{– Он тебе не пара, дорогая, – она сидела в кресле у камина. Держала в одной руке махонькую чашечку с чаем и на меня не смотрела. – Чернецкие – сильный род. Древний и… особенный. Александр – последний представитель этой династии. Истинный носитель крови… как говорят драконов. Ты, впрочем, и сама об этом должна знать. А это… не так хорошо, как может показаться.
– Мы любим друг друга, – я не слушала. Не желала слушать. Тогда я была так счастлива, что весь мир превратился для меня в сказку. – Ты слышишь? По-настоящему любим друг друга. Алекс… он самый лучший, самый замечательный и… мне больше никто не нужен и никогда не будет нужен. Только он. И для него я – единственная. Ты права, Чернецкие – потомки драконов. Они утратили, что ипостась, что ту, запретную древнюю магию, но… не ты ли утверждала, что кровь нельзя обмануть? А драконы всегда были верны своим избранницам.
Маргарита вздохнула, и осторожно поставила чашку на поднос. Аккуратно подцепила кончиками пальцев белоснежную салфетку. Промокнула губы, в чем не было никакой нужды, поскольку она и глотка не сделала.
– Все так, дорогая. Чернецкий, несомненно, будет верен той, которая станет его парой, если можно так сказать, хотя, признаюсь честно, все эти размышления о верности драконов и прочем, чушь, как по мне. Но, ладно… Однако, дорогая, ты забываешь, кто ты. Твоя мать сделала неверный выбор в свое время и к чему это привело? В тебе почти не осталось силы. Нашей силы, Дарья! Ты – последняя представительница рода, не менее древнего, чем Чернецкие, и что в итоге?
Я не слушала. Не желала слушать. Маргарита постоянно говорила мне об этом. Вспоминала маму, которая пошла на поводу у чувств и выбрала «не того мужчину».
– И пусть бы любила себе, кто ж ей запрещал! Но родить ребенка она была обязана от правильного мужчины. И ты тоже… обязана. }
И вот сейчас, сидя на подоконнике, в своей крохотной квартирке, я думала. Размышляла. Вспоминала и…
Я вспомнила свое детство. И родителей. Тот страшный день, когда их не стало. И то, как меня нашли после нападения на особняк. Я помню больницу и Маргариту. Помню то, как привыкала, что к ней, что к новой жизни. Помню свои бесполезные попытки овладеть родовой силой и злость Маргариты, что у меня не получается.
Она никогда не показывала ее, той злости. Но раздражение, разочарование скрыть не могла.
Почему? Так ли для нее было важно воспитать преемницу или же…
Я практически не помню тот, решающий день.
В памяти отложились лишь некоторые моменты.
{Утро, наполненное томной негой. И легкий поцелуй.
– Мне нужно сегодня в столицу, – Лекс уже был полностью одет. – Буду или поздно вечером или уже завтра. Не лихачь на дороге. Помни, что я не смогу жить без тебя.}
Это были его последние слова. Спустя полчаса, он уехал, а я… помню, как встала, приняла душ, привела себя в порядок.
Помню, как взволнованная садилась за руль. Затем…. Было что-то еще… что-то, несомненно, важное, но… никак не могу вспомнить, что именно. А затем снова дорога. И ветер, что бьет в лицо и треплет волосы, прическа уже совершенно растрепалась, но мне нет до этого никакого дела. И машина… она слишком тяжела, не поддается управлению и… звучит как-то не так. Я жму на педаль, но… ничего не выходит. И я все жму и жму… а затем срываюсь в пропасть…
Что случилось в промежутках? Что заставило меня уехать из дома? Что произошло?
Вспомнить все так и не получалось, а вместе с тем меня никак не оставляло ощущение, что именно эти моменты – самые главные.
Ночь уже окончательно отдала свои права. А я все еще сидела на подоконнике, упираясь лбом в холодное стекло и… думала, вспоминала и… И все же не понимала. Многого не понимала.
Звонок в дверь заставил вздрогнуть – я едва не сверзилась с подоконника, больно ударилась локтем, а когда пыталась все же сохранить равновесие, еще и больно приложилась коленом. Как итог – до двери я ковыляла тихо матерясь и ненавидя, что собственную неуклюжесть, что тесную комнатушку, что того, кому вдруг понадобилось позвонить в мою дверь в такую рань.
– Уже не спишь? – Мартин был слишком бодр, но, увы, совершенно не весел. – Это хорошо. У нас новый труп.
***
Она лежала на траве, раскинув тонкие, будто веточки, руки в стороны. Мертвые глаза, перекошенное мукой лицо, раскрытый в немом крике рот. Девушка была мертва. И пуста.
Я присела возле тела на корточки и закрыла глаза, сосредотачиваясь. Остаточные энергетические слезы пронизывали меня насквозь. Счастье, грусть… смех и радость, страдание.
Перед моим мысленным взором разворачивались картины чужих воспоминаний, действий, эмоций и чувств. Я проживала счастливые и печальные события других людей, которым выпало в тот или иной момент оказаться в городском парке. Пройтись по дорожкам, объясниться на одной из лавочек… я чувствовала боль и печаль отвергнутой любви и счастье от предложения, которого кто-то так долго ждал и наконец-то получил. Нежность, печаль… и много чего еще. Я не могла рассмотреть лиц. В этом особенность дара видящей. Я считываю энергетические следы, но не могу увидеть лицо или фигуры, описать телосложение или одежду, зато прекрасно могу разобраться в том, что именно чувствуют окружающие люди.
Вот и сейчас. Я отчетливо ощущала нетерпение и настороженность стражей, что прибыли на место преступления и стояли в оцеплении, стараясь не подпускать к телу зевак и журналистов. Ощущала раздражение и гнев Мартина – ему не нравилось происходящее, и он злился. Нервничал. А еще был практически истощен.
Но я не могла почувствовать ничего, что было бы связано с несчастной девушкой, которую выпили и просто выбросили утром в парке. Ничего. Совсем. Будто бы ее и не было никогда.
Знакомая картинка. Настолько знакомая, что у меня защемило в груди. Я уже видела нечто подобное. Или же… это всего лишь игра памяти? Прошлая жертва тоже была выпита. Но, меня допустили к телу уже спустя время, когда большинство энергетических следов полностью развеялось. К тому же, я почти уверена, что и специалисты университета не стояли в стороне и тоже пытались считать остаточный фон, что тоже не способствовало чистоте показателей. Так что не удивительно, что я ничего не нашла в прошлый раз. Совсем ничего.
Сейчас же… Отсутствие какого бы то ни было энергетического фона – это тоже улика. Значит, преступник каким-то образом умеет стирать следы. И вот что это значит?
– Прости, – я встала и, сделав шаг назад, поравнялась с Мартином. – Ее выпили. Полностью. Я бесполезна.
– Ничего иного я и не ожидал, – криво усмехнулся Мартин. Он повел плечами, точно бы стремясь избавиться от груза, что лег на эти плечи неподъемной ношей. – Но попробовать стоило. А вдруг бы…
– Отсутствие следов – это тоже след. Это ритуал. И нам стоит выяснить, что за он и для чего проводился. Думаю, Оль здесь будет куда полезнее. На этот раз тело оставили не возле университета. Она была студенткой?
– Не знаю еще. Личность устанавливают.
– Оль рассказал тебе о том, что мы нашли в архивах?
– Ты нашла, – отрезал Мартин и, развернувшись, направился прочь из парка. Остановился подле одного из стражей, коротко отдал ему распоряжения относительно тела несчастной и, засунув руки в карманы, неторопливо побрел к своему автомобилю.
Я заторопилась следом.
– Что случилось?
– Бесит! – Мартин резко остановился. – У нас дело. Старое, судя по тому, что ты обнаружила. Какой-то… мерзавец убивает молодых и талантливых девушек. Выпивает их подчистую. Улик нет, ни одной зацепки тоже нет. Начальство давит. Родственники покойных треплют нервы, требуя подать им преступника на блюдечке и сию же секундочку. А вместо того, чтобы заниматься своей работой, мне приходится нянчится с этим…этим… – Он резко выдохнул и потер лицо ладонями. – Я нормально не спал уже несколько дней. Оль носится между родственниками, архивами и экспертами. Анатоля не отпускают, пока он все бумажки к делу не подложит. Ты представляешь? Кэп сказал, что пока он не сдаст дело в архив в положенном виде, обратно не вернется. Это… это…
Я сочувственно вздохнула и осторожно похлопала начальника по плечу.
– Мне жаль. И если я могу…
– Было бы неплохо все же выяснить, что за ритуал проводили над жертвами. И для чего, – задумчиво произнес Мартин. – Оль говорил, что бабка прошлой жертвы может быть в курсе, но…
– Она не скажет, – покачала головой я, усаживаясь на пассажирское сидение. – Даже, если и знает. Даже если точно знает, кто виновен в смерти ее внучки – не скажет. Скорее уж попытается самостоятельно разобраться.
Мартин едва слышно выругался.
– Вот почему я ненавижу все эти ведьмовские рода и их заморочки!
– Родовые тайны – это не то, что стоит выносить на всеобщее обозрение. Поверь, ведьмаки яростно хранят свое наследие. Каждый более-менее сильный род имеет знания, которые просто нельзя выносить на всеобщее обозрение. Так что не стоит и надеяться, что Ольховицкие раскроют свои секреты.
Я прикрыла глаза. Память услужливо покидывала картинку полутемного помещения, стены и пол которого, были густо испещрены старинными рунами. И, странно, что на этот раз, я узнавала, что место, что сами эти символы. Свечи отбрасывали неровные тени, тяжелый запах благовоний буквально сбивал с ног. Она лежала на алтаре. Бледная, обескровленная и тонкая рука ее безвольно свешивалась вниз. Голова была запрокинута, Рот распахнут в немом крике.
Сила бурлила вокруг. Казалось, что если немного сосредоточиться, то можно увидеть потоки.
И тень. Я заметила ее боковым зрением, но не успела обернуться…
Вздрогнув, вынырнула из собственных воспоминаний.
Я уже видела подобное. Более того, это было мое последнее воспоминание перед тем, как сев в машину, я сорвалась в пропасть. Только вот, почему-то не получалось вспомнить остальное.
То утро. Лекс уехал, поцеловав меня на прощание. Я не собиралась никуда выезжать. Думала остаться дома. Требовалось разобраться со строителями – мы как раз обновляли западное крыло и что-то там не складывалось. Затем у меня была назначена встреча с флористами, на носу была годовщина свадьбы и мы собирались устроить прием. Ничего особенного, только для самых близких друзей. Так уж получилось, что ни у меня, ни у Лекса родни практически не было.
Я помню все, что происходило. Помню, как выбирала цветочное оформление и подписывала договор. Как ругалась с прорабом, который ни в какую не желала укладываться в отведенные сроки и все норовил затянуть работы. Помню, как согласовывала меню с экономкой и мы же еще решали, что из продуктов стоит закупить уже сейчас, а что можно будет приобрести непосредственно перед приемом…
Как получилось, что я оказалась в машине? Куда я поехала? Зачем? И кто испортил кабриолет?
Вопросы, вопросы, вопросы… Их слишком много и, несмотря на обретение мною памяти, ответов я так и не нашла.
Маргарита злилась. И ее можно было понять. Они считали меня погибшей. Оплакивали и оплакали. Тетя сказала, что Лекс… Лекс встретил другую женщину и… счастлив с ней. А я?
Эти мысли не оставляли меня весь день.
Я писала отчет и думала, пыталась вспомнить и злилась от того, что не получается. Выезжала на места преступлений, считывала фон, благо таких заковыристых преступлений больше не попадалось, и все пыталась вспомнить хоть что-то.
Девушка на алтаре. Ритуал, свидетелем которого я стала. Эта мысль не оставляла и в результате, я все же решилась спуститься вниз, чтобы поговорить с доком. В конце концов, стоит все же признаться, что память вернулась, пусть и не полностью. Несколько часов перед несчастным случаем, все еще оставались для меня недоступны. Возможно, док Арист сможет помочь.
Управление гудело. Рабочий день подходил к своему завершению и следователи старались как можно быстрее разобраться с делами, чтобы отправиться по домам. Само собой, повезет не всем, но… надежда, она такая надежда.
Я преодолела коридор, спустилась на первый этаж и уже почти добралась до заветной двери, как…
– Вот ты где! – меня грубо схватили за руку и рывком развернули. – Я просто поражен твоей циничностью. Мог ожидать от тебя чего угодно, но стоит признать, ты превзошла все мои ожидания!
***
Ярость. Она застилала глаза красной пеленой. Душила, не давая сделать вдох. И эта ярость была предпочтительней того отчаяния, которое он испытывал раньше.
Не мог простить. Несмотря ни на что, он не мог простить ей. Обманула. Заставила почувствовать себя слабым. Его, потомка легендарных драконов. А ведь знала. Точно знала, что ничего-то из той ее задумки не получится, что рано или поздно, он встретит свою женщину и тогда… На что надеялась?
Воспоминания. Они были… странные. Смутные. Смазанные бутдо. Память, подернутая дымкой, не всегда отзывалась. Он помнил образы, ощущения… и они были тусклыми, покрытыми толстым слоем пыли и плесени.
А еще никак не мог забыть то ощущение отчаяния, страха, боли… когда узнал, что она пропала. Почему?
Драконы любят лишь раз. По-настоящему. Отдавая всего себя избраннице. И если… если все было не так, если чувства, что владели им ранее были насланными, то…
Он помнил ее. Ту, первую встречу. Был ясный день, и солнце слепило глаза. Он помнил тот миг, когда обернулся и встретился с ней взглядом. Его словно что-то толкнуло, заставило посмотреть…
Она была… Она просто была. Память не сохранила детали. Он не помнил ни во что она была одета, ни кто стоял рядом с ней. Он помнил лишь ее. Карие глаза, наполненные солнечным светом. Улыбка и ямочки на щеках. И легкий ветерок шевелил тонкие пряди волос.
{– Ты поймешь, сын. Сила нашей крови такова, что пройти мимо своей судьбы не выйдет, – так когда-то говорил отец. – Без нее, жизнь не будет полной. }
Для него все так и получилось. Глупая, неправильная и преждевременная смерть матери. И безжизненные глаза отца. Сила покинула его в тот миг, когда любимой не стало. Он продержался еще несколько лет, чтобы передать бразды правления сыну, а затем тихо ушел.
