую партию, но, вы знаете, что их род намного более древний, чем мой. И сила… сила там иного свойства. А сила всегда требует ответственности. И оттого Бержицкие никогда-то не отдавали своих детей. Они принимали в род. Что жен, что мужей.
Я этого не знала и потому молчала. Нет, наверное, когда-то все это мне было известно и, быть может, я знала об этом еще не так давно, до той трагедии, что унесла с собой мою память и привычный образ жизни. И потому я молчала. Слушала.
– Ольга сильно переживала, что ее род прервется. Как же! Единственный сын и наследник, сильный ведьмак, женился на неподходящей девушке, а их дочь, тоже единственная силу не взяла, – она снова замолчала и сделала еще несколько шагов по ковру. – А потом случился тот бунт. И известие о том, что и Стефан и его жена и даже маленькая дочь, последняя представительница рода, погибли. Ты знала, что мятежники особо порезвились в вашем поместье? – Ольховицкая резко развернулась и вопросительно посмотрела на меня.
– Нет, – я мотнула головой. – Не знала. Я… почти не помню ничего из того, что случилось в тот день… ночь…
– Никто не знает, – покачала головой Ирэна. – На самом деле, мятежники, конечно, не сказать, чтобы как-то щадили ведьмаков. Да, убивали, маги, если могли, лишали силы, но в основном детей. Но только в вашем поместье уничтожили все. Подчистую. Они вырезали даже слуг, в которых не то что силы, даже намека на искру не было. И само поместье уничтожили. Заклинанием. Там до сих пор нет ничего живого. Даже трава и та не растет. А ты вот… уцелела. Как?
– Я… не знаю. Не помню. Ничего не помню, кроме мамы…
– Кровь не вода, – произнесла Ольховицкая, качая головой, и чудилось в этом ее жесте неодобрение. – Ольга страдала, что ты не взяла ее наследие, но, как по мне, ей стоило бы переживать больше из-за того, что ты могла получить силу матери.
Она произнесла эти слова, а затем снова отвернулась. Пространство вокруг нас пошло рябью. Одно мгновение и вот уже все вернулось на круги своя. И гостиная с горящим камином, огромные кресла, Оль, глядящий на меня с укоризной.
Он вскочил, сжимая кулаки и гневно глядя на Ольховицкую.
– По какому праву вы применили силу к представителю управления?! Вы…
– Успокойтесь! – резко осадила его Ольховицкая. – Наша беседа окончена. Вас проводят!
Она резко развернулась и вышла из гостиной.
– Остановитесь! – выкрикнул Ольгерд, поднимая руку. Я знала, что он собирался делать. То, что должен был. По уставу.
– Нет! – я успела в последний момент, перехватила его запястье за мгновение до того, как заклятие было сформировано. – Не надо, Оль. Ничего… ничего не произошло. Мы просто поговорили.
– Да? – рявкнул он. – Поговорили? Это нарушение устава! Правил… Закона! Эта женщина посмела применить древнюю силу к представителю магического управления. За это судят, Джейн!
Ольховицкая покинула комнату. Она даже не обернулась, не замедлила шаг – просто ушла. Точно знала, что я буду на ее стороне.
– Не надо, – устало покачала головой я.
– А ты понимаешь, что теперь мы не сможем использовать ничего из того, что она тебе сказала?
– Она не сказала мне ничего о своей внучке, Оль.
– Тогда о чем вы говорили?
– Обо мне.
***
На этот раз я проснулась в слезах. Сон. Я не могла вспомнить, о чем он был, но ощущение теплоты, нежности, защищенности, как может быть только рядом с любящей семьей, не отпускало. Слезы текли по щекам, скатывались на шею, а я не могла, не желала брать себя в руки, успокаиваться.
Моих родителей нет. Они ушли, отдали свои жизни. Ради чего? Во имя какой идеи? За что? У меня не было ответов на эти вопросы.
Всхлипнув в последний раз, я решительно стерла соленую влагу со щек и, отбросив в сторону одеяло, села на кровати. Было еще темно. Остервенелый ветер трепал кроны деревьев за окном, швырял в стекло мелкий сор, листья… что-то там еще.
Одиночество. Это чувство не оставляло меня последние годы. А раньше? Как я жила раньше? Где росла? Была ли у меня… семья?
– Надоело! – в сердцах я ударила кулаком по одеялу и… что-то произошло.
Вспышка? Воспоминание?
