Мы проводим время втроём – я, Макс и Богдан. С одной стороны, всё замечательно, с другой – очень нервно и напряжённо. Сынишка немного оттаивает и болтает с Богданом, охотно играет с ним. Но я слежу за реакцией Богдана и чувствую, как в нём закручивается тугая спираль ярости после каждого слова «папа», сказанного Максом и обращённого не к Богдану.
Я ощущаю его боль и злость, обращённую остриём внутрь, ядовитую и разъедающую. Богдан зол и не только на меня. Он злится и на себя тоже.
– Это последний аттракцион, Максим, – говорю сынишке, отпуская его. – Нам нужно вернуться домой.
Богдан перехватывает мою ладонь и притягивает к себе поближе.
– Что он любит? – спрашивает Богдан, глядя в сторону сына. – Я ничего не знаю о нём. И это так паршиво. Ты даже не можешь себе представить, как дерьмово я сейчас себя чувствую.
На мгновение меня захватывает в плен беспокойство о нём, хочется уничтожить плен разрушающих мыслей вокруг него. Это так странно… Богдан заявляет, что хочет разрушить мою жизнь, а я переживаю за этого мужчину, ставшего чужим. Или желающего казаться чужаком. Я не знаю, что ему ответить. Но сейчас Богдан делится частичкой переживаний, показывая себя настоящего. Мне хочется верить, что не все светлые стороны погрязли во мраке обид.
– Ты не сможешь узнать его за один день, Богдан…
– Да? А за два или за три дня? – резко приближается ко мне. Злость сжигает его изнутри. – Неделя? Месяц? Сколько?!
– Прекрати, – неожиданно для себя глажу его по щеке. Немного колкая щетина царапает подушечки пальцев.
Богдан оторопело смотрит на меня, но через мгновение расслабляется. Прижимается щекой, глядя при этом мне в глаза. Прошлое стирается широкими мазками. Растворяется. Так легко обмануть себя, что не было многих лет разлуки. Нужно только поверить в мираж…
– Я каждый день узнаю сына с новой стороны. Уверена, что буду думать точно так же через месяц или через год, – говорю, стряхивая наваждение. – Ты злишься. Не стоит. Лучше радуйся…
– Чему, Марьяна?
– Тому, что у тебя есть возможность узнать сына. Или тому, что у тебя есть средства, чтобы заставить меня знакомить тебя с ним, – вздыхаю. – Как далеко ты зайдёшь?
– Не знаю, – признаётся Богдан. Отнимает мою ладонь, но держит её между своих. – Мне сложно сейчас адекватно оценивать происходящее. Как будто кувалдой по голове ударили.
– Ты говоришь, как запутавшийся кукловод, – усмехаюсь я. – Определяйся скорее. Неведение изматывает больше всего.
Проронив слова, понимаю, что сама даю ему подсказки, за какие ниточки дёргать. Богдан поправляет волосы левой рукой, но правой продолжает держать меня за руку. Это безобидное прикосновение, но всё равно волнующее, пронизывающее насквозь ожиданием чего-то большего.
– У тебя есть подруга?
– Не понимаю, зачем тебе это знать…
– Подруга, с которой ты могла бы отправиться тусить в клуб или просто посидеть в кафе. Поздним вечером, – объясняет Богдан.
– Есть, но…
– Сегодня вечером ты якобы отправляешься гулять с подругой. Макса может уложить спать бабушка, да?
– Может, – отвечаю я. Марина строга с Максимом, но яд сцеживает только в мою сторону.
– Значит, договорились. Я позвоню и скажу, куда приехать, – Богдан отходит в сторону. – Сейчас вызову вам такси. Не хочу вызывать лишних подозрений у твоего мужа.
Последние два слова неприятно царапают меня изнутри.
– Ты сказал, что не знаешь, как далеко готов зайти. Кажется, ты соврал мне.
– Может быть, я соврал себе?
Сжимаю пальцы в кулаки. Меньше всего сейчас мне хочется быть забавой для Богдана. Но я всё ещё лелею надежду на его человечность. Безумно надеюсь, что он не будет отбирать у меня сына. Может быть, он наиграется, потешит свои обиды и уйдёт в сторону?
Богдан вызывает для нас с Максимом такси, сообщая марку машины. Потом тепло прощается с сынишкой. Он старается сдерживать порывы. Но со стороны хорошо видно, что он жаждет близкого общения с Максимом.
– До вечера, – прощается со мной, довольно улыбаясь. Касается губами моей щеки, шепнув. – Надень джинсы и кеды. И захвати с собой куртку.