{– В этом наша сила. Но и наше проклятие, сын. Без нее, ты никогда не узнаешь, что такое жить полной жизнью. Не увидишь, насколько прекрасен мир вокруг тебя. И лишь с ее потерей, поймешь это. Будь осторожен, мой мальчик. И береги свое сокровище.}
Он слишком рано понял, насколько прав был отец. Тогда казалось, что мир изменился, стоило лишь заглянуть в ее глаза. И счастье было полным. Краски стали ярче, ощущения – острее.
И счастье, когда она ответила взаимностью…
И тот день, когда вернувшись домой, он узнал, что его жена пропала.
Отчаяние. И боль. Страх, что больше никогда ее не увидит. Поиски… бессонные ночи… горечь утраты. Казалось, жизнь остановилась…
Он ненавидел себя за то, что стал невольной причиной ее гибели. Глядя на то, как достают из воды покореженного кранного монстра, которого он ей подарил, впервые в жизни возненавидел себя.
Он искал. Месяцы без сна, в тщетных попытках найти… Отчаяние, которое захлестнуло с головой. Сочувствующие взгляды друзей и родных.
И понимание, что его жизнь оборвалась в то мгновение, когда его женщина сорвалась с обрыва.
А потом…
***
«Превзошла все ожидания!»
Надо же, какие громкие слова. Я едва сдержалась, чтобы не ударить. Впрочем, хорошо, что сдержалась, поскольку силы были определенно не равны. Александр Чернецкий, один из сильнейших магов, советник императора, по слухам (впрочем, совсем даже не по слухам) потомок тех, легендарных драконов, о которых ныне остались лишь смутные воспоминания и фантастические истории. Он был силен настолько, насколько вообще это было возможно.
А еще, это был мой муж. Мужчина, который клялся беречь и защищать. Тот, кто стал для меня всем миром. Моим дыханием, моим сердцем…
И что изменилось?
– Лекс…
– Твоя циничность просто обескураживает.
Породистое лицо его скривилось в гримасе отвращения. Когда-то мне казалось, что я умру на месте, если увижу вот это вот выражение брезгливости в отношении себя. А нет, ничего. Я все еще жива и даже цела. И пусть грудь сдавило от эфемерной боли и сердце сжалось, готовое вот-вот остановить свое биение…
И нет… мир не перевернулся.
– Серьезно? – усмехнулась я, смело глядя в любимые глаза.
Память странная штука. На самом деле. Еще вчера я не помнила вот этого мужчину, не помнила своих чувств и… встреться мы вчера, я не почувствовала бы обиды. Моя гордость, мои чувства не были бы уязвлены. А сегодня все изменилось. Всю ночь я переживала каждый миг, каждую секунду, что мы провели вместе. Думала, вспоминала, страдала… Да, я ведь тоже живая и мне больно.
Несмотря ни на что, слова Маргариты причинили боль. Лекс клялся в любви. Впрочем, нет. Он никогда не убеждал словами – только действиями. И в нашем случае все произошло именно так. Он ворвался в мою жизнь, взбудоражил, перевернул все вверх дном, влюбил в себя, присвоил… Чернецкий, тот Чернецкий, которого я любила так, что без него не могла даже дышать полной грудью и мужчина, что стоял сейчас напротив – были разными.
– У тебя еще хватает наглости ехидничать? – он усмехнулся. Четко очерченные губы чуть скривились, и у меня сердце сжалось – слишком знакомой была эта вот гримаса. Это для него прошло три года. Для меня же… для меня все было словно вчера. – Выставила меня идиотом. Причем, полным, и что? Думаешь, что это сойдет тебе с рук? Иди сюда.
Лекс ухватил меня за руку, крепко, так чтобы у меня даже мысли не возникло вырываться, и втянул в один из кабинетов, который по счастливой случайности оказался пустым. Захлопнул дверь и развернулся. Скрестил руки на груди, уставился на меня…
– Для чего все это было нужно? Ну же, я хочу услышать правду, Дарья. Зачем было придумывать весь этот цирк с аварией? Чего ты хотела добиться?
– Цирк? – не знаю, что стало тому причиной – мое все же расхлябанное эмоциональное состояние, нервы, бессонная ночь, наполненная воспоминаниями… не знаю, но услышав вопрос… получается, все еще мужа, я вспылила. – Цирк? Вы являетесь ко мне спустя, сколько? Три года! Три года, Лекс. И первое, что я слышу – это упреки! И ты, и Маргарита, вы только и делаете, что обвиняете.
– А чего ты хотела?
– Понимания? Ты даже не спросил, что случилось. Или же все дело в том, что ты знал. Да? Это ведь был ты!
Я ни на мгновение не верила, что в той аварии мог быть виновен Лекс. Вот не верила и все. Любовь слепа, глуха и совершенно неприспособленна к жизни. И все влюбленные – тоже в какой-то степени идиоты. Я не была исключением. Не могла себе даже представить, что мужчина, который забирался в мое окно среди ночи лишь затем, чтобы оставить на подушке редкий цветок и уйти мог быть причастен к попытке моего убийства. Но и смолчать тоже не могла. Ни Дарья Чернецкая, ни Джейн Доусен не позволяли вытирать о себя ноги. Никому.
– Ты о чем? – Лекс нахмурился. Темные брови сошлись над переносицей и у меня пальцы дрогнули, я едва удержалась, чтобы не податься к нему и не разгладить эту вот складку.
– О том, что кто-то очевидно неплохо поработал с тормозами моей машины.
– Ты несешь бред, – Лекс нахмурился еще сильнее. – Машина была в порядке.
– Прости? – пришла моя очередь удивленно хлопать глазами.
– Машину выловили из реки спустя сутки после твоего исчезновения. Она была в порядке. Полиция доложила, что… – он замолчал, задумался.
– И что же доложили полицейские? – у меня внутри буквально все клокотало от злости. В порядке? Машина в порядке? Я не помню, что происходило перед тем, как оказалась на том серпантине, но… я прекрасно помню, что машина стала неуправляемой. Я давила на педаль, но ничего не происходило.
– Не помню, – задумчиво произнес Лекс. – Но машина… с ней все было в порядке. Я распорядился проверить и она все еще стоит в гараже в замке. Ты просто столкнула ее в реку, а сама… – он замолчал. Снова задумался.
– Машина была не в порядке, Лекс. Меня пытались убить, и, знаешь, тот, кто все это задумал, почти добился своей цели. И теперь, когда все так повернулось, откуда мне знать, что этот кто-то не ты?
– С ума сошла? – рявкнул Александр.
– Может быть. Знаешь, побывав по ту сторону, начинаешь несколько по иному смотреть на многие вещи.
– Хватит! – резко оборвал меня Лекс. Он встряхнулся, больше не выглядел задумчивым. – Ты готова что угодно придумать, лишь бы выкрутиться. Но ситуация такова, что ты все еще моя жена. И я не готов мириться с твоими фокусами. Идем. – Он подался вперед и ухватил меня за руку. И снова, крепко, но, не причиняя боли.
– Куда? – я уперлась каблуками в паркет.
– Домой, Дашенька, домой. Для начала, я хочу быть уверен в том, что ты снова не сбежишь.
– Ты рехнулся, – сопротивляться Александру Чернецкому я не могла даже в лучшие свои времена. Впрочем, еще несколько лет назад, я и не думала сопротивляться. – Я не могу. У меня работа. Расследование…
– Глупости, – отмахнулся тот, кого еще три года назад я боготворила. – Ты моя жена.
– Это не значит рабыня!
Он не ответил. Он вообще перестал со мной разговаривать. Уверенно выволок, впрочем, нет, Александр Чернецкий не мог опуститься до подобного поведения. Он просто вывел меня из управления, не отпуская ни на мгновение, не слушая моих попыток объяснить, что видящая не имеет права просто взять и… отправиться по личным делам в разгар рабочего дня.
– Садись, – Лекс распахнул передо мной дверцу автомобиля. – И будет лучше, если ты не будешь устраивать сцен. В первую очередь, лучше для тебя.
Я зло выдохнула, но в салон забралась. Уселась на заднее сидение, сложила руки на коленях и отвернулась к окну. Злость внутри клокотала и требовала выхода. Устроить истерику, накричать, наговорить гадостей, попытаться ужалить, пусть и словами, но побольнее, но в дело вмешался здравый смысл. Мне не понравилось поведение Лекса. И… он не мог забыть. Вот не мог и все. Он никогда ничего не забывал. А тут…
Странно.
И вообще. Стало вдруг любопытно посмотреть на ту, что заменила ему меня. Возможно, это было глупо, но… мне в самом деле стало интересно.
Всю дорогу до городского особняка, мы молчали. Лекс… не знаю, о чем он там думал, а я гадала… Их было слишком много, тех, кто ненавидел меня из-за того, что великолепный Александр Чернецкий влюбился. Да вся наша женская половина университетского потока спала и видела себя на моем месте рядом с ним. И это только малая часть тех, кто хотел бы стать госпожой Чернецкой. Были те, кто угрожал, делал гадости, меня пытались оболгать, унизить, очернить… Да чего только не было!
И да, мне было до ужаса любопытно, кто она. Кто сумел завоевать внимание Лекса, когда меня не стало.
***
Это было словно удар под дых. Он, Александр Чернецкий чувствовал себя идиотом. Полнейшим. И да, это было то самое чувство, которое он не испытывал… Да никогда ранее!
Даша. Его жена. Женщина, что свела его с ума. Он жил ради нее, дышал ею, все его мысли и стремления так или иначе были связаны с ней с тех самых пор, как их взгляды встретись в университетском дворе тем утром. Она была его женщиной. Единственной.
Так он считал. А оказалось?..
Нет… Это все какой-то сюр. Творится что-то странное, и он обязан в этом разобраться.
Хотя бы для того, чтобы больше никогда не испытывать подобного ощущения.
Тот день, когда пропала Дарья он помнил слишком хорошо. Не один раз прокручивал в памяти события, которые привели к тому, что собственно произошло.
Он попрощался с женой. Уехал в столицу ради встречи с советником. Он помнил каждый миг той их встречи. Разговор. Пожелания. Обсуждения. Помнил вкус крем-супа из креветок, который заказал на обед в ближайшем к управлению ресторане. Да он помнил даже, какого цвета платье было на немолодой даме, что сидела за соседним столиком!
А потом…
Даша не должна была выезжать в тот день. У нее была назначена встреча с декоратором и цветочницей. Она собиралась весь день провести в замке, занимаясь своими женскими делами и подготовкой к приему. Их первому приему.
Все было хорошо. Все было замечательно.
Счастливая семья. Они были женаты всего год. Вместе… чуть больше трех лет. Счастье. Его было так много, что порой Лекс ловил себя на мыслях о том, что так не бывает. Слишком.. Все было слишком хорошо. Ему позвонили уже ночью. Испуганная экономка сообщила, что леди Чернецкая не вернулась домой. Организатор приема прождала ее весь день и вынуждена была уехать, так и не обсудив с хозяйкой те вопросы, ради которых эта встреча и назначалась.
Он сорвался с места в одно мгновение. Был в замке к рассвету. Организовал поиски, обзвонил всех знакомых, приятелей, просто случайных людей, которые знали что его, что Дарью. Позвонил Маргарите…
Тетка жены приехала в замок в течение нескольких часов. Она была встревожена, но не особо нервничала.
– Даша всегда была несколько… взбалмошна, – пожимала плечами Маргарита. – Возможно, она осталась у какой-нибудь подруги.
А потом обнаружили машину. Ее достали из реки несколькими километрами ниже по течению.
Машина… была исправна… или нет?
Александр едва сдержал стон. Он не помнил. Все, что происходило спустя сутки после исчезновения Дарьи – словно в тумане. Машина, которую доставили в замок. Полиция, Маргарита… перепуганные слуги, поисковой отряд… люди, люди, люди… звонки, знакомые и незнакомые… и шепотки за спиной. Пересуды.
Он никогда не обращал на них внимания. Не обратил бы и в тот раз, но… Она сбежала! Это говорили все вокруг.
От Чернецкого сбежала молодая жена.
Кто первым произнес эту фразу?
Он не помнил.
Он вообще плохо соображал в те дни. Маргарита занималась делами. Она разговаривала с полицией. Раздавала указания слугам. Ее стало как-то слишком много в его жизни, учитывая, что раньше они не особо ладили. Вернее, совершенно не ладили.
Марго не скрывала, что он не лучшая партия для ее племянницы.
– Она слаба! – тот разговор тоже сохранился в памяти, словно случился вчера, а не семь лет назад. – Слишком слаба. А ведь Дарья – последняя из нашего рода. Тебе не место рядом с ней. Какие дети у вас будут?
– Это не важно, – он не желал ее слушать. – Это будут наши дети.
– Ладно, пусть так. Если тебе уж так приспичило, хорошо. Я даже соглашусь, но пусть сначала родит наследницу или наследника. Дар не должен угаснуть. Я подобрала ей нескольких кандидатов. Такие же бесполезные, как и Дарья, слабосилки или вообще со спящим даром. Пусть выберет кого-нибудь и родит ребенка. Можете даже вместе провести смотрины, мне все равно.
Тогда он не сдержался. Сила выплеснулась наружу и едва не сравняла с землей особняк Ульгреймов. Тогда он еще чувствовал Дарью своей. А теперь? Как получилось, что он ошибся… или же… он не ошибался?
Но тогда…
– Со всем этим надо разобраться! – не выдержав, Алекс произнес эти слова вслух.
– Угу, – отозвалась с соседнего сидения Даша. – Нужно. Мне просто до одури хочется знать, кто же все-таки испортил мою машину.
Алекс вздохнул, мысленно уговаривая себя сдержаться. Сила бурлила внутри, требуя выпустить ее на свободу. Эмоции… он никогда-то не был чересчур эмоциональным. Контроль – это то, чему Чернецких обучают едва ли не с рождения.
– Приехали, – произнес он, когда машина остановилась перед высоким крыльцом его столичного особняка.
– Вижу, – не смолчала Дарья, чем снова вызвала у него всплеск ярости.
Странно, почему он до сих пор так на нее реагирует. Ведь оказалось, что она не его пара. Теперь у него есть…
***
Дом был тем же. Огромный, пожалуй, даже чересчур огромный, учитывая, что от Чернецких остался один лишь Лекс, если не считать нескольких кузенов, в чьих жилах давно уже было не сыскать ни капли драконьей крови. Когда-то я недоумевала, зачем одному человеку такой огромный дом.
{– Это наследие предков, – улыбался в ответ Лекс. – И, кто знает, возможно, когда-нибудь по этим коридорам будут бегать наши дети и внуки.