{– Дорогая, ты слишком эмоциональна и непосредственна!. Это не правильно. Учись брать эмоции под контроль. Иначе, в нашем мире не выжить?
– Хорошо, тетя, – мой собственный голос показался мне чужим и вместе с тем…
Я сидела в небольшой, но уютной комнате, напоминающей нечто среднее между детской игровой и кабинетом… очень странным кабинетом. Скорее всего, это была комната для занятий. Книжные шкафы вдоль одной из стен были заполнены вперемешку книгами в ярких обложках, игрушками и… наверное учебниками, поскольку часть обложек была унылого серого или коричневого цвета. На широком письменном столе, за которым я и сидела на стуле с высокой жесткой спинкой, были разложены тетради, учебники… книги со сказками (они прятались под невзрачными обложками, но я точно знала, что они есть).
– Что хорошо? – высокий женский голос, наполненный недовольством. И сама женщина. Странно, но я не могла рассмотреть ее лица – она стояла ко мне спиной, глядя в окно. Сначала мне показалось, что это Ирэна Ольховицкая, но потом я поняла, что ошибаюсь. То была не она, а кто-то другой, знакомый мне, но сейчас отчего-то не получалось вспомнить, кто. – Что хорошо, Дарья? Ты ленива. Неорганизованна. Ты… да, ради чего я трачу на тебя свое время, если ты даже меня не слушаешь?!
Женщина резко развернулась и оказалась у меня за спиной. Слишком быстро. И слишком неожиданно. Я не успела спрятать книгу со сказками и тетя ее нашла.
– Вот! О чем я и говорю! – тонкая рука с аккуратными ногтями, выкрашенными в алый цвет оказалась в зоне моей видимости. Она, эта рука, совершенно безжалостно, выхватила из моих рук увесистый томик со сказками, который я листала вместо того, чтобы готовиться к занятиям. – Сказки! Даша! Это недопустимо! Ты – единственная наследница! Ты должна все силы и все свое время отдавать на то, чтобы вернуть себе силу, а вместо этого, ты читаешь сказки? Отвечай, несносная девчонка!
– Прости, – я виновато опустила голову, спрятав лицо за распущенными волосами. – Я… этого больше не повториться.
– Повторится, – устало как-то произнесла женщина. – Ты каждый раз обещаешь, что приложишь все усилия. Что сделаешь все, и даже больше, а в результате… вместо учебников, я нахожу у тебя очередную книжку с… с картинками. Дарья!
– Прости, – я опустила голову еще ниже. Щеки горели от стыда. И глаза стало покалывать, я принялась моргать часто-часто, поскольку слез тетя тоже не любила. Моих слез.
Она лишь вздохнула. Я не могла ее видеть – боялась поднять глаза, но могла себе отчетливо представить, как она поджимает губы, как неодобрительно качает головой.
– Твоя мать была наследницей древнего рода, Дарья. И ты должна приложить все усилия, чтобы не утратить эти способности. Неужто ты не понимаешь, что больше никого не осталось? Что больше некому продолжить наш род?
– Еще есть ты… – я произнесла это очень тихо, но она услышала. И вздохнула.
– Занимайся. Я зайду к тебе через несколько часов и проверю.
И она направилась к выходу. Держа в руках мою книжку со сказками. Там такие красочные картинки были. А теперь…
– Тетя… – я вдруг вскинула голову и посмотрела вслед этой высокой худой женщине с длинными темными волосами, крупными завитками спускающимися до самой талии. – А если… если я никогда так и не смогу… Если во мне нет ее… этой силы? Что тогда? Если…. Если дар умер вместе с… мамой?
Она замерла у самого порога, уже взявшись свободной рукой за ручку двери. Минута. Еще одна.
Я боялась нарушить это молчание. Даже дышать боялась в полную силу. Ответ был важен. Очень важен. Для меня.
– Тогда ты станешь не нужна! – произнесла эта женщина и обернулась}.
Резкий звук привел меня в чувство. Я вздрогнула и открыла глаза. Я была в своей квартире. В своей постели. И со мной случился очередной приступ… как это назвать? Воспоминаний?
Звук повторился.
И снова.
Мне потребовалось услышать его раз пять, прежде чем я поняла, что это звонят в дверь.
Медленно, все еще плохо доверяя собственному телу, я сползла к кровати. Споткнулась о брошенную на пол сумку, едва не растянулась во весь свой рост, но все же умудрилась сохранить равновесие.
Кто-то продолжал звонить в дверь. А после первого десятка звонков, добавились еще и глухие звуки ударов. И соседка, наверняка тоже проснулась и скоро помимо всего прочего, я услышу ее недовольный визг.