– Да они же потеряются здесь! И нам придется вечность искать их в этих переходах и огромных залах!}
Меня препроводили в комнату для гостей. Это было… пожалуй, в иной ситуации, я могла бы расценить это как оскорбление. Но, увы, высказать недовольство было попросту некому. Служанка, молоденькая, перепуганная девчушка распахнула передо мной дверь покоев, быстро-быстро пробормотала, что если мне что-то понадобиться, надо лишь позвонить и исчезла.
Я подошла к двери и нажала на ручку. Мягкий щелчок и она распахнулась. Ну что же, уже хорошо, что меня не заперли. И телефон не отобрали. С Мартином пришлось договариваться.
– Ты уверена, что все хорошо? – в очередной раз вопросил старший следователь. – И тебе не нужна помощь? Чернецкий, конечно, имеет определенный вес, но и у него нет никакого права удерживать сотрудника магического управления против воли.
– Все в порядке, Мартин, правда. Мне нужно самой во всем разобраться. И потом… он не удерживает меня против воли. По крайней мере, пока не удерживает.
– Поверить не могу, что ты и есть пропавшая Дарья Чернецкая. Ну правда, Джейн, это все как-то… не знаю. Ее ведь так и не нашли. Одно время в газетах смаковали эту историю, но… никто и предположить не мог, что Дарья Чернецкая – это ты.
– Все хорошо, – в очередной раз произнесла я. – Правда, все хорошо, Мартин. Мне лишь жаль, что я не смогу помочь вам с расследованием.
– Не страшно. Будем справляться своими силами. К тому же завтра должен вернуться Анатоль. А вот док истерит. Явился в управление, утверждал, что у вас назначен сеанс и… Мне показалось, что он не в себе. Слишком взволнован, чего за ним раньше не наблюдалось. Это может иметь какое-то отношение к тому, что выяснил Оль?
– Не знаю, – вздохнула я, присаживаясь на краешек кровати. – Это все странно. Очень странно. И док… уж он-то должен был как-то озаботиться поисками, раз уж все так получилось. А в результате… я не знаю, Мартин, правда, не знаю. Попробую с ним связаться, – я вздохнула. Почему-то встречаться с доктором Аристом мне не хотелось. А ведь это следовало сделать хотя бы для того, чтобы выяснить некоторые обстоятельства.
Попрощавшись с Мартином, я завалилась на кровать и прикрыла глаза. Что делать пока не знала совершенно. Даже не представляла, стоит ли отыскать муженька и устроить ему скандал или же подождать.
***
Отгородившись от мира дверью собственного кабинета, Лекс рухнул в кресло и закрыл глаза. Голова раскалывалась, сила бурлила и вообще, он впервые в жизни чувствовал себя… нестабильно. Да, пожалуй, именно что нестабильно.
И память… Сейчас он понимала, что собственная память его подводит. Почему? Причина должна быть и он должен ее отыскать.
Даша.
Она пропала, и какое-то время он чувствовал себя потерянным. Опустошенным. Было больно, обидно…
Время шло, о Дарье информации не было и, наверное, именно это привело его к мысли, что на самом деле она не является его парой.
Все вокруг утверждали, что она не могла выжить. Ее машина сорвалась с обрыва в бурлящую, полную опасных порогов, реку.
Она не выжила!
Сейчас Лекс не мог припомнить, откуда взялась эта мысль. Но в какой-то момент, все вокруг него уверились в том, что Дарья Чернецкая, погибла, когда не справилась с управлением и на огромной скорости сорвалась с обрыва.
И он…
Не хотел верить. Не собирался, но… что-то случилось. Произошло нечто, что изменило его взгляд.
Что? Или кто?
Когда он поверил, что Дарья погибла? В какой момент принял эту мысль?
– Александр! – она ворвалась в его кабинет без стука. Распахнула дверь с такой силой, что та громко стукнулась о стенку. – Как это понимать?
– Что понимать?
Он смотрел на эту женщину и… не узнавал? Или же лишь сейчас рассмотрел ее настоящую.
Красива. Да, бесспорно. Утонченная, элегантная, хорошо воспитанная… истинная аристократка из древнего ведьмовского рода, которую воспитывали именно так, как и положено воспитывать подобных девушек. Она никогда не позволяла себе выглядеть не идеально, не повышала голоса, не показывала сильных эмоций.
Сдержанная. Красивая. Идеальная.
Для кого?
– Мы должны были объявить о помолвке! А теперь? Что все это значит?
Он смотрел на нее и не понимал. Не помнил тот миг, когда увидел ее в первый раз. И когда понял, что она именно та, с кем он желает провести остаток своих дней.
Первую встречу с Дарьей он помнил. А с ней? Когда эта женщина появилась в его жизни? Как он понял, что она – его единственная, та, с кем он желает провести остаток дней?
– Помолвки не будет, – он произнес это спокойно, даже отстраненно, с затаенным любопытством наблюдая за лицом женщины, которую еще вчера полагал, что искренне любит.
А сегодня вдруг осознал, что вообще ее не знает. Ничего не знает о ней. Откуда она вообще взялась?
– То есть? – она взяла себя в руки в одно мгновение. Резко успокоилась, выпрямилась, расправив плечи так, что казалось еще немного и лопатки коснутся друг друга, вскинула подбородок, поджала губы, лишь слегка тронутые бледно-розовой помадой. Голубые глаза стали напоминать льдинки. – Ты хочешь сказать, что все то, что было между нами, твоя любовь, наши планы – все это…
– Я женат. И моя жена жива. – Все так же спокойно произнес Лекс. – Так что, как понимаешь, ни о какой помолвке не может быть и речи.
– Но… она же… она… – Исабель осторожно двинулась вокруг стола. Она кусала губу. Нижнюю. Она всегда так делала? Или нет?
Лекс ловил себя на том, что не знает. Он совсем ничего не знает об этой женщине. А ведь они вместе почти три года. Он… любил ее? Считал, что именно она создана для него.
– Она обманула тебя, Александр, – тихий голос, наполненный нежностью. Он завораживал. Обволакивал. – Она воспользовалась запретными знаниями своей матери, чтобы околдовать тебя, лишить тебя воли…
– Исабель… – мысли путались. Комната плыла перед глазами, и во всей этой круговерти не осталось ничего постоянного.
– Я – твоя любовь, Александр. Я – твоя истинная любовь. А та женщина должна быть наказана. Она обманула тебя. Околдовала. Лишила самого дорогого, что только может быть – свободы воли.
– Ты права, – он произнес это с трудом. Превозмогая слабость, выпрямился. Даже смог отойти от стола. – Я все решу. Но сейчас тебе лучше уйти.
– Но… -
– Потом. Нужно время.
Исабель качнулась к нему. Коснулась плеча. Запах стал сильнее.
– Александр, ты же не позволишь снова себя запутать.
– Конечно, нет. Я знаю, что нужно делать, – он выталкивал слова с огромным усилием. – Но сейчас тебе лучше уйти. Я… дам знать… позвоню или…
– Да, пожалуй, ты прав.
– Я провожу.
***
Долго лежать не хватило терпения. Мысли были какие-то хаотично-беспорядочные. Воспоминания… они и вовсе больше пугали, чем успокаивали, а потому я поступила так, как часто советовал док Арист – просто отгородилась от них. Пусть. Как-нибудь потом, я попытаюсь разобраться во всем. Схожу на прием к доку и там, в спокойной обстановке его уютного кабинета попытаюсь разобраться в собственных воспоминаниях, ощущениях, эмоциях…
Последняя мысль вызвала разлад в душе. Одна часть меня желала подорваться и бежать к доку, вторая… вторая нашептывала о том, что такие вот желания странны, как минимум.
И чтобы не упасть духом окончательно, я встала и решительно подошла к двери. И вот тут затормозила. Почему-то было страшно протянуть руку и открыть дверь. Очень страшно.
Только вот страшнее всего было думать о том, что меня могли запереть. Лекс… стал другим. Я чувствовала это. Всем нутром своим чувствовала, что он изменился. И я тоже изменилась. Последние годы не прошли бесследно…
Впрочем, долго стоять и размышлять было не в моем характере. Я резко вытолкнула воздух из легких и нажала на дверную ручку. Дверь плавно отворилась.
– Что ж, ты заработал пару очков в свою пользу, – пробормотала я и вышла в коридор.
Дом практически не изменился. Все те же высокие потолки, огромные окна в обрамлении тяжелых портьер, ковровые дорожки и картины. Не уверена, что те же самые, поскольку никогда не увлекалась живописью, но на первый взгляд ничего не изменилось.
Радовало ли меня это?
Не знаю. С одной стороны, я чувствовала некое удовлетворение от того, что память возвращается. С другой, было грустно, что столько времени упущено.
Не знаю, сколько я бродила по коридорам и залам, рассматривала пейзажи и вазы, статуэтки. Вспоминала… Мне было что вспомнить.
– Вас ожидают!
От неожиданности я подпрыгнула и едва удержалась, чтобы не завизжать. Резко развернулась и замерла, с удивлением глядя на высокого немолодого мужчину в строгом, темном костюме.
– Простите?
– Вас ожидают. В лиловой гостиной.
– А такая есть? – ошарашено переспросила я, пытаясь вспомнить, было ли в этом доме что-то подобное. Память усиленно сигнализировала, что не было, но моей памяти в последнее время верить не приходилось.
– Я провожу.
– Ладно, – протянула я.
Лиловой гостиной оказалась одна из тех комнат на первом этаже, которые на моей памяти не использовались ни разу. И да, я так и не поняла, отчего эта комната была названа лиловой.
– Джейн! – док Арист нервно расхаживал по гостиной, и порывисто бросился ко мне, стоило только переступить порог. – Ты в порядке? Все хорошо?
Увернуться не успела и оказалась сжата в объятиях.
– Что происходит, Джейн?
Он был взволнован. Нервничал. И да, таким, я дока еще не видела. Привыкла к тому, что он всегда невозмутим, а тут…
– Все хорошо.
– Правда? – док отстранился, все еще удерживая меня за плечи, и пытаясь поймать мой взгляд.
– Да, – я кивнула, все еще пытаясь понять, что вообще происходит. Ощущение нереальности только усиливалось. – А что… вы здесь делаете? Как?..
– Ты пропустила сеанс, – док взял себя в руки и отстранился. Выдохнул, оправил пиджак и снова стал тем невозмутимым доктором Аристом, которого я знала уже три года. – Мы ведь договаривались. И ты хотела мне что-то рассказать. Что-то важное.
– Точно. Сеанс. Сегодня, – я попыталась улыбнуться. – Наверное, я больше не нуждаюсь в сеансах, доктор. Помять вернулась и…
– Ты все вспомнила? – на мгновение мне показалось, что он встревожен, но это ощущение прошло. – Как это произошло? Воспоминания вернулись полностью или…
– Случайно. И да, воспоминания вернулись не до конца. Я все еще не помню некоторые детали, но, уверена, это ненадолго.
– Вот как. Думаю, что нам стоит об этом поговорить, – док огляделся, видимо, счел «лиловую» гостиную подходящим местом, потому что, неторопливо прошел к креслу и опустился в него. – Присаживайся, Джейн.
– Дарья.
– Что?– успевший вполне комфортно устроиться в кресле, док Арист удивленно приподнял одну бровь. На какой-то миг мне даже показалось, что ничего не изменилось и это очередной сеанс, один из тех, которых было бесчисленное количество за последние три года.
– Меня зовут Дарья Чернецкая. Бержицкая в девичестве. Мои родители – Стефан Бержицкий и Хелен Ульгрейм. Они погибли больше двадцати лет назад, когда… впрочем, в то время многие погибли. Мне удалось выжить.
На красивом лице дока промелькнуло странное выражение.
– Замечательно, – он слишком быстро взял себя в руки. – Расскажи мне о том, как вернулась память? Что ты делала, ощущала, кто был рядом с тобой в тот момент? Головные боли? Страх? Быть может…
Мы говорили долго. Док был дотошен, пожалуй, даже слишком дотошен. Его интересовало все. Все, что я могла рассказать. А если я и пыталась умолчать или скрыть какие-то детали, то он тут же ощущал все недомолвки и уже не отпускал до тех пор, пока я не сдавалась под его напором.
– Что ж, очевидно, твое эмоциональное состояние все еще не стабильно, – произнес док. Он откинулся на спинку кресла, сжал пальцами переносицу. – Думаю, нам стоит встречаться чаще. Сейчас это особенно важно, Джейн… прости, Дарья.
– Зачем? – я чувствовала себя вымотанной, выжатой и очень несчастной.
– Ты знаешь, чем может грозить для тебя эмоциональная нестабильность, – док поднялся и неторопливо приблизился ко мне. Остановился в шаге от кресла, в котором я сидела, тем самым вынуждая и меня тоже встать. – Это опасно. Очень опасно. Ты можешь выгореть, можешь сойти с ума… Ну и, очевидно, что это место… – он обвел гостиную широким жестом, – тебя угнетает. Ты не чувствуешь себя здесь на своем месте, Джейн.
– Я в порядке. Правда, – улыбка вышла откровенно жалкой. Да, во время этой беседы, я очень старалась избегать разговоров об Алексе, но док… он такой док.
– Я в этом не уверен. Ты сейчас очень восприимчива. Память вернулась, это так. Но не стоит забывать, что последние три года, ты жила совершенно иной жизнью. Была, можно сказать иным человеком. Со своими привязанностями, характером… отношениями. Сейчас ты на распутье и не знаешь, как себя вести. Снова стать той самой Дарьей Чернецкой либо же быть и дальше просто Джейн.
Что ж, в определенном смысле, док был прав. Да он был прав во всех смыслах! Я действительно сейчас чувствовала себя… не собой. Чувства Дарьи притупились, отошли на второй план, а Джейн.. Джейн вдруг стала казаться мне ненастоящей, неправильной.
– Ты должна решить, чего хочешь, – вкрадчиво произнес док, придерживая меня за локоть. – Не поддаваться эмоциям. Не вестись на провокации. Это твоя жизнь и только тебе решать, какой она будет. А прошлое… оно должно остаться в прошлом, Джейн. Это все уже было. И прошло. Помни об этом.
– Как интересно, – насмешливый голос Алекса прозвучал настолько неожиданно, что я отчетливо вздрогнула.
Алекс стоял в холле, сложив руки на груди и прислонившись одним плечом к дверному косяку. Весь его внешний вид выдавал насмешку, но я почему-то подумала о том, что он зол. Более того, я ощутила его ярость, как свою собственную.
– Вы кто такой? – советник Чернецкий выпрямился и неторопливо направился к нам с доком. И вот во всем его облике, в походке, насмешливом выражении лица даже в небрежной улыбке сквозила угроза. – И какого дьявола вы делаете в моем доме с моей женой.
– Вам лучше уйти, – я повернулась к доку. – Сейчас вам лучше уйти.
– Я так не думаю, Джейн, – он не сводил взгляда с Алекса. На скулах отчетливо проступили желваки, кулаки были сжаты, и вся поза доктора Ариста выдавала в нем готовность достойно ответить противнику. Вот только я не желала наблюдать ничего подобного.
– Пожалуйста, док. Вам лучше уйти.
– Мой вопрос так и остался без ответа, – с ехидным смешком произнес Александр. Я поежилась. Давно уже не слышала вот этого его тона. Очень давно. Даже забыла о том, что, несмотря на внешний лоск, высокое положение и безупречное воспитание, Александр Чернецкий является одним из сильнейших магов современности. Он создан для разрушений.
– Док! – с нажимом произнесла я, пытаясь подтолкнуть светило менталистики к правильному выбору дальнейших действий.
– Он опасен, Джейн, – док ни на мгновение не отвел взгляда от Алекса, остановившегося в паре шагов от нас. Я тоже на него посмотрела. Чернецкий напоминал сжатую пружину, которая вот-вот распрямится и с силой снесет все, что находится на ее пути. А док… Я вдруг подумала, что практически ничего не знаю о Вильяме Аристе. Ну, за исключением того, что он выдающийся мозгоправ, светило менталистики и просто замечательный человек, которому многим я обязана… но который в последнее время стал меня несколько пугать. – И я не могу оставить тебя наедине с этим человеком. Он нестабилен. И его аура… Нет, я вынужден заявить, что советник Чернецкий нестабилен и…
– Это будет последнее, что вы сделаете в своей практике, – недобро усмехнулся Александр.
– Со мной все будет в порядке, – выдохнула я и очень тихо, так тихо, чтобы услышать меня мог только доктор, находящийся всего в полушаге: – мне он не сможет причинить вред. Кому угодно, только не мне.
– Хорошо, – было видно, что это согласие давалось ему с трудом. – Но завтра я жду тебя на прием. Нужно еще поработать с твоими воспоминаниями.
Я лишь согласно кивнула и наконец-то выпроводила дока.
– Что значит поработать с воспоминаниями? – Александр был напряжен, аура силы, окружавшая его, сгущалась. И выражение лица было такое, пугающее. Док был прав, Чернецкий нестабилен, что странно. – Кто это такой, вообще?
– Доктор Вильям Арист. Он один из лучших менталистов в стране и…
– Менталист? Серьезно? С каких пор тебе требуются услуги мозгоправа? – он цедил слова сквозь зубы. И было видно, что прикладывает усилия, чтобы не сорваться. Хотя я вообще не понимала, из-за чего он завелся.
– С тех самых, как кто-то испортил мою машину, и я оказалась в ледяной воде! – да, я тоже стала терять терпение. Очень не нравилось чувствовать себя виноватой в том, в чем виновата не была.
– Мне не понравилось, как он на тебя смотрел, – Лекс словно и не услышал моих последних слов. – И вообще, он мне не понравился. Скользкий и мутный тип.
– Он и не должен нравиться тебе, – сжала руки в кулаки и попыталась обойти препятствие в виде Александра Чернецкого, одного из сильнейших магов современности и советника и… вообще.
– Не так быстро, – Лекс чуть качнулся ко мне. Толчок и вот уже я прижата к стене, а он нависает сверху. Не вырваться, не отстраниться.
Я запрокинула голову, чтобы иметь возможность смотреть в его глаза. Только бы не выглядеть жертвой!
Воспоминания нахлынули лавиной. Прошлое, то самое, которое я еще вчера усиленно старалась вспомнить, а сейчас с не меньшим усердием гоню от себя.
Я любила его. Я так его любила, что не представляла себе жизни без этого мужчины. Он ворвался в мою жизнь, перевернул ее с ног на голову, заставил меня почувствовать себя нужной, важной, любимой. Я парила от счастья.
И сейчас, как бы ни было больно и горько, как бы я ни старалась, эта любовь не ушла. Даже утратив воспоминания, я все равно любила. Не помнила об этом, но… чувства не ушли, они не растворились под влиянием времени. Я все еще любила его, и мне было больно от того, что он, кажется, уже не любит.
– Это невыносимо, – простонал Алекс, наклоняясь еще немного ниже. Его дыхание касалось моей щеки, запах и вовсе сводил с ума, навевая воспоминания, от которых сжималось сердце. Руки сжали мои плечи.
Я дернулась, уперлась ладонями в его грудь, пытаясь отвоевать хоть немного пространства. Ничего не получись, с таким же успехом я могла пытаться сдвинуть скалу.
В голове зашумело, горло сжал спазм… Я видящая. В последние годы усердно тренировала свой слабый дар, но он еще ни разу он не проявлялся вот так внезапно.
Чужие эмоции нахлынули лавиной.
Ярость. Она сводила с ума, зависала красной пеленой перед глазами. Раздирала на части. Еще никогда я не чувствовала ничего подобного. Удержаться было сложно.
Боль. Сердце сжималось от невыносимой боли, даже дышать получалось с трудом.
Страх… холодный, липкий…
Отчаяние…
Уверенность… в себе, в собственной правоте… и тут же сомнения…
Сила… она окружала… кружила… затягивая в водоворот. Сила. Ее было так много, что нужно было прилагать усилия, чтобы не утонуть в ней, не раствориться без остатка. Выстоять несмотря ни на что.
Но что-то было не так… Туман… мысли стали путаться, дыхание сбивалось и запах… знакомый, сладкий до приторности, оседающий чем-то противно-кислым на языке… И я тонула. Туман, ставший вдруг живым, спеленал по рукам и ногам, сдавил грудь…
– Даша! – Александр встряхнул меня. Не рассчитал, и я ощутимо приложилась спиной о стенку. Это и привело меня в чувство. – Да что ж такое?! Приди в себя!
– П-пусти, – прохрипела я, пытаясь вырваться из удушающих объятий. – Пусти.
Он отпустил, но не отодвинулся. Все еще стоял близко-близко, нависая надо мной. Я слышала, как неистово колотится сердце у него в груди, чувствовала его частое дыхание. И сама никак не могла отдышаться.
– Какого черта с тобой происходит? – Лекс подхватил меня на руки и перенес в гостиную. Ту самую, в которой еще несколько минут назад мы разговаривали с доком. Попытался уложить на диван, но тут уже воспротивилась я. Отстранилась, села, согнулась и низко опустила голову. Сердцебиение все еще было частым и прерывистым, дыхание судорожным.
– Спонтанный выплеск, – только и смогла прохрипеть в ответ на его вопрос.
– Какой к демонам выплеск?
– После аварии у меня открылся дар видящей. – Слабый, но его вполне хватило, чтобы работать в управлении магического правопорядка. Иногда… случается вот так.
Лекс молчал. Лишь смотрел на меня, о чем-то раздумывая.
– Из дома не выходи, – наконец произнес он. – И никаких посетителей. Лучше вообще ложись в кровать и… отдыхай. Выспись, что ли.
– Ты не имеешь права, – вскинувшись, попыталась возразить я, но он лишь отмахнулся.
– Это мы с тобой обсудим потом. А сейчас иди к себе.
Ждать, когда я приду в себя от возмущения, Александр не стал. Резко развернулся и стремительно покинул лиловую гостиную.
– Вот и поговорили, – выдохнула я, откидываясь на спинку дивана.
***
Испытание. Вот что это такое. Ничем иным он не мог все происходящее объяснить. Он. Александр Чернецкий. Советник по магической безопасности. Один из двенадцати приближенных к королевскому престолу… Он…
– Болван! Идиот! Дурак! – и это были самые нежные эпитеты.
То, что с Исабель и ее ролью в его жизни что-то нечисто, он уже понял. И Дарья… Даша… Его Даша…
– Да что происходит?!! – рыкнул он и с силой впечатал кулак в стену. Горничная, что неторопливо шла в другом конце коридора по своим делам, подскочила от неожиданности и испуганно рванула наутек. Ну вот, теперь еще и слуги станут шептаться, что хозяин сходит с ума.
Впрочем… Он реально стал сомневаться в собственной адекватности.
– С этим нужно что-то делать. И как можно скорее!
Александр резко выдохнул, качнулся вперед и прижался лбом к прохладной стене. Закрыл глаза. Сердце колотилось слишком быстро, дыхание сбивалось и состояние было нестабильным. И сила… она рвалась наружу, так что сдерживаться становилось уже практически невозможно. А этого допускать было никак нельзя, он слишком хорошо знал, что может сделать нестабильный маг его уровня.
Мысли все еще путались. Голова слегка кружилась, но временная передышка пошла на пользу. Решение нашлось, правда, не сказать, что оно было таким уж блестящим, но в его ситуации нужно было делать хоть что-то.
Вызвав дворецкого (и вот еще, откуда он взялся?), Лекс оставил распоряжение никого не впускать и никуда не выпускать леди Чернецкую.
– Ступайте, – отпустил весьма озадаченного слугу, и некоторое время просто смотрел ему вслед, а затем завис, глядя в одну точку.
Усиленно пытался вспомнить, когда именно он нанял этого человека. И зачем?
Не вспоминалось. Вот никак.
И слуги. Только сейчас, Лекс подумал о том, что не знает большей половины слуг. Когда они здесь появились? Откуда взялись? Кто их нанял?
Странно?
Да не то слово.
Сделав мысленную зарубку разобраться со всем этим позже, он решительно направился туда, где, как подсказывала интуиция, можно было найти ответы хотя бы на часть вопросов.
Столица уже укрывалась сумерками. Куталась в них, как кокетка в легкое покрывало. Автомобиль скользил мимо ярких вывесок, загорающихся фонарей, спешащих по своим делам прохожих. Чем дальше продвигался Лекс, тем темнее становились улицы, реже попадались люди на тротуарах, а дома, в большинстве своем прятались за лиловой завесой сумерек.
Квартал, в который он так стремился, был достаточно неблагополучным и на мгновение, остановившись у нужного подъезда, Лекс подумал о том, что не стоило приезжать сюда на своем автомобиле, проще было взять такси, но…
Выбравшись из машины, он окинул взглядом темную, узкую и совершенно безлюдную улицу. Вздохнул и одним взмахом руки, набросил на машину сигнальные чары, не особо рассчитывая на то, что вернувшись, он найдет собственный автомобиль на этом самом месте в том же состоянии, в котором оставляет. Умельцев в этих кварталах хватало всегда и даже его чары не остановят желающих поживиться за чужой счет.
На его стук долго никто не открывал. Казалось, в тесной темной квартирке под самой крышей, как и во всем этом ветхом трехэтажном строении никого нет, но он не сдавался.
– Давай же, Одар, открывай эту демонову дверь, пока я ее не вынес! И не притворяйся, я знаю, что ты там! – прорычал Чернецкий, подкрепив слова парой увесистых ударов кулаком по двери.
Тишина была ему ответом.
– Марк! – теряя терпение, Лекс саданул по двери ногой. – Открывай, если не желаешь неприятностей!
В полнейшей тишине раздался резкий щелчок. Дверь, ужасно заскрипев, чуть подалась, являя тонкую щель в темное нутро квартиры, откуда на тусклый свет лестничной клетки, явился длинный, кривой (раза два, как минимум, ломаный) нос.
– Чего буянишь, Чернецкий, – прошипел хозяин квартиры, не торопясь, тем временем, ни появляться полностью, ни впускать в свое жилище нежданного гостя. – Чего тебе от меня надо.
– Работа есть, – резко сказал Лекс, толкнув дверь, открывая себе проход в квартиру. – По специальности.
***
– Чисто, – хриплый прокуренный голос вторгся в сознание, вырывая его из состояния некой отрешенности. – Подчинения на тебе нет.
Александр приоткрыл глаза, вдохнул, обвел слегка затуманенным взглядом окружающую обстановку. В очередной раз поразился тому, как сильно она не соответствует ни хозяину, ни собственно дому, в котором находится эта квартира.
Здесь было чисто. Кристально чисто. И пусть тяжелая мебель из темного дерева не могла называться новой, полировка на ней блестела в свете электрических светильников. Ковер, белый и пушистый, тоже поражал чистотой. И кресло. На удивление удобное, мягкое, такое, из которого вот никоим образом не хотелось вставать. Так и бы и сидел.
Однако у него было дело. И оно не требовало отлагательств.
– Ты уверен? – хрипло спросил Чернецкий, поворачивая голову, чтобы взглянуть на хозяина всего этого кристального великолепия.
– Конечно, я уверен! – визгливо воскликнул тот, подпрыгнув от возмущения. – Я всегда уверен в своих словах!
– Не кричи, – Александр поморщился от неприятного звука чужого голоса. Откинул голову на подголовник кресла и прикрыл глаза. – Голова раскалывается.
– Еще бы ей не раскалываться, – ехидно хмыкнул собеседник.
– Так ты же сказал, что подчинения на мне нет, – рыкнул Чернецкий все же меняя положение.
– Подчинения нет, а воздействие есть.
– Марк, не зли меня.
Хозяин квартиры тихо хмыкнул и, развернувшись, неторопливо направился к распахнутой в кухню двери. Оттуда послышался звон посуды, шум льющейся воды, еще какой-то шорох. Затем все стихло, и Марк нарисовался на пороге.
Окинув его придирчиво-внимательным взглядом, Чернецкий едва удержался от фырканья. И этого вот… Маргарита прочила в отцы наследника Ульгреймов? Серьезно?
Марк Одар и в лучшие свои времена не мог похвастаться ни ростом, ни внешней привлекательностью, ни силой. Среднего роста, субтильный, сутулый и весь какой-то растрепанный, он был младшим неудавшимся сыном своего отца. Силы нет, родового дара нет, харизмы, уверенности в себе, целеустремленности – тоже нет. Так, даже не серединка на половинку, а нечто странное.
Пожалуй, единственным достоинством вот этого вот неудачника было то, что каким-то непостижимым образом представитель ведьмовского рода смог не только открыть в себе способности к редкому искусству, но и развить это искусство до неимоверных высот. Еще несколько лет назад Чернецкий мог бы с уверенностью сказать, что такого не бывает, но вот поди ж ты. Оказывается, что все же бывает. Специалиста равного Марку Одару не было не только в столице, но и во всем королевстве. И очень жаль, что этот специалист предпочитал находиться по иную сторону закона.