Последняя мысль заставила меня действовать быстрее. Я выбралась в коридор и резко распахнула дверь. Я ожидала увидеть там кого угодно: от Мартина до дока, но…
– Ну, здравствуй, Дарья! Вот ты где спряталась. Однако…. Какое убожество. И вот на это ты променяла дворец Чернецкого? Мда…
– Ты?.. – выдохнула я, не веря в то, что вижу перед собой.
Она. Эта женщина. Я узнала ее сразу. Всего несколько минут назад, она являлась мне во сне, а теперь стоит напротив во плоти. Разве такое может быть?
– Не ждала? – она кривит идеальной формы губы, тронутые лишь легким розовым блеском и смотрит так… что становится неуютно. И тянет пригладить волосы, расправить складки на подоле и вообще…
Я всегда чувствовала себя неуверенно рядом с ней. Более того. Рядом с ней. Идеальной. Совершенной. Я выглядела замарашкой.
– Не ждала. – уже утвердительно говорит она. – Дарья, Дарья…
…красивая. Какая же она красивая. И всегда была такой. Удивительно, но время было совершенно не властно над ней. И я всегда удивлялась этому. Казалось, она сошла с обложки журнала. И за последние пятнадцать лет не постарела ни на день.
– Вот так ты решила отплатить…
Гладкая ровная кожа без единого изъяна. Правильные черты лица. Темные волосы, крупными локонами, ниспадающие до самой талии. Она любила прически. Разные. Элегантные, вычурные, могла даже заплести обычную плебейскую косу и все равно выглядела королевой. Мне никогда не удавалось добиться такого вот совершенства. И пусть и мои кудри были такого же цвета, но все равно… Моим волосам никогда не хватало блеска. Цвета… ухоженности.
Впрочем, как и всему остальному.
– Посмотри, на кого ты стала похожа…
Она никогда не пренебрегала косметикой, уходом за собой. Процедурами, призванными сохранить и продлить молодость кожи, придать еще больше блеска и густоты волосам. Хотя, казалось, куда уж больше.
– Волосы в ужасном состоянии. А ногти… Боги, Даша, во что ты превратилась? Исхудала, черты лица заострились. Глаза… удивительно, у тебя даже взгляд изменился. Стоило оно того?
Мне хотелось соответствовать. Мы похожи. Удивительно похожи между собой, как могут быть похожи близкие родственники, в чьих жилах течет одна кровь. Чистая кровь.
– Молчишь? Конечно! Что ты можешь сказать? Алекс едва не тронулся рассудком. Искал тебя днем и ночью. Можно сказать, что он перевернул небо и землю, и что?
Картинки воспоминаний напоминали испорченный калейдоскоп. Они мелькали в памяти, но… не складывались.
Солнечный день. И родители, смеющиеся, глядящие друг на друга с такой нежностью и любовью, что мне и сейчас становится не по себе, будто бы я подглядываю в замочную скважину.
…нежные прикосновения мамы… Смех отца и его сильные руки
{– Я лечу! Лечу!! Еще!!! Выше, папа! Еще выше!!! – и он подбрасывает меня в воздух, а затем ловит, не позволяя упасть. И смех звенит вокруг.
– Осторожно! – встревоженный голос мамы. – Не урони.
– Никогда!
И я верю ему. Знаю, что он никогда не уронит. Иначе ведь и не может быть. }
…грохот от которого закладывает уши и встревоженное лицо отца. Он больше не улыбается, в его глазах навечно поселилась тревога. И страх. За нас.
{– Уходи, Хелен! Бери Дашу и спасайся.
– Нет! – мама не желает уходить. – Я с тобой. Мы…
– Нет, Хелен, – он отвечает резко, даже грубо и я сжимаюсь, поскольку никогда раньше не слышала, чтобы отец разговаривал подобным тоном. – Это уже не шутки. Все очень серьезно.
– Я не оставлю тебя… – она все еще не желает сдаваться.
– Они пришли убивать нас, Хелен! Как ты не понимаешь?! – он уже кричит. А затем хватает маму за руку и резко разворачивает к черному ходу. – Уходи! У меня нет никого роднее вас с Дашкой. Ты обязана позаботится о ней!}
– Как ты могла? – Маргарита не сдавалась. Она смотрела на меня и в ее глазах я видела разочарование. Как часто я видела подобное выражение на ее лице. Она всегда была во мне разочарована.