– Смотри, – тем временем, Марк прошел в центр комнаты и, прищурившись, принялся что-то там делать. Перед Александром в паре сантиметров над полом зависло изображение… видимо, его самого. Правда, весьма и весьма схематическое. Блеклое, дрожащее очертание человека колыхалось и расплывалось. Марк фыркал и старался, – у тебя достаточно сильная аура. К тому же, ты вполне можешь блокировать любое на нее воздействие.
В том месте, где у предполагаемого человека должно быть расположено сердце появился шевелящийся клубок разноцветных нитей. Тонкие энергетические линии медленно расползались по всему предполагаемому телу.
– Но то, что я почувствовал, никак не затронуло твою ауру, – Марк прикусил нижнюю губу, сосредоточился, и вот уже на трепыхающемся макете проявилась два разноцветных клубка. На месте сердца и мозга… ну, наверное. – Это скорее тонкое, очень тонкое воздействие на чувства. Даже не воздействие… корректировка, скорее…
Марк отвлекся и фантом развеялся.
– То есть, – Чернецкий не торопился вставать. Смотрел на то место, где еще мгновение назад колыхалось весьма странное изображение его самого, – ты хочешь сказать, что кто-то все же смог обойти мою защиту?
– Вряд ли, – Одар тряхнул головой, отбрасывая со лба соломенную прядь, – ты просто не ставил защиту на чувства. Потому ее и не обходили. Просто очень тонко, скрупулезно вносили… мм… корректировки, что ли. Да, пожалуй, это можно так назвать. Новые ассоциации, например, когда ты чувствуешь запах, и он тебе о чем-то напоминает или вызывает… особенные чувства, ощущения. Звук вот тоже может быть. Знаешь, нормальные люди обычно запоминают такие мелочи. Какая-нибудь песня или шум дождя вызывает воспоминания, запах может вызвать ощущение защищенности или наоборот, ну и все в таком вот роде. По тому же принципу действуют большинство известных мне приворотов. Правда, там воздействие более грубое, а тут… хотелось бы понять, как это делали… очень необычно и интересно.
– Интересно? – Чернецкий с трудом сдержался, чтобы не вскочить и не схватить менталиста за грудки. – Меня приворожили, а тебе интересно?
– Ну да, – пожал плечами Марк. – Ты, оказывается, тоже живой. Удивительно даже.
– Поговори мне еще, – уже беззлобно фыркнул Александр. – Можешь определить, когда эту гадость на меня повесили?
– Точно нет, но судя по всему, процесс сей был длительным и трудным.
– Одар, ты играешь с огнем. Давай конкретней.
Марк дернул уголками губ, сдерживая улыбку. Для него происходящее тоже было удивительно. Александра Чернецкого он знал давно. Сильный, уверенный, опасный. Рука непроизвольно дернулась потрогать нос, один раз сломанный именно Чернецким. И да, он, Марк Одар, на самом деле заинтересовался странным воздействием. Пока большинство известных ему магов и ведьмаков пытались пробить железную защиту единственного пока представителя древнего рода, кто-то умный просто обошел ее. Очень тонко, аккуратно, скрупулезно… не потревожив вовсе. Уникальный случай.
– Конкретней не скажу, может, год, два… Я никогда не сталкивался ни с чем подобным ранее, но если сопоставить с приворотами… Года два, может чуть побольше. А сейчас это все рвется. Что-то случилось. С тобой. На эмоциональном уровне. И воздействие рвется, как паутина.
– И как быстро?..
– Не знаю, – Марк покачал головой, с затаенной надеждой взглянув на Чернецкого. – Надо исследовать.
– Еще чего! – рыкнул Александр, поднимаясь на ноги. – Я тебе не подопытный кролик.
– Ну и пожалуйста, – обиженно отвернулся Одар. Ему на самом деле очень хотелось детальнее рассмотреть странное воздействие. Раньше ни с чем подобным сталкиваться не приходилось.
– Слушай, Одар, я тебе уже предлагал, но все же, повторюсь, давай ко мне.
– Рехнулся? Я и правоохранительные органы? Да ни за что?!
– Жаль. На самом деле, жаль. Толкового мозгоправа найти в наше время достаточно сложно.
– У меня нет образования. И я не мозгоправ.
– Не беда, – Чернецкий пожал плечами. – Главное, что у тебя есть мозги. Подумай. И свяжись со мной. А поле для исследований я тебе предоставлю такое, какого ни у кого больше нет, и не будет. Марк лишь покачал головой. Да, предложение было заманчивым, но он прекрасно понимал, что сейчас находится аккурат по другую сторону баррикад. И вряд ли нынешние клиенты одобрят то, что он переметнется к врагу.
А клиенты для Марка были в приоритете. И нет, дело совершенно не в конфиденциальности, понимании или какой-либо подобной чуши. Все просто – если клиенты уверены, что они в безопасности и заказ будет выполнен без проволочек и огласки, они придут в следующий раз. И заплатят. А деньги – это уже возможность выжить. Как бы там ни было, но жить Марк любил. И еще больше любить жить хорошо, вкусно кушать, покупать дорогие вещи и все такое. Так что да, клиенты для него были в приоритете.
И потому сейчас Марк с замиранием сердца смотрел на то, как Чернецкий приближается к двери, как протягивает руку, чтобы повернуть ручку. Еще немного. Совсем чуть-чуть и эта встреча канет в прошлое. Мгновение. Еще одно. Биение сердца замедляется… Вот еще чуть-чуть…
– А знаешь, – Александр уже успевший приоткрыть дверь, решительно ее захлопнул и обернулся к Марку. Последний не выдержал и застонал. Протяжно. С надрывом. Чувствуя, как умирает надежда, что все закончилось.
Чернецкий прекрасно все понял. Улыбнулся этак… понимающе и насмешливо в то же время.
– Исчезни, – простонал Марк.
– Нет, – Алекандр качнул головой. – Я не могу спокойно смотреть на то, как ты гробишь свой талант и собственную жизнь.
– Это моя жизнь! – Марк все же не выдержал и сорвался на крик. – Моя! Ты это понимаешь?! И я живу так, как хочу! Так, как мне нравится! Хватит уже нести окружающим свет и добро, особенно, если тебя об этом никто не просит!
– Ты уникальный специалист. Практически не имея дара, ты смог поднять собственные умения на такую высоту, что для многих это и по сей день остается недостижимым. Даже для тех, кто в полной мере обладает хорошим резервом. Нет, Одар, я не могу это так оставить. Не могу позволить тебе распыляться на всяких… – Александр поморщился, поскольку прекрасно знал, кто и для чего чаще всего пользуется услугами этого вот… специалиста. Как знал и о том, что Марк Одар давно уже находится под наблюдением управления по магическим правонарушениям. И еще немного. Один, может два, не самых благовидных заказа и он будет арестован. А там,.. Вряд ли управление пойдет на сотрудничество. Запечатывание, какая-нибудь грязная камера и очень быстрое выгорание – вот что ждало уникального специалиста в ближайшем будущем. Нет, Чернецкий не мог этого допустить. Такой талант. Такие возможности… – Собирайся.
– Ни за что! – Марк покачал головой и стал медленно отступать. – У тебя нет права, Чернецкий.
– Ошибаешься, – Александр двигался так же медленно, осторожно, не сводил взгляда со своего противника. Слишком он хорошо знал, на что тот был способен. – У меня есть это право. Как есть и право задержать тебя. Даже приговорить прямо тут, без суда. И привести приговор в исполнение. Это если по закону. А если я вдруг захочу, чтобы никто ничего не узнал… – он просто развел руками, без слов давая своему оппоненту понять то, что осталось не высказанным.
Марк больше не пытался уговаривать. И спорить. И вообще, он прокручивал в голове десятки разных способов. И нет, прекрасно понимал, что в открытом противостоянии ему с Чернецким не тягаться. И физически, Александр намного сильнее, но… Марк не сделал бы себе имя, если бы не имел в запасе пару-тройку «нежданчиков» на всякий случай. Да и клиенты у него были такие, что… иной раз по-другому никак. Правда, Одар как-то не рассчитывал применять свои способности против Александра Чернецкого, который даже во времена их студенчества был не в пример сильнее, умнее и, что греха таить, всякими не совсем честными приемчиками тоже владел в совершенстве.
– Все, Одар, хватит, – Александр походя отмахнулся от чего-то странного, неопределимого ни на первый, ни на второй… да вообще никак не определимой пакости, которой в него запустил Марк, рванул к своему противнику и в два счета скрутил того. – Ты все равно со мной не справишься, так что не стоит тратить силы. У тебя их не так, чтобы много и они тебе еще понадобятся.
– Сволочь! – прошипел Одар.
– Я знаю. Но начинал по-хорошему. Ты мне нужен. Так что прекращай трепыхаться… прекращай, я сказал, а то руку сломаю. И зачем ты мне тогда будешь нужен, со сломанной конечностью? Все, Одар… поиграли и хватит. Собирайся.
– Никуда я…
– Надо, чтобы ты посмотрел на Дарью.
Марк, отчаянно трепыхающийся и не теряющий надежды вырваться, после этих слов, замер. Чуть повернул голову, чтобы взглянуть на того, кто оказался сильнее.
– В смысле? Она ж того…
– Как выяснилось, не того… – усмехнулся Чернецкий. Почему-то он и сам только сейчас вдруг в полной мере осознал, что она жива. Его Даша. Его жена. Та, что была важнее всего на свете. Та, которую он считал потерянной для себя навсегда… – Какая-то хрень происходит. Да ты и сам видел, что на меня смогли воздействовать. На меня, Одар.
– На любого сильного мага всегда найдется кто-то если не сильнее, то хитрее и изворотливее. Ты не исключение, Чернецкий. Но, Дашка… она…
– Жива. И… в общем, сам все увидишь, если прекратишь дергаться.
– Ее что, тоже приворожили? Или… отворожили? – Марк дернулся от неожиданно пришедшей догадки и, не рассчитав того, что Чернецкий по-прежнему продолжал его удерживать в захвате, едва не вывихнул себе плечо. Взвыл от боли и, не удержавшись на ногах, рухнул, вернее, попытался рухнуть на колени. Последнее тоже не увенчалось успехом. Пострадавшее плечо все-таки не выдержало и сустав…
Крику было. Воя. Проклятий.
– Я предупреждал, – шипел Чернецкий. Он даже отступил на шаг, велико было желание придушить поганца. – Но ты ж никогда не слушаешь.
– Сволочь ты, – рыдал скорчившийся на полу Марк. – Всегда сволочью был. То нос мне сломал, то теперь руку…
– Все, Одар, мне надоело. Вставай и поехали.
– Куда?!
– Для начала найдем тебе врача, потом… все ж таки посмотришь на Дарью. Если кто-то умудрился воздействовать на меня, то не исключено, что и на нее тоже…
– Знаешь что, – шипел Марк, спускаясь следом за Александром по лестнице. – Если ее отворожили, и она больше не влюблена в тебя как кошка, то я даже пальцем не пошевелю, чтобы это снять. Так и знай. Наоборот, всем расскажу, что Дашка, наконец, прозрела и тебя, поганца, бросила!
– Мечтай! – хмыкнул Александр, помогая Марку устраиваться на пассажирском сидении.
Одар ныл. Стонал и плакался всю дорогу. Бубнил чего-то там себе под нос. Чернецкий едва удерживался от того, чтобы не прекратить все эти стенания одним точным ударом. А что? И тихо было бы и болезный меньше мучился бы.
Врача найти удалось не сразу. Как-то вот все… все было не так. И тревога нарастала. Что-то не давало покоя. Словно бы тянуло куда-то. Раздражало.
Так было в тот день. Теперь Александр помнил это достаточно отчетливо. Он вел переговоры. Встречался с людьми. Что-то обсуждал, но… что-то внутри словно свербело.
Вот и сегодня.
Что-то было не так. Знать бы еще, что.
***
Со злостью и раздражением удалось справиться на удивление быстро. Я посидела немного. Поматерилась про себя. Да что толку.
Алекс… это Алекс. Он всегда был таким. Уверенным. Решительным… Упрямым козлом, что уж тут.
Нет, так-то он мог быть и милым. И нежным. И ухаживал красиво. Он… умел произвести впечатление, даже не прилагая к тому никаких усилий. В Университете все девчонки с ума по нему сходили. Смешно даже вспомнить, на что иной раз решались, только бы блистательный Александр Чернецкий посмотрел в их сторону.
А он не смотрел. Казалось, с того самого дня, когда наши взгляды встретились в универском дворе возле фонтана, для него перестали существовать все остальные особи женского пола.
Я знаю это. Всегда знала. И… странно, всегда верила, что для него есть и всегда буду только я. Не было ревности. Не было неуверенности. Был он. И была я. Мы были вместе.
И нет, не могу сказать, что наши отношения были безоблачными. С таким мужчиной, как Алекс вообще было не просто. Совсем. Но… мои чувства были слишком сильны, чтобы даже мысль о разрыве допустить.
Мы ссорились. Ругались так, что иной раз казалось, крыша обрушится на наши головы.
А потом мирились. Всегда мирились. И неважно было, кто уступит в этот раз. Искали компромиссы. Договаривались, либо же… не всегда получалось договориться и тогда кто-то поступал по своему, а потом… потом уже было не важно.
Когда все это изменилось? Как я вообще могла забыть? О нем? О нас. О том, что было?
Моя жизнь странным образом разделилась. На до и после. И сейчас, когда память почти вернулась, я чувствовала себя в растерянности. Словно бы во мне одновременно затаились две разные личности. Совершенно разные. Одна я страстно желала вернуться в свою прошлую счастливую жизнь. Вторая… намекала, что и последние годы были прожиты не так уж и напрасно. Я многого добилась. Обрела дар, о котором раньше даже не подозревала. Научилась им пользоваться. Стала приносить пользу окружающим.
Видящих не так уж и много, пусть и польза от них не сказать, чтобы огромная.
Резко выдохнув, я поднялась с дивана и направилась на поиски прислуги. Выходить или не выходить, пока не решила. Особо спешить было некуда, мне стоило подумать. А чтобы мыслительный процесс был более успешным, не мешало бы перекусить.
Прислугу я, как ни странно, нашла. На кухне. Повариха. Довольно молодая, настороженная и совершенно незнакомая мне женщина, глядела подозрительно, и на мою просьбу о позднем ужине лишь кивнула согласно.
А вот горничные… Девчонки. Молоденькие совсем. Испуганные, какие-то… затюканные что ли. Те и вовсе смотрели на меня с опаской. Это было странно. Не могу сказать, что раньше я водила близкую дружбу с прислугой, но… этих я видела впервые. Да и не было причин у горничных бояться. Чернецкие всегда платили хорошо. О своих людях заботились.
А тут…
Впрочем, эти размышления я отложила на потом. Поднялась в комнату, приняла душ, набросила плечи тонкий халат, оставшийся в доме еще с тех, давних времен. Вот тоже странно, несмотря на новую невесту, на слуг, которых тоже заменили, Алекс не избавился от моих вещей.
И чтобы все это значило?
{Стены стонали. Потолок и вовсе раскачивался, то и дело грозя обрушиться на голову.
– Тебе нужно уходить! – отец выглядел не лучшим образом. Тонкая царапина пересекала щеку, волосы были в беспорядке, как и рубашка. Да и вообще, я никогда его таким не видела. Никогда-никогда. Мой всегда уравновешенный и самый замечательный папа вообще ни разу не повышал при мне голос. А сейчас вдруг сорвался. И кричал. На маму.
А она плакала. Крепко прижимала меня к себе и плакала.
– Ты не понимаешь! Нужно уходить! Спасайся!.
– Нет, – она плакала, мотала головой и не желала подчиняться. – Я не уйду без тебя. И в горе и в радости, помнишь? Ты обещал. Клялся, что мы всегда будем вместе! Я не уйду!
– Ты должна!
Отец резко приблизился. И я заметила, что он держится не слишком уверено. Его шатало, глаза запали, а лицо приобрело сероватый оттенок. В этот момент где-то что-то грохнуло с такой силой, что у меня заболели уши. Было страшно. И шумно. И я заплакала. Уцепилась за мамин подол, спрятала лицо в складках платья и плакала. Громко. Навзрыд. А вокруг продолжало твориться что-то страшное.
– Ты не понимаешь, – отец обхватил ладонями мамино лицо. – Они пришли убивать. Нас не оставят в живых. Никого.
– Я не уйду без тебя, – она не желала верить. Не хотела даже на мгновение представить, что ее мир, такой чудесный, такой замечательный, просто рухнул в один миг. – Не смогу… без тебя…
– Ты должна. Даша… она должна жить, слышишь? Иначе все будет напрасно. Родная моя, – это уже было обращено ко мне. Отец с трудом присел на корточки, коснулся пальцами моей щеки. – Слушайся маму, хорошо?
Я не могла говорить. Просто не получалось. Из-за рыданий перехватывало горло. И слезы… они текли и текли и я почти ничего не видела.
– Ты сильная, моя девочка, – он коснулся сухими губами моего лба и неловко поднялся. – Бегите. Бегите, не оглядываясь. Я люблю вас.
Это были его последние слова.
И мы бежали. Мама плакала, но крепко держала меня за руку. Вокруг все гудело, стонало и рушилось. То и дело раздавались слишком громкие звуки взрывов.
А мы бежали. По длинному коридору. Я никогда раньше не была здесь. Даже не знала, что в нашем доме есть такие ходы, но мама неуклонно продвигалась вперед. Несколько раз она оступалась и падала, но упорно вставала. И тянула меня за собой.
– Давай, еще немножко, хорошая моя. Еще совсем чуть-чуть, – она говорила это постоянно и я до сих пор не знаю, кого она тогда пыталась подбодрить: меня или себя.
И вот, наконец, впереди замаячил просвет. Обычная дверь.
Еще несколько шагов. Казалось, что у нас получилось. Еще немного и мы выберемся, но…
Дверь распахнулась. Свет. Очень яркий, от которого стало больно глазам. Я зажмурилась, стала тереть глаза кулаками…
– Ты? – это выдохнула рядом мама. – Как ты? Почему?…
А потом была вспышка. Яркая-яркая… и громкая… я потерялась в этой какофонии. Меня оглушило, затем толкнуло… помню, что упала на землю, больно ударилась… а потом…}
Проснулась я в холодном поту. Сердце колотилось быстро-быстро. Эти воспоминания… они возвращались ко мне снова и снова. Этот сон я видела на протяжении всей своей жизни, но… почему-то только сейчас вспомнила, что…
Я не сразу тогда потеряла сознание. Совсем не сразу. Заклинание, убившее мою маму, отбросило меня назад… или же это сделала мама, пытаясь хоть так спасти меня? Сейчас я уже не помню. Потом, много позже, рассказывали, что меня нашли неподалеку от пепелища. Наш дом уничтожили. Полностью. В живых не оставили никого.
Только я выжила каким-то странным образом.
Я думала, что взрывной волной меня просто отбросило подальше, но на самом деле…
Стало вдруг холодно.
И очень страшно.
Я ведь все же открыла тогда глаза. На мгновение всего. Но этого мгновения хватило, чтобы рассмотреть того, кто был виновен в смерти мой мамы.
Я видела. Но забыла.
А теперь вспомнила…
***
Мартин Раковец дураком не был. Он, сын небогатых родителей, был первым магом в роду. За его спиной не стояли поколения славных предков, у его семьи не было ни громкого имени, ни связей, ни… ничего не было. Однако это не помешало молодому и амбициозному магу не только получить образование, но и стать старшим следователем в управлении магического контроля. Он был на хорошем счету и имел все основания рассчитывать на должность начальника отдела в ближайшем будущем. А там… кто знает, быть может, он дослужится и до начальника управления.
Мартин был неплохим следователем. Умел находить общий язык, как с аристократами, так и с представителями иных социальных слоев общества, что было половиной успеха в его работе. И чаще всего ему удавалось решать сложные задачки. И пусть общий вид деревенского не особого умного увальня зачастую играл против него, начальство было Мартином довольно. А это главное.
Нет, и в его практике случались проколы. И нераскрытые преступления так же были. И в большинстве случаев, Мартин умел абстрагироваться, переступать и идти дальше. Обычно.
Но в этот раз что-то мешало.
В этом деле было что-то такое, то не позволяло отложить его. Что-то царапало. Едва ощутимо… но все же.
Вот и теперь. Рабочее время давно уже закончилось, а он все никак не мог отложить в сторону кипу исписанных листов. Протоколы с места осмотра, показания друзей, знакомых, родных жертв, аккуратно собранные и подшитые в несколько папочек. Отчеты экспертов, рапорта… бумаги, бумаги, бумаги… но за этими бумагами скрывались разбитые надежды и мечты, оборванные жизни… и преступление, которое вот уже сколько дней не позволяло Мартину успокоиться.
А еще Джейн…
Эту девушку ему навязали. И пусть видящие были редки, и не всегда удавалось заполучить действительно талантливого специалиста в магическое управление, изначально Мартин совершенно не желал связываться со странной девчонкой, навязанной доком Аристом. Что было тому причиной, Раковец не знал. Да и не особо желал разбираться со своими ощущениями, если честно.
Самого дока Ариста он не особо любил. Скользкий, странный тип, светило менталистики, но по каким-то причинам продолжает консультировать магическое управление? Зачем? Нет, так-то сам док что-то там говорил про интересные случаи из практики, поиски материала для исследований и свой гражданский долг, но… этому вот Мартин не верил совершенно.
Представитель древнего рода. Редкий дар. Вся эта аристократическая спесь… нет, Не похож Арист на того, кто из лучших побуждений желает служить обществу. Да и вообще кому бы то ни было служить.
И когда он притащил в управление растерянную девчонку с недавно открывшимся даром, Мартин лишь пожал плечами, надеясь, что его это не затронет.
Затронуло. Джейн стала членом его команды. И как-то так получилось, что прочно вошла в их жизнь. Ничего романтического или, не приведи боги, непристойного, но эта странная потерянная девочка за последние годы стала близка и ему, и даже Ольгерд со своей неуемной любвеобильностью ни разу не попытался…
А теперь вот выясняется, что эта Джейн на самом деле потерянная несколько лет назад Дарья Чернецкая. Жена Александра Чернецкого, их непосредственного «высокого начальства».
К слову, Чернецкого Мартин любил еще меньше, чем Ариста.
– Ты еще здесь? – Ольгерд ворвался в кабинет, яростно саданув дверью об косяк. – Почему домой не идешь?
– Сандра с детьми уехала навестить родителей, что мне там одному делать? – невозмутимо отозвался Мартин, продолжала перелистывать серые исписанные листы протоколов. Читать он больше не пытался и так, кажется, уже успел выучить каждое слово.
– И это повод ночевать за рабочим столом? Впрочем, вот, думаю тебе это тоже понравится, – Ольгерд бросил на стол увесистый томик.
– Что это? – Мартин отодвинул в сторону документы и воззрился на книгу. Да, это определенно была книга.
– Весьма познавательное чтиво. Ты же знаешь, кем оказалась наша Джейн?
– Дарьей Чернецкой.
– Угу… Это по мужу. А вообще… Чернецкий женился на последней из Бержицких. Громкая была история в свое время. Чего только не написали.
Мартин снова пожал плечами. Он не слишком хорошо разбирался в старых родах. Вернее, почти совсем не разбирался.
– И что из этого следует?
– Что следует? – Оль усмехнулся и прошелся по кабинету. Остановился перед плотно занавешенным окном, засунул руки в карманы брюк и… словно замер так.
Мартин тоже молчал. Ждал. Несмотря на внешнюю некую безалаберность и легкомысленное поведение, да и вообще на все, Ольгерд Роу был совсем не таким «безмозглым мальчишкой», каким хотел быть. Умный, хитрый, сильный маг и представитель одного из «тех самых» родов. Его семью тоже потрепало во время событий двадцатилетней давности.
– Меня всегда что-то царапало во всей этой истории. Нет, даже не так, – медленно, словно подбирая слова, начал говорить Оль. – Это несоответствие заметил не только я, но… как-то никто не придавал этому особого значения. Ну или не говорил вслух, что тоже может быть верно. Вообще, я же ритуалист и такие вот задачки не по моему профилю, но мой дед… он, как бы это сказать, в последние годы слишком уж увлекся историей тех самых родов. И иной раз высказывал довольно… интересные предположения. Я как-то не придавал этому особого значения, но теперь вот…
Та история. И все эти погромы… знаешь, у меня всегда было такое странное ощущение, что затеяли все это с целью не столько показать старым родам их место, сколько ради того, чтобы что-то скрыть.
– Все эти революции и восстания они чаще всего именно потому и вспыхивают, – пожал плечами Мартин. Уж он точно не желал сейчас забивать себе голову еще и этим. Да, эта страница не самая приятная в их истории. Да, жаль тех, кто пострадал, поскольку среди них были не только те, кто «творил зверства и беззакония». Но это было давно, и сам Мартин не имел ко всему этому никакого отношения.
– Один.
– Что?
– Один род. В тех погромах потрепало многих. Могущество ведьмачьих родов было подорвано. Многие погибли. Утратили часть наследия, знаний и богатств – это да, но… уничтожили подчистую только один род. Бержицкие. От них не осталось никого.
– Дарья осталась, – тихо произнес Мартин, пока еще не понимая, что именно ему хотел сказать Оль, но уже почувствовав, что это будет нечто важное. И… сердце почему-то забилось сильнее. Интуиция встрепенулась. Чутье… все говорило о том, что это важно. Очень важно.
– Нет, Мартин, – тихо произнес Ольгерд, разворачиваясь и глядя ему прямо в глаза. – Родовое поместье было уничтожено. Полностью. Дом – это место силы для ведьмака. А родовое гнездо – место силы для всего рода. Его нельзя уничтожить, пока есть хоть кто-то, кто привязан к нему. Поместье Бержицких выгорело полностью. Там только пепел остался. Они погибли. Все. До единого.
– Но… – Мартин растерянно смотрел на друга. – Но… тогда… Дарья… она…
– Официально, погибла вместе с родителями.
Мартин растеряно повел плечами. То, что рассказывал ему Оль было не просто странным – опасным. И, на самом деле, не очень укладывалось в голове. Древние рода, ведьмаки, все эти их заморочки с силой, кровью… с чем там еще… сам Раковец никогда не забивал себе голову «высокой философией». Он учил историю в университете, но всегда воспринимал это, как пережитки прошлого с ним лично никаким образом не связанные. Его мир разительно отличался от того мира, в котором могло произойти что-то подобное тому, что случилось чуть больше двадцати лет назад.
Мартин опустил глаза, и взгляд зацепился за увесистый томик, брошенный Ольгердом на стол немногим ранее. Чтобы хоть как-то заполнить возникшую паузу, Раковец потянулся к книге. Осторожно, стараясь не повредить древнее издание, он перевернул несколько страниц.
Книга оказалась старой. И написана она была от руки. Судя по всему – чернилами.
Мартин перевернул еще несколько страниц.
Почерк был уже иной. Как и чернила.
А вот содержимое. Раковец вчитался. Ощущение было такое, будто бы он проглотил огромный кусок льда. И сердце заколотилось. Быстро-быстро.
– Ч-что…. Что это такое? – не сразу совладав с голосом спросил он, поднимая глаза на Ольгерда. – Что это? Откуда?
– Это? – Роу был спокоен внешне, И тот, кто плохо его знал, вполне мог решить, что следователь насмехается. Но только не Мартин. Своего напарника он изучил прекрасно за все годы совместной службы. Ольгерд был взволнован, если не сказать – испуган. Да, его тоже напугали откровения, изложенные в этой летописи. – Настольная книга ведьмака. Ты же знаешь, что Джейн… Дарья попросила пробить по своим каналам заявления в полиции? Знаешь, что я это сделал и удивился тому, что… никаких заявлений не было. Дарья Чернецкая была признана пропавшей без вести, вероятно, погибшей. А вот о Джейн Доусон ничего нет. И это странно. Если в ситуацией с женой Чернецкого еще можно как-то что-то понять…
– Да ладно, – фыркнул Мартин. – У мужика жена пропала, а он и не чешется.. ты тоже следователь и прекрасно знаешь, что это значит.
– Знаю, – кивнул Оль, -но… Чернецкий тогда собирался стать советником. Ему была не выгодна вся эта шумиха. Да и потом, видимых причин избавляться от супруги, с которой отношения были просто прекрасные… а они были прекрасными, тут сходятся все: и друзья, и знакомые и даже слуги. Никто даже не заикнулся, что между ними были разногласия. Но все это… шумиха в прессе, само собой, была, но как-то все быстро поутихло. Что тоже понятно. Это все понятно, Март. А вот тот факт, что наш блестящий доктор, светило и так далее, не заявил о том, что обнаружил девушку, по приметам напоминающую пропавшую Чернецкую, да еще и в месте, не слишком отдаленном от того, где, по словам очевидцев, эта самая Дарья Чернецкая пропала… вот, что настораживает.