{– Ты недостаточно стараешься, Дарья! – я сижу за письменным столом, низко склонив голову. Тетя стоит рядом. Она… злится. Я чувствую эту злость, но ничего не могу с собой поделать. У меня не получается.}
– Когда мне сообщили, что ты явилась в университет, признаюсь честно, я не сразу поверила. Мы смирились, почти поверили в то, что ты умерла. Как ты могла поступить так? Как посмела?!
{Университет. Солнце сияет так ярко, что больно глазам. Я сижу на бортике фонтана, увлеченно рассматривая учебник. Скоро зачет, осталось совсем немного и я готова, но… никогда ведь не можешь быть уверена в том, что тебе не попадется «тот самый вопрос». Вот и я пытаюсь ухватить еще чуть больше. Мне нравится учиться и здесь, в университете, я чувствую себя счастливой.
Шепотки врываются в мое сознание, отвлекая от какой-то очень важной темы. Я морщусь. Девчонки, что сидят рядом и давно уже не повторяют материал, а просто болтают, брызгаются водой, пытаясь хоть так привлечь мое внимание.
– Дашка! Дашка, да оторвись ты уже от учебника! Ты и так все знаешь. Хватит! Смотри. Смотри какой. Красавчик! Ты себе не простишь, если не увидишь его.
И я поднимаю голову. Недовольно кошусь на подруг, а затем все же поддаюсь и перевожу взгляд в ту сторону, куда мне указывают.
Он великолепен настолько, что перехватывает дыхание.
Совершенство.
– Говорят, что Чернецкие потомки драконов. Дашка… ты представляешь, если он вдруг вот сейчас возьмет и обратится в ящера. Огромного такого…
Я не могу ответить. У меня не хватает дыхания, чтобы произнести хоть слово. И даже рассказать о том, что драконы никогда не превращались в ящеров – тоже не получается.
Сердце замирает. А затем срывается в бешеный галоп. Я краснею, бледнею… чувствую, как сводит судорогой пальцы, как сила… которой у меня была не так уж много, бурлит внутри.
А потом… он переводит взгляд… на нас.
– Ой…
– Мама…
Кажется, кто-то из девчонок не удержался на бортике и кувыркнулся в фонтан. Остальные подхватились и принялись помогать подруге, а я… я не могла отвести от него глаз.
И он смотрел на меня. }
– Ты безнадежна, – резюмировала Маргарита. – Просто безнадежна. Не понимаю, зачем тебе понадобилась вся эта… – она небрежно помахала рукой. – Ну что? Вы поссорились? Что такого произошло, что ты вот так просто взяла и исчезла, никому ничего не сказав? Дарья! Я с тобой разговариваю!
И я разлепила ссохшиеся губы лишь затем, чтобы хрипло произнести очевидное:
– Я умерла…
***
– О. Боги! – она закатила глаза и гримасску состроила такую, что… – Умерла она! Очаровательно! Ты себе представить не можешь, что мы пережили. Лекс едва с ума не сошел, пока тебя искали. Он постарел на целую жизнь, когда из реки выловили этого твоего красного монстра…
{Кабриолет. Красный. Безумно дорогой. У меня никогда не было такой красивой и дорогой вещи. И вот, он мой.
– О… это мне… – от восхищения, перехватывало дыхание. Сердце колотилось в груди, и я все никак не могла поверить… – Он… мой? Лекс… ты… Это…
Счастье. Невероятное. Всеобъемлющее… Хотелось смеяться и плакать одновременно. А еще обнять весь мир.
Прикосновение вызывало восторг. И я неторопливо, все еще не веря в то, что вот это чудо принадлежит мне, прикасаюсь к теплому ярко-красному боку самой удивительной машины в мире.
Ветер в лицо. И скорость. Смех, что никак не удается удержать в себе. И слезы. От ветра ли… от счастья…
– Я ревную.
– Что? – удивленно вскинула брови. – Ты о чем?
Он удивительный. Самый замечательный в мире мужчина. Самый лучший, самый любимый и я все еще не могу поверить в то, что он тоже любит. Меня. Я живу в сказке.
– О том, что я ревную.
Лекс приблизился. Теперь он стоял совсем близко. Можно было протянуть руку и прикоснуться к нему. Почувствовать тепло кожи… Поверить, в то, что все это на самом деле. И этот мужчина мой. И машина… тоже моя. И вообще, моя жизнь удивительная, восхитительная… волшебная сказка.