– Ну… – Мартин пожал плечами. В словах Ольгерда была логика. Более того, если вот так вот посмотреть на ситуацию, то да, поведение Ариста настораживало. Он принял непосредственное участие в судьбе практически незнакомой ему девушки, потерявшей память. Помог ей устроиться в жизни, ходатайствовал о принятии на службу… сеансы эти их, после которых Джейн частенько была совершенно потерянной. – Ты прав, это настораживает.
– Вот и меня тоже… насторожило. И я решил пообщаться с доком поближе.
– И что?
– Результат лежит у тебя на столе, – произнес Ольгерд и снова отвернулся к окну. – Нашего мозгоправа не оказалось на месте, а книжицу он убрать почему-то не подумал. Вот я и… полюбопытствовал.
Мартин снова вернулся к изучению рукописного текста, ежась всякий раз, когда ему попадались особо отвратительные описания.
– Если… если такое существует, то… это ужасно. И… надо что-то делать.
– Знаешь, друг, – у Оля дернулась щека, – на самом деле, до сегодняшнего дня я и понятия не имел, что нечто подобное существует. Мы обыграли сами себя. Были слишком зациклены на собственном могуществе, окружали себя тайнами, плели интриги, но больше всего боялись, что кто-то узнает. Что вот это, – он кивком указал на рукописную книгу, – вообще станет достоянием кого-то за пределами их рода.
– Но… оно стало…
– Стало. И, если судить по самой книге, кто-то очень давно, скрупулезно собирал сведения, передавая это дело из поколения в поколение. Здесь есть все. Все старые ведьмачьи рода, я проверил. Есть даже Антаревские. Этот род угас больше двух сотен лет назад. А здесь они есть. И подробно описаны все их возможности. Но самое интересное даже не это, а то, откуда это у нашего дока.
Мартин отчаянно жалел уже о том, что ему вообще стало все это известно. Ему определенно не стоило этого знать. Вот совершенно точно – не стоило. Поскольку, если кому-нибудь, да даже тем же, Ольховицким станет известно, что кто-то, а в данном случае этот мифический кто-то – один не слишком умный старший следователь управления магического контроля, знает, что конкретно этот род умеет управлять временем, изменять его, подстраивать под свои нужды – ему, Мартину Раковцу, не жить. И его семью не пощадят.
Оль прошелся по кабинету, подхватил один из стульев для посетителей и перетащил его поближе к столу Мартина. Сел. Сложил руки на столе.
– Книга лежала на столе, распахнутая на том месте, где про Ульгреймов написано.
– Они ведь не просто так проклятыми считались. Они могли это делать. Проклятия. Это был их основной дар. Не поверишь, если так подумать, то наша история насчитывает столько темных историй, когда весь род, к примеру, исчезал просто. Умирали все, даже иной раз те, кто вроде как к этому роду и отношения не имеет. И никто понять не мог… или вид делали, что не могут. Мой род тоже из этих. И у нас есть свои секреты и тайны, порой тоже далеко не безобидные, но… я тут подумал. Наши жертвы. Они же…
– Хочешь сказать, что это были проклятия? И Глорию Ольви и остальных… их прокляли?
– Я не знаю, но… почему нет? Мы ничего не обнаружили. И ритуалов таких я не знаю, но… они просто высохли. И еще… один момент, который раньше значения не имел, а теперь…
Оль помолчал немного, покачиваясь на стуле и рассматривая собственные пальцы. Потом продолжил:
– Стефан Бержицкий был моим дальним родичем. Не по крови или магии. Там был брак. Лет триста назад. Не важно. Но мы не привыкли отказываться и от такого родства. Так что, в некотором роде, считали Бержицких родней. Ну, или они нас терпели, что ближе к сути, поскольку Бержицкие все же – элита. Всегда была. Такие все… аристократы аристократные, куда моей маменьке со всей ее спесью. И вот. Я это помню. Был мелким совсем. Но помню. Стефан женился вопреки воле семьи. Отказался от выбранной отцом невесты и жену себе выбрал сам.
– Молодец мужик, – хмыкнул Мартин. Он вообще не понимал, в чем тут трагедия. В мире Мартина жен, как и мужей, выбирали по зову сердца. И уж точно он не видел ничего предосудительного в том, чтобы связать свою жизнь с любимой женщиной, а не с той, которую выбрал для него кто-то там, какой бы породистой, то есть, родовитой она ни была.
– Ты не понимаешь. В нашем мире… так не принято. Пары подбираются с таким расчетом, чтобы потомство было сильным и…
– Ты себя слышишь? – перебил его Мартин. – Потомство? Пары? Расчет? Я женился на той, без кого не могу жить. Да я себе представить не могу, что вместо Саманты рядом со мной будет кто-то иной. Я не могу осуждать мужика за то, что он поступил как мужик и отстоял свое право на счастье.
– Род и сила. Знания, что собирались поколениями до тебя… Вот это все. Древнее и незыблемое. Сын должен передать силу своему сыну. И никак иначе. Были случаи, когда в браке не получались сыновья. Или там, с силой не все гладко, такое тоже случалось. Тогда этот брак расторгался и наследнику искали новую жену. А если проблема была в наследнике… и не смотри так, мы в прогрессивном мире живем, так вот, ему женщин подбирали до тех пор, пока на свет не появится сильный ребенок, способный удержать родовой дар. И лучше чтобы не один, поскольку кто знает, что может случиться.
– Бред какой. Из трех моих детей, только у младшего есть магия. Но это не значит, что старших я люблю меньше.
– В моей семье все иначе, – тихо отозвался Ольгерд.
На это Мартин ничего не ответил. Он знал, что у Оля есть невеста. Именно такая, породистая, одобренная всеми старшими родственниками. И отказаться он не может. Потому что того от него требует магия, род, ответственность и…
Да плевать. Мартин вдруг в очередной раз испытал прилив радости от того, что родился в простой семье, что его родители не были ни магами, ни ведьмаками, ни даже аристократами. Они любили друг друга, любили своих детей и внуков, просто потому, что они были, а не за дар, силу или правильно подобранную жену.
– Что там с Бержицкими?
– А… да, – Оль тряхнул волосами и даже нашел в себе силы улыбнуться. – Он женился на последней из рода Ульгрейм. Проклятый род. Древняя кровь и магия. И сила тоже. И когда он погиб, сила растворилась. Ушла в подпространство.
– А Дарья, получается не дочь Стефана Бержицкого?
– Почему? – Оль удивился вполне натурально. – Его. У них один ребенок был. Я даже помню, что когда она родилась, мы с визитом были. В родовом поместье. Сила от нее так и фонила, хоть сама и мелкая была, вся такая, сморщенная, в пеленках и чепчик еще… смешной такой, с оборочками. Нам ее не показывали, но поди что запрети восьмилетнему ребенку, когда он того хочет. Вот я пролез посмотреть.
–Посмотрел?
– Ага, – Улыбка Оля сала такой шкодливой, что Мартин грешным делом подумал о том, что Джейн-Дарье еще долго будут припоминать тот самый чепчик, в оборочках. – Посмотрел. И она на меня посмотрела. И едва на тот свет не отправила. Обычно, сила у детей проявляется годам к пяти, реже – с трех. А здесь… у нее с рождения был дар.
– И?
– А теперь его нет.
– Значит, все так, как я и сказал, – кивнул Мартин. – Наша Джейн или Дарья или как там ее, не та Дарья Бержицкая.
– Это значит, друг мой, – невозмутимо возразил Оль, – что Стефан Бержицкий пошел на преступление и лишил единственную дочь родового дара.
– А так можно?
– Отчего же, – нехорошо усмехнулся Роу, – если ты королевский палач.
Мартин выругался. Про королевских палачей он слышал. Особый дар. Древний. И да, родовой.
– Со смертью Стефана Бержицкого род угас. Палачей больше не осталось. У Дарьи дара нет. Никакого нет. А был. Значит, Стефан подсуетился и сделал так, чтобы его дочь оставалась свободной, и я его в этом понимаю. Будь это мой ребенок… я бы не пожелал ему такой судьбы. Но из всего этого можно сделать лишь один вывод.
– Кому было выгодно уничтожить весь род. И Дарью, как ты сказал, официально признали погибшей вместе с родителями. А потом она вдруг объявляется и выходит замуж за Чернецкого и… снова пропадает и ее почти признают погибшей и… Надо искать кому это выгодно!
– Нет, друг мой, – покачал головой Ольгерд. – Надо искать, кто все время прятал дочку Бержицкого. Короне была невыгодна смерть Стефана. Это был провал полный. Палачей больше нет. Дар ушел. И я уверен, что в детях Дарьи он не возродится, Стефан сделал все, чтобы обезопасить дочь и своих потомков.
– Так может, его потому и убрали?
– Не знаю, – покачал головой Ольгерд. – А узнать стоит. Потому что, кажется мне, что и те события и Дарья и наши жертвы, что появляются время от времени – это все звенья одной цепи. Не могу объяснить, но… Дарья ведь не только последняя из Бержицких. Мать ее была единственной из Ульгреймов…
– Тех самых, которые по проклятиям и…
– И этого дара у нее тоже нет.
– А где есть?
– А вот это, друг мой, нам нужно узнать. Узнаем, кто еще остался из Ульгреймов, возможно, найдем нашего убийцу.
Мартин кивнул на это, но подленькая мыслишка о том, что он-таки не желает знать ничего про это вот все, постучалась в голову. Нет, найти-то они этого злостного проклятийника найдут, а дальше что? Нет, Марктин Раковец понял вдруг, что не желает иметь ничего общего со всем этим. Жил он как-то все эти годы вдали от древних родов и их тайн, и дальше бы так же жил.
Правда, почему-то казалось, что вряд ли ему позволят. Убийцу нужно остановить.
***
Меня трясло. Воспоминания хлынули лавиной. Теперь я точно была уверена, что все это неспроста. Я забыла о том дне, когда лишилась родителей. Затем, очень плохо помнила кое-какие моменты из детства, юности… тот день, когда случилась та страшная авария, явившаяся, как мне казалось, причиной моей амнезии (или как там на самом деле называется потеря памяти)…
Теперь я вспоминала. Все.
Предательство.
Больнее всего, когда предают те, кому веришь безоговорочно. Те, от кого просто не ждешь ничего подобного. Родные… близкие… любимые. Такое предательство всегда ранит больнее всего, а иногда – убивает.
Тихий звонок телефона раскаленным железом резанул по натянутым до предела нервам. Я вздрогнула, резко выдохнула и принялась оглядываться.
Телефон обнаружился на прикроватной тумбочке (привычка, которая, как ни странно выработалась за последние годы, когда я ложилась спать, подспудно ожидая, что меня могут вызвать на место преступления в любое время).
– Слушаю! – голос прозвучал резко и я сама поморщилась от этого. Звонивший не был ни в чем виноват.
– Джейн, нам нужно поговорить. Это срочно. Кое-что случилось.
Решилась я сразу. Не знаю, что подтолкнуло – привычка полагаться на мнение этого конкретного человека или что-то иное, но собралась за рекордное время. Умылась, причесалась, переоделась и осторожно выскользнула в коридор.
Выбраться из дома было на удивление легко. На мгновение я лишь замешкалась, раздумывая, стоит ли сообщать прислуге, что ухожу, но затем все же решила этого не делать. О том, что Александр приказывал не покидать особняк, я вспомнила уже за воротами, оглядывая пустынную улицу, в поисках того, кто так настойчиво звал меня на позднюю встречу.
На мгновение всего внутри шевельнулась тревога, а затем все мое внимание приковала к себе высокая темная фигура. Она буквально соткалась из тьмы прямо передо мной.
– Хорошо, что ты пришла, – тихий голос прозвучал глухо, словно из-под земли. А потом…
Это странное ощущение, будто бы я опять лечу с обрыва. Сердце замирает, внутренности сковываются ледяной коркой, и крик застревает в горле…
Страх…
Боль…
Понимание, что я снова совершила ту же ошибку…
Последнее помогло мне прийти в себя. Резкий выдох… и я снова вернулась в холодную осеннюю ночь.
Еще один вздох и мои чувства снова были взяты под контроль. Тьма рассеялась, ощущение падения ушло.
Осталась лишь злость.
– Я же верила… Почему?
– Ты не должна была вспомнить – доктор Арист нервно усмехнулся, как-то резко, дергано отбросил со лба прядь волос.
Он шагнул вперед, вытягивая руку, словно пытался ухватить меня. Я отшатнулась, стремясь, во что бы то ни стало уклониться от этого прикосновения. Нога подвернулась, я неловко взмахнула руками, пытаясь вернуть равновесие, и сильно ударилась спиной о закрытые ворота.
Замерла, не сводя взгляда с мужчины напротив. Он больше не пытался приблизиться и прикоснуться ко мне тоже попыток не делал. Стоял, слегка покачиваясь в паре шагов, и усмехался.
– Отвратно выглядите, док, – я произнесла это лишь для того, чтобы нарушить напряженную угрожающую тишину. А потом поняла, что Арист и в самом деле выглядел не лучшим образом.
Всегда аккуратный, идеально причесанный, спокойный и доброжелательный, сейчас светило менталистики был растрепан, под глазами залегли темные круги, скулы заострились, искусанные в кровь губы кривились в недоброй усмешке. Дорогой костюм, стоимостью в годовое жалованье следователя магического управления, был изрядно измят.
– Это лишь издержки, – хрипло произнес Арист, резко выдыхая. Он как-то странно дернул шеей, словно пытался таким образом ослабить слишком тесный воротник, а затем даже поднял руку и нервно потер шею и грудь. – Иди сюда, Джейн, нет времени на все эти разговоры.
– Зачем вы это сделали? Мы не встречались раньше… не были знакомы… Зачем?
– Не помнишь? – он нервно хохотнул. – На самом деле, не помнишь. Мы встречались, Джейн… нет, все же Даша, – он протянул мое имя с какой-то издевкой. – Встречались. Один раз. На каком-то приеме. Ты только-только поступила в Университет.
– Я не помню, – я на самом деле не помнила его. Когда-то Маргарита таскала меня по разным приемам и вечерам, в надежде, что я все же выброшу из головы глупую мысль об обучении, выйду замуж за какого-нибудь «подходящего» хлыща и передам силу своим детям. «Правильным» детям. Иного от меня и не требовалось.
Мое поступление в университет было встречено в штыки. Марго не желала даже слушать о том, что я буду учиться, да еще и на «безмагической» специальности (на другую меня бы просто не приняли, учитывая особенности).
– Ну конечно, Дарья Ульгрейм никого не замечала, ухаживаний не принимала и на всех смотрела сверху вниз.
А вот это была новость. Я никогда себя так не вела. У меня не было друзей, поскольку определенную часть жизни, я жила очень уединенно, а Маргарита… была слишком одержима идеей все же развить зачатки дара, которых не было. Общаться со сверстниками у меня попросту не было времени. А потом… да, в университете у меня появились подруги. Не сказать, чтобы бы слишком близкие, но… весело проводить вместе время или сплетничать о парнях мне было с кем.
– Хватит предаваться воспоминаниям, иди сюда. Пора ехать, пока… Я же все делал, сделал все правильно. Ты не должна была вспоминать! Не должна!!
Звук приближающегося автомобиля прервал речь дока. Он дернулся, затем резко подался вперед и ухватил меня за руку. От боли я вскрикнула, попыталась вырваться, но Арист сумел развернуть меня таким образом, чтобы заглянуть в глаза.
– Не сопротивляйся, – его голос… он звучал будто издалека… – Иди за мной… мы друзья…
Я не могла пошевелиться. То есть… как раз шевелиться я могла. Только тело больше не подчинялось мне.
– Садись в машину, – и вот я уже выполняю приказ. Иду к припаркованному чуть в стороне автомобилю. Пытаюсь остановиться, всеми силами не хочу садиться в эту машину, но тело словно живет само по себе.
***
– Сволочь ты, Чернецкий! – в десятый, наверное, раз произнес Одар. И чтобы придать определенного веса собственным словам, застонал.
– Не ной, – тоже в десятый раз ответил Александр. – У тебя ничего не сломано, так что не дави на жалость, а то ведь я тоже не железный.
– Послушаешься рекомендаций врача и отвезешь меня домой? – тут же вдохновился перспективой Марк.
– Все-таки сломаю тебе что-нибудь.
– Ну ты и сволочь!
– Мы с этого и начинали, – не удержался Александр от смешка.
Впрочем, смеяться не хотелось. Внутри нарастало напряжение. В желудке словно ледяной ком образовался и сердце как-то странно работало, с перебоями. Александр гнал машину, не обращая внимания на скоростной режим, нарушая десятки правил, но… все равно чувствовал, что опаздывает
Наконец, впереди показалась знакомая ограда. Свет от фар выхватил в сгущающихся сумерках стоящий чуть в стороне от ворот автомобиль и две фигуры подле него.
– Вот же!… – Чернецкий выругался, чувствуя как от злости вскипает кровь. – Я же приказал ей не выходить из дома! Что за…
– О! – Марк тоже рассмотрел, что происходит впереди. – Гроза в раю? Ее светлость, Дарья, не желает подчиняться? Ненадолго же ее хватило, как я погляжу.
– Захлопнись! – рыкнул в ответ Александр, и резко затормозил.
Выскочил из машины и почти бегом направился к стоящему неподалеку автомобилю. Типа, с которым Дарья собиралась нарушить его приказ, он узнал сразу – тот мутный мозгоправ, который днем едва не разнес дом, пытаясь добиться встречи с его женой. Его! Женой!
От ярости перед глазами все плыло. Сердце колотилось, будто собиралось выпрыгнуть из груди, а яростный рык клокотал в горле.
Наверное, именно так чувствовали себя те, легендарные драконы, которые вроде как вымерли уже давно.
Впрочем, насчет последнего утверждения, Алекс сейчас бы поспорил.
– Дарья! – его грозный рык разрушил хрупкую тишину. Мутный тип вздрогнул и как-то скукожился, что ли. Даже голову в плечи втянул.
А вот она. Женщина, из-за которой он сейчас с трудом сдерживал собственную магию, даже внимания не обратила. Не остановилась, даже головы не повернула, просто села в чужой автомобиль.
– Дарья! Немедленно иди сюда! – от злости, Чернецкий плохо соображал. Он лишь знал, что должен удержать ее любыми путями. Не позволить уехать сейчас. Не потерять ее. Только не снова. Сила, что поколения спала в крови, вдруг пробудилась. Она рвалась наружу, сбрасывала оковы, и… он уже понимал, что вряд ли сможет удержать эту мощь.
– Ты опоздал! – наверное, того, что произошло дальше, можно было бы избежать. Точно можно, если бы Дарья не ослушалась, если бы Александр не успел вернуться в самый неподходящий момент и не увидел, если бы… этот червяк, что сейчас претендовал на его женщину, не открыл рот…
Силы вырвалась на свободу, срывая все оковы, стремясь уничтожить все, что попадалось на ее пути.
Марк Одар был разочарованием своего рода. Ни силы, ни целеустремленности, ни достаточной амбициозности, чтобы компенсировать это. Однако дураком он себя не считал. И за последние, не самые надо признать, законопослушные годы своей жизни, он многому научился. И пусть отец отрекся от ущербного отпрыска, а глава рода и вовсе вычеркнул имя Марка из родовой летописи, сам Одар считал, что ему крупно повезло, поскольку у него было то, чего не было у многих иных. Свобода. Он был свободен от условностей и обязательств, накладываемых происхождением и принадлежностью к древнему роду. Это ли не счастье!
Да, Чернецкий, не зря вцепился в бывшего однокашника. Чувствовал, что специалиста подобного уровня не отыскать.
И потому, когда сила, сдерживаемая поколениями, стала рвать оковы, Марк понял, что нельзя этого допускать. Новорожденный дракон может уничтожить не только своего противника – он уничтожит все живое в радиусе… нет, пожалуй, таких подробностей, Марк точно не мог просчитать, да и не пытался, он просто шкурой почувствовал, что ему точно не выжить и потому неловко выбрался из машины.
Проклиная сквозь зубы Чернецкого, из-за которого в очередной раз оказался в полном и беспросветном, Марк почти ползком, стараясь не потревожить руку, которая, несмотря на пяток уколов и пару таблеток (да, он не стеснялся стонать и жаловаться) все равно болела, полез туда, куда ему совершенно не хотелось. Более того, все его инстинкты кричали о том, что надо убираться отсюда как можно быстрее и как можно дальше, но…
– Да твою ж!… Да сколько ж можно!… Чернецкий со мной за это до конца жизни не расплатится.
***
Я очень старалась сбросить оцепенение и вернуть себе контроль над собственным телом. Получалось не очень.
А потом появился Алекс. Я почувствовала его всем своим существом, еще до того, как за спиной раздался знакомый голос.
– Садись в машину! – очень тихо повторил док, подкрепив свой приказ очередным ментальным принуждением, и я едва не взвыла от того, как натянулись все жилы в моем теле. Наверное, закричала бы, если бы могла. Все существо стремилось к тому, кто стремительно приближался к нам, а тело… не слушалось. – В машину! Живо!
Сила разливалась вокруг, расходилась точно круги на воде от брошенного камня. Меня корежило. Боль была такая, что даже кричать не получалось. В какой-то момент, сквозь пелену боли и страха, я вдруг почувствовала, что могу двигаться. Подчинение схлынуло. Мое тело вновь подчинялось мне.
Глубоко вдохнув, словно перед прыжком в воду, я вытолкнула свое тело из машины. Упала на асфальт, больно ударившись плечом и коленом, зашипела от боли.
Они застыли друг напротив друга.
Алекс, уже плохо контролировавший свою силу. И док Арист. На первый взгляд, казалось, что он просто стоит, вытянув руки по швам, но… я чувствовала… Вокруг было столько силы, разной, что на мгновение закружилась голова. Во рту появился отчетливый привкус крови, кажется, я прокусила губу.
Было страшно. И больно. И вообще… хотелось оказаться как можно дальше от всего этого, но… я понимала, что нужно прекратить. Все это нужно прекратить! Только вот как?
***
Марк Одар не был героем. И хорошим парнем он тоже не был. И сейчас, ползком подбираясь к двум придуркам, что решили вдруг померяться силой, он ненавидел сам себя. Но почему-то не мог поступить иначе. И из-за этого ненавидел себя еще больше.
– Чернецкий со мной не расплатится, – бормотал он себе под нос, с трудом переставляя ноги. – Будет должен до конца жизни.
Откуда в руках взялась палка, Марк не знал. Просто в какой-то момент его пальцы сжались вокруг гладкой деревяшки. А потом…
Подобраться к разъяренному Чернецкому было самоубийством и потому, Марк выбрал его соперника. Высокий мужик, но не сказать, чтобы мощный. А еще от него не расходилась кругами сила.
О том, что он не правильно все понял, Одар сообразил в тот момент, когда Чернецкий замер на месте. Просто замер, словно его заморозили.
– Менталист! – мелькнула догадка, и Одар резко изменил направление. Связываться с коллегой по цеху было еще более самоубийственным, потому Марк выпрямился, поудобнее перехватил свое орудие и…
Когда длинная палка встретилась с затылком Александра Чернецкого, раздался странный звук.
Менталист не сразу сообразил, что произошло и отчего его противник (сильный, надо признать, противник, опасный) вдруг стал падать. Сила, что давила на Чернецкого на мгновение сбила вектор, а затем и вовсе рассыпалась.
– Ну вот, – Марк попытался улыбнуться, но вышло у него нечто, больше всего напоминающее нервное подергивание щекой.
– Ты кто?
– Я? – Одар пожал плечами. – Марк. Одар. Я тут… так… мимо проходил… и.. вот как-то так…
***
Мартин никогда не верил в предчувствия. Нет, так-то о существовании предсказателей он знал, но как-то встретиться ни с одним из них не доводилось. Дар редкий, уникальный, сейчас во всем мире предсказателей было двое. А в их стране – ни одного. Так что в предчувствия Мартин не верил. Интуиция – это вообще сложное понятие, которое основывается в первую очередь на опыте. Вот так и никак иначе. И потому, когда Ольгерд начал его теребить и потарапливать, мотивируя свое нетерпение «нехорошим предчувствием», старший следователь только морщился и отмахивался.
Какое ко всем демонам, предчувствие? Ты вообще о чем.
– Мартин, давай быстрее, – Ольгерд сидел на пассажирском сидении и только что не подпрыгивал от нетерпения. Мог бы – выскочил из машины и побежал бы своим ходом. – Да быстрее же! Что ж ты… Эх, – когда автомобиль остановился на красный свет светофора, Ольгерд только рукой махнул и выругался.
– Куда ты так торопишься? – невозмутимо отозвался Мартин. – На тот свет успеешь, а все остальное…
– Что-то происходит, понимаешь? Что-то такое, от чего у меня шкура свербит. Вот, посмотри, видишь? – Ольгерд оттянул воротник, демонстрируя другу и начальнику собственную шею. Обычную такую мужскую шею, стоит признать, ничем не примечательную.
– Что я должен там увидеть?
– Пупырышки.
Мартин лишь вздохнул. Он в принципе не понимал, для чего они сорвались в ночь. Но Ольгерд был слишком убедителен, и эта его уверенность в том, что необходимо как можно скорее встретиться и поговорить с Джейн… то есть, с Дарьей, заразила и его. Слишком много во всем этом деле было непонятного, страшного и… что уж тут, опасного. Древние маги, те, которые на протяжении тысячелетий копили знания, усиливали свои возможности… Да, двадцать лет назад их знатно потрепали, заставили уйти в тень и вроде как отказаться от притязаний на власть. Все так. Вот только Мартин все одно был уверен, что те, кто ранее творил историю, не отказались от своего могущества. Просто, на самом деле, ушли в тень, но не отказались, и они по сей день правят миром. И пусть эти размышления попахивали «теорией большого заговора», но береженого, как когда-то говаривал дед Мартина, мужик не шибко образованный, ни разу не маг – обычный сапожник, но в то же время, опытный и «жизнь повидавший», и боги сберегают. И потому сейчас Мартин уверенно вел автомобиль к дому Александра Чернецкого, и пытался в уме набросать список вопросов, что к самому советнику, что к его супруге.
Джейн была с ними больше двух лет. В управление ее привел Арист – это да, но… уже тогда, да и потом, Мартин замечал, что с этой их «дружбой» что-то неладное. Джейн была потерянной, очень уязвимой, она ничего о себе не помнила, многим вещам, привычным для большинства людей, училась заново, но… она смогла стать своей. Вот док Арист, чтоб ему пусто было, своим не стал несмотря ни на что, а Джейн – Дарья стала. И потому Мартин был настроен разобраться во всей этой мутной и дурно пахнущей истории. Да и терять видящую тоже не хотелось. Были, конечно, сомнения, что Чернецкий вряд ли позволит супруге работать и дальше, но… все же.
Силовое поле, непонятно откуда взявшееся на этой тихой и вполне даже благопристойной улочке, налетело внезапно. Вот они ехали, Ольгерд, подпрыгивая на своем месте, поторапливал напарника, а в следующее мгновение, двигатель просто перестал работать. Автомобиль по инерции развернуло, закружило на месте. Визг шин оглушил… Резкий рывок – и тишина. Темнота…
– Твою ж…. – Ольгерд первым пришел в себя. Ругался в голос, самыми грязными ругательствами.
– Выбирайся из машины, – Мартин отчетливо ощущал во рту мерзкий привкус крови. И хорошо, если просто язык прокусил, а если это внутренние повреждения?
Кряхтя и проклиная, что собственную глупость, что горячность и неторопливость Ольгерда, Мартин тоже выбрался из автомобиля. Силовое поле было… Оно просто было. И мешало, что оглядываться, поскольку искажало вид даже в двух шагах, что просто дышать. Про применение магии стоило и вовсе забыть. Подобные «шутки» могли привести к тому, что даже самое невинное заклинание могло вызвать взрыв. А потому приходилось страдать и продвигаться вперед медленно, очень-очень медленно, переставляя ноги буквально на пару сантиметров.
Где-то позади чертыхался Ольгерд.
А потом силовое поле просто… рассыпалось. Вот только что было, а потом – раз, и осыпалось, как разбитое в крошку оконное стекло. Картинка, представшая перед глазами Мартина была… впечатляющей.
Ольгерд снова выругался.
А сам старший следователь. Нет, потом-то он определенно будет всем доказывать, что был готов, знал, что делал, исполнял свой долг, что… да много чего он позднее скажет в свое оправдание. Но правда была в том, что Мартин вот ни капли не отдавал себе отчета в собственных действиях. Он даже не думал. Он…