– К кому? – я никак не могу понять, о чем он говорит. Ревность? Какая ревность, если с того мгновения, как я впервые увидела его во дворе университета, все остальные просто перестали существовать. Разве кто-то мог бы сравниться с ним?
– К нему, – Лекс кивком указал…
И я обернулась, ожидая увидеть там… кого?
Не знаю, но никого не было. Во дворе по-прежнему были только мы вдвоем и машина. Моя машина.
– Ты уже любишь его больше, чем меня.
– Ты… шутишь! – я выдохнула и рассмеялась. – Просто шутишь.
– Будь осторожна.
– Конечно… }
– Это было невыносимо. Как ты могла? Как у тебя вообще хватило мозгов такое провернуть? Ты вообще слушаешь меня? Не стоило Лексу дарить тебе это безобразие. Как была безмозглой девчонкой, так и осталась…
{ И снова ветер в волосах. И скорость. Дорога серой лентой вилась под колесами.
Я любила ездить. И любила свою машину.
Но в тот раз что-то было не так. Он не слушался. Стоило только увеличить скорость, как… машина стала чужой, незнакомой и совершенно неповоротливой.
А скорость все увеличивалась. И я понимала, что не справляюсь.
Испугаться я не успела. Просто на очередном повороте…. Я не повернула. Красная стрела слетела с обрыва…
Мгновение полета. Яркая белая вспышка перед глазами.
Лицо мамы. И отец… таким, каким я запомнила его в тот, последний раз. Лекс… а затем я провалилась в небытие.}
– Даша!
– Прости, – я мотнула головой, отгоняя воспоминания.
Странно так. Я так долго пыталась вспомнить, а теперь… вспоминать отчего-то не хотелось.
Машину испортили. Теперь я это понимала. И та авария не была случайной. А значит… так я оказалась в реке. Из-за травм потеряла память. Но почему меня никто не искал? Почему…
– Как, – голос звучал хрипло и пришлось откашливаться, – как ты меня нашла?
– Проще простого, – передернула плечами Маргарита. – Стоило только тебе объявиться в университете, как мне тут же сообщили. Чем ты думала?
– Я не думала.
– Ни мгновения в этом не сомневаюсь. И что теперь? Что ты намереваешься делать теперь? Ты понимаешь, что все упущено. Лекс наконец-то пришел в себя. Он встретил женщину, которую полюбил. Тебя должны были объявить погибшей. А теперь? Что нам всем делать теперь?
***
Этот рассвет я встретила сидя на подоконнике в кухне. Смотрела через не очень чистое стекло на то, как ночная мгла постепенно сменяется зыбким серым маревом, как все четче и четче проступают в этом мареве силуэты что домов, что деревьев. Небо на восходе постепенно светлело…
Выпроводить Маргариту было сложно. Она то порывалась тащить меня за собой, то бросалась собирать мои же вещи. И все это… угнетало. Она всегда была… великолепной. Красивая, выдержанная, что главное. Никаких эмоций, никаких порывов. Даже вщгляд Маргариты был невозмутим. Леди не пристало… много чего. А Маргарита была леди. Из древнего, некогда могучего рода. И кому какое дело до того, что нынче от этого вот великого и могучего рода остались лишь мы вдвоем.
Я же… находилась в некоем подобии прострации. Я вспомнила… многое, но, увы, не все. И мне требовалось время. И тишина. Возможность хоть на несколько часов остаться наедине с собой, чтобы подумать, хоть как-то примириться с действительностью.
Маргарита все же ушла, напоследок окинув меня неодобрительным взглядом. Поджала губы, покачала головой, отлично зная, что вот этот жест привлекает внимание к блестящим тяжелым волосам, которыми она всегда гордилась.
– Что ж, будь по твоему. Я сделаю вид, что ничего не знаю. Не пойду к Лексу, не стану поднимать шум, но… ты должна понимать, что если я нашла тебя, то и он тоже найдет. У Чернецкого возможностей куда больше. – Она сделала вид, что пошла у меня на поводу, но не стоило заблуждаться – Маргарита никогда не делала того, чего делать не желала. И уж точно, она никогда не уступала мне. Лишь единожды, когда я приняла предложение Лекса, и пошла против воли тетки, которая пусть уже и не являлась моим опекуном официально, все ж таки, была единственным родственником, близким человеком, той, кто меня вырастил, не бросил на произвол судьбы. Она была против. И пусть скандалы и громкие выяснения отношений никогда не были в ее характере, свое неодобрение моим выбором Маргарита не стеснялась выказать.